Блог


Вы здесь: Авторские колонки FantLab > Авторская колонка «slovar06» облако тэгов
Поиск статьи:
   расширенный поиск »


Статья написана 11 февраля 2015 г. 19:36

Вот так впервые обнаружилась глава "Новогодний рассказ", не включённая в повесть будущего диссидента Виктора Некрасова "Окопы Сталинграда", удостоенную Сталинской премии в 1947 г.:

Кругозор № 12 1968 г.


с.12



с.13



Виктор НЕКРАСОВ

Новогодний рассказ

Гравюра Ю. Космынина

Так проходит декабрь — тихий, снежный, с бесконечными вечерами и мохнатыми, точно плющом обросшими, белоснежными окнами.

Незаметно и Новый год подобрался. Новый год... Где я его встречал в последний раз? В Пичуге, что ли? В занесенной снегом Пичуге, на берегу Волги в запасном батальоне. Я дежурил тогда по батальону. Дремал над телефоном. Караульный начальник позвонил, и поздравил, и счастья пожелал. Вот и всё. Помню только, что был сильный мороз, и луна в ореоле, и ноги мерзли...

А ещё год назад где? В Киеве, у Люси. Народу совсем немного было. Человек пять или шесть. Я, Люся, Толька Янсон, Венька Любомирский, Лариса и Люба. Мы пили Абрау-Дюрсо, ели хрусты и струдель с маком. Потом играли в шарады, и почему-то было страшно весело и смешно. А потом взяли у соседского мальчика санки и чуть не до самого утра катались с Нестеровской горки, пока у санок не отскочили полозья...

Толька, Венька, Люся, Лариса, Люба... Где они сейчас? На фронте, у немцев или в тылу? Неизвестно... Все порвалось, точно ножом обрезал кто-то... Что там в Киеве сейчас? Живы ли мои старики? С чего они живут? И как живут? И можно ли это назвать жизнью? Продают понемногу вещи... Стоит где-нибудь мама на базаре с моим старым пальто или ботинками и ждёт, когда какая-нибудь сволочь сунет ей пару червонцев. А ведь ей шестьдесят пять лет. Сорок пять из них она отдала работе — сорок пять лет лечила людей, а сейчас вот не знает, вероятно, на что дров купить или пшена. И самой порубить дрова надо, и воды принести — подумать только — на пятый этаж тащить вёдра, и за бабушкой ухаживать. Бабушка, правда, всегда молодцом была и до последнего времени сама на базар ходила, но восемьдесят семь лет все-таки восемьдесят семь, а не двадцать. Две женщины, две старые женщины совсем одни. А кругом чужие, наглые лица... А может... Нет... Зачем им старики, зачем им женщины? Не может быть... Не должно быть...

А мы, чёрт, здесь, в госпитале, за тысячу километров, жрём булку с маслом, и Седых раздобыл где-то самогонку и возится чего-то за столом, чего-то нарезает, сервирует...

— Чего загрустил, Керженцев, а?

Никодим Петрович подсаживается и обнимает за плечи.

— Да так, капитан, взгрустнулось чего-то. О доме вспомнил.

— О доме... — Он качает головой и привычным жестом поглаживает лысину. — А где ваш дом?

— В Киеве.

— Да-да-да, вы говорили. Мать, кажется, у вас там.

— Мать, бабушка. Старушки. Совсем одни.

— М-да.— Он опять поглаживает лысину. — А у меня вот и дома даже нет. Всё немцы уничтожили. И дом, и жену, и двух детей. Один сын только остался — танкист, майор...

Впервые я вижу Никодима Петровича неулыбающимся.

— Как же они погибли?

— Да что рассказывать?.. Погибли, и всё... Одна бомба, и всё... Ни жены, ни детей... никого...

Он порывисто встает и выходит в коридор.

Ларька лежит на койке и бренчит чего-то на мандолине. Бояджиев тоже лежит, насвистывает. Один Седых возится. Из Москвы передают эстрадный концерт. В печке уютно потрескивают дрова.

— Ну что, будем начинать, товарищ лейтенант? Седых смотрит на меня вопросительно.

— Да, да... Будем начинать... Ларька, Бояджиев! Отставить концерт! Скоро двенадцать... Никодим Петрович... Товарищ капитан! Сбегай, Седых, он в коридоре, должно быть...

Потом мы пьём крепкий до обалдения самогон и закусываем разогретой свиной тушёнкой и холодными, как лёд, солёными огурчиками.

— На передовой салют, вероятно, по фрицам дают...— мечтательно говорит Ларька, разливает самогон и прячет бутылочку под стол. — С Новым годом поздравляют...

— С Новым годом поздравляют... — как эхо, повторяет Никодим Петрович и встаёт. Лицо его серьёзно, глаза не смеются, и стакан в руке чуть-чуть дрожит. — Разрешите мне, друзья, тост провозгласить... Так уж завелось...

— Просим, Никодим Петрович...

— Давай, давай, капитан... Чего-нибудь такое, заковыристое.

Ларька, по-моему, уже пьян: глаза блестят...

— Нет, не заковыристое. — Никодим Петрович держит стакан высоко над головой и смотрит куда-то, не то в окно, не то ещё дальше куда-то.— Мне хочется выпить, друзья, за то...— Голос его чуть вздрагивает. — Вот мы с вами лежим в этой палате... Я, Керженцев, Бояджиев, Ларька, Седых... Разные все люди. Я вот старик, а Ларька и Седых совсем еще дети... И жили мы как-то, каждый по-своему... У каждого были свои интересы... Один дома строил, другой на сцене выступал — глаголом, так сказать, сердца зажигал, третий — не знаю что там на заводе — напильником работал... А я вот считал. Сорок лет считал... А по вечерам в шахматы с сыном играл, в театр ходил, двух инженеров вырастил... Одним словом, каждый из нас с вами по-своему жил. А вот случилось, и собрались мы все в этой палате, чужие, незнакомые люди... И дома наши где-то далеко... И в них, может быть, даже немцы... — Он проводит рукой по лысине. — Отвык пить. Голова немного кружится... Простите... Но я хочу сказать, что мы вот скоро месяц как живём в этой палате... И мы никогда не говорили о том, что у нас там, в самой глубине... На сердце... Мы смеёмся, шутим, ворчим, кричим иногда друг на друга, ругаем часто начальство, всяких там старшин и интендантов. Но всё это где-то сверху, на поверхности... А внутри одно, одно и то же, одно и то же... Сверлит, сверлит... Одна мысль. Только одна: прогнать их к чёрту! Всех до единого... До единого... Правда?

Голос его опять вздрагивает. Он останавливается, обводит всех нас глазами...

Ларька, раскрыв рот, не сводит с него глаз...

— Нескладно что-то у меня получается... По-газетному как-то... Но вы понимаете меня, правда? Так вот... Странный мой тост будет... Обычно говорят: дай бог нам встретиться следующий раз в этой же компании. А я вот наоборот... Я хочу выпить за то, чтоб первый Новый год после войны каждый встречал у себя дома, со своей семьёй, со своими друзьями и чтоб... Ну, вот и всё... Давайте выпьем. И чтоб скорей этот год пришёл...

Ларька ловко перескакивает на своей единственной ноге через кровать и крепко, прямо в губы целует Никодима Петровича.

— Мировой старик... Ей-богу, ми-ировой.

Мы чокаемся и выпиваем. Минута молчания. Все жуют... И вдруг над самым ухом раздается такой знакомый, такой приятный голос:

«...В результате успешного прорыва и наступления наших войск в районе Сталинграда окружены следующие соединения и части немецких войск: 14, 16 и 24-я немецкие танковые дивизии...»

— А ну, подкрути, подкрути, Седых...

«...3-я дивизия «Равенна», 3-я дивизия Челлера, 5-я дивизия «Кассерия», 1-я бригада чернорубашечников...»

— Здорово, чёрт возьми! А Левитан своё:

«...А всего по всем трём этапам, за шесть недель, с 19 ноября по 31 декабря, освобождено 1 589 населённых пунктов, убито 175 000 солдат и офицеров противника, взято в плен 137 650... самолётов 4 451... автомашин 15 049...»

Ларька прыгает на одной ноге и размахивает костылём:

— 15 000 автомашин! Подумать только... 15 000... Опять наливаем. Опять чокаемся.

— Вы что, с ума сошли? — В дверях Варя. Взгляд испуганный.

— На, пей...— подскакивает Ларька.— Ты представляешь, что это значит, Варечка... 15 000 машин... 137000 пленных.

— И ещё 650. — Никодим Петрович наливает себе ещё один стакан и залпом выпивает. — Пить так пить. Давай поцелуемся, Варечка...

От автора: На этом кончается не вставленная мною в книгу «В окопах Сталинграда» глава, посвящённая пребыванию Керженцева в госпитале. Сейчас же позвольте на пластинке уже рассказать вам о том самом Киеве, о котором вспоминает Керженцев, о самой любимой им (и мною) улице его (и моего) родного города.

Звуковая страница 3 – Путешествие по улице детства. Репортёр «Кругозора» — Виктор Некрасов.

http://www.krugozor-kolobok.ru/


Файлы: Kz681203.wma (972 Кб)
Статья написана 6 февраля 2015 г. 15:36



Статья написана 3 февраля 2015 г. 17:59

Из темы "Фантраритет" и сети "Фэйсбук":

armanus:

"А.Беляев даже после своей смерти ухитрялся романы перерабатывать, не отставая от технического прогресса. Так журнал "Крокодил" в № 3 за 1958 г. перепечатал заметку из тамбовской газеты "Комсомольское знамя", где буквально сказано: "В газете от 5 ноября 1957 года редакция сообщала о том, что скоро начнет печатать повесть А.Беляева "Звезда КЭЦ". Недавно в выступлении по радио автор заявил о намерении серьезно доработать свое произведение, так как последние достижения советской науки , запуск двух искусственных спутников Земли, внесли большие поправки в научно-фантастические предвидения. В связи с этим, редакция считает нецелесообразным печатать сейчас указанную повесть".

В "Крокодиле", конечно, предположили,что по радио выступал дух покойного писателя."

— что тамбовская газета, если журнал "Октябрь" в 50-м числил Беляева среди живых.

— Есть потрясающая вещь Николая Бокова о приключениях Лукича в Мавзолее. http://www.libros.am/.../smuta-novejjsheg......

— Надо же, а ведь при советах идею загробной жизни было принято считать абсурдной. Хотя... Если не ошибаюсь, в газете "Правда" в 1926 году была заметка о посмертных приключениях Ленина. Мол, лежит себе Ильич в Мавзолее днём, а ночью встанет, выйдет по городу и высматривает как заводы работают. И если где-то неполадка, он обязательно зайдёт, починит и обратно возвращается в мавзолее лежать. И многие это принимали за чистую монету. Сплошная некромантия, прости Господи! На Youtube был фильм "Мавзолей". В нём цитируется эта заметка более подробно.

— Из более нового, если вдруг кому интересно, Щеголев, "Кто звал меня?". Весьма.

— А. Первушин "Оккультный Сталин".

шерлок:

Заканчивая вычитку журнального варианта НФ романа А. Беляева "Человек-амфибия", обнаружил массу отличий от последнего прижизненного издания Детиздата 1938 г. Кроме обычной стилистической правки (например, исключение из книжного варианта лирических описаний природы океана), есть значительные как сокращения, так и дополнения, иногда очень существенные.

Сокращения, связанные с особенностью варианта для детей понятны. Подобные детские варианты были вынуждены издавать и А. Толстой (Гиперболоид) и АБС ("Обитаемый остров").

Кроме "сглаживания" любовно-романтической линии, из романа была исключена вся сюжетная линия, связанная с всеобщей забастовкой в Аргентине во время действия романа. Исключена глава, где Ихтиандр занимался диверсионной деятельностью в пользу забастовщиков.

А вот пример "детскости" новой версии. После битвы с осьминогами (почему-то живущих в верхних слоях океана), Ихтиандр обнаружил их детенышей.

"Детская версия":

цитата

"Ихтиандр вошел в грот. Здесь еще оставалось несколько маленьких спрутов — в кулак величиной и с щупальцами не толще пальца. Ихтиандр хотел убить их, но ему стало их жалко. "Надо попытаться приручить их. Не плохо иметь таких сторожей".

Журнальная версия:

цитата

Здесь еще оставалось несколько маленьких спрутов — в кулак величиной и со щупальцами не толще пальца. Они пытались укрыться от Ихтиандра в расщелинах, но он уничтожил их всех.

Таких разночтений много.

Уже высказывалась версия, что АРБ был чуть ли не первым советским автором хоррора. Примеров масса: "Голова профессора Доуэля", музей восковых (замороженных) фигур в "Продавце воздуха" и т.д. По сравнению с АРБ, разные лавкравтики — это детский лепет. Вот эпизод из ЧА, исключенный, естественно, из "детского варианта":

цитата

День Сальватора, как и всех, работавших у него, был строго распределен. От семи до девяти утра доктор принимал больных индейцев, с девяти до одиннадцати оперировал, а затем уходил к себе в виллу и занимался там в лаборатории. Кристо, приглашаемый иногда для уборки в доме, поражался роскошью и великолепием огромных мавританских зал, с фонтанами среди пола, устланного у стен дорогими коврами. Но еще больше удивили Кристо лаборатории. Скорее их можно было назвать музеем. Питаемые физиологическим раствором, там пульсировали сердца людей и животных. Отрезанные руки и ноги продолжали жизнь, искусственно поддерживаемую. Иногда эти живые отрезки тела заболевали, и Сальватор лечил их, восстанавливал угасавшую жизнь. Однажды Кристо был перепуган трупом мальчика-индейца. Это тело, лишенное сердца и сознания, продолжало жить. Мало того, — когда Сальватор пропускал сквозь труп электрический ток, — руки и ноги трупа судорожно подергивались.

На Кристо все эти шевелящиеся покойники нагоняли тоску. Он предпочитал находиться среди живых уродов в саду.

Также были исключены ряд описаний роскоши дворца Сальватора и то, что он фактически экспериментировал над детьми индейцев, делая совершенно ненужные операции. Вообще, отношение АРБ к евгенической деятельности гениального ученого довольно нейтральное, если не сказать положительное. В 30-е годы, после прихода Гитлера к власти, отношение к евгенике стало уже совершенно иным.

Ввиду столь значительных расхождений журнальной и книжной версий романа, можно считать у этого романа два полноценных варианта.


vokula:

("...на душу наложено вето..." Попробуйте сказать лучше! А ведь полвека назад написано...)

Андрей Вознесенский

Отступления в виде монологов битников

Второй монолог. Бунт машин

Э.Неизвестному


Бегите — в себя, на Гаити, в костелы, в клозеты, в Египты —

Бегите!

Нас темные, как Батыи,

Машины поработили.

В судах их клевреты наглые,

Из рюмок дуя бензин,

Вычисляют: кто это в Англии

Вёл бунт против машин?

Бежим!..

А в ночь, поборовши робость,

Создателю своему

Кибернетический робот:

"Отдай, — говорит, — жену!

Имею слабость к брюнеткам, — говорит. — Люблю

на тридцати оборотах. Лучше по-хорошему уступите!.."

О хищные вещи века!

На душу наложено вето.

Мы в горы уходим и в бороды,

Ныряем голыми в воду,

Но реки мелеют, либо

В морях умирают рыбы...

От женщин рольс-ройсы родятся...

Радиация!..

...Душа моя, мой звереныш,

Меж городских кулис

Щенком с обрывком веревки

Ты носишься и скулишь!

А время свистит красиво

Над огненным Теннесси,

Загадочное, как сирин

С дюралевыми шасси.

1961

Андрей Вознесенский

Нью-йоркская птица

На окно ко мне садится

в лунных вензелях

алюминиевая птица —

вместо тела

фюзеляж

и над ее шеей гайковой

как пламени язык

над гигантской зажигалкой

полыхает

женский

лик!

(В простынь капиталистическую

Завернувшись, спит мой друг.)

кто ты? бред кибернетический?

полуробот? полудух?

помесь королевы блюза

и летающего блюдца?

может ты душа Америки

уставшей от забав?

кто ты юная химера

с сигареткою в зубах?

но взирают не мигая

не отерши крем ночной

очи как на Мичигане

у одной

у нее такие газовые

под глазами синячки

птица что предсказываешь?

птица не солги!

что ты знаешь сообщаешь?

что-то странное извне

как в сосуде сообщающемся

подымается во мне

век атомный стонет в спальне...

1961

авторский сборник "Треугольная груша" 1962

Шевела Ю.А.:

Чи то ж усім не вистачить свободи,

Щоб так її ділити на пайки?

Чи вічно мусять буть раби-народи

Та ще, крім їх, народи-хижаки?

Вам треба поділити землі й води?

Діліть, але не будьте як вовки,

Що, пай бажаючи дістати грубий,

Найвищим аргументом мають зуби

... з фантастичної поеми В.Самійленка "Гея", яку написано у ... 1924 році!

http://dhost.info/newbabilon/poetry/geya....


Тэги: Беляев
Статья написана 30 января 2015 г. 21:58

М. ЙОГАНСЕН

АНАЛІЗА ФАНТАСТИЧНОГО ОПОВІДАННЯ

ЧАСТИНА І

(матеріал)

НЕДОСВІДЧЕНИЙ ДУХ

Оповідання Герберта Дж. Велса




Статья написана 26 января 2015 г. 18:36


http://litakcent.com/2013/11/15/pronyklyv...


М. Йогансен — Подорож ученого доктора Леонардо. Оповідання про Майкла Паркера.

Пригоди Мак-Лейстона, Гаррі Руперта...

Ю. Шовкопляс — Проникливість лікаря Піддубного. Оповідання.

Ю. Смолич — трилогія "Господарство доктора Гальванеску", Останній Ейджевуд, Четверта причина.

Четвёртая причина — по жанру авантюрный роман с элементами фантастики в стиле конструктивизма.

По ту сторону сердца — гротескный криминальный роман.

Язык молчания — криминальная новелла.

Полтора человека — сатирический детектив с контрреволюцией и живописанием окружающего быта.

48 часов — экспериментальный роман-ревю.


О. Слісаренко ( с 1924 г. начал работать в жанре прозы и издал более 20 кн. остросюжетных, написанных по образцу английских и американских, новелл, рассказов, повестей и романов уголовно-приключенческого жанра: «Бунт» (1928), «Сломанный винт» и «Чёрный ангел» (1929), «Хлебная река» и «Забастовка» (1932), Плантации.

Д. Бузько — Лісовий звір

О. Досвітній — Алай (1924), Гюлле (1926), Нас було троє (1929)

Кроме того,

Белорусские

В. Короткевич — Дикая охота короля Стаха ( фрагмент подобен собаке Баскервилей ). Чёрный замок Ольшанский.

Янка Мавр — почти всё приключенческое и часть фантастики.

Русско-израильские

П. Амнуэль про инспектора Берковича.

А. Рыбалка — Третье ухо Амана. Пять минут румынской сигуранцы.

Д. Клугер — статьи по теме.

//

Експериментальна проза: деструкція і конструкція

В українській літературі експериментальна проза завжди була синонімом авангардної. Письменники експериментували зі змістом і з формою. Започаткували експериментальну прозу 1925 року «сюжетники» — Олекса Слісаренко, Гео Шкурупій та Майк Йогансен. Завдяки їм з’явилися авантюрне і сатиричне оповідання, детектив, «химерна» проза.

Прагнучи виробити нові жанри, письменники спершу деструктували старі форми. Так з’явилися експериментальні романи Шкурупія, Йогансена, Дмитра Бузька, автофейлетон, пародійно-сатиричний роман.

Особливий простір для експериментів дала література факту. Майк Йогансен винайшов своєрідні жанри репортажу й нарису, Олексій Полторацький придумав «фактажі» і репортажну повість, Гео Коляда дав «роман нової конструкції», Гро Вакар написав антиколоніальний роман на основі мемуарів, а Бузько зі спогадів зробив «факто-оповідання».

//

ЛЕКТОР — Ярина Цимбал

Літературознавець, науковий працівник Інституту літератури ім. Шевченка НАН України, авторка досліджень з історії української літератури 1920-х років, літературної урбаністики та літературного побуту.

http://m.tyzhden.ua/publication/153597

авантюрно-пригодницька, «сюжетна» проза В. Винниченка, О. Слісаренка Чорний ангел, М. Йогансена, Ю. Смолича.

http://homework.net.ua/proza-1920-1930-x-...

Іноді різновидом цього жанру називають авантюрний роман. У своєму романі «Двері в день» Ґео Шкурупій поєднує елементи авантюрного, пригодницького роману та репортажу.

Вячеслав Будзиновський — історично-пригодницький (В. Геник)

засновником українського пригодницького роману з елементом сенсації Р. Гром’як називає Г. Лужницького і його романи «Кімната з одним входом» (1930), «Гало, гало, напад на банк» (1935), а типовими прикладами пригодницького роману в українській літературі «Прекрасні катастрофи» Ю. Смолича, «Двері в день» Ґео Шкурупія.

http://www.rusnauka.com/26_NII_2009/Philo...

Л. Чернов-Малошийченко та ін. "Сонце під веслами" (1929), "Станція Знам'янка" (1930), "Людина з іншої планети" (1931), "Диваки прикрашають світ" (1929), "Пригоди професора Вокса на острові Ципанго" (1931), "Дарунок молодим кінематографістам" (1930) — ?

Артем Чапай так і назвав свою першу книгу, що належить до авантюрних романів — "Авантюра".

революційно-пригодницький

Д. Бузько. Чайка. (Сабадош Г. Герой у контексті свого часу в романі „Чайка” Д. Бузька)

Ю. Шпол "Золоті лисенята" . П. Панч . Реванш. Повість наших днів. — (А.В. Шмалько)

О. Досвітній. Американці. Хто? Нас було троє.

Я. Качура. Чад — бульварно-детективний ?

Ю. Шовкопляс. Завтра. Людина живе двічі — ?

Г. Шкурупій. Жанна-батальйонерка.

В. Кузьмич. Крила (1й варіант Авіаспіраль) — репортажно- виробничий з детективними елементами.

М. Паньків. Суддя Рейтан — соціальний з утопічним елементом.

Впровадив і утвердив його у пореволюційну добу В. Винниченко, вперше випробувавши його в повісті "На той бік" (1919). Ці ж жанрові ознаки лягли в основу його соціально-проблемного роману "Нова заповідь" (1932-1947) .

Виразно позначився цей жанр і на "соціяльно-утопійному" романі "Сонячна машина"(1921-1924) та детективному романі "Поклади золота" (1926-1927). За своїм жанром "Поклади золота" — детективний чи, точніше, "соціяльно-детективний" роман з гострою фабулою, незвичайними конфліктними ситуаціями та таємничими шахрайськими аферами героїв. Проте ці ознаки не були остаточною метою автора, а лише засобом для виявлення автором соціальної, філософської та моральної проблематики його доби.

В основі роману — ідея символічних покладів золота в надрах України та шалена гонитва за ними. Все це подано в плані розгорненої символіки, тому детективна інтрига у романі знаходиться на поверхні і відійшла на другий план, завуальовуючи таким чином соціальну. Беручи до уваги даний аспект, "Поклади золота" належали до першого етапу розвитку детективного жанру в українській пореволюційній літературі .

http://ukraine-diplom.com/2010/05/14/3016...





  Подписка

Количество подписчиков: 101

⇑ Наверх