Орхан Памук «Меня зовут красный»

Дуальность.

Иногда мне кажется, что премии дают за книги, которые вызывают желание головой уйти в стол — и не всегда от темы, которая в книге заявлена, а из-за монотонности и философии ради философии. Ну и, учитывая, что Орхан Памук является именно философом, то теперь вы знаете, почему моя голова при чтении книги ударялась об стол. Но я сразу хочу сказать, что идея, рассуждение, которое было более привязано к жизни, сам философский вопрос, поднимавшийся в книге, мне были интересны, и автор очень хорошо в это погружался, пока не убегал в воздушные выси и не превращал книгу в философский трактат. По мне, надо было автору как-то решиться — или убрать детективную составляющую, или же убрать часть «воздуха» и привязаться больше к земле, чтобы книга не была похожа на Шалтая-Балтая, который всё время на стене раскачивается (сказал человек без премий о нобелевском лауреате))) ).

Во многих рецензиях о книге говорится о том, что она неспешная, что её читаешь и чуть ли не медитируешь. Я бы сказала, что в книге есть некая монотонность, лично мне под такое не медитируется. Мало того, мне ещё кажется, что автор о таком свойстве книги, как монотонность, знал (не зря же он ещё и педагог) и поэтому вставлял в неё некие шоковые моменты, которые выбивают читателя из гипнотического азана муэдзина, иначе я не понимаю, зачем так много раз не к месту поминать любовь к мальчикам или изнасилования, как кто-то испражняется и куда всё это потом выносится. Можно сказать, мол, это жизнь так прописана — с низшим её проявлением и высшим. Ну, такое себе описание, особенно, когда это возникает поперёк всего и как-то не сильно местами играет на сюжет или контраст. Можно сказать, что это показывает двуличие людей, которые бьют себя пяткой в грудь и рассуждают о красоте, о том, что видит Аллах, поэтому они обязаны рисовать так, а не иначе, а потом придаются земным соблазнам, потому что в мастерскую завели красивоокого мальчика. Вполне возможно, но опять же количество моментов переваливает за грань, и сами по себе моменты опять же появляются ну поперёк всего. Только несколько были действительно привязаны к рассказам так, чтобы двуличие людей было видно, а не как-то шок — чтобы нерадивый сонный читатель проснулся и подумал, что он что-то упустил.

Это были мои «фи» от книги, а вот «не фи», которые действительно увлекали, и неспешность тут вовсе ни при чём.

Но прежде — о чём книга вообще, чтобы тоже не рассуждать ради рассуждения.

Действие романа происходит в Стамбуле зимой 1591 года. По заказу султана группа миниатюристов работает над созданием секретной книги, в которой планируется использовать «новый», европейский способ изображения — с перспективой и индивидуальными чертами. Это новшество идёт вразрез с канонами исламской живописи, где изображение должно быть безличным и символическим.

Однажды один из художников бесследно исчезает, а вскоре его находят убитым. На помощь вызывают Кара — это имя символично, оно означает Чёрный, что в книге довольно важная составляющая — бывшего ученика мастера Османа, много лет назад покинувшего город из-за своей влюблённости в Шекюре (а влюбленность не понравилось отцу девушки), дочери своего наставника. Кара вернулся в Стамбул в надежде вернуть любовь Шекюре, которая теперь замужем за другим, но муж её пропал во время войны, и в заказе её отца на раскрытие убийства художника и написания текста на картинки к книге, ни к чему не привязанные, видит шанс на это.

Расследование осложняется тем, что убийца находится среди трёх мастеров, работавших над секретной книгой. Каждый из них скрывает свои мотивы и своё отношение к новой технике живописи. Повествование ведётся от множества голосов: художников, свидетелей, самой Шекюре, Кара, убийцы, а также от лица неодушевлённых вещей — книги, дерева, цвета, монеты.

Постепенно Кара распутывает тайну. Ну, тут надо сделать отступление — ему приказали распутать это дело в три дня султан, ну и Шекюре, потому что убийца разбушевался и грохнул не только противника «новой волны», но и самого мастера, отца Шекюре, который секретную книгу и создавал. Но счастье это никому не приносит, потому что баба ещё изначально сильно не в себе, но, как бы, время такое; Кара тоже не дурак и видит, что баба его использует; опять же никто не останавливает «новую волну», и все горести по поводу того, что древнее искусство умрёт, — сбываются. Конец, можно сказать, — все умерли)

Мне понравился разбор чисто философского вопроса — делать, как делали древние мастера при создании рисунка, опираясь не на вещь, а на идею вещи, или же перейти в другой уровень, новый, где важна реальность, чтобы всё было индивидуально узнаваемо. Это действительно интересный разбор темы, но главная его прелесть была в том, что это не единственное решение — мы это знаем по искусству, которое создавалось и создаётся. Вопрос в книге был несколько однобок, он как будто не предполагал развития, то есть, очень по-человечески — видеть, как изменялась живопись, говорить об этом, как герои книги, но для будущего не позволять этому происходить. А ведь есть шикарная картина в три мазка, которая является идеей женщины, любой, — её создал Рене Грюо в 1950 году. Более восхитительной идеи в идее просто нет. Видит ли так женщину Аллах — это другой вопрос, как и один из основных, но не разобранных в книге, хоть и упомянутых: а с чего художники решили, что они знают, как видит Аллах, не это ли высшая форма проявления высокомерия, в отличие от подписи, которая лишь говорит о мастере? Искусство ведь не однобоко, оно развивается, иногда большими шагами, если ему не мешать, иногда маленькими шажочками, если мешать. Творцы как двигаются вперёд, и мы получаем современное искусство, которое нам сложно понять, потому что это может быть именно идея, внутреннее состояние, абстракция, форма, и мы должны сами всё это заполнить, или другой край современности, которое нас восхищает скорее трудом, а не всегда идеей, как гиперреализм, так и в самой классике возвращаются назад, к традициям, когда идёт переосмысление старого, например, такое направление, как прерафаэлиты. Искусство — живой организм, а вот рассуждение о нём в книге было менее живое, опасливое, потому что рассуждали люди, связанные с искусством, а значит, где-то глубоко в себе жаждущие признания и не желающие, чтобы их в их творчестве обошли. Поэтому в словах героев искусство, которому они предлагали развитие, было мёртвым, неизменчивым.

Это довольно забавно, именно здесь проступает вся дуальность книги. Отсюда уже видно её раздвоенность во всём. Два разных по своей сути сына у Шекюре, два разных претендента на роль мужа, мужчина и женщина, выстраивающие свою жизнь, говорящие — живые и мёртвые, старые иллюстрации к книгам и новые портреты картинами, любовь и плотское влечение, сокровищница султана, полная самого ценного и необычного, и тут же — на горшке по своим делам сидит карлик, вовсе не олицетворение какой-либо ценности. Всего — по два, как в сфере физической, так и духовной и идейной. Это, конечно, наполняет книгу, делает её в два раза больше как минимум. Это, конечно, достойно нобелевского лауреата, и меньшего от него не ждёшь. Именно поэтому, я так предполагаю, книга — и философский трактат, и что-то настолько простое, как, казалось бы, детектив с убийством, где самой загадки «кто убийца» нет, кажется, с главы третьей. Как идея дуальности — это круто, но для меня как для читателя — нет, потому что, по мне, тут превалирует сама идея, как идея, как если бы на дуальность смотрел Аллах. Но писал-то автор это не для него, а для тех, кто видит мир прозаичнее, более индивидуально, для людей, которые друг друга различают, хотя бы иногда, хотя бы избранных) Поэтому для таких простых созданий мне бы хотелось во всей этой красоте идеи видеть её привязку к живому, к дышащему существу, которое сможет воспользоваться книгой не как идеей книги. И здесь опять дуальность, потому что меня восхищает продуманность книги, подобранность каждого объекта — как они пересекаются в самой истории и как они пересекаются на идейно-философском уровне, и одновременно — моё не восхищение перенасыщенностью идеями книги, её перегруженностью, её неравномерностью, её шокирующими без нужды вставками, не перекликающимися с сюжетом, её шатанием из стороны в сторону — как простого читателя, которому приходится стоять на земле ногами. Ну, время сейчас такое)))

Поэтому, как вывод, у меня получается так: признание таланта автора, но по-человечески — для меня скучного. Полезность книги в том, что ты прокачиваешь в себе умение видеть не сюжет, а идею, то есть прокачиваешь абстрактное мышление. Это значимо для людей, это позволяет самому человеку расшириться (поверьте, я знаю, о чём говорю, я встречалась с людьми, которые вообще в абстрактное не могут, и это сильно пугает — это почти как с первобытным человеком встретиться, который в любой момент по башке дубиной врубит; они не умеют говорить о чувствах, любой разговор этих людей можно свести только «на пожрать»). Очень дуальная книга — она как хороша, так и не хороша одновременно. Диалектика, мать наша)

До «Красного» Памук уже неоднократно затрагивал тему «Модерн vs Премодерн», но всякий раз как-то по касательной и по преимуществу в провинциальном изводе «Восток-Запад» (турки/европейцы), а здесь он предельно концентрируется на ней и выводит её глобально. Через призму творчества, приёмов и методов изобразительного искусства и россыпи цеховых историй «турецкий жизнелюб» описывает столкновение теоцентричного и антропоцентричного «миров», наглядно демонстрируя полярность двух парадигм в вопросах времени и вечности, Бога и человека, смерти и жизни, оправдания человека и его места в мире. Иначе, история о «гордых и смирных»: о тех, кто «восстает» против традиции прошлого и тех, кто традиции привержен и пытается прошлое от гибели спасти.

По общему настрою книги и исходу противостояния «Красный» выходит этаким текстовым полотном, на котором между строк изображено «убийство Бога». Роман заметно перекликается по духу с ницшевским 125-м афоризмом «Весёлой науки» и схоже окрашен в элегические тона. Как и речь безумца, он пронизан чувством потери и печалью утраты, осознанием окончательной разлуки. В палеонтологии есть теория, по которой вымирание животных происходит навсегда: как только вид или группа вымирают, они больше не возвращаются, даже при повторении условий, идентичных времени их существования. Так и здесь. И, вероятно, всюду. Всё в этом мире уникально, единично и неповторимо. Одни эпохи безвозвратно сменяют другие и навсегда рушатся целые миры, гибнут их создатели и последователи, сгорают без остатка в пожаре времени и жизни. Отсюда и неизбывные памуковские тоска и такая глубокая историческая (временна́я) ностальгия.

По «Меня зовут красный» удивительно легко написать резюме. И, судя по отзывам, у большинства людей ощущения сходятся. Можно даже записать в минус автору — не породил дискуссии, но это я конечно придираюсь. Произведение в целом удалось.

Легко читаемое, с необычным подходом к композиции, интересное с точки зрения затронутого исторического пласта и «их нравов» того времени, с намеком на детектив и «остросюжетность».

Не обошлось и без недостатков. В стройные ряды бочек с медом затесалась бочка с «засоленным» дервишем. Книга задумывалась как детектив, и он скорее не удался. По началу кажется, что отдельные намеки в рассказах подскажут убийцу. Думаю, многие, как я, перечитывали главы, чтобы попытаться восстановить картину происходящего. Но, по ощущениям, автор ближе к концу сам запутался и не смог объясниться с читателем. А жаль, могло получиться не на 7, а на все 9.

P.S. Всю книгу не покидает ощущение, что буквально каждый герой (кроме еврейской торговки) действует нелогично и странно. То ли так задумано, то ли столь далеки мы от культуры того времени и места. Не поймешь.

Крепко сшито, ладно сбито, образуя своеобразный арабеск, что как известно, является наикратчайшей линией между двумя точками, и стало быть самое очевидное решение для такого жанра, как детектив. А уж приём, когда даётся высказаться всем действующим лицам, напрашивается сам собой — кто-нибудь промолчит, а кто-нибудь обязательно проговорится. Читателю остаётся догадаться, каков движущий мотив — шерше ля фам? Моцарт и Сальери? или, быть может, совсем иное. Детектив мне, впрочем, заспойлерили, так что пришлось читать как обычный исторический роман, прозу — не о жизни и смерти, и даже не о посмертном существовании, как может представиться изначально, но о том культурном противоборстве Востока и Запада, о той внутренней свободе, что даёт творчество, не скреплённое догмами и оковами.

Прочиталось нормально, благо этому способствовал и прекрасный перевод М. Шарова (издание Азбуки) и незаезженный исторический материал — XVI век, Константинополь, контакты Османской империи и венецианских купцов, персидская книжная миниатюра. С интригой всё в порядке, написано (и переведено) простым и естественным языком — ярко, сочно, изобретательно, афористично.

(рисунок — это безмолвие разума и музыка глаз)

Под рукой мастера повествование от различных лиц (в тч неназываемого убийцы и его жертвы) и вставные истории, тискаемые на потеху публике, сплетается в единое целое, каждая нитка этого пёстрого восточного ковра (окрашенного больше в красный? в чёрный? или быть может в цвет надежды и печали?) плотно подогнана и лежит на своём месте.

Увы, что-то меня не впечатлил «турецкий Умберто Эко», в отличие от аутентичного даже Нобелевской премии удостоенный. Возможно всё дело в том, что я и так-то к живописи достаточно равнодушен, а уж восточная живопись для меня вообще тёмный лес. Потому сложно оценить все страсти, что кипят в книге и не совсем понятно из-за чего весь сыр-бор разгорелся. Конечно, можно сказать, что живопись лишь повод в очередной раз порассуждать на тему Востока и Запада, проблем «догоняющей модернизации», религиозного фанатизма и всего такого прочего. Но поскольку речь об этом идёт именно на основе живописи (а не, скажем, военного дела или ещё чего-то), то всё-таки читателю неплохо бы представлять что к чему.

К тому же и восточная специфика временами вгоняла в ступор. Хоть Россия и не совсем Европа (а кто-то может сказать, что и совсем не Европа), но всё же европейцы нам ближе и понятнее. А тут, в частности, восприятие художниками слепоты как милости Аллаха, вплоть до самоослепления, шокирует. «Восток – дело тонкое». Затасканная фраза, но ведь и впрямь.

Книга наполнена восточными притчами и историями. Вроде многим нравится. Но я и к подобному жанру равнодушен. Так что и тут автор на меня «не угодил». Разве что интересно: автор сам эти истории сочинил или взял в готовом виде из фольклора и старых книг? Или есть и те, и другие?

В общем, насколько можно судить по переводу, автор пишет хорошо, но совершенно «не мой».

Особый восточный колорит.

Непривычный для европейцев стиль мышления и жизни.

Роман оставил после себя главную для меня мысль: в корне неправильно равнять всех под одно понятие о красоте и качестве, особенно если это касается искусства, высокомерно и несправедливо считать, что красиво только то, что красиво для меня или для «нас» в узком смысла этого слова, под которым подразумевается люди одной со мной системой ценностей, нет и не может быть единого понятия о красоте.

Османская зима

Нестандартный антураж в детективе: времена Османской империи, Стамбул, художественная мастерская, ислам.

Есть в книге новое знание о технике письма турецкой миниатюры, много философских размышлений о месте художника в исламском мире, как нужно рисовать в соответствие с Кораном. На таком фоне происходит убийство, с явным заданием его разгадать. Автор прямо говорит с читателем, что вот куча улик, свидетельств, причём от совершенно неявных действующих лиц, типа собаки, дерева, трупа, монеты и т.д. и нужно дедуктивным или иным методом разгадать убийцу. Всё это разбавляется текучим языком арабских сказок, загадок, любовной линией с семейными интригами.

Вроде бы как все хорошо. Но почему-то во время чтения было какое-то гнетущее, давящее ощущение. Погружаешься в этот мир легко, но не хочется в нем находится. Как то в нем душно, несмотря на время зимы в произведении. Может излишний фатализм, религиозность, не знаю.

И да, убийцу я не угадал, несмотря на внимательное вчитывание в главы художников. И даже не понял, почему я ошибся)))

Определённо знакомство с Автором считаю удачным, книга очень понравилась. Почему-то была уверена, что читаться будет тяжело — в книге много описаний, рассуждений, тонкостей работы художников, историческая подоплёка, легенды, сказания, древние авторы и художники... но оказалось наоборот, я увлеклась и мне было интересно.

В истории Автор сочетает разные жанры: детектив, фольклор, любовная линия присутствует, историческая основа — поэтому к одному жанру сложно отнести книгу, но Автор довольно искусно и красиво их переплёл. Получилось просто здорово. Уместно будет сказать, что похоже на турецкий ковёр ручной работы — ведь создавая ковры в них тоже рассказывали истории, события и закладывали смысл. Что интересно в книге каждая глава ведётся от определенного лица, порой даже неодушевлённого, поэтому читать надо внимательно, а некоторые главы интересны сами по себе, даже в отрыве от книги. Как только я освоилась с манерой изложения истории, я вдруг отметила, что каждая глава, рассказываемая кем-то, для меня имеет свой голос — тихий, с предыханием, лукавый, грубый, скрипящий, нервный и т.д. — это было забавно.

Главный конфликт — проникновение в замкнутый, веками сложившийся и традиционный мир восточных художников западной манеры живописи, где человека изображали в центре картины и с узнаваемыми чертами лица, где фигуры с помощью светонтени были объёмны. Здесь же этому противились сторонники старой школы, в которой эталоном было отсутствие у художника собственного стиля и требование полного подчинения канонам старых мастеров Герата и Тебриза. Первая жертва был виноват лишь в том, что поделился своими опасениями, не приведёт ли их работа над книгой, согласно суре Корана, прямиком в ад, ведь шах потребовал разрисовать книгу в западной манере, что запрещено и преследуется борцами за чистоту веры. Так и закрутилось...и мы вместе с Автором будем искать убийцу...но самым необычным способом...

С помощью рисунков....на страницах старых, древних и очень древних рисунков, Автор устами персонажей поведает нам о древнейшем искусстве — миниатюре, которое европейцу покажется простым, возможно аляпистым, в которых не сразу поймешь кто изображён — мужчина или женщина, только одежда выдаёт это. Было интересно узнать, какой смысл вкладывали художники в изображения, что значит центр композиции и как должны располагаться персонажи на рисунке согласно воле Всевышнего, зачем на персидских миниатюрах встречаются люди с пальцем во рту, что значит изображение пса на рисунке, кто самый талантливый художник, почему женщина это чернильница, что называют камышом и многое другое, что такое изъян и что такое стиль и прочее...множество удивительных нюансов, каждый из которых имеет свой смысл и значение. А красный — это особый цвет для турков...это нацональный флаг, это красная феска, как отличительная черта османов, с красным много чего связано. И на рисунках и миниатюрах он всегда встречается — особый красный, про него в книге отдельная глава.

Как итог, книга увлекает — Автор постарался от всей души. Он замечательно описывает повседневную жизнь персонажей, читая, реально слышатся звуки, улавливаются запахи, видится взгляд, устремлённый в прошлое, чувствуется нетерпение, бессилие... Особо посочувствовать некому, но как говаривал месьё Воланд:«Они люди, как люди...» Книга немного монотонна, неспешна, но на самом деле очень эмоциональна. Наверное не каждому придётся по душе. Но я получила большое удовольствие от чтения. (читала в переводе Михаила Шарова)

Великолепные рассуждения с восточным колоритом о выразительной силе живописи, о сравнении её с текстом, столкновении различных культурных форм и смысле творчества художника.

Стилистически удачный приём с рассказами от первого лица как одушевлённых, так и неодушевлённых персонажей.

Реалистическо-«детективная» часть же, несмотря на любопытные описания исторических нравов и образа мышления, сама по себе намного слабее.

Завязка с поиском убийцы среди художников, причастных к созданию для падишаха иллюстраций в «европейском стиле», неплоха. Но сразу же после мысленного высказывания одного из трёх подозреваемых о своей непричастности возникает всё усиливающееся недоумение: используется ли приём «ненадёжного свидетеля», и если да, то насколько вообще можно доверять излагаемым суждениям...

Развязка внезапно сваливается как рояль на голову, и в принципе не показано, как преступник был изобличён.

И да, не очень приятно, что не могу отметить ни одного персонажа, поступки которого были бы полностью адекватны.

Надо ли читать: да, если не прочь познакомиться с красивыми притчами на вечную тему философии искусства.

С первых страниц я не поняла что это такое. Мне даже захотелось отложить книгу в дальний угол или вообще избавится от нее. Что-то не понятное о каких-то людях, художниках и неожиданно начинают говорить собаки и деревья, которые ко всему прочему ещё и просто рисунки. Однако, первое впечатление бреда постепенно ушло и сменилось пониманием. Книга даже захватила. Не могу сказать, что это самое мое любимое произведение, или что я стала поклонницей книг Орхана Памука, однако нисколько не жалею, что прочла эту книгу. Да, она не без недостатков, однако все же она интересна. С одной стороны это детектив, ведь вместе с героями, мы будем искать убийцу, с другой стороны, это и любовная история. Хотя тут все достаточно прозаично и трудно сказать, хорошо или плохо закончилась эта любовь, да и вообще, была ли она. Думаю, что эта часть как раз та, о которой приятно говорить с друзьями, обсуждать, ведь тут у каждого может быть свое видение и свое мнение. Ну и конечно же эта книга об искусстве, о конфликте двух цивилизаций и конфликте их искусства, о сохранении традиций и о взаимообогащении, при столкновении этих цивилизаций. И тут опять же есть над чем подумать, потому что нет одного, очевидного ответа. Кроме того, для меня эта книга стала проводником в ближневосточное искусство, можно сказать, что я стала чуть лучше понимать рисунки. Что же касается манеры подачи материала и идей, то да, она сложная и несколько утомительная. Хотя и к ней потом привыкаешь.

Очень похоже на ЭКО, многие герои чем-то похожи, много литературной игры, но отсылки к не христианскому / западному культурному коду — а к тому, что мы почти не знаем — средневековая персидская / арабская традиции. Отношения между мужчиной и женщиной — совсем внешне по другому, чем у нас — и от этого очень интересно. Читать искателям нового!

Как я уже неоднократно писала, я очень-очень люблю находить те книги, которым была присуждена какая-либо премия. Ну то есть я априори уверена, что члены комиссии — мудрейшие люди, которые пальцами выцепляют все самое хорошее и красивое. Ох, как же мне сложно читать неевропейскую литературу. Честно, я с трудом дотерзала данный роман и полезла в инет шукать информацию о нем и авторе. С одной стороны это прекрасно — я вспомнила мусульманские запреты и догмы. Мое сердце вздыбили фразы о том, что художнику почетно быть слепым — он рисует, не отвлекаясь на несовершенство мира. Мне трудно запоминать и воспринимать эти имена, и я как-то тоскливо продиралась сквозь буквы. Очень порадовалась тому, что книга оказалась короткой. За это — спасибо.