Пётр Боборыкин «Жертва вечерняя»
Первое в русской литературе произведение, посвящённое такой страшной язве общества, какова уличная проституция.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
Kobold-wizard, 3 августа 2025 г.
https://kobold-wizard.livejournal.com/1051394.html
Русская классическая литература не ограничивается школьной программой. Есть знаковые авторы, которые туда не попали или попали с произведением, слабо подходящим для изучения в школе, как,например, «Котлован» Платонова. А вот Боборыкина в школе нет, хотя о его уровне есть такой анекдот: «Когда Академия наук направила к Толстому, недавно получившему звание почетного академика, письмо с просьбой предложить еще шестерых кандидатов, из которых далее должен был быть выбран один, Толстой, в письме от 2 мая 1900 года, ответил: «Писатель, которого я предложил бы к избранию в почетные члены, это художник и критик П. Д. Боборыкин. Если это можно, то я повторяю это предложение 6 раз».
Я не предлагаю включать «Жертву вечернюю» в школьную программу. Стиль автора слабее, чем у его современников: Толстого и Тургенева. С другой стороны роман актуален для сегодняшнего дня. Зарисовки из первой части изумительно показывают, что у современных инстадив есть крепкие корни в русской культуре. Сегодня вместо дневниковых записей, составляющих роман, были бы глубокомысленные рилсы или твиттер.
Главная героиня рано овдовела, оставшись с маленьким сыном на руках и именьицем в Нижегородской губернии, приносящем ей достаточный пассивный доход. Ее жизнь в столице расписана. Сегодня прием, завтра театр и т.д. Ее светская жизнь богата, но однообразна. Героиня ищет развлечения на свою беду, и она его находит. На одном из вечеров судьба сводит ее с писателем Домбровичем. Ему уже за сорок, и его зрелые суждения вскружили девушке голову. Скоро их ждет диванчик на квартире у писателя. Боборыкин не опускается до физиологии, но ярко описывает эмоции героини, почувствовавшей, что ее использовали. Несмотря на полные флирта светские вечера, свободные нравы старшего поколения для нее в диковинку. Обиду заглаживают сладкие речи писателя. Проходит совсем немного времени, и в домике на Екатерингофском канале возникает домик для пикантного времяпрепровождения среди небольшого круга человек на десять. Дамы сплошь замужние, и отдыхают от мужей-олухов. Видимо, именно за вторую часть Салтыков-Щедрин отнес «Жертву вечернюю» к стилю клубницизма)
Из вертепа героиню вырывает ее старинный друг Степа. Стыд охватывает ее, и маятник морали несется в обратную сторону. Теперь у героини новый кумир — болезненная дворянка, пытающаяся наставлять проституток на путь истинный. Боборыкин демонстрирует широту проблемы в Петербурге того времени. Здесь и примитивные бордели, и элегантые квартиры с немками, француженками и англичанками, и гулящие девушки с улицы. История страшна не столько физиологизмом, сколько жестоким приговором моралистам, чьи увещевания не могут изменить ровным счетом ничего.
«Ни работа, ни книжки, ни божественное мне в голову нейдут. Сразу никак невозможно нам отстать от прежнего житья. Въелось оно в нас, Марья Михайловна. Окаянное наше тело опять на волю просится. Отпустите вы меня, Христа ради, недельки на три погулять. Больше я не хочу, а три недельки мне нужно!.. Я бы уж так навек простилась с грехом, а там, после, берите меня и делайте что вам будет угодно. Смущает меня бес денно и нощно. Коли не пустите, я на себя руки наложу!»
Теме проституции и блуда в целом в романе уделено много внимания, но на самом деле — это лишь фон для другой проблемы. Главное, что объединяет все четыре части романа, это то, что дурная голова в любом деле покажет свою дурь. Блуд — так в свингер-клубе. Спасать проституток — так объездить бордели самой, а потом весь доход с имения пустить на приют для «спасенных». Учить ребенка читать — так выдумать методу и самой корпеть над учебниками. Сам Боборыкин говорил, что эти факты — порождение светской пустоты.
Итого: Текст впечатляет не исполнением, а петербургским контекстом 1860х годов. Боборыкин показывает проблемы как есть, а не конструирует символы и моральные схемы как Достоевский и Толстой.