Нет-нет, вы только не подумайте, что речь пойдет про выпущенный в 2013-ом году юбилейный спецвыпуск «Доктора Кто» (если кто-то до сих пор ничего не знает о самом продолжительном научно-фантастическом сериале в истории, то ему срочно надо выбираться из бункера и наверстывать упущенное). К тому же про этот спецвыпуск еще в 2013-ом написали столько, что ничего нового и не скажешь. Нет, речь пойдет про выпущенную в 2018-ом году новеллизацию этого спецвыпуска.
Когда в 2016-ом Стивен Моффат сообщил, что уходит с должности шоураннера «Доктора Кто», фэндом традиционно разделился на две группы: одни радовались и говорили, что сериал, наконец-то, снова станет хорошим, а другие сокрушались и утверждали, что это начало конца. Можно по-разному относится к тому, что сделал Стивен Моффат с «Доктором Кто», но невозможно переоценить его колоссальное влияние на развитие сериала. И да, автор этих строк считает, что это было началом конца, или, если не быть столь категоричным, началом упадка, который может привести к закрытию шоу. Просто так Стивен Моффат не смог уйти, на прощание он написал новеллизацию одного из самых популярных своих эпизодов. Получилась вполне себе объемная книжка, единственным минусом которой является то, что она вряд ли будет интересна тем, кто не смотрел «Доктора Кто». Это удел практически всех новеллизаций, хотя порой все же случаются исключения. Замечание на всякий случай: коль сам автор в своей книжке не разжевывает общие моменты сериала, то и здесь этого не будет сделано.
К новеллизациям принято относится снисходительно, как к литературе даже не второго, а третьего сорта. Многие считают, что в современном мире они и вовсе не нужны. Это раньше ты мог посмотреть фильм один раз без всякой надежды, что удастся его пересмотреть, поэтому книга по фильму (или там по эпизоду сериала) оказывалась единственным способом вернуться к полюбившейся истории. А сейчас иди в Интернет, пересматривай, сколько влезет. Так вот, знакомство с «Днем Доктора» доказывает, что новеллизации могут быть превосходно написаны, а еще они могут дополнять исходный материал.
История, конечно, все та же. Где-то когда-то кипит Война Времени, в которой сцепились далеки и таймлорды. Инкарнация Доктора, известная как Воин, находится прямо-таки в эпицентре событий. Воину кажется, что единственным способом остановить Войну Времени является уничтожение обеих сторон. Для этого он похищает из каких-то там запасников таймлордов Момент, самое разрушительное оружие в истории Вселенной. Но Момент, обладающий личностью, отказывается сразу же быть использованным, он предлагает Воину осмыслить свое решение. Для этого он вмешивается во временную линию всех Докторов, таким образом Воин, Десятый и Одиннадцатый оказываются в елизаветинской Англии, где как раз происходит вторжение зайгонов, этаких оборотней, которые могут принять облик любого живого существа. Звучит запутанно? Не без того. Тут вся история такая.
Стивен Моффат проявил крайнюю изобретательность в переделывании сценария в книгу. Его сюжеты всегда отличались нелинейностью и неожиданными поворотами, но все это было ограниченно возможностями сериального формата, а тут автор пошел просто-напросто вразнос. Книга состоит вроде бы из рассказов очевидцев, при этом рассказы эти перепутаны. Как бы вне повествования стоит фигура, которая напрямую обращается к читателю, заигрывает, шутит, комментирует, наводит туману, в общем, постоянно ломает четвертую стену (вот только в книжках нет четвертой стены). А еще есть спрятанная глава, она очень ловко спрятана, в рамках логики повествования, вообще, невозможно доказать ее существование (или несуществование). Хотя на последней странице... Короче говоря, не заглядывайте на последнюю страницу, пока до нее не доберетесь.
Вся эта игра с формой может доставить удовольствие, даже если сама история вам покажется не очень. При этом надо учитывать, что это все-таки просто игра, так-то история рассказана вполне последовательно и логично. И пусть вас не смущает даже то, от какого лица чаще всего ведется повествование.
Если вы смотрели «День Доктора», то обнаружите в книжке те подробности, которые дают истории дополнительный объем. Тут и всякие сопутствующие обстоятельства, которых не было в спецвыпуске, и возможность заглянуть в мысли персонажей. Помнится, спецвыпуск активно критиковали за то, что у Клары Освальд, спутницы Одиннадцатого, в нем какая-то слишком уж служебная роль, ничего, мол, она особенного и не сделала, фактически была и не нужна. В новеллизации Стивен Моффат показывает, еще как была нужна. И выглядит это логично и правильно.
Формат новеллизации позволил Стивену Моффату связать «День Доктора» со всем сериалом еще крепче. Одна из основных идей спецвыпуска состояла в том, чтобы включить в него (пусть и формально), вообще, всех Докторов. Стивен Моффат повторяет этот трюк и в книжке, только теперь у него есть возможность сделать это гораздо эффектней. Да, голограммы с Докторами в кульминационной сцене спецвыпуска смотрелись интересно, но теперь Доктора еще и активно действуют. Кульминация в новеллизации переписана, но, пожалуй, она от этого только выиграла. А еще Стивен Моффат вставил сюда Тринадцатую, о которой он, понятное дело, даже не подозревал, когда писал спецвыпуск.
Есть разные новеллизации, плохих больше, чем хороших. Эта отличная. «День Доктора» так и хочется назвать этаким подарком всем поклонникам сериала, подарком щедрым, подарком невероятным, такие подарки можно ждать всю жизнь и не получить. Нам повезло.
После ухода Стивена Моффата из «Доктора Кто» его карьера, скажем так, не особо задалась. Самостоятельные проекты не вызвали особого энтузиазма. В конце концов, он даже еще пару эпизодов для «Доктора Кто» написал, но они особой погоды не сделали. На фоне всего этого после прочтения «Дня Доктора» так и хочется, чтобы Стивен Моффат серьезней взялся бы именно за книги, написал что-нибудь отдельное от «Доктора Кто», пусть даже не в жанре фантастики. Возможно, в его лице мы и получили одного из лучших сценаристов современности, но потеряли именно что выдающегося литератора.
На этот раз расскажу-ка я про три книжки зараз. Точнее, книжка-то одна, а в ней три произведения. Это восьмой том собрания сочинений Владислава Крапивина, выходящего в рамках серии «Отцы-основатели: русское пространство». Взялся я за этот том, так как хотел прочитать вполне конкретную вещь – «Кораблики, или "Помоги мне в пути…"». В итоге прочел все три. Они оказались подогнанными друг к другу, дополняющими друг друга текстами. В общем-то, это выглядит вполне закономерно, все-таки относятся данные произведения к одному циклу. Может быть, рассказывая про каждую из этих вещей, я буду где-то и повторяться, но это неизбежно, все-таки тематически и идейно «Лоцман», «Кораблики…» и «Синий Треугольник» являются вариациями одного и того же сюжета. Ну, а остальные подробности ниже.
«Лоцман» является заключительным аккордом основной части знаменитого крапивинского цикла «В глубине Великого Кристалла». При этом многие считают его самой спорной вещью всего цикла. Если вы ждите, что именно в «Лоцмане» Владислав Крапивин свел все линии, расставил все точки над i и подвел итоги, то ожидания эти стоит сразу же отбросить. Во-первых, «Лоцмана» с остальными повестями из «В глубине Великого Кристалла» связывает лишь несколько второстепенных персонажей, географических объектов и сквозных символов, читается же он, как вполне себе самостоятельное произведение. Читателю надо уяснить лишь то, что а) есть параллельные миры, и то, что б) некоторые люди способны между ними перемещаться. Отсылки же к предыдущим частям не несут в себе особой смысловой нагрузки. Во-вторых, «Лоцман» имеет подчеркнуто открытый финал. Тут даже история главных героев не заканчивается. Впереди Дорога, путешествие никогда не закончится и прочее в том же духе. Но, конечно, перечисленного вряд ли достаточно, чтобы занести «Лоцмана» в категорию спорных книжек. Многих в нем отпугивает совсем другое.
Кто-то жалуется, что «Лоцман» показался им скучным. И это неудивительно при отсутствии динамичного сюжета и ухода от приключений в плоскость размышлений. Другие говорят, что не осилили даже первой трети. И это тоже неудивительно, учитывая, что у данного текста достаточно высокий порог вхождения. Да, написано отменно, но при этом слишком уж меланхолично. Третьи жалуются, что им не показался симпатичным главный герой. Перед нами мужчина, подобравшийся вплотную к старости, полный сожалений, уже давно не способный на Поступок, корящий себя, разочаровавшийся в собственном призвании, детский писатель, который бросил писать. Не, без крапивинского мальчика не обошлось. Но Сашка Крюк, ставший для главного героя проводником по чудесным параллельным мирам, пусть и является заглавным героем, так и не попадает в фокус. Он почти всегда рядом, его поступки двигают сюжет, но мы абсолютно не представляем, что у него там в голове происходит. По одной простой причине – автору важней как раз старик. Считается, что в образе Игоря Петровича Решилова Владислав Крапивин вывел самого себя и нагрузил этого персонажа своими переживаниями и воспоминаниями (разумеется, все это дело литературно обработав). В таком случае «Лоцман» мог быть написан из соображений психологической терапии. Такие вещи, безусловно, интересны соответствующим врачам, но нужны ли они обычному читателю? Но отбросим это, безусловно, справедливое соображение. Да, «Лоцман» действительно неоднозначен и спорен, но при этом представляет собой сильный и продуманный текст. Его стоит читать. И о нем стоит говорить. Но при этом опять же не надо забывать, что это далеко не детская вещица. При всех этих почти сказочных декорациях и подчеркнуто простых фантастических допущениях «Лоцман» адресован, прежде всего, взрослому читателю. И не только потому, что ребенок вряд ли до конца разберется в стариковском ворчании Игоря Петровича, а еще и потому, что в нем поднимается проблема принятия неизбежности смерти.
Повесть начинается с того, что Игорь Петрович сбегает из больницы. Ближе к финалу становится ясно, что, скорее всего, он страдает от лучевой болезни. Исходя из этого, можно предположить, что герой вполне понимал, что живым он из больницы уже не выйдет, потому и решил отправиться в последнее путешествие. Приехав в маленький провинциальный городок Овражки, он нанимает себе проводника в туристическом кооперативе «Пилигрим», этим-то проводником (или лоцманом) и оказывается Сашка Крюк. Сперва можно решить, что мальчик будет водить своего клиента по местным достопримечательностям. Но нет, все гораздо круче – они отправятся в прогулку по параллельным мирам. Тут следует отметить, что пусть мир Игоря Петровича и похож на наш, все-таки он, скорее всего, не наш. Тут важно то, что никто не удивляется всем этим параллельным мирам, все как будто в курсе способностей лоцманов. Важно еще и то, что с самого начала нам дают понять, Игорь Петрович тоже, скорее всего, обладает некоторыми способностями, их все-таки не спишешь на богатое писательское воображение. А дальнейшее – это описание странствий Игоря Петровича и Сашки Крюка. А еще они ищут некую Книгу и некую Тетрадь.
«Лоцман» подчеркнуто сновидческий. Все размыто, все слегка не в фокусе. Особенно это чувствуется в последней главе, в которой автор лукаво намекает на то, что старый писатель возможно просто галлюцинирует себе спокойненько в больничке. В последней главе автор, вообще, кидает столько намеков, что в них можно и запутаться. А еще тут же он тщательнейшим образом все закольцовывает (этот прием свойственен всему циклу, поэтому вполне естественно, что и здесь должен был быть использован). Все эти намеки, кажется, должны только лишь отвлечь, не дать понять самого главного. То есть, конечно, именно в этой главе Владислав Крапивин проговаривает важные, нужные и ценные мысли: о природе старости, о важности творчества, о материнской любви. Но при всей своей смысловой ценности они словно бы отводят нам глаза от… От чего?
Перед ответом на этот вопрос хочется заметить, что «В глубине Великого Кристалла» частенько сравнивают с «Темной Башней» Стивена Кинга (хотя попробуйте найти более разных писателей, думается, задачка та еще). Некоторое сходство, конечно, есть. В копилку параллелей в данном случае стоит поместить то, что и Стивен Кинг как-то раз в «Темной Башне» вывел своего двойника, отождествил мир своего цикла с текстом, в котором он его описал. Именно это Владислав Крапивин и провернул в своем «Лоцмане». А еще невозможно отмахнуться от ассоциаций с «Хрониками Амбера» Роджера Желязны. Больно похожим образом в них описаны перемещения по параллельным мирам. Да, сравнение этих циклов, думается, могло бы выйти любопытным. Ну, еще заметим, что, скорее всего, именно из «Лоцмана» Владислава Крапивина мигрировал в «Мальчика и Тьму» Сергея Лукьяненко Солнечный котенок. Слишком уж он похож на местного Чибу.
Так, это были просто замечания по ходу дела. А теперь ответ на вопрос.
«Лоцман» не просто про принятие неизбежности смерти, он про саму смерть. С первой до последней страницы. По сути в начале повести Игорь Петрович умирает. Его дух отправляется в путь, еще не понимая, что же с ним случилось, еще не приняв факт перехода на другой уровень бытия. А Сашка Крюк становится его проводником, тем, кто должен подвести к принятию произошедшей перемены. Каждому по вере его. Вот перед автором книг о Дороге и открылся мир этой самой Дороги. Куда же писателям попадать, как не в собственные книги? Эта интерпретация объясняет все в «Лоцмане»: и сновидческий характер текста, и некоторые оговорки, более того, она придает ему тот смысл, который не подменишь общими размышлениями. Если посмотреть с этой точки зрения, то последняя глава уже не кажется излишне путанной. Герой не только принимает произошедшее и обретает присущие ему теперь способности, он еще и берется за завершение важного дела. Надо ему дописать книгу, допишет. Потому что иначе никогда до конца не оторвется от смертной жизни.
В этом отношении Владислав Крапивин действительно подытожил основную часть «В глубине Великого Кристалла». И сделал это, будем честны, достаточно оптимистично. Несмотря на, как уже говорилось, меланхоличное настроение всего текста.
Как и «Лоцмана», «Кораблики, или "Помоги мне в пути…"» можно назвать психотерапевтической книгой. Создается впечатление, что Владислав Крапивин вновь через текст прорабатывал важные для себя переживания, пытался найти точку примирения себя внутреннего со стремительными негативными изменениями вокруг (не стоит забывать, что написание романа датировано 1993 годом, девяностые только набирали обороты, но безумие уже было такое, что, кажется, дальше некуда). Тут стоит обратить внимание на то, что два главных героя «Корабликов…» по сути являются одной персоной. А еще – внимательно прочитать самую последнюю главу, помеченную автором как «Вместо эпилога», представляющую собой отлично выписанную визуализацию принятия своего внутреннего «Я», достижения гармонии через проработку детских воспоминаний.
Всего перечисленного хватает, чтобы сказать: перед нами еще одна книга Владислава Крапивина, которую нельзя считать детской. Правда, юный читатель может остановиться перед самой последней главой, тогда он получит просто историю с открытым финалом. Вот только и в основном тексте поднимаются вопросы, которые точно нельзя назвать детскими.
«Кораблики, или "Помоги мне в пути…"» номинально примыкает к циклу «В глубине Великого Кристалла», но связей с остальными книгами практически нет. Разве что на последней странице упомянут некий писатель-фантаст, возможно, главный герой «Лоцмана». Но это и не важно. Просто еще одна грань Великого Кристалла, а точнее – несколько.
Петр Викулов, от лица которого и ведется повествование, вырос в большой стране, в ней строили коммунизм, были пионеры и так далее. А потом страна раскололась на несколько маленьких самостоятельных республик. Не обманывайтесь, это не наш СССР, а лишь его отражение. Но документальной достоверности Владиславу Крапивину и не надо, он пишет о духе времени, а не о конкретных событиях. Несмотря на все это, Петру Викулову удалось осуществить мечту, он совершил путешествие к звездам. Из-за уже давно растиражированного научной фантастикой временного парадокса Петр оказывается в середине XXI века, в новом дивном мире. И здесь абсолютно неожиданно на одном концерте он встречает самого себя, только себя ребенка, выдернутого из прошлого с помощью специальной машины. Правда, потом становится ясно, что не из прошлого, а из параллельного мира. Петр спасает свою раннюю версию от страшной опасности, буквально от смерти, но о счастливой жизни не стоит и мечтать. Петру и Петьке предстоит пережить и испытать много всякого, но самое важное – понять и принять друг друга (см. выше).
Владислав Крапивин в сравнительно небольшом романе поднимает такое количество самых разных тем, что в какой-то момент кажется – это уже чересчур. Проблема воспитания подростков, проблема отцов и детей, проблема домашнего насилия, проблема сиротства и беспризорности, проблема манипуляции общественным мнением через СМИ, проблема поисков универсальной справедливости, проблема веры в Бога, проблема насилия ради блага, порой и вовсе начинается натуральная достоевщина… И это далеко не все. Номинально в центре повествования столкновение главных героев с маньяком-педофилом, который смог прорваться в одной из республик практически на вершину административной власти, что позволяет ему злодействовать с невероятным масштабом. Но это лишь сюжетный стержень, вокруг него накручено очень много. Сам роман начинается несколько медленно, вполне в духе других вещей автора, а потом темп событий нарастает до головокружительной скорости. В каждой главе новый поворот, на каждой странице что-то происходит. Порой возникает впечатление, что автор торопится, пытается выписать все это слишком быстро. От этого ощущение скороговорки в некоторых местах. Все это сопровождается погонями, выстрелами, шпионскими игрищами. В этой книге убивают (пусть, скажем так, и за кадром), причем порой на убийство приходится идти детям. И самое страшное, что всему этому конца и края нет. Как только героям кажется, что уже все решено, что все нормализовалось, что вот и бедам конец, обязательно случится еще что-то, еще хуже, конечно. И от всех этих бед не уйти в другие пространства, на любой грани Великого Кристалла будут свои беды и треволнения. Даже на самой последней странице нам дают понять, что зло до конца не изничтожено, вот вам еще одна версия главного злодея, он и тут будет заниматься своими делишками.
Про «Рыцарей Сорока островов» Сергея Лукьяненко часто говорят, что это деконструкция крапивинской прозы. Мол, автор сознательно взял книжки советского детства и показал, что в новой реальности они не состоятельны. Так вот, в «Корабликах…» то же самое проделал сам Владислав Крапивин. И сделал это гораздо жестче, у Сергея Лукьяненко хотя бы педофилов не было.
Про «Кораблики…» часто говорят, что в них много чернухи, что автор смакует все эти мерзости. Это поверхностное впечатление. Владислав Крапивин все-таки пишет про все это достаточно деликатно, старается какие-то вещи спрятать от читательского взора. Можно себе представить, что с таким материалом сделал бы другой писатель. И как бы мрачно ни было, какая беспросветность ни обрушивалась бы на героев, все равно есть место хотя бы лучику надежды. Да, про хэппи-энд можно смело забыть. Но автор припас для героев хотя бы возможность передышки. В конце концов, есть у Владислава Крапивина надежда на то, что есть же те люди, которые готовы встать на защиту обиженных и угнетенных, идти до конца в своих благих намерениях. Петр и Петька как раз таковы. И они тут не одни такие.
Важно понимать, что «Кораблики…» не про потерянный рай, нет в них тоски по прекрасному советскому прошлому, хотя это можно было бы ожидать от писателя, который сформировался как раз в советское время. Владислав Крапивин не идеализирует ушедшую страну (этому во многом и посвящен пролог). Он идеализирует детство, но это, извините, другое. В этом отношении автор последователен, он продуманно, точно, без сантиментов показывает, как из того прошлого и выросли все эти беды настоящего и будущего. Да, наступили страшные времена, но это не случилось на пустом месте.
Единственное, что не позволяет «Корабликам…» и вовсе свалиться в сиюминутную политоту и социальщину, заключается только в декорациях. Конечно, все это не у нас, пусть и про нас. Было бы, пожалуй, еще мрачней, если бы действие происходило бы в реальной Москве, или в Тюмени, или в Екатеринбурге начала девяностых. А так есть Старатополь (представьте какой-нибудь город в Центральной России) и Византийск (а это, конечно, Севастополь). И это все-таки выводит «Кораблики…» из категории книг, которые пишутся на злобу дня, пусть этой злобы тут больше, чем надо. И пишет Владислав Крапивин об этих своих выдуманных городах все-таки так, что хотелось бы посетить их. Не смотря ни на что. Погулять по улочкам, посидеть во всяких заведениях и, может быть, найти улицу из своего детства. И вот тут автор остается верен себе, это никакой мрачностью не испортишь.
Кстати, в этой книге Владислав Крапивин кое-что весьма точно предсказал (а футурологические прогнозы все-таки не по чего части, что бы там ни думали фанаты одной из самых известных повестей из этого же цикла «Гуси-гуси, га-га-га…») одну деталь нашего общего будущего. А именно: он предсказал, что «Властелина Колец» все-таки экранизируют, причем в виде высокотехнологичного высокобюджетного блокбастера.
Эта повесть вполне могла бы быть эпилогом не только к циклу «В глубине Великого Кристалла», но и ко всему творчеству Владислава Крапивина. К счастью, с 2001 года (именно им датирован «Синий Треугольник») он успел еще много чего написать, в том числе и свой самый знаменитый цикл дополнил. Но кто его знает, о чем думал писатель, когда работал над этой повестью. Возможно, и считал ее последней своей вещью. Потому и позволил себе не сдерживаться: отказался от внятного сюжета, пустился в воспоминания, совсем уж махнул рукой на то, что его аудиторией считаются, прежде всего, дети. Все-таки не стоит в детской книжке выводить в качестве персонажей призраков нерожденных, (читай, абортированных) детей. И не только: в наличии распитие спиртных напитков, допросы энкавэдэшников и др. «Синий Треугольник» можно прочитать и истолковать по-разному: кто-то увидит здесь описание загробной жизни, кто-то просто занятное сюрреалистическое путешествие, для кого-то он окажется притчей, кто-то скажет, что вот тут автор зашел на территорию «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста. Разумеется, кого-то эта вещь и разозлит. Но сложно просто отмахнуться от мысли, что перед нами по сути творческое завещание, тот самый текст, который многие писатели как-то не успевают написать.
Завязка тут странна, но в то же время проста. Главному герою (от его лица и ведется повествование) всегда снились поразительно достоверные сны про иные пространства. Однажды он умудрился вытащить из своего сна некое удивительное существо – Синий Треугольник. Он как бы не виден, он абсолютно не антропоморфен, его можно было бы назвать разумной многомерной конструкцией. Так Синий Треугольник и стал жить у героя, а потом герой взял да завязал своего фантастического постояльца в узел. Это что-то изменило в пространстве-времени, и вот уже герой едет в город своего детства, встречает там мальчишку по имени Ерошка, сталкивается со странным. Странного становится все больше и больше, у этого путешествия, кажется, не может быть конца. А может быть, это вовсе и не реальное путешествие, а долгий сон… Ага, знаем мы, что означает выражение «долгий сон». Знаем, знаем… И да, главным героем является как бы сам Владислав Крапивин. Или не как бы. В любом случае многочисленные воспоминания главного героя могут быть и воспоминаниями автора. И тогда получается вот такой вот мемуар, завернутый во вкусную фантастическую обертку.
Да, мы уже встречали этот сюжет: взрослый, порой уже старый, мужчина идет с мальчиком через бесконечные вариации миров, на пути они сталкиваются со всяческими испытаниями, но, в конце концов, оказывается, что это все-таки приключения не тела, а духа. Владислав Крапивин словно бы говорит: каждый настоящий писатель всю жизнь пишет одну книгу. А на этот раз он просто решил отбросить все лишнее. Остался только умудренный жизнью взрослый, ребенок, который порой умней его, но все равно нуждается в защите, бесконечность миров, сменяющих друг друга, словно листы старой огромной книги. Маленькие городки со своими уютным секретами, вечное лето, друзья детства, которых так давно не видел, но при встрече кажется, что всех этих лет и не было, невинные забавы, жуткие тайны прошлого, тоска по дому, тоска по людям, тоска по маме. Перед нами то ли концентрат текстов Крапивина, то ли конспект, то ли окончательная редакция.
При том какие порой мрачные темы поднимает Владислав Крапивин в этой своей повести, она все равно получилась светлой. Но свет ее неяркий, приглушенный. Автор хочет убежать в дивный мир воображения, мир, сотканный из мечт и надежд, мир, в котором все дорогие ему люди живы, даже погибший когда-то кот не погиб. По сути и сбегает, если отождествить автора и главного героя. Но при этом он не забывает и о том, что в мире происходит много плохого, не собирается он закрывать на это глаза. Хотя хочется, конечно, хочется. Но нельзя. И вот это вот «нельзя» делает «Синий Треугольник» (и не только его, на самом деле все книги Крапивина) той самой нравственной литературой, которая так необходима и детям, и взрослым.
Текст написан превосходно, при кажущемся сумбуре происходящего, некоторой его хаотичности тут нет ничего лишнего. Хитрый автор даже припасает для тех, кто хочет простых объяснений, эпизод с постройкой в Малогде (воображаемом городе детства главного героя) Института времени. Вот вам все описанное кажется странным, так вот вам и самое простое объяснение: все эти странности происходят именно из-за него, из-за этого самого Института времени. Но это, конечно, скучно. Поэтому и не хочется никаких объяснений. Порой они просто не нужны.
«Синий Треугольник» связывает с «Лоцманом» (эта повесть упоминается в «Синем Треугольнике» прямо и без всяких экивоков) и «Корабликами…» не только принадлежность к одному циклу и похожий сюжет, но еще и то, что это очевидным образом тоже психотерапевтический текст. Для автора, конечно. А для читателя – возможно. Как уже говорилось выше, в этом случае Владислав Крапивин, вообще, не считается с читателем. Пишет чисто для себя. Хотя, конечно, никто не исключает, что это сконструированный эффект, все-таки работает талантливый самобытный автор. А примиряется он со все теми же вещами: с болезнями, с непонятностью, со страхом, что прожил жизнь зря, с неизбывной тоской, с одиночеством. Многие поэтому и читают книги Владислава Крапивина, они же дают надежду, что где-то там, среди лугов и полей возвышается Город, Город, в котором можно быть счастливым, можно быть с кем-то, и никто ничего не потребует взамен. Мечте об этом столько веков, что не сосчитать. Вот только Владислав Крапивин говорит нам, в нашем мире этого Города нет. Увы! Хорошо хоть главный герой его нашел.
Удивительно, конечно, как многое отзывается во многом. Читаешь «Синий Треугольник» в 2025 году и понимаешь, что он неуловимо напоминает вовсе не другую книгу, а полнометражный анимационный фильм, вовсе не русский, а японский; а напоминает он «Мальчика и птицу» Хаяо Миядзаки. И там, и там мэтры позволили себе не сдерживаться и пошли в разнос. И там, и там авторы уходят с головой в мир детства. И там, и там во всех этих странствиях по волшебным пространствам есть привкус горечи. И там, и там… Вот только Махито Маки (главный герой «Мальчика и птицы») нашел в себе силы вернуться в свою исходную реальность, а Владислав Крапивин (главный герой «Синего Треугольника») не захотел этого делать. Наверное, это о чем-то да говорит, хотя бы на уровне аналогий.
Дебютный роман Йоава Блума обещает много, в общем-то, разочаровывает, но, в конце концов, оказывается вовсе не тем, чем кажется, что на первый, что и на второй взгляд.
В нем легко увидеть чуть ли не вариацию на тему «Меняющих реальность» (фильм 2011-ого года режиссера Джорджа Нолфи с Мэттом Дэймоном и Эмили Блант), но это иллюзия (или совпадение), так как книга тоже вышла в 2011-ом, а писалась два или три года, автор просто не мог этот фильм увидеть. Правда, «Меняющие реальность» основаны на рассказе «Бюро корректировки» Филипа К. Дика, потому нельзя исключить, что Йоав Блум им и вдохновлялся. Но это так… Совпадение. А вот отсылка к одному из финальных эпизодов «Гарри Поттера и Даров Смерти» Дж. К. Роулинг очевидна. Тут никаких совпадений. Еще в Йоаве Блуме можно увидеть этакого последователя Пауло Коэльо или там Ричарда Баха. Многие критики так и сделали. Но это опять же иллюзия: наш герой пишет гораздо глубже. При внимательном чтении оказывается, что простота тут хитрая, общая милота скрывает не самые благостные сентенции, а самое главное так и остается непроговоренным, пусть читатель своим умом доходит. Хотя все это не изменяет того, что перед нами фактически любовный роман, пусть в главных героях тут и выступают абсолютно точно не человеки.
Буквально на второй странице Йоав Блум констатирует: ничто в этом мире не происходит случайно. Со стола упала чашка с кофе, разбилась, вам забрызгало одежду – это не просто так. По радио крутят ту самую песню, которую вы слушали на первом свидании, — для чего-то это нужно. Вам наступили на ногу в автобусе, – безусловно, это часть хитрой схемы. Чья-то воля выстраивает все эти причины и следствия определенным образом, чтобы произошло что-то важное. Или что-то ведущее к важному. Обустройством всех этих мелких и не очень событий занимаются особые специалисты, творцы совпадений. Можно было бы сказать, что это некое тайное общество. По сути – да. Но важно понимать, что в него входят те, кого только формально можно назвать людьми. Они служащие некоей канцелярии, хочется добавить, что небесной, но автор старательно не поминает ни Бога, ни ангелов, ни пророков. Высшая сила есть, это да, но привязывать ее к религии Йоав Блум явно не собирается.
Гай, Эмили и Арик – молодые творцы совпадений. Они вместе закончили соответствующие курсы, теперь занимаются обустраиванием человеческих судеб. Как и полагается истории про совпадения, сперва общий сюжет не очень ясен, понятно только, что тут, скорее, про отношения, чем про эти самые совпадения. Но постепенно все коллизии выстраиваются и читателю становится ясно: эти несколько дней из жизни героев будут весьма и весьма кризисными, ведь им придется задуматься не только о смысле своей работы, но еще и о том, насколько это всем им надо. А чтобы не было скучно, в сюжете даже есть киллер. Самый милый киллер, которого только можно себе представить. У него есть хомяк. И опять же, как и полагается истории про совпадения, все ружья выстрелят, а в финале читателя подстерегает несколько неожиданностей.
Пусть «Творцы совпадений» и дебютный роман с некоторыми слабостями, всем бы такие дебюты: архитектура сюжета выстроена крепко, персонажи в меру живые, местами Йоав Блум включает приятную иронию, местами же подпускает жести. Да, в целом текст не самый ровный: есть как и удачные места, так и не очень. Порой Йоав Блум злоупотребляет поверхностными нравоучительными сентенциями, причем персонажи высказывают их в такой манере, словно это важнейшие философские мысли, которые до этого никому не приходили в голову. Уж лучше бы Ницше и Шопенгауэра цитировали, хотя и это могло бы набить оскомину. Помимо этого все персонажи – кроме, пожалуй, Арика и некоего Генерала – все из себя романтичные, тонко чувствующие, умиляющиеся всему подряд. Для творцов совпадений это, наверное, в целом симптоматично, в конце концов, они совсем недавно стали людьми и получили возможность чувствовать, но вот в описании именно что обычных граждан выглядит несколько наивно.
Но при этом Йоав Блум проворачивает достаточно тонкую штуку. Он заворачивает конспирологию, которая ассоциируется у нас с триллерами всякими, в этакий мягкий уютный плед. А еще добавляет немного сказочности, той, в которой все миленько, сладенько, гладенько. Это и позволяет вырастить на столь неподходящем материале любовный роман, в котором нет ничего плотского, одни только чувства. И только читатель оказывается умиротворен, как среди всей этой милоты начинают прорастать, скажем так, ростки тревоги. Сперва их нелегко заметить, автор не устает камуфлировать, успокаивать, нежно читателя поглаживать. Тут даже посмертие устроено с максимальным комфортом, такому сложно противиться. В общем, идеальное чтение после долгого рабочего дня, когда все совпадения только лишь раздражали и бесили. При этом тревога никуда не девается, только лишь прячется.
Если бы это была голливудская история, то, наверняка, она была бы про свободу выбора и право человека самому его совершать. Чаще всего такие истории про выбор личного счастья в противовес общественной пользе. Вспомним тех же «Меняющих реальность». Список можно продолжить. Но это не голливудская история. Даже не близко. Да, Йоав Блум выставляет любовь высшей ценностью (как и в «Меняющих реальность», коль они все равно остаются тут первой ассоциацией). Делает это грубовато, нарочито, карамельно. Вот только в контексте «Творцов совпадений» оказывается, что даже в любви людям не дано свободы. Она является таким же порождением причинно-следственной цепочки, как и все остальное. Причинно-следственной цепочки, которую кто-то подстроил. Кто-то, кто решил, вот эти вот люди должны быть вместе, пусть будут счастливы, даже если не просили об этом. Потому что это хорошо. Наверное, в контексте всего мира, вселенной, фигурантов-то дела никто и не спрашивал. Но хорошо ли это? Вот если быть совсем-совсем честным. Ответа на этот вопрос Йоав Блум не дает, пусть сам тон «Творцов совпадений», кажется, свидетельствует о том, что, конечно, хорошо. Но на самом деле…
На самом деле это, конечно, страшно. Жесткий детерминизм — он такой. В какой плед его не заворачивай.
Всем хорошо единственное на данный момент бумажное издание повести Эдуарда Веркина «Осеннее солнце» от московского издательства «Волчок» – отличная бумага, превосходная верстка, запоминающаяся обложка, занятные иллюстрации, – но все же один изъян имеется. Зачем-то в книге есть послесловие Лизы Биргер, в котором разъясняется, о чем же повесть Веркина. Достаточно неуклюже раскрыв смысл парадоксального названия (действие происходит летом, но солнце почему-то осеннее), Лиза Биргер быстро сводит текст к метафоре нелегкой судьбы России. Так тревожная и трепетная повесть о последнем лете детства оборачивается актуальным социальным высказыванием. Это простая и словно бы очевидная интерпретация, потому многие подхватили ее. Ну, а там и проложить мостик к деревенской прозе, к тому же Валентину Распутину с его «Прощанием с Матёрой» не сложно. Очень даже легко. Прямо хоть за школьное сочинение садись, материал более чем подходящий. И фактура что надо, и цитат можно натащить больше, чем понадобится. Фокус в том, что делать этого не стоит. Интерпретации могут завести далеко (в конце этого текста будет приведен пример), вот только перед нами книга, интерпретировать которую не надо. Тут все означает ровно то, чем является. Этакая буквальная вселенная, взгляд ребенка на сложный мир и тому подобное. Но Постоянному Читателю Веркина чисто инстинктивно интерпретировать хочется, автор его к этому своими постоянными фигурами умолчания приучил. Что ж, в данном случае придется отучиваться.
Где-то в Центральной России затерян крохотный хутор Туманный Лог. Когда-то это была процветающая деревня, но теперь тут живет всего три семьи. Семья Васькиных, семья Дрондиных, и семья Шныровых. В первой растет четырнадцатилетний Ваня по прозвищу Граф. Во второй – тринадцатилетняя Наташа. А в третьей – тринадцатилетняя же Саша. Всех троих связывают непростые отношения, которые восходят к девятнадцатому веку. Дрондина и Шнырова на дух друг друга не переносят, не могут вместе и пяти минут без ссоры провести. Вражда эта вроде бы проистекает из вековечной вражды их семей (на эту тему в первой главе есть очень смешное отступление), но ближе к финалу нам дают понять, что возможно это все чувства к Ване так выражаются. В какой-то момент было решено, что Дрондина и Шнырова дружат с Ваней по очереди: день Дрондиной, день Шныровой, день Дрондиной, день Шныровой… И далее в бесконечность. Сам же Ваня происходит из рода помещиков, которым когда-то принадлежал Туманный Лог. А еще им принадлежали предки нынешних Дрондиных и Шныровых. Несмотря на то, что Ваня демонстративно отстраняется от всех этих перипетий, он никогда не забывает о своем происхождении. Не просто так он однажды замечает: «…я, как добрый владетель и сюзерен, должен был заботиться о своих поселянах». Он и впрямь заботится о девочках. Такие вот декорации, такие вот обстоятельства: девчонки ругаются, парень старается их примирить, а лето будет длиться долго-долго, чтобы неожиданно закончиться (лето всегда так делает, особенно, когда ты подросток).
В «Осеннем солнце» подчеркнуто словно бы ничего не происходит. И действительно, что особенного может случиться в захолустье, где даже Интернет нормально не ловит? Тут поездка в соседний город уже событие (Ваня отвезет туда по разным причинам по очереди и Дрондину, и Шнырову, это будут очень смешные эпизоды). Но это не делает книжку скучной. Веркин с поразительным мастерством описывает все эти каждодневные дела героев: походы в лес, сбор ягод и грибов, рыбалку, девчачьи ссоры, короткие перемирия, чтобы во время дождя в настолку сыграть. Жизнь идет своим чередом: цветы цветут, травы растут, желуди созревают, зайцы скачут по полям, пчелы собирают мед. Веркин погружает читателя с головой в этот вечный ток, фиксирует внимание на мелких деталях, так точно описывает пейзаж, что перед глазами встают тополя, которые когда-то посадил Ванин прадед, вернувшейся с войны, той самой войны, конечно. А еще тут частенько что-то прячется в уголке глаза, словно есть обитатели, этакие автохтоны, которые не хотят, чтобы их заметили. Но эта не та мистика, которая требует обязательного разрешения. Просто походите в одиночестве по лесам и полям, в какой-то момент точно поймаете подобное ощущение. Что-то постоянно ускользает из поля внимания, всегда оказывается незамеченным, но, наверняка, есть.
Туманный Лог представляет собой герметичный, отдельный от цивилизации мир. Недаром же Ваня, от лица которого, кстати, ведется рассказ, нарисовав в финале карту этого мира, оснастил ее всеми маркерами старинных карт. В верхних углах солнце с луной, а внизу – всякое зверье. Вот только кракены с левиафанами в Туманном Логе не водятся, поэтому Ване приходится изобразить вместо них собаку Дрондиной и козу Шныровой. Этот мир в чем-то удивительный, а в чем-то обыкновенней не придумаешь неуловимо напоминает деревню из второй части «Кусателя ворон». И, вообще, по книжке рассыпаны всякие символические отсылки к другим вещам Веркина: начиная от палеонтологических артефактов (как в «Герде», только там был не след динозавра, а окаменевшие трилобиты), заканчивая колоколом, который может исполнять желания (как телефонная будка в «ЧЯПе», тут и там в некотором смысле надо позвонить). И как всегда Веркин пишет о провинции абсолютно не модно, без всякой чернухи и отчаяния. Пусть жизнь и не устроена, но она все равно прекрасна. Да, все тут приходит в упадок, отцы на вахтах, матери устали шить трусы на продажу, но вокруг почти волшебный лес, яблок уродилось больше, чем когда-либо, за каждым поворотом маленькое открытие.
Нет, только не подумайте, что Туманный Лог — это рай на Земле. Веркин не выписывает этакий парадиз, место, в котором все могли бы быть счастливы. Несмотря на общий оптимистичный настрой, несмотря на все эти обыкновенные чудеса, несмотря на бесчисленное количество простых радостей, в «Осеннем солнце» есть еще и ощущение тревоги. С самого начала проскальзывают намеки, что все тут должно скоро закончиться. Это остро чувствуют девочки, Ваня же пытается не обращать внимания. И тревога эта не оказывается беспочвенной, увы, все так и есть. В третьей части, действие которой происходит уже в августе, на исходе лета, Веркин вокруг этого накручивает, конечно, чего-то инфернального, но так и не доводит до хоррора. Хотя, конечно, что-то странное происходит. Что-то неприятное. Что-то опасное. Даже Ваня вынужден признать серьезность ситуации. Ответов о том, кто же – или что же – выживает жителей Туманного Лога во внешний мир, автор не дает. Да они тут и не нужны.
«Осеннее солнце», прежде всего, про впечатления, переживания и чувства подростка. Это очень экспрессионистский текст. Есть тут и толика пантеизма: пусть вслух и не проговаривается мысль о том, что Бог пронизывает собой весь мир, но природа выступает в этой книжке буквально отдельным героем. Всему нашлось место на этих страницах: обидам и страхам, созерцанию мира, радости от вкуса земляники на губах, ночной духоте, утренней свежести, упоению от сбора грибов, вражде, любви, в конце концов, расставанию, чувству невосполнимой утраты, страху перед будущем, тоске по прошлому. Такова жизнь. И Веркин просто ее описывает. А актуальные социальные высказывания ищите в других книгах, пожалуйста.
Ну, а если все-таки хочется поинтерпретировать, если не получается от этого отказаться, то вот вам такая интерпретация: это история о подменыше.
Дальнейшее, конечно, понятно будет, прежде всего, тем, кто уже читал «Осеннее солнце», хотя особых спойлеров не случится, им тут просто неоткуда взяться.
В раннем детстве Ваня как-то заблудился в поле у подножья холма, на котором, собственно, и стоит Туманный Лог. Это его воспоминание, кстати, выписано весьма жутко, да уж, Веркин умеет напугать даже птичкой, которая странно смотрит. Все закончилось благополучно, испуганного мальчика сморил сон, а потом его вот такого вот спящего нашли и отнесли домой. Но бабушка Вани все понимала, чуяла, что это уже не ее внук. Правда, родители не хотели в это верить. А сам Ваня, конечно, с удивлением осознал, что забыл все до того происшествия, но, конечно, серьезно не относился к подозрениям бабушки. Так вот, мальца подменили. Не человек он. И если принять это на веру, то многое станет ясней.
Он не хочет уезжать, он изо всех сил цепляется за Туманный Лог, не нужны ему столицы, он пытается придумать способ сохранить родные места, все его прожекты на тему, как бы привлечь сюда туристов, нацелены только на одно, чтобы не пришлось уезжать. Ему тут привольно, он тут счастлив, это его место силы. Дрондина хочет уехать, Шнырова хочет уехать, наш герой не хочет даже думать об этом. Ему для ощущения полноты жизни достаточно сходить на голодную рыбалку, большего не надо. Возможно, девочки о чем-то да догадываются. Например, Дрондина, про которую известно, что она одно время наговорами успешно сводила бородавки и выводила перхоть, в какой-то момент замечает что-то страшное в лесу. А Ваня не понимает, что это на подругу нашло. Ему в лесу не страшно. Это его дом родной, его тут никто не обидит. Однажды лежа на берегу реки, он услышит чьи-то тяжелые шаги: «Хорошо бы лось, подумал я. Перебрался, бестолковый, через реку и шастает. Или кабан. Вывалился из леса, порыться на лугу. Или медведь, хотя откуда у нас тут медведь…». Ну да, обычный человек, конечно, вот так вот в такой ситуации будет лениво рассуждать… Хорошо бы медведь…
Такая интерпретация разворачивает и вопрос о том, кто же запугивает обитателей Туманного Лога, чтобы их прогнать, так, что ответ становится очевидным. В первой главе Шнырова заявляет: «Потому что тут все нафиг оптимизируют! Все!». Оптимизируют, да. Но не так, как это могли бы сделать какие-нибудь московские бизнесмены. Просто исконные обитатели этих мест, луговики и полуденницы, те, кто как раз и прячется в уголке глаза, решили вернуть себе территории. Пришла пора, с их точки зрения, окончательно прогнать людей, более не таится, все вернуть на круги своя. Должны уйти все люди, в том числе и Ваня, его судьба теперь иная, он-то был отдан в чужое племя. Ваня, конечно, против. Будет до последнего сидеть на своей веранде.
Кстати, эта интерпретация еще и делает крайне зловещим персонажем полицейского, который в какой-то момент придет в Туманный Лог на звук выстрела.
Если такой расклад нравится, его можно крутить дальше. Так и до метафоры сепарации дойдем. Одна печаль: все эти домыслы делают «Осеннее солнце» гораздо печальней, чем кажется на первый взгляд.
Но все это не отменяет вопрос про название. Так почему же все-таки «Осеннее солнце»? Тут же лето, июнь, июль, август, жара, никакой прохлады. Кажется, ответ проще, чем многие думают. Просто Веркин так назвал некоторое чувство, которое пронизывает всю книжку. Именно так – осеннее солнце. Ведь мы помним, «Осеннее солнце», прежде всего, про чувства и ощущения.
Что случилось бы, если бы Фанни Каплан убила Ленина? Как развивалась бы Русь, если бы Александр Невский не смог отбить нападение тевтонских рыцарей? Открыли бы Америку, если бы первая экспедиция Колумба попала в шторм и затонула? Именно так формируются фантастические допущения в жанре альтернативной истории. А потом уж авторы принимаются фантазировать: кто-то старается быть все-таки реалистичным, а кто-то кидается во все тяжкие. Подобных же вопросов можно придумать великое множество. В конце концов, какой-то динозавр мог бы раздавить не ту бабочку. Тут, конечно, есть большой соблазн воротить горы, чем глобальней предположение, тем, кажется, интересней будет. А вот Рустам Кац крайне скромен: у него в СССР всего лишь одобрили на государственном уровне в качестве единственно верного литературного течения не соцреализм, а научную фантастику. Кажется, что бы изменилось особо? По Кацу – всё. Или если присмотреться, то ничего. И это, конечно, наводит на ряд размышлений.
В этой книжке все не то, чем кажется. Начиная с формы…
«История советской фантастики» написана в виде популярной монографии. Есть сведения, что это многих ввело в заблуждение: после первой публикации в 1993-ем году в Издательстве Саратовского университета, на эту книжку ссылались во всяких диссертациях по истории советской литературы. Факт диковатый, но легко представимый: знаем мы, как порой для увеличения списка использованной литературы в него пихают что не попадя, главное, чтобы по названию хотя бы косвенно подходило.
…и заканчивая именем автора.
На самом деле «Историю научной фантастики» написал Роман Арбитман, человек, широко известный в узких кругах, безжалостный литературный критики, циник и мистификатор. Он всегда был склонен к хулиганству (порой злому), и «История советской фантастики» именно такова. Перед нами достаточно радикальная шутка, этакая выходка плохиша-интеллектуала, в которой досталось всем – и классикам с современниками, и реалистам с фантастами, и талантам с бездарностями. Безусловно, есть большой соблазн ко всему этому всерьез не относиться, тем более что сам автор как бы на это подбивает, снабжая свою фейковую монографию послесловием, в котором журит себя самого. Но на самом деле все это для отвода глаз, Арбитман, скорее всего, был крайне серьезен, когда сочинял свой опус в жанре все-таки не альтернативной истории, а альтернативного литературоведения (форма важна!), которое всегда находится в жесткой связке с историей. Он говорил важные вещи про недавно сгинувшую страну (напомним, на дворе был 1993-ий год), а точнее фиксировал вполне популярную тогда точку зрения на советскую историю и литературу. Историкам и культурологам, которые прямо сейчас занимаются проблематикой девяностых, стоит обратить внимание на рассматриваемую книгу. Вполне себе документ эпохи. Соответственно, можно легально добавить в список использованной литературы.
«История советской фантастики» у Арбитмана вышла очень смешной, но для того, чтобы проникнуться всеми этими хохмами и пародиями, надо, конечно, быть в курсе дела: знать историю советской литературы, быть знакомым с текстами основных ее персоналий, иметь представление о советском фэндоме и т.д. В тексте много всяких внутренних шуток, которые сложно расшифровать, но есть и очевидные. Прекрасно же, что на Первый Съезд советских писателей пригласили Герберта Уэллса. А ведущие советские реалисты писали романы про завоевание Луны. Особенно хорошо то, как автор выворачивает все их опусы так, что они становятся фантастическими с минимальным изменением в сюжете. В этом мире не могли возникнуть классические КЛФ, зато из чувства протеста народ мог бы писать традиционную реалистическую прозу. Сразу представляется этакий кружок диссидентов, рассуждающих о том, что пришла пора вернуться с небес на Землю, заняться в литературе актуальными темами повседневной жизни человека. Арбитман весьма вольно распорядился биографиями реально существующих людей. Некоторым досталось весьма и весьма, словно автор сводит с ними какие-то счеты (эх, Кира Булычева-то за что?!). А еще он придумывает самых разных писателей, дает им ироничные биографии, но не без того, чтобы это были типичные представители своей эпохи. Тут, конечно, надо держать ухо востро, а то можно случайно принять какого-нибудь реально существующего товарища за выдуманного.
Подытожив, можно сказать, что перед нами изощренная постмодернистская игра, крайне необычно оформленная. По сути, это роман, прикидывающийся монографией. Сам по себе текст полон ловушек, аллюзий, но при этом он остается занимательным. А сейчас – на некоторой временной дистанции – он еще и дает нам возможность заново подойти к оценке событий не только советской истории, но и взглянуть на девяностые, скажем так, с освежающей точки зрения. Тут бы остановится, но есть еще одна деталь, которую надо упомянуть.
Так вот, несмотря на то, что на страницах «Истории советской фантастики» нашлось место и Солженицыну, и Дудинцеву, и Аксенову и многим другим, вы не найдете здесь Ивана Ефремова и братьев Стругацких. Арбитман просто вычеркнул их из литпроцесса, ни разу не упоминул. В его альтернативной истории советской литературы этих писателей просто нет. Порой стоит задуматься не о том, что сказано прямым текстом, иногда интересно как раз то, что не сказано. Здесь именно такая история. Можно же было вволю подурачиться, перепредумывая биографии Ефремова и Стругацких. Однажды-то Арбитман уже сочинил статью-мистификацию о том, что Ефремов был английским шпионом (многие, конечно, поверили). Но нет. То ли Арбитман относился к ним с большим уважением (есть все-таки сомнения), то ли предполагал, что в таких вот условиях – научная фантастика стала идеологией – они просто не смогли бы сформироваться в качестве литераторов. В любом случае это отсутствие порождает весьма тревожную фигуру умолчания. Какой-то неприятный мир получается, если в нем не нашлось место книгам про Великое Кольцо и Мир Полдня.
облако тэгов
