Главным поэтом имперской державности должен был стать не Маяковский, а Есенин. Не на того поставил генералиссимус в 1935-м.

Новая примета отечественной культуры: кто-то работает очень много, а кто-то – не работает совсем. Не хочет.

Киевляне могут быть разочарованы в чем угодно. Но только не в Майдане. И в этом смысле они счастливее нас.

«Главные советские и постсоветские военные писатели — Стругацкие» – такой парадоксальный вывод делает Быков. И безупречно его доказывает. Препарируя их творчество, обращаясь к опыту Бориса Натановича и беседуя с ним.

Какой могла бы быть правильная газета в августе 2006 года, выпущенная совместно журналистами ведущих изданий России. Со списком стоп-тем и примерным планом.

Кризис как способ обновления общества и системы.

Современники воспринимали его гением. Сразу после смерти – причислили к классикам. Но есть версия, что он – клинический безумец. Можно ли поставить точный диагноз Велимиру Хлебникову?

Его произведения слишком сложны для массовой культуры, и чересчур просты и лояльны власти для интеллектуалов. Но не только поэтому Юлиан Семенов не стал писателем первого ряда.

Историк, политолог, экономист, риелтор и вот – психолог. Такова эволюция самых популярных и востребованных отечественных фигур (не профессий, нет!) с начала перестройки.

Есть ли у протестно настроенных россиян идейные убеждения и четко сформулированные претензии к власти?..

Как создавался первый русскоязычный коллективный роман-буриме и совсем немного — о его литературных потомках.

Почему Леонид Леонов может стать одним из главных русских писателей XXI века? Потому что он был первым в России писателем без идеологии.

Наблюдения в пользу тезиса, что мы, русские – всегда можем быть хуже, как вероятного противника, так и вероятного союзника; врага мы огорошиваем тем, что он еще не самый злой и далеко не самый беспринципный, а для союзника, под маской нашего слезливого добра всегда кроется разбойник с ножом.

Хеллоуин как ответ на вопрос: «Что делать с 7 ноября?».

Русская политика – как пьеса в четырех действиях. Не очень интересная, не самая оптимистическая, зато – вполне кровавая. Традиционно играющаяся с небольшими вариациями. Мы – из поколения в поколение – в зрительном зале. И иногда участвуем в массовках. Хотя и не хотим, чтобы нас трогали. Ибо мы – заняты.

«Остров Крым» как зеркало двух разломов советского этноса: между обществом и властью, и по неким силовым линиям, генез которых до сих пор неясен.

В современной России не должно быть людей, не замаранных или не зависимых. Потому страшно за два-три десятка профессионалов, которые не замечены ни у государственной, ни у олигархической кормушки.

Психологическое одиночество в эпоху тотального конформизма. Трагедия это, или норма?

Его старость была трагичней всей предыдущей жизни. И это, несмотря на перенесенные, пережитые, что уже само по себе счастье, Гражданскую, разруху, террор и блокаду Ленинграда.

Внимание, молодые, рвущиеся к вершинам власти: ваши головы полетят первыми. У противника режима есть шанс, у сторонника – почти никогда нет.