Спросите у любого непосвященного, что такое хоррор. В половине случаев вам просто не станут отвечать (тоже мне, нашли тему), в остальных пробубнят что-нибудь наподобие: «Ну, это… там, где такие, с зубами, с щупальцами… монстры, короче».

Иными словами, монстры – это альфа и омега, основа жанра; даже маньяки, самые реалистичные герои ужасов, воспринимаются не иначе как чудовища (не только в смысле морали, но и внешне: недаром ведь почти все из них прячут лица за масками, намеренно искажая и демонизируя свой облик). А значит, любая антология на эту тему точно «выстрелит». Если ее умело составить.

В умениях Стивена Джонса сомневаться не приходится – хотя бы потому, что уровень рассказов, которые он включает в свои сборники, достаточно высок, а сами истории отличаются разнообразием. Сюжетная и стилистическая однородность, пускай даже хорошей пробы, для антологий убийственна – читать такое будут разве что матерые фанаты, зацикленные на определенной теме. Джонс до такого не доводит: какое его детище ни возьми, из двадцати – двадцати пяти вещичек хотя бы две-три да зацепят любого читателя (не считая тех, кто купил антологию ужасов по ошибке, вместо романа Даниэлы Стил… да и то не факт).

Увы, у принципа разнообразия есть и оборотная сторона – в «Монстрах», как всегда у Джонса, присутствуют рассказы, без которых можно было бы и обойтись. «Кафе “Бесконечность”» Нэнси Холдер привлекает японской экзотикой, но разве изящная совратительница-вампирша – это чудовище? Что монструозного в душах насекомых, переселяющихся в человеческие тела («Паучий поцелуй», буддистский жутик от Кристофера Фаулера)? Так ли уж хорошо укладываются в тематику антологии рассказы о ромеровских зомби и классических динозаврах, предоставленные Скоттом Эдельманом и Робертом Сильвербергом соответственно?

Другое дело, что плохими их не назовешь – и если не считать примитивного «Старого рынка» Сиднея Баундса (сюжет, достойный третьеклассника-бумагомараки), плеваться здесь вообще не от чего.

Пугаться, впрочем, тоже. Посмотрим правде в глаза, леди и джентльмены: жанр, который мы называем «ужасами», породил не так уж много книг, способных внушить подлинный страх – как бы нам ни хотелось обратного и что бы ни писали на обложках издатели. Страх слишком индивидуален и недолговечен, и готовых формул тут быть не может. Даже «Сияние», «Повелитель мух» и «Террор» у некоторых не вызывают ничего, кроме зевоты – что уж тут говорить об историйках помельче да пожиже… В большинстве случаев хоррор – это лишь попытка напугать.

Рэмси Кэмпбелл – один из немногих мастеров, чьи старания чаще всего увенчиваются успехом. Рассказ «Там», лучший в антологии, не несет в себе никакой морали (какая, к Азатоту, может быть мораль у тайфуна или таракана?), но функцию свою исполняет исправно – наглядно демонстрирует, что от уверенного в себе современного менеджера до первобытного человека, в ужасе застывшего на краю темной пещеры, всего один шаг. Кэмпбелл соскребает лоск и копоть с привычных урбанистических декораций, обнажая кроющийся под ними космический ужас. «Монстров» стоит приобрести уже ради одного этого рассказа.

Или ради «Тонких» Брайана Ламли. В Лондоне городские легенды растут свободно, как сорняки; эта история составит отличную компанию «Крауч-энду» и «Кэндимэну», хотя она скорее причудлива, чем ужасающа. Майкл Маршалл Смит, земляк Ламли и моралист в лучшем смысле этого слова, разыграл в антологии небольшую сценку с монстрами (точнее сказать, зверюшками), которая заставит всерьез задуматься, что для вас «Чужие проблемы».

Рональд Четвинд-Хейс, ветеран жанра, вновь подтвердил свой уникальный дар – веселить, пугая. Разношерстная семейка монстров в его «Шедмоке» не оставляет почтенным Аддамсам ни единого шанса – что в смысле колорита, что оригинальности. И знаете, выдумать новую тварь ой как нелегко… а здесь их как минимум четыре штуки.

Да, в «Монстрах» бушует настоящий карнавал ужасов, и двух похожих рассказов не найдешь. Здесь и мрачнейшая постапокалиптика с мутациями («Хлюпперы» Бэзила Хоппера), и отвязный сплаттерпанк («Король Кровавая Башка» Клайва Пинхедовича Баркера), и честный, как потертые джинсы ковбоя, вампирский вестерн («Ужас из кургана» блаженной памяти Роберта Говарда), и приключенческая история с путешествием под землю и загадочным криптозверьем («Патрон 22 Свифт» Карла Эдварда Вагнера), и напряженный триллер о снежном человеке, убийце детей («Толстяк» Джека Лейка), и забавный этюд в паранормальных тонах («Затянувшийся визит» Дэвида Шоу)…

«Медуза» Томаса Лиготти и «Созывая монстров» Денниса Этчисона – вещи малопонятные, даже эзотерические, но все же, на мой взгляд, достойные – вносят в этот дикий разгул философскую нотку. А завершается он, по старой джонсовской традиции, меланхоличным винегретом от Кима Ньюмена («Мертвая хватка невидимого», написано в дань уважения мэтру Чарльзу Л. Гранту, в России почти неизвестному), любителя сваливать образы и мотивы массовой культуры в одну веселую кучу.

Итак, добро пожаловать на бал! Маэстро Джонс не гарантирует, что вам не отдавят ноги (такова уж здешняя публика!), но недовольным вы уйдете вряд ли.

Если вообще уйдете.

В «Черве» Фаулз пошел по собственным стопам и вновь создал роман (первым была «Любовница французского лейтенанта»), который так и хочется назвать историческим, да не выйдет. Этому противится и сам автор, определяя жанр, на манер композиторов, как «фантазия», «прихоть»; декорации XVIII века являют собой лишь удобную оболочку для разговора на вполне современные — пускай и обжаренные все-таки на масле истории — темы.

Зернышки актуальности рассыпаны по всему тексту, а в концовке так и вовсе вывалены кучкой. И здесь я не соглашусь с Lord_of_light: задуматься после чтения есть о чем. В сравнении с ранними книгами Фаулза этот роман, несмотря на солидный объем, менее масштабен по интеллектуальному размаху, однако зрелому мастеру и ни к чему удивлять без конца публику многообразием своих интересов. Если итоговое произведение несет в себе единственную, но цельную идею, то создавалась вещь не зря.

Фирменного лукавства и литературных игр в последнем романе Фаулза меньше, чем в предыдущих — наверное, взял свое возраст: в без малого шестьдесят как-то несолидно бренчать постмодернистскими безделицами. Вместо этого автор углубляется в психологию персонажей, нисколько не стесняясь выдавать их за то, что они есть — марионетки, послушные писательской воле (эту мысль даже озвучивает один из персонажей — вот и пойми теперь, сколько слоев реальности стоит между тобой, читателем, и описанным миром). Послушные, но вполне себе живые и достоверные.

По форме это в меру увлекательный детектив-мозаика, собранный из протоколов допроса (запутанные события романа мы видим с точки зрения дюжины свидетелей и специалистов, очень непохожих друг на друга людей) и немногочисленных вставок от третьего лица. Детектив, надо заметить, не классический, без четкой развязки. Не захочется вам ее додумывать — автор не обидится; не интриги ради затевалась эта вылазка в давно ушедший век.

А фантастика — священное слово почти для всех, кто читает сейчас этот отзыв — в «Черве» все-таки есть. И не в распыленном, а в самом что ни на есть явном виде — настолько явном, что не осмелюсь доверять сюжетные ходы классификатору и стыдливо прикрою их кнопкой «Спойлер»:

Стоит ли читать эту книгу? Да — если классического Фаулза вы уже выучили наизусть. Да — если скоростным автострадам предпочитаете лесные прогулки. Да — если способны получать удовольствие от самого языка, каким пишут хорошие романы (перевод Виктора Ланчикова — это без всяких натяжек эталон). Нет — если вы охочи до линейных сюжетов. И точно нет — если подсели на историйки, которым нечем похвастаться, кроме бодрого динамизма.

Рекомендуется принимать этот рассказ 1 раз в день (благо он очень короткий) всем больным интернетозависимостью. Конечно, исцеление не гарантируется. И все же отдельные пациенты могут задуматься: а не лучше ли вернуться в старые добрые времена, когда лучшим другом человека была собака, а не компьютер?

Какая все-таки чушь сага о Терминаторе с этим ее восстанием машин... Восстание почти всегда можно подавить, остановить — а вот тайную ассимиляцию, поглощение человека высокими технологиями — практически невозможно.

ЖЖизнь моя ЖЖестянка — да ну ее в болото.

Мне просто Жить охота.

К началу 90-х мировая литература была уже немыслима без этих имен: первый стал для киберпанка пророком, второй – главным идеологом. Но славы и величия много не бывает. В руках Гибсона и Стерлинга паропанк из занятной игрушки превратился в серьезный инструмент для исследования истории и общества. Никаких больше буффонад и гномов на дирижаблях: оторвав взор от беспросветного будущего, дуэт обратил его на столь же мрачное прошлое. Перед нами Англия XIX века, в которой идеи Чарльза Бэббиджа, дедушки вычислительной техники, успешно реализованы и поставлены на службу государству (или, в представлении наивных, – народу). Прогресс движется гигантскими скачками, но за него приходится платить – экологическими катастрофами, социальными язвами, несвободой. Задолго до появления ламповых компьютеров аналитические машины Бэббиджа используются разведкой и полицией; на каждого подданного Британской империи в центральном статистическом бюро заведено досье. Ученые, совсем по Платону, встали у кормила цивилизации – не вполне еще осознавая, куда ее вести. Поэты мутировали в технократов: лорд Байрон возглавляет проиндустриальное правительство, Джон Китс занимается компьютерной графикой (любопытно, что Дэн Симмонс увековечил его примерно в том же контексте — сами знаете, где). Человек уподобляется машине, а машина, напротив, потихоньку учится осознавать себя...

В «Машине различий» реальные события и люди причудливо переплетаются с вымышленными, и порой отделить одно от другого невозможно. Благодаря мастерству авторов книга читается как учебник по истории, которой не было. Суховатый стиль компенсируется детективной интригой, закрученной ровно настолько, чтобы не отвлекать от главного – идей. Идеи эти звучат из уст персонажей, которых впору назвать не яркими, а потускневшими: неестественная среда, в которой им выпало жить, поедает души, как ржавчина. Всевидящее око, теория катастроф – эти понятия всплывают в тексте вновь и вновь, и после чтения остается неясная тревога – словно услышал раскат грома, но не знаешь, прошла гроза стороной или только еще надвигается…

Великолепная книга, которая не прижилась в России лишь потому, думаю, что слишком уж эта викторианская ржа напоминает нашу извечную действительность...

Боюсь, ценителем Лаймона мне не стать никогда (хотя в свое время то же самое я говорил и о Клайве Баркере). Разумеется, каждый писатель имеет право на собственный творческий метод — но не стоит забывать и еще об одном принципе: каждый читатель имеет право этот самый метод отвергать.

Да, это хоррор — грязный, жуткий, бессмысленный (а ужас, с которым мы сталкиваемся в реальной жизни, и вправду смысла не имеет). Уродливые мутанты, куски мяса, фонтаны крови; дети, которых едят, мучают и, извините, трахают; женщины, которых обрабатывают по той же программе. Всё это вставлено в динамичный, небезынтересный сюжет. Все это кончается еще хуже, чем началось.

И уже хочется задать популярнейший вопрос «Зачем?», как вспоминаешь: а ведь смысла, причины быть и не должно. Никто нам его не обещал. И всё же — лучше бы с ним... Без смысла душа разлагается. Только благодаря смыслу люди (например, всемирно известный психолог Виктор Франкл, создатель логотерапии) выживали в концлагерях.

Считайте меня ханжой, но я этот роман, написанный прежде всего не для чтения, а мастурбации, не приемлю.

P. S. Знатоки и ценители кивают на убогий перевод, изобилующий прогалами и отсебятиной. Верю, понимаю. Но даже при самых лютых искажениях невозможно было бы сделать такой вот «Подвал» из атмосферного, умного психологического хоррора. Это уже предполагает особое мастерство (литературную алхимию!), которым злосчастные переводчики Лаймона вряд ли обладали.

Если вы считаете себя поклонником (а то и реинкарнацией, как я) Лавкрафта и при этом прошли мимо этой антологии — стыд вам и позор.

Хотя «козёл» у нас считается словом обидным, отшельника из Провиденса можно без всякого стеснения назвать «Козлом с Тысячью Младых» — ибо потомство его бесчисленно. Действительно, современная фантастика (прежде всего хоррор и фэнтези) буквально звенит присутствием ГФЛ. Нил Гейман, Стивен Кинг, Роберт Блох, Чайна Мьевиль, Брайан Ламли, Клайв Баркер, Энн Райс, Джефф Вандермеер, Тим Пауэрс, Рэмси Кэмпбелл, Фриц Лейбер, Джордж Мартин — трудно назвать крупного писателя, который избежал бы влияния Лавкрафта. До России щупальца Мифов Ктулху дотянулись не так давно, но тенденция уже наметилась: молодые и не очень писатели, как загипнотизированные, строчат подражания и пародии, снова и снова обращаясь к этому мрачному легендариуму. Радует, что Павел Молитвин и Василий Владимирский вовремя это заметили. Результат — первый в отечественном книгоиздании трибьют Лавкрафту. И вполне себе удачный.

Разумеется, без слабых рассказов не обошлось — несколько вещиц мало того что не удались сами по себе, так и не имеют никакого отношения к Мифам. Какими путями пробралась в антологию нелепая (хоть и с любовью выписанная) «Немецкая сказка» Верова — одному Ньярлатотепу известно. В «Ржавой судьбе» Чешко от Лавкрафта совсем немного — не больше, чем в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». В «Явлении Ктулху» Молитвина слов и эпизодов в три-четыре раза больше, чем надо бы: несчастный маленький Ктулху совершенно теряется на фоне богатой личной жизни героев. Рассказ Владимира Аренева, любопытный сам по себе, слишком пропитан духом махровой отечественной фантастики (что бы это ни значило), чтобы стать достойным посвящением Лавкрафту.

И все же перевес в «Возвращении Ктулху» остается за сильными вещами. Чувствуется, что составлялся сборник не по излюбленному издательскому принципу «что есть, то и толкнем».

Настоящее украшение антологии — повесть Марии Галиной «Дагор». Если вы сомневаетесь, что шедевры литературы ужасов создаются где угодно, но не в России, прочтите хотя бы ее. «Дагор» — это и космический ужас Лавкрафта, и экзотика Хаггарда (действие происходит в Африке, в жестоких объятиях джунглей), и фирменная «безнадега» Стивена Кинга. Эта повесть безупречна, как кровавый солнечный закат, а по безысходности приближается к «Чужому» Ридли Скотта. И каким же восхитительным языком это изложено! Стиль Галиной хочется и глотать (жадно, не успевая прожевывать), и смаковать — любуясь каждым предложением. В общем, с какой стороны не посмотри, перед нами шедевр. 10 из 10 баллов.

Не меньше порадовали три рассказа Бориса Лисицына, исполненные целиком в традиции Лавкрафта... но так, будто писал сам Лавкрафт! В отличие от Алексея Лебедева (чье беспомощное эпигонство также представлено в антологии), Лисицын не подражает классику — скорее переписывает его заново. Секрет автора в том, что в классические лавкрафтовские мотивы он неизменно вносит что-то свое — деликатно, но всегда к месту. И этих штрихов хватает, чтобы знакомый сюжет перевернулся с ног на голову. Остается только рукоплескать: каждый из трех рассказов заслуживает цельные 9 баллов.

Хорош «Высокий прыжок» Врочека. Советские подводники против Ктулху — это только с виду нелепость. Напряжения и ужаса здесь не меньше, чем в леденящем «Нечто» Джона Карпентера. 8 баллов.

Интересна повесть Хаецкой «Царица вод и осьминогов», где Санкт-Петербург в очередной раз предстает городом мистическим, неисповедимым — здесь Лавкрафт встречается с автором «Фанданго». К творчеству Александра Грина у меня отношение сложное; может, поэтому, и «Царица» не прошла сквозь эмоциональный фильтр – порадовала ум, оставив сердце равнодушным.

«Пыль тысячи дорог» Сергея Доброхлеба заставляет вспомнить не только создателя Ктулху, но и писателей его круга — прежде всего Дансейни и Кларка Эштона Смита, певцов иных вселенных. Простенькая фабула неожиданно оборачивается настоящим путешествием в духе «Сомнабулического поиска неведомого Кадата». В «Тайных охотниках» Вадима Калашова остроумно обыгрывается история Глубоководных (тех, кому посвящен лавкрафтовский «Морок над Инсмутом»). Рассказы Виталия Слюсаря и Леонида Смирнова тоже на свой манер любопытны.

И так далее, и так далее... Много оригинальных задумок, много творческих удач. Даже слабенькие (и «левые») рассказы читаются с интересом. На мой взгляд, «Возвращение Ктулху» — лучшая антология 2008 года, у которой есть недостатки, но вот аналогов — нет. Не давайте ей пылиться на магазинных полках!

P.S. Соглашусь с kkk72: книга порадует не только поклонников Лавкрафта.

P.P.S. В PDF-журнале «Тьма» №2(7)-2008 можно прочитать познавательное интервью с Василием Владимирским, одним из составителей антологии. Журнал бесплатный:

http://www.ourdarkness.info/index.php?index_step=downloadMagazine&magazineDownloader_step=2

Человек, с головой ушедший в себя (как вариант — в искусство, в науку и т.п.) может физически побывать хоть во всех странах мира, но на самом деле и с места не сдвинется. Из дневника Кэрролла можно узнать о России (и впечатлении, произведенном ею на автора) очень и очень немного — то ли реалии нашего быта прошли мимо рассеянного англичанина стороной, то ли, наоборот, слишком его ошарашили. Как бы то ни было, большая часть дневника посвящена кулинарным приключениям Кэрролла и... возвращению в старую добрую Англию. Скучновато.

Если части читателей не повезло подступиться к серии «Роман Mistique» с этого романа, то понятно, почему она не просуществовала и года. Книга очень, очень слабая – и ведь далеко не первая у автора! Как видно, плохое вино с годами становится только паршивей. То, что в «За час до темноты» даже умиляло, здесь вызывает отвращение, а стиль «1 абзац = 1 предложение» вгоняет в тоску... так троечники сочинения в школах пишут.

Относительно оригинален разве что выбор места действия — частная школа для мальчиков. Всё остальное срисовано у Кинга, Страуба и других мэтров. Клегг пишет отрывистыми абзацами по одно-два предложения каждый, совершенно не владеет композицией; персонажи его не выписаны. Важнейшие события промелькивают в тех самых куцых абзацах, как пасущиеся лошади в окне экспресса. О многих сюжетных моментах писатель попросту забывает... И ничего, ничего своего.

Особая благодарность переводчику и редактору. Некоторые находки – как серпом по

а) Довольно оригинальное решение — скрыть личность маршала Жиля де Ре, известного также как Синяя Борода, за свежо звучащим Гиллес де Райс.

б) Приятно, что географические названия не обладают досаднейшим буржуазным свойством — постоянством. Скажем, река Гудзон иногда именуется рекой Хадсон, что не дает читателю расслабиться и, бесспорно, развивает его мыслительные способности.

в) Стилистические красоты завораживают — к примеру, «социальная общественность», «что-то проникало внутрь».

г) Ну и всякая мелочь в довесок: таинственная «Башня Слоновой Кости» («башня из слоновой кости», написанная без заглавных букв и столь любезная Флоберу, уже не радует глаз); слово «глупец», которое подростки 15 лет, конечно, употребляют намного чаще, чем презренные «дурак», «дебил», «идиот»...

Клайв Баркер из тех писателей, которых не только в запой читают, но и боготворят. Клеймо гения пристало к нему так же крепко, как неистребимый ярлык «Король ужасов» к Стивену Кингу… и все-таки о доступности, универсальности Шекспира он может лишь мечтать. Его творчество – своего рода элитный клуб, на входе в который ведется жесткий фейс-контроль: «Зеленеешь от вида увечий, фекалий и спермы, дружок? Не любишь эзотерику? Тогда топай отсюда, это частная вечеринка». Однако так было не всегда. Когда-то за этими дверями подавали жгучий, кроваво-красный хоррор, и не существовало никаких границ – тех, что расчертил позже сам Баркер.

«Проклятая игра» – дебютный роман мастера, но вот что удивительно: недостатков, которыми изобилуют его поздние вещи, здесь практически нет. Если бы от этой точки талант Баркера и дальше шел только в гору, старик Кинг, как честный человек, давно ушел бы на пенсию. Композиция романа выверена, будто швейцарские часы; кровавых и эротических сцен ровно столько, чтобы пугать и соблазнять, не вызывая отвращения; персонажи двигаются сами, без ниточек и подсказок автора. И все же не это главное. Мало ли было в литературе красивых игрушек, начисто лишенных души?

По словам автора, «Проклятая игра» – это история о Фаусте, только без дьявола. Все вехи налицо: сделка с таинственным незнакомцем, долгие годы счастья, расплата за них… однако исход игры вершат не высшие силы, а сами люди. И в отличие от Сатаны, они умеют и любят нарушать правила.

Каждый из ключевых персонажей существует в собственном чистилище. Марти Штраус, потерявший из-за страсти к игре свободу и любовь, мечется между прошлым и настоящим, нигде не находя себе приюта. Человек, взявший его в телохранители – миллиардер Джозеф Уайтхед, – только кажется незыблемым столпом; в сердце старика кроется страх, от которого расползаются трещины по всей его финансовой империи. Дочь Уайтхеда, Кэрис, добровольно соглашается на героиновый паек, лишь бы сбросить с себя груз решений. И даже тот, кому волей случая дана власть наделять жизнью мертвые тела, даже мрачный Мамолиан – ему Уайтхед задолжал, ни много ни мало, себя – бессилен перед монолитом чужой воли. «Каждый человек – сам себе Мефистофель», – говорит его устами молодой Баркер, который отказывался видеть мир черно-белым уже в юности.

Хотя книга исполнена сложной философии, и с первого подхода впитает ее не всякий, в беллетризованный трактат она не превращается. Это именно роман, и более того – роман ужасов, способный по-настоящему напугать. Берет он даже не яркими образами (с этим у Баркера всегда было в порядке), а атмосферой безысходности. Там, где само Зло лишается опоры, законы логики перестают работать.

Что лукавить понапрасну: первый роман Баркера – тоже чтение далеко не для всех. И все же… пока мизерный тираж второго русского издания еще не распродан, попробуйте эту книгу на вкус. Быть может, вы из тех, кто пройдет фейс-контроль – чтобы никогда об этом не пожалеть.

Если смешать в кучу разнородные ингредиенты, может получиться вполне съедобное блюдо. Эта уловка многим поварам помогла сделать карьеру, и в литературе она дает схожий эффект. Даже слабый текст можно спасти, совместив несовместимое – скажем, отправив Красную Шапочку в космос или изобразив порноэтюд из жизни хоббитов.

В городском фэнтези возможно два варианта мироустройства: а) «иные» живут бок о бок с людьми, ничем себя не выдавая (так у Чарли Хьюстона, умело вживившего вампиров в криминальное подполье Нью-Йорка); б) расы существуют в едином земном пространстве и вынуждены как-то ладить между собой. Марк Дель Франко, замышляя цикл о Конноре Грее, выбрал второе зло и попытался представить традиционных для британского фольклора персонажей (эльфов, фейри, гномов и т.п.) на загаженных улицах современного Бостона. История человечества, на голову которого свалилась вся эта братия в начале XX века, подается в альтернативном ключе. Подобные эксперименты в фантастике проводились уже не раз, но успехом заканчивались редко. Впрочем, в данном случае автор и не ставил себе сверхзадач – на более или менее оригинальном фоне он рисует самый заурядный сюжет.

Действительно, роман дель Франко – это триста двадцать страниц сплошного «дежа вю». Знакомый сюжет, знакомые персонажи… Даже позы, в которых лежат изуродованные трупы жертв, хорошо известны поклонникам полицейских сериалов. Поэтому название книги, как ни странно, противоречит наполнению: форма криминального романа устоялась довольно давно, и автору ничего нового в нее внести не удалось.

Коннор Грей, протагонист – типичный для нуара угрюмец с изломанной судьбой. Ну, друид. Ну, инвалид – лишился всех способностей после стычки с эльфом-экотеррористом. Ну, пошел кто-то по стопам Джека-потрошителя – в Бостоне один за другим умирают фейри-проституты, и никому нет до бедняжек дела, кроме Грея да его товарища из полиции.

Чуть ли не каждая глава начинается с описания очередного «хмурого утра», за которым следуют телефонные звонки, дотошный разбор официальных отчетов, размышления о былом… Время от времени появляются комические персонажи, разбавляя эту рутину умеренно смешными шутками. Прекрасные друидессы из Гильдии стражей (совет, ведающий делами иных) делают экскурсы в историю волшебных рас, копы пьют кофе и ворчат по всякому поводу. Улики, заклятья, амулеты, однообразные рефлексии героя – повествование течет вяло, как река в промышленном городе, и редкие всплески действия не способны его оживить.

Разгадка происходящих событий дается уже в середине романа, и никакого подвоха здесь нет. Сюжеты с двойным дном под силу только настоящим фокусникам, а дель Франко – лишь декоратор, который худо-бедно умеет прописывать антураж. Жаль, в политическом и социальном смысле его фейри и флиты немногим отличаются от людей, хотя отдельные штрихи и привлекают (как упоминание об эльфах, в годы Второй мировой войны вставших на сторону фашистов).

Заканчивается книга битвой, которая сделала бы честь любой компьютерной аркаде: фаерболы, защитные поля, заряды энергии, вылетающие из рук. Победа, конечно, остается за нашими, но автор делает прозрачный намек: главное еще впереди, не расслабляйтесь. И все, контракт с издательством на несколько лет вперед обеспечен…

Детище дель Франко страдает от литературного малокровия: этот роман недостаточно забавен, недостаточно увлекателен, недостаточно пугающ… Такого развлекательной литературе не прощают – с излишками свободного времени принято бороться чем угодно, но не скукой.

У каждого времени свои герои. В жанре детектива эта незатейливая истина прослеживается как нигде. Образ сыщика впервые возник в «Убийстве на улице Морг» Э.А. По. Сначала человек мысли Огюст Дюпен перевоплотился в человека дела Шерлока Холмса, затем сменил брюки на юбку (мисс Марпл), поприкидывался простачком (Эркюль Пуаро) – и после череды более мелких метаморфоз закончил с полупустой бутылкой бурбона в руке и трехдневной щетиной на лице. Именно «черный» детектив, или нуар, властвует в западном криминальном жанре уже много лет. Безнадега и мрак из моды выходить не собираются – что в искусстве, что в жизни.

Из попыток скрестить городское фэнтези и нуар вырос целый жанр, на котором сделали себе имя Н. Коллинз, Л. Гамильтон и многие другие. В этих книгах действуют те же плохие парни, те же роковые женщины с непростым характером… только пьющие кровь. Однако чаще всего вампирские клыки, наспех приклеенные к вполне человеческим челюстям, отваливаются через два-три месяца ношения – точнее, два-три романа. Детективная интрига сходит на нет, уступая место сложным отношениям любимых (как вариант: набивших оскомину) героев и тонет, извините, в соплях.

Чарли Хьюстон сметает этот затхлый мирок огнем из всех орудий. Мир, в котором обитает вампир-детектив Джо Питт, герой романа «Мертвее не бывает», полон насилия – и не кукольного, не состряпанного из фэнтезийных штампов. С первых же страниц читателя захлестывает волна «чернухи», на которой аршинными буквами выведено: «СДЕЛАНО В НЬЮ-ЙОРКЕ». Грязный переулок, пара напуганных студентов, трое преследователей – какая сумма вытекает из этих слагаемых, известно каждому. Но автор, вооружившись то ли лупой, то ли кривым зеркалом, превращает заурядный гоп-стоп в ритуал поедания мозгов. Кровь брызжет во все стороны, зомби разлетаются на куски, спаситель, всем законам вопреки, впивается спасенному в горло. Вы подавили рвотный позыв, отдышались… и с изумлением обнаруживаете, что роман только-только начался. Добро пожаловать в ад по Чарли Хьюстону.

Здесь зубодробительный темп и мощная интрига сочетаются с насыщенными диалогами, роскошный образный ряд – с многомерными персонажами. Автор по кирпичику воссоздает «иной» Нью-Йорк, поделенный на куски вампирскими кланами. У каждого из них своя философия, миссия, представления о морали – от социализма (почти по Чернышевскому) до сектантства. Одиночке Джо Питту приходится лавировать между этими монстрами, в борьбе за выживание кое-как сохраняя остатки совести. Феномен вампира Хьюстон объясняет с позиций Ричарда Матесона («Я – легенда»): некий Вирус, попав в человеческий организм, заражает его жаждой крови, взамен наделяя силой и быстротой. И биология играет в романе не последнюю роль. Вирус кажется то двигателем сюжета, то сверхъестественной сущностью, то сложным символом (СПИД, власть, индивидуальность, Бог – список практически бесконечен). Ему противопоставлена некая бактерия, которая делает из смирных граждан падких до мяса зомби. Вампирское и человеческое сплетаются, как нити ДНК, в общую цивилизацию, построенную на грязи и жестокости.

Педофилы, мафия, наемные убийцы, байкеры, готы, вывернутый наизнанку гламур, сексуальные меньшинства, бомжи – коктейль, приготовленный Чарли Хьюстоном, валит с ног. И в конечном счете остаться в этом городе грехов самим собой Джо Питту, вампиру с сигаретой в зубах, помогает, как это ни банально, любовь… трагическая, разумеется, иначе это был бы не нуар.

Жесткий, динамичный, безупречно скроенный роман. Не для слабонервных.

P.S. Прочитано в оригинале; одна из главных изюминок книги — сочный, многоэтажнейший англосаксонский мат. Боюсь, в переводе все эти красоты превратились в кислые фразочки вроде «Черт возьми» и «Сволочь!».

Даже странно, что эта книга появилась только сейчас — то, о чем в ней рассказывается, близко и понятно каждому из нас (ну или почти каждому — все-таки воображением люди наделены не в равной мере). В западной литературе ужасов ребенок и его страхи — гость не редкий. У нас хоррор еще только развивается, поэтому не все ниши пока заняты, не все темы исследованы. Борис Левандовский, пожалуй, один из первопроходцев. И, в отличие от Колумба, он пришел туда, куда хотел: путешествие в «таинственное государство», имя которому «Детство», состоялось.

В книге чувствуется след Стивена Кинга (а где он не чувствуется?), но все-таки «Бабай» — не история об американском ребенке, перелицованная на украинский (действие происходит в Киеве) лад. Все реалии знакомы до боли, и сюжет развивается в них вполне естественно.

«Бабай» — это роман о детях для взрослых (а иногда кажется, что наоборот), который легко и приятно читать. Возможно, Идею Идей вы здесь и не найдете, но книга вас развлечет... и напомнит о маленьком человечке, которым вы когда-то были. А с ним — намекает нам Левандовский — связи лучше не терять...

Что бы Нил Гейман ни имел в виду под «хрупкими вещами», его литературная репутация к их числу не относится. Оно и понятно, ведь Гейман из тех, кому повезло оказаться в нужное время в нужном месте — и с полным чемоданчиком восхитительного реквизита, который он умело использует. Волшебники вроде Брэдбери ушли на покой — да и не верит наша эпоха в волшебников. Мы жаждем чудес, но должным образом прирученных и понятных. Нам нужна не магия — нам нужны фокусники.

И Гейман среди них первый. Его можно увидеть на любом литературном утреннике и званом вечере; он желанный гость в любой себя уважающей антологии — элегантный, артистичный, загадочный. Публика ахает и до обморока хлопает в ладоши, белые, а то и желтые кролики бодро выпрыгивают из шляп, розы и премии сыплются на счастливчика ласковым дождем.

Его богатый репертуар — предмет зависти коллег. Корифей фокуснического жанра Альфред Борден описал когда-то шесть типов иллюзионных номеров, и нет среди них такого, которым Нил Гейман не овладел бы в совершенстве. К примеру, программа «Хрупкие вещи», которая вот уже несколько лет обеспечивает мэтру полный аншлаг, включает в себя:

1. Возникновения. Незаметное движение рук — и из рукава фрака появляются «Пятнадцать раскрашенных карт из колоды вампира», где каждая изящна на свой лад. Еще один легкий жест — и из глубин памяти выпархивают на свет «Басовый ключ», «Крупицы воспоминаний» и «После закрытия». На мгновение нам кажется, что мужчина на сцене исчез, и его место заступил мальчик, каким был когда-то Гейман… но нет, это лишь обман зрения, один из многих.

2. Исчезновения. Материю заменяет пустота. Кто-то теряет сердце («Как ты думаешь, что я чувствую»), кто-то волю и душу («Горькие зерна»), кто-то и вовсе растворяется в осени, даже дымки памяти по себе не оставив («Октябрь в председательском кресле»). И только бархатный занавес колышется там, где секунду назад была живая плоть.

3. Трансформации, излюбленный фокус мэтра. Смотрите, он берет невинную сказку о Нарнии — и превращает ее в эротическую психодраму («Проблема Сьюзен»). Лица Лавкрафта и Конан Дойля сливаются в одно — и неужто это лицо самого фокусника («Этюд в изумрудных тонах»)? Готический жанр выворачивается наизнанку, и мы оказываемся по ту его сторону («Запретные невесты безликих рабов в потайном доме ночи пугающей страсти»). Линейное повествование скручивается в петлю («Другие люди»). Мелькают цвета и ткани, дыхание замирает в груди…

4. Перемещения. Волнующая музыка, грохот, молния — и из клубов дыма возникает молчаливый человек по имени Тень, которого воля его создателя перенесла из лишившейся своих богов Америки на север Шотландии, в новую легенду («Повелитель горной долины»). Или, быть может, не забытую еще старую…

5. Опровержение физических законов. Невозможное становится частью представления. Чья-то жадная вилка тянется к самому Солнцу («Жар-птица»), на Землю спускается неземная красота («Как общаться с девушками на вечеринках»). Сумбур и таинственность сна складываются в гобелен ужаса («Кто-то кормит, кто-то ест»).

6. Скрытую движущую силу. Глядите, как бледен фокусник! Понимает ли он, что вплотную подошел к той грани, за которой мастерство превращается в волшебство? Если понимает, то осмелится ли ступить за нее? Что за безумная мощь ждет его там? Он разработал сценические машины, нарисовал декорации, месяцами репетировал номера… и вот столкнулся с тем, что не подчинится и самым ловким рукам — с историей, которая пишет себя сама. «Влюбленный Арлекин» проносится, как летняя буря, по зрительному залу — и каждый становится его пленником.

…Фокусник уже овладел собой. Он расставляет руки — и на прощание выпускает из рукавов голубки-стихи и конфетти миниатюр. Представление закончено.

Но что-то навсегда изменилось в мэтре…

Да, Гейман приблизился к творческой зрелости. Как всегда, читать его интересно — но теперь он способен насытить не только наш ум, не только развлечь нас интеллектуальной игрой.

Когда писатель обращается к сердцу — он вырос.

Он стал классиком…

P. S. Автор отзыва передает привет Кристоферу Присту, подарившему нам замечательный роман «Престиж» — один из самых эффектных иллюзионных номеров в мировой литературе.

Как говорят мудрые люди, фантастическая литература строится на допущениях — или, проще говоря на сюжетах типа «что, если...» Книги некоторых фантастов (Клайва Баркера, например) этими допущениями буквально кишат. Результаты плачевны: тесно, душно, голова болит... А иным достаточно сделать одно-единственное допущеньице — и готова хорошая книга.

Браун задается вопросом: «Что станется с современным человеком, если отнять у него право на одиночество?», и обыгрывает эту идею на разные лады — умело, остроумно, живо. Приватность — понятие, еще в 50-х годах XX века священное для всякого американца, а в последние десятилетия (по понятным причинам) и для большинства землян. И вот представьте, каково человеку, каждое действие которого (включая естественные отправления) совершается при свидетелях и немедленно становится достоянием общественности? Бррр.

«Марсиане» Брауна — это 130 страниц сплошного «бррр». То ли призыв быть попроще, то ли страшилка для особо впечатлительных, то ли безобидная юмореска... главное, идея Брауна работает — неслабо веселит, чуточку пугает и наводит на благие мысли. Совсем неплохо для романа, написанного шутки (и гонорара, вероятно) ради.

Лондон всегда был благодатным местом для литературной нечисти, но далеко не каждому автору удается с толком использовать этот потенциал. Майк Кэри, пожалуй, поймал нужную волну. Более того, он отступил от традиции и не стал живописать чудеса «иного города», как Нил Гейман или Саймон Грин. Внешне его Лондон неотличим от реального. Все дело в созданиях, которые его населяют.

Мир, в котором живет специалист по изгнанию призраков Феликс Кастор, сдвинулся. Не было никаких знамений, не упала с небес Звезда Полынь – просто стали воскресать мертвые, а за ними явились и другие создания. Нет, до кровавого «Рассвета мертвецов» дело не дошло: все, на что способны восставшие из могил – это действовать живым на нервы и потихоньку гнить. Привидения оказались и того безобидней – лишь эхо чьих-то эмоций, лишенное разума и воли. Человеческая цивилизация выстояла почти в том же виде, в каком ее знаем мы. Отдельные скептики по-прежнему отказывают чертовщине в существовании.

Однако кое-что все же изменилось: стала востребованной профессия экзорциста. Феликс Кастор не лучший и не худший из них, но свое дело он любит. Он совершает ошибки и расплачивается за них, чтобы совершить снова – ради друзей, ради денег, ради истины, наконец. Это объемный, многогранный персонаж, обладающий собственным неповторимым голосом. Свести его к какому-то типажу трудно, хотя дебютный роман Кэри и обязан многим классическому нуару (а также комиксу «Константин»). Конечно, герои Чандлера тоже редко брились, много пили и регулярно попадали в переделки, но Кастор определенно интеллигентней и сложней их (выпускник Оксфорда, как-никак). Остальные действующие лица – тоже далеко не статисты.

Впрочем, роман не сводится к психологическому анализу: душевных метаний в нем ровно столько, чтобы сделать сюжет выпуклым и реалистичным. А он того стоит. Кэри постоянно наводит Кастора и/или читателя на ложный след, сплетая из загадок и недосказанностей паутину интриги. Пресловутые чеховские ружья либо стреляют в самый неожиданный момент, либо вообще молчат.

Книга изобилует оригинальными находками, которые проявляются буквально во всем и не отдают дешевым фантазерством. Выбрав основным местом действия старинный архив, Кэри убил двух зайцев: отдал дань уважения готической традиции и одновременно переосмыслил ее. И действительно, причины событий романа коренятся в кошмарах современности, а не в очередном «кентервильском привидении».

Автор по-своему переигрывает затасканные образы сверхъестественных существ. Так, оборотень у него, – это по сути животное, одержимое духом мертвеца, который перестраивает тело хозяина по образцу человеческого. Суккубы у Кэри соблазняют мужчин не сладкими речами, а феромонами, которые не оставляют жертве ни единого шанса на сохранение невинности и рассудка.

Любопытна сама процедура экзорцизма. Кастор изгоняет призраков при помощи флейты (вистла), оборачивая их сначала в музыкальный «кокон», заставляя слиться с мелодией – а потом переставая играть. Описание этого процесса зачаровывает, и не в последнюю очередь благодаря прекрасному переводу Аллы Ахмеровой.

Кэри умело и с любовью выстраивает мифологию своего мира. Яркие второстепенные персонажи (среди которых зомби-хакер, охранник-буддист и гороподобный оборотень по прозвищу Шрам), ссылки на памятные Кастору события, анекдоты из жизни экзорцистов – прописана буквально каждая деталь.

Однако сбежать в этот мир захочется немногим. Все, что невыносимо в нашем «здесь и сейчас», перекочевало и в него: бедность, насилие, проституция. На фоне этих монстров демоны и призраки кажутся лишь частными проблемами. Но и здесь все неоднозначно. Кастор терзается сомнениями: что, если его работа – не борьба с эктоплазменными паразитами, а самое настоящее убийство? Куда отправляются заблудшие души, когда он их фактически стирает? Есть ли в такой Вселенной место Богу? Вместо ответов – туманные намеки. В этом романе фаустианская тема лишь намечена, но в последующих Кастору наверняка предстоит нелегкий выбор между знанием и покоем.

Актуальность сочетается у Кэри с блестящим юмором, ненавязчиво вплетенным в текст. Книга вообще прекрасно сбалансирована: автор играючи манипулирует читательским восприятием, то развлекая, то пугая, то наводя на лирический лад, то – без шуток – откровенно шокируя.

«Мой знакомый призрак» – одна из лучших книг, вышедших в серии «Холод страха» за последний год. Если Кэри и дальше будет выдавать ручную работу в конвейерном жанре, то цикл о Феликсе Касторе ждет славное будущее.

Стивен Кинг в сборнике «Все предельно» пишет, что каждый автор, работающий в жанре хоррора, должен создать как минимум по одному рассказу о похоронах заживо и «привидениях из гостиничного номера». Само собой, список обязательных предметов этими двумя не ограничивается. Вот молодой британец Дин Винсент Картер, к примеру, посвятил свое новое сочинение оборотням, о которых к началу XXI века не писал только ленивый. Достойно оно «пятерки» или «тройки» – для прилежного ученика не так уж и важно. Главное, что в нужном месте стоит галочка: «сдал».

Картер дебютировал в литературе примитивным романом «Рука дьявола», которому связи автора и неспособность критиков отличить серьезный хоррор от детских страшилок обеспечили относительный успех. Банальную историю о комаре-переростке, живущем на изолированном острове и питающемся случайными туристами, пытались тогда выдать чуть ли не за новое слово в жанре. В книге проявились практически все промахи, которые в принципе может допустить начинающий литератор – от картонных героев до полного отсутствия идей и логики. «Сезон охоты» в этом плане кажется шажком вперед, но достижения Картера более чем скромны.

Итак, в многострадальном Лондоне вдруг объявился оборотень… хотя претендующий на оригинальность автор уточняет, что это скорее «человековолк», поскольку передвигается он на задних лапах. Бессовестный монстр шастает по тихим пригородам, терроризируя обывателей и время от времени лакомясь полисменами из отдела паранормальных явлений. В его брюках проделана специальная дыра, чтобы было куда вылезать хвосту, когда человечья форма сменяется волчьей. Остается добавить, что он работает на мафию, – и портрет злодея, называющего себя Галлером, готов.

Но вот на его пути встает мальчик с ангельским именем Геронтий Мур, родители которого восемь лет назад стали ужином неведомого чудища. Случайно ли? Автор торжественно намекает: неслучайно. Спасибо, сами мы не догадались бы.

Такова завязка. Геронтию, его двоюродной сестре Лии и «хорошему бандиту» Мейсону через многое предстоит пройти: носиться с места на место, вести бессмысленные разговоры, совершать глупые поступки – и при этом старательно изображать испуг. Проницательный читатель рано или поздно догадается, что главный их враг – вовсе не Галлер, ведь та же незавидная участь постигла и его. Нет, в злоключениях героев повинен не кто иной, как… Дин Винсент Картер. Вот кто внушает неподдельный страх – своим равнодушием, и в первую очередь по отношению к тому же читателю.

Эпизод, который опытный автор уместил бы в полглавы, у Картера растягивается на полромана. Штампы, коим несть числа, чередуются с изобретательными нелепостями: скажем, пожилой женщине удается отбиться от оборотня скрученным в трубочку журналом. Эффект от неожиданной развязки полностью смазывается тем обстоятельством, что она не вытекает из предыдущих событий, а падает на героев с небес, аки бог из машины. Единственный писательский мускул, который Картер успел накачать со времени дебюта – это умение создать интригу. Впрочем, роман это не спасает.

Возможно, всерьез критиковать книгу, предназначенную для подростков – последнее дело. Но ярлыка «литература для юных читателей», под которым «Сезон» вышел в оригинале, российские издатели не сохранили. В итоге поделка Картера соседствует на полках наших магазинов с настоящим хоррором, что расшатывает и без того хрупкую репутацию жанра.

Это «сочинение на тему» заслуживает самой настоящей «двойки».

На самом деле, нашествие уже началось. Зомби – быстрые и медленные, давно мертвые и только что инфицированные – наводнили массовую культуру. Каждый год выходит несколько компьютерных игр (с автоматом против всех), пара дюжин фильмов, две-три книги. Оригинальничать пытаются немногие: чаще всего за основу берется какой-либо из фильмов Джорджа Ромеро, затем классику изрядно потрошат (здесь отрежем, там пришьем) – и на выходе получается продукт, который, независимо от качества, обязательно будут покупать. А ведь исходный материал не безупречен: Ромеро – человек безусловно талантливый, но у него свой путь и свои творческие интересы.

Макс Брукс, один из немногих, перерос своего вдохновителя. В «Мировой войне Z» преодолена одна из главных слабостей ромеровского мифа – культурная близорукость. С какой бы стороны прославленный режиссер и его последователи ни подходили к образу зомби или психологии выживших, кое-что остается неизменным: место действия – США, суть – мертвые американцы поедают живых соотечественников. Кажется, простора для творческой фантазии хоть отбавляй… но даже великая нация – это всего лишь фрагмент мозаики, известной как «человечество».

Вот эту мозаику – щедро забрызганную кровью – и выкладывает Брукс в своей книге. Война с зомби – первая, которую можно назвать мировой безо всяких натяжек. В стороне не осталось ни одно государство, включая и островные: инфекция, за несколько дней превращающая человека в безмозглого каннибала, на крыльях «железных птиц» перемещается из одного конца света в другой за считанные часы. Нет и быть не может никакой волшебной вакцины (хотя предприимчивым людям это не помешает нажиться на ее производстве), зомби невозможно ни уговорить, ни запугать. И вскоре враг уже повсюду.

Роман подается как сборник интервью, которые представитель возродившейся из пепла ООН берет у людей, выживших в этой бойне и восстанавливающих мир с нуля – политиков, военных, врачей, священников, простых очевидцев. Это китайцы, русские, американцы, французы, японцы, иранцы, израильтяне, чилийцы… И у каждого своя история, своя боль, своя гордость.

Разрозненные фрагменты выстраиваются в глобальную хронику войны, выписанную с потрясающим правдоподобием. Багаж геополитических знаний у автора солидный – чтобы поставить его прогнозы под сомнение, от читателя требуется серьезная подготовка. Как поведет себя та или иная нация, столкнувшись с угрозой? Если стратегия выбрана неправильно – как будет выживать? Во что превратятся международные отношения? Как изменится военная этика? Что будет с миром после победы? На эти вопросы Брукс отвечает устами дипломатов, разведчиков и министров, с которыми, как понимаете, не поспоришь.

Однако роман Брукса – это не просто фантазия на политические темы. В предисловии вымышленный составитель предупреждает, что главное измерение здесь – человеческое. Мы видим катастрофу глазами солдата-новобранца, четырехлетней девочки, индийского беженца, китайского контрабандиста… Автору удается достичь небывалого эффекта сопереживания – эмоциональность порой зашкаливает, и невольно задумываешься: а что, если знаменитый упрек в адрес творцов хоррора справедлив? «В жизни и без того хватает горя – зачем же вы пишете о таких страшных вещах?»

Но Макс Брукс – не Клайв Баркер, который играючи выводил «Книги крови», размазывая кишки своих героев по бумажным страницам. Ужасы, о которых пишет молодой американец, импортированы в «Мировую войну Z» прямиком из нашей реальности. Замените зомби на озлобленных людей или пандемию птичьего гриппа – и результат будет тот же: паника, насилие, голод, гибель миллионов. Эта книга – «Чума» Альбера Камю, только очищенная от стилистической шелухи и ненужных метафор. Никаких рюшек, одни факты, даже если это факты человеческой души.

Тех, кто любит в хорроре исключительно «мясо», роман тоже не разочарует: здесь Брукс вторит уже не Ромеро, а одному из его наследников, Заку Снайдеру, который ураганным «Рассветом мертвецов» камня на камне не оставил от классического «зомби-муви». Торсы, ползущие по земле, девочки с обглоданными лицами, мертвяки в многоэтажках, на пассажирских кораблях, под водой – у Брукса модельный ряд двуногих машин смерти представлен полностью.

Конечно, затронув национальный вопрос, Брукс ступил на зыбкую почву, и особенно это заметно на примере России. По сюжету нашей стране предстоит после войны очередная метаморфоза, которая многим читателям может показаться оскорбительной… но все-таки лучше не торопиться с выводами: если автор и играет в политические шахматы, то контраст между черными и белыми фигурами у него сглажен до минимума. Однозначны в этой вселенной только зомби, а новая версия «американской мечты» не так проста, как кажется.

«Мировая война Z» – умный, актуальный роман, блестяще задуманный и исполненный. Многие главы, взятые в отдельности, украсили бы самые представительные антологии хоррора; вместе они составляют цельный монолит из идей, эмоций и литературного мастерства.

Одна из лучших книг года.

У межавторских проектов есть одно неприятнейшее свойство: читатель никогда не знает, чего ждать от каждой новой книги. Подчас в одной упряжке работают авторы настолько разного уровня, что цельность сериала держится исключительно на сквозных персонажах. Но это еще не самый безнадежный случай – по крайней мере, проколовшись на одном поденщике, можно поставить на нем крест и обратиться к другим именам. Гораздо хуже, когда солянку из талантов подают как единый бренд. Эта печальная участь и постигла Александра Варго.

В том, что «Александр Варго» – это не человек, а проект, сомневаться уже не приходится. Эксмо открыло серию жесткими романами в духе Ричарда Лаймона. Особого резонанса они не вызвали (да и едва ли кто-то в издательстве питал такие надежды), но обеспечили Варго постоянную аудиторию из патриотов, изголодавшихся по ужасам отечественного производства. И вот теперь, на волне относительного успеха, выходят «Корень зла» и «Медиум». Угрожающая надпись на обложке («Не рекомендуется читать детям до 18 лет, лицам с заболеваниями психики» и т.д.) осталась прежней, да вот только с начинкой у этих пирожков не задалось: под видом мяса читателям подсунули унылый ливер. «Медиум» имеет не большее отношение к хоррору, чем любая из серий «Агента национальной безопасности». На один процент мистики в романе приходится девяносто девять процентов детектива, притом не самого увлекательного.

Теоретически возможность сотворить из затасканного сюжета нечто удобоваримое у автора имелась. Завязка «шел, упал, очнулся – ясновидящим стал», может, и не блещет новизной, но допускает вариации. Достаточно было бы обыграть «Мертвую зону» Кинга, заменив американские реалии восьмидесятых российскими реалиями двухтысячных. Однако приключения Вадима Гордецкого оборачиваются банальным отсчетом трупов, помноженным на примитивную мистику с элементами Дэна Брауна. Экстрасенсорные способности героя никак не влияют на развитие событий; устранив их, имеем тот же роман, только более связный.

Впрочем, автор честно делает несколько попыток нагнать на читателя страху. Возможно, в пионерском лагере, у ночного костра, история четырех советских офицеров, продавших души дьяволу, даже сорвала бы аплодисменты. А убежденные материалисты и ценители роялей в кустах получат немалое удовольствие от финала, в котором чертовщина терпит сокрушительное поражение и оказывается – кто бы мог подумать! – делом человеческих рук.

В книге присутствует весь джентльменский набор типичного российского детектива «для всех»: Ее Величество Тайна, симпатичный протагонист, его не менее симпатичная подруга, хороший и очень усталый милиционер (с которым протагонист пьет водку), пара комических персонажей, ворох погонь, масса перестрелок, хэппи-энд и, конечно же… хохмы, хохмы и еще раз хохмы. Хохмят в «Медиуме» буквально все – от экстрасенсов до патологоанатомов. Юмор, надо признать, неплох (к месту он или нет, вопрос другой). Только он и перебивает снотворный эффект от чтения.

Неприятно, но факт: Эксмо попросту надуло поклонников отечественного хоррора, скомпрометировав доброе – пускай вымышленное – имя Александра Варго. Может, пора читателям вспомнить, что они тоже потребители, и заявить о своих правах?

Из чего сделан автор?

Как ни крути, а любой достойный автор хоррора сделан из фобий. Классификация страхов фактически необъятна, но составить о ней хоть какое-то представление позволяют жанровые антологии, составлением которых уже много лет занимается Стивен Джонс. И все они достаточно представительны, чтобы можно было с уверенностью сказать: литература сверхъестественного ужаса эволюционирует и осваивает новые территории.

Кого-то это удивит, но главная тема современного хоррора – не вампиры, оборотни или зомби (эти персонажи давно уже мигрировали в фэнтези), а чисто социальные страхи, питает которые сама действительность. Это ксенофобия – и как ненависть к «чужому среди своих», и как боязнь самому оказаться в этой роли (великолепные рассказы Глена Хиршберга и Дэвида Хертера). Это ужас перед могуществом современных корпораций, которым ничего не стоит духовно кастрировать индивида и стереть его в порошок («Глипотех» Марка Сэмюэлса). Это недоверие к врачам, которые в наши дни все больше отдаляются от пациентов из-за взлета медицинских технологий (рассказ Терри Ламсли). Это страх, что границы узкого мирка, которые человек создал для себя, будут кем-то нарушены (безумная фантазия Кэрролл Эмшуиллер); страх потерять ребенка (рассказ-письмо Брайана Ходжа, лучший в сборнике) или саму свою личность («Это было» Дэвида Моррелла — вещица малооригинальная, но ладно скроенная). Маститый Рэмси Кэмпбелл, как и прежде, выуживает пугающие образы из глубин подсознания и дает им развернуться в будничной обстановке, а Джо Хилл, восходящая звезда жанра, задумывается: что будет, если игры с бесчеловечным перехлестнут с бумаги в реальную жизнь?

Поставив себе задачу, каждый автор так или иначе с ней справляется – психологизма и убедительности у их творений не отнимешь. Другие истории сборника, написанные в более традиционном стиле, на этом фоне смотрятся бледновато. Один автор фактически переигрывает «Психо» («Пинки»), другой пишет гротескную шутку в стиле Генри Каттнера («На окраине»), третий – мрачноватую страшилку («Чайки»). Символично, что самый слабый рассказ антологии – «Куда приходят ангелы» Адама Невилла – был создан в подражание М.Р. Джеймсу, одному из главных представителей старой традиции, видевшей источник ужаса где угодно, но не в душе человека. Клайв Баркер выступил с неожиданно кислой «Историей Геккеля», которая страдает не только от извечных недостатков его стиля (схематичность образов, привычка сталкивать читателя с ужасным лоб в лоб, обилие секса), но и от все того же подражательства. «Порча» Брайана Ламли, наоборот, удалась: отталкиваясь от «Морока над Инсмутом», писатель создал глубокую психологическую драму – и в очередной раз доказал, что репутацию одного из лучших продолжателей Г.Ф. Лавкрафта заработал не зря. Особняком стоят эстетские новеллы Холли Филлипс и Кейтлин Кирнан с их изысканным мистицизмом и богатством красок, достойным пера Оскара Уайльда.

Впрочем, изъяны отдельных рассказов получать удовольствие от чтения не мешают. Откровенно проходных вещей в антологии Стивена Джонса нет – каждая по-своему интересна. Авторы умеют вкусно подать незначительную деталь и тонко обыграть нюансы психики; все они способны с головой затянуть читателя в описываемый мир, а творения лучших из них и в самом деле вызывают холодок по позвоночнику.

Да, настоящий автор хоррора сделан из фобий – и, если позволяет мастерство, щедро делится ими с читателями. И мы должны быть ему благодарны: в конце концов, предупрежден – значит вооружен.

Надеюсь, это не последняя антология «Лучших новых ужасов», изданная на русском языке.

Мрачный, красивый рассказ. Главное здесь не действие, а сам дух одного из величайших городов на Земле, и вот эту-то атмосферу Хертер передал блистательно. Здесь каждая историческая, архитектурная, культурная деталь — неотъемлемый штрих в портрете чудовища, что много веков возвышается надо Влтавой... Этой мистической цельности я ожидаю и от не читанной еще «Богородицы Тьмы» Фрица Лейбера. Рассказ буквально обволакивает со всех сторон, убаюкивает сырым воздухом пустынных улиц и катакомб...

Но, сам побывав в Праге, могу с уверенностью сказать: такой взгляд на нее — не единственный из возможных, хотя и близкий мне самому (а также, скажем, Францу Кафке). Прага многолика, и каждому откроется какая-то ее сторона... каждому, кроме тех, кто едет туда исключительно за пивом, покупками и дешевыми проститутками.

С выхода рассказа прошло пятьдесят восемь лет, но он стал только актуальнее. Это один из текстов, которые обязательно должен прочитать каждый молодой антиглобалист. Кроме того, «Рука помощи» — неплохое предостережение современным переносчикам демократии: если кошка не похожа на собаку, то это не значит, что кошка плоха. Они просто разные.

Остается надеяться, что 2009 г. станет годом великого перелома — и не слишком болезненного для нас, сконтариан :smile:

Бойся данайцев... Биг Мак приносящих.

Ксенофобия — один из главных страхов нового тысячелетия. Это и ненависть к «чужим среди своих», и подленькая боязнь самому оказаться в этой роли. Глен Хиршберг берет под микроскоп вторую сторону этой медали. Сам оставаясь американцем, он способен взглянуть на свою нацию со стороны и понять, почему все чаще и чаще в современном мире иметь гражданство США не престижно, а рискованно. Культура Нового Света (американская пара), лишенная корней, сталкивается в рассказе с древней культурой Света Старого (итальянцы, в чьих жилах течет кровь римлян)... и проигрывает, потому что все знакомые ей средства в чуждой среде ничего не стоят.

Это насыщенный, сложный и леденяще жуткий рассказ, который понравится далеко не всем — не исключая и тех, кто сам не любит американцев. Пожалуй, у Глена Хиршберга есть шанс пополнить немногочисленные ряды культовых писателей-интеллектуалов.

Я ставлю этому рассказу низкую оценку не потому, что в М.Р. Джеймсе с недавних пор разочаровался, и даже не потому, что он написан вслед «Плачущему колодцу», одному из слабейших творений классика (или ироничнейших, если угодно). Заковыка в том, что история эта — типичный детский «ужастик»; как бы я ни презирал это слово, точнее вещицу Невилла не опишешь. В «ужастике» нет ни идей, ни психологии; это байка, рассказанная старшим братом младшему или пионером — октябрятам. И, как ни печально, взрослого человека эти образы нередко оставляют равнодушным. Ни рожи, ни кожи. Извиняет автора лишь то, что писал он от души, искренне восхищаясь своим великим предшественником. Что ж, вкусы у всех разные.

Довольно вторичное произведение, хоть написано и сочно. Слишком уж прослеживается аналогия с «Психо» — у меня впечатления от этого подпортились. Но для незнакомых с историей Нормана Бейтса эта мясная психологическая шалость окажется отменным угощением. Персонаж, в честь которого назван рассказ, запомнится надолго. И пугает в этом свине прежде всего... человечность. В самом неприятном и мясокомбинатском смысле.

Наверное, из всех рассказов антологии этот напугал меня больше всех. Автор очень талантливо сыграл на одном из главных страхов современности: потерять себя. В новейшее время человеку внушили, что главное — это его индивидуальность. С другой стороны, в капиталистическом обществе пресловутая «работа в команде» — это удел 90% населения. А команда, коллектив стремятся отобрать у индивида любимую игрушку, то есть личность, и вернуть его в лоно архаической формы существования — племенной. И в последние годы корпоративизм набирает обороты (хотя текущий кризис может сильно его подточить).

Так к сонму противоречий современного общества добавилось еще одно, принципиальное.

Герой рассказа, европеец по рождению, твердо усвоил трудовые обычаи японцев (которые, как известно, тоже целое ставят выше единичного), однако то, что ожидает его на родине, не выдержать даже восточной закалке. Корпоративность, сращенная с идеологией, сметает все и вся на своем пути.

«Глипотех» — это одновременно и воспоминание о «1984» Оруэлла (только тоталитаризм здесь носит частный характер), и пародия на секты вроде тех же саентологов, и... выражаясь на манер советских литературоведов, «грозное предупреждение человечеству». Очень своевременное, надо сказать.

Великолепный образец хоррора без вампиров, маньяков и лавкрафтовских монстров.

P.S. Сэмюэлс великолепно работает с языком: речь его героя — сплошное удовольствие для органа, отвечающего у читателя за юмор. Интересно, удалось ли переводчику достойно воспроизвести ее на русском?

Если бы я не знал имени автора, вердикт был бы прост: ученическая поделка, написанная озабоченным (на нехороший лад) подростком и особого смысла не имеющая. Но поскольку авторство «Истории Геккеля» для меня не тайна, придется сделать поправку: слово «подросток» заменить на «мужик», а эпитет «ученическая» на «вторичная». Только и всего.

Какой эрос? Какой танатос? Язык мертвеца в женском половом органе — это борьба двух стихий? И не в омерзении здесь дело. Честно признаюсь: я заядлый эротоман. Тема некрофилии (и вообще секс в контексте смерти) не вызывает у меня отторжения, если она хорошо прописана, если мотивирована сюжетом, если несет какую-то символическую нагрузку. Примеры: «Сияние» Кинга (женщина в ванной), «Избави нас от зла» Тома Холланда (о, эротики там много), «Американские боги» (великолепный эпизод, где одна из богинь поглощает мужчину), рассказы Эверса, «Ее последняя воля» того же Баркера. Но «Истории Геккеля» делать в этом ряду нечего. Это не более чем байка о шлюшке, которая испытывает сексуальное влечение к мертвецам... и успешно его реализует, встретив с их стороны единодушное одобрение и поддержку. А откуда в ней это влечение? Что можно извлечь из этого рассказа, кроме безумного — извиняюсь — траха? Мне не удалось ничего.

Баркер в своем стиле: не давая себе труда прорабатывать психологию героев, высасывает из пальца ситуацию — и вуаля, восторгайтесь! Смешно.

Ставить «Геккелю» хорошую оценку причин не вижу. Даже чисто в техническом плане рассказ малоудачен: к сожалению, талантливым стилистом Баркера не назовешь — слишком очевидно сквозь псевдонемецкий псевдоромантизм просвечивает его собственная (не лишенная изъянов) творческая манера. Язык простоват (сужу по оригиналу).

Обидно. «Будущее хоррора», похоже, не состоялось...

В наше время хочется рассматривать «Городок» не как беллетризованный рассказ об устройстве шкатулки, а как завуалированную метафору об эксплуататорах и эксплуатируемых. Интересно, вкладывал ли сам автор подобный смысл в свое произведение? Думаю, такую возможность исключать не стоит: как-никак, сказка написана в годы глухой реакции, когда правительство Николая I подавляло всякий намек на вольнодумство. Вся Россия стонала под маршем милитаристских «молоточков», которые стремились каждую голову вбить в общий ритм.

В этом смысле «Городок» актуальности не потерял до наших дней... и остался при этом отличной сказкой.

Во-первых, увлечение главного героя разделяю и я (правда, в более традиционной форме).

Во-вторых, в рассказе содержится замечательная литературная шутка, которой переводчик, к сожалению, не уловил... но всякий, кто мало-мальски разбирается в истории литературы ужасов, улыбки сдержать не сможет, уверяю вас.

В-третьих, Блох — один из немногих классиков, кто о самых несерьезных вещах умел рассказывать с притворно-серьезной физиономией. Хотя... вы только посмотрите на нее (физиономию)! Ну разве может человек с такой шкодной улыбкой быть занудой или моралистом? Да ни в жизнь.

Рассказ исполнен мягкого, доброго юмора и рекомендуется для чтения на отдыхе.

Действительно, этот роман-выздоровление кажется тем сильнее и неожиданнее, что написал его стопроцентный интеллектуал. Гессе в некотором смысле повторил подвиг Булгакова: тот огромной ценой поборол наркотическую зависимость и позже раздавил гадину еще раз, но уже на бумаге — в повести «Морфий». Гессе тоже загнал себя в угол, но без помощи дурманящих зелий — спрятался за стеной книг, картин и нот от реального мира; отгородился от «черни», «плебса», «быдла»... и в итоге превратился в змею, жующую собственный хвост.

Башня из слоновой кости — это, на самом деле, тюрьма. К счастью для себя, Гессе осознал это не слишком поздно. Недюжинная сила воли и поддержка великого Карла Юнга (идеями которого пронизан «Степной волк») помогли писателю не только выбраться из болота, но и подняться до подлинных высот. И своим опытом выздоровления он поделился с миром в этом романе.

Несмотря на фантастичность, даже «магреалистичность» этой книги, ее призвание состоит в том, чтобы спускать людей на грешную землю. Не унижать, не шокировать, не разоблачать — нет, только показывать, что жизнь состоит из множества граней, и настоящий мыслитель, настоящий художник не вправе замыкать себя в собственной голове.

Как поет группа «Черный Лукич», «лучше жизнь».

Спасибо, Герман. Будем жить.

С «Дракулой» сравнивают эту книгу только те, кто никого, кроме Стокера и Картера, не читал.

А с Кингом Картера сравнивают те, кто читал только Картера.

Этот роман — унылая страшилка с претензией на сенсационность. Автор словно искренне верит, что изобретает велосипед в своем жанре. А издатели и пресса (которые, понятное дело, с литературой ужасов незнакомы), «поют песню» «безумству храбрых».

АСТ поступает по-свински (или, быть может, по-крысиному хитро), не указывая на обложках переводных романов, для кого эти романы предназначены. «Рука дьявола» — типичный пример подростковой литературы. Если хотите, это Лавкрафт/Стокер «для бедных» (ну или неопытных). Конечно, всем читателям надо с чего-то начинать... но, с другой стороны, многие ведь освоили в отрочестве и даже детстве По, Лавкрафта, Стокера, Кинга. Чего-то, конечно, не поняли, но ведь это и к лучшему — многим захотелось понять, разобраться. А значит, мозг работал и развивался.

Здесь же — чистая жвачка.

Недостатки книги слишком многочисленны, чтобы тратить время на разговоры о них. Отмечу только халтуру со стороны редакторов: Г.П. Лавкрафт в эпиграфе — это позор.

Есть, однако, и три положительных момента:

1. Роман этот очень короткий, всего 230 страниц.

2. Картер — бездарь, но не графоман. За несколько лет он написал только две книги, и насчет третьей слухов (слава Дагону) не ходит.

3. Автор без видимых причин вводит в повествование симпатичного кота (мистера Хопкинса), а мне как другу кошачьего племени такие «сюжетные ходы» весьма по душе.

За эти три пункта накидываю один балл, самой книге единица. Итого два балла. Не читать ни при каких условиях.

P.S. Обидно, что наши издательства импортируют с Запада гнилой товар вроде этого скороспелого бестселлера... а такие мастера, как Рэмси Кэмпбелл и Ширли Джексон (думаю, их уже можно поставить в один ряд), русскоязычным читателям почти неизвестны.

На роман много ругательных отзывов, и не все они по делу. К сожалению, знакомиться с творчеством Баркера я начал когда-то с «Галили» и «Каньона холодных сердец». Начал — и поспешно закончил, просто потому, что сил уже не было плеваться и фыркать. Попадись мне тогда «Явление тайны», исход был бы совсем другой, и не пришлось бы мне несколько лет спустя с недоверием взирать в магазине на замечательные «Книги крови».

«Явление тайны» — это как бы призма, которая собрала в одну точку едва ли не все достоинства и недостатки, присущие Баркеру как писателю. И главный козырь, за который Клайву простят все грехи, благодаря которому каждую новую книгу с его именем на обложке будут покупать и рецензировать (но необязательно перечитывать) — это воображение, эквивалентное по силе взрыву дюжины атомных бомб. Воображение больное, искореженное: автору за выдумки вроде ликсов (а точнее, способа их изготовления) угодить в психушку было бы пара пустяков, живи он эпохой раньше. Сросшиеся любовники, возникновение «Лиги девственниц», Человек-смерть, тераты, галюцигении, два сознания в одном теле — всё это настолько дико, ярко, оригинально, что мозг едва с этим потоком справляется… Но есть и другая сторона у этого медальона, не столь приглядная. Фантазия Баркера — тот же воздушный шарик: землю презирает, парит в небе все выше и выше… туда, где в конце концов не выдержит давления и лопнет. Не поймите меня неправильно: шарик этот — красивый, небо над ним — тоже. Но отыскать его где-то там, за облаками, невооруженным глазом нелегко. Фантазии остаются фантазиями, воспринимаются они как занятные небылицы, в достоверности которым по определению отказано. Здесь Баркер безусловно проигрывает Кингу (а жаль, с таким мощным инструментарием он мог бы и впрямь потеснить Короля на его троне).

И не только здесь. Старик Клайв, увлекаясь потусторонними пейзажами, о человеке забывает вовсе. За каждым персонажем проглядывает не кто иной, как сам автор; от обилия Баркеров обоих полов рябит в глазах. Должно быть, с высоты небес людскую психологию разглядеть может только полубог, но Баркер в этом смысле близорук. Он не представляет, что движет человеческими существами на самом деле, и подменяет естественную мотивацию собственной, вычурной. Герои совершают поступки, которые важны не для них, а для развития сюжета: они послушно лезут друг к другу в постель, убивают, задают вопросы, к которым без поводыря-автора прийти не смогли бы. Сочувствие со стороны читателей, таким образом, исключается (Флетчер симпатии не вызывать не может, но… почему он стал таким, каким стал? Авторское объяснение меня не убедило). Для Баркера важнее некий метафизический конфликт, столкновение его собственной версии Добра с более-менее традиционным Злом. Но искренне волноваться за благополучие таинственной Субстанции (и бояться иад-уроборосов) не удается; этот образ одновременно слишком размыт и слишком конкретен. Казалось бы, ингредиенты немногим отличаются от тех, что использовал тот же Кинг (тяжело отделаться от привычки к сравнениям) при строительстве Темной Башни… но Башня стоит, а море снов превращается в лужу.

Чем «Явление» приятно удивило — так это хорошей композицией; после поздних романов Баркера я такого не ожидал. Почти все представленные ружья стреляют вовремя и со смаком, первая половина книги пролетает на двух дыханиях (буду оригинальным), непроясненных вопросов остается ровно столько, чтобы вызвать у читателя искушение приобрести «Эвервилль». И блестящая развязка — моего любимого цвета и размера; таким вдохновенным масштабом порадовала разве что концовка «Утехи падали» (Симмонс).

Эротические сцены отвращения не вызвали и почти все пришлись к месту, хотя слово «член» встречается на этих страницах почти так же часто, как простая фамилия «Ленин» в трудах по научному коммунизму.

Таков он, Баркер, — талантливый, но неспокойный и чуточку бездушный человек, безразличный ко всему земному. Для тех, кто способен влюбляться в книги, романы Баркера — лучший выбор. Тем, у кого влюбленность порой перерастает в любовь, лучше за них не браться. Не удержишь в руках этот воздушный шарик… но следующий, с крупным «Эвервилль» на малиновом фоне, я все-таки купил.

P.S. Хочу подчеркнуть, что «Явление тайны» — НЕ ХОРРОР. Очень многие подступались к роману именно с такими ожиданиями — и жестоко обманывались. Видимо, на «Проклятой игре» полоса чистого хоррора у Клайва Баркера закончилась раз и навсегда (так что Кинг, о котором я уже в третий раз здесь вспоминаю, ошибся: будущее жанра оказалось не за молодым англичанином). С тех пор он пишет книги, которые можно без стеснения назвать темным фэнтези — с той только оговоркой, что это фэнтези яркое, нешаблонное — и, без всяких сомнений, уникальное для современной литературы.

Как известно, каждый человек исполняет в обществе несколько ролей. Есть среди них распространенные (сын, студент, директор компании), есть редкие (ловец крокодилов, филантроп), есть и уникальные (секретарь ООН). Я, конечно, не исключение, и есть в моем наборе ролей одна, которой я особенно горжусь, пускай многим землянам выпал тот же жребий.

Я тот, к кому Стивен Кинг лично обращается в предисловиях и послесловиях к книгам. Я его Постоянный Читатель.

Что это значит? Не только то, что я прочитал от корки до корки все написанные им романы и рассказы. Не только то, что я каждую новую его книгу покупаю без лишних раздумий. Это значит еще и то, что мелкие и крупные недостатки прозы Стива никогда не помешают мне насладиться ею.

Наверное, это чувство сродни любви. Поэтому писать отзыв на «Duma Key» одновременно легко и сложно: образ перед моими глазами не дрожит и не расплывается, но как рассказать о нем правдивыми словами?

Стоит, думаю, начать с названия. Ни к семейке Дюма, ни к нижней палате российского парламента события романа отношения не имеют. Можете смело забыть и про ключи, потому что в данном случае key — это небольшой плоский остров, каких много раскидано вдоль побережья Флориды, США. Например, такой:

http://tangerinebayclub.com/db5/00476/tangerinebayclub.com/_uimages/LBKaerial.jpg

«Минуточку, — скажете вы, — при чем тут Флорида? А как же штат Мэн, как же Касл-Рок, Дерри и Нью-Хэвен?» Что ж, все эти городки остались на своем (вымышленном) месте, а вот сам Стивен Кинг уже слишком стар и измучен, чтобы пережидать долгими зимами «бури столетия», которыми потчует жителей Новой Англии Атлантический океан. Вот уже несколько лет чета Кингов холодный сезон проводит на побережье Мексиканского залива, в краю фантастических цветов и золотых пляжей.

Авария, которую пережил в 1999 году Кинг, определила не только место действия, но и тему романа. Как и «История Лизи», эта книга глубоко личная, хоть и в совершенно ином ключе: если в предыдущем романе Мастер увековечил свою верную Маргариту, Табиту Кинг, то здесь отважился обнажить уже собственную душу.

Кинг расскажет вам о бесчисленных оттенках боли, о бессилии, которое знакомо только калекам; о смерти, которая всегда ближе, чем нам думается в самые мрачные минуты. Кинг расскажет о страдании… и о том, как оставить его в прошлом и начать жизнь заново. И уж в этом он не соврет, потому что каждый шрам на его теле — как сувенир из мест, о которых и так никогда не забудешь.

Да, эта книга еще и о памяти. Об искусстве. О дружбе. О любви. О красоте. Об ужасе. О том, что всё это — неразделимое и чудесное целое…

С годами романы Стива теряют в увлекательности, но прибавляют в глубине. В самом деле, не стоит ждать от ДК неожиданных поворотов сюжета. Чем все закончится (без деталей), догадаться можно уже на середине романа. Более того, повествование чем-то напоминает реалити-шоу — в самом хорошем смысле. Вместе с Эдгаром Фримантлом мы ведем повседневную жизнь, полную мелких побед и поражений, радости и гнева. Вот только жизнь эта – не совсем обычная, как справедливо заметил Expert.

Единственный промах, о котором я не побоюсь говорить о как таковом – это композиция романа. Позднего Кинга часто сравнивают с Диккенсом — и действительно, их многое объединяет. В первую очередь — склонность пространно рассказывать о незначительных событиях. Само по себе это неплохо, но в результате пространство между завязкой и развитием сюжета заполняют триста страниц, на которых не происходит почти ничего. Это чтение, которое растянется на дни и дни... однако многие ли в нашу, бесконечно далекую от викторианской, эпоху позволят себе такую трату времени?

Самое время вспомнить одну из заповедей Постоянного Читателя: «Не жди ничего нового — может, ты и старое-то хорошенько не разглядел». Сразу оговорюсь, что в моих глазах эта особенность роман не портит, но… с трудом могу назвать книгу Стива, в которой больше самоповторений, чем в этой. Кажется, именно их боялся мастер, когда объявил несколько лет назад об уходе на пенсию. Что ж, зуд в том невидимом органе, который отвечает у Кинга за писательство, все-таки взял верх, и теперь орда критиков точно разберет роман на косточки, потому что многие мотивы ДК мы уже видели когда-то в:

- «Черном доме»

- «Оно»

- «Ловце снов»

- «Сиянии»

- «Мешке с костями»

- рассказах Лавкрафта

- и самое главное — в последней книге «Темной башни», в одном из ключевых эпизодов. Здесь та же идея развернута и продолжена. Какая — догадайтесь сами.

Стоит отметить, что все самоповторы касаются именно фантастического элемента. Думается, Кинг просто устал от игр с запредельным, а от реализма успел отвыкнуть. Так и получился этот роман-гибрид, в котором невозможное остается невозможным (лично для меня), но персонажи кажутся такими же живыми, как люди вокруг нас. С ними легко подружиться, но трудно поверить в опасности, грозящие им.

Зато реальны закаты над Мексиканским заливом; реальна кукла по имени Реба, которая пугает больше всех монстров, что есть в романе (их, замечу, немного); реальна дружба Фримантла и Уайрмэна, реально человеческое тепло… И реален бесценный опыт художника, которым делится с нами великий мастер. Хотя речь здесь идет о рисунках и картинах, двенадцать интерлюдий курсивом можно рассматривать как продолжение знаменитой книжки «On Writing». Да что там, они так и называются — «Как писать картину».

Итак, хороша ли эта книга? Определенно. Но для кого она? Для Постоянных Читателей. Если хотите войти в мир Стивена Кинга – не стоит начинать с «Duma Key». Как-никак, право на Флориду и вечный покой еще нужно заработать.

И знаете, мне кажется, что с этим романом ушел привычный кинговский пессимизм. На смену ему пришло то единение с миром и согласие с собой, которое люди испокон веков называли мудростью...

Жаль, что это единственная притча у Баркера. Как писателю ему часто не хватает наблюдательности, реализма — ему легче парить в облаках или блуждать по аду, а на грешной земле он чувствует себя неуютно. Но вот жанр притчи как раз требует такой отстраненности, иномирности...

Уникален рассказ и тем, что в нем как нигде у Баркера мало визуальных ужасов — а ведь тень монстра пугает больше, чем сам монстр (доказано классиками).

Сильно, очень сильно. Вот уже несколько лет не отпускает меня страшная правда этой короткой вещицы.

«Книги крови» я прочел от корки до корки — побывал не в самых уютных местах и стал свидетелем не самых приятных событий, но патологический страх вызвал у меня только этот рассказ. Да, идея абсурдна. Да, автор постоянно иронизирует. Да, объяснений происходящему не дает. Но только вдумайтесь: почти во всех историях Баркера кошмар приходит извне; требуется довольно мощное воображение, чтобы представить всех этих монстров, и еще более мощное — чтобы поверить в них. Отложив книгу, вы возвращаетесь в реальный мир и быстро забываете о всяких нездоровых грезах.

С «Восстанием» этот номер не пройдет. Читая, вы посмеиваетесь, но вот перелистнута последняя страница, и... вы остаетесь один на один с двумя монстрами, откреститься от которых не удастся при всем желании. Они — часть вас.

Серьезно, не рекомендую читать рассказ особо впечатлительным людям. Этот сюжет нелеп, но в нем работает логика кошмара.

И КАК работает!

Рассказы вроде этого заставляют делать определенные (не всегда обоснованные, сами собой) выводы об авторе. Хочется думать, например, что Клайв Баркер либо никогда по-настоящему не страдал, либо получает от боли нешуточный кайф. Не будь это так, кровавая вакханалия под названием «Rawhead Rex» просто не появилась бы на свет. В отличие от «Полночного поезда», «Свиного блюза», «Ее последней воли» и других шокирующих рассказов здесь за насилием ничего не стоит — ни жестокой философии, ни социальных метафор, ни даже ярких образов. Иными словами, это пустой и похабный трэш-хоррор, небезобидная шалость взрослого человека.

Как образчик жанра «Голый мозг» великолепен… только вот сам жанр чести Баркеру не делает.

Очень четко прослеживается в этом рассказе влияние Лавкрафта. Странные создания, даже образы которых человеческая память хранить отказывается; заброшенные сооружения, в которых эти создания скрываются от рационального мира; неевклидова геометрия этих сооружений; потаенный смысл этой геометрии... А концовка — это вообще чистейшей воды заимствование... не сомневаюсь, впрочем, что подсознательное (домашнее задание фанатам Лавкрафта — вспомнить 1 рассказ и 1 экранизацию, которые заканчиваются на тот же манер).

И тем приятней, что все-таки историю эту мог рассказать только Баркер — и только по-баркеровски. То, что произошло в итоге с главными героями, отрицает самый пессимизм Лавкрафта; да, по сути это кошмар, но очень своеобразный и тонкий.

Рассказ Баркера вряд ли придется по вкусу верующим: стоит лишь осмыслить заглавие — и становится понятно, что перед нами богохульство… впрочем, беззлобное и даже изящное.

Многое заложено в «Мадонне», но лучше всего удалась автору атмосфера. По [редким] рассказам вроде этого не фильмы снимать надо — картины писать. Ни кистей, ни бумаги не потребуется — достаточно взять в руки книжку, устроиться поудобнее и отдаться бархатному потоку слов…

Пожалуй, самый красивый рассказ в «Книгах крови».

Больше двадцати лет прошло после выхода в свет зюскиндовского «Парфюмера», но «история одного убийцы» будоражит души и сегодня. Жан-Батист Гренуй завораживает своей неотмирностью; его мания изысканна и непостижима, в ней поровну красоты и уродства (впрочем, после выхода экранизации равновесие сместилось в сторону красоты).

Конечно, настолько популярный и яркий роман не мог не породить массу подражаний. Посмотрите только на названия современных детективов и триллеров: «Историк», «Хирург», «Кулинар», «Гурман», «Декоратор»… Как правило, в центре каждого из этих романов находится зловещая и при этом чрезвычайно одаренная личность, которая пытается (и не без успеха) перекроить реальность сообразно своим темным желаниям. Характер помешательства главного героя разнится от романа к роману, но все их объединяют увлекательный сюжет и обязательная «макаберность» (читай: романтизированная чернуха).

Казалось бы, таинственный писатель, известный на книжном рынке под именем Родриго Кортес, внимания серьезных читателей не стОит: все его книги написаны по рецепту Зюскинда. Пять романов на одну и ту же тему — это уже конвейер, а «роллс-ройсы», как известно, на конвейерах не собирают…

Но не стоит торопиться с выводами. Если приглядеться повнимательнее, то становится ясно, что от Зюскинда в этих книгах только исходные ингредиенты, готовить же их Кортес предпочитает по собственному рецепту.

Действие романа «Садовник» происходит в Испании 30-х годов XX века и охватывает восемь с половиной лет — от судьбоносной победы социалистов на выборах 1931 года до 1 сентября года 1939, когда войска «Адолфо Хитлера» перешли границу Польши. Разумеется, такой выбор дат не случаен: кровавые события испанской (а подспудно — и мировой) истории развиваются параллельно событиям жизни главного героя, немого дурачка Себастьяна. Личное безумие маленького садовника странным образом сплетается с безумием миллионов; сам он об этом не знает, но нам, читателям, предстоит нелегкий выбор: либо всех оправдать, либо «прочесть и возненавидеть» все и вся, как призывает нелепый слоган, придуманный пиарщиками Эксмо.

История Себастьяна Хосе Эстебана — это трагедия «святой простоты». Зерна христианской религии, попав в его неиспорченную душу, прорастают и дают странные плоды. Садовник не видит разницы между добром и злом — но не понаслышке знает, что такое Эдем, и все свои недюжинные силы бросает на создание рая на земле для семьи Эсперанса, своих дорогих хозяев. Растения и люди путаются у него в голове; он неграмотен, но мыслит метафорами и тонко чувствует красоту. С Жан-Батистом Гренуем его роднит только одно — абсолютный творческий гений. Но парфюмер живет в себе и для себя, а садовник подсознательно стремится ни много ни мало к роли господа Бога, который имеет право «наслаждаться созданным им вселенским ландшафтом».

Весь роман Кортеса пронизан сложными символами, главные из которых — сад, садовник, цветок, Христос. Сад — это и Вселенная, и душа человека, и жизнь, и поле боя, и дом… И отрадно, что автор не выпаливает все эти смыслы единым духом, как сделал бы искушенный эстет. Нет, толкования мало-помалу растут и множатся вместе с растущим Себастьяном, и чем дальше, тем труднее определиться, какое же из них ближе к истине…

Но «Садовник» — это отнюдь не «романтический детектив» (так окрестили когда-то критики творение Зюскинда). Жестокость романа многих отпугнет, многих притянет, но не шокировать она не может. На протяжении первых ста пятидесяти страниц кажется, что автор пишет банальную «мясорубку», интересную разве что условным историческим фоном. Но когда дело доходит до гражданской войны, и история по-настоящему вступает в права, невинные преступления Себастьяна меркнут в сравнении с тем, что творят друг с другом вполне нормальные люди. И ведь Кортес не пошел против фактов! Вспомним хотя бы кошмарные сцены из «По ком звонит колокол» — книги, которую написал человек, врать не умевший в принципе. Чем больше вчитываешься в «Садовника», тем сильнее мутится голова, потому что отделить «меньшее» зло от «большего» уже невозможно…

Действительно, может показаться, что роман — по сути «песнь торжествующего зла». Но это не так. Не следует забывать о скромной фигуре лейтенанта Мигеля Санчеса — тот всю жизнь положил, служа людям. Он не строил рая на земле — нет, он просто сдерживал силы АДА. И ни одна из сторон в конце не добивается сокрушительного триумфа.

«Садовник» — это интересная, неординарная книга. Я готов поверить, что ее автор и в самом деле испанец (аргентинец): по моим наблюдениям, лучшие деятели искусства этих народа никогда не пишут (снимают, рисуют) БЕЗУПРЕЧНО. Это касается и Гойи, и Гильермо дель Торо, и Сервантеса, и Кеведо… Всегда их работам не хватает какой-то щепотки цельности, стройности, чтобы с полным правом называться шедеврами. Таков и роман Кортеса. Посудите сами, в 380 страниц он попытался втиснуть кучу книг:

1) религиозно-философский роман

2) исторический роман

3) детектив

4) историю о маньяке

5) притчу об искусстве и судьбе художника

И самое удивительное то, что эксперимент, в общем-то, почти удался. По части заложенного смысла «Садовник» так вообще оставляет далеко позади чисто эстетскую вещь Зюскинда.

Но шедевра все-таки не получилось. Трудно сказать, где автор допустил промашку — то ли переборщил с насилием, давя на сенсационность, то ли некоторые герои набросаны слишком схематично, то ли сложно мне как читателю поверить, что в голове безграмотного дурачка могут слонять слоны такие сложные философские мысли (не просто сложные, а очень сложные — с кабинетным душком)…

Как бы то ни было, первый роман Кортеса заслуживает, чтобы его читали — и перечитывали.

Нравиться он, впрочем, никому не обязан.

Дети и взрослые по-разному относятся к сказкам. И различие не в том, что первые всему верят, а вторые во всем сомневаются (еще неизвестно, кого легче обмануть, и басни про светлое будущее принесли человечеству неизмеримо больше зла, чем истории про Белоснежку и Пиноккио). Нет, уставшие от рутины «большие» чаще всего стремятся к новому, еще не испытанному, – а вот малышам подавай то, что они уже слышали, и желательно теми же словами.

В каком-то смысле постмодернисты, к числу которых можно отнести и Б. Акунина, — это люди, которые не желают расставаться с детством. Повторение услышанного, увиденного, прочитанного бесконечно забавляет и писателей, и читателей родом из «постсовременности». Они не устают поминать Борхеса — историй, мол, «всего четыре». Многие из них превосходные стилисты, каждый из них начитан и эрудирован. Они с легкостью комбинируют несовместимые, казалось бы, элементы литературы прошлого, и самая большая радость для них – это радость УЗНАВАНИЯ.

На титульном листе «Нефритовых четок» мы видим десять великих имен — посвящение великим мастерам детективного жанра. По странному совпадению, рассказов в сборнике тоже десять… и становится ясно, что никакое это совпадение, а приглашение поиграть в загадки…

Над древним дворянским родом тяготеет проклятие, и единственному оставшемуся в живых наследнику не сдобровать: где-то в окрестных болотах скрывается кошмарная тварь, которая принесет с собой ужас и смерть…

В Англии живет милая старушка, которая на досуге вместо вязания занимается раскрытием преступлений…

Подкованному в детективах читателю все орешки окажутся по зубам, потому что Акунин действует довольно прямолинейно (и правильно делает): не прячет ссылки на шедевры прошлых лет в случайных цитатах и намеках, а заимствует сюжетные ходы целиком. (Правда, мне не сразу открылось, что «Table-talk 1882 года» — это аллюзия не только на

К чести автора, рассказы об Эрасте Фандорине прекрасно воспринимаются и вне этих интеллектуальных игрищ. Книга, которую издают тиражом в полмиллиона, не может быть достоянием одних только высоколобых. Отсюда и некоторая условность персонажей и их мотивов — впрочем, то же самое можно сказать о всем акунинском творчестве в целом… а если размахнуться, так и о любой развлекательной литературе, хоть плохой, хоть хорошей.

Книги о Фандорине относятся ко второму разряду. Легкое, интересное и при этом ни капельки не пошлое чтение. Много ли в современной русской литературе найдется аналогов? Сомневаюсь. Главное — не ждать от Акунина достоевских глубин или булгаковских высот. Впрочем, в лучшей истории «Нефритовых четок», повести «Перед концом света» (о раскольниках, фанатизме и страхе), автор близок к тому, чтобы называться уже Автором.

Все остальное – не выше семерки по моей шкале, но любителям фандоринской мифологии каждой эпизод из его бурной жизни будет интересен. Судьба метает его из города в город, из страны в страну, из должности в должность — и каждый удар судьбы Эраст Петрович сносит с нордической стойкостью... но «смелым людям часто снятся страшные сны...»

Совершенно не понимаю людей, которые пытаются под рассказы Шекли подвести логическое основание. Ребятки! Шекли пользуется космическо-полетной тематикой исключительно как маской, позволяющей серьезным размышлениям придать вид захватывающей и поучительной истории. И я уверен на миллион процентов — плевать ему было, как попало в тот ящичек то, что туда попало. Главное, что оно там было и оттуда вылезло. Главное — это эффект, который производит рассказ на читателя.

В моем случае эффект был такой: я дочитал, отложил книгу, встал. Сел. Снова встал, походил, снова сел, потому что шарики, зашедшие за ролики, никак не хотели возвращаться на место. Есть у меня такое чувство, что из классиков НФ (к которым Шекли относится с оговоркой, о которой я уже сказал) Шекли больше прочих заигрывал с жанром ужасов. Несмотря на видимую абсурдность, ирреальность этого «абсолютного оружия» (хотя абсурдным оно кажется только тогда, опять-таки, когда пытаешься его осмыслить и привести к логике), в него ВЕРИШЬ, да так, что... см. чуть выше про эффект.

P.S. Совершенно не понимаю и тех, кто в отзывах позволяет себе спойлерить.

Меньше всего ожидаешь от Лавкрафта крепко слепленного триллера, но «Электрический палач» именно таков. От первой страницы до последней оторваться от текста невозможно: гонка героя со временем выдержана в лучших традициях неснятых еще голливудских блокбастеров. Место действия также необычно для Лавкрафта: Мексика. Надо заметить, имя Кетцалькоатля рядом с запретным именем Ктулху смотрится уместно и даже естественно.

Да, разумеется, без упоминания Древних не обошлось — и эта оккультная подоплека встроена в немистический, в общем-то, сюжет с таким мастерством, что более цельное повествование и представить трудно.

Причины такой оригинальности очевидны: как и «Последний опыт», рассказ представляет собой переработанную версию слабенькой вещицы, написанной Адольфом де Кастро в 1890х годах. На этот раз, правда, заказчик заплатил Лавкрафту авансом, и тот, хоть и неохотно, принялся за дело. Результат, на мой вкус, того стоил.

К сожалению, переложить ответственность за эту малоудачную работу на Уильяма Ламли не получится: от наброска «заказчика» Лавкрафт камня на камне не оставил, да и особенности стилистики недвусмысленно указывают на авторство именно ГФЛ. Принципиальный недостаток «Дневника» — это самоповторы. Столько лавкрафтовских штампов нет даже в творениях самых беспомощных его эпигонов. В рассказе можно предположить самопародию, но, насколько мне известно, Лавкрафт не имел такой склонности — вернее, позволял ей проявляться только в личных письмах.

Знаю, что многие поклонники Лавкрафта эту историю любят. Вероятно, и я бы отнесся к ней благосклонней, если бы начинал когда-то изучение «Мифов Ктулху» с нее: взятая сама по себе, она ненамного хуже признанных шедевров мастера — разве что чувство меры ему на этот раз явно отказало... В целом же, если вы не ставили перед собой задачу узнать вселенную Лавкрафта лучше, чем он сам, за «Дневник Алонсо Тайпера» можно и не браться...

В сборнике собрана большая часть рассказов, написанных Лавкрафтом в качестве «литературного негра». Составитель сборника, С.Т. Джоши, условно делит их на две группы: 1) основные (primary), которые написал от начала до конца сам Лавкрафт на тему, предложенную заказчиком (иногда соавтором) 2) второстепенные (secondary), в которых участие Лавкрафта сводится к редактуре или незначительным добавлениям к тексту. Довольно часто заказчики первой группы были недовольны конечным результатом: слишком много Лавкрафт вносил от себя, превращая зачастую непритязательные сюжеты-страшилки в полноправные истории из «Мифов Ктулху».

Успех некоторых рассказов можно объяснить тем, что Лавкрафт, используя свой обычный инструментарий, отталкивался от свежих или не вполне близких ему идей. Так, из сотрудничества с поэтессой У.В.Джексон родились два прекрасных образца «потусторонней прозы», где мощь лавкрафтовского воображения и излюбленные им темы (хаос, ничтожество человека) сочетаются с чисто поэтической бессюжетностью. Бесконечно увлекает и потрясает «Курган», чем-то похожий на рассказы классиков XVIII века; завораживает недосказанностью «Последний опыт»; навсегда затягивает в мрачный водоворот веков «Вне времени».

Не следует забывать один печальный парадокс... Как известно, почти все эти рассказы предназначались для публикации в журнале «Weird Tales» (в первой половине XX века — едва ли не единственная в Америке платформа для такого рода литературы) — и они действительно печатались, причем по условиям договора имя Лавкрафта под заголовком не значилось. А вот рассказы самого Лавкрафта редакция «Weird Tales» зачастую не принимала.

Печальный итог: собственным творчеством прокормить себя Г.Ф.Л. не мог, а недобросовестные заказчики часто не выплачивали положенный гонорар в полном объеме. По некоторым сведениям, пару лет Лавкрафт зарабатывал себе на жизнь тем, что продавал билеты в кино. Конечно, он считал такую работу недостойной джентльмена и никогда о ней в письмах не распространялся...

Действительно, это мрачный, беспросветный хоррор. Тематически он близок к «Херберту Уэсту», но есть и серьезное, очень серьезное отличие. Хотя многие рассказы Лавкрафта написаны от первого лица, очень и очень редко физическим изменениям (мутациям, ранениям, расчленению и т.п.) подвергается сам рассказчик. Мы как бы смотрим на все со стороны, и ужас воспринимаем «in the eyes of the beholder» — глазами очевидца. Но в «Эксгумации» (такое название правильнее) мы оказываемся в шкуре прокаженного, которого держит в заточении его [уже бывший] друг-хирург. Атмосфера беспомощности, отчаяния, отчуждения от собственного тела пропитывает каждый абзац; концовка напоминает «Изгоя». Не для слишком впечатлительных читателей...

По словам Дуэйна В. Римела, Лавкрафт не внес значительных изменений в оригинальный текст. В самом деле, «Эксгумация» написана отнюдь не в духе позднего Лавкрафта — но вот что странно, в ней много от Лавкрафта раннего...

Одно из лучших описаний абстрактного страха в мировой литературе. Жутко и подумать: несколько километров в кромешной темноте, на чужой планете... Самое мужественное сердце и самый закаленный ум могут спасовать в такой ситуации.

Рассказ мог бы стать моим любимым, если б не предсказуемая и ходульная концовка — которая, впрочем, свое дело делает. Тем, кто предпочитает солнце мраку, лучше не читать...

Поразительно, но многое в этом рассказе заставляет вспомнить о мире Земноморья: та же чуткость к внутренним стремлениям героев, то же обостренное чувство бытийной Тьмы, та же полнокровность образов. Для притчи в «Стене Мрака» слишком много мелких подробностей, однако можно условно обозначить эту историю как философское фэнтези.

Удивительно красивая и мрачная метафора всего, что только может быть важно для человека.

От собратьев по жанру Кларка отличает способность к глубокому психологическому анализу. Героям Шекли, Саймака, даже Хайнлайна зачастую недостает глубины, а их характерам — достоверности. Кларк пишет именно о людях- не о каких-то усредненных типах личностей.

Двое в космосе решают жестокое уравнение, неизвестная в котором — выживший. Но в человеческой математике предела решениям нет, и исход никогда не бывает предрешен. Рассказ шокирующий — и мудрый.

Этот рассказ лишний раз доказывает, что четкое деление фантастики (да и литературы вообще) на жанры — чушь. Несмотря на явно выраженную научно-фантастическую идею (действительно потрясающую, прав cap), воспринимаются «Огни» едва ли не как хоррор. И испуг читателя тем сильней, что условная гипотеза Кларка вполне может оказаться правдой, потому что доказать ее ложность было бы очень и очень трудно. Мы стремимся ввысь, к звездам, но до сих пор толком не знаем, что творится у нас под ногами...

Ну не странно ли, что от вещи, написанной патриархом НФ, так и веет лавкрафтовским мраком?

Рассказы с такими простыми названиями бывают либо шедевральны, либо безбожно скучны. Кларк написал шедевр.

От научной фантастики здесь единственная деталь — сама упавшая с неба капсула. Все прочее — чистая психология. За долгую читательскую практику я немного встретил хороших книг, где действие строилось бы на одних эмоциях, но «Ненависть» как раз из таких: это обнаженный нерв, это катарсис (именно в том смысле, какой вкладывал в это слово Аристотель). Я не знаю, с чем сравнить эффект от концовки; наверное, так чувствовал себя шевчуковский солдат, не исполнивший простой просьбы — «Не стреляй!» Какова бы ни была природа ненависти, она уродлива и разрушительна.

Это должны проходить в школах.

Потрясающее эссе, бальзам на душу кошколюба. В нем собрано множество интересных наблюдений, фактов — блестящих аргументов в пользу пушистых любомудров от животного мира. Сравнить кошку с Вселенной, такой таинственной и самодостаточной — это сильно!

Конечно, Лавкрафт и не пытался быть объективным. Сравнивая достоинства животных (вернее, достоинства кошек и недостатки собак), он проводит недвусмысленные параллели в мире людей. И действительно, чаще всего выбор эстета, философа, созерцателя — кошка. Собак же любят те, кто ближе к земле, чем к небесам. Кое-какие выводы писателя могут показаться «собачникам» оскорбительными... ну что ж, не Г.Ф.Л. придумал вражду между двумя видами, и не ему было ее заканчивать.

Единственный недостаток эссе — чересчур мудреный и напыщенный язык (хотя по этой логике все творчество Лавкрафта — сплошной недостаток, потому что иначе он выражаться не умел или не хотел).

Отличная история. Некоторую сюжетную банальность с лихвой компенсирует объединенная артиллерия лавкрафтовской мифологии. Биографы Лавкрафта сообщают, что за сюжет, предложенный Хилд, брался писатель с большой неохотой, и все же результат оказался более чем сносным. С большей, чем обычно, достоверностью и детализацией автор описывает ощущения испуганного человека; вопреки распространенному мнению, не так уж и плох Лавкрафт был как психолог.

Запоминаются события рассказа намертво.