Михаил Павлов. Вариации на тему фэнтези (Жанровое разнообразие фэнтезийной литературы) // Дамаскин, 2016, вып. 1(34), с. 34-43.

Фэнтези в жанровом разнообразии vs христианство.

с. 34-35:

цитата

Книги, написанные в жанре фэнтези, весьма популярны у современной молодёжи. По статистике, они занимают одну треть российского книжного рынка, деля пьедестал с историческими и любовными романами. Из десяти новых фильмов, ежегодно выходящих в прокат, два-три обязательно сняты в стиле фэнтези. Популярность фэнтезийной субкультуры не только не уменьшается со временем, напротив, медийные магнаты находят выгодным переснимать даже старые сказки — «Золушку», «Красавицу и Чудовище», пропустив их сквозь призму фэнтезийного мировоззрения. Некоторые, всем нам известные образы просто украшаются новыми чудесными деталями, другие — например, Малефисента — злая королева из «Спящей Красавицы» или принцесса Феона из «Шрека» — переосмысливаются в противоположном ключе.

С другой стороны, фэнтези считается несерьёзной, низкопробной литературой, неким аналогом духовного или интеллектуального фастфуда. Нет ли, однако, в подобной критике фэнтезийной литературы скрытого конфликта отцов и детей? В старые‑то времена, как известно, и «трава была зеленее», и фантастика интеллектуальнее. Действительно, фэнтези часто противопоставляют так называемой серьёзной литературе. Если не проводить совсем уж неприемлемых параллелей между этим жанром и классической литературой, подобные книги сравнивают чаще всего с научной фантастикой. Авторы таковых сравнений утверждают, что для научной фантастики характерен интеллектуальный подход — мол, чтобы её понимать, нужно обладать эрудицией в области естественных наук, биологии, квантовой механики и многих смежных областей, а вот чтение фэнтези всех этих знаний не требует.

с. 35:

цитата

В фантастических произведениях достаточно подробно описаны так называемые биологические цивилизации. Все достижения научно-технического прогресса в рамках данной концепции находят решение в биологическом ключе: можно, например, получать электроэнергию от специальной станции, а можно вывести электрического ската или иное существо, которое будет решать ту же задачу. Ну ладно, а как же все эти маги, экстрасенсы и прочие ненаучные персонажи? Что ж, ментаты, телепаты, ситхи, джедаи и прочие духовно-магические ордена «Дюны» вполне прилично себя чувствуют в научно-фантастических мирах, причём они могут быть как одиночками, так и коллективами, и даже целыми расами вроде вулканцев или зергов. Чем они отличаются от цивилизации эльфов или орков из фэнтези — вопрос достаточно сложный. «Хорошо не подумав ответил ты», — мог бы возразить критикам мистического начала в фэнтези общеизвестный магистр Йода.

Противоречий между техникой и магией не видят и сами авторы — писатели фантастических новелл: есть многочисленные произведения, где магические существа путешествуют на звездолётах, сражаются с помощью заклинаний с космодесантниками и пришельцами. Такие творения получили даже специальное название — технофэнтези (Technofantasy).

с. 36-37:

цитата

К рассмотренному выше жанру техномагического фэнтези тесно примыкает и так называемое твёрдое фэнтези (Hardfantasy). Этот разряд вымышленных историй обычно имеет дело с чётко прописанной картиной фантастического мироздания. Каждый обычай, поступок, обстоятельство, закон природы должен быть объяснён, неважных деталей не существует. Такой подход позволяет автору произведения в дальнейшем уже не останавливаться подробно на разъяснениях картины мира и полностью сосредоточиться на судьбе героев и идее повествования. Кроме этих незначительных мелочей, которые принимаются за константы, всё остальное в этом жанре повторяет канву обычной художественной литературы. С этой точки зрения, читать такого рода книжку так же интересно или так же скучно, как, например, иностранные приключенческие или исторические романы: вы либо увлечены сюжетом и судьбой главных героев, либо уже через десять страниц отчаялись разобраться в именах графов, баронов, виконтов и их родственных связях.

Упомянутая выше «твёрдая фантастика» и отпочковавшееся от неё фэнтези дали начало ещё одному термину, применяющемуся для характеристики обсуждаемого направления — мир, или миры. Миры Толкиена, миры Лавркрафта... Подобная классификация удобна тем, что в её рамках можно не называть основных особенностей того или иного произведения, а просто указать — написано в стиле Толкиена, Перумова, Роулинг. Для литературы, написанной в подражание Профессору, даже выдумали специальный термин — высокое фэнтези (Highfantasy).

Кроме классификации по отцам-основателям произведения фэнтези можно разделить и по стране происхождения. Условно говоря, Толкиен — это ирландско-кельтское фэнтези, Гарри Поттер — общеевропейское, ну а остальных «варваров» вполне возможно объединить под общим названием «языческое фэнтези» — в основном, славянское и скандинавское.

В языческом фэнтези, как правило, описан мир, ещё не просвещённый христианскими миссионерами, Церковь же, если и существует, то выступает, скорее, фоном или оппозицией сюжетному повествованию. Чтобы быть уж совсем точными, вспомним ещё и азиатское фэнтези, однако оно построено в целом по тому же принципу, да и малоизвестно русскоязычному читателю.

Жанру фэнтези нередко дают такое определение: историко-приключенческий роман, действие которого происходит в эпоху Средневековья. Таким образом, описываемый мир должен быть сориентирован не только в пространстве, но и во времени. Средние века, возможно, неслучайно выбраны в качестве исторического фона. Эта эпоха лучше всего отвечает стремлению к умеренной урбанизации, поискам высшего смысла и единению с природой. Как ни желают современные противники прогресса освободиться от технократического рабства, но переезжать в пещеры или жить под деревом они всё-таки не готовы, так что средние века — идеальная среда.

с. 38:

цитата

Желание представителей фэнтезийной литературы по тем или иным причинам воспроизвести обстоятельства определённой исторической эпохи стало причиной возникновения ещё одного вида фэнтези — альтернативной истории. Впрочем, альтернативная история рассматривается и в качестве самостоятельного жанра, который может как включать в себя элементы фэнтези — мистическое объяснение тех или иных исторических событий или их фольклорно-религиозное обрамление, — так и быть сугубо рациональным, являясь, по сути, вариантом исторического романа: в этом случае для создания интриги используются конспирологические теории и социально-психологический фактор — возможные скрытые мотивы действий тех или иных известных персон.

Из этой идиллической картины средневекового фэнтези несколько выбивается и заставляет усомниться в правильности изложенной гипотезы так называемое городское фэнтези.

Наиболее популярные произведения городского фэнтези — вероятно, «Гарри Поттер» Джоан Роулинг и «Дозоры» Сергея Лукьяненко. В отличие от средневековой парадигмы сюжетная линия этого вида фантастической литературы разворачивается обычно в современный читателю период: вокруг привычные нам виджеты и гаджеты, иногда самые новомодные, а также урбанистический пейзаж, который, собственно, и подарил название данному жанру. Почему не Средневековье? Возможно, для городского фэнтези это не принципиально, так как город есть некое подобие закрытой экосистемы, и тут, по большому счёту, столетиями ничего не меняется. Сам город — лишь фон, декорации, а проблематика здесь всё та же.

с. 41:

цитата

Говоря о готическом романе, стоит упомянуть и о таком особенном его направлении как южная готика (Southern Gothic). Это литературное явление, возникшее в США в первой половине двадцатого века. Своё название оно получает от более благочестивого и провинциального юга, побеждённого прагматичными северянами‑рационалистами. Горечь победы, сожаление о былом величии зачастую обращают авторскую мысль этого жанра к размышлениям о грехе и добродетели, пороке и воздаянии, что в силу выше писанных причин направляет главных героев к церкви, молитве и библейским коллизиям. Вероятно, эти произведения уже вполне можно считать христианским фэнтези. Да-да, не удивляйтесь, есть и такое!

Христианство вообще проходит сквозной идеей через всю историю фэнтезийной литературы: тут и упомянутые выше средневековые романы, и дантовский «Ад» эпохи Возрождения, и мрачные легенды нового времени, и, конечно же, оксфордский кружок инклингов и его знаменитые участники Дж.Р.Р. Толкиен и К.С. Льюис. Этот английский «джентльменский клуб», в своё время объединивший филологов, писателей и богословов, вполне мог бы именоваться кружком любителей благочестия. Его участники стремились научаться благовествовать современникам на понятном им этно-культурном койне.

Дж.Р.Р. Толкиен в этом обществе занимался эпохальными и метафизическими вопросами: творение мира, уничтожение зла. К.С. Льюис же пытался решать нравственные и богословские проблемы. Эпос у него тоже есть — это «Хроники Нарнии». К сожалению, в России это произведение больше известно как сказка, а между тем в нём показаны и Жертва и Воскресение, и даже сделана гениальная догадка насчёт Страшного суда: некоторые человекоподобные животные (обитатели Нарнии) во время последнего испытания становятся просто животными и окончательно лишаются человеческого, а значит и божественного подобия.

с. 42:

цитата

Среди русских авторов представителем христианского фэнтези можно, безусловно, считать Юлию Вознесенскую. В её повести-притче «Мои посмертные приключения» рассказывается о загробной участи души. В «Приключениях с макаронами» приоткрывается тайна «числа зверя» — действительно ли оно мистическое и несмываемое или всё‑таки «число человеческое»? «Опасные игры» — талантливая «анти-поттериана», причём без передёргиваний и натяжек. Есть и многие другие... Над страницами её произведений весьма часто задаёшься вопросом: всё, о чём Юлия Николаевна пишет, — вымышлено или реально? (Понятно, конечно, что любая художественная литература есть вымысел, но описывает‑то она реальный мир). А вот у Вознесенской все эти ангелы, бесы, загробный мир — реальность? Или всё‑таки нет?..

с. 43:

цитата

Удивительное дело, но современные исследователи действительно относят христианские апокрифы к жанру фэнтези. Их составители, полагают они, пытались творчески дополнить Евангелие. Каждый размышлял и мечтал о том, чего ему не хватало. Одному не хватало чудес, другому недостаточным казалось устное Откровение, третьи желали видеть за персонажами священной истории характер и душу живого человека, описанного в «официальных» текстах слишком скупыми строчками.

Принимая во внимание всё вышесказанное, более понятным становится и такое известное произведение русской литературы, как «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. С одной стороны, это типичное, хотя и умеренное, «тёмное фэнтези», а с другой — художественный апокриф. С этой точки зрения всё в произведении становится на свои места: история Га Ноцри — не альтернативное Евангелие, а скорее, те его черты, на которые Булгаков посчитал важным и необходимым указать людям современной ему эпохи. Возможно, ему также хотелось видеть в советских людях больше доброты, терпимости, взаимопонимания и человечности, столь им не достающих, и Булгаков выразил это своими писательскими средствами. По слову Блеза Паскаля, «Человека иногда больше исправляет вид зла, чем пример добра, и вообще хорошо приучиться извлекать пользу из зла, потому что оно так обыкновенно, тогда как добро так редко».

Михаил Павлов — магистратрант Нижегородской духовной семинарии.

Малышев В.Б.

Архитектоника воображаемого: Фэнтези-проекции изначальных модальностей европейской культуры

Самара: Самарский научный центр РАН, 2015.

187 с. Обл. 60х84/16 500 экз. 5-93424-766-0

цитата

Рассматриваются фундаментальные характеристики европейской культуры, связанные с историческими проявлениями ее изначальных модальностей. Осуществлено исследование метафизических «химер» европейского воображаемого на материале ряда текстов кино и литературы. Монография прездназначена для всех, кого интересуют проблемы семиотической трансформации современной культуры и ее институтов. Материалы монографии могут быть использованы в качестве инновационной методологической базы для структуризации образовательной деятельности в творческом ключе, формирования семантических образовательных пространств.

Предисловие 5

Глава 1. Пролегомены к архитектонике воображаемого

1.1. Введение. Особенности европейского воображаемого в архитектонике изначальных модальностей культуры 7

1.2. Метафизика ничто как базовая составляющая европейского воображаемого 23

1.3. Архитектоника воображаемого в метафизических текстах 55

Глава 2. Фэнтези-проекции европейской культуры на языке фундаментальных метафор

2.1. Телесная метафора (тексты И. Ефремова, С. Лема, А. Тарковского) 76

2.2. Внечеловеческое как базовая составляющая европейского воображаемого (тексты В. Гюго, Б. Стокера, В. Пелевина) 91

2.3. Машинная метафора (тексты А. Тарковского, Ч. Паланика, Д. Аронофски) 108

2.4. Орбитальная метафора (тексты Р. Желязны, Р. Брэдбери, К. Бое) 127

Заключение 164

Список литературы 166

Малышев Владислав Борисович — доктор философских наук, профессор кафедры философии, Самарский государственный технический университет

Гриченко Г.А. Место космогонических и эсхатологических мифов в современной фэнтези // Научная палитра, 2015, №3(9), с. 8.

цитата

В статье рассматриваются космогонические и эсхатологические мифологические сюжеты с точки зрения их исключительной важности для фэнтези.

Ключевые слова: фантастика, фэнтези, виртуальная реальность, архетип, мифология

с. 8-2:

Мифологические сюжеты, а также архетипы мифического эпоса, то есть символические элементы и образы мифов самых разных народов мира, являются неотъемлемой частью любого произведения в жанре фэнтези. Собственно, сам феномен фэнтези может быть рассмотрен как стремление авторов отыскать в многообразии мифологических и фольклорных сюжетов и мотивов такие архетипы, которые можно спроецировать на современность. Изучение мифологических сюжетов и их места в фантастической литературе может стать источником информации о природе их взаимодействия друг с другом, а также о некоторых свойствах мифических архетипов (к примеру, гибкость и изменчивость). Именно эти обстоятельства определяют актуальность проблемы исследования.

Как уже было отмечено ранее, фэнтези – относительно малоизученный жанр. Отдельного упоминания заслуживает польский писатель-фантаст Анджей Сапковский, не просто исследовавший проявления мифологии в фэнтези, но и обосновавший выдающуюся роль Артурианского мифа в становлении жанра, после чего доказавший несостоятельность фэнтези, построенной на неевропейских мифологических традициях.

Действительно, многие авторы, работающие в жанре фэнтези, используют практически одни и те же давно сложившиеся образы, будь то великаны из Эдды или рыцари из Камелота. Соответствие этих архетипичных образов любому современному произведению глубже, чем кажется: стоит начать подробный разбор и анализ любого фэнтези-текста, и на поверхности окажется тот или иной мифологический канон.

с. 8-3:

Огромное влияние на формирование фэнтези оказал миф о Короле Артуре. Именно он показал миру, как должны выглядеть идеальные рыцари, волшебники, короли и королевы. Польский фантаст Анджей Сапковский в своей работе «Мир Короля Артура» пишет о том, что артурианский архетип, крепко вросший в европейскую культуру, будучи огромным источником материала, послужил причиной доминирования европейцев в фантастике [Сапковский А. Нет золота в Серых Горах. М.: АСТ, 2002, с. 152]. В определенном смысле, легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола является прообразом всех произведений в жанре фэнтези. Более того, артурианский миф является хорошим примером той ситуации, когда мифологический архетип позволяет авторам «эксплуатировать» сам миф, вместо того, чтобы реализовывать на его почве собственные замыслы.

Иногда фантастика заимствует у мифологии не просто архетипы единичных образов, а целые мифические нации и расы. Так, например, случилось с германскими преданиями об эльфах и гномах. Причем достаточно часто внешний вид мифических существ в фантастике меняется на более «пристойный»: так, например, низкорослые английские эльфы в фэнтези Толкина чудесным образом трансформировались в высоких, изящных, утонченных, нечеловечески красивых лесных долгожителей.

с. 8-4:

Стоит заметить, что без мифологических образов так или иначе не обходится ни одно произведение в фантастическом жанре. Помимо использования уже «готовых» архетипов, авторы создают оригинальные мифы и легенды данной искусственной вселенной, упрощая, таким образом, взаимодействие персонажей с высшими силами (серия «Первый закон» Джо Аберкромби).

Не стоит забывать, что архетипические образы, способствующие детальному описанию мира вторичной реальности, также помогают составить органичное сочетание проблематики современного реального мира с глубинным мифологическим восприятием. Такой прием использовал Дж. Толкин, активно использовавший в своем Средиземье известные народы германского фольклора – эльфов и гномов. Не случайно общепризнанными классиками фантастики считаются авторы, хорошо знающие европейские мифологические традиции [Елхова О.И. Виртуальный мир фэнтези арт // Вопросы культурологии, 2011, №1, с. 122].

Впрочем, вышеперечисленные архетипы – лишь единичные образы. Для фэнтези едва ли не большее значение имеют мифологические сюжеты. В фэнтези наиболее востребованными являются космогонические и эсхатологические мифы.

Космогонические мифы повествуют о сотворении, создании мира; о его происхождении и формировании. Они призваны дать ответ на следующий вопрос: как реальный мир пришел к своему нынешнему состоянию?

с. 8-5:

Космогония есть модель для подражания в любой области: не только потому, что Космос является идеальным архетипом одновременно для всех творческих ситуаций и для любого творчества, – но также и потому, что Космос создавали высшие существа – боги. Космос – это божественное творение, он освящен в самой своей структуре. В расширительном смысле все, что есть совершенного, наполненного, гармоничного, плодоносного, одним словом: все, что есть «космизированного», все, что похоже на Космос – все священно. Делать что-либо, творить, конструировать, созидать, организовывать, придавать форму, воплощать, формировать – все это значит осуществлять что-нибудь в реальности, придавать жизнь чему-то, и в конечном итоге сделать это нечто подобным самому гармоничному организму – Космосу [Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Академический проект, 2014, с. 43].

с. 8-5, 8-6:

В фэнтези космогонические мифы играют не просто важную, но исключительную роль. Фактически, любой автор, работающий в рамках этого жанра, уже в самом начале работы над произведением обращается к космогонии. Как уже было сказано ранее, фэнтези есть моделирование виртуальной реальности, основывающееся на мифологических сюжетах. Когда автор начинает работать над созданием фэнтезийного мира, он задается вопросами: каким образом мир приобрел свой нынешний облик? Какие события предшествовали сюжетной линии произведения? В результате чего в данной моделируемой реальности становится возможным сверхъестественный элемент?

Чтобы ответить на эти вопросы, авторы вынуждены не только давать миру название, но и заниматься его детальной проработкой, в том числе составлением карты мира, объяснением культурных различий между народами, населяющими мир. Особое место занимает составление мифологии мира. Продумывая миф о создании мира – то есть космогонический миф – автор объясняет его нынешнее состояние, в том числе возможность использования магии, жизнь сверхъестественных существ. Джон Толкин, например, в книге «Сильмариллион», являющейся сборником мифов Средьземья, использовал скандинавские и валлийские мифы, а также христианские представления о Боге-творце и его падшем ангеле. Джо Аберкромби использовал греческие мифы о трех поколениях богов. Роберт Джордан использовал идею о цикличной сменяемости эпох и реинкарнации. Космогонические мифы, таким образом, становятся неотъемлемым элементом фэнтези.

с. 8-8, 8-9:

В фэнтези эсхатологические мифы выполняют «дополняющую» к космогоническим мифам роль, что, впрочем, нисколько не уменьшает их значимость. Достаточно часто авторы (М. Муркок, Р. Джордан, А. Сапковский, Б. Сандерсон, Д. Мартин, Н. Перумов) вводят в сюжет произведения миф, согласно которому моделируемой реальности угрожает опасность гибели. Чаще всего такая ситуация обуславливается освобождением разрушительного начала («Темного властелина» и его армии).

Популярность такого мифологического сюжета вызвана несколькими причинами. Во-первых, появление в фэнтези сюжета о конце света логично, ведь если у объекта (в данном случае – мира) есть рождение, то, следовательно, должна быть и гибель. Продумывая миф о создании мира, авторы создают и миф о его разрушении. Во-вторых, пророчество о Конце света может быть удачным и активным сюжетным рычагом, заставляющим героев произведения совершать действия, предотвращающие гибель мира. Такое пророчество использовали Роберт Джордан в серии книг «Колесо Времени», Анджей Сапковский в «Саге о Ведьмаке», Джордж Мартин в «Песне Льда и Пламени», Брендон Сандерсон в «Рожденном туманом». Впрочем, у разных авторов данный сюжет проявляется по-разному. Например, Р. Джордан миф о конце света воплощает так: в заключительной книге его цикла представлена Последняя битва, начало которой было предсказано еще в первой книге. А. Сапковский использует подобный миф лишь в качестве завязки сюжета, а Б. Сандерсон описывает состояние мира уже после предотвращения конца света.

Таким образом, фэнтези является жанром, построенным на использовании многочисленных мифологических образов, сюжетов и архетипов. Особенно выделяются среди них космогонические (призванные объяснить происхождение мира) и эсхатологические (предвещающие разрушение мира) мифы.

Гриченко Георгий Артемович — Краснодарский государственный институт культуры, факультет социального и гуманитарного образования

Р.Ф. Гимазов, М.А. Оганян. Джо Аберкромби: в обход штампам фэнтези-мира // Всероссийская с международным участием конференция студентов, аспирантов и молодых ученых «Наука и образование» (г. Томск, 25–29 апреля 2011 г.). Материалы конференции в 6 тт. Том II. Филология. Часть 2. Актуальные проблемы современной лингвистики и методики изучения иностранных языков. Томск: Томский государственный педагогический университет, 2011, с. 210-214.

с. 210-211:

Джо Аберкромби… Уже одна фамилия приковывает к себе внимание своей нестандартностью на фоне привычных английских Смитов, Браунов и Джонсонов. Будущий сотрясатель «общих мест» жанра фэнтези родился в последний день 1974 г. в Ланкастере. Учился в школе, где большую часть времени он провел, играя в компьютерные игры, бросая кости и рисуя карты несуществующих местностей. Затем поступил в университет Манчестера, где изучал психологию. В 2002 г. Джо вернулся к своей давней мечте – в одиночку переосмыслить устоявшиеся жанровые клише, и всерьёз принялся писать первый роман «The Blade Itself» (в русском переводе получивший название «Кровь и железо»).

В 2007–2008 гг. Аберкромби с блеском довершил начатое, выпустив романы «Before They Are Hanged» и «The Last Argument of Kings» (продолжение) и, соответственно, завершение трилогии «The First Law», в определённом смысле, одной большой книги.

После выхода книг рецензенты не скупились на похвалу.

с. 211:

Итак, чем же привлекает этот автор, помимо фамилии и броских фраз знаменитостей и различных брендов? Многим. Например, обложками. Весь литературный мир восхищается тем, какие рисунки украшают переплеты книг Джо. Причём надо заметить, что обложки хороши как в англоязычных изданиях, так и в русскоязычных.

Так же стоит отметить некоторые мелочи. В их число входят красочные названия томов («Кровь и железо», «Прежде чем их повесят», «Последний довод королей», «Лучше подавать холодной»), а также наличие названий к каждой главе. Бесспорно, далеко не за это мы знакомимся с литературой. Но такие маленькие дополнения всегда внушают некоторое уважение.

с. 211-212:

Джо выписал интересный фэнтези-мир, который полон крови, фальши, предательств и железа. Но всё это подаётся в крайне ненавязчивой форме. Очень интересным мы находим тот факт, что магия играет малую роль в ходе сюжета. И здесь необходимо подчеркнуть, что это новый виток фэнтези. Никто особо не старается придумать ему название, но между слов проскальзывает «реалистичное фэнтези».

Иными словами, это довольно историчный мир, в котором очень мало волшебства. Однако же все эти достоинства книг Аберкромби явно меркнут перед героями «Первого закона» (так называется трилогия). Во-первых, это не герои в привычном нашем понимании. В центре нашего взора – простые, нисколько не добрые, нисколько не злые люди. Но при этом они не скатываются до серости, чем грешит сейчас литературный мир.

с. 213:

Нельзя не сказать и о «приправах», которые использовал автор. Здесь особняком стоит юмор. Его много, он заставляет хохотать в голос. Так же важна атмосфера. На страницах есть войны, эпические сражения, детективные расследования, побеги, походы, поиски вещей. Всё это проходит в рамках нагнетания различных чувств.

с. 213-214:

Многие ругают творения Джо за отсутствие идеи. Здесь спорить трудно – каких-то высших материй автор не раскрывает, однако же это и не было целью его дела. Аберкромби, прежде всего, хотел показать человека, который находится в тяжелой ситуации. И тут необходимо вспомнить, что Джо – психолог. Его профессия помогает понять всю важность нашего окружения.

Кстати, несколько статистических данных. На московском сайте, который посвящен фантастике и различным её ответвлениям, книги автора оценены очень высоко. Так, например, «Кровь и железо» имеет оценку 8,57 при 764 прочтениях. Второй же роман имеет больший успех внушительными цифрами: 8,95 при 529 чтецах. Любопытно, что «Первый закон» не является строго гендерной книгой. Прекрасная половина тоже любит книги британца, пусть и их оценок много меньше. Не забывайте, что их не отпугнули странные названия, жестокие обложки.

с. 214:

Подводя итог, можно смело заявить, что Джо Аберкромби – это талантливый британский писатель, который решил достаточно серьезно пройтись по всем клише и штампам мира фэнтези. У этого автора довольно смелый взгляд на мораль, он не делает своих героев суперменами, для него важно показать, как будет действовать тот или иной персонаж под воздействием тяжелейших условий. И именно в этом заключается психологизм в творчестве Джо.

Руслан Фаридович Гимазов — Томский государственный педагогический университет, факультет психологии, связей с общественностью, рекламы

Милена Ашотовна Оганян — Томский государственный педагогический университет, кафедра лингвистики

Павленко Т.Д. Черты феминизма в репрезентации женских образов Дж. Мартина // Современные проблемы литературоведения, лингвистики и коммуникативистики глазами молодых ученых: традиции и новаторство. Отв. ред. А.В. Курочкина. Уфа: Башкирский государственный университет, 2019, с. 129-134.

цитата

Исследование, материалом для которого послужил цикл романов Дж. Мартина “The song of Ice and Fire”, посвящено способам репрезентации женских образов в названном произведении. В результате анализа автор приходит к выводу о том, что ключевые мужские образы интерферируются в женские, и заключает, что произведение имеет феминистический лейтмотив.

Ключевые слова: образ, фэнтези, женщина, феминизм, мир фэнтези, герой

с. 129-130:

Первые черты феминизма в литературе появляются еще в произведении Шарлотты Бронте «Джейн Эйр», где женщина впервые способна вести с мужчиной «диалог на равных», пока не социально, но уже интеллектуально и эмоционально. Этот мотив находит свое отражение и в произведениях Джордж Элиот и Вирджинии Вулф и достигает своего пика в произведении Бетти Фридан «Загадка женщины». Книга выходит в свет в 1963 году и часто именно ее называют точкой отсчета «гендерной революции». После этого момента образ женщины в литературе приобретает феминистические черты и именно такой образ с течением времени и под влиянием социальных изменений становится все более актуальным. В рамках данной работы мы рассмотрим женские образы в цикле романов Дж. Мартина “The song of Ice and Fire”.

Вступив на литературную арену, Джордж Мартин привнес свое видение мира в жанр фэнтези, переосмыслил каноны и создал оригинальное произведение, цикл романов “The song of Ice and Fire”, который стал самым популярным фэнтези романом XXI века. Мартин удачно совмещает собственные решения и видения с нормами жанра, образуя оригинальное произведение.

Проблематика этого произведения актуальна и сегодня, в романе поднимается ряд социально-философских вопросов таких как: падение нравов общества, социальное и гендерное неравенство, также в романе затрагиваются и вечные темы любви и ненависти, добра и зла, смерти и судьбы. Мартин умело показывает столь реальные проблемы в абсолютно нереальном мире.

с. 131:

Следует отметить, что роман изобилует женскими образами, что не свойственно произведениям жанра фэнтези. Это образ женщины-воительницы, женщины-правительницы, женщины-лидера. Героини его романов часто находятся в центре событий и их судьбы значительно влияют на сюжет произведения. Такая система образов придает роману феминистический настрой, что только подтверждается при более подробном анализе произведения.

Женщины–правительницы типичный образ для произведений Мартина, но не типичный для произведений жанра фэнтези в целом Так к концу 5 книги, из шести правителей Великих домов, пять были женщинами, Серсея Ланнистер, Дейнерис Таргариен, Оленна Тирелл, Элария Сэнд, Яра Грейджой. Здесь хотелось бы отметить, что Яра Грейджой стала правительницей Железных островов не по праву рождения, т. к. у нее есть старший брат, железнорожденные, суровые, жестокие воины выбрали своим лидером — женщину.

с. 132:

Еще одним ярким женским образом в романе является образ матери. Мартин отмечал, что фэнтези изобилует героями и их приключениями, но исключает переживания их матерей, их историю, что по его мнению является большим упущением, так в романе появляются Серсея Ланнистер, жена короля семи королевств, дочь самого богатого человека Вестероса и Кейтилин Старк, северная Леди из благородного рода с рыжими волосами.

с. 133:

Хотелось бы отметить, что с главными мужскими персонажами в произведении соотносятся женские. Так, например, герои Джона Сноу и Дейнерис Таргариен, оба проходят путь становления от незначительных фигур в Мире Игры Престолов до ключевых персонажей в борьбе за семь королевств. Дейнерис Таргариен, последняя из своего рода, законная наследница семи королевств, яркий пример образа женщины-лидера, на протяжении цикла мы видим ее становление от 13-летней девочки, которая терпит унижения от собственного брата, до воинствующей королевы с тремя драконами.

Ее мужской прототип, Джон Сноу, будучи бастардом одного из северных лордов, в последствии борьбы со злом, становится предводителем Ночного Дозора, войска охраняющего мир людей от зла. Они оба обладают лидерскими качествами и стремлением к справедливости.

с. 134:

Подобные аналогии можно проводить и дальше, но все это говорит о том, что таким образом Мартин показывает, что любой мужской образ может быть интерферирован в женский, и при этом он не потеряет своей значимости и зачастую становится более ярким и запоминающимся, что вновь подтверждает феминистический лейтмотив произведения.

Павленко Татьяна Дмитриевна — студентка, Оренбургский государственный университет, факультет иностранных языков, направление «Зарубежная филология: английский и французский языки»