Удовольствия, близкие к наслаждению, можно извлекать даже из явлений, совершенно для этого не предназначенных. Например, из сокращенных переводов.

С одной стороны, сама по себе идея урезания оригинала является отменным топливом для котлов, ждущих в аду тех, кто это придумал. С другой — как известно (с), Стивен Кинг относится к числу моих любимых авторов, разлюбимейшей его книгой для меня стала "Мертвая зона", при этом очевидно, что ничего подобного автор больше не написал и не напишет. Но вот теперь я после нескольких задумчивых обнюхиваний все-таки взялся читать разлюбимейшую эту в оригинале — из педагогических в основном соображений. Пока прочитал примерно четверть (да, по складам и со словарем, не ржать). Из которой примерно половина — любимый с юности текст, а другая половина — текст ровно такого же качества и достойный, получается, ровно такой же любви — при этом абюсолютно незнакомый. Потому что перевод, подготовленный тридцать лет назад для "Иностранной литературы" (отличный, кстати) и до сих пор воспроизводимый всеми книжными изданиями, не просто покоцанный — он топором обтесанный процентов на двадцать минимум. Постепенное сумасшествие матери Джонни, отчаяние отца, полувдовство и счастливое замужество Сары, первые шаги маньяка — все с щепками улетело, перекосив изначально стройную, как выяснилось, композицию.

В юности-то мне пофиг было, и вряд ли полная версия произвела бы сильно большее впечатление, чем урезанная. Зато теперь сколько радости балбесу.

Побеждать собственноручно созданные трудности, плодить сущности и Editor`s Cut — вот наше ремесло и девиз боевой. Ура.

Вадим Эрлихман

Добросовестная, но бестолковая попытка посмотреть на феномен и биографию знаменитого писателя из России. Большую часть текста занимает старательный пересказ текстов Кинга, в первую очередь дидактико-биографических мегаэссе On Writing и Danse Macabre, а также интервью и прочих википедий. Эрлихман честно пытается вывернуть каждый абзац на свой лад, но своего у него лишь стыдливая нелюбовь к стране происхождения, что заставляет автора, с одной стороны, то и дело журить Кинга за страшные ужасы – мол, у нас бы ты понял, чего бояться надо, — а с другой, уверенно лажать чуть ли не в каждой фактурной строчке. С легкостью необыкновенной Эрлихман уверенно поминает «трижды экранизированный роман Курта Сьодмака «Мозг Донована» (наш Александр Беляев переписал его под названием «Голова профессора Доуэля»)», а абзацем ниже пытается усилить эффект: «В фантастику дезертировал и Ричард Матесон — один из любимых авторов СК. Герой его романа «Удивительный уменьшающийся человек» (1955) вдруг начал уменьшаться... В Советском Союзе переперли и этот сюжет — Ян Ларри сделал из него любимый многими роман «Необыкновенные приключения Карика и Вали»». Это ведь надо было очень постараться с оскорблением. В обоих случаях наши, естественно, успели лет на двадцать раньше – но тонкость в том еще, что именно в 1942 году, когда вышел «Мозг Донована», Беляев умер от туберкулеза в оккупированном Пушкине, а Ларри в 55-м оставался год до реабилитации после лагеря.

После этого, конечно, неудивительно, что создателя «Дюны» у Эрлихмана зовут Джеймсом, а не Фрэнком Хербертом, что советский журнал «Звезда» оказывается «армейским», что Дрю Берримор начинает восхождение на Олимп с «Воспламеняющей взглядом», а вовсе не с E.T., что Дино Де Лаурентиса автор называет исключительно студией и пишет строго в кавычках, и что режиссер Кроненберг у Эрлихмана внезапно вспоминает «о своих скандинавских корнях». Того же класса и собственные наблюдения Эрлихмана типа: «С конца 60-х ничего нового в жанре киноужасов не изобреталось — режиссеры просто использовали все более навороченные спецэффекты, изображая тех же зомби, вампиров и инопланетян». Или совсем пучеглазое: «Только в России положение безрадостное — мастера ужасов как не было, так и нет. На эту роль пытаются определить то сибиряка Юлия Буркина, то талантливого москвича Максима Чертанова, то совсем уж безвестных литературных поденщиков (не хочется называть имен). Все напрасно. Можно списать это на нашу целомудренность, но более вероятно, что российская жизнь пока слишком полна реальных ужасов, чтобы добавлять к ней еще и вымышленные.»

Признать книгу совсем глупой и бессмысленной не позволяет одна главка – про переводы Кинга в России начала 90-х. Эрлихман рассказывает историю «Кэдмена», черных суперобложек и издательских драчек изнутри – он сам переводил, а когда в книге не хватало страничек, а в голове слов, просто дописывал «Кладбище домашних животных» и «Салимов удел».

Теперь понятно, почему эти романы показались мне такими стремными.

Оригинал:

"It probably would have killed a grown-up."

"Not a Polack", Chuck replied, and they both burst out laughing.

Перевод О.Васильева и С.Таска для журнала "Иностранная литература", 1984 год (первый, если не считать рассказа Battleground, выход Стивена Кинга на русском):

"– Такой удар мог бы убить и взрослого.

– Только не негра, – сказал Чак, и они оба рассмеялись."

Стивен Кинг

От преподавателя литературы в провинциальном вузе, ботана и потенциального лузера, уходит очень спортивная и любящая гаджеты подружка, которую утомило книжное поголовье вокруг. Препод, потосковав, выписывает с "Амазона" электронную читалку "Киндл" — чтобы, значить, всем всё доказать. Читалка оказывается некондиционно розовой и навороченной, ибо открывает доступ к текстам из каких-то там уров (вяло пугая, правда, неким законом о парадоксе). И препод попал. Потому что уры — это параллельные миры, в большинстве которых были свои Хэмингуэи, Шекспиры и Джоны Д. Макдоналды (Фолкнеров почему-то почти не было) — с другой биографией и библиографией. Потом выясняется, что можно скачивать не только ненаписанные романы папы Хэма, но и газеты про выжившего Кеннеди, присягу Хиллари Клинтон, Пита Беста, разгульность которого сорвала концерт "Битлз" в Белом доме, и Армагеддон 1962 года. А потом розовая читалка открывает доступ к архиву местной прессы. Скачивание оценено в несоразмерно крупные деньги — зато позволяет познакомиться с завтрашними-послезавтрашними новостями. В том числе с участием близких людей. А уж какие новости в газетах — сами понимаете.

Очевидно, Стивен Кинг не читал рассказ Кира Булычева "Другая поляна". Зато он написал рассказ "Текст-процессор богов", роман "Регуляторы", цикл про Темную башню и еще семь бочек мегатекстов. Поэтому прославленному мастеру, получившему заказ "Амазона", наверное, сложно было ваять только первую четверть 50-страничной повести, внятно излагающую булычевскую историю 35-летней давности (про лаз в другую Москву, где никто, кроме профессоров, не помнит рано погибшего Пушкина, а роль нашего всего успешно играет доживший до старости Лермонтов — хотите почитать что-нибудь из позднего?). Со второй четверти поперла нормальная кинговщина с моральным выбором, аппер-миддлом в беде, политической злобой и клешнями из воздуха — так что повесть явно доколачивалась в ур-аганном темпе. Особенно когда дело дошло до ДТП по вине пьяного водителя — к этому феномену, едва не сгубившему самого Кинга, автор возвращается с вполне понятным, но все равно напрягающим упорством. На сей раз алкашом исключения ради оказалась тетка, что позволило автору оттоптаться на социальном слое разведенок с растущим пузцом и непрокрашенными корнями волос.

В общем, товарищ Кинг цинично, но умело подтвердил, что даже взятые из одного сундучка клише могут сложиться в неплохой, красочный и интересный паззл. Если, конечно, сундучок королевский. И если сказочник из ноосферы поможет.

Необязательное примечание. Я редко пишу отзывы на произведения такого размера и уровня, но тут случай особый. "Ур" — первый англоязычный художественный текст, прочитанный мною в оригинале. Вот вы ржете, а для меня, непрактичного самоучки, это мука адская была. Особенно на первых порах, когда уточнять приходилось каждое второе слово (отдельное спасибо как создателям "Киндла" (не розового), вмонтировавшим оксфордский словарь прям в гаджет, так и самому тов. Оксфорду, умеющему объяснять одно непонятное слово с помощью десяти других непонятных слов). Можно было бы и не париться — контекстуально-то и без словаря почти все понятно, но, блин, я ж не газету читал. Потому и стал полный настрадамус.

Может, как-нибудь еще попробую.

Стивен Кинг под псевдонимом Ричард Бахман

Слабоумный великан Блейз трудится подручным у мелкого мошенника. Мошенник придумывает план века и немедленно напарывается на нож. Блейз, добряк, неумеха и почти аутист, поговоревав и поголодав, решает реализовать план в одиночку — и идет на похищение грудного сына миллионеров.

Кинг начал публиковать под именем Бахмана ранние романы, застрявшие в столе даже после того, как автор стал одним из наиболее успешных писателей планеты. Проект оказался удачным и породил несколько новых хороших текстов. Бахман заметно отличался от Кинга, в первую очередь вниманием к маргинальным героям и жесткостью построения сюжетов — тем не менее, тайна продержалась недолго. Псевдоним был раскрыт, Бахман скончался, в качестве наследства оставив рукопись довольно фиговеньких "Регуляторов", проект свернулся вроде бы навсегда. Но три года назад был издан "Блейз", написанный в 1973-м и заброшенный Кингом как вторичный и никчемный. То ли затяжной творческий кризис (сказавшийся на качестве, но не количестве новинок), то ли ностальгические соображения заставили Кинга отыскать рукопись, изучить ее и предложить издателю.

Решение было правильным.

"Блейз" в самом деле по-бульварному поверхностен, бесстыдно сентиментален и жесток, ну и напоминает половину американских мастеров нуара, от Кейна до Томпсона. Но, во-первых, мастеров же. Во-вторых, нуар, похоже, все-таки не помер полвека назад. В-третьих, сто раз процитированный мною тезис Виктора Конецкого о том, что если что и похоже на жизнь, так это отчаянная бульварщина, от затертости не стал неверным. Наконец — да, на фоне Кинга старый-новый Бахман абсолютно конкурентоспособен, свеж и интересен. От начала и до конца. Чем книги Стивена Кинга последние лет десять похвастаться не могут.

В общем, Кингу есть смысл еще в дальних ящиках пошарить. Рукопись не найдет, так руки окунет в пыль, оставшуюся с истовых времен. Авось поможет. Очень на это надеюсь.