Мариам Петросян «Дом, в котором…»

Никогда еще не было так больно оттого, что книга заканчивается.

Не хочется перелистывать последние страницы, хотя точно знаю, что буду перечитывать. Не смогу расстаться с этим миром.

Это больше чем книга.

Я ловила себя на том, что надо вытереть слезы, хотя не помню, было ли раньше такое, чтоб я плакала над книгой. Иногда мне хотелось смеяться.

Волшебная книга. Из маленьких кусочков сплетается невероятный холст.

Удивительная книга. Не чего подобного читать еще не доводилось. Хотя с начала пошла тяжело, казалось каким то бредом, странные группировки подростков и если одни из них можно было идентифицировать с молодежными движениями то другие неподдавались анализу. Очень сильно врезалась в память глава о встречи слепого и кузнечика, описания быта и взаимопомощи слепого и безрукого мальчика. Обычно приближаясь к концу книги у тебя уже нет вопросов, но здесь чем дальше тем их больше. Очень много не досказано или может быть упущено мной? Знаю одно что буду перечитывать и не один раз. Концовка показалась скомканной и грубой, как будто автор торопился дописывая роман. Но чуть позже пришло понимание что в большей степени это мое желание не отпускать героев книги, даже заметил что чем ближе концовка тем меньше я брал книгу в руки подсознательно понимая что развязка близка и полюбившаясь сказка может закончится уже сегодня вечером. Совет кто собирается читать — если трудно идет осильте первые 100 стр. после этого рубежа вы или влюбитесь в книгу либо не поймете что в ней находят восхищающиеся читатели.

«Не мы раздаем эти карты, и не нам решать, садиться ли за игровой стол, но мы несем полную ответственность за то, как разыграть свою раздачу.» Эти слова Стива Альтена могли бы быть эпиграфом к данному роману. Его героям досталась сложная раздача: они живут в доме для детей-инвалидов. Когда понимаешь, где происходит действие, сразу начинаешь подозревать, что вот сейчас автор будет давить на жалость и все сведется к описанию страданий несчастных детей и зверских нравов в интернате. Но нет, роман не об этом. Обитатели Дома — сильные игроки.

Дом — место особенное. Он был приютом для больных детей аж с 1870 года. В то время дети находились на попечении монахинь под руководством строгой сестры Анны. В подвалах сохранились старые документы о тех временах. За полтора столетия Дом пропустил через себя столько человеческих страданий, причем страданий детских, незаслуженных, что стал особенным местом. В какой-то момент у него появилась изнанка. Сложно сказать, что это такое, но оно дает возможность выбора. Не всем, а только тем, кого Дом признает своим. Признает, но не сумеет поработить.

Слепой, Сфинкс, Табаки — они свои, тройка лидеров. Но у Слепого выбора уже нет. Не потому, что он слеп и никому за пределами Дома не нужен, а потому что принадлежит Дому. Его неприятие Наружности (так называют воспитанники внешний мир) доведено до крайности, за пределами Дома он жить не может. Сфинкс сделал выбор, но не уверен, что сможет ему последовать. Парню кажется, что Дом его не отпустит, или не отпустит Слепой. Табаки не нужно выбирать, хотя об этом никто не знает.

У обитателей дома нет имен. Даже воспитатели ни разу не назвали друг друга по именам. Дом, как монастырь. Вступивший в него отрекается от себя прежнего и принимает имя, которым его нарекут. У кого-то это имя остается навсегда, у кого-то меняется. Например, Сфинкс был сначала Кузнечиком. Так назвали безрукого девятилетнего мальчишку старшеклассники при его появлении в Доме. После первого перехода на изнанку Дома он стал Тутмосиком, а вскоре Сфинксом. Табаки тоже не сразу обрел свое имя. А вот Слепой стал собой сразу, как только вступил в Дом.

Ребята в Доме не только отказываются от имен, но и не выносят упоминаний о Наружности, закрашивают выходящие на улицу окна в коридоре, боятся фотографий внешнего мира. Наружный мир как бы отторг их от себя, вытеснив в гетто, некоторых предали родители. И дети со своей стороны тоже возвели стену, не подпуская к себе никого и ничего извне. Эта двойная стена оказывается настолько глухой, что о жизни в Доме за пределами классных комнат в часы занятий ничего не знают даже воспитатели, постоянно живущие в Доме.

Даже Лось — воспитатель, которого прозвали Ловцом Детских Душ — ничего толком не знал о беззаветно любящих его воспитанниках. Он мог найти подход к любому мальчишке, причем сам любил детей, но так мало понимал их, что невольно подставил под детские кулаки девятилетнего безрукого мальчишку. Кузнечика много лет избивали и гоняли по всему Дому по вине горячо любимого им воспитателя. Самое ужасное, что взрослый человек не только не осознал свою ошибку, он даже не заметил ее. А вот сами воспитанники, повзрослев, заметили, осмыслили и к сведению приняли. Эти дети особенные. Они принимают к сведению многое из того, что проходит мимо детей Наружности.

Но при этом все равно приручают друг друга. Так что, когда наступает момент выпуска старшеклассников, это равносильно крушению мира. В Доме происходят беспорядки, драки, даже убийства, виновников которых никогда не удается обнаружить. Да никто особо и не пытается. Нравы в Доме суровые: относительная безопасность гарантирована только в пределах своей стаи, если ты свой. Это страшно. Но, как бы цинично это не звучало, так выковывается характер.

На целых семь лет Дом становится единственным миром подрастающих мальчишек и девчонок. В этом мире они на равных. У каждого свой недуг, и каждый помогает соседу, чем может, во всем, что связано с этим недугом. Неразумного накормят, переоденут и не забудут вывести на прогулку, и лакомство дадут в первую очередь, как ребенку. Безрукому помогут одеться и поесть. Колясника перенесут через препятствие и доставят куда надо. Но в драке пощады не будет никому. И каждый будет в ней участвовать.

А через семь лет каждому придется выбирать, уходит он или остается. Остаться в Доме, разумеется, нельзя. Это интернат для детей до восемнадцати лет. Остаться можно в изнанке Дома, если ты умеешь сам переходить границу или найдешь проводника. Умеющие переходить границу уходят на изнаночную сторону целиком, исчезая из нашего мира. Не умеющие — только сознанием, оставляя здесь спящие тела, спящие десятилетиями. Так поступают те, кто не готов вернуться в отвергнувший его мир. Так поступил Слепой — Хозяин Дома. Он не только ушел сам, но и увел всех неразумных, которым за пределами Дома путь только в психиатрические интернаты. Вожак не бросил свою стаю. Сфинкс решил остаться и прожить свою жизнь в своем мире, пусть и без рук.

По прошествии многих лет именно Сфинкс осознал значение изнанки Дома. Это не только другой мир, куда можно спрятаться от мира этого. Диапазон выбора гораздо шире. Он дает возможность перейти на другой круг, изменить что-то одно в своем прошлом и на новом круге прожить немного иную жизнь, повлияв тем самым на жизнь всех других людей. Дом сразу обретает другой смысл — это не гетто, не врата, а центр круга. И маленький Кузнечик снова входит в Дом на другом круге. А маленький Слепой держится за руку взрослого Сфинкса, который не Лось, который, возможно, сумеет отвоевать вожака у Дома и иной стороны... Приручать друг друга все-таки можно. Не так уж далеко они друг от друга — Наружность и Изнанка. Это в Доме, на Перекрестке коридоров казалось, что совместить их нельзя — или-или. Жизнь показала, что можно. Сфинкс сумел. Возможно, и Слепой сумеет, на следующем круге.

Роман с бесконечным количеством тем, вопросов, точек зрения. Не случайно Мариам Петросян писала его почти десять лет. Видимо, ей очень нужно было рассказать людям эту историю, приоткрыть изнанку многих явлений, научить преодолевать свой страх и стены, отгораживающие от мира.

После прочтения Книги — ошеломляющая радость. Словно сам дождался возвращения друга из дальнего далёка. «Чего уставились?! Счастья не видели?». Отзыв на такую Книгу — должен быть ясным, для тех, кому он адресован, непонятным — для ящиков, пауков и проходимцев, коротким — чтобы уместиться на стене Дома, в тот момент, когда круги ненадолго соприкоснутся.

Немножко счастья. Готов поделиться. АР.

Вот уж действительно, КНИГА с большой буквы. Книга которую стоит не только читать, но обязательно стоит и перечитать. Удивительное литературное явление XXI века. Тем более удивительно, что автор женщина. Определение, что женская проза рассчитана на «свою» аудиторию, в данном случае неуместно. Книга захватывающе интересная, легко и в то же время очень ёмко и образно написанная. Книга не с одним, а с добрым десятком смыслов. Читается запоем!, как 14 летними тинейджерами, так и «стариками» советского разлива, (к коим скромно могу себя отнести). Книга Мариам Петросян «Дом, в котором…» (именно, КНИГА, а не роман!) заставляет смеяться и плакать, думать, негодовать и замирать от счастья. А главное заставляет сопереживать! Браво автору. Супер. Такие книги большая редкость. По масштабу, (но не по содержанию!) сравнима, разве, что «Мастером...» Булгакова. Личное впечатление.

Знаете, у некоторых людей при прослушивании какой-либо музыки по телу пробегают мурашки. Есть мнение, что это происходит, когда мелодия находит глубокий эмоциональный отклик, когда ты чувствуешь, что это «твоё», словно созданное специально для тебя. Тут может быть не только музыка — фильм, нарисованная картина или просто воспоминание.

Дочитав эту книгу, я вышел на улицу, втянул морозный воздух. Строчки последних глав еще перед глазами. И вот по телу та самая дрожь — не от мороза и не от ветра... От впечатлений! Не скажу, что книга читалась легко или на одном дыхании. Третью часть уже одолевал с трудом, эпилог же «проглотил» одним махом. Но после прочтения, охватывая картинку изложенного целиком, понимаешь, что прикоснулся к кусочку прекрасного, волнующего, чего-то непонятного и потерянного. И так не хочется отпускать это ощущение, терять его снова...

Произведение, наверное, уникально. Редко встретишь такое — чтобы затронуло что-то в тебе на глубоком уровне.

Есть и недостатки, но на них хочется закрыть глаза. Ибо достоинства перевешивают значительно.

Кстати, так и не решил для себя — в каком же возрасте нужно читать эту книгу? Думаю лет в 10-15 чтиво показалось бы мне скучным. К тому же в романе есть очень взрослые вещи и упоминания. Наверное, книга все же не для детей, а для тех, кто начал немного забывать — «каково это — быть ребенком?».

Дом, в котором… В котором что? Иной раз думаю, а как сама Мариам давала название книге? Сразу ли пришло известное нам? И что же для автора за многоточием? А потом ловлю себя на мысли – а надо ли мне это знать? Ведь для меня как для читателя «Дом …» — это глыба, это кусок плоти мира (переживаний, ощущений, мыслей, жизненных наблюдений) самой Петросян, прочувствованное и выплеснутое, часть души, в конце концов. А что тогда «Дом …» для нее… Произведением подобных силы, многослойности, живости, детальности, тонкости и глубины прорисовки автор, наверное, не может быть не выжат (по крайней мере, на какое-то время).

Я увидел Дом, в котором… Многое. Эмоции и чувства. Жизни и судьбы. Свой отдельный мир, ощетинившийся от вторжения в него мира нашего шипами недоверия и нескрываемой отчужденности, за которыми – столько всего по-детски непосредственного и наивного!.. Почему я «верю» Петросян? Да потому, что она хирургически точно вскрывает ощущенческие и психолого-поведенческие составляющие восприятия всего происходящего. Но дело больше в том, что при этом: 1) автора, как ваятеля, не «видно», есть исключительно творение, в которое вдохнули жизнь; 2) создается впечатление подсматривания, подслушивания за героями и восприятия мира как будто бы ими.

Герои знают, каждая секунда приближает конец привычной им жизни, в которой найдено свое место, где есть друзья, а у каждого мгновения свой вкус, где крупные радости – щедрой горстью, а мелкие – звонкой россыпью, но и горе с грустью и болью – так же полны и столь же пронзительны, – однако они преходящи (как и светлое), но они – часть Дома, и потому не так страшны, как Наружность, в которой, как известно, жизни нет и быть не может, а выброшенные туда – мертвы. Так «они» противопоставлены «нам», как цветное – черно-белому.

Герои романа очень чутко и объемно ощущают жизнь, – это при том, что они – согласно фабуле – ущербны! <хотя книга, конечно, не об инвалидах и их недугах; «пороки» персонажей – это, прежде всего, то, что базово отделяет героев от населяющих Наружность + средство индивидуализации, причем, может, более внутреннее, чем внешнее> Так кто ж тогда неполноценен: «нормальные» обитатели Наружности или жильцы Дома? «Дом…», очевидно, это обращение к нам как к людям Наружности. Только обращение ощущенческое, образное, объясняющее «как на пальцах» и доносящее – чтобы восприняли не столько умом, сколько нутром, чтоб не так понятно стало, как проняло. И ведь пронимает!

Хочу отметить одну, на мой взгляд, очень важную особенность книги: Петросян добивается такой живости любовно созданного ею мира, что, если читатель захочет / позволит, то смысл происходящего будет улавливаться из недосказанного героями, допускаемых ими недомолвок, приводимых единожды и вскользь переживаний и мыслей. От такого, конечно, полное ощущение погружения в мир «Дома…».

Роман учит чуткости, пониманию и добру. Произведение это – о нас, только немного (либо же – сильно) других нас – более открытых, непосредственных, чутких и отзывчивых.

Читать роман большими частями у меня не получалось, – нет, я не боялся пресытиться, напротив, не хотел недовкусить, ведь «Дом…» очень насыщен ощущениями и гранями восприятия, у каждого из которых свои притягательность и ценность. Через сутки после прочтения «Дома…» взял в руки новое для меня произведение, давно намеченное к прочтению <какое – не суть важно>; после «Дома…» новая книга показалась холодной, малосодержательной и, самое главное, пустой (лишенной смысловой, ощущенческой и настроенческой наполненности, присущей роману Петросян). Видно, нужно какое-то время, чтобы отвыкнуть (в полном смысле слова) от реальности «Дома…».

Каждый сам для себя решит, читать / не читать, но только лишь по той причине, что мир романа невероятно живой (и «как настоящий»), советую хотя бы на пару часов заглянуть в «Дом, в котором…», а там – может, и возникнет желание побыть незримым для героев очевидцем событий подольше, нарисовать на стене какое-нибудь существо (и по факту его появления Табаки непременно проведет свое расследование), посидеть в Кофейнике, послушать в Четвертой истории Ночи Сказок и даже, если позволит Дом, разгадать тайну Самой Длинной Ночи.

Прежде всего, хочу сказать спасибо команде этого сайта за рубрику «фантлаб рекомендует», без которой я бы не узнал об этой замечательной книге.

Не буду рассыпаться в эпитетах «абсолютный шедевр», «лучшее за…лет». Все таки, со времени регистрации на фантлабе, я редко попадаю на книги, которым хочется поставить меньше 8 баллов. Но скажу однозначно, «Дом, в котором…» — это одна из 2-х наиболее необычных и запоминающихся книг, что я прочел за последние 3 года. Другая – это «Маленький, большой» Дж. Краули. И что любопытно, в обоих произведениях на правах одного из главных героев выступает Дом. Хотя этим, да еще, пожалуй, жанром магического реализма, их сходство ограничивается.

Одним из «китов», на которых стоит успех книги и долголетие читательской любви является способность автора создать самобытный, живой и интересный Мир. М. Петросян не только блестяще справилась с этой гроссмейстерской задачей, но даже совершила творческий подвиг сродни Левше, подковавшему блоху. Мир ее дебютного романа умещается в границах интерната для детей-инвалидов.

Это Мир-в-миниатюре, но ему присущи все атрибуты Большой Литературной Вселенной: своя история и мифология; галерея ярких и харизматичных правителей (лидеры групп); многообразие народов (группы), проживающих на четко разграниченных территориях (комнаты и этажи), давние конфликты и даже Большая Тайна.

Второй «козырь» романа – это его герои. Здесь есть главные и второстепенные персонажи, отталкивающие и вызывающие симпатию, нет одного – штампованных статистов и «говорящих голов». И пусть мы не знаем имена обитателей Дома, а нам известны лишь их прозвища – каждый это Личность, Характер, Жизненная История.

Если говорить о недостатках книги, то тут объем сыграл свою злую шутку. Все таки, 900 страниц для дебютного романа довольно серьезная высота. В результате «Дом, в котором» перенасыщен детальным описанием повседневного быта воспитанников. А вот сама генеральная сюжетная линия развивается весьма и весьма неторопливо. Из-за этого появляется риск постепенного снижения читательского интереса с каждой сотней страниц.

В связи с этим, исходя из личного опыта, дам одну рекомендацию. Когда у Вас станет возникать настойчивое желание начать читать «по-диагонали», отложите книгу на несколько дней. И возвращайтесь, когда появится не менее настойчивое желание узнать «ну что же у них там дальше было». Это, конечно, удлиняет сроки прочтения, но позволяет сохранять интерес и хорошее впечатление.

Резюме: один из ярчайших дебютов уходящего десятилетия, эдакая «Республика ШКИД» 21 века. Книга, достойная того, чтобы ее занести в личный рекомендательный список.

В заключение, хочется пожелать М. Петросян, чтобы ее миновало явление, аналогичное тому, которое в музыкальной индустрии носит название «синдром второго альбома».

Не верьте аннотациям и отзывам. Это не «современная проза».

Тут нет чернухи, нет попыток пощипать душу сальными мерзостями, нет теплых клетчатых пледов и выяснения «сложных отношений», нет беспорядочного секса и измен, и уж точно нет бандитов и ментов. Красивостей и «вкусного языка» (говяжего, что ли?) тут тоже нет, но он тут и не нужен.

Очень серьезная книга, на самом деле.

Из недостатков: а) некоторая затянутость повествования, б) смазанный конец. Главная интрига книги не нашла внятного и удовлетворительного завершения, на мой взгляд.

Книга, конечно, сносит крышу. И её сила — не в магреализме, не в ходоках-прыгунах и не в каком-то мифическом взрослении (кто там повзрослел?).

Вам она понравится тем сильнее, чем Вы более одиноки, чем более необычны, чем более интроверт и, если хотите — социопат (в хорошем смысле).

Сила Дома в сотне моментов узнавания. Любое долгоживущее сообщество людей вырабатывает сложную систему символов, неформальных правил, секретов. Хочется быть частью этого. У большинства это было в жизни, а кого не было — тому хочется, чтобы было.

Другая сила Дома — в потрясающих образах героев. Персонажи Дома — это шедевры, я запомню их навсегда. Сфинкс, Стервятник, Слепой, Македонский — гениальные образы. Особенно Слепой.

Третья сила — в десятках блестящих мини-историй. Огромная, неровная, рыхлая, хаотичная книга состоит из множества отдельных историй, некоторые из которых уникальны (волшебное лето в пустой школе, Курильщик в Клетке, история Македонского, расшифровывающий надписи Ральф и др.), а другие (которых намного больше) — пусты, тяжелы для чтения, неинтересны. Если первая часть удивляет и захватывает, третья часть и, особенно, концовка просто душу разрывает на части, то вторая часть — это очень недружелюбное к читателю, тяжёлое, заунывное чтение. Не то, чтобы текст какой-то сложный; он бесцельный. Когда читаешь и не понимаешь зачем. Я читал Дом два месяца, быстрее просто не получалось.

--

И всё же — это гениальный текст. Его гениальная концовка («Счастливый мальчик» и Возвращение Сфинкса в Дом через Перо Цапли) потрясает. Просит высшей оценки. Но, я не могу забыть болотное уныние середины романа. Может если середину убрать, то погаснут все «Кванты Радости»? Я не знаю.

Вид этих толп и этого терзанья

Так упоил мои глаза, что мне

Хотелось плакать, не тая страданья.

«Зачем твой взор прикован к глубине?

Чего ты ищешь, — мне сказал Вергилий, —

Среди калек на этом скорбном дне?»

Данте Алигьери «Божественная комедия»

Часть 1.

Дом этот — страшное и, к счастью, несуществующее место. Конечно, счастливыми людьми обитателей таких мест назвать трудно, но их места обитания всё же специализированные детские учреждения, а вовсе не зоопарки, подобные описанному Мариам Петросян*. От настоящего зоопарка Дом существенно отличается лишь частотой производимых в зоопарке уборок. В остальном же...Птицы (в т. ч. Фазаны, Филин и Конь, тоже птица, однако) и Псы, Крысы и Бандерлоги, Шакал Табаки (аллергия на часы, непревзойдённый трепач, в обращении с едой наиболее близок к обыкновенной свинье, способной, правда, наизусть цитировать «Илиаду» и даже У. Б. Йейтса**) и Стервятник, Волк (вызывающий наибольшее сочувствие по многим причинам, одна из них — ему там не место, лечили бы в обычной больнице, остался бы в живых, а другая — очень уж он умный, по человечески умный, а не как дьяволёнок Табаки) и Три Поросёнка (Ниф, Наф и Нуф) и, наконец, царящий в этом мире Слепой удав, пожирающий мышей живьём и отрыгивающий на подушку их шерсть***. Правильнее было бы называть это место не зоопарком, а просто джунглями, ведь в зоопарках звери не ходят друг к другу в гости, а тут полно незапирающихся клеток и всё к услугам несчастных детей, начиная от кофе, сигарет и презервативов и кончая наркотой и спиртом.

Воспитатели Дома — отдельная песня. Судя по эпизоду с Вонючкиными посылками, это сборище придурков, которые не понимают самых простых вещей — надо вскрыть, проверить и отдать, а не устраивать на пустом месте грандиозный балаган. На один ход вперёд не просчитывают эти специалисты с педагогическим, вероятно, образованием. Единственным нормальным среди них поначалу кажется Ральф, но и тот из-за собственных амбиций, действуя, как ему кажется, из лучших побуждений, хорошенько заложив за галстук (да и плохо он, как выяснилось, знает, на что способна зоопарковая общественность, особенно Слепой), доводит дело до гибели другой воспитательницы. Легко при этом отделавшись полученным от Слепого фингалом, а мог бы и без глаза остаться. А ведь совсем немного времени прошло с той ночи, когда Фитиль чуть не вырезал ему глаз бритвой. Опасная это профессия — воспитатель. Начинает складываться традиция — что ни выпуск, то труп воспитателя, неважно, реален этот труп или он находится в преображённом виде в мистическом лесу из чьих-то сновидений. Читатель же ещё раз припомнит, какой субстанцией вымощена дорога в ад.

Есть в книге и элементы реальности, например, воспитатель по кличке Лось (встречаются, и не так уж редко и в наше время такие ловцы детских душ, макаренки и викниксоры), а ещё машины на стоянке перед Домом, принадлежащие работникам интернатской столовой. И вот это: «В Доме полно здоровых, у которых в бумагах значатся страшные вещи. И таких, у кого записано не то, что есть на самом деле.» Есть в Доме парочка вполне реальных воспитанников, которые должны представлять огромную ценность для КГБ — это читающая за сотню метров по губам Русалка и Македонский, способный по собственному желанию телепатически убить кого угодно, не оставив ни малейший улики даже для патологоанатома. На правду похожа больница при интернате, врачи которой делают невозможное, ставя на ноги таких уникумов, как Мертвец, Смерть и Волк. Автор, ничего не понимая в медицине и уж тем более в детской патанатомиии, придумывает какие-то несуществующие болезни, подводя и сюда мистическую базу, как в случае с неизвестным науке заболеванием Кузнечика, из-за которого он становится сначала Тутмосиком, а потом Сфинксом. Эта болезнь, отдалённо напоминающая синдром преждевременного старения, в действительности никакого отношения к нему не имеет. Это же надо умудриться, столько лет работая над книгой ни слова правды не написать о тех причинах, которые, собственно говоря, и приводят детей в подобные места на всё детство. Насколько такая правда была бы интересней и полезней присутствующего в книге передоза всяких чудес! Как туда попал, например, Фокусник, маленький мальчик, а уже талантливый артист, играющий на нескольких музыкальных инструментах? Ну и в целом всё написанное безусловно не что иное, как оскорбление (редкое сочетание оскорбления с литературным шедевром) воспитанников и воспитателей подобных интернатов. И поэтому книга обязательно должна быть в их библиотеках, чтобы дети понимали, какими их могут представлять обитатели Наружности, благодаря отдельным пишущим о них талантливым обывателям, пытающимся скомпенсировать недостаток правдивости толстым слоем мистики.

Почему же тогда такая высокая оценка? На этот вопрос убедительного ответа у меня нет. Есть неубедительный. Очень уж сильно всё меняет эпилог, остроумный и полный неожиданностей. Например, появление у Сфинкса, ставшего детским психологом (!), слепого воспитанника. Цель Сфинкса — «исправить кое-какие ошибки одного хорошего человека»; ясно, что хороший человек — Лось. Это замечательно. Другое достижение Автора — удивительное возвращение на трёх последних страницах к первой интермедии. Вонючка встречает Кузнечика салютом — Шакал знает, что в Доме появился Сфинкс. Шакал — вечный путешественник во времени, он так и будет крутиться в Доме, переходить из одного Дома в другой, и никогда не появится в Наружности, потому что жить в мире, где тесно от часов он не может. Есть в эпилоге и другие приятные и даже счастливые моменты.**** Но, тем не менее, счастье — хорошо, а правда — лучше.

Хочу обратить внимание читателей на один из отзывов, написанный так, как это мог бы сделать Шакал («ну раз вы так, то мы этак» — цитата не точная). Это отзыв VAI от 24.11.2010 г.

*) Судя по её биографии, эта книга написана по чьим-то воспоминаниям, приправленным изрядной долей фантазии. Что-то подобное написано было когда-то Геродотом о жителях далёких стран, где он никогда не бывал.

**) Этот автор есть далеко не в каждой библиотеке. В Доме библиотека, очевидно, очень хорошая, но чувствуется некоторый перекос в сторону Махабхараты, Шекспира, Диккенса, Кэрролла, Киплинга, Ричарда Баха, Андерсена, Мэлори (его читает Горбач по совету Волка, у которого этот автор один из любимых) и т. п. в ущерб русской классике — никто из воспитанников как будто и понятия не имеет о Пушкине, Толстом, Чехове, Лескове или Гончарове. На русские народные сказки нет и намёка, дети о таком явлении и слыхом не слыхивали (см. PS2). Дело, очевидно, в том, что эта несуществующая, как и весь Дом, библиотека подобрана Автором «Дома...» и отражает, к сожалению (русофобия?), её личные вкусы.

***) Справедливости ради надо сказать, что там не только зверьё всякое водится. Среди Крыс есть Гибрид и Викинг, среди Псов — Рикша и Гном. Есть ещё Пышка, ставший Соломоном (тоже из Крысиной стаи). И т. д. Но они всё равно Псы и Крысы. Встречаются и весьма далёкие от зоопарка кликухи: Помпей, Череп, Хромой (с этим персонажем связан один замечательный эпизод, сильно сближающий всё описанное с реальностью, — Хромой пытается отучить малявку Рекса, впоследствии Стервятника, мучить животных; но эта картина настоящего практического воспитания в книге, к сожалению, только одна), Лорд, Русалка, Бедуинка, Валет (бывший Фокусник), Длинная Габи (пример вообще нереальной воспитанницы, как продукта деятельности тупого воспитательского коллектива; мне она показалась олицетворением проституции, ожившим персонажем Фелисьена Ропса, и не так ли думает о ней Сфинкс? Посмотрите ещё раз одну из интереснейших глав — «Василиски»).

****) Сказочное могущество Слепого проявляется в том, что он предоставляет Ральфу возможность искупить вину перед известной старой ведьмой. Ральф должен помочь маленькой белобрысой девочке прожить вторую жизнь. Ральф соглашается и принимает свою «последнюю пожизненную должность». Всё это красиво, но мне по прежнему кажется, что тема этого романа не допускает решения в жанре магического реализма.

PS. Одно замечание, которое многим покажется мелочью. Любящий поумничать Сфинкс однажды, хихикая, говорит, что Лорд поживает как любимый бурундук святого Франциска. Это означает, что Лорд жизнью доволен, но причём здесь бурундук? Франциск любил всяких животных, птиц и даже пойманных рыб отпускал обратно (но ни одна не заговорила с ним, из чего можно сделать вывод, что этот святой не имеет отношения к нашему Емеле); отпустив как-то на волю пойманного зайчонка, Франциск стал со временем святым покровителем зайцев (об этом упоминает и Честертон). О бурундуках в житии св. Франциска нет ни слова. Кто-то тут перепутал зайца с бурундуком, вот только кто — сама Мариам Петросян или Сфинкс?

Вывод — книгу было бы интереснее читать, если бы она была с комментариями. Например, почему книга переведена на македонский язык? Потому, что кличка (неизвестно, откуда взявшаяся, да и кличка ли это?) одного из главных героев Македонский? Или были другие причины? Много ли современной русскоязычной литературы переводится на македонский, на котором говорят не более полутора миллионов человек?

PS2. Это примечание к примечанию, написано через неделю после отзыва. Продолжая размышлять на темы, связанные с Домом, решил, что нужно объяснить, почему я уверен, что дело происходит в России (СССР)*. Автор прикладывает массу усилий, чтобы создать у читателя впечатление заграницы вокруг Дома. Оставить безрукого маленького мальчика и чемодан на безлюдной улице можно только за границей. Особняк дедушки, доставшийся в наследство Стервятнику, — тоже, вроде бы, не Россия (но м. б. одна из республик СССР). Настоящее имя и фамилия Курильщика прямо указывают на Германию или Австрию, но и в СССР такие встречаются. Альбом репродукций Босха в то время было почти невозможно достать в СССР, но в Доме он есть, и безусловно оказывает нужное докторам из Могильника влияние на детей с красными полосками в личном деле (очевидно, развивает воображение). Наличие среди преподавателей такого оригинала, как Мастодонт, в России просто исключено, трудно представить такое и на Западе. Что хотела сказать этим персонажем Мариам Петросян? Может быть, ответ есть в последнем издании книги. Возможно ли длительное проживание на дереве одного из выпускников? Тоже спорный вопрос, скорее всего, нет, но при таком воспитательском контингенте нет ничего невозможного. Из мира музыки в книге встречается ещё Лакримоза и Мадригал Генриха VIII, что тоже как-то не помогает представить вокруг Дома Россию прошлого века. Есть лишь одна зацепка, которая сводит к нулю все попытки Автора сбить читателя с толку. Думаю, это сделано сознательно. Кто догадается, пусть возьмёт с полки пирожок. В столовой на требование строгой работницы сообщить фамилию Курильщик кричит ей в ответ: «Раскольников!». Это не заграница, а точно Россия, потому что «удовлетворённо кивнув, женщина скрывается в дверях столовой» и ещё потому, что будь это не в России, Курильщик не назвался бы русской фамилией. Представился бы Уленшпигелем или уж на худой конец Румпельштильцхеном. В Европе выбор тоже не маленький.

*) Время действия довольно точно указано — семидесятые, начало восьмидесятых. На это указывают упоминания Лед Зеппелин (кто-то из старших объясняет Кузнечику, почему дирижабль свинцовый) и Игги Попа.

Часть 2.

Первая часть моих заметок об этой книге была посвящена довольно таки очевидным, лежащим на поверхности вопросам, в ней поставленным. Именно вопросам, ответов в книге нет, нет даже намёков на них. Этакие наблюдения фенолога и ничего больше. Теперь несколько слов о том, что скрыто Автором, не знаю — сознательно скрыто или не получилось написать, потому что слишком тяжело. В основном книга рассказывает о мальчиках и какими они стали через несколько лет. Маленьких девочек в книге нет*; жили они в другой части Дома, малыши ими не интересовались. Когда Автор переносит читателя в год последнего (предстоящего) выпуска, оказывается, что в Доме многое изменилось. В разделе «Курильщик. Некоторые преимущества спортивной обуви» сообщается, что «в библиотеке занимаются девушки», а «в выходные там собираются картёжники». Последнее говорит кое-что о роли библиотеки в образовании воспитанников, но сейчас речь не об этом. А о том, что в разделе «Курильщик. Взаимопонимание белых ворон» (это примерно на 200 страниц вперёд) встречается фраза «А девушки общей библиотекой не пользовались» (вроде бы пользовались когда-то, давно). Так пользовались или не пользовались? Или там две библиотеки? Получается, что у девушек не только столовая отдельная, но и библиотека, и школьные уроки тоже проходят отдельно. За многие годы работы над книгой Автор так и не пришла к единому вИдению порядков Дома, но что ещё хуже она даже не знает, сколько в его женской половине спален (!), т. е. плохо представляет план этого учреждения. На общем собрании воспитателей Крестная утверждает, что спален там тринадцать, но уже через семь строк (не страниц) она же уточняет, что спален четырёхместных девять и шестиместных пять. Так они там считают (или это Мариам Петросян не в ладах с арифметикой?). При этом Крестная замечает Шерифу, не знающему количества девушек в Доме, что «стыдно не знать элементарных вещей о месте, где вы работаете не первый год». По моему, тут не Шерифа упрекать надо, а того, кто всю книгу «устроил» так, что каждая мелочь в повествовании имеет большое, иногда очень большое, значение. Но я отвлёкся.**

Так о чём же не получилось, о чём — тяжело? Да, о девушках, конечно. Их там среди действующих лиц не очень много (а всего около пятидесяти, точное число не сообщается). Некоторые проходят в коротких эпизодах. Это, например, девчонка с невероятным прозвищем Стёкла (тут только выясняется, что буква Ё в типографии существует, просто Автор употребляет её по своему усмотрению; в слове Крёстная можно обойтись и без неё). Именно так — множественное число от слова стекло. Табаки в её лице прозевал подходящую ему по характеру подругу, ничего уже не исправить — её забирают в Наружность. В другом коротком эпизоде мы встречаем Химеру, страшненькую, но очень умную девушку, у которой вроде бы всё на месте, т.е. непонятно, почему она в Доме (но это часто не понятно, в смысле в отношении многих героев книги). Есть пара эпизодов с участием Бедуинки, которую одна из воспитательниц называет «сексуально озабоченной коровой». Даже в душах ЭТИХ несчастных девочек Автор не пытается высветить ни одного уголка. Что им делать, кому они нужны, что творится в их головах? Но есть в Доме персонаж, о котором не то что писать в книге, думать даже страшно. Это почти незаметная Кошатница, за которой присматривают её соседки по комнате Русалка и Рыжая (и немного Крыса, часто и надолго уходящая в Наружность). Что делать девушке, не имеющей рук (да и всё ли в порядке у неё с ногами? почему она называет себя обрубком?)? Котов дрессировать? Этим она и занимается, добиваясь таких успехов, что и Куклачёв позавидовал бы. Парень без рук или ног, может ещё на что-то рассчитывать. Сфинкса любит замечательная девушка Русалка. Рыжей нравится сильный и красивый Лорд, а что он на коляске, с этим жить можно. Лэри и Спица самая благополучная пара, через много лет Курильщик дарит картину (не свою, его живопись слишком специфична) к свадьбе их старшей дочери. Но бывший Бандерлог Лэри и Спица вообще не инвалиды. И не они одни такие, кто-то был здоров изначально, кто-то (как девочка Муха) преодолел последствия полученной в детстве психической травмы. Но, как сложится жизнь у девушек-инвалидов, таких, как Кукла, Бедуинка, Кошатница? Тут и магический реализм бессилен, и у Автора книги не нашлось слов ни для описания чувств этих девушек, ни тем более их судеб, в конце этих туннелей света нет.

В заключение, ещё немного арифметики. Такая сцена есть в книге. Вместе с Кошатницей и её тремя котами в спальне находятся Рыжая, Крыса и Русалка. Рыжая начинает рассказывать о дне, проведённом на мужской половине Дома. Авторская ремарка такова: «Они смотрели пристально, не шевелясь. За дверью самозабвенно вскрикивал телевизор. Десять пар глаз, считая котов».

Комментарии излишни. Даже и при «изумительном» стиле не мешало бы иногда просматривать написанное.

*) Исключение — Рыжая в Могильнике, её знакомство с Кузнечиком.

**) Вообще при этом повышенном внимании к деталям надо особенно тщательно проверять буквально каждое слово, чтобы не возникало у читателя вопросов, на первый взгляд кажущихся дурацкими. Вот один из таких. Лорд и Сфинкс, очевидно, друзья (Чёрный просто не всё понимает). Лорд в Доме два года и три месяца. И он не знает, что Сфинкс не всегда был лысым. Я не верю, что такое возможно, ведь это не тайна и историю Сфинкса знают все.

Эта книга из тех, о которых завороженно причитают, округляя глаза: «Там такое! Такое!», а что «такое», объяснить не могут — и это, чёрт возьми, действует! Начинаешь присматриваться, накручивать себя надеждами, заранее выбирать эпитеты, которыми будешь объяснять своё потрясение. Начинаешь читать — смакуешь, потом глотаешь, потом давишься... а потом чувствуешь себя преданным и растоптанным.

Что за хрень? Кто все эти люди? Почему всё так запущено? Что вообще происходит? И происходит ли вообще что-нибудь? Ах да, это же магический реализм в особо безответственной форме, где любую несостыковку можно свести к формуле: «Я художник, я так вижу!» А, может, нет никакой магии? Просто запущенные подростки, употребляющие разные вещества и накручивающие друг другу массовые психозы. А клички? Казалось бы, спасение! Нет тебе нудных Х-язычных имён и национальных пафосов! Но увы — логика присвоения этих кличек большинству героев настолько туманна, что в героях начинаешь путаться практически сразу (я вот даже Сфинкса и Лорда почему-то долго путал). Нужно время, чтобы уяснить, что: Шакал и Табаки — один и тот же человек, Фазаны и Птицы — это две разные формальные группы, а Логи — вообще не группа, просто сборище единомышленников. Далее, Крыса — это и любой представитель второй группы, и девушка из женской части дома, и, собственно, грызун. Ну, и о том, что некоторые герои со времён прошлого выпуска сменили свои клички (как вообще этот сакральный процесс происходил?), тоже догадываешься не сразу. Зато какой калейдоскоп образов, иносказаний, недомолвок и тягостных дум! Чувствуешь себя стеной Дома, на которой понацарапали сообщений для своих, для чужих и для тебя — и это три отдельные категории. В какой-то момент всерьёз думаешь бросить и, возможно, даже бросаешь, вымываешься и уходишь в закат свободным человеком.

Или понимаешь, что не можешь оторваться. Книга подавляет рацио, привязывает к себе, подчиняет, размазывает по своим стенам и... внезапно начинает подходить к концу: «Наружность — нет, не надо, чёрт, что же делать? Если даже Лося в прошлый раз...» К счастью, конец подкрадывается неспешно, побуждая смаковать, тревожиться, задавать вопросы, сжимать руки в кулаки, дабы пальцы случайно не открыли последнюю страницу... где-то, конечно, разочаровываться, где-то дочитывать со скорбной миной... а дочитав, еще долго сидеть в прострации, после чего гуглить: Кто на самом деле Табаки? А Русалка? А Македонский куда? А Ральф? Некоторым, судя по отзывам, даже непонятно, куда делся Кузнечик:) А может быть, кто-то понял вообще всё?

Итого: «Дом, в котором...» — тяжёлый наркотик и одновременно лекарство от эмоционального высыхания. Однако употреблять его следует с осторожностью даже в качестве эскапизма. Мой разум выдержал, но не факт, что это правило. В целом понравилось, но перечитывать не хочется. Хочется, чтобы автор или фанаты создали что-то вроде Вукипедии, где можно спокойно и чётко почитать обо всех туманных моментах. Но фанаты едва ли на такое пойдут, потому что для этого нужен сухой разум.

С другой стороны, приятно, что такая томная глыба, увлекающая, поощряющая фанарт и фанфикшн, к тому же неплохо переводимая, есть и в русскоязычной литературе.

Давайте сразу определимся — это серьёзное произведение. Выстраданное автором, видимо рождённое в муках. Не развлекуха, не детектив, не боевичёк... А если так, то и оценивать его следует так же как и романы рядом с которыми он мог бы соседствовать на полке — ну например, «Сто лет одиночества», «Моби Дик» или даже «Дон Кихот». Тогда моя оценка «6». При том, что книга очень понравилась. Постараюсь объяснить, в чём же такое раздвоение оценки.

Меня сильно раздражала некая нарочитая отвлечённость повествования (то что многие как раз ставят это в заслугу автору) — я так и не смог понять про кого роман. Про подростков? Вовсе нет — действия, психология, мысли скорее взрослых. Ученики из школы интерната? Тогда почему большинство из них изъясняются как выпускники филфака? Про инвалидов? Опять нет. Какие то ненормальности описаны лишь у некоторых персонажей мужского пола (большей частью главных героев, да и то не у всех). Кстати, как туда вообще попали девушки? Самый большой описанный их недостаток это несимпатичность (ага:- всех некрасивых в резервацию).

Второй напрягающий момент — на мой взгляд неоправданно большой объём произведения. Нет некой компактности изложения. И, видимо, огромное нежелание автора резать по живому готовый текст.

При этом при всём, я очень надеюсь увидеть ещё какие то произведения Мариам Петросян, а если они появятся обязательно прочитаю.

На все самые удивительные книги в своей жизни всегда натыкаешься совершенно случайно. Какое-то случайное напоминание об этой книге на каком-то форуме, поиск ее ради интереса в интернете... И в электронном виде были прочитаны две части! Для меня надо очень сильно полюбить книгу и увлечься ей, чтобы решить обыскать весь город, но купить книжный вариант.

Эта книга настолько необычна и атмосферна, что совершенно не хотелось из нее выныривать, и вместе с тем, несмотря на то, что она достаточно большая, не хотелось заканчивать ее читать, потому что хотелось растянуть удовольствие на подольше. Мариам Петросян написала действительно хорошее произведение, жаль, что это единственная ее книга.

Заранее знал, что книга понравиться, прочитав в аннотации:

«Это первая книга писательницы, над которой она работала более десяти лет».

Уже уважаю! Так видимо я и не научусь читать всякие циклы. Пробую, стараюсь, получается не очень. А сейчас, что не писатель-фантаст, то больше половины творческого списка «мыло». Один перечень занимает несколько страниц. Уж если появилась идея-сюжет (может и хорошая, не спорю), нужно его растянуть как жвачку, строгая при этом по 5 книг в год, лес только успевай валить! Ну что, столько вокруг Айзеков Азимовых с его фундаментальным образованием, бешенной фантазией и эрудицией?! Ну точно нет. А хочется как-то погурманить, но ведь в хорошем ресторане меню то на одной страничке, а толстый перечень блюд-произведений, это вы в бистро, что от слова «быстро». Покушать конечно можно,но...

И вот вам авторская кухня от Мириам Петросян. Я не знаю, тут всё: от мини-сюрприза от шеф-повара, до сырной тарелки и десерта, полное насыщение, причем изысками.

Не любитель я пересказывать сюжет книги, а тут и не получится. В названии многоточие. Если поиграть в «закончите фразу», моя версия «Дом, в котором вся Вселенная», по крайней мере наша матушка Терра с населяющими её чудиками, зазнавшимися племенами. Этакая гротескная Республика ШКИД со сногшибательно выписанными характерами. Нет ни хороших, ни плохих, всё перемешено, как в жизни. И у каждого своя правда.

Уважаемая г-жа Петросян, пожалуйста не нужно никаких продолжений. И если Вы напишите даже через 10 лет что-то абсолютно другое непохожее, но подобное по проникновению, я (если мне отпущено) буду ждать. А на всякую строганину авторов хватает.

Вам Большое Спасибо!