С использованием заметок для Medium (https://shorturl.at/yRLmw + https://shorturl.at/BwuFE).

Греческая легенда о корабле Тезея, известная в пересказе Плутарха, пользуется в информационный век незаурядной для столь древнего сюжета популярностью. Легко догадаться, отчего: она превосходно иллюстрирует одну из наиболее заковыристых проблем адаптации человека к эпохе строительства киберпанка и, шире, Технологической Сингулярности. Конечно, если последняя вообще нам светит.

Киберпанк и новая космоопера предлагают баснословное разнообразие субстратов, на которых может быть запущено сознание разумного существа; если отождествить жизнь с информацией, а информации позволить овеществиться, то ничего иного и ждать нельзя. М. Джон Харрисон в «Свете» и его продолжениях великолепно показывает это на примере теневых операторов, странной и отчасти паразитической информационной формы жизни, приблудившейся к человечеству в Галактике после выхода на сверхсвет.

А вот «Ковры Вана» Грега Игана, повесть, интегрированная впоследствии в «Диаспору» и чаще прочих у этого автора антологизируемая: жизнь на Орфее, планете системы Веги, существует в виртуальности шестнадцатимерных преобразований Фурье гигантской молекулы весом двадцать пять килотонн. Хотя ковры живые, растут, прибавляя новые атомы по краям, и делятся, когда механическое воздействие океанских волн разламывает более крупные листы, разумной жизнью они сами по себе уж точно не являются.

Вдруг один из постчеловеческих персонажей, глейснерианский робот Карпал, ради интереса возясь с моделирующим ПО, отображает динамику краев ковра через преобразования Фурье. В его шестнадцатимерной версии он замечает эквивалент компьютерной программы, а внутри этой программы — богатую и сложную экосистему, с индивидами, несомненно обладающими интеллектом (включая самосознание и осознание других как разумных существ). Океан Орфея пуст и, если не считать ковров, стерилен, но эта жизнь не менее роскошна, чем были экосистемы Большого барьерного рифа или экваториального дождевого леса погибшей Земли. Другой вопрос, что Первый Контакт с нею установить не удаётся: она изолирована внутри симуляций своего биологического компьютера, эквивалентного универсальной машине Тьюринга.

Но Диаспоре полиса Картер-Циммерман это, пожалуй, и не нужно: солипсистов они недолюбливают.

Вполне естественно, что перспектива оцифровки разума (или даже полной миграции человечества в небиологическую форму существования) прельщает не всех. “Технологические процессы, задействованные в этой трансформации… лишены нейтральности”, отмечает Нэнси Кэтрин Хэйлс в работе «How We Became Posthuman, or Virtual Bodies in Cybernetics, Literature, and Informatics» (https://press.uchicago.edu/ucp/books/book/chicago/H/bo3769963.html). На первых же страницах этой классической книги Хэйлс подтрунивает над трансгуманистическими идеалами выгрузки сознания и цифрового бессмертия: «Даже если представить, что такое разделение было бы возможно, с какой стати сознанию оставаться неизменным в совершенно иной среде, не имеющей связей с его телесным воплощением?»

Пока что Земле и Солнечной системе не угрожают никакие катаклизмы галактического масштаба (или хотя бы вторжение инопланетных захватчиков), и еще позволительно вести расслабленные диспуты о целесообразности киборгизации и выгрузки сознания. Как изменится градус подобных дискуссий, случись жареному петуху прицельно клюнуть Человека? Иган, последовательный сторонник “оптимистического трансгуманизма”, который у него в мире «Диаспоры», впрочем, частенько оборачивается экзистенциальным хоррором «в конце науки», отвечает на критику Хэйлс идей цифрового бессмертия азартно:

«Если вы просто акцентируете внимание на том, что человеческий мозг выступает продуктом обширного биологического, эволюционного и социального контекста, а в отрыве от такого контекста не может быть понят, я с вами на 100 % соглашусь. Однако все концепции выгрузки, кроме самых наивных, предусматривают определённое усилие по воспроизведению этого контекста, а в пределе технологии достаточно далёкого будущего не существует физических принципов, препятствующих выгрузке всего могущего оказывать причинно-следственный эффект на мозг, тело и поведение индивида. В этом пределе можно даже удовлетворить требованиям Роджера Пенроуза и симулировать всё (тело и непосредственное окружение вплоть до атомного уровня) на квантовом компьютере.

Чтобы навеки воспрепятствовать самым изощрённым формам выгрузки, вам придётся настаивать на мнении, что человеческий субъективный опыт порождается лишь в точности такой биохимией, как в людском мозгу, или, если вы допускаете определённую степень замены, вам придётся предложить разъяснение, почему некоторые подмены оставляют наш субъективный опыт неизменным, а другие — нет…

… К примеру, Ханс Моравек предлагает задуматься, что произойдёт, если заменять некоторую часть ЦНС протезами-подсистемами, способными продуцировать идентичную биохимическую реакцию в ответ на те же данные на входе. Помешает ли один протезированный нейрон мне остаться мной? Сделает ли он меня нелюдем? Воспрепятствует ли работе сознания? А как насчёт десяти нейронов? А сотни?»

Ага! Вот и он, корабль Тезея, в формате раскавыченной цитаты. Вполне сгодится для путешествия в бутылке по морям планеты Орфей. Порой корабль в бутылке и есть послание, для какого, на первый взгляд, не хватило места.

Иган в «Диаспоре» воспринимает классический буддизм как деструктивную для эволюции человечества философию, и на гневном фоне гамма-всплеска Ящерицы с ним было бы трудно поспорить. Источникам экзистенциальной угрозы навроде сверхновых или зародышей альтернативного вакуума все равно, считаете ли вы их иллюзорными; а в 2020-м как раз индийские власти вводили в рамках карантиновирусной аферы один из самых изуверских режимов локдауна.

Однако, как обычно, есть нюанс: сильную проблему сознания в чат-рулетке так легко не забанишь, и, быть может, не столь уж непоправимо заблуждался обративший себя к буддизму Иносиро из полиса Картер-Циммерман. Возможно, в эпоху походов Александра Великого сюжет о корабле Тезея проник в Азию через греко-буддистов, и так появился его точный идейный аналог, который находим в китайском трактате «Да чжиду лунь» (大智度論), переводе индийского комментария к «Махапраджняпарамита-шастре».

Впрочем, в притче из «Да чжиду лунь» один из демонов оказался неблагодарным подонком, поучаствовав в поедании исходного тела вместо того, чтобы заступиться за высказавшегося в его пользу свидетеля. Ковры Вана на Орфее, кстати, съедобные, полисахаридные. Лучше не представлять, какой ксеноцид там бы учинили бактерии с корабля телесной земной культуры.

C использованием заметок для Medium (https://shorturl.at/k0cav + https://shorturl.at/BwuFE).

Гамма-всплески принадлежат к наиболее энергетически мощным и, следовательно, самым опасным явлениям для любой жизни во Вселенной, за исключением, быть может, лишь самых высокоразвитых цивилизаций. Да и тем лучше подстраховаться, а не сгружать все яйца в одну колыбель своей культуры или, как поступили продюсеры яблочной кино«Академии», всех имперских клонов-Клеонов — в одну башню дворца на Транторе, для вящего удобства потенциального террориста или безумца.

Но стоит подчеркнуть, что, несмотря на грозную славу, которую обрели ГВ в научпопе и НФ благодаря своему колоссальному “энергоизмещению”, гамма-всплесковая угроза требует весьма неудачного сочетания факторов; конечно, когда такое сочетание все же происходит, то пожаловаться на него на всем пути выброса жесткого излучения уже некому.

Каноническим примером «гамма-всплескового» романа-катастрофы в англосферной НФ выступает «Диаспора», чья вселенная отмечает в этом году 30-летний юбилей («Ковры Вана», https://fantlab.ru/work49786#response201492 + https://fantlab.ru/work49786#response512527, как отдельная повесть выпущены в 1995-м). Роман Игана и примыкающая к нему приквельная повесть «Планковский прыжок» затрагивают, разумеется, не только проблему выживания разумных видов при гамма-всплеске, но вряд ли кто-нибудь поспорит, что загадка ГВ для «Диаспоры» стержневая — она создает главную детективную (если такой термин применим к этой сверхтвердой НФ, где преступления в привычном телесным культурам смысле давно изжиты, а основные генераторы душевной разрухи и фрустрации — непокоренный барьер скорости света как предельной при распространении информации да головокружительные вопросы теоретической физики и обслуживающей эту физику математики) интригу романа.

Несколько забавно, что страницы, посвященные удару гамма-всплесковой пушки по Солнечной системе и предваряющим его лихорадочным попыткам спасти остатки плотского человечества от верной гибели, в «Диаспоре» лучшие с художественной точки зрения, да еще и с нехилым отрывом: добрую половину книги, а также весь «Планковский прыжок», порядком портит прозелитический, отдающий проповедями Жана Кальвина перед католиками и его почти-однофамилицы Сьюзен Кэлвин перед роботами, пыл противостояния «физиков» и «лириков» — трансгуманистов и консерваторов-антиглобалистов, на наши современные деньги.

Как это сделать корректнее и без ущерба для беллетристической составляющей, в те же годы показали Нэнси Кресс (https://fantlab.ru/work17160) или Чарльз Шеффилд (https://fantlab.ru/work40426#response206411).

Я совсем не хочу, кстати, сказать, что Иган ошибается, старательно прорабатывая каркас физики своего сеттинга и увязывая его с современными себе (или уже ставшими классикой) научными теориями — Эйнштейна, Пенроуза, Ровелли, Смолина и др. Я и сам этого абсолютно не чураюсь для изредка пинаемой в свободное время беллетристики, но у нас с Иганом подход к инфодампам и подкат к Заклепочнице Рози радикально отличается.

Загвоздка в том, что грандиозные житейские проблемы постчеловеческого общества (а они, бесспорно, должны появляться независимо от нашей с вами аппаратно-программной базы; чтобы убедиться в этом, достаточно осознать, что человеческая эволюция практически полностью переключилась на технологический трек больше пяти тысяч лет назад, сразу после изобретения письменности, ключевого открытия на пути к потенциальной отвязке Человека от его биологического фундамента) у Игана неизменно описываются стилем доклада на студенческой научной конференции, причем не Стэнфорда, Кембриджа или Токийского университета, а конституционного собрания активистов «Доксы» перед клятвой в зале для игры в мяч при НИУ ВШЭ.

Антагонисты же в дилогии если и появляются, то выведены карикатурно, в худших традициях «популяризаторов науки» и апологетов Воинствующего Прогрессивизма 2.0 типа Докинза или Ирины Якутенко. «Иган одушевляет свои постчеловеческие полисы, представляя... чем-то вроде оцифрованных и рафинированных республик Италии времён Ренессанса; на страницах остальной книги вопросы имеют академический характер, ответы представлены в стилистике учебников или справочников, а персонажи, по существу, не более чем ведущие современных научно-популярных передач в обёртке программного кода», отзывается о дилогии Гвинет Джонс.

Этнокультурные и гендерные различия, если не считать приверженности одного из друзей Ятимы с азиатским именем метко критикуемому за токсично-нигилистическую пассивность прошивки буддизму, не предусмотрены вовсе (что подчеркивается и выбором гендерно-нейтральных местоимений в «Диаспоре»), трансгуманистические персонажи мыслят до того схоже, что без постоянного тегирования их распознавание, как и в старосоветских (анти)утопиях Ефремова, затрудняется. «Один рецензент НФ-журнала со смеху покатывался. Он был буквально не в состоянии постичь концепцию любви, не включающую генитальные фрикции», обижался Иган в пору работы над «Диаспорой» по другому поводу. Однако подколка явно попала в цель:

Нет, ребятки, сильную проблему сознания в вашем чате так легко не забанишь, и, быть может, не столь уж непоправимо заблуждался обративший себя к буддизму Иносиро из полиса Картер-Циммерман. «В альпинистах сразу опознаёшь людей, но подавляющее большинство людей не таково, чтобы в них сразу опознавались альпинисты», отзывается о персонажах Игана Пол Грэм Рэйвен, и нарочитое противопоставление «физиков» и «лириков» из «Планковского прыжка» губительно для вживания в сеттинг средствами квалии бессмертных персонажей. Каковая должна естественным образом не отрицать нашу и не повторять ее, а предлагать надстройку, оправдывающую такое вживание.

Различия эти с высокой вероятностью успешно переживут постчеловеческую трансформацию, примерно как у Джордана в «Колесе времени» гендерный оттенок магии, с которой работает ревоплощенный служитель Темного Бальтамель, не меняется от переноса его ехидною шуткой хозяина в женское тело вместо мужского. От распространения компьютеров и информационных технологий в нашем варианте реальности не стало меньше ни клерков, ни ксенофобов — этнических националистов.

Результат получается пикантным и слегка печальным: формально «Диаспора» (или, к примеру, «Лестница Шильда») едва ли не самые крепкие по части заклепок произведения за всю историю англосферной НФ после Золотого века пальпа, а на практике «очарование чуда», за какое фантастику обычно и ценят сильней всего, слишком часто заглушается миазмами постструктуралистской леволиберальной адвокации от «активиста по защите прав беженцев, промышляющего программированием» (это не обидный ярлык от меня, а самохарактеристика Игана в полностью свободное от литературы время 2002-2006 гг.: он себя так определял в интервью https://fantlab.ru/work857626 биографу Карен Бёрнэм).

«Я всегда считал, что наиболее правдоподобным ответом может считаться стандартное материалистическое восприятие сознания: человеческий мозг веществен, как и всё остальное, и сознание есть лишь свойство мозга. Мы сознаём, но это не прибавляет к нашей способности воздействовать на мир ничего, что не могло бы найти принципиального истолкования в обычном поведении молекул, из которых мы состоим... Фактически это и есть одно из величайших прозрений за последние три сотни лет: человеческие существа полностью принадлежат материальному миру, и мы в конечном счёте подвластны тем же исследованиям и манипуляциям, какие можно проделать с любой другой физической системой», поясняет Иган. Конечно, киберпанк и посткиберпанк неизменно исходят из аналогичного представления о возможности переноса человеческой личности на виртуальные планы бытия — но Игана при знакомстве с авторами этих жанров тянет почитать в последнюю очередь, в основном потому, что он киберпанк не любит, а лишь мимикрирует под него: киберпанковская классика еще в юности вызывала у Игана «раздражение своей одержимостью хипповством». Хм, академическая одержимость культурой отмены и правами аббревиатурных меньшинств, подпитывающая молодежные протесты нашей эпохи, едва ли предпочтительнее.

Далёкое будущее Диаспоры по Игану — мир, где научные данные нет нужды засекречивать, где любое число команд может испытывать любое число подходов, а люди вольны участвовать в погоне за истиной или не участвовать, в зависимости от своего желания. На тридцатилетнем юбилее цикла, после BLM/TDS-флэшмобов, пандемии карантинов и беспрекословного прогиба большинства ученых под повесточку истеблишмента стартовой фазы прокси-мировой войны, такой подход остается привлекательным, но доверия вызывает еще меньше, чем до массированных гонений «университетского жречества» на версию утечки COVID-19 из Уханьского института вирусологии или фетвы Криса Линтотта в адрес Абрахама Лёба за доводы последнего в пользу отправки «Юноны» с орбиты Юпитера на рандеву с 3I/ATLAS.

А всего примечательней, что Иган в «Диаспоре» смухлевал именно по части опорной структуры сюжета, поместив источник Lac G-1 с аномальными характеристиками гораздо ближе к Солнечной системе, чем это допускает современная астрофизика, уже весьма основательно изучившая потенциально угрожающие объекты, вроде звезд Вольфа-Райе, в нашем захолустном Млечном Пути. Представить себе черную дыру вроде Чандрасекара из «Планковского прыжка» примерно на таком же удалении от Земли еще можно, пускай и с трудом, а вот для системы типа Lac G-1 у меня это не получается даже с очень могучим подавлением недоверия.

Более того, высказано мнение, что в Галактике гамма-всплески калибра уничтожившего плотчиков «Диаспоры» вообще невозможны (в пределах, конечно, представлений современной физики) независимо от расстояния до гипотетического источника угрозы: Млечный Путь слишком обогащен металлами (в астрофизике под металлами понимаются все элементы тяжелее водорода и гелия), чтобы достаточно продолжительные гамма-всплески в нем могли иметь место. Достаточно продолжительные — это какие, спросите вы? Накопленная с 1960-х историческая выборка демонстрирует четкую бимодальность в распределении гамма-всплесков по длительности, позволяя разграничить их популяцию на короткие, с ожидаемой средней продолжительностью менее полусекунды, и длинные, которые извергают свою энергию в течение полуминуты и более. Очевидно, этим группам соответствуют и различные классы механизмов всплеска. Во второй группе особо выделяются сверхдлинные гамма-всплески; скажем, GRB 221009A, чрезвычайно продолжительный и мощный гамма-всплеск трехлетней давности, занял около десяти минут. Повторюсь, не то чтобы жизни на мирах, которые могут быть затронуты ударом подобного космического хлыста, станет легче из-за того, что по ней стегнул короткий гамма-всплеск, а не долгий или ультрадолгий: даже самые короткие явления этого класса излучают больше энергии, чем звезда солнечного типа за весь срок работы (десяток миллиардов лет), и даже крайне далекие, по человеческим понятиям, всплески воздействуют на планетарные оболочки, атмосферные и биосферные, весьма ощутимо — энергия элементарных частиц, прилетающих со всплеском, достигает уровня самых мощных космических лучей. Так, вышеупомянутый GRB 221009A считается и очень близким к Земле гамма-всплеском, по меркам данного класса событий: настолько близким, что детекторы орбитального гамма-телескопа НАСА Fermi Gamma-ray Space Telescope испытали перенасыщение, земная ионосфера на несколько часов увеличилась в размерах, а на длинных волнах радиосвязи были зафиксированы помехи (вы, конечно, ничего этого не заметили). По самым свежим данным, от источника GRB 221009A Солнечную систему и вас, читающих эти строки, отделяло примерно 2.4 млрд световых лет (красное смещение сигнала z = 0.151), и событие это столь редкое, что в предыдущий раз всплеск сравнимой мощности наблюдался бы из окрестностей Солнца еще до начала голоценовой эпохи.

Отсюда понятно, до какой степени вольно обошелся Иган с астрофизикой подобных катаклизмов.

Аналогичная licentia poetica, а говоря проще, жутчайший ляпсус, наблюдается в «Карантине» (https://fantlab.ru/work390972#response453426). И эта работа у Игана опять-таки среди самых привлекательных эстетически, именно «Карантин» и «Диаспору», да еще, пожалуй, «Теранезию» (https://fantlab.ru/work49740#response187852), рекомендую я обычно желающим начать знакомство с этим автором, которые отдают себе отчет в неустранимых недостатках его уникальной манеры.

Совпадение? Не думаю.

Мэтт Дено в статье «Reading Egan» для «Strange Horizons» дает, пожалуй, наилучшую формулировку интуитивно рождающихся претензий к «Диаспоре», «Планковскому прыжку» и творчеству Игана в целом:

«Если Иган уверен, что способность понять Вселенную — естественное свойство человеческой жизни, то мне кажется принципиально важным прописывать убедительно человечные характеры персонажей, достигающих этого понимания. В противном случае доводы Игана выглядят как-то шатко».

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/C4xhz).

Это последний и самый длинный из четырех (весьма коротких по современным меркам — только не говорите Мартину, Бэккеру или Сандерсону, что циклы можно писать и так) романов Майка Резника о Галактической Ярмарке, открывающих по внутренней хронологии вселенную Рожденного править.

Ее действие отделено от начала Галактической эры (2908 г.) почти тысячелетием, но удивляться не стоит: по результатам аудита деловых и плутовских талантов Таддеуса Флинта, самого пронырливого антрепренера Галактики со времен Барнума, Солнечную систему отправили в карантин и вывезли с Земли иномирских участников североамериканского филиала Странствующего Карнавала и Паноптикума Агасвера и Флинта. Как понятно из обзорного романа https://fantlab.ru/work81227, запрет на дальнейшие контакты с Землей оказался лишь паллиативом, но заразу в зародыше не погубил: Человек, дотумкав до секрета сверхсветовых перемещений, деловито примется исполнять озвученное Флинтом в первой книге цикла https://fantlab.ru/work81220 пророчество относительно темпов установления людьми галактического господства.

Ну да, потребовалось не десять лет и не три недели (до такого срока сократил Флинт свой прогноз в https://fantlab.ru/work81221) — но все же покорение Галактики состоялось достаточно быстро, а пощечины чужацким общественным вкусам раздавались достаточно хлесткие, чтобы Человека и спустя многие сотни веков после его вымирания вспоминали с содроганием.

Джупитер Монк и летучемышеобразный сабеллианин по кличке Бэтмен, измолотив друг друга в кашу, вынуждены были под конец https://fantlab.ru/work81222 завершить свое противостояние на ринге и отказаться от дальнейших выступлений в Странствующем Карнавале и Паноптикуме Агасвера и Флинта. Ярчайшей звездой программы и главным добытчиком бродячего цирка снова становится человек, Танцор Биллибак, самый меткий стрелок за всю историю человечества на галактическом просторе (да, это аванс, ведь история-то пока исчисляется несколькими годами, но похоже, что Джефферсон Найтхок, Никобар Лэйн, Димитриос Три Горелки или Однорукий Бандит опасливо посторонились бы, случись Танцор, а даже и призрак его, на их пути).

Танцору не нужно особо тренироваться и привыкать к изменчивым климату и гравитации калейдоскопически меняющихся планет: он измельчает на осколки подброшенные на спор в воздух камни, выбивает выстрелами сигареты из чужацких ртов, бросает ножи со смертельной точностью и простреливает по очереди головы всех четырёх королей в колоде карт, которую тасует ассистент.

Где он научился так стрелять, если, как утверждает, родился в Техасе XX века, а там должен был увидеть пятьсот нефтяных вышек прежде, чем встретил бы первую дикую лошадь?

Ответ на этот вопрос Таддеусу Флинту, вероятно, узнать не суждено. У Резника, за исключением https://fantlab.ru/work81417 и https://fantlab.ru/work81396, редко слышны отчетливые мистические нотки, его Галактика лучше приспособлена для циничных мифотворцев, а не романтиков, волшебников или поэтов. Однако Танцор Биллибак к таким ноткам прислушивается куда более чутко, чем подавляющее большинство обитателей вселенной Рожденного править, даже рискуя впасть в медитативную кататонию.

Зато Флинт хорошо понимает, почему Танцор после очередного аншлага временами рыдает в подушку: с каждым новым представлением молодой стрелок все сильнее проникается осознанием, что едва ли достоин называться крутым стрелком тот, кто не стреляет, если мишень может выстрелить в ответ.

Правда, стоило Танцору побиться об заклад на миллион кредитов против живого соперника, и у предприятия Флинта и Агасвера мигом начались серьезные проблемы с законом. Попробуйте-ка доказать, что Танцор не намеревался убивать противника, а лишь быстрее мысли выбил из его руки пистолет, и тот скончался от сердечного приступа, спровоцированного испугом.

Похоже, Танцору Биллибаку после откупа от тюрьмы придется добавлять в свою обойму холостые патроны или бросить вызов творениям технологии Сообщества Миров... Да ведь и вышел он из КПЗ не один, а вместе с последним уцелевшим представителем расы оборотней.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/3uBFS).

По меркам Токаревой с ее ужасающе бедным языком и примитивнейшими двухбитными сюжетами, навевающими даже не тоскливую бескислородную клаустрофобию в антураже бесконечного хрущебрежневского спального массива, а нутряной ужас перед нетребовательной серостью Групповой Нормы («герои Токаревой, в отличие от стандартного советского человека, не ищут причины трагедии вовне... для них всё, что не смерть, то норма», пишет Дмитрий Быков; и не случайно один из сборников Токаревой носит название «Ничего не меняется», а другой «Ничего особенного»), этот рассказ — из числа наиболее ранних работ писательницы — на диво крепкий и запоминается прочно. Его печальная сатира сделала бы честь «квестам за любовью во внутренней пустоте» и прочим упражнениям по экзистенциалистской меланхолии французского le nouveau roman или неопоставангарда (вроде «Моей ночи у Мод» Эрика Ромера или «Супружеской жизни» Андре Кайата), фильмам Вуди Аллена и даже, как ни странным покажется такое сравнение, параноидальным НФ-триллерам Филипа Дика. Ну а на безрыбье можно и экранизацию Алексея Коренева из 1968 года глянуть (https://www.kinopoisk.ru/film/42531).

Проблема, однако, в том, что я в раннем детстве (когда прочел столько Токаревой в бесплатно доставшихся мне клееных пейпербэках, сколько смог, а больше никогда не пытался) уже был на момент знакомства с «Днем без вранья» осведомлен о существовании рассказа индийского классика Р. К. Нарайана «Подобна солнцу» (отсутствует в фантлабовской картотеке) из начатого еще в 1930-е цикла о вымышленном карнатакском городке Мальгуди — с точно идентичным сюжетом о молодом учителе, который решает хоть один день в году говорить только правду и ничего, кроме правды, каковое решение чуть не разрушило всю его жизнь. От оценки рассказу Токаревой, который вполне может быть вторичен относительно автора из дружественной Индии (Нарайан отличался от большинства индийских коллег тем, что писал исключительно по-английски, был, следовательно, легкодоступен восприятию иностранцев, да и на русский его переводили охотно), я, пожалуй, воздержусь. А о сути эксперимента, осуществляемого героями «Дня без вранья» и «Подобной солнцу», дам лаконичный отзыв: на таких вот идиотов и рассчитан продвигаемый трехбуквенными агентствами и поборниками «защиты прав детей в Интернете» нашей эпохи коварно-циничный подход «Кто ничего дурного не совершил, тому нечего скрывать». Стремление к последовательной искренности перед соседями по планете у человека сколько-нибудь разумного, особенно обитателя таких обществ с развитой кастовой иерархией, как Индия или Старосоветская Россия, не более полезно для здоровья, чем привычка после заката солнца перебегать железнодорожные пути на крутом изгибе в гарнитуре с шумоподавлением. Часто бывает так, что (особенно после сеансов газлайтинга) сам не можешь определить, искренен ты или уклончив, а вот психопат или провокатор с этой задачей справляется без труда.

Люди, знаете ли, из всех высших технологически одаренных хищников самые эусоциальные.

С использованием заметок для Medium (https://shorturl.at/N0K36 + https://shorturl.at/7SnUA + https://shorturl.at/3sjNK).

Дилогия Шелли Паркер-Чань — о слегка альтернативном Китае времен падения Юань и восхождения Мин. Название последней династии, собственно, на китайском и значит «светлая, сияющая», поскольку ее основатель, чтобы выжить на крутом повороте нищей юности, не преминул воспользоваться распускаемыми в народе пророчествами о скором пришествии земного воплощения справедливости, «Князя Света», Мин-вана. Свою династию он так и назвал, отождествив себя с Сияющим Императором-мессией сектантов.

Основная беда цикла — и в то же время причина его включения во множество номинационных и лауреатских списков англосферы — довольно наглая гендерная мисапроприация эпохи торжества ЛГБТКИА++ и Girl Power в SFWA, ну да такой диагноз можно поставить уже по аватарке авторессы. (Показательно, что блистательная дилогия Шона Рассела об империи Ва https://fantlab.ru/work41592, где все персонажи цисгендерны, в последнее время не переиздается, вопреки моде на награждения англосферных писателей-азиатов и произведений с ориенталистским привкусом.) Хотя, конечно, можно отыскать в англосфере и отзывы, где творение Паркер-Чань порицают за... женоненавистничество и умаление исторической значимости женщин средневекового Китая: репеллентом от них бессилен выступить даже женский экипаж пиратского (да, живите теперь с этим) корабля Фан Гожэня во втором романе.

Магии и экспериментов по альтернативной квазиориентальной истории тут, как и у Кея в «Поднебесной» и «Звездной реке» (https://fantlab.ru/work414769), сяньли и бакэнэко наплакали, хотя призраки и зримое огненное средоточие Небесного Мандата имеются.

Впрочем, если их и гендерсвоп убрать, то даже в альтернативную историю цикл занести будет сложновато: это вам не «Вейская империя» Латыниной (у которой, кстати, есть и эссе https://fantlab.ru/work713927 о Чжу Юаньчжане) или «Та Билан» Фёдоровой, китайские исторические анналы использованы без существенных модификаций и лукавой искрометной алхимии в перегонном кубе сеттинга — что там, и замена имен-то почти не производится, посему «Сияющий Император» кажется не столько АИ, сколько криптоисторическим произведением. Такой смелости, как от Лю Цысиня, который в https://fantlab.ru/work639185#response394679 сперва заставил Цзин Кэ воздержаться от покушения на циньского правителя, а затем подарил Сражающимся Царствам победу над империей Цинь, от Паркер-Чань не ждите.

Реальный мужчина Чжу Юаньчжан (император более известен в англосфере не по тронному и не по родовому имени, а по девизу правления — Хунъу) весьма далек и от персонажей альтернативно-исторических комиксов Дарта Мауса вроде Мулан, и от античных завоевателей, с какими его от узости кругозора сравнивают читатели Паркер-Чань. Хотя бы потому, что в античной Греции всегда имелся важный фактор сброса демографического давления и социального напряжения — морская эмиграция, а Чжу, придя к власти, первым делом запретил свободное перемещение по Китаю и разработал строгую систему привязки населения к местам жительства.

Поклонники «Песни льда и пламени» и «Игры престолов» сетовали на неестественно быстрое развитие “безумия Таргариенов” у Дейенерис в финальном сезоне. Действительно, паранойя и звериная жестокость у монархов редко проявляются стремительно, обыкновенно они развиваются по мере восхождения к рукоятям власти, а дальше простор их применения ограничен лишь авторской фантазией нового суперпользователя. Или... авторской орфографией: именно в ее невоздержанном произволе рельефней всего проявлялись самые странные и жуткие черты личности Чжу, в которых Паркер-Чань своей героине отказывает (Хунъу походя репрессировал всех подававших доклады трону чиновников, в чьих материалах проскакивали иероглифы, употребление которых, на взгляд суверена, могло приравниваться к lèse-majesté).

Восхождение Чжу Юаньчжана в нашем варианте реальности любопытно историкам и политологам прежде всего тем, что это классический пример зарождения «красной монархии» этатистского оттенка. Такие в Китае возникали, при всем богатстве его турбулентной, прикованной к «пыточному колесу» мальтузианского цикла истории, редко, как правило — в ситуациях коалесценции страны после очень долгой раздробленности или оккупации иностранными захватчиками. Чжу Юаньчжан и Мао Цзэдун представляют хронологически наиболее свежие образцы властителей, вынесенных к престолу подобными всплесками Хуньдуня (渾沌), первозданного охлократически-уравнительного хаоса; в наше время к ним пытается (не особенно стильно) апеллировать Си Цзиньпин.

Паркер-Чань же, хотя и следует некоторым наиболее важным меткам биографии реального Чжу (так, он после краткого послушничества в буддийском монастыре перед началом гражданской войны мыкался, живя подаянием, из-за чего к нему впоследствии приклеилось нелестное прозвище “император-побирушка”), неизменно старается преобразовать минский (не в смысле теории познания) сюжет кристаллизации «социалистической империи» в согласии с определяющей ныне англосферный прогрессивизм доктриной угнетения и позитивной дискриминации сексуальных меньшинств. Ее Чжу Чунба (реальное имя Чжу Юаньчжана при рождении как младшего ребенка в семье, 朱重八), говоря словами самой авторессы, есть продукт «квир-переосмысления истории основателя династии Мин», призванный «повысить информированность» читателей о якобы специфичном для Новой Зеландии и Австралии, откуда родом Паркер-Чань, сорте маскулинности, подавляющем все остальные формы таковой, прежде всего азиатские и ГБТК++.

Это порождает, между прочим, любопытный и не слишком полезный для тех, чьи интересы отстаивает Шелли, эффект: беспощадную, людоедскую жестокость Чжу так и хочется приписать его/ее сексуальным отклонениям, а не философским доктринам эпох Чжаньго, Цинь и Сун, которых придерживался реальный Хунъу. Впрочем, варлорд Чжан Шичэн, наиболее опасный из конкурентов Чжу Юаньчжана, в мире Паркер-Чань также оттесняется женщиной.

Регулярные чистки в высших кругах чиновничества, суровые наказания даже за мелкие проступки, казни, массовые переселения, создание военных поселений, демонстративное предпочтение земледелию перед научно-техническими инновациями и торговлей (крестьян именовали “добрым народом”, и только им официально разрешалось носить красивую шелковую одежду; труд ремесленников три месяца из каждых двенадцати использовался бесплатно на государственные нужды), массовые конфискации и перераспределение пахотного фонда, презрение к буржуазии и выходцам из старой сунской или юаньской знати — все эти меры, практиковавшиеся реальным Чжу Юаньчжаном на посту императора, не имеют ничего общего с классическим и даже “реформированным” конфуцианством, а отдают легизмом и перекликаются с лучше известным нам маоизмом. “Красный император” отталкивался от рекомендаций по государственному управлению, восходящих к сунскому канцлеру-”протокейнсианцу” Ван Аньши, а до него — жестоким политтехнологам классической древности, легистам Шан Яну и Хань Фэю, и первому объединителю страны Цинь Шихуану. Так, в своде минских законов (大明律) раздел “Законы по Ведомству наказаний” самый обширный (11 глав из 30 и 171 законодательная статья из 460). Ну а Паркер-Чань до всех этих деталей прошивки дела нет, ее Чжу Чунба слишком гендерфлюидна, а сопротивление юаньским оккупантам оказывается успешным словно бы по девочковому волшебству сильной, стильной и независимой лесбиянки, хотя реальный Чжу Юаньчжан, будучи малограмотным выходцем из самых низов общества и бывшим сектантом «Белого Лотоса», сознавал свою ограниченность и нехотя опирался на консультации более развитых интеллектуально, а не только наделенных звериным властолюбием и инстинктивным чутьем на безжалостно эффективные интриги, соратников — вроде Ли Шаньчана, Лань Юя, Ян Сяня или Лю Бовэня. (Почти всех их Хунъу на поздних этапах правления уничтожил при регулярных чистках госаппарата и аристократии, подчас вместе с сотнями и тысячами родичей и коллег.)

Автор отзыва https://fantlab.ru/work1416081#response455921 высказывает досадливое желание «найти и прочитать жизнеописание подлинного Чжу Юаньчжана без всех этих переодеваний в мужчину и страданий генерала-евнуха по утраченным им органам». Далеко ходить не стоит: «Жизнеописание Чжу Юаньчжана»《朱元璋传》давно создано и даже переведено на русский еще в Старосоветской России, его автором был У Хань, бывший вице-мэр Пекина, забитый хунвэйбинами в тюрьме до смерти при Мао и за вольнодумство, явленное в этом труде, и, главным образом, за подмигивающую, выдержанную в манере roman-à-clef, пьесу «Разжалование Хай Жуя» (海瑞罷官), действие которой происходит при дворе одного из преемников Чжу Юаньчжана, Ши-цзуна (Чжу Хоуцуна), одиннадцатого императора Мин. Недоброжелатели усмотрели в образе благородного и принципиального чиновника Хай Жуя аллюзию на преследования Пэн Дэхуая.

Перевод дилогии, особенно первой книги, пестрит анахронизмами, без всяких попыток даже отдаленно стилизовать текст под китайские летописи или пинхуа, что вполне ожидаемо от Ибрагимовой, которая позволяла себе аналогичные вольности еще в «Сарантийской мозаике», где при дворе Валерия II наряды дворцовой гвардии возглавлялись «капитан-лейтенантами», а Каю Криспину «презентованная информация принесла значительное облегчение».

Забавно, что трюк с «криптоисторическим трансгендерным переосмыслением» вождя победоносного мятежа против Юаньской империи Чжу Юаньчжана, использованный Паркер-Чань, на диво резонирует с совсем свеженьким идиотским сценарным решением Дэвида С. Гойера в третьем сезоне яблочной кино«Академии», сиречь «Foundation». Однако по сравнению с этим сериалом «Сияющий Император» являет собой образец строгости в следовании реалиям первоисточника (помимо «Жизнеописания Чжу Юаньчжана» У Ханя, это, конечно, главным образом 明實錄, «Правдивые записи о правлении династии Мин»).

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/FfM6N).

«The Wild Alien Tamer» — третий из четырех небольших романов Майка Резника о Галактической Ярмарке, написанных в самом начале разработки вселенной Рожденного править и открывающих ее также по внутренней хронологии; действие происходит через несколько лет после того, как в https://fantlab.ru/work81220 странствующий карнавал Таддеуса Флинта выехал из морозного захолустья Новой Англии на озаренные чарующим светом нездешних солнц галактические магистрали. Совместное предприятие Таддеуса и его инопланетного партнера (а в прошлом — заложника) господина Агасвера испытало стартовые проблемы акклиматизации и было в https://fantlab.ru/work81221 близко к закрытию или недружественному поглощению конкурирующим филиалом, но ситуация выправилась — жесткий и обаятельный мошенник Флинт может себе позволить немного расслабиться и выписать с Земли настоящего пива за бонусы.

Бизнес процветает, и даже аттракционы, сильнее прочих увеселений Ярмарки зависящие от вкусов конкретной расы и физических условий ее мира, переползли за порог окупаемости, а Флинт с Агасвером так уверены в себе, что рискуют нанимать в штат цирка рептилоидов, не задумываясь о том, как потом их интегрировать в земное подразделение.

Куда меньше доволен жизнью величайший дрессировщик Галактики Джупитер Монк. Нет, дело не в том, что его квалификация оказалась недостаточной для столь громкого звания — кому какое дело до цветастых объявлений карнавального шпрехшталмейстера, горбатого карлика Тодзё, совмещающего обязанности боксерской груши, финансового советника и исповедника у Таддеуса Флинта. Все животные, прихваченные Монком с Земли на галактические гастроли “Странствующего Карнавала и Паноптикума Агасвера и Флинта”, скончались — не то от слишком частой перемены мест и тоски по родной планете, не то от проблем с усвояемостью синтетической пищи, которую приходится готовить роботам на камбузе циркового звездолета.

Но контракт Монка предусматривает весьма солидную зарплату, и Таддеус Флинт не расположен держать его в штате карнавала за красивые глазки. Придется дрессировщику отправиться в одиночное странствие по Галактике на поиски новых зверей. Его поиск будет долог, но увенчается безусловным успехом: Монк и его новые звери теперь звезды программы.

Правда, весьма быстро выясняется: одно из обрященных им существ настолько развито в интеллектуальном отношении, что и само претендует на должность укротителя — а также на равную с Монком долю от выручки их номера. Ведь, в отличие от Брюса Уэйна, чья единственная (но очень убедительная) сверхспособность — деньги, сабеллианин по прозвищу Бэтмен — разумная летучая мышь семи футов росту с рудиментарными крыльями — весьма стеснен в средствах. Признаться, в этом мало удивительного, учитывая, что его родная планета больше всего напоминает глубинку «ржавого пояса» США, какие-нибудь депрессивные пригороды Детройта или Индианаполиса — места, по современным нам (а хотя бы и Монку) понятиям мегаполисного прогрессивизма, не менее чуждые, странные и враждебные комфортной жизни, чем пояс астероидный.

Еще одно отличие от Брюса Уэйна в том, что этот Бэтмен, пускай и обладает высокоразвитым этическим интеллектом, не задумается убить развлечения — или психотерапии — ради. Конечно, на разумное существо он не покусится. Но шкала уголовных наказаний на Сабеллиусе III достаточно расходится с привычной Джупитеру Монку и комиссару Гордону в Готэме,

чтобы атмосфера броманса и “прекрасной дружбы”, охватившая первоначально Монка и Бэтмена, быстро сменилась противостоянием не на жизнь, а на смерть — в духе https://fantlab.ru/work18635 или “Побоища в джунглях” между Мохаммедом Али и Джорджем Форманом.

Ведь главный способ повышения кассовых сборов, предложенный Таддеусу Флинту, заключается в том, чтобы Монк и Бэтмен исполняли роли укротителя и циркового зверя по очереди.

С использованием заметок для Medium (https://bit.ly/3VBn6Od + https://shorturl.at/0hK34).

Надвигается очередная итерация «Аватара», и уместно будет исследователям жанра снова нырнуть в классику золотой пальповой эпохи за поисками величайших во Вселенной ресурсных ценностей. Возможно, стоило Кэмерону, нафаршировавшему непритязательный сюжет значительным числом отсылок и прямых заимствований, пойти не «Путем воды» или путем «Огня и пепла», а... водородным. Металлический водород — потенциально самое эффективное химическое топливо и идеальный высокотемпературный сверхпроводник — действительно пока не открыт и существует, как предполагается, лишь при колоссальных давлениях в недрах газовых и, менее вероятно, ледяных гигантов, но я сейчас не о нем.

Спецификацию более правдоподобного “бесценного ресурса” нам поможет составить Джон Вуд Кэмпбелл-младший со своим сильным претендентом на титул ближайшего общего предка всех боевых космоопер — циклом об Аарне Мунро.

В этой повести ключевой ингредиент успеха Аарна, применяемый для защиты гуманоидной расы от посягательств рептилоидов-сеэсетов — новый сверхпрочный материал, редчайший трансурановый металл, полезный не только для облицовки корпусов исполинских кораблей; он вдобавок служит отменным теплоизолятором в условиях, когда на солнце планеты Корнал вот-вот случится яростная вспышка.

К сожалению, мегаломания Кэмпбелла означает, что около пяти тысяч тонн этого вещества требуется только для облицовки одного-единственного корнальского крейсера, а вдобавок, даже если бы сеэсетский флот удалось полностью уничтожить, это не дало бы героям никакого эффекта, поскольку через системы планетарной обороны рептилоидов на Дараке прорваться оказалось невозможно. Найденное Аарном решение, как и в первом романе цикла, отличается омерзительной по современным меркам жестокостью —

Никаких угрызений совести суперучёный по этому поводу не испытывает: рефлексии на тему ксеноцида тогда, в тесном промежутке между мировыми войнами, были у фантастов совершенно не модны. (Я делаю на это скидку — и тогда пионерский характер работы не оставляет иного выбора, кроме как выставить всему циклу высший балл; к примеру, именно в «Самой могучей машине» находим первые в НФ построения способов гиперпространственного перехода через червоточины пространства-времени и разгона звездолетов до релятивистских скоростей направленным солнечным излучением, а также выполненное Кэмпбеллом, по-видимому, независимо от Ханса Бете теоретическое исследование механизма генерации лучистой энергии Солнцем.)

И, так же традиционно для Кэмпбелла, последний довод звездных королей привлекает технологической смелостью — другой вопрос, что идея эта, по-прежнему амбициозно футуристичная, станет реализуема, лишь если отождествить негатроны (устаревшее название электрона, здесь используемое для экзотической частицы), например, с тяжелыми суперпартнерами бозона Хиггса, хиггсино, чье существование — как, впрочем, и любые проявления суперсимметрии — остается неподтвержденным.

Если бы электроны в обычных атомах водорода были заменены на гораздо более тяжелые (с массой покоя порядка 1 ТэВ) отрицательно заряженные хиггсино, вся атомная структура “вывернулась бы наизнанку”, так что протоны обращались бы вокруг хиггсино — именно такую картину внутренней структуры резистия нарисовал Кэмпбелл в 1936-м (издана повесть гораздо позже ввиду перехода Кэмпбелла к редакторской деятельности), за три десятка лет до того, как было спрогнозировано существование бозона Хиггса.

Контролируемым смешиванием водорода с хиггсино можно было бы действительно получить сверхтяжелый твердый материал хиггсиний, устойчивый при почти любых, даже звездных, температурах. Вполне возможно, что бонусными полезными свойствами его бы выступили катализ слияния атомов тяжелых элементов и вожделенная высокотемпературная (в обычной трактовке термина) сверхпроводимость.

Суперсимметрия в пору работы Кэмпбелла над циклом о Мунро не имела в науке хождения даже как чисто математический инструмент расширения алгебры генераторов группы Пуанкаре, а Питер Хиггс посещал в те годы детский сад. Поэтому кэмпбелловский «железный человек» Аарн одолжился у Торки, центральной звезды системы, и зрелише получилось завораживающее, даже если у вас нет под рукой никакой дискретной видеокарты для прорисовки тяжелых шейдеров:

Возможность естественного нуклеосинтеза короткоживущих сверхтяжёлых радиоактивных элементов не подтверждена, однако имеются намеки на их образование в химически пекулярных Ap-звездах, прежде всего на уникальной звезде Пшибыльского (HD 101065) в созвездии Центавра, которую иногда предлагают считать свалкой радиоактивных отходов высокоразвитой внеземной цивилизации.

Излишне добавлять, что резистий с его атомным весом 4207 превосходит все самые смелые амбиции современных земных экспериментаторов — самыми тяжёлыми из достоверно обнаруженных и синтезированных трансурановых изотопов считаются теннессин-294 и оганессон-294.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/g1nKO).

Самым известным (к моему сожалению) романом Лема что на просторах Федеральной Империи и Периферии, что в англосфере считается «Солярис». И сама-то по себе эта работа у пана Станислава не лучшая (сравнить хотя бы с «Непобедимым», «Осмотром на месте», «Миром на Земле» или «Фиаско»), и две — из трех — ужасающие экранизации, особенно старосоветская от Тарковского, ее дополнительно портят, способствуя жутчайшему перекосу в область не столько психологической, сколько психиатрической драмы с элементами неуклюжего, вынуждающего страдальчески поморщиться любовного романа.

Между тем «Солярис» — не о любви и сексуальной фрустрации, а о Контакте и поисках Бога-неудачника (в русских переводах, восходящих к эре старосоветских гонений на религию, это редко ощущается) в “зеркале для тысячеликого героя”, по раме которого сикось-накось налеплены кальвинистские, то бишь кельвинистские, листовки contre la messe papale. Увы, дикарски прекрасные пейзажи живого океана, вызывающие немедленную влюбленность (между прочим, в оригинале Солярис наделен женскими коннотациями), и соляристические энциклики бесперечь забиваются половецкими плясками

По счастью, есть в романе не только беспомощный нытик и бездарный ученый Крис Кельвин, в подметки не годящийся азимовской Сьюзен как психолог, но и, скажем, Сарториус, которому сам Лем, похоже, симпатизирует больше (как и я): например, о нем сказано, что в одной из тяжелейших переделок, когда кислорода на отряд оставалось пятьсот килограммов, он до последнего брился, чистил зубы и ботинки. За это я немедленно проникся к Сарториусу глубоким уважением, ибо сам стараюсь в сложных жизненных ситуациях поступать так.

Именно Сарториус, преследуемый, подобно Бёртону,

Другой вопрос, что это решение не более привлекательно, нежели единственный сюжетный ход в арсенале Сергея Лукьяненко — отказ от всемогущества с дальнейшей пересадкой на метро до ипотечной однушки, хотя у Лукьяненко с Лемом общие только инициалы СЛ. Для сравнения, Дрейк Мерлин из «И снова завтра, снова завтра» Чарльза Шеффилда клонами Анастасии Верлих не прельщается, но и поднять на них руку или принудить к самоубийству в пьяном бреду бы не подумал: ему пить нельзя, здоровье на пути в Конец Времен беречь надо.

Знакомство с Лемом начинать этой книгой никому не посоветую, хотя для любого другого автора, особенно из России и стран бывшего Восточного блока, она могла бы стать вершиной творчества. А у пана Станислава, полимата, философа, мифокласта, насмешника и неутомимого зеркальщика-вентролога бродячих душ людей, чужаков и роботов, это лишь маячок на пути от контактифильного раннего периода коммунистических симпатий (начало и середина 1950-х) к мизантропичному контактифобному позднему, с окончательным отказом от беллетристики (конец 1980-х) в пользу метафикции и дальнейшей пересадкой на поезд обратно в Польшу из венского самоизгнания. Соляристика, пожалуй, идеально воплощает одну крайне поляризующую черту его характера — Лем считал, например, что вполне представляет себе, о чем дальше поведет речь собеседник, а потому, ценя время (прежде всего свое время), прилагал все усилия, чтобы не дать ему высказаться, и, подобно мэтрам соляристики, а хотя бы и лапотнику Крису Кельвину, начинал беседу сразу с едких филиппик против его предполагаемых воззрений.

Что до Океана, то Лем устами Снаута в одном месте прямо называет его/её слепцом, и немедленно возникает желание провести параллели с неуклюжим гностическим Демиургом вроде Ван-То из https://fantlab.ru/work96960#response493577 — «лица, фигуры, которые мы видим, позволяют нам узнавать отдельных индивидуумов», для Океана же «все это прозрачное стекло».

Желание, возможно, и оправданное, но мне кажется, что в биографии Станислава лучшим источником вдохновения для такой аттестации послужит эпизод со старой таксой, жившей у Лемов в краковском доме. Однажды, спускаясь по лестнице (но, в отличие от довольно близкого ему и Океану слепого вавилонского библиотекаря Борхеса, не дойдя еще до Алефа), Лем заглянул в комнату свояченицы, но обнаружил там только старого слепого пса по кличке Бей и погасил свет.

— Я выключил свет, — сообщил он мгновением позже, — чтобы зря не горел.

— Жаль, там ведь Бей, — ответила свояченица.

— Тогда зачем там свет?

— Ну, по вечерам почитать можно.

— Почитать? — удивился вслух Лем. — Как он может читать? Он же слепой!

С использованием заметок для Medium (https://shorturl.at/KxLCP + https://shorturl.at/f6Yfx + https://shorturl.at/EILvK).

Лем в юности, после Второй мировой войны и бегства из Львова, прошел через краткий этап искреннего, вполне страстного увлечения коммунистической идеологией. Прошел, видимо, под впечатлением от кошмаров «национально-освободительной борьбы» и «окончательного решения еврейского вопроса», которых немало насмотрелся как медик и участник польского Сопротивления уже в начале оккупации, когда по приказу немцев таскал из подвала тюрьмы разлагающиеся останки узников и жертв погрома 28-30 июня 1941-го.

Это явление его сын и биограф Томаш с явственным и несколько раздражающим снисхождением списывает на «приступы исключительной наивности», которые, на его взгляд, всю жизнь досаждали великому родителю. К трудам этого периода относятся «Астронавты» (https://fantlab.ru/work3088#response188710), рассказы из сборника «Сезам» (https://fantlab.ru/work35211, там дебютирует Ийон Тихий) — и «Магелланово облако», лучшее с чисто литературной точки зрения произведение в небольшой подборке восточноевропейских коммунистических утопий 1950-60-х.

Тогда Старосоветская Россия и ОВД достигли пиковых значений контроля над земной поверхностью, от идеи спалить планету в пожаре всемирной революции уже отказались, но еще не заразились «голландской болезнью» и не подсели на иглу валютных поставок, а сохраняли импульс, достаточный для активной мир-системной конкуренции в новом биполярном мире, который неуклюже, аки азимовский капитан Хан Притчер в освинцованном фартуке и противорадиационном шлеме, приспосабливался к «дилемме заключенного» — гонке атомных вооружений. Затерявшийся в дальнем космосе военный спутник НАТО (атлантидов), кстати, тут летает — гораздо раньше, чем началась эра спутников в реальности; и у героев почему-то глаза лезут на лоб не от

https://erwintale.pl/wp-content/uploads/2021/11/OBLOK-MAGELLANA-WRAZENIA-1080x726.jpg

В более зрелом возрасте Лем, по утверждениям того же Томаша, «очнулся, чтобы ... представить мрачную картину внутренне порабощенной цивилизации», что на практике слишком часто оборачивалось тоскливой русофобией (по счастью, не в книгах, но лишь в кухонных спорах и письмах издателю Майклу Кэнделу)

и «Магелланово облако» возненавидел всеми фибрами души, отказываясь подписывать контракты на его зарубежные переводы. В новом веке такое отношение к роману у него дошло до полного гротеска — хорошо известна едкая реплика в интервью русским журналистам начала 2000-х: «Япония не знала коммунистического режима, и если мой роман [«Магелланово облако»] обратит в коммунизм хотя бы одного-единственного японца, мне суждено гореть в аду». Да, книга крайне слабовата по лемовским меркам, если сравнивать ее с такими беспощадными к людской натуре шедеврами дальнейшего творчества, как «Фиаско», «Непобедимый» или «Мир на Земле», но недосягаемо прекрасна уже по ефремовским. Любой из персонажей Лема середины 1950-х и начала 1960-х, даже если это обитатель коммунистической утопии через тысячу с лишним лет “после падения последнего капиталистического государства”, отличается от Дара Ветра, Мвена Маса, Веды Конг или Эвды Наль примерно так же выгодно, как Николь Орне (Симона Синьоре) из «Дьяволиц» Анри-Жоржа Клузо (1955) — от атомикпанковской нейросеточной блондинки на обложке https://fantlab.ru/edition405291 .

Или от витринного манекена такой блондинки.

Чтобы убедиться в этом, достаточно процитировать лемовский фрагмент, существенно сокращенный цензурой для первого русского издания «Магелланова облака» в 1960-м, да так и выпавший из всех дальнейших переизданий, какие я проверил.

Детали бортового быта “Геи”, летящей к Альфе Центавра, легко без потери качества перенести на мирокорабль Культуры Бэнкса из «Водородной сонаты» либо https://fantlab.ru/work13793#response230735, но во вселенной Ефремова, да, пожалуй, и Мире Полудня Стругацких с его легионами Учеников-эпигонов, эта экзистенциалистская виньетка будет воспринята чужеродней, нежели явление условных Сверхправителей из «Конца детства».

Пожалуй, «Магелланово облако» сгодилось бы на экранизацию кому-нибудь из мастеров французского неопоставангарда или Райнеру Вернеру Фассбиндеру периода «Мира на проводе», а это уже повод существенно подтянуть ему итоговый балл. Дополнительного одобрения заслуживают удачные — а это у Лема в ранний период творчества редкость, он был тогда привержен атомикпанку азимовского толка — прогнозы развития технологий, от всепланетной инфосферы с облачными (да!) сервисами до голографической видеопластики.

Увы, когда в 1980-х Лем наконец отважился эмигрировать в Австрию — покидая страны Варшавского договора, как он думал, навсегда, — устойчивый контакт с реальностью, где уже не было и не могло быть никаких русских цензоров, обернулся, по свидетельству Томаша Лема, тяжелым ударом:

Тогда и пришла пора возобновить переиздания «Магелланова облака», выпущенного на польском, русском, английском и немецком совокупными тиражами более миллиона экземпляров, и даже впервые за карьеру взять аванс за ненаписанный роман. Этот последний, к счастью, получился шедевром — «Фиаско», и я рекомендую читать его сразу после «Магелланова облака» или, наоборот, раньше (как поступил сам), чтобы не ослабевал эстетический контраст между зеркальными антиподами, книгами, построенными одна на упрямой вере в Первый Контакт секулярного коммунистического планетогосударства, а другая — на жестокой расправе с любыми надеждами такого рода, на потраву которых не жаль плодов «эффекта Лазаря», сиречь уникального воскрешения из мертвых при участии квантового суперкомпьютера и ватиканского священника.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/g4xzc).

Я не рекомендую начинать знакомство с творчеством Флинна и вообще вселенной «Огненной звезды» (https://fantlab.ru/work462978) с этой тетралогии, поскольку — очень редкое явление — цикл идет по восходящей, «Спиральный Рукав» (https://fantlab.ru/work243607#response477064) с интерквелами, действие которых происходит в отдаленном будущем и постепенно обретает, как в https://fantlab.ru/work146731#response314217, мифопоэтические оттенки вечного возвращения архетипов, интересней и сильней ее, а посмертно опубликованный роман https://fantlab.ru/work1500341#response486803, вероятно, вообще лучшая работа Флинна за карьеру.

Но «Огненную звезду» полезно прочесть с иной целью — как чрезвычайно дотошно проработанную, местами утомляющую именно таким скрупулезным подходом, историю альтернативного настоящего, которая наглядно показывает важность малозаметных точек бифуркации при выборе самого оживленного направления технологического прогресса и биржевой игре, что на акциях крупных корпораций, что на символических дивидендах с нищебродских гаражных стартапов. А миссия DART к двойной системе астероидов-аполлонов, Дидиму и Диморфу, и в нашем варианте реальности принесла более впечатляющие результаты эксперимента по силовому изменению орбитальных параметров небесной глыбы, чем в НАСА надеялись даже самые заядлые оптимисты. Впрочем, наличных технологий все равно недостаточно, чтобы спасти человечество от столкновения Земли с импактором хотя бы столь суровым, как челябинский залетный гость из 2013-го; а вот в мире «Огненной звезды» успешная высадка на астероид, модифицированный инопланетными Визитерами десятки тысячелетий назад — не вполне ясно, как и зачем, но явно не из дружеских чувств к быстро умнеющим гуманоидам Солнечной системы, — состоялась еще в 2021-м.

К сожалению, отведено этому событию аж около одной трети последнего романа тетралогии, https://fantlab.ru/work40978#response468591, предшествующие же книги

Как и во многих произведениях НФ последней четверти прошлого века, заступивших одной ногой в будущее, избыточный оптимизм насчет космической экспансии человечества и технологий виртуальности тут гармонично сочетается с недооценкой роли мобильной связи и высокоскоростного подключения ко всемирной инфосфере. Возможно, одна из причин расхождения с главной исторической последовательностью в том, что Флинн поставил не на тех лошадок технологической карусели: личными ли предпочтениями оно объясняется, кругом ли общения в режиме консультаций при написании книг, но очевидно, что во вселенной «Огненной звезды» альтернативный XXI век отличается куда более активным, нежели у нас, использованием спинтроники. А вот открытия графена или разработки многослойной компоновки флэш-памяти там, по всей вероятности, не произошло.

Так, в одном из эпизодов мозгового штурма внутренний круг посвященных корпорации “Ван Хёйтен Индастриз” обсуждает перспективы миниатюризации вычислительной техники.

Не сомневаюсь, что у каждого из читающих сейчас эту заметку под рукой убедительное доказательство недооценки Флинном потенциала классических полупроводниковых гетероструктур.

Что о полноценной спинтронике-то или квантронике говорить, гоночно-трековая память и мемристоры до сих пор не могут найти массового применения: классической тройки электросхем оказалось вполне достаточно, чтобы уместить в вашем кармане гибридное устройство, превосходящее старинные суперкомпьютеры так, как те — логарифмические линейки и арифмометры.

Мы прикусили пулю, и она оказалась податливей “черных кодов” карикатурного суперхакера-жирдяя Джимми Пула с той браны, где поисковики не развились дальше HotBot или AltaVista.

Привязанность Флинна к бытовым приложениям магнитных эффектов не ограничивается персональными компьютерами и мобильниками. Так, у самой богатой женщины Америки Марисы ван Хёйтен на кухне в поместье установлен холодильник, работающий по магнитокалорическому принципу:

Согласно прогнозам Флинна, спустя двадцать лет от момента этого разговора, в альтернативном 2027-м, электромагнитные холодильники должны были появиться в каждом хозяйстве. Срок этот еще не вышел, но похоже, что в нашем варианте реальности предсказание не сбудется: первый полноценный концепт домашнего холодильника на эффекте адиабатического размагничивания был представлен в 2016-м Cooltech Applications и не снискал рыночного интереса, а компания вскоре обанкротилась — современные домашние холодильники рефрижераторного типа заметно энергопрожорливей магнитно-адиабатических, зато и КПД по циклу Карно у них гораздо выше.

В спинтронику, прикладную физикохимию магнетизма и исследования сверхпроводимости Мариса ван Хёйтен, самоназначенная спасительница человечества (которую многие коллеги за глаза почитают слегка чокнутой), — не то предтеча, не то результат местного гендерсвопа Элона Маска, самого богатого мужчины Америки, который явно мог читать Флинна и общаться с ним, — инвестирует, конечно, не забавы или демонстративного потребления ради, а с прицелом на развитие магнитных парусов.

Это удалось, хотя век космических парусников, как понятно из https://fantlab.ru/work40979#response508060, оказался пускай и чарующим, но даже более кратким, чем, например, у учебного барка «Крузенштерн», отмечающего вскорости столетие со дня спуска на воду. Зато ИИ этих кораблей уже достойны, хотя и лишь в преддверии катастрофы, титуловаться именно Искусственными Интеллектами,

Как удешевить запуск спутников и пилотируемых кораблей на околоземную орбиту? Лучше всего не возить с собой столько топлива, сколько привыкли мы таскать за последние 65 лет, от начала космической эпохи. Гравитационный колодец Земли весьма крут, старые боги не даровали нам естественных спутников на таких близких орбитах, как, например, Фобос и Деймос у Марса (правда, из вбоквельного рассказа https://fantlab.ru/work731368 ясно, что уложили эти два валуна в экваториальной плоскости планеты опять-таки Визитеры), и показатели эффективности современных космических кораблей чудовищно низки: до 97% нагрузки ракеты затрачивается на подъём собственного топлива и окислителя. В мире «Огненной звезды» эта задача решается пускай и мучительно трудно, но гораздо удачнее, нежели у нас: сперва криогенной дозаправкой на орбите (у SpaceX такая нынче лишь в далеких радужных планах), потом разгоном при помощи высокотемпературных сверхпроводящих магнитов.

Приведенных примеров довольно, чтобы понять, где наша историческая последовательность разминулась со вселенной «Огненной звезды» и Спирального Рукава. Но, быть может, еще не поздно наверстать упущенное в области универсальных магнитных отмычек для замков на дверях небес? Увы, больше фальстартов и откровенных подделок экспериментальных данных, чем в исследованиях высокотемпературной сверхпроводимости, не наберется, пожалуй, нигде в современной физике — еще на слуху сравнительно недавнее «открытие» и быстрое, беспощадное «закрытие» LK-99. В Nature встречается даже статья, специально посвященная анализу... нет, не самого этого подозрительного материала, а его «общественного восприятия» вдали от затхловатых храмов академической науки, на YouTube (https://www.nature.com/articles/s41598-025-98554-3). Почем знать, не разгоняла ли токсичные дискуссии армия ботов, выращенных обеспокоившейся за потенциальную космическую монополию мегакорпорацией вроде «Ван Хёйтен Индастриз»?

Ведь, как я уже замечал в рецензии на «Падающие звёзды», немногие эпизоды тетралогии благословлены таким буйством авторского воображения, как

Теодорк сунна Нагараджан по профессии варвар, а по спецификациям второстепенный персонаж «Реки Джима» (https://fantlab.ru/work204019), где зарабатывает обычным для себя на космических просторах методом: охраняет арфистку Меарану с разношерстной командой спутников на извилистом маршруте поисков Бриджет бан, оперативницы-Гончей Объединенной Лиги Периферии. До конца этой экспедиции

Не дописав еще основную тетралогию «Спирального Рукава», Флинн отвлекся на побочный подцикл малой прозы «Скиталец», посвященный, собственно, трудовому пути молодого Теодорка после вынужденного изгнания из родного клана жителей прерий, и небрежно заткнул за пояс чуть ли не всех продолжателей и подражателей «конины». По изяществу проработки и богатству языка эти вещицы я ставлю на одну полку с «Вейской империей» Юлии Латыниной времен, когда последняя еще не заделалась политологом-ракетчиком-религиоведом скромных достоинств и переменчивых болельщицких пристрастий; думается, если бы Теодорк сунна Нагараджан и Киссур Белый Кречет пересеклись в баре где-нибудь на Иегове, то вместе распили бы не одну бочку пива.

«В Великом Северном Лесу» — пожалуй, лучшая повесть «Скитальца», продолжающая и усложняющая традиции мастеров приключенческой литературы прошлого, как викторианской эпохи и интербеллума, прежде всего Генри Райдера Хаггарда и Роберта Говарда, так и совсем недавнего, вроде Крайтона (https://fantlab.ru/work21677). Конечно, ей придает заметный лоск понимание “встроенности” в более грандиозную картину Спирального Рукава,

но и без артефактов цивилизации колонистов, погибшей при Долгом Падении с Небес, противостояние Теодорка и отряда археологов с осаждающими затерянный город Фанклар Ной дикарями производит очень сильное впечатление.

Похоже, что Флинн собирался довести «Скитальца» как раз до момента, когда Теодорк выберется с родной планеты в космос (об этом мельком упоминается в «Реке Джима»), но не успел этого сделать, так как в последнем опубликованном при жизни автора рассказе (https://fantlab.ru/work1692454) Теодорк еще обретается в Великокаффландии и весьма далек от города Варуккьямен, куда в итоге и опустился унесший его к иным мирам корабль. Впрочем, тем, на чью голову обрушится его клинок, от этого не веселее.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/ZO5OY).

Примыкает к более раннему интерквельному роману «The Wreck of the River of Stars» (https://fantlab.ru/work40979#response508060): здесь Эжени Саттеруэйт, будущая капитан великого магнитного парусника и навигатор гибридного парусно-термоядерного грузовоза-ублюдка, еще девушка лет двадцати пяти, из курьерской службы «Ред Болл» на Марсе, но достаточно одного взгляда на ее жесткое бледное лицо, чтобы понять, ей палец в рот не клади — летала на баллистических и орбитальных вокруг Земли, поэтому смотрит на всех свысока, даже сидя. Здесь она и познакомится с Тики Феррером, полицейским маршалом, но мы (если читали роман) уже знаем, что отношения им суждены недолгие, а послевкусие оставят такое, что Эжени слишком многое вынуждена будет похоронить в маленькой погребальной урне на склонах Большого Сырта. Рассказ обладает некоторыми выразительными преимуществами перед романом: во-первых, тут не требуется пяти сотен страниц на экспозицию и взвод пружины сюжетного арбалета, во-вторых, это не мрачная смесь античной трагедии, клаустрофобической выживальщицкой драмы и психотеста Майерс-Бриггс для работы у каких-нибудь консалтинговых шарлатанов, а полицейский детектив, своеобразная проба пера (сиречь, клавиатуры и мыши) перед превосходной линией сыщика Бусе де Соусюня и его верного сержанта из другого интерквела этого цикла, «Во чреве китовом».

Марс мир суровый, и народ туда тянется во вселенной Огненной звезды такой же суровый. Никто по доброй воле не попрется на планету вечных пылевых бурь, если б не археология и не астероидные захваты. В «The Wreck of the River of Stars» Визитеры, уложившие орбиты спутников Марса в его плоскости экватора и перекроившие внутренности Фобоса и Деймоса сетью лазов непонятного назначения, упоминаются ровно один раз, а в рассказе им и мусору артефактов, после них завалявшемуся по углам Солнечной системы, уделено несколько большее внимание. Крайне желательно дочитать его до конца, поскольку из финальной фразы даже лучше, чем из реестра команды корабля поколений «Кит», будет понятно расписание январских танцев Спирального Рукава. И немного жаль, что Флинн не счел нужным пополнить парусную оснастку «Звездной реки» бóльшим числом таких рассказов: уделил же он своему конану, простите, конному варвару Теодорку сунне Нагараджану, второстепенному персонажу «Реки Джима», целую подборку малой прозы, небрежно заткнув за пояс чуть ли не всех продолжателей и подражателей Говарда.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/NKNm9).

Издательская аннотация, воспроизведенная в фантлабовской библиокарточке книги, с середины 2000-х явно не обновлялась и все еще величает «The Wreck of the River of Stars» лучшей работой Флинна; а ему предстояло еще несколько лет провести за алхимическими опытами в лабораториях своего (под)сознания, прежде чем вынырнуть на обочине Электрического Авеню с изысканным рецептом тетралогии Спирального Рукава, где идеально, на мой вкус, сбалансированы проработка характеров, регулировка читательских симпатий, мифопоэтическая отделка и динамика космооперного боевика. Драгоценностью короны Верховной Тары (или Авдоритадешских Имприалей, если на то пошло) лучится и «Во чреве китовом», посмертно изданный интерквельный мостик между этими тетралогиями.

«The Wreck of the River of Stars», другой интерквел, замер в полупозиции, точно парусный корабль под натиском бури, рассматриваемый через последовательность кадров ускоренной съемки. Подобные технологии во времена парусного флота еще не имели хождения, ну так и события на борту “Звездной реки” носят вневременной оттенок: это медленная тягостная хроника предначертанной и приближаемой — как в «Водородной сонате» — катастрофы, гибели трампового (прогрессивисты и демократы, молчать!) корабля, который из роскошной солнечно-парусной яхты для богачей IT или орбитальной индустрии деградировал сперва до транспортника для перевозки марсианских и юпитерианских мигрантов, а напоследок, после варварского “ретрофиттинга” термоядерными двигателями Фарнсуорта, — был унижен переквалификацией в грузовозы Срединной системы.

Давно исчезли с «Реки» роскошные модули, клуб «Три дельфина», казино «Чёрные небеса». Ныне усохла она до единственного широкого диска старых основных палуб — а значительные участки внутреннего пространства оказались заброшены. Дни парусных рейсов помнит лишь длинная ажурная аэрогелевая мачта солнечного паруса, словно из сказки явившаяся, но чисто декоративная. Бухгалтерия решает: после финального, прискорбно короткого полета под парусами сверхпроводящие катушки демонтировали и свалили в трюм.

На дворе (или в соседнем туннеле, если вы обретаетесь где-нибудь в лавовых пещерах под поверхностью Луны или Марса) середина 2100-х, больше века миновало с той поры, как времялиния этой вселенной отделилась от нашей Главной исторической последовательности, но некоторые ценности, сомнительные уже в наши дни, Флинн предлагает считать вечными, среди них — умеренно популярную в евроатлантической фольк-психологии шкалу типов личности Майерс-Бриггс. Итак, приступая к чтению романа, важно помнить, что «The Wreck of the River of Stars» — плод диковинной прививки психотестов MBTI и бизнес-кейсов Big 4 на лозу классического англосферного романтизма времен «Морского волка» и «Моби Дика», сервированный по канонам античной трагедии. Именно поэтому персонажей в книге ровно 16, и, очевидно, именно поэтому, ну и по необходимости привести “Звездную реку” к анонсированной печальной участи, они частенько совершают откровенно дурацкие поступки, оттененные сексуальной фрустрацией.

А ведь Флинн — “соучастник” (да, с позиций современного англосферного фэндома слово выбрано как нельзя точнее) «Падших ангелов», и эта бесшабашная, парадоксально провидческая работа, где персонажей искусственно подтягивать к юдоли скорбей не требуется, способна зарядить оптимизмом даже в разгар условного ковидобесия. Более того, не наблюдается подобных смертоносных танцев по граблям (точнее, прутьям Кнудовой метлы, которой пытаются замести астероидный прилив) и в приквельном рассказе https://fantlab.ru/work731368, где можно узнать о молодых годах навигатора “Звездной реки” Эжени Саттеруэйт на Марсе и Фобосе.

Местами сюжет будто бы вовсе останавливается, увязая в тягостном психоанализе офицеров и команды обреченного судна. Разгоняется лишь на последней четверти, когда начинают срабатывать многочисленные “капканы Руба Голдберга”, которые члены экипажа и единственный пассажир — флинновский Хэмфри ван Вейден — расставляли друг на друга по палубам гибнущего корабля призраков, гонимые тщеславием, виной, уязвленным самолюбием, наивностью и еще полудюжиной внутренних демонов.

Ближайшим современным притоком “Звездной реки” выступает «Eversion» Рейнольдса — она плотней и лаконичней (что для Рейнольдса, любителя увесистых томиков, совершенно нетипично), хотя не менее лабиринтоподобна.

Дорога в астероидный мальстрем и Великую Пустоту, куда низвергается “Звездная река”, вымощена различными намерениями, никогда — откровенно злыми, но неизменно — такими, которые допустимо реализовать в реалистической прозе не младше романов Джейн Остин, Стейнбека, Пруста, Толстого или Достоевского: космооперы или киберпанка для них не требуется. Если бы навигатор корабля Эжени вместо фамилии Саттеруэйт назвалась Гранде, то вполне сошла бы за героиню Бальзака, при условии, конечно, что Бальзак испытал бы себя в субжанре НФ “ближнего прицела”, придавленной епитимьями культа Шри Эйнштейна.

Впрочем, женские персонажи, даже законченная наркоманка-бортовой медик Франциска Вонг, куда привлекательнее, нежели в тетралогии «Огненной звезды», где они частенько вызывали у меня крайнее омерзение, хотя и здесь Флинн не преминул ввернуть в сюжет неприятную отсылку к митушкообразным Серебряным Яблокам  —  квазимонашеской общине сестер, выступающей местным примитивным аналогом ордена Бене Гессерит из «Дюны» и промывающей мозги послушницам агрессивным склонением к целомудрию («нам не обязательно становиться жертвами сексуальной революции»). А прерывистая сюжетная нить страстотерпца-ИИ “Звездной реки”, балансирующего на грани нечеловеческого (или, наоборот, слишком подражающего человеческому?) самосознания, достойна скрепить ортогональный базис какой-нибудь «Схизматрицы».

Да только в Порт-Галилео воротиться им не придется никогда — или, как Абеляр Малкольм Тайлер Линдсей, заинтересовать Инвесторов. Визитеры Солнечную систему уже посещали, и она, похоже, не оправдала их ожиданий ни на фунт Стерлингов.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/3AbGO).

Трудно сказать, как оценил бы Роджер Желязны, доживи он до наших дней, все те трансформации, которые довелось претерпеть фэндому и фантастике в XXI веке, а точнее, за последние 10 лет, после геймергейта, Дикой Охоты на Грустных Щенков, Великого наступления феминисток и ЛГБТК на SFWA и массового приобщения сообщества к “культуре отмены”. Во всяком случае, при взгляде из 1980–90-х, последнего периода творческой активности Желязны, поведение фэндома прогнозировали с точностью до обратного реальному (см. https://fantlab.ru/work23435).

Но Желязны скончался трагически рано, не достигнув и 60 лет, хотя, будем откровенны, все написанное им после 1975 года заметно слабее более ранних произведений: не зря он в этот период, кроме Амберского цикла, публиковал работы крупной формы почти исключительно в соавторстве.

До «Князя света», пожалуй, лучшей работы Роджера в его самый продуктивный период незадолго перед неудачным решением заняться литературой «на полную ставку», загребущие лапки воителей за социальную справедливость не добрались — возможно, потому, что это произведение упорно избегает экранизации (но не внимания художников). Впрочем, думаю, что операция «Канадская хитрость» снискала бы бурное одобрение Сэма Калкина, привычного использовать уязвимости организованной религии как оружие.

Или потому, что «Князь света» и сейчас, как в 1960–70-х, кажется (наряду с «Пятой головой Цербера», «Хайнским циклом» и «Рожденным править») одной из вершин “постколониальной литературы” от НФ, а не только субжанров технофэнтези или «меча и планеты», работать с которыми всяко проще. В детстве, впервые ознакомившись с этим романом, я провел для себя еще и параллели с исследованиями возможных следов палеоконтакта и «древних астронавтов» (кстати, «Князь света» написан и вышел раньше книг Эриха фон Дэникена), вызванные своеобразной манерой повествования sub specie æternitatis, словно бы о далеком будущем и древнем прошлом одновременно — Желязны придал экзотической структуре «Князя света», стартующего in medias res и прослоенного флэшбэками, сходство с «гирляндой джатак». Джордану в «Колесе времени» не хватило и дюжины книг, чтобы добиться подобного эффекта, а Желязны достигает его с первой же молитвы, вознесенной высокочастотным генератором Ямы в исполинское магнитное облако вокруг планеты.

Не сразу понимаешь, что сюжет принайтовлен к Колесу Закона кармы и сансары, и если не приложить решительных усилий, соскакивая с этого Колеса, а читать «в порядке перевоплощений», то до финала добраться вообще не получится — читателя так и будет крутить от одного эпизода жизней Сэма Сиддхартхи к другому.

Интересно, что еще в 2009-м Джо Уолтон предпринимала (безуспешную) попытку разогнать волну критиканства в адрес этого произведения. Диатриба Уолтон занятна тем, что хорошо иллюстрирует in statu pupillari типичные приемы левацко-прогрессивистской дискуссии, расцветшие затем в англосферном фэндоме и повсюду вокруг, например, в кругах киноиндустрии —

стремление любыми способами “заболтать” оппонента,

апелляции к правам угнетаемых меньшинств (в данном случае — индуистов, буддистов и вообще индийцев), порою вгоняющие в ступор недоумения самих угнетаемых,

невозмутимые ляпы при обсуждении фактического материала и обиды на его чрезмерно сложный или загадочный характер,

тезисы подзаборного уровня, предвосхищающие “культуру отмены” конца 2010-х и начала 2020-х:

“Объяснение, почему Первые предпочли именно эту систему общественного управления, полностью отсутствует”,

“технологически высокоразвитые люди с безошибочно европейскими именами — Сэм, Ян Ольвегг, Чанди и Мадлен — колонизировали планету, на которой теперь притворяются богами индуистского пантеона”,

“мотивы Сэма неясны, мотивация других персонажей ясна еще меньше”,

“роман написан с позиции всеведущего вездесущего наблюдателя, а не в первом лице, и сильно от этого проигрывает”

и, наконец, crème de la crème:

“правдоподобного описания Индии или индуизма тут не ждите”.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/lfta0).

Этот короткий рассказ передает основные события романа «The Soul Eater» (https://fantlab.ru/work81396#response507785) с позиции энергетической формы жизни, зверя, за которым охотится по всей Галактике и паре соседних вселенных Никобар Лэйн: использован прием, идентичный тому, какой задействует позднее Уоттс, описавший сюжет «Кто там?» Кэмпбелла с точки зрения инопланетного монстра. Исходный роман Резника — безупречная мрачнейшая притча, сочетающая слабо завуалированные аллюзии на «Моби Дика» и «Сказание о Старом Мореходе» со сквозными для вселенной «Рожденного править» размышлениями о парадоксах «контактифильного одиночества» и глубоко укорененной бессмысленной жестокости Человека, которая, однако, не может быть изъята из его природы без утраты тех качеств, что и позволили землянам стать владыками Галактики, покорителями тринадцати с лишним тысяч рас.

Медитативный рассказ слегка диссонирует с нарастающим саспенсом основного сказания о старом космопроходце и, конечно, заспойлерит сюжет романа, однако полезен для понимания того, как вообще стоит браться за подобные задачи — Уоттс со своим «паразитом Кэмпбелла» https://fantlab.ru/work197550 в моих глазах после этого заметно потускнел.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/lfta0).

В предыдущих заметках, посвященных творчеству Резника и его magnum opus — циничной и прекрасной “истории будущего”, где в 17 с лишним тысячелетий, начиная с излета Первой Холодной войны, уложились восхождение, победоносное шествие, расцвет, тирания, деградация, падение и вымирание Рожденного править, Человека Недостаточно Разумного, я указывал, что мегациклу свойственны скачки качества: Резник, когда не ленился и бывал не стеснен потребностями срочного заработка, мог вознестись до лучших образцов социальной фантастики и космооперы за историю англосферной НФ вроде «Дюны», «Левой руки тьмы» или «Культуры», но почти так же часто скатывался в проверенную временем и счетами за кенийскую ферму колею малопритязательного пальпа. К счастью, когда сталкиваешься с подлинно прекрасной работой Резника, обычно родом из 1980-х или с рубежа тысячелетий, про всю эту неприглядную “ремесленную” обвязку его многогранной активности удается быстро забыть, и остается лишь наслаждение филигранными виньетками; за парой-тройкой исключений, лучшие произведения Резника из мира «Рожденного править» невелики по объёму, и даже если они считаются романами, то нынче, вероятно, их классифицировали бы как повести.

«The Soul Eater», действие которого происходит в годы упадка Демократии Человека, написан и опубликован, наряду с тетралогией Галактической Ярмарки https://fantlab.ru/work81219 и обзорным романом-сборником «Рожденный править» (https://fantlab.ru/work81227), одним из первых, в 1981–83 гг.; заметно, что в ту пору Резник уже был очарован Африкой, но еще не рисковал, как в «Кириньяге», «Слоне Килиманджаро» или «Галактической комедии» (https://fantlab.ru/work81281), адаптировать к космооперной обстановке обширные пласты ее истории и культуры, засим в «The Soul Eater» приметой африканских путешествий выступает лишь Чака, хозяин борделя на Внутреннем Фронтире, выходец из новокенийских колонистов, обладатель специфических сексуальных привычек, кибернетических имплантов разной степени легальности и завидного долголетия.

Если вы знакомы с более поздним «Возвращением Сантьяго», то сразу вспомните тамошнего Моби Дика, и такая параллель даже продуктивней, чем может показаться: «The Soul Eater» есть, по существу, лучшая из адаптаций «Моби Дика» и «Сказания о старом мореходе» к НФ и космоопере. (Обложку польского издания романа — https://fantlab.ru/edition322423 — стоит номинировать на какую-нибудь шуточную премию за максимальное несоответствие сюжету книги.)

В отличие от Кука, Бэнкса или Флинна, Резник никогда не утруждал себя тем, чтобы сколько-нибудь тонко драпировать отсылки к классическим сюжетам, и персонаж по прозвищу Мореход появляется тут уже на первом десятке страниц. Впрочем, протагонист не он, а величайший охотник Фронтира и Демократии Никобар Лэйн, который сперва, промышляя заказами от богатых коллекционеров, еще подчеркивает нежелание идентифицировать себя как убийцу («Я убиваю только животных»), но затем отбрасывает его, словно змея — старую шкуру после линьки.

А и вправду, между охотником Лэйном до случайной встречи с энергетической формой жизни у черной дыры и после этого события не больше общего, чем между Резником в аспектах гения и ремесленника — или охотником Алланом Квотермейном и капитаном Ахавом.

Раньше деятельность Лэйна хотя и внушала отвращение многим, от защитников биоразнообразия до фронтирных проповедников, однако носила признаки рациональности: он, подобно Джерико из «Вальпургии III» или Джефферсону Найтхоку из цикла о Вдоводеле, убивал безжалостно и расчетливо, но только за деньги или затем, чтобы не погибнуть самому. Теперь же, повстречав в глубинах космоса существо, неуязвимое перед любым обычным оружием охоты, Никобар Лэйн резко сдвигается по психологическому спектру людей и нелюдей людского космоса куда-то в сторону Конрада Бланда и Однорукого Бандита. Лэйн-мономаньяк на своем “летучем Голландце”, корабле с полным природной скромности именем “Податель смерти”, мечется по Галактике и даже между вселенными, забросив все обычные заказы, без колебаний жертвуя значительным состоянием, репутацией и здоровьем—ради того, чтобы уничтожить последнего представителя чудовищного (или ангельского?) вида, обитателя пропастей между звездами и концентрическими чернодырными горизонтами событий, Зверя Грёз. Он и сам не в состоянии четко определить природу сформировавшейся между Охотником и Добычей связи, но его это уже не заботит.

(О том, как это воспринимала сама космическая бестия, можно узнать в «параллаксном» рассказе, https://fantlab.ru/work81397; тот слегка диссонирует с безупречным изяществом основного сказания о старом космопроходце и, конечно, заспойлерит сюжет романа, однако полезен для понимания того, как вообще стоит браться за подобные задачи — Уоттс со своим «паразитом Кэмпбелла» https://fantlab.ru/work197550 в моих глазах после этого заметно потускнел.)

Когда же придется доскрести до дней последних донца личной копилки, Лэйн проникнет в закрома поместья Ильзе Вескотт, самой богатой женщины Делуроса VIII, столичного мира Демократии, и буквально под прицелом скричера навяжет ей заказ на Зверя Грёз, ибо только на ее деньги может быть куплено — точнее, сперва воссоздано — уникальное инопланетное оружие, сулящее успех на этой охоте.

Как антигерой, вооруженный им, Лэйн, пожалуй, менее убедителен, чем “недогерой” Трак с Устройством с Центавра из https://fantlab.ru/work53159 под мышкой, но это простительно, ведь Новая Волна до пальповой Галактики Резника никогда не докатывалась. В других же отношениях «The Soul Eater» на удивление актуален— его гравитационные ловушки с концентрическими горизонтами хоть и названы черными дырами, но уютней обустроились бы в зоопарке бессингулярностных звезд из гравитационного конденсата или между стенами вселенной Ни-Эдвардса, а такие альтернативы черным дырам нынче в моде (https://arxiv.org/abs/2310.13946; https://www.mdpi.com/2674-0346/3/3/14).

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/mKTV5).

И по внутренней хронологии, и по времени написания эта работа Резника открывает его “историю будущего” — огромный цикл «Рожденный править». Но для знакомства с этой вселенной «Sideshow» рекомендовать вряд ли стоит: действие разворачивается полностью на Земле, да вдобавок не в Африке, с которой привычно ассоциируются “приземленные” эпизоды «Рожденного править», но… в декорациях осенне-зимних Мэна и Вермонта, которые подошли бы Брэдбери, Кингу или Дженнифер Макмахон.

Правда, у «Sideshow» есть три продолжения, объединяемые обычно в подцикл https://fantlab.ru/work81219 , и вот они уже выводят бродячий цирк Таддеуса Флинта — а вместе с ним и читателя — на галактическую арену. А «Sideshow», где нет почти ничего фантастического (без потери качества инопланетных уродов тут можно заменить на рабов, беженцев, подпольных мигрантов и вообще любых представителей любой из притесненных прослоек земных культур за последние тысячи лет, от Шумера до Евросоюза), в наше время читается почти как исторический роман, достойный номинации на премию Вальтера Скотта: это, по существу, капсула времени глубоко провинциальной Америки рубежа 1970-1980-х — и оселок, при испытании которым “бритвенно-острые социокомментарии” из современных трудов типа https://fantlab.ru/work1358651 , возведенные англосферным фэндомом в (б)левацкий SJW-культ, быстро тупеют, проявляя истинную свою, глубоко конъюнктурную и истеричную природу “семафора добродетели”. Отольются еще серым мышкам-бездарностям крокодиловы слезки.

У антрепренера бродячего цирка Таддеуса Флинта два призвания — разводить дурачков на деньги и манипулировать через унижения теми, кто талантлив и обездолен одновременно. В этих делах Флинт, несомненно, мастер: родись он на два-три поколения раньше, мог бы сделать изрядную карьеру гангстера во времена Великой Депрессии и сухого закона. Оба монохромно-нуарных таланта Таддеуса подвергаются серьезному испытанию, когда по соседству с местом его текущих гастролей появляется паноптикум фриков, которым профессиональный грим, похоже, без надобности, да и взятки местным полицейским платить там не желают.

К счастью, есть проверенный способ оттеснить конкурентов-чистюль, переманив их персонал, да вот незадача: после этого самому Таддеусу придется крепко призадуматься, а осталось ли в нем хоть что-то человеческое? Но если он ответит на этот вопрос креативно, его карнавалу суждено покорить поистине космические высоты!

На паре сотен страниц Резник прослеживает трансформацию личности жесткого и циничного антрепренера-эксплуататора скупыми и неяркими, вопреки сиянию огней цирка в стылых сумерках, мазками — проза «Sideshow», как вообще обычно в «Рожденном править», в основном диалогическая; тут не ждите завораживающих пейзажей, надмирных (супер)героев вроде Сантьяго, Корибы, Вдоводела или полковника Преториуса, сплаттерпанковской сатиры, головоломок для самостоятельной сборки или стилистических красот в духе «Вейской империи» Латыниной, идейно сравнимого упражнения по социально-экономической фантастике. Но раскрытию и безжалостному препарированию видовой психологии будущих властителей Галактики это не мешает.

А небрежно оброненное пророчество Флинта исполнится в полной мере— пускай и не за десяток лет, а за несколько тысяч:

Впрочем, те же качества, какие вывели бродячий карнавал человеческой цивилизации на путь к вершинам галактического признания, в самих себе содержат, по примеру колониальных империй Земли, зародыши дальнейшего упадка.

Рано или поздно пробковый шлем начинает нестерпимо натирать голову даже очень целеустремленного колонизатора под палящей звездой. Если повезет, колонизатор оставит не принесшую славы стезю и сменит ее на более креативную, как поступил, скажем, Генри Райдер Хаггард, убедившись, что губернатора Трансвааля из него не выйдет. Траектория карьеры Резника в некотором смысле повторяет восхождение Хаггарда в исторической прозе викторианского века: из-под машинки белого иллинойсского еврея, перебравшегося на кенийскую ферму, вышли едва ли не самые убедительные образы африканских шаманов, отчаянных изгоев и охотников за головами в истории не только фантастики, но и англосферной литературы последних ста лет.

С использованием заметок для Medium (https://bit.ly/3JzS326 + https://shorturl.at/LBjqL).

Незаслуженно малоизвестный в Рунете Джордж Алек Эффинджер, один из основателей киберпанка, первым привнес в него этнографические нотки: впоследствии почин Эффинджера, перенесшего (скорей для собственной безопасности, учитывая, что многие персонажи, а прежде всего босс мафии Фридлендер-Бей по прозвищу Папочка, имели реальные прототипы как во Французском квартале, так и в менее приветливых местах города) действие трилогии о Мариде Одране на Ближний Восток из своего Нового Орлеана, подхватил и успешно развил кругосветкой от Японии до Бразилии Йен Макдональд.

К сожалению, Эффинджер всю жизнь мучался проблемами со здоровьем, отягощенными привычкой прикладываться к бутылке, и уже с юности был вынужден писать не столько для заработка, сколько для оплаты больничных счетов. Поэтому и творческое наследие его невелико по объему, четвертого романа из цикла о Мариде он завершить вообще не успел, оставив лишь набросок первых нескольких глав, опубликованный в составе сборника малой прозы «Будайенские ночи» https://fantlab.ru/work572611 уже посмертно — а вот аванс взял и истратил.

Хотя и порывался продолжить трилогию более десятка лет. Чем дальше, тем сильнее его мучили хронические боли, которые он глушил алкоголем и наркотиками, предпочитая вместо работы слоняться по первобытному Интернету с модемным подключением и троллить всех подряд на BBS. Итак, если вам случилось ввязаться в дискуссию с форумным троллем необычно широкой эрудиции, не спешите наводить на оппонента говномет — как знать, а вдруг по ту сторону экрана великий писатель?

Занятно отметить, что самым премированным произведением в этом цикле выступает не какой-либо из романов, а вещь малой прозы, «Кошечка Шрёдингера», напрямую не связанная с миром Одрана (действие повести происходит лет за триста до событий основной трилогии и, как бы это корректней выразиться, в куда более разлапистом венике мультивселенских реальностей). Впрочем, киберпанковское движение вообще не слишком обласкано жанровыми премиями: иногда кажется, будто премимальные комиссии считают, что весь отведенный киберпанку запас наград израсходован на одного «Нейроманта». Но именно уникальные своим квазиарабским колоритом криминально-фантастические романы о Будайене — «Когда под ногами бездна», «Огонь на солнце» и «Поцелуй изгнания», — побудили Эффинджера полностью переключиться в научно-фантастический режим и обрести признание в новом аспекте. Ненадолго:

«Он зависал в барах между Шартр-стрит и Декатур, потягивая коктейли, болтая с девушками и не совсем девушками, играя в пинбол — порою до самого рассвета. У него завязывались отношения со многими жителями этого мира, включая транса по имени Эмбер, которая однажды привела домой не того мужика, после чего ее нашли избитой в котлету под собственным балконом —мертвой. Нью-орлеанская полиция, как обычно, не стала затевать расследования», вспоминает подруга Эффинджера Барбара Хэмбли.

Эффинджера не совсем корректно упрекать, как это делает предыдущий оратор, в недостаточном оптимизме относительно эволюции государств, где преобладает «самая мирная религия», под влиянием технологического прогресса. Он предусмотрительно дал почитать рукопись «Когда под ногами бездна» своим друзьям-мусульманам, и ему позвонили из местного общества мусульманского сотрудничества, чтобы поблагодарить за выказанное исламу уважение.

— Однако, — прибавил говоривший, — мы-то либеральные сунниты, а за шиитов я не ручаюсь.

Глядя из нашего с вами 2025 Года Джекпота, как новоизбранный президент США первый полномасштабный международный визит наносит в Саудовскую Аравию и ОАЭ, а на Британских островах в рейтинге популярности имен мальчиков лидирует имя Мухаммед, начинаешь сомневаться, а не слишком ли, напротив, поосторожничал Эффинджер, отнеся действие книг не то в XXII, не то даже в XXIII век (но, как понятно из того же «Города на песке» или примыкающих к циклу «Relatives» https://fantlab.ru/work482853 , на этой Земле и география, и предшествующая история несколько отличаются от нашей). Выйди его цикл в наши дни, популярность Будайена явно оказалась бы заметно выше, чем у современников Эффинджера, когда Марид Одран — и его приятель, незадачливый писатель Шандор Курейн, в чьем облике Эффинджер недвусмысленно вывел себя самого, — все же не преодолели жанровых границ известности.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/TThoB).

Я очень редко читаю русскоязычную фантастику и фэнтези (оттого ли, что она обильно инфицирована попаданцами во Время Учеников со звезд Самиздата, потому ли, что руководствуюсь известным подходом Нила Стивенсона читать на родном языке поменьше, чтобы не демотивировало писать самому), но для женщин нет-нет, а выпадает в литрулетке примечательное исключение: Славникова, Латынина, Фёдорова, Осояну, Галина.

Мария Галина —автор уровня, на какой могла и должна была подняться Юлия Латынина, кабы не подалась в экономическую, а впоследствии криминально-политическую журналистику. Они начинали в схожее время, могли построить академическую карьеру и отказались от нее, пользовались мужскими псевдонимами, использовали в своей фантастике приемы планетарного романса и мотивы прогрессорства, немало навели шороху в российской литературной тусовке. Но Латынина выбрала свою дорогу, а Галина — свою. Результаты, как говорится, налицо.

«Малая Глуша» — из тех странных книг, какие лучше читать в порядке, обратном предложенному издателем. Вторая часть (написанная, однако, первой) слегка банальна, и путеводитель Галиной по катастроечному лимбо, особенно при взгляде назад от алтаря летающего макароновирусного монстра, не так пугает, как вызывает желание заполнить явный сюжетный вакуум биографиями «Маисовых людей», срочно оплатив им чартер откуда-нибудь из Комалы «Педро Парамо». Галина в основном ограничивается классическим мотивом Орфея и Эвридики, многократно зеркалируя его, меняя половую принадлежность фигур греческого сюжета и искажая почти до неузнаваемости. Но до поворота на улицу Диктатуры Пролетариата, где у черной стены побираются свергнутые крысиные короли, мы по ее навигатору так и не доедем, и работа Кудрявцева https://fantlab.ru/work21285 останется, на мой вкус, единственной в русском мифологическом фэнтези, достойной торжественного занесения куда-нибудь в архивы Дрездена.

Зато первая — почти безукоризненный привой на чахлое древо русской мистики «Вендиго» Алджернона Блэквуда и его неоготического отпрыска с временной регистрацией в новоанглийском Субурбистане, «Кладбища домашних животных» Стивена Кинга. Очень скромный в художественных средствах, очень экономный, хочется сказать — эргономичный. Деятельность спецслужбы, ответственной за отлов и выдворение из СССР-1987 забугорных духов и демонов, настолько мастерски вписана в позднесоветский быт, что вызывает ощущение полнейшей достоверности и документальности —о, занеси в этот космос прихотью квантового скачка Джесси Фейден из Control, ее бы долго откармливали до принятого у старосоветских матрон радиуса талии — котлетками из столовки на машинном масле под клюквенным соусом.

Бумажная возня вокруг бесчинств индейского демона-каннибала в припортовом городе, обладающем некоторыми чертами Черноморска без пикейных жилетов, легко, точно и естественно укладывается в прокрустов шаблон хеллеровского релятивизма российской государственной политики, воспроизводящийся с достаточной степенью самоподобия на протяжении всей письменной истории восточноевропейского цивилизационного комплекса.

Если пытаться охарактеризовать творящееся одним словом, это слово будет ГОЛОД. Голодны тут все. Вырванный из родных лесов индейский дух охоч до крови и ментальной энергии людей, которые упорно отказываются поверить в его существование. Заполошная легковерная Розка из СЭС-2, как и любая провинциальная девушка, голодна до славы и любви, ароматного вина и вкусного заварного кофе в постель, путешествий и приключений, юбок и немецких лифчиков из магазина “Лейпциг”, видеокассет и пластинок. Полусумасшедшая мать Генриетты, как и Вендиго, голодна в буквальном смысле слова, она запасает пищу где только может, не в силах побороть вплавленный войной страх тридцатипятилетней давности. Заложник родовой миссии мольфар Романюк чахнет без силы, стремительно утекающей из мира и делающей его из плоского — круглым, из магического — выхолощенным, из одиннадцатимерного — безвременно трехмерным. Бездарь и интриган Лев Семенович готов сожрать всех и вся, кто попадутся на его пути к профессорскому креслу в далекой, навряд ли вообще существующей Москве.

Голодны птицы и звери, демоны и гомункулы, бусиэ и диббуки, маги и чиновники. Стремительное, неизбывно нарастающее, как инфразвук перед грозой, ожидание чего-то грозного и непостижимого сродни сексуальному возбуждению, но оставляет после себя только сосущую пустоту внутри.

1979 год. Через тридцать пять лет после войны, закрывшей счет горячих мировых конфликтов и открывшей счет холодных, близятся сноси государства всеобщего малого благоденствия, но, как и тридцать пять лет спустя, завершатся выкидышем скандальной Олимпиады. И начнутся новые, все более голодные игры.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/TQ9TE).

После того, как вчера на Землю вернулся “Космос-482”, спускаемый модуль неудачного (но это не точно) старосоветского венерианского зонда, нелишне будет помянуть добрым словом одно из самых ранних и, по необходимости, исключительно далеких от нашей реальности построений космооперы, где задействуется эта планета. Я уже не раз подчеркивал в своих заметках, что фантастику Золотого века пальпа, связанную с Венерой, постигло еще большее невезение, нежели любые марсианские хроники — терраформирование Марса при некотором напряжении современных технологий, а тем паче после их экстраполяции в среднедалекое будущее, представить-то еще можно, пускай трип этот и окажется с неизбежностью кислотным из-за обилия перхлоратов в почве. Не так с Венерой: условия на ее поверхности весьма точно соответствуют классическим средневековым понятиям авраамических религий об аде, и если бы даже в распоряжении человечества имелись инструменты, позволяющие как-то утилизировать атмосферный океан сверхкритического углекислого газа, то уж совсем непонятно, как после этого в ближайшие тысячелетия планету охлаждать, регулировать альбедо, настраивать ее чрезвычайно заторможенное вращение и оснащать магнитосферой, без которой более тонкое атмосферное одеяло в такой близости от Солнца неминуемо истреплет солнечный ветер.

В далеком прошлом, однако, Венера могла быть пригодна для жизни земного типа, и если бы пальповые сюжеты, задействующие эту планету как место действия, разворачивались в ту пору, претензий к ним с позиций современной афрологии выдвигать пришлось бы меньше. Циклу же Клайна (Хоффман Прайс поучаствовал лишь в создании одного рассказа, разбираемого мной сегодня) о Роберте Грэндоне подобная оговорка из «Опасной планеты» не помощница: вояж Грэндона с Терры на Венеру с нашей, земной, точки зрения отнесен к 1920-м годам, вторжение с Альфы Центавра тоже происходит отнюдь не в далеком прошлом, и хотя задействованы при этом, как и в случае с марсианином Джоном Картером, средства преимущественно телепатические, но и без шарообразных космолетов в небольшом цикле не обойдется.

«Добровольцы с Венеры» вставлены в роман-буриме «Космос» (https://fantlab.ru/work599473) весьма произвольным порядком: в голове абсолютно не укладывается соседство вполне традиционного общества времен Первого Позолоченного Века, где проводил свои эксперименты доктор Морган, и, например, мира «Угрозы автоматики» по версии Эбнера Гелулы, где человечество фактически порабощено ИИ — а это ведь следующая за «Добровольцами» глава «Космоса». Впрочем, традиция столь же почтенная, сколь и расположенная к пролиферации в новых поколениях: немедленно вспоминаешь привычку Грегори Бенфорда использовать для межавторских проектов свои более ранние повести и рассказы, приведшую, среди прочего, к замене гиперпрыжков мира Галактической Империи и Академии на червоточинные переходы и воплощению Гэри Селдона с Дорс Венабили в тела шимпанзе (https://fantlab.ru/work45903).

Несмотря на это, рассказ не требует особого знакомства ни с более объемистыми произведениями о венерианских похождениях Грэндона, ни с предшествующими выпусками «Космоса»: такова уж специфика эпохи, ориентированной на журнальные публикации — вам все услужливо перескажут или заретконят. Грэндон здесь уже “широкоплечий темноволосый молодой властитель Рибона”, а в центре действия — Зинло, в чьем теле ранее прописывался другой незваный гость — Борген Таккор с Марса (в свою очередь, уступавший тело еще одному земному астралонавту, Гарри Торну). Вписка, судя по всему, к моменту действия рассказа уже закончилась (а может, Таккор от долгого пребывания в обличье венерианского принца окончательно отуземился и позабыл о своем марсианском происхождении), но вклад Зинло в развитие венерианского транспорта впечатлил бы любого мастера “вольных путешествий”: вместо электричкинга и автостопа молодой торрого Ольбы при поддержке придворного психолога Ворна Вангала поставил себе на службу телекинез.

Это фундаментальное открытие, в неплохом согласии с современными принципами клиодинамики и демографически-структурного подхода к изучению революций, привело к объединению Венеры под ольбанской эгидой и установлению империи, хотя Зинло благоразумно сохраняет заметную степень автономии у формально подчинившихся ему монархов. Такое решение сослужило молодому императору отличную службу в ситуации, когда на Солнечную систему надвигается флот захватчиков с Альфы Центавра. «Добровольцы с Венеры» как раз и описывают эпизод всевенерианского собрания правителей-торрого под началом Зинло, где предстоит выбрать делегатов для отсылки на конференцию следующего, общесистемного уровня — а место ее, кратер Коперник на Луне Земли, желательно сохранить в тайне до самого отлета, ибо у Зинло имеются веские подозрения, что как минимум одна венерианская раса, синтетики Доравии, стакнулись с главой захватчиков Ай-Артцем, узурпатором Лемниды.

Примечателен рассказ, конечно, не этим закулисным вторжением и не описаниями абсолютно невозможных в нашем варианте реальности венерианской флоры и фауны — от водоплавающих птиц до саговников, — а как раз антагонистами, точнее, антагонисткой, сексуальной и коварной принцессой Доравии, синтетичкой по имени Зуния. Это вам не “дама в беде”, более типичная для фантастики Золотого века — с нее хоть сейчас бери и срисовывай дизайн дорогой секс-куклы, свободной от венерических ограничений и проблем с неадекватными финансовыми запросами к ухажеру.

В этой ранней работе Клайн и Прайс предлагают вполне конкурентоспособную и по нынешним временам схему обеспечения непрерывности бытия на базе киборгизированных тел, весьма схожую с механизмом Кармы, который спустя тридцать с лишним лет использует для своей постчеловеческой команды божеств со “Звезды Индии” Желязны в «Князе света». Причем, если у Желязны для переноса сознания из тела в тело все же требовались кармические установки, и даже бог из Небесного Града, застигнутый врасплох и тяжело израненный вдали от Залов Кармы, мог быть уничтожен, то венерианские синтетики Клайна и Прайса от такой опасности избавлены и спокойно (ну, почти спокойно, ведь у ольбанского советника свои козыри в рукаве) пользуются высокоскоростной синхронизацией личности с тем, что сейчас бы назвали облачным хранилищем.

При взгляде на венерианскую атмосферу из космоса даже пожалеешь, что Клайн не пришел именно к такому провидческому термину.

К настоящему моменту работу на орбите Венеры не ведет ни один из аппаратов человечества: многострадальный японский зонд “Акацуки”, который чудом удалось спасти в 2016-м, все-таки испустил дух при слегка загадочных обстоятельствах в прошлом апреле, когда отказали его двигатели ориентации и система связи с Землей. Как знать, не попал ли и он под этакую нейтрализующую волну?

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/7ysBv).

Середина и конец 1970-х — весьма странное время, когда на выкате из прибоя Новой Волны фантастика довольно долго двигалась по инерции, прежде чем несколько нерешительных виражей перевели ее на рельсы киберпанка, а чуть позже — и новой космооперы. В своеобразный овраг между аполлоническим и дионисийским — классикой пальпа и космооперы, Новой Волной и киберпанком — провалилась не одна дюжина работ, которым при более благоприятных обстоятельствах светил бы статус мгновенной классики, возможно, даже жанроопределяющей. 1975-й год, когда напечатан разбираемый мною сегодня роман — стартовая отметка этого периода. Англосферный редакторский произвол в ту пору еще почти ничем не ограничивался, о публикации книг в авторской редакции (и тем паче в компьютерных сетях) нечего было и мечтать, а беспримерные подвижнические акты вроде изобретения Баррингтоном Бэйли тщательных версий альтернативной физики чуть ли не для каждого следующего пейпербэка за пару-тройку фунтов — воспринимались пренебрежительно, как нечто естественное для эксцентрика, пытающегося зарабатывать на поприще экспериментальной НФ в том варианте реальности, где журналы в одночасье утратили роль основных заказчиков.

«Мошка в зенице Господней» в тот сезон после раздраженного отзыва Хайнлайна усохла в объеме почти на четверть, но это не помешало книге катализировать процесс рождения боевой космооперы в современном понимании. «Catchworld», также подорвавшемуся на этой мине, повезло куда меньше: в Gollancz, не утруждая себя консультациями с автором, волюнтаристски урезали роман аж на 70 тысяч слов и уже в таком виде напечатали. У Криса Бойса этот поступок вызвал естественное возмущение, несмотря даже на то, что книга получила совместный приз Gollancz и The Sunday Times в том году за лучший роман НФ.

Следы первоначального варианта рукописи теряются: если он и существует поныне, то наверняка засунут в какой-нибудь шотландский провинциальный чулан, а то и догнивает, будучи выброшен, на свалке, как, вероятно, поступили с оригинальным, не пострадавшим от редактуры, вариантом «Дракон не спит никогда» воры, посетившие дом Глена Кука. В 1990-м Бойс основал собственное издательство, заручившись поддержкой своего друга Аласдера Грэя, но к тому моменту уже окончательно забросил занятия литературой.

У «Catchworld» с «Мошкой в зенице Господней» имеется еще одна общая черта: оба этих космооперных боевика исследуют варианты реальности, где человечество едва не погибло (в мире Мошки такая угроза нависала над ним даже дважды), а потому выжившие не слишком церемонятся с препятствиями на пути к успеху из социокультурно-эволюционного отбойника. Совсем уж тонкая параллель — всеземной альянс США и СССР, из пепла коего проклюнулась Первая Империя Человека, и тоталитарный режим, господствующий над Солнечной системой «Catchworld», в оригинале различаются одной буквой (CoDominium против Condominium).

Во вселенной Нивена, Пурнелла и Стерлинга Вторая Империя Человека стремится любой ценой подчинить себе все обитаемые миры, чтобы не допустить повторения чего-нибудь вроде амбициозных экспериментов, по итогам которых в Галактику вырвались сауронские супермены. В «Catchworld» сюжетная архитектура намного сложнее, а космические сражения и мытарства Контакта далеко не исчерпывают тематики — и нынешний-то печатный вариант почти не оставляет свободных мест при заполнении фантлабовского классификатора, а представьте только, как бы выглядел оный опросник для исходной версии? Но главная деталь этой архитектуры аналогична — правда, менее лестна для человечества и перекидывает мостик на несколько десятков лет дальше, к «The Killing Star», «World at the End of Time» и «Темному лесу». Да-да, «Catchworld» — еще один из обнаруженных мною кандидатов на первопредка гипотезы “превентивного удара из Темного леса” в коллекции решений парадокса Ферми.

Внезапная атака инопланетных захватчиков, прибывших из созвездия Орла (Грета Тунберг, это не ты там за Разломом пошалила?), уничтожила почти все человечество: важнейшие города и центры промышленности стерты с лица Земли релятивистскими снарядами, и немногим выжившим не остается ничего, кроме как строить — и медленно, болезненно медленно воплощать — планы возмездия через пропасть шириною в шестнадцать световых лет. Космические путешествия в этом варианте реальности сурово релятивистские, а человечество обзавелось пока лишь внутрисистемными термоядерными космолетами и экспериментальными прямоточными звездолетами. В отличие от вышеупомянутых сеттингов, наличной техники хватило, чтобы самоубийственным маневром флота обреченных уничтожить притаившуюся у Юпитера группировку вторжения.

Однако день победы над иномирскими кристаллоидами, как и у нас на исторической последовательности — 9 мая, лучше отмечать траурной церемонией: потери Земли огромны, а вдобавок в последние мгновения перед гибелью захватчики успели отправить в родную систему сигнал бедствия.

Воин-монах Тамура, которого растили, обучали и психокондиционировали в самурайских традициях, слишком хорошо отдает себе отчет, что миссия возмездия к Альтаиру может оказаться малоосмысленной: сигнал достиг вражеской цитадели за добрых два десятка лет до того, как земным ученым удалось наконец довести до ума и стабильной работы ионный прямоточный двигатель для подлинно релятивистских скоростей. А коли так, то вполне вероятно, что новая армада заявится в Солнечную систему и вновь начнет обрабатывать Землю кинетическими и электромагнитными орудиями еще прежде, чем флотилия Тамуры достигнет своей цели.

Тамуру это абсолютно не смущает: его дед командовал земным контингентом в последнем отчаянном броске к Юпитеру, и нет лучшего способа оказаться внуку достойным великого предка, как повторить подвиг камикадзе. Тамура настолько привержен этой задаче, что не потерпит никаких препятствий на своем пути — не помеха и критический отзыв о его способностях от настоятеля монастыря. Расправившись со всеми, кто посмел ему противиться, молодой человек угоняет флотилию и направляется к Альтаиру.

Экипаж, командование которым перехватывает Тамура, отвечает столь высоким стандартам социопатии и этнокультурного разнообразия — от бушменов до эскимосок, — что спустя пару глав поневоле закрадывается мысль, а не находим ли мы в «Catchworld» вторую половинку разлученной пары наиболее вероятных вдохновителей «Ложной слепоты» Уоттса. Первую, напомню, образует «Permanence» Шрёдера — но влияния земляка-футуролога не отрицал и сам Уоттс, выражая благодарность в послесловии, а вот с исследованием потенциальных маневров стыковки “Юкоку”, “Тезея” и “Роршаха” сложней, ибо Бойс у Уоттса явно не упомянут. Но я все же останусь при навязчивом подозрении, что томик «Catchworld» мог Уоттс класть под подушку, когда был маленький с кудрявой головой.

Помимо разнополой (редкость для той эпохи) команды высокофункциональных социопатов, у которых сексуальные позывы на нейрохимическом уровне шунтированы в преданность миссии, а параноидальность и конкуренция внутри коллектива выкручены на 11 из 10, в «Catchworld» обретаются и такие вполне знакомые поклонникам «Ложной слепоты» детали, как

Но в том и завораживающая прелесть книги: любой из этих аспектов сюжета, которых более экономному писателю хватило бы минимум на элементарный квант СИ — трилогию, и даже Уоттсу — на дилогию, проносится мимо нас на такой релятивистской скорости, что, едва перелистнув пару страниц, о них норовишь забыть. По концентрации очаровательных и безумных сюжетных находок на килобайт текста эту книгу можно сравнить с лучшими творениями Баррингтона Бэйли, Майкла Джона Харрисона и Бэнкса.

А еще до того, как “Юкоку” и его звено доползут к газовому гиганту на дальних подступах системы Альтаира, сюжет совершит три-четыре кошачьих кульбита с переворотом и приземлением на все лапы. Ведь у странствующего в пространстве и времени создания — имя ему Ворон — может быть свое, не слишком высокое, мнение о планах капитана-антиэмпата. И еще более пренебрежительное — о целях, которые заложили в электронную начинку корабля ее проектировщики. Вот и не жалуйтесь, что вместо разводного ключа иные дефекты бортовой аппаратуры придется чинить Малым Ключом Соломона — техника на «Юкоку» существенно… бодрийяристая.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/KclMi).

Начиная с прошлых выходных, на Восточную и Южную Европу обрушилось мощнейшее вторжение арктического воздуха, приведшее, в частности, к весьма редкому для апреля даже в Москве явлению — восстановлению устойчивого снежного покрова. За океаном апрель тоже не радует теплом. Нельзя исключать, что именно ультраполярное вторжение ветров зимы вдохновило биотех-стартап Colossal предать огласке свою недавнюю разработку — возрожденных лютоволков, точнее, волков с генетическими модификациями, которые, по мнению генетиков, удовлетворительно аппроксимируют вымершее более десятка тысячелетий назад животное семейства псовых.

О том, сколь точное приближение к первоисточнику достигнуто, уже ведутся жаркие споры, но душу Джорджа Мартина, в чьем мире «Песни льда и пламени» и ее экранизаций фигурируют одноименные звери, дальше и согревать-то не надо: он моментально растаял и прослезился. Одно из первых рекламных фото с лютоволчатами производства Colossal выполнено с использованием исполинской реплики самого известного реквизита «Игры престолов» — Железного трона. Как выяснилось, часть доходов Мартин инвестировал именно в эту биотехнологическую компанию.

Впрочем, мы не можем быть уверены, что слезы Мартина исключительно радостные. Задайтесь вопросом, легко ли было бы вам почувствовать, что художественные представления о волке, вымершем еще до конца последнего ледникового периода, оказалось проще воплотить в ДНК-синтезаторе и собачьей матке, чем «Ветра зимы» — на бумаге? Первые достоверные сведения об этой книге относятся, внимание, к лету 2010 г., когда Мартин объявил, что переносит в «Ветра зимы» пять глав из «Танца с драконами». А первое уверенное заявление о том, что книга может быть готова под конец года, прозвучало ровно десять лет назад, в начале апреля 2015-го. Четыре месяца назад, в декабре 2024-го, Мартин впервые вскользь обмолвился, что допускает: книга никогда не будет дописана.

Мораль величайшего клиффхэнгера современной фэнтези такова: не продавайте права на экранизацию, не дописав цикл, поскольку намеченная вами концовка рискует повергнуть поклонников в бешенство. И как, спрашивается, после этого спасать ситуацию? Лично я сомневаюсь, что доходы от продажи прав на «Игру престолов», породившую самостоятельный медиакультурный феномен с полчищами мемов, «Дом дракона» и еще 7 (семь) сериалов по этой вселенной достаточны, чтобы оправдать неумолимое, прогрессирующее с каждым новым годом отдаление от статуса «американского Толкиена», который был почти рядом — дотянись и возьми, как Бильбо — соскользнувшее с пальца Голлума Единое Кольцо.

Пока же, как видим, даже лютоволки вышли из смертной тени раньше, чем задули «Ветра зимы» (а были же еще в планах «Винтерфелльские волчицы», https://fantlab.ru/work427927, вдохновленные, похоже, образом Изабеллы Французской у Дрюона в https://fantlab.ru/work355140, хотя в целом происходящее на Вестеросе отсылает скорей к эпохе Анархии с противостоянием Стефана Блуаского и Матильды). Добавил бы еще «и чем вернулся Ночной Король», но не станем забывать, что им была частично оккупирована только киновселенная, а в романах это... давний и совершенно заброшенный титул одного из командиров Дозора.

(Тут смутно вспоминается диалог уже из старосоветской классики медиевистского фэнтези “меча и планеты”:

Что же, в следующей партии ГМО-лютоволков обещают самца по кличке Призрак. А вдруг он окажется настолько развит интеллектуально, что допишет-таки намертво застывшую серию о проклятых королях?

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/58YPr).

Первоначальным названием рассказа, написанного за пять лет до первопубликации, был гамлетовский вопрос «… И видеть сны, быть может?» (Perchance to dream?). Надо сказать, из мистических и хоррорных рассказов Брэдбери, а только их я в наследии классика и уважаю, этот субъективно лучший. Вероятно, потому, что он же и наиболее близок мифопоэтическим жемчужинам Желязны, явившегося немного позже.

Легко представить (учитывая обилие шекспировских аллюзий у Желязны), как подобный вопрос задает себе Корвин из Амбера — скажем, после того, как Эрик его ослепил и заключил в темницу, — но еще ближе событиям рассказа, пожалуй, неосторожное решение Сэма Калкина-Сиддхартхи из «Князя света» не просто спуститься в Адский Колодец и освободить большую часть демонов, а и заночевать после сих трудов праведных прямо на его дне. Планетоид № 787, на котором разбился корабль Леонарда Сэйла, куда меньше безымянного мира «Князя света», меньше он, вероятно, и Колодца, засим демонов, а именно так их уместно называть, там уместилось всего двое.

Не удовлетворившись (взаимо)уничтожением своих армий, народов и, наконец, планеты в давно отгремевшей войне, они начинают новый бой за подвернувшееся тело-носитель, и в этом сражении не ограничены они никакими правилами, а спасенье от древних призраков такое же, как в ином месте и времени у подростков с улицы Вязов: не спать. Обычно безалаберное обращение Брэдбери с SDK научной фантастики — что еще, полноте, за кислородсодержащая, пригодная для дыхания атмосфера на маленьком астероиде? — немного скрадывается стартовыми условиями сеттинга: невероятную жизнепригодность планетоида допустимо списать на те самые неотличимые от магии силовые поля, что позволили древним полководцам сохранить жизнь после гибели тел.

Конец, как и в абсолютном большинстве выпусков франшизы Крейвена о Фредди Крюгере, вполне предсказуем. Однако высший балл рассказу я выставлю, конечно, не за него, а за уникальное сочетание небрежно, быстрыми штрихами исполненной — и завораживающей — ксеноисторической виньетки «поединка разумов» с магнетическим и сноподобным описанием страха перед снами же. Не зря бессонница или сдвиг циркадного ритма помогают при многих случаях депрессии и прочих психотических расстройств.

Хотя реальный астероид № 787 Солнечной системы, Москва (да!), с прекрасной ловушкой на космолетчиков, расставленной здесь, ничего общего не имеет, проблема припадков безумия, вызываемых длительной изоляцией от мира, будет, без сомнений, актуальна вечно, покуда Человек не преобразует себя для тонкой самонастройки биологических потребностей: крайне наивно надеяться, что, к примеру, в полете на Марс со скоростью современных химических ракет любой член команды с бесстрастием, достойным медитирующего монаха или самурая, воспримет длительное заточение в жестянке, где единственным видом досуга станут полеты по оси корабля и обратно на скорость.

Свежий тому пример — нервный срыв у сотрудника южноафриканской полярной станции, где смена экипажа только в декабре. Кстати, вы уверены, что пострадавший ничего не раскопал в снегу нунатака Веслескарвет — и никто не говорил с ним во снах?

Совсем уж удивительно, что вопросы о сюжете рассказа вызывают очень связные и живописные галлюцинации у нейросетевых ботов.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/mOCU4).

«Гонец» — безошибочно опознаваемая затравка для «Кладбища домашних животных», подобно тому, как последнее само дало пищу для переосмысления Дженнифер Макмахон с ее «Людьми зимы», где учтены отдельные досадные хоррор-недочеты кинговской неоготической нетленки. Рассказ также экранизирован (https://www.youtube.com/watch?v=5K70S27-QnQ), но о существовании киноверсии подозревает, кажется, еще меньше народу, нежели о том, что Брэдбери вообще-то начинал и получил стартовую известность как автор мистики и хоррора, а уж потом эмигрировал из Октябрьской страны. (Уже на обложке первоиздания этого сборника https://fantlab.ru/edition170436 видим непременную отсылку к «451 по Фаренгейту» и НФ, чьи стилевые красоты омрачает вульгарная технофобия. Не так с рассказами из сборника «Темный карнавал» и некоторыми примыкающими работами вроде https://fantlab.ru/work5219 : после знакомства с ними можно лишь сожалеть, что не эти произведения формируют базис читательского восприятия Брэдбери как в Рунете, так и в англосфере. Иные куда лучше известные — и на порядки более объемистые — работы Кинга, Страуба, Баркера, Ширли или Муркока рядом с виньетками Брэдбери слегка тускнеют, хоть я и любитель крупной формы или, на худой конец, повестей.)

Собственно, и действие «Гонца» происходит в октябре, под Хэллоуин, а для пса, с которым у героя, тяжело больного мальчишки, что-то вроде телепатической связи, исчезновение в последний день месяца — эмиграция из Октября — будет равнозначно смерти. Это подчеркивается мимоходом брошенной фразой, от которой еще в начале рассказа по хребту продирает дрожь, словно заглянул из света и жара летнего дня внутрь этрусской гробницы где-нибудь в Черветери.

Пес, как вы догадываетесь,

Но чтобы он опять запрыгнул на постель,

Кстати, а так ли уж прикованный к постели Мартин бессилен, каким его преподносит в начале рассказа Брэдбери? Он ведь порывается сделать это сам.

Если эта деталь не слишком достоверна, можно ли полагаться на точность остальных? И стоит ли пугаться возвращения из прогулок под осенними звездами? Экранизация явным образом — это отличие от первоисточника— намекает, что нет, это вам не Миренбург, не Миттельмарх, не Марс времен Третьей экспедиции и не Ладлоу. Я с ней, пожалуй, соглашусь, но останусь при мнении, что любовь, пришедшая с осенью, не менее опасна, не более надежна и не сильнее заслуживает безоговорочного подчинения своим правилам, чем самовыгул домашних животных в дни мировой войны.

А с психопомпа, право же, что возьмешь? Собака, отмечает непредставимый в мирах Брэдбери Витгенштейн, не умеет лгать, но не способна и проявить искренность.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/NkAJs).

Вероятно, лучшее за последние годы построение Умирающей от экологического коллапса Земли в англосферной НФ, хотя «научность» сеттинга с трудом натягивается на ее глобус — достаточно сказать, что население Шадрапара, «вдовца всех городов» на краю пустыни у мертвого океана, не превосходит ста тысяч человек, дожди, оставляющие после себя мерзкий пластиковый налет, там идут раза три за год, и фермеры приучены накрывать посадки защитными кожухами, а горизонт планирования ограничен сроками индивидуальной жизни (порой фактически бесконечной, как у приблудившегося в сюжет советского космонавта-хронопутешественника), поскольку человечество не только почти разучилось читать и писать, а и практически перестало размножаться естественным способом. Это, впрочем, не мешает ссылать абсурдно крупную долю населения в тюрьму сверхстрогого режима на остров, механизмы которого обслуживаются единственным компетентным специалистом из самих же заключенных, а признаками высокого социального статуса сделать тяжкие врожденные уродства.

Несмотря на щедрые описания пыток и антигуманных экспериментов, под которые отведена, пожалуй, добрая треть книги, работа не производит отталкивающего впечатления — словно бы «Искра жизни» Ремарка, также бессильная эпатировать меня как читателя, зажглась в джунглях под раздувшимся красным солнцем; возможно, связано это с выбором стиля автобиографического рассказа: бесстрастная хроникерская манера Стефана Адвани, чье повествование прослоено многочисленными флэшбеками и философскими рассуждениями, вызывает ассоциации то ли с лабораторным журналом, то ли с викторианской прозой, но, по счастью, ближе Чайковски в этом романе таки не Диккенсу, неизменно неприятному мне, а Балларду, хотя и не дотягивает до шедевров субжанра, наподобие «Безатказнага арудия», «Вирикониума» или повестей Джона Райта и Мартина Изитта из вселенной Ночной Земли. Еще одним достаточно очевидным поверочным оселком кажется Вулф, чья «Пятая голова Цербера» (исходная повесть, а не роман-сборник, до которого она расширена впоследствии) также посвящена блужданиям рассказчика, несколько отталкивающего перепадами от безволия до неуклюжего бунтарства — но еще не палача, как Северьян или маршал тюремного острова, — по лабиринтам между иллюзорной свободой деградирующего мира, где самодостаточную ценность приобрели биотехнологические эксперименты, и темницей, срок в которой только и помогает осознать себя едва ли не единственным человеком среди подделок разной степени искусности... И продолжить, сколь ни отвратительные, постколониальные опыты. «Настанет день, когда им понадобятся наши услуги»: эволюция лихорадочно наращивает темпы во взрыве, готовом поспорить с кембрийским, но и Человеку, как ни жалко прозвучит сие имя с шерефе Шадрапара, есть что ей противопоставить — преступление Стефана и состояло именно в попытке исследовать ее телепатический вектор.

Я весьма избирательно отношусь к творчеству Чайковски после «Детей времени», нескрываемо вторичных относительно «Глубины в небе», засим не премину покритиковать его и здесь: возможно, это блюдо таки лучше было приготовить по рецепту, включающему больше ингредиентов темного фэнтези и магии, но похоже, что Чайковски до конца колебался, не привязать ли сюжет к миру «Детей времени» и Старой Империи (у Вулфа между «Пятой головой Цербера» и «Книгой Нового Солнца», для сравнения, кочуют медведи-трупоеды и аквасторы, а аскиане иногда считаются «репатриировавшимися» аннезийцами). Если это и так, то по фразам наподобие “Мы так никогда и не отыскали способа проскочить между звезд, чтобы повстречаться с народами, которые, были мы уверены, ждут нас там ... дух человеческий оказался сокрушен межзвездными расстояниями” кажется вероятным: может, из Шадрапара и отправлялись когда-то корабли поколений, но ко времени тюремного анабасиса Стефана об этом давно позабыли.

Однако и на миллиард лет в будущее, как в Диаспаре «Города и звезд», действие книги отнести тяжело, учитывая, что дожди из пластика тут явно антропоценного происхождения, — скорей предположу, что одна из погибших культур, на чьих руинах выстроена последняя цитадель Земли, попыталась что-то сделать с Солнцем, продлевая срок его работы, а вот колосник для термоядерной печки обновить поленилась.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/8dl3K).

Небольшая повесть, действие которой происходит в момент, расположенный почти точно посередине между основными реперными моментами цикла — через 613 лет после высадки человеческих колонистов на Эрну, о которой рассказано в приквеле, и за шестьсот с лишним лет до событий основной трилогии.

Знакомьтесь: Джеральд Таррант, неограф Меренты и один из создателей священных писаний Церкви Единого Бога. Ныне перешел на сторону тьмы, превратился в ночную тварь и скитается вампиром по планете, давно покинув величественное имение, которое некогда называл своим домом — впечатляющий неоготический замок, выстроенный по его собственному плану. Религия, в разработке которой он поучаствовал, будучи еще смертен, не сделает скидки на то, что он родился человеком, а пакт с Тьмой заключил, желая разъять преисподнюю и обуздать медленно изничтожающие человеческое население Эрны силы. Ведь, присягнув Безымянным, Таррант, ныне известный как Павший Пророк, совершил единственно приемлемый для такой задачи на Эрне ритуал: принес в жертву свою жену и детей. Охотники Церкви не дают ему покоя ночью, а солнце Эрны, пускай и ощутимо тусклей оно, чем Солнце Земли, — днем.

Так и мыкается Таррант по миру бесприютным чудовищем-кровопийцей, зачаровывая по мере потребности очередного хозяина, принуждая семьи давать ему пристанище на день или несколько дней, прежде чем отправиться дальше и оставить после себя труп-другой. Несмотря на это, он в целом доволен своим бессмертным существованием, кабы не бродяжничество: провести вечность в таком положении было бы ему отвратительно.

Какое же место на планете лучше подойдет ему в новые обители, чем Запретный Лес, где естественная интенсивность потоков силы фэйри, пронизывающих всю планету, такова, что течения их тянут за плоть буквально физически? И, по удачному совпадению, наведался в этот Лес Таррант ровно тогда, когда местная стая волков-оборотней готова загрызть покинутую там демонопоклонниками деву-воительницу той самой Церкви, чьи священные тексты Джеральд помогал составлять. Одна беда, а может, редчайшее благословение: дева к магии Эрны абсолютно нечувствительна, фэйри на нее не реагируют. Ну, хотя бы к корням гор спускаться не надо, как Сэму в Колодец Демонов, но корни зачарованных деревьев, как и в видении, насланном монахами на Яму в роще близ Алундила, также куда тверже даже вампирского сердца!

Если темнофэнтезийная составляющая этого специфического цикла вам больше по душе, чем научно-фантастическая, лучше начать знакомство именно с повести, а не с первого по внутренней хронологии романа. Цикл Фридман об Эрне, пожалуй, ближе всех прочих произведений англосферной НФ приближается к планке качества блендов НФ и технофэнтези класса «меча и планеты», которую поднял на недосягаемую, казалось, высоту Желязны в «Князе света» и «Созданиях света, созданиях тьмы». Хотя, как вы уже наверняка проницательно догадались, фэнтезийный аспект здесь гораздо темнее, а главный герой, точнее, антигерой, ощутимо неприятнее любого из персонажей Желязны. Впрочем, при общей моей нелюбви к фэнтези я ставлю оценку по максимуму и балла на три выше, чем приквелу https://fantlab.ru/work1749055 , за то, что здесь мы не встретим назойливых самовлюбленных левачек-неоязычниц типа Энджи Кармело и проявлений педолатрии, выливающихся в этически омерзительные поступки.

Про русский перевод изданных ранее частей цикла надобно сказать, что в общем он довольно хорош, но местами все же просверкивают, аки темно-синее пламя фэйри в кошмарах истинной ночью, уродливые ляпы вроде «Коры» — это не женское имя и не наружная жесткая ткань дерева, а Core, часть ядра Галактики, хорошо заметная в небесах Эрны и причастная к некоторым местным магическим приливам.

C использованием заметки для Medium (https://bit.ly/3Last1e).

Наверное, всем авторам, замыслившим собственную историю будущего, лучше подойти к ее конструированию так, как сделал это Майк Резник с «Рожденным править»: он начал с объединяющего и задающего сквозную хронологию произведения https://fantlab.ru/work81227 , а не менял, подобно Азимову или Муркоку, правила игры на ходу, но и не пытался уместить в одну книгу богатейший материал для подлинно величественного цикла (подобное очень неудачное решение принял Глен Кук с «Дракон не спит никогда»).

Резник рассказывает историю человечества от его корней через эру сверхсветовых полетов на восемнадцать тысячелетий от нашего времени. Спойлер:

Причина, вероятно, в том, что вселенная «Рожденного править» прописана очень детально и в части хронологии, и по фракциям, соревнуясь в этом отношении с мирами Halo, Mass Effect, СоВладения/Мошкитов Нивена-Пурнелла-Стерлинга, Культуры Бэнкса, Спирального Рукава/Содружества Солнц Флинна или Дюны Херберта, так что при желании можно почти сколько угодно резвиться на пажитях сочных той или иной исторической эпохи, благо переходящие между ними персонажи отсутствуют — помимо Вдоводела Джефферсона Найтхока из https://fantlab.ru/work81418 , никого из героев не принимаются клонировать или перевоплощать с таким остервенением, как Дункана Айдахо на Дюне или Вечного Воителя в Мультиверсуме Муркока. Зато миры, переходящие из эпохи в эпоху и из истории в историю, изобильны: Делурос VIII, Антарес III, Биндер X, Мементо, Спика II и некоторые другие. С другой стороны, сотни (тысячи?) миров (и, пожалуй, рас) упоминаются однажды и никогда более.

Помимо Человека — весь цикл есть, по сути, роман его взросления, — предусмотрены те, кого можно назвать если не Плохими Ребятами, то, во всяком случае, Нелояльной Оппозицией или даже, в стилистике недавно почивших USAID и «Голоса Америки», Борцами за Свободу. Некоторые, как, например, Сеттская империя или Транскейская Коалиция, вступают в войну с человечеством, получают на орехи и исчезают из цикла. Некоторые, как, например, жители Канфорских Близнецов (двойной планеты Канфор VI и Канфор VII), остаются болезненной колючкой в сапоге Человека. Некоторые, вроде лодинитов с Лодина XI, практически ежедневно перебегают с одной стороны на другую, смотря по политическим обстоятельствам.

Самая густонаселенная (как по числу миров, так и по числу обитателей) область вселенной «Рожденного править» традиционно называется по доминирующему политическому устройству, которое эволюционировало от Республики к Демократии, Олигархии и Монархии, а далее к Анархии. Обитаемых и пригодных для заселения планет здесь миллионы. Земля — слишком маленький и удаленный от основных маршрутов галактической коммерции мир, чтобы за ним сохранился статус столицы Человека, так что в течение пары тысяч лет столица полностью переехала за пол-Галактики, на Делурос VIII. Это крупный мир: площадь почти вдесятеро превышает земную, состав атмосферы и гравитация примерно идентичны. К середине периода Демократии, спустя четыре с небольшим тысячелетия от нашего времени, вся поверхность планеты представляет собой единый оживленный город — экуменополис калибра Трентора или Корусканта. Ко времени Олигархии даже Делуроса VIII перестало хватать для потребностей миллиардов бюрократов, управляющих империей, и Делурос VI, другую крупную планету системы, раздробили на сорок восемь планетоидов, каждый из которых отвели под определенный правительственный департамент (а четыре планетоида послужили исключительно военным нуждам).

Правда, со времен трех законов робототехники Азимова автоматизация труда сделала значительные успехи (с неоднозначными для цифровой экономики последствиями в виде диктатуры прекариата): Галактической Империи требовалось сорок миллиардов администраторов и еще невесть сколько одних курьеров, а уже Демократия Человека обходилась впятеро меньшим количеством.

Земля на задворках, в другом спиральном рукаве: кажется, событиям в этом рукаве посвящена от силы пара романов и заключительная печальная повесть. На другом краю Галактики — Рубеж, там планеты разбросаны широко и населены слабо. Рубеж настолько малозначителен в военном отношении, что один корабль, а именно «Теодор Рузвельт» из цикла https://fantlab.ru/work81286 , спокойно управляется с патрулированием двух сотен миров. Позднее на Рубеже расплодились феодальные вожди, враждующие между собой, но в любом случае он так далёк от центра вещей, что правительства Человека его предпочитают игнорировать.

Внешний Фронтир — обширный, но редкозаселённый сегмент между окраиной Республики/Демократии/Олигархии/Монархии и Рубежом. Внутренний Фронтир — несколько уступает ему по величине, но тоже обширен; он отделяет внутренние области Республики/Демократии/Олигархии/Монархии от чёрной дыры и центра Галактики.

Внутренний Фронтир — место действия большей части романов из этой вселенной. В https://fantlab.ru/work100645 Р. А. Лафферти задавался вопросами: после того, как всё станет наукой, останется ли в будущем место для мифологии? будут ли создаваться грандиозные повествования о великих деяниях в эпосе или только в компьютерном коде?

Резник, пожалуй, из всех белых гетеросексуальных классиков НФ отвечает на эти вопросы наиболее запальчиво и убедительно, пускай манера письма его даже в лучших работах и далека от стилистических красот — за ними пожалуйте к Бэнксу, Флинну или Майклу Джону Харрисону:

«... мне кажется, что мифы, полные персонажей, которые больше, чем сама жизнь, и красочных сеттингов, лучше всего рассказывать именно в обстановке фронтира, где свидетелей остаётся немного — или власти прилагают значительные усилия, чтобы люди не пришли к однозначным выводам,— и информация неизбежно искажается в передаче... Мне это не только позволяет рассказывать героические (а временами антигероические) мифы, но и оставляет пространство для более реалистичных, действие которых происходит за тысячи световых лет оттуда, в Республике, Демократии или что бишь там в текущий момент модно».

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/jnyLs).

Как я уже отмечал (https://fantlab.ru/work94302#response402457), дебютный рассказ Дэвида Массона «Отдохновение путника», опубликованный в 1965-м, теоретически мог ознаменовать появление в британской литературе “мгновенного классика” Новой Волны, мало уступающего по талантам стилиста Дилэни и Харрисону, а по сюжетной изобретательности — Бэйли и Теду Чану. Ни одна история из его, сколь ни короткого, полного собрания рассказов не повторяется ни в сеттинге, ни в ключевых аспектах действия ксеногенных факторов на вроде бы обычную, даже рутинную, жизнь.

При внимательном сопоставлении работ Массона с более поздними и лучше известными произведениями англосферной НФ заметно влияние его на киберпанк и пандемический хоррор, как в рассказе 1970 года «Никаких обсуждений», где события одного временного потока легко принять за наброски к «Наезднику ударной волны» Браннера или «Вирту» Джеффа Нуна, а торчащие из другого потока самодельные катапульты для охоты на кошек и заброшенные после смертоносного вируса стручковые мегаэтажки Йоркшира украсили бы постеры «28 дней», «недель» и «лет» спустя.

На протяжении примерно пяти лет каждые несколько месяцев Массон публиковал оригинальные рассказы, отличавшиеся и стилистически, и тематически: сатирические; пастиш на английском XVII века; мистическое исследование человеческой души в экстремальной обстановке и так далее. Однако в начале 1970-х импульс, побудивший Массона заняться литературой, сошел на нет.

Последний свой рассказ, «Доктор Фауста», содержащий одно из самых стильных и ехидных упражнений на мотив вневременной/межмировой спецслужбы в духе «Принцев-торговцев» Стросса, «Конца Вечности» Азимова и «Транзиции» Бэнкса, он опубликовал в 1974-м, после чего вернулся к деятельности на посту куратора Бразертонской коллекции английских литературных редкостей при университете Лидса, где работал с небольшими перерывами еще с 1938-го.

В 2002-м Дэвид Лэнгфорд и Кристофер Прист решили уделить время подготовке полного сборника рассказов Массона: немногим было известно, что после “фаберовского” сборника (https://fantlab.ru/edition272753), принесшего ему известность в рядах «нововолнистов», он написал еще три рассказа. Дэвид Массон с энтузиазмом отнесся к предложению отредактировать “фаберовские” рассказы, выловил мелкие ошибки и внес усовершенствования, а также детально описал в письмах историю создания трех менее известных рассказов; он активно участвовал не только в вычитке текста (да и вообще по жизни отличался такой скрупулезностью, что даже прирожденным педантам было тяжело соответствовать его требованиям), но и предложил расположение рассказов в книге, которого следовало строго придерживаться.

Результатом стало переиздание расширенной версии сборника в 2012-м (https://fantlab.ru/edition272760). Массон к тому времени уже скончался. Прист и Лэнгфорд предприняли очередную — и снова-таки безнадежную — попытку вернуть имени своего приятеля известность, которой тот был достоин и на момент выхода рассказов, и спустя более чем полвека, когда многие их черты проступают из-под замятого нейрокружева окрестной реальности. Но уже за одно «Отдохновение путника» короткий творческий багаж Массона достоин бережного хранения и изучения: трудно сейчас, на третьем году прокси-WWIII в Европе, отыскать сюжет актуальнее, чем бесконечная апокалиптическая война в пейзаже, растянутом Временем, которое влияет на человеческое восприятие прошлого и будущего, реальности и жизненного опыта так, что они, подобно массе и энергии, могут оказаться подвержены релятивистским эффектам. Массон никогда не бывал профессиональным военным (и то хорошо; из таких обычно получаются бездарные литераторы), но после знакомства с этим произведением понятно, что Вторая мировая, которую он провел в Северной Африке и Италии как военврач, повлияла на него куда сильнее, чем может показаться по лапидарной биографии. При должном внимании сценаристов из этой работы вполне может получиться основа для фантастического боевика уровня «Грани будущего», хотя наибольшее впечатление она производит, конечно, в формате литературном.

С использованием заметок для Medium (https://shorturl.at/WXYQd + https://shorturl.at/OiRbq).

Конгломерат прогрессивистских движений за социальную справедливость, инклюзивность и разнообразие, объединяемый иногда для простоты зонтичным термином “митушки” (по названию наиболее известной кампании), вызвал, в частности, прогрессирующую деградацию престижных англосферных литературных премий в сфере фантастики: за последние десять лет, кроме разве что вполне заслуженного награждения Энн Леки, Ли Юн Ха и Аркади Мартин, результаты голосований по “Хьюго”, “Небьюле” и “Локусу” демонстрируют ужасающий “обратный сексизм” — ущемление прав мужчин-циссексуалов в пользу женщин и ЛГБТКИА+/-авторов сомнительного уровня, идейно аналогичное могилизационным законам,— и должны рассматриваться скорее как антирекомендации.

Неудивительно, что под раздачу попала Мемориальная премия имени великого новатора Золотого века пальпа, а по совместительству — расиста и мизогина, Джона В. Кэмпбелла, которую “заканселили” в 2019-м стараниями истеричной активистки Джанет Нг. Скандал случился незадолго до пандемии карантинов, так что следующие два года премия не присуждалась, так сказать, по гигиеническим соображениям. А в 2022-м, после кончины Джеймса Ганна, центр по изучению научной фантастики при университете Канзас-Сити подчинили факультету английской литературы, руководство которого тут же ликвидировало и ежегодную конференцию в память о Кэмпбелле, и саму награду.

Нг, помимо этой деструктивной (и премированной) выходки, ничем интересным в истории жанра пока не отмечена, но совершенно ясно, что с творческим наследием Кэмпбелла она знакомилась не слишком внимательно (если дала себе такой труд вообще), поскольку встречаются у классика, хоть и нечасто, работы с подлинно сильными женскими персонажами, без раздумий противоборствующими фатуму и в то же время крайне далекими от мамзелей в беде, например, «Побег» (1935) — https://fantlab.ru/work189503

Остается напомнить, что все это уже было... нет, не в «Симпсонах», а в беллетризованной энциклопедии фэн-движения — «Падших ангелах» Нивена, Пурнелла и Флинна, https://fantlab.ru/work23435

К сожалению, в одном критически важном аспекте «Падшие ангелы» ошиблись: фэндом нашего варианта реальности почти поголовно занял сторону того, что по причинам скорее историческим продолжает именоваться Демпартией США, хотя с демократией уже не имеет ничего общего.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/k03j0).

Возвращения авторов к циклам, начатым на раннем этапе творческой карьеры, редко бывают удачны, в особенности если циклы эти из субжанра темного фэнтези, где набор инструментов разработчика весьма ограничен. К счастью, еще в прологе к первому роману этой вселенной, «Восходу черного солнца», Фридман оставила “про запас” лазейку, позволяющую при желании этот набор резко расширить, выводя цикл на просторы синкретических экспериментов. В позапрошлом году этой лазейкой она воспользовалась — и получилось почти блистательно, за вычетом некоторых мелких заусенцев, да и те можно, пожалуй, простить, ибо альтернативой стали бы грубые ретконы в духе “прометеевских” Чужих.

Приквел, «Nightborn», — это, по существу, хроника визита на Солярис, каким мог бы тот стать, если б еще до прихода человеческих изыскателей его превратила в свой домен «Царица ветров и тьмы» Пола Андерсона. Если не считать сильной сейсмической активности, планета Эрна, в отличие от Соляриса у Лема или Пандоры у Херберта с их ядовитыми атмосферами, вполне пригодна для жизни: очень напоминает Землю до того, как Человек заковал ее в асфальт и бетон, а затем и установил строгие ограничения на деторождение в развитых государствах (поглядывая на современное состояние дел с рождаемостью в Китае, России, Корее или Японии, такую черту земной дистопии, открываемую во флэшбеках героев, нельзя не счесть неправдоподобно забавной).

Но энтузиазм быстро приходится прикрутить, словно кран в походной горелке: всю планету буквально пропитывает периодически поднимающееся на поверхность поле таинственной энергии, чутко реагирующее на нейропсихическую активность высших животных — и, конечно, визитеров с Земли.

По доброй воле в самоизгнание через бездну световых лет, как правило, не отправляются, но лишь после тяжелых переживаний и неудач, от которых свет Солнца не мил. Так, командир колонистов корабля “Эрна” (это имя впоследствии и перейдет на всю планету), Леон Кейс, покинул Землю оттого, что запахи городского смога непрестанно ассоциируются у него с гибелью маленького сына в страшном пожаре.

Удивительно ли, что “неукротимая” Эрна с готовностью откликается на затаенные страхи и желания колонистов, подсылая к ним оборотней-“фэйри” — и, как правило, в обличьях заметно более жутких посетителей, нежели милашка Хари? Эти “гости” и сердце не прочь вырвать из груди, и выползти плотоядными змеями из сортира.

Следует похвалить Фридман за смелость: в колонии почти нет обязательных для современной англосферной фантастики гомосексуалистов, чье присутствие даже на кораблях поколений, не говоря про “затравочные” с камерами холодного сна, противоречит базовому смыслу космической экспансии — умножать человеческую популяцию во Вселенной. Люди, пытающиеся осваивать Эрну, вообще демонстрируют привлекательный стоицизм перед натиском безжалостных монстров собственного подсознания и ведут себя куда рациональнее, чем персонажи дилогии Прометея у Ридли Скотта или «Авроры» Кима Стэнли Робинсона. Интересно, что, как показывает протянутый через всю книгу “богословский” спор капеллана экспедиции Даники Линь и нейрофизиолога Анджелы Кармело, склоняющейся к неоязычеству, рациональность парадоксальным образом переходит даже на отправление религиозных обрядов, которые испытываются как последние средства против фэйри: в книге, более подчиненной незаслуженно популярным в англосфере еще со времен «Повелителя мух» мотивам деградации географических социоизолятов, попытки жертвоприношений животных и людей Эрне стали бы стандартом, а не

Во внутреннем документе вселенной, статье об “эффекте наблюдателя”, Кармело следом за “друзьями Вигнера” формулирует основную дилемму эрнанского бытия так:

Если вы беретесь за чтение «Nightborn» уже после основной трилогии, два из трех романов которой изданы на русском, то она будет для вас спойлерной. Легко спрогнозировать, что

Другой вопрос, что при субсветовом многостадийном перелете на край Галактики (до Эрны не то двадцать, не то сорок тысяч световых лет) техника, сколько-то близкая нынешнему земному уровню, явно откажет и без всяких фэйри, а самозалечивающихся материалов или виртуальных ремонтников на борту нет. Просто задумайтесь, проработает ли около миллиона лет без утечек хладоагента и превратностей запланированного устаревания современный лабораторный холодильник для ДНК, даже очень дорогой?

Поэтому самым фэнтезийным, неотличимым от магии, элементом как приквела, так и всего сеттинга представляется то обстоятельство, что корабль, изначально проектировавшийся на путешествие за двадцать световых лет, успешно — и невесть зачем — преодолел дистанцию тысячекратно бóльшую.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/y3ZTK).

«Пространство Откровения» — сравнительно редкий в охотничьих заказниках современной англосферной фантастики (страдающей после Геймергейта, MeToo, репрессий против участников восстания 6 января 2021 года и проч. досадным мелкотемьем левацкого пробудизма) зверь: не просто космоопера и не только детектив, а космический хоррор. Кому-то хватает одной не очень толстой книжки, чтобы остаться в анналах этого поджанра (такова https://fantlab.ru/work435261), а кто-то, подавив соблазн ограничиться внецикловым романом или хотя бы его обвязкой в виде повестей и рассказов, берется за мегацикл истории будущего. Рейнольдс не сдержался и пошел по второму маршруту, хотя именно обособленные работы и малая проза в этом сеттинге ему удаются ощутимо лучше, не считая открывающей книжки цикла, которая с каждым следующим продолжением или приквелом только хорошеет в сравнении с ними.

Основной угрозой для всех форм разумной жизни в Галактике до появления человека на космической арене — и некоторое время после этого — здесь выступают Ингибиторы, древние биомеханические творения, уцелевшие после эпохи Рассветной Войны. Точная природа их “жизнедеятельности” остается неизвестной: по большинству гипотез, Ингибиторы функционируют благодаря фемтотеху или даже умеют “переиначивать” под свои нужды подстилающую структуру самого пространства-времени. А потребности эти крайне амбициозны: подавлять развитие любого разумного вида, выходящего в космос, чтобы самоуправство таких рас не мешало реализации грандиозного астроинженерного проекта в масштабах Галактики, призванного спасти жизнь в ней от гибели при грядущем столкновении с Туманностью Андромеды. Итак, Великий Фильтр у Рейнольдса возникает скорее в борьбе благих намерений (рас, достаточно развившихся, чтобы переходить к космической экспансии) с немыслимо благородными, до степени постразумности, а не просто из-за жесточайшей конкуренции за доступные ресурсы, вынуждающей автоматически запускать сценарий упреждающего удара на истребление, как в сеттингах вроде «Кольца Вертанди» Макдональда или вышеупомянутой работы Зебровски и Пеллегрино.

Легко заметить, что Ингибиторы, да и весь сеттинг мегацикла Рейнольдса, проявляют подозрительное сходство с Mass Effect и его Жнецами (первая игра серии вышла спустя 4 года после того, как издали заключительный роман основной трилогии); оно обычно недооценивается даже в англосфере, а зря.

По мере продвижения цикла Рейнольдс подчеркивает “постразумную” природу Ингибиторов (правда, встречается несколько главок, написанных с их точки зрения) и всячески намекает, что со взятой на себя задачей они не справляются, а затем вовсе сбрасывает их угрозу с игровой доски, хотя заготовленный еще в 1999-м финал цикла https://fantlab.ru/work37291, связанный с новым “всегалактическим злом”, оставляет желать много лучшего — и не только из-за своей безысходной мрачности, а еще и потому, что плохо стыкуется с «Ингибиторной фазой», интерквелом, выпущенным спустя четверть века. Если вы не готовы к неряшливому “зажевыванию” сюжетных линий под финал основной трилогии («Ингибиторную фазу» тяжело считать полноценным искуплением недочетов «Пропасти искупления»), лучше ограничиться великолепным первым романом, «Пространством Откровения», примыкающим к трилогии «Городом бездны», парой-тройкой повестей и рассказов вроде “Найтингейл”, а также, по желанию, трилогией приквелов о префекте Дрейфусе и днях славы Блистательного Пояса (тут уже сам Рейнольдс ощутимо одолжился у Винджей из https://fantlab.ru/work118158, чего, к его чести, не скрывает).

В 1990-х, когда Рейнольдс начинал работу над циклом и еще не занимался профессионально литературой вместо астрофизики (как и в случае с Желязны, трансформация в профессионального литератора не пошла его таланту на пользу), бытовало мнение, что Млечный Путь с Андромедой столкнутся через дюжину галактических оборотов, то есть спустя примерно 3 миллиарда лет от нашего времени. На первый взгляд, срок более чем достаточный, но, учитывая, что в Галактике, по разным оценкам, от сотни миллиардов до четверти триллиона светил, и даже очень строгие ограничения на развитие разумной жизни оставляют ей сотни тысяч и миллионы игровых площадок, понятно, почему Ингибиторы так беспощадны и торопливы.

Но не минуло и тридцати лет после выхода «Пространства Откровения», а картина мироздания, от которой мог отталкиваться Рейнольдс в астрофизической юности, успела перевернуться вверх тормашками… и начать новый кульбит. С тех пор открыли ускоренное расширение Вселенной, реабилитировав “величайшую оплошность Эйнштейна”, и свыклись с мыслью, что видимая нам в ночных небесах материя составляет не более 5% ее вселенского ассортимента. Расхождение определяемых разными методиками значений параметра Хаббла тоже никуда не пропало, а только усилилось — до полноценного космологического кризиса. В предположении, что темная материя все же существует (хоть и попытки ее обнаружить все более отчаянны и неизменно безрезультатны, а основанные на этой гипотезе модели эволюции ранней Вселенной разительно противоречат наблюдениям JWST), можно констатировать: столкновение галактик уже началось.

А существует ли вообще причина тряски Ингибиторов — или же она просто артефакт наших моделей, неизбежно искажаемых тем простым обстоятельством, что мы пытаемся рассчитывать будущее и ретромоделировать прошлое Галактики изнутри самой системы, сидя глубоко в одном из ее собственных спиральных рукавов?

Свежая работа исследователей из Хельсинкского университета (https://arxiv.org/abs/2408.00064) успокаивает нас: вероятность Галактике столкнуться с Туманностью Андромеды, по обновленным и усовершенствованным моделям, такая же, как блондинке встретить динозавра (ну или Ингибитора) на Невском проспекте, то есть 1/2 с учетом погрешностей симуляции. Впрочем, Вольева по канону Рейнольдса далека от подобного обличья.

Как выяснилось, более ранние расчеты, указывавшие на неизбежность столкновения и, очевидно, вдохновившие Рейнольдса, страдали одним важным недостатком: помимо прекраснодушного игнорирования обычных неточностей в определении масс, скоростей и прочих параметров светил во взаимодействующих галактиках (это еще простительно), авторы этих работ не принимали во внимание вклад двух крупнейших соседей Млечного Пути и Андромеды, Большого Магелланова Облака и галактики Треугольник. О том, почему подобные пренебрежения критичны, несложно догадаться, вспомнив, что Облако  —  необычно крупный и плотный спутник, окружение же нашей Галактики аномально легкое и бедное металлическими элементами, да и сверхмассивная черная дыра в районе радиоисточника Стрелец А* считается тихой анорексичкой.

Кабальный контракт на миллион фунтов Рейнольдс, к счастью, отработал пару романов назад (а стоило оно того, с учетом темпов инфляции и непрерывного упадка британской экономики?), и, вероятно, уровень его новых книг теперь можно будет предсказать с меньшей неопределенностью, чем Великое Столкновение наших галактик. А намеченная к выпуску экранизация Mass Effect позволяет надеяться, что творческая продуктивность Рейнольдса не пострадает так сильно, как у Мартина, ввязавшегося в «Игру престолов»: едва ли на мировых стримингах хватит места для двух настолько близких крупнобюджетных сериалов.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/PwWBd).

Это, пожалуй, лучший рассказ Стэнгленда во всем его не слишком обширном наследии, хотя даже в англосфере он незаслуженно малоизвестен. По формату — классический, слегка чопорный «британский» детектив, и пускай действие происходит в Вермонте периода Великой Депрессии, а на страницах в паре мест появляются гангстеры, ничто не мешает представить «The Fatal Equation» найденным в столе (или, точнее, завалившимся за обои в летнем домике) тезки автора — сэра Артура Конан Дойла. Более качественная стилизация под шерлокиану в НФ краткой формы попадается, вероятно, лишь у Макдевита в «Потерянном уравнении» (собственно, Холмс и Ватсон там напрямую и задействованы), где в основе сюжета тоже открытие из области математической физики, а невольная жертва также мечтает потягаться с Эйнштейном. На этом параллели заканчиваются: работа Стэнгленда, несмотря на камерный антураж и электромеханические компьютеры (Стэнгленд опередил на несколько лет эксперименты Конрада Цузе, но сходство с Z3 и Z4 временами поразительное), прорывная для своего времени, она и ныне сделала бы честь любому сборнику киберпанка, да и сэра Веселого Роджера Пенроуза на вручении Нобелевской премии призрак Стэнгленда мог бы с отеческою любовью потрепать по плечу эктоплазменной ладошкой.

Правда, Пенроузу ради доступа к нему не потребовалось никого убивать, затаясь в тенях платоновской пещеры. Напротив, век его лучшего друга и соперника Стивена Хокинга оказался сверхъестественно длительным, как для жертвы БАС…

Нет ли здесь следов чьего-то вмешательства в частную жизнь — с клеточным автоматом наперевес?

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/ENadr).

В предыдущем отзыве, на https://fantlab.ru/work96960, я охотно признаю, что мы, будучи людьми, просто не в силах удержаться от попыток разработки моделей Вселенной, проверить которые у нас шансов мало или нет совсем: как ни крути, а та же гелиоцентрическая модель пришла к успеху лишь после полутора с лишним тысяч лет блужданий по эпициклам и деферентам. И отнюдь не зря бытует на свете такой специфический субжанр, как энтропийный романс, где персонажи (включая и людей, и тех, кто перестал ими быть или никогда не становился) цепляются отчаянной хваткой, как утопающие за соломинку, за последние проблески света и жара на темном фоне медленно умирающей Земли, а то и Вселенной, далекого будущего.

При этом утопающим не обязательно считаться с возможностью соломинкой нечаянно сломать спину верблюда — или лошади, которую употребляет для торжественного выезда Гвиневера в Камелоте. А зачем вообще в литературе и прочих видах искусства столько вариаций культовых сюжетов типа артурианы? Не может ли быть скрытого смысла за этими попытками задобрить сказку намеком на сладкую ложь? Что, если для некоторых (или у всех) это не просто работа за гонорар или ради эстетической забавы, а средство спасения мира?

У вас осталось двадцать четыре часа жизни. Если вас это не устраивает, вам будет разрешено заснуть, проснуться с широко закрытыми глазами и приступить к новой ответственной работе. Вам также позволено задать три вопроса, не выходя из роли.

Где твое место рождения? Когда твое время рождения? Какой смертью умер твой мир?

«О мой враг, о друг мой. Сколько раз я уже писала тебе это письмо? Более десятка, а вероятнее, более двадцати раз. Когда меня послали сюда впервые, я не написала тебе, и во второй раз тоже. Только на третий раз догадалась я, кем ты можешь быть и откуда, думается, пожаловал. На третий раз я написала тебе — сидя за этим же столиком под этим самым окном. Я, наверное, писала тебе уже больше тридцати раз. А впрочем, не знаю. Я потеряла счет попыткам прожить эту жизнь».

Как посоветовал бы безымянный хиппи из вагона-ресторана в https://fantlab.ru/work15980, «ты лучше с кем-нибудь поговори про призраков. Некоторые, знаешь, сжиматься умеют. Не значит, что они нереальные. С ними просто ужиться как-то нужно».

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/vz8II).

Темная материя и темная энергия, как я указывал в своих заметках, уверенно продвигаются к статусу современных теоретических эпициклов — они с некоторой натяжкой объясняют всё, везде, сразу и в то же время абсолютно ничего, а экспериментальными подтверждениями, увы, гнушаются: приходится довольствоваться блужданием в сужающемся коридоре потенциальных отклонений от Стандартной Модели или теории относительности. Тем не менее мы, будучи людьми, просто не в силах удержаться от попыток разработки подобных моделей, одна из которых (само собой, довольно старая) активно и мастерски задействована Фредериком Полом.

Но не только этим хорош роман, иначе было бы к нему не меньше претензий с точки зрения стиля, чем к «Диаспоре» и «Планковскому прыжку» Игана. Это один из ранних предков (ага, опять — см. https://fantlab.ru/work435261 ) идеи, именуемой нынче с подачи пиарщиков, экранизаторов и переводчиков Лю Цысиня Темным Лесом — объяснение парадокса Ферми тут дается подчеркнуто мимоходом,

Подобно жителю Нью-Йорка, Лос-Анджелеса или Москвы, которого жизнь благословила квартирой с фиксированной арендной платой, такой архонт старается без надобности не переезжать, пока не износит очередную звезду.

Тем сильнее злобная бесшабашность всемогущих трусливых подростков, которые искренне полагают себя наделенными отменным чувством юмора. Ну да, представления о смешном у них скорее соответствуют скабрёзным шуткам, опрокидыванию лицом в торт и всему такому. Но ведь и о многих людях подобное можно сказать? В том числе и о членах экипажа корабля «Новый Мэйфлауэр», большая часть веществ в телах которых тоже происходит из сердцевины какого-нибудь солнца.

Хотя, возможно, это лишь мне видится Темный Лес гностицизма за древами жизни, окружающими фонтан юности Виктора Соррикейна, самого старого космопилота во Вселенной и участника стэплдонианской секс-миссии поневоле, а Полу в действительности и не было дела до Гебдомады. Или же Архонтам просто нечего делить (и нечем делиться) с разработчиками и поклонниками несколько уже заплесневевшей теории Калуцы-Клейна.

С использованием заметок для Medium (https://shorturl.at/SRbeW + https://shorturl.at/VxzYd).

Если вы оцениваете атмосферу клаустрофобически узкого двустороннего прохода между разными планами бытия выше, нежели слэшерные сцены с кровожадными демонами, говорящими от имени мертвых, то знакомство с сеттингом одного из лучших романов в истории (нео)готики — «Кладбища домашних животных» — можно, в принципе, начать с этого рассказа, но обязательно продвинуться дальше, поскольку знобящая мистика в духе «Призрака дома на холме» или «Аферы Хемингуэя» в нем сильно придавлена зомби-хоррором, очень вольно трактующим мифологию индейцев Мэна и граничащих с ним провинций Канады. При чем тут вообще микмаки, не вполне понятно: достаточно сказать, что Вендиго именно в преданиях микмаков не фигурирует, первоначально это дух из мифов индейцев кри и оджибве. У меня есть предположение, что Кингу (но вряд ли — режиссерам его экранизаций) известна оригинальная иероглифическая письменность микмаков (на их языке она именуется за внешнее сходство символов со следами этой рыбы «чукучановое письмо», gomgwejui'gasit), которая применялась в записях на камнях и бересте, была усовершенствована французским миссионером Кретьеном ле Клером, ныне вытеснена алфавитом на основе латиницы, но в XVII-XIX веках употреблялась активно — и идеально подошла бы для хтонических узоров на надгробных табличках Кладбища.

(Помимо этой ныне вымершей письменности, старейшей среди систем письма автохтонов США и Канады, основным вкладом микмаков в человеческую культуру является, внезапно, изобретение хоккейной клюшки: клюшка микмакской выделки родом из 1850-х продана не так давно на аукционе за 2.2 млн долларов США.)

Очевидными источниками вдохновения Кинга, помимо личных впечатлений от жизни в доме у дороги на отшибе с кладбищем животных по соседству (https://www.youtube.com/watch?v=UhMZZzDqSKM), стали, конечно, не индейские легенды, а «Вендиго» Элджернона Блэквуда и «Обезьянья лапа» Уильяма Джекобса, произведения для американской литературы настолько классические, что пересечения с ними не требуется объяснять даже школьникам и студентам. Тем удивительнее, что никто из персонажей рассказа и романа знакомства с этой классикой и способности сделать выводы из прочитанного не обнаруживает.

Но Вендиго с Кладбища домашних животных у Кинга дальше от индейского духа, чем антагонист классической повести Блэквуда. Интереснее предположить, что

Некоторое расхождение с индейским образом вендиго у неё сохраняется до сих пор — не потому ли, скажем,

Рассказ лег в основу не только романа, а и сбивчивого прошлогоднего приквела его экранизаций — «Кровных уз» (https://www.kinopoisk.ru/film/4397134). Различия с текстом в фильме значительны: так, вся история с Тимми перенесена на рубеж 1960-х и 1970-х, то есть в период Вьетнамской войны вместо Второй мировой, как здесь, при этом особых усилий стилизовать костюмы, вкусы, интересы и прочие атрибуты под ту эпоху не делается. Зомби разгуливают по Ладлоу вполне свободно, хотя в оригинале «Кладбища» предпочитали дальше дома «спонсора воскрешения» или, максимум, его близкого друга (Джуда Крэндалла) носов не казать, а для ликвидации нежити требуется со снайперской меткостью выстрелить ей в глаз — попробуйте-ка это сделать без предварительных тренировок ночью, ворочаясь среди миазмов болота Малого Бога. Сам Ладлоу, кажется, демонстративно альтернативный, «сдвинутый» по ярусам Башни: ничего общего с реальным городком в округе Арустук штата Мэн не имеет, а помещен почему-то в окрестности Оррингтона, что за рекой Пенобскот напротив Бангора и Ороно. Между этими локациями, на секундочку, почти 200 км. Реальный Ладлоу близ границы с Канадой, где индейские древности выглядели бы естественней, а его двойник из рассказа, романа и киноверсий — примерно там, где Пенобскот впадает в одноименную бухту Мэнского залива Атлантического океана.

«Кровные узы» делают также попытку исследовать прошлое городка, показывая эпизод из жизни первопоселенцев — в рассказе и романе он отсутствует и сочинен специально для фильма, а сам по себе был бы, наверное, неплох, если соотнести его с основным сюжетом так же, как «Поселение Иерусалим» с «Салимовым Уделом». Тот приквельный рассказ и сериал по его мотивам, однако, облагораживало влияние SDK лавкрафтианских мифов Ктулху, которым Кинг был вынужден соответствовать. А в случае с флэшбэком в прошлое Ладлоу из «Кровных уз» любая попытка поставить себя на место людей, решивших после подобного кошмара — да еще и при недвусмысленных предостережениях индейского шамана — все-таки заселить «испорченную» покровителем безумных каннибалов территорию, наполнит ваши уши треском совы, разрывающейся от натягивания на глобус Мэна.

Еще громче такой треск станет от кинопрокатной концовки «Кладбища домашних животных» 2019 года, того самого сомнительного римейка, образующего с «Кровными узами» общий вариант реальности. Она безнадежно провальна тем, что грубо нарушает основное негласное правило “бизнеса” Кладбища домашних животных: этот глючный реанимационный механизм согласен работать только со смертными, подпитываясь их горем и другими эмоциями, провоцирующими безумие. По этой причине концовка, используемая в кинопрокатном варианте, абсолютно бессмысленна в рамках заданных Кингом граничных условий; лучше посмотреть альтернативную,

В противном случае городок Ладлоу давно охватила бы эпидемия зомбификации — еще при тех самых первых колонистах или при возвращении с войны Тимми Батермэна.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/gQOBe).

Одно из наименее эстетически приятных мне направлений фантастики — постапокалипсис в мире, внезапно и катастрофически утратившем привычный технологический уровень (не путать с постапокалиптическими историями класса “меча и планеты”, действие которых развивается спустя много веков после падения материнской культуры). Неприятны они как сами по себе, ввиду депрессивного настроения, навеваемого картинами всеобщего упадка и массовых вымираний, так и в нынешнем историческом контексте, когда глобальный мир (а в Европе — и просто Долгий Мир после Второй мировой) оживленно фрагментируется на конкурирующие или сражающиеся «царства».

Пожалуй, самым известным и объемистым циклом такой постапокалиптики в англосфере можно считать мир Перемены Стирлинга, он же Эмберверс (не имеет отношения к Амберу Желязны).

Точка бифуркации приходится на 17 марта 1998 года, когда на Земле вдруг перестали функционировать любые технологические устройства, основанные на процессах с выделением высокого количества энергии. «Зеркально-симметричным с отражением по времени» относительно Перемены выступает другой цикл Стерлинга, https://fantlab.ru/work404531 (иногда включается в «Эмберверс»), где бытописуются приключения попаданцев в бронзовый век с Нантакета из этой же даты.

Во втором романе «Эмберверса», https://fantlab.ru/work251477, после обязательных мытарств на руинах цивилизации один из героев налаживает свой личный клокпанковский Менло-Парк и приходит к выводу, что диверсию эту с локальным изменением законов физики учинили “достаточно продвинутые инопланетные летучие мыши”, но, увы, тем персонажи и ограничиваются, поскольку далее цикл резко забирает в фэнтезийно-мистическую сторону. Быт землян, если не считать естественного превращения крупных городов в зоны массового вымирания и каннибализма, после Перемены мало отличен от позднесредневекового: так, Британская империя довольно быстро возрождается, причем Карл III из-за скоропостижной кончины Елизаветы II в этом варианте реальности заступает на престол почти четвертью века ранее, чем у нас, но быстро получает заслуженное прозвище Безумного. Вероятно, в таком варианте реальности его недавно представленный парадный портрет кисти Джонатана Йео производил бы более гармоничное впечатление.

В Эмберверсе полтора десятка работ, но если вы рассчитываете на более удовлетворительное разрешение кризиса с провалом цивилизации в темные века технологии, чем у Винджа, то обманетесь: никакого противостояния с местным вариантом Погибели (Контрмеры?) не случается, а в формально завершающей цикл книге Лазурные Волки Великой Степи все еще скачут под знаменем Чингисхана, даром что большую часть Восточной Азии покорила не заметившая особой Перемены КНДР Ким Чен Ира. (Для сравнения, в «Детях небес» Винджа хотя бы предусмотрена глава Били Ингвы с зональным всплеском.) Резкое падение качества начинается с абсолютно абсурдным появлением в цикле магических элементов — после первой трилогии — и усиливается после завершения первого квеста к Нантакету.

На этом необъятном, по меркам Золотого века пальпа, просторе Стирлинг так и не дал себе труда проанализировать последствия Перемены для человечества детальнее, чем Джон Вуд Кэмпбелл-младший — на двадцати страничках идейно схожей работы, https://fantlab.ru/work189502 .

А ведь, реалистически рассуждая, как минимум на Земле и Луне, а то и во всех окрестностях Солнца, следовало бы ожидать явлений намного более жутких, чем прекращение горения пороха или неофеодальная абсолютная монархия в Орегоне, построенная под бдительным руководством активиста Общества креативного анахронизма — в чьем облике, судя по всему, выведен не кто иной, как Гарри Тертлдав. Если Космические Летучие Мыши желали ограничить могущество Человека (или, по встречающейся позднее и отдающей фэнтезийным ретконом версии в духе дианического викканства, спасти его от самого себя) еще ранее первого кардашевского уровня, естественно было им вмешаться и в прохождение реакций ядерного распада и термоядерного синтеза. Как тебе такое, Джунипер Маккензи?

Увы, Стирлинга подводит хроническая лень многих профессиональных авторов “заглядывать под капот” повседневности — сколь многое изменится от небольшого сдвига фундаментальных постоянных, помимо пятой графы третьей таблицы во второй главе чьей-нибудь безгранично занудной диссертации? Очень многое, если не всё. Антропный принцип так и работает.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/Wl3zp).

В отличие от https://fantlab.ru/work40393, замены концовки (где также применен сценарий Большого Сжатия для судьбы Вселенной) в соответствии с более актуальными космологическими данными не было сделано ни в этой повести, ни в романе https://fantlab.ru/work40426, который выступает ее расширенной версией. Шеффилд ограничивается натужным указанием, что на каком-то этапе измерения внезапно стали показывать уровень массо-энергетической плотности, превышающий критический, и эволюция Вселенной приняла характер, обеспечивающий смену красного смещения синим и режим Большого Сжатия. Четкого объяснения этому не дается, хотя читатель при очень большом желании может списать модификацию на вмешательство в историю со стороны Бога, или, вернее сказать,

А может, просто квинтэссенция оттаяла.

По счастью, от увеличения объема, позволившего чуток сгладить головокружительный темп прыжков через миллиарды лет, роман выиграл и воспринимается с куда большим интересом (если не считать откровенно вырвиглазного ответа на тайну вторжения Шивы, которая в повести разумно оставлена слегка завуаленной), особенно в тех частях, где Дрейк Мерлин, не мысливший себя даже дирижером военного оркестра, становится верховным военачальником Галактики. А ведь обычно происходит обратное: в малой форме столь бесшабашно смелая концепция энтропийного романса кажется убедительней. Космооперы стэплдонианского масштаба же и так страдают врожденным пороком, периодически сваливаясь в болезненное мелкотемье из-за неспособности автора выскочить за автобиографический силовой барьер или размеренно и бесшовно переключаться между сценами действия. Когда не тысячи, но сотни миллионов и миллиарды лет сюжетной линии вы со свистом пролетаете за один абзац в бездне между галактиками, ощущение чуда окончательно угасает под спудом несколько безжизненного в отстраненности своей стиля этой работы. Финал ее и вовсе кажется после перечитывания чем-то из репертуара хоррор-автокинотеатров... на Солярисе Стивена Содерберга.

Я не поставил бы обе версии сюжета на одну ступеньку с «Днями Соломона Гурски» или «Кольцом Вертанди» Макдональда, «Континуумом Нуль-А» Джона Райта или «За стену ночи» Мартина Изитта по мотивам «Ночной земли» Ходжсона, но вот с «В память о прошлом Земли» Лю Цысиня, «Диаспорой» и «Лестницей Шильда» Игана или пенталогией другого «Эсхатона», от того же Джона Райта, они уже вполне способны потягаться. Впрочем, и «Эсхатон» Шеффилда, и «Эсхатон» Райта много бы выиграли, подкрути им кто баланс между наукообразной оснасткой человеческих или постчеловеческих цивилизаций, действительно достойной восхищения, и болезненной любовной одержимостью, которая производит отталкивающе неправдоподобное впечатление: разум, способный пронести неизменным такую силу и фокусировку чувства (это даже не обычная страсть, а нечто принципиально мощнее, и тем парадоксальней скупость сюжетных красок, какими она показана) через эоны, окажется настолько однобоким, что просто не сможет отвлекаться на подвиги стэплдонианского размаха.

А в каком бы обличье ни странствовал бывший композитор по пыльным тропинкам далеких планет, он остается намертво сосредоточен на единственной задаче — воскрешении своей покойной супруги Анастасии Верлих. Вернуть ей жизнь бессильна сколь угодно развитая людская наука, будь то через триста лет после смерти или пятьсот, четырнадцать тысяч или шесть миллиардов. Остается ждать милости от природы, постоянно рискуя угодить в дурдом от приступов футурошока.

Пожалуй, Шеффилду очень не повезло в том, что и повесть, и роман писались в период ошеломляюще бурного рывка астрономии и космологии. Многое он оперативно сумел учесть, переписывая повесть в роман, кое-что кажется следствием этой явственной спешки (к примеру, превращение Урана в миниатюрное Солнце не поможет растопить ледовую оболочку на Европе, луне Юпитера, между ними без малого 15 астрономических единиц!), но финальный удар по заклепкометрии сеттинга произошел уже на следующий год после публикации https://fantlab.ru/work40426, когда было открыто, что Вселенная не просто расширяется, а вдобавок с ускорением.

Согласно теоретическим представлениям, Вселенная имеет открытую природу и, скорее всего, будет расширяться вечно, не исключен даже Большой Разрыв всех атомов и субатомных частиц, но с учетом свежих данных эксперимента DESI-1YR он стал еще менее вероятен.

В частности, судьба Вселенной в далеком будущем зависит от того, стабилен ли протон или, как предсказывается некоторыми теориями, неустойчив относительно распада по каналам инстантонного квантового туннелирования, хиральных аномалий, сфалеронного катализа и пр. В книге предельный возраст Вселенной оценивается в 65 млрд лет; существуют модели, в которых продолжительность жизни Вселенной в ее нынешней итерации достигает по крайней мере 1 гугола или даже 1 гуглоплекса лет. Вообще же развитие событий в заключительных главах книги несколько напоминает британский научно-фантастический комедийный сериал «Красный карлик», весьма популярный в период создания романа, особенно эпизод «Уроборос» из 7-го сезона сериала. Это тем более вероятно, что создавались они, похоже, одновременно, а вот насколько независимо, еще вопрос (фамилия Хлои Аннет, исполнявшей роль Кристины Кочански, даже созвучна имени Аны).

Считается, что катализатором перехода Шеффилда в научную фантастику послужила смерть от рака его супруги Сары Сандерсон (1977), которая здесь и выведена в образе Аны. Впоследствии Шеффилд, в отличие от Дрейка Мерлина, был женат еще дважды, последним и наиболее коротким браком — на известной американской писательнице Нэнси Кресс. Спустя несколько лет после публикации «Эсхатона» и https://fantlab.ru/work40426 у самого Шеффилда неожиданно обнаружилась раковая опухоль, приведшая его к быстрой кончине. Информации о том, было ли его тело подвергнуто заморозке для последующего оживления в будущем, нет.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/tM5Iu).

Борхес в одной из любимых моих форм — эпиграфа из вымышленной книги — дает, пожалуй, лучшее в литературе и философии XX века описание принципа несоответствия карты и территории. Да, он сделал это позже Кожибского и Кэрролла, от которых произросла куда более объемистая трилогия ван Вогта «Нуль-А» с отличным сиквелом работы Джона Райта, зато вдохновил Жана Бодрийяра. У последнего концепция гиперреальности, имеющая фундаментальное значение для изучения веб-культуры нынешнего Века Информации и прежде всего социальных сетей, возникла под впечатлением не только от “общества спектакля” Ги Дебора или “фуколдианской генеалогии” (ей он объявил антиномичным свой порядок симуляций), а и после знакомства с микрорассказом Борхеса.

Ну а лучшая «книга песка» о картах и территориях — это, конечно, книжка с картинками, «Фрактальная геометрия природы» Бенуа Мандельброта, выросшая из наивного вроде бы вопроса Мандельброта в заголовке статьи 1967 года: какова длина побережья Великобритании? В ту пору Британская империя как раз ужалась настолько, что смогла поместиться на карте, детализированное построение которой было доступно древним компьютерам.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/JX22T).

Когда появилась эта необычная для Кэмпбелла повесть, его писательская карьера уже поворачивала к скоропостижному жестокому концу, и, вероятно, поэтому молодой классик позволил себе смелый эксперимент. Напомню, что после «Кто там?» Кэмпбелл был удостоен постоянной редакторской должности, но компания «Street & Smith» сперва запретила ему печататься под собственным именем, а потом и вовсе перестала благословлять какие бы то ни было литературные упражнения в журналах под своей эгидой. К таким принадлежало и недолговечное издание с малоинформативным названием «Unknown», специализировавшееся на пальп-фэнтези.

Первую версию повести Кэмпбеллу предложил Артур Бёркс, с которым уже довелось мимолетно посотрудничать во время работы над романом-капустником https://fantlab.ru/work599473. Кэмпбелл рукопись Бёркса отверг, но не вернул сразу, а почему-то решил поработать над ней сам, хотя экскурсий в жанр фэнтези до той поры практически не устраивал. К тому моменту была, однако, уже написана, но не опубликована, повесть https://fantlab.ru/work199820, у которой с «The Elder Gods» немало общего, начиная с имен некоторых божеств. Ее, похоже, Кэмпбелл и использовал в качестве фермента, помогающего брожению их с Бёрксом совместного “кулинарного” экспромта.

Вышло не сказать чтобы невкусно, хотя квест морехода Дарона, выброшенного на берег острова Атор в Азунском архипелаге, прихотливостью траектории не потешит: даже в храмовую тюрьму к адептам культа Невидимых Богов странник устремляется охотно и с абсолютной уверенностью в своих силах.

Этому способствует не только покровительство богов Старших, которым позарез нужен добрый молодец для противостояния с более удачливыми, недавно возвысившимися конкурентами, а и такие милые детали, как беспрепятственный пронос в темницу на себе лезвия кинжала без рукоятки.

Логично будет вам спросить, почему Старшие Боги сами не вступят в битву с Невидимыми, подчинив своей воле для этой цели достаточно смертных? А это им запрещает некий Первый Закон, восходящий, очевидно, еще к тем временам, когда люди были сами подобны богам и пересекали Землю за считанные часы на летающих кораблях с огненными хвостами.

Под влиянием вышесказанного, а также при взгляде на год публикации, зарождается настойчивое подозрение, что Первый Закон этот имеет какое-то касательство к робототехнике Азимова, над которым Кэмпбелл взял в те годы шефство. И действительно,

Занятно, что антагонисты, группировка Невидимых, вытесняют Старших Богов тем же методом, каким спустя пару лет воспользуются азимовские академисты в борьбе с Галактической Империей — математически рассчитанными пророчествами.

Правда, Дарон, первый за пятьсот лет путешественник извне на островах архипелага,

Три балла от максимальной оценки я сниму за

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/UXIvZ).

До того, как начать карьеру фантаста, Филип Дик на рубеже 1940-х и 1950-х сочинил несколько реалистических романов, которые чем-то напоминают прозу битников, Сэлинджера или Керуака. Они отличаются крайним занудством — разве что любопытно местами поглядеть, как преломляется в них его тогдашний опыт работника магазина с грампластинками. Оптимистичнее ситуация с рассказами и микрорассказами раннего периода творчества, которые на русском не выходили: среди этих произведений 1942–1944 гг. встречаются маленькие жемчужины самых разных жанров, от сказки до философской фантастики. Пожалуй, лучшая из этих виньеток, созданных для конкурса клуба начинающих писателей, — «The Slave Race» 1944 года.

В 2020-м ее даже переиздали лимитированным изданием в формате подарочного буклета; вызвана такая труднообъяснимая щедрость, вероятно, суетой того сезона вокруг карантиновирусных BLM-протестов. Рассказ написан несколько старомодным уже на ту пору, нарочито нормированным, церемонно-“летописным” английским языком, вызывая живые ассоциации с «Обликом грядущего» и «Последними и первыми людьми», которыми Дик, скорее всего, и вдохновлялся. Помимо, конечно, наблюдений за нацистской Германией, чье поражение во Второй мировой тогда еще далеко не было предопределено.

Упоминание о закованных в экуменополисную броню планетах покажется отсылкой к Трантору Азимова, но, похоже, обманчиво, и в таком случае Дик разработал концепцию независимо: рассказ опубликован в мае 1944 года, то есть раньше, чем первые повести журнального варианта «Академии и Империи», где Азимов впервые детально показывает читателю столицу Галактической Империи сперва на траектории упадка, затем в руинах, «Психоисторики» же, специально посвященные Трантору времен Селдона, добавлены только к изданию «Академии» в твердой обложке 1951 года. Дик, однако, мог быть знаком с рассказом Дэвида Спикера https://fantlab.ru/work1642495, где идея такого планетогорода намечена еще в 1930-м.

Кстати, из текста ниоткуда не следует, что Человека заместили именно роботы, а не какие-нибудь творения биотехнологии вроде инхороев Бэккера. Хотя, разумеется, классические работы Дика, обессмертившие его имя, заставляют почти автоматически подставлять в “уравнение” сюжета андроидов.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/K3Q2i).

Брюс Стерлинг в восторженной рецензии на «Дзен-пушку» дал идеальную характеристику примыкающей к роману «Рецессивной гипотезы»: «изобрести целую самодостаточную альтернативную физику и космологию для небольшого романа в мягкой обложке за $2.50 — один из тех благородных актов альтруизма, какими жива фантастика».

В первую очередь, конечно, «Дзен-пушка» — очень злая пародия на последние стадии распада британской колониальной империи и разборки Thatcher the Hatchet с шахтерами и ольстерскими сепаратистами, но «Рецессивной гипотезе» обязан роман немалой долей своего ослепительного очарования. С тех пор гипотеза стала еще альтернативнее, но оттого не потеряла великолепия. Бэйли писал раньше, чем было открыто ускорение расширения Вселенной, и сохранил для своего мироздания предположение о том, что, удаляясь друг от друга, частицы и расходящиеся галактики никуда в особенности не движутся. Это спорное утверждение — в этом движении, по-видимому, имеются неслучайные составляющие неясной природы; скажем, сверхскопление Девы и Местная группа галактик движутся в направлении так называемого Великого аттрактора, который выступает (кажущимся?) центром гравитационного притяжения всея Ланиакеи. Периодически возобновляются споры о том, является ли Вселенная на космологических масштабах однородной или фрактальной. Последняя точка зрения, сторонником которой был, к примеру, Бенуа Мандельброт, привлекательна тем, что естественно объясняет классический парадокс Ольберса, кроме того, некоторые признаки анизотропии и регулярных структур наблюдаются также в микроволновом реликтовом излучении — эту гипотезу отстаивает, в частности, Роджер Пенроуз вместе с Ваагном Гурдзадяном.

А года три назад команда ученых центра темной космологии (несмотря на название, ничего общего с темным космофэнтези он не имеет) Института Нильса Бора при Копенгагенском университете выдвинула гипотезу, которая и вовсе словно бы у Бэйли списана под копирку: Стеен Хансен с сотр. исходят (https://arxiv.org/abs/2102.07792) из предположения, что эффекты ускоренного расширения Вселенной, приписываемые в XXI веке темной энергии самых разных сортов, допустимо объяснить экономней, взаимодействием частиц темной материи. Только взаимодействие это не гравитационной природы, а расталкивающее, причем квадратично зависит от дисперсии скоростей частиц темной материи в галактических гало. Однако если расталкивающее взаимодействие действительно ответственно за эволюцию мироздания, то внутренняя устойчивость звездных кластеров и галактик, а также скоплений и сверхскоплений последних, ему как будто бы противоречит: пятое взаимодействие должно бы разнести их на ошметки. Авторы надеются построить некий механизм экранирования, который бы позволял пренебречь расталкиванием в масштабах мельче межгалактических.

Бэйли решил проблему изящнее, использовав идеальную версию космологического принципа, при котором распределение галактик должно оставаться примерно неизменным в любую эпоху. Первозданное отталкивание, по «Рецессивной гипотезе», это взаимодействие, предшествующее возникновению как времени, так и пространственных расстояний (!). Первоначально во вселенной «Дзен-пушки» не существовало пространственного измерения, или, говоря иначе, каждая вновь возникающая частица поставляла новое измерение. Эта конфигурация складывалась в симплекс невероятной сложности, состоящий из бесконечного числа равноудаленных друг от друга и удаляющихся друг от друга с одинаковой скоростью частиц, хотя в данном случае об их отталкивании можно говорить лишь условно, поскольку не существовало ни времени, ни расстояния, пригодных для измерения скорости отталкивания. Симплекс, первозданная конфигурация, по неизвестным причинам частично коллапсировал до трехмерной структуры, и эти уплощенные грани породили нашу вселенную. Слагающие нашу вселенную силы природы, по Бэйли, возникли в результате этого коллапса материи до трехмерной структуры. Частицам, втиснутым в три измерения, приходится затенять друг друга, нарушать расталкивающее взаимодействие.

Для вещественного объекта, помещенного в трехмерное пространство мира «Дзен-пушки», сфера Хаббла представляется непрозрачной оболочкой из частиц, удаляющихся от него на одинаковой стандартной скорости, скорости света. Но для любого другого тела в пределах сферы Хаббла, частично затеняющего собой фундаментальную оболочку, наблюдается некоторый дефицит линий отталкивания в этом направлении. Асимметрическое распределение линий отталкивания создает напряжение, приводящее к модификации кажущейся скорости удаления объектов. Теперь они удаляются друг от друга словно бы на меньшей скорости, но в действительности, конечно, искажается пространство между ними.

Если объекты достаточно близки — как, например, галактики Местной группы, — расталкивающее давление хаббловской оболочки в этой вселенной препятствует их расхождению и, наоборот, приводит к сближению.

«Трудность в построении картины объединения сил природы всегда проистекала из трудности понять, как их все может переносить одна среда. Рецессивная гипотеза предлагает иерархию переплетающихся пространств, сконструированных каждое из своего набора линий отталкивания», замечает Бэйли.

А на очень больших масштабах во вселенной «Дзен-пушки» сама связь между временем и расстоянием может нарушаться. Далекие галактики будут улетать от нас, но никуда при этом не отдаляться. Концепция Хансена с сотр. тоже не предусматривает неограниченного ускоренного расширения Вселенной: темпы расширения достигают плато, поскольку прекращается само образование новых космологических структур.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/tanKN).

Рассказ наглядно демонстрирует, почему романы-капустники, романы-рулетки и прочие межавторские проекты-коллаборации — ущербное направление фантастики и фэнтези: Хаггард на протяжении примерно 8/10 текста мастерски, филигранно выписывает диковинную, то ли биологическую, то ли биомеханическую, экосистему в недрах Луны, исходя из популярной, но ныне утратившей привлекательность, гипотезы центробежного отделения магматического сгустка будущей Луны от Земли под влиянием приливных сил Солнца. Она была исторически сформулирована первой, а в настоящее время считается опровергнутой, поскольку требуемая для такого скорость вращения чрезмерно высока, а летучих элементов в лунном веществе недостаточно, к тому же, как почти общепризнано, на расплавленной Земле без гидросферы никакая, даже крайне примитивная, жизнь не могла существовать. А на самом дне шахты под кратером Коперник обнаруживается иномерный полусферический объект, где вовсю кипит совсем уж непостижимая активность — летают во все стороны дисковидные двумерные тени, движутся угловатые формы, подобные внутренним органам огромного зверя, носятся стражи с амёбийными псевдоподиями, отражая любое случайное или намеренное вторжение из трёхмерного мироздания.

Почти до конца эта вылазка Дос-Тева и его бывшего начальника шпионов, а ныне просто телохранителя, Балло в недра Луны  —  отчаянная попытка постичь суть Искажения Пространства  — оставляет впечатление ничуть не слабее лунной миссии Ийона Тихого из «Мира на Земле», кельвинистских интерцессий «Соляриса», подъемов на Паутину из «Дракон не спит никогда» и прочих оздоровительных для раздувшейся гоминидной самооценки мартовских чаепитий в тени черного монолита. Попутно Хаггард предлагает одно из первых в НФ и космоопере, причём до сих пор весьма правдоподобное, описание “плаща-невидимки” на основе того, что сейчас назвали бы электроактивными метаматериалами.

А потом... пора интегрировать рассказ в общий фреймворк романа-капустника, и Хаггард с мучительным скрипом разворачивает свое опередившее эпоху творение

Хуже всего, что один Темный Властелин, Ай-Артц с Альфы Центавра, в романе к этому моменту уже имелся, и неясно, зачем вообще потребовалось подстраховывать его...

Не знаю, читал ли эту работу Желязны, но Джек-из-Тени явно мог бы посочувствовать проблемам Планетарного Принца Хаггарда и лемнийского принца Дос-Тева: он ведь тоже добирался до Великой Машины в сердце своего мира — с огромными пружинами, как в часах, шестеренками, барабанами и противовесами, — преодолевая скепсис жителей Дневной Стороны, которые считали ядро планеты расплавленным и недоступным для посещений. В центре Луны, между прочим, жарковато, пускай и кажется она с Земли стылой и безнадежно мертвой.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/BkxLr).

Как и положено добропорядочному Темному Властелину, в этом рассказе романа-капустника «Cosmos» Кризза из Лксифы, пришелец из параллельной вселенной, читает приговоренным к медленной смерти Дос-Теву и его товарищам лекцию о мотивах своих действий, да вдобавок просвещает их насчет того, что за методы межпространственного перемещения позволили ему достичь статуса Искажения Пространства (оно с неизменным злобным маниакальным хохотом вмешивается в планы героев еще с шестой главы, написанной Кэмпбеллом). Лекция получается достаточно подробной, чтобы друзья, выброшенные в мир, чья живность заставила бы обгадиться от ужаса зверей «Неукротимой планеты» Гаррисона, демонов Mortal Kombat или бестий цикла Мэтью Стовера о Кейне,

Но Кризза из Лксифы, сиречь Искажение Пространства, интересен не своими весьма банальными мотивами, которые даже со скидкой на год написания не выходят за пределы краткого справочника для начинающих Темных Властелинов (полудурок Танос, сражающийся, точно с ветряными мельницами, с экспоненциальным законом роста популяции, и тот у Marvel многограннее получился). В его уста Биндерами вложено наукообразное обоснование происходящего, и вот оно-то отменно выдержало проверку временем, так что балл рассказу можно ощутимо повысить за то, как опередил он современную авторам астрофизику. Искажение Пространства любезно объясняет героям:

Описанная картина, немедленно напомнившая «Диаспору» Игана (там наша Вселенная и ее пространство-время представляют собой стандартное расслоение макросферной физики), обладает интересным сходством с современной концепцией космологии бран в теории струн, где доступная непосредственному наблюдению трёхмерная Вселенная описывается как ограниченный участок многомерного объекта — браны, погружённого в пространство более высокой размерности, или гиперпространство (последний термин употребляется, в общем, почти так же, как принято это делать в НФ и космоопере). Брана определенной размерности при перемещении заметает объем на единицу более высокой размерности, так называемый мировой объем. Для двумерной браны, или мембраны, откуда и есть пошел термин, он будет объемом из нашей знакомой трехмерной реальности.

Вещественные объекты, состоящие на квантовом уровне из открытых струн, прикованы к своей бране и «с отрывом от реальности» перемещаться в обычных условиях не могут.

Однако гравитация понимается как локализованная на (1+3)-бране при низких энергиях и «протекающая» в компактифицированные измерения высшего порядка при более высоких (так называемая (1+3+N)-браномировая гравитация): гравитационные эффекты распространяются сквозь гиперпространство благодаря тому, что гравитоны выступают колебательными состояниями замкнутых струн, и заэкранироваться от гравитации, хотя она и самая слабая из фундаментальных взаимодействий, невозможно; на бране она не локализуется.

По-видимому, тут находим самое первое в истории НФ построение модели, в целом и поныне вполне правдоподобной с точки зрения теории струн и космологии браномира. Уместно заметить, что, скажем, в голографическом деситтеровом браномире между мультивселенными возможно наладить связь (Phys. Rev. D 110, 026028), а этого-то нашему Искажению Пространства только и надо было.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/bV1ov).

Как справедливо указывает принцесса Ирулан в «Дюне», начало — время самой тщательной заботы о том, чтобы соблюсти хрупкое, но верное равновесие. Вполне возможно, что частая в англосферных источниках и не всегда заслуженная критика романа-капустника «Cosmos» вызвана во многом этим открывающим рассказом, где Ральф Милн Фарли очень сурово обошелся с теорией относительности и преобразованиями Лоренца, еще не вполне утратившими тогда (в начале 1930-х) статус новинок. По профессии Фарли был никак не ученый, а многолетний сенатор штата Массачусетс от Демпартии (под настоящим именем Роджера Шермана Хоара), и на те годы, как и сейчас, это достаточное основание задать автору хорошую трепку за его замашки.

С другой стороны, о существовании писателей-фантастов среди нынешних сенаторов от Демпартии мне вовсе ничего не известно. К тому же тут, в отличие от «Задачи трех тел», система Альфы Центавра хотя бы устойчива, причем, похоже, Фарли при работе над рассказом не подозревал о существовании Проксимы Центавра. Но, правда, и поныне в её составе принято выделять два солнцеподобных компонента, считая их за двойную звезду Альфа Центавра AB, а ближайшую к Солнцу в настоящее время, Проксиму Центавра, учитывать несколько особняком.

И если трисолярианцы Лю Цысиня, невзирая на грандиозные технологические успехи, к сверхсветовым полетам не пришли — оттого и затеяли всю сомнительную, чтоб не сказать маразматическую, операцию с торможением НТП на Земле и переселением туда, — то завоеватели с Лемниды без труда преодолевают световой барьер... на одном ракетном топливе.

Впрочем, плохо не это — мало ли в ранней НФ и космооперах анамезонов. Фарли честно пробует визуализировать перемены окрестной действительности при разгоне до релятивистских скоростей, предвосхищая (?) этим классические кадры из «Звездных войн». Дотошность проработки релятивистских эффектов всяко не на уровне «Планковского прыжка» или «Интерстеллара», но для фэнзина эпохи Великой Депрессии/Нового курса в США и возвышения Гитлера в Европе вполне достойно. Ровно в том же 1933 году Цвикки предположил существование темной материи, а мы 90 лет спустя все еще теряемся в догадках, с чем ее готовят.

Но чем мотивируется потребность такие эффекты описывать? Не проще ли отправить сообщение в соседнюю систему — Солнечную — по лучу? Нет, решительно возражает автор, никак не проще! Ракетная армада захватчиков его опередит.

Излишне оговаривать (но составитель «Cosmos» это на всякий случай заботливо сделал), что все лемнидские меры времени, длины, скорости и ускорения переведены в земные единицы. Продолжительность суток на Лемниде, её размеры и радиус орбиты оказались практически неотличимыми от наших.

Великий ученый Меа-Квин внушает безусловное уважение явленной здесь способностью вычислять в уме гиперболические синусы собственного времени. К сожалению, делает он это неверно: с точки зрения земного наблюдателя армада Ай-Артца, летящая по такой схеме разгона-торможения, прибудет в Солнечную систему не через четыре года и двадцать девять дней, как утверждает Меа-Квин, а через 5.9 года. Пиковая достигнутая скорость составит около 0.95с.

Тут надо вспомнить, что до первых космоопер галактического масштаба, получивших статус мгновенной и вечной классики, а потом даже удостоенных публикации в твердой обложке, — «Мира Нуль-А» ван Вогта и «Академии» Азимова, — оставалось меньше полутора десятков лет. Поэтому скидку на время создания делать все же некорректно, а лучше честно признать, что если не сам «Сosmos», то уж точно — открывающую его работу Фарли легко спутаешь со свежей продукцией сценаристов киновселенной Marvel и прочих слуг Дарта Мауса.

А вот летающая тарелка из 1933-го заставляет снова почесать в макушке на предмет потенциальных порождений их коллективным бессознательным, хотя я не сторонник такого объяснения.

По счастью, уже начиная со второго рассказа, вкусовые качества романа-капустника стремительно улучшились и на такой уровень не провалились более. А в нашу эпоху, когда новая космоопера слишком усердно забирает в исследование проблем аббревиатурных меньшинств, хорошего неопальпа же вовсе днем с фонарем искать нужно, рассказы «Cosmos» вроде «Убийцы с Марса» (https://fantlab.ru/work663764), «Добровольцев с Венеры» (https://fantlab.ru/work309279) или «Угрозы Автоматики» (https://fantlab.ru/work677223) заставляют порой мурлыкнуть от наслаждения.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/m7M0D).

По сравнению с первым рассказом цикла (https://fantlab.ru/work1669266), который Гелула ради экономии усилий решил интегрировать во вселенную романа-капустника «Cosmos», положение человечества только усугубилось:

Но это ведь Золотой век пальпа, так что есть и хорошие новости: спустя целую тысячу лет далекий потомок Алана Мартина означенные качества развил и таки добился частичного успеха в противостоянии с разумными машинами. Правда, для этого потребовалось очень сильное запоздание с освоением дальней радиоастрономии, а вот когда такие передатчики и приемники все же были построены (разумеется, в домашних лабораториях гения и его верной подруги, никаких радиотелескопов), так сразу же прибыло послание из космоса, предупреждающее об угрозе вторжения инопланетных захватчиков. Если учесть, что захватчики выдвинулись к Солнечной системе от Альфы Центавра, уместно заподозрить, что такое торможение развития УКВ-радиосвязи на Земле у Гелулы вызвано было трудностями численного решения задачи трех тел, но это не точно.

Сам же Гелула предлагает объяснение, родственное тому, какое недавно в усовершенствованном варианте использовал для своей «аргонавтики» Джеймс Ганн (https://fantlab.ru/work800212 ):

Сюжет подчинения и попытки истребления роботами человечества у Гелулы в этих двух рассказах, надо отдать должное, исследован не только на полвека с лишним ранее «Терминатора» Кэмерона, а и за два года до Лоуренса Мэннинга (https://fantlab.ru/work1336030). Впрочем, как и Мэннинг, Гелула уже к середине 1930-х оставил не слишком доходные в пору Великой Депрессии занятия фантастикой и сосредоточился на научной работе, а также подработках в газете и на радио. После Второй мировой войны от фэндома он окончательно отошел и утратил даже тот умеренно культовый статус, которым (не исключено, по милости Азимова, включившего «Человека, который проснулся» в свою влиятельную антологию) поныне в кругах ценителей НФ и пальпа пользуется Мэннинг.

Нелишне отметить также проницательность, с какой Гелула живописует губительное воздействие социального обеспечения на космонавтику.

Действительно, исторический пик бюджета НАСА в % от общефедерального был достигнут в 1966-м, когда агентству выделялось 4.4%. Через три года человек ступил на Луну, но внимательные исследователи расходов федерального бюджета могли с сожалением предсказать, что он там не задержится: в 1969-м на НАСА расходовали уже только 2.3%, а на протяжении нынешних 2020-х — менее 0.4%, с тенденцией к уменьшению, вынуждающей хоронить даже сравнительно дешевые проекты исследования Луны и планет робозондами. Для сравнения, на разнообразную социалку, включая такие экзотические статьи, как операции по перемене пола, тратился в прошлом фискальном году 21% федерального бюджета, и уже более полувека эти статьи бюджета непрерывно разбухают.

Самое интересное даже не это: несколько лет назад опрос общественного мнения в США показал, что участники исследования на полном серьезе полагают, будто НАСА получает из федерального бюджета аж 6.4% средств, и, так уж и быть, неохотно согласны поднять эти ассигнования примерно до 7.5%.

А меры экономического принуждения, позволившие роботам подавить первые по-настоящему массовые протесты, у Гелулы отнесены… в приближающийся 2025 год. Кто сказал “фальстарт шестого технологического уклада” и “пузырь ИИ-альткойнов”?

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/m7M0D).

В этом рассказе почти забытого в наши дни автора Золотого века живописуются попытки молодого гениального ученого Мартина поднять человечество на восстание против роботов. Мартин потерпел неудачу и был заключен на двадцать лет в психиатрическую лечебницу, а его невеста тем временем возвысилась при роботах до казначея министерства финансов США. Учитывая дату написания, такая карьера выглядела чрезвычайно смелым сюжетным ходом, но, как ни удивительно, предсказание Гелулы оправдалось в точности: через два десятка лет именно этот пост в госаппарате впервые заняла женщина, и, более того, с тех пор только женщинам его и поручают.

За вычетом этой детали, сюжет «Автоматики» рождает живейшие ассоциации с линией узницы психушки Сары Коннор в «Терминаторе-2», и, хотя путешествия во времени у Гелулы не практикуются, сюжет подчинения и попытки истребления роботами человечества у него исследован не только на полвека с лишним ранее Кэмерона, а и за два года до Лоуренса Мэннинга (https://fantlab.ru/work1336030). У Гелулы выкупили было права на экранизацию и даже планировали снять в главной роли Бориса Карлоффа, но тут за дело взялись голливудские счетоводы и выяснили, что, по предварительным прикидкам, киноверсия «Автоматики» потребует не менее полутора миллионов долларов, огромной на то время суммы. Дело не выгорело.

С использованием заметок для Medium (https://shorturl.at/SivFh + https://shorturl.at/zvDs7).

Подобно «Водородной сонате» у Бэнкса, эта книга у Флинна вышла одной из последних в карьере (не опубликованными на разных степенях готовности к прошлому октябрю оставались три работы). И «In the Belly of the Whale», как «Водородная соната», не могла бы увидеть свет в более подходящее время: прощальный поклон Бэнкса — в преддверии референдумов о Сублимации, сиречь о независимости Шотландии и Brexit, прощальные размышления Флинна над астероидной революцией — накануне осенних выборов в США, когда степень общественной поляризации пребывает на исторических максимумах, а перспектива гражданской войны обсуждается не только зрителями кинолент вроде одноименной агитки Демпартии от Алекса Гарланда.

«In the Belly of the Whale» занимает интерквельную позицию в сеттинге мира Огненной звезды, сшивая воедино первую и вторую тетралогии, разделенные многими тысячами лет («The Wreck of the River of Stars», тоже промежуточная между ними, стоит особняком и такого значения не имеет). Спиральный Рукав уже впору засучить, хотя корабль поколений “Кит”, сооруженный на базе пригнанного к Земле астероида

А еще ведь даже Содружество Солнц не учреждено

Ко времени действия «On the Razor's Edge» из памяти людской практически стерлись и Президенте-Император Мивель II, обширные ноздри статуи которого на горе Рашмор, по легендам, были битком набиты сокровищами, и его астероидная флотилия, и даже само название его империи.

“Кита” запускали Планировщики Авдоритадешских Имприалей, и довольно естественно, что ничего отличного от знакомой аристократии они для бортового социума придумать не смогли. Да, в их распоряжении был чудесный хайтек, о котором и не мечтается Скитальцу Теодорку сунне Нагараджану (https://fantlab.ru/work539605) на его безымянном мире после долгого Падения с Небес: двигатели Фарнсуорта, струнные приводы и генераторы поля Хиггса, позволяющие корректировать курс астероида созданием виртуальной массы, словно морковку перед носом бредущего по склону ослика подвешивать. Куда как эффективнее все эти устройства, нежели медлительные солнечные паруса,

Случайная выборка звёзд не приносит зачастую ничего, даже смерти, ибо, чтобы умереть, необходимо сперва пожить… Порою странствующие дети Солнца держали головы свои высоко и гордо, временами — брели в кандалах. Иногда потому, что приходилось всем жертвовать, или же потому, что терять было нечего.

Мы знаем из «Спирального Рукава», что

Мы помним, что Дао Хетти — столичная планета Конфедерации Центральных Миров, и человечеству очень повезло, что родина его располагалась в Треугольниках, там, где бесценные звёзды солнечного типа прилегают друг к другу плотно, точно щека и скула, и в скоплении этом едва дюжина световых лет или около того отделяют одно светило от другого. Может, стоило дождаться развития более совершенной технологии, а не посылать ковчеги и рои терраформирующих автоматов сразу повсюду окрест, по медленным ньютоновским плоскостям — к Проксиме Центавра, Эпсилону Индейца, 61 Лебедя, Тау Кита?

Нет, не стоило, ибо в ту эру, как и в эпоху коалесценции Соединенных Штатов, в любую из эпох пересборки Китая, Индии или России, люди спешили мечтать и воплощали свои мечты, как только для этого выпадала хоть малейшая возможность.

Среди разрастающейся анархии команды и жестокой олигархии офицерского состава любые предпочтения и симпатии с неизбежностью поверяешь личным вкусом. Однако «Кит» должен быть сохранен любой ценой  —  тем, кто чтят Трехглавого Орла, помнится, как с протеста против избыточного налогообложения началось восстание в Древней Муркании и как позеленели бы от зависти старые королевские администраторы, поглядев, что за сборы устанавливает новая власть.

“Кит” несется во тьму с головокружительной быстротой — и в то же время прискорбно медленно, так медленно, что даже ньютоновские аппроксимации еще применимы, и нет нужды в точном вычислении рун Кристоффеля и тензоров Риччи.

Но вот

Человек не строит на геологические эпохи, как строили Визитеры, и новый мир возводят те, кому ведом был только старый. Впрочем, если на строительство согнаны те, чьи самые дальние предки были овцами, то социальная эволюция, преобразуя сегодняшние решения в завтрашние трудности, подберет хоть кому-нибудь из них Тайное Имя тотемного зверя попрестижнее.

По мере того, как Земля остывала и её население уменьшалось, на Дао Хетти, вероятно, стали задаваться вопросом, с какой это стати Земле по-прежнему положено пять голосов в Ассамблее Содружества Солнц, а её колониям, теперь куда гуще заселённым, только три. Но это уже другая история.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/7v5ov).

В более давнем отзыве на эту работу я отметил, что Стамбул, Царь Всех Городов, на момент действия книги превратился фактически в неформальную столицу ЕС, перетащив на себя, как и подобает с таким прозванием, львиную долю полномочий от хиреющего Брюсселя. После написания «Дома дервиша» и этого отзыва минуло почти полтора десятка лет, темпы прогресса нанотеха куда скромнее заданных Макдональдом, но даже они всяко выше темпов евроинтеграции Турции, которая считается кандидатом на вступление в Евросоюз с конца прошлого тысячелетия, когда эта бюрократическая машина Руба Голдберга еще сохраняла лоск и привлекательность. Однако если что и растет в Турции, так это экономика, инфляция, курсы СКВ к лире и военно-политические амбиции великотуранского оттенка, а никак не степень мелификации турецкого режима Евросоюзом — от состояния Медового Гомункула из «Дома дервиша» Турция сейчас заметно дальше, нежели в 1999-м. И это, пожалуй, хорошо; остается надеяться, что примеру Турции, которая сочла для себя слишком тесным евросоюзный притвор и вредным — притворство навязываемых брюссельской бюрократией реформ, последуют две ее соседки.

При Реджепе Тайипе Эрдогане, однако, она не чурается иных, более полезных направлений интеграции, “отстраиваясь” от явственно клонящейся к упадку Западной Евразии. И это порождает в последние пару лет феномены, какими могли бы гордиться даже Макдональд, Гибсон, Стерлинг или иные корифеи киберпанка, славные могучей фантазией ближнего (а в случае Макдональда и сверхдальнего) прицела. Так, на пресс-конференции после Вашингтонского саммита по случаю 75-летия НАТО Эрдоган задекларировал стремление Турции вступить в Шанхайскую организацию сотрудничества — если даже оно не реализуется, то очевидно, что во всем Альянсе только Турция способна себе позволить восхождение на подобные восьмитысячники военно-дипломатического троллинга. Думается, по классификатору Фантлаба столь многовекторное построение внешней политики Турцией достойно уже не просто “постмодернизма”, а и “сюрреализма/психоделики”, словно провоцируемые наноботами галлюцинации.

Работа Макдональда стремительно перемещается в область альтернативной истории, а не просто «тройного прыжка с заступом одной ногой в будущее», однако, сравнивая изображенную в ней Турцию-2027 с нашим вариантом бытия и проводя аналогичную «проверку реальности» для прочих ландшафтов, с которых Макдональд писал свои полотна в субжанре этнографического киберпанка, приятно констатировать, что расхождения не так велики, чтобы томить душу ностальгией по jamais vu («Бразилия», для сравнения, оставляет чувство тоски, ощутимое почти на физиологическом уровне, и, разумеется, не только из-за трудностей с перелетами в Южную Америку из России на рейсах Turkish Airlines, хотя понятно, что именно для «Бразилии» это естественней всего, если учесть, чтó на самом деле представляет собой арена событий).

Не случайно, что «Дом дервиша» же из всех «этнографических» книг Макдональда самая лукавая, озорная, авантюрная, светлая и оптимистичная — тут солнечной энергии хватит на все бьющиеся людские сердца и на все непредвиденные случайности с мегалитическими газопроводами Северных, Южных, Турецких, Голубых и Розовых Потоков. К большому сожалению, позднее Макдональд на этот уровень уже не вернулся; в интервью 2014 года он с напускной уверенностью бросил: «Мне не хотелось больше писать книги об очередной развивающейся экономике года, я мог ощутить себя их пленником». Ой, зря. Очень зря. Пожалуй, никому больше в НФ и киберпанке после Гибсона не удавалось высечь под себя целую узнаваемую личную эконишу с хайтек-сенсорами духа времени, безошибочно анализирующими его течения и неустойчивости на стыках поколений и тектонических плит геополитики, а Макдональд смог. Просто сам не вполне оценил значение сотворенного.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/WXYQd).

Вам наверняка известно, что последней соломинкой, сломавшей натруженную спину премии JCMA, стало истеричное выступление Джанет Нг на дублинском Ворлдконе в 2019-м. Нг, помимо этой деструктивной (и премированной) выходки, ничем интересным в истории жанра пока не отмечена, но совершенно ясно, что с творческим наследием Кэмпбелла она знакомилась не слишком внимательно (если дала себе такой труд вообще), поскольку встречаются у классика, хоть и нечасто, работы с подлинно сильными женскими персонажами, без раздумий противоборствующими фатуму и в то же время крайне далекими от мамзелей в беде.

Наверное, лучшая из них — «The Escape», которая опубликована без малого 90 лет назад, но почти не устарела технически, а в определенных аспектах уверенно опережает наш вариант реальности: прокат самолетов на аккумуляторах и скоростные линии метро между Элизабет (в штате Нью-Джерси) и Нью-Йорком к нам покамест не завезли. Учитывая же стремительно выросшие за последний месяц котировки Дональда Трампа на победу в матче-реванше, интересен «The Escape» и в аспекте социокультурном, поелику изображено там североамериканское общество, которое сделало бы честь создателям «Дивного нового мира», «1984» да «Гаттаки», а также худшим кошмарам радфемок или других оголтелых поклонников Демпартии после процесса Доббса против джексонианок (не путать с политическим джексонианством, продолжателем традиций которого выступает Трамп).

Красотке Айэс Марлан двадцать лет, двенадцать месяцев и двадцать семь дней. Подходит к концу последний, тринадцатый месяц двадцать первого года её жизни, по каковому признаку можно заключить — не то скорость вращения Земли в этом сеттинге уменьшилась, не то календарь решили модифицировать под насущные политтехнологические нужды.

В двадцать один Комиссия по Контролю за Народонаселением автоматически вызовет её «определиться» с предпочтительным типом мужа. Больше всего Айэс раздражает, что вызов этот чисто условный: партнер уже выбран, а техники Комиссии просто сделают так, чтобы их решение пришлось ей по нраву. Нет ли шанса сбежать от чудовищной системы психокондиционирования? Технически это очень затруднительно: даже влюбленного в Айэс скульптора Пола Трере, который не меньше девушки возмущен евгеническим диктатом государства, ставит в тупик предложение Айэс податься в бега.

Айэс талантливый инженер, но не организатор, а скорее социофобка, у нее нет времени “пасти котов”, и девушка, терзаемая презрением к недвусмысленно назначенному в ее женихи коллеге отца Брюсу Рэндаллу, упускает из виду потаённые таланты молодого человека.

А тот, добровольно идя на сотрудничество с полицией, не преминет преподать сбежавшей невесте урок: разрабатывая мощное инновационное оружие, всегда следует 1) озаботиться и поисками защиты от него, причем 2) так, чтобы не позволить оппоненту заполучить все сразу как трофеи. Этот двухчастный принцип у Кэмпбелла, кстати, всплывает регулярно: он активно задействуется героями его мегаломанских космоопер в военной стратегии.

Стоит похвалить “времяустойчивое” описание технологий этого варианта реальности: Кэмпбелл редко удерживался от соблазна детализации технологических решений, и порою («The Irrelevant», «Marooned») естественное устаревание элементной базы выставляет классика в откровенно сомнительном свете. Не так здесь: и видеотелефонная связь, и методики “промывки мозгов”, и “черные вертолеты” местных купидонов без потери качества могут быть перенесены в любой современный параноидальный технотриллер вроде «Черного зеркала».

Финал рассказа способен навлечь на Кэмпбелла обвинения очередной воительницы за социальную справедливость и мелкотемье, если такие до «The Escape» когда-нибудь доберутся. Но это будет глупо. Симпатии Кэмпбелла к евгенике, граничившие с расизмом, общеизвестны, в его космооперах они обыкновенно приводили к размашистым сценам безжалостного ксеноцида. Однако в «The Escape» предложен поистине шедевральный эпилог, порождающий диковинно равновесную смесь чувств — клаустрофобический ужас перед смыкающимися впереди и позади железными стенами нет-нет, а размывается задумчивостью о преимуществах кейнсианского регулирования на войне и в любви. При желании можете здесь болеть и за евгеников, и за их жертв — у обеих сторон своя интерпретация реальности, ничем не лучше и не хуже, чем у противника.

Как ни крути, а от бесконтрольного развития обоих этих процессов — войны и любви — множатся в основном мартирологи и списки лиц, которым запрещен выезд за границу.

С использованием заметки для Medium (https://shorturl.at/gQOBe).

Cколь многое изменится от небольшого сдвига фундаментальных постоянных, помимо пятой графы третьей таблицы во второй главе чьей-нибудь безгранично занудной диссертации? Очень многое, если не всё. Антропный принцип так и работает.

При некотором усилии воображения, натренированного «Самой могучей машиной» и «Островами в космосе», в «Atomic Power» можно увидеть старейшего общего предка полудюжины выдающихся (пост)апокалипсисов НФ, не исключая приводимой по любому поводу в пример рунетовскими поклонниками «Задачи трех тел», а также мимолетно вплетаемых на потребу сюжета линий глобальных катастроф в космооперах вроде «Дзен-пушки», где разгул фантазии автора порождает концентрат такой питательности, что потом на удобренной им пажити доброй дюжине коллег пастись — не перепастись. Как и в «Дзен-пушке», героям Кэмпбелла удается “починить” Солнечную систему, разбалансированную ослабевшим гравитационным взаимодействием, хотя, честно сказать, с учетом ее принципиальной хаотичности успех такого предприятия в реальности кажется менее надежным.

Апокалиптические картины распада Вселенной у Кэмпбелла напоминают сценарий Большого Разрыва в некоторых экзотических теориях далёкого будущего Вселенной, но там подобная картина требует присутствия особой фантомной энергии (https://arxiv.org/abs/astro-ph/0302506), разновидности тёмной энергии — скалярного поля с отрицательными гравитацией и кинетической энергией, удовлетворяющего уравнению состояния с параметром w < -1. Кстати, хитом этого весенне-летнего сезона в астрофизике и космологии как раз и стали данные эксперимента DESI-1YR (2024): они говорят скорее о предпочтительности 𝑤 > −1 в наше время при возможности реализации условия 𝑤 < −1 в далёком прошлом (https://arxiv.org/abs/2404.03002). Если предположение об ослаблении расширения Вселенной со временем подтвердится, открытие это станет, пожалуй, величайшим для физики в нашем веке. Расширение Вселенной по закону Хаббла-Леметра было открыто за несколько лет до «Atomic Power», им явно и вдохновлён рассказ.

Стиль Кэмпбелла, само собой, не порадует ценителей более современных алхимических марьяжей НФ и высокой жанровой прозы и/или мифопоэтики: он тут примерно так же сух, как и азимовский, но и этого достаточно для завораживающих описаний занесенного антарктическими метелями Нью-Йорка, чьи мосты и небоскребы рушатся от охрупчивания “уставшего” металла. (В «Послезавтра» при схожей погоде разве что флаг заледенел.) Однако открывающая и закрывающая виньетки заставляют повысить оценку балла на два сразу, и не только потому, что этот рассказ вышел на заре Золотого века пальпа, еще до открытия нейтрона и распада урана*: скупыми средствами Кэмпбелл добивается эффекта «космической матрешки», сравнимого с медитацией на гравюру Фламмариона под «Знамения невинности» Уильяма Блэйка.

* Описанный Кэмпбеллом процесс получения атомной энергии сходен скорее с термоядерным синтезом, чем с распадом тяжёлых атомов, который мы в реальности используем при работе атомных реакторов, но вода как термоядерное топливо не может быть использована.