К.А. Терина «Фарбрика»

Удивительное дело! Эта новелла выиграла «Рваную грелку» на тему, заданную Джо Аберкромби. А ведь о ту пору я был страстным, да что там — упоротым — фанатом английского кудесника «темного фэнтези» (все остыло уже давно, конечно). И совершенно пропустил эту историю мимо своего внимания!

Да и сейчас медленно к ней подбирался. Пока цедил в день по чайной ложке ее рассказы из дебютного сборника, прибыла заказанная книга «Все мои птицы», и я смог прочитать заглавную историю на бумаге, а не в телефоне. Дьявольская, в смысле, — богическая разница!

И тут прям все звезды сошлись, в голове будто яркая лампа зажглась! Я воспринял не только прозу КАТериной, но и ее живопись, которая раньше казалась далекой и отстраненной от моего внутреннего мира.

В литературе она подлинный адепт романтизма. В том смысле, что для Байрона и Ко двоемирие было одним из важнейших постулатов мировоззрения. Просвечивание, проницание верхних, высших аспектов реальности сквозь нашу грубую и низменную, даже в идеологии: «В прекрасном — правда, в правде — красота».

Двоемирие есть и в ее живописи (посмотрите на авторскую иллюстрацию к новелле). Проявляется оно и в том, что КАТерина не любит четких линий. То есть они у нее есть, и много, но они как бы растворяются среди легких штрихов, переходят в фон. Краски, тона, оттенки мягкие, переливчатые, мерцающие, проницаемые (я чисто свое восприятие описываю, ни разу не искусствовед)).

И — от красок вновь к словам — и в прозе те же мерцающие смыслы и тона, недоговоренность жанров, она не выдаст читателю на блюдце четкий «вирд», кибер- или дизельпанк, или, как в этой новелле, нуар с мистическим уклоном.

Она даже «женскую» прозу настроения отказывается ваять (или ее гладью шьют?)), потому что рассказы ее имеют четкий сюжет, характерного героя и ясно продвигаемую мысль.

Идею «Фарбрики» я бы еще несколько лет назад назвал, при всем жизненном опыте, натянутой сентиментальщиной. Но нет! Смерть близкого человека и впрямь вызывает острое ощущение распада реальности, а в самые черные минуты отчаяния кажется, что остался последним человеком на Земле, и все вокруг тебя какие-то нарисованные и невсамделишные.

Новелла очень правдивая и точная. И от того ее финал вызывает особенную горечь и — у меня лично — неприятие.

Я как только вчитался в «Фарбрику», далеко еще не зная, чем дело кончится, вспомнил фильм 2008 года «Франклин» с молодыми Евой Грин, Райаном Филлипом и Сэмом Райли. Возможно, КАТерина им и вдохновлялась (тут даже названия аллитерационно схожие). Ведь и там действие происходит в двух мирах — современном Лондоне и некоей фэнтезийной реальности. А ведь тему, на которую писала КАТерина, предложил именно англичанин, автор фэнтези.

Так вот в фильме мне финал сильно больше нравится! Автор мрачнейшей новеллы и не обещала нам хэппи-энд, но вот его бы очень хотелось. И так мрака в жизни много, искусство, дай света!

Но КАТерина здесь следует за еще одним англичанином-романтиком — Джоном Китсом, с его пронзительной «Одой к соловью».

Поэтому, хоть я и справедливо поставлю высший балл, но с важным уточнением — с финалом, несмотря на все его завитушки и прикрашивания, — я категорически не согласен!

П.С. Напоследок еще об удивительном: насчет того, что мой отзыв — первый! А ведь новелла замечательная и заслуживает разборов и дискуссий. В отличие от некоторых абсурдистских зарисовок, на которые отзывы имеются!

А вот это уже в полной мере — рассказ-головоломка.

Умирающий город, таинственная фарбрика, автоматы реализации смыслов, цветодобыча, питье цвета, тени, смысл и хаос, одичавшие слова и многое другое. Герой — словно ковбой-фокусник в безумном (теряющем смысл) мире, что ищет свою потерянную Барбару, а вместо этого находит другой «картонный» мир и ответы, которые вовсе не желал бы знать.

Немного ассоциаций. Мелкие серые шорхи — мыши и внезапно немного лангольеры (с их способностью приходить «после»). Полосаты — конечно же, коты. «Картонный мир» — никакой на самом деле не картонный, а вполне себе узнаваемый. Да и неназванное имя композитора угадывается на раз-два.

Хорошие литературные приемы. Во-первых, игра со словами. «Остро недоставало смысла» как всеобъемлющая характеристика, выходящая далеко за рамки сюжета. «Стена бессмысленности» — как точная метафора языкового барьера (слово — это смысл, и да, это тоже хорошая ассоциация). И во-вторых,

Немного теорий и версий.

То есть это в некотором смысле история про творчество, писателей и преданных поклонников. Правда, не слишком позитивная.

Финал трагичен. Тут уж куда меньше возможных трактовок, да и нечто, выглядящее, как

Очередной депрессивный рассказ. Бах потерял свою Барбару, вокруг картонная реальность, бродят тени, шорхи и полосаты, с горя можно накатить стакан какого-нибудь цвета в ближайшей таверне, расплатившись смыслом. Раздолье для искателей глубинного, опять же, смысла. Полагаю, до конца месяца на суд публики будет представлено несколько вариантов. Выбирай — не хочу. Если не залезать в дебри, то суть отражает знаменитая фраза героя Абдулова из «Формулы любви»: