Ипполит Рапгоф «Графиня-артистка. Сенсационная быль наших дней»

»...раз Мария Леопольдовна кем-то увлеклась, то для милого дружка и сережка из ушка».© И.П. Рапгоф — граф Амори, 1916.

Да, это граф Амори, выходец из обеспеченной аристократической семьи, высокообразованный выпускник Санкт-Петербургской консерватории по классу фортепиано, знаток ряда европейских языков (и, вероятно, ещё и японского), а также, по совместительству, некогда популярный автор слегка скабрезных (применительно к ушедшим временам...) бульварных и приключенческих романов...

О существовании повести «Графиня-артистка. Сенсационная быль наших дней» я узнал из статьи Геннадия Исаевича Ульмана, чьё имя хорошо знакомо любителям приключенческой (да и не только) старинной литературы — приложенной как раз к одной из книг в качестве послесловия. Вот выдержка из той самой статьи мэтра:«...Судите по названиям: «История дамских панталон», «Безумные ночи Парижа», «Графиня-артистка. Сенсационная история наших дней». Последнюю мне удалось прочитать, и, на мой взгляд, порнография там и не ночевала. Хотя рассказывается о судьбе графской дочери, которая вынуждена была зарабатывать на жизнь не так, как было положено у аристократов. Графа Амори интересовали , в основном, судьбы женщин и мужчин из высших кругов аристократии, которые иной раз опускались, по понятиям все той же аристократии до унизительного положения и заработков на сцене и вне ее...». К этим словам можно добавить еще строчку из книги «Русские писатели» — из раздела, посвященного Ольге Бебутовой: «Как «сенсационную быль наших дней» рассказывает граф Амори о «графине-артистке» (одноимённый роман, 1916), списанной частично с Бебутовой»... Вот так вот. Поскольку данное произведение удалось прочесть и мне, сомневаюсь, что княгиня Бебутова была бы довольна, узнав о том, прототипом какой героини она выступила у графа Амори. Впрочем, этому автору к заботам не привыкать. По некоторым источникам известна его барная ссора с самим Куприным, где вроде бы дело дошло прямо до рукоприкладства — и закончилась та стычка не в пользу пианиста...

В принципе, прибавить к вышесказанному Геннадием Исаевичем о «Графине Артистке» могу не так уж и много. Это стремительно бегущая история осиротевшей Маруси, воспитанной на хуторе дальней родственницей, и попавшей в шестнадцатилетнем возрасте под влияние 47-летнего пьяницы-сластолюбца. И далее — путь то ли по прямой, то ли по наклонной (смотря как она сама этот путь расценивала) от одного греховодника к другому. Случайный эпизод возле театральной афишы дарит Марусе пропуск на сцену, где она пробует себя артисткой. Большие города, дешевые гостиницы, «одурманивающие ласки», новые ухажёры (правда, каждый раз всё выше и выше по рангу), кратковременное пребывание в психической лечебнице. «Ей не было еще 20 лет, а сколько она уже испытала трагического, унизительного и кошмарного»...

Рапгоф-Амори рисует бытовую картину (иногда то ли с юмором, то ли с издёвкой), наполненную эпизодами из жизни Марии Леопольдовны и её ближайших, скажем так, друзей. «Когда они приехали от Палкина и заняли угловой кабинет, заказали ужин, Пьер Бобо снова проявил тенденцию к непрошенной ласке». Одного из них она после совместного посещения Александринского театра умудряется закатать в настольную скатерть — проявившего чрезмерную ретивость. Действительно, ничего особо непристойного в повести нет (разве что финальная сцена с графом Вороновым выглядит... гм...резковато — если понимать, что вложил в неё автор). И всё это, конечно, устарело — поскольку те персонажи, которые, по замыслу автора, должны были узнать себя в этой книге, давно уже ушли в мир иной...

Ещё забавный артефакт. Раньше существовало слово, даже по тем временам употреблявшееся не часто — «ротонда», означавшее элемент дамской верхней одежды. Не припомню, чтоб встречал его ранее, а сейчас вдруг дважды подряд натолкнулся — да ещё в книгах разных авторов. Причем в случае с Марией Леопольдовной именно на данный предмет, ротонду (а вовсе не на соблазнительную честь девичью..) покусился коварный извозчик на Москве-реке, угрожая артистке экипажным ключом... Как некоторая городская экзотика дореволюционного периода: граф поведал о «салоне эстетов» на Фурштатской улице, и «был еще другой салон, о котором неудобно говорить». Вот. Даже бывалому, прожжёному автору настоящей книги о чем-то неудобно было говорить. Об увлечении спиритизмом рассказывается в главе, где описан сеанс медиумов — на одной из боковых улиц, выходивших на Литейный проспект.

В целом — история бы более-менее органично смотрелась под одной обложкой с другим произведением сердобольного графа Амори о несчастной женской судьбе (о Золотой Ручке). А так -сгодится как повесть о том, о чем стеснялись рассказывать классики из «большой литературы»...

Итого: пока — без оценки. Прошедшее время слишком ничтожно для истории, чтобы сразу ставить цифровую отметку на произведении, глубины которого не постигнуты потомками.