Инф. ресурсы
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Рубинов Л. "Моя келия". Повесть. Машинопись
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 3. Дело 380
***
Инф. ресурсы
ЦГАЛИ СПб
Фонды
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Опись 1 Архивная опись дел №1 ( Успенский Л. В.)
Дело 65
1. Материалы творческой деятельности / 3. Рукописи сценария и пьес
Л.В. Успенский и К.Н. Шнейдер "Тайна Каджак-Кайнана", пьеса. Машинопись, автограф
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 1. Дело 65
ИНФОРМАЦИЯ О ДЕЛЕ
Архивный шифр: ЦГАЛИ СПб ф.Р‑98 оп.1 д.65
Крайние даты документов: 01.01.1953–31.12.1958
Количество листов: 163
Постоянная ссылка: https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
***
Инф. ресурсы
ЦГАЛИ СПб
Фонды
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Опись 3 Архивная опись дел №3 ( Успенский Л.В.)
Дело 63
Рукописи Л.В. Успенского / Статьи и заметки
"Два педагогических казуса", "Встреча миров", "Языковых дел мастер", "Люди мы родовитые", "Неколебимо, как Россия", "Фантастика и фантазерство" и др. Статьи. Авторизованная машинопись
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 3. Дело 63
ИНФОРМАЦИЯ О ДЕЛЕ
Архивный шифр: ЦГАЛИ СПб ф.Р‑98 оп.3 д.63
Крайние даты документов: 01.01.1968–31.12.1973
Количество листов: 59
Постоянная ссылка: https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
***
Инф. ресурсы
ЦГАЛИ СПб
Фонды
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Опись 1 Архивная опись дел №1 ( Успенский Л. В.)
Дело 121
1. Материалы творческой деятельности / 7. Тексты радиопередач, выступлений и лекций
Выступления на совещаниях и конференциях о языке научной фантастики. Машинопись, автограф
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 1. Дело 121
ИНФОРМАЦИЯ О ДЕЛЕ
Архивный шифр: ЦГАЛИ СПб ф.Р‑98 оп.1 д.121
Крайние даты документов: 01.01.1950–31.12.1955
Количество листов: 103
Постоянная ссылка: https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
***
Инф. ресурсы
ЦГАЛИ СПб
Фонды
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Опись 1 Архивная опись дел №1 ( Успенский Л. В.)
Дело 130
1. Материалы творческой деятельности / 7. Тексты радиопередач, выступлений и лекций
"Лучшее — друг хорошего". Выступление на вечере, посвященном творчеству И. Ефремова. Машинопись, автограф
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 1. Дело 130
ИНФОРМАЦИЯ О ДЕЛЕ
Архивный шифр: ЦГАЛИ СПб ф.Р‑98 оп.1 д.130
Крайние даты документов: 01.01.1969–31.12.1969
Количество листов: 30
Постоянная ссылка: https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
***
В его большом архиве, переданном семьей в ЦГАЛИ, хранится немало неопубликованных произведений.
Так же там хранится рукопись авантюрного романа с громким названием «SOS, SOS, SOS» («Агония Земли»), который был написан в соавторстве с братом Всеволодом и другом Львом Рубиковым в 1921-1922 годах
Печатался с середины 20-х. Совместно с Львом Александровичем Рубиновым (1900-?) под псевдонимом Лев Рубус напечатал фантастико-приключенческий роман "Запах лимона" (1928), выдержанный в свойственных литературе этого типа кричащих экспрессионистских тонах. Роман наполнен бесконечными приключениями в борьбе за овладение "революционитом" — радиоактивным веществом необычайной силы, найденном в метеорите, — и весьма характерен для книг жанра "красного Пинкертона". История создания романа описана У. в автобиографических "Записках старого петербуржца" (1970).
В годы Отечественной войны — военный корреспондент на Ленинградском фронте, на Ораниенбаумском пятачке, капитан на флоте. Вступил в переписку с Г. Уэллсом, ответившим ему.
Автор многочисленных научно-художественных книг, преимущественно по языкознанию и культуре речи. Был членом редколлегии научно-художественного альманаха "Хочу все знать".
После "Запаха лимона" к научной фантастике вернулся в 1946, когда в журнале "Вокруг света" появилась повесть "Плавание "Зеты" — о плавании подводной лодки по подземным рекам Европы. Еще две повести были опубликованы в последние годы жизни: "Эн-два-о плюс икс дважды" (1971) и "Шальмугровое яблоко" (1972). Анонсированный роман "Звезда Кси" так и не увидел свет.
В 60-е годы — председатель секции научно-художественной и научно-фантастической литературы Ленинградского отделения СП СССР.
Будучи по основному типу творчества "генералистом", У. во многих произведениях высказывал яркие и необычные идеи, подкрепленные огромной наблюдательностью, живой памятью и любовью к фактам и деталям. Ф. его производит сильное впечатление своей жизненной достоверностью, соединенной с "Sense of Wonder". Можно предполагать, что при более благоприятных для НФ обстоятельствах У. был бы заметной фигурой в советской фантастике 20-х — 70-х гг. Впрочем, тогда она не была бы советской...
Научно-фантастическое в творчестве Льва Успенского занимает относительно скромное место. Кроме опубликованного романа «Запах лимона», относительно которого автор впоследствии сокрушался, что ни одного экземпляра этой книги он найти не может, на его счету значатся еще три фантастических сочинения. Прежде всего, это рассказ «Плавание «Зэты» (1946, написан в 1945 году) о путешествии небольшой субмарины по подземным рекам Балканского полуострова, а также две научно-фантастические повести «Эн-два-о плюс икс дважды» и «Шальмугровое яблоко». Примечательно, что в этих повестях автор, помимо чисто фантастического и приключенческого сюжета, продолжает рассказывать читателям о Петербурге и Ленинграде. Сведения о любимом городе живописно вплетены в сюжет произведений, особенно в «Эн-два-о плюс икс дважды» (1971, написана в 1947-1967 годах), где события происходят в 1910-1911 годах. В этой повести студент-химик изобретает некий «газ правды», который попав в тело человека на какое-то время заставляет человека не лгать. От этого вещества пострадала даже Государственная Дума, о чем, впрочем, широкая общественность даже и не догадывалась. А в повести «Шальмугровое яблоко» (1972) простой бухгалтер, два года которого были вычеркнуты из памяти в результате травмы, оказался членом удивительной исследовательской экспедиции по поиску неизвестного науке вида флоры. Эта повесть «выросла» из серии радиопередач, которые должны были прозвучать по ленинградскому радио в 1945 году, но их выпуск так и не состоялся.
Но даже эти немногочисленные фантастические произведения, а особенно его публицистические высказывания, оказались под прицелом критики. Так, некто «С. Иванов» в очерке «Фантастика и действительность», опубликованном в журнале «Звезда» в 1950 году, назвал Льва Успенского «поклонником западноевропейской фантастики» за то, что тот «яростно доказывал необходимость писать о том, что будет через сто и даже двести лет».
Кроме того, Лев Успенский известен своей перепиской с Гербертом Уэллсом во время Великой отечественной войны, а также очерками об этом великом фантасте. Этот эпизод своей биографии он описывал в книге «Записки старого петербуржца» так:
«Да, так случилось. В разгар войны, в 1942 году, советский писатель с Ленинградского фронта обратился с письмом к одному прославленному собрату. Письмо затрагивало вопрос, который в те дни представлялся нам вопросом номер два, если под номером первым числить самое войну. Вопрос об открытии союзниками второго фронта. Оно было адресовано: Лондон, Герберту Уэллсу.
Фантастика? Конечно, но более или менее правдоподобная.
Письмо было направлено через Совинформбюро. Шесть месяцев спустя, в блокадном Ленинграде, советский литератор Успенский получил от английского литератора Уэллса ответ.
Это уже показалось и ему самому, и всем его окружавшим – фантастикой на пределе.
Ответ имел вид телеграммы на семи страницах писчей бумаги обычного формата. Читать его было нелегко: на каждой строчке написано буквами: «комма», «стоп», а то и «стоп-пара», что, оказывается, значит: «точка-абзац». Но за этими знаками препинания бились живые и напряженные мысли, чувствовалась искренняя приязнь и дружба».
http://archivsf.narod.ru/1900/lev_uspensk...
Л. Успенский. ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЯЗЫКА (о языке приключенческой и научно-фантастической литературы). журнал «Звезда», 1958, № 9, стр. 235-243
***
Во время ВОВ печатался в журнале "Краснофлотец".
***
О книге
Уникальный роман-эпопея Льва Успенского, не увидевший свет в 1937 году, возвращается к читателям спустя шестьдесят один гол. Удивительна и симптоматична для того времени история этого неизданного текста. Рукопись романа была разрешена к печати 13 октября 1937 года. В том же году роман должен был увидеть свет в издательстве "Советский писатель", но произошли события непредвиденные и страшные... Редакторский состав издательства был арестован и сгинул безвозвратно. Лев Успенский полгода ложился спать одетым в ожидании ареста. Чудесным образом удалось сохранить рукопись романа. События романа разворачиваются в предреволюционной России и в Европе: брожение умов. Первая мировая война, тайные интриги направленные против Империи... и калейдоскоп человеческих историй — предательство, любовь и заблуждения, подлость и геройства... И все это вскорости утеряет смысл. Все это рухнет, все будет сметено невероятным потоком времени... И кто из живших в том, 1916-м, мог предположить, что же случится потом. Что там грядет, и кто из них останется жить — после потопа...
***
Повесть високосных лет
[Лев Успенский. 1916 (Перед потопом). — М: АСТ, 2010.]
Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2011
ПОВЕСТЬ ВИСОКОСНЫХ ЛЕТ
Лев Успенский. 1916 (Перед потопом). — М: АСТ, 2010.
Если бы выражение “рукописи не горят” не было бы таким изнасилованным и затасканным, его вполне можно было бы применить к роману Льва Успенского “1916 (Перед потопом)”. Однако и без каких-либо риторических приманок данный текст, несомненно, заинтересует очень многих. Причин этому по меньшей мере три. Во-первых, он принадлежит безусловному классику научно-популярной литературы, оставшемуся в памяти многочисленных читателей такими замечательными книгами, как “Слово о словах”, “Ты и твое имя”, “За языком до Киева”. Во-вторых, он посвящен одному из наиболее сложных периодов отечественной истории — последнему “полному” году существования Российской империи. В-третьих, он вышел из-под пера человека, который обладал неоспоримым литературным талантом, проявлявшимся и в трудах по “занимательному языкознанию”, и в различных беллетристических опытах, пользовавшихся когда-то заслуженным успехом (здесь можно вспомнить романы “Пулковский меридиан” и “60-я параллель”).
Но вернемся к сожженным рукописям. Вот что по этому поводу говорит издательская аннотация к “1916”: “Уникальный роман-эпопея Льва Успенского, не увидевший свет в 1937 году, возвращается к читателям спустя шестьдесят один год. Удивительна и симптоматична для того времени история этого неизданного текста. Рукопись романа была разрешена к печати 13 октября 1937 года. В том же году роман должен был увидеть свет в издательстве “Советский писатель”, но произошли события непредвиденные и страшные… Редакторский состав издательства был арестован и сгинул безвозвратно. Лев Успенский полгода ложился спать одетым в ожидании ареста. Чудесным образом удалось сохранить рукопись романа”.
Объяви кто-нибудь конкурс на самое большое нагромождение ошибок, этот фрагмент вполне мог бы претендовать на место в тройке призеров. Начнем с того, что “1916” даже при огромном желании нельзя отнести к разряду романа-эпопеи. События в произведении Успенского разворачиваются с января по апрель 1916 года, что, разумеется, не идет ни в какое сравнение с теми временными пластами, которые охвачены, например, в таких прямых жанровых наследниках “Войны и мира”, как “Тихий Дон”, “Хождение по мукам” или “Жизнь Клима Самгина”. Эпитет “уникальный” тоже не совсем подходит к “1916”. Романов, запечатлевших агонию Российской монархии в ходе Первой мировой войны, написано довольно много. Следовательно, ни о какой тематической или сюжетной уникальности “1916” не может быть и речи. Вряд ли применимо к судьбе романа Успенского и слово “возвращение”. Ведь возвращение чего-либо предполагает не только предшествующее “исчезновение” соответствующего объекта, но и его хотя бы кратковременное присутствие в поле нашего внимания (проще говоря, муж способен вернуться к жене только в том случае, если он когда-то уже жил с ней). Еще несуразнее выглядят арифметические подсчеты, которые безымянные “анонсоизготовители”, похоже, производили на каком-то допотопном, давно вышедшем из строя калькуляторе. В самом деле, нас пытаются уверить, что между 2010 годом, временем выхода книги Успенского в свет, и 1937 годом, временем ее будто бы запланированной публикации, прошел “шестьдесят один год”. Современному человеку, понятное дело, особая точность вычислений ни к чему: годом больше или, наоборот, годом меньше — какая, собственно, разница? Но, с другой стороны, ошибка величиной в целых двенадцать лет все-таки, как ни крути, грубо нарушает даже самые минимальные нормы хронологических приличий.
Много вопросов вызывает и предлагаемая версия “злоключений” романа Успенского. И не потому, что она страдает излишней обрывочностью (жанр аннотации не позволяет растекаться мыслию по древу), а потому, что вступает в резкое противоречие со сведениями из других источников. Например, Наталья Банк, автор единственной на сегодняшний день книжки о Льве Успенском, сообщает следующее: “Незадолго до войны Л. Успенский закончил большую эпопею “Девятьсот шестнадцатый год” (50 печатных листов). Роман был начат еще в 1933 году. Два отрывка из него были напечатаны в 1938 году в журналах “Красноармеец. Краснофлотец” и “Смена”. Предполагалось, что целиком все произведение появится в журнале “Литературный современник”. Затем было предпринято отдельное издание романа, доведено до верстки, которую Лев Васильевич бережно хранит, — дальше этого дело не пошло”.
Присмотревшись к приведенному выше свидетельству, мы увидим, что привязка романа Успенского к 1937 году является всего-навсего хрустящей и ароматной рекламной “корочкой”, призванной, по мнению издателей, пробудить читательский аппетит: “А вот кому роман? Свежий! Из духовки репрессий только что вынутый! Колымскими лагерями начиненный! Сталинскими беззакониями посыпанный! Бериями кровавыми украшенный!”
Однако дух рынка веет где хочет, поэтому снова сосредоточим внимание на творческой истории текста, реконструируемой из процитированных “показаний” биографа Успенского. В противовес книжному анонсу, она выглядит иначе: 1933 год — время начала работы над романом; 1938 год — первые “пробные” публикации (аналогичным образом и сейчас крупные, но не полностью законченные прозаические произведения проходят предварительную обкатку в “толстяках”); завершение работы непосредственно перед войной (эта временная координата с достаточно большой вероятностью может быть задана либо 1940, либо 1941 годом); включение романа в издательский портфель журнала “Литературный современник”; утрата возможности напечатать роман в этом органе Ленинградского отделения Союза писателей (во второй половине 1941 года журнал прекращает свое существование по вполне понятным причинам); неудачная попытка выпустить “1916” отдельной книгой; летаргический сон текста в письменном столе Успенского, прерванный в 2010 году.
Тем не менее и эта цепочка событий требует поправок и уточнений. Чтобы их внести, необходимо сначала хотя бы вкратце охарактеризовать сюжет и композицию того произведения, которое подписано именем Успенского и находится в руках современного читателя. Здесь нужно сказать, что “1916” принадлежит к числу романов, имеющих параллельное построение: автор одновременно рассказывает несколько вполне самостоятельных историй, объединенных, во-первых, общим фоном действия (Первая мировая война), а во-вторых, разнообразными личными связями выведенных на сцену персонажей.
Истории эти группируются преимущественно вокруг боевых подвигов князя Дмитрия Шелонского, возглавляющего на Юго-Западном фронте “охотничью пластунскую партию”, взрывающую стратегически важный мост в тылу у неприятеля; жизненных перипетий членов семейства Николая Робертовича Жерве — управляющего и совладельца металлургического завода “Русский Дюфур”; борьбы иностранных спецслужб за обладание “акустическим” артиллерийским прицелом, сконструированным Петром Ефремовым — помощником Николая Робертовича и бывшим одноклассником князя Шелонского; подробнейшим образом описанной лекции Константина Бальмонта “Лики женщины в поэзии и жизни”, состоявшейся в зале Тенишевского училища на Моховой; необычного любовного треугольника, вершинами которого являются железобетонно-несгибаемый подпольщик Ян Бирзнек, выдающий себя в Петрограде за штабс-капитана Постнэка, дочь Николая Робертовича Люся и сестра Петра Ефремова Галя (ей в конечном счете и достается сердце пламенного большевика); детальной картины воздушного боя, в котором летчик Евгений Слепень вступает в схватку с тремя немецкими самолетами и сбивает два из них; поездки генерала Брусилова в царскую ставку в Могилеве.
Теперь соотнесем этот фабульный “пунктир” с фактами творческой истории произведения Успенского, известными на сегодняшний день.
Действительно, в двух первых номерах литературно-художественного журнала “Красноармеец. Краснофлотец” за 1938 год была напечатана глава из романа Успенского “Девятьсот шестнадцатый”. Глава эта называется “Скагеррак”, и никаких ее следов в “астовской” редакции не содержится: события, которые в ней разворачиваются, образуют совершенно самостоятельную историю, заключающую в себе возможность генерации множества новых повествовательных ответвлений. Вот как выглядит преамбула к данному тексту: “Весной 1916 года 17-летний петроградский гимназист, сын крупного инженера-дельца (имеются в виду Николай Робертович Жерве и его младший сын Лев — А.К.), получил письмо из Англии. Его приятель и однокашник по русской школе, тоже инженерный сын, но английский подданный, Ваничка Макферсон с начала войны уехал в Англию. Теперь он — мичман флота его королевского величества на линейном крейсере “Индефатигэбл”. С 1 июня 1916 года он идет в краткосрочный отпуск. Он очень хотел бы увидеть в гостях у себя, в “доброй старой Англии”, своего друга Леву Жерве. Поначалу этот проект всем кажется невыполнимым. Но в числе людей, близких инженеру Жерве, есть некий Аркаша Гурманов, могущественный журналист, тайный английский шпион. Незадолго до всех этих событий Левушка Жерве обратился к нему за литературным покровительством. Левушка хочет стать писателем. Гурманов устраивает так, что в конце мая гимназист действительно отправляется в Англию в качестве корреспондента крупной московской газеты; между прочим, он везет с собою и кое-какие личные пакеты Гурманова, с поручением передать их “из рук в руки” по нескольким адресам. Избранный Гурмановым маршрут причудлив. Лева плывет из Христиании не на обычном пароходе, а на маленькой шхуне “Обманутая лиса”, принадлежащей “другу” Аркадия, “толстовцу и прохвосту” Вольдемару Охлопкову, норвежскому подданному, арматору нескольких подозрительных судов. Он и не подозревает, что в то же самое время снимается с якорей и выходит в море весь немецкий флот, стоящий в Яде. Об этом шпионы уже сообщили в Англию. Под начальством однорукого финна Ахти Виртаннена, в компании с молчаливым пастором Никилсом Педерсеном из Ставангера, Лева Жерве плывет на Запад, и “Обманутая лиса” случайно, неожиданно для команды и пассажиров, оказывается на месте грандиозного морского боя”.
Не нужно думать, что в “астовской” редакции отсутствует лишь битва при Скагерраке как таковая. Предыстория секретного путешествия Левы Жерве тоже не нашла в ней никакого отражения. Из персонажей, перечисленных в только что приведенном отрывке, книжный вариант знает лишь младшего сына Николая Робертовича и Аркашку Гурманова. Причем существуют они в нем практически порознь: хотя Лева Жерве и пишет втайне стихи, попыток вскарабкаться с чьей-либо помощью на тогдашний “серебряновечный” Олимп он не предпринимает.
Следующий фрагмент “1916” появился, вопреки свидетельству биографа Успенского, не в 1938, а в 1939 году. Под названием “Летчик Слепень” он был напечатан в журнале “Смена” (№ 8). Отрывок этот представляет собой описание уже упомянутого нами воздушного боя и полностью соответствует своему романному “эквиваленту”. Правда, сам роман в заметке, сопровождающей публикацию, пребывает в безымянном состоянии, поскольку редакция журнала сочла нужным акцентировать внимание на военно-авиационной тематике: “1916 год. Первая империалистическая война в разгаре. Русская армия откатилась из Польши в Белоруссию и на Волынь. Она не разбита врагом, она предана и продана правящей верхушкой страны. Эта большая тема лежит в основе нового романа ленинградского писателя Льва Успенского. Герой романа — выдающийся русский летчик, штабс-капитан Евгений Слепень”.
Такая расстановка акцентов, способная ввести в заблуждение читателя, не осведомленного о деталях авторского замысла, была обусловлена желанием редакции “синхронизировать” печатаемый отрывок из романа с теми событиями, которые на тот момент составляли “злобу дня”. В их ряду находилась, в частности, и гибель прославленного советского летчика Анатолия Серова 11 мая 1939 года. Августовский номер “Смены” включал в себя посвященный ему материал, где сообщалось о том, что за несколько дней до трагической авиакатастрофы Анатолий Серов “приступил к работе над статьей о летчиках-истребителях”, но, к сожалению, не успел ее закончить. Отрывок из “1916” и стал своеобразным художественным “завершением” этой статьи.
Впрочем, творческую историю романа Успенского запутывает не столько декларативный перевод его тематики в сугубо авиационную “плоскость”, сколько содержание другой “демо-записи”, обнародованной писателем в следующем, сентябрьском, номере “Смены” под заглавием “Копорский замок”. Логично было бы предположить, что и этот текст входит в состав “1916”, но в действительности читателям был предложен фрагмент вполне самостоятельного произведения — романа “Пулковский меридиан”, написанного Успенским в соавторстве с Георгием Николаевичем Караевым.
Надо сказать, что стимулом для заочного скрещивания “1916” и “Пулковского меридиана” могла быть не только аберрация читательского восприятия. Сопоставление этих текстов между собой неизбежно наводит на мысль об их вполне реальной зависимости друг от друга. По всей видимости, Успенский изначально планировал создать внушительное историческое повествование, состоящее из нескольких частей, напоминающих по свой композиционной функции пресловутые “узлы” в “Красном колесе” Солженицына. Не случайно в “Пулковском меридиане” действует множество лиц, уже “засветившихся” в “Девятьсот шестнадцатом”.
Но при всем при том “Пулковский меридиан”, конечно же, не следует считать полноценным сиквелом “1916”. С одной стороны, последний текст к моменту выхода “Пулковского меридиана” еще явно не был закончен, а с другой — он лишен “язвы” соавторства, разъедающей здоровые ткани изначального замысла. Весьма показательно, что уже первые рецензенты “Пулковского меридиана” рассматривали его как довольно искусственную конструкцию, в которой “военно-историческим клеем <…> скреплены между собой отдельные художественные картины” (“Звезда”, 1941, № 1). Поставщиком этого “клея” был, естественно, полковник Караев, выполнявший, судя по всему, при Успенском ту же функцию, что и Фурманов при Чапаеве. И кажется, есть все основания полагать, что сотрудничество Успенского с Караевым носило принудительный характер, что Караев был приставлен к ленинградскому прозаику не приказом по армии искусств, а распоряжением какой-то другой, обыденно-прозаической инстанции. Вероятно, нет большой надежды разыскать “вывеску”, под которой она скрывалась, поскольку и сам Успенский испытывал определенные сложности, когда, например, требовалось растолковать любопытствующим, почему роман “Шестидесятая параллель”, фактически продолжавший “Пулковский меридиан”, также оказался частично подарен воображаемому ассистенту.
Но предоставим решение столь запутанного вопроса другим, а сами вновь обратимся к творческой истории “1916”. Скорее всего, договоренность Успенского с “Литературным современником” была достигнута в начале 1941 года. В пользу такого предположения говорит то обстоятельство, что в анонсах и планах, которыми сопровождались номера, выходившие на рубеже 1940–1941 годов, о романе Успенского не было сказано ни слова.
Следующий этап “борьбы” за издание книги наступает, видимо, уже в тот момент, когда в Великой Отечественной войне происходит перелом, и дела, еще недавно рассматривавшиеся как принадлежность исключительно мирного времени, постепенно перемещаются в разряд актуальных и требующих внимания. На волне этой “демилитаризации” Успенский в 1944 году предлагает рукопись “Девятьсот шестнадцатого” издательству “Советский писатель”. Руководство последнего, похоже, колеблется в своем решении и обращается за советом к самому Александру Фадееву, который пишет на роман внешнюю рецензию. В ней он дает произведению Успенского чрезвычайно высокую оценку: “Это большая и незаурядная работа — эпопея, еще не законченная, но уже сейчас представляющая огромный интерес для читателя, особенно в наши дни. В романе даны с подлинным талантом и великолепным знанием материала картины жизни России в год накануне Февраля и Октября, жизнь и быт буржуазно-дворянского общества, крестьянства, рабочего класса, фронт и тыл, работа партии большевиков, иностранная разведка в России, происки иностранного капитала, солдаты и офицеры. В романе даны царский двор, дума, первые русские авиаторы, знаменитый Ютландский морской бой, намечены контуры брусиловской эпопеи, которая, очевидно, должна занять большое место в дальнейшем течении романа” (фадеевский отзыв датирован 13 ноября 1944 года).
Таким образом, уже из этого краткого “дайджеста” видно, что замаскированный под вполне здорового младенца “астовский” выкидыш отличается куда большей ущербностью, чем это могло показаться раньше: у него отсутствуют не только скагерракские “ручки”, но и довольно пухлые царскодворские “ножки”. Завершив изложение событийной канвы романа, не лишенное двойственности в жанровых определениях, Фадеев переходит к формулировке критических замечаний, содержание которых свидетельствует о внимательном и вдумчивом ознакомлении с произведением Успенского. Фадеев указывает на то, что сюжет рецензируемого текста “в представленных частях еще далеко не завершен”, а “ряд вещей нуждается в исправлении и переработке”. Во-первых, с его точки зрения, “автор слишком прямолинейно показывает некоторые сексуальные моменты”, которые “нужно сделать скромнее, а в иных случаях и вовсе обойти”. Во-вторых, “в изображении Вырубовой и ее окружения автор незаметно для себя впадает в бульварщину, — надо найти другой тон и другие слова”. В-третьих, Успенский, “стремясь возможно натуральнее передать речь его героев и персонажей, злоупотребляет натуралистическим изображением картавости, грассирования, национальных акцентов”. Он “не замечает, что таких людей у него немало и что искаженную речь, как бы умело и тонко это ни было сделано, трудно читать”. Справедливость этого наблюдения практически не вызывает сомнений и сейчас, поскольку речевые характеристики некоторых героев “1916” действительно порой затмевают их психологические и поведенческие особенности. Складывается, например, впечатление, что в репликах уже упоминавшегося подпольщика Бирзнека или бывшего одесского налетчика Бейли Пашерстника главным является не содержание, а та самая “установка на выражение”, о которой говорил Роман Якобсон применительно к поэтической речи.
В-четвертых, роман Успенского, как полагает Фадеев, “местами растянут и стилистически не везде отработан, — его во многих частях можно сократить и вообще надо построже отредактировать”. И здесь нынешним читателям не остается ничего другого, как присоединиться к мнению Фадеева: доступный им вариант “1916” недостаточно хорошо “вычищен” и отредактирован. К примеру, вместо “меньшевиков” мы сталкиваемся с “меньшивиками”; Обуховская оборона, случившаяся в 1901 году, ошибочно перенесена в дни юности Николая Робертовича Жерве, родившегося в 1864 году; одежда, вместо того чтобы идти какому-нибудь человеку, чуть ли не строевым шагом идет к нему (“косынка к ней шла”, — читаем мы в романе об аксессуаре, украшавшем одну из героинь) и т.д.
Резюмируя свои рассуждения, Фадеев подчеркивает, что указанные им “недостатки ни в коей мере не играют решающей роли в этом выдающемся произведении” и “легко поддаются исправлению”. По его мнению, необходимо лишь “обеспечить автору возможность работы”.
Казалось бы, фадеевская рецензия дает роману Успенского зеленый свет. Однако судьба “Девятьсот шестнадцатого” неожиданно сворачивает в глухой тупик. Трудно отделаться от ощущения, что после войны Успенский прекращает предпринимать попытки “пристроить” свой текст. Почему это произошло, сказать однозначно сегодня нельзя (многое бы прояснило обращение к архиву писателя, если, конечно, он сохранился). Вместе с тем некоторые гипотетические причины можно сформулировать уже сейчас. Вероятно, немалую роль сыграл тот факт, что герои “Девятьсот шестнадцатого”, первоначально выкроенные по высоким эпическим меркам, оказались вываляны в романтическом “пуху” приключенческого повествования для юношества, коим, вне всякого сомнения, является “Пулковский меридиан”. Их возвращение на прежние котурны, очевидно, сопровождалось бы недоумением со стороны зрителя. Кроме того, в “Девятьсот шестнадцатом” Успенский если не оплевал, то выставил в самом невыгодном свете знакомых и близких людей. Не повезло, например, дяде писателя по матери — генерал-лейтенанту Александру Николаевичу Елагину. Этот, как можно судить по позднейшей мемуарной прозе Успенского, в высшей степени достойный человек превратился в романе в полковника Евгения Каэтановича Држевецкого — профессионального и беспринципного интригана (“чтобы не огорчать одного, он мог в любой момент без всякого колебания оказать совершенную подлость другому”). Спустя время подобные трансформации жизненного материала в художественный сюжет могли показаться Успенскому не такими уж и правомерными с этической точки зрения.
Впрочем, по справедливому утверждению все той же Натальи Банк, различные эпизоды “1916” и связанные с ними реальные исторические ситуации не канули в Лету, а “стали основой очерков, рассказов Л. Успенского, разошлись по выступлениям познавательно-информационного плана”. Конкретных примеров она не приводит, но следы “эрозии” так и не опубликованного романа мы действительно можем найти без особого труда. Скажем, в сборнике Успенского “Повести и рассказы”, вышедшем в свет в 1965 году, помещена глава “Скагеррак”. В “Записках старого петербуржца” (1970) есть и “репортаж” с лекции Бальмонта “Лики женщины”, и рассказ о чудесном спасении подпольщика Бирзнека от агентов царской охранки.
Одним словом, произведение, которое стало доступно читателю под названием “1916”, является самым настоящим “котом в мешке”, так как мы абсолютно не знаем, в какой степени оно отражает последнюю авторскую волю. Вопрос в том, стоит ли вообще издавать книги в подобном виде?
Алексей КОРОВАШКО
***
У романа Льва Успенского «1916» (второе название «Перед потопом») судьба сложная и долгая, а дорога к читателю длинна и извилиста. Он был написан Успенским в середине тридцатых, даже была опубликована пара глав в литературных журналах, но обстоятельства складывались так, что каждый раз публикация откладывалась, а к концу сороковых и сам автор перестал пытаться пристроить своё произведение в издательство. При этом, роман «Пулковский меридиан», имевший с «Девятьсот шестнадцатым» общих героев и схожий историческо-приключенческий характер военного романа, был благополучно издан в 1939, имел успех у читателей и впоследствии переиздавался. Существует мнение, что Лев Успенский планировал создать масштабную историческую эпопею охватывающую эпоху конца Первой мировой войны и время Гражданской войны, в которой роман «1916» должен был стать первым томом. Однако ввиду проблем с его изданием, эпопея не пошла дальше условной дилогии из двух книг.
1916 год, мировая война на её пике, Европа полыхает, а Россия неуклонно движется к революции, которой суждено случиться в следующем году. 1916 год, это действительно время перед потопом, когда перелом, смена эпох уже видна невдалеке, но ещё не наступила. А покуда война, тяжелая, многолетняя, позиционная, в грязи в окопах, но война меняющаяся, обретающая новое лицо. И оно будет лицом техногенной войны, войны моторов, самолётов и танков. Тема ещё недавно бывшая в литературе научно-фантастической, в изложении Успенского ставшая историческим романом. Действие романа разворачивается в нескольких параллельных сюжетах, непосредственно связанных с развитием военных технологий, как на фронте, так и в тылу – развитие авиации, шпионская охота за новыми технологиями, промышленность в тылу. Не лишен «1916» и лирической составляющей, которая впрочем по объёму уступает основному шпионско-приключенческому действию. И хотя текст романа оставляет ощущение некоторой незавершенности, он станет отличным чтением для любителей отечественной исторической литературы.
***
Также там хранится рукопись авантюрного романа с громким названием «SOS, SOS, SOS» («Агония Земли»), который был написан в соавторстве с братом Всеволодом и другом Львом Рубиновым в 1921-1922 годах:
Инф. ресурсы
ЦГАЛИ СПб
Фонды
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Опись 1 Архивная опись дел №1 ( Успенский Л. В.)
Дело 33
1. Материалы творческой деятельности / 2. Рукописи художественных произведений / а) Романы и повести
Л.А. Рубинов, Л.В. Успенский "SOS", "SOS", SOS", ("Агония Земли"), роман. Автограф Л.В. Успенского. Машинопись
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 1. Дело 33
ИНФОРМАЦИЯ О ДЕЛЕ
Архивный шифр: ЦГАЛИ СПб ф.Р‑98 оп.1 д.33
Крайние даты документов: 01.01.1921–31.12.1922
Количество листов: 114
Постоянная ссылка: https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
Лев Александрович Рубинов, Лев Васильевич Успенский, Всеволод Васильевич Успенский.
***
Инф. ресурсы
ЦГАЛИ СПб
Фонды
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Опись 1 Архивная опись дел №1 ( Успенский Л. В.)
Дело 64
1. Материалы творческой деятельности / 3. Рукописи сценария и пьес
Л.В. и В.В. Успенские "SOS", "SOS", SOS" (Агония Земли). Автограф, машинопись
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 1. Дело 64
ИНФОРМАЦИЯ О ДЕЛЕ
Архивный шифр: ЦГАЛИ СПб ф.Р‑98 оп.1 д.64
Крайние даты документов: 01.01.1921–31.12.1922
Количество листов: 242
Постоянная ссылка: https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
Не оцифровано
Бесплатно ознакомиться с архивным документом можно в читальном зале.
***
Инф. ресурсы
ЦГАЛИ СПб
Фонды
Фонд Р-98 УСПЕНСКИЙ Л. В.; УСПЕНСКИЙ В. В.
Опись 3 Архивная опись дел №3 ( Успенский Л.В.)
Дело 29
Рукописи Л.В. Успенского / Повести
Без названия. Фрагменты научно-фантастической повести. Автограф
ЦГАЛИ СПб. Фонд Р-98. Опись 3. Дело 29
ИНФОРМАЦИЯ О ДЕЛЕ
Архивный шифр: ЦГАЛИ СПб ф.Р‑98 оп.3 д.29
Количество листов: 10
Постоянная ссылка: https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
***
Звезда Кси ( попытка разгадки).
Предположительно, в "Неве" ("Звезде", "Авроре") в конце 1977 — 1978 гг. был анонс о том, что будет в журнале в следующем году.
https://www.google.com/search?q=%D0%93%D1...
К таким резким "антиеристам" принадлежал поэт-сатирик Василий Князев.
Он выступал в ленинградских газетах под псевдонимом "Красный Звонарь" и
не преминул отозваться на "бесстыжую" пропаганду
"ера". В одной из газет появилось его стихотворение, громившее сторонников
этой "обратной реформы". Поэт призывал дать их поползновениям суровый отпор
и напоминал о других, тоже бытовавших в российской азбуке буквах. Насколько
я помню, он обращался к комсомольцам тех дней с пламенным призывом не
поддаваться на уговоры защитников старого:
КСИ и ПСИ -- свои в грамматике
Гостомысловой Руси...
Комсомольцы! Други! Братики!
Презирайте КСИ и ПСИ!
Я воспроизвожу это четверостишие по памяти и за точность цитаты не
ручаюсь. Однако помню, что в те времена, на считанные годы отдаленные от
"старого мира", читатели приходили в крайнее недоумение по поводу непонятных
слов "кси" и "пси".
Любопытно, что скажете по этому поводу вы, мой читатель (если, конечно,
вы не филолог) ? Скорее всего слова "кси" и "пси" звучат в ваших ушах
впервые. Разве только в некоторых статьях по астрономии они могли вам
встретиться в качестве буквенных обозначений небольших звезд в обширных
созвездиях: "тау Кита", "кси Лебедя", возможно, и "пси" какого-либо еще
изобилующего звездами созвездия. "Фи" известно теперь преимущественно из
физико-математического обозначения -- "косинус фи".
А ведь было время, когда по поводу буквы "пси" наши предки ломали копья
-- ну, если и не с той яростью, с какой позднее их потомки спорили о "яте"
или "твердом знаке" (темпы и страсти в старину не те были!), то, во всяком
случае, с убежденностью вполне сравнимою.
Вот "Азбуковник" XVI века. Там строго написано про букву "пси":
"ВЕЗДЕ ПИШИ ПСА ПОКОЕМ (то есть через буквы П и С), А НЕ ПСЯМИ (не с
буквы ё -- "пси", которая звуки "п" и "с" обозначала одним знаком), КОЕ
ОБЩЕНИЕ ПСУ СО ПСАЛМОМ?!"
Аргумент вполне в духе того времени, но требующий некоторого пояснения
в наши дни.
X и ё, "кси" и "пси", были греческими буквами, некогда
позаимствованными у греков составителями220 первых
славянских азбук и затем вместе с одной из этих азбук, прославленной
кириллицей, перешедшими "на русскую службу".
Они для русского слуха (в Греции дело обстояло не совсем так)
обозначали сочетание двух согласных звуков "я" (или "к") и "с". Нашим
предкам было нелегко, когда им разрешали букву "пси" употреблять только в
словах греческого корня -- "кое слово русское, кое же -- еллинское?!". Слова
"псаломщик", "псалмы" они слышали не реже, чем "псарня" или "псина".
Вот ведь как просто не впасть в опасную ошибку: слова церковные
надлежало писать "со псями", а обыденные -- "покоем". Нельзя, чтобы на
соблазн миру псарь выглядел как "jарь", точно он-то и есть псалмопевец: кое
общение поганому псу со святым псалмом?!
Прочитав такое гневное предостережение, любой "недоука" того времени
сначала смеялся, потом припугивался ("грех-то какой!") и под конец надолго
запоминал поучение.
По закону буквы.
В последние годы свой жизни писатель работал над романом Звезда Кси, кот. уже не успел закончить.
https://www.litmir.me/a/?id=391
Звезда Мизар/Мицар
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B...
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D1%8...
http://cdb-seversk.tom.muzkult.ru/SHtrihi...
https://litvek.com/av/4636
Мицар (кси Большой Медведицы)
https://mybook.ru/author/anatolij-pavlovi...
https://spbarchives.ru/infres/search?_arc...
Успенский Л. "Звездочка Мизар"
https://rgali.ru/obj/12633357
https://spbarchives.ru/infres/-/archive/c...
https://rgali.ru/search?p0.v=%D0%A3%D1%81...
https://goskatalog.ru/portal/#/collection...
https://goskatalog.ru/portal/#/collection...
https://www.litfund.ru/auction/152/361/
***
Кси Б.М. Эта звезда является аналогом Солнца, то есть имеет физические свойства, которые делают её похожей на наше Солнце. Спектральный класс 36 Большой Медведицы — F8V[5], и это означает, что звезда практически такого же размера, как и наше Солнце (1,091 {\displaystyle R_{\bigodot }}{\displaystyle R_{\bigodot }}[7]), такой же массы (1,12 {\displaystyle M_{\bigodot }}M_{\bigodot }[6]), но несколько ярче Солнца (1,61 {\displaystyle L_{\bigodot }}L_{\bigodot }[7]), также это указывает на то, что водород в ядре звезды служит ядерным топливом, то есть звезда находится на главной последовательности. Звезда излучает энергию с внешней атмосферы при эффективной температуре около 6 126 К[11], что придаёт ей характерный жёлто-белый оттенок звезды F-типа[12].
***
У греков существовали такие, скажем, слова, как "ксения" (гостеприимство), "Ксеркс" (имя персидского царя), "ксерос" (сухой). В эти слова входил сложный звук: "кс" Греки передавали его на письме одной буквой, которую называли "кси" (Л. У.)
***
Ξ, ξ (название: кси, греч. ξι, др.-греч. ξῖ) — 14-я буква греческого алфавита. В системе греческой алфавитной записи чисел имеет числовое значение 60. Происходит от финикийской буквы ? — "семк" или от древнееврейской "самех".От буквы кси произошла одноименная кириллическая буква Ѯ (кси), ныне используемая только в церковнославянском языке. В греческом языке буква кси передаёт звук [ks].
Использование
Строчной ξ обычно обозначаются:
Холодильный коэффициент холодильной машины.
Случайная величина.
Степень превращения вещества в химической реакции.
Коэффициент местного сопротивления трубопровода в гидравлике.
Точки интегрального разбиения.
Заглавной Ξ обычно обозначают:
Кси-гипероны.
Криптовалюта эфир платформы Ethereum.
Кси-функция Римана (англ.)русск..
Ξ-функция Хариша-Чандры (англ.)русск..
***
Кси (Ξξ) — буква греческого алфавита. Кси (Ѯѯ) — одна из букв кириллицы.
***
Последние четыре буквы славянского алфавита можно назвать последними достаточно условно.
В самом деле, от древних авторов до новых исследователей можно встретить разные порядки славянских букв.
У древнейшего свидетеля — Черноризца Храбра мы вообще встречаем два отдельных набора букв (условно греческий и условно славянский) , взаимный порядок которых не обозначен.
Поэтому мы будем следовать сложившейся традиции, в которой славянский алфавит заканчивается четырьмя греческими буквами — ξ ψ Θ υ , причем греческими не только по написанию, но и по имени — у них нет , как у всех остальных букв, особого славянского имени.
Это имеет некоторое таинственное значение, о котором было сказано в статье о юсах — этими четырьмя чистыми греческими буквами образуется третий — греческий конец алфавита. (о том, конец ли это, следует поговорить особо)
При том , что эти буквы греческие и имеют в славянском греческое имя, они имеют древнееврейские аналоги, которые позволяют сказать о них нечто большее.
Буква Ξ ξ "кси" происходит очевидно от древнееврейской буквы "Самех"
И если мы попытаемся понять значение этой буквы из еврейского языка, то обнаружим, что и сохранившееся в греческом произношение "кси"-"си" , и слово "самех" имеют смысл и значение — более того, оба они прекрасно подходят к парадигме славянского алфавита, как иконы Бога, составленной из букв- икон Бога.
Слово "самех" имеет два спектра значенией:
1. Опираться, полагаться , поддерживать.
2. Приближаться к кому-то, посвящать в священный сан и делегировать свои полномочия.
Слова же "си" (или "кси") в еврейском языке нет, зато есть корень "си" ("кси") , который имеет любопытное значение:
сиег ограждать, проводить грань,
сияг — ограничение, ограда, охрана, предосторожность
сием — завершение , конец
сиюм — окончание
Си ("кси") — это понятие творческого (т.е. не спонтанного, не случайного) завершения.
В самом деле , в самом начертании буквы "кси" — и в древнееврейском, и в греческом — можно отчетливо видеть как ограду, так и изображение Святой Троицы в виде трех черт — подобных иероглифическим "трем" 三 , которые и читаются схожим образом — "сан" (и в китайском и в японском)
Есть у ξ один исторический контекст, о котором стоит поговорить.
Это аспект апокалиптический.
В самом деле, греческая форма этой буквы заставляла некоторых видеть в ней змея с двумя рогами.
Более того, всем известное число зверя 666 в подлиннике выглядит как χξϛ , поэтому древние толкователи в попытках предугадать это таинственное имя помимо складывания числового значения отдельных букв обращали внимание и на собственно эти три буквы, толкуя их как антихриста(χ), сатану (древнего змия, дракона) ξ и лжепророка ϛ
К этому можно вспомнить, что в знаменитом иноческом уставе преподобного Пахомия Великого, где разным психическим типам монахов назначались отдельные буквы , буква ξ предназначалась для самых гордых, строптивых и ропотников.
Если же посмотреть на значение слова "си"("кси") в еврейском — "конец, завершение, ограничение", то вполне складывается даже некое отрицательное отношение к этой букве, как символу зла и отвержения от Бога.
Однако , это принять невозможно.
В самом деле, если весь алфавит есть икона Пресвятой Троицы, то присутствие в ней символа зла столь же невозможно, как изображение каббалистических символов на "Троице" преподобного Андрея Рублева. Хотя мы и встречаем изображение бесов на , скажем, иконе Страшного Суда, но это изображение иллюстративное, а не мистическое и не символическое.
Если говорить о числе имени зверя , то мы видим, что в него входит не только ξ но и χ , священный и великий смысл которой — как образа Божия — был достаточно очевиден. Следовательно, и ξ и ϛ сами по себе столь же священны и велики.
И попадание их в число зверя — это не свидетельство об их злой символике, а наоборот, свидетельство об их особом священном значении , ведь нет ничего более священного и великого, чем имя Иисуса Христа , и именно это имя украдет антихрист и присвоит себе. Как нет более великого в людях и священного образа в творении, чем Пресвятая Владычица Богородица, и именно этот священный образ уворован сатаной в культе "мадонны" — "прекрасной дамы".
Крайнему вору и крайнему гордецу свойственно воровать самое ценное , а сатане — присваивать лживо себе Божественные аттрибуты.
Когда мученики воевали с идолами и низвергали их, их обвиняли в богоборчестве и безбожии , как борющихся с богами — в то время как они воевали с лживым присвоением Божественного достоинства демонами и скульптурными художествами.
Так и здесь , толкование формы χξϛ , как указание на злые личности,- с целью отвержения их — совершенно справедливо , однако никак не затрагивает самого священного и великого значения этих букв, относящихся к Одному Богу.
Что же касается устава св.Пахомия, то невозможно не преклоняться перед мудростью этого великого святого отца , и необыкновенностью полученного откровения, но стоит отметить, что буквой ξ отмечались хоть наихудшие , но монахи. А не демоны и даже не миряне.
Люди, которые отверглись от мира, но имеют еще недостатки и болезни.
И я уверен, что состояние этих "ξ " преподобного Пахомия для нас сейчас абсолютно непостижимо .
Иначе говоря, ξ преподобного Пахомия — это последний , крайний ранг святости, подвижничества, а вовсе не символ злодея или грешника.
Что подтверждается и значением буквы "си" ("кси") в древнееврейском, как "конец, ограничение".
И одновременно значением слова "самех" как "посвящение",
------------------------------------------------------ ----------------
Числовое значение буквы ξ 60 .
В греческом алфавите она находится на "своем" месте — после Νν 50 .
Почему в славянском она перенесена в конец, из-за чего нарушен чин чисел — мне неизвестно, но можно утверждать, что причина этого достаточно важна.
В Священном Писании число "шестьдесят" встречается преимущественно в значении числа людей.
шестьдесят агнцев, шестьдесят козлов и шестьдесят овнов принес в жертву Израиль при помазании жертвенника (вспомним значение "самех" — посвящать в священный сан)
шестьдесят городов было дано половине колена Манассиина в царстве Васанском
Об этих же городах упоминается. как крепких городах царя Соломона в Васане.
Шестьдесят "коров" (мера) муки составляло ежедневное продовольствие дворца Соломона
Шестьдесят локтей была ширина притвора храма Соломона
Шестьдесят знатных людей пленил Навузардан в Вавилон.
Шестьдесят наложниц было у Ровоама , сына Соломона
Шестьдесят локтей высоты и ширины должно было быть у Второго храма по повелению Кира.
Шестьдесят сильных и шестьдесят цариц стояло вокруг одра Возлюбленного из Песни Песней
Шестьдесят локтей было в столбах Третьего храма (видения св.Иезекииля) . Поскольку столбы храма — это прообраз великого святого, то это значение тоже можно отнести к числу людей.
Шестьдесят локтей была высота золотого идола Навуходоносора
В Новом Завете шестьдесят это средняя мера плодоношения для пшеницы из притчи (т.е. по Евангелию ξ это не только не символ зла, а наоборот символ высокого достоинства в святости)
На шестьдесят стадий отстоял от Иерусалима Эммаус, который известен только тем, что на пути в него явился ученикам Воскресший Христос.
---------------------------------------
Что касается иероглифов, то наиболее близким к "кси" выглядит знак
末 — конец , окончание .
https://ortheos.livejournal.com/1855268.h...
Георгий Караев, Лев Успенский. 60-я параллель, роман, Изд.1955г.
Роман «Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года. Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои—бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города. События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана». Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.
https://ru.wikipedia.org/wiki/60-%D1%8F_%...
облако тэгов
