Гордон встал. Он торопливо накинул на себя шинель и молча, шагая сразу через две-три ступеньки, поднялся к ходу сообщения, который вел к наблюдательному пункту. Скорее, скорее надо убедиться. Капрал Гертек еле поспевал за Гордоном. По дороге Дик Гордон встречал людей, которые молча смотрели на него, словно желая что-то спросить; их лица были сдержанно-удивленными: видимо, странная весть о таинственном исчезновении вражеских позиций успела пронестись по всем подразделениям…

Потеряв свою привычную сдержанность, Дик Гордон ураганом влетел в помещение наблюдательного пункта. Не слушая слов дежурного, который пытался о чем-то доложить лейтенанту, не видя мрачного лица Джонни Уолтерса, Дик бросился к экранам перископа, которые давали возможность видеть вражеские позиции, экранам, на которых только вчера он сам видел странные перегруппировки советских войск. Капрал Гертек склонился к экрану за его спиной:

— Видите, ничего. Все чисто…

— Но ведь, еще вчера вечером я сам видел здесь траншеи, видел тот лес, возле которого производилась перегруппировка войск, — пробормотал Дик.

— Тоже видел и я, — мрачно ответил ему Джонни Уолтерс, — однако это было вчера. Сегодня их нет…

Дик растерянно смотрел на экраны; наступление прыгающих танков… против кого именно его вести?… Против чистого поля, против воздуха? Ведь противник исчез — исчез вместе со своими позициями, даже вместе с лесом… Исчез с лесом?…

И вдруг Гордон хрипло засмеялся. Все посмотрели на него удивленно: что такое?

— Так говорите — исчезли? — повернулся он к капралу Гертеку, Джонни и дежурному. — Исчезли? Хорошо. Я согласен. Вполне согласен. Но вчера, насколько помнит моя голова, вчера там, далеко за их позициями был лес. Или не так?

Так как все промолчали, он продолжал:

— Где же он теперь, этот лес? Тоже исчез? Они, видимо, взяли его с собой, спрятав в карман?… А?

Джонни удивленно перевел взгляд на экран: да, леса не было… Что за чудеса?…

Дик Гордон снова рассмеялся.

— Ерунда! Остроумная маскировка. Довольно хорошо сделанный камуфляж. За работу!

Он подскочил к телефону, сорвал трубку и крикнул:

— Алло, дайте командование батареи. Да. Слышите? Я — лейтенант Гордон. Да. Четыре тяжелых снаряда на квадрат Же-218. Да. Сейчас. Жду.

Гордон положил трубку.

— Дежурный, направьте перископ на квадрат Же-218. Так. А теперь смотри, Джонни. И вы, капрал. Через пять минут начать наступление.

Три головы склонились над экраном. Чистое поле. Ничего не видно. Одна секунда, две, три… Тяжелые выстрелы прозвучали где-то высоко над пунктом, мощный залп целой батареи. Пушки выполняли приказ, снаряды летели на врага, хотя его никто не видел.

— Смотрите, смотрите! — крикнул Гордон.

Заряды взорвались. Чистое поле, которое до сих пор виднелось в перископе, выбросило из себя высокие столбы черного дыма, медленно рассеивающиеся в воздухе. Считая каждую секунду, наблюдатели ждали, пока дым разойдется окончательно. Скорее, скорее…

И — вот оно. Широко раскрытыми глазами смотрели Волтерс и Гертек на экран. Чистое поле справа и слева. Там, как и прежде, ничего не видно, ничего нет. Только облака тяжелого черного дыма медленно продвигаются на юг под напором свежего утреннего ветерка. Но там, где только что разорвались снаряды, — будто в сказке, появились разрушенные траншеи, разорванные и искромсанные проволочные заграждения… Еще дальше, за траншеями, невысокие кусты. И совсем далеко, как и вчера, — темная лента леса, которую было видно только на этом участке. Лес удивительно исчезал справа и слева от участка, куда ударили снаряды…

— Видите? Маскировка. Камуфляж… — показал рукой Гордон. — Капрал Гертек, отдайте приказ выступать по тем же направлениям, что были получены вчера из штаба. Положение фактически не изменилось ни на йоту. Немедленно — в наступление. Мы и так опоздали на четыре минуты.

Капрал вышел. Дик взглянул на Джонни — и против воли улыбнулся, до того растерянное, удивленное лицо было у Уолтерса…

— Ты не понимаешь, Джонни? А между тем все это достаточно просто. На войне чудес и чудесных исчезновений не бывает. Правда, я и сам сначала решил, что сошел с ума, настолько все это было странно. Но — лес. Действительно, не мог же он исчезнуть вместе с большевиками? Значит — маскировка.

— Но как?

— Этого я, конечно, тебе сказать не могу. Однако… вспомни, Джонни, про исследования и проекты испанского инженера Куерви, который предлагал применять большие щиты из тончайшего полированного металла, устанавливая их перед своими окопами наподобие зеркал. Вполне возможно, что большевики установили под определенным углом такие зеркала. Они спрятались за ними — и стали невидимы для нас. Ведь зеркала показывают нам землю, траву, которая между ними и нашими позициями. Вот и создалось впечатление чистого поля… Остроумная выдумка, но она не спасет их от атаки моих прыгающих танков… кстати, именно сейчас должно начаться наступление целым фронтом, в том числе и здесь. Джонни, внимание!

* * *

…Да, наступление начиналось и разворачивалось четко, словно во время учебных маневров. Оглушительный грохот и рев артиллерии наполнил воздух. Свежий утренний ветерок превратился в дикую мешанину вихрей от сумасшедших взрывов, казалось, перевернувших вверх дном всю землю. Но было нечто, что отличало операцию этого утра от предыдущего наступления генерала Древора. В тот раз артиллерия работала меньше и не встречала сопротивления со стороны советских войск. Теперь же ураганный огонь возникающий здесь, на батареях Первой Армии Соединенных Государств Европы, — будто порождал в ответ такие же залпы артиллерийского огня со стороны советских позиций. И никто не мог сказать, никто не мог решить, откуда огонь был сильнее и энергичнее… Старый генерал Древор мрачно бормотал в своем кабинете, склонившись над донесениями, которые поступали к нему каждую минуту:

— Безумие… безумие считать, что большевики не успели подготовиться… они хорошо подготовились… я не уверен, в чью пользу закончиться артиллерийская подготовка…

Возможно, что события этого утра развивались бы совсем по-другому, если бы противодействие советских войск, психологически не повлияло на старого генерала Древора. Он, старый, опытный командир, считал невозможным переходить в наступление, пока артиллерия не сделает свое дело, не выполнит своих задач, не деморализует противника. Но — кого деморализовать?… И не проявлением ли такой деморализации было решение старого генерала Древора?…

Так или иначе, наступление задерживалось. Бешеная артиллерийская перестрелка затягивалась. И именно тогда, когда генерал Древор решился отдать приказ двинуть в бой механизированные отряды, выпустить в воздух эскадрильи тяжелых бомбардировщиков, которые должны окончательно уничтожить вражеские окопы, — именно в этот момент генералу донесли:

— Эскадрильи большевистских легких самолетов типа истребителей и разведчиков появились в воздухе и быстро приближаются к нашим позициям.

Выслушав сообщение, генерал Древор выпрямился в своем кресле:

— Приближается историческая минута. Адъютант, дайте общий приказ: наступление всеми силами армии.

Так начиналась действительно историческая битва. Высоко, в небе встретились эскадрильи стальных птиц, между ними и землей, пользуясь прикрытием, понеслись в сторону советских позиций тяжелые бомбардировщики, по земле поползли уродливые танки. Советские войска ответили на наступление Первой Армии лишь артиллерийским огнем и эскадрильями истребителей. Однако, и эти эскадрильи заметно избегали прямых встреч в воздухе с большими эскадрильями Первой Армии.

Танковые клинья победно ползли вперед. Путь им был открыт. Советские снаряды разрывались со всех сторон, но почему-то большевистские артиллеристы потеряли сегодня меткость. Они не вредили танкам, снаряды не попадали в тяжелые машины, быстро приближавшиеся к советским окопам. Однако клубы дыма от снарядов понемногу начали мешать танкам, лишали их возможности ориентироваться среди густого дыма. Советские самолеты, в свою очередь, уходя от самолетов Первой Армии, бросали вниз, стараясь попасть в танки, небольшие бомбы, которые разрываясь, опять-таки выпускали невероятное количество дыма. Черные дымовые столбы начали окружать танковые отряды со всех сторон, загораживая от них советские позиции и одновременно отрезая отряды от позиций Первой Армии.

Первое донесение, первый рапорт о дымовой завесе прислал наблюдательный пункт 168-го участка:

"Большевики разворачивают дымовую завесу, затрудняя операцию танков и уходя от наших самолетов. Наблюдательный пункт теряет возможность что-то видеть. Экраны затянуты черным дымом. Прошу указаний."

Штаб генерала Древора работал словно в лихорадке. Дымовая завеса — вещь совсем не новая, ее широко применяли еще во время Мировой войны 1914–1918 годов. Но — в таком количестве, чтобы отрезать целые отряды?… Штаб не успел еще что-то окончательно решить, придти к каким-нибудь выводам, как поступили новые донесения о том, что наблюдательные пункты почти целого фронта выходят из строя. Дым затягивал все. Механизированные отряды, ушедшие в наступление, отрезаны от базы. Они лишены возможности вернуться обратно, и могут ориентироваться лишь по показаниям компаса. Окружены дымовыми густыми непроницаемыми стенами. Даже гордость Первой Армии, прыгающие танки конструкции Гордона, вынуждены были остановиться, нельзя ни ехать вперед, ни прыгать в кромешной темноте…

Дальнейшие рапорты принесли сообщения о повороте эскадрильи самолетов-бомбардировщиков. Командир эскадрильи рапортовал:

"Вынужден был вернуться обратно из-за того, что большевистские позиции затянуты маскировочным дымом. Бомбардировка нецелесообразна, потому что пилоты не могут видеть цели. Прошу разрешения отправить самолеты с аппаратами дегазации — разрушать и уничтожать завесу".

Однако уже было слишком поздно. Механизированные части, танковые звенья — беспомощно стояли, застряв в черных кольцах дыма. Это напоминало какие-то гигантские колодцы из дымовых черных стен. Дым, тяжелый и густой стоял неподвижно, едва колыхаясь в воздухе. Эти непроходимые стены, были похожи на колодцы, еще и потому, что сверху осталось чистое небо, откуда легко можно было бы заглянуть вниз. Казалось, что дым все время рождается где-то на земле и поднимается к небу сплошными вертикальными столбами, образуют густую завесу со всех сторон. Танки беспомощно остановились, не рискуя двигаться куда-то и потерять друг друга в черной тьме дыма.

Командование растерялось: такого положения не предусматривала ни одна инструкция. В конце концов, танки получили по радио приказ возвращаться назад, ориентируясь по показаниям компаса. Но именно в эту минуту картина резко изменилась.

Высоко в небе, выше рукотворных дымовых колодцев появились быстрые самолеты с красными звездами на крыльях. Это были советские легкие бомбардировщики. Они разыскивали жерла дымовых колодцев и бесстрашно бросались в них, падая камнем вниз, выправляясь, переходя снова на горизонтальный полет только метрах в ста от земли. Однако еще до этого они успевали сбросить бомбы, падавшие прямо на беспомощные танки Первой Армии. Через секунду самолеты исчезали в черной дымовой темноте и круто поднимались вверх — с тем, чтобы, оказавшись в чистом небе, снова разыскать жерло дымового колодца, снова устремиться вниз и сбросить бомбы, уничтожая танки Первой Армии в клубах огня и дыма бешеных взрывов фугасных бомб…

Так гибли танковые отряды, погибала гордость и надежда старого генерала Древора… Командир одного из танковых отрядов еще успел послать по радио в штаб генерала свой последний доклад:

"Танковые отряды атакованы с воздуха самолетами-бомбардировщиками. Не имеем средств защиты, кроме попытки скрыться в дыму. Отдал приказ пробиваться обратно. Прощу помо…"

На этом его рапорт оборвался — так же, как, очевидно, и существование танка и его команды… Танковые отряды, их истребляли самолеты с красными звездами на крыльях, просили помощи. Они лелеяли надежду на помощь со стороны центрального командования, со стороны штаба генерала Древора. Но штаб был таким же беспомощным. Новые рапорты приносили сведения о появлении новых советских воздушных сил, что атаковали позиции Первой Армии, пользуясь разрозненностью ее частей. Советские самолеты выныривая из черных дымовых облаков, пересекали линию фронта, молниеносно проносились над позициями Первой Армии, скидывали тяжелые бомбы, поворачивали назад и исчезали в облаках, освобождая место для новых эскадрилий.

Зенитные батареи, сначала растерялись, но потом начали четкий обстрел советских самолетов. Усовершенствованное оборудование этих батарей позволяло без ошибок попадать в летевшие горизонтально самолеты. Батареи скорострельных пушек охватывали самолет кольцом снарядов и сбивали его. Так было уничтожено несколько самолетов. Но советские самолеты сразу изменили свою тактику.

Теперь они уже не летели высоко в небе, сбрасывая бомбы. Новые эскадрильи самолетов появились так высоко, что их почти не было заметно, на высоте трех-четырех километров над землей. Там они выискивали себе цель — и, круто повернув нос к земле, пикировали вниз, развивая сумасшедшую скорость, словно пытаясь в результате такого бешеного падения врезаться в свою цель. Зенитные орудия были бессильны: ни одна самая совершенная пушка не способна попасть в самолет, падающий вниз, несущийся со скоростью более пятисот километров в час…

Советские самолеты камнем падали вниз, направляя свое падение просто в намеченную цель. И почти прямо над ней — они выравнивались, сбрасывали бомбу, переходя снова на крутой набор высоты и исчезая в облаках дыма…

Это было беспощадное разрушение всего, что составляло гордость Первой Армии. Это была атака, которой Первая Армия не способна была противопоставить ничего — особенно в условиях ее неожиданности. А из-за дымовой завесы, со стороны советских позиций — уже показались танковые отряды. Это не были отряды Первой Армии: те танки остались в дымовых колодцах. Вернее сказать, остались не они, а обломки машин, ужасные останки некогда гордых усовершенствованных танков…

Из-за дымовой завесы двигались в сторону позиций Первой Армии танки с красными звездами на башнях.

Части Первой Армии, не дожидаясь приказа командования, начали отступать, забыв о порядке, забыв о том, что они отдают все в руки Красной армии и заставляют отступать все остальные части. Роль центрального командования штаба генерала Древора закончилась. Штабные офицеры лихорадочно бросились в бегство, ища спасения от советского наступления. Дороги покрылись солдатами, бежавшими обратно, от фронта. А в небе разрывались снаряды, сверху летели вниз шрапнельные пули и огненными фонтанами взрывались на земле тяжелые снаряды, раскидывая в стороны глыбы земли, пресекая путь…

Генерал Древор, старый седоусый генерал, однако не бежал. Он неподвижно сидел у своего стола, глядя в пространство. Он был один в кабинете. Позади него на стене висела большая карта, где застыли черный и красный шнуры, которые соревновались между собой за куски территории карты. Шнуры застыли в том положении, как их оставили вчера вечером. Перед генералом Древором лежал последний рапорт командира, погибшего танкового отряда, рапорт, который оборвался на слове: "помо…" И еще одна вещь была на столе. Эту вещь генерал Древор держал правой рукой, нервно сжимая ее своими сухими пальцами. То был большой браунинг с серебряной ручкой — подарок генералу на его пятидесятипятилетие.

Генерал Древор был слишком стар, чтобы бежать и искать спасения. Гордый старый человек отбрасывал прочь такую позорную для него мысль. Однако, генерал Древор не думал и о том, чтобы сдаться победоносно наступавшему врагу, который с минуты на минуту должен был появиться здесь.

Старый генерал, наконец, тяжело поднялся с кресла и, все также держа браунинг, медленным движением повернул голову на большую карту.

Он увидел красный и черный шнурки и вспомнил о черных флажках, которые он собственными руками сбросил с карты, отмечая гибель первого отряда прыгающих танков, отрезанных от базы еще во время первого наступления. Лицо у него искривилось, генерал покачнулся, но тут же снова выпрямился. Он медленным движением поднял браунинг и легким прикосновением пальца, перевел предохранитель в положение "огонь". Так же медленно он поднес браунинг к виску — и остановился.

Двери его кабинета распахнулись и в комнату вбежал Дик Гордон и Джонни Волтерс. Не замешкавшись ни на мгновение, Дик Гордон резким ударом руки выбил браунинг из пальцев старого генерала.

— Генерал, — крикнул он, — ни одной минутки задержки! Нас ждет машина. Простите меня за невежливость, но если вы не пойдете вместе с нами, мы вынесем вас силой.

Дик и Джонни схватили генерала Древора с обеих сторон под руки и, не давая ему произнести ни слова, повели его к выходу, где уже нетерпеливо раздавались сигналы автомобиля.

---

Опубликовано в журнале "Знання та праця", 1933, № 12

Перевод Семена Гоголина.

Примечания

1

Повесть Владимира Владко "Аероторпеди повертають назад", вероятно, была написана в 1933 году. Во всяком случае, именно тогда в

журнале "Знання та праця",

были напечатаны два отрывка из повести: "Загибель ескадри" и "Поразка генерала Древора".

Дальнейшая судьба произведения остается неясной. В 1934 году был опубликован рассказ, под названием "Аероторпеди повертають назад", который вероятно тоже является отрывком из этой повести. В 1936 году, в сборнике "12 оповідань", напечатаны два значительно переработанных фрагмента повести — "Помилка генерала Штрассера" и "Аероторпеди повертають на захід".

Вероятно, писатель много работавший над повестью, так и не смог ее опубликовать. Существует версия, что явная антифашистская направленность произведения противоречила готовящемуся тогда подписанию мирного договора с фашистской Германией и повесть оказалась идеологически опасной. Также существует версия, что она все-таки была издана, но весь тираж был уничтожен.

В настоящее время три фрагмента — единственное, что осталось от этой книги.

Создатель файла: Э. Петров

https://fantlab.ru/work752213

* * *

В приемной полновластного хозяина заводов Нью-Харриса, мистера Говерса, было тихо и просторно. Кроунти ждал. Он знал, что Говерс не любит разговаривать. Но и отступить было невозможно. Тем более, что за дверью уже раздались шаги секретаря, который доложил о визите Кроунти и теперь возвращался обратно. Тим поднялся с кресла.

— Мистер Говерс примет вас.

Джонатан Говерс знал себе цену. Его полное лицо было строгим и неподвижным. Маленькие серые глазки пристально рассматривали собеседника.

— Я хотел бы… — начал было Тим, но Говерс остановил его:

— Я знаю цель вашего визита, мистер Кроунти. К сожалению, я не скажу вам ничего.

— Но заметка…

— Заметка не врет. Мы планируем увеличить производство роботов. Больше этого я сказать не могу.

— Это будут автоматы, которые заменят рабочих у машин? — резко спросил Том.

Говерс сухо засмеялся.

— Понимаю, понимаю ваше любопытство. И все-таки вы ничего от меня не узнаете. А впрочем, могу вам сказать, что на заводах Нью-Харриса через неделю будет полный порядок. Забастовка будет закончен.

Тим Кроунти неосторожно улыбнулся. Говерс заметил это и гневно ударил кулаком по столу:

— Ладно! Черт с вами! Смотрите! — и он нажал какую-то кнопку на столе.

Напротив Кроунти бесшумно открылись двери, которые до того были скрыты дубовой обшивкой кабинета. В черном квадрате их стояла высокая темная фигура. Голос Говерса прозвучал сухо и иронично:

— Смотрите, мистер Кроунти, и попробуйте улыбнуться еще раз.

Темная фигура шевельнулась и медленными тяжелыми шагами двинулась к столу. Раздались громкие металлические шаги, словно огромный средневековый рыцарь в стальной броне ступал по блестящему паркету, направляясь к Кроунти. Это был не человек; дикая, безумная фигура на толстых квадратных ногах с тяжелым высоким туловищем, сверкал полированными частями — это был автоматический робот, механический рабочий.

Тим Кроунти инстинктивно ухватился за поручни кресла.

— Не беспокойтесь, — проскрипел голос Говерса.

Возле самых ног Кроунти робот вдруг повернул. Он протянул руку Говерсу, который положил в нее свой портфель. Потом робот повернулся и такими же медленными шагами, от которых звенела ваза на столе, исчез за дверьми, закрывшимися за ним.

На лбу Кроунти выступил холодный пот.

— Почему же вы не улыбаетесь? — снова насмешливо проскрипел Говерс. — Скажите, как вам понравился автомат?

— Он производит впечатление живого человека, — глухо проговорил Тим.

Говерс засмеялся — резко и отрывисто:

— Будьте уверены, точность работы гарантирована. Хоть проблема и сложная — моя лаборатория, как видите, ее решила. Забастовок не будет, мистер Кроунти.

— Вы поставите роботов вместо рабочих? Но это же не даст вам прибыли. Ваши роботы будут значительно дороже труда живых людей.

— Я знаю это. Да, робот будет стоить мне дороже, чем безработный. Однако, — Джонатан Говерс победно поднял руку, — если даже это будет невыгодно, — что же? Я деморализую забастовщиков, они не выдержат. Компания понесет потери, заменив живой труд роботами. Пусть. Но очень скоро, когда забастовщики сдадутся, мы наверстаем свое. А впрочем, наша беседа затянулась. Всего наилучшего, мистер Кроунти!

* * *

Шли дни, похожие один на другой, — мрачные, дождливые и суровые. Забастовка в Нью-Харрисе продолжалась. Каждый вечер рабочие собирались на летучие митинги, забастовочный комитет выставлял патрули, поэтому можно было не опасаться приезда штрейкбрехеров. Тим Кроунти внимательно прислушивался к разговорам рабочих. Аккуратно в двенадцать часов каждую ночь он приходил на телеграф и подавал подробную депешу о положении в Нью-Харрисе. И вот уже шестой день эти депеши обычно заканчивались так:

"Положение не меняется. Предприниматели не уступают. Среди рабочих иногда появляются неуверенные люди. Забастовка держится крепко".

Утром 30 октября Тим, как обычно, вышел из гостиницы и направился к фабрике. Навстречу ему бежали люди: взволнованные и разгоряченные они забегали в дома, что-то кричали и бежали дальше.

— Роботы!.. Роботы!.. — услышал Тим выкрики.

Он озабоченно провел рукой по лбу.

— Неужели?.. Нет, не может быть!

Грохоча и завывая мотором, Тима опередил большой грузовик, накрытый брезентом. Он проехал дальше, к самым воротам фабрики, и остановился возле них. Вооруженные скорострельными винтовками и химическими бомбами полицейские плотной цепью оттеснили от ворот толпу рабочих.

Том ускорил шаги. Он не хотел верить, но уже ясно было видно как приехавшие на грузовике люди быстро откинули брезент. Они положили с машины на землю ровные доски и начали спускать по ним одну за другой огромные металлические фигуры, напоминающие людей. Потом, будто помогая встать, люди поднимали их. Фигуры, шатаясь, вставали, медленными тяжелыми шагами двигались к воротам, проходили сквозь них и исчезали где-то на фабричном дворе.

Роботы шли друг за другом. Они не слышали проклятий и ругательств рабочих; на них не действовали призывы и угрозы, которыми до сих пор запугивали и убеждали безработных штрейкбрехеров, которых привозили из других городов. Металлические люди шли, твердо ступая стальными ногами по брусчатке; их головы не поворачивались, руки безжизненно свисали по бокам туловищ.

К Тиму Кроунти подбежал один из членов стачкома:

— Что же делать? Мы бессильны, Тим. Говерс побеждает!..

Кроунти сжал зубы. Говерс побеждал. Роботы шли на работу к станкам. Теперь предприниматели могли диктовать побежденным рабочим свои условия. Что же делать?

— Это уже шестой тяжеловоз. Смотритель сказал, что сегодня приедет еще четырнадцать. Армия автоматов, — продолжал член стачкома.

Том хлопнул его по плечу:

— Подожди. Я хочу пробраться во двор фабрики. Ты поможешь мне?

— Это трудно. Двор охраняет полиция. Однако, — пойдем, есть один потайной ход.

Пришлось обходить фабрику с северного края. И везде, где они проходили, у всех ворот и проходов стояли полицейские. Наконец, Тим Кроунти и его товарищ добрались до складов. Здесь они залезли под платформу, к которой подходили грузовые вагоны; проводник Тима уверенно пробирался между столбами, пока не приблизился к высокой стенке из досок. Здесь он остановился и осторожным движением отодвинул в сторону две доски.

Товарищи оказались на фабричном дворе возле сборочного корпуса. Том огляделся: здесь не было никого, потому что полисмены стояли снаружи, по ту сторону стены. Недалеко от них, возле главного входа в корпус, только изредка проходили очередные караульные.

Поблагодарив спутника, Том осторожно приблизился к большому окну фабричного корпуса и прижался к стене. Сквозь мутные стекла окна было хорошо видно станки, стоявшие длинными рядами. Возле них темнели мрачные фигуры роботов.

Станки работали. Металлические фигуры двигали руками, похожими на рычаги. Эти руки делали короткие точные движения, — ни одного лишнего движения, никакой неосторожности. Идеальные рабочие, люди из стали, которыми двигала какая-то неведомая сила, стояли возле станков. Тим Кроунти смотрел не отрываясь.

— Как тихо должно быть в цехе… — наконец прошептал он. — Ни слова, ни вздоха… даже страшно!

Лишь изредка вдоль строя автоматов проходил человек. Это был смотритель, который следил за работой. Время от времени он подходил к какому-нибудь из роботов и несколькими движениями регулировал его работу, поворачивая ручки или выключатели, которые виднелись с обеих сторон металлических туловищ роботов. Тим Кроунти смотрел.

Минуты шли одна за другой. Неожиданно Кроунти заметил, как один робот сделал неверное движение. Он пошатнулся, ремень затянул его руку, — и через мгновение высокая металлическая фигура упала на пол, загремев так, что Том услышал это сквозь стекло. И чудно было видеть, что никто из металлических людей, работавших рядом, не повернул головы. Все остались равнодушны, они работали дальше.

К упавшему роботу подбежал смотритель. Он остановил машину, вытащил руку робота из колеса. Автомат неподвижно лежал на полу. Очевидно, в нем что-то испортилось.

Тим тихо свистнул, спрыгнул с подоконника и исчез в тайном ходе. Он шептал:

— Значит, и у них случаются неполадки? Но почему, почему именно этот робот испортился? Почему все остальные работают?..

* * *

Рассказывая потом об этих днях, Тим Кроунти всегда отмечал, что главная роль в дальнейших событиях принадлежала не ему, а его товарищу, пылкому радиолюбителю Джиму Уинстону.

Именно Джиму пришло в голову, что роботами не может управлять ничто другое, кроме направленных радиоволн.

— Слушай, — убеждал он Тима, — ведь здесь нет никаких проводов. Эти железные черти не могут двигаться с помощью аккумуляторов или чего-то подобного, потому что для этого в них слишком мало места. Энергию они получают извне. Безусловно, это только радиоволны.

Вместе с Тимом Уинстон пробирался на фабричный двор, к окнам. И, наблюдая целый час, оба товарищи были свидетелями того, как смотрители сменили несколько роботов, которые делали неверные движения и портились. Остальные автоматы работала безупречно. И только в одном месте каждый, только что поставленный робот, через несколько минут работы будто разлаживался. Он делал неуверенные движения, следствием чего всегда было одно и тоже: падение на землю и катастрофа.

— Ты понимаешь, — прошептал Тим Уинстону: — наверное, дело не в роботах, а именно в этом месте цеха. Что-то мешает правильной работе робота. Но что именно?

Уинстон задумался. Потом он тряхнул своими длинными космами и сказал почти громко, забывая о необходимости быть осторожным:

— Я знаю. Обрати внимание, что недалеко от этого места — электрические часы. По стене проходит сложное сплетение электропроводящих кабелей. Там сходятся провода со всего цеха. Очевидно эта система проводов индуктивно влияет на близкие к ней предметы, в том числе и на робота. Понимаешь?

Том отрицательно покачал головой:

— Понимаешь, Джим, у меня с электротехникой, как и со всей физикой и математикой, — давняя, размолвка. Однако, если ты убежден, что на робота влияет индукция проводов — я согласен. Только скажи, что из этого получается?

— Выходит только одно: роботы, получающие энергию извне, с помощью направленных радиоволн, не изолированы и от других воздействий. Значит…

— Что?

— Об этом поговорим потом.

Именно этот момент Тим Кроунти потом охарактеризовал, как решительно переломный во всей истории поражения Джонатана Говерса.

* * *

Надо отметить, что с этого дня Джим Уинстон часами просиживал возле своего маленького коротковолнового радиопередатчика. Том, приходивший к Уинстону, робко садился на расстоянии двух метров от Джима и, внимательно прислушиваясь к стуку телеграфного ключа радиолюбителя, изучал развешанные по стенам комнаты цветные наклейки-квитанции, которые подтверждали дружеские радиотелеграфные переговоры Джима с разными дальними уголками земного шара.

Джим работал неутомимо. Он нетерпеливо выстукивал что-то ключом, одновременно прислушиваясь к далекой мелодии поющего стрекота эфира. Иногда Уинстон передавал Тиму вторую пару наушников. Том слушал, но ничего не понимал.

Казалось, будто черные, плотно прижатые к ушам кружки телефона были отверстиями, через которые до него долетал странный, еле слышный гомон далеких пространств. И в этом гомоне выделялись похожие на щебетание неизвестной птички сигналы: это работала какая-то далекая станция.

Ежедневно, в двенадцать часов дня Кроунти вместе с Уинстоном пробирались к окну сборочного корпуса и следили за движениями роботов.

Фабрика работала на полную мощность. В течение недели грузовики подвозили все новые и новые отряды металлических людей. Машины не останавливались ни на минуту; фабрика работала двенадцать часов в сутки.

Смотрители, вероятно, догадались о причинах ошибочных движений роботов на том месте, где на стене переплетались провода. Толстые канаты кабелей убрали оттуда. Робот, который стоял на этом месте, теперь работал так же точно, как и остальные.

Ровно в двенадцать часов дня Кроунти и Уинстон жадно следили за движениями роботов. И каждый день они радостно замечали, как в тот момент, когда минутная стрелка приближалась к узкой рисочке возле цифры "XII" и сливалась с часовой в одну — роботы, видимые в окно, прекращали свои движения, словно какая-то странная посторонняя сила заставляла их сделать это.

Ежедневно в движениях роботов в течение минуты, следовавшей за полднем, можно было заметить все больше странностей. Ровно через пять дней все роботы на мгновение подняли вверх левые руки, будто приветствуя кого-то в этот миг.

— Левые! Тим, левые! — восхищенно прошептал Уинстон, хватая Тима за руку.

Что он хотел сказать этим?..

Вечером этого дня передатчик Джима работал особенно напряженно. В этот вечер к Джиму Уинстону пришли два члена забастовочного комитета. Они разговаривали несколько часов подряд. Затем Уинстон и Кроунти пошли с ними на заседание комитета, где сейчас царила безнадежность. Двери были заперты — и тихо, вполголоса Уинстон известил комитет о чем-то. Это сообщение заставило членов забастовочного комитета забыть про все заботы, забыть о жалобах рабочих, забыть о безнадежности положения, — и они с новой надеждой прислушивались к взволнованному голосу Джима.

А когда с фабрики раздался хриплый гудок, возвещавший о конце работы, Кроунти сжал кулак и, погрозив им в сторону Восьмой Авеню, где в своем мраморном дворце праздновал победу полновластный хозяин фабрик и положения Джонатан Говерс, пробормотал:

— Подожди! Еще неизвестно, кто выйдет победителем из этой борьбы!

* * *

День 7 ноября был такой же мрачный и серый, как и все предыдущие. Забастовка длилась уже двадцать три дня.

А впрочем, это была уже не забастовка, а тяжелая отчаянная решимость голодных рабочих, в семьях которых господствовала безысходность и нищета. С появлением роботов исчезла всякая надежда. Говерс отказался разговаривать с представителями забастовочного комитета. Он передал им через своего секретаря:

— Надеюсь, те требования, которые вы выдвигали до сих пор, теперь устраняются сами собой. Со своей стороны могу сообщить, что работа на фабриках с роботами происходит вполне удовлетворительно. Заменить роботов живыми рабочими можно только при условии снижения заработной платы на пятьдесят центов в день.

Согласится на продиктованные Говерсом условия было невозможно. Но и бастовать дальше казалось также невозможным. На что надеялся забастовочный комитет, который поддерживал надежды рабочих и затягивал дальше эту злосчастную забастовку?..

В одиннадцать часов 7 ноября забастовочный комитет назначил общий митинг возле фабрики, где, как и раньше, дежурила полиция. Из-за стен глухо доносился грохот неустанно работавших машин. Со всех сторон по одному и группами сходились рабочие. Исхудавшие, с изможденными лицами, с потухшими глазами, — они представляли картину полного отчаяния.

Кроунти вместе с Уинстоном был уже возле наскоро сооруженной трибуны. Через каждые пять минут Тим поглядывал на свои часы: нет, стрелка слишком медленно передвигалась по циферблату!

Митинг начался, когда площадь заполнила огромная толпа рабочих. Председатель забастовочного комитета говорил недолго. Смысл его речи был такой:

— Забастовка затянулась. Никто не надеется, что мы победим. Но забастовочный комитет уверен в этом. Последнее слово будет за рабочими. Сегодня забастовочный комитет предлагает всем двинуться организованным походом на Восьмую Авеню. Мы пройдем мимо дворца Говерса, мы напомним ему о себе. Но, если это не поможет, если и после этого похода положение не изменится, забастовочный комитет решил сдать позиции и согласиться на издевательские условия Говерса.

Рабочие слушали молча: что было говорить? Часть согласилась идти походом ради того, чтобы закончить, наконец, забастовку: пусть такой ценой, но работать и спасти от голода жен и детей! Другая часть рабочих еще надеялась на что-то; однако, никто не знал, на что именно.

Кроунти дернул Уинстона за руку:

— Без пяти двенадцать! Время!

Словно услышав, председатель комитета громко крикнул:

— Итак, организовываем колонны! Сегодня, в день первой рабочей революции, победившей в великой Красной стране, одной из тех стран, где социализм уже построен, — сегодня решится наша судьба.

Глаза Кроунти блестели; он отрывал взгляд от часов лишь для того, чтобы посмотреть на Джима. Уинстон, казалось, был спокоен; а впрочем, он волновался не меньше Тима.

— Без одной минуты, Джим!

Часы над воротами медленно и печально стал бить двенадцать, когда первая колонна рабочих тронулась, направляясь к городским кварталам. В эту самую минуту с фабричного двора послышался грохот металлических шагов. Тим Кроунти конвульсивно вцепился в рукав Уинстона:

— Идут! Джим, они идут!

Шаги приближались. Ворота фабрики широко открылись, и в них показались высокие металлические фигуры роботов. Полицейские, стоявшие у ворот, испуганно метнулись в сторону. Такого их инструкция не предусматривала.

Роботы выходили из ворот рядами по четыре, — они шли без края, десятки и сотни металлических людей. Они выходили из ворот, поворачивали налево и останавливались, словно ожидая тех, которые отстали.

Рабочие замолчали, ошеломленные неожиданным выходом роботов. Рабочие смотрели на роботов, как на нечто враждебное, — и невольно отступали перед ними. Среди наступившей тишины, громко и радостно прозвучал голос Кроунти, который вскочил на трибуну:

— Товарищи, роботы с нами! Они покинули фабрику, чтобы присоединиться к нашему походу. Пусть Говерс увидит; что его не спасут даже роботы. Они с нами, с рабочими!

И, будто отвечая Тиму Кроунти, все роботы одновременным широким движением подняли вверх левые руки. Стальные рабочие приветствовали живых.

По площади прокатилось торжественное "ура". Кто-то вложил в поднятую руку робота красный флаг. Вновь раздались возгласы — и колонна рабочих двинулась в город.

Это была удивительная картина. Вслед за колоннами рабочих, исхудавшие лица которых светились новой радостью, дружными рядами шли роботы, подняв вверх левые руки. Кое-где развевались красные флаги.

Но окна и двери большого мраморного дворца Говерса на Восьмой Авеню были плотно закрыты: короля Нью-Харриса уже известили об измене роботов. А большого желания и интереса самому воочию видеть такое поражение Джонатан Говерс не имел.

* * *

Вот отрывки из письма Тима Кроунти, репортера, к своему товарищу, секретарю редакции "Кроникл", Джону Дерфелю.

"Не думай, друг мой, что в Нью-Харрисе произошло нечто чудесное. Все просто, одна техника победила другую. Даже более того: техника, направленная против капиталистов, победила технику эксплуататоров. Я уже писал тебе, как мы с Джим Уинстоном заметили систематические поломки роботов, которых ставили под электропроводами. Джим объяснил причины порчи индуктивным влиянием проводов. "Значит, — сказал он мне, — можно влиять на автоматы извне". Джим приступил к работе.

Как ты знаешь, он — страстный радиолюбитель и давно уже работает на коротковолновом передатчике. У этого сумасшедшего Джима есть приятели в Новой Зеландии, Африке, Сибири, Англии, Австралии и в Красных странах.

Ты, наверное, уже знаешь о том, что роботами управляла, двигала ими, электроэнергия, которую передавали им с помощью радиоволн. Теперь представь себе, что какой-то другой источник таких же радиоволн, большей мощности, начнет посылать волны, излучения, которые будут принимать механизмы роботов. Что получится? Сначала у роботов начнут путаться движения, — под смешанным влиянием двух потоков лучей. Потом должны победить более мощные лучи. Они заглушат менее мощный поток. Робот станет делать то, что ему прикажут люди, которые управляют более мощным передатчиком энергии. Робот откажется подчиняться своим бывшим хозяевам.

Примерно то же самое произошло в Нью-Харрисе. Роботы Говерса работали, вообще говоря, безупречно. Они очень чутко воспринимали даже малейшие изменения колебаний и сигналов управления. Именно это и помогло нам.

Конечно, положение спас не я, а Джим Уинстон. Он обратился за помощью к своим приятелям, радиоинженерам, которые живут в одной из Красных стран. Джим рассказал им, пользуясь своим коротковолновым передатчиком, о победе Говерса. Он сказал им, что, по его мнению, Говерс ошибся, что не предусмотрел возможной помощи с их стороны. И друзья Джима, инженеры, помогли нам. В течение семи дней продолжались подготовительные испытания.

Джим договорился со своими приятелями инженерами, что они с помощью своей мощной коротковолновой станции будут пытаться управлять автоматами ежедневно в двенадцать часов. Мы осторожно следили как эта мощная станция медленно подчиняла себе роботов. И, когда мы увидели, как все роботы в двенадцать часов дня, будто в знак согласия, подняли левые руки, — мы окончательно убедились, что Джонатан Говерс ошибся и победа за нами.

Дальше все было просто. Мы условились с забастовочным комитетом, который уже готов был сдать свои позиции, относительно похода рабочих к дворцу Говерса. Но это был только жест — ничего больше. Роботы, которые покорились мощному потоку радиоволн второго передатчика, бросили работу и пошли вместе с нами. Передатчик Джонатана Говерса был бессилен заставить их продолжать работу у станков. Победа, настоящая победа была за нами, друг Джонни!

Что было дальше, ты, наверное, уже знаешь. А впрочем, могу тебе вкратце рассказать. Говерс сдался. Он согласился на все условия забастовочного комитета. Я думаю, что странное зрелище совместного похода рабочих и стальных роботов мимо его дворца очень сильно повлияло на его нервы. Производство роботов прекращено. Не роботы победили забастовку, а забастовка победил Говерса.

Капиталист, сделавший роботов, испугался созданной им армии. Он понял, что эта армия не только не полезна, но и может в любую минуту выйти из-под его контроля и двинуться на него железной стеной. Всех роботов, которых выпустил Говерс, поместили в железобетонные склады. Говерс хотел даже уничтожить их. Но затем, под влиянием инженеров, не сделал этого. Роботы лежат на складах под надежной охраной — до определенного времени.

Но не беспокойся, Джонни, мы знаем, где они. Если Говерс надеется еще когда-нибудь использовать их, — то и мы не теряем такой надежда.

Если надо будет, мы сумеем открыть склады и вывести оттуда стальных людей. Что скажет Джонатан Говерс, что скажут его друзья, когда в решительную минуту армия стальных роботов двинется вместе с нами на революционные баррикады?..

Твой Тим Кроунти".

---

Сетевой перевод Семена Гоголина

По изданию "Дванадцять оповідань", Харьков-Одесса: Дитвидав, 1936 г.

Примечания

1

Позже, на основе сюжета этого рассказа автор написал роман "Ідуть роботарі" (прим. ред.).

Создатель файла: Э. Петров

https://fantlab.ru/work205600

В том-то и дело, что удобной минуты совершенно нельзя было найти. Быстроходные фашистские танки молниеносно появлялись из-за двух бугров, вероятно, скрытые за ними в подземных убежищах. Через несколько секунд они приближались к окопам Красной Армии, заливая все вокруг себя жидким огнем. Длинные пламенные струи били из танков на сотню-полторы метров, огненная жидкость поджигала все, к чему прикасалась. Даже лед пылал, зажженный этой жидкостью — пылал в тридцатиградусный мороз.

Бойцы не имели никакой возможности приблизиться к танкам, окруженным пламенем.

А противотанковые пушки, кинжальные пушки, снаряды которых прорезают броню танков как масло? Противотанковые пушки не попадали в новые фашистские танки! Вот попробуйте попасть, скажем, из винтовки в блоху! Новые фашистские танки не шли по прямой. Они прыгали. Да, да, прыгали — и не просто вперед, словно перепрыгивая что-то. Нет, они бросались то вправо, то влево, каждый раз неожиданно, каждый раз непредсказуемо. Какие-то необычные усовершенствования позволяли этим танкам отпрыгивать на добрый десяток метров в сторону, не давая возможности пристреляться противотанковым пушкам. Снаряды, пролетали мимо танков, не вредя им. Попасть в эти новые танки, когда они прыгали, можно было разве что случайно.

А прыгать они начинали, едва показавшись из-за бугров. Единственное место, где, казалось, танки были уязвимы, — это несколько десятков метров перед самыми фашистскими позициями. Возвращаясь назад, танки уже не прыгали здесь, а быстро пробегали небольшое расстояние до своих окопов по прямой линии, чтобы скорее спрятаться под землей. Но именно эти несколько десятков метров были защищены от советских пушек двумя буграми… слишком далеко от гранатометчиков и слишком близко для пушек!

Командование участка уже хорошо знало, что каждый раз в вылазке участвуют одни и те же танки. Бойцы заметили даже их марку, белые буквы «МТ» на сером фоне брони. Однако, это мало помогало. Вот если бы приблизиться к танкам, укрыться как-то от их огненных струй и полить их самих этой поджигающей жидкостью!.. Но приблизиться было невозможно. Приходилось ждать резервов: тяжелые советские танки безусловно быстро разобьют фашистские танкетки. Надо только дождаться, пока тяжелые танки подойдут. А мороз, неустанно сковывавший реки льдом, ежечасно приближал для фашистских частей возможность спокойно отступить, избежать разгрома?.. Так или иначе, приходилось ждать, другого средства уничтожить новые вражеские машины не было.

И все же Синица и Лященко — бойцы погранзаставы упорно спорили. Они забыли про свежие газеты, они отказались даже от ужина (а для Синицы это было большой жертвой!). Собственно, присев в углу окопа, они даже не спорили. Синица горячо что-то доказывал Лященко, а тот молча и хмуро слушал и лишь иногда коротко отвечал другу, наверно, легко разбивая аргументы собеседника, потому что Синица секунду неистовствовал, ругался — и снова начинал что-то доказывать. Товарищи оглядывались на них, но не трогали, только иногда шутили:

— Опять что-то придумывают! Головы сломаете, изобретатели!

Друзья даже не оборачивались, захваченные разговором. Что вообще объединяло этих двух людей, таких разных внешне, не похожих ни одной чертой?.. Длинный и худой Лященко с его всегда суровым, нахмуренным лицом, с тонкими, как грабли, руками — и коротенький, неугомонный, веселый Синица, который мог неожиданно рассмешить кого угодно, кроме своего мрачного и молчаливого друга. Оба они были комсомольцами. Но почти вся рота тоже была комсомольской!.. Так или иначе, Лященко и Синица были неразлучными друзьями — о них шутили, что они даже наряды отбывают вместе. Однако, это было, конечно, лишь шуткой, потому что не Лященко, ни Синица с самого начала военной службы не имели ни одного наказания и были образцовыми красноармейцами, как и следует быть комсомольцам.

Разговор длился долго, но потом внезапно закончился. Синица снова что-то доказывал другу, горячо и вдохновенно. И на этот раз Лященко ответил не сразу. Он немножко подумал, покачал головой:

— Не знаю, — сказал он наконец. — Просто сказать, не знаю, потому что не уверен…

— А я знаю и уверен, — возразил Синица. — И ты знаешь. Ты только подумай: оно все равно как трактор. Я же не заставляю тебя сразу все овладеть. Ты только будешь делать то, что я скажу. Ну?.. +++

Очевидно Лященко согласился, потому что сразу после этого оба исчезли в глубине окопа. Никто не слышал от них ни слова до самой ночи. Бойцы только видели, как друзья, словно собираясь в путешествие, приносили какие-то вещи, складывали их в сумки. Затем Синица на несколько минут исчез и вернулся с двумя белыми халатами, в которых бойцы обычно ходили на разведку.

— Задание? — Спросил кто-то из товарищей у друзей.

— Нет, только небольшое личное, так сказать, частное дело, — ответил Синица.

Лященко молча мотнул головой: не трогай, мол! Однако, более разговорчивый Синица тут же добавил:

— Вы, ребята, сидите здесь, а мы прогуляемся. Что-то давно на свежем воздухе не были, пройтись хочется, развлечься!

— Вот, новые танки тебе покажут развлечение, — услышал Синица чей-то ответ. И сразу рассердился:

— Еще посмотрим, кто кому покажет! А может мы с Лященко как раз и собираемся этот новый танк на веревочке привести к нашим окопам?..

На такую похвальбу уже никто не ответил. Со стороны фашистских окопов начиналась артиллерийская стрельба. А это говорило о том, что фашисты что-то затевают…

…Бешеная артиллерийская подготовка заставила забыть про всякие разговоры. В грохоте выстрелов и взрывов никто не заметил, как исчезли два друга. А потом, когда появились огненные танки, было уже совсем не до Синицы и Лященко. Правда, на этот раз советским кинжальным пушкам удалось подбить два танка. Подожженные собственной горючей жидкостью, танки ярко горели среди морозной тьмы, освещая снежные сугробы вокруг себя. Видно было, как из одного танка попытался выпрыгнуть механик в кожаной одежде. Но он не успел: взрыв бензина закрыл все облаком дыма и огня…

Два прыгающих танка были подбиты, но остальные восемь, сделав свое дело, возвращались назад. Дрожащие лучи прожекторов время от времени нащупывали их, и в следующую же секунды танки исчезали из светового пятна, погружаясь прыжками в темноту зимней ночи. И лишь иногда в течение нескольких секунд можно было вновь видеть их, тускло освещенных красным заревом горящего льда, зажженного горючей жидкостью.

Танки возвращались назад, погружаясь в снежные заносы, тяжело шатаясь. Они шли уже не поодаль друг от друга, а понемногу сближаясь, чтобы быстро пройти между двумя буграми к своим окопам: там уже не было опасности попасть под выстрелы советских противотанковых пушек.

Черное небо опустилось низко-низко; ни одна звезда не смела выглянуть, словно все они были напуганы грохотом взрывов и артиллерийской стрельбы. Становилось заметно теплее; или, может, это только казалось от огня, разлитого фашистскими танками?..

Танки быстро отходили назад. В грохоте мотора танкисты последней машины не услышали, как прямо перед ними в снежном сугробе раздался отрывистый приглушенный голос:

— Даешь!

Второй голос коротко отозвался:

— Есть!

Два белых пятна на снегу зашевелились. Танк проходил как раз между ними. Как по команде, два человека в белых маскхалатах, почти незаметные среди снега, бросились к машине. Что-то мелькнуло в воздухе, что-то, вьющейся гадюкой, упало между острыми зубцами гусениц танка. Раздался сухой треск. Гусеницы остановились, они уже не отбрасывали назад снег а зарывались в сугроб, так как, тормозя, танк по инерции тяжело и упорно прополз еще немного вперед. Но вот его бронированное тело остановилось, безумно ревя мотором. Краткий радостный возглас отметил это, и две фигуры в белых халатах вновь упали в снег, невидимые на нем. Только зоркий, наблюдательный глаз заметил бы, как эти две фигуры ползли к стальным бокам танка, словно пытаясь прижаться к нему. Зачем?..

Танк стоял. Его гусеницы что-то заклинило. Вот мотор сбавил обороты, стало тише. Хриплый голос внутри отдал отрывистый приказ. Две-три секунды — и вокруг танка стало вдруг светло. Две струи жидкого пламени опоясали танк, сжигая все вокруг него.

— Так я и думал! — Тихо пробормотал Синица, прижимаясь ближе к гусенице. — Держись, Лященко, здесь они нас не тронут, держись! Они вылезут!

Видимо внутри танка успокоились. Огненный пояс исчез. Несколько тяжелых капель еще упали вниз из небольших трубок по сторонам танка. Они падали в снег, как растопленный сияющий металл, шипели и гасли.

Раздался скрежет брони. Наверху открылся люк. Из него показалась голова человека, руками державшегося за края люка. В одной руке были клещи. Фашистский механик быстро выпрыгнул из танка и подбежал к гусенице, утопая в снегу. Он наклонился, держа наготове клещи, и вдруг упал, оглушенный ударом приклада по голове.

И снова стало тихо. Из танка послышалась ругань. Вскоре второй танкист не выдержал тревожного ожидания. Вот и он показался над люком. Но ему не пришлось вылезти самому. Две длинные руки схватили его за горло и вытащили наружу как кошку. Через секунду он неподвижно лежал на снегу.

А Синица уже кричал:

— Да ладно возиться с ним! Скорее снимай колючую проволоку с гусениц! Видишь другие танки остановились, возвращают сюда. Ну, разве я не верно предвидел?.. Увидишь, придут этому на помощь… Давай, давай, Лященко! Вот, держись, сейчас задним ходом!..

Он исчез в танке. Вновь бешено загрохотал мотор. Танк тяжело подался назад. Лященко быстро вытащил из гусениц одну за другой две прочные петли из целых пучков колючей проволоки, которые остановили гусеницы. Затем с усилием вскарабкался в люк, закрыв за собой крышку.

Тем временем остальные танки повернули и уже приближались к отставшему, видимо, решив взять его на буксир. Фашисты не хотели оставлять танк Красной Армии, они пытались сохранить секрет новой машины. Танк стоял неподвижно, казалось он все еще не в состоянии двинуться с места. И только тогда, когда его отделяло от других всего несколько метров, его поведение резко изменилось.

Танк словно сошел с ума. Он молниеносно рванулся вперед, сразу перейдя на полную скорость и разбрасывая вокруг себя снег. Вот он оказался возле прочих танков, развернулся, и вдруг огненные струи брызнули из его бортов, направленные на соседей. Танк бешено крутился в одну и другую сторону, поливая машины жидким пламенем. Его соседи не успели ничего сделать, нападение было слишком неожиданным; огненная жидкость заливала их, проникала сквозь смотровые щели и щели люков, зажигала металл гусениц…

А когда вокруг бешеного танка уже пылали шесть фашистских танков, на которых разваливались и падали кусками в снег гусеницы, Синица радостно закричал, хотя и знал, что Лященко не может услышать его в этом адском шуме:

— Достаточно! Выключай! Поехали к своим!..

Танк быстро выскочил из огненного круга и, покачиваясь, ныряя в сугробы, понесся к советским окопам. Огненные струи по его бортам исчезли, выключенные Лященко. Сзади, освещенные собственным огнем, горели вражеские танки, горел снег вокруг них. Только один на полной скорости убегал к своим окопам. Это было все, что осталось от целого отряда танков…

…На этот раз советские позиции не встречали одинокий прыгающий танк выстрелами. С открытым люком танк медленно проезжал через советские окопы, словно выбирая себе дорогу. Смело можно было бы сказать, что танком руководила недостаточно опытная рука. Над люком виднелась голова Лященко. Он вглядывался вперед, все время крича вниз, в люк:

— Тише, ты! Тише, Синица! Людей раздавишь, чертяка! Синица, осторожнее!..

Танк остановился. Друзья вылезли из него. К танку подошел командир роты. Синица выпрямился, поправил шлем, приложил к нему руку:

— Разрешите доложить, товарищ командир. Шесть вражеских танков уничтожено, один захвачен и доставлен сюда. Марка МТ-77. Теплеет, товарищ командир, поймаем фашистов между реками!..

Командир роты также приложил руку к шлему. Пряча улыбку, он ответил строгим голосом:

— Поздравляю вас с успехом, товарищи бойцы Синица и Лященко. Жалею, что сначала вам придется понести наказание за своевольную вылазку без предупреждения командования!.. А еще комсомольцы…

Увидев, что лица друзей заметно вытянулись и помрачнели, командир роты, уже не скрывая улыбки, добавил:

— Однако, вопрос о награждении вас обоих за проявленную боевую инициативу и настоящую отвагу будет поставлен отдельно.

---

Сетевой перевод Семена Гоголина

По изданию: журнал "Пiонерiя", № 7 за 1939 г.

Создатель файла: Э. Петров

Примечания

1

Роман Владимира Владко «Аероторпеди повертають назад» — произведение с очень непростой судьбой. Роман, посвященный будущей войне мирового капитала с Советской Россией, вероятно, был написан в 1933 году. В этом варианте на СССР нападала объединенная армия капиталистических государств Европы. Позднее автор дописал роман, заменив абстрактных врагов на фашистов.

Вероятно, именно это и явилось роковым в судьбе произведения. В 1934 году, роман напечатали в издательстве «Дитвидав». Однако, практически весь тираж (10000 экз.) был уничтожен, либо его печать была приостановлена. Существует версия, что его антифашистская направленность, противоречила готовящемуся подписанию договора о сотрудничестве с Германией. О существовании романа было забыто на целых 50 лет. Он не фигурировал ни в одной библиографии советского времени. И только сравнительно недавно удалось обнаружить несколько (достоверно известно о двух) чудом сохранившихся экземплярах книги.

До книжной публикации Владко опубликовал несколько отрывков из романа. И позднее, не имея возможности напечатать книгу целиком, он перерабатывает некоторые главы романа в самостоятельные рассказы и публикует их в таком виде.

Интересно, что в данном отрывке, напечатанном в журнале "Пiонерiя" в 1939 году, война идет именно с фашистами. Возможно, за пять лет ситуация изменилась и фашизм опять стало разрешено представлять в образе врага.

https://fantlab.ru/work405722

Первый радист надел шинель и вышел. Вокруг здания радиостанции стояла спокойная тишина. Все спало: только часовые медленно проходя по улицам, поглядывали вокруг. Однако, такое ответственное отношение к выполнению своих обязанностей показалась радисту немного смешным: что могло случиться здесь, на расстоянии двадцати километров от фронта, да еще после блестящего наступления прыгающих танков?.. Он улыбнулся и направился своим путем.

Ночь была темная и теплая. Черно-синее небо медленно затягивалось облаками, прятавшими за своей завесой слабые искорки звезд. Радист шел, опустив голову, и думая про предстоящее утро. Капитан Ренуар докладывал, что начнет с рассветом дальнейшее наступление. Великий человек этот Ренуар! Радисту посчастливилось видеть его только один раз, когда капитан осматривал радиостанцию. Это был высокий смуглый мужчина с каменным лицом, спокойный и вежливый. Он говорил тихо, но казалось, что его слова нельзя не услышать, что вообще кроме него никого нет — все остальные рядом с капитаном Ренуаром казались незаметными и неслышными…

Приглушенный рокот мотора заставил радиста приподнять голову, когда он проходил мимо аэродрома. Высоко в небе горели огоньки самолетов: они шли на посадку. Их было несколько. Радист попытался пересчитать; однако, после шести сбился — мешало движение самолетов, круживших над аэродромом.

— Наверное, возвращаются с воздушной разведки, — подумай радист. Но не успел он снова опустить голову, как невольно остановился, пораженный диким воем тревожной сирены.

Начав с низкой ноты, сирена завывала все громче, поднимая свой звериный голос, пронизывающий даже стены, насыщающий собой все пространство и заставляющий человека с ужасом оглядываться, что и где случилось?.. На секунду сирена замолчала — радист почувствовал, как звенит у него в голове от этого вопля, и сразу же дикий и долгий стон сирены начался снова. В то же мгновение все поглотила тьма; все лампочки и фонари погасли, будто задутые мощным дыханием сирены.

— Тревога… воздушное нападение… — шептали дрожащие губы радиста.

О, он хорошо знал этот сигнал воздушной тревоги, знал, что означает сирена, почему погасли вдруг все огни! Это значило, что в воздухе замечен злейший враг, что через несколько минут начнут взрываться бомбы, которые будут бросать сверху вражеские самолеты. Надо прятаться… но — куда?.. что найдешь в этой адской темноте?

Сирена смолкла и вместо ее рева послышался тяжелый рокот самолетов. Сигнальных огней уже не было видно: их погасили. Самолеты, наверное, снижались, потому что их грохот становился все более угрожающим: только почему до сих пор они не сбросили ни одной бомбы?.. Радист наощупь нашел каменную стену склепа. Какого именно — он не помнил. Это не имело значения, он искал любую защиту. Как щенок, он скорчился у стены, безуспешно пытаясь втиснуться, вдавиться в камень, чтобы скрыть свое дрожащее тело. И вдруг стена вздрогнула: раз за разом загрохотали тяжелые выстрелы. Это начали стрельбу зенитные пушки, пытаясь попасть во вражеские самолеты. Голубоватые лучи прожекторов быстро рыскали по небу, отыскивая самолеты. Огненные пятна возникали и исчезали в небе: это взрывались снаряды зенитных орудий.

Широко открытыми глазами радист смотрел вверх, ежеминутно ожидая неминуемой смерти. Он увидел, как пара голубых, похожих на ножи, прожекторных луча поймали над аэродромом вражеский гигантский самолет, похожий на огромную хищную птицу, несшую в своих когтях смерть и разрушение. Лучи прожекторов вздрагивали, следя за полетом птицы, не выпуская ее из своих световых объятий. Словно обрадованные, вокруг самолета одновременно разорвалось несколько снарядов зенитных орудий. Но самолет снижался дальше, делая большой полукруг над аэродромом.

И, наконец, огромная птица раскрыла свои когти и бросила вниз большой черный ящик, который сразу исчез, вылетев за пределы светового пятна лучей прожекторов.

Радист ждал громоподобного взрыва бомбы. Но взрыва не было. Сквозь грохот выстрелов до него долетел новый звук: как будто со стороны аэродрома приближался большой танк. Радист ничего уже не понимал — это было какое-то сумасшествие. Все перепуталось в грохоте и реве выстрелов… И сразу он задрожал, как от жестокой лихорадки: все окрестности залил яркий белый свет. Высоко в небе сияли огромные солнца, медленно опускавшиеся вниз, заливая нестерпимым светом каждое здание, каждый камень, каждую пылинку. Советские самолеты, оставаясь сами в темноте, скинули вниз, на парашютах, осветительные приборы, бросавшие весь свет только вниз. И в этом свете хорошо стало видно, как падали вниз уродливые невиданные танки. Безумие, невозможная вещь, ужасный сон!.. Танки падают с неба?.. Нет, этого не может быть…

Но это было так. Радист видел все собственными глазами. Значит, и тот черный ящик, что выпустила из своих когтей первая стальная птица, которую поймали лучи прожекторов, — тоже был танк?..

Это было безумие. Радисту вспомнился рапорт капитана Ренуара, который он посылал в конце своей вахты. С протяжным стоном радист опустил голову на руки: он потерял сознание…

* * *

…А наступление действительно разворачивалось. Собственно, это был не наступление, а контратака частей Красной армии. Капитан Ренуар немного ошибся в своем рапорте. Он ожидал, что советская армия будет защищаться; однако, капитан Ренуар забыл, что лучшая защита — это нападение.

Да, прыгающие танки были новым, неизвестным доселе оружием. Да, прыгающие танки расчистили путь пехоте. Да, советские войска отступили. Но… Но в ответ на новое оружие — Красная армия применила свое новое оружие. Техника против техники! Однако, между этими двумя новинками нельзя было поставить знака равенства. Они были очень разные: одна, направленная на уничтожение во что бы то ни стало, направленная на нападение для завоевания, для подавления, для сплошного разрушения; и вторая, соединенная с непреодолимой силой пролетариев, знавших, что они идут на защиту страны строящегося социализма, идут дать отпор злейшим врагам, которых надо уничтожить, чтобы потом вернуться к своим фабрикам и заводам, совхозам и колхозам — свободно работать, строить и жить в своей трудовой стране.

И советская техника вышла победителем в этом сражении. Самолеты перенесли по воздуху в тыл врага необыкновенные новые танки, которые можно было сбрасывать вниз, не приземляясь. Танки еще в воздухе начинали двигаться, они, сталкиваясь с землей, продолжали это движение, атакуя врага сзади, откуда он совсем не ожидал нападения. После того, как они, на земле обеспечили первую, пока лишь относительную безопасность операции — вторая эскадрилья тяжелых самолетов, ждавшая до этого сигнала от командующего танкового отряда, — сбросила вниз на парашютах легкие танкетки, окончательно сломившие сопротивление и зажегшие необходимые сигнальные огни на аэродроме. Только после того третья эскадрилья приземлилась на самом аэродроме и высадила пехоту. Все это называлось воздушным десантом…

* * *

…Капитан Жюст Ренуар молча стоял у большой карты занимавшей большую часть стены его кабинета. Два тонких шнурка вились по карте, два шелковых шнурка: черный и красный. Кое-где они сближались, потом расходились, и снова приближались друг к другу. Шнурки условно означали линии позиций. Черный — войска "Первой армии Соединенных государств Европы", воевавшей против Советского Союза. Красный — советских войск, Красной армии. Позади капитана Ренуара стоял лейтенант Альберт Райвола, как всегда спокойный и сдержанный. Он тоже молчал.

Сегодня на рассвете черный шнурок сразу сдвинулся назад — намного левее, чем он был вчера. За ним спешил красный, так что его движение едва сдерживали шпильки, воткнутые в карту. Но не на это смотрел капитан Ренуар. Сжимая зубы так, что под кожей его скул заметно двигались желваки, он смотрел на небольшой неправильной формы круг справа от обоих шнурков — круг, образованный маленькими черными флажками. Это круг означал отрезанный советским воздушным десантом механизированный отряд "Первой армии", тот самый отряд, который вчера победно совершил замечательный прорыв советского фронта под защитой прыгающих танков. Отряд был отрезан, он был обречен на уничтожение… Вокруг него сомкнулось кольцо Красной армии, его не могло спасти ничто…

--

Журнал «Пiонерiя», № 3, за 1933 год.

Перевод Семена Гоголина

Отрывок из повести В. Владко ”Аероторпеди повертають назад”

Примечания

1

Повесть (позднее роман) Владимира Владко "Аероторпеди повертають назад", вероятно, была написана в 1933 году. Во всяком случае, именно тогда в журнале "Знання та праця", были напечатаны два отрывка из повести: "Загибель ескадри" и "Поразка генерала Древора".

Дальнейшая судьба произведения остается неясной. В 1934 году был опубликован рассказ, под названием "Аероторпеди повертають назад", который вероятно тоже является отрывком из этой повести. В 1936 году, в сборнике "12 оповідань", напечатаны два значительно переработанных фрагмента повести — "Помилка генерала Штрассера" и "Аероторпеди повертають на захід".

Вероятно, писатель много работавший над повестью, так и не смог ее опубликовать. Существует версия, что явная антифашистская направленность произведения противоречила готовящемуся тогда подписанию мирного договора с фашистской Германией и повесть оказалась идеологически опасной. Также существует версия, что она все-таки была издана, но весь тираж был уничтожен.

Возможно, что четыре фрагмента — единственное, что осталось от этой книги.

Этот фрагмент был напечатан в журнале «Пiонерiя», № 3, за 1933 год.

Создатель файла: Э. Петров

https://fantlab.ru/work514771

Петр пожал плечами:

— Меня другое интересует, — отметил он. — Вот если бы устранить такое явление, как сопротивление…

— Какое сопротивление? — Одновременно спросили Захар и Тарас.

— Ну, сопротивление электрическому току в проводах. Вы знаете, как это сопротивление мешает в электротехнике? Чтобы уменьшить его, приходится провода делать толще, тратить лишний металл. А если бы уничтожить сопротивление, ток в проводах протекал бы свободно. Например, в квартире накалял бы все лампочки и так же свободно возвращался бы назад… а на счетчике колесико не крутилось бы: ведь чего ему крутиться без нагрузки? Экономия какая, а?

— Фантастика, — снова махнул рукой Тарас. — По моему мнению, лучше было бы… Ой, а кто это? Откуда он взялся?

Перед очень удивленными друзьями стоял странный незнакомец. Еще секунду назад его не было — и вдруг он возник, словно с неба упал. Он был невысокого роста, живой и такой подвижный, что даже приплясывал. Левой рукой незнакомец словно на что-то опирался, хотя под рукой ничего не было, а правой делал все время какие-то странные жесты. Приятно улыбаясь, словно его неожиданное появление никого не должно было удивить, он сказал:

— К вашим услугам, друзья мои! Приветствую вас от имени нашей научно-исследовательской лаборатории "ЗТП", по поручению которой я сюда явился. Немного неожиданно, не так ли? Но мы не хотели тратить время на предупреждение… Стой, стой, куда ты без разрешения?

Это, уже касалось маленькой черепашки, которая вдруг выпрыгнула из кармана незнакомца и побежала прочь, смешно переступая толстыми ножками. Но, услышав голос хозяина, она сразу же вернулась обратно и послушно влезла на его протянутую ладонь.

— Простите, — сказал незнакомец, пряча ее в карман, — она еще не очень воспитанная. Ничего особенного: новая электронная игрушка, механическая черепашка. У нас в лаборатории "ЗТП" немало таких… например, вот…

Из другого кармана он вынул маленький фонарик, из которого вдруг блеснул яркий, даже при солнечном свете, луч.

— Атомная батарейка, — пояснил незнакомец, пряча фонарик, — Работать может лет двадцать пять. Ничего удивительного, — поспешно добавил он, увидев изумленные лица друзей, — все это к вашим услугам. Лаборатория "ЗТП" всегда…

— А что это за лаборатория? — Спросил Захар. — Никогда не слышал. Фокусы какие-то, что ли?

Лицо незнакомца обиженно исказилось:

— Да что вы выдумываете, Захарка! Какие фокусы? Чистая наука и техника! Ну, вот вы, например, интересовались тем, как изобрести способ сделать человека невидимым… прозрачным, не так ли?

— А откуда вы это знаете? — Озадаченно спросил Захар.

— Вы же только что сказали об этом. А у нас такие мощные и чувствительные звукоулавливатели и радиоприемники, что мы все можем услышать. Хотите проверить? Пожалуйста!

Незнакомец закатал рукав пиджака. На его руке сверкал маленький прибор, похожий на ручные часы. Только вместо циферблата на нем была какая-то решетка.

— Пожалуйста, — указал на прибор незнакомец. — Какую радиостанцию хотите услышать? Москву? Ленинград? Бухарест? Ах, Варшаву? Пожалуйста!

Он повернул крохотную головку — и из прибора донеслась четкая, громкая польская речь, а вслед за ней — и музыка.

— Ничего удивительного, — продолжал незнакомец, — просто портативный радиоприемник на полупроводниках. Обычное дело для нашей лаборатории, самое обычное! Впрочем, вернемся к делу. Ах, простите, еще не все!

Он сделал едва уловимый взмах правой рукой — и трое друзей так и окаменели от удивления: внезапно под левой рукой незнакомца оказался… целый велосипед! Так вот на что он все время опирался! Но почему же до сих пор этого велосипеда не было видно? И что это, у незнакомца, за небольшая полупрозрачная, похожая на купальную шапочку, блестящая штука в правой руке?..

— Наша лаборатория "ЗТП", — продолжал между тем загадочный гость, — узнала о ваших желаниях и поручила мне ознакомить вас с некоторыми изобретениями. Надеемся, они заинтересуют вас. Прошу. Это — обычная шапочка из нового, недавно изобретенного вещества — прозорита…

— Как? Прозорита? Не слышал, — сказал Захар.

— Я же говорю, что это совершенно новое вещество. Оно почти прозрачное. Но не в этом дело. Оно обладает способностью, делать совершенно прозрачным все, на что надеть эту шапочку. Например… прошу!

Таким же быстрым взмахом руки незнакомый надел шапочку на руль велосипеда — и тот сразу словно растворился в воздухе. Вот только был — и уже нет! И вдруг снова появился, потому что незнакомец снял шапочку с руля. Дрожащими от волнения губами Захар прошептал:

— А можно… и на человека надеть эту шапочку?..

— Да конечно, можно. И тогда человек тоже становится совершенно прозрачным, то есть невидимым. Вы хотели именно этого? А велосипед — это для вас, Тарас. Он также имеет особое свойство. Изготавливая его, наша лаборатория применила другое новое вещество — антитертин. Не слышали? Совершенно новое, неизвестное еще науке. Это вещество, добавленное в металл, резину или что-нибудь еще, устраняет трение. Именно этим вы, Тарас, интересовались? Посмотрите, никакого трения! Только коснитесь педали, пожалуйста!

И действительно: только Тарас коснулся рукой педали, как заднее колесо велосипеда, которое незнакомец приподнял, завертелось с бешеной скоростью. Тарас аж за голову схватился: это правда! Действительно нет трения!

— А можно прокатиться на этом велосипеде? — Тихо спросил он.

— Безусловно, — ответил незнакомец. — Но вот еще один сюрприз. Для вас, Петр. Вы, наверное, и не думали, что мы позаботились об этом.

Он уже держал в руке небольшой ящичек:

— Здесь использована третья новинка, изобретенная в нашей лаборатории: вещество — протиопироль. Если это вещество добавить к металлу и сделать из него трансформатор, через который пропустить электрический ток, этот ток потом проходит по всем проводам легко, почти без сопротивления. Значит, этот трансформатор с протиопиролем — для вас, Петр!

— И я могу его… — спросил нерешительно Петр.

— Конечно, можете попробовать. Для этого я его и принес. С чего мы начнем? А, вижу, вижу! Петр хочет первым. Ну, давайте! А велосипед мы пока спрячем.

Незнакомец натянул прозрачную шапочку на руль велосипеда, и тот снова внезапно исчез, будто его и не было.

— Пойдем!

Петр нес в руках маленький ящичек, Тарас и Захар шли за ним, оглядываясь на незнакомца. А он спокойно шел за ними, повторяя:

— Да, да, сейчас попробуем.

Зайдя в квартиру, Петр осторожно включил трансформатор сразу после счетчика так, чтобы электрический ток проходил сквозь него. Потом, оглянувшись на товарищей, он включил одну за другой все лампочки в квартире. Они ярко вспыхнули.

— Смотрите, смотрите! — Воскликнул Петр. — Горят ярче, чем раньше! А как счетчик?

Колесико счетчика совсем не крутилось. Оно замерло.

— Я же говорил, что так будет, — обрадовался Петр. — Нет сопротивления, значит, нет нагрузки — и счетчику ничего делать! Вот здорово! Замечательное изобретение, этот протиопироль!

— Хорошо, — отозвался незнакомец. — Теперь отключим трансформатор.

— А почему? — Огорчился Петр. — Оставили бы его здесь…

— Нельзя. Нам он нужен в лаборатории. Ведь мы еще не закончили экспериментировать с ним.

И с этими словами загадочный гость снял трансформатор и спрятал его в карман. Петр грустно следил за его быстрыми движениями.

— Захар, я вижу, очень хочет попробовать прозоритовую шапочку, — продолжал незнакомец. — Пойдем опять во двор; кстати, испытываем и антитертиновый велосипед. Пошли!

Во дворе, у скамейки, как и следовало ожидать, никто из друзей не заметил и следа велосипеда: ведь он был невидим под прозоритовой шапочкой.

— Раз-два-три, — весело сказал незнакомец, делая ловкое движение рукой. И велосипед сразу появился, сверкая никелированными частями.

— Вот шапочка, надевайте ее, Захар. А мы посмотрим, что из этого выйдет, — распорядился гость.

Захар дрожащими руками поднял странную шапочку, надел — и парня не стало! Тарас посмотрел на Петра, Петр — на Тараса. Затем оба уставились глазами на то место, где несколько секунд назад стоял их приятель.

— Захар! — Робко позвал Тарас. — Где ты?

— А я тут, — последовал ответ из пустого воздуха. Это был голос Захара. — Правда, не видите меня? А я вас очень хорошо вижу. И сейчас докажу это.

В следующее мгновение Тарас почувствовал, как чьи-то цепкие пальцы схватили его за нос. А Петра кто-то потянул за волосы. Оба отшатнулись: и действительно, это было невероятно! Из пустоты перед ними раздался веселый смех Захара:

— Да это же я! Не бойтесь! Смотрите, снимаю шапочку!

Действительно, Захар снова был перед ними — такой же, как и раньше. В руке он держал прозоритовую шапочку, снятую с головы.

— Ну, и замечательное изобретение, этот прозорит, — сказал Захар, — просто удивительное… Подождите, а зачем вы забираете у меня эту шапочку?

— Ничего не поделаешь, Захар, — ответил незнакомец. — Ведь мне поручено только показать вам все это. Мы должны, у себя в лаборатории, дальше испытывать эти вещества. Тарас, теперь ваша очередь. Не хотите попробовать антитертиновый велосипед? Пожалуйста!

Тараса не надо было уговаривать. Он взялся за руль велосипеда, быстро прыгнул в седло, нажал на педали…

— Ой! — Воскликнул он удивленно, потому что велосипед рванулся вперед, словно кто-то его швырнул. С молниеносной быстротой Тарас пролетел до конца двора, едва успел свернуть в сторону и так же быстро промчался назад. Вновь повернул. Лицо его было растерянное. На педали он, конечно, уже не нажимал, потому что велосипед и без того летел вперед, словно гоночный автомобиль.

— Тормози, Тарасик! Тормози! — Воскликнул Захар.

Тарас нажал на тормоз. Велосипед мягко снизил скорость и легко остановился. Тарас соскочил с него, отдуваясь.

— Ну, знаете, — сказал он незнакомцу, — к этому антитертину надо привыкнуть. Хорошо, что я не растерялся, а то можно было и разбиться… Но, должен сказать, замечательная вещь! Удивительное изобретение! Вот что значит — нет трения! Раз нажал на педали — и можешь ехать себе, сколько угодно!..

— Да, — согласился незнакомец, — наша лаборатория "ЗТП" работает неплохо. Рад, что вам понравились наши изобретения.

— Но вы так и не сказали нам, что значит название — "ЗТП", — повторил свой вопрос Захар.

— Ну, это можно расшифровать по-разному, — ответил таинственный гость. — Например… например, в честь моих новых знакомых: "Захар — Тарас — Петр". Как вам это нравится?

— Шутите, — мрачно сказал Захар.

— Тогда иначе. Что вы скажете о таком варианте: "За — Точное — Познание"? Или "Заинтересовался — Тогда — Подумаем"? Или "Знай — Твори — Пробуй"?.. Можете и еще придумать, мы не возражаем… Однако мне пора. Теперь вы, наверное, уже не удивитесь, если я сделаю так…

Незнакомец легким, незаметным движением надел прозоритовую шапочку и словно растаял в воздухе, из которого до друзей донесся его веселый голос:

— Подумайте, подумайте и над названием "ЗТП", и над всем остальным, что здесь произошло!

Затем трое друзей увидели, как качнулся, а затем стал прямо антитертиновый велосипед, как вдруг повернулись педали — и велосипед сам резко рванулся вперед, к раскрытым воротам. Он без малейшей задержки проскочил в ворота и скрылся за ними. Уже издали до друзей донеслись последние слова незнакомого:

— Подумайте, подумайте! Возможно, мы еще встретимся с вами!..

ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!

Вы прочитали шуточный научно-фантастический рассказ "Три волшебных изобретения", написанный писателем В. Владко специально для первого номера нашего журнала. А все ли правильно в этом рассказе? Нет ли в нем каких-нибудь событий, которые ни в коем случае не могли произойти?

Мы поможем вам разобраться. Кое-что в рассказе "Три волшебных изобретения" вполне соответствует современным научным данным. Вместе с тем автор намеренно ввел в рассказ некоторые явно неверные утверждения, которые полностью противоречат науке. Попробуйте найти такие неверные утверждения: вы легко сможете это сделать, немного поразмыслив.

Предположим, что могут существовать и, прозорит — вещество, которое делает все прозрачным и невидимым; и антитертин — вещество, которое уничтожает трение и в металле, и в резине, следовательно, несравненно облегчает движение машин; и антиопироль — вещество, которое уничтожает сопротивление и, таким образом, позволяет электрическому току легко и без потерь протекать по проводам.

Однако, действительно ли события могли происходить так, как их представляли себе Захар, Тарас и Петр и как они разворачиваются в рассказе? Что правильно и неверно в описании этих событий?

Подумайте, посоветуйтесь с товарищами, которые интересуются наукой и техникой, спросите своих преподавателей — и вы обязательно решите этот вопрос.

Кстати, еще одно: как же на самом деле расшифровать таинственное название лаборатории — "ЗТП"? Ну, это уже совсем легко, и здесь помощь не нужна.

Фамилии читателей, которые пришлют лучшие ответы, будут опубликованы в нашем журнале.

Редакция

---

Володимир Владко "Три чарівних винаходи", 1957 г.

Журнал "Знання та праця", 1957, № 1.

Перевод с украинского С. Гоголин.

Создатель файла: Э. Петров

https://fantlab.ru/work405034