Лотте Айснер «Демонический экран»

(Теги: 1920-е, чёрно-белый мир, полумрак, резкие тени, старое немое кино)

Адресовано начинающим синефилам — для поверхностного знакомства с основными именами и лентами немецкого киноэкспрессионизма. О том, что такие книги тоже нужны, свидетельствуют недоуменные вопросы — «Много ли там о фантастике?» — как будто многие никогда не слышали о «Путешествии на Луну» или протазановской «Аэлите». Фантастики в раннем кинематографе хватало, и в немецком — с извечной германской тягой к мистике и романтизму — особенно. Достаточно упомянуть такие культовые ленты, как «Голем», «Кабинет доктора Калигари», «Метрополис», «Носферату» или «Женщина на Луне».

Стильная обложка сразу привлекает внимание. Внутри плотная белая бумага и вклейка с иллюстрациями, в конце краткие, но интересные комментарии, проливающие свет на дальнейшую судьбу упомянутых лиц, в т.ч. русских эмигрантов. От текста однако ожидаешь большего. Читавшие «От Калигари до Гитлера» вряд ли почерпнут для себя что-либо новое. При том, что книга скорее для массового читателя, текст тяжеловат и претенциозен. Например, вместо простого упоминания о гомосексуальности режиссёра М. — читаем: «в молодости находился под гнётом бесчеловечного параграфа 175 Уголовного кодекса, который давал зелёный свет шантажистам всех сортов и вплоть до Революции представлял угрозу для всех ему подобных.» (наверное, чтобы тогдашние милоновы не уловили, о чём идёт речь)

Рассказ о фильмах обычно ограничивается не сюжетом или подробностями съёмок, а чисто внешней стороной (картинка, освещение, ракурс — без излишних технических деталей, что опять же говорит о целевой группе) — той самой «искусствоведческой» описательностью, обилием прилагательных и непонятного простым смертным экстаза перед игрой света и теней, мягко стелющимся туманом или причудливым узором гобеленов.

Никакой политики — внешняя беспристрастность, вся эмоциональность уходит в описательность кадра и света. Хотя книга вышла уже после второй мировой и кому-то из упомянутых лиц пришлось эмигрировать, было уготовано погибнуть на фронте или в лагерях, в книге об этом почти ничего (не уверен даже, упоминалось ли о Гитлере или Гиммлере).

Порой спотыкаешься — «Квипрокво трагического балета ревности» — о чём это? Возможно, задействованное слово используется чаще, чем представляется на первый взгляд, но не лучше ли обычное латинское «Qui pro quo» со сноской, либо сразу перевести как смешение, путаницу, недоразумение — если книга действительно для массового читателя? Впрочем, это мелкие придирки, дело вкуса.

Книга, повторюсь — за неимением под рукой Кракауэра — безусловно полезная, хотя «Быть может, лучшей из тех, что уже написаны» на обложке — представляется громкими словами.

Для интересующихся вопросом дополнительно: З. Кракауэр «Психологическая история немецкого кино» + Л. Бояджиева «Рейнхардт» (влияние этого театрального режиссёра на немецкий киноэкспрессионизм огромно)