Елки зеленые. Я только сейчас вспомнил, что Лукьяненко уже примеривался к "Понедельнику" Стругацких — в первой антологии "Время учеников". Получилось натужно, банально и стыдновато (Выбегалло хвастается скраденными в будущем электронными часами и игрой Doom, а Привалов не любит мещан и интеллигентиков). Потом-то такой подход стал отличительной особенностью автора, но тогда представлялся странным и огорчительным.

Теперь представится шире.

Режиссер знаменитого мокьюментари "Первые на Луне" и суровой этномелодрамы "Овсянки" Алексей Федорченко http://ekburg.tv/9097/">подтвердил, что готовит экранизацию повести братьев Стругацких "Малыш".

Выбор выглядит логичным: Федорченко последнее время тесно сотрудничает с казанским писателем, сценаристом и певцом финно-угорского макромира Денисом Осокиным — а "Малыш" садится в рамки этого макромира как влитой. Семья Семеновых — вполне себе луговые мари (небесным женам которых посвящен последний фильм Федорченко-Осокина), Попов — мари горный, Комов типичный удмурт, а Глумова, судя по отчеству, однозначная финка. Вандерхузе, судя по германизированной фамилии, саам.

Молельных рощ на планете Ковчег нет, но пресловутые усы, выраставшие на горизонте в известные моменты, являются очевидным образом кереметей, оберегающих человека в опасную минуту.

Сюжет и диалоги укладываются в уральский тренд вообще на раз.

Очень хочу это кино.

Главное — чтобы авторы мой любимый диалог сохранили:

"- А что у вас там за игрушки? — спросил я.

— Игрушки... — рассеянно повторил Вандерхузе. — Игрушки? — переспросил он, не переставая стрекотать машинкой. — Ах, игрушки... — он отложил готовый листок и взял другой.

Я подождал немного и напомнил:

— Так что это за игрушки?

— Что это за игрушки... — со значительностью в голосе повторил Вандерхузе и, задрав голову, поглядел на меня. — Ты так ставишь вопрос? Это, видишь ли... А впрочем, кто его знает, что это за игрушки."

via Андрей Чертков

Не могу удержаться — еще один кусочек из четвертого тома писем Стругацких.

Из беседы Бориса Стругацкого с люденами:

— Но как же? Вы же говорили, что надо бить! "Непременно надо бить суку".

— Да! Это было... Это лозунг тех времен, когда сука могла испортить издательский процесс. Вот так бы я сказал. Сейчас — пишет Топоров, не пишет Топоров — книги издаются, издатели рвут книги из рук. Ну и пусть пишет.

Забавно, кстати, как видоизменилась известная цитата. Правда, к ней автор с самого начала относился с откровенной опаской. Девять лет назад я даже спросил Бориса Натановича в оффлайн-интервью:

— Почему в одном и том же тексте одна и та же инвектива пишется то в цензурированном варианте – с отточиями, то в нетронутом виде. Конкретно: сначала «Б... надо п...чить», а потом вдруг и бля, и полный вариант, – причем неоднократно. Это как-то объясняется или недогляд редактора, например?

Он ответил:

— Откровенно говоря, я уже не помню, почему так получилось. Могу только гарантировать, что редактор тут ни при чем. Наверное, дело в том, что приведенная Вами фраза уж очень непристойна, что касается слова на «Б», то оно, кажется, скоро станет снова вполне цензурным (каким и было триста-четыреста лет назад).

Вторую неделю с наслаждением читаю заведомо раритетный том переписки братьев Стругацких. Как всегда, дико интересно, весьма поучительно, вообще как перчаточка на душу — хотя и весьма грустно. Семидесятые ведь, самый мрачный для братьев период. И тут вдруг:

"Дорогой Аркаша! Для чего же ты зовешь меня мудаком? Только турки да жиды зовут меня мудаком. Не называй меня мудаком, брат." (Ну и ниже, натурально, сноска с цитатой из Гоголя — академическое издание как-никак). А на следующей странице уже Аркадий сообщает: "Французы для "Парня из преисподней просят фото и наши биографии. Биографии я послал в задницу, не их собачье дело, а фото даю. <...> Письмо твое получил, но в том, что ты — мудак, не разубедился. Ладно, об этом при встрече".

Ржу вот сижу чего-то.