Грустная вещь, про обреченность на одиночество неординарного человека. Это парафраз со времен Книги Иова — чувствительному и совестливому человеку тяжело в социуме, но остается стоически выполнять миссию. Очень добрая повесть, с условной надеждой на возможность исправления немногих. Характерно, что как в этой, так и в других повестях у Житинского нет откровенно плохих людей, а общая атмосфера в описываемом обществе удручающая. Умение создать такую тотальную тоскливость без гротеска, сатиры или введение антагонистов положительного героя не у многих получалось — мне вот на ум Трифонов приходит( не сопоставимый, понятно, с уровнем и качеством таланта автора «Арсика»). Пожалуй у Стругацких — «Хромая судьба»( но не «Гадкие лебеди»-там больше гротеска, эскпрессии)

Вряд ли оригинальная вариация на тему машины времени, но уж приятная в чтении точно. Житинского в первую голову интересовала этическая составляющая жизни со знанием будущего, возможность выбора, смены вех, которой все мы объективно лишены лишь отчасти( в остальном сами себя ограничиваем). Сама возможность бросков в будущее дает неограниченные возможности для миротворчества, но автор здесь намеренно себя ограничил: в 21 веке советская власть, карьеризм и чиновничество. Перфекционизм Житинского характеризует такое как бы высказывание «из будущего»:«Какая была международная обстановка? — Международная обстановка была сложная» и все тут. Забавно, хорошо написано

Приятная изящная повесть, свободно исполненная и в какой-то степени асоветская: в ней хотя и присутствуют персонажи типажные, но все они в значительной степени алллегоричны. Нехитрый художественный прием: вторжение фаантастического элемента в обыденнность, снова работает. Житинскому хорошо удалось увязать метафору невозможности покинуть дом с поисками персонажа смысла жизни. Атмосфера, авторские отступления — все в русле литературы «петербургского мифа», фундамент которого заложил Пушкин. Ясно, что уровень «Лестницы» — это не Андрей Белый и не Гоголь и не Окуджава, но общее соседство приятно : лепта в общую копилку. На меня произвела впечатление комната Ларисы с ее изменяющимися углами наклона, создающая сложности для персонажа, введение в качестве отвлекающей фигуры — «ложной героини» — Наташи. Талантливо, с душой написано. В принципе, из «Лестницы» прямо вырос «Заброшенный дом»- ну а последний оказал влияние(сам Д.Л. его несколько переоценивает), понятно, на «Орфографию».

За полдня проглотил эту книгу, написанную простым и легким в чтении слогом. Присоединяюсь к голосам поклонников «Света» — книга на редкую(«жизнь после смерти») тему, в которой Логинову удалось сказать свое авторское слово. Авторская сентиментальность уравновешена тактом и чувством меры: роман, оставляя сильнейшее послевкусие, «светлую грусть», не насыщен бьющими на внешний эффект мелодраматичными сценами. По тематике где-то недалеко могут быть поставлены цикл Фармера о Мире Реки и «Зона справедливости» Лукина, но «Свет в окошке» более значителен и лучше написан. Опять-таки, лиризм Логинова не должен заслонять очевидные достижения фантаста, сумевшего в небольшом романе изобретательно воссоздать свой мир с его логикой. Примерно в середине книги мне казалось, что слог автора мог бы быть и поизящнее, а этические парадоксы и изобретательнее, но по прочтении книги в целом я изменил свое мнение и полагаю, что верный выбор интонации на непростую тему делает излишними и неорганическими эстетские выкрутасы и полифонию. Не убежден, что и без сцены с Гоголем нельзя было бы обойтись. Странное дело: просто написанная вещь настолько апеллирует к мировоззренческим и сущностным личным вещам, что вспоминая об ушедших, уже и не обойдешься без того, чтобы и не вспомнить книгу Логинова. Гениальная простота.

Один из лучших романов Акройда- впрочем, они все у него достаточно ровные, примерно одного, высочайшего уровня. Акройд — архитектор вымышленного Диккенсом Лондона 19 века с Джеком- потрошителем, Суинни Тодом, туманом и нечистотами, знает мельчайшие подробности топонимики и «бытовой» истории города. Собственно «Лондон» — главная его книга, а художественные суть импровизации на тему, занимательные иллюстрации. «Процесс Элизабет Кри» перенасыщен деталями и известными персонажами эпохи при четкой основной генеральной мысли о соотношении искусства(прежде всего театра) и жизни. Без моральной составляющей здесь не обойтись. Не знаю, какой была бы книга Фейбера, не прочитай он «Процесс» и каким был бы в этом случае «Декоратор» Акунина. Ряд читателей склонны переоценивать эту повесть Б.А. — все самое удачное в ней от лица убийцы-эстета есть у Акройда.

Все же надо констатировать, что при всех стилистических находках у Акройда получился не совсем роман. Содержательная составляющая книги могла быть без ущерба конвертирована в публицистическое произведение — типа «Артура и Джорджа» Барнса. Художественности, азарта, драйва «Процессу», на мой взгляд, не хватает — переведенный недавно «Друд» Симмонса вряд ли может поспорить по линии вкуса, но в эмоциональном плане далеко впереди. Впрочем, разухабистость и полет фантазии никогда не были свойственны Акройду-романисту, да и не этим ценен.

Дебютный роман был написан в юном возрасте и амбициозность в поднятии материала( военно-политическая хроника вымышленной войны в Крыму с учетом позднесоветских реалий) подкупает сразу. Ох, не хочется впадать в гендерные штучки, но описание альтернативной войны и боевых действий — подробное, скурпулезное — тяжелая ноша для юной леди. Справилась. Понятно, что Переслегинская школа не оставила бы при желании камня на камне от реконструкции военных событий( с точки зрения их возможности в «Текущей Реальности», или какую уж там терминологию употребляют). Давно отмечено, что писать «окопную войну», с точки зрения рядовой единицы художественно легче, чем ход военных действий: дивизия пошла, танкеры горят и проч. Я основной удачей автора вижу нахождение баланса между описаниями «окопной войны»( на уровне отдельных участков) с общим воссозданием хода войны и умелым вкраплением сцен из жизни Политбюро. Увлекательный, емко написанный экшн в стиле альтернативной истории — в отечественной литературе таких и не встретишь. Поскольку вешь остросюжетная и в значительной степени развлекательная( без уничижительного оттенка), то претензий к автору о некоторой условности разделения крымчан-офицеров и советских солдат по черно-белому принципу предъявлять как бы и не хочется. В этом смысле включение в состав действующих лиц альпиниста Глеба мало что меняет, да и введен он по принципу пары для Арта, как изнасилование барышни в качестве пары для истязаний Арта же.

Дебют, повторю, удачный, но текст можно было бы подсушить: цитат из Стругацких, да и не только из них, многовато, с учетом обильного мата использование в одном месте ссылки на «Геца» Гете( эвфемизма для обозначения того же мата) носит несколько комический эффект, любовная линия... Кому она удавалась?

Чувство композиции, энергичный ритм, индивидуальная манера изложения, хороший такой перфекционизм — все это в первом романе автор продемонстрировала с лихвой, вызвав желание прочитать ее другие книги.

В молодости Грин прошел мимо меня — так, пытался зацепить «Алые паруса» и не впечатлился. «Бегущую по волнам» прочитал именно впервые и не сказать, чтобы уж сильно вдохновлен. Атмосферный писатель-романтик с большой долей условности в воссоздании мира и посредственным языком. Понятно, что и к Достоевскому есть претензии по части манеры изложения, но все же прямо на первых страницах «Бегущей» пошли «коронные» фразы: «Едва я закрепил некоторое решение, вызванное таким оборотом мысли, как прозвонил телефон, и, отогнав полусон, я стал слушать». «Я оборвал фразу и водрузил трубку на место. Это было внезапным мозговым отвращением к бесцельным словам, какие я начал произносить по инерции». Поверьте, это не выдергивание из контекста предложений, звучащих как буквалистский плохой перевод с иностранного языка. У меня определенно местами складывалось впечатление, что автор специально «плохо» пишет для решения каких-то целей. Вычурность языка мне местами напоминала манеру излагать мысли Владимира Соловьева (ведущего) в его «Евангелии»: «Пройдя анфилады комнат, я обнаружил вход к Мойдодыру. Стиснув зубы, рывком бросил свое тело» и проч.

Мне показался романтизм Грина каким-то безвоздушным, насыщенным аллегориями, символами, вполне себе безжизненным и условным. Понятна популярность Грина в 60-е годы у молодежи: «такого не было» плюс романтизм, но по прочтении «Бегущей» — зрелого, одного из самых известных романов Грина ощущения большой его значимости не сложилось — так, подростковое чтение. Зная биографию автора, понятно, почему его потянуло в создание сказочных миров, так непохожих на тот, в котором он жил, но примерно в это же время обреченный умирать в пробковой камере Пруст или тоже умирающий клерк Кафка пытались «заговорить» смерть, решая художественные задачи, не сопоставимые с теми, которые ставил в «Бегущей по волнам» и других сказках Грин.

Участь у Маккаммона такова, что не избежать ему сравнений. Раньше пальму первенства Стивену Кингу отдавали, что, в общем, справедливо. Надоело Роберту постоянных сравнений — занялся ретродетективом. Преуспел . «Голос ночной птицы» — весьма славная книга в своем роде. А вот с «Королевой бедлама» — опять сравнения просятся. Это такая квинтэссенция сюжетов Акунина(понятно, незнакомого Маккаммону), что хоть святых выноси. Тут и мальчишки- преступники из «Азазеля» и закулисный профессор из «Коронации» и все в кучу( без подразделений на «герметический», «магический» и т.п. детективы) — чудный коктейль. Не хуже, чем у нашего, мягко говоря. Ждем от АСТ перевода Слотера, а там, глядишь, и продолжение выйдет.

У Акройда с чувством юмора всегда было все в порядке — соответствующие страницы есть и в «Мильтоне» и в «Докторе Ди». В Чаттертоне он решил противопоставить художника( или нескольких — там и Чаттертон, собственно, и Мередит) современным ококлохудожественным типам — старухе-писательнице, продавцам картин, гомикам-псеводоценителям искусства. При этом описание творчества и творцов несколько уступают по художественной силе образам мещан. Последние совершенно великолепны — на уровне, не меньше, Ивлина Во и Мюриэл Спарк. Прекрасные эксцентрики с диалогами под сенью Оскара Уайльда. Понравился чудно переведенный и смешной стилизованный рассказ от имени Чаттертона. Без Меридитов-Уолпола можно было обойтись.

Увы мне. Проникнувшись «Пятым сном Веры Павловны», стал читать и другие книжки этой серии — они послабже. «Мечта» вполне себе читабельна, вставлены в текст приличные анекдоты, всякие там описания лубочного пьянства села и приехавших немцев- задорновщина. Все это очень близко к тому, чтобы быть «национальным бестселлером» — именно что на широкие слои «простого» народа рассчитано, но что-то не сработало. Легко читается, так же легко и забывается — разница между «Мечтой» и«Человеком Ч» невелика.

Прекрасно изданная форматом с записную книжку премированная повесть Прашкевича этакий сказ баечного толка про якобы древних людей. Что-то типа «Кроликов и удавов» Искандера, но попроще, без амбиций, да и посмешнее. Такие книжки Прашкевич может писать километрами. Навряд ли прям стоило эту повестушку издавать — в сборнике смотрелась бы неплохо, а на отдельный том ну никак не тянет. Читал минут 30, удовольствие соразмерное с ценой

Сильнейшее впечатление — качественная коммерческая проза с мыслью о живучести утопий при развитии капиталима в Сибири, с яркими сценами и персонажами. Идущий от Стругацких прием врапления цитат работает на все сто- книгу приятно читать. Главный фокус — авторы создали поэта-пропойцу Морица, с разболтанным образным языком, заведомо дискридитированного вначале и прямо становящщегося Орфеем в конце — ну типа брата повестователя в «Анедеграунде» Маканина. Там много анекдотного и очпень смешного, но книжка не сводится к коллекции афоризмов. Рекомендую настойчиво, издана большим тиражом

Покупая книжку, не знал, чего ждать — Прашкевич неровен, тем более в сборнике в основном вещи, написанные в советский период. Опять таки, несколько вторичная после Стругацких(«Жук в муравейнике») качественная остросюжетная проза с наемником во главе в качестве рассказчика. Используя его как оселок, автор выстраивает различные сюжетные этические коллизии. Мускулистая, хорошая проза без архицитирования и юмористики(любимые стилевые приемы позднего Прашкевича). Без яркого героя, сколько-нибудь запоминающегося окружения такие вещи трудно писать( у Чандлера и Спиллейна в

этом смысле заведомые преимущества), но цикл очень ладно сделан — каждый рассказ отличен от предыдущего и в каждом какая-то своя фишка ( двойная игра, жертвование пешкой, упертость персонажа)

Монахи под луной — лучшая, наиболее совершенная с точки зрения стиля, страшная книга Столярова. Соображения, что все лучшее автор написал в 80-е, а в 90-е годы исписался верны с именно оговоркой, что спад начался после «Монахов». По мне непонятно, как можно любить «Ворона», «Город и канал», «Изгнание беса» и не любить «Монахов». Сновидческая абсурдная фантасмагория предельно плотно написана, выходит из рамок н-ф-гетто. В ней есть персонаж, с которым можно идентфицироваться( что не всегда у Столярова), жуткая сцена в тюрьме, которая апеллирует к бессознательной боязни интеллигента, прекрасные сюррные подробности. Книжка-редкость, поскольку в сборники Столярова, изданные в 2000-х, «Монахов» не включили. Достигнув совершенства, Столяров как-то резко спал и его более поздние страшилки, чудовищный «Жаворонок» в художественном смысле необязательные пустяки, а обширная публицистика — на любителя. После 1993 г. великие птенцы из гнезда Стругацких — Рыбаков, Лазарчук, Столяров сникли, увяли, надорвались и в сегодняшнем своем состоянии мало чем отличаются от какого-нибудь Лукьяненко. Попытки совершить прорыв в мейнстрим дали «Очаг на башне», отчасти «Опоздавших к лету»(«Колдун» и «Мост Ватерлоо» уж точно). «Монахи под луной» — вещь редкой художественной силы и тех же достоинств. Кто не читал — сам себя обокрал.

Первая часть книги — абсолютно шедевральна: очень смешно и в при минимуме пространства и лиц(собственно Мильтон и его слуга) выстроена на загляденье. С момента строительства общины в Америке и паче того- противостояния с католиками( весьма странными, впрочем), появляется тенденциозность и предсказуемость. Ну много книг на тему утопии и ее перерождения в противоположность, вот в принципе и «Мильтон в Америке» об этом. Выделяет из череды подобных хороший язык, удачная стилизация, знание реалий и юмор. Акройд из пост-эковских романистов, но если уступает к примеру «Персту указующему», то «Мильтон» со «Сном Сципиона» по качеству сопоставим( уступает в масштабе изображения, однако превосходит языком и юмором). Качественное чтение, беллетристика высокого уровня

Рушди в прекрасной форме, схоластика, лучше «Шалимар» чем «Дети полуночи» или нет. Сопоставимые по теме и манере излложения вещи. Другой вопрос, что «Дети» написаны много раньше, затем был еще и «Стыд» и еще один реквием по уничтоженному раю не стал ни менее величественным, ни более новым. Рушди прекрасный рассказчик с одной темой, которую и так и эдак обмусоливает в громоздких романах. Мне как-то больше импонирует менее трагичный и лукавый «Мавр», чем реквиемы.

Вторичный по отношению к заданному Эко вектору роман, весьма неплохо написанный и переведенный. Вещь очень «книжная», ее приятно читать, ну и Акройд, вестимо, удачно оживляет атмосферой и деталями, сюжет. Ассоциаций море: тут и «Портрет Дориана Грея» и «Доктор Джекилл» и море всего. В конце — своеобразный пантеистический катарсис, которым любители четкой и внятной развязки будут разочарованы. Мне вот запомнилась сцена, когда доктор Ди( в невротическоом состоянии) раздевал и нервировал проститутку — впрямь смешно

Незачем умножать сущности без необходимости. В талантах Дэна Симмонса нет оснований сомневаться, он хороший рассказчик, но стремление перепробовать себя во всех уж жанрах отдает некоторой графоманией. Со времен Брэдбери каждый второй коммерческий автор стремится написать что-то в духе страшилки с детьми в провинциальном городке — Симмонс здесь же. Из него настолько прет жаром, что в кучу валит и Борджиа и повешенного негра. В таких книжках обязателен хулиган-гроза подростков — Симмонс для кучи его вводит и бессмысленно убирает, а про его напарника и вовсе забыл. К чему наделять персонажа — Дуэйна, погибшего в середине книжки, мегаталантами в области техники, протокомпьютеров, писательским даром, если все это не работает на сюжет? Все познается в сравнении — «Оно» Кинга является антологией и апологией и эпитафией жанра, после которого ну незачем делать то же самое. Читается легко, но Симмонсу свой талант расходовать поизбирательней не помешало бы.

Небольшой изящный роман на тему литератора-фальсификатора Шекспира из 19 века по определению не мог выйти у Акройда плохим — тему он знает и писать умеет. Очень внятная композиция, удачные сцены и приметный честолюбец в роли главного героя. Прочел с удовольствием, но и «Дом доктора Ди» и «Мильтон в Америке» будут позначительней. Чуть-чуть перца книжке не хватает. Акройд и так не перечник, а большая умница, но вот эту книжку я прочел после Фейбера и Байетт — что называется «Сочинители» на фоне этих двух какая-то безамбициозная вещица, хотя по линии вкуса, наверное, превосходит. Преданным поклонникам Акройда рекомендую, а другим лучше начинать с чего-то другого

Вот если бы не развязка, то, наверное, оценил бы книжку пониже. А так подобие каркаса, интрига, сюжетность соблюдены — без них вялые монологи персонажей и диалоги сами по себе роман бы не вытянули. Забавно, местами очень смешно, но за пределы развлечения, «гэговского» чтива книга выходит чуть( соображения о современном поэте, гомосексуалистах, мистике и проч. уж как-то сильно бьют по общим местам). Фрай в малой степени может считаться наследником того, что условно называется «английским юмором»( линия Вудхаус, Во, Брэдбери, Спарк), у него нет ни намека на недосказанность и тонкость. Его стихия куда как ближе к французскому гиньолю, раблезианству, телесному низу и проч., например к Марселю Эме. А огромное сходство у «Гиппопотама» с Сан-Антонио , особенно, не детективными вещами типа «Стандинга» — прямо можно говорить не о заимствованиях, а об огромном влиянии.

P.S. Ильин перевел, как всегда, хорошо, но словом «кои» явно злоупотребил

Очерк как очерк, но эскиз усредненного сценария 70-х про город и деревню конгениален

Не лучший по составу сборник статей Быкова. Первую часть – «Портреты» — составляют очерки о Гоголе и Набокове, Шаламове и Бабеле и проч., часть из которых и раньше была издана. Все и впрямь познается в сравнении, но тяга к сравнительным жизнеописаниям, выстраиванием пар типа Ленин-Блок, Тухачевский-Ходорковский, Гумилев-Черный обретает несколько навязчивый характер( я все не могу избавиться от навязчивого послевкусия биографии Окуджавы именно из-за маниакального навязывания понравившейся Д.Л. мысли о том, что Булат Шалвович – аватара Блока). Вторая часть сборника – «Персоналии» — больше на злобу дня и чувство досады, что автор тратит время на вдумчивое препарирование хамства сотрудников «Эхо Москвы» или Константина Эрнста, не перевешивает удовольствие от точности большей части наблюдений Быкова на сей счет. Все равно, что из пушки стрелять по воробьям. Понятно, что компетентность, эрудированность, полемический задор и умение придать актуальность смыслам от Д.Л. никуда не делись, но сборники получше( да хоть и «Календарь») с его статьями издавались.

«Лишь несколько человек в мире, работая в жанре фэнтези, создают подлинные произведения искусства, которые останутся в памяти человечества как лучшие книги нашего времени. И Робин Хобб, как я считаю, — первая среди этих мастеров»- такими высокопарными словами Орсона Скотта Карда украшен задник книги. Однако! Жанр фэнтези сам по себе не предназначен для создания произведений искусства – разновидность коммерческого развлекательного чтения с большим количеством неизбежных ограничений авторской фантазии: злодеи, драконы, резня там и прочий средневековый антураж. Хобб и сама, видимо, более скромного мнения о своих целях и месте в искусстве. Сюжетно занимательная, неплохо написанная трилогия классического фэнтези вполне себе легко читается( и забывается по прочтении). У Мартина в его незавершенной эпопее есть карлик и еще парочка персонажей повесомее, чем все герои Хобб, но у Хобб персонажи по среднему качеству их написания превосходят бесконечную армию властолюбцев-статистов ПЛиО. Смешны претензии, что Хобб плохой психолог – в фэнтези невозможны аналоги Пруста. Хобб изложила всю эпопею от первого лица – первоначально в духе романа воспитания, а в дальнейшем, когда возникла необходимость изложения всего происходящего вне поля зрения повествователя, взяла старый прием: третий глаз или Сила видела все происходящее в любой точке. В принципе в рамках классической фэнтези шедевр вряд ли возможен, но ровный стиль Хобб, ряд удачных композиционных решений, пожалуй, перевешивают демоничность «плохих» и удручающую линию привязанности бастарда к его подружке юности

Плохое завершение Вейского цикла – собственно от цикла в нем вейские декорации и персонажи. Юмора мало, описаний условно-китайских интриг и церемоний, диалогов в стиле Фазиля Искандера тоже нет. «Инсайдер» — это квизи Латынинское письмо, смесь линии «Охоты на изюбря»( обман конкурентов имитацией вражды из-за женщины) и «Земли войны»( взаимоотношения либерала с горцем, захват космодрома). По отдельности оба романа лучше. «Инсайдер» писался на смеси жанров и сериалов, плохо написан – и героев бьют в пах в ходе драки неоднократно и без больших успехов и самоцитаты из других книг в наличии ( опять заколка в прическе ранит в сердце героя). Разумеется, «экономический триллер» читается легко и интрига закручена на ура, но не для любителей вейского цикла. Эх, переиздали бы «Дело пропавшего Бога» и другую повестушку.

Про первую Ретроспективу:очень неровный сборник. Включение Мартином в антологию ранних вещей типа «И смерть его наследие» или «Героя», сделанное, очевидно из сентиментальных соображений, мало того, что снижает впечатление от иных вещей, но и создает приманку для графоманов: вот, дескать, как человек плохо писал – и я так могу – а со временем вырос и стал известнейшим и одним из наиболее чтимых авторов. Редкий случай, когда все премированные вещи и являются самыми лучшими – «Песнь о Лии», «Путь креста и дракона» и, в особенности «Короли-пустынники» — последние очень хороши. Остальные вещи в диапазоне между «хорошо» и «так себе», но не особо скучны. «Летящие сквозь ночь» — занятная притча о разобщенности и паранойе с закрученным псевдодетективным сюжетом, в «Ледяном драконе» просвечивает манера и стилистика ПЛиО с ее массовыми изнасилованиями и резней. 7 из 10

С полгода лежала у меня купленная по случаю «Земля» и вот сподобился почитать. Рушди я и ранее читал, так что по идее все его особенности стиля, рассказчицкая манера мне знакомы и не ожидал катарсиса. Вместе с тем «Земля» — мощная яркая фреска о любви и музыке, написанная без перебора с неизбежным индийским антуражем(все герои Рушди – из Индии), произвела сильнейшее впечатление. Умение автора организовать материал, насытить книгу массой аллюзий без потери эмоциональной составляющей, соединить мифическую конструкцию с занимательностью изложения бесспорны. Миф об Орфее и Эвридике не является жесткой конструкцией – книга и рассказанная история открыты для интерпретации – Орфей так и не разбудил Эвридику, а рассказчик сумел найти себе другую. Вавилонское смешение музыкальных персонажей, тема землетрясений, закольцованная с главной героиней, масштабный Апокалипсис сопровождаются грустными размышлениями автора-рассказчика о повторяемости историй, утрате близких, невозможности реализации мечтаний. Роману присуще определенное лукавство: действие происходит в альтернативном мире при живом Ленноне, Мадонне- газетном критике и при реализации сценариев фильмов типа «Ангела-истребителя» и «Жюля и Джима», так что отдельное удовольствие представляет сопоставление мира романа с существовавшим. При этом в отличие, например, от набоковской «Ады», с которой у «Земли» немало схожего, роман не провисает под тяжестью аллюзий и цитат, сюжетно занимателен, хорошо читается и удачно, на мой взгляд, завершен(«Счастье можно найти лишь на проторенных путях»). Лучший роман Рушди, многократно превосходящий перехваленных «Детей полуночи».

«Вокзал» лишь немного уступает «Шраму», а так – качественная, насыщенная и остросюжетная книга со многими иными достоинствами. Уже в начале книжки персонаж вынимает личинку из задницы – многих это шокировало.

По поводу этого художественного приема зевавший персонаж роман «Экспансия» Юлиана Семенова пояснил, что именно посторонним и нужно демонстрировать свои недостатки. Примут- станут друзьями, презрительно отвергнут – отойдут в стан недоброжелателей. Справившиеся с личинкой, думаю, переживут и дальнейшие натурализмы в описании Нью-Корбюзона, которых, слов нет, переизбыток.

По прошествии времени видно, как много взяли от Диккенса все писатели, создающие образ промышленного города с трущобными окраинами – помимо Мьевиля на ум приходит Фейбер, написавший также натуралистичный роман, да и Симмонс в «Друде» от кого должен был отталкиваться.Временами, правда, сгущение фекалий производит вполне себе комическое впечатление, как всякий трэш и перебор.

Фраза из романа: «А у нас в лазарете двадцать полоумных одноухих милиционера!» вполне может стать эпиграфом к отечественному боевику.

Всякие околотехнические описания экспериментов ученого с подпространством, да х+y=z картину, конечно, не портят, но забавляют чрезвычайно. Каково читать книгу профессиональным математикам, не представляю: наверное балеруны испытывают такое же впечатление от «Черного Лебедя».

Славно, славно, что уже через пару дней выйдет завершение трилогии.

Все же «Последний мир» — вероятно, лучшая книга Рансмайра. «Болезнь Китахары» может быть сколь угодно добросовестным, тщательно написанным с несколькими яркими деталями и парой удачных сцен романом, но определенно не шедевр. В нем много от «покаянной» литературы немцев от Грасса( ближе «Собачьих годов», чем «Жестяного барабана») до Белля( прежде всего вспоминается «Биллиард в половине десятого»), ощущение вторичности в описании комплекса вины немцев за свинства Второй мировой не покидает во время чтения. Любовный треугольник не так, чтобы уж органично был вписан в послевоенную историю городка Моор, да еще и поездка в Бразилию в конце… Рансмайр – квалифицированный автор и слог у него( в переводе) лучше , чем и у Гросса и у Белля, но что—то «Китахара» не вдохновил нисколько.

Близится к завершению серия про Вейскую империю и отсутствие свежести все же чувствуется. Мне не очень понравилсоь завершение книги с участием торговцев — землян, использованием штурмовиков и проч. В остальном — стабильно высококачественное чтение с забавными диалогами, этическими парадоксами. Особый узнаваемый стиль автора . Мне не показалось, что роман — сильнейший в цикле.

Первая часть – нормальный динамичный Кэрролл внятно повествует о современной нечуждой сентиментальности бизнес-вумен, встретившей мужчину-мечту. Со второй части начинается смешение видений, хаоса , чередование румынского чревовещателя с неродившимися детьми – и роман идет под откос. Ближе к концу есть пара проникновенных и задушевных страниц про бремя вампиризма, сопутствующее харизматическим лидерам, тоске о несбывшемся и стоицизме. Написанный от имени женщины роман смешанных жанров с отчетливым тоном мелодрамы очевидно получше каких-нибудь «Мостов округа Мэдисон», но сама возможность сравнения книги Кэрролла с подобной литературой уже звучит как диагноз совсем неплохо задуманному роману. Обрывается он тоже на полуслове.

День понадобился прочитать «Битву королей». Сработал закон сериала – качество падает. Все хорошее, что есть в «Битве», есть и в «Игре». Ничего нового, кроме появления очередных персонажей второго плана, нет. Резня и интриги, как и в первой книге. Не вижу принципиальной разницы между другими фэнтези, да хотя бы и Перумовым( несколько менее эмоциональным). После этого прочитал синописис продолжений – все ясно, читать их незачем. Сериал, впрочем, вполне может быть смотрибельным, поскольку текст и представляет готовую болванку для сценария: незатянутые диалоги, чередующиеся с «ударными» сценами, никакой особенно тебе психологии, разные типажи персонажей чтобы не наскучили.

Вот еще что: в первой книжке преобладал старый прием для движения сюжета в виде подслушанных разговоров(над ним Набоков здорово подшучивал). В «Битве королей» пошла старая добрая магия с внезапными необъяснимыми убийствами. Дальше-больше

«Игру престолов» трудно оценить как вещь в себе: это часть цикла, а не завершенный роман. Вместе с тем, очевидно, что это совершенно фабульная, захватывающая вещь, очень легко читаемая – как книжки про Ната Пинкертона в начале прошлого века. Густонаселенная фреска про интриги при условно-средневековом антураже сама по себе вряд ли является откровением – фэнтези много и в этой части цикл нашей Латыниной вряд ли так уступает Мартину. Талант телевизионщика Мартину пригодился – в «Игре престолов» нет абсолютно ничего, чего нельзя было бы переложить в телесериал без потери для смысла, да «Игра» и есть по сути мыльная опера, своего рода «Вечный зов», не сильно отмеченный самобытностью авторского почерка, которая отличает сагу Херберта да хоть и цикл Балашова. Есть, есть зазор между качеством «Игры» и ее «звездным» статусом, не вполне оправданным. Доводилось читать отзывы о необыкновенно тщательно прописанном мире, ярких характерах – все это преувеличение. Слог Мартина деловит, местами и неряшлив, диалоги вполне стандартны, вкрапление в повествование то изнасилования пленной на периферии, то убийства мальчишки размалевывает задник, а не создает стереоскопичность. Уровня «Королевы Марго», с которой у Игры престолов много общего, включая и книгу, и резонера, и королеву-убийцу-ради сына, лучших вещей Кея, «Амбера» Желязны и других «интрижных» фэнтези Мартин не превзошел, берет масштабом. Но читать далее «Битву королей» хочется сильно.

Не ожидал, что Симмонс напишет такой блистательный насыщенный атмосферный роман на тему сюжетной конструкции Петра Шафера «Амадей» и одноименного фильма Формана. Изучив персонажей и соблюдая фактологическую точность, Симмонс написал вещь, которую, полагаю, лишь Питер Акройд сумел написать не хуже, а это высочайший уровень. Джекилл и Хайд, Де Куинси, холмсиана, двойничество и мода на эзотерические культы- все идет в ход. М.б. кому –то роман покажется затянутым – но праосновой является поздний викторианский роман, а он по определению не отличался краткостью и лаконичностью. В описании смерти Диккенса, «исчезновения Друда» и жизни после смерти Коллинза автору удалось достичь катарсиса. Опять-таки, пропустившим в детстве «Твиста» и «Друда»(вся ценность которого в незаконченности, а то, что есть, – так себе) Диккенса и не знакомым с общим чертами его биографии могут показаться излишними наполнения романа окружением, близкими и родными Диккенса, но именно в этом и блеск Симмонса, сумевшего создать не притчу в пустоте, а увлекательный «альтернативный» роман, основанный на изучении огромного круга источников. Первые страниц сто присутствовал несколько водевильный елей в описании Диккенса, но затем он исчез. Тем не менее что-то «акунинское» в значении: ретро, остросюжетность, мигания в сторону современности – время от времени в книге проскальзывает: этому можно лишь порадоваться и надеяться, что на Акунине рано ставить крест – пусть прыгнет выше головы и напишет что-то масштаба и уровня «Друда»( по ранним книгам Симмонса ничто не предвещало ни «Террора» ни «Друда»)

P.S. прекрасная рецензия Владислава на «Друда» есть на OZON

Шаг в сторону: сын Павла второго в альтернативной стране с воюющими бобрами, странниками и проч. Очень смешно и занимательно.

Самый смешной отечественный роман из написанных в восьмидесятые и по прошествии времени читается славно и с удовольствием. Сам по себе сюжет реставрации в советской России монархии и похождений царя – бывшего учителя истории, борьбы телепатов в спецслужбах все-таки носит подчиненное значение к воссозданию автором грандиозного кукольного действа с участием ярко выписанных марионеточного склада персонажей один забавнее другого. В лукавой эпопее автор пародирует массу жанров: от исторических романов до альтернативок и фэнтези. С учетом времени написания Витковский предвосхитил появление и расцвет отечественной развлекательной литературы, посмеявшись над образчиками жанра едва ли не ранее их написания. Сам автор в предисловии называет свой жанр «реалистическим реализмом», видимо, потому, что реалистическим роман именно без подсказки назвать никто бы и не догадался: все же от плутовского романа и лубка поболее. Намеренное смешение жанров, тасование литературной техники, апелляции автора к всему корпусу русскоязычной части мировой литературы не затрудняют чтения книги. В конце концов, чтобы получить удовольствие от «Золотого теленка» можно и не знать, что Козлевич символизирует небо, Балаганов – морскую стихию, а Паниковский – землю и хтоническое начало.

Отец героя – Федор Михайлович, пьющий оперативник КГБ ездил в Тиберду( понятно, Галич) – всем цитатам и отсылкам несть числа и если угадать прообраз нобелевского лауреата Александра Пушечникова не так уж и сложно, то о прототипах хвостововеда или преждевременно почившего в бозе классика соцреализма Подунина, что называется, можно спорить.

Не только мне показалось, что написанные, видимо, ранее первые две книги более сюжетны, каркасны и до точки золотого сечения – коронации Павла — роман читается запоем, а потом урывками. «Пригоршня власти» более лоскутна, каждая из глав самодостаточна, усилился стилистический момент порой в ущерб общей занимательности, да что там – даже и «Ласковый май» упоминается. Последняя глава, в которой появился Гораций, правда, прекрасна, но шаг в сторону, предпринятый в дальнейшем в «Земле Святого Витта», мне кажется уместным.

В описании реалий «позднего совка» сильно чувствуется направленность Аксенова, Стругацких, Галича, Елагина, Самойлова, Высоцкого, диссидентов и не сильно признаваемых советским официозом авторов, что и неудивительно – это круг Е.В., хорошо знакомый ему. Еще много от Юза Алешковского. Учитывая время написания трилогии, состояние страны диагностировано как в «Похождениях бравого солдата Швейка» и при всей пародийности и игре не разглядеть в «Павле Втором» злой тотальной сатиры на позднесоветский образ жизни и общественное устройство может совсем уж прекраснодушный персонаж. Роман густо насыщен бытовыми реалиями: «кухонные посиделки», динамика роста цен на коньяк, функционирование птичьего рынка, распространение слухов – все воспроизведено безукоризненно точно. На определенном уровне восприятия первые две книги вполне могут быть признаны энциклопедией совкового быта СССР накануне пришествия( не Павла Второго, а другого, не менее своеобразного вождя)

Одно из основных начал комизма трилогии( но не единственное) – слияние советского уклада с новообразованным имперско-российским. Автор приводит эпиграфом соответственную цитату из «Взвихренной Руси», где этот прием обозначен. Уже после развала Союза все столкнулись с симбиозами типа сочетания Санкт-Петербурга с ленинградскими артефактами. Войнович и Лукин изрядно посмеялись над партийно-церковным смешением иерархий, но все смешное, что есть на эту тему в «Алой ауре протопарторга», есть и в «Павле Втором» в большем масштабе. В «Павле Втором», правда, кроме этого есть исчерпывающий рецепт изготовления салата оливье, способ поддержания до глубокой старости мужской потенции, есть про «Иличиаду». В обилии присутствуют скопцы, геи и масоны.

Барочная щедрость автора не должна вводить в заблуждение – очевидным и основным предметом авторской иронии является русское коллективное бессознательное, слагающееся из разных культурных и временных пластов, но носящее черты хаоса с сочетанием стремления к сильной власти и тяги к холяве, стремления бряцать и чтобы хоккей лучший был, потребности в любви заграницы, обжорстве с пьянством и «бабах». Взять все лучшее от имперской Руси и СССР, создать Митрополитбюро и Екатериносвердловск, побольше блеска, а в идеале разделить нефть и не работать. Некоторым глубокомысленным людям роман может показаться русофобским.

Возможно, не всем по душе придется манера изложения Е.В., который определенно тяготеет к длинному, извилистому предложению, в переделах которого мысль скачет от одного предмета к другому, отвлекаясь на третий как у Сэмюэла Джонсона в приведенном Набоковым отрывке из Босуэлла в качестве эпиграфа к Pale Fire. К слову и об эпиграфах. Эпиграфы к главам подобраны с таким вкусом, что, возможно, подтолкнут кого-то и к прочтению произведений откуда они взяты. Из текста «Павла Второго» можно выдергивать фразы на любые случаи жизни, примеры не привожу ввиду многочисленности, прошу поверить на слово.

Порой, увлекшись течением извилистых предложений и сочетаний всех и вся, Е.В. впадает в форменный сюрреализм как у Пепперштейна. На ум приходит прежде всего описание исхода зомбированных коммунистов на север, но и описание парада на Красной площади при коронации зашкаливает рацио. Когда одно предложение змеей перетекает с 225 на 229 страницу третьего тома –это уже высший пилотаж, сравнимый с импровизациями на аккордеоне Федора Чистякова времен «Баха».

Если искать сопоставимое по объему, качеству, авторскому драйву произведение условно юмористической фантасмагории, на ум приходит «Эфиоп» Штерна – тоже кладовая смеха, насыщенная литературными аллюзиями. В «Эфиопе», правда, больше превалирует эстетика гэга, анекдота, принцип матрешки, которой и в «Павле Втором» хватает, но у Е.В. есть и иные манеры: трилогия во всяком случае более сюжетна. При этом юмор обоих авторов носит вполне раскрепощенный и раблезианский характер. Еще общее: как у Витковского есть стилизованные главы под Маркеса, заметно и осознанно выделенные из общей стилистики, так и у Штерна есть пародийный текст «под Моэма»- альтернативное жизнеописание Чехова.

Тем непонятнее стечение обстоятельств, в силу которых большой, вкуснейший роман Витковского не многими читан, а уж оценен по достоинству и подавно. На посошок перефразирую С.М.Городецкого: «Всякий читающий должен прочесть «Павла Второго». Потому что- а как же иначе?»

Ю.Л. в предисловии к переизданию извиняется, что, дескать, это не роман, а что-то вроде диалогов Платона в исполнении персонажей Стругацких. Извинения, пожалуй, напрасные: «Сто полей» — вполне себе роман, коммерческая проза с культурологическим содержанием, интрига и сюжет в котором играют отнюдь не подчиненную роль. Диалоги и размышления персонажей о соотношениях форм правления, организации взаимоотношений между государством и обществом, обществе до промышленной революции и сами по себе хороши, а приправленные фирменной авторской иронией местами совершенно прекрасны. Надо отметить, что первые глав пять, связанные с высадкой землян и их первыми контактами с местным населением, существенно отличаются по стилю от остальной книги – это юмористическая фантастика в чистом виде, которой не постеснялся бы и Шекли. С введением в текст Аффары меняется и тем повествования и его драматургия, начинается изложение интриг и конринтриг. Много справедливого указано о неряшливости прозы Латыниной: что есть, того не отнять, но следует понимать, что это издержки манеры письма Ю.Л. – с взвинченным темпом, отсутствии сторонней редактуры, социологизирования в ущерб содержательности персонажей, влияния ее публицистической манеры на написание романа. Широта познаний, насыщение романа политологическим содержанием с сохранением интриги и острой сюжетности – это сближает Латынину с романами, например, Дмитрия Быкова( при всей стилистической разности между ними их сближает и «ренессансная» плодовитость и активная нелюбовь части аудитории вследствие их активной полемической деятельности в СМИ). Очевидно «постстругацкое» начало в «Ста полях»( автор его и не скрывает), крепкий перевес интеллектуальной составляющей в ущерб эмоциональной – все равно славно и интересно. Уже заказал продолжения

Самое слабое звено из тетралогии про становление бизнеса в 90-е. Сибирский коммерсант с гебешником колесят по Прибалтике, выискивая возможность вернуть переданные аферистом деньги. Скучно, малоинтересно и, что в общем-то редкость для Прашкевича, не смешно. Даже и не верится, что эти же люди написали «Пятый сон Веры Павловны»

Такой себе солипсический роман в стиле Ф.Дика, с размножением героя на его в разные периоды жизни, пришельцами, интригой. Кэрролл справился с непростым сюжетом, избежал неизбежного занудства, которое в подобных случаях возникает: клон-один, клон-два и проч. быстро надоедают, притом, что стиль и персонажи у него получше чем в целом у того же Филиппа Дика. Увлекательное легкое чтение в один уровень со «Страной смеха».

Виктор Олегович занимает положение уникальное – официальный сатирик № 1 с узнаваемым стилем и кругом тем. Ни на кого не похож – только на себя. В новом сборнике часть вещей откровенно скучная, часть повеселее. Чего-то новаторского, отличного от ранее написанного нет. Объектом иронии является помимо офисного планктона и лицемерие американского образа жизни – что и говорить, мишени достойные. Пара запоминающихся гэгов. Кто еще может выдать на гора за последние года три вполне проходные одного типа книги( из которых «ПППП», пожалуй, самая слабая) почти без ущерба для статуса ведущего автора? Пелевин один такой.

Дебютный роман Рансмайра не потрясает воображение – ну да, северные экспедиции со всеми страстями. На эту тему вообще если и пишут, то, как правило, лучшие вещи. У Жюля Верна есть «Гаттерас», у Симмонса – «Террор». Есть еще и славный фильм – «Красная палатка», в котором речь идет о Нобиле( Рансмайр походя рассказывает и про него). «Ужасы» не так уж и плох, но за счет беспроигрышного материала – автор сам по себе сух, герметичен. Как принято говорить в подобных случаях, ничто не предвещало. Можно начинать с «Последнего мира», а «Ужасы» проигнорировать вовсе.

Достойное издание статей Быкова, преимущественно биографических очерков. В этом году вообще с изданием публицистики получше чем с художественными новинками: Лурселль, Басинский , Юзефович – лучшие книги года. Быковский сборник год завершает и его же «Остромова» дополняет. Быков собрал висевшие ранее в интернете очерки про Домбровского, Леонова, Олешу, Панферова и проч., добавив для этого издания ряд новых. Многое я читал и ранее, но идея собрать очерки в отдельный том определенно здравая.

Объемное добротное «морское» фэнтези с воссозданием вымышленного густо населенного мира, боями, чудищами написано весьма хорошо. На меня произвело большое впечатление использование автором заведомо «ложной», пустой центральной героини( что делают немногие), и подачу через ее непонимающее восприятие событий. Элегантно использована шкатулка использований одних персонажей другими, своего рода конспирологическая закавыка. Несомненный «прогрессор» Ултер так и не раскрыт с точки зрения его целей и задач – как если бы история Руматы была бы написана от лица жителя Арканара. Разрушительность тяги к познанию мира и противостояние ей конформизма и трусости – это ведь тоже есть у Стругацких. Отсутствие жесткого финала и расставления всех точек пошло книге только на пользу. Пошел за «Вокзалом»

Данилкин изрядно перехвалил этот роман – вполне себе обыкновенный, читабельный. Образы двух братьев-негодяев не раскрыты, их поимка упрощена, а финальные скелеты в шкафу не сильно впечатляют. Никакой Теорин не «шведский Стивен Кинг» или там последователь Ларссона — так, поставщик коммерческого чтива. Слабоват.

Получил примерно, что и ожидал. Роман Быкова о ленинградских масонах 20-х годов примерно в манере «Орфографии» вряд ли мог получиться плохим – так и оказалось. Хороший роман. Описание «бывших», ряд сцен с сеансами Остромова и в тюрьме – просто прекрасны. На мой вкус, в романе уж очень много авторских отступлений, суждений, что делает его отчасти авторитарным и душным. Понятно, что Быков считает период нэпа окончательным угаром и падением хуже революции, периодом отказа от «сверхчеловечества» — но абсолютность этой спорной оценки излишне педалируется. В «Оправдании» оценка всех опытов по созданию «сверхчеловеков» куда как более нелинейная и «Остромов» на фоне первого романа выглядит тяжеловесным. Очень много в описаниях персонажей от коллекционерства, несколько гадливого описательства – а положительных героев всего два. Сцена встречи между ними мне напомнила «Дерни за веревочку» Рыбакова. Последнюю часть можно было бы и не писать – экзотика восхождения к эонам не так уж и интересна. «Остромов» менее богат на ярких персонажей и удачные сцены чем «Орфография», но высокий уровень романа не вызывает сомнений.

Санчесу на Страннике профессиональные писатели вручили приз «За блистательную стилистику», что и вызвало обоснованный интерес. Я ранее не встречал в фантастике( или фэнтези) автора –«стилиста». В майнстримовской литературе «стилист» — автор, работающий со словом, как правило, не особо сюжетный, склонный к рефлексии, без особых диалогов в тексте, без витальности. В этой связи Славникова или Михаил Шишкин, вероятно, «стилисты», а Дмитрий Быков или Алексей Иванов таковыми не являются( при том, что хорошие писатели и превосходят двух первых во многих аспектах). Лазарчук, Вяч.Рыбаков, Дяченки, Столяров, Стругацкие – все они работали над качеством собственно текстов, прозы, но назвать их «блистательными стилистами» все же будет преувеличением.

«Я люблю время»- городское юмористическое фэнтези с двумя центральными магами, простенькой девушкой между ними и бойкими вроде рассуждениями одного из магов о человеческой природе, бессмертии и проч. Санчес пишет неряшливо, многословно, сильно засоряя текст анекдотами и шутками не первой свежести – проза слишком коммерческая. Проза Санчеса в одном ряду с Юрием Никитиным, Андреем Беляниным, автором книг про опера Крюка(забыл фамилию) – ничего особенного. Ну очень легко читается, чего уж там жюри «Странников» нашло, не пойму.

Где грань между легким развлекательным романом и легковесным? Этот роман Кэрролла по грани и проходит — развлечение в чистом виде, детектив-полутриллер с экскурсами в прошлое провинциального городка. Собственно центральная героиня – прямой аналог Лоры Палмер. По ходу действия автор окружает персонажа предполагаемыми кандидатами на роль убийцы- естественно, ложными, -одним лучше другого. Убийцей, как водится, оказался самый симпатичный персонаж. Сомнительно, чтобы он, с учетом особенностей его здоровья, так поспевал за героем. В остальном – все по делу: динамично, незатянуто, в меру. Единственно, что если хороший детектив – всегда больше чем просто детектив, то «Поцеловать осиное гнездо» вряд ли уж больше чем хороший детектив. У Кэрролла славный слог: не пустой, но и не претенциозный. Мистикой в книге и не пахнет.

«Как любил я стихи Гумилева// Перечитывать их не могу». В детстве «Журавленок и молния», печатавшийся, кажется, в журнале «Пионер» я читал с восхищеньем, осталось сильнейшее впечатление. Я помнил какие-то яркие сцены: ссора героя с отцом, конфликт с педагогами из-за режиссера. По прошествии времени многое видится попроще. Вообще говоря, «Журавленок» — вещь драматургически очень сильная и просящаяся к экранизации. По мере выхода ее не экранизировали и в общем-то понятно: недвусмысленно противопоставлен мальчишка-нонконформист и почти все взрослые( ярко выраженный охотник за вещами-отец, ограниченные педагоги). Сейчас ставить книгу можно лишь в стиле-ретро- реалии современной школы отражены в сериале с одноименным названием. Все то, что запомнилось – наиболее ярко написано. Центральный персонаж, в принципе, такой же как и все у Крапивина( найдите отличия с другими протагонистами). Удался образ Горьки – такого вечно второго, крученого приятеля героя. «Ударные сцены» — кража бутылки Горькой, ссора с отцом, финал – написаны здорово и психологически точно, а вот между ними книга иногда провисает. Золотой фонд юношеской классики составляют все-таки вещи, которые на все времена. По прошествии времени впечатления все-же потусклее — как при пересмотре фильма «Чучело». В детстве мне казалось, что там дети играют как боги — а вот сейчас, понимаешь, что основа фильма — сценарий и постановка, а многие ведущие роли — Кнопки да и Чучела сыграны деревянно, топорно ( сравните с естественностью и киногеничностью, например, Насти Михалковой в «Утомленных солнцем» — вне зависимости от отношения к фильму в целом). Много уже писалось о схематизме противопоставления Крапивиным взрослых и детей, своего рода «сектантстве» — все это так. И все же «Журавленок» — из лучших вещей Крапивина, которая в детстве производит сильнейшее впечатление. Я читал позднюю вещь — про трофейную банку — какая-то она более взрослая, организована зрелее, без порой подкупающего инфантилизма «Журавленка с молниями».

Случайным образом за небольшую цену купил вот эту книжку и не пожалел. Строгая ровная угрюмая проза про якобы жизнь Овидия в ссылке, а точнее поиски Овидия в ссылке протагонистом. Притча с вневременными аксессуарами и монстрами – жителями городка у моря. Немецкий язык вообще несколько тяжеловесен, так что переводчику удалось совершить чудо – перевести так, что не остается сомнений в том, что австриец – выдающийся стилист( я вот не знаю ни одного немецкоязычного автора – стилиста без оговорок. Белль и Гросс с их длиннющими сложноподчиненными предложениями, не стилисты).. У Рансмайра выдающийся ритм прозы, предложения – сколько нужно, тест насыщен реальными деталями. При этом – вроде античность, а близко не к «Герой должен быть один»(переосмысление мифа), а к «Венерин волос». Сдается мне, Шишкин Рансмайра читал — и обилие античных аллюзий отсюда. Текст без диалогов – но все занимательно, живо, очень изобретательно. Впечатлен.

Allegory верно указала, что книга, по идее, должна и может стать предметом культа для тринадцатилетних. Степень условности в изложении реалий жизни интерната для детей-калек настолько велика, что изначально «фэнтезийный» лад присутствует. Тем более, что существует небезызвестная книжка Гонсалеса «Белое на черном», на фоне которого роман Петросян несколько даже и лубочен. В книге увлекает атмосфера и автор мастерски использует прием отложенного ожидания — вот-вот что-то случится, произойдет страшное, но в концовке ничего особенного не происходит. Несколько затянуто, да. Приятное впечаталение от книги по мере чтения сменяется сложностями впоследствии вспомнить сколько-нибудь запоминающиеся сцены. У Петросян отсутствует драматургическая жилка — ее эпос довольно статичен. Преувеличенные восторги в том числе поклонников фантастики связаны не в последнюю очередь с ожиданием нового большого романа нового ранее неизвестного автора.

Ранний Дик — энергично, предельно сюжетно, с минимумом рефлексиии. Изобретательность при нем. Легко читается, ну и забывается так же.