хотелось бы начать с перечня до-

стоинств этого произведения. Одна-

хо мне удалось найти в этой книге

лишь одну положительную черту:

добросовестное стремление автора

держаться в строго. научных рам-

тах. Благодаря этому, роман, при

опущенных в нем научных прома-

ах, не содержит той безответсявен-

зюй болтовни, того безграмотного

нагромождения нелепостей, воторые

ветречаются в иных ромалах и по-

зестях, притязающих быть научно-

фантастическими.

К сожалению, сложная тема’ —

техника ракетного летания и меж»

планетных сообщений — оказалась

аБтору не по силам. Но главный по-

рок ромама ие в частных научных

ошибках—их можно устранить, —а в

отсутствии самостоятельной творче-

ской работы. Жюль Верн и Уэллс лля

своих романов не тольво сами при-

думывали основную идею, мо. п

прослежнвали «на. собственный

риск» всю цель вытекающих из нео

положений. В ‘романе Беляева, осно-.

за дана, правда, егоустановкой —

нопуляризировать замыслы Циол-

овского.”Но это нисколько не ис

илючает самостоятельности в ху

дожественной тражтовке. . Имеет-

сл литературпый прецедент: роман

немецкого писателя 0. В. Гайля,

переведенный па русский язык под

заглавием «Лунный’ перелет». Гайль

поставил себе задачей ‘популяриза-

цию исследования. германского.

теоретвка звездоплавания проф.

Оберта, Одпажо, писатёль внес так

много оригинального в ‘тразтовку

темы, что ряд мест романа был

потом цитирован Обертом в новом

‘издании @го научного труда в ха-

честве иллюстрации теоретических

олод:ени,

В «Прыжке в ничто» мы не нахо-

дим ни самостоятельно продумал-

ных соображений, ни каких либо но-

вых мыслей (кроме ошибочных).

Собственная фабула автора, мехаяи-

чески вмонтирована в обстанов

оэзданную другими авторами, —

подобно тому, ка фотографы впеча-

‘тывают портрет. заказчика в гото-

вый аптураж. Метод фототрюка пе-

ренесон в область литературного

‘творчества (еслн.в данном случае

Уместно это слово).

В некоторых эпизодах «Прыжка»

я узнал, например, переделку гла-

вы «Занимательной физики» («Зав-

трах в невесомой`кухне»), а в одном

диалоге — страйыцы «Заниматель-

пой механики», почти дословно

{без ссылок и кавычек) вылетаю-

зщво из усг персонажей ромала. ©

‘точки зрения. целесообразности это

Жесомыслено: в чему популяризи-

фовать то, что само является поп:

зяризацией, ‘давно дошедшей до чи-

тателя?

Надо к тому же заметить, что,

поставив себе целью художествон-

ное оформление работ Циолковез>-

ге. А. Беляов проникся его идеями

слишком ‘поверхностно #4 прогляльл

главную заслугу «патриарха звез-

доплавания». Циолковский устано-

ввл математически, что ракета, мо-

жет получить скорость, значительно

превытающую быстроту чаетни от

сбасываемого ею’ газового потока,

Что значит, что рашету можно Су

дет отправить во межиланетный

тейс, пользуясь обычным промыл-

зоенным горючим — нефтью, безая-

ном и т. п, Тем самым вся проблема

переносится из области фантасти-

ки на реальную. почву практики,

превращаясь в очередную задачу

техники. Автор’ «Прыжка»’ не уяс-

пил себе этого ‘важнейшего пункта

‘теории Циолковского не уяснил

<обе основы: всего ракетного лета-

ция, Держа. читателей в. ложном

убеждении, будто ракета неспосэб-

ва приобрести скорость большую,

нежели скорость выбрасываемых

ею продуктов сгорания, Беляев вы:

пужден обратиться к такому проб-

лематическому для технического

использования источнику, ках вну-

триатомная энергия. Межпланетные

путешествия оказываются в ромало

гораздо’ труднее осуществимыми,

ежели в реальной действительно“

сти.

Астрономические сведения, с00б-

таемые романом, тахло ‘зачастую

пе отвечают совроменному соотоя-

нию науки; автор пользуется черес-

чур устарелыми источниками

(Фламмарионом сорокалетней давно-

сти).

В итоге никак нельзя приз-

зать новый роман Беляева сколь-

го-нибудь ценным обогащением со-

ветекой научно-фантастической ли-

‘тературы. Родина Циолковского

вправе ожидать появления более

высококачественных — произведений

ваучной фантастики, трактующих

проблему межпланетных перелетов,

Я. ПЕРЕЛЬМАН.

***

Рассмотрение научной стороны Нового романа А. Беляева «Прыжок в ничто» (Молодая гвардия, 1933 г.) хотелось бы начать с перечня достоинств этого произведения. Однако мне удалось найти в этой книге лишь одну положительную черту: добросовестное стремление автора держаться в строго научных рамках. Благодаря этому, роман, при допущенных в нем научных прома- хах, не содержит той безответственной болтовни, того безграмотного нагромождения нелепостей, которые встречаются в иных романах и повестях, притязающих быть научно- фантастичоСкими.

К сожалению, слепшая тема — техника ракетного летания и межпланетных сообщений — оказалась автору не по силам. Но главный порок романа но в частных научных ошибках—ик можно устранить,—а в отсутствии самостоятельной творческой работы. Жюль Верн и Уэллс для своих романов не только сами придумывали основную идею, но п прослеживали «на собственный риск» всю цопь вытекающих из нео положений. В романе Беляева основа дана, правда, его установкой — популяризировать замыслы Циолковского. Но это нисколько но исключает самостоятельности в пх художественной трактовке. Имеется литературный прецедент: роман немецкого писателя О. В. Гайля, переведенный на русский язык под заглавием «Лунный перелет». Гайль поставил себе задачей популяризацию исследования горман ©кого

теоретика звездоплавания проф. Оберта. Однако, писатель внес гак много оригинального в трактовку темы, что ряд мест романа был потом цитирован Обертом в новом издании его научного труда в качестве иллюстрации теоретических положений.

В «Прыжке в ничто» мы не находим ни самостоятельно продуманных соображений, ни каких либо новь» мыслей (кроме ошибочных). Собственная фабула автора механически вмонтирована в обстановку, созданную другими авторами, — подобно тому, как фотографы впечатывают портрет ■ заказчика в готовый антураж. Метод фототрюка перенесен в область литературного творчества (если в данном случае уместно это слово).

В некоторых эпизодах «Прыжка» я узнал, например, переделку главы «Занимательной физики» («Завтрак в невесомой кухне»), а в одном диалоге — страницы «Занимательной механики», почти дословно (без ссылок и кавычек) вылетающие из уст персонажен романа. С точки зрения целесообразности это Несомыслепо: к чему популяризировать то, что само является попу- ляршацией, давно дошедшей до читателя ? ч

Надо к тому асе заметить, что, поставив себе цолыо художествоа- ноо оформление работ Циодковсхз- го. А. Беляов проникся его идеями слишком поверхностно Л проглядел главную заслугу «патриарха звездоплавания». Циолковский установил математически, что ракета может получить скорость, значительно превышающую быстроту частиц отбрасываемого сю газового потока.

Рто значит, что ракету моашо будет отправить в межпланетный рейс, пользуясь обычным вромы-ш- лонньш горючим — нефтью, Сезанном н т. н. Том самым вся проблема переносится из области фантастики на реальную почву практики, превращаясь в очередной задачу техники. Автор «Прыжка» пе уяснил себе этого валшейшего пункта теории Циолковского, не уяснил собе основы всего ракетного летания. Держа читателей в ложном убеждении, будто ракета неспособна приобрести скорость большую, нежели скорость выбрасываемых ею продуктов сгорания, Беляев вы- тгуждеп обратиться к такому проблематическому для технического использования псточинку, как внутриатомная энергия. Межпланетные путешествия оказываются в романе гораздо труднее осуществимыми, ноя:ели в реальной действительности.

Астропомичоскно сведения, сообщаемые романом, также зачастую не отвечают современному состоянию науки; автор пользуется чересчур устарелыми источниками (Фламмарноном сорокалетней давности).

В итоге никак нельзя признать новый роман Беляева сколько-нибудь пенным обогащенном советской научно-фантастической литературы. Родина Циолковского вправо ожидать появления более высококачественных произведений научной фантастики, трактующих проблему межпланетных перелетов.

Я. ПЕРЕЛЬМАН.

В своей книге «Александр Беляев», вышедшей в 2013 году в серии «Жизнь замечательных людей» издательства «Молодая гвардия», он подверг пересмотру и сроки обучения писателя в ярославском Демидовском юридическом лицее. По мнению автора биографии, Беляеву пришлось носить студенческую форму не четыре, а целых семь лет. Правда, не по своей воле, а в силу объективных исторических обстоятельств.

Семинарист, артист, юрист

В июне 1902 года (в биографических справках фигурируют также 1901 год и 1904 годы) юный Саша Беляев прибыл из Смоленска в Ярославль для поступления в Демидовский юридический лицей. Успешно сдав два необходимых экзамена – по латыни и русской истории, он был зачислен на первый курс.

10

К сожалению, никаких документов, подтверждающих данную информацию, не сохранилось. Они сгорели вместе с архивом Демидовского лицея во время пожара в его главном здании. Это произошло в июле 1918 года в дни подавления Ярославского восстания.

Итак, за плечами у юноши – учёба в Смоленском духовном училище и духовной семинарии. Однако наклонности у него – сугубо светские: театр, литература, музыка. Это не очень нравится Сашиному отцу, православному священнику, настоятелю одного из смоленских храмов, но повлиять на сына он не в состоянии. Энергия в Беляеве-младшем бьёт через край, артистизм укрощению не поддаётся. Он и в семинарии славился не только отличной учёбой, но и выступлениями на вечерах с чтением стихотворений.

Учёбу Беляев успешно сочетает с игрой на сцене. С 1901 года газета «Смоленский вестник» регулярно упоминает молодого актёра в рецензиях на театральные постановки Народного дома. За год он дорос до бенефиса, причём двойного, актёрско-режиссёрского. Однако с мечтами о театре пришлось расстаться: весной 1902-го истёк срок контракта Беляева с комитетом Народного дома. Лицедей остался не у дел.

К цели через лицей

Идти в священники желания не было. Саше Беляеву, с его ярко выраженными гуманитарными наклонностями, подошёл бы историко-филологический факультет одного из императорских университетов. Однако выпускникам духовной семинарии дорога туда была закрыта. Для продолжения образования оставался один выход – лицей.

7

В начале века Демидовский лицей был одним из крупнейших юридических вузов страны. По числу студентов он уступал только юридическим факультетам главных университетов Российской империи — Санкт–Петербургского, Московского и Киевского.

Бывших семинаристов туда принимали – хотя далеко не всех, а только выпускников по 1-му разряду, то есть круглых отличников. К их числу относился и Александр Беляев. Так он оказался на студенческой скамье в Ярославле.

В начале 20 века выходцы из духовного сословия составляли примерно четверть от общей численности студентов России. В Демидовском лицее этот показатель был вдвое выше. По состоянию на 1 января 1906 году из 866 лицеистов 404 составляли дети служителей церкви. Бунтарей в поповских семьях всегда хватало.

Гадание о трёх годах

Считается, что Беляев учился в Демидовском лицее четыре года: с 1902-го по 1906-й. Но тут начинаются нестыковки, в которых пытается разобраться автор ЖЗЛ-овской биографии писателя.

Первое упоминание газеты «Смоленский вестник» о деятельности адвоката Александра Романовича Беляева относится к июлю 1909 года. Свою деятельность он, как водится, начал в должности помощника присяжного поверенного.

6

В июле 1914-го то же издание сообщает: «Присяжный поверенный А.Р. Беляев переехал на Одигитриевскую ул.». Эти события разделяют пять лет. Именно такой стаж работы был необходим помощнику присяжного поверенного, чтобы дорасти до присяжного поверенного.

Значит, до лета 1909 года Беляев не занимался юридической практикой. Возникает вопрос: если диплом ему выдали в 1906-м, почему он не стал работать по специальности? Или, всё-таки, дипломированным юристом он стал гораздо позже?

В своей автобиографии, составленной уже в советское время, писатель сообщает, что в течение нескольких сезонов был актёром и режисссёром на подмостках Сергиевского народного дома в Москве. Однако ни в одной афише, ни в одной программке этого культурно-просветительского учреждения с 1906 по1909 год нет фамилии Беляева. Чем же он занимался в этот период?

Ещё один бунтарь-попович

Революционный 1905 год властно вмешался в образовательный процесс Демидовского лицея. После Кровавого воскресенья в стране начались студенческие забастовки. 17 января ярославские лицеисты присоединились к студентам Петербургского и Московского университетов. Занятия в Демидовском лицее были прекращены.

Конец зимы и весна прошли под знаком протестных настроений. 21 марта лицеисты присоединились к массовой демонстрации в Ярославле. Поводом стало самоубийство пятиклассника Коли Панова, до которого его якобы довели «верноподданные учителя». Лицеист Подвойский с приятелем несли венок «Жертве самодержавия».

Николай Подвойский был старше Беляева на четыре года. В 1905-м он учился уже на выпускном курсе Демидовского лицея. Как и Александр, вырос в семье духовного лица – сельского священника-учителя. Николай смолоду примкнул к социал-демократам. В Ярославле возглавил боевые дружины рабочих, был ранен. Следующие два года Николаю Подвойскому предстояло прожить эмигрантом – в Германии и Швейцарии.

В Ярославле он, конечно, мог водить знакомство с Беляевым, однако никаких подтверждений этому нет. Всё-таки у этих двух лицеистов были слишком разные интересы.

Год под знаком лихорадки

С января по май 1905 года в лицее занятий не было. Чтобы не терять время, Беляев вернулся на театральные подмостки Смоленска. Не дослушав половину лекций третьего курса, он не имел возможности перейти на четвёртый. Значит, и получить диплом юриста в 1906 году никак не мог.

Между тем, революционная лихорадка в Ярославле не унималась. 1-го мая шумная компания лицеистов, гимназистов и семинаристов устроила катание на лодках. Молодёжь развернула красные флаги, пела революционные песни, кричала: «Долой самодержавие!», стреляла в воздух из револьверов. Решив припугнуть бунтарей, капитан казённого парохода «Рыбинск» направил судно прямо на лодки. Студентам пришлось высадиться на берег. Там они вновь развернули знамёна и с пением двинулись по Казанскому бульвару. Публика была шокирована, призывы городовых не возымели действия. Для восстановления порядка пришлось вызывать казаков.

Миновало лето, однако новый учебный год в Демидовском так и не начался. В студенческой среде царили разброд и шатание. В сентябре вступили в силу новые, более либеральные правила управления высшими учебными заведениями. Совет лицея впервые самостоятельно выбрал из своей среды директора. Но лицеисты всё никак не могли между собой договориться.

Одни считали, что главное – учёба (таких называли академистами), другие выступали за продолжение политической борьбы. Сходки следовали одна за другой. Забастовка в лицее продолжалась. Профессорский совет объявил дату экзаменов, в ответ студенты устроили благотворительный концерт с исполнением революционных песен.

17-го октября в Петербурге был обнародован Высочайший манифест. Самодержец даровал народам России свободу слова и собраний, а также парламентские выборы. Но даже после этого занятия в Демидовском лицее так и не начались. Иногородние студенты разъехались по домам.

С баррикад на подмостки

Куда же отправился в конце 1905 года лицеист Беляев? Луч света на этот период его жизни проливает строка из автобиографии: «В 1905 году студентом строил баррикады на площадях Москвы».

5

Строительство баррикад началось в ночь на 10 декабря 1905 года, через сутки ими был покрыт весь город. На каких именно площадях трудился Александр Романович, сейчас установить невозможно. Одно можно сказать с уверенностью: с оружием в руках он их не защищал. Построил и ушёл. Как, впрочем, большинство строителей.

1906 год не принёс благих перемен Демидовскому юридическому лицею. Финансовое положение его усугублялось. В марте на общем собрании студентов им было предложено внести плату за текущий учебный год. Поскольку лекции в этот период читались от силы две недели, многие платить отказались. Начались массовые отчисления неплательщиков.

Беляев не любил терять время попусту. Он не стал дожидаться начала занятий, а вернулся в Смоленск. Вскрое вышел на сцену в драматических этюдах Метерлинка, удостоившись очередной похвалы «Смоленского вестника». Более того, сам начал писать для этой газеты под псевдонимами «Б.Р-н» и «Ал.Р-ов».

В течение 1907-1908 годов Беляев принимает самое активное участие в культурной жизни города. Он то слушает лекцию приват-доцента Московского университета о природе энергии, то оппонирует докладчику на вечере, посвящённом драматургии Леонида Андреева, то учит новую роль. Заседает сразу в двух комиссиях Общества любителей изящных искусств. И обо всех значимых событиях обязательно пишет в «Смоленский вестник».

Судя по обилию публикаций в этой газете, Беляев посвятил обогащению культурной жизни Смоленска вторую половину 1907 и вторую половину 1908 годов. Завершению образования в Демидовском лицее, предположительно, были отданы 1906-07 учебный год, а также вторые семестры 1907-08 и 1908-09 учебных годов.

Весной 1909 года Беляев, наконец, получил диплом Демидовского юридического лицея.

Долой дипломы!

С середины 1906 по весну 1909 года ярославская пресса почти ничего не сообщала о событиях в Демидовском лицее. Как будто после серии скандальных публикаций местные газетчики разом потеряли к нему интерес. Обращает на себя внимание лишь одна публикация.

В октябре 1906 года предметом обсуждения в лицее стал радикальный проект одного из членов академического союза студентов (тех, что за учёбу, а не за борьбу). Руководству Демидовского предлагалось полностью отменить выдачу дипломов, заменив их свидетельствами о прослушании полного курса.

Автор проекта ратовал за «устранение совершенно дипломного зла, … уничтожение пятибалльной системы, … обеспечение доступа в Лицей в качестве вольнослушателей лиц обоего пола, без различия вероисповеданий и национальности, начиная с 16-тилетнего возраста». Как и следовало ожидать, профессура не поддержала новатора.

«Живой» под наблюдением

Первым делом помощника присяжного поверенного Беляева стал суд над членами партии эсеров. Среди шести подсудимых были двое смолян – сын и дочь бывшего секретаря губернского предводителя дворянства. Кроме смоленских, к участию в процессе привлекли столичных адвокатов.

Дело рассматривалось особым присутствием Московской судебной палаты 23 октября 1909 года. Суд шёл при закрытых дверях. Двое подсудимых были оправданы, четверо, в том числе дети секретаря, отправились отбывать наказание в тюремный замок.

Юридическая карьера Беляева только начиналась, а он уже имел репутацию неблагонадёжного. В ночь со 2 на 3 ноября 1909 года к нему на квартиру явились жандармы с обыском. Ничего предосудительного не нашли, но сам факт показателен.

8

Александр Романович с лета находился под наблюдением полиции. В дневнике наружного наблюдения он фигурирует под кличкой «Живой». Кажется, этот псевдоним как нельзя более точно отражает психотип Александра Романовича, его неугомонный нрав, многостороннюю одарённость и разнообразные интересы.

Выпускник Демидовского юридического лицея Александр Беляев завершил адвокатскую практику в ноябре 1914 года. К этому времени всё подчинили себе журналистика и театр.

В списках значился

Есть ещё одна версия хронологии событий. Её обнародовали на страницах журнала «Наука и жизнь» (№ 10 за 2009 год) смоленские краеведы Нелли Кравклис и Михаил Левитин. Авторы статьи «Три жизни писателя (А.Р. Беляев)» утверждают, что датировка значительной части событий детства и юности писателя ошибочна.

Ссылаясь на официальные сведения об учениках духовного училища и семинарии, ежегодно публиковавшиеся в «Смоленских епархиальных ведомостях», они выстраивают точную, как они утверждают, хронологию. Вот она.

Александр Беляев поступил в Смоленское духовное училище в 10 лет (в 1894 году), окончил его и был удостоен перевода в I класс семинарии в 14 лет (в 1898 году), а не в 11, как обычно указывают в справках к собраниям его сочинений и другим публикациям. Окончил семинарию в 20 лет (в 1904 году). В том же году поступил в Демидовский юридический лицей, который окончил в 24 года (в 1908 году).

К сожалению, смоленские краеведы обходят стороной вопрос, как Беляеву удавалось в течение двух лет (1907-1908) сочетать учёбу в Ярославле и работу журналиста в Смоленске.

Так сколько же лет Александр Беляев носил мундир ярославского лицеиста? Исследователи пока не пришли к единому мнению. Подождём.

https://yarnovosti.com/tag/%D1%87%D0%B5%D...

***

А в произведениях А. Беляева упоминаний о Ярославле пока не обнаружено. О Смоленске — "Человек, который не спит" из цикла "Изобретения профессора Вагнера" 1926 и "Лапотный Муций Сцевола" 1941.

***

Атлантида

ст.: Вал. Мищук, муз.: Вад. Мищук

Не вернуть того, что было

И того, что не сбылось.

Сердце бедное остыло, -

Отогреть не удалось...

У судьбы свои причуды,

Нам с ней нечего делить.

Я ее дразнить не буду,

Буду тихо-тихо жить.

Ни о чем жалеть не нужно, -

Ничего надежней нет.

Тихо — это значит скучно,

Может быть, в пятнадцать лет.

Ты меня не слушай дочка, -

Это все — слова, слова.

Это только оболочка,

Это дочка — голова.

А душа вольна, как ангел,

Легким облачком парит.

В небесах обетованных

Только с Богом говорит.

Не вернуть того, что было

И того, что не сбылось.

К югу облачко уплыло -

Удержать не удалось.

Ах, судьба моя, судьбина,

Все пропало — ну и пусть!

Посажу в саду рябину,

И на ветке удавлюсь.

Будут спорить две столицы:

В чьей земле меня хранить.

Будет злющий вдоль границы

Часовой с ружьем ходить.

Чтоб мы сдохли, апатриды!

Утоплюсь-ка лучше я -

Здравствуй, остров Атлантида!

Здравствуй, родина моя...

А душа — вольна как ангел,

Легким облачком парит.

В небесах обетованных -

Только с Богом говорить.

Не вернуть того, что было.

И того, что не сбылось.

Сердце бедное остыло -

Отогреть не удалось...

Александр Беляев (1884–1942), русский и советский писатель-фантаст,

в научно-фантастическом романе Человек-амфибия (1927), впервые опу-

бликованном в научно-популярном страноведческом журнале „Вокруг све-

та” в 1928 году (№ 1–6, 11–13), превращает подводный мир океана в про-

странство научного эксперимента, в котором усилиями энтузиаста-ученого

осуществляется биомедицинское совершенствование человека. В романе,

действие которого происходит в вымышленной Аргентине, врач Сальва-

тор, экспериментирующий с людьми и животными, предстает всесильным

156

Любовь Бугаева

божеством, спасителем, на что прозрачно намекает его имя. Считается, что

Сальватор „держит в своих пальцах жизнь и смерть” и творит чудеса: „хро-

мым он делает новые ноги, живые ноги, слепым дает зоркие, как у орла,

глаза и даже воскрешает мертвых” 1 .

Место уникальных экспериментов — спускающиеся со скалы к морю

обширные владения Сальватора, организованные по принципу кругов ада

в Божественной комедии Данте: земельный участок с виллой, огороженный

каменной стеной, в свою очередь разделенный внутренними стенами на

несколько частей, каждая из которых соотносима с одной из сторон иссле-

довательской деятельности Сальватора. На вершине скалы — лаборатория

Сальватора, где собраны „строительные блоки”, необходимые для акта тво-

рения:

Там в стеклянных банках, наполненных какими-то растворами, пульсиро-

вали разные органы. Отрезанные руки и ноги продолжали жить. И когда эти

живые, отделенные от тела части начинали болеть, то Сальватор лечил их, вос-

станавливая угасавшую жизнь [с. 46–47].

За неким подобием дворика уровнем ниже находился первый сад, где

жили странные животные: шестиногая ящерица, змеи с двумя головами и с

двумя лапами, поросенок с одним глазом, „сиамские близнецы” — крысы

и овцы, собака-обезьяна, воробей-попугай, „собаки с кошачьими головами,

гуси с петушиными головами, рогатые кабаны, страусы-нанду с клювами

орлов, бараны с телом пумы”, змеи с рыбьими головами и жабрами, рыбы

с лягушечьими лапами, жабы с телом ящерицы [с. 44–45] и т. п. Во втором —

нижнем — саду, отделенном от первого сада стеной, резвились дети, паци-

енты Сальватора, и говорящие обезьяны, бесхвостые и „без клочка шерсти

на теле” [с. 48]. Тайная дверь в последней стене вела в сад с бассейном, рас-

положенным в небольшой котловине, а через бассейн с обезьяной-амфиби-

ей открывался еще один проход вниз — в подземную пещеру со стеклянной

стеной, за которой находился „огромный аквариум — вернее, стеклянный

дом на дне моря” [с. 56], где и обитал Ихтиандр, человек-амфибия, спасен-

ный от смерти Сальватором, который пересадил умирающему мальчику

жабры молодой акулы. Таким образом, вершина творения доктора — Их-

тиандр — находится в последнем, самом нижнем круге пространства.

Описание лаборатории Сальватора и его занятий выглядит упражне-

нием в описании межвидовой пересадки органов, ошибочно определяемой

1 А. Р. Беляев, Человек-амфибия, [в:] его же, Собрание сочинений в восьми томах, т. 3,

Москва 1963, с. 33. Далее цитаты из романа Человек-амфибия приводятся по этому изданию

с указанием страницы в скобках.

157 ПОДВОДНЫЙ МИР СОВЕТСКОЙ УТОПИИ…

писателем как вивисекция. Впрочем, очевидно, что Беляев, рассуждающий

о создании симбиотического организма, более совершенного, чем каждая из

его составляющих, достаточно хорошо знаком с экспериментами молодой

советской науки, занятой в 1920-е годы вопросами межвидового скрещива-

ния и межвидовой трансплантации органов и омоложения человеческого

организма 2 . Герой романа Беляева, обвиненный в незаконной медицинской

практике, упоминает о проводимых в это время биомедицинских экспери-

ментах и утверждает, что его опыты вполне закономерны:

Особенно меня увлекла проблема обмена и пересадки тканей между далеко

стоящими животными: например, между рыбами и млекопитающими, и нао-

борот. И здесь мне удалось достичь того, что ученые считают вообще немысли-

мым. Что же тут необычайного? То, что сделал я сегодня, завтра будут делать

рядовые хирурги [с. 179–180].

Сальватор — ученый, предпочитающий опытный путь познания, кото-

рый сводится к

[…] чрезвычайно дерзким по замыслу и блестящим по выполнению опера-

циям: к пересадке тканей и целых органов, сшиванию двух животных, к пре-

вращению двудышащих в однодышащих и обратно, превращению самок в сам-

цов, к новым методам омоложения [с. 173].

Цель его экспериментов — раскрытие механизмов, позволяющих управ-

лять эволюцией человека и совершенствовать человека в физиологическом

плане. Обвиненный в посягательстве на авторитет бога-творца („Неужели

творец создал людей несовершенно? Неужели нужно какое-то вмешатель-

ство профессора Сальватора, чтобы придать человеческому телу совершен-

ный вид?” [с. 169]), Сальватор привлекает в союзники Дарвина, парируя

предъявленное обвинение предположением о существовании альтернатив-

ной модели эволюции:

Вы сами создали процесс, в котором невидимо присутствуют на стороне

обвинения господь бог в качестве потерпевшего, а на скамье подсудимых —

вместе со мной Чарлз Дарвин в качестве обвиняемого. Может быть, я огор-

чу еще раз некоторых сидящих в этом зале своими словами, но я продолжаю

утверждать, что организм животных и даже человека не совершенен и требует

исправления. […] Получив в процессе эволюционного развития большие преи-

мущества по сравнению со своими животными предками, человек вместе с тем

потерял многое из того, что имел на низших стадиях животного развития. Так,

2 См.: N. Krementsov, Revolutionary Experiments: The Quest for Immortality in Bolshevik Sci-

ence and Fiction, Oxford 2013.

158

Любовь Бугаева

жизнь в воде дала бы человеку огромные преимущества. Почему бы не вернуть

человеку эту возможность? [с. 178]

Следует заметить, что в первые десятилетия ХХ века эволюционных

теорий человека и общества, актуальных для культурно-художественных

интерпретаций, в том числе в российской и советской научно-фантасти-

ческой литературе, собственно говоря, четыре: в первую очередь, теория

эволюционного развития человека Дарвина (Charles Darwin, The Descent of

Man, and Selection in Relation to Sex, 1871), социал-дарвинизм (Герберт Спен-

сер, Фрэнсис Гальтон), творческая эволюция (Жан Батист Ламарк), этиче-

ская эволюция (Томас Гексли), кооперативная эволюция (Петр Кропоткин).

Если в основе биологической социологии Спенсера лежало сравнение об-

щества с живым организмом (Herbert Spencer, Social Statics, or the Conditions

Essential to Human Happiness Specified, and the First of them Developed, 1851),

то творческая эволюция по Ламарку — это совершенствование организма

в результате „упражнения органов”, то есть реакции организма на внеш-

ние раздражители (Jean-Baptiste Lamarck, Philosophie Zoologique, 1809). По

Гексли, в борьбе людей за существование имеет место не конкурирование

видов, а „этический процесс”, конечным этапом которого является выжи-

вание более достойных с точки зрения этики (Thomas H. Huxley, Evolution

and Ethics and Other Essays, 1825). Кооперативная революция Кропоткина —

кооперация людей в „этическом процессе”, так называемой „Взаимной По-

мощи” (Петр Кропоткин, Взаимная помощь как фактор эволюции, 1902).

В Человеке-амфибии Беляев ориентируется в основном на Дарвина

и создает модель эволюции человека как движения вперед, но с оглядкой

назад: для дальнейшего развития человека оказывается необходимым со-

здание и совершенствования физиологических характеристик, утраченных

им в ходе эволюционного процесса, что даст возможность изменить антро-

погенез, вернуть человека в водную среду. При этом он во многом опирает-

ся на фантастический антиутопический роман Герберта Дж. Уэллса Остров

доктора Моро (The Island of Doctor Moreau, 1896), также проигрывающий

темы трансплантации органов и вивисекции для „улучшения” человека.

Сводя различие между человеком и животным исключительно к физиоло-

гии, доктор Моро экспериментирует с возможностями бога-создателя; его

задача — изменить „формы мозга”, то есть улучшить умственное развитие.

В романе, что не удивительно, если учитывать отрицательное отношение

Уэллса к вивисекции, эксперимент не удался, и зверолюди после убийства

доктора стремительно регрессируют. Эксперимент Сальватора по созда-

нию совершенного человека также провалился — подводное общество так

159 ПОДВОДНЫЙ МИР СОВЕТСКОЙ УТОПИИ…

и не было создано, хотя и по иным причинам. В некотором смысле Сальва-

тор — светлая составляющая доктора Моро; сад во владениях Сальватора

связывается не только с кругами ада, но несет в себе целый ряд ассоциаций

с райским садом с Сальватором в роли бога-творца.

Человек-амфибия — это роман о создании нового человека и одновре-

менно подводная утопия, исследующая возможность переселения челове-

чества на дно океана. Создание подводного общества возможно в случае

усовершенствования человеческого тела. Примечательно, что тема соци-

альной несправедливости, хотя и присутствует в романе 3 , но не связывается

с революционной активностью. Отсутствие революционной темы в романе

Беляева тем более ощутимо, что в одноименном фильме Человек-амфибия

(1961, Ленфильм, реж. Владимир Чеботарёв, Геннадий Казанский), проиг-

норировавшем обсуждение эволюции человека и общества, тема классовой

борьбы находится в центре экспериментов Сальватора. В романе Беляева

Ольсен, друг Гуттиэре — девушки, которую полюбит Ихтиандр, работает

на пуговичной фабрике приемщиком раковин и планирует, продав жем-

чужное ожерелье Гуттиэре, уехать с ней в США, чтобы спасти ее от свадь-

бы с нелюбимым человеком, за которого ее сватает отец. В фильме Ольсен

(Владлен Давыдов) преследует совсем иные цели. Он журналист, издатель

социалистической газеты, которую Гуттиэре (Анастасия Вертинская) хочет

поддержать и спасти от закрытия. Сальватор (Николай Симонов) в кино-

версии Человека-амфибии не имеет амбициозных планов своего литератур-

ного прототипа по изменению эволюционного процесса и направлению его

в другую сторону. Его цель — исключительно построение подводного мира,

свободного от социального неравенства и эксплуатации, некой Земли обе-

тованной, куда можно будет переселить бедняков после трансплантации

жабр. Против идеи построения подводной утопии выступает социалист

Ольсен, считающий, что и на дне океана восстановление классовой систе-

мы общества и социального неравенства неизбежно, если не произойдет

революционного преобразования системы общественных отношений и не

будет уничтожено деление людей на эксплуататоров и эксплуатируемых 4 .

3 Морской Дьявол, как называют Ихтиандра местные индейцы, помогает бедным рыба-

кам, раздает им деньги и рыбу, удивляется, зачем ловить больше рыбы, чем можно съесть.

Он не знаком ни с денежной системой, ни с товарными отношениями и не понимает эконо-

мических законов, действующих в обществе.

4 Интересно, что в недавней телевизионной версии Человека-амфибии (2004, реж. Алек-

сандр Атанесян) отсутствуют и тема моделирования эволюции человека, и тема социальной

несправедливости, требующей революционного преобразования. Превращение Ихтиандра

в амфибию связано с недостаточным уровнем развития медицины, что не позволило спасти

160

Любовь Бугаева

Советская реальность конца 1920-х–начала 1930-х годов требовала но-

вого подхода к возможностям, открывавшимся в глубинах океана. Океан,

как и Арктика, представлялся огромным „белым пятном”, нуждающимся

в изучении. На суде Сальватор говорит о богатстве морских глубин:

Больше семи десятых земной поверхности составляет пространство водной

пустыни. Но эта пустыня с ее неистощимыми запасами пищи и промышленно-

го сырья могла бы вместить миллионы, миллиарды человек. […] люди могли

бы расположиться по нескольким подводным этажам. Миллиарды людей без

тесноты и давки могли бы разместиться в океане.

А его мощность! […] Практически беспредельный запас энергии. Как он ис-

пользуется сухопутным человечеством? Почти никак.

А мощность морских течений! […] А мощность волн и приливов! […] Как

человечество использует эти силы? Почти никак. […]

Как же мы используем беспредельные богатства океанов? Ловим рыбу —

я бы сказал, снимаем улов только с самой верхней пленки океана, оставляя

совершенно неиспользованными глубины. Собираем губки, кораллы, жемчуг,

водоросли — и только.

[…] если бы человек без скафандра, без кислородных приборов мог жить

и работать под водой. Сколько сокровищ открыл бы он! [с. 182–183]

Практическая реализация мечтаний Сальватора в советской стране, но

без хирургического вмешательства в физиологию человека, стала темой на-

писанного через три года романа Беляева Подводные земледельцы („Вокруг

света” 1930, № 9–23). В Подводных земледельцах писатель создает модель

подводного мира, но не как убежища от несправедливостей общества на по-

верхности земли, а как места, которое необходимо заселять и использовать

в хозяйственных целях. Небольшая группа энтузиастов — агроном, инже-

нер-электрик, профессор, комсомолец-активист, старый охотник с женой,

кореянка-повар и аспирантка из Москвы — поселяются в подводном доме

и создают подводную ферму. Культивируя водоросли на подводных полях,

„подводные земледельцы” ставят задачей, переняв японский метод пище-

вой переработки водорослей, решить проблему нехватки продовольствия

в советской России. Как замечает агроном Волков, если „самим взяться за

разведение морской капусты, как это японцы делают”, то можно „удесяте-

рить сбор и сбыт капусты” 5 . Подводное хозяйство становится возможным

благодаря нескольким техническим новшествам: созданному инженером

его от смерти без пересадки жабр, и все усилия Сальватора направлены на то, чтобы вернуть

Ихтиандра в исходное — человеческое — состояние.

5 А. Р. Беляев, Подводные земледельцы, [в:] его же, Собрание сочинений в восьми томах,

т. 3, Москва 1963, с. 232–233.

161 ПОДВОДНЫЙ МИР СОВЕТСКОЙ УТОПИИ…

Гузиком мини-аккумулятору для получения кислорода непосредственно из

морской воды, что позволило водолазам оставаться под водой длительное

время, и „умной” конструкции подводного жилища, в котором можно за-

ниматься исследованиями, спать, готовить вкусную еду и т. д. „Подводные

земледельцы” выращивают водоросли, изучают морских обитателей, ис-

следуют возможности жизни под водой (экспериментируют с различными

способами передвижения в воде, наблюдают за поведением перемещенной

в подводный дом собаки и т. п.), борются с кознями японских шпионов

и мечтают о „подводной” жизни человека в будущем: „Мы выстроим на дне

настоящие города. Проведем дороги. Наставим электрических фонарей.

И по этой подводной дороге будем ездить на подводных автомобилях к под-

водным знакомым!” 6 . В их мечтах дно океана покрывается не только под-

водными домами, но огромными подводными городами, жизнь в которых

становится возможной для человека не в силу его превращения в челове-

ка-амфибию, но благодаря техническим изобретениям, которые без вмеша-

тельства в строение тела, позволяют человеку длительное время находиться

под водой и перемещаться в воде со скоростью акулы:

Мы сможем строить подводные жилища, снабженные всем необходимым.

И кто знает, быть может, через много-много веков, когда население земли уве-

личится и на суше станет слишком тесно, часть людей уйдет на постоянное

жительство под воду. Здесь имеется еще огромная неиспользованная площадь.

[…] Представьте себе подводные города, залитые электрическим светом, под-

водные автомобили, велосипеды, трамваи, поезда, своеобразные подводные

дирижабли, телеграфы, телефоны, подводные сады и парки с лужайками для

детей, с кучками песку, с прирученными вместо собачек рыбами. Разве это не

заманчивая перспектива? Гидрополис — только первая ласточка 7 .

Впрочем, несмотря на отказ Беляева в Подводных земледельцах от идеи

физиологического совершенствования человека и направленной эволюции,

в романе все же просвечивают идеи кооперативной эволюции Кропоткина.

1960-е годы, когда на экраны советских кинотеатров вышел фильм Чело-

век-амфибия, — время, романтизирующее первопроходцев и исследователей

неизведанных территорий. Тайга, горы, океан, Крайний Север представля-

лись территорией свободы и романтики в сравнении с несвободным, пол-

ным ограничений и запретов и гораздо менее романтичным городским про-

странством. Океан перестал восприниматься как опасное и таинственное

место, в котором у человека есть две возможности — или бороться за вы-

6 Там же, с. 234.

7 Там же, с. 320.

162

Любовь Бугаева

живание, или покорить стихию океана. По сравнению с 1930-ми годами, для

которых характерно противопоставление человека и природы, 1960-е годы

отличает сотрудничество человека с природой, которую не нужно покорять,

но с которой нужно творчески взаимодействовать. Роман Александра Бе-

ляева Человек-амфибия, поднимающий вопросы освоения и использования

морских богатств, и роман Подводные земледельцы, затрагивающий тему

подводного строительства, оказываются в фокусе внимания романтиков

шестидесятых, стремящихся к творческому преобразованию действитель-

ности. В 1966 году на территории СССР начался продолжавшийся восемь

лет период уникальных подводных экспериментов, которые проводили эн-

тузиасты, вдохновленные произведениями Александра Беляева.

Советские исследователи океана, впрочем, были не единственными

и далеко не первыми в области экспериментов по подводному проживанию.

Длительное нахождение под водой стало возможным благодаря созданному

Робертом Дэвисом еще в 1910 году кислородному ребризеру, известному

как Спасательный аппарат Дэвиса. В США в 1960-е годы исследованию

морских глубин уделялось большое внимание, и в Атлантическом и Тихом

океанах появилось несколько подводных лабораторий (SEALABs). Глава

первой американской подводной лаборатории Джорж Ф. Бонд утверждал,

что в обозримом будущем люди смогут жить и трудиться на глубине 700 ме-

тров и глубже. Французский исследователь Мирового океана Жак-Ив Кусто

в это же время разработал и провел в рамках проекта „Преконтинент-1” се-

рию экспериментов по подводному проживанию, в том числе в знаменитом

„Диогене”, первом подводном доме, установленном на глубине 10 метров,

где два акванавта прожили семь дней. Вдохновленные проектом подводно-

го дома Кусто и идеей подводного хозяйства в романе Беляева Подводные

земледельцы, историей человека-амфибии, энтузиасты, члены любитель-

ского клуба „Ихтиандр” в Донецке, в марте 1966 года во время обсуждения

планов на собрании членов клуба приняли решение создать первый в СССР

подводный дом:

Итак, анкетные данные. Имя — „Ихтиандр”. Родители — Александр Беляев

и Жак-Ив Кусто. Дата рождения — 30 марта 1966 года. Место рождения — Укра-

ина, Донецк. Состав семьи — 100 аквалангистов в возрасте от 18 до 50 лет. Обра-

зование — техническое и медицинское 8 .

Первый эксперимент по подводному проживанию был проведен летом

1966 года в Крыму около мыса Тарханкут. Каждому подводному археологу

8 А. А. Чернов, Гомо акватикус, Москва 1970.

163 ПОДВОДНЫЙ МИР СОВЕТСКОЙ УТОПИИ…

знакомо описание легендарного первого советского гидрополиса, состоя-

щего из одной маленькой комнаты с окнами-иллюминаторами, двухэтаж-

ной деревянной кроватью и столом с приборами и телефоном. В исследо-

вательском плане реальных обитателей подводных домов, вдохновленных

фантастикой Беляева, как и „подводных земледельцев”, интересует человек,

длительное время живущий под водой, а также поведение в доме под во-

дой животных (собак, кроликов), реакция морских животных и рыб на но-

вых поселенцев и т. п. За „Ихтиандром-66” последовали другие подводные

поселения: „Ихтиандры 67” и „68”, „Садко”, „Спрут”, „Черноморец” и т. д.,

строительство которых продолжалось до 1974 года. Советским экспери-

ментаторам, большинство из которых были энтузиастами-любителями,

работающими на добровольных началах, часто без институциональной

поддержки, удалось реализовать некоторые идеи подводных утопий Беля-

ева, в первую очередь — доказать возможность жизни и работы в подвод-

ном доме. Эксперименты водолазов-любителей, хотя далеко не идеальные,

были нацелены на доместикацию подводного пространства, превращение

его в „свое” пространство.

Эволюционные фантазии Беляева и идеи совершенствования человека

в физиологическом плане, в частности при помощи трансплантации вну-

тренних органов, не были созвучны романтике неосвоенных пространств,

характерной для периода 1960-х годов. Идеи же кооперации человека

и природы, которые Беляев развивает в Подводных земледельцах, напротив,

оказались близки энтузиастам шестидесятых. Таким образом, в Советском

Союзе 1960-х годов океан стал местом реализации творческих фантазий,

направленных на сотрудничество с подводным миром.

Человек-амфибия — единственное произведение Беляева, которое писа-

тель, по его утверждению, хотел бы продолжить и которое было продолжено

в киноверсиях романа и литературных попытках сиквела 9 , а также в смелых

экспериментах энтузиастов-романтиков 1960-х годов и в опытах с дельфи-

нами 10 . Возможно, продолжение еще следует. Эксперименты по биомодели-

рованию человека при помощи вивисекции, как представляется, утратили

свою новизну, ушла в прошлое и социальная проблематика, характерная

для советской научной фантастики периода 1960-х годов. В фокус внима-

9 В частности, не отличающийся литературным мастерством роман: Александр Климай,

Ихтиандр, Курган 1993.

10 В романе Человек-амфибия у Ихтиандра есть друг и помощник — дельфин Лидинг.

В 1965 г. на Черном море был создан научно-исследовательский центр, просуществовавший

до начала 1990-х гг., в задачи которого входило изучение военного использование морских

млекопитающих.

164

Любовь Бугаева

ния сегодня переместилась генетическая инженерия в эпоху становления

новой евгеники, то есть очередной попытки улучшить генетику человека

и тем самым ускорить эволюционный процесс, что заставляет современных

писателей и кинематографистов обращаться к научным и художественным

экспериментам по созданию „нового человека”, имевшим место в в первые

десятилетия ХХ века.

Коллективная монография под ред. А. Пашкевич и Э. Тышковской-Каспшак

Вроцлав–Санкт-Петербург–Краков 2018

Любовь Бугаева

Санкт-Петербургский государственный университет

ПОДВОДНЫЙ МИР СОВЕТСКОЙ УТОПИИ:

АЛЕКСАНДР БЕЛЯЕВ

От автора. У меня есть друг, профессор Иван Иванович Небывалов. Он человек ученый, изобретатель и путешественник. Где только не бывал, чего только не видел! Он первый путешествовал на ракете по вселенной. Про него даже песню сложили: "Всю-то я вселенную проехал".

Он очень интересно рассказывает о своих путешествиях и приключениях. Одна беда -- Иван Иванович любит подшутить над своими слушателями. Уж такой у него ум насмешливый. И он так перемешивает быль с небылицей, что иногда трудно бывает и разобрать, где кончается правда и начинается выдумка.

Я как-то сказал ему:

-- Иван Иванович, зачем вы это делаете?

А он отвечает, что таким манером испытывает своих слушателей. Мол, кто умен и имеет научные знания, сам разберет, где ложь, где правда.

Я записал несколько его рассказов. Попробуйте-ка, ребята, и вы разобраться в них.

1. Скользкий мир.

Одеяло, подушка, простыня упали на пол вместе со мною и начали скользить по немного наклонному полу к стене вместе с ночной тумбочкой, стулом и столом.

Неприятное пробуждение. В комнате был полный и необычайный беспорядок. Картины, висевшие на стене, теперь валялись на полу, в том же углу, где лежал и я, окруженный мебелью и книгами, папками, соскользнувшими с письменного стола. Я притронулся пальцем ко лбу, не горячий ли он. Быть может, у меня лихорадка и я брежу. Лоб был холодный, но скользкий, как кожа угря, только что вытянутого из воды. Я попытался подняться, и тотчас же упал, поскользнувшись. Протянул руку к башмакам, и ухватил их за концы шнурков. Шнурки тотчас выскользнули из ботинок. На пиджаке, брюках и белье не было ни одной пуговицы, -- они лежали на полу. С величайшим трудом мне удалось надеть скользкий костюм и ботинки. Поддерживая брюки, которые не держались и выскальзывали из рук, словно они были сделаны из ртути, я вновь попытался встать, но снова поскользнулся. Попробовал ползти на четвереньках, но руки и ноги расползались. Мне удалось выбраться, оттолкнувшись ногами от стены, сквозь открытую дверь в коридор.

0x01 graphic

Соседи по квартире поднимались, скользили, падали, словно люди, в первый раз пытавшиеся кататься на коньках по гладкому, как зеркало, льду. Ноги длинного Петрова разъехались в стороны, и он упал, взвизгнув:

-- Ой, разорвусь! -- У Петрова сползли брюки, как у меня. Отталкиваясь от стен, мы выскользнули с ним на улицу, которая возле дома шла под уклон, и тотчас начали съезжать по тротуару, как с ледяной горы. Напрасно пытались мы ухватиться за тумбы, столбы, выступы домов, за других людей, съезжавших вместе с вами, -- все было скользим, все ускользало из рук. На нас падали вывески, водосточные трубы.

В конце улицы, упиравшейся в поперечную, скопилось целое "озеро" копошащихся людей. Я говорю озеро потому, что люди и вещи не громоздились горой друг на друге, а расплывались ровной поверхностью, как вода. Автомобили не могли подняться в гору, ехавшие же сверху не могли остановиться: тормоза не действовали.

Стоял невероятный крик и шум. Каждый звук беспрерывно отражался стенами зданий, бесконечным эхом, ветер усиливался и уже не прекращался.

На набережной появились оползни. Сползали крыши домов. Словно плавились и текли вниз стены. Все обломки стекались вниз, увеличивая "озеро". Тяжелые и крупные предметы опускались на дно, более легкие и мелкие оставались на поверхности. Люди шевелились, не будучи в состоянии выбраться из "озера".

И уж не помню, раздавил ли меня трамвайный вагон, сорвавшийся с пути на повороте, задохнулся ли я под телами людей, не будучи в силах выбраться из скользкой пучины на скользкий берег, умер ли я с голоду, но скользкий мир определенно мне не понравился, и с тех пор, как побывал в нем, я уже не проявлял больше нетерпения и не бранился, когда мне долго не удавалось развязать узел или вытащить клещами гвоздь из стены.

Скользкий мир -- ответ

Редакция получила от ребят много писем, объясняющих явления, описанные в рассказе А. Беляева "Скользкий мир". Большинство ребят правильно поняли рассказ.

Все описанные явления происходили бы, если бы в мире исчезло или уменьшилось в чрезвычайной степени трение.

В рассказе есть много невероятностей. Если допустить, что в мире абсолютно отсутствует трение, тогда книга не только бы падала, а распалась на листочки, мебель -- на отдельные части и т. д.

Можно заключить, что если бы отсутствовало трение, мир не мог бы существовать.

Однако, во многих случаях излишнее трение мешает работе отдельных механизмов машин. Применяя смазку, шарикоподшипники и пр. -- уменьшают трение.

2. На волнах звука

Я сидел в цирке. На арене играл музыкальный клоун. К метле, через надутый бычачий пузырь, привязана одна струна. Вот и весь инструмент. Артист играл на нем смычком, как на виолончели, старинный романс Алябьева "Соловей". Публика аплодировала. Это меня возмутило.

0x01 graphic

-- Напрасно аплодируют. Ничего особенного, -- сказал я соседу. -- Вы, конечно, слыхали о знаменитом скрипаче Паганини? Говорят, у него во время одного концерта порвались все струны скрипки, кроме баска. И он на одном баске окончил труднейшую вещь.

-- Но это был великий Паганини, -- возразил сосед.

-- Однако и Паганини не удалось бы исполнить даже "Чижика", если бы в его распоряжении был только звук одной тональности, как в фабричном гудке, -- наставительно заметил я. -- Вы смеетесь? А между тем, я берусь сыграть вам на одном звуке любую мелодию. Не верите? Идемте со мной, я докажу вам.

Мы вышли из цирка. Такси доставило нас на окраину города. В саду у одинокого домика стоял небольшой ангар. Я выкатил из него маленький самолет.

-- Вы никогда такой самолет не видели и не увидите. Он может подниматься и опускаться вертикально, стоять неподвижно в воздухе, летать быстрее звука, давать задний ход.

Через минуту мы летели выше туч с невероятной быстротой, и спустились на высокогорном плато у одинокого серого здания моей лаборатории. Я привел в действие аппарат, усиливающий направленный звук в миллионы раз.

Затем я поспешно вышел из лаборатории, сел в самолет и пригласил моего спутника.

Мы поднялись в воздух и полетели. Под нами лежали горы, покрытые льдом и снегом. Гудок звучал непрерывно, потом вдруг умолк.

-- Мы перестали слышать гудок потому, что летим сейчас со скоростью звуковой волны, -- объяснил я. -- Можете в этом убедиться.

Я затормозил. Необычайный самолет остановился неподвижно в воздухе, и мы вновь услышали ровный звук гудка.

-- А теперь можно начать и концерт, -- сказал я, и дал самолету задний ход. Теперь мы полетели навстречу звуковой волне со все усиливающейся скоростью, и звук начал повышаться, как у сирены, пока не поднялся до ноты фа. Я уменьшил скорость полета, и звук понизился на полтона. Двинул самолет в направлении звуковой волны и звук гудка понизился на тон.

0x01 graphic

Так, двигая с различной скоростью самолет то по звуковой волне, то против нее, я достигал повышения и понижения звука. И мне таки удалось сыграть "Соловья", хотя и с большими "подъездами", как говорят скрипачи, когда переходят от тона к тону, скользя пальцем по струне.

Моему спутнику без привычки нелегко было переносить ускорения и замедления скорости полета. Если бы не специальные амортизаторы, он не выдержал бы такой "музыки". Он говорил, что его положение хуже, чем у мухи, прикрепленной ножками к смычку виртуоза, и уже начал просить меня прекратить снования взад и вперед.

Я сжалился над ним и прекратил концерт.

* * *

Ребята, подумайте над этим рассказом и пришлите нам ответ.

На волнах звука -- ответ

Отвечаем на второй рассказ А. Беляева "На волнах звука", напечатанный в нашей газете за 4 марта.

Высота тона зависит от количества колебаний звучащего тела в секунду. Звуковые же колебания воспринимаются нашим ухом. Если увеличить число колебаний, например, прижав струну пальцем к грифу, ухо заметит повышение тона. Но того же мы достигнем, если сами будем двигаться навстречу звуковой волне, так как в этом случае наше ухо за секунду времени воспримет большее количество звуковых колебаний.

Всем известно, что когда мы едем в поезде, и паровоз встречного поезда дает гудок, то тон гудка заметно повышается, пока поезда не встретились, а потом этот тон быстро понижается. Почему? Когда мы двигались навстречу звуковой волне, наше ухо в секунду времени воспринимало большее количество звуковых колебаний, когда же гудок паровоза стал удаляться, то меньшее.

Фантастический аэроплан мог двигаться со скоростью звука (примерно 346 м. в секунду) и даже быстрее, мог быстро менять и направление, -- то навстречу звуковой волне, то обратно. Это и давало возможность сыграть мелодию "на одном звуке". Фантазией здесь является только способность аэроплана (и пассажиров) менять быстро направление и стоять неподвижно в воздухе. Скорость же некоторых аэропланов уже в настоящее время близка к скорости звука. Уйти от звуковой волны или же повысить ее тон, летя навстречу -- это уже не фантазия.

3. Кувырком

Однажды в своих космических полетах мы попали в такую переделку, из которой едва выбрались подобру-поздорову.

Прилетели мы с Клюевым на одну симпатичную планету, которая очень напоминала нам нашу Землю. И люди там похожие на наших. Но планета постарее Земли. Ну, и наука там, конечно, ушла вперед. Всякие необычайные двигатели атомной энергии и прочее. Старушка-планета уже довольно медленно вращалась вокруг своей оси, и это движение всё замедлялось, сутки становились все длиннее и жителям это не нравилось.

И вот, один тамошний ученый, гениальный до безумия, решил при помощи атомной энергии ускорить вращение планеты. И ускорил. Но, наверно по рассеянности, допустил важную ошибку в вычислениях: планета начала вращаться чем дальше, тем быстрее, и ученый уже ничего не мог поделать с этим. Ну, и заварил кашу!

Сутки начали все больше уменьшаться и тяжесть тел тоже стала уменьшаться: чем ближе к экватору, тем все тела становились легче. А за короткий день немного и сделаешь.

Срывались все планы работ.

Уменьшение тяжести вначале даже нравилось людям.

Приятно одним пальцем приподнять комод или нести под мышкой пару купленных быков. Ребятишки прямо были в восторге, -- прыгали через трамваи, улицы, дома. Особенно это хорошо выходило у экваториальных ребят.

0x01 graphic

Но скоро все заметили, что в одну сторону прыгать легче, в противоположную же очень трудно. При иных прыжках ребят все больше относило в сторону. Поезда, автомобили с необычайной легкостью двигались на юг и с невероятными усилиями -- на север. Все подвешенные к потолку лампочки все более отклонились к югу. Реки изменили свое течение. Волны поднимались все выше, моря наступали на южные берега.

Когда сутки сократились до одного часа, так, что люди не успевали видеть ночного неба, на экваторе стали происходить ужасные явления. Сначала упал в небо один летчик, потом начали падать вверх люди, животные, камни и всё, что не было достаточно прочно врыто в землю.

Пытаясь спастись от падения в небо, люди привязывали к ногам утюги, камни, мешки с песком. Но напрасно: эти предметы также потеряли вес и стремились в небо.

Люди и животные, камня и деревья поднимались в воздух, сталкивались друг с другом, все более отделяясь от земли. Те из них, которые случайными толчками относились на несколько сот километров к северу или югу, снова падали на землю.

В более южных и северных широтах люди не падали в небо, но на горизонтальной поверхности стоять не могли. Они как бы теряли опору под своими ногами, падали на землю и не имели возможности подняться. На гладком, ровном месте они скользили по направлению к экватору.

Зато задержанные какими-нибудь препятствиями -- зданиями, неровностями почвы -- они довольно свободно, несколько наклоняясь вперед, ходили по вертикальным стенам и особенно хорошо чувствовали себя на крутых скатах крыш и скатах гор, обращенных в противоположную от экватора сторону. Предприимчивые люди даже начали немедленно сооружать себе жилища на этих склонах. А стоявшие на ровном месте здания, не выдерживая боковой нагрузки, начали разрушаться.

Планета теряла свою атмосферу. Океаны на экваторе начали выливаться в небо.

-- Однако, нам пора удирать отсюда, -- сказал я Клюеву.

Мы вошли в ракету и скоро полетели, не истратив ни одного атома энергии.

Когда мы были уже далеко, нам привелось видеть, как вся планета разорвалась на части. Один осколок, говорят, упал на Землю и был обнаружен ученым Куликом в сибирской тайге.

Так погибла симпатичная планета со всем населением, растительным и животным миром.

Вот к чему приводит иногда профессорская рассеянность!

Кувырком -- ответ

Рассказ А. Беляева "Кувырком", напечатанный в нашей газете за 12 марта, сложнее для разбора, чем предыдущие рассказы. Даем поэтому подробный ответ.

Когда могли бы произойти описанные в рассказе явления?

Если бы в самом деле удалось ускорить вращение Земли вокруг своей оси, тогда бы увеличилась и центробежная сила, вследствие чего уменьшилась бы тяжесть тел.

В том случае, когда скорость вращения Земли увеличивается примерно в 17 раз, на экваторе тела почти совсем теряют вес. Сутки сокращаются до 24/17 или 1.4 часов, т. е. 85 минут.

"Падать в небо" тела будут только на экваторе и на очень низких широтах. Если бы некоторым телам удалось, оттолкнувшись от других тел или под влиянием воздушных течений, отклониться при "падении" на север или на юг, они снова могли бы опуститься на Землю. В прочих же широтах эти явления будут протекать иначе. Направление центробежной силы в этих широтах составляет угол с отвесной линией, так как направление центробежной силы перпендикулярно земной оси, а направление силы тяжести -- радиально.

Центробежная сила, складываясь с весом по правилу параллелограмма, дает равнодействующую, направленную не к центру Земли, а несколько отклоненную. Нормально это отклонение незначительно, так как центробежная сила мала по сравнению с весом. При увеличении же скорости вращения Земли, а следовательно и центробежной силы, отклонение будет возрастать, и при определенной скорости эта равнодействующая примет направление касательной к земной поверхности.

На широте 45 градусов это произойдет при скорости вращения Земли примерно в 24 раза больше нормальной, т. е. когда один оборот ("сутки") будет совершаться за один час. Центробежная сила будет равняться 1.4 веса, а равнодействующая их будет равна весу и направлена по касательной в сторону экватора. В этом случае тела будут "падать" по касательной к радиусу Земли, т. е. перпендикулярному направлению или по горизонтали. Если в таком положении человек упрется ногами в вертикальную скалу, он сможет легко ходить по ней, находясь в горизонтальном положении. Здания, не рассчитанные на такую боковую нагрузку, будут разрушаться.

4. Уйди -- Идйу.

Вот какую историю рассказал мне Клюев.

-- Мы гуляли в парке целой компанией, -- начал он. -- Я шел с Маней и оживленно беседовал. Признаться, у нас была не беседа, а маленькая ссора.

-- Уйди! Я на тебя сердита. Уйди, уйди! -- воскликнула Маня.

Мы остановились и посмотрели друг на друга. Я рассердился и молча зашагал от Мани. Не успел пройти несколько шагов, как услышал ее голос. Но она говорила на каком-то непонятном языке:

-- Идйуидйуатидресябетаняидйу. Что за тарабарщина? Пройдя еще шага два вперед, я остановился, услышав ее слова:

-- Уйди! Я на тебя сердита. Уйди, уйди!

Но это было сказано уже тише.

"И ухожу! -- подумал я. -- Нечего повторять". -- И снова зашагал вперед. Вдруг опять услышал, но еще тише, тарабарские "идйу- идйу"...

0x01 graphic

"Вот чудачка", -- подумал я, и невольно оглянулся. Маня стояла в нескольких десятках шагов от меня. Лицо у нее было смущенное. Она призывно махала мне рукой и что-то кричала так громко, что даже лицо у нее покраснело. Но голоса ее я не слышал. Обеспокоенный, пошел к ней. Сделал несколько шагов и неожиданно услышал:

-- Вернись!

Это меня поразило -- ведь рот Мани в этот момент был уже закрыт.

Тогда у меня мелькнула одна мысль. Я снова сделал несколько шагов от Мани, и услышал:

-- "Сьинрев!" -- Прошел дальше, остановился и услышал заглушенное "вернись". Так повторилось несколько раз. Удивительная история. Забыв о ссоре, я побежал к Мане и остановился в одном шаге от нее.

-- Что случилось? -- спросил я. Но, к удивлению, не услышал своего голоса. Только через некоторое время звук моего голоса долетел до моих ушей. А Маня, видимо, еще не слышала и напряженно смотрела на меня. Наконец, услышала и она, и что-то ответила. И только после долгой паузы я услышал ее ответ:

-- Не знаю.

Наши спутники волновались не меньше нас. Мы словно попали в иной, чрезвычайно неудобный и опасный мир. В городе, куда мы вернулись, мы не слышали гудков приближающихся автомобилей, звук доходил до нас, когда автомашины давно уже скрывались вдали. Мы видели беззвучно шевеливших губами людей и слышали разговоры и восклицания, когда кругом никого не был. Проходившие оставляли за собой звуковой след, как лодка на воде.

Вечером мы зашли с Маней в звуковое кино и заняли места в заднем ряду.

Увы! Вся первая часть звукового кинофильма прошла для нас, как немая: мы видели картину, но ничего не слышали из того, что говорили киноартисты. И только когда началась вторая часть, до нас долетели звуки начала картины.

Хуже всего то, что звуки все больше замедляли свое движение в пространстве. Студенты слушали голос лектора, который давно уже читал лекцию в другом, еще пустом, зале.

Но была в этом и хорошая сторона: люди почти перестали браниться. Они успевали успокаиваться и одумываться, прежде чем обидные слова долетали до слуха ссорящихся.

Слова переставали быть средством общения людей. Все больше приходилось прибегать к мимике и жестам, -- языку немых.

Однажды ночью я услышал голос друга, который, вероятно, накануне приходил ко мне.

-- Я не застал тебя, но ты услышишь меня, когда вернешься домой. Завтра утром весь этот звуковой беспорядок кончится.

0x01 graphic

И он не обманул меня. Проснувшись на другой день, я был страшно обрадован, тотчас услышав собственный голос...

Вот какую историю рассказал мне Клюев. И я ручаюсь за ее достоверность. Мой друг всегда говорит правду, как и я сам.

Отвечаем на четвертый рассказ А. Беляева "Уйди -- Идйу", помещенный в нашей газете за 18 марта.

Как и предыдущие рассказы, он фантастичен. Явления, описанные в нем, могли бы произойти, если бы звук стал распространяться в воздухе очень медленно, например, со скоростью 1 метра в минуту. Идя, мы бы тогда обгоняли звуковую волну и слышали бы звуки в обратном порядке.

Если мы говорим: "ай", то сначала к нам доходит волна от звука "а", следом за ней -- от звука "й". Если же мы будем идти, нагоняя звуки, то, конечно, услышим сначала "й", потом "а", т. е. "йа".

Из-за того, что звук распространялся крайне медленно, студенты и могли услышать голос профессора, давно ушедшего из аудитории. И остальные странные явления, описанные в рассказе, происходили по той же причине.

5. Однажды вечером

Наша ракета опустилась без толчка на одной планете в далеком от Земли уголке Вселенной. Была ночь. Я и мой друг Клюев погасили огни и улеглись спать не раздеваясь -- так мы устали.

0x01 graphic

Когда я проснулся, было еще совсем темно. Ощупью я нашел спичечную коробку и зажег спичку. Я слышал, как она чиркнула о коробок и зашипела, но огня не увидел, пока не почувствовал ожог пальцев, и бросил спичку. Сомнения больше не было: спичка сгорела, но я так и не увидел пламени. Приложил обожженные пальцы к губам. И вдруг увидел, как возле меня вспыхнула спичка. Потом увидел и свои пальцы, державшие спичку, руку, осветленную колеблющимся пламенем, хотя пальцы в этот момент были прижаты к губам. При знаюсь, меня прошиб холодный пот. Непонятное может испугать самого храброго человека.

Я вскочил с подвесной койки, впотьмах добрался до стены каюты, ощупью нашел выключатель и повернул его. Но лампочка не загорелась. Я застыл у стены. И среди тьмы я еще раз увидел, как вспыхнула спичка возле койки, увидел свою руку, потом испуганное лицо. Потом мой двойник исчез в темноте.

0x01 graphic

Не смогу сказать, сколько минут я простоял в столбняке. Но вот я увидел, что лампочка осветилась. Да, лампочка горела, но вокруг нее была полная темнота. Потом я увидел угол койки вблизи лампочки. Постепенно в каюте начали освещаться разные предметы, словно вершимы гор на Луне при восходе солнца. Предметы освещались не сразу, а постепенно -- сначала те, которые ближе в лампе, потом более отдаленные. Свет медленно полз, постепенно вырывая из тьмы очертания предметов. Наконец, вся комната осветилась и... я увидел самого себя, стоящего у стены в дальнем углу каюты. Я быстро прошел в другой конец каюты и бросился в кресло. Неужели я сошел с ума?.. И вдруг я увидел, как от меня отделился мой двойник, поднялся, прошел каюту задом наперед, стал к стене возле выключателя и исчез...

-- Клюев! -- заревел я, чувствуя, как на моей голове волосы поднимаются дыбом.

Я слышал: дверь соседней каюты открылась, слышал приближающиеся шаги Клюева, но его не видел.

И вдруг он возник передо мной, причем в тот же момент от него отделился его двойник, -- как бы вышел из его спины, задом наперед прошел за нею. А Клюев, который стоял передо мной, сказал дрожащим голосом:

-- Я, кажется, сошел с ума.

-- Я тоже, -- ответил я.

И мы смотрели друг на друга глазами, полными ужаса.

Зато мы хохотали, действительно как сумасшедшие, когда поняли простую причину этого необычайного явления. Я говорю -- "мы поняли" -- только из скромности. Догадался, конечно, я. А вы догадались?

* * *

Отвечаем на пятый рассказ А. Беляева "Однажды вечером", напечатанный в нашей газете за 30 марта.

Человеку кажется, что свет распространяется мгновенно. Так, когда зажигаем лампу, вся комната освещается сразу. Это потому, что свет проходит с огромной скоростью -- почти 300 тысяч километров в секунду. При такой скорости он за одну секунду может облететь вокруг земного шара семь-восемь раз или дойти от Луны до Земли. Но уже расстояние от Солнца до Земли (в среднем 149 миллионов км.) свет проходит в восемь минут, а от планеты Плутон до Солнца и обратно -- в 10 часов, от ближайшей звезды (Альфа Центавра) -- в 4 1/2 года, от более отдаленных звезд -- десятки, сотни, тысячи лет. Что стало бы, если бы свет начал двигаться гораздо медленнее, например, со скоростью одного метра в минуту? Тогда бы и произошли все описанные в рассказе явления: мы увидали бы свет зажженной лампы и окружающие нас предметы не сразу, а постепенно, по мере того, как луч света доходил бы до них, и от них, -- отраженный, -- до нашего глаза. Явления усложнились бы, если бы мы двигались по направлению к источнику света, или от него. При этом, в последнем случае мы обгоняли бы луч света и каждый из нас мог бы увидеть своего двойника, двигающегося в обратном направлении.

6. Сорванный концерт.

Однажды я был в Америке, и вот что там случилось.

У знаменитого певца Смитта был соперник -- певец Пэк. Ловкий Пэк в гастрольных поездках всегда опережал Смитта и снимал сливки сбора. Смитт бесился и мечтал о мести.

Я прихожу в Смитту и говорю:

-- Мистер Смитт, я могу сорвать концерт Пэка.

-- Его освищут подкупленные вами люди? -- спросил Смитт.

-- Хуже. Как сделаю -- это моя тайна. Но концерт не состоится, и Пэку придется возвратить публике деньги.

Смитт согласился.

* * *

0x01 graphic

Пэк вышел на эстраду и раскланялся с публикой, приветствовавшей его аплодисментами. Когда шум утих, Пэк приготовился петь.

Аккомпаниатор начал вступление. Но вместо знакомой музыки Пэк услышал нечто невероятное. Одни ноты аккорда взрывались оглушительным громом, других совсем не было слышно. Знакомого аккорда не получалось. Мелодия рвалась, прерывалась мертвыми паузами. Сила звука -- от пианиссимо до фортиссимо -- менялась без всякого смысла.

Можете себе представить, что почувствовал Пэк. Он потом сам рассказывал об этом своим друзьям. Неужели аккомпаниатор пьян? Но это трудно было допустить, принимая во внимание, что аккомпаниатором у мистера Пэка была миссис Стронг. Значит, Стронг сошла с ума. Но что же делать? Мистер Пэк решил начать петь, -- может это образумит ее. И он взял высокую ноту, которая у него всегда звучала великолепно. Но сам же ничего не услышал.

"Неужели я оглох?" -- с ужасом подумал Пэк и повторил ноту еще громче. Он чувствовал привычное напряжение голосовых связок, но по-прежнему ничего не услышал. Попробовал спеть тихо. Но звук неожиданно проревел с силой пароходного гудка. Нервные дамы в первых рядах ушли в обморок.

В отчаянии Пэк продолжал петь. Ужасное это было пение. Он или беззвучно шевелил губами или оглушал слушателей сверхъестественной силой звука.

0x01 graphic

Публика вскочила с мест. Послышался чей-то свист, от которого задрожали стекла окон и хрустальные подвески люстр, -- потом рев обезумевшей толпы. И в этом реве отдельные звуки грохотали так, словно взрывались фугасом. Какой-то молодой человек видимо кричал, покраснев от натуги и раскрыв рот, но его крик был не громче звука зевающей рыбы, выброшенной на берег.

Началась паника. Люди выбегали из концертного зала, роняя стулья, словно во время пожара.

Концерт был сорван.

7. Случай в трамвае.

-- Откуда у меня эта медаль? За спасение погибающих. Вот как было дело.

Залетел я однажды на планету Чрсты, -- как называют ее туземцы на своем звучном языке. Решил осмотреть столицу. Сажусь в трамвай. А трамваи у них маленькие, тесные. Уселся. Вагон уже полный, а люди все входят и входят. Туч кондуктор повернул рычажок возле двери, что-то зашипело и сразу холодно стало. Смотрю я -- и глазам не верю: нее люди стали худеть, да так, что платье на них как на вешалке повисло. И я тоже похудел. В вагоне стало сразу простор нее. А публика все входит и все сразу худыми становятся. В моем кресле вместе со мной еще двое уселись. Наконец, когда и худым места не стало, дверь плотно закрыли. Вагон тронулся. Поехали...

0x01 graphic

И вдруг вижу, какой-то юноша-туземец задел плечом рычаг. Снова что-то зашипело. Стало тепло, а потом и жарко. И люди на глазах начали полнеть, пухнуть. И даже до того, что у некоторых костюмы полопались. Можете себе представить, какая тут поднялась давка, шум, крики. Мои соседи так сжали меня, что я еле дышал. Другим было не лучше. Многие уже синеть начали. Кондуктор дергает рычаг, а тот ни с места. Наверно, от теплоты механизм расширился и перестал действовать.

Что тут делать? Не пропадать же таким глупым образом. Пусть, думаю, штрафуют, а окно я разобью. И разбил. Зимний холодный воздух вошел в вагон, и все сразу похудели.

Меня не оштрафовали, а поблагодарили и даже медаль за спасение погибающих дали.

* * *

Отвечаем на последние два рассказа А. Беляева, "Сорванный концерт" и "Случай в трамвае", напечатанные в нашей газете за 8 и 26 апреля.

"Сорванный концерт" понятен для тех, кто уже изучал акустику. Случай, описанный в рассказе, мог произойти, если учесть, что при сложении двух звуковых волн они либо усиливают, либо ослабляют (или даже совсем уничтожают) друг друга. Это зависит от соотношения колебательных состояний, с которыми приходит в данную точку каждая из волн ("интерференция" волн). Взаимное уничтожение волн, например, наблюдается, когда волны имеют одинаковую амплитуду (размах колебаний) и накладываются одна на другую так, что вершина одной волны совпадает с углублением (длиной) другой.

Наоборот, когда вершины волн совпадают, происходит усиление волны, в данном случае -- звуковой. Если крикнуть в открытый рояль, то "отвечают" -- начинают звучать только те струны, которые издают тон той же высоты, что и голос. Это явление называется резонансом.

Очевидно, те, кто сорвал концерт, пользовались этими законами. Надо только полагать, что рассказчик знал заранее, какая будет исполняться музыка, и заранее подобрал соответствующие звуки, чтобы одними ее глушить, другими -- уси-ливать. Иначе звуки этого аппарата были бы все же слышны наряду с исполняемой концертной музыкой.

* * *

Рассказ "Случай в трамвае" кажется наиболее простым: "от тепла тела расширяются, от холода -- сжимаются". Однако именно в этом рассказе Небывалое больше всего перемешал быль с небылицей. Разберем подробно.

Относительное температурное расширение тела зависит не от наружной температуры, а от свойств самих тел и определяется так называемым коэффициентом объемного расширения. Кроме того, расширение зависит не от температуры среды, в которую помещено тело, но от той температуры, которую имеет само тело. Поэтому, например, не испытывают температурного сжатия на морозе люди, так как, несмотря на то, что находятся в среде с низкой температурой, в их теле поддерживается постоянная температура.

Следовательно, чтобы произошли все описанные в рассказе явления, необходимо предположить:

1. Что человеческие тела жителей указанной в рассказе планеты не имеют собственной температуры, а принимают температуру среды, в которой находятся.

2. Что коэффициент расширения их тел очень велик и одинаков для различных элементов, из которых они состоят (иначе были бы разрывы тканей и пр.).

3. Что коэффициент расширения неживых тел (например, материала трамвая) значительно меньше, чем живых, т. к. в противном случае, вместе со сжатием людей, сжимался бы и трамвай, и выгоды от этого никакой не получилось бы.

Рассказчик-житель Земли никак не мог бы сжиматься от холода, так как в его в теле поддерживается постоянная температура.

5. Люди входили в трамвай в тех размерах, которые они имели на наружном воздухе, поэтому тот же наружный воз дух, входя в трамвай через разбитое окно, не мог сделать их меньше, чем они были.

----------------------------------

Первая публикация: газета "Юный пионер", Киев, 1940 г., с. 4.

а) 1. Скользкий мир 29.2 No 16/157

б) 2. На волнах звука 4.3 No 17/158

в) Скользкий мир/ответ 9.3 No 18/159

г) 3. Кувырком 12.3 No 19/160

д) На волнах звука/ответ 15.3 No 20/161

е) 4. Уйди -- идйУ 18.3 No 21/162

ж) Кувырком/ответ 21.3 No 22/163

з) 5. Однажды вечером 30.3 No 24/165

и) Уйди-идйУ/ответ 5.4 No 25/166

й) 6. Сорванный концерт 8.4 No 26/167

к) Однажды вечером/ответ 15.4 No 28/169

л) 7. Случай в трамвае 26.4 No 31/172

м) Сорванный концерт. Случай в трамвае/ответы 8.5 No 34/175

Ариадна Григорьевна Громова — после окончания учёбы в университете с августа 1938 года по сентябрь 1941 года — литературный консультант и редактор в киевской газете «Юный пионер»

РЕНИКСА.

Борисов. «Укразия» и «Четверги м-ра Дройда» (Зиф). Б. Корибут. «Мстители». (Из-во писателей в Ленинграде). В. Соль- ский-Панский «Колеса» (Гиз). А. Беляев, Остров погибших кораблей» и «Послед¬ний человек из Атлантиды» (Зиф).

Один из чеховских героев, увлеченный латинским алфавитом, произносил рус¬ское слово «чепуха» по латыни: «реник- са». Загадочно-фантастическая ремикса звучит, понятно, значительно интереснее, чем всем известная, обыденная чепуха.

Читая многие наши приключенческие романы, невольно вспоминаешь «реник- су», т. к. окончательная, заядлая чепуха прикрыта в них налетом иностранного буржуазного лака, и они кажутся плохи¬ми переводами бездарных заграничных книжных изделий. Герои их нередко име¬нуются членами ВКП (б) и ВЛКСМ, но являются, в сущности, только переимено¬ванными маркизами и виконтами фран¬цузских бульварных романов, подлежа¬щими изгнанию из партии при первой же 15 л. «Сибирские Огни».

чистке; каким-то подобием мушкетеров А. Дюма. Все это—слабые копии затас¬канных оригиналов, и творчество много¬численных авторов этих книжек, авторов, известных только тем1, что каждый из 'Них написал по полному собранию своих сочинений, протекает, несомненно, под знаком таинственной рениксы.

До революции у нас не было своего приключенческого романа. Книжный ры¬нок потреблял, главным образом, импорт¬ный книжный товар этого вида—возму¬тительно безграмотные переводы фран¬цузских и английских романов. Кроме переводной, у нас была и очень пло¬хая, но все же литература, с потугами на психологизм' и философизм, так назы¬ваемых «книг для легкого чтения». Хо-рошо сделанных, культурных, не претен-дующих на глубину содержания, но ста¬вящих себе целью, главным образом, за¬нять и развлечь читателя—не была Изда¬вались безграмотные, холуйские романы из так называвшейся великосветской жи¬зни, романы княгини Бебутовой, какого- нибудь Брешко-Брешковского, по пятаку продавались выпуски «Антона-Кречета»

и «Ната Пинкертона» с убийствами на каждой странице, но основной спрос на незатруднительную беллетристику удо-влетворяли иностранные поставщики. По хождениями Альфонсов, Альбертов, Адольфов и Гастонов зачитывалась, как Настя (из «На дне»), так и кисейная ба¬рышня из так называвшегося «прилично¬го» общества.

Революции дала книге нового читате¬ля, книжный рынок вырос неимоверно, и многомиллионный новый читатель дает авторам свой социальный заказ, в том числе и заказ на свое, советское, новое легкое чтение.

Мы не всегда говорим серьезно и о серьезном. Мы часто говорим, не углуб-ляясь, о явлениях значительных и часто ведем легкие разговоры о вещах не важ¬ных, не столь нас задевающих; часто ка¬саемся в беседе явлений с точки зрения, главным образом; их внешней занима¬тельностей Все это вполне нормально, естественно. Сообразно этому, параллель¬но художественной беллетристике имеет полное право существовать и легкая бел-летристика, долженствующая дать куль-турный отдых утомленному читателю, однако; и эта беллетристика должна удовлетворять минимальным требованиям художественности, без чего «легкое» чте¬ние может превратиться в утомителъую «рениксу». В странах с высокой приклад¬ной культурой не мал» литературных ре-месленников большого пошиба, выпу-скающих искусную продукцию по¬добного рода. Вспомним хотя бы буржу¬азного Локка, многие романы которого, не принадлежа к категории художествен¬ной литературы, превосходно сделаны, написаны умно, занимательно, легко чи¬таются. Из авторов детективных рома¬нов1 укажем хотя бы М. Леблана и Леру, обладающих острой выдумкой и боль¬шой Наблюдательностью. Язык таких ро¬манов отделан, написаны они технически прекрасно,

Ряд условий способствовал появлению в СССР многочисленных приключенче¬ских романов и не совсем нормальному к -ним: интересу. Гигантский социальный переворот, героическая гражданская вой¬на, обостренная классовая борьба, изоби¬ловавшая отдельными острыми момента¬ми и положениями, сопровождались мно¬жеством неожиданностей, приключений и ярких переживаний в жизни отдельных людей. Все это уже отчасти запечатлено в ряде крупных художественных произ¬ведений, но наряду с «Цементом», «Ча¬паевым» и др. эти «приключения» неми¬нуемо должны были быть использованы и в менее значительных по замыслу, бо¬лее «легких» произведениях. Историче¬ские события в таких романах являются только фоном, а судьбы отдельных людей даются только с точки зрения внешней занимательности. Так возник советский революционно-приключенческий роман, который прежде всего должен, однако, правильно отражать классовое содержа¬ние Октября и не превращать 'историче¬ские события в приключения.

С другой стороны, пережитый нами рост преступности, характерный для всех эпох войн, обострил у вас интерес к де¬тективному (уголовно-сыскному) аван¬тюрному роману. Порыв к знанию, об’- явший страну, вызвал спрос на научно- фантастический и краеведческий роман. Однако, основное требование, которое пред’являет советский читатель к рома¬нам последних типов, это- реализм: фабу¬ла должна быть возможной, фантастика должна только развивать фактические достижении науки, как в XIX столетии в романах Ж. Верна. Советский читатель отбрасывает «бессмысленные мечтания», советская фантастика—изображение воз¬можного будущего, обоснованного на¬стоящим.

Приключенчески® романы выпускают¬ся у нас в огромном количестве, их мно¬го читают ® ж,-д. поездах, во время от- дыха(, после утомительного рабочего дня. Выполняют ли авторы этих романов со¬циальные заказы? Вопрос об этом и| о путях советского приключенческого ро¬мана привлекает все большее внимание нашей -критики. Перед СССР стоят слиш¬ком большие задачи, советские тружени¬ки должны слишком м-ного работать, у них мало времени; чтобы расточать вре¬мя на чтение «халтуры», и вопрос о со¬ветском чтении для отдыха—вопрос не¬маловажный.

Остановимся на нескольких, взятых на выдержку, романах, выпущенных на¬шими издательствами за последнее вре¬мя.

Вот «кино-роман» Николая Борисова «Укразия» (ЗИФ, 189 стр., ц. 1 р. 25 к.). Это приключения какого-то партизана, под видом «блестящего гвардейского ротмистра» Энгера, сделавшегося ад’- юта-нтом генерала Шиллинга, командо¬вавшего- деникинца-ми, занимавшими в 1919 г. Одессу. Никто не подозревает, что руководитель контр-разведки, рас¬стреливающий коммунистов, сам парти¬ец (?!). Но «вдруг» оказывается, что рас¬стрелянные им-, быть может, и не растре¬ляны—это неясно,—а он все время помо¬гает подпольщикам и Красной армии. Сюжет, очевидно, навеян известными за¬писками-воспоминаниями партийца Мака-рова, некоторое время состоявшего ад’- ютантом Май-Маевского, но преподнесен Борисовым нелепо и неправдоподобно. Красные бессмысленно легко; «внезап¬но» спасаются, все скучно упрощенно, и одна страница вап-исок Макарова стоит сотни «Укразий». Достаточно указать, что железная дорога между красными и белыми в романе не разрушена, тянется непрерывно, и подпольщик Горбов на па¬ровозе без всяких затруднений переез¬жает из Одессы в расположение Красной армии и обратно (стр. 135). Слабое пред¬ставление о подпольной работе и гра¬жданской войне сказывается в том, что Борисов путает ревком с губкомом (стр. 58), говорит о каких-то «повстан- комах», «управляющих» партизанами (стр. 163), о тачанках, «изобретенных» красными партизанами (стр. 136), у кото¬рых «дисциплиной была смерть, расстрел за пустяк» (стр. 175). Каким1 образом смерть—дисциплина—оставим на сове¬сти, автора... Некий красный партизан Га- лайда, «этот вечно неуловимый, этот вечный атаман, на тачанках постоянно несущий поражение (стр. 168) берет Одессу, хотя точно обозначен—1919 год— и потому известно, что партизаны из Одессы Шиллинга не выгоняли, а пора-жение ему было нанесено Красной арми-_ ей. Впрочем!, Шиллинг, называемый так в начале романа, потом именуется поче- му-то' Биллинг (?). Незнаком Борисов так¬же к с белыми!, и с англичанами—о дру¬гих иностранцах, находившихся в Одес¬се в 1919 г., он1 тючему-то даже не упоми¬нает. Так, прежде всего совершенно не¬правдоподобно, чтобы «Биллинг» и дру¬гие белые так долго принимали партиза¬на из крестьян (стр. 174) за гвардейца. Борисов смешивает главный штаб с ге¬неральным (стр. 28), усаживает предста-вителя Англии при «Биллинге», англий¬ского генерала, чуть ли не за одним сто¬лом в одесском ресторане со своим шо¬фером (стр. 79)—-какие демократичные эти английские генералы,—в Лондоне, по Борисову, в ходу сенты (центы?), а не пенсы (стр!. 27), там же существует ка¬кой-то- «Лондонский Королевский Банк» (стр. 10), с которым он смешивает англий¬ский банк, там же, (а не в Америке?) су¬ществуют и небоскребы. Слабо обстоит дело И с примитивной политграмотой: «туман пронизывал холодом люмпен- пролетариат Лондона; проникая сквозь заплаты их бедного костюма. Это были безработные» (стр. 27). Неужто, если не Борисов, так редакция ЗИФ’а не знает, что такое лумпен-пролетар-иат и смеши¬вает с ним1 безработных в «бедных костю¬мах»? Впрочем бегство белогвардейцев из Одессы описывается так: «Бежали ты¬сячные толпы. Бежал буржуа. Бежала -интеллигенция и офицерство, Паника за¬держала всех, и весь город бежал» (стр. 172). Правда;, быть может, слово «задержала» напечатано вместо «заража¬ла», но неужто же «все» состоят из бур|- жуа, интеллигенции и офицерства?! В Лондоне английский журналист закури¬вает трубку с «настоящим кепстэно-м» (стр. 29),—так еще Жевакии в «Женить¬бе» Гоголя был умилен тем, что во Фран¬ции даже «простой народ» говорит по- французски. Борисов, любя какие-то «культурные французские слова» (стр. 9), заставляет своих англичан говорить без-грамотно по-английски,

Сам автор не дружит, однако, и с рус¬ским языком. Банальности чередуются у него с бесвкусной претенциозностью: «нервные залпы дыма» из трубки (стр. 29), «отряд расплавился в улице» (стр. 57), «неистово поздоровавшись» (стр. 35), «я камнем на горло» (стр. 176), «паркет с удивлением отражал нервную походку Дройда» (стр. 29), «снова рево¬люционная воля сменила напряжение расчетом» (стр. 106), «холодная лапка стального металла» (стр. 126) и т. д., и т. д. Грузовик упорно именуется у Бо¬рисова грузовозом; самокрутка-папиро¬са—собачьей1, а не козьей ножкой; каж¬дый телефонный разговор он, очевидно,, считает телефонограммой (стр. 141), и т. д.

Но издательству ЗИФ произведения Борисова, очевидно, нравятся, и оно- вы-пустило другой «кино-роман» того же автора «Четверги мистера Дройда» (стр. 277, цена 1 р. 85 к.). Оба романа посвящены С. Е. Марголиной-Карельштейн|, чем: она и увековечена. Второй ро¬ман исполнен еще большей «рениксы». Действие происходит в городе «Калсо- стар», что значит, как гласит примечание, «капиталистический союз старого режи¬ма», в столице одного из лимитрофов. Страну фактически купил американский миллиардер Флаугояьд—«президент толь¬ко числился властью» (стр. 86), Флаугольд строит1 «карантин забвения», лаборато¬рию для применения открытых злодеем учеиьгм Корнелиусом Крок «лучей гам¬мы К». Гамма—греческая буква, поэтому, если эти лучи—«гамма», то уже не «К» и с музыкальной гаммой букву смешивать неудобно. Впрочем, во- второй половине книги лучи неожиданно просто называ¬ются «К»... Через лабораторию пропу-скаются «все» рабочие для «стерилиза¬ции»—обезличения, лишения воли. Бе¬логвардейцы по заданиям охранки раз¬громили советское полпредство', и секре¬тарь последнего Энгер из «Укразии» по¬падает в карантин. Там он запирает в каземат самого Крока, сам же под видом Крэга и Джэка—двух лиц, выдает себя за Крока и; работа!Я вместо последнего, портит машины. Одновременно оказы¬вается, что рабочие, организованные ра¬бочими партийцами, устраивают заговор и симулируют «стерилизацию», хотя под-польщики не знают, что Энгер—это Крок. Большевик шофер Джон нападает на Крэга, т.-е. Крока, но оказывается, что это Крэг, т.-е. Джэк и т. д., и т. д.—исто¬рия туманная и неинтересная. Все об’яс- няется тем, что Крок, Энгер-Крэг-Джэк и Джон «безумно» похожи: стоит им одеть шляпу с широкими полями и рого¬вые очки, и никто их не отличает друг от друга. Удивляться, впрочем, нечему: не¬кий русский белогвардейский офицер Хо- зе, оказывающийся испанским наследным принцем Альфонсом XIV, только одев цилиндр, становится похожим, как близ¬нец, на Флаугольда... Всего не переска¬жешь: такую фабулу смог бы придумать небезызвестный Фердинанд VIII, испан¬ский король, т.-е. господин Поприщин из «Записок сумасшедшего». Связно пере¬дать содержание этого «романа» нельзя. Действует тут и ГПУ в Харькове, и контр-разведка в Капсостаре, и большевики в подземельях, в роде христиан при рим¬ском владычестве, и даже китаец-ком¬мунист Туень-Фу-Синь, говорящий по- китайски: «шибко шанго» (стр. 30), но, к счастью, не называющий себя все-таки «ходя». Когда кого-нибудь арестовывают — гаснет свет и готово — удрал! Но это пустяки: «сложившись чуть не вдвое» (стр. 25), китаец влезает под сиденье авто¬мобиля, оттуда переходит под кабинку аэроплана, а когда его оттуда выбрасыва¬ют — падает в воду, отряхивается и го¬ворит «шибко шанго» — как с гуся вода... Язык романа ужасен:

«Мимолетное счастье», «ошеломлен¬ная, как во сне» (стр. 20), если раз¬мах, то всегда «широкий» (78), если скан¬дал — то «грандиозный» (стр. 78), если движения—то «непринужденные» (стр. 44), если борьба — то «не на живот, а на смерть» (стр. 103), а ум—«холодный, рас¬четливый» и т. д., и т. д. Тут и много «своего». Так Борисов говорит о «ритме динамики» и тут же о «динамике ритма» и о «безумном кадре остановки динами¬ки» (стр. 194), о «коротком рыдании во¬сторга» (стр. 92), о «причудливой игре света от цветных ночных солнц, бросав¬ших блики под карнизы и крыши домов» (стр. 121) и т. д., и т. д. Но автор плохо владеет русским языком: что значит «вне сферы событий» (стр. 205), или «перспек¬тивы, которые можно извлечь из изобре¬тения» (стр. 79), «читальщик» — вместо читатель, вероятно (стр. 258), «дать бы те¬бе по балбешке не раз» (стр. 36), «кто имеет против?» (стр. 220), «отрезать ку¬пюры ценных бумаг» (стр. 262), «не дохо¬дя ресторана» (стр. 121), и т. д., и т. д. Все действующие лица — и коммунисты, и англичане, и жители «Капсостара» обрисо-ваны, как в детских рисунках ■— «точка, точка, запятая, штрих и — мордочка кри¬вая». Остается отметить еще, что ни од¬ного «четверга» у мистера Дройда так¬же не состоялось — «за вами четверг!»— говорят одному из героев по-одесски. Выпуск обоих этих романов, да еще в мо¬мент нехватки бумаги, может, легко выра¬жаясь, вызвать только недоразумение, но, увы, романы эти характерны.

«Революционно — приключенческим» ро-маном являются также и «Мстители» Б. Корибута (Из-во Писателей в Л-де, 404 стр., 3 р. 50 к.), хотя автор, вероятно, претендует на большее. Здесь — Киев под властью белых в 1919 г., изображение белого террора; мстители — белые офи¬церы. Герой — коммунист-интеллигент Станкевич, оставшийся в Киеве для под¬польной работы и преданный бывшим ра¬ботником чека и бывшим коммунистом- авантюристом Валлером, самовольно ос¬тавшийся в Киеве, чтобы перейти к бе¬лым. Станкевич — ангел во плоти, Вал- лер — демон; в нем смешалась «польская, румынская, турецкая и болгарская кровь» (стр. 362). Добродетель, в общем, торже¬ствует: после ряда чудесных спасений Станкевич дождался освобождения Кие¬ва, а Валлер, как сообщается в примеча-нии, расстрелян чека. Третья героиня — остальные все эпизодические лица — де¬вица Зоя, которую «мужчины, как мухи, назойливо преследуют» (стр. 36), влюбле¬на в ее нелюбящего Станкевича, в то вре¬мя, как в нее влюблен Валлер — из-за этого вся история, так сказать, и нача¬лась! Зою изнасиловали и расстреляли бе¬лые, хотя она и служит в контр-разведке, чтобы спасти Станкевича. Автор знает этот период истории Киева и моментами неплохо рисует картины разгула контр¬разведки, военно-полевых судов, знает Лукьяновскую тюрьму; хорошо передано состояние притаившегося города под вла¬стью белых террористов. Но для серьез¬ного произведения роман бессодержате¬лен и пуст, это скорее хроника 1919 г., а для авантюрного романа — растянут и бледен. Во всяком случае, моментами ка¬жется, что и для автора, как Валлера, быть может, «революция тоже своего ро¬да приключение» (стр. 363), что он не ви¬дит за деревьями леса. Язык романа бле¬ден, встречаются и неправильности, в ро-де «сказал ему следовать за собой» (стр. 65), так, впрочем, говорят именно в Киеве. Есть неряшества, как, например: «арка заканчивалась железными ворота¬ми, а вверху ворота оканчивались остры¬ми железными брусьями» (стр. 196) — представить себе эту постройку трудно. «Все один остаетесь попрежнему ласко¬вым джентльменом» (стр. 336)—это в ро¬де Борисовского: «я — дэнди». «Вдали слышались дикие артиллерийские выстре-лы» (стр. 374). «Брошюры, на которых ма-ленькими буквами в одном уголке было написано—«В борьбе обретешь ты право свое» и «Пролетарии всех стран, соеди-

няйтесь!». Интересно, где Корибут в при¬роде видел такие брошюры — и эсеров¬ские, и коммунистические??!

Содержание романа В. Сольского-Пан- ского «Колеса» (ГИЗ, стр. 258, ц. 1 р. 60 к.) изложено в словах действующего в рома¬не польского коммуниста: «Вертятся ко¬леса, громадные колеса: колеса истории и, если хотите, колеса борьбы. Иные сто¬ят сбоку, присматриваются. Но для по¬сторонних нет места на нашей мельнице. Они отмахиваются, хотят уйти, умереть, уехать — все напрасно. Их захватывает колесо, влечет за собой зубец истории. Они против собственной воли уже прини¬мают участие в действии. Они ни по ту, ни по другую сторону. Они посредине. Но середина — пустое пространство, где еще можно свободно двигаться, все умень¬шается. Наконец, оно совсем исчезает, и тогда посторонний человек попадает меж¬ду колес и гибнет, неминуемо гибнет». Так гибнет и бывший помощник присяж¬ного поверенного Кедров, очень глупый и безвольный. В Москве он некоторое время служит в наробразе, а потом уди¬рает в Польшу. Здесь его шантажируют белогвардейцы и заставляют поступить на Службу в польскую контр-разведку, арестовав его, как большевика. Кедров — филер П-го отделения польского штаба. Он вырывается оттуда, бежит в Герма¬нию, но здесь польский контр-разведчик его убивает в поезде. Роман написан бледным языком газетной хроники, ряд фигур в нем все же хорошо обрисован, некоторые положения остры, читается он с интересом. Но слабость его, если отне¬стись к нему, как к серьезному произве¬дению, заключается в том, что Кедров— слизняк, которого раздавит колесо обык¬новенной телеги и что «дураков и в церк¬ви бьют», а потому не стоит стрелять по воробьям из пушек.

Образцами плохих приключенческих романов научно-фантастического типа мо¬гут явиться романы А. Беляева «Остров погибших кораблей» и «Последний чело¬век из Атлантиды» (ЗИФ, стр. 334, ц. 2 р. 30 к.). Наиболее умилительно в этой книжке—предисловие издательства. С од¬ной стороны, как в нем указывается, «ав¬тор пытается воссоздать историю сказоч¬ного материка, существовавшего, по неко¬торым гипотезам, в древности на месте части теперешнего Атлантического океа¬на», с другой стороны — роман «в очень малой мере является романом историче¬ским в том смысле, что изображает исто¬рически достоверные и твердо установ¬ленные наукой события. Он с этой точки зрения является, вернее, фантастическим романом». Итак, с одной стороны, — «ска¬зочный материк», а с другой стороны — «исторические» события! Хотя оказывает¬ся, однако, что Беляев все же «использо¬вал немногочисленные догадки об Атлан¬тиде» и исходил «из изучения истории на¬родов и государств, более или менее ана-логичных Атлантиде». Итак, автору пре-дисловия известны народы и государства, «аналогичные» сказочной, доисториче¬ской Атлантиде, находившейся, если она существовала, между прочим, по некото¬рым «гипотезам» на месте части Тихого, а не Атлантического океана, — наивность и невежество, доходящие до изящества! Забавно также заявление, что «история восстания рабов, изображенная Беляе¬вым, придает роману особую актуаль¬ность, знакомя читателя с основными ли¬ниями классовых противоречий в древнем мире». Таким образом, Алтантида отно¬сится издательством к древнему миру! Очевидно, с гипотезами о существовании Атлантиды за десятки тысячелетий до нашей эры издательство не знакомо. Пе¬редавать, фантасмогорическое и беспо¬мощное содержание этой «рениксы», где действуют «Адиширна», «Акса-Гуал», «Куацрома», «Шишен-Итца», но, к сча¬стью, отсутствует все же «Ламца-Дрица» и «Алеша-Ша», — не стоит. Отметим толь¬ко, что на Атлантиде, по-Беляеву, поется нечто в роде цыганского романса:

«Атлантида тихо дремлет

В голубых лучах луны...

Как луна целует землю,

Поцелуй меня и ты!»,

и далее:

«Будь, что будет! Не печалься!

Ярко светит нам луна...

Песни пой и обнимайся,

Чашу ночи пей до дна!».

«Оказывается», таким образом, что на-роды Атлантиды находились в условиях, «аналогичных» условиям цыган в отдель¬ных кабинетах загородных кабаков до-революционной России! Вот так фунт, — можно сказать!

Другой роман Беляева — «Остров по-гибших кораблей»; говорится в том же предисловии: «по необходимости (ибо сюжет его заимствован из известной аме¬риканской кинофильмы) менее насыщен социально-значимым содержанием». Но кем же установлена эта странная необхо¬димость — заимствовать сюжет для со¬ветского приключенческого романа из американской кинокартины, в-свою оче¬редь часто являющейся переложением для кино приключенческих романов? Но американская фильма, не особенно зани¬мательная, все же много занятнее этого романа и — что самое печальное — беля- евское изделие, беспомощное в фабули- стическом отношении, полно многими не¬сообразностями и свидетельствует о не¬знании моря. «Киль ушел в воду» (стр. 22),

— сообщает автор, описывая момент ко-раблекрушения, — а где же и быть килю, как не в воде? И это не случайность, т. к. и далее (стр. 27, стр. 36) Беляев описы¬вает трагическое положение «килевой» части парохода. Остров погибших кора¬блей Беляев помещает в Саргассовом мо¬ре, близ Азорских островов, элементар¬ные сведения о котором и сообщает. ЗИФ считает, что «романы Беляева несомнен¬но доставят то занимательное, и полезное чтение, в котором испытывает такой не¬достаток современная масса читателей». Можно ли с этим согласиться? Ответ ясен.

К типу научно-фантастического и крае-ведческого романа принадлежит также роман «Эозон» Мих. Гирелли (из-во Пи¬сателей в Ленинграде, стр. 268, ц. 2 р. 50 к.). В своем предисловии автор говорит, что «Эозон» по-гречески значит «заря жизни»—«авантюрно-фантастический ро¬ман, но с этим планом тесно переплетен план психологический». Центральная фи¬гура романа — буржуазная девица и со¬ветский ученый мирового значения. Оба желают оздоровить человечество, сделать его свободным и социально-счастливым. Дело в том, что ученый — творец новой теории о происхождении человека, анти¬дарвинист, считающий, что человечество идет по пути регресса и постепенно вы¬рождается. Нынешний вид человека «дото зар1епз» не венец творения, а представи¬тель дегенерирующей ветви миллиарды лет назад существовавшего совершенного во всех отношениях двуполого человека— «дото футиз».

Другая ветвь — человекообразная обе-зьяна, сохранившаяся на остр. Суматра. При скрещивании с ней человека в треть¬ем поколении должен воссоздаться «дото футиз». Девица, увлеченная этой теорией, бежит в леса Суматры и, так сказать, вы-ходит замуж за дюжину обезьян и рожает детей. У нее появляется первый внук — судьба которого остается неизвестной — и в лесах ее находит ученый: на остров он прибыл в 1923 г. во главе экспедиции, снаряженной почему-то Лигой Наций для розыска этих обезьян и проверки теории Дарвина. Ученый в девицу влюбляется, но, не желая разрушать, так сказать, ее счастливой семейной жизни, отказывает¬ся от своей теории и о внуке девицы умалчивает. Однако, девицу нечаянно подстреливает собственный ее папаша. Ученый возвращается в СССР и внезапно прозревает, что именно в СССР заря но¬вой жизни и взошла и что Эозон — это новый класс, творец, которому будет дано управление миром. Так как смешать класс с обезьяной очень трудно, то начало и конец этой истории очень лаконичны, как бы подклеены; в теории о регрессе человечества сам автор явно запутался, но роман интересен, как образец, так ска¬зать, ни к чему не обязывающих размы¬шлений на евгенические темы. Неподго¬товленному читателю этот роман будет непонятен, для подготовленного же он скучен, несмотря на грамотность автора и уменье рассказывать. Имеются в романе не малые погрешности против языка, как, например, «участь моей судь¬бы» (стр. 254) и т. п.

Краеведческим романом или, вернее, рассказом, является также произведение Б. Рустам-Бек-Тагаева «Нелли» (ЗИФ, стр. 222, ц. 1 р. 40 к.). Девочка-англичанка Нелли, 14 лет, почему-то ученица Мэри Пикфорд и русский юноша Петр Орлов, 16 лет, оба сироты, едут из Америки в СССР. Англичанин доктор Браун желает похитить Нелли, чтобы ее куда-то про¬дать, и доносит властям, что Петя боль¬шевик, похитил английскую девочку. Но матрос-большевик спасает детей. Их пря¬чут в Гонолулу, на Сандвичевых остро¬вах, и они, применяя несколько избитых и наивных приемов, избегают все преследо¬вания и счастливо прибывают в Японию, на нем история и обрывается. Однако, в книжке много милых описаний «страны вечного лета», к ней приложены даже рисунки и фотографии с натуры, и гео¬графический и этнографический материа¬лы искупают бледность фабулы. Подро¬стки прочтут эту грамотную книжку с удовольствием.

Особняком стоит роман «История яхты Паразит», автор «Эдлис Сергрэв, эсквайр» («Молодая Гвардия», стр. 235, ц. 1 р. 50 к.). Предисловие И. Рубановского выясняет сущность всей этой забавной истории. Роман этот — пародия на советский аван¬тюрный роман, Сергрэв, понятно, псевдо¬ним. Однако, самая затея эта чрезвычай¬но трудна. Дело в том, что многие наши авантюрные романы, как мы видели, сами являются пародиями, только бессозна¬тельными, дурным подражанием дурным образцам, и задача дать пародию на па¬родию очень неблагодарна. «Яхта Пара¬зит» кажется, в связи с этим, романом «всерьез», и кто знает, может быть, так оно и было в начале, а лишь потом редак¬ция придала книге пародийный характер. Все аттрибуты морского авантюрного ро¬мана в романе этом, во всяком случае, налицо, и он является больше всего па¬родией на давно забытого Стивенсона и подобных ему авторов-иностранцев. В книге много остроумия, прекрасно осмеян язык советских романистов-ремесленни- ков — «он попер», «вы хотите заимать», «раздолбанная дрилба»; смешные «мор¬ские» ругательства, в роде: «ах ты помесь жабы с перпендикуляром!» и пр.

Разбойничьи песенки Стивенсона пре-красно пародируют стишки, которых все же слишком много.

«О, донна Евфимия,

Вы лучезарны!

В тихую рощу,

Выйдем попарно.

Луны мерцание

Все серебристо, —

Страшна любовь,

Контрабандиста!».

Этим стихам могли бы позавидовать на Атлантиде...

Несколько непонятна фигура Левы Про- межуткеса, введение которого не нужно ни для романа всерьез, ни для пародии. Чувствуется в ней легкий налет антисеми-тизма; не даром по поводу его имеется намек на известный еврейский анек¬дот — «Лева выпал».

В предисловии И. Рубановский правиль¬но указывает, что в нашем приключенче¬ском романе «убожество выдумки соче¬тается с плохим знанием русского языка и бездарным использованием трафарета» и что «эта литература не имеет права на существование».

Необходимо вытеснить ее хорошей кни¬гой такого же рода. Ведь читают всю эту , халтуру лишь потому, что нет других книг. А то, что тот же ЗИФ, наводняю¬щий рынок прекрасно изданной, в ярких, красочных броских обложках, макулату¬рой, способен дать книгу, которая может и развлечь, и дать содержательный от¬дых, доказывает хотя бы историческое повествование В. Снегирева «Похождения Бернгарда Шварца» (ЗИФ, стр. 412, ц. 2 р. 75 к.). Эта превосходная книга яв-ляется интересным пересказом в общих чертах знаменитых записок Адама Олеа- рия (1599—Г671 г.) — «Описание путеше¬ствия голштинского посольства в Моско¬вию и Персию и обратно», читается она с повышенным интересом, дает попутно много ценных сведений о Московии XVII столетия, пробуждает у самого неподго¬товленного читателя стремление к ознако¬млению с историей. В книге много репро¬дукций старинных гравюр, она снабжена содержательными предисловиями автора и С. Полтавского, и появление ее следует всячески приветствовать.

Серия исторических романов и романов краеведческих, которую выпускает «Мо¬лодая Гвардия», революционные романы, которые выпускает ГИЗ и др., должны вытеснить с рынка убогую авантюрную халтуру. При недостатке бумаги как-то даже непонятна самая возможность появ¬ления в печати многих из приключенче¬ских романов, прекрасно изданных, четко напечатанных, своим добротным внешним видом привлекающих неискушенного чи¬тателя. Ал. Мих.

ЗАМАСКИРОВАННОЕ ИЗДЕВАТЕЛЬ-СТВО.

Александр Лугин. Джиадэ или траги¬ческие похождения индивидуалиста. Изд- во «Федерация», артель писателей «Круг». М. 1928 г. Стр. 256, ц. 1 р. 50 к., в пер. 1 р. 75 к.

Автора нельзя упрекнуть в отсутствии изобретательности и фантазии, а также и скромности. Свои произведения он «вы-пускает в свет», как на костюмирован¬ный вечер, и дает им самые изысканные и многообещающие рекомендации.

Вот — названия помещенных в этой книге произведений.

«Джиадэ—роман ни о чем»... «Трагиче¬ские похождения индивидуалиста»: 1. Неистовый сценарист или испытание луной (психологическое развлекатель¬ное). 2. Блаженная исповедь или испы¬тание верой (эмоциональное удобочита¬емое)... «Мимолетности»... «Сказание о птичке божьей (два варианта):

Первый вариант. Испытание ничем (как-то—-био-графическое). Второй вариант. Собствен¬но сказание о птичке божьей (конструк¬тивно-романтическое)»

Мы знаем, кто и что нуждаются в по¬мощи необычайных и многословных ре¬комендаций, аттестаций, реклам и пр. Знаем, например, из практики кино-теат¬ров, в которых под маркой «мирового сверхбоевика» очень часто показывают пошленькую и глупую картину. Знаем, что в кафе и ресторанах часто в меню пишут замысловатые, не-русские назва¬ния блюд, а подают под острыми соуса¬ми куски недоброкачественного мяса. Никудышные работники, люди с запят¬нанной репутацией и т. п., также при¬крываются пространными и многообе¬щающими рекомендациями. Поэтому— необыкновенные и многословные назва¬ния, помещенных в этой книге вещей сразу же заставляют насторожиться.

От первой страницы до последней кни¬га Лугина заполнена нелепейшей фанта¬стикой, мистическими бреднями, индиви-дуалистическими вывертами и ловко за-маскированным издевательством над ре-волюцией, над всем революционным и советским. И напрасно старается автор— выписками из дневников, цитатами, ссыл¬ками, фантастичностью .обстановки и пр.—провести какие-то грани межд$ со¬бой и своими «героями», отмежеваться от них—эти старания ему не помогают. Мысли, чувства, слова и поступки всех этих'Джиадэ, Генриха, Ины, Арского, Невменяемова и др.—мысли, чувства, и слова и поступки самого Лугина.

Неудачной попыткой снять с себя от-ветственность является и его предупре-ждение, что «Джиадэ—роман ни о чем». Это предупреждение—не что иное, как маскировка! Наоборот, книга Лугина ....