Собственно, назвать роман следовало не «Соляра», а «Халтура». И звучит лучше и с содержанием лучше соотносится. Причем там соляра, так и не понял. Ну в Баку юность персонажа происходит, про нефть там ничего вовсе нет. Первые сто страниц вполне читаемы, эдакие бытовые зарисовки из жизни странной семьи в Баку. Море там, шпана. Не Искандер, понятно, но сносно. Уже здесь совершенно излишняя глава «от лица» случайной девицы, которая убежала с чужими туфлями, чтобы больше не появиться в книге. С учетом, что вещь не полифоничная, ни к чему было вводить рассказ от прохожей. Потом все еще хуже — поток бредового сознания то ли сидящего в тюрьме, то ли спятившего «Глеба». История семьи рассказана сумбурно, уж точно не как у Крусанова или у Шарова. Финал я откровенно не понял, там вообще туши свет. Какой-то брат Петр, еще и антагонист бегает. Бред про семнадцать карманов для алмазов. По предыдущим двум прочитанным книжкам к Иличевскому претензий в части организации материала не было, но вот «Соляра» показалась бессмысленным сомнабуличным текстом, не стоящим бумаги, на которой напечатан.

«Сериал» получился славный. Лучшие традиции английского юмора плюс откровенная неполиткорректность. Читать подряд не рекомендую, стоит все же делать перерывы между книгами — так проза Таунсенд не кажется однообразной. У автора есть схемы юмора и в общем источников комизма примерно с десяток вариантов, обыгрываемых так или иначе. Обаяние рассказчика Моула строится на постоянной диалектике его простодушия и иронии. Плюс при всех тяготах персонажей им присущ определенный стоицизм, признание правил игры с отсутствием суицидальных порывов. Это приятно. Из галереи фриков все же центральные дамы — бабушка, мать и Пандора — выписаны с большей любовью нежели откровенно бабахнутые мужики. Сериал оборвался на полуслове, а так, конечно, Сью писала бы его бесконечно. Современная классика юмористической литературы. Через пару лет ее перечитать можно совершенно с удовольствием.

Неудачная книжка, а все в авторе потенциал чувствуется ( а при чтении «Патологий» такого не было). Прилепин здорово стартовал и первые сто страниц не покидало ощущение, что сейчас он заткнет за пояс Гранже с его «Мизерере». Те же дети-убийцы и тотальный мрак. Я прямо вот радовался тому, насколько выигрышней выглядит писатель сравнительно с сюжетчиком ( слог Гранже много хуже чем у, допустим, Дэна Брауна). Потом все завершилось традиционными записками сумасшедшего, не без удачных сцен, но в общем мутью. Персонаж «кодекса» первых романов ожидаемо брутален, мир против него и проч. В роман вставлен самостоятельный рассказ от лица условно средневекового мальчика про штурм замка детьми. Сам по себе рассказ хорош, но в общей мозаике он затерялся. Общая тревога за детей как единый ориентир понятна, автор выжал эмоционально из нее все, что мог. Физиологично, с чувством меры и вкуса откровенные проблемы. Коль скоро персонаж вполне себе сумасшедший, автор и не заботится особо о логике поступков. К несомненным плюсам отнесу корректный объем.

Худший из сборников рассказов Кинга. Все плохое, что у него есть, здесь представлено в лучшем виде: самоповторы, стихи, рассказ о бейсболе. По общему ощущению направленность и качество представленных рассказов сродни Маккаммону периода «Синего мира». Это невысокий уровень. Кинг определенно утратил драйв целостность и умение создать на пятачке оригинальный шедевр. Писать он( как скромно замечает в одном из предисловий) и вправду умеет, но все же не настолько, что качество письма прямо так заворожило, что интрига и сюжет стали совершенно побоку. Утомительную рекламную повесть об «Амазоне» честно мучил, прямо всю прочитал, а по факту — ни уму ни сердцу. Я полюбил Кинга сперва именно как рассказчика, а уж потом как-то и романы пошли. В каждом сборнике рассказов были славные ( в последних поменьше, но были). «Лавка» таковых не содержит, сборник проходных и посредственных вещей, не делающих чести создателю. Посмотрим, каков будет следующий роман. «Возрождение» дало определенные надежды.

Доводилось мне встречать суждение, что Сол Беллоу для американской литературы второй половины 20 века значит то же, что Хем и Фолкнер для первой половины. Я вот раньше читал «Цветы для Гумбольдта» — оттуда запомнился фактурный трикстер, а вот сейчас не без труда и «Герцога» прочитал. Скучный достаточно и уж точно традиционный роман про мятущегося традиционного интеллектуала в период увядания. И Мердок и Брэдбери( Малкольм) и Бэнвилл и Макьюэн на эту же тему писали и, в принципе, у всех одинаково. Понятно, что Герцогу автор дал много личного, незаемного, но с каких пор это стало самостоятельным достоинством. «Кампусная» литературы, роман интеллигента, каких много на близкую тему в отношении близкого круга. Право «Пнин», невыдающийся роман Набокова, выглядит образцом организации материала, эмоциональности и юмора сравнительно с «Герцогом». При этом вот Набоков написал роман от лица педофила, Эмис написал мечту парвеню с неограниченным денежным лимитом, а Беллоу... Распалась семья и персонаж расстроен. Это все определенно второй ( если не третий ряд). «Герцог» — не триумф стиля, в плане драматургии не впечатляет, ярких сочных сцен нет и в помине. Мне безоговорочно понравился персонаж второго плана — горбатый еврей-адвокат, который потроллил вялого Герцога от души. Все остальное — скучное утомительное однообразное чтение.

Двойственное чувство. Вероятно, сам по себе кирпич биографии на тему того, как «Шайтанские айаты» привели к травлям и расколам лучше написать и нельзя. Но уж больно мелочным и обстоятельным получился кирпич у Рушди. Мне по душе и его юмор и часть про отца и реплики знаменитостей. В конце концов просто занятно. Есть один нюанс. В свое время Рушди был пупом Земли ( по нелитературным соображениям), а сейчас все это осталось в прошлом и читая «Джозефа» ловишь себя на мысли, что медийная новость и вся публицистика вокруг нее — в прошлом и читать про это не слишком интересно. Рушди к тому же в тоге совершенного праведника, искренне убежден, что в стороне от его истории никто не может стоять и выводит длинный список не поддержавших ( с цитатами, подробностями, обличениями и цетера). Позиция его в защиту свободомыслия, в общем, достаточно понятна изначально и вопросов не вызывает, но подробность аргументации, перечисление сторонников и нюансов утомляет. Рушди по прочтении этой книжки вообще показался достаточно мелочным персонажем. Страницы, посвященные женщинам, позволяют согласиться с вроде бы оспариваемым им мнением, что он не самый приятный в общении тип. Приведено в книжке и достаточно сплетен и подробностей в отношении ряда селебрити, которые. возможно, предпочли бы не упоминать о них. Талантливая публицистика, написание которой, вероятно, заняло времени больше нежели создание какого-нибудь романа. Но по прочтении «Д.А.» все же решил ознакомиться с пресловутыми «Шайтанскими айатами», а то все руки не доходили.

Приятнейший роман, имеющий все признаки культовости. Я вот искренне не люблю мусорную алкогольную прозу, критиканство социума с низу с позиций подонка с золотым сердцем. Линия Миллера-Буковски- американского Лимонова и уймы других признанных авторов мне неинтересна. Надо сказать, что фабула «Успеха» — сон обывателя последних глав, у которого нет денег, живущего с толстой пресной бабой в гетто, на тему того, как он бы бухал и трахал селебрити , перемещаясь из Англии в Америку. Сон расписан совершенно славно, с подробностями, образом кинорежиссера, каким-то фабульным сюжетом про обманку и месть. При этом , что очень приятно, нет пафоса, обличения как-то тоже нет, а равно не нашел я достоевщины. Ни особого унижения, ни чрезмерной гордыни, которые по статусу полагаются такого рода рассказчикам, нет и в помине. У «героя во сне» все хорошо с юмором и совершенно приземленная мотивация. Эмис еще и нафаршировал сон всякого рода аллюзиями, цитатами, провалами в памяти. Приятное во всех отношениях чтение, прямо эталон того, как нужно писать мусорный алкогольный интеллектуальный роман. Переводчику пришлось непросто, в послесловии он честно признался в сомнительных решениях. Я раньше читал Эмиса только про Лондонские поля, не особо проникся, а вот, вероятно, надо еще что-то у него почитать. Правильные интонации, чувство меры и юмора, ритм прозы — все в «Деньгах» в этом плане хорошо. Полагаю, что слабонервных может смутить т.н. «физиологичность» или «откровенность», но не особо чопорным рекомендую.

Собственно, «Метель» написана в мире толстовской «Кыси». Понятно, что сорокинский слог со своими особенностями плюс китайцы со времен «Голубого сала» бегают, но всякие там пьющие на мелких лошадках мужики да карлик-мельник — все идейно оттуда. Приятно читаемая повестушка без чрезмерной стилизации может быть рекомендована для первого знакомства с автором. С одной стороны, все достоинства Сорокина наличествуют, с другой — все же в лайтовом облегченном виде. Нет содомии, капрофагии и насилия, а, впрочем, к зрелости Сорокин тематически попростел и стал чураться острого эпатажа. «Теллурия» в этом смысле никак не сравнится ни с «Голубым салом» ни с «Сердцами четырех». «Метель» ни капли крышу не сносит, приятна во всех отношениях и достаточно просто же забывается. Метафизической подкладки ( метель как символ там заплутавшей России и проч.) настойчиво советую не искать.

Перехваленный роман и не лучший у Маккьюэна. Главным достоинством приятной эксцентричной истории про двух друзей, которые так скверно закончили, мне видится лаконичность и организация материала. В самом деле, и Маккьюэн и особенно Коу написали достаточно подробных, обстоятельных романов с «фоном», об английском социуме, с характерами. Маккьюэн же написал эдакий этюд, а фарсовый конец прибавил черного юмора. Сделано добротно и читается легко. Впрочем, и забывается легко. В избранном жанре уступает повести Гоголя о ссоре двух Иванов. Убежден, что размазывать еще на две сотни страниц автор не стал правильно, хотя легко мог. Персонажи получились несимпатичными, сатира на журналистские нравы вполне себе оказалась смешной и без перебору. Крепкий развлекательный анекдот от умеющего писать мэттра.

Охти мне, чувствую себя в роли Адамовича, который все признавал талант Набокова, но писал:«зачем все это, куда делись моральные основы и проч.» Талант Кейт и ее умение стилем и детальками жонглировать, создавать душевные вещицы вне всяких сомнений, но неужто такое дарование стоит расходовать на литературную перелицовку «Аббатства Даунтон». Понятно, что «Боги» — сошедшая со страниц славная аристократия с кодексом, а «люди» — собственно мелкотравчатая современная поросль (перевод, понятно, некорректен, в названии все адресовано в сторону Теда), но до чего же все это избито и в художественном плане малопродуктивно. Нельзя не проникнуться сентиментальными прощальными нотками, не умилиться цельному вырубленному из бука Теду, но, по совести, Аткинсон переписывает все хорошее, что было в «Жизни после жизни» в сугубо упрощенной форме. Эдак она и книжку про Иззи или там Сильви напишет. Большому автору все позволено, но если в коммерческом направлении детектива Аткинсон много чего удалось, то в семейной саге она абсолютно в ряду с Байетт и Уотерс, Энн Тайлер и иным легионом. Первая среди них за счет фасеточного зрения, но точно среди сонма барышней. По ходу чтения эмоции перемещались от восхищения до скуки. Понятно. не будь цикла про Броуди или «Человеческого крокета», восхищения было бы больше. Это как с восприятием книги про Маяковского Быкова. С чем равнять. Сам по себе роман Аткинсон хорош и яркое явление, но сравнительно с ее лучшими вещами — вполне себе средний. Чувствую, что Аткинсон не при чем, а просто сам стал занудой.

Симмонс написал вполне приятный для чтения роман с использованием давно опробованных средств. Книжка про Холмса уступает и «Террору» и «Друду», но она и попроще. Генри Джеймс занимает абсолютно место доктора Ватсона и, к слову, с Джеймсом автор недокрутил. Амбициозная завязка, а в оконцовке все свелось к внятному экшн. Холмс как-то и забыл о своих сомнениях, не литературный ли он персонаж, Джеймс остался при своих. Не может не вызывать уважение авторское жонглирование вип-персонами, включая Марка Твена или Уильяма Джеймса, микширование историческими фактами и фактиками, выстраивание своей литературной вселенной с перекрещивающимся персонажами ( из «Черных Холмов», например). Это все чистой воды акунинщина фандоринского разлива — качественный коммерческий остросюжетный ретророман, многостраничный и приятный во всех отношениях. Уж больно много Симмонс навешал ружей по ходу действия, чтобы к финалу не позабыть о них. Все в порядке с юмором и иронией, слог вполне себе. Получил удовольствие, однако отмечу, что «Собака» Кима Нюмана в условной холмсиане куда как более амбициозное и нестандартное произведение, несколько неряшливо, правда, написанное.

Совершенно отвратная книга из-за «ячества» автора. Обстоятельства покушения на Гейдриха достаточно известны, но пафос первооткрывателя в этой книжке зашкаливает. Добросовестная компиляция известных текстов оживлена т.н. авторским взглядом. Бине -- совершенный пошляк: есть у него и «вечно текущая Висла» и неизменный Кундера и описание жизни с «Наташей». Массив гонит неимоверно. На одной странице напишет, что не хочет выдумывать сцену , через пару страниц придумает таки сцену. «Я не знаю, какие чувства испытал впервые оказавшийся в Праге N, но Прага не могла ему нее понравиться с ее Замками, готикой и проч. (объемом на страницу). Собственно о еврейском вопросе и участии Гейдриха куда как цельней изложено у Арендт. В стремлении оживить публицистический канон Бине создал что-то в духе «я» и «покушение на Гейдриха», что с учетом выбранной темы менее уместно, нежели рассуждения о сыре там или поездке в Прагу. Много пафоса, безвкусицы, тяга к историческим анекдотам и тошнотворным «реконструкциям»

Очень неплохая достаточно объемная книга, тематическое сюжетное сходство с «Киноманией» которой заставляет вспоминать Рошака и надо и не надо. Право, достаточно сказать, что «Ночное кино» едва ли выходит за рамки коммерческой остросюжетной прозы и не сильно амбициозная работа. Не чета «Киномании», словом. Если же ценить за собственные достоинства, то мне показались излишними всякого рода технические вставки ( распечатки фотографий, газетных якобы вырезок и проч.) излишними и как раз киноведческая линия с описанием картин Кордовы — слабоватой. Из предложенных автором сюжетных схем и обрывков центральный инфернальный персонаж едва ли выглядит более состоятельным чем. например, Дарио Д Арженто. Пессл хорошо нагнетает, держит саспенс, подогревает интригу, за счет чего книга читается очень бодро и хорошо. Порой у меня манера вызывала ассоциации с Гранже, но естественно без натурализма последнего. Развязка с открытым финалом не выглядит идеальной, но продолжение писать вроде бы и не о чем. Нетипично, что расследование ведет дружная троица различных по существу персонажей — в основном такого рода вещицы пишутся с единственным героем в центре. Без мистики не обошлось, так что любители внятного рационального объяснения мутных видений и сверхъественных событий несколько будут недовольны, но, как по мне, здесь автору чувство меры не изменило. Уж не знаю, куда дальше литературная стезя Пессл заведет, но, судя по этому роману, автор она обстоятельный квалифицированный и знает толк в написании развлекательных книжек.

Очень добротный и культурный роман, рассказчику респект. Сюжет и схема очень вторичны — ну мягко говоря, взгляд гуманиста изнутри в авторитарной стране с диктатором не уровня «Осенит патриарха» или «Комедиантов». Только что собирательный образ среднеазиатской диктатуры с меленькими симпатичными детальками — рукотворное творение Чижова. Написано без нажима, предсказуемой совершенно была и связь персонажа с местной и финал. Откровенно постарался автор над образом местного пропагандиста — очень хорош вышел товарищ, тогда как рассказчик несколько бесцветный. Роман совершенно правильный, с центральным персонажем отождествление работает на все сто, старые испытанные каркасы раскрашены вручную и со тщанием. К слову, роман мог бы быть хорошо экранизован — у него для этого есть соответствующая основа, но, понятно, что мы этого делать не будм, чтобы не злить соседей, а западнее все это и не шибко интересно, бо Ближний Восток дает и без того сочную фактуру.

В.М. уже давно в плохой форме — как и Никита Михалков, например. Уважаемый человек с большими художественными заслугами пишет публицистическое предсказуемое и безвкусное месиво, в котором косвенно, но в общем, вполне уважает альтернативного Сталина ( и не как в рассказе «Давние потери», а куда как более определенно) и оправдывает пакт «Молотов-Риббентроп». За исключением несостоявшейся любовной линии ( в центрального персонажа помимо почти идеальной жены влюблена еще и молодуха, так что рассказчик мается — ничего не напоминает?), большую часть текста занимают диалоги самого Рыбакова с вымышленными персонажами.Рассказчик на всех производит очень сильное впечатление ( скажет фразу и видит, что «Сталина проняло»), собеседники поддакивают.

При сложном отношении к пресловутым «девяностым» степень, с которой они прямо ошарашили Рыбакова ( свидетельством чему в первую очередь повесть об угасании инвалида от нищеты, ну и все остальное творчество), вызывает у меня прямо титаническое недоумение. Понятно, что был период обнищания интеллигенции, но ведь не блокада и не война ни разу, а у Рыбакова отторжение условно говоря «либералов»( с полноценной ответственностью Ельцина или там Гайдара) привело к эволюции крайней степени — и утрате художественного таланта. Искренне рад, что с Алимовым удалось сделать компромиссный и забавный цикл. В современном состоянии последние книги В.М. ужасны. «На мохнатой спине», вероятно, худший роман автора.

Очень бледный традиционный и немощный роман, шибко контрастирующий с «Лавром», в котором дерзание и нетрадиционность уж точно были видны. Уж очень вялы описания дореволюционного СПБ, анемичен центральный персонаж, да и сюжет не так, чтобы очень уж держит в напряжении. В «Чапаеве и Пустоте» все было куда как более славно, ну на то этот роман и шедевр. У Водолазкина не отнять филологическое образования, но в этом романе погрешности темперамента фатальные. Фантазии и дерзости, умения взглянуть на давно заболтанное не нашлось, а соображения относительно того, что милосердие выше справедливости и в таком же духе, определенно встречал ранее.Уж точно не понимаю присутствие этой книжки во всякого рода номинационных премиях. Тем более мне непонятно, зачем было писать «Авиатор», когда есть «Венерин волос» и «Письмовник» Шишкина.

Не удивил ни разу. Обстоятельная, очень добросовестная биография вполне в каноническом и доброжелательном духе. Сравнительно с двумя предыдущими — откровенное топтание на месте, выполнение работы А.Варламова, отсутствие концпеции. В блистательном «Пастернаке» имели место содержательные соображения о стратегии выживания и ее соотносимости с поэзией Пастернака, в «Окуджаве» и вовсе была бодрая ( и как по мне, завиральная) идея об аватаре Блока, чему было посвящено немало страниц. В «13 апостоле» все весьма деликатно, особенно в отношении всех дам поэта. Расписано с тщанием и интересом к предмету без погрешностей против такта ( при том, что биография Маяковского уж точно дает простору для нарушений меры и вкуса), компилятивно. Уважаемый Быковым Б.Парамонов так и высказался, что взгляды в этой книге Быкова на природу революции поверхностны и ошибочны, что не страшно, ну а книжка будет интересна не знакомым с фактографией и биографией Маяковского. Ну то есть по большому счету не явление. Главки об отношениях между Маяоковским и другими поэтами и по первичности и по объему и по качеству весьма уступают отражениям в Пастернаке же аналогичного профиля. Планы Д.Л. писать еще и с небезупречным Чертановым биографию Ахматовой и вовсе удивляют — ну зачем. Буду ждать «Июнь» с вроде как завуалированным Кржижановским.

Мне уже доводилось в какой-то рецензии встречать суждение о сопоставимости «Щегла» Таррт с этим романом Леметра. Совершенно согласен. В обоих случаях намеренная архаизация сюжета, переиначивание классиков ( у Таррт — Диккенса, у Леметра- Гюго), приключенческая стезя, сюжетность и значимый момент мужской дружбы ( при факультативности всякого рода интрижек). Леметр, с его опытом детективщика, написал достаточно занятный и увлекательный роман из жизни прекрасных жертв и алчных корыстолюьивых богачей. И Социальные оценки и уровень психологии — вполне в духе 19 века. Скольким бы авторам в конце автор не признавался в заимствованиях ( а там и Гомер, помимо прочих!), по-настоящему влияние ощущается мелодрамщиков навроде Сю и Гюго. Собственно сюжет состоит из возвращения в благородное семейство потерянного младенца , хлебнувшего фунт лиху. То, что автор в финале в духе того же Гюго опять выдал мелодраматичнейшее сочетание времени-места и намеренно смазал концовку, сути дела не меняет. Качественная коммерческая литература. Из персонажей выделю Мерлена, вполне нестандартный типаж правдолюбца с отталкивающей внешностью. Со злодеями и жертвами в плане психологии автор и не работал — ярко расцвеченные петрушки. В бонус автору поставлю первую собственно военную главу. Возможно, балл стоило и надбавить, книжка откровенно лучше детективов того же автора, но мне лично всякого рода гюговские Квазимоды и ряд поворотов представляются уж чрезмерно мелодраматичными — в этом смысле Таррт выигрывает. Ну так ведь и Диккенс у Гюго с точки зрения вкуса ( небезгрешного, мягко говоря) и стиля выигрывает. Так что, все по делу. Роман в качестве пляжного чтения категорическим антипоклонникам Устиновой рекомендую.

Добросовестный производственный роман на экзотическом северном незатасканном материале. Характеры выдержаны в духе «плохих людей нет» с уточнением, что таких сама Территория вытолкнет. Литературная и идеологическая основа романтики суровых будней идет от Джека Лондона с неизбежной поправкой духа индивидуализма в сторону исполнения общих целей. Шестидесятнический пафос как он есть завершается в конце книги проникновенными строчками«А где ты был, когда...»

Роман богат на детали и, в общем, это его главная ценность. Повторюсь, материал не избит и нюансы промывки золота, выживания в дикой природе, функционирования Управления- все очень хорошо. Персонажи не показались очень качественно сделанными, единственно в изображении Гурова автору удалось уйти от одномерности изображения. Коль скоро в романе речь идет о локальном подвиге на локальном участке, идейная составляющая видится мне не вполне очевидной и тогда, а уж сейчас и подавно. Вполне разделяя антипотребительский пафос автора, участие в экзотических проектах разумной и постоянной альтернативой не видится. Хорошо, когда пассионарии объединены иной идеей, нежели участием в военных действиях, однако даже и идея Территории — путем сверхусилий, не особо считаясь с жертвами выгрызть, с созданием культа героев, золота на экзотических ландшафтах имеет мало общего с путями развития экономики, организации для этого труда и его целеполаганию в масштабах страны. Это совершенно не война. Нашли устремленные люди себе экстримальное хобби, хорошо оплачиваемое, дали полезный результат — повода для решительных обобщений и инвектив в адрес тех, кто не участвовал, не вижу в целом.

Скорее грустно,что таких организованных государством оплачиваемых сфер приложения усилий в мирных целях, овеянных ореолом романтики подвига, почти не осталось. Ну да, есть археологические экспедиции ( сам поеду скоро 24 год подряд), с уважением отношусь к поисковикам участников ВОВ, но масштаб «подвига» и лишений по куваевским меркам маловат.

Уэльбек откровенно не перетрудился при написании этой небольшой книжки — в отличие от предыдущей. Образ ловко устроившегося буржуа, любящего покушать и секса, вероятно вполне себе автобиографичен — кочует из романа в роман. Мне непонятны онтологические обоснования мизантропии со стороны рассказчика иные, нежели дефекты его оптики, поэтому не вполне признаю за Уэльбеком статус тонкого и саркастичного сатирика гниющего европейского общества. Изрядный пошляк, чего уж там. В этом смысле наш Виктор Олегович ( в его лучшие годы) постатнее будет. «Нетерпимость», помимо прочего, малохудожественный текст. Много публицистики, рассуждений об исламизации, которая показана без особой изобретательности в деталях. Мне не вполне понятен бум после выхода книги — антиутопий насчет мусульманского торжества в Европе хоть отбавляй. Ярких сцен и характеров нет, Гюисманса можно легко заменить, например, на Селина. Для меня этот роман как-то окончательно определил отношение к Уэльбеку, как к ограниченному автору с популистскими взглядами и манерой изложения (брюзжание насчет ограничений независимости и общего потребительства — вполне себе в этом тренде)

Вот и вторую книжку серии Бахревского прочитал. несложная, добросовестная проза, плачут чем меньше сравнительно с первым романом.Как по мне, дорожная проза, без концепций. Авторское видение центральных фигур совершенно традиционное — «гордец» Никон, «тишайший» Алексей. Авторские симпатии к Аввакуму несколько зашкаливают и оголтелый фанатик как-то эволюционирует в сторону принципиального совестливого страстотерпца, прекрасного семьянина. Соответственно, видение раскола тоже достаточно определенное — против Никона в чистом виде. Достаточно фактурный в дебюте полковник Лазорев сдулся, Савва женился.В первом романе было достаточно места для иностранных политиков — в «Никоне» все внутри страны. Мало чем изменился и «милостивый муж Ртищев». Полагаю, в «Аввакуме» апология последнего достигнет апогея. Добротный средний уровень. Как ни относись к Балашову и аутентичности построения архаичной речи, а все же определенно более амбициозно, экспериментально и даровито в целом у него получилось.

Приятный роман, достаточно минималистичный, но определенно штучный, ручного изготовления. Львиная доля обращений к средневековым декорациям западной истории в художественной форме намеренно изобилует деталями, выписыванием фона, уймищи народа. Словом — тяготением к «барокко», которое, как известно, мясо. Роман Исигуро в этом смысле совершенно вегетарианский и я не вижу существенных препятствий изложения этой достаточно сказочной истории в любых условных декорациях. Исигуро не переусложнил описание декораций, изложил почти притчу относительно спасительности забвения. Тайна некрасива и стремление к свободе, понятно, влечет за собой издержки. Два центральных персонажа, престарелые Адам и Ева, чудесным образом лишенные памяти вновь съели яблоки познаний — ну и результаты не замедлили себя ждать. Роман мне показался достаточно приятным, по-театральному организованным и не новаторским ни в малейшей степени. Ну, то есть Исигуро никого из фэнтезийщиков ( которые в свои антуражи разное вкладывают) по определению «не убрал». Язык диалогов намеренно простоват и, в общем, упрощен даже и по меркам диалогов Мэлори. Сэр Гавейн не впечатлил. Есть в этом романе обаяние перспективы, подтекста и авторской сдержанности, умной выдержанной простоты. Понимаю поклонников романа, а вот почему Исигуро после «Остатков дня» пошел по линии упрощения слога, информативности письма — не понимаю. Премированный роман все же показался таким содержательным и лидерским, амбициозным, что остальные все как-то не оправдывают статуса выдающегося писателя.

Первый опыт знакомства с Бахревским. «Тишайший» — средний роман во всех смыслах. Он легко читается, автор держит меру и не увлекается чрезмерно языковыми архаизмамаи без тотального осовременивания языка. Словом, не Дмитрий Балашов ни разу, но и поставленные задачи куда как скромнее. Абсолютно укладывается в гетто «исторический роман»: в художественной форме более-менее изложены основные события начала царствования Алексея Михайловича. Его, к слову, в книжке не настолько уж много, чтобы выносить прозвище в заглавие. В книге нет ярких и фактурных образов ( может, Аввакум чуть потщательней прописан), драматургия не потрясает. Зато персонажи чрезмерно много льют слезы по разному поводу: преимущественно от религиозного умиления, но и от тревоги, неуверенности в завтрашнем дне и проч. Слезливость ли тому причиной, но общий лад диалогов и повествования несколько слащавый. Злоупотребление уменьшительно-ласкательными суффиксами имеет место, всякого рода душевные трепетания. Даже и всякого рода злодейства описаны скупо, без смакования. между делом. Есть среди знаковых известных персонажей, как водится. и два персонажа из народа — юноша Савва и служивый Лазорев. В соответствии с советской исторической же традицией оба представляют «здоровые, демократические силы народа», без личных изъянов. В общем, не так, чтобы уж совсем жвачка, но шибко все традиционно и предсказуемо в авторской манере. Без провалов, но и без озарений.

Объемная и скучная книга. Понятно, что Дукай движется в русле Нила Стивенсона и его добросовестность в осмыслении греческого материала достойна уважения, но тщательно воссозданный мир получился умозрительным . Текст перенасыщен терминами, авторскими словобразованиями, отчего читается наискосок — в попытке отследить сюжет. Как ни крути, а к миру что-то надо было присобачить. Сюжетная составляющая получилась неинтересная. Главное, различного рода Формы, которым автор дал имена, перемещаются в пространстве, изрекают какую-то чушь, изменяют другие формы путем войн и не только — людей в книжке нет. Назови центрального персонажа не Берлебеком, а Треугольником, ничего не поменялось бы. Умозрительные взаимоотношения абстракций сами по себе сюжета на выдуманном пространстве не создают. Дукай вполне квалифицированный декоратор, но декорации носят самоценностный характер. Немало копий сломано относительно мэйнстрима и проч., но вот «Иные песни» — пример именно геттовой фантастики, специфической литературы в коммерческом жанре, созданной без заискивания перед читателем. Получился фактурный коктейль. который, судя по отзывам, многим понравился. Любопытно, «Лед» хоть немного более антропомофрная вещица или опять придуманный для треугольников мирок с географически враждебной Московией и словоериками?

Откровенная жвачка, проглатываемая за три часа. Стремительная дисквалификация Лихэйна началась уже и в цикле про Кензи, ну а вот цикл про Коглинов, начавшись фактурным, противоречивым ( и конечно не Великим Американским Романом) и сложноспостановочным романом в продолжении свернула на локальные и хоженые тропы крестноотцовского направления. Мир вроде завоевал, а вот душу потерял ( и близких). Тут уйма источников вдохновения, в том числе и голливудских. По мере сил Лихэйн пишет совестливого «хорошего» мафиозо, ну и третий роман все про него же. Достаточно кинематографично, без психологии, статуарно и со скомканной концовкой. прекрасный сын, чудо-любовница, но грехи прошлого не отпускают и потерянная душа вопиет. Для меня симптоматичным является беременность ( совершенно не развития с точки зрения движения сюжета) и невозможность ее скрыть из-за «мужа-импотента». Такие позорные штампы, что за хорошего в прошлом автора откровенно стыдно. Зачем было планировать освобождение Лучиано, если автор все так скоренько свернул. Мальчик-очевидец греха отца — тоже не слишком новаторский ход. В общем, сборник штампов, который нваодит на мысль о том, что Лихэйну пора идти уже на телевидение и там деньгу зашибать. Третий роман цикла получился даже хуже второго.

Удивительно лихо читается, выбранный темп ни разу не сбоит и, как ни крути, декорации все же новые. Четвертый роман мне понравился однозначно более «Мистера Слотера». Он заведомо более облегчен нежели первые два и в некотором смысле близок к эталону незатейливого откровенно развлекательного остросюжетного романа с приключениями без второго дна. Американские горки — это хорошо, когда исполнено со старанием. Маккаммон старался и часов на пять развлек. Мэтью все такой же деревянный, злодеям не хватает индивидуального разнообразия, рояли в кустах наигрывают без устали — но за избранный темп все прощаешь. Даже и не могу навскидку указать, кто из персонажей или какой поворот откровенно не понравились. Ну разве, что девицу можно было бы на корабль и не брать — все одно чистая функция. Хотелось бы от Мэтью ну хоть намека на дедуктивные способности и умения, например, интеллектом разгадать загадку Феллса, но чего нет, того нет. Серия становится совершенно сериальной, размах и драйв полностью вытесняют стильность и интеллект. Почитаем дальше.

Аствацатуров вполне статусный персонаж и его преподавательские регалии, наверное, заслужено. Быков вот его хвалит и утверждает, что в личном общении Аствацатуров — совершенно прекрасный человек, который вроде с питерским снобизмом, но его преодолевает. «Скунскамера» — традиционный по жанру сборник увеселительных рассказов из детства. Что-то забавно, что-то не очень. Незатейливо в целом и уж точно, что питерскорго автора не красит — это погрешности против вкуса. Ну в чем необходимость издания самой книжки, в сравнении с которой проза Довлатова той же биографической направленности выглядит прямо исполинской? К чему умножать пустяковые сущности? Для автора лекций о шедеврах американской литературы как-то прикосновение к шедеврам должно налагать какую-то ответственность. Еще из книжки у меня создалось впечатление, что отец автора — совершенно известный человек, был совершенно несдержанным при ребенке и как раз критериям «питерской интеллигентности» едва ли соответствовал. Ну или таким его автор выдумал, и это тоже едва ли в области вкуса. Покоробил и кукиш в кармане: такой не имеющий отношения ко всему прочему пассаж о гимнастке Алене, которая управляет государством. Прямо Салытков-Щедрин, ну так тонко.

Крепко скроенный обстоятельный роман про правдолюба в глубинке. По качеству, сюжетостроению, описанным типажам абсолютный аналог «Анархистам» Илличевского. Прямо разница как между пацанскими рассказами Прилепина и Рубанова. Даже в обоих случаях герой утопает в лазе и там сгинул. У Илличесвкого в роли второго плана, оттеняющего современную суетность, выступает история проживания в глуши анархистов, у Алешковского — исторические главы про жизнь средневекового монгола.«Монгольские» главы выдержаны в стилистике Калашникова, опять же добросовестны и малоэмоциональны. Много места уделил автор описанию бытовых особенностей проживания в умирающей деревеньке ( поел,посолил капусту, почистил снег и цетера). По большому счету — это бытописательство, которому автор пытается ( за счет монгольских глав, инвектив в адрес хапуг, которые не стремятся беречь памятник археологии) придать дополнительный вес. В части самостоятельных в однова раскопок героя позволю себе высказать скепсис (как человек, свыше двадцати лет ездивший в археологические экспедиции). Читается легко, но «Крепость» все же откровенно второстепенная по качеству и значению литература при всем старании автора. С другой стороны, чтение «Крепости» и «Анархистов» дополнительно укрепляет в моих глазах статус двух замечательных романов Иванова (про географа и БЛУДО), как совершенно выдающихся с точки зрения рассказанных на провинциальном материале историй.

Очень добротный и хорошо написанный роман о жизни эмигрантов не на самом заезженном материале Эстонии 20-30-х годов. В первую очередь он сравним с «Орфографие» Быкова и сильно уступает ему с позиций драматургии, мизансцен, диалогов, вариативности и количества раскрашенных персонажей. Собственно, «Мотыльски» — одноколейный роман, вполне себе вертится вокруг средней руки фотографа Реброва ( аналог Ятя из «Орфграфии»). Персонаж очень усредненный, двух станов не боец. Обстоятельно расписаны всякого рода шатания, распития, идейные накалы, неприкаянность. Даже в конце упоминается и о массовой гекатомбе, которая, правда, не расписана так, как у Быкова в «Орфографии» свадьбы с истреблением гостей. С другой стороны у Иванова нет идеологических устремлений, тяги к афоризмам и сентенциям, тотального авторского присутствия, в связи с чем роман более импрессионистичен и, возможно, менее уязвим с точки зрения вкусовых промашек и претенциозности. Обрывается роман совершенно на полуслове, так что прямо думается, не собирался ли писать продолжение, видимо, уже на ином материале.

Вполне себе хорошо читаемый роман, который — и это очень чувствуется — написан филологом. Со всеми вытекающими: синтаксические ухищрения. смена техники изложения, искусствоведческая направленность профессии героими. Собственно, Набоков легитимизировал романы о писателям в таком масштабе, что мало что знающие « о жизни» последователи вполне восприняли позыв писать о себе подобных. Получается в разной степени успешно. «Маша Регина», в общем, тематически мало отличается от «Защиты Лужина»: испытывающий сложности с общением на грани аутизма центральный персонаж по мере достижения успехов в профессии уходит в инобытие. У Набокова все короче, ярче и сочнее, ну а у Левенталя все , соответственно, многословно, с объяснениями и размытостями. Читается достаточно вменяемо, несмотря на малоудачную сказовую интонацию первых глав о детстве героини ( прямо Сорокина вспоминал). Есть известная сложность в том, как описать канву фильмов, которые свидетельствуют об избранничестве и гениальности героини. Здесь важно и набросать общую схему, так, чтобы не банально, и в то же время, подробностей приводить в меру. Во всяком случае с реплики героев и диалоги в картинах Региной очень плохи и претенциозны. Из благодарности автора следует, что руку к роману на стадии редактирования приложили и Терехов и Юзефович и Крусанов — ну так это гарантия определенного литературного качества материала. У меня сложилось мнение о большом потенциале Левенталя как публициста, а вот для того, чтобы сделать вывод о потенциале художественного автора нужно почитать хотя бы рассказы.

Вот и я роман прочитал много позже просмотра прекрасной картины Айвори. Роман вполне себе добротный и занятный, но во время чтения меня смущал очень сильно конструктивный дисбаланс. Сама по себе история хороша, цельная и внятная. Тут тебе и картина нравов, и тема предательства внутри и вовне семьи, и социальная критика, однако авторское многословие роману не идет вовсе. Многостраничные риторические монологи сестер Шлегель сменяются авторскими же рассуждениями о Искусстве, Разуме и проч., изрядно утяжеляя роман. Плюс Форстер не сценарист ни разу: у него нормальные, когда отходит от риторики, диалоги, но характер он дает не через диалоги персонажей, а многостраничным авторским комментарием( «Маргарита любознательна и трудолюбива», «Уилкокс отличался отсутствием внимательности и интереса к людям и проч.). Степень авторского присутствия чрезмерна, книге откровенно не хватает воздуха Уже Голсуорси выделывал в схожем направлении более изящные конструкции, избегая чрезмерного пафоса. Форстер тяжеловесен при всей его добротности. Роман, в общем, не выглядит совсем уж архаичным, но в силу использованной техники в один ряд с лучшими достижениями английской прозы я бы его не поставил.

И снова к фильму. Поскольку от авторского многословия в сценарии ничего не осталось, картина получилась выигрышней первоисточника. Персонаж Эмма Томпсон выглядит менее напыщенной, менее рациональной и куда как более обаятельной нежели Маргарет в романе. Нет нелюбви к детям. в рамках спора с Генри удалены совсем уж уничижительные обороты в его адрес, не прыгает с коляски и не болтает часами без умолка. За счет этого персонаж получился более обаятельным и живым нежели в романе. Кастинг и постановка Айвори оживил и дал второй шанс и литературной праоснове — без картины не один я не стал бы читать не самого звучного Форстера, давно и в общем необратимо закатившуюся звезду некогда первой величины. Ни «Поездка в Индию», ни «Морис»( фильмы, понятно) желания с литературной их праосновой знакомиться не вызывают.

Все ведь познается в сравнении. На великом и могучем уже написан блистательный, пестрый, остроумный роман относительно раздвоения сознания персонажа, гуляющего между двумя мирами, который эту мороку преодолел( и уехал во Внутреннюю Монголию). Роман Приста представляет собой пресную вариацию на давно избитую тему. Если с «Чапаевым и Пустотой» в силу культурной разности сравнивать некорректно, то «Лотерею» можно охарактеризовать как очень бледное отражение тем «Ланарка» Грея. Причем т.н. «вымышленный» полуфэнтезийный мир получился очень схематичным, без богатых деталей — равно как и т.н. «лондонский». Мелочей, необычных поворотиков, второстепенных персонажей нет и в помине. Малоинтересный сам по себе центральный сомнабуличный персонаж вертится между двумя женщинами как бы в двух схематичных графических мирах. В итоге как произведение фантастики ни капли ни новаторское, а с точки зрения образности, стиля, вариативности — все очень на среднем уровне.

Второй опыт приобщения к Присту ( первым был «Гламур», чуть более занятная безделушка) позволяет подвести кое-какие итоги. Очень перехваленный заурядный романист, которому собственно писательского дарования для оживления темы и без драйва категорически не хватает. нужно брать большей динамикой, интригой, постоянным перемещением. Возможно, «Престиж»( фильм смотрел) именно такой. Но «Лотерея» уж больно скудненькая во всех смыслах.

И второй опыт приобщения к прозе Кураева сильно позитивным не нахожу. Повесть «Капитан Дикштейн» мне неблизка в первую очередь синтаксисом, а точнее, несоответствием синтаксиса существу рассказанной истории. Вещица давняя, не будет большого греха в изложении ее построения. Примерно четверть занимает вступление, в котором мы видим совершенно укоренившегося в быте старпера. Далее с половину текста занимает публицистика — рассказ о Кронштадском восстании и его подавлении. В рамках экскурса становится ясно, что Дикштейн своего рода Мартин Герр, один из уцелевших полумятежников. Маркиз де Болибар, словом. Дикштейн дожил до преклонных седин, однако в последней трети автор обращает внимание на прорывающиеся как бы стильные жесты у старика, который на последней странице умирает. Сама по себе история совершенно для Азольского. Намеков на психологию, сложности мимикрии, технику выживания в тексте нет. Намеков на особость старпера в первой части тоже нет, так что интриги — откуда взялись странные жесты — автор в начале текста не задает. Проза очень многословна, с риторическими отступлениями. В итоге ни два, ни полтора.

Вполне занятный сборник эссе , посвященных отдельным книжкам. Эрудированный автор занимается культуртрегерством и в доступной форме пропагандирует любимые произведения. баланс между содержательностью и доступностью соблюден. При этом надо учитывать, что уровень аудитории студенческий и, соответственно, доходчивость изложения не позволяет ставить эссе рядом с Набоковым или Лотманом. Серьезным грешком мне представляются вкрапления ( не такие уж и малые) биографического характера. Всякого рода байки про путешествие на самолете с депутатом, увиденных на улице персонажах призваны оживить текст, они являются как бы мостиками для перехода к темам, но сами по себе уж больно неинтересны и подрывают общее достоинство книги. Мне и «Люди в голом» не глянулись, посредственно это. О тотальном сходстве конструкций «Повелителя мух» и «Вакханок» определенно не знал. Относительно достоинств «Бессоницы» Миллера, автор, как по мне, перегнул. Имеет право, выбор книжек объясняется личными пристрастиями.

Достаточно поздний и зрелый роман Харрисона, который уж точно пожиже чем «кубинский зал». Все достоинства при авторе, главным из которых является воссоздание урбанистический среды, непарадного Нью-Йорка с его канализацией, заброшенными домами и жизнью обслуживающего персонала. Все это было и в предыдущих романах, так что добротно, но ничего нового. Центральный персонаж — сборище добродетелей — получился совершенно картонным. Единственно, совершенно не понял ради каких целей автор вставил секс с случайной женщиной, ни до ни после в тексте не появившейся. Этнический состав участников представлен весьма широко, злодеи средние. Сам по себе сюжет не является чрезмерно заковыристым, однако баланс поддержан а счет значительно числа участников действий. Скучным роман не назову, но именно тот случай, когда на большее нежели пустяковое развлечение он не претендует. По предыдущим текстам мне Харрисон казался более основательным и стильным нуарным автором.

Замечательный, душевный текст, выполненный в жанре свободного рассуждения на теме. Генис нге ограничивал себя формальными требованиями: написал и о себе , и о Довлатове, по возможности избегая дедукции. Касаясь особенностей прозы Довлатова, Генис указывает, что все персонажи из его тусовки и окружения получились более крупными, яркими и сочными, нежели они были в реалиях. Равным образом, описание Генисом особенностей прозы Довлатова, лирического героя мне представляются бюолее содержательными и интересными чем творчество собственно Довлатова. Генис придал не то, чтобы дополнительных достоинств прозе Довлатова, но определенно расцветил потенции этой прозы. При этом констатация поколенческого значения Довлатова и его прозы совершенно не выглядит комплиментарной. Куда как более одаренный Бродский символом поколения ( как и Набоков своего) не стал. В тексте много биографических зарисовок, примет времени. Все очень субъективно, но приятно.

Чурающийся намеренно вслед за Довлатовым всякого пафоса, Генис свернул текст пересказом картины Брегейля про падение Икара и рассуждает в том духе, что воля и сила нужны не чтобы переделать этот мир, а именно чтобы смириться с ним таким и принять таким какой он есть. Аминь, эдакий гимн конформистам, которых уж точно большинство. Аморфность как свидетельство силы и воли ( мир безропотно принят как есть). Это уже к Генису. У Довлатова при антипафосности и стоицизме примиренческих нот с большой долей свинства, которая является составной частью «мира как он есть», я не замечал.

Непросто с Апдайком. Он точно годится не только для растопки вопреки мнению Т.Толстой, но уж такой многословный, что хоть святых выноси. Этот роман — очень камерный. Пьеска на четырех исполнителей. Две перекрестным образом совокупляющиеся супружеские пары. Один самец не смог сохранить нравственное равновесие в таких условиях и стал разрушать свою семью и семью соседа. Все напутал, но до ума не довел. Роман перенасыщен диалогами среднего качества. Исходные условия для пьесы либо Теннеси Уильямса либо Олби, но у Апдайка совершенно нет драматургического чутья, да и репризы посредственные. Все участники интеллигентней среднего уровня и разбираются в ситуации без мордобоев, достоевских сцен и почти не теряя лица. Все достаточно правдоподобно, но любые иные сценарные отклонения тоже могли быть. Ощущения того, что Апдайк прямо снайперски изложил все неурядицы семейной жизни и кризиса среднего возраста нет и в помине. то, для чего Чехову хватало рассказа, растянуто неимоверно. В концовке еще и два альтернативных ( и равно неинтересных) финала. Удручает авторское отношение к детям, которых он не наделил индивидуальностям и использует исключительно функционально. В общем, многословный посредственный роман. Про Кролика много живее.

Слабый роман. Соавторы достигли литературной зрелости и в других работах демонстрируют умение сцеплять несколько сюжетных линий, давать фарса. Здесь все однолинейно, несложно и большая работа огромного количества людей откровенно сводится к поиску пуговиц от ширинок. В конце концов улику находят, по инициалам выходят на злодея. Очень просто. Ясно, как день, что жертва, коль скоро он миллионер, подонок совершенный, негодяй каких свет не видел ( я все ждал, что в рамках расследования проявится и в сексуальной сфере какой-нибудь садизм жертвы, но обошлось). Окружение убитого — все богатые — клейма не на ком ставить. Все схематично, как положено у этого дуэта. Не за что глазу зацепиться, проходная вещь.

Элтанг видится мне прямой — куда как менее коммерческой — наследницей Виктории Платовой в той ее ипостасти, что знаменует т.н. «магический детектив». Отличительные черты — действие за границей, участники действия — один странноватее другого, смерти тоже обставлены не на уровне банальностей плюс мистическое послевкусие. У Элтанг в этом романе детективная условно составляющая совершенно неинтересна. Чуть лучше дзуйхицу от лица эстетствующего подростка, да все же не уровня «Школы для дураков». По существу — достойная сочувствия абсолютно «женская проза» не без графоманского привкуса. Второй опыт знакомства с прозой Элтунг позволяет сделать выводы об ограниченном диапазоне ее дарования и отсутствии оснований читать дальше.

Мур очень прост. Вторую книжицу у него читаю, достойное развлечение на полтора часа в дорогу, а все же некоторое чувство неловкости, что читаю своего рода «донцовщину» не покидало. Уж больно невысок уровень амбиций и качество юмора. Американский предельно плотский тип юмора с описанием траекторий «тупого и еще тупее» в рамках захолустного городишки. Балл надбавил из-за обрамления в рождественскую историю кавардака. Есть Хайасен, Барри, другие сопоставимые с Муром авторы. Пратчетт уже несопоставим. Роман очевидно безвредный, но жвачный тип его у меня тоже сомнений не вызывает.

Избыточно рассудочная умозрительная конструкция о жизни нескольких идейных типов в выдуманной ( очень красивой природно, несоциальной) провинции. Не нуждающиеся в деньгах, не особо работающие поп, два врача, уехавший на природу рантье, живущий с наркоманкой, ведут совершенно тургеневские диалоги. Рантье роет туннели, к месту и не к месту вспоминает Левитана. На периферии еще и абстрактный же магнат, выстроивший на лоне природы богатейший архитектурный ансамбль. Совершенная абстракция, некоторым образом театр кабуки, которому решительно не идет серьезность изложения. Почти пятую часть занимает история вымышленного рода -в духе В.Шарова и много хуже, чем история рода Нарушкиных у Крусанова. Местами напоминает «Роман» Сорокина — и тоже можно было бы завершить, как сорокинскую книжку.

Собственно литературная квалификация Илического сомнений не вызывает — он в ладу со слогом, особенно старательно выписывает природу. Не без издержек. Вот например, пишет, что глина была жирной как солидол, «но нежнее». Это перебор. Глина и солидол — разные вещи. Ну использовал их рядом как объединенные свойством жирности, но уж потом самому еще и разъяснять, что глина нежнее... Этот навскидку взятый пример может охарактеризовать и роман в целом — какой-то избыточный, с картонными романными типажами, запоминающийся в первую очередь авторскими там курбетами.

«Матисс» производил куда как более целостное и положительное впечатление.

Вызывает уважение. Раньше Бояшова не читал, «Эдем» показался мне явлением изящной словесности, эффектно отделанным нетривиальным пустячком. Автор и сам делает мимоходом ссылку на «Женщину в песках», тем занятнее сравнить «экзистенциальный» ( чего бы это не значило) роман Абэ с финтифлюшкой Бояшова. Автор совершенно спокойно мог сменить тональность и выкружить еще страниц двести с акцентом вместо фарса на психологическую составляющую, но это тот случай, когда именно мог, но не захотел.

Еще Бояшов мне напомнил Крусанова, без неизменных диалогов и чрезмерного гедонизма. Концентрированностью, тягой к изяшности, решением формальных задач изложения Бояшов достаточно близок к питерским фундаменталистам и «Эдем» вполне укладывается в питерский канон. Оригинальная вещь, с большим незалежным каталогом мира флоры, уймой отсылок к корпусу литературы ( не Кобо и Библией ограничился) и женоскептической линией. Технически хорошо, аккуратно выписанная вещица, компактная и духоподъемная.

Удачный роман в цикле. Прекрасно выстроена собственно детективная загадка, увязаны два разведенных во времени убийства. Большой акцент сделан именно на технической составляющей расследования, внутренних отношениях в полицейском участке. Разные типажи ( все как один, правда, зануды) копов с неизменным Беком в середине. Традиционный антибуржуазный пафос и определенная совковость в манере подачи материала. Скандинавы удачно упаковывали материал, этот роман тоже невелик по объему, но информативен. Не думаю, что будет очень уж спойлером указать впечатливший меня эпизод: персонаж Х. обладает вяловатым сексуальным темпераментом, но ему надо восстановить образ действия злодея. И вот, добросовестно поставив перед собой такую задачу, он прямо драконит в течение месяца свою подругу-нимфоманку, которая диву дается его прыти. Таковы возможности профессиональной мотивации. Диво дивное. Достойно уважения.

У меня автор вызывает уважение, а книгу прочитал хоть и достаточно легко, но не так чтобы она стала событием. Арабская средневековая культура — материал хотя и богатый для миротворчества, но излишне однообразный. И «Арабский кошмар» и «Ястреб из дома Аббасов» ( был ведь и такой ястреб) не шибко вдохновляют. Сочетание пряности и однообразия — все это сильно уступает, на мой вкус, вариативности Китайской, например, культуры. Медведевич проделана огромная и добросовестная работа, приз за трудолюбие. К наименованиям и арабским именам привыкаешь быстро, а вот история антропоморфного сумеречника в эмоциональном плане уж точно дает немного. Плюс определенный перебор в части перечисления различного рода мятежей и их подавления, сцен резни и казней. Все в этом плане однообразно. Ну и диалоги, понятно, не латынинские. Тщательное фактически «черное» фэнтези в современной манере, но и в которой нашлось место «любови». Любопытно мнение о книге именно арабистов. Я вот читал в молодости Мюллера, Крачковского и Бартольда с Мецем, а все одно затрудняюсь высказаться относительно сопоставимости созданного мира с миром хронистов.

P.S. Из написанных на арабском материале на первое место поставлю «Я возьму сам» Олди — вот там все хорошо с мерой, расстановкой фигур, культурной составляющей и восточной цветастостью.

Занятная во всех отношениях книга. Уже зрелые на пике формы соавторы высказались на полную. Попытались предложить новое решение старого фокуса с убийством в закрытой комнате. Шведы в диалоге честно рассказали о существующих комбинациях, и предложили вариант суперслучайного стечения обстоятельств ( граничащих с мистикой). Как на мой взгляд, неубедительно и на грани с жульничеством, но амбиции вызывают уважение. Вспомнили, как наш Акунин, что есть герметический детектив и в рамках серии отчего бы не заняться формальным подходом при сохранении социальных амбиций.

С левачеством авторов сложно вообще , а в этом романе и подавно. Понятно, что сейчас все скандинавские детективы после краха левой идеи перековались с Маркса на Фрейда. Все объясняет сексуальное насилие, а несправедливое распределение добавочного продукта уверенно перекочевала на второе место. В 1972 году все было не так и авторы совершенно на голубом глазу выдают пасторальную картинку, в рамках которой ни слова не то, чтобы двусмысленности, но и иронии не сказано в адрес одинокой матери. которая живет бедно, но воспитывает дочь, совершает ограбление и убийство случайного. Абсолютно сочувственное отношение, «Преступления и наказания» словно в природе не существует. Прямо озадачивает эдакая воровская мораль. Помнится, когда возникли споры у Маркса с Бакуниным насчет того, что последний кому-то долг не возвращал, ссылаясь на буржуазный характер морали( в рамках которой долг как бы надо возвращать), Маркс бойко написал, что Бакунин вместо буржуазной морали занялся буржуазным же аморализмом. Вот как припечатал. Типа западло ( то есть, как ни крути, а буржуа останешься). У шведов глаза горят от буржуазной морали, но героиня не аморальная, а имморальна. То есть все славно.

Технически книжка решена славно. Две мало пересекающиеся линии, одна из которых откровенно комична. Соавторы лупцуют полицейскую бюрократию чище, чем сценаристы «Ментовских войн», не забывают развлекать на сюжетном уровне. Прекрасный поворот со случайным задержанием, хороший вариант осуждения преступника за несовершенное преступление при освобождении от совершенного. Рекомендую, если определенная идеологическая зашоренность авторов глаз не режет. Я несколько озадачен, но роман хорош.

Первый блин вышел определенно комом. Краткая история о том, как десятки полицейских ловили асоциального убийцу и сделали свою работу исключительно в силу находок улик, меня откровенно разочаровала. Нет ни социальной критики, ни фирменного почерка скандинавского дуэта. Намеренный антипсихологизм манеры изложения ( «Он встал. Подошел к ону и проч.) выглядит пижонским. Нет тут большого подтекста, чего уж там.

Еще тональностью заставляет вспомнить совок-детектив. Убийство как нечто совершенно ужасное. Все расшибаются в лепешку, собирая пуговицы от ширинки. Другой работы нет и в помине. Ранимость души комиссар маскирует тем, что сидит часами, обхватив голову.Все это вполне посредственно и более удачные романы серии не должны гипнотически влиять на восприятие дебюта, который получился не провальным, но совершенно посредственным и проходным.

Чудненько. Образчик забавного развлекательного умного чтива, прямо дух если не Гофмана, то уж Уайлда и Честертона точно витает в этой книжке. Забавно. что именно канадец выступает патентованным наследником британской юмористической манеры. Собственно, более всего это похоже на «Южный ветер» Дугласа. Или на Терри Пратчетта для богатых. Более нерационального и пустякового романа, наверное, трудно и написать, но это тот случай, когда во главу углу поставлен принцип бесполезности всякого искусства. Дэвис, пожалуй, самый недооцененный из больших авторов 20 века. Может быть, из-за отсутствия надувания щек и заведомой позиции сказочника. Уж точно на голову выше скучной и факультативной Монро. «Лира Орфея», помимо всего, еще и производственный роман о постановке оперы силами фриков. Мне вот эта трилогия глянулась даже и поболее Депфордской» ( в обоих, к слову, случаях, второй роман слабее и более утилитарен)

Славная книга, образец публицистики с человечьим лицом, написанный автором с тщанием и талантом. Помимо массы увлекательного фактгорафического материала, часть которого ( откровенные рассказы по мелочам именно советских космонавтов) является приговором качеству и откровенности отечественной публицистистики, книга Роуч по существу ( как и другие ее книги) представляет собой вдумчивое исследование возможностей человека. В Роуч много позитивистского, где-то даже от жюль-верновской направленности. Она большой прагматик и именно проявление возможностей человека и их пределов исследует она в книжках. Последняя глава — о том, надо ли собственно городить огород с Марсом — носит уклончивый характер. Еще у Роуч прекрасный юмор, умение организовать материал, чтобы было нескучно и умение совать нос по всем направлениям. Получил большое удовольствие во время чтения. Роуч некоторым образом анти-Алексиевич и читать ее для меня интересней.

Кутзее удивил. Как ни крути, все же далекий автор, который написал удивительную стилизацию под Достоевского с Достоевским же плюс травести Нечаевым. Очень тщательная работа, с нервом, вовсе без клюквы. Написано в виде сна с ответвлениями, морочная часть дарования Достоевского соблюдена. Роман про Достоевского подан в виде стилизации под его же роман и если «Осень» рассматривать в этом ключе, то романам ФМ она уступает очень ненасыщенным сюжетом и интригой ( Достоевский ведь на крепком криминальном фундаменте месил свои романы), отсутствием юмора и мелкой детальной реалистичной моторикой. «Осень» — не нутряная, а рассудочная вещь, которая впечатляет гипнотически, но после завершения особо и вспомнить-то нечего. Кутзее никогда не был моим любимцем, но вот «Осень» сомнений в масштабе дарования, обоснованности во всяком случае номинации на Нобеля не оставляет.

Мне ведь в отличие от большинства поклонников и «Вита Ностра» не понравилась и именно с нее спад в творчестве славных Дяченок начался. Начался бег по кругу, сужение действующих лиц, интриги и фабульности. В «Цифровом» авторы совершенно верно ( и очевидно) рассуждают о пользе всякого рода самоограничений, необходимости создания для себя условных ограничителей. До поры до времени, пока в первой трети речь шла о различного рода ролевых играх, манипуляции с манипулятором, все было схематично, но внятно. Ну а на полпути авторы отбросили всякие ограничения: абсолютная всевозможность, исполнение желаний, читать стало неинтересно, бо полет фантазий принял неограниченные размеры, мало согласуемые с реальностью. Авторы определенно старались и на полном как бы серьезе проповедуют благие вещи, однако избранная расхлябанность по принципу построения «все дозволено» привела к неясным результатам. Ну не «Пикник на обочине» и даже не «Волны». Прочитал-забыл. Как грустно, что прекрасные авторы существенно снизили планку качества текстов, уровень ожидания, а то, что сейчас делают в сценарном аспекте, хуже и «Цифрового».