Рассуждать о романе Чудиновой как об исключительно литературном явлении сложно, да и, пожалуй, просто невозможно. Постоянно будешь соскальзывать на весьма зыбкую почву рассуждений о противостоянии цивилизаций, религий, культур. «Мечеть Парижской Богоматери» откровенно памфлетна и плакатна. Даже, я сказал бы, кричаще плакатна. Иногда до безвкусия. Чудинова взялась за осмысление слишком острой, актуальная, и, главное, архисложной темы (Актуальной — ввиду повторяющихся с печальной регулярностью парижских погромов и признания ведущими странами ЕС «независимого» Косово). Ждать от политического памфлета высокого уровня художественности не стоит. Роман Чудиновой указал на болевую точку, действительно (на короткий срок) взбудоражил общественное мнение. Чудинова пишет о вторжении «чужих» на территорию европейской цивилизации, культуры. О том, как эта цивилизация постепенно сдает свои позиции, утрачивает базовые ценности и, в результате, уходит в небытие. Нет больше «старой доброй Европы», «прекрасной Франции». Европейцы превратились в этнияеское меньшинство, загнанное в резервации. Выживают только те, кто добровольно соглашается на утрату национальной, культурной, религиозной идентичности.

Смог ли роман изменить что-нибудь в общественном сознании? Если исходить из последних политических событий — сильно сомневаюсь. «Процесс пошел». Европейцы в ускоренном темпе продолжают копать себе одну, гигантскую могилу.

«Почти как бьюик» относится к такому разряду литературных произведений, говоря о которых приходится использовать избитое словосочетание: «роман оставил двойственное впечатление». Но чтоже поделать, если это действительно так...

С. Кинг вновь продемонстрировал свое поистине блистательное умение создавать буквально из ничего самые увлекательные истории. На этот раз «тесто» романа поднялось на «дрожжах«повседневной жизни подразделения патрульно-постовой службы американской полиции из небольшого провинциального городка. История фантастической машины, простоявшей больше десяти лет в гараже полицейской базы, в изложении Кинга выглядит совершенно органичной и убедительной. Мир рядовых американских обывателей, занимающихся своими рутинными делами прекрасно сосуществует с миром инфернальным, потусторонним, не поддающимся никаким рациональным объяснениям. И подобное сочетание реального и ирреального выглядит столь естетственным, что начинаешь просто по-детски воспринимать на веру всю эту чудовищную историю: безследно исчезающих в бьюике людей, монстров, возникающих буквально из ниоткуда...

Для самого Кинга фантастическая составляющая не является самоценной. Его совершенно не заботит раскрытие «загадки бьюика». Вообще вся история с бьюиком для Кинга является всего лишь поводом для написания очередной главы его собственной «человеческой комедии». Главной, можно сказать, магистральной проблемой, для Кинга остается проблема человеческого выбора или еще шире — человеческой свободы. Начав разрабатывать эту тему еще в Жребии» и «Мертвой зоне», Кинг вновь и вновь возвращается к ней, проверяя своих героев самыми экзотическими способами. В том числе и такими, как вышеупомянутый бюьик.

Теперь о том, чего лично мне не хватило именно в этом романе. Не хватило кинговского «драйва», внутреннего напряжения, которым буквально искрятся лучшие кинговские романы. Получилось слишком гладко, академично, правильно, предсказуемо. Хотя, формально, «загадку бьюика» С. Кинг нам так и не раскрыл...

Настоящий полноценный религиозно-философский трактат. Своеобразное Евангелие от Ф. Дика. Визионерский роман, написанный на основании личного мистического опыта. Все вышеперечисленное — «ВАЛИС», одно из наиболее сложных и самых значительных произведений Великого Дика.

«ВАЛИС» действительно весьма сложное произведение. Сложное, по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, Дик свободно и уверенно оперирует различными богословскими и философскими категориями: теофания (вторжение Бога, полностью заполняющее наш мир — ключевое для Ф. Дика понятие), Божественный Логос, Мировая Душа, Пистис София, плерома, койне, Танатос и Эрос... Список текстов и авторов, на которых ссылается Дик в своем романе, способен ввергнуть в трепет даже самого подкованного читателя: Священное Писание, Платон, Парменид, «Дао Дэцзин», Гераклит, Ксенофан, Вольфрам фон Эшенбах, Мирча Элиаде, Мейстер Экхарт, буддийские тексты. Обо всех этих понятиях и именах потенциальному читателю неплохо было бы иметь хотя бы самое первичное представление для адекватной оценки диковского сочинения.

Во-вторых, для той же адекватной оценки «ВАЛИСА», читателю необходимо знать основной корпус диковских произведений, и быть осведомленным в некоторых моментах авторской биографии. В противном случае «ВАЛИС кому-то действительно может показаться «мутью» и «бредом». А подобные выводы будут абсолютно несправедливы по отношению к этому знаковому для Ф. Дика произведению. «ВАЛИС» — одно из самых глубоких и оригинальных литературных произведений, созданное в ХХ веке. Написано на самую главную в мировой литературе тему: о человеке, вышедшем на поиски Бога.

«Маленькая богиня» Й. Макдональда чем-ото напоминает сборник рассказов С. Кларк «Дамы из Грейс-Адье». Разумеется, не сюжетно, и не стилистически. Просто, как кларковские «Дамы...» являются своеобразным дополнением к романуо Стрендже и Норелле, точно также «Маленькая богиня» своеобразно дополняет монументальную «Реку богов». В рассказе ровным счетом нет ничего такого, чего бы не было в романе — та же, яркая, многокрасочная картина индийского общества относительно недалекого будущего. Искусственный интеллект, военные роботы, ультрасовременные технологии вступают в причудливое сочетание с патриархальной жизнью индийской деревни, религиозным фанатизмом, полицией Кришны, тысячелетними религиозными обрядами... В этот мир Макдональд искусно вплетает историю простой деревенской девочки, которой довелось побыть земным воплощением индуистской богини, а позже — обустраивать свою жизнь в непростой индийской действительности.

На мой взгляд, «Маленькая богиня» может послужить неплохим индикатором вашего отношения к творчеству Макдональда. Если рассказ вам понравится — можно смело приступать к чтению «Реки богов».

Едва ли не лучший рассказ во всем цикле. Хорош, прежде всего,точно переданной Баркером мрачной, безнадежной атмосферой района трущоб (или как говорят в нашем любезном отечетстве — «района массовой застройки»). Обшарпанные дома, заколоченные подъезды, разрисованные всевозможными граффити стены, одинокие, насквозь проржавевшие качели на запущенной детской площадке, маленькие грязноватые магазинчики, торгующие дешевым пойлом... Все местные жители, включая детей, несут на себе печать серости и безысходности.

Именно в таком районе и оказалась героиня рассказа Баркера, собирающая изображения граффити для своей научной работы. В одном из пустующих домов она наталкивается на загадочное изображение — одновременно страшное и притягательное,необыкновенно выразительное и отталкивающее.

Это — Кэндимен, «Сластена», своеобразный персонаж фольклора насельников трущоб, воплощение их страхов и надежд. В забытых властями и Богом районах, где царит безнадежность и тягостная усредненность, именно там появляется Кэндимен. Люди боятся и ожидают его, он своеобразный темный мессия этого царства серости и разложения, только он может внести хоть какое-то разнообразие в здешнюю тусклую жизнь.

Исследовательница граффити Элен — продукт совсем другой социокультурной среды, с совершенно иными стереотипами, мифами, поведенческими установками. И начав свою игру на абсолютно чуждой, враждебной ей территории Кэндимена, Элен оказывается изначально обреченной. Обреченной с той самой секунды, когда она решительно толкнула дверь в заброшенную квартиру.

Откровенно слабый, совершенно банальный рассказ К. Баркера. Собственно, К. Баркер пишет приблизительно на ту же тему, что Д. Симмонс в «Терроре»: есть такие места на нашей планете, куда белому человеку лучше вообще не соваться — точно живым оттуда не уйдет. Только у Симмонса таким местом является Арктика 19 века, а у Баркера — джунгли бассейна Амазонки конца 20-го...

Нехорошие белые люди решили отобрать у племени бедных амазонских индейцев их исконную землю — в ней нашли то ли нефть, то ли еще какие-то чрезвычайно полезные ископаемые. Однако индейцы оказались совсем не промах — наслали на белых колонизаторов страшное проклятье, от которого, как пелось в одной старой песне, «не спрятаться, не скрыться...» Хоть беги из джунглей в город, хоть вообще уноси ноги из Бразилии — спасения не будет. Итог один -гарантированно мучительная смерть.

В баркеровских европейцах нет ни капли человеческого — это исчадия ада, злобные и подлые монстры, карикатуры Б. Ефимова из журнала «Крокодил», персонажи романа А. Проханова «Теплоход Иосиф Бродский»... Таких гадов и жалеть-то нечего, «индейское проклятье» будет неотвратимо преследовать их и после того, как они «с особым цинизмом» (посредством зараженных бациллами одеял) истребили мирное индейское племя...

Правда, в реальной жизни получается все ровно наоборот — белые европейцы оказались загнанными в резервации «мирными» племенами, пришедшими с Юга и с Востока. Ну и поделом. За всё приходится платить. В том числе и за такие «гуманитарные» рассказики...

Честно говоря, побаивался читать этот роман. Уж слишком хорошее впечатление производят на меня рассказы Л. Каганова. И были у меня опасения — настолько ли хорош будет Каганов в произведениях «крупной формы»? Оказалось, что хорош. И весьма.

Каганов написал элегантный, остроумный, ироничный, по-хорошему шизофренический роман. История студента Лексы (Алексея) Матвеева, постепенно превращающегося из законченного лузера в невероятного монстра, принимающего по своему желанию самые фантастические обличия (например, бродячей собаки с колесами вместо лап), звучит очень по «филип диковски». В «Харизме» Каганов вновь подтверждает свою репутацию одаренного рассказчика: он виртуозно крутит сюжетом, закладывая самые эксцентричные виражи, вворачивает в него вставные истории с идеально прописанной драматургией, счастливо избегая при этом как пошлости, так и банального пустословия.

Вдобавок, автор прекрасно умеет прописать прямую речь, диалоги своих персонажей. Если повнимательнее присмотреться к «генеалогии» «Харизмы», то в стилистике монологов главного героя можно легко уловить интонации, напоминающие о безсмертном «Николае Николаевиче» Юза Алешковского.

И совершенно виртуозная концовка: неожиданный финал-эпилог, разворачивающий уже, казалось бы, завершившийся роман на все 360 градусов. Такой козырный туз, выброшенный из рукава автора, поверьте, дорогого стоит.

Повесть Шеридана Ле Фаню «Комната в отеле «Летящий Дракон» во многом показательна: на ее примере хорошо видно, чем произведения просто хорошего писателя (в данном случае это Ле Фаню) отличаются от произведений писателя гениального (например, Диккенса — современника Ле Фаню). В наши дни «Комната...» выглядит изящным, оригинальным, милым, но, увы, весьма старомодным литературным произведением. Романтическая возвышенность стиля, нравственно-ригорические пассажи, изрядная доля наивности в развитии сюжетных коллизий, наличие роковой страстной красавицы — все это не позволяет принять повесть всерьез, пропустить ее через себя, сопереживать ее персонажам...

Изучая «Комнату...», вобравшую в себя элементы детектива и готического романа, можно задуматься над массой интересных и полезных вещей. Например, над тем, какое влияние оказал ее автор на мистический триллер, на женский роман, и, вообще на остросюжетную беллетристику ХХ века... Не удается лишь одного — воспринять повесть Шеридана Ле Фаню не как литературный памятник, а как живой цепляющий за душу литературный текст.

Гениальный, сумасшедший, потрясающий, шизофренический роман Ф. Дика! Роман, который не то, что «сносит крышу», но просто «взрывает мозг». Да, именно так! «Свободное радио Альбемута» — роман о том, как сам Ф. Дик (в самом романе alter ego автора раздваивается между двумя персонажами — непосредственно писателем Филипом К. Диком и владельцем звукозаписывающей студии Ником Брейди) спасает Америку от коммунистических поработителей.

Роман был написан после того, как Ф. Дик (реальный человек, а не персонаж!) столкнулся с паранормальными явлениями, которые позже называл «события 2-3-1974». Дик слышал в своей голове радиосообщения, адресованные персонально ему, наблюдал каких-то «призраков в розовых лучах», в его видениях разворачивались картины Клее, Кандинского, Малевича... Сам Дик посчитал, что он общается с некоей, открывшейся ему Божественной Сущностью, получившей от него название ВАЛИС (Всеобъемлющая активная логическая интеллектуальная система). Вся эта невероятная история и описана в «Свободном радио Альбемута». Да, «Альбемут...» можно назвать автобиографическим произведением, но это никак не дневник шизофреника или «записки сумасшедшего», а настоящий, полноценный роман, с прекрасно проработанной фабулой, великолепными характерными персонажами (многие из которых набросаны буквально одним-двумя штрихами — но, при этом, получившимися на редкость убедительными), написанный непередаваемым, «фирменным», ироничным диковским языком...

...В США установилась диктатура президента Фримонта — ограничены основные свободы, власти развернули охоту за инакомыслящими, в обществе процветает стукачество и провокации, полиция подбрасывает неугодным наркотики, фабрикует улики... Американский гражданин Ник Брейди вступает в контакт с ВАЛИСом; внеземной разум помогает ему и писателю Ф. Дику (герою романа!) бороться против президента, который на самом деле, является замаскированным коммунистом и тайным агентом Москвы, получающим оттуда инструкции через спутник..

В современных российских реалиях роман Дика может вполне восприниматься как блестящий политический памфлет (благо, отечественная действительность сама подбрасывает нам многочисленные аллюзии и параллели), но , все-таки, «Свободное радио...», прежде всего, религиозно-философский манифест «позднего» Дика. Загадочный космический ВАЛИС для писателя — своеобразное проявление, эманация Божественной Сущности. Не зря романные alter ego Ф. Дика с большими симпатиями отзываются о христианах-католиках и постоянно обращаются к новозаветным текстам.

Абсолютный шедевр!

Роман «Восстаньте из праха» — прекрасный и очень наглядный пример того, как самые оригинальные авторские идеи, великолепные замыслы, словом, пресловутый «креатив», вступает в непримиримое противоречие с творческим, литературным потенциалом этого самого писателя. Фармеровские идеи в чистом, дистиллированном виде, взятые в отрыве от самого литературного текста, от конечного «продукта» творчества,заслуживают самой высокой оценки. Беда приходит, когда автор начинает свои идеи воплощать в жизнь. В текст романа, как в мешок нерадивого Деда Мороза, в безпорядке напихана куча всякой всячины. В этом фармеровском мешке припасены и действительно ценные, уникальные «подарки», и масса всякого хлама, ерунды, которые и читателю-то не стоило бы демонстрировать.

...Жизнь после смерти, ответственность человека перед собственной совестью, неистребимое стремление человеческого рода к насилию (впервым делом «восставшие из праха» принимаются за изготовление орудий убийства), природа массовых психозов и истерий, взаимодействие социума и индивидуума, нацистские преступники, взаимоотношения полов, жертвы Холокоста, цивилизация и варварство, еврейский «вопрос», взаимодействие твари и Творца...и еще много всего, как важного, так и незначительного, хранится в фармеровских закромах. Однако автор вываливает на читателя все припасенное им добро в совершенно хаотичном, безпорядочном виде. Многие ключевые темы в романе проговариваются наспех, персонажи мельтешат и суетятся, словно действуют в режиме ускоренной перемотки. Идеальный вид чтения для романа Фармера — читать абстрагируясь от текста. Читать оригинальные сюжетные ходы, находки и пропускать банальности, пафос и благоглупости... К сожалению так читать невозможно. Никак не получается.

«Волков Кальи» с полным основанием можно характеризовать как своеобразный «роман-ожидание». Все действия ка-тета Роланда, оказавшегося в Калье Брин Стреджис, небольшом городке на окраине мира, подчинены предстоящей встрече-схватке с «волками Кальи» — чудовищными созданиями, собирающими с жителей городка поистине жуткую дань. Дань «волкам Кальи» — это дети. Один из двух близнецов, не достигших совершеннолетия...

Строго говоря, 9/10 романа — это своеобразная экспозиция, пролог к финальной схватке, которая займет всего лишь какой-то десяток страниц. Но никакого композиционного перекоса в «Волках Кальи» совершенно не чувствуется. Кинг уверенно управляет своими персонажами, тщательно выверяет самые малейшие детали, идеально скрепляет их, подгоняет одну к другой, рассыпает по тексту ссылки как к предыдущим книгам «Темной Башни», так и к другим своим произведениям, не входящим в состав эпопеи. Механизм романа работает у С.Кинга также четко, как оружие стрелка Роланда Дискейна — автор не допускает ни промахов, ни осечек...

«Волки Кальи» — один из самых «бытописательских» романов Кинга. Автор с опытностью профессионального этнографа создает среду, быт, обычаи, верования, праздники и, даже, фольклор небольшой общины людей, существующей на окраине мира, на самой границе с Тьмой. При этом Кингу удается поддерживать высочайшее внутреннее напряжение романа: он ни на мнгновенье не ослабляет свои авторские «вожжи», ни давая читателю ни малейшей передышки.

Окраинная Калья Брин Стреджис — для Кинга важный, лейтмотивный символ. Знак опоры, оазис рассудка и человечности в Мире, который сдвинулся с места. Но за пределами этого оазиса свищет пронизывающий метафизический ветер, накатывает неизбывный темный ужас и разваливаются последние скрепы рушащегося под откос Мира...

«Он открыл дверь и шагнул навстречу новым захватывающим приключениям». Такова финальная фраза романа Дж. Клеменса «Песчаный дьявол». Не знаю, кого как, но меня данная фраза просто сразила наповал. Эстетически. Впрочем, она оказалась достойным завершением абсолютно слабого, литературно безпомощного романа.

Читая Клеменса, невозможно отделаться от ощущения «дежа вю» — где-то я уже подобное неоднократно встречал, читал. «Песчаный дьявол» удивительно напоминает советский детективный «трэш» середины прошлого века. Одномерные, плоские герои, возвышенно-пафосная интонация, стилистика провинциального графомана («стальной взгляд, «мужественное, волевое лицо» и другие подобные, серые, безвкусные, затертые эпитеты). Положительные герои романа безупречны во всем: они знают по десятку языков (в том числе «пекинский диалект китайского), владеют приемами не менее десятка силовых единоборств, разбираются в дебрях ядерной физики, без промахов стреляют и метают ножи... Что может поделать с такими красавцами противостоящая им загадочная Гильдия? Пускай даже эта Гильдия и обладает самыми невероятными возможностями. Ясное дело — ничего.

Понятно, что из одних «стальных мускулов» интригу не выстроишь, романа не напишешь. Приходится добавить к общей благостной картине глубоко законспирированного агента Гильдии и неоднозначную девушку Кассандру, которая сбилась с верного пути и стала работать на профессиональную преступность... В романе будут и жестокие схватки в знойной аравийской пустыне и на водах Красного моря, будет также и Настоящая Любовь. Любовь завершится ...отгадайте чем? Разумеется, свадьбой! Законспирировавшийся гад-предатель будет изобличен и позорно покончит с собой, ну, а «заблудшая овца» Кассандра, раскаявшись, погибнет на руках у главного героя...

Да, чуть было не забыл... Попутно автор расскажет про поиски некоего «антивещества», поделится своими догадками по поводу тунгусского метеорита, поведет своих персонажей на розыски таинственного древнего города Убар, занесенного аравийскими песками... Но, по сравнению с его «чудо-богатырями», все перепетии сюжета просто-напросто блекнут и напоминают настольную игру, предназначенную для детей младшего школьного возраста...

Раньше подобные книжки издавали в мягких обложках с соответсвующими картинками. И все было понятно, кто хочет — тот читает. Зачем ЭКСМО издало писанину Роллинса/Клеменса в линейке «Книга-загадка, книга-бестселлер» я не ведаю. Наверное, имела место вражеская вылазка с целью окончательной компроментации когда-то подавашей надежды серии...

Элегантный, красивый рассказ Н. Геймана, своего рода легкая фантазия на тему «Человека в Высоком замке» Ф. Дика. Там, где у Дика получилась настоящая симфония, Гейман, в свою очередь, сочиняет легкий этюд, непринужденное баловство. Но до чего же удачной получилась эта геймановская шутка.

Казалось бы, чего проще — поменять местами знаки «плюс» и «минус». И вот, мир готического романа, населенный призраками, чудовищами, ведьмами, вампирами, становится реальностью. А наш мир, с его автомобилями, тостерами, кредитками, кинотеатрами, словом, со всеми нами -плодом изощренного вымысла «готического» писателя. Какой мир на самом деле реален?

...А что такое вообще реальность?...

Роман С. Кинга посвящен той «затонувшей Атлантиде», которая есть у каждого из нас: это наши детство и юность. Там, в этой Атлантиде, которой никогда уже не вернуть, и о которой остается только лишь вспоминать, было все впервые: первый поцелуй со знакомой девочкой, первая жестокая драка, первое предательство, совершенное самыми близкими тебе людьми...Там были и Недостижимая Мечта (как велосипед у одного из героев кинговской «Атлантиды»), там была и Великая Тайна, которую нужно было оберегать, и которой так хотелось поделиться со своим Настоящим Другом...

Для героев С. Кинга подобной «Атлантидой» стали 1960-е годы: Кеннеди и Л. Джонсон, Вьетнамская война и рок фестиваль в Вудстоке, драки с полицией, наркотики, студенческие кампусы, автомобильный секс... Веселое было времечко... Из стабильных и скучных будней рейгановских 1980-90-х ( в США тоже была своя эпоха «стабильности и порядка»), повзрослевшие персонажи романа вновь и вновь возврашаются к своим «детско-юношеским» годам, пытаясь осмыслить собственное прошлое; понять, где находится та, мистическая «поворотная точка», которая определила всю дальнейшую жизнь героев «Сердец...» А подобная точка была у каждого из них. Просто не все заметили, как прошли ее...

«Сердца в Атлантиде» имеют достаточно сложную композицию, повествование ведется от лица нескольких персонажей, существующих, к тому же, в разных временных пластах. Роман разветвляется на несколько сюжетных линий, и , только в финале, Кинг полностью собирает свою волшебную мозаику. Да, в «Атлантиде» можно найти отдельные мелкие недочеты, нестыковки в деталях. Иногда, при переходе от одной части к другой, при смене повествователя, литературные «швы», скрепляющие в единое целое текст романа, становятся слишком заметными. Но высочайший эмоциональный накал, пронзительная искренняя нота, звучащая буквально с самых первых и до самых последних строчек книги, позволяет просто не обращать внимания на подобные шерховатости этого, в целом, великолепного романа.

...Подросток Развияр, принадлежащий к низшему, всеми презираемому народу гекса, узнает древнее заклинание, обращенное к Медному Королю. Развияр пользуется им — сначала импульсивно — от безысходности своего положения, а позже — уже совершенно сознательно. При этом Развияр посвящает Медному Королю все самое дорогое, что есть у него в данный конкретный момент.

История, рассказанная супругами Дяченко в «Медном короле», многажды обыгрывалась в мировой литературе: и в «мейнстриме», и в фантастике... Эта история о человеке, который добивался всего, чего хотел, всего, к чему стремился, постепенно выжигая из себя все подлинно человеческие качества: любовь, дружбу, совесть, благородство. Собственно, ЧТО будет дальше происходить с героем романа, становится ясным ровно на 78-й странице. Остается лишь узнать, КАК это будет происходить. Из всех персонажей романа, по-настоящему интерес вызывает именно главный герой -Дяченки плавно, нигде не перегибая, не пережимая, избегая пафоса, убедительно показывают, как из жалкого переписчика-раба выкристаллизовывается некий сверхчеловек, почти что ницшеанского толка. Причем, авторы вовсе не стремятся разоблачить своего героя, внушить к нему отвращение читателей. Развияр продолжает оставаться мужественным человеком, отважным воином, справедливым хозяином своих подданных. Его желания вполне разумны, законны, более того, совершенно оправданы и необходимы. Но... беда заключается в том, что ничего не дается просто так, а Медный Король требует в ответ все новых и новых жертв...

Я неоднократно выражал сомнения в том, что Дяченки говорят какое-то «новое слово» в литературе, или же поднимаются в своих произведениях до вершин человеческого духа. Как говорится, не надо искать кошку там, где ее нет по определению. «Медный король» оказался совсем неглупым, профессионально сделанным романом, со своей моралью (пускай расхожей и предсказуемой), с крпеким сюжетом (пускай далеко не оригинальным), с вызывающим интерес главным героем... Ну что же, вполне достаточно. На большее я и не рассчитывал.

Рассказы, включенные в антологию «Лучшее за 2007» написаны как во вполне традиционном, так и в неожиданном, можно сказать, экспериментальном стиле. И вот эти «экспериментальные» рассказы являются, пожалуй, лучшими в этой книге. Особого упоминания заслуживает «Реванш ситцевой кошки» С. Чэпмена. Маленький шедевр от совершенно неизвестного мне автора. Присутствие в антологии одного лишь рассказа Чэпмена уже служит оправданием для приобретения всей книги.

Конечно, «Лучшее за 2007 год», получилось весьма неравноценным. Есть и откровенно слабые, проходные вещи. Как ни странно, в эту категорию попал ряд рассказов довольно известных авторов, таких как С. Браун, Б. Литтл, П. Страуб, К. Фаулер... Правда, в случае с К. Фаулером, разочарование уже, похоже, становится нормой.

В целом же. антология свое предназначения оправдала. Она открыла для меня несколько новых писательских имен (С. Чэпмен, Э. Дункан, Г. ван Экхаут, М. Фаци), с чьим творчеством мне захотелось познакомится гораздо подробнее. Если только такую возможность предоставят наши издатели...

Абсолютный шедевр от С. Чэпмена, написанный в форме сюрреалистической сказки. На мой взгляд — заглавная вещь данной антологии.

История кукол-игрушек, проживающих в сказочном Плюшевом городе, по стилю изложения напоминает американский «нуар»-детектив 1930-х гг. — в повести отчетливо звучат хэмметовско-чандлеровские интонации. Куклы-игрушки занимаются своими «игрушечными» делами: влюбляются, ссорятся, принимают участие в мафиозных разборках. А вечерами наблюдают вековечную битву Хлопкового Пса и Ситцевой Кошки...

Вообще, Чэпмен в пересказе проигрывает как мало кто. Сам рассказ — смешной, саркастический, лиричный и трагический одновременно, — поддается множеству истолкований. Борьба «инь» и «янь», мужчины и женщины, республиканцев и демократов... Кому что ближе... А в Плюшевом Городе живем все мы... В том числе....

Роман К. Берг «Сын Авонара» несет на себе ощутимую печать мелодраматизма. Собственно, это один из самых «женских» по исполнению и настроению фэнтезийных романов, прочитанных за последние годы.

Сейри, девушка из хорошей, аристократической семьи, потенциальная невеста будущего короля, отказывается от выгодной партии и вступает в брак с неким Кейраном, ученым, исследователем, археологом. По совместительству Кейран оказывается еще и тайным магом, занимающимся исцелениями сирых, убогих, больных. Вообщем, своеобразный вариант организации «Врачи без границ». Однако, в Четырех Королевствах, магия жестоко преследеуется, а все, уличенные даже в самых невинных связях с магами, жестоко наказуются. Главным гонителем магом, разумеется, выступают местные жрецы, поддерживаемые королевской властью.

Чем так провинились маги, занимающиеся , в основном, гуманитарной помощью населению, — на этот вопрос К. Берг внятного ответа так и не дает. Нет ответа и многие другие вопрсоы, возникающие по ходу чтения романа. Все крупные и мелкие нестыковки, сюжетные и логические, можно выписывать в столбик в специально отведенном для этой цели блокнотике.

К. Берг пишет ярко и эмоционально. На образы отрицательных персонажей автор не пожалела самых черных красок, положительные герои, несмотря на перенесенные ими жесточайшие страдания, остаются мужественными, одухотворенными и несгибаемыми в своей борьбе со злом.

Не могу сказать, что роман совсем уж плох и безнадежен. Вовсе нет. В сюжете имеются и вполне нестандартные авторские ходы, и роковые страсти, и действительно запомниающиеся герои... Не сомневаюсь, что «Сын Авонара» найдет своих благодарных читателей. Только вот лично мне литература подобного рода совсем не близка. Градус эмоций зашкаливает, гуманистический пафос автора накрывает с головой... Нет, не люблю я этого...

Рассказ, который так обнадеживал в начале, и рассыпался в самом конце, буквально в последнем абзаце. Это как запустили прекрасный воздушный шарик: удивительно красиво взлетел, начал набирать высоту, и вдруг... раздается предательское шипение, воздух выпущен и жалкие резиновые ошметки падают на головы зрителей.

Ди Филиппо удалось сделать интригующую завязку, создать таинственный городок Блэквуд, набросать портреты его загадочных обитателей... И — безпомощный финал, испортивший все впечатление от рассказа.

История советского «Акакия Акакиевича», завершившаяся самым нелепым и печальным образом. Бездарно растраченная жизнь: на написание многочисленных романов «о людях хороших» (полярниках, геологах, моряках), которые благополучно канут в небытие вслед за самим писателем Рахлиным; на игры в прятки с Системой, которые заведомо обречены на поражение; на выбивание у той же Системы, в глубине души презираемой, мелких подачек и привилегий — вроде путевки в приличный Дом Творчества или пресловутой зимней кроличьей шапки...

Гоголевский Акакий Акакиевич после смерти превратился в привидение и пугал своих земных недругов на ночных петербургских улицах. Советскому «Акакию Акакиевичу» и этой малости посмертного торжества, увы, не было отпущено. Все прямо по народной пословице: «Жил грешно, и умер смешно». У Гоголя история обиженного системой «маленького человека», жалкого петербургского чиновника, перерастала в настоящую трагедию. У Войновича трагедии не выходит — материал не тот. Даже смерть Рахлина оборачивается в итоге нелепым фарсом...

PS. Позволю себе маленькое нелитературное отступление. При давнем, первом прочтении «Шапки», меня жутко раздражало авторское издевательское отношение к двум персонажам повести — русским писателям Черпакову и Трешкину. На их изображение Войнович не пожалел едких сатирических красок. Тогда мне это казалось, мягко говоря, предвзятостью. 20 с лишним лет спустя, я понимаю, все было правильно. Условные «Черпаков» и «Трешкин» — это своеобразный символ того тупика, в котором оказалось так называемое «русское национальное движение». Оно так и не смогло (увы!) сформироваться в нормальную политическую силу, растратив свой богатейший потенциал на поиски «сионистов в Политбюро/Правительстве» и на разоблачение «масонского заговора». Еще одна грустная история...

Одно из самых мрачных и безысходных произведений в истории русской литературы. Войнович рассказывает историю несостоявшейся жизни молодого солдата Ивана Алтынника, вступившего в переписку с предприимчивой теткой со станции с жутковато-гротесковым названием «Кирзавод». Невинная поначалу забава, излюбленное развлечение солдат-срочников, обернулось в результате поистине трагическими последствиями.

Сцены советской провинциальной жизни, выписанные автором подчеркнуто сухо и безстрастно, вызывают настоящий эмоциональный шок. Повседневная действительность окутывает, обволакивает героя как смертельный туман из одноименной повести С. Кинга и оказывается пострашнее лавкрафтовских чудовищ. В повести Войновича присутствует социальная сатира, авторский сарказм и неподдельная боль о загубленной жизни главного героя. Морок, из которого не вырваться... Горький смех, от которого кровь стынет в жилах...

«Последний кольценосец» напоминает мне о стародавней попытке скрестить «ужа и ежа». Дело, вообщем-то, не в том, что К. Еськов берет оригинальный литературный мир, созданный Толкиеном, и переиначивает его на свой лад, по своему разумению. О подобных литературных переделках я уже как-то высказывался, нo... repetitio est mater studiorum. Существует гомеровская «Одиссея» и джойовский «Улисс». Существуют «Пиноккио» и «Буратино». Собственно сам «Властелин колец» давно уже превратился из просто литературного явления в настоящий миф, вроде древнегреческого. Роман Еськова — это всего лишь новая попытка истолкования данного мифа. Автор «Последнего кольценосца» попытался соединить мир Средиземья со шпионским романов в духе Ф.Форсайта и Ю. Семенова и приправить получившееся блюдо пряным соусом геополитических измышлений. Так вот, повторю еще раз. Лично я не вижу в подобной литературной игре ничего крамольного и оскорбляющего Великий Роман Профессора. Беда заключается не в том, что Еськов написал «фанфик». Беда в том, что Еськов просто написал весьма слабый роман.

Оригинальный мир Толкиена исключительно средневековый. Его персонажи практически не выходят за рамки ментальности (поведения/мышления) человека Средневековья. Герои Еськова также живут вроде бы в средневековом мире, но действуют, мыслят разговраивают как отчественные менты и чекисты, словно сошедшие со страниц книжки какого-нибудь Чингиза Абдуллаева... В итоге получилось что-то навроде «Эльфы против ментов». «Кольценосец» насыщен многочисленными цитатами и аллюзиями, как историческими, так и политическими. Автор вкладывает в речь своих героев цитаты из Наполеона, Бисмарка, Черчилля, Ленина, насыщает фабулу приемами заимствованными из отечественных и зарубежных политических триллеров. Сперва мне даже показалось, что «Кольценосец» — тонкая и умная пародия на литературу подобного рода. Но спустя какое-то время, начинаешь замечать — Еськов действительно, всерьез, «без дураков», увлечен текстами Форсайта-Семенова, и уже не пародирует, а просто и незамысловато подражает произведениям, стилю вышеупомянутых писателей.

Непроработанные характеры персонажей, стилистически однообразная и убогая речь героев «Кольценосца», замысловатые, запутанные, но всё равно вторичные повороты сюжета, удивительно унылый, безцветный авторский мир... Главные герои романа состоят целиком из штампов. Конечно, Еськов не делит своих героев на безусловно отрицательных персонажей, с одной стороны, и белых и пушистых, с другой. Все его герои неоднозначны, или, как выражается сам автор, «разноцветны». Но от этого не легче — ибо и неоднозначность вполне может быть не своей, а заемной.

В «сухом остатке» имеем целиком вторичный литературный продукт — как по отношению к Толкиену, так и по отношению к излюбленному Еськовым жанру политического триллера.

Новый роман С. Кинга трудно назвать детективом в классическом понимании этого этого термина. Да, «Блейз» — это история преступника и преступления. Только вот сам преступник известен заранее — именно через призму восприятия Блейза, большого ребенка и мелкого жулика, строит свой роман С. Кинг, а финальную развязку задуманной Блейзом претсупной комбинации, вообщем-то, легко предугадать.

Своей атмосферой, явно выраженными авторскими симпатиями к главному герою, «Блейз» действительно напоминает старые добрые книги американского «нуара» 1930-1950- х гг.: прежде всего «Почтальон звонит дважды» и «Серенаду» Дж. Кейна, а также более поздние романы Дж. Элроя. Только в отличие от вышеупомянутых авторов, Кинг куда более мягок и лиричен, снисходителен по отношению к своему герою. Собственно, Клайтон Блейсделл, «Блейз», по большому счету никакой не преступник. Это наивный ребенок, маленький мальчик, заблудившийся в огромном, страшном, не знающим жалости и снисхождения к слабым, мире взрослых.

Вторым главным героем короткого кинговского романа является просто-таки античная Судьба, неумолимый Рок, преследующий Блейза с самого раннего детства и ведущий его к заранее предопределенному трагическому финалу...

Несмотря на подобную предопределенность, на твердую уверенность в то, что ничем хорошим для главного героя эта история завершиться не может, роман читается на одном дыхании, напряжение в сюжете не ослабевает вплоть до последних строчек, характеры абсолютно всех персонажей тщательно прописаны с присущим Кингу авторским мастерством.

Завершающие страницы романа, трагичные и светлые одновременно, заставляют вспомнить о финальных эпизодах «Мертвой зоны». Словом, С. Кинг подарил читателям своеобразное и увлекательное путешествие в собственное литературное прошлое.

Едва ли не самый лучший рассказ С. Кинга. Трагический и очень личный. 100%-но реалистический. Никаких маньяков, монстров и чудовищ. Монстр — неизлечимая мучительная бользнь, терзающая самого близкого человека. Есть только безысходность, страдания, боль и профессионально внимательное равнодушие врачей.

Вне всяких сомнений- шедевр психологической прозы, рассказ уровня «Смерти Ивана Ильича» Л. Толстого. Достоин включения в антологию «Лучшие рассказы ХХ века».

Повести Ди Филиппо, объединенные в «Стимпанковскую трилогию» (таково оригинальное название книги), выстроены в хронологическом порядке. Автор производит своеобразное художественное препарирование истории 19 века в самых различных её аспектах: наука, политика, эзотерика, культура... Ди Филиппо пишет ярко и сочно, остроумно и жестко, порой, даже действуя почти на грани фола. Свой бодрящий интеллектуальный коктейль, от которого, временами, буквально сносит читательскую «крышу», он составляет из смеси самых разных стилей, литературных персонажей, реальных исторических лиц, философских и политических идей...

Общая оценка «Стимпанка» могла бы быть и выше, но Ди Филиппо своей блестящей повестью «Виктория», открывшей трилогию, задал сам себе рекордную высоту. «Готтентоты» и «Уолт и Эмми» до этой рекордной планки дотянуться, увы, не смогли .

Чрезвычайно атмосферный, просто завораживающий рассказ. Д. Этчисон прекрасно чувствует ритм повествования и умеет передать его.

...Липкая, жаркая ночь в пустыне... Убаюкивающая черная лента шоссе... Прорывающиеся сквозь надвигающуюся дремоту и накрывающие с головой волны сновидений-воспоминаний... Мертвенный свет флюоресцентных лам на автомобильной стоянке... В рассказе всего два персонажа — супружеская пара, путешествующая в автомобиле и остановившаяся для краткого ночного отдыха на специальной площадке. Минимум прямой речи — лишь несколько слов. И почти физическое ощущение неотвратимо подступающей беды. Я бы сравнил рассказ Этчисона со странными фильмами-видениями Д. Линча. Если вам понравились «Шоссе в никуда» и «Малхолланд-драйв» — значит, придется по душе и этот странный рассказ...

Главными героями повести «Уолт и Эмили», завершающей «Стимпанковскую трилогию», Ди Филиппо выбрал Уолта Уитмена и Эмили Дикинсон, двух знаковых поэтов, составлявших цвет американской контркультуры 19 века. Как и в двух предыущих произведениях, входящих в «Стимпанк», автор обходится со своими героями довольно безжалостно и жестко, изображая их в преувеличенно гротесковой, почти что карикатурной манере. Однако в данном случае, за авторскими насмешкой и ёрничеством проступают неприкрытые грусть и любовь к своим странным и нелепым героям. Уолт и Эмили — не изобретатели, не политики, не оккультисты. Они — поэты. И это, как говорилось в одном рекламном слогане, многое объясняет. В частности, объясняет и ту любовь, которую Ди Филиппо определенно испытывает к своим персонажам.

В повести можно найти все «примочки», составляющие фирменный авторский почерк Ди Филиппо. Но, прежде всего, «Уолт и Эмили» — повесть о несостоявшейся любви, любви, которая могла бы быть, но почему-то не сложилась... А рассказ о несостоявшейся любви всегда будет грустной и щемящей историей.

Правда у «Уолта и Эмили«есть еще одна особенность. По достоинству оценить эту повесть сможет тот, кто хотя бы отчасти знаком с творчеством У. Уитмена и Э. Дикинсон — многие визионерские видения персонажей, диалоги главных героев, напрямую связаны с их поэтическим творчеством. Я же подобным знанием похвастать, увы, не могу...

Чересчур простой, излишне наивный, крайне примитивный — такие определения можно использовать, говоря о рассказе Р. Блоха «Венгерская рапсодия».

...Молодая женщина, купившая дом в американском провинциальном городке, рассчиталась за покупку золотыами монетами времен Австро-Венгерской Империи. Разумеется, в городке оказывается человек «с прошлым», который прослышав о золоте, решит сначала проследить за новой соседкой, а затем нанести ей визит... Естественно, с самыми недобрыми намерениями. И уж совсем не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы предсказать реузльтаты визита к таинственной незнакомке.

Подобная «вампирская история» могла бы органично смотреться на рубеже позапрошлого и прошлого веков. Если выкинуть из рассказа весь современный антураж (автомобили, историю о венгерской эмигрантке, бежавшей от коммунистов), то я бы предположил, что данное произведение написано лет 100 назад каким-нибудь неудачливым эпигоном Б. Стокера: уж слишком все просто, банально и предсказуемо... Зачем было включать крайне неудачную «Венгерскую рапсодию» в антологию «Вампиры»? Может быть, одна магия имени Р. Блоха сыграла свою роль? Бог весть...

Рассказ Мартина «Лечение мартышками», написанный в 1983 г. (т.е. на пять лет позже знаменитого кинговского рассказа) действительно весьма схож и по форме, и по содержанию с «Корпорацией «Бросайте курить». Особенно данное сходство бросается в глаза на первых страницах рассказа Мартина: случайная встреча героя, страдающего ожирением, с товарищем по несчастью, некий загадочный адрес места, где помогут избавиться от лишнего веса посредством... лечения мартышкам... А вот дальше, как говорится, начинаются разночтения — и сюжетные, и стилистические...

Мне трудно однозначно определить, чего хотел добиться Мартин, написав свой рассказ: попытаться сделать гротеск, пародирующий «Корпорацию...», продемонстрировать свое умение работать на территории, столь удачно освоенной Кингом, рассказать о безнадежности борьбы с маленькими, вполне невинными, человеческими слабостями... Вполне возможно, что и одно, и другое, и третье... Там, где у Кинга — непроницаемая серьезность, обыденность и предельный реализм, превращающийся в мрачную фантасмогорию, у Мартина — разудалый бурлеск, чернушный юмор и откровенный стёб. Собственно, именно на такой, разудалой мажорной ноте и завершается «Лечение мартышками». Фарс, блестяще разыгранный анекдот, легкая насмешка над серьезностью истории, рассказанной Кингом... Но даже самый лучший фарс остается все-таки фарсом, на самый остроумный анекдот со временем найдется еще более смешной... «Посмеялись и забыли, крутим дальше колесо...», — пел в свое время, А. Галич. Как будто про мартиновский рассказ.

Очень грустный и жестокий аллегорический рассказ о «менеджерах среднего звена» эффективно управляющих одними «мясными машинами», проводящих свои ночи с другими «мясными машинами»... Рассказ о тщетной попытке вырваться из этого безнадежного круга, обрести любовь, сострадание и понимание... Рассказ удивительно лиричный и тонкий... И написан за 25 лет до появления знаменитого романа В. Сорокина «Лёд». Тоже, кстати, посвященного «мясным машинам».

Роман тибетского (!) писателя Д. Норбу, посвящен двум годам жизни Шерлока Холмса, выпавшим из записок доктора Ватсона.

...После схватки с профессором Мориарти и последовавшего за ней чудесного спасения у Рейхенбахского водопада, Холмс инкогнито отправляется в путешествие. Он оказывается в Индии, где, как говорится, сойдя «с корабля на бал», включается в расследование загадочного и жестокого убийства коридорного в бомбейской гостиннице, путешествует по стране... В конце концов Холмс вместе с одним из героев киплинговского Кима, Хари Мукереджи, попадает в Тибет, где вступает в схватку с черным магом и оккультистом по кличке «Нечестивый»...

«Мандала Шерлока Холмса» просто переполнена многочисленными аллюзиями на самые различные литературные произведения. Прежде всего, это многочисленные рассказы Конан Дойла, названия которых Д. Норбу не забывает приводить в подстрочных ссылках. Точно не считал, но десятка два, по меньшей мере, наберется. Также «источниками вдохновения» для Норбу послужили роман «Ким» и ряд рассказов Р. Киплинга, малоизвестный в России роман Ф. Поссе «Путешествие в Агартху», а также несколько других, менее известных источников.

Однако любителям литературных игр и аллюзий не стоит очаровываться. Роман Д. Норбу сшит буквально на живую нитку из произведений вышеупомянутых литераторов. Создается такое впечатление, что у тибетского писателя просто нет собственного голоса. Детективная составляющая романа близка к точке замерзания, внутреннее напряжение, жизненно необходимое для произведений подобного жанра, отсутствует как таковое. Авторские описания Индии и Тибета получились на удивление сухими и безвкусными, словно позаимствованными из дешевого туристического путеводителя... Зато, чего с избытком хватает в романе — так это мутного оккультизма в рерихианско-блаватской «упаковке». Словом, на выходе получился на редкость скучный, занудный, наивный по замыслу и исполнению роман.

Удивительно другое — на Западе «Мандала Шерлока Холмса» собрала вполне приличную прессу. Ну ладно, примем в расчет то, что Норбу — тибетец, принадлежит к экзотическим «малым и угнетенным народам», что априори гарантирует ему внимание западного литературного бомонда. Но вот отчего российское «Книжное обозрение» включило книжку Норбу в свой список лучших переводных детективов 2007 года?.. Остается только руками развести...

Повесть «Готтентоты», вторая часть своеобразной «Стимпанковской трилогии» Ди Филиппо, произвела на меня гораздо более слабое впечатление. Навреное, после блистательной «Виктории» я ожидал от автора совсем уже чего-то необыкновенного... Но, увы... В принципе, в «Готтентотах» Ди Филиппо использует уже испытанный набор писательских приемов и средств, успешно апробированных на его первой повести: стилистические и жанровые смешения, вымышленные герои существуют в одном пространстве с историческими лицами и литературными персонажами, многочисленные исторические аллюзии и литературные ассоциации... Повесть также можно рассматривать как своеобразную пародию на расплодившиеся в последние годы романы, герои которых занимаются поисками различных магических артефактов с последующим спасением мировой цивилизации. Вот только на этот раз результат у Ди Филиппо получился несколько иной.

«Готтентотов» вполне можно сравнить с затянувшимся цирковым представлением: сначала радуешься неожиданным акробатическим номерам, которые по воле автора проделывают его персонажи, смеешься над новыми блестящими шутками и репризами, затем начинаешь слегка скучать, и, наконец, поглядываешь на часы с одной мыслью- да поскорее бы уже все закончилось... Ученые, оккультисты, коммунисты, феминистки, борцы за свободу негров и Польши, проносящиеся по страницам повести в каком-то безумном танце, сливаются в одно лицо, элегантные авторские шутки вырождаются в заурядное ёрничество, а стильный гротеск превращается в пошловатый «Comedy Club».

Правда, сцена, в которой лавкрафтовское чудовище безжалостно пожирает коммуниста-агитатора возвращает хорошее настроение и даже вызыват некий душевный подъем, но общее впечатление остается ,все-таки, смазанным — литературный «Монти-Пайтон» изрядно затянул свое представление...

Удивительный «вампирский» рассказ... Шокирующий, одновременно притягательный и отталкивающий, он производит самое сильное впечатление. Рассказ С.Р. Тэма из тех редких произведений, которые невозможно пересказать: вроде бы подберешь нужные слова, как в указанной выше аннотации, а окажется все не про то... Наверное, определить саму сущность «Домашнего вина» можно только отталкиваясь «от противного»: это совсем не похоже на вампиров из произведений Энн Райс и Л. Гамильтон... Абсолютная противоположность, как знаки «плюс» и «минус». Только еще более пугающе, невероятно пугающе... Словом, полная и окончательная деконструкция образа вампира...

Читать «Ретроспективу» Мартина легко и приятно: мартиновские рассказы не требуют ни чрезмерных интеллектуальных усилий, ни особого напряжения душевных сил. Мартин прекрасный креативщик: сюжеты большинства его рассказов оригинальны и изобретательны. Автор обладает ценнейшим для писателя качеством: умением «зацепить», заинтриговать читателя, повести его за собой.

Лучшие мартиновские рассказы («Мистфаль приходит утром», «Башня из пепла», «Портреты его детей» и др.) наполнены лиризмом, словно покрыты дымкой легкой грусти, несбывшихся надежд, неизбежных разочарований. Однако, по прочтении малой прозы Дж. Мартина лично у меня всегда оставалась чувство какого-то легкого разочарования и недоумения, ощущения неполноты авторского высказывания. Причина, очевидно, кроется в развязках большинства рассказов, составляющий «Ретроспективу».

Да, Мартин завершает свои рассказы неожиданным сюжетным поворотом, легким писательским вывертом, непринужденным, элегантным, но, в тоже время, неглубоким и поверхностным. Концовки мартиновских рассказов напоминают милую остроту, то, что французы называют «bon mot». Вроде бы остроумно и неожиданно, но проходит день-другой — и смысл заказанного совершенно забывается, оставляя лишь легкое напоминание-послевкусие...

...На британский трон посажен антропоморфный тритон, взятый из элитного публичного дома. А юная британская королева Виктория постигает науку управления Империей принимая клиентов в борделе... Это всего лишь малая толика чудес из тех, что в изобилии содержатся в необольшой повести Пола Ди Филиппо «Виктория».

Собственно, повесть Ди Филиппо — блестящая, остроумная, язвительная пародия на так называемую «викторианскую эпоху». Вернее, не на саму эпоху, а на своеобразную модную «ностальгию по викторианству», которой на протяжении всего ХХ века с удовольствием предавались и сами писатели, и читающая публика.

Ди Филиппо с непроницаемостью опытного фокусника достает из своей бездонной повести-шляпы все новые и новые чудеса: здесь и паровоз, работающий на урановом топливе, и лицей для девочек, организованный феминисткой-лесбиянкой, и «ножные мельницы», снабжающие лондонский городской водопровод тухлой водичкой из Темзы, и лорд Чатинг-Пейн с серебряным носом-протезом... Фантазий Ди Филиппо, придуманных им разнообразных аллюзий (как литературных, так и политических) могло бы хватить на полноценный роман, но все они сжаты, сконцентрированы до состояния взрывчатой смеси на 70 с небольшим страницах короткой повести. Сверхмалый объем «Виктории» (разумеется, повести, а не британской королевы) является ее единственным недостатком. Впрочем, нам всем прекрасно известно, чьей сестрой является краткость...

А молодой Чарльз Диккенс, посещающий в борделе антропоморфного тритона-проститутку — это, поверьте, дорогого стоит...

Интересный и стильный роман П. Страуба, отличающийся причудливо выстроенной композицией. Действие романа разворачивается в разных временных пластах, линейное повествование чередуется со флэшбеками, события, происходящие в романе даются через призму восприятия нескольких героев.

...Маленький провинциальный американский городок Милбурн буквально терроризируют загадочные призраки, возникшие словно из страшных историй, которые время от времени рассказывают друг другу на своих заседаниях члены местного «Клуба Фантазеров». Сначала жертвами призраков становятся домашние животные, но очень скоро настает и очередь людей... Активность представителей «темных сил», возглавляемых молодой и очаровательной женщиной, развивается по нарастающей, превращая занесенный зимней пургой Милбурн в город «живых мертвецов»...

«История с привидениями» держит в напряжении, «не отпускает» читателя почти до самого конца. Из историй, рассказанных в «Клубе Фантазеров», романа приехавшего в Милбурн молодого писателя, событий, происходящих в режиме «он-лайн», Страубу удалось собрать Страубу удалось собрать крепко сбитый, цельный, хорошо организованный роман. Разбегающиеся в стороны, причудливо ветвящиеся сюжетные линии, в нужный момент, в своеобразный час Икс», определеный автором, собираются в одном месте, обещая блистательную и интригующую развязку... И именно в развязке кроется, на мой взгляд, самый большой минус «Истории с привидениями». Развязка романа не то, чтобы разочаровывает, нет; но после нее остается некий привкус досады. Потерявшие своих родных идрузей, изрядно натерпевшиеся от нечисти герои, разделываются с посланцами тьмы с легкостью поистине необычайной, хотя и претерпевают при этом весьма сильные душевные потрясения. Почему герои не предприняли подобного «похода против нечисти» гораздо ранеьше — остается только гадать... Во всяком случае, объяснения, приведенные в романе автором, показались мне не слишком убедительными.

Как я уже говорил, «История с привидениями» — роман весьма оригинальный, в нем практически нет общих мест, штампов, безсодержательных, не работающих на сюжет персонажей. Страуб прекрасно создает атмосферу незримого присутствия потусторонних сил, напоминающую лучшие образцы классического «готического романа». Но в этой, сработанной Страубом, замечательной романной «бочке» имеется своя ложка дёгтя — истоки буйства «темных сил» кроются, разумеется, в стародавнем преступлении, поневоле замешанными в которое оказались главные герои романа...

Жаль: будь «История с привидениями» свободна от указанных недостатков — она заслуживала бы самой высокой оценки.

Поздние стихотворения Эдгара Аллана По («Ворон», «Улялюм»,«Эльдорадо», «Колокола», «К Аннабель Ли»), на мой взгляд, являются абсолютными шедеврами и вершиной его литературного творчества. Влияние стихотворных произведений Э. По на русскую поэзию, особенно на поэтов-символистов, трудно переоценить. Именно поэзия По является своеобразной гениальной квинтэссенцией всего литературного творчества американского автора.

Еще один «литературный» рассказ Х. Кортасара: про интимную связь вымысла и реальности и про внимательного слушателя, который всегда вырастает в соавтора. Главное — только не перепутать кто есть кто...

Издательская аннотация к роману «Графские развалины» прямо намекает: Точинов — это наш, отечественный С. Кинг. И действительно, у «Графских Развалин» с романами американского автора имеется много точек пересечения. Главный герой, писатель Кравцов, возвращается в места своего детства, где ему придется столкнуться с жуткими проявлениями неведомых потусторонних сил, попытаться разобраться в тайне старинной графской усадьбы, влюбиться в загадочную местную девицу — см. роман С. Кинга «Жребий». Помимо схожести основной, так сказать, магистральной темы, в «ГР» имеются и другие отсылки к произведениям Кинга. Так, группа подростков, помогающая главному герою в его расследовании, напоминает нам о «Сердцах в Атлантиде», «Оно»; стая ворон, служащая предвестником появления «темных сил» напоминает о воробьях из «Темной половины»; жители поселка, каждый из которых имеет свою тайну, свой «скелет в шкафу» — о «Нужных вещах»... Словом, Точинов пытается создать некую собственную модель провиницального американского Касл-Рока, находящегося в деревне Спасовка Ленинградской обл., 40 минут на электричке до Питера...

В подобной своеобразной переработке мотивов из кинговских произведений, собственно говоря, нет ничего крамольного и страшного. Важен итоговый результат — насколько успешной окажется пересадка заокеанских «цветов зла» на отечественную почву?

Точинову удается худо-бедно порддерживать интригу на протяжении практически всей первой книги романа. Однако, по большому счету, «Графские развалины» представляют собой одну большую, чрезмерно затянувшуюся, экспозицию. Прочитано свыше 400 страниц, а ответа на главный вопрос — «что же представляет из себя зловещая сила, действующая в деревне Спасовка?» — автор так и не дает. Роман отягощен множеством побочных, не всегда оправданных линий, художественно немотивированных вставных эпизодов (вроде сказки о карандаше, написанной Кравцовым для своей дочки). В нем присутствуют черные следопыты, сборщики цветных металлов, деревенская шпана, частные охранные структуры, извращенец местного масштаба — героев много, все что-то говорят, действуют, исчезают, умирают, появляются вновь... Но ни одного запоминающегося персонажа, ни одной по-настоящему глубоко проработанной фигуры среди них нет. Есть лишь сумма внешних действий, поступков, человеческих качеств. Нет внутреннего мира, индивидуальности, глубины.

Удивительное дело: автор пишет о современной России, о жизни в проблемной российской провинции... И при этом роман оказывается напрочь лишенным социальной составляющей, которая всегда присутствует в лучших произведениях С. Кинга. Нельзя же всерьез считать за подобную составляющую язвительные замечания автора в адрес Горбачева с Чубайсом. Что хорошо для газетного фельетона оказывается смерти подобно для художественной литературы.

В «сухом остатке» имеем неплохо задуманное, но слабо проработанное литературное произведение, с дребезжащим на ходу сюжетом, непрописанными характерами персонажей, излишне многословное и суетливое. «Осетрина второй свежести», «Стивен Кинг для бедных», парад упущенных возможностей — как не назови, общий баланс, увы, не изменится.

Холодный, кристально прозрачный, как нетронутые цивилизацией гренландские ледники, роман. 37-летняя женщина Смилла (полу-датчанка, полу-эскимоска) занимается расследованием странной гибели маленького мальчика-эскимоса, сорвавшегося с крыши в одном из районов Копенгагена. Да, роман Хёга можно назвать и детективом... Однако детективная линия не является в романе доминирующей. Главное для героини романа заключается не только расследовании убийства и восстановлении хотя бы какого-то подобия справедливости, но в попытке выйти из глубокого внутреннего кризиса, разобраться со своим прошлым, обрести, наконец, собственное «я».

«Смилла и ее чувство снега» обыгрывает достаточно модную в современной западной литературе тему столкновения культур, цивилизаций: европейской и первобытно-маргинальной, в данном случае, эскимосской. В этом неизбежном взаимодействии-столкновении авторские симпатии отдаются, с его точки зрения, слабым, обиженным, «условно пригодным, маргиналам... В данном случае с Хёгом можно спорить, не соглашаться (или же соглашаться) с его выводами, но приговор утопической концепции «мультикультурного общества» звучит в его романе вполне определенно. Ибо в языке эскимосов существует только одно слово для обозначения цветов и 200 слов для обозначения снега...

Дебютный роман Д. Дункана, в конспективном виде содержащий отдельные темы, мотивы последующих произведений автора. Только вот эти темы (существование параллельных миров, переходы между мирами, «наши» в иных реальностях, многочисленные историко-литературные ассоциации) подаются Дунканом в «Красно-розовом городе» в несколько облегченном, упрощнном виде. Позже будут «Седьмой меч», «Пандемийские хроники», «Большая игра» в которых данные темы, впервые озвученные в «Красно-розовом городе», заиграют всевозможными красками и оттенками А пока — проба пера, несколько смазанная, с неровным сюжетом. недоработанными персонажами, не до конца проясненными мотивировками, но, тем не менее, весьма симпатичная и обнадеживающая.

«Колдун и кристалл» — своего рода ключевой, «срединный» роман всей эпопеи «Темная башня». От «Колдуна и кристалла» тянутся-расходятся сюжетные тропинки к началу и концу всего цикла. Все, что было до «Колдуна и кристалла», оказывается лишь развернутой экспозицией, блестяще разыгранной прелюдией. Именно в этом романе Кинга, его герои начинают свой поход по Тропе Луча к Темной Башне уже всерьез, с полным осознанием того, что и зачем они делают.

Собственно, «КиК» — это история нескольких месяцев из жизни Роланда, отправленного отцом вместе со своими друзьями в далекий, провинциальный феод и оказавшегося в эпицентре прекрасно спланированного, разветвленного заговора. Там, в окраинном Хэмбри, Роланд встречает и теряет свою первую и единственную любовь — местную девушку Сюзанн Дельгадо Именно там, в Хэмбри, Роланд делает свой самый главный выбор в жизни...

В «Колдуне и кристалле» Кинг вновь демонстрирует читателям свой широчайший писательский диапазон — ему удалось написать прекрасный роман о любви, одновременно романтичный и жесткий, светлый и безнадежно трагичный. Вообще, слово «любовь» является ключевым для данного романа. Ибо, для того, чтобы продолжить свое движение к Темной Башне, героям Кинга, помимо мужества, стойкости, верности и прочих положительных качеств, требуется присутствие этого самого чувства, которое по слову итальянского поэта «движет солнце и светила», и которого оказываются напрочь лишены силы, противостоящие Роланду и его спутникам .

...История, выговоренная Роландом во время безконечной ночи, когда, кажется, спрессовалось само время, буквально переворачивает внутреннее состояние всех главных героев эпопеи. Самому Роланду, наконец, удается преодолеть свое тщательно скрываемое высокомерие, выстроенную вокруг себя отчужденность. Остальные тоже не могут оставаться прежними — группой одиночек, исполненных собственных амбиций, обид, переживаний. Роланд, Джейк, Эдди, Сюзан и даже ушастик Эш становятся настоящим ка-тетом. И именно перед ка-тетом открываются ворота Изумрудного дворца...

Рассказ, название которого уже стало нарицательным. Страхи, кошмары, терзавшие нас много лет назад, действительно имеют обыкновение возвращаться. Вновь прорываясь через годы, они начинают угрожать не только лично нам, но и нашим самым близким, дорогим людям. История, приключившаяся с молодым американским преподавателем литературы Джимом Норманом, носит некий всеобщий, вневременной и универсальный характер. Материализовавшиеся «призраки прошлого» вновь посещают нас, ломают всю нашу жизнь, уничтожая и втаптывая в грязь все самое лучшее...

Уже одно то, что роман Д. Кунца «Франкенштейн: блудный сын» является переработкой сценария, который писался для так и несостоявшегося сериала, может внушить известные опасения. Так уж сложилось, что подавляющее большинство произведений, претерпевших трансформацию из телевизионного сценария в роман, в конечном итоге представляют жалкое и печальное зрелище. «Франкенштейн....» соавторов Д. Кунца-К.Андерсона также не стал исключением.

«Примитивный роман» — такое определение лучше всего подходит к данному сочинению. Персонажи в романе исключительно черно-белые, многие сюжетные линии горе-соавторами были просто-напросто позаимствованы из самых разных произведений современной массовой литературы. Как говорится, «с миру по нитке — голому рубаха». Особенно «повезло» «Молчанию ягнят» американского писателя Т. Харриса. Женщина-детектив Карсон О Коннор, ее визави — маньяк-убийца Рой Прибо, — до боли напоминают незабвенного агента ФБР Клариссу Старлинг и серийного убийцу Буффало Билла из романа Т. Харриса. Вот только персонажи Кунца-Андерсона выглядят на их фоне жалкими пародиями. А все попытки современнего «Франкенштейна» наследовать знаменитому роману М. Шелли, вызывают лишь недоумение и жалость. Вообщем, вся эта фантомная конструкция, лишь по недоразумению названная «романом», оказывается сплошным масскультурным штампом с претензиями на развлекательность и даже на некоторую нравственную мораль: обличительный пафос, направленный против «маньяков от науки», занимающихся чудовищными античеловеческими экспериментами, перехлестывает через все разумные пределы, терпимые в художественном произведении.

Мне кажется, что дебютный рассказ Мартина все-таки не совсем такой простой и примитивный, как это кажется на первый взгляд. Действительно, первое (и вполне естетственное) желание, которое возникает после прочтения данного произведения — поставить автору неутешительный диагноз «графомания». Рассказ выглядит удивительно слабым и безпомощным даже для авторского дебюта: похищенные рубины, злодеи, храм, затерянный в африканских джунглях, демон зла, восставший из тьмы веков, светящиеся астральные тела... И вся эта мешанина вдобавок приправлена пафосом такого накала, что от него просто начинает сводить скулы. Однако зачем этот сверхнеудачный литературный дебют Мартин продолжает включать в свои сборники рассказов?

На мой взгляд, рассказ Мартина — чистой воды литературный эксперимент, написанный в соответствии с канонами и в стилистике трэш-мистической литературы первой половины ХХ века. Просто наш читатель, как правило, недостаточно хорошо знаком с данным сегментом американской массовой культуры и, вполне естетственно, что данное произведение представляется нам наивным и чудовищным бредом.

«Когда б вы знали, из какого сора растут цветы, не ведая стыда...» — эти строки русской поэтессы вряд ли знакомы Дж. Мартину. Однако он не боится показать читателю свой литературный «сор», сконцентрированный в отдельно взятом, коротком рассказе...

Хотелось бы мне сказать хотя бы несколько добрых слов про второй роман сериала о Джерине Лисе — «Принц Севера», но увы, увы... Нету у меня этих слов. В принципе, «Принц Севера» ничем не отличается от «Ночи оборотней»- ни сюжетно, ни стилистически. Персонажи не получают во второй книге никакого развития — Тартлдав продолжает безсовестно эксплуатировать какую-то одну, наиболее характерную черту, своих героев: «мужественный воин», «веселый бабник», «злобный варвар», «комический пьяница»... Никаких новых фирменных «примочек» автор для своих читателей не придумывает. Наоборот, из «Принца Севера» даже уходит то лучшее, что все-таки проглядывало в первом романе: ощущение новизны, чувство удивления, которые испытывали герои перед распахнувшимся для них миром.

Ткань сюжетного повествования прорывается в самых важных моментах — автор никак не может объяснить поступки своих героев, подвести под них хоть какую-то мотивацию. Интрига в «Принце Севера» умирает, прожив, буквально, несколько десятков страниц.

Завязкой романа служит похищение трехлетнего сына лорда Джерина — Даррена. Невозможно точно установить, кто похититель: из замка в день пропажи ребенка выехало несколько гостей. Рыдающий от горя отец бросается на поиски — разумеется, безуспешные. И вдруг Тартлдав безжалостно обрывает линию с похищением — у героев обнаруживаются другие, более важные дела. Лорд Джерин выясняет отношения с любовницей бывшей и начинает заниматься грамотой с любовницей потенциальной, надвигается война с упырями — и о пропавшем мальчонке автор вспоминает лишь в самом конце своего романа...

Несколько эротических сцен, написанных крайне безвкусно и прямолинейно, также не улучшают общего впечатления от книги.

«Ночь оборотней» не только не дотягивает до «Видесского цикла» Г. Тартлдава, но и однозначно является пока самой слабой изо всех книг, изданных в совсем неплохой серии «Короли Фэнтези». Зачем на подобный шаг решились пойти издатели — Бог весть... Но еще несколько аналогичных «экспериментов» — и доверие к достойной, вообщем-то, серии будет серьезно подорвано...

Дебютный роман Г. Тартлдава, созданный в 1979 г.и переработанный в 1992 (о чем в послесловии собщает сам автор), написан в жанре героико-приключенческого фэнтези. Весь сюжет и интригу «Ночи оборотней» можно изложить буквально в несколькитх строчках, что, собственно, и сделано в аннотации. Действия как такового в романе почти нет. 90 % романного пространства — описание путешествия Джерина Лиса из своего родового замка в столицу Империи и обратно. Добавить к вышесказанному можно лишь одно — Джерин вернется в свой замок вместе с обретенной в дороге возлюбленной и все-таки одолеет колдуна Баламунга...

Прошу у читателей прощения за спойлер, но в свое оправдание хочу сказать следующее: предугадать подобное развитие событий не составляет никакого труда после нескольких десятков страниц тартлдавского романа. Впрочем, сам сюжет не играет в романе никакой роли, не несет даже следов малейшей интриги. Такими же малоинтересными, плоскими, напрочь лишенными глубины и объемности, выглядят и главные герои «Ночи...» — обозначенные несколькими пунктирными штрихами, они представляют собой прекрасный пример персонажей-функций. О стилистических особенностях романа лучше всего говорит следующая цитата: «Бум! Бах! Очередной удар разнес щит Лиса в щепки.» И таких вот «бумов» и «бахов» по ходу романа встретится великое множество.

В своем дебютном романе Тартлдав совершенно не умеет держать ритм повествования: в разгар кровопролитного сражения действие вдруг замирает, словно автор включает на своем пульте кнопку «Пауза», а персонажи начинают произносить многословные и пафосные монологи.

И здесь мне хочется сказать одну вещь, которая может даже показаться несколько неожиданной: читать «Ночных оборотней» интересно. Несмотря на предсказуемый сюжет, «картонных» персонажей и прочая, прочая... Тартлдаву удается прекрасно передать само ощущение дороги, путешествия, ночевок в глухом лесу, наполненном духами и призраками... Вместе с его персонажами мы с удивлением глядим на загадочный и опасный мир, лежащий по обе стороны от проезжего тракта... Тартлдав, как искусный аранжировщик, стилизует историю и время Римской Империи, перенося ее в свой роман: галлы, друиды, Сивиллины пророчества, дионисийские игры и культ Юпитера. И вот эта своеобразная литературно-историческая игра действительно доставляет немалое удовольствие, микшируя многочисленные недостатки романа.

Великолепный документальный роман-исследование С. Кинга, посвященный истории возникнования и развитию такого популярного жанра как «хоррор». Кинг не просто рассказывает о наиболее заметных явлениях, созданных в этом жанре — книгах и фильмах, а органично вписывает их широкий контекст американской истории и культуры. Он пытается дать ответ на весьма интересные вопросы: «почему «хоррор» является столь популярным среди самых разных социокультурных слоев»? «отчего явные всплески в развитии «хорро-жанра» наблюдаются после завершения обеих мировых войн, после окончания вьетнамской войны?» «какая связь существует между детской/сказочной литературой и современными романами ужасов?»

В «Пляске смерти» Кинг анализирует и подробно разбирает книги и фильмы не только таких «классиков жанра», как Р. Брэдбери, Х. Эллисон, Р. Блох, У. Фридкин, но и уделяет значительное внимание наиболее массовому явлению «хоррора» — так назывваемой «pulp-литературе». «Заранее отвергать пальп литературу — все равно, что отвергнуть девушку только за то, что она родилась в семье с сомнительной репутацией...» И Кинг наглядно демонстрирует, как можно обнаружить настоящие жемчужины в невзрачных журнальчиках и книжках, напечатанных на тонкой, дешевой бумаге.

Для отечественных читателей «Пляска смерти» вообще может служить ценнейшим справочником по литературе и фильмам, созданным в жанре «хоррор» — ведь значительная часть произведений, о которых пишет Кинг, остаются до сих пор для нас некоей «terra incognita» — «неизведанной землей».

Следует отметить еще одну вешь — в своих оценках того или иного произведения Кинг пристрастен, пристрастен подчернуто и демонстративно. Не во всем, наверное. можно с ним соглашаться, но как любой крупный художник, Кинг имеет право на собственное мнение и совсем не считает нужным его скрывать. Вот пример одного из далеко не самых безспорных высказываний Кинга:

»...если вы хотите узнать, как будут работать ракеты в гипотетическом будущем, обратитесь к Л. Нивену или Р. Хайнлайну; если вам нужна литература...о том, что может ждать нас в будущем, вы должны читать Р. Брэдбери и, может быть, К. Воннегута. Что движет ракетами — это темя для «Популярной механики». Тема писателя — что движет людьми». Наверное, его можно оспорить, но вот лично я с ним полностью согласен.

Вполне добротный роман Г. Ларк, написанный в жанре приключенческого фэнтези. Автору удалось свой оригинальный мир — Страну Тысячи Островов, населенных самыми различными племенами и народами. Всю политическую и общественную жизнь Островов негласно, но весьма жестко контролирует корпрация белых магов — силвов. Силвы меняют правителей, устраивают заговоры, организуют междинастические браки — словом, обезпечивают политическую стабильность Системы. Главная героиня романа — молодая женщина-полукровка, Блэйз, является своего рода «агентом специального назначения» и выполняет различные деликатные поручения корпорации магов...

Первую половину романа можно назвать просто удачной, чему способствует детекивная фабула, умело поддерживающая градус читательского напряжения. Основное авторское внимание уделяется главной героине Блэйз — и она, как кариатида, держит на своих плечах все здание романа. Остальные персонажи группируются около Блэйз, как металлические опилки вокруг мощного магнита, но вообщем-то, общего впечатления совершенно не портят.

К сожалению, вторая часть книги выглядит несколько слабее — автор слишком рано раскрыла свои карты и читателю остается расслаблено перелистывать страницы....

Книга Г. Прашкевича оставила странное и двойственное впечатление. Безусловно, автор взялся за решение чрезвычайно интересной и сложной задачи — написать историю русской и советской фантастики «в лицах», отобразить развитие фантастической и мистической линий в русской литературе через портреты писателей. Только вот по-настоящему целостной истории русской фантастики «от Одоевского до Штерна» у Прашкевича не получилось. А получилась неровная книга, состоящая из отдельных очерков про самых разных писателей: известных и позабытых, хороших и не очень, классиков литературы и авторов популярных и любимых сугубо внутри самого фантастического жанра.

Наименее удались Г. Прашкевичу главы-очерки, посвященные именно «общелитературным» классикам и корифеям: Гоголю, Брюсову, Замятину, Булгакову, А.Н. Толстому... По своей сути данные очерки представляют собой обычные компиляции, созданные при помощи «ножниц и клея» из общеизвестных фактов, анекдотов, документов давным-давно введенных в литературный оборот. Ну, согласитесь, нельзя же, в самом деле, считать «материалами, найденными в архивах», многократно публиковавшееся письмо М.А. Булгакова советскому правительству, занимающее добрую часть соответствующего очерка?

Куда больший интерес представляют главы, посвященные полузабытым и малоизвестным авторам, таким, как В. Итин, С. Буданцев, Ю. Долгушин, Н. Плавильщиков... К сожалению, во многих очерках прослеживается одная общая для всей книги, весьма малоприятная тенденция — стремление Г. Прашкевича обойти острые углы, «с налета» проскочить многие принципиально важные моменты в биографиях писателей-фантастов. Примером такого упрощенно-поверхностного подхода может служить очерк, посвященный А. Богданову (Малиновскому), автору фантастических романов «Красная звезда» (1908) и «Инженер Мэнни». Нераскрытыми остались многие любопытнейшие эпизоды из богдановской биографии, сами по себе вполне достойны какого-нибудь фантастического романа-антиутопии: знакомство с Лениным, разработка пролеткультовских теорий, директорство в Институте переливания крови, нелепая смерть. Да, обо всем этом Прашкевич пишет, но пишет вскользь, мельком, стараясь не погружаться на опасные глубины...

И все же, несмотря на перечисленные недочеты,«Красный сфинкс» представляется полезной и нужной книгой, в целом дающей представление о развитии «фантастической линии» в русской литературе.