Джером Д. Сэлинджер «Элейн»

У Джерома Сэлинджера какая-то странная судьба в нашем литературном крае.

Во-первых, переводы его культового романа «Над пропастью во ржи». До сих пор, как относительно не давно показали авторы ютуб-канала «Артем и Федор» (и не только они), адекватного русскоязычного варианта. Хотя советский, видимо, до сих пор остается лучшим из остальных — но купюры, купюры... Пусть, из услышанного и прочитанного, не катастрофические.

Во-вторых, некоторые рассказы Сэлинджера оценены до странности низко на нашем любимом фантлабе. Я не понимаю, как у рассказа «Элейн» может быть столь низкая оценка. Даже до отметки в ровные семь баллов не добирается народный рейтинг. Впрочем, он и незначителен по количеству голосов...

Тут, конечно, есть один «нюанс». В последние полгода я пользуюсь читательским «читингом». Для упрощения процесса (чтения) и улучшения качества после его завершения (ощущения, восприятия прочитанного) я применяю слушание аудиокниг. В основном замечательного чтеца с ютуб-портала «Паффин Кафе», а теперь и обладателя потрясающих дикции и голоса, Евгения Стаховского. Именно в озвучке последнего я «прочитал» рассказ Сэлинджера «Элейн».

С одной стороны, а заметил, что «книжночервивый читинг» избыточно преломляет содержание. И последнее при классическом чтении могло быть воспринято мной не столь приподнято и положительно. Например, повесть «Враг мой» Лонгиера. Мне кажется, если бы я не слушал аудио-версию от Паффина, а просто уселся читать, эффект был бы совершенно иной. И повесть показалась бы мне... простоватой. Не шибко глубокой. Вариацией на тему Контакта, не шибко необычного, в смеси с робинзонадой. Но все-таки случай «Элейн» — не такой.

Я уверен, что это сильный рассказ. Почему? Немного раскрою его события. Перед нами история жизни — от детства до юношества — сначала девочки, потом девушки Элейн Куни. Ее отец рано умер, после чего ребенок остался на попечении мамы и бабушки. Жизнь Элейн вроде бы и не ужасна, но и не блещет красками. Только фильмы, радиоспектакли и телевидение скрашивают вечера объекта повествование и родственников-горемык. Заметьте, объекта рассказа. Не субъекта. Никакой субъектности, воли, независимо принятых решений у Элейн Куни нет и не было. Видимо, и за пределами одноименного рассказа, в абстрактном будущем книжной Америки 40-ых годов и далее, у нее эта воля и самостоятельность не появятся.

Почему? Да ведь Элейн Куни — отдаленный прототип Форреста Гампа. Именно отдаленный, но все-таки прототип. Девушка — тоже образ водимого волею судеб и ближних, окружающих, юродивого. Не от мира сего, неподходящей под стандарты, господствующие в обществе. Не даром Сэлинджер уделяет в начале повествования особое внимание введению специфических тестирований, которые определили Элейн в классы для детей с отставанием в развитии. Есть у Элейн и дар. Несколько иной, чем у киношного Гампа, с его невероятной способностью к обучению и быстрыми ногами. Другой, чем у Рэймонда из «Человека дождя». Это красота. Невероятная, очаровательная, небесная красота. Элейн порой походит на настоящего ангела, что уж мелочиться. Красота же зачастую и помогает Элейн, самой того не ведая, пробиться через общественные и иные тернии вперед. Правда, непонятно, по направлению к чему...

В каком-то смысле «Элейн» — это американская версия «человек без свойств» Музиля. Конечно, версия перевернутая с ног на голову или куда-то в иную сторону. Если у Ульриха не хватает воли сделать выбор, то у Элейн нет, если можно так сказать, физиологической возможности проделать подобное. Она онтологически не в состоянии осуществить самостоятельный выбор. Из-за этого она как то самое перышко из фильма про Гампа, несется то в одну сторону, поддуваемую волениями своей не слишком далекой, не полноценно любящей матери, то первого встреченного ухажера.

Именно эта грань рассказа, а также слишком вольная аналогия с незавершенным текстом Роберта Музиля, позволяет мне сделать вывод о названии произведения. А далее и раскрыть одну из сторон его содержания. Заголовок, равный имени главной героини, раскрывает единственное ее наполнение. Первую и последнюю полноту Элейн. Она — театр для других актеров. Открытое пространство пустой души Элейн позволяет самым разным личностям (на самом деле — тоже пустоватым, но уже по личной вине каждого отдельного персонажа) свершать свои амбиции и делишки за счет ее нежной, девственной и божественной красоты. Это с одной стороны. С другой можно еще сказать, что сама идея индивидуальной непорочности — это равенство пустоте. Абсолютной чистоте от всего. Как худого, так и светлого. Самое главное, что это нечто должно быть совершено тобой.

Читайте и слушайте «Элейн» Сэлинджера. Трогательный рассказ, предвестник одной из линий эмансипации литературы (включение в тексты нетипичных героев — инвалидов и т. д.) и просто достойный образчик американского искусства.