Пожалуй, один из самых простых романов Варгаса Льосы. Лучшее, что в нем есть — описание состояния столичного человека, попавшего в горы, окруженные повтсанцами с исчезающими людьми, духами и инфернальной парочкой кабатчика и его жены-гадалки. Атмосфера морока, хмари, тотального подозрения и страха буквально разлита по страницам. Льоса всегда умел монтировать диалоги, ну а в этом романе рассказ полицейского о его любви Литуме будет органично переплетаться собственно с событиями, о которых рассказано — мастерски сделано. С остальным все попроще: и любовная история так себе, и изуверы-партизаны не очень-то сопряжены с жертвоприношениями духов. Роман атмосферный и хорошо написаный, но определенно проходной у автора. Темы насилия и природного влияния на умонастроения в «Войне конца света» куда как ярче показаны.

Доводилось читать в отзывах что этот роман — лучший шпионский российский детектив. Понятно, не Абудллаев, но надо отметить, что такого явления как именно российский качественный шпионский детектив в природе на сей день не существует. У нас был великий Юлиан Семенов, в принципе, равнозначная Ле Карре фигура, однако если у Ле Карре вполне себе устойчивая продолжительная традиция, то в наших палестинах все как-то похуже и попроще. «Боги в Багдаде» не хуже книги Костина, но там вроде бы не чистый шпионский детектив.

По существу. У Костина вполне себе хороши описания мелочей Парижа, так что его детектив местами воспринимается как качественный путеводитель: как снять номер в отеле, где лучше покушать, как покупать симку на телефон. Сюжет и мотивация персонажей воображения не потрясает, уместных мелочей из сует спецслужб вполне себе достаточно. Как производственный роман лучше, чем роман приключений и интриг. Диалоги очень ниже среднего, зато удачные экскурсы в прошлое. Костин, человек, что называется, с богатым прошлым, имеет потенциал, но для развития ему нужно определиться, какой эмоциональной и идейной начинкой он будет фаршировать свою сагу дальше. С этнографическими и специфическими реалиями у него все в порядке, но вот посмотреть в сторону Ле Карре не помешало бы.

Совершенно славная смешная книжка, в которой фобиии американцев относительно инопланетян стали поводом для создания всеобъемлющей сатиры. Досталось всем: от Буша до прессы и военщины. Мне очень сильно и спецификой юмора и качеством письма напоминало Хайасена, однако если последний шибко узко окопался во Флориде и темах экологии, то Бакли тематически поразносторонней. Очень понравилась внутренняя живость реплик в диалогах, умение автора смещать фокусы юмора от обобщений до реприз. Предельно рациональное сатирическое произведение, эталон в своем жанре, высочайшую оценку которому мешает несколько поставить именно известные ограничения именно жанра, в котором смачно работает автор.

Виктор Олегович прекрасен и уникален. Его ниша — в сочетании сатиры с вариациями на тему соллипсизма, условностями познания и проч. — определенно предполагает как точность наблюдения, так и богатство культуры, знакомство с традицией. Мне «Бэтман» не понравился, но я совершенно четко понимаю, что это книга умная, изобретательная и артистичная. Пусть она уступает лучшим романам Пелевина, но по гамбургскому счету весь Лукьяненко ( например) по выходу из женровой ниши этой книги не стоит. Роман необычайно амбициозный — в отличие от предыдущего В.О. свел к минимуму внешнюю интригу, фабульность, плюнул на характеры и сатиру. Никогда роман Пелоевина не был так близок к платоновским диалогам и эта сверхзадача сделать вещицу читабельной при таких исходных впечатляет. Мастерство жестикуляции, афористичность, верность своим иным текстам и упорная последовательность в создании как бы своего мира — все это есть.

У Пелевина ведь достаточно именно костанедовского типа поклонников — которые ценят его именно за ментальные выкрутасы и попытки обнажить покрывало майя. Есть, наверное, и те, кому «Шлем ужаса» нравится больше «Чапаева». В этом смысле «СНУФФ» им показался легкомысленным боевиком, а вот «Бэтман», наверное, покажется книгой респектабельной. Мне лично всегда солипсические рисунки В.О. казались самым в нем неинтересным — при том, что чертает он их уж как-нибудь повариативнее, смешнее и литературно лучше чем признанный корифей жанра Ф.Дик. Литературно-сатирическое анекдотное и пародийное начало у В.О. мне как-то импонировало больше, хотя самого автора сравнение с Салтыковым-Щедриным сккорее покоробило бы.

В «Бэтмане» запомнились авторские суждения о протестном движении — с высокой колокольни на суеты всякой политики плевал В.О. Упомянул и хомячков, инвективу в адрес Собчак трудно не опознать. Ряд внятных паассажей относительно взаиимоотношений с женским полом, сколь забавных, столь и ожидаемых. Афоризм про пикап и стеб в адрес Аркадия Тургенева( чью книжку сравнивали по манере с пелевинскими) слабоваты, но зато в них трогательным образом проявляется личностное, человеческое в В.О. В «Ампире» все же были черты романа воспитания, трогательная концовка, а продолжение получилось даже и по меркам В.О. неэмоциональным, избыточно диалогичным, чуждым кроме нескольких эффектных афоризмов по-настоящему чего-то нового, ранее у автора не встречавшегося.

Самое интересное, что респекта автору и после эттой неудачной книги не убавилось — В.О. настолько исполин и решает, по-видимому, свои идейные задачи, так что как его осудить за несовпадение с личными умонастроениями.

С пяток рассказов, лучшие из которых, наверное, про Микки Рурка или Коломну, совершенно славные. Вообще рубановские зарисовки про девяностые из-за точностей деталей читаются теми, кто помнит, совершенно ностальгически. Другое дело, что ностальгия эта несколько сродни той, что сопутствует «Дискотеке девяностых». Все эти разговоры про Брусли, просмотр ужастиков в видеосалонах, ликер «Аморетто» и бюстгальтер «Анжелика» — все это очень знакомо. У Рубанова очень хорошо получается писать про мужские архетипы, приблатненность социума. Да он и сам приблатненный и сборник рассказов, в общем-то зарисовки продвинутого зэка, хлебнувшего культуры.

В.Березину принадлежит мудрое замечание относительно того, что Ваенга и Михайлов поют для тех , кто не готов солидаризироваться с блатным шансоном из моральных сображений, но хочеется чего-то близкого. Сборник Рубанова тоже представляет промежуточную ступень между соверменной воровской прозой типа книг Евг Сухова или там Монаха и собственно литературой. В этом смысле рассказ «Гад» про совестливого пахана симпотматичен ( и очень позорен). Везде герой Кодекса, одинокий и продуманный волк, склонный к рефлексии, не признающий за собой слабость. Даже и наименование «Стыдные подвиги» очень кокетливое — ничего стыдного нет, поведение. Собственно, такой сборник мог бы слово в слово написать Прилепин, сходство с которым носит почти клоновый характер.

Рубанов четок, работает и с подтекстом, читал американцев и особеннно Лимонова, у которого взял все, что мог хорошего. С удовольствием почитал, но удовольствие, конечно, несколько постыдное — круг тем автора ограничен образом автора и приключениями с ним.

Один из блестящих и по-настоящему смешных романов Во, в котором он уже отточил перо в сторону от ранних бурлескных романов. Эталон того, что называется английским юмором и здесь Во как никогда близок к другому эталону — разумеется, Вудхаусу. При этом Вудхаус писал циклы очень схожих небольших произведений, а Во пытался создать образцовую комедию в жанре «британцы в колонии».

Сейчас такая книга бы точно не вышла. Вариации на темы Вудхауса — хоть пруд пруди ( Том Уилкс с его Шарпами и не только). А вот написать элегию, фоном которой происходила бы межплеменная резня африканских племен, поданная автором с той же иронией, с какой он относится к верности англичан своим привычкам и их интеллектуальной ограниченности — такое не придет даже на уровне замысла. Дело даже не в том, что в 1932 г. резня в Африке не достигла масштабов позднейших времен, но как ни крути, а тотальная нищета, рабство и вымирание не всегда являются приличным фоном для юморесок. Во с любовью описал близких англичан, а на туземцев словно посмотрел как на персонажей китайской шкатулки, куда попали его соотечественники. Не было еще магического реализма стран третьего мира с го поэтикой, кровью и семенем, но, сдается, игривый тон автора восторга у читающей публики колониальных стран, которой была уготована роль клюквенного задника, уже тогда не всем пришелся по душе.

Книга очень смешная, технически организована лучше чем большинство у Во, определенно лучше его как бы бренда ( «Возвращение в Брайсхед»). Не без этического изъянца.

Образчик претенциозной графомании, когда автор, весьма сведущий в узкоспециальной области ( в данном случае — латинской античной литературе), занялся тематическими вариациями с использованием иного культурного фона. Речь идет, понятно, о готическом романе с привидениями, поисками которых якобы заняты два персонажа. В романе персонажей поболее, с рядом оговорок, четыре. Литературные специфические стилистические игры, подмигивание понимающим. Принципиальный эстетизм как перпендикуляр эмоциональному началу, содержательности. Не соглашусь с характеристиками английским сдержанным характера юмора автора — не он определяет лицо книги. Удивительный масштаб разочарования — с учетом того, что роман написан много позже «Овидия», занятной и остроумной вариацией на тему, словно бы закрытую Райнсмайером.

P.S. Спустя свыше полугода перечитал книжку и в два раза повысил итоговые баллы. Менять первоначальный отзыв несколько нечестно, но по второму заходу надо честно отметить, что книга очень самобытная и перфекционистская. Я вот не люблю Стерна, а книга сделана именно по его лекалам плюс вкрапления латинизмов, которыми изложены байки и анекдоты. Почерк очень вычурный и направленный на усложнение с завитушками любой простой фразы. Следует заметить, что книжка достаточно стебная, а юморески — жанр вполне себе площадной и совершенно не уверен, что вычурности автора, его несомненное стилистическое дарование соразмерны выбранной теме. Отдельные предложения хороши сами по себе — самоценные калиграфически, прямо шедевры ручного творчества, однако по большей части все достаточно скучновато. При этом — любую следующую книгу Шмаракова куплю не глядя.

Проза Остапенко является одним из самых сильных моих литературных впечатлений в этом году. В рамках глуповатого фэнтезийного жанра ее манера организовать материал, избегать штампов и создавать любопытные психологические коллизии вызывает абсолютное уважение. « Тебе держать ответ» устроен куда как посложней славного «Птицелова» и если композиция романа не является безупречной ( в середине книги и к концу действие несколько провисает), то ряд организационных находок — маскировка до поры до времени нелинейного развития двух линий мальчика Адриана и Эда, выскакивание как черта из табакерки Бертрана, длительное ретуширование «отсутствующего имама» Атанаса — является совершенно восхитительными. У Ю.В. все хорошо с письмом , диалогами и драматургией. Кто читал, безусловно отметят сцены между Эдом и Конунгом, особенно блистательную с подставой провокации заказчиков покушения на сына конунга, возвращения Эда в замок, где все постарели. Параллелизм ситуаций, персонажей, определенный морок и повторяемость ряда сценок совершенно оправданы спецификой создаваемого мира свар и феодальной вражды, кровной мести и проч. Ближе к концовке у меня возникали серьезные сомнения в развязке, но автор и здесь свела концы воедино, вполне себе умиротворенно на общем мрачном фоне происходящего.

По качеству и серьезности прозы, техническим и литературным достоинствам, роман Остапенко представляет собой одну из вершин отечественной прозы при ее жанровом фэнтезийном изводе. «Тебе держать ответ» определенно не уступает лучшей книге Дяченок в этом направлении и решительно превосходит поздние книги этих маститых и замечательных соавторов. Достигнув необычайно высокую планку, далее Ю.В. пошла вбок и,похоже, на понижение ( последняя ее книжка читавшим представляется простоватой)

Право, безумное количество прочитанной автором литературы не отменяет того обстоятельства, что у Плутарха все о том же, однако более ярко, по существу и фактурней. Удивительная мыльная опера с тщательным воскрешением второстепенностей, наделением римлян психологией, понятной и доступной американцам, необъемным количеством воды. Особо автору не удались сражения ( в силу пола понятно), а удались всякого рода семейные сценки, там, женские благоглупости, что тоже понятно. учитывая стартовую площадку Маккалоу ( «Поющие в терновнике»). Ряд сценок в Сенате несколько напомнил соответствующие реконструкции заседания Думы в «Красном колесе» Солженицына. Помимо невероятной мыльной адаптации давно и хорошо известных событий, автор ничего нового интонационно не предложила ( то, что Сулла хуже Мария, писал уже Плутарх, а для Джованьолли это было непреложной истиной). Эмоционально не трогает, персонажи однотипны, с драматургией не очень, эффектных сцен нет. Книга Маккалоу ( первый фрегат здоровой армады) уж точно впечатляет объемом и степенью измельчения материала, кропотливостью и многословием. Балл надбавил за трудолюбие и общую эрудицию автора.

Идеальный образец пляжного чтива для несентиментальных натур: страницы перелистываются на ура, число героев ограничено, не запутаешься, автор вполне себе изобретателен в плане создания декораций. Несколько странно читать от некоторых поклонников, что, дескать, Гранже, исследователь зла или даже Зла с большой буквы, чуть ли не первокопатель патопсихологических глубин. Набивший себе руку успешный профессионал, не чурающийся клюквы и пенкоснимательства, однако обладающий незашоренным взглядом и изобретательностью. В жанре коммерческого чтива это очень много, без иронии. Не Стивен Кинг, конечно, пишет ну очень просто. Я прочитал уже три романа, разными людьми переведенными, но слог, как ни крути, бедноват и никакими ссылками на авторитет Хемингуэя или ненужностью изысков в подобном в литературном таланте Гранже меня не убедить. Скорее сценарист. Не вижу никаких поводов не пролистать еще какую-либо его книжку.

Вполне себе самостоятельный роман, заявленный как вторая часть дилогии. Мощное фактурное, богатое на детали погружение во тьму, редкое явление: роман от лица заведомого негодяя и палача. Несколько напоминает «Руку» Алешковича и уж точно напоминает симбиоз «Отчаяния» и «Тайны Кутузовского проспекта» Юлиана Семенова. Литературно указанным произведениям не уступает, по степени натурализма, тотальности показа растления нации будет помощнее. Я вот после этой книги читал «Черную линию» Гранже и, скажу, помимо разницы в литературном качестве авторов ( Гранже пошел ну как водичка), с точки зрения демонстрации распада психики и надругательств над духом и телом француз очень слабоват. Опять-таки немалое место ( хоть и меньшее чем в предыдущем романе)занимает еврейская тема, опять изнасилованная хранительница изгойства и проч. Книга велика по объему, но воды мало, масса внутриведомственных интриг. Фактурная антисоветчина, уступающая, пожалуй в литературном качестве и Дудинцеву и иным перестроечным китам книжек про сталинский период, но эмоционально мощнее некуда.

Пересказ сюжета в трех-четырех предложениях способен внушить ужас и нежелание читать книгу. В самом деле: страдания и описание пьянок совестливого сына палача сталинских времен, влюбленного в трагичную жертву-еврейку, в силу этого расследующего обстоятельства убийства Михоэлса — не особо воодушевляет. Книжка меж тем вполне насыщенная деталями, зарисовками эпохи, вкусными авторскими сценками, в силу чего решительно возвышается качеством исполнения задумки над задумкой собственно. Уверен, степень скорби над судьбой еврейского народа и его особливостью в период сталинских мясорубок не всем придется по душе, а названный Алешей представитель кающегося русского народа вызывает определенную иронию, но роман литературно хорош, стилистически, эмоционально во всяком уж случае превосходит большинство книг маститых соавторов. Книжка совершенно диссидентская, в русле антисоветской литературы из-под пера эмигрировавших шестидесятников — опять-таки многие испытывают непреодолимую неприязнь к данному явлению. Мне понравилось, решительный приоритет «как» над «что»

Ну никак не комом, уверенный почерк. Другое дело, что стилистически первая половина книги очень уязввима ввиду заведомой вторичности к Чандлеру в части обилия иронических сравнений. Дальше это не так режет глаз, но ироническое хохмачество, столь гармонично уравновещенное сеентиментальностью у Чандлера, само по себе помогло дебютанту стартовать. Сююжет достаточно внятен и четок, все по делу. Сравнительно с другими романами этой серии несколько многовато суеты и мельтешенья, но и по этой книге потенциал Лихэйна, блистательно раскрытый позднее, виден. Дождемся ли мы перевода иных его вещей до их экранизаций?

Традиционный бредовый трэш от короля этого жанра, которому можно многое простить за головокружительный драйв и смену декораций. Так много по разным странам, похоже, у Гранже раньше не шатались. Коктейль традиционный: изуверство, алмазы, загадка прошлого, убивства плюс еще и цыгане. Вот в принципе Гранже мало чем отличается ( в лучщую сторону — разумной производительностью) от Донцовой, чтение которой оправдывают жжеланием отдохнуть, разрядить мозг и проч., однако целевая аудитория Донцовой является предметом иронии, а Гранже у нас достаточно респектабельный автор. Сравнительно с Кингом Гранже, конечно, развязный школьник, но гнать строку, шпарить «романы» тоже надо уметь. Есть еще и экранизация этого романа, в связи с чем любопытно как показана эксгумация трупа негритянской девочки, когда у нее из всех отверствий полезли черви и гады.

Очередной экзорцис от очень талантливого автора, очередная игра в солдатики. Умеющий писать в любых стилях и обо всем, Елизаров сочинил откровенный сюжетный ттрэш, в который впрочем упаковал немало критических и скептических пассажей относительно общих мест либерализма в части повышенного внимания к религиозно-оккультынм исканиям. Автор ( с откровенной самоиронией) прямо-таки огнем и мечом покарал ересиархов, сказать же, что сочетание «ромна идей» и боевика получилось органичным, не могу. Тем не менее глава про языческое детство с дедом Мокаром ( и здесь похабный палиндром) очень хороша, прямо-таки апология языческой сельской жизни. Так шокировавшие многих инвективы именно в адрес Пвстернака и изображение его в виде лошадиного черепа меня не впечатлили. Вообще, основное впечатлление от всех книг Елизарова такое: большой талант, а занимается ерундой и детскими какашками.

Средний уровень расцветшего диким цветом после Акунина ретродетектива. Автор наворотил будь здоров от гермафродита с сомой до маячащего в роли эдакого закулисного Мориарти молодого Сталина, берет нагроможденьем. Слог усредненный не без напыщеннных оборотов, читается достаточно легко. Много от полицейского романа по принципу — иди от трупа к трупу, собирай улики, а в конце книги центрального сыщика прорвало на интуитивные озарения ( до этого ничего не предвещало). Центральная фигура неинтересна совершенно, статисты тоже так себе. Право, после чтения книги Чижа Акунина стал ценить побольше. О Юзефовиче говорить не приходится — недосягаемый идеал.

Довольно странно, что этот рассказ мало кем прочитан и на форуме не оценен. На мой вкус — это лучшее восхитительное произведение Перуца, сиимволическая тонкая зарисовка на тему тыловой жизни в Праге времен Первой мировой, которая перерастает в драму. Безукоризненная рефлексиия на тему того, как изменились защитники хрупкого мира, о ннеизбежной коррозии добра, которое с кулаками. Формально обстановка как у романа Гашека, но разница между рассказом Перуца и забавным плутовским эпосом колоссальная, собственно, как между высокой культурой предвоенной Европы и ее демократической последующей эволюционной. Особо меня впечатлил образ саперов-жуков и их финального торжества. Рассказ еще и композиционно сделан на тончайшем уровне: начался с развязки, затем основная и факультативная ретроспекции и финал с опошлением трагизма. Почитайте хотя бы в электронном виде, есть ведь.

Увы мне, избранная автором метода и манера изложения, круг препарирования мерзостей сродни деятельности естествоиспытатля из одноименного рассказа. Все достаточно быстро приедается — убийства да изнасилования, да их комбинации. Большинство рассказов написаны в виде стилизации следственных протоколов с намеренным выхолощением речи и сведением к событийному перечислению с акцентом на подробностях. Порой просматриваются отсылкки к Платонову, а так мерзость и только. Ряд других рассказов более тяготееют к мистике дестких страшилок, эти будут позатейливей. Я не считаю Елизарова ни бездарью, ни эпигоном Сорокина ( грех, конечно, отрицать влияние), но вот именно эттот сборник наиболее неприятен эмоционально, уступает двум предыдущим неизобретательностью и однообразием. Пакостно читать, право слово.

Уж в том, что этот роман является Великим, лучшим у Кинга, который стал абсолютно майстримовским выдающимся писателем, с переводчиком никак не соглашусь. Поздний Кинг довел свой инструментарий до блеска, однако оснований полагать, что в рамках нежанровой прозы без острого сюжета такое техническое оснащение является уникальным и самоценным, я бы не стал.

Собственно, всякая поздняя книга Мастера интересна в той мере, наасколько не является самоповтором выбранная тема — манера изложения одна. Кинг определенно не писал книгу о попаданце ( отдельные темы «Темной башни» не в счет), да и обращение к альтернативной истории в его исполнении вполне добросовестное и честное. Понятны ассоциации с «Мертвой зоной», но и здесь все не тождественно. Исходя из ранее не затронутой зоны, чтение доставило удовольствие, Кинг потрудился на славу. До момента слежки за Освальдом все было совсем славно, а потом я заскучал. Часть жизни Освальда и Марины, их семейные ссоры и проч. — страниц на сто пятьдесят, мне показались излишне занудными и вполне себе редуцируемыми из текста. Выстроенный план послекеннедиевской альтернативы воображение не потряс, равно как и последние пара глав.

Роман качества ( в кинговском обширном пантеоне) определенно выше среднего, занятный и вполне адаптивный к экранизации в формате сериала ( чай средства нужны не такие как для «Темной башни»). Читабельно. Не ах.

Вручение Нацбеста автору, избравшему столь неблагозвучный псевдоним, побудило ознакомиться с первой книгой. В принципе, полностью согласен с отзывом Дмитрия Быкова. «Щастье» — очень атмосферный роман, с обаянием недоговоренностей и штрихования знакомых и полузнакомых персонажей, географии, социальных типов под предлогом воссоздания альтернативного постапокалиптического Питера. С композицией очень плохо, персонажи в силу своей расплывчатости так и не производят цельного впечталения, интриги нет как таковой. Много какого-то манерного мельтешенья, литературного кокетства и, да, содержательных диалогов, энергетики роману точно не хватает. Мне по мере чтения «Щастье» очень напоминало расплывчатость и многозначительность «Дома» Петросян, вот и по итогам трудно вспоминается, кто там есть кто и что есть еще кроме «атмосферы». Поскольку роман Петросян обрел статус абсолютного культа, рекомендую ее поклонникам ознакомиться с Фигль-Мигль — на месте интерната там СПб, а так принципиальных отличий в авторской манере изложения я не нашел.

Собственно говоря, вся эстетика, стиль и круг интересов Прилепина ранее встречалась у Стогоффа. Рассказы Прилепина во многом очерковые, основанные на личном опыте, яркие зарисовки. У Прилепина прекрасный глаз. острое чувство юмора и профессиональные навыки автора новелл. Порой, правда, кажется, что автор перечитал эссе Веллера на тему того, как писать рассказы. Пару раз встречается откровенный прием обрубить концовку, пару раз — финальная реплика контрапунктом. Выглядит это несколько механически, да и доверительные авторские интонации копировать несложно. Никакой разницы между рассказами Прилепина и Рубанова ( хорошими рассказами) я не вижу. То есть совершенно никакой разницы. Витальная маскулинистая автобиографическая ( у Прилепина чаще завуалированная) очерковая проза. Такие вещи интересно читать плюс малая форма не предполагает авторской рефлексии. В случае с Прилепиным она была бы лишней. Ряд житейских наблюдений, пара афоризмов — вполне достаточное.

В Прилепине есть что-то от Марина Идена: нюхнувший жизни лоботряс на каком-то этапе выбрал плоды с дерева познания и стал описывать все то, что видел и видит. Пределы его творческих возможностей совершенно очевидны и наглядны. Они с Рубановым сейчас аналогичны авторам «деревенской прозы» семидесятых -, только пишут не о деревне, о мужской доминанте в обществе, а социальная критика и наблюдательность при них. «Нацбест» за сборник рассказов дали вполне себе заслуженно, но утверждать, что «Грех» книга десятилетия, по меньшей мере смешно. Отчего достижения так легко и без натуги воспроизводятся Рубановым? Прилепин, при всем обаянии его рассказов, все же писатель второго эшелона, не чета Быкову, Шишкину, Юзефовичу. Список можно продолжить.

Первые главы три — совершенно замечательные по качеству юмора, вариативности аллюзий, авторской демонстрации техник. Затем все несколько приедается, удачнейшие и смешные куски чередуются с достаточно традиционными ( пародии на школьные сочинения, диалог автора с джинном и проч.), а последние две главы дочитывал с откровенным трудом и скукой. При всей новеллистичности книги, вытекании рассказа из рассказа, автор не закольцевал композицию, так что по факту строением книга напоминает шашлык. Книгу по самому снисходительному счету подсократить на пару глав ( у каждого, правда, свое видение — каких) стоило.

Собственно, несмотря на очевидные авторские самобытные находки и несхожую фабулу «Овидий» представляется мне совершенно сопоставимым по достоинствам и недостаткам с «Путем и шествием» Березина. Точнее ориентира для читать-не читать не найти. Шмараков дополнил плеяду филологов, авторов вольных культурологических сочинений, в которых стилизации, игры и демонстрация техник, мощного авторского инструментария и юмора фактически подменяют связный сюжет и отсутствие эмоционального начала. Березин, Водолазкин — Шмараков точно в их ряду, наравне. Люди эти про сюжетосложение, технику письма знают все, однако проблемы у них возникают с сущностным высказыванием, поэтому пишут веселые, вкусные и отчасти «производственные» ( для своих) книги. Кусок стилизации исторического романа про Потемкина может яввляться предметом самостоятельной зависти современных работников этого направления, а в книге есть и стилизации в духе фэнтези и пародии на производственный, деревенский, психологический, модернистский тип повествования. Мне такой тип литературы симпатичен, но его ограниченность совершенно очевидна. Учитывая, что «Овидий» — раняя книга талантливейшего автора, надеюсь, что второй роман, который все-же издаст Мещеряков ( у «Шико» ловить проблематично), будет пособранней, энергичней и посуше. Не читая новелл, только исходя из продемонстрированной техники, полагаю, что они должны быть как минимум занятны. При ряде издержек Шмараков определенно повыше уровнем патентованных жанровых юмористов навроде Лукина или Успенского.

P.S. от 28 мая 2014 г. Перечитал с большим удовольствием. Определился с симпатией: энергичнейшее начало, вся линия с Ясновидом нравятся дюже и безоговорочно. Не нрваится линия с превращением в девицу парня и его дальнейшими скитаниями ( без блеска), рассказ про таракана и сочинения детей на ту тему.Часть про инопланетян не понравилась. Тема с сантехниками то удачна, то не шибко. Цитатность фраз из текста зашкаливат.

Первая книга Гранже, что я прочитал. Лихо пишет, много бреда, конечно, но драйв в его случае искупает много. Центральный образ в сознание проникает и во всяком случае при любом контакте с церковным мальчиковским хором ассоциации обеспечены. Читал залпом, но, сдается, в больших количествах и подряд читать Гранже невыносимо.

Сильное впечатление на меня в начале книги произвело указание, что в ходе эпизода из прошлого в шею и грудь центрального персонажа попали 54 (!) пули — а жив Курилка. На фоне подобного нагромождение нацистов, экспериментов над людьми и проч. определенно не шокировало. Про Чили автор прочитал, уже приятно.

У Гранже посредственные диалоги и совершенно утилитарный стиль из кратких предложений. Это не «стоккато» Эллроя, все предельно понятно и сухо, но синтаксис шибко облегчен. По идее, роман Гранже — эталон коммерческого чтива, которого качественным и не назовешь, а вот авторская разухабистость, умелое наворачивание интриги впечатлили. У Гранже определенно есть редкая ныне витальность, которая не то, чтобы искупает литературную непритязательность, но апеллирует к детской долитературной любознательности. Это мало у кого из общепризнанных корифеев массовой литературы есть — Кинг уже совершенно стал респектабельным писателем и каждая его книжка все объемней и методочивей, фантасты уж сильно увлечены миротворчеством иногда ради него самого ( «Кракен» на ум приходит), детективщики порой берут такой крен в область психологии или социальщины, что от жанра остается все меньше. Гранже, судя по этой книге, мало подвержен тяге к гибридизации чистого развлечения с мэйнстримом. Несмотря на все мраки мрачные «Мизерере» произвели впечателение американских горок, развлекушек с искринкой. Лихэйн и Несбе другие, но ведь и цирк обладает обаянием.

Чрезвычайно элегичное произведение, сущая пастораль, несмотря на все «ужасы», которые совсем не страшны. Надо учитывать, что территория, на которую ступил Маккаммон, настолько изъезжена — «Американская литература вышла из «Гекельберри Финна» — что всякий романист испытывает огромные сложности в выборе интонации и стиля. Маккаммон выбрал облегченный вариант симбиоза романа о детстве (условно «Вино из одуванчиков») с романом о детских страшилках ( навроде «Что-то страшное грядет»). Чистота избранной интонации, прекрасный синтез, пасторальная гармония — главные достоинства книги, которая легко написана и читается с интересом.

Оригинального и уж тем более чего-то яркого в книге нет, она своего рода антология темы, в которой собраны лучшие находки корифеев, первым из которых является, конечно же, Кинг, сравнения с которым автора достали, но уж такова судьба Маккаммона, что он обречен оставаться в тени более именитого первопроходца. «Жизнь мальчишки» уступает «Оно» по всем параметрам — яркости кошмаров, описанию детской дружбы, фактуре злодеев, масштабу, амбициозности. В изящности и, пожалуй, простоте построения роман Маккамона превзойдет кого угодно. Не «Детство Чика», словом.

Справедливо замечено, что толстый роман Терехова по существу представляет собой раздутого идейного двойника «Оправдания» Быкова. Разуверившийся циничный современник заворожен большим стилем сталинской эпохи и занимается ректонструкциями былых событий. Гипнотизм былого ведет к деградации и неспособности высвободиться от морока. Книга Быкова вышла в 2001 г. и была по существу знаковой для беллетристики 90-х с огромным вниманием к наследию советской империи, тягой к разоблачительствам и воссозданиям того «как оно было на самом деле».

Терехов указал, что начал писать в 1998 г., но с публикацией книги опоздал лет на десять — но с другой стороны и прозвучал, поскольку к моменты выхода «Каменного моста» интересы сместились и роман стал событием. Это как в случае с «Грузом-200», который выйди лет на десять раньше при всех авторских своеобразиях совершенно затерялся бы в стилистике и потоке чернушных лент конца восьмидесятых -девяностых с ннеизбежными сценами насилия, коррупции ментов, похоронами Брежннева и проч. «Каменный мост» представляет собой идейно-стилистическую солянку прозы девяностых — много от Азольского, Суворова, вся гиньольная линия от Проханова, а сюрреалистическое судилище с вызовом свидетелей напомнило «Стол с зеленым сукном» Маканина. Своего у Терехова — густой вязкий стиль, знание мелочей эпохи, а также физиологические картинки в духе французов с рефлексией о смерти, одиночестве и проч.

Мне определенно нравился авторский подход к изложению событий, однако со сцены рыбалки( воссоздания авиакатастрофы) началась жижа, слет в сюрреализм, а последние страницы сс секретарем Машей, заенившей девушка Алену и исследованием судеб родственников десятой степени сталло очень скучно и неинтересно. Собственно, я не понял, зачем Терехов стал писать роман, поскольку материал предполагал что-то вроде опыта художественного исследования Солженицына в ГУЛАГЕ или изложения типа книги Семенова о Янтарной комнате. Публицистика.

Дегенеративный центральный персонаж ввиду его явных психопатологических склонностей сужает обобщение гнилостного влияния интереса к гнилой истории. Книга ни в малой степени не апологетическая, все названо своими именами, совершенно неважно, кто убил Нину Уманскую. В лучшей части книга представляет собой достойную и интересную двойную рефлексию на тему возможностей и ограниченностей познания истории наряду с познанием исследователя. Всевозможные абсурдные схемы спецслужбистских возможностей исследователей, интриги в сборе материала, особенно карикатурные женские образы удручают и малоинтересны. Меня до поры до времени порнографические зарисовки Терехова, вокруг которых столько стрел в автора все выпустили, забавляли сами по себе, вне связи с другой частью текста, но их значительный объем и повторяемость интонации в конце концов наскучили. Книга совершенно избыточна, рыхла, с обилием неинтересного, разностилевого, а уж вкрапления отношений героя еще и к футбольным событиям, Смертину и игре Японии с Хорватией наводят на мысль о графомании, тотальному неумению писать кратко и по существу.

Главы с обыском, встречей на стрелке с бандитами очень хороши сами по себе — но они были бы хороши в виде отдельных рассказов у Рубанова или Прилепина, их стихия. Понравились три подряд главы про судьбу Литвинова, образчик прекрасной публицистики со знанием мелочей. В книге много вообще занятных ссылок на реалии эпохи, познавательная книга. По прочтении, однако, ощущение громоздкой болванки, в которой находиится прекрасный неограненный камень ( страниц на триста) осталось преобладающим, а мнение относительно автора окончательно не сложилось. Талант есть, несколько зобастый и избыточный, но, похоже, стоит прочитать «Немцев», чтобы определиться.

В отзыве на первую книжку дилогии я высказался относительно еее архаичности сравнительно с вышедшими первыми книгами серии Мартина. Довольно забавно, но по прочтении второй книги дилогии я склонен решительно отдать ей пальму первенства сравнительно с первой ( лучшей) книгой затяжного сериала. В романе Кея есть все то, что мне нравится в «Играх престолов» — яркие характеры, прописанные властные интриги, острый динамичный сюжет, осознанные культурные аллюзии на средневековые исторические перпетии. Даже смелому умерщвлению Мартином Старка в книге Кея находится вполне себе неодиданная параллель. В умении композиционно организовать материал, чувстве меры и вкуса, авторской самоцензуре, сведении концов Кей решительно Мартина превосходит, а уж элегический финал, второе дно, искусство как самостоятельная противостоящая насилию ценность — все это дорогого стоит. Уж не говорю, что женские образы у Кея определенно посильней. Поворот альтернативной Византии истории в виде рацвета Велизария впечатляет.

Из мелочей — спутники по первой части в виде воина и проститутки затерялись и не развиты. Центральный персонаж не такой юберменш как в первой части, но определенно переукрашен. Все это пустяки — на фоне мощной второй книги и первая часть, которая все же со второй связана намертво, ретроспективно заслуживает лучшей оценки.

Достаточно добротная «интеллигентная», без пережимов книга в стиле исторического романа. От фэнтези в ней чуть, часть истории с механическими птицами и зубром вполне можно пропустить без ущерба для целого, а так по факту — роман о ранней Византии, которую автор расцветил и в целях свободы рук заменил наименование страны, персонажей и датировку. Книга легко читается, без провисаний и является несколько подростковой по манере изложения, упрощенности как персонажей, так и способа повествования — чистый квест, странствия супергероя ( удивительный мастер в своем деле, любого перепьет, в драке не из последних, женщины тают перед ним, находчив и остер на язык) с друзьями на пути в город. Все это достаточно простенько, а сцены с участием императора и его супруги даже и со вкусом.

Для англоязычной аудитории, видимо, византийский фон в диковинку, но на фоне книжек Ладинского роман Кея вполне в ряду добротной прозы этого уровня. Ассоциации вызывает по манере и качеству исполнения с «Зодчими» Волкова и «Кириллом и Мефодием» Караславова. Я не большой поклонник «Руси изначальной», но по экспрессии, сочности красок, драйву она на голову выше гладокописи Кея, так что все познается в сравнении. А еще примерно в то же время, что Кей писал книгу про Сарантий некто Д.Мартин писал «Игры престолов» и на фоне заданной планки средневековой жестокости, безумия и угара книжка Кея черты романтического анахронизма приобрела дополнительно. Не сомневаюсь, что продолжение столь же приятно, сколь и необязательно.

По первой книге талант Флинн вполне ощутим, но до чего же он мизантропичен. Она не первая. кто написала о тихом ужасе провинции, но если ранее преобладала стилистика скелетов в шкафу ( даже и у Кинга), то в «Острых предметах» глубинная одноэтажная самостная Америка представляет собой сущий ад, вместилище неприкровенного порока и насилия. Все обо всем знают. Словом, Содом с Гоморрой и авторская манера изложения пркатически не оставляет места праведникам.

Удивительно, что вот Астафьева ругали за «Людочку», дескать, чернуха, а там ведь локальный случай рассказан. «Острые предметы» всеми расхвалены, обласканы премиями, но по существу более антиамериканской ( подрывающей основы как бы сельского базиса — глубинки) книги так сразу и не вспомнишь. Детективная составляющая так себе, зато фон и типажи прописаны убийственно. Талантливая автор, не зря ее Кейт похвалила ( понятно, что не ровня). Однако вторая по очередности чтения книга Флинн не может не наводить на мысли об ограниченности авторской палитры и выбора героев. Буду рад ошибиться.

Редкий случай. когда купив фактически кота в мешке, совершенно не разочаровался. Славный, интересный роман на условно-средневековом фоне и центральной линией об ограниченности манипулирования, традиционной сложности быть Богом. Исполнено на высоком уровне, психологические эксперименты автора вплоть до последних страниц эдак пятидесяти вызывают восторг, умение увязать интриги тоже. Дивно показана парнойя сверхчеловеков, заведомое ограничение их действий нерациональными составными, невозможность абсолютного предсказания поведенческих стратегий — и, одновременно, достижения психологии в части моделирования поведенческттх моделей в целом. Помимо прочего, интересно читать, фактурные персонажи. Автор обошлась без драконов и магии( точнее , почти обошлась беез мистической составляющей, а та, что есть, минимальна), при реализме и откровенности жесткостей соблюла чувство меры и вкуса, композиционно выстроила сюжет, избежала барочности в смысле избыточности лакокрасочности и суетящихся персонажей. Не Джордж Мартин, словом. Если уж сравнивать с отечественной фактурой, смело поставил бы по качеству исполнения и психологическому рисунку «Птицелова» с «Скрутом» Дяченок и решительно предпочел бы его «Шраму», который несколько легковеснее романа Остапенко при ряде схожих сюжетных зарисовок. Даже удивительно, насколько невысоко оценена выдающаяся в рамках использованного автором достаточно ущербного фэнтезийного антуража книга. Я вот именно что удивлен, надо читать дальше.

Ладно бы, что персонажи цикла Пирса малоэмоциональные, неинтересные и предсказуемые, что интрига нехитра и второго дна в вяловатых детективах нет и в помине. Но вот не выжать из среди искусствоведения Италии ничего вкусного, цепляющего глаз — это надо постраться. Ни тебе каких-то специальных профессиональных деталей из мира реставраторов-антикваров, коллекционеров, ни эксцентричных типов, ни отсылок к биографиями итальянских гениев. Увы мне. Пара страниц нне понравившегося Бонфильоли, в которых эксцентричный фрик выддал на гору рассуждения о картинах, находящихся в комнатушке знакомого в плане имеенно умения красиво подать искусствоведческий шик стоит всех романов Пирса. Уж и не говорю о соответствующих страницах «Клуба Дюма» и «Фламандской доски» Переса- Реверте. Персонажи Пирса и в моральном плане не вполне себе доброкачественны, срденго достоинства чтение. У Пирса есть великий роман, пара похуже ( про сон Сципиона и недавнее падение Стоуна), а уж его «искусствоведческие» детективы находятся внизу турнирной таблицы.

«Мартин Иден» — очевидно с биографическими чертами роман — был ценим Лондоном. В этой книге много схематичного и неправдоподобного, сам образ моряка-грубияна, переквалифицировавшегося в управдомы, заскучавшего и сошедшего с корабля надуман. Лондон уж точно таким не был, при всем богатстве его биографии. Несмотря на грубоватую кальку под ней определенно видится прообраз, нежная иллюзия сродни фицджеральдовской о возможностях любви, раскрытия идеала, так что книга трогает. В молодости максимализм Джека Лондона, его дохемингуэевский герои кодекса завораживали. Все это трудно перечитывать, подростковое чтение, но вот в «Мартине Идене» Лондон ушел от экспрессии, написал камерную интимную вещь , по сути признание, о том как заказан путь в искусство и что признание современников — пустяки. Лондон был популярен много больше иных громких авторов своего времени и осознание им границ темницы выражено в завуалированной, несколько неуклюжей, но трогательной форме

В прозе Даррелла очень мало того, что принято считать английским — и по части изложения, и юмору, и широте эмоций. «Гончие Бафута» — возможно самая смешная книга с изщумительным центральным персонажем — африканским царьком, невежественным и обаятельным. Пьянки автора с Фоном, неразбериха с туземцами при ловле животных и всякого рода казусы с животными же — очень выгодный исходник для создания первоклассного юмористического произведения. что Даррел и сделал. Юмор его при этом очень гуманный, человечный, без фиги в кармане, одухотворяющий. Продолжение( с женой в компании) получилось бледнее и вторичней: ну зачем женщина для пьянок с Фоном Бафута

«Очаг на башне» невероятно эмоциональное и надрывное произведение, сила воздействия которого по прочтении определенно не позволяет отнестить критически к некоторому схематизму авторских посылов. Создание образа идеального героя настолько сложно, что с учетом сопуствующих обстоятельств, Рыбаков при создании Симагина и так прыгнул выше головы. Переслегин достаточно хорошо написал о социальной составляющей романа: невозможно выстроить счастье в башне из слоновой кости. Удался еще и Вербицкий, ну а женский образ предсттавляет собой лучшую из непрекращающихся попыток Рыбакова создать идеал. Техническая составляющая, по счастью, весьма невелика — перечисление надуманных терминов не впечаталяет.

Очевидно, что за подъемом следует спад, а в случае с трилогией про Симагина, которую из-за достоинств первого романа не стоило и писать, снижение качества идет постепенно. «На чужом пиру» уже вполне себе предтеча современных рыбаковских националистических лубков. Увы, ведущие фантасты четвертой волны ныне не в форме и перспектив не предвидится

Строго говоря, «Святая Елена» сбоку припека к трилогии, объединенной общими персонажами, единством времени и действия. Понятно, что Наполеон там действует( которого как самостоятельного образа в трилогии не было), но и по качеству исполнения и по объему и амбициям эта повестушка имеет касательное отношение к другим собранным в томе романам. Трилогия представляет собой одну из вершин русского исторического романа, хотя и с четко осязаемым привкусом авторского начала. Любовь Алданова к афористике и эссе всегда проявлялась и в его романах в виде неизменной фигуры острословца-мыслителя, который в адаптированной форме затяжных монологов излагал авторское видение исторических событий. Мне вот месье Лемер, сколь хороши бы ни были его пассажи, представляется Хичкоком в фильмах, мало что дающим в художественном смсыле. Очень хороша организация движения Штааля и его более приземленного знакомца, эволюция обоих, завораживающие рисунки движения этих персонажей в направлении притяжения-отторжения, психологический подтекст соперничества. Излишне говорить о мастерстве Алданова-историка в части воссоздания изветсных персонажей и постановки сцеен. Трилогия дает богатейший материал для изучения творческой мастерской, испоьзуемых автором технических стилистических и композиционных приемов — величайший уровень организации сложного материала. На мой вкус, наверное все же «Истоки» — лучший роман, но трилогия «Мыслитель» будет похудожественней да и первичней во многом дублирующей ее второй трилогии на российском материале( к моменту написания которой Алданов обрел какую-то немыслимую технически художественную форму и много экспериментировал).

Воронкова в советские годы настрополилась перелагать Плутарха в рамках внеклассного чтения к школьной программе. Она увлекательный рассказчик, который обладает чувством драматического, умением редуцировать второстепенное и держать интерес. Дилогия про Александра Македонского из-за богатого материала, который тяжело испортить, являлась моим любимым подростковым чтением. Как показало время, именно линейный последовательный описательный вариант жизнедеятельности оказался вполне себе состоятельным и при неизбежной скидке на упрощение( книжка подростковая, повторю) мне понравился побольше цельностью и организацией материала нежли более амбициозные обращения к теме Ефремова («Таис Афинская») и Яна («Огни на курганах»). Собственно Плутарх и сам по себе хорош, но его адаптация Воронковой определенно заслуживает добрых слов в связи с дилогией, потому что в книге про Фемистокла что-то не сложилось, а про Мессенские войны Плутарх специально не писал, так что получилась социальная агитка в пользу классовой борьбы периода рабовладения.

Определенно лучшая книга в переоцененной трилогии, в которой есть вполне себе приемлемая реконструкция Средней Азии при вторжении в города войск Чингисхана. Композиция у романа совершенно рваная — начинается срезом с Востока и одними персонажами, а в концовке действие происходит вокруг Чингисхана и его окружения. Роман был дико популярен из-по причине бесптичья, яркости красок и некоторого упрощения собственно исторической составляющей. В художественном плане, по проникновению в материал он сильно уступает вышедшему позже «Железному веку» Калашникова, а по воссозданию восточной пряной базарной фактуры- «Звездам над Самаркандом» Бородина. Роман Яна несколько манихейский, со скудноватыми полутонами, без нюансирования восточной психологии. Излюбленная схема продажности верхов и стойкого сопротивления монголам со стороны националистически настроенного предпролетариата вызывает иронию. Последующая книга стала еще хуже, с совершенно несносными картинами жизни еще и древнерусских городов и той же схемой ( еще и «богатыри-партизаны» появились), а «К последнему морю» — вещь вообще типа адаптации хроники с расцветкой фактографической каавы.

Считаю «Квентина Дорварда» лучшим из романов Скотта, который создал имя на шотландском материале, а является класскиом как бы исторического романа английского. Основное достоинство — конечно, фигура Людовика, в образе которого автор преуспел совершенно: ни один из иных коронованных героев обильного наследия Скотта ( включая и Иакова из «Приключений Найджела» и Ричарда из «Талисмана») не обладает полнокровностью и убедительностью того же масштаба. Скотт превзошел себя настолько, что его персонаж по фактуре и качеству исполнения в одном ряду с сегуном Клайвела и доном Пьюзо, а эти авторы использовали совершенно иную технику и, так сказать, стояли на плечах карликов.

Сюжет с тайной рождения, цыганом-предсказателем, типичными блеклыми персонажами — так себе, сюжет в части восстания горожан побойчее чем обычно, Карл Смелый и Вепрь вполне себе заполняют пространство рядом с Людовиком.

Определенно книга получше выцветших шотландских романов про горцев( столь повлиявших на нашу Латынину) или «Айвенго» с его антинационалистическим пафосом и раздвоением бледной героини на двух красавиц, между которыми метался рыцарь. С другой стороны, отечественная экранизация с незабываемыми песнями Высоцкого, в ходе которой удачно убрали всю еврейскую линию с Ревеккой и ее отцом, очень выигрывает пееред бледноватой отечественной же постановкой «Квентина»

Я нежно люблю «Виконта де Бражелона» при всей его очевидной затянутости, композиционной рыхлости и перенасыщенности второстепенными персонажами. Для меня очевидна слабость линии Лавальер и горемыки виконта, столь бесславно разрешившего возникшее противоречие. Собственно эпоха действия уже предполагает значительную эволюцию рыцарских манер средневековья, но пусть его — вялый, анемичный и сугубо положительный виконт, именем которого роман и назван, все равно фигура второго плана, двигатель сюжета.

Собственно, из-за Лавальер провисает вторая книга роман — первая, с воцарением Карла, перемещениями Д.Артаньяна, встречей четверки изумительно хороша, энергична, с диалогами в лучшем виде. С момента появления человека в железной маске к третьей книге механизм сюжета снова заработал как часы, а тут еще и Фуко с его опалой. По мне, по сей день Дюма непревзойден в части интригообразования приключенческого романа и умения зарядить экшн оптимистическим юмором ( о каких бы смертях не шла речь). Различные сюжетные подмастерья навроде Маникана или Маликорна, вставление отдельных диалоговых глав комедийного характера ( как, например, о встрече Планше героя после возвращения из Англии) позволяют Дюма менять тональность повествования, достаточно мрачного по итогам.

Сильное впечатление на меня произвела концовка романа в части осознания главным персонажем органичности смены вех: вроде все отдельно хорошие люди изгнаны плохишом Кольбером, но по гамбургскому счету деятельность шармеров навроде Фуке разорительна не для него одного.

Умение ставить по мере сюжета ударные сцены с дуэлями, соблюдая при этом чувство равновесия и меры, выдержать заданный неспешный ритм и организовать действо надлежащей развязкой — знаете, у Мартина я ничего подобного не вижу, чего бы он ни стоил.

Прекрасный роман, заслуженно популярный в СССР, переведенный, конечно, из-за яркого социального критического начала американской властной системы. Критика эта носит, однако универсалистский характер и история Старка, эволюции одиночки и неизбежной моральной эррозии актуальна как никогда. Книга очень хорошо написана — Уоррен принадлежал к писателям Юга, а там собственно литературной обработке материала как-то традиционно внимания было побольше. Примеров не привожу за ненадобностью. Другие романы Уоррена переводить как-то не стали, лишь сейчас ситуация изменилась.

Многажды экранизированный роман, однако ни одну из постановок не могу назвать безукоризненной, поскольку стилистически щедрый роман много теряет от переложения лишь сюжетной канвы. По прошествии времени не склонен ставить высший балл из-за очевидного включения автором откровенно мелодраматических моментов — отцовства сенатора, ну и конечно, адюльтера с последующим убийством. Понятно, что убийства политиков в Америке были не редкость, но вот доведение автором идеи тотальности власти на примере безотказности героини не тонко, а уж история с отцовством и вовсе лежит в плоскости «тайны рождения» и совпадения» — элементов романтического канона 19 века. Эти два момента в безупречной в остальном механике книги, столь выигрышные для кино, представляются мне идущими вразрез с горькой и убедительной историей Уоррена.

Крусанов совершенно прав, утверждая, что верное средство избавиться от симпатии к Павичу — это перечитать его. Павич хронически страдает однообразностью приемов, тягой к пестрому, блестящему, цыганщине, шапито, не вполне первосортному антуражу, ловкости рук и впечатление от его книг, как от аттракциона, не у меня одного.

«Хазарский словарь» прочитать все же стоит. Не имеет разницы в какой из версий ( мужской или женской), разницы между которыми нет. Павичевский роман завораживает красотой ажурной конструкции, стилистическими курбетами, организацией сновидческих перекличек с использованием этнических декораций. Никакого второго дна у книги, разумеется, нет, все держится исключительно на ловкости рук манипулятора, маньеризм чистой воды. Все сродни просмотру работ режиссеров визуалистов навроде Жана-Пьера Жене или Бертона ( понятно, что они используют иной материал).

«Словарь» и еще «Пейзаж, нарисованный чаем»( менее тотальный, но изобретатальный роман) для ознакомления с Павичем рекомендую, а остальное можно и не читать.

Стогоф очень посредственный писатель с неистребимой тягой к пестроте, внешней экспрессии. Собственно, он журналист и попыткка объединить свои зарисовки 90-х годов в художественную форму привела к появлению «Мачо», на волне популярности которого был издан еще с пяток текстов. «Мачо» — очень незрелая проза, своего рода записки адаптированного полубитника. Меня совершенно раздражали лирические пассажи персонажа, его «любоффь», а впоследняя часть про поездку в Азию совершенно не контаминируется с первыми — питерскими.

Однако. В тексте есть глава под наименованием: «О моей душечке,пончике и ватрушечке», которая представляет собой зарисовку нравов времени с характерами бандитов. Она по четкости, лаконизму, умению воссоздать атмосферу эпохи и передать нюансы совершенно хемингуэевской силы и качества. Превосходит любой из рассказов Рубанова и Прилепина, при том написана в то время. Уже ради этого самостоятельного вставного рассказа стоит ознакомиться с книжкой.

Страшная книга. Понятно, что созданная Щедриным кунсткамера имеет малое отношение к крепостничеству и вырождающимся после реформы дворянам — как и поэма Гоголя никак не разоблачала взяточничество. При схожей деформации оптики, в «Господах Головлевых» Щедрин создал какую-то дикую черную трэшевую гипертрофию бытового ужаса, использовав узнаваемые декорации. Это куда как ближе к Ландольфи, например, или к Андрею Белому, нежели к современной автору литературной среде. Ленин так часто в своих выступлениях упоминал Иудушку, что этот персонаж как-то затенил остальных уродцев,каждый из которых выписан с таким тщанием и эмоцинальной завороженностью, что поневоле заподозришь у автора некий душевный дефект, который в его многочисленной злободневной эссеистике, да даже и в «Истории одного города» при всем их пессимизме напрочь не чувствуется.

«Я люблю Россию до боли сердечной» — кто не знает известного высказывания классика, однако любовь как-то странно сочетается с выбором русских реалий для интегрирования в них комедии жестокости, абсурдисткой драмы самоуничтожения. Эффект посильней, чем от перехода с «Гарри Поттера» на последнюю книжку Ролинг.

Лучшее в Мураками, конечно, от Чандлера. Чуть-чуть от Трумана Капоте. Обстоятельный ироничный самодостаточный герой, лишенный карьерных амбиций, склонный не без национальных традиций к созерцательности в ущерб действенности. Стилистическая манера вся от американцев. «Охота на овец» украшена уж точно авторски самобытным мороком, путаницей и сюрреалистическими поисками абстракции, в которой путь действительно важней итоговой цели. Мураками блистательно удались девушка с красивыми ушами, шофер, портье, да все персонажи, при создании которых к реализму автор напрочь и не стремился, создав запоминающихся кукол, воссозданных как бы в обход стандартным лекалам. Гибель овцы( не окончательная), да и сам образ овцы дал простор для интрепретаций, которые меня лично никогда не занимали, да и сама развязка не потрясла воображение. В продолжении Муракками сделал еще один шаг в сторону Чандлера, написав почти детективный роман

Одна из лучших книжек в довольно ущербном жанре воссоздания в виде сатиры картины нравов внутри цеха, в котором состоят авторы, с традиционным преименованием прототипов так, чтобы всем было ясно. о ком речь. Как правило, в зависимости от дальности отдаления по времени событий сатиры тональность меняется. В романе соавторов про совсем свежие съезды фантастов на закате советского строя написано уж очень смешно и ядовито, конкретным персоналиям не поздоровилось. Друзей такого рода книги не добавляют и причиной тому не только образ, например, Топтыгина или инвективы в адрес фантастики ближнего прицела. Есть, есть что-то в безапелляционности авторов и избранной ими форме циничного анекдота что-то бестактное. Однако смешно и, если не коробиться от бестактности к живущим, даже и блестяще.

Центральная часть обрамлена чудными юморесками о взрослении Кости Жмуркина, а вот мелодраматическая концовка с крушением Молдавии и любви как-то не слишком вяжется с тональностью всего романа. С каждой главой соотнесено наименование известного литературного произведения, цитатами( в том числе и скрытыми) текст перенасыщен — забавно, мне понравилось куда как поболее иных книг этих щедрых товарищей

По прочтении третьей книги могу определенно сформулировать некоторые претензии к прозе Харрис. У нее патологически не хватает мускулов, слабые диалоги, отсутствие прорывов на уровне ударных сцен. Вот и этот роман вполне себе добротный рассказ про пакости, что строил обиженный в молодости паренек английской закрытой школе. Лучшее, что есть — внутренняя кухня школы, труха внутри преподавательского состава, в силу которых ангел-истребитель без труда устраивает аналог вариаций на тему романа Стивена Кинга «Необходимые вещи». Добросовестное изложение предпосылок мщения и некий финт с убийцей, который оказался не тем. Надо отметить, что собственно триллером роман и не назовешь. Убийство и покушеение на убийство в нем являются определенно лишними, интригу не обостряют. По существу имеет место мышиная возня плюс авторские соображения о гнилости внутренних устроев частных школ. Харрис обладает изящным слогом, однако все ее преподаватели достаточно картонные, драматургия вымученная. У меня сложилось мнение, что книга могла бы стать прекрасным синопсисом для ее переделки рукой мастера уровня Аткинсон или Тарр для создания мощной угрюмой притчи об одиночестве и попытках обретения коммуникабельности. А так — прочитал и забыл.

Основания, по которым роман Гоша вошел в шорт-лист Букеровской премии, непонятны совершенно. Первый роман именно что часть целого, не самодостаточен, обрывается на полслове, а главное, уж слишком простоват и незатейлив. Право, на фоне преразвитого поствикторианской стилизации, большого пласта ретролитературы приключенческий роман адресован по ощущениям юношам. Вполне в духе рекомендованной исторической прозы в качестве дополнений по урокам истории, а сочные краски Индии( весьма разляпистые) и приключенческий характер вместе с обилием мата должны импонировать подросткам. Это даже не Штильмарк, а что-то попроще. «Плохие» матерящиеся злодеи, толерантные герои с непростой судьбой. Несколько женских персонажей, силач да впавший из князей в грязи раджа. Не то, что никаких сравнений с Барочным циклом Стивенсона, но если говорить о литературных достоинствах, характерах, то «Унесенные ветром» является пирамидой сравнительно с нехитрыми декорациями Гоша и его труппой любителей. Проще даже и не бывает — видимо поэтому продолжение не переводят до сих пор.

Хорошее продолжение, которое хотя чуть и слабее первого романа ( у Маккаммона и Акунина так же), но вполне себе не самоповтор. От убийцы-маниака автор перешел к страдающей психическим расстройством женщине, построив сюжетн совершенно иным образом, включив составной частью судебный процесс. Социальный фон, обстоятельность повествования, достойный баланс между экшн-сценами и интеллектуальной составляющей ( в «Докторе Слоттере» интеллектуальной детективной составляющей нет вовсе) — все это пришлось мне по душе. Роман определенно старомодный, тягучий, без наворотов с монтажом, восходящий к классическим интонациям с четким разделением персонажей.

Абориген притянут за уши — можно было бы обойтись без него. Финал показался скомканным, а сцена в с привлечением моряков и Рузвельта — иной тональности. Из более существенных претензий: центральная злодейка, о которой так много говорят, в тех сценах, где непосредственно участвует, достаточно бесцветна, а используемые автором штампы ( жестокий взгляд и т.п.) заставляют предположить тщету попыток дать сильные сцены и раскрыть особенности центрального персонажа через диалоги с представителями компании сыщиков. Право, совершенно напрасно Карр не предпринял попыток написать ну как минимум третью книгу цикла с внятным оригинальным персонажем, классическими традициями и фактурным Нью-Йорком конца века.

Готов присоединиться к отзывам, размещенным на обороте, в части того, что роман элегантный и старомодный. Читается не без интереса. Пирс решил повторить старый трюк с принесшим ему успехом «Перстом указующим», разделив канву среди трех расска-чиков, каждый из которых, надо отметить, яркой индивидуальностью не отличается. Структурно использованы аналогичные ходы вплоть до шпиона как одного из рассказчиков, отвлекающей тайны ( здесь — в виде якобы загадки смерти Стоуна) и сильной женщины как центрального образа. Композиционная вторичность «Стоуна» имела бы подчиненное значение, найди автор столь же сильный ход, как в четвертой части «Перста», когда последние ( фактически урод и потаскушка) стали первыми и рассказ влюбленного иным образом осветил довольно мрачную историю, сделав второстепенными эмоционально всю мышиную возню с тайным документом и совершенные мерзости во имя этого.

В «Падении « эмоционального маловато, зато многовато суперчеловеков — ту и сам Стоун и фаталь фемме, в создании которой собраны все штампы мировой литературы. Из грязи в князи, выросшая сиротка, любовь к чтению, прекрасные манеры, золотое сердце, никто не мог устоять и проч. Суперженщина сильно уступает бедной Саре, а сам Стоун не слишком интересен. Первые две части читались легче. Но когда дело дошло до Венеции с ее гнилостью, романом в таких же тонах и особенно до развязки, говорить о которой ну никак нельзя, я испытал сильнейшее разочарование. «Падение» — развлекательная литература с вполне себе закрученной интригой, тасовкой раассказчиков, однако попытки придать иное измерение за счет авторских суждений о природе империализма ( финансововго капитализма) меня совершенно не убедили, а история предотвращения краха Английского банка выдержана в духе Бориса Акунина. По мере чтения романа я Акунина вспоминал не раз, много общего в манере изложения, выстраивании сюжета и облегчении психологической мотивации героев. У Пирса в романе все они картонные.

Роман увлекательный,занятный, определенно не дэнбрауновского уровня, однако поставить именно эту оценку вынуждают два обстоятельства: структурная и организационная вторичность по отношению к «Персту», а также эмоциональная бесцветность, которую призван компенсировать очень неоднозначный финальный трюк, являющий некоторый перебор в части разумности в сторону мелодраматического эффекта. Второго дна не видно, но роман хотя и коммерческий, но определенно выше среднего уровня.

Эту книгу очень долго ждали, поскольку В.О. выдержал затяжную паузу после успеха Generation P и по выходу было некоторое разочарование из-за вторичности материала что ли. Однако поскольку с того времени иным материалом Пелевин не порадовал ( вплоть до фантастического прошлогоднего СНУФА), ДПП в череде достаточно клоновых с художественной точки зрения романов выглядит наилучшим образом. Собственно, и сам центральный покемон, и его супруга и тем более лукавый фээсбэшник, не говоря уже о бедном Жоре Сракандаеве выглядят настолько полнокровнее поздних пелевинских симулякров, что только в силу этого эмоционально «Числа» сильнее всего остального. Обилие гомоэротических инвектив и памятный акт с осликом вряд ли кого-то способны отпугнуть, а уж стихи в романе хороши и сами по себе ( в том числе и про совесть страны — академиков Познера и Сахарова). Понятно, что сатира предполагает условность, но с большинством суждений относительно французских мыслителей я согласен без всякой иронии равно как и с благодушным шутливым посылом в сторону БГ, который один не продался . На фоне поздних работ Пелевина ДПП с годами становится лучше и благообразней.

На мой взгляд, вторая книга является лучшей, с тщательно прописанным фоном, четко определенным предметом авторской иронии в виде украинского национализма. Здесь есть и Черный Абдулла( потому что едил на «Мерседесе») и выводок горских свойственников главного законника во главе с часто цититрующим Коран тестем и уместное цитирование несуществующих текстов Кун-цзы. Сюжетный поворот с двумя любящими персонажа женами близок Рыбакову и встречается у него не раз ( на ум приходит «Гравилет Цесаревич»), сказать, что в тексте от Алимова, не берусь. Сетования на кавээновский несколько характер юмоора применимы ко всему циклу, ну и эта часть не стала исключением. Соавторы лучше прописали фон и сюжет, нежели в простоватом дебюте, расширили технические характеристики Ордуси, были определенно на подъеме. Даже неизбежный эпиграф из Лунь Юя к этой книге мне по душе более чем знаменитый про эпоху куй и соответствующего ей зверя.