Не могу сказать, чтобы томик драматургии М.А. Булгакова был моей настольной книгой. Тем не менее, многие булгаковские пьесы я перечитываю достаточно регулярно – что-то по служебной необходимости, что-то ради собственного удовольствия. И я со всей ответственностью могу заявить, что среди всех драматических произведений Булгакова пьеса «Батум», посвященная молодому Сталину, представляет собой явление уникальное. Из весьма значительной по объему пьесы (4 действия, 10 картин, свыше тридцати действующих лиц!), написанной полуопальным Булгаковым по материалам книги Лаврентия Берия «Батумская демонстрация 1902 года», невозможно вспомнить ни одного по-настоящему яркого характера, ни одного неожиданного, оригинального сюжетного хода. Разбирать последнюю пьесу Булгакова всерьез, говорить что-либо о ее достоинствах, драматургических находках, не представляется возможным. Следует заметить, что отечественная театральная «сталиниана» вообще не может похвастаться ни одним шедевром. Однако на подмостки советских театров выходили пьесы куда более слабые, нежели злополучный булгаковский «Батум». Однако именно пьеса Булгакова была запрещена, притом запрещена по личному указанию Сталина. Причина подобного запрета, на мой взгляд, заключалась в том, что Сталин ожидал от Булгакова произведения, если не конгениального знаменитым «Дням Турбиных», то, по крайней мере, выделяющегося на фоне безнадежной жвачки придворных советских драматургов. Сталин — на свой лад — ценил литературный талант Булгакова и стремился подчинить его своим политическим интересам. Но Михаил Афанасьевич свой шанс войти номенклатурную писательскую элиту не использовал. И, — добавлю от себя – слава Богу!

Вымороченный характер последней булгаковской пьесы получил убедительное подтверждение почти 60 лет спустя – в середине 1990-х — на сцене МХАТ им. Горького Татьяна Доронина попыталась реанимировать «Батум». Но это был сугубо идеологический жест, не имевший ничего общего с театральным искусством.

Напоследок скажу, что выставлять традиционную оценку в баллах последней пьесе великого драматурга Булгакова представляется мне некорректным и невозможным.

После того, как прочитываешь некоторое количество страниц «Томминокеров» возникает странное чувство «дежа вю»: этот кинговский роман начинает казаться большим и затянувшимся эпилогом к более ранним «Оно», «Необходимые вещи», «Противостояние». Действительно, экспозиция, заданная в романе, не выглядит оригинальной: провинциальный новоанглийский городок Хэйвен, затерявшийся в самой глубинке штата Мэн, надежно скрывающий свои тайны и всевозможные скелеты; подробные, тщательно проработанные истории жителей этого городка; наконец, странное излучение, накрывшее Хэйвен и превратившее его обитателей то ли в мутантов, то ли в своеобразных зомби... Однако прочитав примерно половину текста, вдруг понимаешь, что несмотря на внешнее сходство с более ранней кинговской прозой, «Томминокеры» представляют собой глубоко оригинальное произведение с самостоятельным и многозначным авторским мессиджем, специфически расставленными акцентами. Если рискнуть и провести аналогии между прозой Кинга и автопромом, то можно заметить, что автор использует для «сборки» своих романов-«машин» практически идентичные узлы и детали, получая на выходе с конвейера не клоны-штамповки, а штучный, оригинальный продукт.

Я как-то уже писал, что практически все романы С.Кинга содержат в себе скрытые отсылки к тем или иным цитатам из Св. Писания. Вслух эти библейские слова Кинг почти никогда не проговаривает — для прямолинейных отсылок «в лоб» он слишком умный и тонкий писатель. Если читать текст романа внимательно, то становится очевидным, что «Томминокеры» — это произведение, главным образом о том, что происходит с человеком и социумом в результате забвения едва ли не важнейшей библейской заповеди «... да не будет у тебя других богов...». Обнаруженное на садовом участке НЛО становится настоящим божеством для жителей Хэйвена. «Там живет Бог» — размышляет, стоя над полузакопанным в земле «объектом» один из персонажей романа. Впрочем, то, что «божеством» для хэйвенцев стало именно НЛО — дело лишь случая. «Объектом» может быть что угодно — например, прекрасная идея «научного прогресса», или «борьба за мир», или «защита прав животных»... «Объект» постепенно подчиняет себе людей (именно людей, остальные «небесные и земные» твари — птицы, животные — просто-напросто дохнут от его излучения) благодаря «превращениям» — он исцеляет болезни, разглаживает морщины, наделяет телепатическими способностями... Но за все чудеса придется платить, и сколь высокой может оказаться цена не знает пока никто. Что ж, «превращение требует большой лжи», — осознает еще одна героиня романа.

Разумеется, роман не только о сотворении ложных кумиров. Текст Кинга многозначен и глубок. «Томминокеры» — о тех немногих, кто может хоть как-то противостоять массовому психозу, лжи и истерии. Роман о том, что самое малое, казалось бы, безнадежное противостояние злу имеет свой смысл и вес. И кто знает, чья рука положит ту соломинку, которая если перефразировать известную восточную поговорку, «ломает спину томминокеру».

Новый роман М. Фрая «Ключ из желтого металла» — любопытная смесь дорожной истории («роад муви») и мистического детектива, написанная по мотивам «Золотого ключика» Алексея Толстого.

О чем это.

Великовозрастный молодой человек Филипп, вполне себе обезпеченный (четыре собственных квартиры в Москве — не шутка!), не отягченный какими-либо бытовыми проблемами, но отчего-то жутко разочаровавшийся в жизни, принимает предложение своего приемного отца (разумеется, Карла, проживающего в собственном доме в исторической части Вильнюса) — приобрести у одного из пражских антикваров старинный ключ 15 века. Только вот перед тем, как окончательно оформить сделку, необходимо установить подлинность раритетной находки. Без особого энтузиазма, скорее от нечего делать, Филипп берется выполнить просьбу отца. Однако пражский ключ оказывается позднейшей копией и в поисках оригинала молодой человек начинает колесить по городам и весям Центральной и Восточной Европы, сталкиваясь со все новыми тайнами, встречаясь с очень странными людьми, попадая во все более загадочные ситуации. Впрочем, мы несколько забежали вперед. Мистические проишествия начинаются в романе гораздо раньше — в тот самый момент, когда рейсовый автобус «Вильнюс — Прага» пересечет литовско-польскую границу...

Что в этом хорошего.

Во-первых, в «Ключе...» присутствует настоящая загадка, тайна. Читать роман просто-напросто интересно и увлекательно. Во-вторых, вместе с героем побываем в трех городах Восточной Европы (Вильнюсе, Праге и Кракове), сохранивших обаяние Средневековья и некую мистическую ауру. В-третьих, среди массы банальностей, плоских шуток и проч. (которые — увы-увы — ощутимо портят впечатление от романа) Фрай высказывает одну, очень неглупую мысль. Жизнь древних мифов и старинных легенд продолжается, они никуда не ушли, не растворились в небытии, а продолжают оказывать свое влияние, определять жизнь и менталитет современного человека. Нужен только повод, некий внешний толчок, чтобы открыть глаза и увидеть, как магия, волшебство прямо-таки сочатся, проступают из-под древних камней. А лучшего места, чем Прага, Краков или Вильнюс, для подобного опыта, право, трудно сыскать. Вообще, после прочтения романа вдруг вспоминаются слова одного из персонажей фильма «Сталкер»: «Вот в прежние времена было интересно: в каждом доме жил домовой, в каждой церкви — Бог. Люди были молоды. А сейчас каждый четвертый — старик». Пожалуй, в этих словах (нигде в книге не встречающихся) обнаруживается настоящий ключ к пониманию романа М. Фрая.

Что странного.

Про банальности и достаточно плоский юмор романа я уже говорил. Впрочем, мнения своего не навязываю, дело вкуса — кому-то претенциозные рассуждения героев о жизни и искусстве могут показаться действительно свежими и оригинальными. Но вот попытка сыграть роль «настоящего мужчины», выразившаяся в насыщении речи ГГ разными смешными словечками из лексикона школьников средних классов (безчисленные «фигассе», «хренассе», «обосраться», «фуфло» и т.п.) вызывют, честно говоря, тяжкое недоумение. Видимо, насыщение текста легким «интеллигентским матерком» должно было, по мысли автора, придать роману пикантность и остроумие. Увы, в данном случае, был достигнут обратный эффект. И, наконец, последнее: особенно жаль, что ко всей этой занимательной истории, Макс Фрай так и не придумал подходящего завершения. Конец — едва ли не единственное, что разочаровывает в весьма стройной и выверенной композиции романа. Наверное, было бы лучше, если автор остановился на полуслове — в конце концов, недоговоренность всегда интереснее всего, что можно изобразить в финале.

Один из самых великолепных рассказов Брэдбери. Стилистически безупречный, тонкий, поэтичный, и, одновременно, наполненный саспенсом. Один из самых «атмосферных» рассказов в мировой литературе. И головокружительный финал, переворачивающий всю ситуацию с ног на голову. Это даже не сюжетный поворот, а сюжетный взрыв. Рассказ для многократного перечитывания — перечитываешь, и пытаешься понять: как же в этом рассказе все устроено? в чем заключается его волшебство? Понять не удается. Понимаешь лишь одно: Брэдбери — гений.

Наделенный некими парапсихологическими способностями преуспевающий лондонский яппи Габриель, зарабатывающий на жизнь промышленным шпионажем, взялся помочь старинной подруге — разыскать ее пропавшего пасынка. По ходу своего расследования Габриель завязывает дружеские отношения с подозреваемыми в гибели молодого человека — сестрами Монк. Сестры очаровательны, умны, непредсказумы, богаты, эксцентричны... Вдобавок ко всему они оказываются прямыми потомки известного алхимика Джона Ди, жившего в далекую елизаветинскую эпоху. Спустя непродолжительное время Габриэль начинает понимать, что он не на шутку увлекся сразу обеими молодыми женщинами. Правда, сам незадачливый сыщик никак не может решить, какая из сестер Монк — Минналуш или Морриган — ему нравится больше. Но мысль о том, что сестры могут быть самыми настоящими преступницами становится для влюбленного Габриеля невыносимой.

В «Сезоне ведьмовства» Наташа Мостерт попыталась (произвольно или нет) скрестить «ежа и ужа» — «дамский» любовный роман с эзотерическим детективом. Смесь оказалась странной на вкус, но вполне пригодной для одноразового потребления. Несмотря на типично женскую манеру письма (что-то вроде: «ее роскошные каштановые волосы причудливо переливались под светом электрической лампы»), повышенный градус романтизма и сентиментальности, Мостерт удалось передать тревожное ожидание (именуемое саспенсом), которое постепенно нарастает по ходу развития сюжета. Вообще Мостерт предприняла попытку рассказать историю благополучного, уверенного в себе молодого человека, — рационалиста, циника и скептика, — внезапно открывшего для себя параллельный мир, пугающий и, одновременно, чрезвычайно притятгаотельный. В этом параллельном мире существуют настоящие ведьмы, древние гностические трактаты неожиданно обретают актуальность и смысл, а секс и страсть превращаются в ритуальную и опасную игру. Вход в «магические лабиринты» обнаружить можно, но за выход приходится расплачиваться жизнью.

Беда «Сезона ведьмовства» заключается в том, что обыграть заявленные в романе темы у Мостерт не хватает элементарного писательского мастерства и общего интеллектуального багажа. Мостерт весьма слабо представляет, что на самом деле скрывается за такими понятиями как «гностическая традиция» или «герменевтика». Для подобного понимания поверхностного знакомства с парой книг английской исследовательницы Фрэнсис Йейтс (которые, к слову, выходили и в России), чьи произведения с восторгом упоминает Н. Мостерт в своем «Послесловии», оказывается явно недостаточно.

«Дети хаоса» — добротный развлекательный роман от Д. Дункана. Ключевое слово здесь «развлекательный». Дэйв Дункан — настоящий мастер интриги, прекрасно освоивший искусство плетения сюжетных узлов и узелков. Интриг в своем новом романе британский автор припас на любой вкус: политические (куда же без них дункановскому роману?), любовных, связанных с особенностями местной магии... Еще Дункан принадлежит к числу тех немногих авторов, что с удовольствием и, главное, с умением выписывают религиозную составляющую своих романов. «Дети хаоса» в этом смысле не оказались исключением. Особенности пантеона Вигелии, культ жутковатого местного бога войны Виру и его адепты, которые в результате инициации получают возможность превращаться в животных-оборотней — все вышеперечисленное выглядит довольно занятным, читать любопытно, но не более... В этом, казалось бы, очень правильном фэнтезийном романе, где любовная линия переплетается с политическими интригами, а тайны волшебства и магии с боевыми схватками, ощутимо не хватает каких-то почти неуловимых вещей. Например, свежего авторского взгляда (для тех, кто внимательно читал всего «русского Дункана» фирменные авторские штампы просто бросаются в глаза), легкого авторского дыхания и некоего метафизического ветра Истории, присутствие которого всегда ощущается в лучших произведениях Дункана. Не могу не согласиться с выводом, сделанным уважаемой ALLEGORY — никто не умрет, если по каким-то причинам вдруг пройдет мимо этого романа...

Прошу прощения, за то что начинаю разговор о новом романе С. Кинга с небольшого отступления. За последние пару десятилетий мы почти забыли, что такое настоящий, полноценный психологический роман, занимающийся тщательным, скрупулезным исследованием внутреннего мира главного героя, воспроизводящий малейшие колебания человеческой души. Своей новой книгой С. Кинг возвращает нас к великим образцам Большого Психологического Романа, сочетая глубинный психологизм с неумолимо сгущающейся готической атмосферой.

... Несчастный случай на стройплощадке обращает жизнь преуспевающего девелопера Эдгара Фримантла в прах. Фримантл не только стал инвалидом, лишился любимой жены, скоторой прожил более двадцати лет. Самое главное — его внутренний мир рассыпался на мельчайшие кусочки, как раздробленные во время катастрофы кости бедра. Чтобы попытаться «собрать себя», вновь обрести собственное «я», Фримантл отправляется на небольшой островок Дьюма-Ки, лежащий около побережья Флориды (честно говоря, многие уже несколько подустали от кинговской Йокнапатофы, расположенной в штате Мэн)...

«Дьюма-Ки» оказалась одним из немногих кинговских произведений, в которых мистика не играет доминирующей роли. Нет, безусловно, мистическая составляющая романа крайне важна, но, все же, главное для Кинга — воссоздание внутреннего мира Эдгара Фримантла. Даже финальные страницы романа, на которых герои «Дьюмы» выступают в магическую битву с воплощением метафизического Зла, выглядят скорее прекрасной развернутой метафорой, нежели чистой и незамутненной мистикой.

Как обычно, кинговский роман оказался чрезвычайно богатым на ассоциации. Возвращающиеся на Дьюма-Ки после своей трагической гибели сестры-близняшки Тесси и Ло-Ло заставляют вспомнить о мальчике Гейдже, вернувшемся после смерти с древнего индейского кладбища...А демоны, одолевающие Эдгара Фримантла, открывшего в себе на острове дар настоящего художника, напоминают о главном герое романа «Сияние» Джеке Торрансе... Демонов всегда привлекают крайности: чрезмерная родительская любовь, избыточный творческий дар. А еще вспоминаешь о другом хорошем и одиноком художнике с небольшого карибского острова — Томасе Хадсоне из хемингуэевских «Островов в океане», которые, разумеется, читал С.Кинг...

Кинг завершает своей новый роман формальным хэппи-эндом, печальным и грустным, заставляющим вспомнить финал «Побега из Шоушенка». Только в «Дьюма-Ки» будет совсем по-другому. Более меланхолично, более безнадежно. Ибо одиночеcтво — судьба всякого настоящего художника. А Эдгару Фримантлу выпало (счастье или несчастье — этот вопрос Кинг как раз и оставляет открытым) им стать.

UPD: «Дьюма-Ки» не отпускает от себя и спустя неделю после прочтения. К роману возвращаешься, переосмысляешь отдельные эпизоды, вновь раздумываешь над кинговскими метафорами. Новый роман Кинга чрезвычайно высоко поднял планку для всего наступающего литературного года.

После «Песни Сюзанны», шестой книги эпопеи, у меня, честно говоря, возникало опасение за судьбу всего сериала. «Песнь...» не то чтобы была провальной, вовсе нет, но общий градус, своеобразный «температурный режим» «Темной Башни» в ней существенно понизился. Многие (в т.ч. и на ФантЛабе) писали об «усталости Кинга», о некоем «постравматическом синдроме», оказавшим негативное влияние на литературное творчество писателя после известной катастрофы. К большому счастью, завершающий «Темную Башню» одноименный роман, полностью развеивает все эти опасения.

«Темная Башня» оказалась одним из самых трагических и поэтичных произведений С. Кинга. Этот сложно оркестрированный роман включает в себя десятки ссылок как на книги самого Кинга не входящие в состав эпопеи (Бессоница, Оно, Сердца в Атлантиде, Все предельно — это только ключевые ссылки «ТБ»), так и на целый ряд произведений из мировой классической литературы — от мистической поэмы Р. Браунинга до кэролловской «Алисы». Восьмистостраничный роман прочитывается (прошу прощения за пошлое словосочетание) «на одном дыхании» и завершается блистательным финалом. Одновременно предсказуемым (ведь мы ни на мгновенье не усомнились в том, что Роланду удасться достигнуть Темной Башни, не правда ли?) и неожиданным, предельно ясным и, в то же время, допускающим несколько различных трактовок.

Абсолютное, метафизическое одиночество Роланда становится закономерным итогом его квеста к Темной Башне. За достижение цели, за воплощение своей «сверхидеи» главному герою придется заплатить самую высокую цену. «Темная Башня» (как роман, так и вся эпопея) -это странствия души, «поход за непосильным», отчаянная попытка обретения внутреннего рая. И в этом смысле книга американского писателя Стивена Кинга оказывается очень русским романом. «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» Эти известные евангельские слова в романе нигде не звучат, но именно они становятся лейтмотивом «Темной Башни».

Разочарование... Именно с подобным чувством дочитывал я столь долгожданный роман Д. Аберкромби. Именно завышенный градус ожидания сыграл с романом британского автора дурную шутку — назвать «Кровь и Железо» бездарным или провальным романом язык не поворачивается, но слишком уж велика оказалась диспропорция между надеждами на «нового Мартина» и конечным результатом, воплощенным в тексте Аберкромби.

На мой взгляд, «КиЖ» оказался ничуть не хуже (но и никак не лучше!) многих произведений западных авторов, появившихся в минувшие год-два на российском книжном рынке. Ракли, Грэхем, Саймон Браун... В этот ряд вполне читабельных, но никак не выдающихся романистов отлично вписывается и Дж. Аберкромби.

В чем суть моих претензий к тексту «КиЖ»? К глубокому сожалению, роман временами просто-напросто скучно читать. В растянувшейся на 267 стр. (именно столько страниц и содержит 1-я часть романа) экспозиции невозможно обнаружить ни одного более-менее свежего, оригинального сюжетного хода. Столь же предсказуемыми и вполне традиционными оказались главные герои романа: варвар-северянин; мудрый маг; его наивный юноша-ученик; высокомерный капитан имперской армии, который с развитием сюжета должен перековаться в настоящего героя... Едва ли не единственным из персонажей, кто вызывает неподдельный интерес, оказался искалеченный инквизитор Глокта. Вообще сюжетная линия, связанная с инквизицией, представляется мне наиболее перспективной. Инквизиторы в «КиЖ» занимаются отнюдь не тривиальными поисками еретиков (о какой-либо господствующей системе религиозных верований в романе не упоминается вообще). Инквизиторы у Аберкромби разруливают всю политическую и экономическую жизнь государства, обезпечивают интересы финансовых групп, банков, ведут свою собственную политическую игру.

Вторая часть романа выглядит более живой, динамичной и менее предсказуемой. Автор вводит в действие новых персонажей, но ни один из них не может как следует заинтриговать, завязать вннимание на себе. Некоторые же из новых действующих лиц оказались словно сотканными из всевозможных штампов (инквизитор Гойл или экзотичная южная барышня Ферро) и выглядят откровенно комично.

Еще один повод посожалеть: «КиЖ» носит откровенно развлекательный характер, в нем нет никаких двусмысленностей, тайных кодов, второго дна. Нет загадок ни в тексте, ни в большинстве марионеточных персонажей. Остается только следить за сюжетом — куда вывезет героев кривая авторской фантазии.

Перевод романа не то чтобы был вопиюще плох, но коряв и косноязычен. Меня менее всего занимает, насколько точно переводчику Иванову удалось воспроизвести имена собственные, но когда наталкиваешься на фразу «его лицо напоминало каменный валун», то подобная стилистическая конструкция поневоле заставляет усомниться в квалификации переводчика.

В целом «Кровь и Железо» не то чтобы халтура, нет-нет, но вряд ли кто-либо много потеряет, если вдруг позабудет приобрести эту книгу.

Настоящий, безпримесный, стопроцентный трэш от Б. Литтла. ...Умершие младенцы-мутанты, захороненные на городской свалке, терроризируют маленький аризонский городок Рэндолл — они загрызают насмерть все, что шевелится, не брезгуя при этом даже мелкими домашними животными... Оскверненные церкви, сожженные дома, кресты, выложенные из фекалий, многочисленные жертвы из числа местного населения — это лишь малая часть того ужаса, с которым пришлось столкнуться жителям Рэндолла. На борьбу с монстрами выступают городские активисты во главе с местным шерифом и загадочным бродячим проповедником... Роман Б. Лиитла заставляет вспомнить о кинговских «Кладбище домашних животных» и «Оно». Также, как и Кинг, Литтл пишет о «темных местах» — тех местах, в которых на протяжении долгих веков концентрируется зло. И однажды это Зло вырывается в мир. В «Откровении» подобным местом оказалась городская свалка -когда-то на ее месте хоронили умерших детей, а еще раньше здесь было индейское кладбище.

Однако, между Кингом и Литтлом есть весьма существенное различие — у Кинга, катализатором древнего Зла всегда служит человек. У Литтла Зло запускается само по себе и является чем-то вроде стихийного бедствия — урагана или землетрясения. Для Кинга главный интерес представляет человеческая душа и нравственный выбор, который приходится делать каждому человеку: между добром и злом, между действием и пассивным созерцанием. У Литтла борьба со Злом принимает чисто механический характер — молитвы и ритуальные заклинания, бутыли с человеческой кровью и садовые вилы составляют арсенал «экзорцистов» из «Откровения». Несмотря на многочисленные трупы людей и домашних животных, читать «Откровение» попросту скучно, а в конце — еще и смешно.

Картина мира будущего, нарисованная Гамильтоном в «Поверженном Драконе» не представляет собой ничего сверхъестественного:человество, расслеившееся далеко за пределы Солнечной системы; большинство людей подверглись генной модификации, которая позволила значительно улучшить качество жизни; вся натуральная пища заменена искусственной белковой (натуральная «живая» баранина вызывает у одного из героев приступ неудержимой рвоты). Реальная власть в этом «новом прекрасном мире» принадлежит крупным межнациональным корпорациям... Эти самые корпорации при помощи собственных вооруженных сил и космического флота регулярно проводят операции по «извлечению прибыли» с колонизированных планет. По сути «извлечение прибыли» означает вполне заурядный грабеж — издалеких колоний вывозится на Землювсе, что представляет хоть какую-то ценность: ископаемые, промышленные товары, научные технологии...

Очередная , казалось бы, рутинная операция по «извлечению прибыли» разворачивается на идиллической планете Таллспринг. Именно здесь пересекаются судьбы трех главных героев романа: сержанта-десантника Лоренса Ньютона, одного из руководителей разведки корпорации «Заниту-Браун» Саймона Родерика и жительницы Таллспринга Денизы — воспитательницы детсклого сада и, по совместительству, активной участницы местного движения сопротивления... Разумеется, в «Драконах» присутствуют звездолеты, лазеры, черные дыры и прочий типовой научно-фантастический набор. Но как раз весь этот НФ-антураж интригует менее всего. Гамильтон становится по-настоящему интересным именно тогда, когда он вступает на территорию идей, на территорию социально-философского романа. «Каким путем человечество может выбраться из цивилизационного тупика?» На этот вопрос, особо актуальный ввиду сегодняшнего кризиса, дают свои варианты ответов «государственник» и «системщик» Саймон Родерик и «антиглобалистка» Дениза.

Что такое свобода? Где проходят границы индивидуальной свободы отдельно взятого человека? Философские школы, религиозные доктрины и Википедия дают на эти вопросы совершенно разные, порой противоположные ответы. В новом романе «Н2О» Яна Дубинянская попыталась дать свой вариант ответа на эти вечные вопросы Бытия.

Диспозиция романа, вышедшего в малораскрученном московском издательстве ПрозаиК, выглядит следующим образом: время действия — близкое будущее, место действия — Восточная Европа. Всего лишь два десятилетия назад мир пережил сильнейший экономический и политический кризис. Ситуация еще не успела до конца стабилизироваться, как на горизонте уже замаячили признаки новых потрясений. Причина обоих кризисов (и прошедшего, и надвигающегося) вполне банальна — дефицит энергоносителей. В этом мире, живущем в преддверии очередной социально-экономической катастрофы, и пересекаются судьбы трех главных героев романа: программиста-фрилансера Олега, лидера партии «Наша Свобода», действующей в одной из восточноевропейских стран — Виктора и Анны — жены вполне обезпеченного предпринимателя из другой неназванной европейской страны.. Этих трех, таких разных персонажей, объединяет одно общее желание — обрести абсолютную индивидуальную свободу, которую, правда, каждый из героев романа понимает по-своему.

Помимо стремления к общему идеалу, у героев романа имеется также и общее прошлое, которое постепенно раскрывается автором во многочисленных флэшбеках романа: когда-то, на заре туманной юности и накануне первого кризиса, и Олег, и Виктор, и Анна принимали участие в формировании молодежного движения «свободных». Пожалуй, эти флэшбеки-ретроспекции — едва ли не самое интересное, что есть в романе. Дубинянская подробно реконструирует историю зарождения молодежного движения. Поначалу все напоминает наивную игру:листовки с призывом: «Стань свободным! Умей сказать «нет«!», особые ритуалы для «посвященных»... Но постепенно «свободные» начинают привлекать внимание спецслужб, политтехнологов и неких спонсоров. Естетственно, что каждый из «кураторов» ведет свою игру, стараясь использовать движение для достижения своих целей. Несмотря на определенную поверхностность и публицистичность (аллюзии на современную политическую историю Украины прочитываются довольно легко) «ретроспективную» линию «Н2О» читать интересно и нескучно.

На фоне этой ретроспективы другая, главная линия романа, в которой пересекаются уже повзрослевшие герои, выглядит откровенно вымороченной и, что хуже всего, предсказуемой. Искусственным кажется буквально все: персонажи (от главных до эпизодических), сюжетные коллизии, слова. Читая текст понимаешь, что автор старалась-трудилась, работала над каждой фразой, но на выходе отчего-то получилась унылая гладкопись, столь же безвкусная и безформенная, как Н2О, выбранная Дубинянской как метафора свободы.

Роман С. Кинга «Жребий» — далеко не самое совершенное произведение американского автора. Тем не менее, именно «Жребий» оказался тем базовым романом, на котором выстроена вся литературная вселенная Стивена Кинга.

От «Жребия» расходятся своеобразные тропы-пунктиры практически ко всем самым значимым кинговским произведениям: эпопее «Темная Башня», романам «Нужные вещи», «Оно», «Кладбище домашних животных», «Безнадега». Сам Кинг считал свой роман всего лишь литературной игрой, современной вариацией на темы «Дракулы». Действительно, в тексте «Жребия» достаточно реминисценций из самого знаменитого произведения Б. Стокера. Но роман молодого начинающего (на ту пору) американского автора оказался оригинальным и глубоким произведением.

В «Жребии» Кинга более всего интересует вопрос онтологии Абсолютного Зла. Именно так — Зла с большой буквы. Это Зло не связано с социальными условиями или индивидуальными болезненными патологиями. «От этого зла не защитит тюрьма. Полиция. Контроль рождаемости», — размышляет один из главных героев романа католический священник и тайный алкоголик отец Каллагэн. Именно с подобным Злом, безсмысленным, безпощадным, более древним, нежели человеческая цивилизация, приходится столкнуться жителям маленького новоанглийского городка Иерусалим-Лот.

«Абсолютное Зло есть реальность». Именно к такому выводу приходит Кинг в своем романе. Это Зло может пережить своих носителей на годы, десятилетия, даже века. Но оно непременно возвращается и однажды вновь проявит себя в каком-нибудь ничем непримечательном провинциальном городке. И все происходит только потому, что для большинства людей сама мысль о существовании подобного Зла представляется совершенно невыносимой.

Собственно, именно об этом и будет впоследствии писать С. Кинг практически во всех своих «крупноформатных» произведениях.

Возвращаясь к «Жребию»... Несмотря на некоторую (относительную!) наивность и прямолинейность как сюжета, так и главных героев, роман (прошу прощения за банальность) читается, как говорится, «на одном дыхании». И данное обстоятельство, наверное, является лучшей рекомендацией для любого литературного произведения.

Новый роман Ч. Мьевилля «Нон Лон дон» — это, своего рода, суперконцентрат творчества британского автора.Прошу прощения за тафтологию, но «НонЛон Дон» — это самый «мьевиллевский» роман из всех романов Мьевилля. В «Нон Лон Доне» все достоинства и недостатки прозы Мьевилля можно разглядывать словно под увеличительным стеклом.

Две британские подружки-школьницы, пройдя через обычную лондонскую котельную, попадают в очень своеобразный параллельный мир. В этом мире и находится странный и опасный город Нон Лон Дон — аналог современного Лондона, в котором и оказались девочки. Из Нон Лон Дона можно попасть в другие не менее удивительные места: например, во Врио-де-Жанейро, или в совсем уж запредельный Чулан-Батор. Вообщем, Мьевиль включает свою фантазию на полные обороты. Он населяет мир Нон Лон Дона такими существами, перед которыми меркнут фантасмагорические создания «Вокзла...» и «Шрама»: например, говорящий молочный пакет по прозвищу Кисляй, живые мусорные бачки, владеющие приемами боевых искусств. А еще в Нон Лон Доне есть гигантские мухи, летающие автобусы, самодвижущийся мост, водоросли-трясуны, черепичные акробаты, город призраков Фантомбург...

Но, как известно, беда любой фантасмагории — блеклые, трудно различаемые персонажи. А психология, внутренний мир героев никогда не были сильной стороной литературного таланта Мьевиля. И если на создание полноценных образов главных героев писательского мастерства у Мьевиля еще хватило, то по-настоящему «оживить» мусорные бачки и прочих, не менее экстравагантных персонажей романа, для британского фантаста оказалось непосильной задачей.

Перечитал «Морфий» ввиду выхода на экраны нового фильма А. Балабанова , поставленного по булгаковскому рассказу.

История молодого доктора в русской глубинке накануне революции, как любая литературная врачебная эпопея, наполнена трагизмом. Рассказ об абсурдном саморазрушении порядочного молодого человека, превращении его в комок страдающей биомассы при помощи вспомогательного средства — морфия, выписан настолько реалистично и скрупулезно, что становится физически не по себе. Параллельно «маленькой», индивидуальной трагедии доктора Полякова в рассказе раскрывается «большая» трагедия целой страны, впавшей в состояние революционной одержимости. Эта болезнь саморазрушения сродни той, что губит без явных причин талантливого и симпатичного героя булгаковского рассказа. Любопытно — Поляков подсаживается на морфий именно в феврале 1917 года: «Я — несчастный доктор Поляков, заболевший в феврале этого года морфинизмом...» В эти дни, болезнь, схожая с морфинизмом, надолго захватывает огромную страну...

«Морфий» написан в 1927 г., когда мысли об эмиграции становятся у Булгакова доминирующими. Отзвуки этих несбывшихся эмигрантских надежд явственно ощутимы и в рассказе: «Уезжай, заклинаю тебя, уезжай...Уезжай... Ты погибаешь...»

Удивительное дело – написанный, по признанию самого Кинга, как бы «между прочим», роман «Оно» стал едва ли не самым главным произведением американского автора. «Оно» можно назвать своеобразной энциклопедией всего творчества С. Кинга. История группы подростков из провинциального американского городка, вступивших в неравную и почти безнадежную борьбу с Абсолютным Злом, становится магистральной для очень многих кинговских произведений. Дети, выступившие против зла, оказываются в романе практически в одиночестве. Мир взрослых в лучшем случае просто не желает замечать Зла, или же (вольно или не вольно) попадает под его воздействие.

В отличие от своих позднейших романов, Кинг в «Оно» практически ничего не говорит ни о религии, ни о христианстве. Тем не менее, роман содержит стопроцентно христианский мессидж — кинговское «Будьте как дети...», отсылающее к известным евангельским словам: «Если не обратитесь, и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное...» Именно такие детские качества как непосредственность, отзывчивость, умение безошибочно понимать людей, способность интуитивно, на глубинном уровне распознавать добро и зло, сыграют решающую роль в победе над инфернальной субстанцией, несколько столетий терзавшей город Дерри.

Кстати, опять-таки, по словам Кинга, роман в значительной степени воспроизводит детские впечатления самого писателя: и Барренс, и Кендускеаг, и даже Генри Бауэрс — все это было на самом деле... Кто знает, может быть на самом деле был (и есть сейчас) и сам клоун Пеннивайз?...

Новая книга Б. Акунина «Квест» имеет подзаголовок «роман-компьютерная игра». По словам самого Акунина, в «Квесте» соединились две его страсти — любовь к авантюрным историям и любовь к компьютерным играм. Сначала, почему автор решил свой роман назвать «игрой». В конце каждой из глав романа, есть четыре варианта ответов, из которых читатель должен выбрать правильный. Угадал — читаешь дальше. Не угадал — Game Over, или ищи подсказку в «Кодах к роману» — самостоятельному тексту, опубликованному во второй половине книжки. (Вообще о том, какими способами можно читать «Квест» достаточно подробно написала коллега olya_p, поэтому не будем повторяться). Загадки, предлагаемые Акуниным, не представляют никакой сложности — во всяком случае, отгадывая их, ваш покорный слуга не ошибся ни разу.

(Позволю себе еще одно короткое отступление: загадки, подобные акунинским, еще в советские времена публиковались в каждом номере журнала «Наука и жизнь» под рубриками «Психологический практикум» и «Криминальные задачи от инспектора Варнике». Только вот загадки из НиЖ были посложнее). Действие «Квеста» развивается в двух временных плоскостях: Москва-1930 («Квест — роман-компьютерная игра») и Москва-1812 («Квест — коды к роману»). Оба сюжета развиваются вполне самостоятельно, каждый в свою историческую эпоху, пока, наконец, не сходятся в одной точке — на спецобъекте НКВД под кодовым названием «Заповедник»...

В наше время, в самом начале 21-го века, сталинская Москва оказалась также далека от опыта сегодняшнего читателя, как Москва времен наполеоновского нашествия. И Б. Акунин в «Квесте» не пытается предпринимать историческую реконструкцию ушедших эпох. Обе акунинские Москвы — это, скорее, артистические стилизации унесенного ветром времени, исполненные при помощи современного литературного языка.

Непосредственно текст «Квеста» стилистически близок к «Шпионскому роману», хотя и прочих литературных «кодов» и ссылок в романе хватает с избытком. Акунин с легкостью обыгрывает темы из «Месс-менд» М. Шагинян — полузабытого литературного хита 1920-х гг., «Мастера и Маргариты», «Войны и мира», романов Д. Брауна. Главный герой романа, американский биолог Норд Гальтон, заброшенный с тайной миссией в СССР, является своеобразной (и, надо сказать, весьма удачной) калькой с Индианы Джонса. Ну, а исходным материалом для истории с большевицкими экспериментами в области омоложения и создания «сыворотки власти», послужил документальный роман современного историка О. Шишкина «Красный Франкенштейн».

Самое удивительное, что при всей своей эклектичности и схематичности, «Квест» — роман со множеством сюжетных поворотов. Герои все время попадают в переделки, меняют личины (некоторые — в прямом смысле этого выражения), попадают в лапы НКВД, спасаются, встречаются с Наполеоном, нападают на секретные объекты, используют существовавшие в реальной истории противоречия между военной разведкой РККА и НКВД. В целом получается совсем не скучно. Местами даже остроумно и вполне злободневно. На выходе мы имеем изящную литературно-историческую игрушку, с которой приятно скоротать вечер-другой. Но ставить «Квест» на свою книжную полку, я, все-таки, не буду.

Рассказ Хилла «Лучшие новые ужасы» сложно воспринимать всерьез. Это, конечно, отнюдь не классическая история написанная в жанре ужасов, а своеобразный иронический хоррор, сочетающий в себе элементы пародии на сам жанр с легкой сатирой на быт и нравы хоррор-тусовки.

В этом микрокосме существуют своя иерархия, свои интриги, свои удачники и свои изгои. Многочисленные и малотиражные хоорор-издания, печатающиеся на дешевой бумаге, подразделяются на «чистых»(прентензия на интеллектуальный хоррор) и нечистых (откровенный трэш). Впрочем, границы в этом мирке условны и зыбки, а все классификации — относительны. Так, претендующий на респектабельность журнал. издаваемый ГГ рассказа, печатает откровенный трэш по «пуговичного мальчика». Весьма колоритно выглядят у Хилла и авторы, подвизающиеся на ниве «хоррор-литературы»: педерасты, некрофилы, маньяки, извращенцы, каннибалы и поклонники нацизма одновременно. Дж. Хилл словно специально концентрирует в своих персонажах все те параноидальные страхи и пороки, что стали расхожим местом масс-культуры и «воплотившимся ужасом» современного общества.

Роман Б. Хьюарта «Мост птиц» — оригинальная фантазия западного (в данном конкретном случае — американского) автора на темы китайских мифов, легенд, сказок. Хочу подчеркнуть — это не стилизация « под Древний Китай», а именно вольная, даже очень вольная фантазия. Если же вы хотите ознакомиться с аутеничным Китаем, с китайской классической литературной традицией — «Мост птиц» явно не для вас. В подобном случае лучше прочитать оригинальный китайский роман «Путешествие на Запад», который, на мой взгляд, и стал основным источником вдохновения для Хьюарта.

Если же вы, все-таки, решили выбрать роман американского автора, то вас действительно ждет увлекательное путешествие по «Китаю, которого не было» (издательская аннотация на удивление точна). Путешествие в компании с парой симпатичных и остроумных героев (мудрец Ли Као и простодушный крестьянин по прозвищу «Десятый Бык»), которые почти что идеально дополняют друг друга. Чтение «Моста птиц» — необременительное, легкое и приятное времяпрепровождение, не требующее ни особого душевного напряжения, ни чрезмерных умственных усилий. От романа Хьюарта не следует ожидать особой глубины, литературных игр, политических, религиозных и прочих аллюзий. Действительно, «Мост птиц» — это роман без «второго дна», без сюжетных, стилистических и композиционных изысков. Роман-сказка, роман-путешествие, в котором, как и положено в настоящей сказке, торжествует добро, влюбленные наконец соединяются, а злоба и алчность оказываются посрамленными... Прекрасное подростковое чтение. Да и если бы мне сказочная история, написанная Б. Хьюартом, попала бы в руки лет двадцать тому назад — итоговая оценка несомненно была бы выше.

«Стеклянные книги пожирателей снов» — прозаический дебют соврешенно неизвестного в России американского драматурга. К подобным книгам всегда относишься с известной долей осторожности: можно открыть для себя новый шедевр, а можно получить литературный продукт весьма сомнительного качества. Второе, увы, случается гораздо чаще. Скажу сразу — в целом роман Г. Далквиста меня нисколько не разочаровал. Но, лучше обо всем по порядку...

Миловидная и далеко неглупая Селеста Темпл прибывает в столицу метрополии из далеких южных колоний. Селеста постепенно приближается к тому критическому возрасту, когда находиться в одиночестве девушке становится уже неприлично. В столице, не стесненная в средствах барышня, вскоре обретает жениха: Роджер Баском, перспективный сотрудник МИДа, приятный и внимательный молодой человек, ко всему прочему вхожий в аристократические столичные салоны. Но внезапно мир вокруг мисс Темпл буквально рушится — потенциальный муж присылает «неприличное» письмо, в котором сообщает о расторжении помолвки. Пытаясь докопаться до причин столь неожиданного и унизительного разрыва, обиженная девушка начинает слежку за своим, уже бывшим, женихом. И это сумасбродное решение оказывается тем механизмом, при помощи которого Г. Далквист запускает в движение интригу своего романа.

Слежка, которую затеяла мисс Темпл, приведет к непредсказуемым последствиям, сведет героиню с неожиданными, загадочными и очень опасными людьми. Г. Далквист великолепно умеет срежиссировать сюжет — очевидно, сказываются навыки успешного драматурга. «Стеклянные книги...», начинавшиеся как стилизация под т.н. «викторианский роман» (очередная, 1001-я версия) совершенно неожиданно переходят в новое качество. Роман вдруг оказывается странной и взрывоопасной смесью, настоящим «коктейлем Молотова», созданным из самых неожиданных ингредиентов. Классический британский авантюрный роман ХIX века («Приключения принца Флоризеля» Стивенсона, романы практически неизвестного современному читателю Э. Дж. Бульвер-Литтона — вот ключевые «гиперссылки» книги Далквиста) сочетается с конспирологическим триллером, реминисценции на темы У. Эко соседствуют с мотивами и интонациями стимпанковского хулигана П. Ди Филиппо, пародия и сатира играют на одном поле с какой-то простодушной сентиментальностью. Постепенно вчитываясь в «Стеклянные книги...», вдруг совершаешь еще одно неожиданное открытие: несмотря на различные опознавательные «маячки», разбросанные автором по тексту («престарелая королева», «могила Теккерея», возле которой отдыхает один из героев), местом действия является отнюдь не «старая добрая Англия» конца 19 века, а какая-то другая «версия» этой страны. Мир Далквиста оказывается очень похожим на реальный мир позапрошлого века, и, в тоже время, значительно отличается от него.

Все это далквистовское безумие буквально захватывает тебя. Читая роман, получаешь почти что физическое удовольствие от загадок, запрятанных в тексте то здесь, то там, от протянутых параллелей и вообще от литературно-мифологического привкуса этой странной истории. Напряженный сюжет, который не дает читателю расслабиться буквально ни на минуту, изощренные фантазии Далквиста, сочетаются с авторским вниманием к детали, к внутреннему состоянию своих героев.

Что мешает поставить самую высшую оценку этому действительно оригинальному и незаурядному произведению? На мой взгляд, исключительно последняя четверть книги. Собрав всех своих персонажей для решающей развязки в одном месте, Далквист начинает многократно повторять один и тот же прием: герои попадают в руки врагов, спасаются, бегут, снова попадают... Честно говоря, последние 200 стр. вообще можно было бы листать через одну, если бы не одно «но». В промежутках между своими многочисленными спасениями героям романа удается раскрыть множество весьма важных загадок, проливающих свет на те самые «стеклянные книги», о которых идет речь в заглавии романа. Так что пробежать взглядом эти страницы у вас не получится...

Что ж, у американского драматурга получился достойный и увлекательный роман с несколько смазанной последней частью, не до конца разгаданными тайнами и открытым финалом, заставляющим ожидать продолжения.

«Зал поющих кариатид», безо всякого сомнения, лучший текст сборника «П5». Одновременно остроумная, горькая и мрачная история о наивной девушке Лене — одной из тех «крошечек-хаврошечек», о которых Пелевин писал еще в «Настольной книге оборотня». Пройдя нешуточный творческий конкурс, Лена получает великолепную работу. Работу, о которой можно только мечтать — в рублевском спецборделе для олигархов и прочих лиц, приближенных к российскому властному Олимпу, Лена должна работать «кариатидой». От кариатиды тебуется немногое — стоять по стойке «смирно» и, если понадобиться, выполнять все прихоти гостей заведения: от исполнения песни до... Ну, сами понимаете, до чего. Оплата просто сказочная: за один сеанс можно получить сумму, эквивалентную стоимости «половины московской квартиры»...

Эту небольшую повесть можно назвать концентрацией всего предыдущего пелевинского творчества. Получился такой своеобразный «весь Пелевин»: язвительный, остроумный, саркастичный, парадоксальный и, вместе с тем, пронзительно грустный, с какой-то щемящей, почти что чеховской интонацией, тоскующий о более совершенном, гармонично устроенном мире. Как всегда, Пелевин публицистичен, точен в деталях: на прослушивании в рублевский бордель Лена выступает с песней группы «Тату» «Югославия», а руководитель кремлевского молодежного движения, выступающий с лекцией перед девушками, приезжает на встречу в форме советского солдата Великой Отечественной войны... Но, наверное, лучшей метафорой современности, своеобразной квинтэссенцией нынешнего идеологического «трэнда», является сама обстановка элитного борделя — обслуживание VIP-клиентов происходит под гимн СССР, исполняемый на английском языке.

О событиях, происходивших во времена греко-персидских войн (почти две с половиной тысячи лет тому назад) мы судим, в основном, по «Истории» Геродота и немногочисленным трудам других греческих историков (Ксенофон, Павсаний, Страбон). Персы, за редким исключением,не оставили ничего такого, чтобы стало для нас последовательным изложением реальных фактов. Едва ли не единственным персидским источником о войне с греками являются малоизвестные в России «Хроники Набонида». Документальный исторический роман «Персидский огонь» Т. Холланда по сути является компендиумом, популярной обзорной работой, составленной на основе вышеуказанных текстов.

Однако книгу Т. Холланда язык не поворачивается назвать заурядной компиляцией. Холландовский труд выгодно отличается от множества халтурных поделок на исторические темы, что заполонили отечественный книжный рынок.

Прежде всего, Холланд встраивает историю греко-персидских войн в контекст истории всего Античного мира. Ассирия, Месопотамия, Вавилон, история создания первой мультикультурной Персидской империи, взаимоотнощения афинской демократии и спартанского милитаризма, «агенты влияния» Персии в Греции, действия персидской разведки — вот краткое (и довольно неполное!) перечисление тем, которые рассмаривает Холланд, прежде чем непосредственно перейти к истории греко-персидского военного противостояния. Кроме того, британского автора интересует именно цивилизационный аспект греко- персидских войн. Холланд пишет о том, как своеобразные иннерционные волны, образовавшиеся от столкновения двух могущественных государств античного мира, прошли сквозь века и продолжают свое воздействие вплоть до наших дней. Монотеизм, идея вселенского государства, глобализм, демократия, тоталитаризм -на примере книги Холланда легко можно проследить происхождение и развитие данных понятий.

Проиграй греки битву при Марафоне, — размышляет Холланд, — современная цивилизация приобрела бы совершенно иные очертания. И не случайно в его концепции греко-персидские войны выглядят своеобразной осью мировой истории. Именно данное столкновение положило начало тому, что мы теперь называем «европейской самобытностью».

«Персидский огонь» оказался изящной, легкой в чтении книгой, написанной живым и образным языком, счастливо сочетающей доступность изложения с оригинальностью авторской мысли. Будьте готовы к тому, что начав читать эту книгу Т. Холланда, вы вряд ли сможете отложить ее в сторону, пока не дойдете до последней страницы...

Новый сборник В. Пелевина «П5» разумеется состоит из пяти рассказов и повестей. Все произведения, вошедшие в П5 сюжетно вполне независимы, и, в то же время, тесно связаны между собой некоей сквозной авторской сверхидеей. Так что если вы собираетесь приступить к чтению «П5», то начинать читать лучше всего не выборочно («методом тыка»), а по порядку: последний рассказ «Ассасин» тесно смыкается с первым рассказом из сборника — «Залом поющих кариатид». На самом деле, «П5» — это даже не сборник рассказов, а самый настоящий «роман-кольцо».

Все рассказы/повести написаны собственно об одном — об извращении человеческой сущности. О том, как обыкновенных, нормальных людей последовательно и целенаправленно делают либо настоящих монстров, либо полных уродов. Мир идеологий, в котором живут и действуют персонажи пелевинских рассказов — это мир замкнутой самой на себя системы, мнимо вырабатывающей «идеи», «новизну», «будущее», а по сути гоняющей ничто, пустоту. В эту пустоту и проваливаются абсолютно все герои «П5» — девушка Лена, исполняющая роль кариатиды в специальном убежище для олигархов; сами олигархи, легкомысленно возомнившие себя «хозяевами жизни»; ментовской генерал и его жертвы -рядовые гаишники... Лишь герою последнего рассказа сборника, — ассасину Али, — удается скользнуть по краю и обмануть профессиональных промывателей мозгов.

Рассказы и повести, собранные в «П5» причудливо сочетают в себе черты фантасмагории, социальной сатиры, политического памфлета, литературной пародии. Причем, налицо явное преобладание именно памфлетной составляющей над собственно художественной. Причем аналогичный «перекос» в сторону социально-политического заметен не только у Пелевина, но и у других уважаемых авторов, взявшихся за описание так называемых «нулевых»: Д. Быкова («Списанные»), В. Сорокина («День опричника», «Сахарный Кремль»). Впрочем, эту особенность современной прозы раньше меня тонко и точно отметила ALLEGORY. Что ж, как сказал около 30 лет тому назад один известный поэт, «какое время на дворе — таков Мессия»...

Заверщающего сборник «П5» «Ассасина» вполне можно отнести к категории так называемого «производственного рассказа». Рассказывая историю жизни Али, молодого воспитанника «школы ассасинов», Пелевин наглядно демонстрирует принцип действия универсальной технологии манипулирования человеком. При помощи подобных технологий, разнящихся только формами воздействия, взрослые «богомолы-манипуляторы» успешно лепят из десятилетнего мальчика идейно выдержанного убийцу, превращая ребенка в один многочисленных винтиков, что скрепляют весь механизм Системы. Прходят столетия, меняются идеологии, река времени смывает целые государства и народы, но методы идеологической обработки человеческого материала остаются в своей основе неизменными. «Дяди Алаудины» продолжают успешно обрабатывать все новых и новых мальчиков и девочек...

Следует заметить, что любитель задавать «неудобные» вопросы, юный ассасин Али, убедившись в том, что обещанный наставником «рай» — не более, чем фикция, оказался единственным персонажем пелевинской книги, которому удалось выскользнуть из рук изощренных идеологических манипуляторов. «Ассасины» композиционно «закольцевывают» сборник, великолепно стыкуясь с первым рассказом про девушку-кариатиду (своеобразная пара к ассасину Али), гуру-богомола (наставник Алаудин) и Условную Реку Абсолютной Любви.

Великолепный роман сибирского писателя Олега Курылева. История двух россиян из относительно недалекого будущего (приблизительно — конец 21 века), перемещенных во времени в Центральную Европу, в 1911 год. Собственно, первым в Прагу-1911 попадает историк Каратаев — его отправляют в научную командировку скопировать документы, которые будут утрачены во время 2-й Мировой войны. Но Каратаев совершенно сознательно планирует стать «невозвращенцем. Он прихватывает в прошлое портативный компьютер, забитый самыми разнообразными сведениями: биржевыми котировками, результатами забегов лошадей на ипподромах, выигрышныными номерами, на которые следует делать ставки в казино. Всю эту полезную информацию Каратаев планирует использовать, как говорится, «в целях личного обогращения». Однако первоначальные планы Каратаева осложняются тем, что из будущего за ним посылают «спасателя», который, как оказалось, по ряду причин также не горит желанием возвращаться в родной 21 век... По мере того, как главные герои осваиваются в прошлом, их все больше и больше охватывает соблазн — поробовать изменить естественный ход истории, направить его в более благоприятное русло.

Казалось бы, что может быть более тривиального, чем история о перемещениях героев во времени, о том, как ловко «наши» начинают обустраивать прошлое? Однако этот заезженный поколениями фантастов сюжет Олег Курылев отрабатывает просто мастерски, проявляя отменное знание исторических декораций предвоенной Европы. Биржевые спекуляции, история развития германского виноделия, знаменитое дело полковника Редля, игра разведок, раскопки египетских пирамид, сюжет с «Титаником», интереснейшая линия, связанная с развитием германского оккультизма, наконец, своеобразная кульминация романа — великолепно срежиссированная автором история сараевского покушения на наследника австрийского престола... Все эти крайне интересные сюжеты, каждый из которых мог бы послужить основой для отдельного произведения, Курылев органично вписывает в структуру романа. Автор мастерски развивает несколько пересекающихся сюжетных линий — действие развивается стремительно и совершенно непредсказуемо.

Подводя итоги, можно сказать, что О. Курылеву удалось почти невозможное — написать одновременно увлекательный и по-настоящему умный роман, виртуозно балансирующий на грани исторической достоверности и вымысла, сочетающий мастерство незаурядного рассказчика с весьма серьезными рассуждениями: о роли личности в истории, о детерминированности исторического процесса и о свободе выбора, заложенной в самой человеческой природе.

Вирикониум... Удивительный город «на краю времени», в котором можно оказаться пройдя сквозь зеркало, что висит в туалетной комнате маленького кафе провинциального английского городка. Вирикониум... Город-призрак, словно вышедший из горячечного бреда, из ночных кошмаров, пугающих своей правдоподобностью. Грязные улицы, заброшенные дома, пыльные комнаты, заполненные никому ненужным хламом, загадочные предметы, созданные много веков тому назад представителями давно исчезнувших, некогда могучих цивилизаций. Город, на котором лежат печати распада, болезни, разложения и тлена.

Роман М.Джона Харрисона состоит из нескольких самостоятельных рассказов и повестей, объединенных сквозным сюжетом и несколькими персонажами. Впрочем, сами персонажи (равно как и сюжет) находятся на периферии романной структуры «Вирикониума». Книгу Харрисона при всем желании трудно отнести к жанровой прозе. «Вирикониум» привлекает именно своей атмосферой, настроением. Поэзия распада, своеобразная эстетика агонизирующей цивилизации, ощущение надвигающегося конца времени — вот что такое «Вирикониум».

Читая роман Харрисона, начинаешь понимать не только истоки генеалогии Нью-Корбюзона Ч. Мьевилля, но и отдельные эпизоды «Темной Башни» (особенно «Бесплодные земли») заставляют вспомнить о «Вирикониуме».

Говоря о романе М.Дж. Харрисона хотелось бы остановится еще на одном моменте: для того, чтобы отечественный читатель смог адекватно оценить и понять подобный текст, крайне необходим не просто квалифицированный переводчик, но переводчик определенно поэтического склада, настроенный на одинаковую волну с весьма своеобразным писателем. Я вовсе не хочу сказать, что перевод «Вирикониума» выполненный Т.Б. Серебряной, совершенно ужасен и нечитабелен. Но бьющее в глаза косноязычие переводчика («...солнце выглянуло из-за туч — мне показалось, что снизу к моей челюсти приложили припарку»), перенасыщенность русского текста тяжеловесными (а, подчас, и просто нелепыми) стилистическим конструкциями совершенно не способствуют восприятию этого, и без того непростого произведения.

«Долорес Клейборн» — это совершенно необычный, далеко выходящий за привычные жанровые рамки роман С. Кинга. Минимум мистики, максимальное погружение в реальность, в быт, в непрстые семейные отношения обычной женщины, всю свою сознательную жизнь последовательно проработавшей прислугой, экономкой, домоправительницей у богатой хозяйки. Роман представляет собой непрерывный четырехсотстраничный монолог этой самой женщины — Долорес Клейборн. Монолог, записанный в на диктофон в полицейском участке. Уже на первых страницах романа героиня признается в своем давнем преступлении — убийстве собственного мужа. Так что формально в романе и интриги-то нет практически никакой. Монолог Долорес Клейборн — это подробнейший, скрупулезный отчет о том, как становятся убийцей, как изменяет твою жизнь сознательное убийство когда-то самого близкого тебе человека...

Следует отметить, что жертва преступления — супруг Долорес Джо Сент Джордж — личность на редкость малопривлекательная... Буйный алкоголик, хам, напыщенный дурак, растлитель собственной дочери... Однако Кинг отнюдь не собирается оправдывать Долорес пресловутыми «обстоятельствами» и не сводит свою героиню до образа невинной жертвы домашнего насилия. За свое преступление, совершенное, казалось бы ради блага семьи, ради счастья собственных детей, Долорес Клейборн придется сполна расплачиваться практически до самого конца своей жизни...

Глубокий психологический роман С. Кинга, погруженный в экономные пейзажи крохотного островка у побережья излюбленной автором Новой Англии... История о неправедном добре и неабсолютном зле...

Итак, «Алиенист» — первый из романов, посвященных психиатру Ласло Крайцлеру.

Место действия — Нью-Йорк. Время действия — конец 19 века.

...Нью-Йоркская полиция тщетно пытается выйти на след серийного убийцы, который самым жестоким образом уничтожает мальчиков-проституток, своеобразных парий большого города. Только вот в конце позапрошлого века самого понятия «серийный убийца» еще не существовало как такового. Мало того, высшие чины нью-йоркской полиции отрицали даже возможность подобного явления. Новый шеф полиции «Большого Яблока», молодой амбициозный политик Теодор Рузвельт (будущий 26-й президент США) не рискует начать открытое полицейское расследование по фактам гибели детей. Предпочитая действовать окольными путями, стараясь избгать лишней огласки, Рузвельт создает независимую следственную группу, в которую включает своих близких друзей: алиениста (или же, по-нашему, психиатра) Ласло Крайцлера, журналиста Мура, первую в истории Америки женщину-полицейского Сару Говард и еще несколько не менее колоритных персонажей...

«Алиенист» К. Карра написан в жанре психологического триллера. В этом романе действительно очень много всего: и психологии, и триллера. Завораживающий, крайне напряженный сюжет «Алиениста» тесно переплетается с экскурсами в историю криминалистики и психоанализа, с увлекательными картинами повседневной жизни Нью-Йорка в девяностые годы 19 века.

Богемные кафе и мрачные притоны, дешевые публичные дома и особняки городской элиты, колоритный преступный мир и не менее колоритный мир Большой Политики, наконец, метастазы коррупции, буквально разъедающие само тело этого великого и страшного города — К. Карру великолепно удается выписать фон, воссоздать атмосферу, вкус, запахи той далекой нью-йоркской жизни. Вообще, можно было бы назвать роман Карра идеальным образцом детективного романа — одновременно динамичного и умного, — если бы не одно обстоятельство. Это обстоятельство заключается в банальном и смехотворном месседже Карра, пропущенном через весь текст романа и в финале раскрывающимся во всей своей красе. «Что позволяет серийному убийце стать им?» — рассуждает автор вместе с ГГ романа алиенистом Крайцером. — «То, что мы дозволяем. То, чем мы даже наслаждаемся».

Калеб Карр приходит к банальному и порочному выводу – об ответственности общества за все насилия и убийства, совершенные преступником. Преступник как жертва неблагоприятного стечения обстоятельств. На Западе эта теория считается практически официальной и обжалованию не подлежит. Мол, бандиты, насильники и убийцы вырастают из тех, кого в детстве унижали. Или родители, или мальчики во дворе. В «цивилизованном мире» таких детей из неблагополучных семей даже призывают оправдывать – сколько бы народу он не порешил. Мол, жертва не тот, кому полоснули по горлу, а тот, кто взялся за нож. Вы как хотите, но я эту «теорию обстоятельств» признать и принять не могу. И это единственное, что портит впечатление от незаурядного романа К. Карра.

Удивительный роман, написанный тремя женщинами-соавторами. Вообще-то, лично я всегда с подозрением отношусь к так называемому «коллективному творчеству». Уж слишком много встречалось откровенной халтуры, да и просто творческих неудач... Однако, «Золотой ключ» стал действительно приятным исключеним из этой печальной закономерности. Соединенные усилия Роуни, Роберсон и Элиот был создан необыкновенно яркий роман, счастливо избежавший многочисленных штампов и замыленных сюжетных ходов так называемого «традиционного фэнтези».

Действие «Золотого ключа» разворачивается в некоей вымышленной стране (в которой легко прочитывается Испания в диапазоне от Средневековья до Нового времени). Исключительно важную роль в жизни страны играет живопись — картины фактически заменяют все официальные документы. Соответственно художники имеют в этом государстве большую власть и почти что неограниченное влияние. «Золотой ключ» получился сложным и многоплановым произведением — история одной семьи наследственных художников, своеобразная семейная сага, оказывается тесно сплетеной с политическими интригами, с тайнами весьма необычной магии, с авторскими размышлениями о природе художественного дара и предназначении самого художника. Вообще сам роман поразительно напоминает огромное художественное полотно...Или , вернее, целый художественный музей, наполненный картинами старых мастеров — с неяркими, чуть приглушенными, подернутыми дымкой времени красками; пристальной внимательностью к деталям, малейшим оттенкам настроения и нюансам психологии.

В «Золотом ключе», безусловно, имеются свои недостатки, которые становятся заметными как раз при неторопливом, вдумчивом чтении. Главным недостатком, на мой взгляд, является некоторая авторская наивность, особенно бросающаюся в глаза при разрешении различных политических интриг и коллизий. Но ни наивность, ни злоупотребление авторами методом транслитерации (которое особенно сильно раздражает в первой книге романа) не способны испортить впечатления от встречи с этим самобытным и стильным произведением.

Прежде всего следует сказать: эту книгу можно рекомендовать к прочтению только людям с очень крепкими нервами. Зюскиндовский «Парфюмер» и гламурно-глянцевые ужасы Баркера по сравнению с романном Эллиса — «детский сад и фигурное катание». Кстати, когда мы говорим о романе Эллиса, неплохо бы помнить, что оригинальное название «Психопата» — American Psycho. Отечественные издатели перевели «рsycho» как «психопат». Однако, существует и другой вариант интерпретации названия эллисовского романа:«психэ» в переводе с древнегреческого означает «душа». Так что можно трактовать название романа как «Американская душа».

История преуспевающего «эффективного менеджера» Патрика Бейтмена, ведущего двойную жизнь, -одновременно блистательного светского юноши и серийного убийцы-каннибала, — это не только метафорическая история всего поколения яппи. Это вполне реальная история нравственного и физического распада человеческой личности. Мир Бейтмена — это мир, в котором по слову Достоевского, «все позволено»; мир, в котором не осталось ничего недоступного; мир, в котором каждый день просто жизненно необходимо пробовать что-то новое. Мир Бейтмена — это мир, котором напрочь отсутствует даже сама мысль о существовании некоей надчеловеческой Силы, отсутствует даже малейший намек на Сакральное. Это мир, превратившийся в вечное Колесо Потребления, где все подчинено лишь одной цели — максимальному телесному насыщению.

«Американский психопат» — произведение одновременно предельно реалистическое и притчевое. Почти что библейская история создания «нового человека», своего рода «нового Адама» общества потребления. На самом деле Эллис, которого несправедливо обвиняли в смаковании насилия, жестокости и пр. — это самый настоящий моралист, редчайшая птица в современной литературе. Только завзятый моралист мог написать для своего романа такую финальную сцену, как написал ее Эллис. Да еще завершить ее с такой, воистину святой простотой. «Это не выход» — последние слова «Американсого психопата».

Говоря о романе Эллиса, хорошо бы держать в уме еще одно обстоятельство — «Психопат» был написан в 1991 г. И все жестокие слова об обществе потребления (ставшие ныне просто общим местом) прозвучавшие из уст Тарантино, Уэльбека, Уэлша и т.д. имеют отправной точкой именно эллисовских роман.

История таинственного исчезновения подростка Марка Андерхилла сопряжена в романе П. Страуба с историями двух маньяков — один творил свои зверства в провинциальном Миллхэйвене более двадцати лет назад, второй совершает преступления сейчас. Предположительно, что одной из жертв нового маньяка может оказаться пропавший подросток Марк... За розыски пропавшего мальчика принимается его дядя — преуспевающий писатель (кстати, работающий в хоррор-жанре) Тимоти Андерхилл...

«Пропавшего мальчика...» П. Страуба трудно назвать хоррором в чистом виде. Роман стоит на стыке различных жанров: это и роман воспитания, история духовного взросления героя; и своеобразный «семейный роман»; и детектив, посвященный розыскам серийного убийцы; и мистический роман о «параллельных мирах», в которые можно попасть из заброшенного особняка на соседней улице... Можно сказать, что Питер Страуб приготовил для своего романа отличные ингридиенты. Но, как известно, из одних и тех же продуктов можно создать изысканное блюдо «от кутюр», а можно состряпать и лагерную баланду. У Страуба, в данном случае, не получилось ни первое, и второе. А получилась (если уж продолжить кулинарные аналогии) вполне съедобная общепитовская пища: съел, не отравился и... забыл.

Ни одна из сюжетных линий романа не отрабатывается автором по полной программе. Создается такое впечатление, что Страуб пытается не усложнять ни сюжет, ни текст, ни персонажей, предпочитая выбирать наиболее легкие решения. Эмоциональная сторона фабулы оказывается для автора важнее сюжета. Если уж Страуб не любит кого-то из своих героев, то ни за что не найдет для него ни одного доброго слова. Развязка романа удивляет своей наивностью и какой-то безыскусной простотой: все сюжетные узлы, все загадки, придуманные автором, разрешаются при помощи простой поисковой операции в Гугле. Словом, получился самый настоящий «парад упущенных возможностей» — именно такая характеристика как нельзя лучше подходит к данному роману П. Страуба.

Вышедшую из печати в 1995 г. «Пешку...» Д. Корецкого можно назвать новаторским романом для всего современного российского детектива. Новаторство Корецкого заключается не только в том, что ему удалось впервые в полный голос высказаться по таким темам, которые советская детективная литература предпочитала обходить стороной: тотальная коррупция в правоохранительных органах, ужасающая нищета рядовых сотрудников этих самых органов, вынуждающая их идти на преступления, тесная связь криминалитета с представителями властных структур, непримиримое соперничество российских спецслужб (милиции, контрразведки и военной разведки), безсилие новейшей российской власти и ее капитуляция в войне скриминалитетом... Вообщем, Д. Корецкий включил в свой роман такие сюжеты, которые днем с огнем нельзя было сыскать в отечественных детективах.

Просматривая роман Д. Корецкого 13 лет спустя после его появления на книжных прилавках, легко можно убедиться, что «Пешка...» — самая настоящая «энциклопедия российской жизни» — этих безумных и лихих девяностых годов прошлого века. Стремительные финансовые и карьерные взлеты и не менее головокружительные падения, криминальный безпредел, изнурительная борьба за выживание «маленького человека», которому выпало несчастье родиться в «эпоху перемен», внезапно поднявшаяся волна национальных конфликтов...и приметы, узнаваемые черточки той, кажущейся теперь такой далекой и невозможной повседневной жизни — все вышепереччисленное по полной программе пристутствует в корецкой «Пешке...»

Яркий, почти что кинематографический сюжет (мнгновенная смена планов), динамизм, тщательно продуманная, выверенная интрига, отсутствие дешевой сентиментальности (расцветшей уже позже, во времена «Бригады» и «Бумера»), умение по-настоящему заинтересовать своего читателя, держать его в напряжении до самых последних строчек романа — все это до сих пор выгодно отличает «Пешку...» Корецкого от большинства российских детективов. Да, конечно, «Пешка...» далеко не шедевр литературы и имеет кучу недостатков. Бедная (если не сказать убогая) стилистика, масса профессиональных ляпов, допущенных автором — все это совсем не украшает книгу. Но Д. Корецкому удалсоь передать дух времени и, самое главное, сформулировать некое «коллективное безсознательное», заключенное в одном из центральных персонажей романа — генерале Верлинове, который и ведет эту самую «Большую Игру», упомянутую в названии романа.

Довольно симпатичный и легкий в чтении, но вторичный роман от К. Голдена. Действительно, «Вот мы и встретились...» настроением и самим подходом к жанру напоминает прозу С. Кинга. Для Голдена интересен прежде всего, человек, его реакции на Иное, проблемы этического выбора. Хоррор для Голдена не самоцель, а инструментарий. Только вот как говорится в известной русской пословице, у Голдена «Труба пониже, и дым пожиже». Довольно непритязательная история, о том как подростковое увлечение оккультизмом и магией может привести к непредсказуемым последствиям.

...Два друга-старшеклассника, проживающие в небольшом провинциальном американском городке, интересуются различными таинственными явлениями, печально известными «салемскими ведьмами» и магией. Невинные забавы молодых людей заканчиваются, когда один из друзей становится обладателем могущественной колодовской книги, написанной учеником Алистера Кроули. Колдовской обряд, проведенный молодыми людьми в соотвествии с указаниями злополучной книги кардинально изменяет жизнь практически всех героев романа. Изменяет,естественно, совсем не в лучшую сторону. Спустя десятилетие один из героев при помощи все той же книги возвращается в прошлое, дабы попытаться исправить содеянное зло.

В результате мы имеем любопытный, но слабо структурированный сюжет, с целой кучей героев, перенесшихся в прошлое. Как со всеми ними разобраться — Голден , похоже, сам до конца не представляет. Темная магия в выглядит наивной и примитивной: внутренности жабы, кусгочки засохшей крови с женской прокладки и что-то еще, столь же банальное и малоаппетитное... И, наконец, автором грмиуара — загадочной магической книги — оказывается некий француз, ученик «самого Алистера Кроули»... Право, после такого даже не знаешь что делать — то ли смеяться, то ли плакать...

Вся трагическая и одновременно нелепая история новейшего русского капитализма, построенного в полном соответствии с чудодейственными рецептами Д. Сакса и У. Кейси (в рассказе соответственно — Какс и Сейси) уложилась в три странички гениального пелевинского рассказа. История Вована Каширского — это история тысяч и тысяч «эффективных» топ-менеджеров и «продвинутых» сисадминов, остужающих своими мозолистыми задницами бронзовую сковородку в ожидании вожделенного «тайм-аута». «Новый русский анекдот» неожиданно обернувшийся притчей о свободе воли и возможности выбора. Совершенный рассказ, как скульптура грека Праксителя — невозможно ничего ни убавить, ни прибавить.

Новый роман шотландца Ч. Маклина «Домой до темноты» во многом напоминает предыдущий маклиновский роман «Молчание». При том что по стилю, тематике, персонажам, письму эти два произведения разительно отличаются друг от друга, «точка общая», выражаясь в терминах Свидригайлова, между ними все-таки есть. И эта точка не только жанр — «психологический триллер», в котором написаны оба романа. Но вначале несколько слов о сюжете.

...Дочь британского миллионера Эда Листера зверски убита во время учебы во Флоренции. Взбешённый медлительностью итальянской полиции, Эд начинает самостоятельные поиски убийцы. Только вот это самодеятельное расследование неожиданно оказывается чрезвычайно опасным предприятием: начинают погибать люди, с которыми Софи общалась последние дни своей жизни, сам Эд замечает слежку за собой и за своим особняком в Лондоне. События начинают развиваться в непредсказуемом направлении... Роман написан живо и динамично. Маклин уверенно развивает несколько сюжетных линий, сходящихся, как и положено, в финале романа.

Теперь о том, что объединяет маклиновские романы. За детективной линией у автора скрываются более глубокие пласты. Шотландского писателя интересует то, что обычно называют контекстами — цивилизационными, культурными, гендерными, — в которых и существует современный человек. Если предыдущий триллер Маклина «Молчание» был романом о тотальной лжи, об обезценивании смысла любого высказывания, то «Домой до темноты» — роман об утрате собственной идентичности. Герои Маклина утрачивают собственное «я» совершенно добровольно, безо всякого стороннего принуждения. Они не просто начинают исполнять чужие роли, пытаясь подменить реальность плодами собственных фантазий и измышлений, но и стремятся втянуть в свой выморочный мир своих близких, да и просто окружающих. Тема подмены, утраты аутентичности, отыгрывается в романе по всем возможным направлениям и, как полагается, приводит к трагичным и непредсказуемым последствиям. Собственно говоря, все персонажи «Домой до темноты» занимаются тем, о чем вы свое время скромно писал Бодрийяр — конструируют реальность в виде придуманных ими же образов.

Вообще, если вы хотите узнать,что за последние 10—15 лет произошло с европейским человеком, как изменились его вкусы, его взгляд на мир и на самого себя -романы Ч. Маклина отличное тому подспорье. Потому что шотландцу удается в принципе главное — создать такого персонажа, который синтезирует то, что мы называем временем.

Цикл рассказов Владимира Сорокина «Сахарный Кремль» логично продолжает его двухгодичной давности повесть «День опричника». Сиквел, можно сказать. Но это не просто другая история, это — другой угол зрения. «День опричника» был целиком монологичным романом, в нем отсутствовало многоголосье других обитателей сорокинской России. «Сахарный Кремль» — напротив, полифоничен; многоголосье перслонажей чем-то напоминает ранний роман Сорокина «Очередь» (недаром в новом сборнике есть рассказ с аналогичным названием). Все 15 новелл, составляющих «СК«максимально разные. Вместо взгляда на Новую Россию — 2028 глазами одного персонажа, в Сахарном Кремле — 15 историй, 15 отдельных взглядов. Сорокин вновь экспериментирует со стилем, один рассказ делая под Гиляровского, другой -под квазирелигиозные слащавые истории для детей, а из третьего — стряпая ретродетектив. Утомленные оппозиционеры из рассказа «Underground», представляющие себя цареубийцами лишь в жестоких наркотических снах — своеобразный сорокинский «привет» фильму «Подполье» Э. Кустурицы.

Персонажи откровенно памфлетного рассказа «Кабак» — настоящий карикатурный парад фриков: колоритная московская кликуша Пархановна, крестящаяся двумя руками и кричащая «Шестая империя!!! Шестая империя!!!», семейство балалаечников Мухалко, цирковые ребята разгибатель подков Медведко и темный фокусник Пу И Тин...

Владимир Сорокин не пытается разыгрывать такую козырную карту, как «плач по культуре». Здесь даже не жгут книг Достоевского и Чехова (правда, на Красной площади жители России дружно сожгли заграничные паспорта) — от их пепла давно уже нет и следа. Власть имущих развлекают скоморохи-лилипуты, а людям попроще вполне достаточно белого порошка «кокоши». Девиз жителей этой альтернативно-утопической реальности — «пожрать и обрадоваться». Каждый из 15 рассказов содержит ритуальную сцену поедания главного блюда новой России — того самого Кремля, сделанного из сахара.

Главный, и весьма существенный недостаток «Кремля» — неравноценность составляющих его рассказов. Наряду с безусловными удачами — такими рассказами, как уже упомянутый«Underground», «Марфуша», «Харчевание», — добрую треть рассказов вполне можно было удалить из сборника — они, как говорится, «ни холодны, ни горячи» и ничего не добавляют к общей картине жутковатой фантасмагории, созданной В. Сорокиным.

... Щемяще грустная история жизни дочери рыбака Марис, сумевшей пробиться из социальных низов в закрытую элитную касту летателей – людей, осуществляющих связь между государствами-островами огромного архипелага, разбросанными в безкрайнем океане далекой планеты.

Сама сюжетная канва романа кажется простой и незамысловатой (на мой вкус даже слишком). Однако даже в своем раннем романе Мартин показывает себя писателем, умеющим создать особую ауру, атмосферу произведения даже при относительной бедности основной сюжетной линии. Самая большая удача «Гавани ветров» – без преувеличения пронзительный финал романа. Одиночество старости, когда остаются лишь воспоминания о небе и о полетах; тщетность всех человеческих усилий перед лицом надвигающегося небытия; ощущение кратковременности нашего земного существования..

Читая «Гавань ветров», неоднократно ловил себя на мысли, что подобную книгу вполне мог бы написать и Александр Грин – настолько роман Дж. Мартина кажется близким атмосфере и настроению поздних гриновских произведений.

«Темная лощина» — второй роман из цикла мистических детективов про бывшего полицейского, а ныне частного сыщика Чарли Паркера. Первый роман цикла был не то, чтобы хорош, но, во всяком случае, не слишком плох и внушал кое-какие надежды на будущее. Второй роман в любом цикле — это тот оселок, на котором, как правило, проверяется крепость всей сериальной линейки. И «Темная лощина», увы, подобную проверку на крепость не выдерживает.

Запутанный сюжет — это, пожалуй, единственноое неоспоримое достоинство романа Коннолли. В целом же история охоты на изощренного маньяка Калеба Кайла выглядит откровенно скучной и карикатурной. «Темная лощина» выглядит настоящей коллекцией всевозможных штампов и нелепостей: крутой, но справедливый частный детектив, знамо дело, с нелегкой судьбой и неустроенной личной жизнью (жена и дочка ГГ погибают мучительной смертью еще в первой книге сериала)... Карикатурные гангстеры... Маньяк, изрядно настрадавшийся в детстве от жесткой мамаши (в его истории присутствуют даже тонкие намеки на возможную инцестуальную связь)... Пара комических наемных убийц, путешествующих в трейлере по всем белу свету: от Огненной Земли до штата Мэн... Не обошлось и без «оригинального» вставного номера под названием «Убили негра». Причем, в смерти невинного чернокожего, разумеется, оказываются виноватыми все жители небольшого городка в американской глубинке... Мистический фон призваны обезпечить видения главного героя, в которых ему являются жертвы маньяка, а также убиенные в первой книге жена и дочь... Вообще, «Темная лощина» оказалась чрезвычайно плохо структурированным произведением: развитие сюжета перебивается многочисленными флэшбеками, лирическими воспоминаниями и «философскими» размышлениями самого Чарли Паркера, которые просто невозможно читать без слез Кстати, если вы не читали первый роман Коннолли — не беда. Автор довольно подробно расскажет вам, что происходило в предыдущей книге.

Не способствует чтению и косноязычие героев «Лощины» — впрочем, оставим это прискорбное явление на совести анонимного переводчика и редакторов издательства «Мир книги». Словом, роман Коннолли отправляется в макулатуру, а мое знакомство с творчеством этого автора считаю исчерпанным.

...Молодой англичанин Питер Синклер однажды теряет практически все, что составляло смысл его жизни: отца, работу, квартиру, любимую девушку... Перебравшись в заброшенный дом в английской глубинке,который он подрядился привести в порядок, Питер вместо ремонтных работ начинает писать свою автобиографию, последовательно вспоминая все события своей жизни. В процессе работы Питер постепенно заменяет свой реальный мир на мир вымышленного Архипелага. В эту измененную, выдуманную реальность под вымышленными именами он включает своих близких людей, свою любимую женщину. Отныне в его сознании начинают существовать два «Питера Синклера»: один, что проживает в одиночестве на заброшенной английской ферме, и другой, что совершает путешествие по безчисленным островам Архипелага. Конечной целью странствия этого второго «Питера Синклера» является поистине безценный приз в некой загадочной Лотерее...

Собственно, история Питера Синклера — парафраз известной даосской притчи про бабочку и Чжуанцзы: то ли Чжуанцзы существует во сне бабочки, то ли бабочка существует во сне Чжуанцзы, а, может, и бабочка и Чжуанцзы реально существуют еще в чьем-то сне... Вообще «Лотерея» — насквозь «литературоцентричный» роман, раскрывающийся постепенно, при вторичном, а то и третичном прочтении. Роман непростой, содержащий в себе множество интерпретаций, но, все-таки, более для ума, нежели для сердца. Пристовскую «Лотерею» любопытно рассматривать в контексте созвучных ей произведений современной литературы: диковского «Человека в Высоком замке», маклиновского «Стража», филлипсовской «Ангелики»... Если они пришлись вам по вкусу — то «Лотерея» также не оставит вас равнодушными...

Пожалуй, «Песнь Сюзанны» — одна из самых «литературоцентричных» книг С. Кинга. И не только потому, что в романе автороткрыто наызвает первоисточники в литературе и кино, которыми он вдохновлялся при написании эпопеи. Главная особенность «Песни...» заключается в том, что С. Кинг в водит в роман самого себя, причем в качестве одного из ключевых персонажей. Визит Роланда и Эдди в дом к молодому Стивену Кингу и текст «дневника» самого Кинга, завершающий «Песнь Сюзанны», являются, пожалуй, наиболее интересными, можно сказать, узловыми моментами всего романа.

При помощи Кинга-персонажа Кинг-автор весьма наглядно показывает, взаимодействуют реальность и литературный текст, как персонажи, придуманные автором, начинают впрямую воздействовать на его жизнь,как жизнь и вымысел переплетаются так, что невозможно отличить одно от другого. Вообще читая этот текст, нужно помнить, что «Песнь...» была написана Кингом вскоре после автокатастрофы, чуть было не стоившей ему жизни. И отголоски этой автокатастрофы — находят свое место в романе — Кинг-писатель заставляет умереть свое «альтер эго» — Кинга-персонажа... (Oчень, между прочим, рискованный литературный ход. Еще Цветаева на примере Ахматовой показывала сколь опасными могут быть подобные литературные игры: в одном из своих стихотворений Ахматова изобразила гибель своего мужа — через полтора года Гумилев был расстрелян...)

В романе вообще очень много сильных, мастерски сделанных сцен и персонажей: перестрелка Роланда и Эдди с бандитами, ужин служителей Алого Короля в «Дикси Пиге», раздвоенная личность Сюзанны-Мио... Однако, в отличие от предыдещих книг эпопеи, Кингу не удается собрать все сюжетные линии в одну точку, привести их к общему знаменателю. Роман, по сути, состоит из трех непересекающихся историй, в каждой из который действует по паре главных героев — Роланд и Эдди, Сюзанна и Мио, Джейк и отец Каллагэн. Причем последняя пара персонажей выглядит весьма бледной и необязательной. Именно композиционные недоработки Кинга являются, на мой взгляд, главным недостатком «Песни...» Хотя то, что у Стивена Кинга выглядит как относительная неудача — для любого другого автора покажется недостижимой литературной мечтой...

Блистательная, остроумная, многозначная сказка А. Толстого, которая с годами нисколько не утрачивает своего очарования. Есть такие книги, которые прочел в детстве и продолжаешь вспоминать с чувством благодарности и ностальгии. Вспоминать-то вспоминаешь, а вот перечитывать не тянет — боишься, как бы при «взрослом» прочтении произведение любимого в детстве писателя не посыпалось, как карточный домик. Не то «Буратино» А. Толстого. По-моему, эту книгу можно читать безконечно, в любом возрасте, открывая для себя все новые и новые пласты этого удивительного произведения.

С одной стороны — великолепная детская сказка. Однажды вычитанные строчки из «Буратино» сопровождают нас всю сознательную жизнь. «А ну-ка, налей-ка, хозяин, мне из того кувшина...» «Здесь что-то черненькое белеется... Нет, тут что-то беленькое чернеется...» «Пациент скорее жив, чем мертв...» «Я же не отдам Некту яблоко, хоть он дерись!”

Ну, и, конечно, «поле чудес» в «стране дураков»...

С другой стороны — «Буратино» не просто первоклассная детская сказка. Это остроумное, язвительное, полное тайных смыслов произведение — мистификация, пародия на «Серебряный век», на русских символистов, многие из которых «зашифрованы» в сказке А. Толстого. Более восьмидесяти лет литературоведы разгадывают «код Буратино». В образе Пьеро явственно проступают черты Александра Блока. Театр марионеток под руководством Карабаса Барабаса («Театр Имени Меня») — соответственно театр Мейерхольда и его главный режиссер. «Девочка с голубыми волосами» Мальвина — Любовь Дмитриевна Менделеева-Блок (по другой версии — актриса М.Ф. Андреева)...

Спиритические сеансы, алхимические опыты, увлечение оккультизмом — все эти характерные черты Серебряного века нашли свое отражение в «Приключениях Буратино».

Вы спросите — «А кто же такой сам Буратино»? Но удовольствие разгадать, кто скрывается за образом «деревянного мальчика» я оставляю для читателей этой замечательной сказки.

...А ведь еще существует и фрейдистское толкование сказки Алексея Толстого... А еще была газировка «Буратино»... и одноименная огнеметная система, стоящая на вооружении современной российской армии...

Волшебная сказка «Золотой ключик или приключения Буратино» продолжает оставаться открытой для множества толкований — именно в этом и заключается ее главная сила...

«Священная книга оборотня» — это, одновременно,традиционно узнаваемый, привычный, и , в то же время, совершенно новый Пелевин.

Традиционны — блистательное пелевинское остроумие, его язвительная саркастичность и амористичность. Как всегда, пелевинский текст просто хочется растащить на цитаты:«Реформы… идут здесь постоянно… Их суть сводится к тому, чтобы из всех возможных вариантов будущего с большим опозданием выбрать самый пошлый». «Я давно заметила: ничто так не радует российского гуманитарного интеллигента, как покупка нового бытового электроприбора...» «СКО» предельно публицистический текст. В нем Пелевин вновь затрагивает самые злободневные темы современной российской действительности: дело ЮКОСа, оборотни в погонах, эмиграция в Лондон, полная дискредитация либеральной идеи в России.

И при всем этом политико-публицистическом накале «Священная книга оборотная» — предельно лиричный текст. Признаться, такого Пелевина я еще не читал. История лисы А Хули, отдавшей свое сердце фээсбэшному оборотню в погонах Саше Серому, написана с пронзительно-трогательной, нежной, иногда даже переходящей в сентиментальность, интонацией.

Но, на мой взгляд, самая щемящая сцена романа — это когда Волк воет на череп Пестрой Коровы, прося ее дать нефть, — «чтобы кукис-юкис-юкси-пукс отстегнул своему лоеру, лоер откинул шефу охраны, шеф охраны откатил парикмахеру, парикмахер повару, повар шоферу, а шофер нанял твою Хаврошечку на час за полтораста баксов — и тогда…»

И в этот момент понимаешь, что все-таки, пелевинский роман не только «про любовь». Вернее, даже, что и совсем не о ней. Он о том, как выживать в стране, которая захвачена волками-оборотнями. Если в «Числах» Пелевин подробно рассказал о том, как устроена нынешняя система, нынешнее «пространство жизни», то «Книга оборотня» — это попытка рассказать, как в подобном пространстве, летящем «из ниоткуда в никуда» можно вообще существовать...

Роман Тома Холланда «Спящий в песках» потенциально мог бы стать шедевром мистической литературы. Во всяком случае, ингридиенты для изготовления оригинального литературного коктейля Холланд приготовил отменные. Археологические раскопки древнеегипетских захоронений, таинственные таблички с загадочными знаками и письменами, регулярно появляющиеся на месте раскопков... Пряный, волнующий, будоражащий воображение мир арабского Востока... Джинны, демоны, таинственный старец... Ко всему прочему , роман достаточно оригинально скомпонован — композиционно «Спящий в песках» напоминает одновременно сказки «Тысяча и одной ночи» и роман Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе». По ходу повествования одна сюжетная линия романа вытягивает за «ушко» другую, другая цепляет третью, потихоньку разматывая запутанный автором сюжетный клубок...

Однако, несмотря на наличие столь аппетитно смотрящихся ингредиентов составляющих, роман откровенно разочаровал. Несмотря на всю восточную экзотику и добросовестную стилизацию под арабские сказки, «Спящий в песках» напоминает декорацию к малобюджетному фильму. Игрушечная страна, наивные герои, вялая интрига,мелодраматические интонации... Историю, рассказанную Холландом, просто не получается воспринимать всерьез. Не за что зацепиться, в тексте буквально вязнешь, застревая на страницах, словно в песчаных заносах египетской пустыни...

Также, как и «Элементарные частицы», уэльбековская «Платформа» посвящена системному кризису современной цивилизации. Вообще, духовная агония постиндустриального общества — тема магистральная для французского мизантропа, пессимиммста и моралиста, ковым и является Мишель Уэльбек.

...Сорокалетний парижанин, похоронив отца, едет в составе тургруппы в Таиланд — как следует развеяться, с головой окунуться...нет, отнюдь не в море, а в соответствующие удовольствия и развлечения, которыми столь славен между европейцами из миддл-класса тайский курорт Паттайя. Там наш герой встречает девушку Валери, с которой они вместе начинают заниматься, разумеется, сексом, а затем и туристическим бизнесом. Мы видим окружающий мир сначала глазами абсолютно равнодушного, затем абсолютно счастливого, а после — абсолютно несчастного человека. Самый точный взгляд, пожалуй, первый. Заметки пьющего, похотливого резонера в нелепой футболке с надписью «Radiohead» отличаются удивительной внятностью, саркастичностью и точностью оценок. Вдобавок, они очень едкие и смешные — Уэльбек на полную катушку использует свой талант сатирика и комедиографа. Только вот сам роман не кажется от этого более оптимистичным. Такой экзистенциальной тоски и безнадежности, которые присутствуют в «Платформе», в современной европейской литературе надо еще поискать.

Воздух романа пропитан запахами похоти и секса настолько, что его буквально можно резать ножом. Но сексуальные развлечения оказываются всего лишь суррогатом — они не способны заменить собой любовь, которая, кажется, навсегда покинула этот мир. Современный человек по своей воле выкинул это чувство на свалку истории. Почему? Потому что вместе со стратью обязательно приходят тревога и боль, а эти чувствасовсем не вписываются в цивилизацию комфорта и всеобщего благоденствия. «Жизнь из которой ушла любовь, становится...условной и противоетественной. Ты сохраняешь человеческое обличье и повадки, нол это внешнее; сердце...уже ни к чему не лежит». Утратив любовь современный белый человек теряет также и волю к сопротивлению. Мир уже не принадлежит ему; в его чистый и аккуратно обустроеный дом скоро окончательно вселятся совсем другие жильцы — преимущественно выходцы с далеких южных широт.

В «Платформе» Уэльбек продолжает говорить очень неприятные, неполиткорректные, порой, жестокие слова... Но голос французского писателя по-прежнему остается «гласом вопиющего в пустыне».

В «Безумном корабле» проза Хобб все больше и больше приобретает черты американского эпического романа-саги. Я уже писал, что первый роман «Саги о живых кораблях» совершенно определенно перекликался с великим романом М. Митчелл «Унесенные ветром».Во втором романе эта схожесть только усиливается. Впрочем, роман Митчелл — не единственный источник вдохновения для Р. Хобб. Автор «Безумного корабля» успешно наследует традициям школы «южного романа» — с ее неторопливой манерой повествования, глубоким погружением во внутренний мир героев, кропотливым воссозданием атмосферы, ауры, среды...

Несмотря на то, что в «Безумном корабле» задействовано значительное количество персонажей (как главных, так и второстепенных), несмотря на одновременное развитие нескольких магистральных сюжетных линий — все нити управления романом постепенно сходятся к одному обобщенному главному герою. Имя этого героя — семейство Вестрит. Именно Вестриты, а точнее — женщины дома Вестритов — оказываются в центре той сюжетной паутины, что наткала кропотливая и трудолюбивая Хобб. От решений Вестритов, от их действий и поступков зависит буквально всё. Начиная с их собственной судьбы и заканчивая судьбой всей Джемалийской империи. Мужчины могут уходить в долгое плавание, пиратствовать, командовать, плести сложносочиненные интриги, разрушать города, заниматься духовными поисками, строить корабли, наживать и спускать огромные состояния... Но, в конце концов, отнюдь не их муравьиная суета решает судьбу этого мира. Центр настоящей силы находится у женщин из дома Вестритов: Альтии, Кефрии, Малты... Просто пока эти женщины свою силу начинают только осозновать. Свою идею о Женщине, которая удерживает этот мир от падения в хаос и безумие, Хобб проводит с большим тактом, тонко, ни разу не опустившись до примитивного уровня феминистической агитки (чего, к сожалению она не смогла избежать в новейшей «Дороге шамана»).

Самую высшую оценку «Безумным кораблям» не позволяют поставить именно хоббовские мужчины. Упиваясь своим величием, своими важными, «мировыми» делами, они несколько поблекли, потускнели, словно внутренне замерев в своем развитии. Впрочем, не исключаю, что именно такую писательскую задачу и ставила перед собой Р. Хобб...

Сатирический, язвительный, саркастический, смешной... Такими эпитетами можно охарактеризовать последний роман М. Крайтона. Роман — о «достижениях» ученых, работающих в областях биотехнологий и генной инженерии. Слово «достижения» здесь не случайно заключено в кавычки. Особенность «Next«а заключается в том, что Крайтон рассказывает не о каком-то маньяке-одиночке, занимающимся генной инженерией -наподобие доктора Моро. Крайтон рисует весьма неприглядный портрет всего научного сообщества в целом.

...Опасные и незаконные эксперименты, демагогия, ложь, мистификации, подтасовки результатов научных экспериментов, доносы, провокации, безудержный пиар — именно такую жизнь ведут корифеи академической, «высокой» науки в романе М. Крайтона. Вообще, академическая наука давно уже утратила ореол подвижничества и безкорыстия. Деньги, гранты, инвестиции — вот что занимает умы современных ученых. Любые правовые, религиозные, этические ограничения научной деятельности не принимаются в расчет. В романе Крайтона достается всем — самим ученым, юристам, защитникам «прав животных», политикам, журналистам...

Автор чеканит одну великолепную сцену за другой, с добрый десяток сюжетных линий переплетается в этой «живой шляпе» под названием «Next». Самое впечатляющее в романе — связи всего со всем. «Next» — настоящий лабиринт сцеплений, которые авторская рука в финале, не без некоторых потерь, все-таки сводит в одну точку.

И еще: несмотря на некоторую сухость стиля, ставшую опознавательным знаком крайтоновского письма — «Next» действительно смешной роман, насыщенный при этом высокотехнологичным юмором. Читая книгу, я, примерно, раз пять ловил себя на том, что смеюсь вслух. А это очень и очень немало.

Роман «Дорожные работы» — это непривычный, неожиданный Стивен Кинг. Да, действительно, в романе нет ни мистики, ни ужасов, вообщем, ничего такого запредельного и потустороннего , за что большинство читателей и любят Кинга. Впрочем, нет... На самом деле ужасы есть. Только вот ужасы в «Дорожных работах» получились совсем не те, к которым мы привыкли у Кинга.

...История противостояния управляющего прачечной Барта Доуса и дорожной компании, прокладывающей федеральное шоссе прямо по городским кварталам, предсказуема и трагична. Ну чем может закончиться противостояние «маленького человека» (кинговский Барт Доус, конечно, совсем не гоголевский Акакий Акакиевич, но все же, все же...) и мощной корпорацией, за которой деньги, сила и, главное, вся мощь государства? Исход получается вполне предсказуемым. История, случившаяся с Доусом должна быть близка многим москвичам, и всем тем, чья недвижимость (дома, садовые участки, гаражи) оказалась в зоне интересов государства или или же тесно связанных с ним строительных компаний. Думается, что жиьтели Южного Бутово и подмосковных дачных поселков должны очень хорошо понять Барта Доуса.

Но «Дорожные работы» С. Кинга — не просто примитивная «социалка». Будь так — вряд ли бы этот роман заслуживал подробного разговора. Кинг написал историю не просто о том, как уничтожается дом. Вокруг героя «Дорожных работ» уничтожается психическое пространство, в котором человек жил, любил, жену, зарабатывал деньги, растил сына... Мир, который, несмотря на все свои углы и занозы, был твоим перестает существовать. Тупая и холодная сила, воплощенная в дорожной компании, вырывает Доуса из мира, где были сосредоточены все ценности, и бросает в холодную пустоту. Пустоту, в которой нет ничего дорогого, кроме воспоминаний, телеэкрана, и бутылки с отвратиельным пойлом «Южный комфорт»...

Лично мне кинговский Барт Доус очень напоминает тех самых «совков», за которых заступался Пелевин в своем эссе «Джон Фаулз...» Доус не желает становиться частью того мира, в котором борьба за деньги и социальный статус является содержаниеми целью жизни.И если невозможно спасти свой «вишневый сад» -то остается лишь одно. Умереть вместе с ним.

«Раб своей жажды» — один из самых интересных и необычных вампирских романов, которые мне довелось прочесть. Книгу Холланда отличают невероятно закрученный сюжет и почти идеальная композиция. Весь роман состоит из воспоминаний, дневников, писем, принадлежащих самым разным персонажам...

Итак, Британская Индия, конец 19 века, закат викторианской эпохи... Группа британских солдат под командованием капитана Мурфилда отправляется в затерянное в Гималаях княжество Каликшутру, где по данным разведки была замечена группа русских шпионов (конец 19 века — самый разгара так называемой «Большой Игры», которую вели в Центральной Азии Российская Империя и Великобритания). Однако, группе капитана Мурфилда довелось столкнуться с явлениями гораздо более страшными и необъяснимыми, нежели пресловутые шпионы...

...Лондон, год спустя... Вернувшийся в Англию участник экспедиции в Каликшутру доктор Элиот берется за расследование загадочного исчезновения своего бывшего однокашника — лорда Джорджа Моуберли... Читая роман, в какой-то момент вдруг обнаруживаешь, что ты буквально провалился в этот текст как в сон, одновременно кошмарный и завораживающий, вместе с героями в нем блуждаешь, как в лабиринте, полном призраков, подмен, ловушек... По мере развития сюжета все больше начинаешь замечать, что холландовский роман буквально переполнен ссылками, явными и завуалированными, на многие классические произведения британской литературы. Киплинг, Куинси, сестры Бронте, Диккенс, Конан Дойл и, разумеется, «Доктор Джекил и мистер Хайд» Стивенсона — пожалуй, ключевая «гиперссылка» романа . А будущий автор «Дракулы» Брэм Стокер вообще является одним из заглавных действующих лиц... Но «Раб своей жажды» — что угодно, только не стилизация «под готику», и не костюмная «викторианская» драма... Это история — о своеобразной притягательности «эстетики зла», которая особенно ярко проявит себя в совсем уж недалеком 20 веке.

Небольшое эссе Пелевина «Джон Фаулз...» — своеобразный рассчет автора с русским либерализмом. Вернее, даже не с либерализмом как таковым, а с той, очень конкретной прослойкой людей, что занялась реформами на просторах бывшего СССРа.

По мненю Пелевина — главная вина либералов отечественного розлива заключается в том, что они унижтожили то «психическое пространство», в котором протекала жизнь миллионов людей. Люди, которые «годами мечтали о глотке свежего воздуха, вдруг почувствовали себя золотыми рыбками из разбитого аквариума». Также как Миранду, героиню фаулзовского «Коллекционера», этих людей вырвали из привычного им мира и бросили в холодную пустоту. Реакцию Пелевина на ситуацию начала 1990-х можно выразить одной простой фразой: было очень плохо, а стало еще хуже. Или, как заметил сам Виктор Олегович: « ...Чеховский вишневый сад мутировал, но все-таки выжил за гулаговским забором... А теперь изменился сам климат. Вишня в России, похоже, расти не будет...»

Любопытно, но в своем эссе честный либерал и западник Пелевин (см. «Жизнь и приключения сарая номер ХII») по сути реабилитирует такое понятие как «совок». «Совок» для Пелевина — человек, «который не принимает борьбу за деньги или социальный статус как цель жизни». Он не хочет становиться частью окружающего мира , и «живет в духе, хотя и необязательно в истине». Совки — это фаулзовская Миранда, сэлинджеровский Колфилд и незабвенный Васисуалий Лоханкин, осмеянный и униженный еще советскими сатириками.

Лично меня всегда удивлял и восхищал пелевинский дар точного социального прогнозирования. И ныне, когда пресловутый гламур стал не то чтобы государственной идеологией, а образом мышления миллионов и миллионов людей (у нас даже патриотизм и антиамериканизм теперь имеют ярко выраженный гламурный привкус), хочется вспомнить еще одно пелевинское «бон мо» завершающее «Джона Фаулза..»: «...мелкобуржуазность — особенно восторженная — не стала менее пошлой из-за краха марксизма».

Блестящий социально антропологический анализ советского общества, проведенный В. Пелевиным в короткой повести «Зомбификация» (напомню, что «Зомбификацию» Пелевин завершил в самом начале 1990-х — это важно!) оказался куда более точным и действенным, чем десятки научных монографий, ученых трудов и умных социологических книжек. Сравнивая советскую идеологическую систему с гаитянским культом вуду, Пелевин убедительно продемонстрировал удивительную схожесть этих двух, казалось бы, полярно противоположных систем. И колдуны вуду, и советские идеологи воздействовали на подконтрольные им массы почти одними и теми же методами, достигая при этом небывало эффективных результатов.

Но помимо социально антропологического сравнительного анализа двух колдовских культов, есть в «Зомбификации» и еще одно, тонкое и точное наблюдение Пелевина.

...Когда уничтожаются высшие духовные практики, когда тонкий культурный почвенный слой нации срезается ножом бульдозера, которым управляет самоуверенный бульдозерист, «начитавшийся каких-то брошюр», то социум проваливается этажом ниже — прямиком в архаические и первобытные культы, ждавщие своего часа под срезанным слоем. «Психический котлован, вырытый в душах с целью строительства «нового человека»...привел к оживлению огромного числа архаичных психоформ... эти древности, чуть припудренные смесью политэкономии, убогой философии и пошлого утопизма и заняли место разрушенной картины мира». В начале минувшего века «отменив» христианство, общество провалилось в магию... Но вся беда заключается в том, что пелевинский бульдозер по-прежнему продолжает работать, а бульдозерист читает все новые и новые брошюры... В какие архаичные слои мы провалимся дальше? Остается только гадать...