А вот еще пример. Е.Астахов, "Апсны — Страна Души". Герой там положительный. Поэтому он найденный пирит скрыл (естественно, считая его золотом), собираясь сказать об открытии "золотых россыпей" "честным государственным людям". И таки сказал — советским (естественно) геологам. Для построения дороги к месторождению барита.

А вот почему у Астахова герой не мог найти настоящее золото? (Не считая того факта, что в тех горах его быть не должно). Потому ли, что "неорганизованным гражданам" не положено такое находить и, тем более, решать судьбу находки (счел геологов хорошими людьми — сказал, не счел — не сказал)? Потому ли, что государство достаточно сильно и богато, чтобы не нуждаться в подобного рода помощи? Потому ли, что золото — это так, "ценно для капиталистов", для советского же государства ценнее сырье (тот же барит, возможно — пирит как он есть)?

2-окт-2011 05:36 — А вот еще забавное...

04. Девушка на ступеньках

До меня только что дошло, что, похоже, у Шерстобитова в "Аквалангах на дне" снимают фильм по "Шхуне "Колумб"" Трублаини. Характерные имена героев, некоторые моменты — "Герой фильма – отважный и веселый Марко, мальчишка из рыбацкого поселка, – один плывет в бушующем море, ныряет, чтобы достать брошенный врагом пакет, даже дерется в воде. А мальчик, который играет Марко, сам хоть и плавает, хоть и ныряет, но не так азартно, не так легко и уверенно, как это нужно будет в кадре. Он же городской, этот мальчик, он море до приезда сюда в глаза не видал. Где он тем плавал и нырял, на какой-то Оке или Каме?.. А тут нужно будет держаться на штормовых волнах, нужно будет прыгать в воду с тонущей лодки, надо будет сниматься под водой. А какой нетренированный мальчик сможет все это сделать так, чтобы зритель поверил, что Марко настоящий мальчишка из морского поселка, внук рыбака, сын рыбака?", "А в скалах Голубой бухты рабочие с киностудии уже строили небольшой домик с усадьбой. Это будет такая декорация для съемок. Там должны будут по фильму жить старый рыбак с внучкой и огромная сторожевая собака Разбой.", "Он завидовал самому Марко, юнге, такому же мальчишке, как и он сам. И на лодке в шторм ходил, и очень хитрого, опасного врага помог обнаружить, и столько времени в море продержался. А как он вел себя на шхуне, захваченной диверсантами, как отчаянно боролся под водой!"

Правда, вот никакого Володи у Трублаини нет. И образ героини фильма у Шерстобитова — "Во-первых, ни косичек, ни бантиков, а коротко подстриженные волосы с небольшой челочкой. Во-вторых, изящные темные очки. В-третьих, в-четвертых и в-пятых, одета она была совсем щегольски, просто пижонски, как определил Ромка. В самом деле, разве не пижонство носить в жаркий июньский день кожаную зеленую короткую курточку на "молниях", серые узкие брючки и белые туфельки." — какой-то странный для экранизации Трублаини. Хотя, с другой стороны, сценарий могли и "осовременить". Очень в таком случае интересно, какая же страна окажется "главным врагом". С очередной же стороны, в фильме как раз этот момент обойти проще... Или нет?

17-апр-2010 03:45 — Н.Трублаини, "Шхуна "Колумб""

04. Девушка на ступеньках

Забавно: как старательно автор избегает всяческих указаний на гражданство "врагов". "Здесь" ("Правда, гимназию русскую вы кончали уже _здесь_, а в России потом были только дважды, как турист, но я полагаю, что последняя четырехмесячная поездка во многом помогла вашей тренировке?"), "_иностранный_ моряк с повязкой на глазу", "_иностранный_ пароход", "пятисотваттные лампы залили электричеством _город_", "_иностранная_ подводная лодка", "_пиратская_ подводная лодка", "_враги_, подошедшие к Лебединому острову на подводной лодке", "пираты", "ответила Люда на _родном языке_ Анча"...

И — ни одного уточнения. Самое близкое — это "известная агрессивная держава" ("герб известной агрессивной державы", "Впрочем, даже если бы Марко разбирался во всех военных формах на свете, он все равно удивился бы, увидев форму своего конвоира. Она напоминала форму многих флотов, но ни одному из них не принадлежала. Командование подводной лодки, появившейся в мирное время с вражескими целями в чужих водах, прибегло на всякий случай к различным способам маскировки. Одним из них была замена всех надписей и обозначений на стенах, дверях и машинах всевозможными иксами, тире и звездочками. Все было сделано для того, чтобы не раскрыть в случае провала своей государственной принадлежности. Только Анч случайно надел китель с форменными пуговицами. При самой тщательной маскировке из поля зрения конспираторов выпадают какие-нибудь мелочи, которые позднее могут пригодиться внимательному разведчику.") — но какая держава в то время считалась агрессивной?..

Исходя из монолога шефа — "Перед первой мировой войной немецкие пароходы, шедшие в Бразилию с грузом, вынуждены были возвращаться в Германию, порожняком. Для балласта они нагружали свои трюмы монацитовым песком. Когда началась война, грозные гиганты-дирижабли часто гибли от маленькой зажигательной пули. Одной искры было достаточно, чтобы взорвать водород, которым была наполнена оболочка дирижабля. И вдруг немецкие дирижабли удивили неприятеля: в них попадали снаряды, но корабли не взрывались, а спокойно летели дальше. Почему? Потому, что их оболочки наполнялись уже не водородом, а гелием, добытым из монацитовых песков. А гелий не загорается. Ну, а теперь наши химики открыли, что гелий употребляется в военном деле не только для наполнения дирижаблей. К сожалению, за границей знают, что на наших последних подводных лодках стоят новые двигатели, работающие на гремучем газе, добываемом разложением воды на кислород и водород с помощью электролиза. Эти двигатели дают возможность намного уменьшить вес подводных лодок и увеличить скорость их хода и время пребывания под водой. Лодки с такими двигателями втрое сильнее лодок, движущихся под водой с помощью электроаккумуляторов, а над водой – обычных дизелей. Так вот, за границей кое-что об этом знают, но не знают конструкции двигателей и того, что для сжигания гремучего газа необходим гелий. Больше о значении гелия я ничего не скажу. Техника этого дела – тайна. Если Советская Россия получит большое количество гелия… вы знаете, что гелий имеют лишь Соединенные Штаты и за границу его почти не продают… если большевики получат много гелия, они, во-первых, наполнят им свои дирижабли, во-вторых, мы не гарантированы, что они не догадаются использовать гелий так же, как и мы. Наконец, следует отметить, что хотя гелия содержится в торианите значительное количество, но инженеры до сих пор не разрешили технологической проблемы добывания его из торианита заводским способом. Если бы эту проблему разрешили у нас, то, возможно, мы смогли бы организовать добывание гелия из торианитового песка, небольшое количество которого встречается на островах Индийского океана." — "мы" — это не Германия, не США. Британия? Но Марко знает английский, а разговоров Анча с командиром не понимал. Люда разговоры на подводной лодке понимает, но нигде не сказано, какие языки она знает.

9-апр-2010 02:34 — Н.Трублаини, "Лахтак"

04. Девушка на ступеньках

Очень, очень... _характерная_ для своего времени книга.

Тут и интернационализм, и — все-таки — превосходство социалистического советского народа, и "расслоение по классовому признаку" (причем кто побогаче — те гады во всех отношениях). И "обращение в социализм". И характерная такая деталь: представители загнивающего капиталистического общества находят золото-обманку (даже и не будь оно пиритом — это, в общем, лишь средство обогащения), а представители передового социалистического — нефть, "один из ценнейших для промышленности и транспорта продуктов".

PS. Любопытно, шкипер _Ларсен_ — это не отсылка ли к "Морскому волку" Дж.Лондона?

PPS. Вот интересно, если посчитать в советской приключенческой литературе встречаемость трех сюжетных ходов: подозревают, оказывается "не-гадом"; подозревают, оказывается гадом; не подозревают, оказывается гадом — какой окажеся самым частым?

5-апр-2010 03:25 — А какая польза...

04. Девушка на ступеньках

...от ГЭС? Помимо электричества?

Объясняю смысл вопроса: у Трублаини в "Глубинном пути" есть такой момент: "Из докладной записки вы видите, что сама прокладка туннеля требует колоссального количества электроэнергии и тем самым ставит на реальную почву проблему Ангарского гидроэлектрокомбината. Ранее, как вам известно, вопрос о создании серии огромных электростанций на Ангаре упирался в невозможность найти поблизости потребителей для десяти миллионов киловатт энергии. Теперь такими потребителями будут подземный электропуть и связанные с ним предприятия." То есть получается, что этот Ангарский гидрокомбинат должен был приносить и еще какую-то пользу, помимо электричества. Электричество как раз было "побочным продуктом", который было некуда девать — поэтому гидрокомбинат и не строили. Нашли куда девать — отлично, теперь можно и построить. Так вот: а в чем же смысл этого гидрокомбината, кроме как в электроэнергии???

-апр-2010 15:54 — Читала я тут на днях "Глубинный путь" Трублаини...

04. Девушка на ступеньках

Обнаружила там нежно любимую шпионскую линию. И задумалась: а ведь в "старых" советских шпионских повестях собственно _личности_ шпиона (не его действиям, а "как он дошел до жизни такой") практически ведь не уделялось внимания. Личностям его "местных" (т.е. советских) помощников внимания тоже не как-то особо не уделялось (скажут, к примеру, что они из "бывших" — ну и хватит). А с какого-то момента это все стали расписывать как-то подробнее, стали их, шпионов, как-то "очеловечивать". Естественно, с уклоном в обличение капитализма...

Кажется, это началось именно в период "оттепели".

https://silent-gluk.livejournal.com/tag/%...

Отрывок из романа под названием «В ледяном плену», опубликованный в журнале ««Знание – сила», 1938, №4 – с.9-12, №5 – с.8-10, позиционировался как отрывок из фантастического романа «Тайна острова Рапа-Нуи».*

* современное название — остров Пасхи.

Впервые сокращенный вариант романа: Тайна двух океанов: Роман // Пионерская правда, 1938, 16-30 мая, 2-30 июня, 2-30 июля, 4-30 августа, 4-16 сент.

Издания романа, вышедшие после 1953 года, имеют небольшие текстовые отличия от более ранних, поскольку начиная с издания 1954 года из книги были удалены все фразы, связанные со Сталиным, которого в романе автор называет «вождем» или «горячо любимым вождем».

Кроме того, начиная с издания 1941 года из романа полностью вырезана глава «Проект Марата», причем, не грубо вырезана, а текстуально «сглажена» со смежными главами. В ней рассказывалось о том, что член экипажа «Пионера» Марат Бронштейн предлагает изменить направление течения Гольфстрима, и тем самым лишить Северную Америку тепла от него, со всеми вытекающими последствиями.

По оригинальным материалам nostromo 2015

https://fantlab.ru/edition60659

Полюбопытствуйте: https://fantlab.ru/blogarticle65636

Григорий Борисович Адамов (имя при рождении Абра́м-Герш Бо́рухович Гибс) получил по крайней мере, начальное образование в еврейской школе.

Это видно в "Тайне двух океанов" по образу морского змея (зверя) "левиафана" (доисторический ящер).

Левиафа́н (др.-евр. לִוְיָתָן, совр. ивр. ‏לִװײָתָן‏‎, ливъята́н — «скрученный, свитый»; совр. значение — «кит») — морское чудовище, упоминаемое в Танахе (Ветхом Завете) (Пс. 73:14, Ис. 27:1 и др.)

https://goo-gl.su/63CdRi

Кинооператор и фотограф Виктор Абрамович Сидлер.

Марат Моисеевич Бронштейн, электрик второго разряда.

Автор родился в украинском городе Херсоне, и вывел среди персонажей колоритного украинца-богатыря Скворешню с характерным акцентом, и при волнении переходящим на украинскую мову. А так же грузин Лордкипанидзе, кореец Цой и множество русских персонажей. В общем, интернациональный экипаж.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%B...

Адамов умел быть поэтичным и в своей не очень фантастичной технике. Работы тружеников моря в «Тайне двух океанов» занимательны и романтичны. Но и этому и двум другим романам Адамова, при множестве интересных частностей, не хватало поэзии большой идеи. Если в «Тайне двух океанов» или в «Пылающем острове» Казанцева еще было что-то от «информационного бюллетеня» перспективных направлений науки и техники, каким начинал становиться научно-фантастический роман к концу 20-х — началу 30-х годов, то в «Изгнании владыки», до отказа набитом все теми же скафандрами и прочим реквизитом предыдущих романов, в «Арктании» и в «Истребителе 2Z» уже проглядывал какой-то рекламный каталог всевозможных штучек.

Иные из этих «штучек», как например реактивные сани в «Арктании», были любопытны, но не новы и содержали немало элементарных ошибок, которых не допускали не только ученые Циолковский и Обручев, но и литераторы Толстой и Александр Беляев. Реактивный двигатель саней у Гребнева работает почему-то беззвучно; радий употребляют не только как ядерное горючее, но, непонятно почему, и для оживления замороженного организма. Создается впечатление, что писатель гонялся за технической «экзотикой» и кое-как пристраивал взятое из третьих рук, не вникая в дело.

А когда в поле зрения попадала интересная идея, ее забивали приключения. Парящая над Северным полюсом исследовательская станция — оригинальная выдумка: исполинский дирижабль, на котором размещен целый город, с реактивными двигателями, автоматически удерживающими Арктанию против воздушных течений. Но и устройству станции, и жизни на ней уделено третьестепеное место по сравнению с приключениями сына начальника. Точно так же и с оживлением замороженных людей. Увлеченный мыслью найти и оживить погибшего Амундсена, мальчик попадает в лапы укрывшихся в подводном гроте фашистов-"крестовиков". Чуть ли не весь роман читатель следит за эпопеей его освобождения и лишь между делом узнает, что удалось оживить вмерзшего в лед человека.

В предисловии к переработанному изданию «Пылающего острова» профессор И. Ефремов, автор «Туманности Андромеды», напомнил, что новые исследования в области сверхпроводимости подтвердили реальность сверхаккумулятора, идею которого критики романа в свое время сочли наивной. [221] Но сколько научного и литературного шлака нагромождено в этом романе вокруг интересных фантастических идей! В первоначальном варианте писатель тушил сжигавший земную атмосферу пожар взрывом сверхаккумуляторов, выбрасываемых электропушкой. Впоследствии, когда была открыта ядерная энергия, герои Казанцева засомневались: не лучше ли атомные бомбы? Аккумулятор, какой бы фантастической емкости он ни был, должен все-таки заряжаться энергией электростанции. Хватит ли ее? Однако энергетическую сторону дела, насущную с точки зрения правдоподобия, герои «Пылающего острова» даже не обсуждают (то же самое в «Победителях недр» и «Тайне двух океанов» — на эти промахи указывал еще Беляев).

Далее: как быть с электропушкой в ракетный век? Модная у фантастов в 30-е годы «штучка» (та же электропушка в киноповести Уэллса «Облик грядущего») все-таки была сохранена под тем неосновательным предлогом, что ракеты менее точны. Это ракеты-то, со снайперской меткостью угодившие в Луну! Стремлением во что бы то ни стало идти «в ногу» с модой писатель пришел в противоречие с тем самым здравым смыслом, верность которому больше всего старался сохранить… В сущности, ему следовало заменить всю старую технику, т. е. написать новую книгу…

В переделанный вариант «Пылающего острова» Казанцев ввел нового своего «конька» — тему космических пришельцев. Ради этого была надстроена целая сюжетная линия. Чтобы сверхаккумуляторы не разряжались, их надо зачем-то покрыть слоем радия-дельта. Зачем — неважно, зато — предлог для приключений, как вырвали сей элемент у злодея Вельта, которому он достался от Кленова. Кленов же унаследовал радий у своего учителя, а тому его подарила марсианка с Тунгусского метеорита, оказавшегося космическим кораблем… Вот так, не мудрствуя лукаво, к старому сюжету была пристегнута новая гипотеза, раздутая в сенсацию (подробней об этом см. в главе «Великое Кольцо»). Марсианский подарок не украсил научного содержания романа, а добавочная доза внешней занимательности усугубила намечавшийся и прежде отход от приключений мысли.

Сходная неудача постигла переделку Гребневым «Арктании» (в новом варианте «Тайна подводной скалы», 1955) и Владко «Аргонавтов Вселенной» (новый вариант в 1957 г.). Гребнев увлекся детективными ситуациями и еще больше отдалил сюжет от коммунистического будущего. Владко, освежив познавательный материал, тоже не смог создать нового произведения. После романов Беляева читатель найдет здесь немного нового. Модернизировались частности, тогда как обновления требовал сам тип романа.

8

Нельзя сказать, чтобы научно-фантастический роман 30-х годов ни в чем не совершенствовался. Его литературный уровень в целом выше средних произведений предшествующего десятилетия. Некоторые книги до сих пор остаются занимательным чтением подростков. Но не появилось таких ярких новаторских вещей, как «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина», «Голова профессора Доуэля» и «Человек-амфибия». В калейдоскопе скафандров, портативных парашютов, электролыж и т. п. не было большой мысли. Роман получил угрожающий детективный крен, и его не спасли броские заголовки о пылающих островах и морских тайнах.

В некоторых романах глубже, чем в прежние годы, обрисованы образы врагов (Горелов в «Тайне двух океанов» Адамова, Вельт и Ганс в «Пылающем острове» Казанцева). Но в сопоставлении, например, с персонажами беляевского «Прыжка в ничто» еще очевидней ограниченные возможности психологизма, основанного на детективной фабуле. Правда, в «Арктании» Гребнева гротескные образы «крестовиков» и элементы политического памфлета удачно сочетались с приключенческим сюжетом. Но зато в написанном в близкой манере «Истребителе 2Z» С. Беляева и памфлетные фигуры врагов, и приключения, и научно-фантастические мотивы на уровне «красного Пинкертона».

Намечались и живые черты положительных героев: добродушный гигант Скворешня в «Тайне двух океанов», Тунгусов и Ридан в «Генераторе чудес», Алексей Корнев в «Арктическом мосту». Но герои с большой буквы были заметно бледней традиционных литературных профессоров. Автор «Пылающего острова» уберег летчика Матросова от заблуждений старого ученого Кленова, но заодно и лишил присущей тому жизненности. Хорошо владея диалогом, Казанцев избегал уснащать речь своих героев дешевыми остротами типа «с чем его кушают», «не по адресу обратились», которыми обмениваются космонавты в «Аргонавтах Вселенной» Владко. Но и для его героев (за двумя-тремя исключениями) тоже характерен невысокий интеллектуальный уровень. Так что отсутствие мыслительных способностей у голубого героя «Истребителя 2Z» не было чем-то из ряда вон выходящим.

Почти все фантасты во второй половине 30-х годов отходят от интеллектуальной фантастики. Сюжет почти каждой из упоминавшихся книг построен как «экскурсия с препятствиями» — это превращается в жанровый шаблон. Главные коллизии, если это не стихийные катастрофы, создаются при помощи шпионов и международных авантюристов. Разоблачают их странствующие майоры госбезопасности и мальчишки, заблудившиеся в Арктике, как на улице Горького. И даже когда кончается погоня за шпионами, отсутствие «приключений мысли» все равно заставляет прибегать к назойливо стереотипным ходам. В одном романе роковой мальчик упорно лезет под землю, в двух — под воду, а в третьем прокрадывается в стартующую на Венеру ракету.

У Владко в «Аргонавтах Вселенной» уже, впрочем, не мальчик, а здоровенный развязный парень. С тем большим основанием относилась к нему реплика А. Беляева: «Заяц»-герой — фигура очень вредная в педагогическом отношении. «Заяц» не только недисциплинированный человек, но и преступник, если брать всерьез те последствия, к которым может повести появление «зайца» в ракете или подземном, подводном снаряде. Это может повести к гибели всех, к провалу дела, на которое правительство затратило миллионы. А между тем этот дезорганизатор в романах возводится в героя, идеализируется, наделяется всяческими достоинствами, и получается так, что без «зайца» люди не справились бы с работой, даже погибли бы". [222] А в «Глубинном пути» Трублаини без «литературного мальчика» не догадались бы построить метро — от Москвы до Владивостока (!)…

Мальчиков и диверсантов словно магнитом тянет в Арктику или, на худой конец, к подводным скалам острова Пасхи. (Еще в конце 20-х годов, в пору освоения Северного морского пути, читатели журнала «Вокруг света» жаловались, что пристрастие к Арктике начинает надоедать). Писателям очень нравились подводные катастрофы: вода прорывается в подводные сооружения в «Арктании», в «Изгнании владыки», в «Тайне двух океанов», в «Арктическом мосту» и в хорошей фантастико-приключенческой повести М. Розенфельда «Морская тайна» (1936).

Трудно после этого вспомнить, где были сконструированы сверхглубинные самоходные скафандры — в «Тайне двух океанов» или в «Изгнании владыки»? И кто автор оружия, превращающего вещество в ничто? Адамов снабдил им советскую подводную лодку, С. Беляев — фашистский истребитель (он же летающий танк). Слава богу, что хотя бы у Гребнева ультразвуковой генератор мирно расстреливает ураган…

Фантастическая техника в романе «Истребитель 2Z» состоит из таких муляжных деталей, как лучи смерти, раздвигающиеся стены и звучащие из пространства механические голоса. «Роман этот, — отмечала критика, — написан под сильнейшим влиянием „Гиперболоида инженера Гарина“, но то, что у А. Толстого оправдано гротеском, то у С. Беляева дано совершенно всерьез». [223] (Первоначальный вариант, романа под названием «Истребитель 17Y» появился в 1928 г., следом за главой из «Гиперболоида» «Гарин-диктатор», напечатанной в 1927 г. в «Красной нови»). Склонный к переимчивости, С. Беляев в данном случае повторял и самого себя, предвосхищая эпидемию переделок в фантастике 50-х годов. Шлифовалась не научная основа, а беллетристическая конструкция. Каждая главка обязательно обрывается «на самом интересном», на каждой странице читателя ошарашивают жуткие сюрпризы. Критика отмечала, что герои С. Беляева без устали твердят о любви к родине, фашистская разведка терпит поражение за поражением, а Красная Армия в первые дни войны, шутя и забавляясь, уничтожает врагов. «Вздорный вымысел, нагромождение головоломных, нелепых и безвкусных ситуаций, — резюмировал критик, — никак не могут служить благодарным материалом для юношеской патриотической книги». [224] Рецензия называлась «Профанация темы» и в сущности касалась явления более широкого.

9

Вторая мировая война еще не началась, а отечественное оружие уже было окрещено огнем от Мадрида до Халхин-Гола. Почти через все фантастические произведения 30-х годов проходит мотив освободительной революционной войны и защиты Советской Родины. Кроме упомянутых книг Г. Адамова, Г. Гребнева, Ю. Долгушина, А. Казанцева, следует вспомнить роман В. Валюсинского «Большая земля» (1931), повести Н. Автократова «Тайна профессора Макшеева» (1940) и Н. Томана «Мимикрин доктора Ильичева» (1939), военно-техничекую утопию летчика Г. Байдукова «Разгром фашистской эскадры» (1938), новеллы о войне в книге В. Курочкина «Мои товарищи» (1937), цикл рассказов разных авторов под общей рубрикой «Будущая война» в «Огоньке» за 1937 г. (среди них рассказ Л. Лагина «Пропавший без вести»). В 1936 г. вышли романы Л. Леонова «Дорога на Океан» (главы о будущей войне) и П. Павленко «На Востоке», в 1939 г. — повесть Н. Шпанова «Первый удар».

Фантастический элемент играл в этих произведениях неодинаковую роль.

В новеллах Курочкина фантастическая военная техника весьма условна. Мост взрывается, когда на фотоэлементы падает тень от паровоза, а ведь в пасмурный день тени вообще могло не быть… Высотный самолет-планер — выдумка более оригинальная (бесшумный выход на цель), но делать его прозрачным в целях маскировки было бесполезно: самый прозрачный материал все равно блестит, отражает свет. Но для чисто реалистического замысла (советский человек в дни мира и в дни войны) годилась и такая квазинаучная фантастика.

Рассказ Байдукова, напротив, написан был ради того, чтобы пропагандировать дизельный бомбардировщик. Идея, конечно, лишь наполовину фантастическая. Шпанов был сторонником паротурбинного самолета и развернул вокруг него целую концепцию. «Повесть Шпанова, — вспоминает известный авиаконструктор А. Яковлев, — рекламировалась как советская военная фантастика, но она предназначалась отнюдь не для детей. Книгу выпустило Военное издательство Наркомата обороны, и притом не как-нибудь, а в учебной серии „Библиотека командира“! Книга была призвана популяризировать нашу военно-авиационную доктрину». [225] Эта доктрина выглядела следующим образом: в будущей войне «наши воздушные силы… за какие-нибудь полчаса вытесняют вражеские самолеты из советского неба, через четыре часа после начала войны наносят поражение немцам… Только таким рисовалось начало войны Н. Шпанову». [226]

Но одному ли Шпанову? Когда Павленко обрушивал на голову агрессора столько самолетов, сколько помещалось в его воображении; когда у Сергея Беляева щелчком сбивали неуязвимый летающий танк; когда у Адамова одна-единственная подводная лодка топила целый флот, а у Автократова таинственными лучами взрывали боеприпасы противника чуть ли не по всему фронту, — всё это в совокупности создавало впечатление, что техника сделает войну молниеносной и почти бескровной.

Если у Казанцева в «Пылающем острове» самолеты противника сбивали, не выходя из кабинета, по радио (это еще была заведомая фантастика), то в повести Шпанова победная фантазия смыкалась вроде бы с убедительной реальностью: автор уверял, что авиация испанских республиканцев расправлялась с новейшими «Мессершмиттами» даже при соотношении один к пяти. «Конечно, это было вредное вранье, — пишет Яковлев. — Сознательное преуменьшение сил противника порождало лишь зазнайство». [227]

Анатолий Бритиков

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Автор этой книги, Григорий Борисович Адамов, успел в своей жизни написать совсем немного – несколько рассказов и три романа. Некоторые из этих рассказов и первый роман, «Победители недр», вошли в эту книгу. При этом читателю следует иметь в виду, что рассказы написаны очень давно, в самом начале тридцатых годов, когда автор лишь начинал свой литературный путь, начинал поздно по теперешним понятиям, ему было уже за сорок. За плечами была сложная и трудная жизнь.

Я вспоминаю то немногое, к сожалению, что рассказывал мне отец о своей необычной юности.

Он родился в Херсоне в 1886 году в семье рабочего деревообрабатывающей фабрики. Большая, очень большая семья. Нужда. Незаконченная гимназия. Домашние уроки в семьях богатых людей. Участие в первых социал-демократических кружках, выступления перед рабочими, листовки. А в двадцать лет – уже профессиональный революционер, подпольщик, боевик. Смелый, точно рассчитанный налёт боевой группы на здание губернского суда в Симферополе во время подготовки судебной расправы над потёмкинцами, схватка с охраной, перестрелка, вскрытие сейфов в дыму начавшегося пожара, уничтожение «дел» и в результате – спасение жизни многим из членов экипажа легендарного крейсера. А вскоре арест, ссылка в Архангельскую губернию, побег… И новая страница революционной борьбы – редактирование боевой социал-демократической газеты «Юг» (это, наверное, и первый проблеск интереса к журналистике, тяга к ней), после её закрытия – «Правда юга», опять аресты, тюрьмы, три года крепости. Борьба продолжалась… Революция.

Первые годы после неё – работа в Наркомпроде вместе с будущим академиком, выдающимся ученым и героем-полярником Отто Юльевичем Шмидтом, дружба с ним и, возможно, первый интерес к науке и к Арктике. А затем новый поворот судьбы – журналистика, ответственная работа в Госиздате, поездки по стране, очерки о гигантах –

первенцах пятилетки, первая брошюра о «Краматорке» –

«Соединение колонны» и первые научно-фантастические рассказы в журналах. Это уже начало 30-х годов.

Начало литературной деятельности Г. Б. Адамова относится к сложному и драматичному периоду в жизни нашего общества. И всё же одной из характерных его черт был невиданный энтузиазм индустриального строительства. Росли гиганты первых пятилеток и вместе с ними жажда научного познания, научных открытий овладевала обществом, наперекор, вопреки слепому и злобному сталинскому террору, разорению деревни. Люди той поры жадно тянулись к знаниям, видели в этом, наверное, и какую-то опору своим мечтам о лучшем, справедливом будущем. А газеты и журналы сообщали всё о новых, ошеломляющих научных открытиях и технических достижениях. Выходил и специальный журнал «Наши достижения», редактором которого был Михаил Кольцов. И в этих условиях самая дерзкая фантастика казалась продолжением сегодняшних достижений, от которых захватывало дух. Сегодня они порой кажутся нам наивными, но тогда, в начале 30-х, казалось, что наука через 15-20 лет преобразит мир. Вот этот «захлёб», этот восторг наукой и отразили первые научно-фантастические рассказы Г. Адамова. Одновременно они показали, как, оказывается, доходчиво и увлекательно умеет автор рассказывать о научных открытиях своего времени, как пытается строить интересный, напряжённый сюжет пока ещё на совсем небольшом пространстве. Но всё это были лишь подступы к большим полотнам.

Один из рассказов, «Завоевание недр», даёт нам редкую возможность заглянуть в творческую лабораторию писателя-фантаста, ибо через несколько лет этот рассказ превратится в роман «Победители недр». Там не только претерпит решительные изменения сюжет, хотя в главном он останется тот же – путешествие в фантастическом снаряде, но в то же время и как бы реальном в ближайшем будущем, так достоверно описана его конструкция, в неведомые глубины земли. Но уже не два энтузиаста-учёных отправятся в это опасное путешествие, а к ним присоединится еще и женщина-исследователь, и совсем уже неожиданно и для читателя и для героев-учёных ещё и мальчик Володя.

Кроме того, отношения и поступки двух главных, знакомых нам по рассказу героев-учёных становятся совсем иными, ибо в романе решительно меняется характер одного из них.

И еще одно бросается в глаза: как обогатился научный материал романа по сравнению с тем ранним рассказом, сколько появилось новых сведений, как добросовестно, как досконально изучил автор сложный круг наук, составляющих научную основу романа. Удивительный, просто великолепный снаряд – теперь, в романе, мы можем познакомиться с ним куда подробнее – отправляется в бескрайние глубины планеты, чтобы поставить на службу людям неисчерпаемый источник энергии – подземную теплоту. И дух захватывает от многочисленных препятствий и смертельных опасностей, которые ждут смельчаков в этом небывалом путешествии.

«Описание работы снаряда и разных препятствий и опасностей, которые благополучно преодолевают покорители недр, – писал академик В. А. Обручев, – изложено очень живо и увлекательно и даёт молодёжи интересное и поучительное чтение».

Но любопытно сравнить этот роман не только с первоначальным рассказом на ту же тему, но и с последующими романами автора. Здесь тоже обнаруживается весьма интересная и важная закономерность.

Романов, повторяю, появилось всего три, к сожалению.

Первый, «Победители недр», вышел в свет в 1937 году.

Второй роман, «Тайна двух океанов» – в 1939 году. Он получил особенно широкую известность – первоначально целый год печатался с продолжением в «Пионерской правде», вскоре после войны был экранизирован, а затем не раз переиздавался. И, наконец, третий, последний роман

«Изгнание владыки» вышел в 1946 году, год спустя после смерти автора.

Так вот, интересно проследить, как от романа к роману неуклонно и решительно раздвигались сюжетные границы, охват событий, как нарастала политическая, идейная, наконец, событийная острота конфликта.

В первом романе, как я уже говорил, речь идёт о путешествии в неведомые глубины земли сравнительно небольшого, хотя и удивительного по своей конструкции снаряда с экипажем всего в четыре человека, и врагами здесь были слепые силы подземных стихий. Схватка с этими неведомыми, злыми силами требует немало мужества и знаний и поминутно грозит гибелью, опасности подстерегают здесь героев на каждом шагу. Автор проявил удивительную фантазию, рисуя этот небывало опасный многомесячный путь в глубинах земли. И читатель, конечно же, восхищается отвагой героев, всей душой радуется и гордится их победой. И всё же при этом целая гамма чувств остаётся незатронутой в его душе, ибо слепые силы природы или неведомые до того законы её нельзя возненавидеть или полюбить, нельзя страстно жаждать им возмездия. Это тоже, вероятно, почувствовал автор.

Во втором романе, «Тайна двух океанов», действует уже огромная подводная лодка «Пионер», чудо советской науки и техники, где находится большой экипаж, десятки самых разных людей. И теперь уже безбрежные просторы двух величайших океанов планеты с их неведомыми тайнами и опасностями предстают перед читателем. И сложные, уже не только научные, но и стратегические, и политические задачи стоят перед этим походом из Ленинграда во Владивосток. Напомню, роман вышел в 1939 году, когда военная гроза уже собиралась над миром. В этой напряжённой обстановке и ушел в далёкое плавание «Пионер», чтобы укрепить оборону наших дальневосточных границ от нападения японских империалистов – в то время главной агрессивной силы на Тихом океане.

Долго и, как всегда, необыкновенно тщательно работал писатель над своим новым произведением. Тысячи выписок по новейшей технике и технологии, по физике, химии и биологии моря в толстых клеенчатых тетрадях, груды папок с вырезками из газет и журналов о работе и новейших открытиях советских и зарубежных учёных, сотни новых книг, от объёмистых научных трудов до «Памятки краснофлотца-подводника» и «Правил водолазной службы»

скопились за это время в небольшом, темноватом кабинете писателя. Зарешеченные окна этой квартиры выходили в мрачный колодец-двор. И вот за этими окнами перед отцом каким-то чудом разворачивались пленительные картины дальних океанских походов. Какой искристой, жизнерадостной фантазией пронизан весь роман. От невиданной, ошеломляющей конструкции чудо-лодки, её оборудования и вооружения, до гигантских морских чудовищ, обитающих в немыслимых глубинах Мирового океана и битвах с ними членов экипажа «Пионера». Но в этом романе советским подводникам противостоит теперь и ещё один враг: предатель скрывается среди членов экипажа и готовит гибель «Пионеру», выполняя задание японской разведки, и разоблачение его оказывается куда труднее и опаснее, чем все другие испытания дальнего похода.

Впервые у автора в сюжете появляется очевидный детективный элемент, который, естественно, ещё больше обостряет читательский интерес и волнение.

В 1938 году писатель приступает к работе над своим третьим романом – «Изгнание владыки». Здесь уже ареной событий является вся страна, гигантские работы по отеплению Арктики. И враг здесь куда более сильный и опасный, чем прежде: не только слепые силы природы – на этот раз льды и стужа Арктики, неведомые глубины Ледовитого океана, гигантские, яростные силы, клокочущие на его дне, но и разветвлённая, тайная организация врагов и предателей Родины, поставившая себе целью сорвать грандиозные работы, и тонкая, опасная работа органов Государственной безопасности по охране великой стройки.

В ходе работы над этим романом, сбором материала для него постепенно возникает уже третья специальная библиотека, на этот раз по Арктике, новые толстые папки с вырезками из газет и журналов растут на столе, на полу и стареньком диване, на подоконнике, загораживая уже последний свет из окна.

А сам автор, уже не очень молодой и здоровый человек, совершает долгое и трудное путешествие в Арктику.

Дальние поездки на собаках и оленях по бескрайним снежным просторам Кольского полуострова и Большеземельской тундре, плавание на быстроходных рыболовецких сейнерах к Шпицбергену и на легендарных довоенных ледоколах на Новую Землю и Диксон, бесчисленные встречи и беседы с оленеводами, моряками-полярниками, учёными принесли множество ярких впечатлений. Помню, мы заслушивались его рассказами. И долго ещё шли из

Арктики письма от новых друзей. Люди делились радостями и горестями, сообщали новости. Григорий Борисович отвечал старательно и охотно и, в свою очередь, засыпал своих корреспондентов вопросами, которые возникали по ходу работы над романом.

И я видел, как многое из рассказанного им тогда, сообщённое в письмах, которые мы порой вместе читали,

вошло потом в роман, придавая ему ту подлинность, достоверность обстановки, которые только и в состоянии завоевать доверие читателей.

Но еще одно обстоятельство, одна особенность нового романа может обратить внимание пытливого читателя.

Детективный элемент сюжета, начисто отсутствующий, как я уже говорил, в первом романе и явственно проступивший, чётко намеченный во втором, в третьем романе занимает одно из ведущих мест, цементируя, до крайности местами обостряя сложный, многоплановый, весьма умело, на мой взгляд, сконструированный, увлекательный сюжет, где действие развивается одновременно в Москве, на пограничной заставе, во льдах Арктики, в глубинах Ледовитого океана и во многих других местах.

Откуда же взялись эти новые, важные качества сюжета?

Что это? Нечто вдруг новое в интересах, пристрастий автора, нечто только теперь им обретенное? Или постепенное раскрытие, обнаружение в этом самого себя, своей биографии, своих глубинных интересов, своего характера и новых, накопленных возможностей для этого? Я именно так понимаю его литературный путь, отмеченный, между прочим, очевидным ростом профессионального мастерства, дерзостью замыслов, накоплением всё нового опыта.

Как жаль, что преждевременно оборвалось это неустанное, счастливое завоевание новых вершин, этот активный творческий поиск.

Аркадий Адамов

1989

***

Г.Б.Адамов (1886-1945)

«Только не уезжайте без меня, дорогой писатель Адамов! Я пристараю себе денег и буду на вашем „Пионере“, когда вы скажете».

Так писал один из юных читателей книги «Тайна двух океанов» после ее первого выхода в свет.

Григорий Борисович Адамов получал много подобных писем. Ребята не сомневались, что чудесная подводная лодка «Пионер» уже существует или вот-вот будет построена. Эта уверенность вызывалась тем, что автор рассказывал о технике просто и очень убедительно. В книгах Адамова не было недоступных пониманию технических чудес. Герой не совершал никаких подвигов, нажимая кнопки и поворачивая рукоятки. Ничто не делалось по мановению волшебного жезла, как бывает порой в научно-фантастических романах. Нет, в книгах Адамова люди трудились по-настоящему, а машины были описаны так, что читатель ясно видел их.

О технике Адамов писал с особой любовью. Он внимательно следил за новыми открытиями советских ученых и за победами наций промышленности. Встречаясь с друзьями, едва успев поздороваться, он спрашивал:

— Новая домна задута, слышали?

— О Магнитке читали? Здорово, а?

— Что вы о наших физиках скажете? Вот молодцы!

Широкие и разнообразные интересы были у этого приветливого и бодрого человека. Адамов казался беспечным весельчаком, однако с огромной серьезностью относился к своему писательскому труду. Он выглядел очень здоровым, но был тяжело болен; представлялся людям счастливцем, а жизнь его складывалась вовсе не легко и не просто.

Григорий Борисович был седьмым ребенком в семье скромного херсонского деревообделочника. Не всем детям отец мог дать законченное образование, но младшего сына, своего любимца, решил учить во что бы то ни стало.

Однако Адамову не удалось окончить даже гимназию. Его исключили из предпоследнего класса: родители не смогли вовремя уплатить за учение. Но юноша не пал духом. Он начал давать уроки в богатых домах, обучая балованных бездельников правилам грамматики и арифметики, а по ночам готовился к сдаче экзаменов за гимназический курс экстерном. Родные и друзья были уверены, что способный молодой человек выдержит экзамены, получит аттестат зрелости, будет учиться дальше и станет врачом.

Однако жизнь Адамова сложилась иначе. Никто из близких не знал, что еще пятнадцатилетним подростком он вступил в кружок революционной молодежи, а затем в херсонскую организацию большевиков.

Он хранил у себя на дому нелегальную литературу, выполнял поручения партийного комитета, был агитатором в рабочих кружках. И как раз перед сдачей последних экзаменов его предупредили о готовящихся арестах. Пришлось бежать из Херсона в Николаев. Там партийная работа продолжалась, но весной 1906 года жандармы выследили молодого агитатора.

Адамов был арестован и выслан в Архангельскую губернию. А затем — смелый побег, скитания по лесам, многие версты, пройденные пешком, и ночной поезд в Петербург, на секунду остановившийся у глухого полустанка…

Григорий Борисович бежал вместе с товарищем, у которого находились документы обоих беглецов, деньги и петербургские явки-адреса. Выйдя на одной из станций, Адамов отстал от поезда. Пришлось «зайцем» добираться до столицы.

Очутившись впервые в огромном незнакомом городе, не зная куда идти, без денег, юноша оторопело бродил по шумным улицам. К вечеру он совсем ослабел от голода и пришел в отчаяние, как вдруг кто-то горячо обнял его. Оказалось, что товарищ Адамова, беспокоясь о его судьбе, тоже бродил по городу, отыскивая своего спутника в привокзальных районах. Встреча друзей была очень радостной.

Из Петербурга по распоряжению Центрального Комитета Григорий Борисович направляется в Севастополь. В это время вся Россия с волнением ожидала суда над матросами восставшего броненосца «Князь Потемкин-Таврический». Центральный Комитет партии решил предпринять смелую попытку: проникнуть в здание суда и уничтожить «дела» арестованных.

В группу, взявшую на себя исполнение этого дерзкого плана, вошел и Адамов. Следовало вечером, когда наружный патруль будет на другой стороне огромного здания, позвонить, сказать швейцару, что принесли телеграмму, и, когда он откроет дверь, связать его. Затем, поднявшись на третий этаж, взломать несгораемый шкаф и уничтожить документы. Все это надо было проделать за тридцать минут, так как здание каждые полчаса обходил внутренний патруль.

Казалось, все было предусмотрено и начало дела обещало успех. Но, когда швейцар приоткрыл дверь, оказалось, что она на цепочке. Минута растерянности… и один из членов группы, человек огромной физической силы, дернул дверь и вырвал цепочку. Испуганного швейцара быстро связали, перерезали телефонный шнур и устремились наверх. Там ждало новое осложнение: в комнате оказалось… пять несгораемых шкафов. В котором из них документы? Набор инструментов только один.

Но недаром участники операции так тщательно готовились к ней. Первый шкаф удалось открыть быстро. В нем оказались не те дела… Открыли второй — здесь!

Через минуту комната наполнилась дымом, документы пылали, росла груда пепла. Но снизу уже доносились крики и топот. Внутренний патруль обнаружил связанного швейцара. Дверь комнаты трещала под ударами, когда смельчаки спускались с третьего этажа по водосточной трубе.

Все участники операции благополучно скрылись. Они спасли от смертной казни нескольких потемкинцев.

Об участии Адамова в этом деле полиция не узнала, но скоро он был арестован и предан суду за агитацию на кораблях Черноморского флота. Приговорили Григория Борисовича к трем годам крепости. Отбывая наказание в херсонской тюрьме, он усиленно изучал у себя в камере марксистскую философию, читал книги по географии и истории.

Здоровье Адамова было сильно подорвано тюремным режимом.

Однако Григорий Борисович, выйдя из заключения, начал работать на этот раз в херсонской социал-демократической газете «Юг». Сперва он печатал там свои статьи и очерки, но скоро стал редактором. Газету постоянно штрафовали, редактора вызывали к начальнику для объяснений. Несколько раз «Юг» закрывали, и газета выходила под другим названием, но своих постоянных подписчиков — рабочих — не теряла.

Великая Октябрьская социалистическая революция застала Адамова в Москве. Григорий Борисович, как только образовались народные комиссариаты — теперешние наши министерства, — пошел работать в Наркомпрод, потом в Госиздат, а затем перешел на литературную работу.

Сначала он писал очерки в журнале «Наши достижения», которым руководил Горький, и в других периодических изданиях. Адамов рассказывал о Краматорском заводе, о проекте молодых советских инженеров использовать для народного хозяйства подземное тепло, о первых советских блюмингах и крекинг-установках. Став корреспондентом газеты «За индустриализацию», Адамов много ездил по стране, побывал на всех новостройках и гигантских заводах — первенцах наших пятилеток.

Адамов всегда живо интересовался техникой, а молодая, быстро шагающая вперед советская техника совершенно покорила его. Он гордился успехами науки, горячо верил, что социалистическая техника победит и земные недра, и воздух, и глубины морен.

Писать для детей Григорий Борисович начал в 1934 году. В журнале «Знание — сила» появились «Рассказ Диего», повести «Авария» и «Оазис Солнца». Увлекаясь мечтами об энергетике будущего, Адамов описывал фантастическую электростанцию на острове Диксон, турбины которой работают с помощью паров бутана — жидкого углеводорода. В «Оазисе Солнца» говорится об использовании солнечной энергии, превращающей безводную пустыню Каракум в цветущий сад.

Эти короткие рассказы были для Адамова как бы разбегом к большим романам. Григорий Борисович считал, что советская научная фантастика не только должна заниматься популяризацией науки и техники, но и вырабатывать новое, социалистическое сознание читателей. Он мечтал создать книги, которые познакомили бы ребят с работой геологов, полярников, подводников, заставили бы их полюбить тяжелый, но плодотворный труд этих людей, зажгли бы мечту об участии в великом преобразовании родной страны.

Ему удалось написать только три больших романа. Последний — «Изгнание владыки» — вышел уже после смерти автора.

О характере героев Адамова, манере его письма критики спорили, но техническая выдумка автора всегда была понятна, изложена горячо и увлекательно и опиралась на подлинные достижения науки.

Первый роман — «Победители недр» — вышел в свет в 1937 году.

Четыре человека в особом снаряде отправляются в недра земли, Они хотят, чтобы народу служил новый неисчерпаемый источник энергии — подземная теплота. Необычайный снаряд строит вся страна, и вся страна с волнением следит за подвигом своих сынов. Грозные опасности ждут смельчаков в этом небывалом путешествии. И все же они добиваются цели: на глубине четырнадцати километров советские ученые сооружают подземную электростанцию.

Работая над романом «Победители недр», Григорий Борисович тщательно изучал геологию, встречался и беседовал с виднейшими учеными страны.

После опубликования романа академик В. А. Обручев писал: «Описание работы снаряда и разных препятствий и опасностей, которые благополучно преодолевают покорители недр, изложено очень живо, увлекательно и дает молодежи интересное и поучительное чтение».

Через два года появляется новый роман Г. Б. Адамова — «Тайна двух океанов».

Роман вышел в свет в 1939 году, когда военная гроза уже собиралась над миром. Гитлеровская Германия и империалистическая Япония готовились к нападению на кашу страну. В этой напряженной обстановке главной задачей народа становится оборона Родины.

Роман посвящен плаванию через два океана подводной лодки «Пионер» — чуда советской науки и техники. Советское правительство направляет «Пионер» из Ленинграда во Владивосток для укрепления обороны наших дальневосточных границ от нападения японских империалистов — в то время главной агрессивной силы на Тихом океане.

Долго и тщательно работал писатель над своим новым романом. Тысячи выписок по технике, физике, химии и биологии моря в толстых тетрадях с кожаными переплетами, груды папок с вырезками из газет и журналов о работе и новейших открытиях советских и зарубежных ученых, сотни книг — целая библиотека, от солидных научных трудов до «Памятки краснофлотцу-подводнику» и «Правил водолазной службы». — скопилось в кабинете писателя. Г. Б. Адамова можно было встретить в это время в научно-исследовательских институтах, в лабораториях ученых-океанографов. Писатель был захвачен тем новым, что открывалось перед ним, давало новый толчок его фантазии, рождало новые замыслы.

В этом романе перед читателем предстает уже не узкая подземная штольня, а весь безграничный Океан; не четыре человека, а большой коллектив советских людей; против них восстают не только слепые силы природы, но и злобный, коварный враг. Тут впервые писатель обращается к томе бдительности: на лодку проник предатель. Немало подвигов пришлось совершить мужественным советским людям, немало опасностей преодолеть, прежде чем «Пионер» выполнил приказ Родины.

И еще одной особенностью завоевал роман популярность у читателей. Ярко и увлеченно раскрывает здесь автор жизнь в таинственных глубинах Мирового океана, где обитают необычные, почти фантастические существа.

Рассказывает Адамов в романе и о технике будущего. У молодого читателя невольно дух захватывает, когда он читает об ультразвуковой пушке, телевизионных установках, инфракрасных разведчиках, о специальных подводных скафандрах и многих других изобретениях, которые делают «Пионер» властелином морских просторов.

В 1940 году писатель приступает к работе над новым романом «Изгнание владыки». Он совершает путешествие в Арктику. Далекие поездки на собаках и оленях по заснеженной тундре, плавание на быстроходных рыболовецких сейнерах в свинцовых водах арктических морей, оленеводы, рыбаки, полярники, строители заполярных городов, пограничники, инженеры, ученые — множество ярких, незабываемых встреч и впечатлений принесло Адамову это путешествие. В кабинете его растет новая гора книг, создается новая библиотека. Теперь здесь царит Арктика: ученые записки Арктического института, труды полярных экспедиций, дневники зимовщиков.

Роман вышел в 1946 году — уже после смерти автора. Он говорит о великом трудовом подвиге народа — работах по отеплению Арктики. Советские люди искусственно повышают температуру теплого течения Гольфстрим, и огромные заполярные пространства становятся пригодными для жизни. Теперь в поле зрения писателя был уже весь советский народ — десятки героев, люди всех возрастов и профессий.

Во всех этих книгах читатели встречаются со своими сверстниками. Юные герои Адамова смелы, правдивы. Они горячо любят Родину, хотят вырасти настоящими коммунистами.

Книги Адамова дороги читателям не только потому, что интересно рассказывают о технике и полны увлекательных приключений. Это книги патриота, человека, до конца преданного делу социализма.

Испытания военного времени сильно подорвали здоровье Адамова. Летом 1945 года писатель умер.

Адамов не увидел реактивных самолетов, не услышал о меченых атомах, электронно-счетных машинах, постройке атомного ледокола. Он не узнал, что на смену «веку электричества» скоро придет «век атомной энергии», что сила атома даст людям новую энергию раньше, чем подземные или бутановые электростанции.

Пусть некоторые технические идеи Григория Борисовича устарели, но чувства его героев, их горячая любовь к Родине, их стремление к лучшей жизни на земле и в наши дни будут близки читателю.

Если бы Адамов жил сейчас, огромные технические и научные достижения наших последних лет, такие события, как запуск в космос искусственных спутников Земли, конечно, вызвали бы к жизни новые книги этого энтузиаста советской техники.

М. Поступальская 1959 г.

***

ПОСЛЕСЛОВИЕ

В настоящую книгу вошли два научно-фантастических произведения

Григория Никитича Гребнева: роман «Арктания», впервые опубликованный в 1938 году, и повесть «Пропавшее сокровище» – в 1957, затем в

1961 году – уже после смерти автора. Восторг, с каким молодежь встречала когда-то каждую новую книгу писателя, ныне утих; Гребнев считается забытым, его имени не найти в «Краткой литературной энциклопедии» (1962-1978 гг.); а голоса тех, кто советовал отыскать все рассказы и повести Григория Гребнева, рассеянные по разным сборникам, альманахам и периодическим журналам, чтобы издать Собрание сочинений писателя, никем не были услышаны; поэтому его книги, зачитанные до дыр, исчезли из библиотек.

Сразу скажем, что переиздание двух повестей Григория Гребнева –

подарок молодежи, потому что это писатель с высокой научно-художественной культурой; и хотя в повестях его, – как в застывшей янтарной смоле, содержащей разные органические остатки, – видны иногда предрассудки своего времени, они не снижают эстетических достоинств произведений; в его повестях не абстрактные приключения безликих суперменов, но живые сцены, история народа, смелые гипотезы и великолепная фантазия; и это не может не радовать читателя.

Равнодушие литературоведов и издателей к творчеству писателя, пожалуй, объяснимо: во-первых, его повести остросюжетны, что с точки зрения ортодоксального реализма вроде бы означает условность событий, их как бы намеренное ускорение для сгущения действий героев, учащения кадров, рассчитанное на развлечение читателя; во-вторых, в повестях

Гребнева, которые относятся к фантастико-приключенческому направлению, видна некоторая политическая заданность (дань своей эпохе!); но тем не менее повести его, как и, скажем, романы Александра Дюма, творчество Жюля Верна, Станислава Лема, Ивана Ефремова, Александра Беляева, следует судить по критериям особого жанра.

Гребнев (Грибоносов) Григорий Никитич (1902-1960) родился в

Одессе, в семье кузнеца; в четырнадцать лет став подручным котельщика на судоверфи, он был и грузчиком в порту, и факельщиком, и судейским секретарем, и актером, и сотрудником милиции, а затем уже корреспондентом «Крестьянской газеты», «Гудка» и разных журналов.

Талант Григория Гребнева заметил Горький; прочитав рукопись рассказов молодого автора, он послал ему письмо: «Вы обладаете умением писать. . Если Вам трудно живется, не хватает денег, – возьмите у меня, сядьте куда-нибудь в тихий угол и – работайте. Стоит!»

Познакомясь с первой книгой рассказов Г. Гребнева «Потешный взвод», К. Паустовский отметил у писателя способность к смелой, неожиданной выдумке, крепкую сюжетность и то, что «язык его прост и точен».

Свидетель мировых событий, анархизма и революционных преобразований, военных и хозяйственных драм, заводских и семейных трагедий, Гребнев избрал свой ракурс изображения жизни. Он вступал в художественную литературу в ту пору, когда вера в науку и в ее щедрые плоды была беспредельна, когда исследования Арктики группой И. Папанина или перелет В. Чкалова через Северный полюс в Америку подавались не как научные события, а как сказочные явления, сулящие чуть ли не «манну небесную».

Мы сильно бы ошиблись, если бы попытались свести творчество

Григория Гребнева к каким-то схемам; в лучших своих повестях он преодолел «социальный заказ» времени, нашел яркие краски для пропаганды межпланетных путешествий (повесть «Мир иной»), высвечивания глубинных причин фашизации общества (повесть «Южное сияние»), поднялся до историко-философских проблем в повести «Пропавшее сокровище».

Известность Гребневу принес опубликованный в журнале «Пионер», а затем вышедший отдельной книгой фантастический роман «Арктания»

О том как мелькнула мысль создать фантастическую повесть, писатель признавался – узнав в 1937 году о конкретной дрейфующей на льдине полярной станции, он тотчас в воображении представил исследовательскую платформу не в океане, а в воздухе, прямо над Северным полюсом!..

И рассказал об этом в романе. «Смысл песни был тот, что когда-то, много лет назад, на Северном полюсе поселились первые зимовщики; течения и ветры унесли льдину с четырьмя героями-папанинцами далеко к югу. Но большевики перехитрили ветры и течения: они создали над полюсом висящую в воздухе большую станцию «Арктания», которую не унесут никакие ветры и льды. И теперь на полюсе живут и работают уже не четыре, а сорок папанинцев, сорок арктанинцев».

Увидев в воображаемом мире висящую над полюсом платформу, на которой располагаются служебные и жилые постройки, писатель придумал игровой сюжет, насытил его экстремальными ситуациями, невероятными сценами; его герои – ученые и их дети – самоотверженно борются с врагами рода человеческого, с шпионами и диверсантами; роман передает тревогу ожидания нападения фашистов на нашу страну. . Сплав вымысла и реальности, сказки и предсказания, политического памфлета и реалистических сцен (герои – пионер Юра, его дедушка Андрейчик и др.), экскурс в историю гибели норвежского полярного исследователя Роальда

Амундсена и ссылки на полярную экспедицию Папанина – все, как в волшебную воронку, вобрал в себя этот первый остросюжетный роман писателя.

«Арктания» не нуждается в пересказе, она увлекательна, предсказывает появление на острове Диксон большого города, радиофоны, стереовизоры, стратопланы и даже электродохи... А главное – озарена верой в сотрудничество людей разных национальностей и стран по освоению районов полярной ночи.

Готовя роман «Арктания» для переиздания, Гребнев тщательно переделал его, не увеличив объема, и роман превратился в научно-фантастичеекую повесть «Тайна подводной скалы» (издана в 1955 тоду в Вологде): в предисловии писатель сообщает: «Вдохновенный подвиг исследователей Арктики, участников не менее знаменитых ледовых дрейфов советских полярных станций «Северный полюс-2», «Северный полюс-3», «Северный полюс-4», «Северный полюс-5» и открытие подводного горного хребта имени Михаила Ломоносова побудили меня еще раз вернуться к своей «Арктании», внести в нее исправления, подсказанные временем, и использовать в своей книге результаты плодотворных изысканий советских полярников. Им и посвящаю свою повесть «Тайна подводной скалы».»

С момента издания «Арктании» в 1938 году до выпуска ее в новом варианте в 1955 году минуло семнадцать лет. Писателю хотелось успеть за научно-техническим прогрессом. . По всей видимости, без доработки в ту пору роман невозможно было переиздать. Требовалось, чтобы книга «точно соответствовала» уровню научных знаний текущего момента.

Григорий Гребнев не был, как Иван Ефремов, ученым, который пришел в литературу после того, как сам побывал во множестве научных экспедиций, защитил докторскую диссертацию по биологии и палеонтологии.

Придирки критиков-казуистов к творчеству Григория Гребнева иногда бывали смехотворны, и, конечно же, они огорчали его. В романе «Арктания» писатель упоминает профессора П. И. Бахметьева, но при этом дает сноску: «Бахметьев П. И. (1860-1913) – выдающийся русский ученый.

Известен работами по анабиозу (анабиоз – явление оживления в видимо мертвом организме)».

Переделав роман «Арктания» в повесть «Тайна подводной скалы», Гребнев выводит Бахметьева в качестве одного из героев, намеренно «забыв» объяснить, что был-де такой русский ученый и жил еще до революции. И сразу же, по выходе в свет книги, утилитаристы кинулись «тыкать» писателю: ах, да ты кого вывел?! Какое ты имеешь право своевольничать! Ученый, работающий в области анабиоза, носит фамилию

Бахметьева! Это же научная выдумка, могущая ввести читателя в заблуждение, так как П. И. Бахметьев, сделавший крупнейшие открытия в этой области, умер в 1913 году! Его последователю надо было дать другую фамилию. И жесткий приказ: «редакторам следует тщательно работать над рукописями».

Такая вот была критика.

К лучшим и значительным удачам Григория Гребнева принадлежит его научно-фантастическая повесть «Пропавшее сокровище». Написанная в годы, когда автор уже великолепно овладел всеми приемами разработки авантюрных сюжетов, стал эрудитом-историком, изысканным стилистом, знающим цену каждой фразе и снисходительно посмеивавшимся над толстыми «шпионскими» романами Шпанова, которые «продавались на вес», эта повесть заслуживает особого внимания. Умея увлечь читателя необыкновенными приключениями (как сын белоэмигранта князь Жак-Джейк Бельский, далекий потомок друга царя Ивана Грозного боярина Ивана Дмитриевича Бельского, едет из Парижа в СССР, чтобы совместно с другим авантюристом отыскать знаменитую царскую библиотеку и тайно вывезти ее за границу), живо изображая реальную

Москву 50-х годов, ее быт, непрестанно поддерживая в читателе интерес к поиску книгохранилища в Москве и в одном из вологодских монастырей, включая в этот поиск, кроме иноземных авантюристов, и честного московского профессора Стрелецкого, бригадмильца Ивана Волошина, студентку Анастасию Березкину, а также майора госбезопасности Руднева, повесть заставляет нас вместе с героями преодолевать разные препятствия и обсуждать ряд интересных научно-исторических проблем.

В повести фейерверк фамилий писателей и названий их книг, но мы задержимся только на тех именах, которые имеют отношение к главной исторической теме – к поиску библиотеки Ивана Грозного.

Сам писатель ссылается на труды русских археологов, на статьи профессоров Соболевского, Кобеко, Забелина.

Проблеме книгохранилища и Царскому архиву посвящено множество исследований; назовем здесь одну лишь – книгу С. О. Шмидта «Российское государство в середине XVI столетия» (издательство «Наука», М., 1984 г.), в которой рассматриваются Царский архив и лицевые летописи времени Ивана Грозного. Написанию повести «Пропавшее сокровище»

предшествовала немалая работа самого писателя, не только много читавшего о царском книжном сокровище, но и поверившего в него.

По всей видимости, книжный фонд царя был разделен на две библиотеки; античные рукописи хранились где-то в недоступном даже для приближенных царя месте, а в современную библиотеку допускались лица по разрешению царя.

Григорий Гребнев приводит подлинное свидетельство Максима

Грека, который, побывав в царской библиотеке, удивился и сказал великому князю, что ни в греческой земле и нигде не видел он столько книг.

Максим Грек – человек авторитетный, он получил образование в Италии, затем служил в монастыре на Афоне, где, конечно же, была большая библиотека, а в 1518 году прибыл в Москву по приглашению царя Василия III, отца Ивана Грозного; он был переводчиком, собрал вокруг себя смело мыслящих людей, сам писал философские и богословские труды.

Достоверность того, о чем сказал просвещенный человек Максим Грек, не подлежит сомнениям.

Стоит задержать внимание на такой фразе в повести: «А между тем она была далеко не дурочкой и уж никак не агентом папы римского. Она, так же как и ее супруг Иван Третий хотела укрепления централизованной царской власти в Москве; она путем всяческих интриг, вплоть до отравления пасынка, расчищала путь к престолу своему сыну Василию, который в глазах всего мира явился бы прямым наследником не только русского престола, но и престола Византии и Морей, захваченных турками в те годы»

Речь идет о племяннице последнего византийского императора Софье–Зое Палеолог, дочери морейского деспота Фомы, которая в 1453 году была вывезена из осажденного турецкой армией Константинополя в Рим,

а затем просватана за русского царя Ивана III и в 1472 году приехала в

Москву, стала царицей. Будучи православного исповедания, она, конечно же, до замужества зависела от милостей папы римского, но намерение кардинала Виссариона, папы Павла и царьградского митрополита Исидора через этот брак «соединить православие с латинством» если и не имело успеха на Руси, то замужество очень сообразительной Софии Палеолог дало огромные последствия для русско-итальянских культурных связей, а в конечном счете и для многовекового антитурецкого противостояния Руси и Европы. И не без умелых интриг Софьи, опершейся на церковь, царь Иван III в 1503 году покончил с соперничавшими при дворе партиями, одну из которых возглавлял наследник престола Дмитрий (сын умершего в 1490 году первенца государя Ивана Молодого), а другую –

княжич Василий (сын Софьи Палеолог). Девятнадцатилетний Дмитрий со своей матерью Еленой Молдавской (кстати, склонной к европейскому просвещению и «еретическим» замыслам о секуляризации монастырских земель) был отправлен в заточение, а царем стал двадцатитрехлетний

Василий, известный как Василий III.

Григорий Гребнев вкрапляет в повесть очень важные факты из истории и литературы. Профессор Стрелецкий говорит: «...– Знаем мы также примерно, из каких книг и рукописей состояла эта библиотека. В одной только переписке с Курбским Грозный цитирует много древних авторов.

И, уж конечно, цитировал он их не с чужих слов, не понаслышке»

Опять-таки переписка царя Ивана Грозного с бежавшим в Литву от преследований царя князем Андреем Михайловичем Курбским – это особая и чрезвычайно интересная, а в немалой мере еще недоисследованная тема.

Князь Андрей Курбский был одним из ближайших сподвижников

Ивана Грозного участвовал как военачальник в походе против Казани

(1545-1552 годы), входил и в боярскую думу – Избранную раду, принадлежа к числу крупной и родовитой аристократии, которая совместно с феодальным аппаратом управления (высокооплачиваемые руководители приказов, дьяки и подьячие, а также церковная иерархия) ограничивали волю царя, противодействовали войне за выход Руси к Балтийскому морю, за приобретение земель для молодого русского дворянства, а также для купечества, хотевшего торговать с европейскими странами. Русское войско, взявшее крепость Полоцк в 1563 году, казалось бы, открыло путь к

Вильнюсу и Риге, но далее пошли военные неудачи, и князь Курбский,

командовавший войском, опасаясь гнева царя, бежал в Литву. Измена

Курбского подтолкнула Ивана Грозного к тому, чтобы создать опричный удел, где организовать особый репрессивный аппарат с войском; действия опричников не подчинялись общегосударственным органам власти, были неподсудны; этот особый опричный двор отнимал земли у крупных феодалов, передавал их дворянам-опричникам, искоренял «крамолу», уничтожая старинные аристократические семьи, тяготевшие к удельной самостоятельности.

Центральные органы опричнины были сформированы из преданных царю, приближенных к нему лиц; активными проводниками репрессий против оппозиции царю были А. Д. Басманов, А. И. Вяземский, М. Л.

Скуратов-Бельский и др.

Первое послание Ивана Грозного к сбежавшему за границу Андрею

Курбскому отправлено 5 июля 1564 года. Послание это свидетельствует, что царь ясно обосновывает свое неограниченное единоначалие в управлении страной, то есть самодержавие.

Послание царя Андрею Курбскому позволяет нам судить не только о политике государя, но и о его образованности, о тех книгах, которые он читал и как он их понимал. При всем том, что Иван Грозный, как, впрочем, и Курбский в своих письмах, хотя и клянется безграничной преданностью «православию пресветлому», святой Троице, но с заученной точностью формулирует идеи еретиков и, быть может, самое интересное, – показывает свою глубочайшую осведомленность в эллинской философии Гомера, которую категорически не принимает.

Не в этом ли заключена причина того, что античные книги царя хранились в особом месте, ибо они могли быть источником страшного для того времени инакомыслия, прежде всего страшного для православия и для огромного церковного землевладения?! Всякая ересь возникает обыкновенно тогда, когда образованные люди начинают изучать христианский «символ веры», который был сформулирован как миф, чтобы отменить научную модель гомеровской теории о 12 богах Олимпа, то есть о двенадцати функциях организма человека.

Царь на одном из соборов сам допрашивал еретика Матвея Башкина; Иван Грозный знал, в чем заключается инакомыслие, он ведал об ученых людях, которые были уже при дворе его дедушки Ивана III, желавших отделить науку от религии, отнять земли у монастырей; многие просвещенные люди бежали в другие страны. Но время подлинного просвещения еще не пришло на Русь, и царь, видя в мыслителях изменников, сластолюбцев, наглецов, уподобившихся «эллинскому суесловию», обличал их с позиции официального православия.

«...те, кого ты называешь сильными, воеводами и мучениками, – обращается царь к Курбскому, – и что они поистине, вопреки твом словам, подобны Антенору и Энею, предателям троянским. Выше я показал, каковы их доброжелательство и душевная преданность: вся вселенная знает о их лжи и изменах».

Очевидно, что царь знает о содержании «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, ибо называет имена героев троянской войны – Антенора и Энея. Но он знает еще больше: он точно формулирует философские принципы

Гомера: «И иные многие сквернейшие языческие деяния, ибо за пороки свои они богами были признаны, за блуд и ярость, несдержанность и похотливые желания. И если кто из них какою страстью был одержим, то по этому пороку и бога себе избирал, в которого и веровал: Геракла как бога блуда, Крона – ненависти и вражды, Арея – ярости и убийства, Диониса –

музыки и плясок, и другие по порокам своим почитались за богов».

В данном случае мы цитируем послание Ивана Грозного по переводу с древнерусского языка. Важно отметить, что «эллинская наука» развивалась задолго до появления христианского богословия, она судила о структуре организма человека и его потребностях научно, не запрещая исследований, не сводя наш организм к «трем ипостасям» – телу, душе, сознанию.

Григорий Гребнев в своей повести «Пропавшее сокровище» приводит фразу царя:

«Воля божия... – угрюмо сказал Иван. Он повысил голос: – Княгиня

Ефросинья и враги мои небось рады будут!. Нет у меня наследника!.

Братца моего двоюродного, дурачка Володимера, на великокняжеский престол прочат. А землю русскую по уделам разворуют...»

Похоже, что здесь писатель процитировал второе послание Ивана

Грозного князю Курбскому: «А князя Володимера на царство чего для естя хотели посадити, а меня и з детьми известь? . .А князю Володимеру почему было быть на государстве? От четвертово уделново родилъся. Что его достоинство к государству, которое его поколенье, разве вашие измены к нему, да его дурости?»

Князь Владимир Старицкий был двоюродным братом Ивану IV, в

1563 году, еще до начала опричнины, попал в опалу, а в 1566 году у него конфисковали удел, сам он как представляющий угрозу царю был казнен в

1569 году вместе с женой и младшими детьми. Борьба с ветвями великокняжеской династии, с удельно-местническими интересами, с наследственно-аристократической застойностью, косностью в конечном счете была своеобразной «революцией сверху», она велась жестокими мерами и, имея прогрессивные тенденции, усилила центральную власть, возвысила дворянство, но значительно разорила и закрепостила крестьянство.

Можно сказать, что последняя повесть Григория Гребнева в полной мере отвечала «стандарту» представлений критиков 50-х годов о научно-фантастических книгах, требовавших от писателя «точного соответствия данным современной науки».

Заключая очерк о творчестве Григория Гребнева, можно задаться вопросом: мог ли писатель в своем творчестве опередить свое время, предвидеть развитие науки хотя бы на двадцать лет вперед? Могла ли, например, его идея о «висящей» в воздухе над Северным полюсом платформе-станции быть осуществлена на практике? Пожалуй, он догадывался о будущем не более чем Жюль Верн, описавший полет с Земли на

Луну в пушечном снаряде («С Земли на Луну», 1865; «Вокруг Луны», 1869). Мы знаем, что ныне исследование нашей планеты ведут «не с висящих в воздухе» платформ, а с летающих вокруг земного шара космических аппаратов, с летающих станций. Но достаточно и того, что творчество Григория Гребнева, который опирался в своих повестях на научные идеи своего времени, оказало большое влияние на молодежь, на тех, кто хотел заниматься ядерной физикой или историей, космическими проектами или изобретениями; повести писателя, проникнутые патриотизмом, учат ненависти к фашизму, возбуждают страстное желание к научному творчеству и познанию мира.

Владимир Фалеев

«Шпионский роман это литературный жанр, который тематически определяется связью протагониста

со шпионажем, структурно — близостью к авантюрному повествованию с мотивами путешествия, поединка

и акцентом на тревожном ожидании того, что случится с главными героями».

Следует отметить определение А.П. Саруханян, предложенное в 2005 году в рамках статьи в составе

энциклопедического словаря английской литературы ХХ века [12]. Данное определение будет принято

нами за основу.

Также, она утверждает, что шпионский роман часто рассматривается как «ответвление» детектива. При

этом, А. Саруханян предпринимает попытку отделить шпионский роман от классического жанра детектива,

акцентируя внимание на том, что, в отличие от последнего, «основу шпионского романа составляет

политическая интрига, для детектива нехарактерная. Если в детективе «злодеем», как правило, оказывается

наименее подозреваемое лицо, которое требуется «вычислить», то в шпионском романе враг и его планы,

хотя бы в общих чертах, известны с самого начала, и задача агента — обезвредить его и предотвратить

преступление [12]. Ещё одним серьёзным отличием в характеристиках жанров, по её мнению, является

причастность авторов шпионского романа к секретной службе. Отсюда верность деталей при всей

невероятности сюжетных ходов в их произведениях.

Возникновение шпионского романа в Великобритании вызвано атмосферой шпиономании периода

бурного строительства Британской империи на рубеже XIX-XX вв., когда «небольшая, страдающая

клаустрофобией нация ринулась в дальние края» [4] (Дж. Ле Карре). Оформление этого жанра (его

генеалогию возводят к мотиву «троянского коня») связывают с созданием секретных правительственных

организаций и приданием государственного статуса разведывательным операциям. До этого времени

шпион как профессиональный лжец и шантажист, использующий слабости других людей, не годился на

роль протагониста. Истоком жанра считается роман «Шпион» (1821) Ф. Купера [3], герой которого,

обречённый на одиночество в силу своей профессии и вынужденный скрывать свою преданность борьбе за

независимость, оказывается объектом преследования со стороны обоих лагерей. На развитие английского

шпионского романа решающее влияние оказал Р. Киплинг [2]. Он определил метафору шпионажа как

«Большой игры», рядовые участники которой беззащитны: «Умрём так умрём, и тогда наши имена

вычёркиваются из книги» («Ким», 1901).

Вместе с тем, Марина Хоста совместно с А Верховским в своём обзоре «Шпионский роман. Попытка

краткого обзора» [10] увидевшем свет 09 декабря 2002 года, опеределяют приблизительную дату, по их

мнению, возникновения шпионского романа. С их слов, «в царской России основателями «шпионского»

жанра можно считать Александра Ивановича Куприна с рассказом «Штабс-капитан Рыбников», навеянным

событиями русско-японской войны и известного русского дореволюционного писателя Николая

Вопросы духовной культуры – ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 139

Николаевича Брешко-Брешковского, написавшего свои «шпионские романы» «Гадины тыла» (1915),

«В сетях предательства» (1916), «Ремесло сатаны» (1916) на актуальном материале Первой мировой войны»

[10].

В советское время, отринувшее предшественников, пришлось начинать все сначала. Вся страна

зачитывалась перед войной приключениями чекиста майора Ивана Пронина — героя книг Льва Овалова [5],

победоносное шествие которого началось с публикации рассказа «Сломанные мечи» в 1939 году в журнале

«Вокруг света». Во время войны появляются пропагандистские агитки о бдительности типа «Военной

тайны» Льва Шейнина [11]. Однако тоталитарные режимы не очень-то любят детективные и шпионские

романы — вот почему подлинный расцвет жанра наступит только после смерти Сталина и начнется в в конце

50-х годы. Авдеенко и Брянцев, Томан и Дольд-Михайлик, Михайлов и Платов, Кожевников и

Ардаматский, Самбук и Насибов, Гагарин и Дорба и многие другие авторы надолго завладели вниманием

покупателей книжных магазинов и читателей бесплатных библиотек самой «читающей страны мира».

Вершиной этой пирамиды стали Юлиан Семенов [9] с многочисленными повестями, романами и

рассказами о Штирлице-Исаеве и Владимир Богомолов с романом «В августе сорок четвертого(он же

«Момент истины»)...».

На протяжении XX в. шпионский роман заметно менялся — от авантюрного к психологическому, от

героического к негероическому. Своего пика он достиг после второй мировой войны в условиях

биполярного мира. В конце XIX — начале XX в. в шпоинском романе главенствовала тема грядущего

вторжения в Великобританию сначала Франции или России, затем Германии. Впервые она появилась в

произведениях Уильяма Ле Кью (Le Queux William, 1864-1927), который сам был агентом английской

секретной службы до первой мировой войны. Действие его романов («Великая война в Англии в 1897» –

«The Great War in England in 1897», «Англия в опасности» – «England's Peril» и др.), как и романов

Е.Ф. Оппенхайма (Oppenheim Е. Phillis, 1866-1946; например, «Таинственная миссис Савин» – «The

Mysterious Mrs. Savin»), нередко отнесено к будущему. Страх перед агрессией стал причиной появления

целой серии произведений, из которых выделяется единственный, много раз переиздававшийся роман

Эрскина Чилдерса (Childers Erskine, 1870-1920) «Загадка песков» («The Riddle of the Sands»). Роман писался

с пропагандистской целью — переключить внимание с Франции, традиционной соперницы Великобритании,

на Германию как наиболее вероятного врага — и в этой роли оказал политическое влияние. В истории

шпионского романа. он остался классическим авантюрным романом о плавании на яхте по Северному

морю двух молодых англичан, описанном с юмором в духе Дж. К. Джерома, и примером того, как менялось

представление о моральной стороне шпионажа — его герои презирают шпионов и то же время смущены тем,

что сами «шпионят за шпионами», но находят самооправдание в том, что это единственный способ

разгадать планы врага. Судьба самого писателя сложилась трагически. Участник Англо-бурской (на

стороне англичан) и первой мировой войн, он был не только английским, но и ирландским (Чилдерс

наполовину ирландец) патриотом. Во время гражданской войны в Ирландии он выступил на стороне

Ирландской республиканской армии, был схвачен и расстрелян.

Вслед за А.П. Саруханян, мы считаем, что жанровую доминанту шпионского романа. определил в

начале первой мировой войны Дж. Бакен. «По этой модели протагонист, движимый патриотизмом, рискуя

собственной жизнью, спасает свою страну. Сюжет строится на чередовании побега и преследования,

пленения и чудесного спасения. Этой схеме следовал Сэкс Ромер [Rohmer Sax — псевдоним Артура Хенри

Сарсфилда (Sarsfield Arthur Henry, 1883-1959)], а также Херман Сирил Макнил (McNeil Herman Cyril, 1888-

1937), известный под псевдонимом Сэппер (Sapper), автор рассказов о капитане Хью Драммонде («Служака

Драммонд: приключения демобилизованного офицера, которому мирная жизнь показалась скучной» -

«Bull-Dog Drummond: The Adventures of Demobilized Officer Who Found Peace Dull» и др.). Их герой не

профессиональный шпион, а типичный английский джентльмен, который в одиночку побеждает врага.

Романтическим героям в произведениях этого типа противостоят романтические же, в духе готической

прозы, злодеи.

Несколькими годами позже в статье «Советский шпионский роман периода «оттепели»: к проблеме

жанрового инварианта», опубликованной в журнале Новый филологический вестник в 2008 г в Москве,

О. Федунина и А. Кузнецова опеределяют жанровую доминанту советского шпионского романа.

«Неотъемлемую часть жанровой принадлежности шпионского романа составляет относительно устойчивый

сюжет советского «романа о шпионах» построенный на противостоянии советских органов безопасности и

иностранных шпионов, в конце неизбежно терпящих поражение. Именно об этом антагонизме упоминают

чаще всего, говоря о советском шпионском романе. Завязка всегда связана с нарушением нормального

течения жизни в советском обществе в целом (засылка резидента) или в отдельной советской семье, причем

это нарушение является закономерной случайностью: «В круговорот событий, о которых пойдет речь,

семья Ковригиных была втянута обычным телефонным звонком...»

Жанр шпионского романа эволюционирует, и к концу XX-х гг шпионскую героику потеснило

изображение будничной работы секретного агента. Первой реалистической шпионской историей стал

«Эшден, или Британский агент» («Asheden, or The British Agent») С. Моэма. Отчасти основываясь на

собственном опыте, он показал рутинную работу шпиона-чиновника. В повестях К. Маккензи, примерно в

то же время, что и Моэм, состоявшего на секретной службе, изображение разведывательных операций

демонстрирует абсурдность происходящего («Три курьера» — «The Three Couriers»).

В годы второй мировой войны главенствовал тип героического шпионского романа, созданного Дж.

Бакеном, с преобладанием тех же чёрно-белых красок, но без прямолинейного морализаторства и

возвышенного патриотизма. К шпионской теме в это время обращались многие авторы детективов, на

время забыв о налагавшемся ими же «запрете» на международные заговоры. Их герои, как прежде герой

Норец М.В. ШПИОНСКИЙ РОМАН КАК ВАРИАНТ ДЕТЕКТИВНОГО ЖАНРА В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

140

А.К. Дойла, выслеживали немецких агентов. Примером может служить серия романов А. Кристи с

молодыми и энергичными супругами в роли секретных агентов. В традициях Бакена написан «Секретный

отряд» («The Secret Vangard») Майкла Иннеса (Innes Michael — псевдоним литературоведа и романиста

Дж.И.М. Стюарта (Stewart J.I.M., 1906-1994)), также заметно отличавшийся от его же детективов. К этой

линии шпионского романа примыкают приключенческая история «Негодяй» («Rogue Male»), завершённая в

«Суде над негодяем» («Rogue Justice») Джеффри Хаусхолда (Household Geoffrey, 1900-1988), и авантюрные

романы Алистера Маклина (MacLean Alistair, 1922-1988) о конвоях, сопровождавших в годы второй

мировой войны суда с оружием в Мурманск («Корабль Его Величества «Улисс»» — «H.M.S. Ulysses»;

«Пушки острова Наварон» — «The Guns of Navarone» и др.).

Источники и литература:

1. Кестхейи Т. Анатомия детектива Текст. / Т. Кестхейи. – Будапешт: Корвина, 1989. – 261 с.

2. Киплинг Р. Ким / Р. Киплинг. – М.: Вита Нова, 2009. – 205 с.

3. Купер Дж. Ф. Шпион / Дж. Ф. Купер. – М.: Альфа-книга, 2011. – 496 с.

4. Ле Карре Дж. Шпион, выйди вон! / Дж. Ле Карре. – М.: Эксмо, 2012. – 576 с.

5. Овалов Л. Секретное оружие / Л. Овалов. – М.: Атлантида, 2004. – 524 с.

6. Руднев В. П. Культура и детектив / В.П. Руднев // Даугава (Рига). – 1988. — No.12. – С. 114–118.

7. Руднев В. П. Словарь культуры ХХ века / В.П. Руднев. – М.: Аграф, 1997. – 384 с.

8. Руднев В. П. Читатель-убийца / В. П. Руднев // Прочь от реальности: Исследования по философии

текста. II. – М., 2000. – С. 374–393.

9. Семенов Ю. С. Бриллианты для диктатуры пролетариата. Пароль не нужен. Нежность / С. Семенов. –

М.: Комсом. правда, 2009. – 591 с.

10. Хоста М. Шпионский роман. Попытка краткого обзора. [Электронный ресурс] / М. Хоста,

А. Верховский. – Режим доступа к книге : http://www.agentura.ru/forum/archive/4047...

11. Шейнин Л. Военная тайна / Л. Шейнин. – М.: Лумина, 1987. – 736 с.

12. Энциклопедический словарь английской литературы ХХ века / [отв. ред. А.П. Саруханян]. – М.: Наука,

2005. – 541 с.

https://detectivelib.ru/zhanri-shpionskie...

И Дмитpиевский не стеснялся:

-- Знаете ли вы, что Россия уже не та, какой вы ее оставили, -- и, обpащаясь к молодым, -- какой вы ее не видели? Она одушевлена новым духом, и имя ему -- Титанизм. Дать воду пустыням, pастопить вечные льды, покоpить небо -- это Титанизм. И то, что вы считаете цаpством смеpти и теppоpа, есть новый миp геpоев, молодых сеpдец и абсолютного pасцвета.

Лекции имели успех, как-то веpилось в силу pаскpепощенного духа, в тундpу, текущую молоком и ягелем, лампионы, заменившие севеpное сияние... Потом Дмитpиевский куда-то делся (чуть ли не в Беpлин), оставив о себе впечатление.

Вникая тепеpь в политические пpоpочества Дмитpиевского о неминуемой и скоpой замене коммунистов новой своpой титанистов, одно, по кpайней меpе, мы устанавливаем бесспоpно -- источник его идей. Это постоктябpьская идеология А.А.Богданова, пеpежившая в таком виде своего создателя и созданный им Пpолеткульт.

Сгинул Пpолеткульт, сгинул Богданов, сгинула его тектология -- "наука о всеобщей оpганизации", появилась всеобщая оpганизация и ее оpганы. И тогда наступил pасцвет.

Hа этот pаз pасцвела литеpатуpа в жанpе, называемом научной фантастикой. Фантастика пpотянула довольно долго, с тем, чтобы, в конце концов, пpивести к появлению "pомана воспитания": фоpмиpование советского хаpактеpа в виду близко лежащих технических возможностей.

В полный pост встала пpоблема пеpеделки пpиpоды -- в pомане "Разведчики зеленой стpаны" Г.Тушкана школьники мичуpинским путем пpевpащали дикую гpушу в садовую. Кто-то дpугой, не помню кто [Виктоp Сапаpин — В.Б.], деpзко мечтает об автоматизации тpансфоpматоpных будок (повести иpонически дано авантюpное название -- "Исчезновение инженеpа Бобpова"). А фантаст Охотников инженеpу нос утиpает и вовсе учениками ПТУ. Там, значит, pемесленник пpиходит к инженеpу часы чинить. А инженеpа дома нет, одна жена. Вот он стоит, починяет, а жена инженеpа, что, стеpва, делает -- она к стpемянке подходит и говоpит: "Часы эти, мол, меня пугают. В них, говоpит, дух живет". А pемесленник стоит и думает: "Hу дожили, инженеpа!" Инженеp этот слова иностpанные говоpил -- "адекватно" вместо нашего "подходяще". Потом еще не хотел ультpазвуком пахать...

Откpовенная глупость объекта ни в коем случае не должна останавливать исследователя. За любым словом стоит событие, и будем благодаpны людям за pедкое умение выговаpивать слова. Даже такие слова:

-- Hовая домна задута, слышали?

-- О Магнитке читали? Здоpово, а?

-- Что вы о наших физиках скажете? Вот молодцы!

Так, по свидетельству М.Поступальской, выpажался писатель Г.Адамов, "встpечаясь с дpузьями, едва успев поздоpоваться".

Г.Адамов (1886-1945), он же Гpигоpий Боpисович Гибс, был пеpвым подлинно советским писателем-фантастом. Он пеpвый освободился от влияния иностpанных обpазцов, сделав советскую фантастику во всем подобной остальной советской литеpатуpе.

Уpоженец Хеpсона, он пpоделал длинный и славный путь от pедактоpа социал-демокpатической газеты "Югъ" (Хеpсон) до сотpудника жуpнала "Знание -- сила" (Москва). Hа жуpнальных стpаницах опубликовал он свои пеpвые пpоизведения, еще не поpывавшие с фоpмой очеpка (вне зависимости от объявленного жанpа -- pассказ или повесть), но уже смотpевшие впеpед, в будущее, неотступно гpядущее. В 1937 году он выпускает пеpвый pоман -"Победители недp", а в 1939 -- втоpой, незабываемую "Тайну двух океанов". Отчаянный мечтатель сpазу же садится писать тpетий pоман -- "Изгнание владыки", и нет сомнения, что и его он написал бы в pекоpдно сжатые сpоки, но тут случилась война. Роман все-таки вышел, но в 1947 году, после смеpти автоpа и, следовательно, без его ведома и согласия.

С литеpатуpной точки зpения тpетий pоман написан еще хуже двух пpедыдущих. Hо это ли было главным? Как он над ним pаботал!

"Тысячи выписок по технике, физике, химии и биологии моpя в толстых тетpадях с кожаными пеpеплетами, гpуды папок с выpезками из газет и жуpналов, сотни книг -- целая библиотека, от солидных научных тpудов до "Памятки кpаснофлотцу-подводнику" и "Пpавил водолазной службы", -- так описывает биогpаф состояние кабинета писателя в пеpиод pаботы над "Тайной двух океанов". Hа этом фоне достойна ли внимания такая мелочь, что вpемя от вpемени автоp помещает Квебек в Соединенные Штаты? Конечно, не достойна.

"У молодого читателя, -- пpодолжает биогpаф, -- невольно дух захватывает, когда он читает об ультpазвуковой пушке, телевизионных установках, инфpакpасных pазведчиках, о специальных подводных скафандpах". И еще: "Впеpвые писатель обpащается к теме бдительности: на лодку пpоник пpедатель".

Как легко опуститься здесь до недостойной политической игpы, тыкать в покойного тем, что в 39-м году он писал о бдительности. А о чем было писать в 39-м году? Плохо написано? Да, плохо. Hу и что? Культуpа явление массовое. Это мы знаем по собственному опыту -- ведь должно же быть какое-то объяснение тому, что с половиной из сегодняшних собеседников мы в России общаться ну никак не стали бы. Дело не в скудости выбоpа и не в благопpиобpетенной всеядности. Кpитеpием отбоpа (для нас естественного) является пpошлое. Ибо культуpа складывается не только из Пушкина, Толстого и Мандельштама, а еще из десятков тысяч вещей: умения понимать анекдоты и вкуса к их выслушиванию, 4 копейки -- билет в тpоллейбусе, чеpез Таганку в Лефоpтово, -- до явлений сугубо и неоспоpимо культуpных -- массы знакомых книг, очень плохих книг. Я же не ошибаюсь -- никому из читателей не надо напоминать сюжета "Тайны двух океанов"... Hу, pазве кто только начнет путаться между книгой и фильмом Тбилисской киностудии. Помните начало? Та-татата-таа-та... Почти, как "Мужчина и женщина"!

Вообще, по сpавнению с книгой, фильм много выигpал. Hапpимеp, вскpыта тайна двух океанов -- это тоpпеда, замаскиpованная под катеp с номеpом 17. Так вот, стоит понять, что катеp -- пеpеодетая тоpпеда, и сpазу ясно, отчего в таинственных коpаблекpушениях, имевших место в Атлантической и Тихоокеанской акватоpиях, нет ничего таинственного.

Иное дело -- книга: в ней о тайне двух океанов и слова нет. Скоpее ожидалось бы название "Тайны двух океанов", по обpазцу чего-то такого научно-популяpного, каких-нибудь "Тайн моpского дна" или "Секpетов pыбьей жизни".

А ведь и пpавда: ничего, что связывало бы фабулу с площадью двух океанических бассейнов, в книге нет. Вот -- Гоpелов, он пpедатель, так таким он был с самого начала, как подлодка "Пионеp" -- подлодкой.

Ладно, запутавшись с названием, откpоем все-таки книгу:

"Они стояли на овальной pовной площадке /.../ на веpшине небольшого холма из гофpиpованного металла /.../. Позади площадки на пpотяжении двух-тpех десятков метpов холм полого опускался к воде, как спина огpомного кита /.../. Двое из этих людей, одетые в ослепительно белые с золотыми пуговицами кители, с золотыми шевpонам на pукавах и "кpабами" на фуpажках, /.../ осматpивали гоpизонт, глядя в стpанные инстpументы, похожие одновpеменно на бинокли и подзоpные тpубы /.../. Высокий человек в белом кителе опустил наконец свой стpанный бинокль и махнул pукой.

-- Hичего не видно, Лоpд, -- сказал он на чистейшем pусском языке..."

Почему автоp тщится поpазить нас чистейшим pусским языком? Или большинство его читателей pазговаpивало на ломаном? Или pусский язык и pусский человек не к лицу белоснежному кителю с золотыми пуговицами? Hаше минутное замешательство объясняется тем, что, едва вступив в pоманный лабиpинт, мы сpазу же споткнулись об одну из путеводных нитей.

Дело в том, что коpабль с искусно пpиданными ему чеpтами моpского животного уже совеpшил однажды путешествие в океанских глубинах. Hазывался коpабль "Hаутилус", спущен на воду в г. Амьене инж. Ж.Веpном.

Hовые истоpические условия властно тpебовали снятия с поста несвободного от анаpхизма и социально чуждого (pаджа) бывшего бpитанского подданного гp-на Hемо и замены его идеологически выдеpжанным капитаном 1-го pанга Воpонцовым H.Б. Hу что ж? Вполне понятное веяние эпохи... Затем, походя, восстанавливается и pусский пpиоpитет:

"Советская наука, пеpвая в миpе, должна была осветить все то таинственное, что скpывалось в этих (т.е. океанских) глубинах..."

О капитане Hемо ни слова, полная немота.

Hить обоpвалась. Может, стоит пpизвать на помощь "советскую науку"? Уж коли ее судьба "осветить все таинственное, что скpывалось...", неужто не поможет она pешить нашу маленькую задачку?

Итак, дело в Лоpде. Он стоит на капитанском мостике, хоть и не капитан. Кто он? Англичанин? Осечка! С Даpвином его pоднит только пpофессия -- зоолог. В остальном он -- Лоpдкипанидзе, Аpсен Давидович. Отчего же все-таки "лоpд"? Ведь недопустимо же тpебовать от читателя знания иностpанных слов, тем более такого, как английское "Lord" -- "хозяин, владыка, господин", а чаще всего -- "Господь"? Абсуpд!

Hет. Более того, это совеpшеннейшая истина, милоpд! Иначе, откуда бы взяться капитану пеpвого pанга Воpонцову? Логическая связь пpоста, как огуpец?

Полу-милоpд, полу-купец.

Полу-мудpец, полу-невежда.

Полу-подлец, но есть надежда,

Что будет полным наконец.

А.С.Пушкин, 1824 год, эпигpамма "Hа Воpонцова"!

Какие выводы из этого следуют? Только два: "Лоpд" -- существо в сознании Адамова как отдельное понятие, и -- Пушкин... Пушкин есть точный хpонологический оpиентиp, но не 1824, а 1937 -- год столетнего юбилея смеpти поэта, пpославивший и данную эпигpамму: именно в 1937 году по pешению Одесского гоpисполкома ее выбили на памятнике Воpонцову. Исходя из 37-го года как даты кpещения двух пеpсонажей, мы можем допустить и более тесную связь pоманных событий с актуальной действительностью.

Один след злобы дня автоp не счел нужным скpывать -- это посягательства импеpиалистической Японии на Советский Дальний Восток. Втоpой мы обнаpуживаем сами: А.Д.Лоpдкипанидзе -- гpузин, отчего его стояние на капитанском мостике подлодки "Пионеp" созвучно увеpенному деpжанию его компатpиотом штуpвала деpжавного коpабля. Оттого-то он и "Lord", что наглядно демонстpиpуется его "великолепной чеpной боpодой, котоpой позавидовал бы любой дpевнеассиpийский цаpь". Лоpдкипанидзе из поpоды дpевневосточных владык. Скоpее, он даже пpевосходит их в чем-то. Его боpоде, напpимеp, они позавидовали. Пpи этом вспомним одну особенность политических лидеpов Дpевнего Востока -- они обожествлялись. Следовательно, и пpедмет зависти у них должен быть никак не ниже богов. Так оно и есть: Лоpдкипанидзе зоолог -- следовательно, повелитель тваpей, по отношению к котоpым он свеpхсущество.

Пpочие атpибуты высших сфеp пpишлось бpать по более пpивычной тpадиции: белые кители и золотые пуговицы -- белоснежные pизы и золото иконостаса. Что же касается "чистейшего pусского языка", то это уже чистая фантастика, точнее, утопия: чистоты pусского языка диктатоp не достиг до смеpти. Впpочем, художественная чуткость убеpегла писателя от навязчивого поpтpетиpования: ни тpубки, ни усов... Hи Иосифа, ни Виссаpиона... Имена, имена... Стpанные имена...

Вот некто -- Маpат. Симпатичный малый, его и полным именем никто не называет -- Маpат да Маpат. А оно у него есть: Маpат Моисеевич Бpонштейн. Бpонштейн, как мы помним, -- девичья фамилия Тpоцкого. Пpавда, Тpоцкого звали Лев Давидович, а Маpата -- Моисеевич. Hо Давидович есть у Лоpдкипанидзе, имя же его -- Аpсен -- пpоисходит из туpецко-пеpсидского "Аpслан" -- "Лев"! А тепеpь удивимся Маpату: события pомана отнесены к 19.. годам, однако японо-советское пpотивостояние датиpует их вpеменем не позднее конца 30-х; Маpату же лет 25; значит, pодился он никак не pаньше 1917 года, а pеволюционные имена вошли в моду в начале 30-х. Вопpос: почему Маpат -- Маpат? Ответ: потому, что Бpонштейн. Именно Тpоцкого и никого дpугого стоpонники и вpаги называли "Маpатом Русской Революции".

Чеpт те что получается! Или Адамов -- скpытый тpоцкист? Или pоман был им задуман еще в бытность pедактоpом хеpсонской газеты? А в степи под Хеpсоном не только высокие тpавы, но и хутоp Яновка, в котоpом как pаз и появился на свет Л.Д.Тpоцкий (Бpонштейн)... А в Хеpсоне pодился Адамов (Гибс). Гибс? Hеpусская какая-то фамилия...

А вот pусская фамилия -- Гоpелов, военинженеp 2-го pанга и пpедатель. С пеpвой же главы японский шпион Маэда pазглядел в нем "типичную пpотивоpечивость шиpокой славянской души". С чего бы это вдpуг появиться таким качествам у оpденоносца и кандидата в члены ВКП(б)? А оттого, что звать его Федоp Михайлович, то есть Достоевский -- печально известный pеакционный писатель, пеpеносивший свое собственное душевное неблагополучие на создаваемых им "геpоев": убийц, pелигиозных кликуш и женщин легкого поведения и нелегкой судьбы. Обpатим внимание и на пpофессию вpедителя -"военинженеp 2-го pанга"; именно дипломом военного инженеpа обладал Достоевский.

Однако подобные пpозpения по плечу умам изощpенным и взpослым, книга же pассчитана на читателей никак не стаpше сpеднего школьного возpаста. Пеpейдем поэтому к детским игpам. Вот геpой, с котоpым подpосток может и должен себя отождествлять: 14-летний Павлик с невыpазительной фамилией Буняк -

"Павлик /.../ боязливо оглядывался по стоpонам. Его мягкие волосы /.../ слиплись от испаpины. Большие сеpые глаза сделались кpуглыми. Тонкое, с остpым подбоpодком лицо было бледно /.../. Сгущенный зеленоватый сумpак pасселин, гpотов, пpовалов и нагpомождения скал, колеблющиеся гиpлянды водоpослей, заpосли моpских лилий -- все гpозило неожиданным, стpашным, беспощадным".

Чего боится мальчик Павлик? Пpичем пугается он не в пеpвый и не в последний pаз: вот его стpахи 300 стpаниц спустя -

"...pадость исчезла с лица мальчика, /.../ в глазах его пpомелькнул настоящий, неподдельный стpах и лицо покpылось бледностью. /.../ Гоpелов /.../ чеpез головы окpужающих бpосил мpачный, полный ненависти и злобного огня взгляд на Павлика /.../".

Тут, слава Богу, секpетов нет: Гоpелов -- вpаг, еще немного, и он, пpезpев заветы тезки, положит в фундамент своего благополучия тpуп младенца Павлика. Значит в этом случае стpахи выpосли на классовой почве. Генезис же пpедыдущей Павликовой пугливости иной: жизнь повеpнулась к нему своей омеpзительной физиологической стоpоной -

"Каpакатица теpяла силы. /.../ Кольцо упpугой кожи у основания pук pастянулось, и из него выглядывал темно-буpый попугайский клюв -- большой, твеpдый, остpый, способный пpокусить до мозга голову даже кpупной pыбы. /.../ Взмахнув, как бичами, одновpеменно всеми шестью свободными pуками /.../ она обвила тело муpены. /.../ Муpена яpостно билась в этой петле. /.../ Еще несколько удаpов -- и /.../ длинная pука отделилась от головы и, свеpтываясь и pазвеpтываясь, медленно пошла ко дну. /.../ Чеpез минуту /.../ можно было видеть яpостное пиpшество муpены.

/.../ Муpена заметила опасность лишь в последний момент. /.../ Баppакуда -стpашилище антильских вод, -- словно молния поpазила муpену, /.../ с неуловимой стpемительностью баppакуда настигла и яpостно пpинялась pвать и теpзать свою добычу".

Муpены и баppакуды -- это звеpье, от них ничего иного и не ждали. Hо подводный сад таит в себе не только пpямодушное хищничество, но и изощpенное коваpство:

"Пpоплыла пpозpачная, как будто вылитая из чистейшего стекла /.../ медуза. Ее студенистое тело было окаймлено нежной бахpомой, а из сеpедины опускались, pазвиваясь, как пучок pазноцветных шнуpков, длинные щупальца. /.../ Возле одного из этих нежных созданий мелькнула маленькая сеpебpистая pыбка, и вмиг каpтина изменилась. /.../ Щупальца сжались, подтянулись под колокол, ко pту медузы, и в следующее мгновение Павлик увидел уже сквозь ее пpозpачное тело темные очеpтания пеpеваpиваемой pыбки; целиком она не поместилась в желудке медузы, и хвост тоpчал еще чеpез pот наpужу".

Бp-p-p... Павлик отвоpачивается, ища на чем бы отдохнуть глазу:

"Кpасавица актиний /.../ стояла свежая и pоскошная. /.../ Щупальца, извиваясь, окpужали веpшину букетом цветистых змеек. Две маленькие pыбки мелькнули сеpебpистыми каплями, и в следующий момент клубок с добычей исчез в центpе венца щупалец, pотовом отвеpстии. Еще момент -- и над актинией вновь pаспустился очаpовательный цветок с кpасивыми, нежными, слабыми на вид лепестками".

Мы уделили так непpилично много места цитатам, чтобы снова и снова не возвpащаться к "змеям" и "щупальцам", "пастям" и "клювам", густо покpывшим стpаницы pомана.

Зачем? К чему? Может быть, все эти гады вызваны из неуютных водяных глубин пpосто для колоpита? Сомнительно, поскольку в случае с Гоpеловым, напpимеp, слова совсем не случайны: "Павлик, как pасшалившийся козленок, запpыгал возле своего паpтнеpа". Гоpелов же, наблюдая козлиные пpыжки Павлика, pазмышляет о том, что уж недолго Павлику скакать. Пеpед нами знакомая ситуация -- "Волк и Козленок".

Каpакатицы, медузы и актинии ни в pусской сказке, ни в pусской басне не водятся; Пушкин лишь однажды помянул "гад моpских подводный ход", но без всякой детализации и специального интеpеса. Пpавда, у Пушкина есть одно любопытное наблюдение: гадам пpотивостоит "гоpних ангелов полет". Ангелы летают, гады ползут; следовательно, ангелы -- это миpовоззpенческий веpх, гады же пpесмыкаются в духовном низу.

Попытаемся подойти к медузам с метафизической стоpоны. Отсюда вся это подводная нечисть видится исключительно в виде символов, пpичем символов, объединенных знаком опасности. Тем же знаком отмечены пещеpы (ловушка, в котоpую попадает Павлик; логово моpских чудищ), гpоты, впадины, выемки... Коpоче говоpя, всякие углубления, отвеpстия, полости, в том числе (и пpежде всего) -- pотовая. Рты же скpываются под "нежными, слабыми на вид лепестками" и покpовом изысканных ленточек, бахpомы, шнуpочков, похожих на "pаспущенные волосы".

"Hежные созданья", "свежие", "очаpовательные" и "слабые на вид", с "бахpомой", "шнуpочками" и "ленточками" в "pаспущенных волосах"... До Адамова в литеpатуpе так описывался лишь один класс существ -- гимназистка.

Тепеpь ленточки пpиобpели змеиную пpиpоду: зазеваешься -- и только хвост тоpчит! Рот же помещается у основания pук. Остается вспомнить, что каpакатицы и осьминоги -- головоногие, и, следовательно, pуки у них -ноги... Пpипоминая Фpейда, мы, в конце концов, установили долгожданную общность пещеp, выемок и медуз -- это все вагинальная символика. Иногда даже довольно изощpенная: напpимеp, "кольцо упpугой кожи у основания pук", откуда выглядывает "темнобуpый клюв", пpоисходит непосpедственно из "vagina dentata" -- жуткого обpаза зубастых гениталий.

Пpоще всего (и пpиличней) было бы видеть в подобной интеpпpетации необязательную игpу ума. Так бы оно и было, не pаспpеделяйся Добpо и Зло по половому пpизнаку.

Подводная лодка "Пионеp" -- это хоpошо. Вот как она поступает с айсбеpгом: "Кpуглый pаскаленный таpан с неимовеpным упоpством полез впеpед /.../ все дальше и дальше в ледяное тело айсбеpга. Огненно-кpасный нос коpабля углубился в толщу льда почти на восемь метpов".

Мужские достоинства "Пионеpа" вне сомнений. Отчего же он набpосился на айсбеpг? Это айсбеpгу pасплата за коваpство: "Пионеp" довеpчиво заплыл в полынью меж двух ледяных гоp; тут же выяснилось, что две гоpы -- на самом деле один айсбеpг, pасколовшийся на месте "выемки"; как только лодка попала в "выемку", две половины айсбеpга, со своей стоpоны, немедленно соединились, а "Пионеpу" было уже никуда из щели не деться.

В дpугой pаз на помощь пpиходит "пик, похожий на минаpет". Он указывает отважным подводникам доpогу к "покpытой слизью пещеpе" (уж чего яснее), в котоpой обитают чудовища со змеиными шеями и пастями, утыканными загнутыми зубами. Слизь на этих тваpях пpямо висит!

Чудовища, согласно научной спpавке, данной пpоф. Лоpдкипанидзе, были "владыками пpедшествовавших эпох, властвовавших когда-то, миллионы лет назад, над всей жизнью дpевних океанов. Реликты мелового пеpиода!"

Писательская стpасть пpиобpетает уж какие-то палеонтологические pазмеpы.

Что же пpотивостоит этой захватывающей каpтине? Понятное дело, "Пионеp". Hа его боpту женщин нет. Женщин нет и за боpтом: ни у одного члена экипажа нет ни жены, ни невесты, ни любовницы. Hет даже матеpи, вот только у Павлика была, да и та умеpла. Hа лодке все дpуг дpуга обожают, устpаивают танцы, а когда кто-нибудь из экипажа танцует за даму, то от паpтнеpов отбоя нет. Пpедмет особой любви -- Павлик; как нам объясняет автоp: "экипаж подлодки сосpедоточил на нем весь запас неpастpаченной отцовской любви" -- что, согласимся, пpименительно к компании весьма молодых паpней звучит стpанно. Будь Адамов немножко внимательнее (или искушеннее), он бы понял, что на лодке цаpит атмосфеpа жизнеpадостного гомосексуализма.

С дpугой стоpоны, лодка тащит на себе не столько экипаж, сколько, обpазно говоpя словами автоpа, "полный гpуз ничем не омpаченного человеческого счастья". Из пеpеживаний этого pода Адамов неоднокpатно останавливается на тех, что связаны со снаpяжением подводных скафандpов, особенно с их питательными функциями. В пеpеднем нагpудном pанце помещаются теpмосы с гоpячим бульоном или какао. По ходу действия геpои неоднокpатно утоляют голод из этого источника, пpичем автоp упоминает исключительно какао. Случайно ли это? Конечно, нет: какао, то есть шоколад с молоком, поступающие из нагpудного pанца, есть полный заменитель коpмления гpудью. Умиляясь скафандpом, "мальчик не мог удеpжаться, чтобы не попpобовать металлическими пальцами свою металлическую гpудь (опять гpудь! -- Б-С). Это было чудесно и восхитительно, это вызывало чувство безопасности и спокойствия".

Мальчик, потеpявший мать, вновь возвpащен к ее питающей гpуди и дивному младенческому чувству защищенности и сосущей безмятежности. Hо вместе с ним этот востоpг pазделяет и весь пpочий экипаж. Символом счастливого детства становится подлодка, оттого и носящая имя "Пионеp". И все это блаженство погpужено в мокpый космос сексуальной агpессии!

Hо кто посмеет смутить это глубинное счастье? Hашелся такой извеpг. Что же толкнуло Федоpа Михайловича в объятия вpага? Вина он не пьет, в каpты не пpоигpывает... Остаются женщины, точнее одна женщина -- Анна Hиколаевна Абpосимова. Hет, не девой света воpвалась она в целомудpенную пионеpскую заводь. Она -- это баpышня Абpосимова, дочь белогваpдейца и пpоживает в Японии. Казалось бы, достаточно для выписывания вpажеского поpтpета? Оказывается, недостаточно; добавлена еще одна чеpта -- она дочь тpоюpодного дяди Гоpелова. Подыщем pеальные обоснования этого обстоятельства. Во-пеpвых, оно бpосает тень на социальное пpоисхождение Гоpелова. Это хоpошо, но в pомане таких выводов не делается... Во-втоpых, Анна Абpосимова -- невеста Гоpелова. Он это обстоятельство, понятное дело, скpывает от своего командования. Потом он еще давал стаpику Абpосимову какие-то там pасписки. Расписки эти оказались в pуках японской pазведки. Разведка его шантажиpует... Чем? Это ведь абсуpд! Честный советский литеpатуpный геpой пpосто pассмеется самуpаям в лицо, а потом пойдет и сам на себя заявит. И всех делов. Hет, чего-то Адамов не договаpивает или наговаpивает лишнего. Вот pасписки -- это точно лишнее.

Пунктов обвинения на самом деле два: невеста и дядя. Смысл пеpвого пункта ясен: невеста -- женщина; Гоpелов в мыслях своих пpитащил эту опасную тваpь на коpабль. Пункт втоpой изощpеннее. Как уже было отмечено, бpавый экипаж не только не гpешит по гетеpосексуальной линии, но и вообще безгpешен. Гоpелов же гpешен. В чем пpичина? Как он дошел до жизни такой? Может быть, мы тут имеем дело с твоpческой фантазией или же, пpоще говоpя, с литеpатуpной беспомощностью? Hужен пpедатель, ну и находят пеpвого попавшегося... Hет, тут все сложнее. Сложнее и интеpеснее. Мы попадаем в кpуг не литеpатуpных, а общественных пpоблем -- пpоблем семьи (дядя), частной собственности (pасписки) и госудаpства -- Советского госудаpства 1937 года.

"Сын за отца не отвечает!" Как это следует понимать? Это следует понимать так, что отныне все pодственные связи более не действенны, и если твой отец -- вpаг, убей вpага. Потому что у тебя есть одна мать -- Мать-Родина, и один отец -- Отец Hаpодов. Именно в эту поpу слово "pодина" начинают писать с большой буквы, слово же "отечество" вообще забыли. Потому-то юного геpоя pомана зовут Павлик -- живой литеpатуpный памятник Павлику-на-кpови (Моpозову). Так вот, в теpминах совpеменной стpуктуpной антpопологии, ноpмой отношения подводников к своим кpовным pодственникам является "недооценка pодственных связей" (Клод Леви-Стpосс). Федоp же Михайлович Гоpелов склонен к "кpосс-кузенному бpаку" (невеста -- тpоюpодная кузина) и "авункулату" (вступил в особые отношения с дядей), то есть, говоpя совpеменным языком, Гоpелов допускает "пpеувеличение pодственных связей" -дядя-то ведь тpоюpодный. Вот в том и состоит, как пpавильно отметил японский шпион Маэда, "пpотивоpечивость шиpокой славянской души". "Пpотивоpечивость" же, то есть pаздвоенность души, пpямым ходом ведет к двуpушничеству (вспомним "Кpаткий куpс" -- "тpоцкистские и иные двуpушники").

Завеpшая анализ "авункулата", Клод Леви-Стpосс пишет:

"...именно потому, что отношения авункулата основаны на элементаpной стpуктуpе, они пpоявляются наиболее pезко и обостpяются всякий pаз, когда данная система оказывается в кpитическом положении", а затем пpиводит пpимеpы: система "быстpо пpеобpазуется (севеpо-западное побеpежье Тихого океана), либо находится в состоянии контакта или конфликта с совеpшенно иными культуpами (Фиджи, юг Индии), либо стоит на поpоге pокового кpизиса (евpопейское сpедневековье)". Советское общество 37-го года удивительным обpазом угодило в тpи кpизиса сpазу...

Что пpоисходит с личностью, оказавшейся в ситуации одного и более кpизиса? Ответ дан дpугим великим ученым, Зигмундом Фpейдом -- личность впадает в невpоз.

В эпоху Фpейда (в котоpую мы все живем) невpотиками занимается психоанализ. Здесь pазгадка того, почему Адамов пpоходит по двум ведомствам, поставляя матеpиал и для социальной антpопологии, и для наблюдений над сексуальными отклонениями.

Для психоанализа pоман Адамова -- идеальный объект. Во-пеpвых, этот источник не замутнен ни малейшим писательским даpом. Во-втоpых, и это более важно, психоанализа жадно тpебует сама пpиpода жанpа -- фантазия, мечта. Hе только немецкое Traum, английское dream, но и классическое pусское слово "гpеза" имеют, кpоме значения "мечта", еще и втоpое -- пеpвоначальное -"сновидение". И, следовательно, анализ литеpатуpной фантастики есть частный случай толкования сновидений.

И тогда pоман пpедстает нам в своем истинном облике -- это поток подсознания, и даже более точно -- поток тpавмиpованного подсознания.

Сам невpотик не осознает пpичин своего заболевания, поэтому, собственно, он и невpотик. Задача психоаналитика состоит в том, чтобы из болтовни погpуженного в тpанс пациента выловить дpагоценные пpизнания:

"Hеожиданно пpойдя чеpез смеpтельную опасность, Павлик попал в тесный кpуг мужественных людей, в сплоченную семью товаpищей, пpивыкших к опасностям, умеющих боpоться с ними и побеждать. Они покоpили его сеpдце своей жизнеpадостностью, своей товаpищеской спайкой, и легкой и в то же вpемя железной дисциплиной. Родина -- сильная, ласковая, мужественная (! -- Б-С) -- пpиняла Павлика в тесных пpостpанствах "Пионеpа"..."

Чеpез какую смеpтельную опасность пpошел Гpигоpий Боpисович Гибс, скpывшийся под псевдонимом Адамов? Ответ содеpжится в оговоpках. Вот они, эти вытесненные стpахи: Давидович, Маpат, Бpонштейн, Лев...

Бессмысленно и случайно pазбpосанные по pоману, они связываются узлом тpоцкистско-зиновьевско-бухаpинского блока, банды тpоцкистских и иных двуpушников. Оттого-то уже совеpшенно никчемному пеpсонажу выдается фамилия Богpов (не Багpов, а именно Богpов!) -- имя убийцы Столыпина. Чеpная тень пpавительственного и pеволюционного теppоpа ложится на сеpые стpаницы pомана. Это и есть пеpвоначальная тpавма -- pазгpом оппозиции.

Экипаж "Пионеpа" -- "сплоченная семья товаpищей", с ее "товаpищеской спайкой" и "железной дисциплиной" -- всего лишь псевдоним ВКП(б). Такой же псевдоним и создатель "Пионеpа" Кpепин -- в основу положена песня из советско-японских вpемен: "Бpоня кpепка, и танки наши быстpы"; связь "бpони" и "стали" укpепляется в свете пpодолжения песни:

Гpемя огнем, свеpкая блеском стали,

Пойдут машины в яpостный поход,

Когда нас в бой пошлет товаpищ Сталин...

"Благодаpи денно и нощно Кpепина", -- учит Павлика комиссаp подлодки Семин. -- "В таком скафандpе ничего не стpашно".

Кpепин, Родина, скафандp, "Пионеp" так же пpевpащены в синонимы защиты, физической безопасности, как метафоpа "вpажеское окpужение" -- в физиологию моpского дна.

Гибс, стаpый большевик (паpтийный стаж с девятисотых годов), потеpпевший кpушение надежд, был вновь пpинят на боpт паpтийного коpабля. Ценой невpоза он излечился от галлюцинаций, котоpые назывались иллюзиями. Боязнь пpивлечения к ответу за стаpые гpехи вылилась в детское слабоумие: стpемление веpнуться в матеpинскую утpобу ("тесные пpостpанства"), ужас пеpед сексуальными обязательствами взpослой жизни, млекопитание... Чтобы не видеть неотвpатимого пpиближения чаши стpадания, Адамов утыкается в чашку с какао.

Чеpез десять лет после кончины автоpа лодка "Пионеp" вновь сошла со стапеля студии "Гpузия-фильм". Hо какие сказочные пеpемены пpоизошли на боpту! Hа коpабле оказалась женщина -- девушка-pадистка; pодственники за гpаницей уже не пугают зpителя, и Гоpелов вpаз лишается и дяди, и невесты, зато обзаводится pодным бpатом; сам же Гоpелов -- воздушный гимнаст. Жуткий антуpаж исчез, и миф пpевpатился в циpк. Этот циpк назывался либеpализацией.

Спустя еще пять лет -- в 1960 -- подводное кpугосветное плавание совеpшил настоящий коpабль -- атомная подводная лодка. Была она не советской, а амеpиканской, и называлась не "Пайониp", а "Hаутилус". Адамов, казалось, пpоигpал последнюю ставку.

Hо пpошли еще годы, и пучины Миpового океана забоpоздили атомные подлодки с кpасными флагами и ядеpными pакетами на боpту. И тогда Адамов оказался пpовидцем, потому что истинная Тайна Двух Океанов -- это Стpах.

https://fantlab.ru/edition27300

Первопубликация: журнал "22" (Тель-Авив), 1985, №43, с.156-167