— Эй ты! Ты псих или призрак?
Он вынырнул из сна, полного ярости и боли, из водоворота кричащих лиц и грохочущего металла, в прохладные, тихие сумерки. Сначала пошатнулся, но затем обрёл равновесие и, карабкаясь по замшелым камням, поднялся по крутому, поросшему лесом склону.
— Самое время для сумасшедших, точно! — голос раздался снова.
Взошла полная луна. Внизу, на краю горизонта, равнинные города мерцали, подобно ритуальным свечам.
Он добрался до круглой, чистой поляны и ступил на траву, залитую лунным светом, таким ярким, что цвета стали почти различимы.
— Ого! Я надеюсь, что ты псих простой, а не сверхъестественный, поелику боюсь я призраков личных моих мертвецов, кому я смерть призвал. Вечно они меня мучают. Но ты, собрат мой по несчастью, пришёл, дабы утешить меня.
Голос слышался совсем рядом. Руки вспомнили о мече и выхватили клинок. Он повернулся и потребовал:
— Покажись.
Нечто выбралось из подлеска, возможно, огромный барсук или маленький медведь, тёмный, взъерошенный, ковыляющий вразвалку, неряшливый.
«Э, нет! Да это человек! — с легким потрясением осознал он. — Таких грязных и оборванных я ещё не видывал, да и на ноги он всего раз поднялся, чтобы воздух понюхать».
Существо шебуршилось у его ног, царапая когтями землю.
— Я спросил вас, добрый сэр, — сказало оно, — кто вы, безумец, призрак или... настоящий рыцарь?
Шок: ответа он не знал, и помнил лишь несколько последних минут, будто бы родился прямо сейчас.
— А как насчёт тебя? Ты тролль?
Оборванец выпрямился, небрежно отряхнулся и отвесил величественный поклон.
— Нет, я подлинный сумасшедший, к вашим услугам, сэр.
Он убрал меч, погладил подбородок и тихо рассмеялся.
— Любопытная задачка. Как сумасшедший узнает, что он сумасшедший? Несомненно, только здравомыслящий человек может распознать сумасшедшего, ибо тот абсолютно убеждён в своей вменяемости. Поcему, загадай мне загадку.
Безумец склонил голову набок, заискивающе улыбнулся, а затем закружился в подобии танца.
— О, вы так умны, так проницательны. Не будьте жестоким, не возноситесь над моим бедным, слабым, больным, взбалмошным умом. Скажите, что вы храбрый и честный рыцарь, что пришли, дабы утешить меня, рассказать истории рыцарские. Сейчас самое подходящее время, да и место самое подходящее.
Он крепко взял безумца за руку.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Как и ты на мой. Позволь мне просто сказать, что я и раньше бывал безумен, что однажды я пасся на этих холмах, подобно зверю, голый, как царь Навуходоносор, когда Господь Бог поразил его. Поэтому я узнаю безумие по личному опыту.
— Вот как!
— Не зайдёте ли вы в мою лунную беседку, сэр? Она целиком соткана из лунных лучей. Я сижу здесь и сплетаю их в ночи. — Безумец снова попытался опуститься на четвереньки.
Собеседник крепко схватил безумца.
— Нет. Ходи как человек.
— Ты добрый, да, добрый, а может, и жестокий, потому как, избавив меня от безумия, ты заставишь меня вспомнить, кем я был.
— И кем же?
— Смотрите! Там! Начинается!
С обеих сторон плоской вершины холма появились два конных рыцаря с опущенными копьями и забралами, с развевающимися вымпелами и лентами, они устремились друг на друга в абсолютной тишине, столкнулись и исчезли, как лопнувший мыльный пузырь.
— А теперь сядь, — сказал безумец, усаживая спутника на землю, — и я скажу, что ты рыцарь великого почтения — запомни эту фразу; мы частенько использовали её в старые добрые времена. Ах, как красиво звучит! Великое почтение. Да. Посмотри сюда. Тук! Тук! На тебе доспехи. Но они помяты, изношены и — о! — запачканы кровью. Посмотри, как обтрепались твои поножи, а на икре огромная чёрная дыра. А вот здесь дыра куда серьёзнее.
Он наблюдал, как безумец ощупывает рваное отверстие в нагруднике, но не чувствовал его прикосновений.
— Да, этим доспехам есть что рассказать, — сообщил безумец.
— Но я ничего не помню.
— Пока нет. Тогда историю расскажу я. Прекрасно. Слушай! Когда король Артур, величайший, храбрейший, правдивейший рыцарь, когда-либо живший на земле…
— Его... очень почитали...
— Да! Точно! Теперь ты вспоминаешь! Как бы то ни было, когда король Артур собрал всех своих почитаемых рыцарей в Камелоте, усадил их за Круглым столом и объявил большой пир в честь своей победы над Пятью королями, в зал вошла Дама из-под Холма, неся две шкатулки. «Эта, сэр король, — сказала она, подняв первую, — содержит в себе удивительную награду для любого рыцаря, именуемую честью». И король потянулся за ней. Дама отвела руку. «А эта, — сказала она, протягивая вторую, — содержит ещё одну награду, а именно мудрость». «Я возьму обе», — объявил король. «Я дам только одну, — ответила дама. — Ты должен выбрать».
Безумец прервал рассказ.
— И что же выбрал король?
— Не знаю. У меня помутился рассудок! Это загадка!
Он поднялся на ноги, вытаскивая меч.
— Ты отнимаешь у меня время, сорока-балаболка. Я бы с удовольствием отрубил твою шумную башку.
— Вот это оригинальное решение загадки! Даже Артур не додумался до такого.
— Настоящий рыцарь выбрал бы честь!
— У настоящего рыцаря честь уже есть. И многие глупцы неразумно приняли смерть с честью.
— Пусть он выберет мудрость, ибо меня это начинает раздражать.
— Многие трагические мужи постигли мудрость, когда стало слишком поздно, и просто умерли, зная, что ошибки их непоправимы.
Он ткнул безумца мечом в подбородок.
— А теперь я приказываю тебе сказать, что выбрал Артур?
— Возможно, ни то, ни другое. Возможно, он не смог, и это его сгубило. Это всего лишь история, а истории правдивы настолько, насколько мы их создаём. Спросите... спросите... любого из этих людей. У каждого из них есть что рассказать...
— У кого?
— Оглянись.
Они были уже не одни на поляне. В лунных лучах явилось множество конных рыцарей и дам, двигающихся в полном молчании.
Он протянул к ним руку, и они исчезли.
— Сядь рядом со мной, — сказал безумец, — и расскажи свою историю.
Он сел, положив меч на колени.
— Я слишком боюсь. Моя история о сыне, что любил своего отца и ненавидел его, что убил своего отца и был убит им, что умер и не умер до сих пор, так же как его отец умер и не умер до сих пор.
Безумец успокаивающе положил руку ему на плечо.
— Сие действительно великая загадка, написанная, как мне кажется, кровью. Как и моя собственная история о друге, что не был другом, о самом верном рыцаре во всём мире, что также был подлым предателем, о грешнике, творившем святые чудеса, о любовнике, что принёс своей возлюбленной только позор, всегда умирающем, но никогда окончательно, — о, я тоже боюсь. Помогите мне, сэр рыцарь! Кажется, я перестаю сходить с ума!
— Кажется, я начинаю вспоминать.
Они обнялись и заплакали, словно побитые дети.
— А теперь давайте войдём внутрь, — сказал оборванец. — Не будем больше медлить.
Теперь поляна наполнилась золотистым туманом, поднимавшимся от земли до уровня их плеч, пока они сидели, так что казалось, что только головы их плавают в море сверкающего, светящегося дыма. И пока они смотрели, пять чёрных точек разорвали туман, поднялись вверх, словно пальцы огромной руки в кольчужной перчатке; показались пять башен, затем зубчатые стены, крепкий замок с открытыми воротами и решёткой, поднятой, словно зубы в ждущей пасти; тёмный, пустой, залитый золотистым туманом, тронутый лунным светом, безжизненный, с пустыми окнами, окутанный тишиной.
— Мне не нравится это.
— Мне тоже, — сказал безумец. — И всё же мы должны войти. Разве ты не узнаёшь этот замок? Это Камелот.
— Я никогда не видел его таким.
Никто из часовых не окликнул их. Звук его железных башмаков отдавался эхом во внутреннем дворе. Босой безумец мягко ступал позади. Они обыскали множество комнат и нашли скелеты женщин, покоившиеся среди паутины и пыли. В большом пиршественном зале Круглый стол сиял, подобно кольцу, вырезанному из лунного диска, сверкающий и переливающийся, но рыцари, сидевшие за ним, были мертвы.
Безумец заскулил. Они медленно обошли вокруг: вот юноша с рассечённым черепом, а вот седой мужчина со стрелой в сердце; и ещё один, настолько растерзанный зверями и растоптанный лошадьми, что в нём нельзя было узнать человека, если бы не эмблема на его окровавленном плаще; далее светловолосый мальчик с перерезанным горлом, один глаз совершенно голубой, как драгоценный камень, другой выклеван воронами; суровый воин, насаженный на копьё.
Среди них сидел король Артур, обливаясь кровавыми слезами.
Рыцарь узнал его. Он был уверен, что безумец, стоявший рядом с ним, узнал тоже и больше не был сумасшедшим. Это была правда. И это был конец. Ужасные воспоминания вернулись.
— Отец мой, — тихо произнёс рыцарь.
— Друг мой, — чётко произнёс безумец.
Ни один из них не мог встретиться взглядом с королём. Вместо этого они рассматривали отражения на полированной поверхности стола, свои и его.
Король Артур сказал:
— Вот и ты!
Затем с раскатом грома исчез зал, исчез замок, и рыцарь закричал, а безумец кричал в ответ, они катались по траве в лунном свете, впиваясь пальцами в горло, царапая лица.
— Ты враг мой! — кричал безумец.
— А ты мой!
— Ты Мордред, отродье кровосмешения, предатель...
— Я родился не по своей воле. Ты, Ланселот, чистейший из людей, тоже предал его…
Они лежали в объятиях друг друга.
— О, утешь меня!
— Помоги мне снова сойти с ума!
— Помоги мне забыть!
— Загадай мне загадку! Загадай мне загадку! Что выбрал Артур?
— Я думаю, он не смог выбрать, и это его cгубило.
Когда луна зашла на западе, они сидели вдвоём среди обвалившихся, покрытых мхом камней Камелота на краю поляны, глядя на равнину.
— Не все истории правдивы, — сказал безумец, снова сходя с ума. — Не все они заканчивались, как рассказывают в книгах. От Ланселота не пахнет святостью. Нет, он затаился, ожидая, когда Артур пробудится ото сна на Авалоне.
— Как и Мордред. Разве его тоже не унесли с поля битвы при Камланне, чтобы исцелить? Одной из королев в лодке была Моргауза, его собственная мать. Она бы его не бросила!
— Я думаю, мы продолжаем жить во сне Артура, дабы оказаться рядом в день его возвращения.
— Но с какой целью? Чтобы убить или обнять? Отомстить или примириться?
— Ах, загадай мне загадку, загадай мне загадку.
облако тэгов
