«Смерть под маской» — это аккуратная стилизация под готическую повесть, в которой только автомобили намекают на то, что век уже не девятнадцатый.

Сюжет типичный: история о проклятой картине, сама история предваряется и обрамляется дружеской беседой у камина. Слушатель, который якобы находился в полной безопасности, перенимает сюжетную эстафету от первого рассказчика, унаследовав и ужас перед картиной.

Для оригинальных готических повестей это весьма нехарактерно. Например, в повести Шеридана Ле Фаню «Зеленый чай» обертка сюжета тройная — первый рассказчик излагает свою биографию, затем обстоятельства своего знакомства с главным героем, доктором Гесселиусом, затем то, каким образом стал обладателем писем, адресованных не ему, а давнему другу доктора, — и только потом начинается сам рассказ от лица Гесселиуса.

В «Меццо-тинто» М. Р. Джеймса обертка двойная и самая привычная для готических рассказов: «Некоторое время назад я имел удовольствие поведать вам историю, приключившуюся с моим другом». При этом слушатель-в-книге остается лицом абсолютно пассивным и настолько лишенным характера, что читатель без труда занимает его место у камина.

Можно пропустить эти сюжетные расшаркивания, можно негодовать на проволочки, но у них есть своя, и довольно важная, функция: они создают определенное расстояние между ужасом и читателем, приблизительно равное расстоянию от мягкого кресла и до окна, в которое хлещет проливной дождь с громом и молниями.

Это придает ужасу исключительно уютный оттенок и, на мой взгляд, является одним из важных компонентов причудливого обаяния готики.

Но автору позволено нарушать любые правила, если он знает, зачем это делает и какого эффекта хочет добиться. Я могу предположить, что Сьюзен Хилл хотела этим превращением стандартного слушателя в активно действующего персонажа придать повести большую сюжетную и эмоциональную глубину.

Чем же занимается персонаж, «получивший повышение»? Он переживает несколько слабо пугающих слуховых и зрительных галлюцинаций. Затем получает проклятый дар и уезжает с молодой женой в Венецию, где, конечно же, попадает на карнавал. Не буду раскрывать сюжет, но намекну — это уже почти финал, и проклятая картина по-прежнему проклята.

Главный герой бредет по сюжету, сохраняя в себе изначальную пассивность простого слушателя. Стоит ли говорить, что он не вызывает ни сочувствия, ни сопереживания?

Единственная эмоция — это раздражение, поскольку он игнорирует все зловещие предзнаменования так же упрямо, как персонажи Лавкрафта.

К счастью, у истории целых четыре рассказчика: двое мужчин и две женщины. Надо заметить, что женщины явно доминируют: их рассказы более красочны, более эмоциональны и драматичны.

История старой графини и происхождения картины — это стержень всей книги и лучшая ее часть. Взятая в отдельности, она гармонично смотрелась бы в каком-нибудь готическом сборнике, не выделяясь ни особыми достоинствами, ни недостатками.

Стиль выдержан безупречно, а сюжет имеет легкий налет правдоподобия, как бывает всегда, если за основу истории берут семейную драму, которая произошла или могла произойти, а потом до предела гиперболизируют все страсти.

Правда, и здесь не обходится без вопросов, хотя эти вопросы скорее хочется задать всему произведению в целом, а в истории графини и должен как раз прозвучать внятный ответ — или достаточно убедительный намек, который приятно домысливать самостоятельно.

К сожалению, внятного ответа так и не прозвучало. Если сравнивать повесть Хилл с эталонными рассказами М. Р. Джеймса, то контраст будет поразительным. У Джеймса ужас всегда специфичен, логичен и продуман по механизму воздействия. Он отлично знал закон несуществующего тогда кинематографа: будь правдоподобен в деталях, и зритель охотно примет на веру все остальное. Именно поэтому Джеймс деловито рассказывает историю меццо-тинто так, что веришь в существование этой загадочной картины. А как же не верить, если она значится в каталоге почтенного мистера Бритнела под номером 978 и стоит два фунта и два шиллинга? А в появлении венецианской картины Хилл виновна коварная женщина, продавшая душу дьяволу, и точка. Никакого более подробного объяснения не будет.

Мы привыкли, что сверхъестественное зло, в отличие от зла естественного, строго соблюдает свои правила и ритуалы. Собственно, благодаря этому с ним и можно бороться. Либо же, если зло неотвратимо и неизбежно, оно влияет только на членов изначально проклятого рода, как в «Метценгерштейне» По, воплощая в себе Судьбу и Рок.

В «Смерти под маской» нет ни того, ни другого — и поэтому повесть слегка проваливается между двух стульев. Автор пытается подстраховаться от упреков, вводя необъяснимую жажду обладания картиной, невозможность с ней расстаться, но она должна была учесть и несколько большую, чем в девятнадцатом веке, искушенность читателя.

И если равнодушие трех первых рассказчиков к собственной безопасности еще можно как-то объяснить неверием в силы картины, то последняя история — рассказ Анны — вначале впечатляет финальной фразой, а затем…

Черт возьми, неужели ждать и надеяться — это все, на что она способна?

Даже нерешительная, хрупкая, надломленная своеобразным отцовским воспитанием юная дева из «Дяди Сайласа» Ле Фаню попыталась бежать, когда поняла, что ее жизнь в опасности; хотя в остальном она просто эталон невинной, слепо идущей навстречу беде героини.

А в «Смерти под маской» героиня просто обязана действовать немного активней, тем более что автор описывает ее в довольно лестных тонах: «Анна не занималась, как я, средневековой историей Англии, а была адвокатом, представляя своих клиентов в судах высших инстанций, — красивая, изысканная, веселая, моложе меня на несколько лет. Идеальная жена».

Это те банальности, которые приходят в голову первыми, и их нужно было упомянуть хотя бы для того, чтобы отвергнуть.

Поэтому повесть кажется недодуманной в самых важных моментах, недошлифованной и любое другое «недо-«. Как видите, сама рецензия почти наполовину состоит из ссылок на другие книги, потому что конкретно про эту можно сказать очень немногое. Сьюзен Хилл не использовала преимущества современного автора, который может усложнить свою стилизацию, изящно намекнув в условном прошлом рассказа на условное будущее; в то же время повесть лишена той немного наивной цельности сюжета, которая отличает подлинную готику.

«Смерть под маской» — пустоватая и скучноватая стилизация, которая просто обязана была стать чуть лучше, но не стала.

Пожалуй, нужно уточнить, что рецензию я пишу как читатель книжного сериала, который ещё не видел экранизацию. Хотя меня предпреждали, что только в первом сезоне сериал более-менее следует первоисточнику, а дальше довольно резко расходится с ним.

И что можно сказать о книгах в отрыве от популярной «Настоящей крови»? Прежде всего то, что этот цикл идеально подходит для конвертации в сериал. Судите сами: колоритные герои, запутанные личные отношения между ними, экзотичный фон современной глубинки американского Юга и сверхъестественные существа на любой вкус. Вампиры и оборотни, феи и ведьмы, эльфы, демоны и ан.. нет, кажется, ангелов ещё не было.

Мир, где вампиры вышли из тени после изобретения искусственной крови и пользуются ограниченными гражданскими правами.

«Теперь всё не так. Я могу зайти в дежурную больницу в любом городе и добыть синтетической крови, хотя она и отвратительна на вкус. Или же могу заплатить шлюхе и получить достаточно крови, чтобы хватило на пару дней. Или могу очаровать кого-нибудь, так что мне позволят укусить себя из любви, а потом позабудут об этом».

Такой расклад легко можно было превратить в сладкую тянучку, где в каждой следующей книге цикла количество «роскошных самцов» для главной героини возрастало бы по формуле n+1, где n – число предыдущих книг в цикле; а это самое +1 было бы единственным либо основным двигателем сюжета.

Однако Харрис сумела выжать из такого расклада если не маскимум, то хотя бы допустимый для приятного чтения минимум. Конечно, Харрис уделяет любовным перипетиям много внимания, но она не забывает разбавлять их смертельными опасностями и достаточно любопытной детективной линией, чтобы читательницы не страдали от избытка сахара в крови.

«И вдруг мои старенькие фары осветили что-то белое, несущееся мне навстречу.

Это зрелище разом вышибло меня из состояния приятного предвкушения тепла и покоя, я задохнулась от шока!

Человек! В три часа ночи первого января по окружной дороге бежал полуодетый мужчина. Бежал изо всех сил, очевидно, спасая свою жизнь.

Я ударила по тормозам, на ходу пытаясь выработать план действий. Не забывайте: я всего-навсего одинокая, безоружная женщина! Если какая-то ужасная сущность преследует беглеца, то она способна напасть и на меня. С другой стороны, не могла же я бросить этого страдальца без помощи».

Поэтому цикл про Сьюки можно с чистой совестью назвать добротным и увлекательным дамским фэнтези, которое написано с уважением к читателю и интересом к персонажам.

Конечно, герои цикла обрисованы в плакатной манере, а не в традициях старых мастеров, но у них нормальные пропорции и яркие, запоминающиеся черты.

Сама Сьюки – боевая девушка с принципами, которая коня на скаку остановит и в горящую избу войдет, для которой семья – это святое, и чья личная жизнь до появления в ней вампиров была равна нулю из-за её телепатического дара.

«Я очень даже симпатичная: голубоглазая блондинка двадцати пяти лет, ноги длинные, грудь крепкая, талия осиная. И я неплохо смотрюсь в летней форме официантки, которую подобрал для нас Сэм: чёрные шорты, белая футболка, белые носки, чёрные кроссовки».

Билл Комптон, вампир родом из Бон-Там; ещё живым сражался за конфедератов, а сейчас необычно хорошо для вампира разбирается в компьютерах. Зловеще-притягательный Эрик Нортман, в прошлом (очень далеком прошлом) викинг, а сейчас хозяин «Клыкочущего веселья». Секс, власть, деньги – тот ещё архетип. Его до жути прямолинейная подручная Пэм. Брат Сьюки Джейсон, обаятельный легкомысленный бабник и раздолбай, который не может не влипать в неприятности. Владелец бара «Мерлотт» Сэм, милый надёжный парень со своим скелетом в шкафу. Дотошный местный полицейский Энди Бельфлер. Придурковатый вампир Бубба с бархатистым, насыщенным, лиричным баритоном; Бубба очень похож на того, чьё имя при нём лучше не называть. Холли, ведьма-викканка, она же официантка в «Мерлотт»… и так далее. Все они, вплоть до местной алкоголички Джейн Бодехаус, любовно продуманы и ведут себя в соответствии с заявленными чертами характера.

Автор цикла с популярным героем всегда проходит между Сциллой и Харибдой читательских ожиданий: если герой не будет меняться, читатели заскучают, если герой изменится слишком сильно, они перестанут его узнавать и любить.

Сьюки Стакхаус меняется, потому что не может не измениться после пережитого: она видела схватку за право быть вожаком вервольфов, видела, на что способна настоящая менада, спасала вампиров от нападения людей и людей от вампиров, пережила изощрённые пытки, освобождала заложников и даже искала жертв теракта.

«При виде этих зубов, этих ужасных острых зубов, остатки магии слетели с меня прочь, к огромному моему сожалению.

Весь следующий час, который был самым долгим в моей жизни, я провела в полном и незамутнённом сознании.

Это было совершенно немыслимо — и крайне шокирующе — что я могла чувствовать такую боль и не умереть от этого.

Я была бы рада умереть».

Сьюки становится жестче, решительней, более безжалостной к себе и к другим. Она принимает решения, которые раньше бы её ужаснули, но при этом не превращается в отмороженную амазонку с гипертрофированной сексуальностью. (Большинство авторов, работающих в схожем жанре, с этого только начинают!)

Сьюки продолжает работать официанткой в баре, получает чаевые, ремонтирует дом, волнуется, выбирая, что надеть и что приготовить, сплетничает с подругами, беспокоится о брате, ходит на свадьбы и бэби-вечеринки…

Этот уютный баланс между повседневностью и сверхъестественными приключениями Харрис соблюдает почти во всех книгах цикла. Читая книги, где на голову (пусть будет на голову) главных героев постоянно сыплются приключения, и они выбираются из одной переделки, тут же попадая в другую, я иногда ловлю себя на том, что жду голодного обморока посреди перестрелки. Так вот – Сьюки никогда не забывает пообедать, принять душ, переодеться, накраситься, заправить машину… Эти мелкие подробности дополняют ее портрет; она сталкивается с теми же проблемами, что и большинство читателей, и это исподволь вызывает к ней симпатию.

Правда, последние три переведённые книги грешат избытком бытовых деталей; иногда создаётся впечатление, что автор просто набивает объем. Но в большинстве случаев названия торговых марок продуктов, бензина, телепередач, песни по радиостанциям работают на образ Сьюки и общую картину Бон-Тама. (Хотя надо признать, что Стивен Кинг использует этот прием намного искусней).

Это как туризм, где вместо достопримечательностей показывают повседневность, которая в чем-то безумно похожа на жизнь наших маленьких городков, а в чем-то резко отличается. Например, мне было странно узнать, что расовая сегрегация на Юге никуда не исчезла; она смягчилась, затушевалась, но, например, покупатели недвижимости радуются, что риэлтор тоже афроамериканец, а единственный чернокожий полицейский в округе смело обирает других чернокожих, так как они точно никуда не пожалуются.

Если говорить про отдельные книги, то «Мертвы, пока светло» — удачное знакомство, следующие шесть книг развивают тему взаимоотношений Сьюки с вампирами и оборотнями, а седьмую книгу «Сплошь мертвецы» я считаю лучшей в цикле. Она посвящена саммиту вампирских королей и королев Америки, и здесь всего в избытке: ярких персонажей второго-третьего плана, вампиров, которые интригуют, вампиров, которые развлекаются, детективных загадок с убийствами и бомбами и сокрушительных событий, причем автор довольно удачно и логично сплетает всё воедино.

«Я почувствовала активное движение и, подняв глаза, увидела, что служебные двери открылись, и толпа персонала втекла в зал разбирать сцену. Менее чем за пятнадцать минут судебная атрибутика Куинна была запакована и вынесена под руководством его сестры. Потом на сцене установили музыкальные инструменты, и зал был подготовлен к танцам. Я никогда не видела ничего подобного. Первый судебный процесс, затем несколько убийств, затем танцы. Жизнь идет. Или, в данном случае смерть продолжается».

Это самая масштабная книга серии; после неё Сьюки возвращается в Бон-Там и кое-что узнает о своей родословной, а новые родственники, как обычно, добавляют новых хлопот.

Нельзя сказать, что книги после «Сплошь мертвецов» — это резкий спад; скорее, это достаточно пологое плато. Довольно долго экспулатируя тему «а вот что будет, если общаться с вампирами», автор решила, не оставляя её окончательно, прибавить нечто новенькое. В определенном смысле, это выглядело как тот самый +1, который двигает замерший сюжет, разве что не любовного, а семейно-магического характера. Сработано неплохо, но то, что автор несколько потеряла интерес к циклу о Сьюки, очевидно – иначе она не стала бы начинать новую серию о детективе-медиуме Харпер Коннелли.

Стиль у Харрис – предельно функциональный, она не описывает, а излагает события, стараясь ничем не утомить читателя. В общем, обычный стиль отпускного и дорожного чтения. Поэтому странно, как переводчики от книги к книге ухитряются по-новому транскрибировать имена и названия, не учитывать «французскости» в произношении и превращать простой, чётко выражающий нехирую мысль язык в неуклюжий и корявый. К счастью, плотность событий в книге такова, что это отчасти исправляет огрехи переводчиков: читатель слишком занят, следя за сюжетом, чтобы обращать внимание на мелкие и крупные стилистические погрешности.

В целом Харрис даёт своим читательницам то, что они хотят получить и на самом деле находят на удивление редко: увлекательное любовное фентези с буйным накалом страстей, резкими сюжетными поворотами и героями, которые постепенно становятся почти родными. Может быть, это не высокая литература, но и не халтурная поделка; больше похоже на мед, чем на сахарный сироп; скорее настоящая кровь, чем кетчуп. А в целом «как ни странно, неплохо»

Обычно, когда говорят, что главное в рассказе — атмосфера, значит, остальное не слишком удалось. Но в «Коллекции», скорее, дело в том, что и персонажи, и сюжет полностью работают на создание атмосферы: на глазах читателя распускается плотный упругий цветок... этакая мясистая яркая орхидея, лепестки которого прихотливо окрашены во все цвета бесчеловечности.

Рассказ о знойном старом Юге, о тайнах белоснежных особняков с колоннами в античном стиле, с которыми соседствует не менее античное рабство, о смелых, циничных и аморальных джентльменах и надменных леди. Да, и еще это рассказ о том, как люди могут жить в бесчеловечных условиях, как они их оправдывают (люди вообще виртуозно умеют лгать сами себе!), и как ухитряются не замечать, что их души, будто дерево на болоте, давно уже в уродливых наростах чаги и гниют заживо.

Хррюмги и прочее — скорее комичны, чем ужасны, как мультяшное порно «на разрыв», Блейк — не более чем торговец, которому безразлична земная этика, а вот люди, как обычно, лидируют среди самых страшных монстров.

Финал — предсказуемый, финал — жуткий и до жути закономерный. Если бы спесь белого полубога не застила Эвансу глаза, он подумал бы об этом намного раньше.

Однажды учебно-методическому пособию по расследованию преступлений приснилось, что оно — фантастический роман, которому снится, что он — учебно-методическое пособие по расследованию преступлений.

Проснувшись, книга никак не могла понять, что же она такое? Слова в ней непоправимо мутировали, выстроившись в новые, весьма причудливые логические цепочки, и появилась удаленная много лет назад восемнадцатая глава...

Может, именно это пособие прочел детектив Трэвис Сайварт, и по мере того, как он листал страницы, сигара его гасла, а глаза, напротив, разгорались все ярче? А захлопнув «Учебник», он яростно нахлобучил шляпу и отправился выяснять кое-что у кое-кого...

На самом деле это расследование должен был вести именно детектив Сайварт, звезда Агентства, человек в правильном плаще и шляпе, раскрывший тайну пропавшего двенадцатого ноября, дело о старейшем убитом человеке и еще сотню громких дел. А вышло так, что Трэвис Сайварт бесследно исчез, а искать пропавшего выпало старшему клерку Анвину, который только тем и был занят последние двадцать лет, что оформлял дела Сайварта для архива. Будем справедливы: оформлял их скрупулезно, внимательно и даже вносил в это занятие долю творчества.

Чтобы разобраться с этой ужасной ошибкой — своим повышением в детективы, — Анвин приходит в кабинет супервайзера Ламека. Он не находит в кабинете ответа на вопрос: «Что происходит?!» — он находит только тело самого супевайзера и теперь волей-неволей вынужден приняться за расследование убийства и поиски детектива Сайварта.

Анвин, который годами курсировал по маршруту Агентство — квартира, начинает посещать те достопримечательности» города, которые знал только по рапортам своего детектива: тоскливый муниципальный музей, заброшенный луна-парк, подозрительную пивную «Вздремни часок» и прочие опасные для душевного равновесия и здоровья места. Но разве может старший клерк в скрипучих ботинках противостоять владельцу луна-парка Калигари, зловещему иллюзионисту Еноху Хоффману? Или хотя бы громилам братьям Рук? Как он разберется в телефонных звонках и ворковании голубей, как определит, что именно было записано на грампластинке супервайзера Ламека?

С тихой и упрямой настойчивостью Анвин пытается разглядеть что-то сквозь дождь и сумрак города, сталкиваясь с насмешкой, уклончивым умолчанием, полуправдой, откровенной ложью, словно с черно-белыми гротескными масками на пустых лицах.

«Учебник для детектива» легко мог бы стать научно-фантастическим романом, кафкианской фантасмагорией, пародией на нуар, квинтэссенцией нуара, даже «историей маленького человека»... Определение из аннотации «магический реализм», видимо, означает, что книга вмещает в себя все вышеперечисленное и нечто сверх того.

Многоэтажное, многофункциональное Агентство где-то на сумеречных землях отчасти соседствует с Замком, но все же сохраняет необходимую долю человечности; хотя, конечно, младшие клерки врезаются в память надолго. Для научно-фантастического романа нужно было только сменить антураж на нечто более наукообразное; но выбор неслучайно сделан в пользу грампластинок. Город, в котором постоянно идет дождь, играет джаз, в котором переплелись сон и бессонница и ничто не кажется таким достоверным, как обман, выглядит как само воплощение нуара. В нем не так-то просто освоиться: первую треть романа читатель растерянно бредет вслед за Анвином, полностью разделяя его непонимание происходящего.

И вначале только жесткая структура детективного расследования удерживает сюжет, поскольку в расплывчатом безумном мире Анвин действует по стандартной, отработанной Чандлером и его последователями схеме: ищет зацепки и ниточки, куда-то едет, с кем-то беседует, регулярно подвергаясь смертельной опасности, складывает факты в копилку, осмысляет... Но затем, где-то к середине романа, все разрозненные детали начинают складываться в абсурдно правдоподобную, сновидчески логичную картину, а финальная точка превращается в будильник, оглушительно звонящий на дне моря.

Кажется, это Гиппиус сказала,что почти каждая женщина, умеющая складывать слова, может написать одну удачную книгу — историю своей жизни. А вот вторую книгу ей лучше не писать.

ПСС Колетт может проломить полку, и почти все ее книги автобиографичны; но, с другой стороны, биография у нее такая, что закачаешься — хватило бы на сотню книг и десяток экранизаций. Двадцатилетняя девушка с косами до пят, кровь с молоком, выросшая в любящей семье в гармонии с природой, выходит замуж на парижского бонвивана и уезжает в столицу. Он превращает ее в своего литературного негра; она пишет книги о юной школьнице-бунтарке Клодине, которые неожиданно становятся бестселлерами. Ее муж пачками соблазняет трепещущих поклонниц, которые вьются и вздыхают «Ах, как хорошо вы понимаете женщин! Ах, вы описали меня, я и есть настоящая Клодина!». И, естественно, когда после восьми лет непрерывных измен Колетт решает уйти от мужа, все ее осуждают. Тем более что она идет не куда-нибудь в безысходную безвестность и благородную бедность, а в...пантомиму.

Она выступает вместе со знаменитым мимом Жоржем Вагом и учится делать невозможное.

Колетт становится знаменита после представления в «Мулен Руж», где она играет египетскую мумию, постепенно освобождающуюся от своих бинтов, а ее любовница маркиза де Бельбеф — археолога, который в финале крепко целует прекрасную обнаженную египтянку. Потом Колетт выходит замуж за барона Анри де Жувенеля; отвергнутый любовник Колетт Жорж Эрио и гражданская жена барона Ирэн Коммэнж утешаются в объятьях друг друга; Колетт счастлива с бароном, во время Первой Мировой она с риском для жизни едет к нему в госпиталь по подложным документам; Колетт несчастна — второй муж ей изменяет; Колетт заводит невероятный роман с сыном своего мужа от первого брака: ему 17, ей 47...

Они расстаются спустя пять лет. Ей уже 52, и у нее на шоссе глохнет автомобиль «Рено», рядом с ней останавливается машина и оттуда выходит и предлагает свою помощь Морис Гудкет. Ему 36, он станет ее третьим мужем. Они будут счастливы вместе двадцать один год, вплоть до ее смерти...

Не правда ли, хочется узнать как можно больше о жизни такой женщины?:)

Эта как детективы Дика Фрэнсиса — все его герои суть один и тот же человек, но очень и очень симпатичный. А Колетт к тому же в свой прозе может легко раздвоиться на пятнадцатилетнего полуребенка и тридцатилетнюю соблазнительницу — легко и естественно, правда!

«Странница» — ее роман о жизни времен пантомимы. Если «Изнанка мюзик-холла» — это импрессионизм, листки из блокнота, то в «Страннице» дана полная и точная картина «собачьей жизни» гастролирующего артиста. Скольким людям знакомо это проклятое «я одна, и мне нельзя болеть...»?

Плюс любовная история, которая вызовет заслуженное возмущение, если воспринимать ее как стандартный любовный роман. Финал будет выглядеть авторским кукишем, а героиня — параноидальной дамочкой, которая не может забыть травмы прошлого, расслабиться и отказаться от всего плохого в пользу всего хорошего. Но в том-то и фишка, что в реальной жизни Колетт не отказалась от богатого, красивого, влюбленного и пустоголового Жоржа Эрио. Так что, похоже, когда она увела дорогу Рене Нере подальше от Максима Дюферейн-Шотеля, то знала, что делала. Для меня «Странница» — это роман о том, что не нужно игнорировать тревожные звоночки. Он богатый завсегдатай мюзик-холлов, не желающий и не умеющий работать, а ты пашешь, как лошадь — из необходимости, но и из внутренней потребности тоже? Он преследовал других женщин до тебя и в разгар своего ухаживания не перестал посещать мюзик-холл? Значит, стоит задвинуть чувственную жажду и голод одиночества подальше и крепко подумать, стоит ли выходить за него замуж.

А «Преграда» доказывает, что отношения в стиле «мне нужен от тебя только секс» — это отнюдь не изобретение двадцать первого века:) А еще — что «просто секса» все равно не существует:)

Причем лексикон Колетт очень богатый, выразительный и непошлый. Читала как-то отличный пост о том, насколько трудно описывать секс, не скатываясь ни к терминологии бульварных ЛР, ни к комической анатомии. Так вот, романы Колетт в этом отношении просто идеальное пособие «как надо»:) Рекомендую:)

Итак, Дракула приконсортился к самой королеве Виктории, омолодив ее на несколько десятков лет, Ван Хельсинг смотрит пустыми глазницами с дворцовой ограды, Шерлок Холмс в концлагере, а отрастивший клыки Лестрейд будит древнюю, навеки шестнадцатилетнюю девушку Женевьеву Дьедонне, чтобы сообщить — Потрошитель убил еще одну вампиршу…

Сколько можно написать плохих книг про Дракулу с участием Потрошителя, профессора Мориарти, лорда Ратвена, доктора Джекилла и прочих выдающихся вымышленных и невымышленных викторианцев? Мысленному взору предстает ряд полок, уходящих в бесконечность.

И автор, который берет напрокат затертых и досуха высосанных персонажей, чтобы заставить их показать парочку старых трюков в новой аранжировке, автоматически оказывается в очень невыгодной позиции. Уставшие от несвежей вампирятины читатели непременно будут задавать вопросы, которые, по сути, представляют собой обвинения в скудости таланта и неоригинальности мышления, сформулированные с разной степенью вежливости.

И что может сказать нам Ким Джеймс Ньюман?

Ну серьезно, уважаемый писатель, вы ведь могли взять менее анемичный материал?

Улыбка, удивленное пожатие плеч:

— С детства люблю истории про вампиров.

И этим все сказано. Ведь любовь, согласно посланию апостола Павла, все покрывает и все переносит. Любовь плюс талант, если речь идет о интересных книгах.

А таланта Киму Ньюману не занимать.

Именно эта любовь — первопричина написания «Эры Дракулы», а также многочисленных отсылок в «Эре» к другим произведениям, от неизбежного Стокера до неизвестного Бусби.

Они настолько многочисленны, что могут и раздражать, как признает Ньюман в своем послесловии. Но эти отсылки возникли не благодаря гордыне «читатель, смотри и любуйся моей эрудицией, у тебя точно такой не будет!».

Скорее они похожи на дружеское подмигивание «Ты ведь тоже читал это? А это? А это смотрел? А помнишь вампиршу, которая играла в том фильме… Мы с тобой одной крови, читатель!».

У подобных отсылок, по словам автора, есть и более высокая цель, а именно «создание единого жанрового поля». Если под этим подразумевается цельность сюжета и атмосферы при максимально высокой концентрации заимствованных персонажей — то замысел удался.

Кроме того, два главных героя «Эры Дракулы» принадлежат исключительно фантазии Ньюмана. Совестливая вампирша Женевьева — настоящий луч света в темном царстве, в которое превращается Британия под властью вампиров. Она гуманна и достаточно сильна, чтобы позволить себе открыто демонстрировать свою гуманность; как, например, в эпизоде с защитой трактирного мальчика от бойцов личной гвардии Дракулы. Что тут сказать? Сценарный прием «спасти котенка» по-прежнему работает в умелых руках.

Если честно, она настолько сострадательна, что становится странно, как Женевьева ухитрилась прожить века, никого не обратив, потому что за пару недель романного времени она едва не делает это дважды.

Но подобные каверзные, как шило в бок, замечания возникают позже, когда книга уже закрыта. Женевьева — тот персонаж, в который хочется верить, потому что нужен хоть какой-то противовес багрово-черной безысходности, расползающейся по улицам Лондона. Город переходит на ночной режим. Город привыкает к новым хозяевам…

Собственно, вампиры всегда были отличной метафорой любой власти: необязательно быть вампиром, чтобы выжать досуха и отбросить ненужное, чтобы мимоходом изуродовать или просто отнять жизнь, чтобы разделять людей на «своих» и «тупой скот», «кормовую базу».

И эта узнаваемая и, увы, слишком хорошо знакомая реальность придает странную и мощную убедительность насквозь вымышленному роману.

Конечно, Ньюман отнюдь не ставил целью написать остросоциальную психологическую драму о природе власти. Он взял ровно столько, сколько нужно для хорошего приключенческого романа. И тут, сказав «приключения», можно сказать и «Чарльз Борегар» — второй главный герой романа. Он агент по особым поручениям клуба «Диоген», воплощение идеального джентльмена, дедушка Бонда и двоюродный брат сэра Ричарда Бертона.

«Это лицо, застенчивое и все же волевое, не очень красивое, но приятное, могло принадлежать только человеку, который не умеет и не любит говорить о себе; но именно такие люди, а не ораторы и не писатели, помогли опоясать нашу планету алым кушаком британских владений». Наверное, так мог бы охарактеризовать Чарльза Борегара сэр Артур, если бы он уже не сказал это про Тома Димсдейла, персонажа романа «Торговый дом Гердлстон».

Объединившись, Борегар и Женевьева ищут Потрошителя, которым оказывается доктор Сьюард (автор выдает это еще в первой главе!). Конечно, Потрошитель — не главная проблема Британии, он просто самый яркий симптом, который никто не может позволить себе игнорировать: ни клуб «Диоген», стремящийся сохранить формальную человечность власти, ни премьер-министр лорд Ратвен, ни все «теплое» и «холодное» население Лондона.

И нет ничего приятней для читателя, когда лучшая сцена романа одновременно является финальной, хотя до этого в каждой главе находилось по фавориту. Мои: кормление лорда Годалминга в гостиной, поражение Ван Хельсинга, смерть юной вампирши и, конечно, любовная сцена.

Еще в список можно внести случившееся в комнате в Уайтчепеле, но только вариант из сценария.

Ведь кроме собственно «Эры Дракулы» книга включает в себя комментарии автора к тексту, его же послесловие, небольшую статью для «Рипперолога», рассказ про Дракулу «Мертвые ездят быстро», альтернативный финал книги, сценарий несостоявшейся киноверсии «Эры Дракулы» и примечания к тексту от переводчика.

Первое и последнее в этом перечне — необходимая страховка для читателя, который, скорее всего, ничего не слышал про мадемуазель де ля Ружьер, леди Аделину Дакейн и «конституционного зануду» Уолтера Бэджета, но хочет получить свой читательский максимум удовольствия.

Остальное — приятные вариации основной темы.

Странно осознавать, что «Эра Дракулы» — начало цикла. Казалось бы, этим романом Ньюман выжал из вампирской темы все до последнего эритроцита.

Что ж, тем больше резонов дожидаться перевода продолжения.

Очень милая история взросления и становления не йуной супердевы, а обычной девушки на фоне спокойного, чуть затхлого уюта библиотеки. Этот уют всячески стараются нарушить те, кому надоело быть просто персонажами книг.

Трезво- и здравомыслие главной героини производит очень приятное впечатление, так же, как и ее готовность адаптироваться ко всему новому. Традиционный Черный Властелин традиционно бледен, красив, темноволос (может без кастинга занять место солиста в рок-группе:), зато история их взаимоотношений с ГГ в финале подбрасывает неожиданный финт.

По прочтению невольно создается впечатление, что главное для женщины — это разорвать бесплодные отношения, и после этого высвобождается столько энергии, что впору мир спасти. Дважды. Или трижды. Но только после кофе с булочками:)

Хотя, если всерьез, то главная тема «Праздника» — это борьба с иллюзиями. Казалось бы, в чем секрет — оценивай поступки, а не слова, и только. Но эта простая истина дается очень непросто. Хорошо, что жанр позволяет включить в это «непросто» бои с магическими спецэффектами!

Дефицит Шерлока Холмса в организме — это состояние, хорошо знакомое тем, кто перелистнул последнюю страницу или досмотрел титры. Если Шерлок хорош, его всегда мало — это почти аксиома для поклонников гения дедукции (на самом деле — абдукции, но не будем о мелочах).

Конечно, самое тяжкое испытание пришлось перенести современникам автора, и я искренне сочувствую и понимаю тех, кто повязывал креповые ленточки на шляпу, оставшись в неприветливом и скучном мире-без-Холмса; пусть даже сам автор не пожелал понять их тоску.

У современного читателя, конечно, намного больше способов заполнить пустоту: от незатейливого фанфика собственного производства до покупки антологии со знаменитыми именами на обложке.

Приятная взгляду толщина и увесистость, по-джентльменски сдержанная обложка, оформление страниц под журнальные столбцы, оригинальные иллюстрации работы Сиднея Пейджета — очень стильно! Книга выглядит так, что хочется читать ее в кресле-качалке, время от времени делая глоток чая из чашечки веджвудского фарфора, закутавшись в плед и поглаживая по холке любимого охотничьего спаниеля. Ну или обложившись диванными подушками и поглощая мандарины, как это сделала я.

Похвалив оформление, можно перейти к содержанию — и тут дела обстоят несколько менее радужно.

Конечно, я была готова к тому, что Ш. Х. в антологии будет сделан, как ярмарочный фототрюк, и в отверстие на месте лица будут просовываться головы, ничуть не похожие на канонический орлиный профиль; объединить рациональность и успокаивающую логичность Холмса с магией, монстрами, путешествиями во времени и прочая — задача не из легких.

Нил Гейман в «Этюде в изумрудных тонах», проделал это безупречно, доказав, что у лондонских туманов и инсмутского морока больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Он показал иррациональный, зыбкий мир, в котором прячутся чудовища — и ясный свет разума, который должен их разогнать. Должен был бы, если бы мир «Этюда» уже не принадлежал чудовищам, — о чем Гейман рассказывает на удивление естественным, спокойным и холодным тоном, постепенно вводя в свое повествование все новые детали.

Но «Этюд в изумрудных тонах» — самостоятельное и независимое произведение, которое теоретически можно читать, не зная ни Дойла, ни Лавкрафта. Конечно, рассказ при этом многое утратит, но останется «боевой литературной единицей».

А вот «Многоликий ужас» Тима Леббона при этом утратит все. Он слишком опирается на Лавкрафта, и если не накладывать сознательно этот фон, как яркую подложку под полупрозрачную картинку, то рассказ становится бесцветным и невыразительным эскизом, — несмотря на льющуюся со страниц кровь.

Та же беда с рассказом Даррела Швейцера «Тень смерти». Кажется, автор рассчитывал, что читатель узрит слово «Ленг» — и вострепещет. Читатель растерянно оглянулся в поисках чего-нибудь еще и увидел только экспедицию в проклятые земли, убийство в запертой комнате и окровавленного нефритового идола. Я вовсе не против сверхъестественного разъяснения загадки — я только хочу, чтобы оно давалось сыщику с таким же трудом и выглядело таким же элегантным и логичным, как естественное. Нет? «Да, Холмс, — сказал я. — Это и вправду слишком ужасно».

После «Этюда» (но «Этюд» лидирует с большим отрывом) самым удачным пересечением Лавкрафта и Дойла можно назвать «Племянницу антиквара» Барбары Хэмбли, по стилю и содержанию напоминающую многочисленные рассказы начала прошлого века типа «джентльмены сталкиваются с неведомой мистической опасностью».

Рассказ «Сыщик, но не тот» содержит единственный сюжетный твист, и он раскрыт уже в названии. Плюс шокирующее предположение, что Потрошителем мог быть член королевской семьи, настолько неожиданное, что даже сама королевская семья — в нашей реальности — спонсировала расследование, чтобы, если получится, навсегда опровергнуть эти слухи, устойчивые, как любая интересная бездоказательная сплетня.

Есть и просто слабые рассказы без фантастической составляющей, это «Скандал в Монреале» Эдварда Д. Хоха и «Трагедия на голландском лайнере “Фрисланд”» Мэри Р. Коваль. В «Скандале в Монреале» Шерлок выручает из беды сына Ирен Адлер, а читатель угадывает убийцу одновременно с ним, как следует проскучав всю экспозицию. В «Трагедии на голландском лайнере» Шерлок появляется, кажется, только для того, чтобы восхититься главной героиней, которая вычисляет убийцу из крайне ограниченного числа абсолютно неинтересных подозреваемых. «Дорогая синьора Гризанти, рукоплещу вашему острому уму».

В целом симпатичный рассказ «Дело миссис Хадсон», на мой вкус, очень испортило читающееся между строк желание взять феминистический реванш у Холмса; но, возможно, на мое восприятие рассказа повлиял роман Лори Кинг «Ученица Холмса», где Шерлок откровенно превращен в зеркало, отражающее красоту и ум главной героини.

Приятным разнообразием после сверхъестественных объяснений невозможных убийств стало «Проклятие мумии» Х. Пола Джефферса, где загадочная смерть расследуется силами чистого разума и находит вполне рациональный ответ. В финале Ватсон ухитряется предложить свою трактовку событий, на что Холмс снисходительно отвечает: «Ваш романтизм незыблем, как пирамиды Гизы. И столь же загадочен».

В этом же духе написаны ироничные «Полевые теоремы» Вонды Н. Макинтайр с изящно сконструированным сюжетом; только здесь за сверхъестественное объяснение происходящего обеими руками держится не Ватсон, а сам сэр Артур. К сожалению, это хорошо гармонирует с подлинными фактами биографии Конан Дойла.

«…Наступит уготованное для них» Барбары Роден — рассказ, где авторской волей сотрудничают Холмс и сыщик-медиум Флаксман Лоу, а место действия позаимствовано у М. Р. Джеймса. Холмс неплохо выглядит в готическом антураже (что уже было доказано «Собакой Баскервилей»), а предложенное им рациональное объяснение мирно соседствует с иррациональным, оставляя читателя выбирать то, что больше по вкусу.

«Смерть под музыку» Энтони Берджесса — это классический детектив в его самом рафинированном виде, с переусложненным вычурным убийством и такой же переусложненной, вычурной разгадкой.

Приглашенная звезда Герберт Уэллс удачно отыгрывает свою роль в «Истории с инерционным регулятором» Стивена Бакстера: убийство совершено очень уэллсовским научным изобретением, ну а виновник найден Холмсом путем классической дедукции. На какую глубину в жаркий день опускаются в масло листики петрушки?

Еще одна приглашенная звезда шерлокианы — это Чарльз Лютвидж Доджсон, в миру известный как Льюис Кэрролл. Его выдающийся талант математика Тони Пи успешно использует, разгадывая шифр Мориарти в «Динамике повешения».

«Дело о носке без следов крови» Энн Перри — достаточно точная, хотя и скучноватая стилизация под традиционный рассказ из «Архивов» или «Записок»; масштаб преступления кажется мелковат для Мориарти — это дело он мог бы доверить своим подручным.

«Зеленый череп» Марка Валентайна, «Сорок шестой день рождения» Эми Майерс и «Случай с жильцом на Дорсет-стрит» Майкла Муркока — ровные, приятные глазу стилизации, а «Зеленый череп» — еще и по-настоящему жуткая история.

«Странные повадки ос» Джеффри А. Лэндиса и «Пираты Дьявольского мыса» Роба Роджерса, при всем несходстве тематики, заставят Холмса хорошенько побегать и подвергнут смертельной опасности. Лихость, с которой автор «Пиратов» поместил Холмса в мир пиратов, вуду и поединков на саблях, невольно вызывает симпатию. Эффектная демонстрация боевых навыков Холмса в экзотической обстановке — почему бы и нет? «Жакаре рубанул своей саблей по Холмсу, и тот отступил, оказавшись в опасной близости к краю пирса и отразив удар доской, которая разлетелась в щепки».

Гротескный, пародийный «Привет от затерянного мира» Доминика Грина каким-то чудом сохраняет детективную структуру, что не дает ему превратиться в набор комичных ситуаций и достойно, хотя и в одиночку, представляет юмористическое ответвление шерлокианы. (Но я все равно предпочитаю «Как Ватсон учился делать фокусы» всему остальному.)

Коварнейшему разделу «Холмс и чувства» посвящены рассказы Танит Ли и Наоми Новик. Но если «Величайшая загадка в мире» написана как безупречно выверенный психологический этюд, то «Тоскливые будни», как и любой фанфик на тему взаимоотношений Ирен, Холмса и Ватсона, заставляет пожелать, чтобы автор, обладающий хорошим стилем, оттачивал его на собственных произведениях и героях.

К тому же разделу можно отнести и рассказ Питера Тримейна «Призрак Тюлифанского аббатства», в котором автор комбинирует историю Джеймса Филимора, которая не давала покоя сэру Артуру, загадку из «Собаки Баскервилей» и влюбленность Холмса в девушку, которая должна была стать супругой Мориарти. Ббвзяяя! — вы тоже слышите эту пронзительную фальшивую ноту? Хотя сам по себе ответ на загадку невозможного исчезновения неплох.

Еще одна почтенная традиция шерлокианы — это подхватить, как перчатку, краткую фразу из оригинала, и развить ее в полноценный рассказ. Крис Роберсон, обыгрывая цитату о «Мерридью, оставившем по себе жуткую память», пошел по наименее очевидному пути, за что честь ему и хвала.

Из всего многообразия жанров позитивистский Шерлок должен особенно удачно вписываться в логичный, основанный на открытых и неоткрытых законах вселенной мир научной фантастики, что и доказывает остроумный рассказ Роберта Дж. Сойера «Вопрос вероятности». Он элегантный, как всякая хорошая научная гипотеза, а также убедительный и запоминающийся — один из лучших рассказов антологии.

Ну а самым лучшим рассказом, — если исключить титулованный «Этюд», — я считаю «Долину Белой Лошади» Шэрин Маккрамб, где события поданы от лица местной знахарки Гризель Раунтри. Она ухитряется выглядеть интересным и равным Холмсу персонажем без видимого подыгрывания со стороны автора, а деревенская легенда оказывается не суеверной байкой, а иносказательным толкованием семейной тайны.

В целом, антологию идеальной не назовешь: слишком велика доля слабых и посредственных рассказов. К счастью, еще в ней есть три-четыре хороших и еще трое — великолепных, что, вместе со стильным оформлением, заставляет признать ее неплохим способом развлечься и получить свою долю скромной читательской радости от невероятных приключений любимого героя.

Хотя в большинстве историй «фантастический Холмс» (в России изначально предполагалось выпустить сборник под этим названием) — или не вполне Холмс, или вовсе не фантастический, или ни то, ни другое сразу.

Аннотация начинается с утверждения «Бэтмен: Тихо!» вдохнул новую жизнь в приключения Темного Рыцаря. Однако сам роман не слишком похож на новое слово в жанре, скорее на возвращение к истокам.

История начинается с того, что Бэтмен спасает ребенка-заложника от монстра; затем Женщина-кошка похищает у него чемодан с десятью миллионами выкупа; затем кто-то злодейский и загадочный обрезает бэттрос, Бэтмен падает вниз, его избивает уличная банда; Бэтмена спасает Охотница; Бэтмен спасает Женщину-кошку от Ядовитого плюща… и так, не сбавляя темпа, еще триста с лишним страниц.

«Бэтмен: Тихо!» — это честная игра с читателями; красочная, динамичная и рассказанная всерьез история о мускулистом супергерое, его друзьях, врагах, помощниках, предателях и прочее. Подбородок решительно выпячен, мускулы напряжены, плащ развевается; у всех женских персонажей потрясающие фигуры, похожие на воплощенные мечты «Плейбоя», а у Робина-Найтвинга замечательный поперечный шпагат.

Рисунок сочный, яркий и насыщенный, пожалуй, даже излишне яркий для условного нуара Готэм-сити. Широкоскулые, пухлогубые, большеглазые лица женских персонажей отличаются только цветом глаз и волос, но их всегда можно узнать по костюму! Прорисовка героев «Бэтмен: Тихо!» напомнила мне девушек пин-апа, с их жизнерадостной уверенностью и наивным самолюбованием в несколько затруднительных обстоятельствах. Разве что вместо попытки покрасить крышу, сидя верхом на коньке — падение с той же крыши.

Городской антураж тоже выглядит непривычно: вместо ухмылок горгулий, прорезающих городской смог и туман,вместо холода, зыбкости и зябкости атмосферы Готэма читателей встречает бесхитростная и прямолинейная туристическая открытка.

В романе можно познакомиться со всеми основными персонажами вселенной Бэтмена – Робин, Альфред, Оракул, Джокер, Загадочник, Харви Дент, Харли Квинн, Ядовитый плющ, Женщина-кошка, Глиноликий, Талия аль Гул, Рас аль Гул. Также в сюжете мы встретимся с другом Бэтмена — Кларком Кентом и Лоис Лейн.

С другой стороны, этих персонажей так много и они вносят такую незначительную лепту в сюжет (за исключением Женщины-кошки), что это больше похоже на камео известных актеров или хорошо иллюстрированную энциклопедию.

Но детективная линия оооочень слабая – вычисление главного злодея похоже на задачку «обведите лишний предмет на этой картине: стол, стул, шкаф, суслик». Правда, ближе к финалу авторам все же удается один раз удивить читателя неожиданным сюжетным поворотом, связанным с алиби главного подозреваемого.

Такое прискорбное скудоумие Бэтмена изрядно мешает восхищаться привычным героем детства; с одной стороны, ему и вправду некогда, злодеи не дают даже оперу послушать, но, с другой – «мозговитость теперь сексуальна».

Сравнения с вышедшей раньше «Лечебницей Аркхем» не избежать, и вот как раз «Лечебница» была потрясающим выходом за привычные рамки комикса и новым словом в жанре, а «Бэтмен: Тихо!» — это история, которая полностью, — и даже с излишней готовностью, — подчиняется законам жанра.

Невероятно убогое чтиво.

И ко всем его недостаткам можно приписать еще один, довольно неожиданный: текст настолько равномерно и размеренно унылый, что в этой перловке отдельных перлов не найти. Не считать же таковым «ноги, переходящие в отличную попку».

Стиль автора лишен даже той графоманской бойкой легкости, которая отличает Донцову и Мяхар, а сюжет настолько же оригинален, как репродукция Джоконды, как обои в цветочек, как сердечки и котики, как...

История о злобных мегакорпорациях, правящих постапокалиптическим миром и бравом русском парне, который ух! — всем покажет.

М-да.

Людей завораживает власть случайностей над их судьбой, и, кажется, Кейт Аткинсон решила всерьез попытаться ответить на вечный вопрос: «а что, если?».

А что, если сердце девочки Урсулы Тодд Бересфорд перестанет биться сразу после рождения? А что, если доктор успеет в «Лисью поляну» вовремя? А что, если прислуга не поедет на празднование во время разгула «испанки»? А что, если девочка не полезет за куклой, выброшеннной из окна на крышу?

А что, если по мере взросления ее будут ждать все более ужасные причины смерти?

Константой жизней Урсулы будут оставаться ее родные: Морис, не любимый никем старший брат, неизменно будет агрессивно, нахраписто и успешно делать карьеру; сестра Памела – воспитывать детей в счастливом браке, тетушка Иззи – вносить дух эпатажа, хаоса и веселой аморальности в приличную английскую семью. Мать будет «кривым зеркалом», критиком и скептиком, отец – надежной опорой.

Пионер в области душевной хирургии Стивенсон некогда захотел найти выход качествам грозного и властного У.Х. Хенли на уровне, доступном простому мореходу; и, как мне кажется, оказавшись рядом, пират и писатель смогли бы увидеть свое внутреннее родство.

А вот личность самой Урсулы равномерно распределена между прожитым. Ее характер абсолютно неизменен, потому что слишком зыбок для точных характеристик. Если бы Урсулу не напитывала и не подпирала яркая вещность фона (Аткинсон превосходный мастер деталировки, в духе старых голландцев), то она просто плыла бы по сюжету, как бледное привидение. Храбрая? Пожалуй… Стойкая? Может быть… А что еще?

И если всех Урсул познакомить между собой, то, обменявшись любезностями, они равнодушно разойдутся, каждая в свою сторону: на тоскливую пенсионную лавочку в Гайд-парке семидесятых, в берлинскую булочную тридцатых, в разбомбленный военный Лондон, в разбомбленный военный Берлин, под пяту мелкого домашнего тирана…

Их объединяет лишь то, что каждой из Урсул, осторожно поднимающихся вверх по ступенькам событий, лестница рано или поздно подсунет подгнившую половицу и сбросит вниз.

Урсула не помнит о своем прошлом, но, когда на нее накатывает чувство «что-то страшное грядет», она пытается изменить будущее. В эти моменты автор умело и изящно играет со временем, напоминая целый ряд ставших классикой произведений, от «Дороги, которые мы выбираем», и до «И грянул гром», от «Дня сурка» до «Беги, Лола, беги».

Мне очень хотелось в сюжетном клубке увидеть, опознать единственное, неизменное, настоящее… вытянуть красную нить той самой, правильно прожитой жизни и следовать за ней.

Где-то до середины книги я верила, что эта нить существует.

К последней трети я заподозрила, что это игра ради самой игры.

Отдельные истории Урсулы великолепны. В этом легко убедиться, проделав несложный мысленный опыт: нужно превратить книгу в сборник рассказов о женщинах с разными именами. Тогда почти каждая история запомнится и заденет за живое.

Пожилая дама… ммм... допустим, Эмили Уокингшо, которая прожила жизнь так, словно это была прогулка в тесноватой обуви: почти все в порядке, но что-то не так, и, чем дальше идешь, тем острее становится это смутное недовольство собой и миром.

Отдых Третьего Рейха и фрау Брайнер, которая, ясно сознавая все происходящее, попала в самую прочную ловушку в мире – ловушку материнства.

Шестнадцатилетняя Миллисент Хоуп, такая же, как тысячи ее сверстниц; жертва, которую наивность и невинность сделали полностью беззащитной, которая расплатилась здоровьем и жизнью за то, в чем не было ни грана ее вины.

Девушка Лора Торнтон в отряде гражданской обороны Лондона, которая видит людей, чудом уцелевших, людей, превращенных в месиво, людей, так похожих на живых, что не поймешь правды, пока тело не развалится надвое в твоих руках. (Эта история очень напоминает и «Ночной дозор» Уотерс, и «Пожарную охрану» Конни Уиллис).

Но больше всего сходства у «Жизни после жизни» с «Детской книгой» Антонии Байетт. Их роднит не только тема «английская семья на фоне катаклизмов мировой истории», но и украденная кульминация. Обе книги написаны на один лад, под общий мотив «что-нибудь должно произойти – что-нибудь и происходит; что-нибудь должно произойти – что-нибудь и происходит…», и так вплоть до самого финала.

Можно сомневаться, существует ли внеположенный смысл человеческой жизни, но он точно существует в истории о человеческой жизни – просто потому, что у нее есть автор.

В финале Аткинсон все же дала ответ, но, увы, он показался мне до обидного простым.

Конечно, Урсула совершает поступок глобального масштаба. Он меняет историю и, возможно, отменяет бесчисленные страдания.

Но после всех путей, которые читатель прошел с Урсулой, он желает на ее примере узнать две вещи: а) как не совершить роковую ошибку; б) как вернуться к нормальной жизни, если эта ошибка все же совершена.

Читателю не грозят способности Урсулы Тодд, и потому ее финальный ответ «непригоден в быту».

Возникает легкое чувство обмана.

Не знаю, хотела автор этого или нет, но вот вывод, который я сделала, закрыв книгу.

Проще убить Гитлера, чем наладить отношения с собственной матерью! Первое удалось Урсуле хотя бы однажды. (Не спойлер: убийство произошло еще на первых страницах романа)

Филадельфия, конец XIX века, в центре повествования — хирург Спенсер Блэк, достойный сын своего отца, который с детства приучал своих сыновей к тяжелому физическому труду — добыче тел из могил.

Спенсер оперирует людей с тяжелыми врожденными патологиями. Его смелость и талант восхищают наставников и коллег, для этого юноши уже предопределена долгая славная карьера в медицине, имя в учебниках, имя на мраморной доске больницы, имя благотворительного фонда, но вдруг...

Под влянием безумной теории о реальном существовании русалок, сатиров и химер, он ссорится со всем научным миром и начинает ряд шокирующих экспериментов, место которым в передвижной ярмарке уродов.

Половину книги занимает собственно история доктора с выдержками из писем, газетными вырезками и т.п. Вторая половина – рабочий дневник доктора: заметки и анатомический атлас вымышленных существ. И как ведь все могло быть хорошо подогнано и ладно скроено.

Тема безумного ученого в литературе и кинематографе обыграна больше раз, чем сделано каверов на «Yesterday»; в конце-концов, ее живучесть доказывает, что более или менее обаятельная персонификация Хаоса вседа будет пользоваться спросом, хотя бы потому, что и Хаос в нашем мире (и голове) занял прочные позиции и не собирается их сдавать.

Все дело в этом конкретном воплощении этой идеи про безумного ученого и его богомерзкие опыты. При таком визуальном оформлении (рисунки Блэка, а также его жены и сына, афиши с ярмарки и т.п.) читатель согласен не требовать на десерт сверхидею. В конце концов, не всем же романам про ученых и чудовищ суждено быть социальной сатирой, как «Остров доктора Моро», или тонким психологическим исследованием темной стороны души, как «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», или философским трактатом о взаимоотношениях человека и Бога, как «Франкенштейн».

Признаться честно, я хотела всего лишь увлекательную готическую повесть в классическом антураже начала века, с парой нестандартных поворотов сюжета и запоминающимися персонажами. Грамотного использования штампов и любви к жанру.

Но штампы были использованы настолько неграмотно... Зловещий Отец, Бывший Коллега, Обернувшийся Врагом, Добропорядочный Брат, Сильная Духом Жена замерли в тексте, как шахматные фигурки на доске, и первую треть истории я гадала, какие ходы сделает автор. Но автор просто оставил их беспомощно топтаться, каждого на своей клетке, и к финалу повести сюжетный потенциал вылился в Большой Сюжетный Пшик.

Единственное исключение – это жена главного героя, которая все же совершила несколько значимых поступков. С ней же связан и один достаточно изящный сюжетный поворот, хотя назвать его непредсказуемым было бы слишком большой поблажкой автору.

Характера у главного героя нет – едва намечается какое-то представление о нем, как следующая страница стирает этот портрет и заставляет рисовать новый. Затем приходит понимание: автор и не хотел давать что-то более сложное, чем «безумный ученый» — это одновременно и описание, и оправдание, и двигатель сюжета.

Современные знания о генетике вроде бы должны придавать истории Блэка глубину, но они пришиты к самой истории такими кривыми стежками, что замысел не срабатывает. Собственно, понять теорию Блэка сложно с самого начала: почему его эксперименты должны доказать наличие подобных, но естественно выросших организмов? В Британии, пользуясь методами доктора, недавно вывели гибрид картофеля с помидором, но никто еще не вздумал искать этот помидорфель в дикой природе. И если для такого умозаключения достаточно простого здравого смысла, почему именитый ученый оказался настолько к нему глух и непрошибаем?

Раздражение от криво, на живую нитку сметанного сюжета и плохо подогнанных лоскутов немного умерилось благодаря просмотру красивых картинок, то есть анатомического атласа. Безусловно, это лучшая часть книги, хотя уровень детализации скорее не атласа, а учебника по биологии десятого класса.

И решения анатомических задачек простые, как удар топора: для тройной головы – тройной шейный позвонок. Лучше всего придумана и продумана русалка, хотя логического объяснения молочных желез нет и там. И правильно – эстетического вполне достаточно.

Однако атлас не вытягивает книгу целиком; он только повышает оценку от «провальной книги» до «интересного, но неудачного эксперимента».

Как лучше выразить безумие? Точным подбором слов, растворив его в сюжете, или точным подбором красок, сконцентрировав его на плоскости?

А что, если объединить оба способа, как объединили свои усилия писатель Моррисон и знакомый нам по обложкам «Сэндмена» художник Маккин?

Я открываю обложку, и…

Эй, что вы делаете? Я всего лишь читаю комикс про Бэтмена, того самого красавца-миллионера, которому так идет черный плащ, трагедия в прошлом, решительно выпяченный подбородок и кадры на фоне ночного неба!

Я просто пытаюсь следить за сюжетом, в котором Бэтмен отправился в лечебницу Аркхем, чтобы выручить заложников! Конечно, там его ждет толпа безумных суперзлодеев во главе с Джокером, и они вряд ли захотят поблагодарить Бэтмена за то, что он поместил их за такое удобное для хранения сухое, темное и прохладное место. Конечно, сама лечебница Аркхем – это «головоломка из камня и дерева, которую лучше не решать». Но, ребята, это ведь просто готический антураж с классическим «ужасом прошлого, навеки запечатленным в стенах» — историей о блестящем психиатре Амадее Аркхеме, чья мать сошла с ума и умерла в том самом доме, из которого он решил сделать лечебницу. О да, Аркхем руководствовался самыми благими намерениями, и как бы он мог узнать, что спустя несколько лет после открытия лечебницы будет беседовать в ней с маньяком, который зверски убил его жену и дочь? А потом превратится из главврача в пациента и умрет в стенах этого проклятого дома…

Тогда почему обломки моего разума летят рядом, подвешенные в невесомости падения в черный туннель истории Аркхема, и почему они совершенно бесполезны – хватайся не хватайся, а опоры не будет?

Может быть, потому, что нормальному миру супергероев принадлежит, да и то довольно условно, начало истории про лечебницу Аркхем и ее финал.

Бэтмен еще в том самом условно разумном начале признается комиссару Гордону, что боится идти в лечебницу. Он боится не Джокера, не Двуликого, не Страшилу и не Доктора Судьбу, которые нетерпеливо ждут его там, чтобы начать вечеринку – он боится самого сумасшествия. Боится, что, когда за ним закроется дверь лечебницы, он почувствует себя как дома. То есть – боится самого себя.

И, согласно неумолимым законам сюжета, — который все же по-своему логичен, — встречаясь с противниками прошлого, главное сражение он будет вести с самим собой.

А безумие благодаря таланту художника превращается из щекочущего нервы фона в саму сердцевину сюжета.

После финала самой истории остается еще две трети книги. Как и в геймановской «Стране снов», вторая треть — это сценарий комикса, а третья – примечания от издателей. Но, если в «Стране снов» эти две трети проходили в разряде необязательных приятностей, то в «Лечебнице Аркхем» сценарий становится ключом к сюжету.

Сколько намеков, аллюзий, парафраз вложено в сюжет, и какой мастерский сеанс психоанализа Бэтмена! В этом усилии втиснуть в книгу, как в чемодан перед поездкой, как можно больше смыслов и сведений и еще придавить сверху крышку, есть обаятельное литературное хулиганство, которое постфактум немного смягчает общий тон повествования.

А читать примечания совершенно обязательно, чтобы знать то же самое, что знал автор, создавая свой сюжет, который вырос не на пустом месте, а на довольно-таки тесно застроенном. Но финт с непривычной трактовкой образа главного героя удался Моррисону даже лучше, чем Гейману, который большую часть «Прелюдий и ноктюрнов» был вынужден оформлять главному герою прописку в мире комиксов. И, право, очень жаль, что издатели не одобрили намерение автора нарядить Джокера в костюм Мадонны.

В целом же «Лечебница Аркхем» — комикс, одинаково далеко выходящий как за рамки традиционного качественного комикса, так и за грань здравого смысла.

Читателю и Бэтмену удается вернуться – автор нас щадит. А в лечебнице Харви Дент подбрасывает монету, задумчиво глядя в окно на пятнистый лик Луны...

Преподобный Томас Подд однажды во время своих прогулок увидел нечто, что заставило его отвернуться от привычной жизни и превратило в опустившегося полубезумного бродягу. Он упорно, рискуя жизнью, пытается помешать строительству электростанции, и главный герой, вырвавший его из рук разъяренной толпы, получает от него намек на причину таких перемен — и обещание показать все, если герой решится.

Шил у меня ассоциируется с декадентской роскошью князя Залесского, и потому антураж этого короткого рассказа — богом забытый поселок в глуши — оказался для меня освежающей неожиданностью. Также понятно, что преподобный Подд увидел АД, но вот способ, благодаря которому ему это удалось увидеть, довольно неожиданный и в то же время — убедительный.

А финал заставляет вспомнить ранние рассказы Лавкрафта,

Волосы леди Фитцджеральд медленно колышутся в дамском салоне затонувшего корабля.

Лорд Фитцджеральд хочет вернуть их со дна моря — себе. И он сможет погрузить свое худое бледное лицо в червонное золото и пропускать пряди меж тонких белых пальцев...

Водолаз — ждет погружения, чтобы выполнить это безумное задание. Почему он на него согласился? Может, благодаря своем пристрастию к опиуму, которые делает равнодушным к реальности?

Рассказ, как мне кажется, написан под явным влиянием «Береники» Э.А. По.

Бесполезно (и даже нелогично) искать в финале логику, но символика, как я думаю, достаточно проста. Пусть мертвое прошлое само хоронит своих мертвецов... иначе ты сам им уподобишься — заключает автор.

Такие рассказы, практически лишенные сюжетного скелета, должны компенсировать это языком и стилем. «Волосы» — очень эффектная, очень визуальная история, спасибо переводчику!

Главная героиня, Октобер Дэй — полукровка от человека и фейри, и разбавленная кровь дает ей очень небольшую магическую силу и бездну проблем, связанных с существованием на грани двух миров: людей и фейри.

Слабая магия, сильный характер. Стойкость, цепкость и упрямство, необходимое для того, чтобы выжить, вопреки тому, что твое существование неуместно и нарушает правила приличия. Преданность друзьям и сюзерену. И награда за эту преданность — проклятье, из-за которого она четырнадцать лет провела рыбкой в декоративном пруду.

И что — после стольких лет отсутствия — сказать мужу и дочери, — которые не должны ничего знать о мире фейри? Только смириться с тем, что они считают тебя предательницей, бросившей их без объяснений...

И как начинать новую жизнь в мире фейри, где не меняется почти ничего (некоторые балы длились дольше, чем Октобер отсутствовала), и в мире людей, где за четырнадцать лет изменилось почти все?

И первая часть моего отзыва очень похожа на приснопамятные АСТ-шные аннтоации:).

Разве что, может быть, чуть более информативна. Но все равно — отчетливо видно количество сюжетных штампов, да и сама фейри-тема пестрит «шедеврами», после которых разноцветный многоугольный трах-бах-перетрах Лорел Гамильтон кажется едва ли не комбинацией классического детектива и учебника по этикету.

Но есть, есть один фокус с подменой терминологии, согласно которому грамотно исполненные штампы превращаются в «следование канонам жанра»:)

И «Розмарин и рута» вполне уверенно следует законам фентези-нуара: герой с драмой в прошлом, делая нечеловеческие усилия, расследует преступление больше ногами и кулаками (Октобер заменяет кулаки магией), чем чистым интеллектом, хотя умственные усилия тоже ему не чужды. Также в наборе наличествуют услуги от друзей, неохотные услуги от «ребят, которые мне кое-что должны», парочка смертельных опасностей и щепотка предательства.

Что особенно приятно — главная героиня смотрится вполне естественно в той роли, которую обычно выполняют крутые парни в плащах и шляпах.

Также в числе плюсов — туманная атмосфера Сан-Франциско, достаточно оригинальная система магии и — особо отмечу — кошачий король, который будто бы на минуту заглянул в сюжет прямиком из девичьих грез или съемок мюзикла о королях подворотен:)

Не хочу сказать, что «Розмарин и рута» — новое слово в жанре, даже не хочу сказать, что одна из лучших работ.

Частью недостатков книга точно обязана переводчику (донья ши вместо дини ши), частью неопытности автора, для которого «Розмарин и рута» дебют, и потому сюжет получился немного рыхловатым.

А больше всего меня, если честно, настораживает количество эффектных мужчин, которые так или иначе проявляют к нашей героине интерес. Мне сразу вспомнилась приснопамятная Анита Блейк, которая тоже семь книг вела целомудренный образ жизни, а потом... потом автор не оставила читателям ни одного шанса написать эротический фанфик, и уже которую книгу успешно работает на опережение.

Тем не менее, первая книга цикла написана удачно — еще и в том смысле, что сквозная линия, по всем канонам сериала, уходит вдаль, а промежуточное расследование успешно завершено.

Оценка — 7 из 10, но тут мне хочется процитировать диалог Алисы с Королем.

"— Когда тебе дурно, всегда ешь занозы, — сказал Король, усиленно работая челюстями. — Другого такого средства не сыщешь!

— Правда? — усомнилась Алиса. — Можно ведь брызнуть холодной водой или дать понюхать нашатырю. Это лучше, чем занозы!

— Знаю, знаю, — отвечал Король. — Но я ведь сказал: «Другого такого средства не сыщешь!» Другого, а не лучше!»

Иногда хочется именно запеканки с занозами, то есть несложного, неглупого и яркого развлекательного чтения.

Ближайшие ассоциации: «Темная сторона Лондона» Саймон Грин, «Мертвая ведьма пошла погулять» Ким Харрисон, и, совсем чуть-чуть, «Легенды, заговоры и суеверия» мамы Оскара Уайльда:)

Формально «Край твоих предков» — это архигероическое фентези на материале скандинавских саг. Команда отважных безумцев под предводительством мудрого друида идет в зареве приближающегося конца света в Девятый Замок. Замок смерти. У каждого своя цель, своя история, своя причина сойти с ума.

Однако акценты в таком определении будут расставлены неверно. «Край твоих предков» сделан на трех уровнях повествования: бытовом, фентезийном и мифопоэтическом. И в отличие от стандартной пропорции, основной сюжетный пласт здесь именно мифопоэтический.

цитата

- Нетрудно сказать, — отвечал тенелицый гость. — Близится Час Рагнарёк, Час волчьей пурги, Век бурь, когда треснут щиты и узы дружбы, будет забыто родство, и мёртвые идолы сами возьмут себе жертвы. Но Хёймдалль не затрубит в Гьяллахорн, сзывая богов и героев на великий бой, Волк не сожрёт Солнце, Манагарм не проглотит Месяц. Сыны Логи не двинутся из жарких южных краев, и не дрогнет хрустальный мост-радуга под копытами их огненных коней. Полчища троллей не двинутся в Срединный мир. Не увидят у берегов живых Корабля Мёртвых, построенного из ногтей усопших. Не пробудятся драконы и Морской Змей. И Мировое Древо останется нерушимо. Не древние враги уничтожат ваш мир. Его сожрут мелкие, пустые, бессердечные твари, что являются из Вечной Пустоши и туда же уходят, насытившись. Они голодны, их приход неотвратим, как зима и смерть. Души им заменяет чёрная пасть.

Уровень стилизации — блестящий. Трудно даже представить, сколько саг прочел автор, какое количество справочной литературы перемолол на мельнице разума, чтобы потом развести огонь воображения приготовить свое, особое блюдо. Если подбирать кулинарные аналогии — пирог с потрохами:)

цитата

И тогда Дэор сын Хьёрина отбросил арфу, и взял нож отца, и подступил к оленю, и сказал так:

Что любовь и гордость,

Скальду лишь утеха.

Конунг тоже может

Вису молвить складно.

Надо бы короной

Мне теперь разжиться,

И рога твои мне

Пригодятся скоро.

И этот уровень стилизации сразу ставит читателю очень высокую планку. От такого непривычного сочетания динамичного сюжета с архаичной поэтикой слова у меня буквально закружилась голова: в ней гудели обрывки фраз и нерифмованные, но ритмичные строчки...

Хорошо еще, что иногда автор дает минутку передышки и героям, и читателям, — на бытовом уровне, который скрашивает грубоватый воинский юмор.

А фентезийный сюжет, при всей насыщенности событиями, не так-то просто вычленить из мифопоэтического. И в этом слое появляются постмодернистсткие игры с читателем, в которые — хочешь-не хочешь — играет почти каждый автор, берущий за основу фольклорный материал. Наверное, это неизбежно, потому что альернатива, — простой пересказ сюжета на новый лад, чем очень сильно грешили авторы «Мама извела меня», — смотрится как-то бледновато и пресно на вкус.

Как пример этих игр: полноценный посттравматический синдром у Снорри, сына пивовара (героическая смерть и воскрешение — очень уважительная причина для этого), и Асклинг — ясеневая бочка, мечтающий стать человеком. И песня «Королевна» в исполнении скальда Дэора Хьеринсона... (Мелодия песни начала звучать в моей голове намного раньше, чем скальд исполнил ее для Фионнэ, — почти с момента их встречи. Думаю, именно она и вдохновила автора на историю любви нищего бродяги и выскородной наследницы сидов).

Недостатки книги являются прямым продолжением ее достоинств. Автор сумел дать характеры всем своим героям, но вся динамика их развития статична — как сцена битвы, вырезанная на барельефе. Саги повествуют о «великих свершениях» — и героический градус не просто высок, он не снижается ни на мгновение; даже — или особенно — в любовных сценах.

Все герои схожи тем, что в их жизнь пришла беда и безумие, и потому их истории в первой части жизни отчасти похожи друг на друга. Здесь я невольно выбрала двух любимых персонажей (Дэора и Снорри), а в остальных «не вглядывалась».

Итого?

Я читала эту книгу медленно, но с удовольствием. Для меня это очень редкое сочетание. Медленно я читаю научпоп, учебники и прочее. Фантастику я читаю очень быстро или не читаю совсем.

А здесь автор работал сам в поте лица, изучая материал, и читателям не собирается давать поблажки. Но книга определенно стоит того, чтобы быть замеченной.

Очень интересный и ровный сборник, в котором разные авторы исследуют взаимоотношения кошек и людей с темной стороны спектра.

Меня даже удивило, воплощением скольких страхов могут стать кошки. Можно начинать загибать пальцы:)

Страх перед кошками как перед воплощением хищной и безжалостной матери-природы — «Кошатник» Байрона Лиггета. Самая кинематографичная, насыщенная действием история сборника в экзотических декорациях тихоокеанских островов; очень яркая и запоминающаяся, но, несмотря на весь драйв, это не адреналиновая пустышка для читателя. Мои симпатии к финалу сместились на строну кошек. В самом деле, человек должен быть наказан за то, что имеет разум, но не пользуется им. А кошки, разрушив прежнюю жизнь острова, создали на этом месте вполне гармоничный биоценоз!

Кстати, о наказании.

Страху, что роли поменяются, и однажды сильный окажется на месте слабого, что слабый сможет отомстить, посвящены «Кошка и мышка» Рэмси Кэмпбелла, «Кот из ада» Стивена Кинга, «Скво» Брэма Стокера. Кстати, в этом сборнике Стивен Кинг еще именуется «многообещающим молодым писателем». Все три рассказа очень динамичные, эффектные, кроваво-увлекательные. Не более, не менее.

Из них наиболее сильное впечатление произвела «Скво». Я как-то сразу представила себе чопорного викторианца, который облачился в домашний халат, сел в кресло, вынул из позвоночника кочергу и отводит душу за чтением подобных рассказов; например, таких, где с шумным, вульгарным, бесцеремонным американским туристом обходятся крайне неласково :).

Страх, замешанный на тягостном чувстве вины перед вычесанным, выхоленным, кастрированным, запретом в клетку домашнем любимце — «Сиделка» Эрнеста Гаррисона. С ней очень созвучен «Сон тысячи кошек» Геймана, жаль, что этот автор катастрофически не успел поучаствовать в сборнике:)

Страх смерти, страх перед прихотями судьбы и удачи, воплощением которых стала кошка — «Черная кошка» У Дж. Уинтла, «Барабанщик» Артура Порджеса, «Желтый кот» Майкла Джозефа.

И самая нелепая, затаенная, пугающая мысль о том, что эти грациозные создания с яркими глазами видят и понимают намного больше, чем следует... «[b]Тобермори» Саки, «Пушок» Старджона[/b]... хотя, конечно, в этих историях страх вторичен по сравнению с сатирой.

Забавно и закономерно одновременно, что в мою неуклюжую классификацию не уложились в основном рассказы лучших авторов сборника — знаменитый «Черный кот» Э.А. По, потрясающе атмосферные «Древние чары» Блэквуда, меланхоличная притча «Кошки Ултара», Г.Ф.Лавкрафта, изящный, остроумный, циничный «Эдвард-Завоеватель«Роальда Даля, потрясающая стилизация под ирландскую легенду «Белая кошка из Драммангиола» Ш.Ле Фаню.

Что еще осталось?

«Котенок» Пола Андерсона и Карен Андерсон — рассказ, который производит очень сильное впечатление, и разрабатывает излюбленную тему другого автора сборника — что человек сам себе самый страшный монстр. Но инстинктивно я сопротивлялась даже такому умелому и уверенному давлению на кнопку сочувствия и сострадания.

И «Серая кошка» Барри Пейна, классический приключенческий рассказ с небольшой долей мистики и типичным, настолько устаревшим, что он, наверное, скоро снова войдет в моду, антуражем: загадочная статуэтка, таинственное племя, неотвратимое проклятие.

А моим фаворитом в сборнике довольно неожиданно оказался «Барабанщик» Артура Порджеса.

Каждому из нас хотя бы раз в жизни снился безумный, алогичный кошмар, от которого просыпаешься в поту, не в силах даже объяснить. почему тебе было настолько страшно. А Порждес поймал и описал это ощущение с идеальной точностью. Сопереживание в этом рассказе было таким мощным, что я сама затаила дыхание. Одного этого достаточно, чтобы рассказ запомнился, но Порджес еще и довел историю до логичного финала, заслужив мои искренние аплодисменты.

Интересное совпадение: сразу после «Бойся кошек» я взялась за «Человек находит друга» основателя этологии Конрада Лоренца и нашла там следующее высказывание:

»... я не вижу, как можно приписывать «коварство» кошке – животному, которое выражает свои чувства с предельной ясностью. Единственное объяснение, какое я могу найти этому незаслуженному обвинению в адрес домашней кошки, не слишком лестное для рода человеческого или по крайнем мере для его прекрасной половины. Даже не склонный к антропоморфизму наблюдатель, высоко ценящий боевой дух зрелых котов, не может не признать, что мягкое изящество их движений, характерное не только для домашних кошек, но и для всех кошачьих, действительно напоминает грандиозность, присущую женщинам определённого типа, который – и в этом и заключается суть моего логического построения – абсолютно недоступен нашему пониманию, пониманию бедных мужчин, но в то же время очень нас привлекает, а потому воспринимается нами как опасный! Именно этот тип женщины, идеально воплощённый Кармен, навлекает на себя со стороны мужчин те обвинения в лживости и коварстве, которыми переполнена мировая литература, и, по моему глубокому убеждению, кошек называют коварными только потому, что многие женщины, не менее грандиозные, чем они, действительно заслуживают такого эпитета».

Одна кошка у камина другой:

- Ты слышала что-нибудь о книге людей, «Бойся кошек»?

- Да, конечно. Не волнуйся, она, как всегда, не о кошках, а о людях. А люди по-прежнему ничего о нас не знают.

- Тогда все поряяяуудке.

Рассказ очень своеобразный и мрачный, хотя начинается вполне традиционной сценой раскапывания могил по заказу доктора. Могилу подручные доктора раскопают, но дальше ему предложит свою помощь некто, свободно разгуливающий по кладбищу, в обмен на сущую мелочь — позволить заменить его на сеансе лечебного кровопускания в женском монастыре...

Я была шокирована выбором автора на роль «представителя дьявола на земле». даже полезла в биографию автора, чтобы понять причины такой неприязни. Биография у автора интересная — в плохом смысле этого слова, Штробль был идейным нацистом со всеми вытекающими для творчества последствиями, но ответа на свой вопрос я так и не нашла.

Описание замешательства, нарастающего ужаса, крови, насилия сделано автором мастерски — просто сцена в современном фильме ужасов, ни отвернуться, ни закрыть глаза.

Есть в «Кровопускателе» нечто средневековое — в представлении нынешнего читателя о том, какой должна быть тьма средневековья и таящиеся в ней чудовища.

И спасибо переводчикам — несмотря ни на что, (в первую очередь,конечно, на биографию автора) этот рассказ очень любопытен и достоин прочтения.

Бродячий актер, режисссер и драматург театра теней попадает в дом прямодушного, честного, героического полковника 60 лет от роду, женатого на 18-летней красавице. И весь дальнейший сюжет, к сожалению, задан именно этим фактом. К сожалению — потом что времени у меня возникало чувство, что рассказ может стать чем-то большим... Но соблазненная жертва, обманутый муж и демон-любовник отыграли свои роли до конца.

А скрытая мораль «соблюдайте, дамы, условия сделки, а не то...» меня и вовсе разозлила.

В чем же прелесть рассказа?

В этом немного тяжеловесном и вычурном, но красочном готическом стиле (спасибо переводчику!)

В нескольких трогательных и психологически точных сценах — особенно в сцене приглашения высшего света в музей.

И подлинной атмосфере жути в том моменте, когда захмелевший полковник во главе разного циркового сброда идет домой.

Пока я читала рассказ, наслаждаясь великолепной поэтической образностью языка, у меня не возникало никаких вопросов. Но едва я докрутила последнюю страницу, как внутренний голос занудил голосом преподавательницы русского языка и литературы: «Ну и в чем же заключена главная идея этого рассказа? Чем он должен пугать?»

И я как-то растерялась, не зная, что ответить — финальный финт по накалу ужаса не выдерживал никого сравнения с, например, адской кошкой, прогрызающей себе путь через внутренности.

Но после, вспоминая атмосферу этой странной, оборванной на полуслове истории, просто «еще одного вечера», как мне показалось, я поняла, в чем главная идея и главный ужас рассказа. Она — в самом вечере. Тоскливом, блестящем от дождя, пробирающим сыростью до костей и носовых пазух... Многие ли захотят оставаться в такой вечер на улице? А эти ребята — остаются, от тоски выдумав себе нелепое развлечение. Видимо, больше идти им некуда и делать нечего.

Пожалуй, этого и вправду стоит боятся — в отличие от адской кошки.

И как-то всплыл в памяти обрывок давно прочитанной статьи с главной темой «в каком эмоциональном состоянии подростки чаще всего употребляют наркотики?» Ответ был — скука.

Рассказ вызывает в памяти «Пляшущих человечков» А.К. Дойла, но эти «увлекательные истории о дешифровке» отличаются друг от друга так же, как и два гениальных сыщика; в «СС» смерть обезличена, жертва не вызывает никаких чувств, и решение загадки ничего не меняет, кроме собственно удовольствия от решения. Но вычурный стиль М.Ф. Шила, который очень хвалил Лавкрафт, и тоскующий в фантасмагорических декорациях князь Залесский обладают собственным очарованием...

Кроме того, потрясающий сюжет вкупе с названием заставляет проверить дату его публикации, и проверив, убедиться, что прозрения будущего — возможны... и неспособны ничего предотвратить. Да уж, тайные общества, занимающиеся массовыми убийствами, очень нуждались в романтическом антураже, который выглядит подлинным только на страницах рассказа.

Сюжет подтянулся, похудел и набрал мускулатуру. Фантазия автора по безудержному скрещиванию всего и вся (многобус, винтостулья, паросипеды) осталась на уровне. Герои ничуть не изменились — картонные плоские силуэты. Антагонисты для сражения выбраны эээ... в духе боевиков 80-х они выбраны.

Шутки повторяются до полной выработки породы, причем удручающее количество связано с именем домовладелицы Бертона — миссис Эйнджелл.

Интересного ликбеза в примечаниях — на удивление мало, хотя я не знала, что та самая миссис Битон, автор кулинарной книги, которую цитирует еще мисс Марпл, умерла такой молодой. Мне она всегда представлялась почтенной викторианской дамой, седой и пухленькой.

Блеклый промежуточный финал — и, конечно, новые книги серии уже на подходе.

Дедушка Стивен, а куда мы идем на этот раз? Далеко?

- Далеко, в шестидесятые.

- А куда? В Дерри? Или любой другой маленький городок, к которому постепенно подступает тьма и безумие?

- Нет, на этот раз мы отправляемся в Джойленд.

- Ох, мне не нравится это название...

- Это всего лишь провинциальный, хоть и достаточно большой парк аттракционов на побережье, ничуть не похожий на Диснейленд. А мы просто постоим за плечом у одного парня, Девина Джонса, который в то лето нанялся подрабатывать в парке.

И что же с ним случилось? Он умер, сошел с ума, его искалечило морально и физически?

- А, ты опять хочешь узнать конец истории, не пережив ее целиком? Ну ладно, я тебе отвечу: он пережил самую прекрасную и самую жуткую осень в своей жизни.

— И все? Ну, хорошо, тогда я почти не боюсь идти с тобой. Только вот...

- Что?

- А там будет момент, когда уже закрывшийся парк включит все свои аттракционы, сияя огнями в ночи?

- Будет, будет...

- А действительно страшная история про комнату ужаса?

- Ну конечно.

- И мы поднимемся в чернильно-черное небо на колесе обозрения так высоко, что дыхание перехватит?

- О, еще как!

- Тогда пошли скорее, что же мы едва плетемся?

- Не спеши. Я знаю как нужно правильно рассказывать истории: мы начнем с самого начала, дойдем до конца и там остановимся. Ты идешь?

Чертово колесо, как мне кажется, достаточно подходящая метафора для всей книги. Если другие истории Короля больше напоминали мне американские горки, когда читателя вжимает в кресло от ужаса так, что он не успевает отдышаться, то в Джойленде есть неторопливый подъем вверх, прекрасные виды, атмосфера праздника, ветер с моря, свежий осенний воздух и постепенно, плавно подбирающийся к горлу страх. Вы видели слишком много оборотов этого колеса, чтобы испугаться всерьез, вы знаете, что сейчас кабинка замрет в верхней точке обзора, и начнется спуск вниз, к безопасной земле; и все-таки, и все-таки...

Подъем вверх и вправду неторопливый: первая половина книги целиком посвящена тому, как Девин Джонс осваивается со своими обязанностями в Джойленде, влезает в шкуру пса Гови и знакомится с его постоянными работниками и девяностолетним владельцем парка мистером Истербруком.

"– Наш мир безмерно порочен и полон войн, жестокости и бессмысленных страданий. Если кто‑то из вас еще этого не знает, то узнает обязательно. Принимая во внимание такой порядок вещей, этим летом вам достался бесценный подарок: продавать людям веселье. По ночам детям будет сниться то, что они видели и делали здесь. Помните об этом, когда работа окажется особенно тяжелой или когда почувствуете, что все ваши усилия идут насмарку. У нас тут совершенно другой мир, со своими обычаями и языком, который мы так и называем: Язык. Изучать его вы начнете сегодня же. А изучая – научитесь дело делать. Объяснять не буду, потому что объяснить такое невозможно – надо всё почувствовать самому».

А стоять за спиной Девина и вправду будет очень интересно, все-таки парк аттракционов — тема почти беспроигрышная. Стивен Кинг в «Мешке с костями» устами своего персонажа иронизировал над Хейли, но здесь он подошел к Хейли так близко, как только возможно. Читатель, вместе с Девином, и вправду изучит Язык работников парка.

И вы ведь знаете эту фирменную фишку Кинга: в почти спокойной обстановке сказать что-то вроде «а когда мы увиделись в следующий раз, она ползла по траве, хватаясь за нее окровавленными пальцами» или «ответа на свой вопрос он так и не получил, потому что вскоре между ними встала смерть». Здесь он использует тот же прием, но вывернутый наизнанку, заявляя в первой главе «мне шестьдесят лет, я поседел и пережил рак простаты, но все еще хочу знать, чем не угодил Венди Кигэн». Успокойтесь, говорит Стивен Кинг с улыбкой доброго дедушки, видите, я даю вам гарантию, что герой останется жив.

Что ж, сэй Кинг никогда не писал романы ужасов ради ужаса, но «Джойленд» получился совершенно замечательной историей о взрослении.

И атмосфера той чудесной и жуткой осени такова, что ее можно закупорить и поставить на полку рядом с бутылью вина из одуванчиков.

Пародия современника на готический роман, который как раз входил в пору своего расцвета.

Его автор, Томас Лав Пикок, был лично знаком с массой выдающихся личностей своего времени, а также много лет дружил с Перси Биши Шелли, которого и вывел в пародии под именем Скюторпа Сплина. (а также Кольриджа в роли мистера Флоски, Байрона как мистера Траура).

Томас Лав Пикок чрезвычайно искусно использует используя антураж и сюжетные литературы «страха и трепета» (уж не потому ли, что в молодости сам был грешен и выпустил поэму «Философия меланхолии»?.

Он, как хороший повар, берет и мелко нарезает в сюжет следующие готические ингредиенты:

- одинокое запущенное поместье в унылой неприветливой местности

- меланхоличный, начитанный юноша с трагедией в прошлом

- загадочная и грозно-прекрасная дама

- тайные ходы и необъяснимые явления

- любовный треугольник

- долгие беседы о возвышенном и необъяснимом — в самых туманных выражениях:)

- разразившуюся ночью грозу

- зловещее уханье сов

- и т.д.

И с такими, казалось бы, неподходящим и неподатливым материалом Пикок создает блестящую, остроумную комедию, которую бы не постыдились переработать в пьесу ни Мольер, ни Лопе де Вега.

Взять хотя бы визит в Аббатство мистера Траура. Изгнанник, вынужденный покинуть родину... но мистер Пикок устами своих персонажей задает сочувственные вопросы о кредиторах, издателях, супруге-мегере, — и возвышенная скорбь мистера Трауэра вдруг начинает слегка отставать от его бледного, красивого лица, будто фальшивый ус. И черный, зловещий фон событий вдруг смотрится, как черный плащ на арлекине — только подчеркивает жизнерадостный алый и золотой цвета.

Персонажи в «Аббатстве» сначала кажутся воплощением какой-то одной черты, доведенной до крайности:

«Семейные интересы побуждали мистера Сплина время от времени наносить визиты миссис Пикник с супругом, которые отдавали их из тех же побуждений; и коль скоро бодрый джентльмен при этом почти не находил выхода кипучей своей жизнерадостности, он делался подобен лейденской банке, которая часто взрывалась неудержимой веселостью, несказанно расстраивая мистера Сплина».

«Мистер Флоски то и дело поминал «доброе старое время», разумея пору, когда в богословии царила свобода мнений и соперничающие прелаты били в церковные барабаны с геркулесовой мощью, заключая свои построения весьма естественным выводом о том, что противника надобно поджарить».

«Но дражайшим другом и самым желанным гостем мистера Сплина был мистер Гибель, манихейский проповедник тысячелетнего царства. Двенадцатый стих двенадцатой главы Апокалипсиса вечно был у него на устах: «Горе живущим на земле и на море! Потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени». Он уверял, что господство над миром отдано до поры в высших целях Закону Зла; и что тот именно период, который обыкновенно именуют просвещенным веком, есть время нераздельной его власти. Обычно он прибавлял, что вскоре с этим будет покончено и воссияет добро; но никогда не забывал уточнить: «Только мы не доживем». И на последние слова эхом отзывался горестный мистер Сплин».

Но потом я заметила, что все не так уж просто, а по отношению к главным героям и вовсе несправедливо. Они утрированы, но «склонны к объемности», и оттого чаяния и страдания Скюторпа Сплина находят отзвук в душе.

Конечно, готический антураж автор выбрал не только из-за его «контрастности». Томас Лав Пикок был настоящим сатириком, думаю, он признал бы родственную душу в Теккерее; и тогдашний предромантизм изрядно его раздражал неправдоподобными, кое-как пришитыми к характеристике романтических негодяев добродетелями, надуманностью коллизий, неистребимой страстью драматизировать ситуацию и общей тягой к року и мраку. По всему этому он хорошо прошелся в «Аббатстве кошмаров», и финальная сцена сконцентрировала все, что Пикок хотел сказать по этому поводу, насмешливо копируя традиционный финал романтически-готического романа: расставание с возлюбленной, бдение на башне,«роковой» неприезд и — о Боже! — заряженный пистолет у виска.

Но Пикок — не желчный писатель, его сатира все время норовит перейти к добродушной насмешке и дружескому поддразниванию. Так что я понимаю, почему Пикок долго не хотел показывать «Аббатство» своему другу Шелли — прототипу Скюторпа Сплина, но также понимаю, почему Шелли пришел от книги в восторг.

В общем, «английскому сердцу мило все, что настраивает на меланхолический лад», но парадоксальное чувство юмора англичан просто должно было проявиться в создании такого меланхолического произведения, настаивающего на самый оптимистичный лад:)

Ближайшие ассоциации — Нил Гейман, «Запретные невесты безликих рабов в потайном доме ночи пугающей страсти».

Название сразу намекает на то, чего стоит ждать от сборника – веселого и непочтительного обращения с классикой.

Прочитав книгу, я убедилась, что так оно и есть – причем на высокопрофессиональном уровне. Семь историй о профессоре Мориарти и полковнике Себастьяне Моране как «темных» Холмсе и Ватсоне.

Что и сказать, перевертыш удался – например, почтенный математик и его друг тоже живут на втором этаже типичного викторианского дома, только на первом этаже – бордель миссис Хэлифакс с ее очаровательными крошками: Тесси Слонихой, Шведкой Сюзетт, мистресс Строгинс, любимицей полковника Фифи и другими милыми дамами.

Не стоит ждать здесь словесных кружев в духе «Ученицы Холмса» и старательной демонстрации навыков дедукции. Преступный гений действует как ему подобает: устраивает поджоги, подставляет своих подчиненных и легко и жертвует ими, изощренно мстит и не менее изощренно развлекается. А Моран добросовестно повествует об этом в абсолютно лишенном пиетета тоне.

«Мориарти хвастался с таким упоением, словно провернул грандиозную аферу. Меня это разозлило. Всего-навсего наведался в берлогу к Жердяю и обменялся с ним парой шпилек, ну точно школьники «Ой, смотри, какой я страшный».

Кстати, мне стиль их отношений напомнил не преступных Холмса и Ватсона, а скорее преступных Ниро Вульфа и Арчи Гудвина.

Автор ловко обыгрывает сюжетные ходы Конан Дойля, попутно привлекая массу других персонажей – от зловещего доктора Никола из романов викторианского писателя Гая Бусби (если вам знакомо это имя, значит, вы читаете сборники готических рассказов от Азбуки-Классики), до зловещей красавицы Ирмы Вап из киносериала 1915 года «Les vampires» Луи Фейада. (Ирму играла дива эпохи немного кино Мюзидора).

А также – «доверчивый дурень Флаксман Лоу», «Карнакки с его электрической пентграммой», «голубой, как небо Раффлс и его зайчик» из произведений зятя Конан Дойля, и прочие, прочие, прочие…

Эрудиция Ньюмана бесспорна, порой он даже слишком полагается на читателя. Тогда, цитируя владельца книги, к примечаниям самого автора хотелось бы еще добавить примечаний.

Однако, даже если вы не узнаете никого, кроме самого Морана и Мориарти, лихой, разухабистый, насыщенный событиями сюжет от этого не слишком пострадает.

Среди повестей особенно хочется выделить историю с Этой Гадиной Ирэн Адлер, замешанную на классическом приключенческом романе с двойником «Узник Зенды» (Погром в Белгравии), месть Мориарти королевскому астроному, которая потом вдохновила Уэллса на Войну миров, и, видимо, Хайнлайна на «Кукловодов», ( Союз красных), и драматическую семейную историю самого Мориарти, где он не то чтобы выглядит человечным, но становятся ясны истоки его бесчеловечности (Греческое беспозвоночное)

- Мориарти, а при каких именно обстоятельствах ваши родители сгинули в море?

Профессор ненадолго задумался.

- При загадочных, Моран.

В общем, книга получилась по заветам Оскара Уайльда «Пародия, муза насмешливая, всегда забавляла меня; однако тут нужны легкость, воображение и, как это ни странно, любовь к пародируемому».

Всего вышеперечисленного у Кима Ньюмана в избытке.

Подарить себе Холмса? Да, конечно!

Прочла оба переведенных у нас два детектива Лори Кинг. В первой все завязано на том, что юная Мэри Рассел, гуляя по сассекским холмам, случайно встречается с пожилым Холмсом, поражает его своим интеллектом и закономерно становится его ученицей. Во второй книге, посвященной началу женского движения, ситуация так же закономерно для автора, отождествлящего себя с персонажем, развивается дальше и глубже:).

Мне должно было понравиться, правда. Язык у автора великолепный — яркий, насыщенный, точный; любимая и знакомая атмосфера;множество культурных отсылок и аллюзий, похожих на дружеские подмигивания читателю, влюбленному в эту эпоху.

Правда, Холмс здесь играет роль, — не Ватсона при юной сверхинтелектуальной девице, нет, у автора хватила литературного чутья не делать этого, — но роль зеркала. Да, он наставник, гений, загадка — но прежде всего зеркало с «восхищенными глазами» и «отвисшей челюстью».

Может быть, я бы переварила и это: меня обычно радуют, а не коробят отступления от канона, если они написаны с умом, тактом и толикой уважения к характеру позаимствованных персонажей.

Но сама главная героиня, по моему скромному мнению, вышла слишком умной, проницательной, изобретательной, хладнокровной и подспудно слишком самодовольной в своем совершенстве. Эта безупречность кажется мне воплощением мечты автора, и в пользу моей теории говорит то, что автор и героиня обе изучают теологию. Героиня пишет статью про женские аспекты бога Яхве. Автор — диссертацию на эту же тему.

Или, может быть, Лори Кинг просто пыталась создать смягченный женский вариант счетной машины без сердца, как описывал Холмса Ватсон? Но ведь Ватсон в своем описании неизменно ошибался, и столь привлекательным, «мифогенным и мифогеничным» Холмс стал не в последнюю очередь за счет своей активной деятельной доброты.

«Шерлок Холмс окинул ее своим быстрым всепонимающим взглядом.

– Вам нечего бояться, – сказал он, ласково погладив ее по руке».

«Когда с едой было покончено, он усадил нашего нового знакомого на диван, подложил ему под спину подушку, а рядом поставил стакан воды с коньяком.

– Вам, видно, пришлось пережить нечто необычное, мистер Хэдерли, – сказал он. – Прошу вас прилечь на диван и чувствовать себя как дома».

А вот у героини очень мало сострадания, доброты и даже простого интереса к людям, если не рассматривать их как головоломки.

Вторым камнем преткновения стало мимолетное упоминание Конан Дойля в контексте «совсем свихнулся и позорит меня своими статьями про фей!». В романе Кинг есть Ватсон. Простая логическая цепочка — есть Ватсон, значит нужда в присутствии Конан Дойля в сюжете отпадает начисто. Тогда к чему было это упоминание? Да, увлечение Конан Дойля спиритизмом достойно сожаления и сочувствия, хотя бы из-за потерянного для книг времени, но никак не насмешливой реплики «в сторону». А уж такая реплика от автора, выстроившего своей роман на материале А.К.Д...

Третье — детективная линия в романах Кинг очень сильно затушевана. Боюсь, она только фон для переживаний героини и повод блеснуть дедуктивным методом.

Поэтому я не могу отделаться от подозрения, что движущей силой этого цикла (в свет вышло уже то ли шесть, то ли семь книг) стало желание подарить себе Холмса.

Ох, как же я рада, что благодаря заключительной книге трилогии не приходится говорить себе, убаюкивая неоправдавшиеся надежды: «все равно это Робертсон Дэвис...». Это Робертсон Дэвис, и точка.

Дэвис настолько витруозно владеет словом, что его стиль мог бы стать самоцелью; но, к счастью, в «Лире Орфея» стиль усердно работает на мощнейший полифонический сюжет, в котором нашлось место и высокой трагедии, и фарсу, и мелодраме, и жалкой пародии (Эл и Лапуля).

И записки Гофмана из Чистилища, и все творческие метания в процессе создания оперы, и личные мифы, честно проживаемые главными персонажами, настолько гармонично сочетаются между собой, что я почти поверила в Марию и Артура как в живых людей, а не как в идеи в маскировочных костюмах с прорехами. Почти — потому что мне, наверное, мешало их совершенство. Остальные персонажи вышли просто потрясающими — начиная от байронического Геранта и вплоть до «искалеченного ребенка» Шнак и прекрасного профессора Гуниллы Даль-Сут, которая упорно казалась мне невероятно похожей на Гиппиус в рисунке Бакста.

И множество отдельных сцен, которые ненавязчиво приглашают подумать над ними. Особенно мне запомнился визит родителей Шнак и гневная проповедь Симона после их ухода, и визит Геранта в больницу к Шнак.

И при всей сюжетной полифонии — общее впечатление простоты, ясности и цельности.

Двадцать четыре года назад мать и две старшие сестры Либи Дэй были зверски убиты. Ей тогда было всего пять. За эти убийства осудили брата Либби, Бена, причем во многом на основании ее показаний.

Сейчас Либби тридцать один. Она не очень-то приятная личность: клептоманка без образования, без целей, без друзей, без весомых причин вставать с постели каждое утро. И за расследование обстоятельств убийства ее семьи Либби вынуждает взяться не жажда справедливости, не родственная любовь, а полное безденежье.

Она не хочет думать, что Бен может быть невиновен, но, погружаясь в прошлое, начинает сомневаться во всем, что знает и помнит о своей семье. История сюжетно делится на три линии: настоящее, в котором Либби пытается найти ответы на вопросы прошлого; 1985 год от лица матери Либби, Пэтти, и 1985 год от лица Бена.

Вышло это у Флинн просто мастерски — читатель складывает мозаику, находясь на шаг впереди Либби, иногда сгорая от желания подсказать ей ответ, но кто убийца, до определенной главы знает только автор.

Либби неглупа и обладает черным, извращенным чувством юмора. Она смотрит на себя со стороны, вполне понимая, что это не особо привлекательная картина, но и не собираясь что-либо менять. Зачем? Ради кого? Но расследование постепенно начинает менять что-то в ее душе. Здесь Флинн работает настолько тонко и точно, ни разу не сфальшивив, что «Темные тайны» — в том числе, — можно назвать романом о взрослении.

Пэтти, мать-одиночка четырех детей, безнадежно пытается сохранить разваливающуюся ферму. Она старается и вызывает неподдельное сочувствие и сострадание. Это повседневная беспросветная нищета со всеми ее мелкими деталями и массой будничных унижений — от бесплатных обедов в школе до дешевой одежды и старого-старого жутко дребезжащего холодильника, который не дай Бог сломается, — и женщина, которая должна быть опорой и защитой, потому что кроме нее некому.

Бен, ее сын-подросток, переполнен гневом и яростью. Его мучает и бесит постоянное безденежье, бесконечная работа на ферме, работа уборщиком в школе, насмешки одноклассников... Он постоянно задается вопросом «Зачем было заводить столько детей?» (А когда автор от лица Пэтти дает ответ, он оказывается таким...таким жутко будничным, нелепым и оттого таким правдивым...).

С Беном у меня были постоянные эмоциональные качели от сочувствия подозрению — то понимаешь, что его проблемы намного серьезней, чем проблемы обычного бурлящего гормонами подростка, и он действительно страдает; то видишь в его поступках начало того ужаса, в котором будет ружье, нож и топор...

И постепенно все трое подходят к одной точке — к тому дню, когда на ферме Дэев случилось жуткое тройное убийство.

Язык у Флинн просто великолепный: выразительный, сочный, яркий. Очень много внимания — на повседневные бытовые детали, но это не скучно, потому что каждая деталь на своем месте и встраивается в характеристику персонажа. И я вообще-то предпочитаю классический английский детектив, спокойный и логичный, но здесь ужас массового убийства растушеван временем, и подается без желания шокировать, накормить читателя мясом с кровью. Сюжет идеально сбалансирован в своих возвращениям от прошлого к настоящему и снова в прошлое. Редкий случай, когда детектив хочется перечитать, потому что, когда узнаешь финал, кажется, что по-другому и быть не могло; но до самого финала убийца неизвестен и неочевиден.

Очень непростой детектив. Возможно, потому что «Темные тайны», как любая хорошая литература, выходит за сугубо жанровые рамки детектива/триллера. Да, здесь есть тайна и ее разгадка, но главное — то, как тайны, большие и маленькие секреты, которые хищными черными тенями прячутся по углам темной комнаты, на протяжении долгих лет влияют, меняют, ломают и перекручивают жизнь тех, кто когда-то оказался участником «чудовищного убийства» из газетных заголовков.

Пожалуй, сейчас даже слишком много способов связаться с кем угодно. Искусство писать длинные письма не то чтобы утрачено, но встречается очень редко. Все срочные новости можно рассказать в Скайпе, описать парой строк в смс-ке, в крайнем случай двумя абзацами отправить по электронной почте, щедро прибавив смайликов для создания нужного настроения.

Когда я читала эту книгу, то вздыхала и то и дело зачитывала отрывки домашним вслух. Как бы хотелось получить нечто подобное приглашению:

«Дорогой Пикеринг, когда цветет сирень и ракитник свешивает запыленное золото своих цветов через перила лондонских скверов, мы ждем к себе наших американских друзей и потому мы ждем Вас. Приезжайте осенью, и мы попросим ракитник ради Вашего удовольствия окраситься в цвет меда».

Почему эту книгу стоит прочесть?

Во-первых, письма Оскара Уайльда сами по себе произведение большой литературной ценности. Даже в коротких записках видно изящество фразы и музыка слов, которая прославила автора.

Во-вторых, прочитав эти письма, начинаешь представлять себе Уайльда-человека. Зная его только по его книгам и коротким фактам биографии, я представляла себе тщеславного, надменного и эгоистичного денди, полностью зацикленного на своей гениальности. Я не могла бы ошибиться сильней, даже если бы очень захотела:) Впрочем, я бы могла понять и раньше, что только очень незаурядный и добрый человек мог вызвать к себе такую ответную доброту многочисленных друзей во время процесса, тюремного заключения и немногих лет свободы после тюрьмы.

В третьих, в этих письмах постепенно разворачивается трагическая история — от головокружительного успеха и блеска славы до позора, тюрьмы и нищеты и утраты таланта. И зная заранее этот финал, все равно волнуешься и хочешь, сквозь века, чтобы этого не было, чтобы Уайльда пощадили.

В «Письмах» нет послания к Бози «De profundus», так что лучше иметь под рукой обе книги.

Фантасты так активно начали обживать викторианскую эпоху, что, цитируя Льюиса Кэрролла, «путь этот ныне является проторённой дорогой; все придорожные цветы давно уже втоптаны в пыль». Но сочетание стимпанк + реальные исторические лица (да какие!) + детектив + эрудиция автора минимум должны были быть равны увлекательному чтению.

Марк Ходдер взял за основу книги городскую легенду викторианской эпохи о Джеке-Попрыгунчике, или «Джеке-пружинки на пятках», красноглазом монстре с металлическими руками в плаще и шлеме, который нападал на людей и перепрыгивал через заборы и дома.

Кстати, Джек-Прыгун — единственное в истории «разумное мистическое существо», чью реальность существования были вынуждены принять официально, на государственном уровне. Джек не был никем пойман и не был опознан.

Преступления Джека в книге расследуют двое «великих викторианцев»: великий поэт Алджернон Суинберн и сэр Ричард Бертон — путешественник, дипломат, этнограф, лингвист и гипнотизер.

То есть, материал для работы очень богатый.

Но, к моему удивлению и огорчению, материал оказался намного богаче сюжета. Герои вышли картонным набором неизменных характеристик: если уж Суинберн любит причинять себе боль, то ему больно почти в каждой главе; если Бертон отважный боец и фехтовальщик, то он отважно фехтует и сражается, а временами еще и гипнотизирует. И все. Никакого развития характеров.

Может быть, автора, как бы это иронически не звучало, подвело слишком близкое знакомство с персонажами? Марк Ходдер — ученый-культуролог с научной степенью, искренне увлеченный викторианской эпохой и ее деятелями. А когда пишешь про знакомых (даже если эти знакомые умерли в позапрошлом веке), очень трудно создать полноценный яркий характер. Слишком многие вещи кажутся понятными и известными по умолчанию, — и совершенно неизвестными и непонятными постороннему читателю.

Было бы неплохо, если бы неизменные характеры скомпенсировал стремительно развивающийся сюжет.

Но самая интересная и динамичная часть — это история самого Джека ближе к финалу, поскольку одновременно она и самая цельная. Остальной сюжет откровенно рыхлый, то и дело провисающий, слишком эклектичный даже для стимпанка. Ведь изрядная доля очарования стимпанка в том, что эти вычурные переусложненные механизмы все-таки выглядят работающими; а здесь мир отсутствует настолько, что, когда один из героев восклицает «Вы можете представить себе мир, где существуют говорящие орангутанги?», читатель только пожимает плечами. А почему бы и нет? И даже изрядная доля черного юмора дело не спасает.

Язык откровенно неуклюжий, стилизация под вычурный викторианский слог, если была такая попытка, совсем не удалась.

Ближайшие ассоциации: Далквист «Стеклянные книги пожирателей снов», Джеймс Риз «Досье Дракулы»

Название подобрано очень удачно. Девятая и десятая книга завязывали сюжет в тугой узел. Все персонажи были на своем месте и отчаянно старались успеть, спасти, удержать, объяснить... выжить и остаться человеком.

Так что эту книгу в определенном смысле можно назвать «технической» — слишком много времени и сил отводится уборке со сцены выстреливших ружей, расстановке персонажей, знакомству с новыми героями... на то, чтобы объяснить, какие теперь у героев карты, а сама партия будет начата и доиграна только в следующей книге.

При этом, конечно, нельзя сказать, что в книге ничего не происходит — просто, исключая финал, ни одно событие не возвышается над общим эмоциональным фоном. Слишком много героев, слишком много событий... возможно, ситуацию мог исправить юмор, тем более что обычно автору это великолепно удается. Самые тяжелые и мрачные ситуации смягчались комическими эпизодами — стоит только вспомнить табуретку палача Тедди! Но именно в этой книге юмора маловато, и выглядит он немного натужно.

Тем не менее. книгу я, как обычно, прочитала за один вечер, а затем решила перечитать весь цикл. Сейчас сижу и поражаюсь, находя в первой-третьей книгах намеки на события, который произойдут на пять книг после! Вот это у автора был план! Глобальный:)

Так получилось, что комиксы я начала с графического романа «V — значит вендетта», поэтому все мои заочные предрассудки насчет «раскрасок с тупым сюжетом» завяли, не успев толком расцвести. И даже неудача с омерзительным, целиком выстроенном на почесывании комплексов и застарелых обид комиксом «Особо опасен» не отвратила меня от жанра.

А цикл Геймана про Сэндмена ставят в один ряд с «Вендеттой» и «Хранителями». Графическая новелла «Сон в летнюю ночь» получила Всемирную премию фентези — случай для комикса совершенно немыслимый.

...Итак, в 1916 году маг Берждесс (прототипом послужил Кроули) и его тайное общество хотели пленить Смерть, а пленили ее младшего брата. Безоружный и нагой, заключенный в хрустальную сферу, Сон ждал случая освободиться, а в время шло своим чередом, год за годом, и отсутствие Повелителя грез постепенно меняло мир к худшему...

Завязка интригующая, а Сон — весьма харизматичный персонаж.

Но «Прелюдии и ноктюрны» — это очень удачное название для первой книги. Попытка нащупать свой голос, осторожно варьируемая мелодия, навязчиво вплетающиеся отрывки старых тем — и наконец-то, подлинно геймановский аккорд в финале. Судя по старшей сестре, у Сэндмена те еще родственнички:)

Немного по отдельным историям:

«Сон праведных» — классический английский хоррор, а начало и вовсе готический роман. Первая встреча с Сэндменом в обстоятельствах, внушающих сочувствие.

«Нерадивые хозяева» сделан в духе комиксов 70х. Знакомство с домом Сна и его колоритными обитателями. Аурк? — как сказала бы горгулья Грегори.

«Ты увидь меня во сне» — классический нуар, В главной роли вовсе не Сэндмен, а борец с нечистью Джон Константин. (Тот самый «Константин», которого сыграл Киану Ривз в фильме 2004 года. Только в оригинале он блондин и англичанин, оказывается) Хорошо подобрано музыкальное сопровождение рассказа — «Mr Sandman», «Sweet dreams». «Dream lover»...

«Надежда в аду» — чертовски эффектное темное фентези в духе Говарда и Лавкрафта. Отличный перевод стихотворного магического поединка.

«Пассажиры» — самый трудно воспринимаемый рассказ из-за обилия чуждого культурного контекста. Слишком много неизвестных мне супергероев и непонятных шуток!

«24 часа» — Гейман проводит случайных посетителей кафе по всем кругам ада и выворачивает их наизнанку, в прямом и переносном смысле слова. Самая жуткая и тошнотворная история в книге.

«Шум и ярость» — поединок со злодеем, причем, зная результат, все равно переживаешь.

«Шорох ее крыльев» — лучшая история книги. Как пишет сам Гейман в послесловии. «лишь эта история стала полностью моей, лишь с ней я понял, что начинаю обретать собственный голос».

В целом, первая книга слишком грешит желанием понравиться читателю и стать окупаемой. Плен, освобождение, поиск артефактов, сражения, месть и обретение прежней силы в компании проверенных супергероев из DC комикс на ролях второго плана.

Однако, Гейман — это Гейман. И плохие истории он писать не умеет. 8 из 10

У Элеоноры Раткевич есть чудесный талант писать сказки для взрослых, замаскированные под приключенческое фентези. Мораль ее историй всегда ясна — и в то же время на редкость изящно вписана в текст. Скорее красная нить в многоцветной вышивке, но уж точно не железная арматура в бетонной стене.

«Таэ эккейр» — это история дружбы, которая началась с лавины на горном перевале, соединяющем страну людей и эльфов. А перед лавиной была еще и стрела. И сперва человек спас эльфу жизнь, а после эльф пожелал вернуть свой долг, навязавшись человеку в спутники. Но долг — еще не дружба, и так трудно понять того, кто живет меньше сотни или больше тысячи лет!

Автор с неизменным мягким юмором обыгрывает эту разницу во взглядах, разницу культур, когда трудно даже представить, что существует какая-то другая точка зрения, отличная от твоей. Вот это стул, на нем сидят, вот это стол, за ним едят...» А как иначе? И тут эльф берет и восхищается изысканным цветовым сочетанием — и чего? — потрепанных дорожных одежек.

Эта история — от взаимного интереса — через множество мелких недоразумений — к пониманию и истинной дружбе — написана намного интересней, чем большинство любовных драм.

А потом выясняется, что в путь их заставила двинуться одна и та же причина — и, если Лерметт и Эннеари не успеют, между людьми и эльфами может начаться война.

Элеонора Раткевич всегда очень интересно, вразрез с общей тенденцией, описывает зло. Негодяй в «Таэ эккейр» именно такой, каким он часто бывает в жизни и почти никогда в книгах — тщеславный, эгоцентричный, неумный, но хитрый, будто бы храбрый — но только до тех пор, пока не столкнется с превосходящей его понимание силой. Не знаю, кому как, но мне очень импонирует такой подход, деромантизация и дегероизация злодея.

Отдельный плюс — язык и стиль книги, яркий, выразительный, красочный.

«Однако форма формой, а имя Пузатый Пьянчуга пристало камню как нельзя лучше. Нечастая игра природы, качающийся камень, походил вот именно что на выпивоху, который беспрестанно шатается и никогда не падает. Толстое его брюхо делила надвое широкая темная полоса наподобие кушака. Ниже этого щегольского пояса текучие разноцветные слои изгибались, будто складки измятого пестрого плаща, который вот-вот свалится с покатых плеч».

Добрая, теплая, вдумчивая книга, очень созвучная особому, золотисто-печальному осеннему настроению.

Классика морских приключений 18- начала 19 века. Биография главного героя и автора во многом совпадают. Сейчас, это, скорее картина быта и нравов Ройал Нэйви («флот и виселица ни от кого не отказываются» — правда, прекрасная поговорка?:), чем собственно приключения. Они как бы и есть, и даже во множестве, но сильно затушеваны своеобразным, словоизобильным, вычурным стилем позапрошлого века. Однако картина и вправду очень интересная и подробная. Особенно забавно читать после «Доводов рассудка» Остин, где она так горячо восхваляет моряков без намека на фирменную иронию. Ее безупречные джентльмены никак не помогают понять фразу про «традиции флота — ром, плетка и содомия!», которую, кажется, приписывают Черчиллю. А вот книга Мариэтта, профессионального моряка — вполне:)

Некий молодой, нищий, гордый и талантливый автор внезапно получает огромное состояние и загадочного князя Лючио Риманца в друзья. Джеффри Темпест переселяется из крошечной сырой комнатушки в роскошный отель, а затем покупает себе замок, князь знакомит с высшим светом, делает все, чтобы книга Джеффри Темпеста подарила его автору славу и место на литературном Олимпе, устраивает брак с красавицей-аристократкой Сибиллой... Только вот, время от времени князь вдруг советует Джеффри расстаться с ним, пока не поздно — а Джеффри, с упорством ребенка, тянущего в рот красивые серебристые шарики ртути, возмущенно отказывается.

Основных персонажей в романе немного — сам Джеффри, князь Лючио, жена Джеффри Сибилла и талантливая, нелюбимая критиками писательница Мэвис Клер.

Как пишет Википедия, «романы Корелли пришлись по вкусу огромному количеству простых читателей. Произведения писательницы, однако, критиковались за плоскость героев, слабые диалоги, растянутость сюжета. Серьёзные английские критики относились к Корелли отрицательно, и романистка вела с ними ожесточённую войну».

И сама книга состоит из войны с критиками больше, чем наполовину. Мэвис Клер, гениальная романистка, скромная, обаятельная, независимая, духовно богатая и привлекательная женщина, задумана как противовес продавшему свой талант Джеффри Темпесту. Такой прекрасный идеал, в котором ничего не осталось от человека. А за ее смирением и добродетелью так и хочется углядеть лицемерное ханжество. Лючио надо было бы поймать Мэвис Клер на тщеславие — и, если бы Мэвис не страховал автор, она бы попалась, как миленькая:)

Джеффри — чуть более человечен, но очень неприятно человечен. Узнаваемый типаж слабого эгоистичного, замкнутого на себе и лихо находящего самооправдания унылого типа. Он даже не умеет получать удовольствие от своих грехов!:)

Сибилла — красивое создание, развращенное, по замыслу автора, «дурными романами» и жизнью предназначенной на продажу обедневшей аристократки. (В причины «падения» Сибиллы автор чохом зачислила и творчество Суинберна, что, конечно, не может не радовать). Но мне, в отличие от Джеффри, не составило никакого труда ее пожалеть. Она ищет смысл и цель своего существования, отравленного красотой и отсутствием необходимости зарабатывать на жизнь, а Джеффри ей в этом однозначно не помощник, и упреки Сибиллы в его адрес более чем справедливы.

Самый интересный и неоднозначный герой в романе — именно Сатана. О чем он скорбит?

Красивая легенда. И противоречие между тем, что Сатана должен, и тем, чего он хочет, и создает главный конфликт книги.

Когда Мария Корелли забывает пинать критиков, ей мастерски удается передать атмосферу неявной, все возрастающей угрозы от присутствия Лючио. Хорош контраст между красотами природы, светом, шумом, бурным весельем от приезда молодоженов в замок и знанием читателя о тех, кто обеспечивает это веселье. Письмо Сибиллы — затянуто, конечно, но я понимаю, почему Джеффри было так жутко в будуаре жены. А во время экскурсии Джеффри по аду я искренне восхитилась фантазией автора.

Финал, конечно, отставляет привкус легкого недоумения. Но, как мне кажется, Сатана просто смошенничал — ну кто в таких условиях скажет да? Он сознательно продемонстрировал Джеффри все прелести его будущего дома в расчете на именно этот ответ.

Но я не думаю, что автор со мной бы согласилась. А со второй моей трактовкой финала она бы и согласилась и того менее, но, я думаю,

Давно я не читала ничего настолько изысканного, причудливого, балансирующего на грани между реальностью и волшебством. Первое, что приходит в голову — Нил Гейман. Но прекрасное и странное Геймана — это дым, и зеркала, и тени, а «Луд-Туманный», несмотря на название, заполнен почти физически осязаемым светом, и нарисован самыми яркими красками воображения.

Река Пестрая, протекающая через город, берет свое начало в Стране Фей, но в спокойном, благополучном, живещим размеренно, как дедовские напольные часы, Луде любое упоминание о феях считается в высшей степени неприличным.

«На само слово «волшебное» был наложен запрет, оно никогда не слетало с языка у людей благовоспитанных, а самым большим оскорблением, какое только мог бросить один доримарец другому, было «Мать твоя – фея».

Однако в город контрабандой продолжают проступать волшебные фрукты, которые ужасающе изменяют характер и вызывают наркотическую зависимость. Меланхоличный Натаниэль Шантиклер, мэр Луда, вынужден расследовать контрабанду и убийство двадцатилетней давности.

Это не фентези, а скорее сказка-притча для взрослых, чья мораль ясна — искусство против ханжества и лицемения. Сюжет ее достаточно прост, но атмосфера неуклонно надвигающейся на Луд-Туманный угрозы передана так, что веришь и переживаешь. Однако эта сказка «склонна к объемности» в описании характеров персонажей, и внезапная точность и меткость психологических характеристик выглядит очень неожиданно на фоне пасторальных пейзажей Луда.

Великолепный стиль. Когда поэт берется за прозу, всегда получается намного лучше, чем если прозаик принимается за стихи. А Хоуп Миррлиз и в прозе осталась поэтом.

«Для человека, наделенного богатым воображением, пройти по аллее с переплетенными вверху ветвями деревьев всегда сродни приключению. Вы довольно смело входите в нее, но очень скоро чувствуете, что лучше бы вам не входить вовсе: вы вдыхаете не воздух, а самоё тишину, вязкую тишину деревьев. Неужели единственная возможность выйти отсюда – маленькое круглое отверстие там, вдалеке? Но протиснуться сквозь такое невозможно. Нужно вернуться… Слишком поздно! Просторный вход, через который вы попали сюда, уже и сам успел сжаться до маленького круглого отверстия»

Мне кажется, лучшие иллюстрации к «Луду-Туманному» создали бы Купер с Уотерхаусом или Мэдокс Браун, ведь, по моему скромному мнению, прерафаэлиты (и еще импрессионисты, конечно) лучше всех умели превращать свет и цвет в волшебство.

История «Путешествия шлюпок» начинается с предупреждения читателю — это-де подлинная история, записанная со слов одного из потерпевших кораблекрушение на «Глен Карриг». Что ж, такое предуведомление сразу настраивает на благодушный лад — и уверенность в счастливом финале здесь совсем не лишняя. Ходжсон — мастер хоррора, и монстры, рожденные его воображением, даже век спустя вовсе не выглядят неуклюжими и наивными.

Итак, после кораблекрушения шлюпки на шестой день достигают земли и находят там брошенный корабль. Ходжсон умело нагнетает атмосферу иррационального страха, ожидания чего-то ужасного.

«Прошло, однако, совсем немного времени, когда один из матросов негромко вскрикнул, призывая нас к молчанию; в ту же секунду все мы снова услышали далекий, протяжный вой — тот самый, который так подействовал на нас накануне.

Вскоре на равнины опустилась ночная мгла, а мы по-прежнему сидели в кают-компании и молчали, различая друг друга в темноте и в табачном дыму только по тлеющим огонькам трубок».

Здесь — цитируя вступление, — заброшенный корабль выступает как своебразный готический замок, а монстры, не дающие морякам заснуть, и жуткая растительность этой страны одиночества — своего рода злодеи готического романа.

И если в готическом романе обычно зло — это исключение, зона аномалии, которую надо изъять и удалить, то на созданной Ходжсоном земле люди смотрятся аномалией. Они бесконечно чужды этой «унылой, плоской местности, прорезанная во всех направлениях бесчисленными ручьями, протоками и озерцами. Берега по обеим сторонам представляли собой полосы отвратительной полужидкой грязи, к которой не хотелось даже прикасаться, несмотря на то, что никто из нас давно не ощущал под ногами твердой земли».

Но, что мне особенно понравилось, Ходжсон описывает настоящих моряков, которые сражаются со своим страхом, используя все, что найдется под рукой. Здесь Ходжсон, как мне кажется, превосходит даже Лавкрафта, у которого атмосфера пробирает до жути, но соврешенно нет внятных героев — людей действия.

«Сейчас уже не помню, говорил ли я о том, что в каюте капитана было два окна, одно из которых, расположенное со стороны левого борта, оказалось разбито. Мы обнаружили это, когда поднялись на корабль, и боцман сразу закрыл его так называемым «глухарем» (тиковой крышкой, какие используются для защиты стекол во время шторма), заложил батенсами, и укрепил клиньями». Стоит ли говорить, что в ту же ночь прочность тиковой крышки подверглась серьезнейшему испытанию?

Морякам, хоть и не без потерь, удается покинуть Страну Одиночества, и начинается вторая, приключенческая часть романа:

Ходжсон становится похож на Дефо, Жюль Верна, Майн Рида — с их умением создать из скудных наличествующих материалов надежное средство спасения.

Несмотря на то, что в этой стилизации под пересказ нет ни единого диалога, повествование очень плотное и насыщенное, положение героев быстро меняется от «относительной безопасности» до «смертельной угрозы», атмосфера ужаса и тоски идеально сбалансирована с «экшном» и не успевает надоесть.

Словом, очень рекомендую и любителям готики, и любителям морских приключений.

Очень трудно написать хоть что-нибудь о книге, которая понравилась по-настоящему; недостает той бойкой хлесткости, с которой разбираешь случайные книги на час. Но и восторженные выкрики «Ой, как мне понравилось!» тоже вряд ли сойдут за рецензию... так что буду искать золотую середину:)

Итак, Депфортская трилогия — это практически семейная сага, за тем исключением, что речь идет не о кровных родственниках, а о трех мальчишках из захолустного канадского городка — Депфорта.

Один стал преподавателем и агиографом, (человек, которые описывает жития святых), второй гением коммерции, третий знаменитым фокусником. На их судьбы, максимально отличные друг от друга, навсегда повлияла такая малость, такая ерунда — брошенный снежок... но в том-то и дело, что это был не совсем снежок.

Первая книга, «Пятый персонаж», посвящена Данстану Рамзи — историку, преподавателю, агиографу, герою Первой мировой войны. Впрочем, сам себя он считает отнюдь не героем, а пятым персонажем.

» Без Пятого персонажа не обойтись, это он расскажет герою тайну его рождения, это он поможет впавшей в отчаяние героине или спасет от голода отшельницу, а может даже стать причиной чьей-либо смерти, если так требуется по сюжету. Примадонна и тенор, контральто и бас получают на свою долю лучшие арии и блистательные деяния, но без Пятого персонажа сюжет не построишь! Это хорошая роль, пусть и не слишком эффектная, и карьера тех, кто ее играет, бывает долговечнее самых золотых голосов.»

И в конце первой части (захватывающей временной отрезок более чем в 50 лет) один из персонажей действительно умирает крайне загадочной смертью. (Что дало повод в некоторых аннотациях окрестить трилогию детективом — повбывала б!) Именно пятый персонаж, проводя большую часть времени за кулисами, видит историю такой, какой она есть на самом деле — или, по крайней мере, максимально приближенной к истине.

Вторая книга, «Мантикора» — сын погибшего прилетает в Цюрих и работает с юнгианским психоаналитиком. Надо сказать, что судя по оценкам, это самая нелюбимая часть трилогии — а у меня вышло ровно наоборот. Увидеть, как сильно может заблуждаться действительно умный, незаурядный человек и насколько наша жизнь то, что мы о ней думаем; увидеть тяжелую работу по переоценке и переосмыслению определяющих событий жизни — это и вправду захватывающее духовное приключение. (Несмотря на мою первоначальную неприязнь к психоанализу как таковому). Кроме того, тут сага становится «семейной» с буквальном смысле слова — описывается быт богатой семьи со всеми ее тайнами и скелетами, со «старыми преданными слугами», со всеми продолжающимися годами и десятилетиями недомолвками, ужасными догадками, над еще одной трагической загадкой смерти... Здесь ярче всего видна любимая тема Дэвиса о мифах как о художественной метафоре реальности.

»...Не лев — мантикора. Не забывайте про хвост с жалом. Неразвитые чувства обидчивы, чуть что — и в позу. Мантикора может быть чрезвычайно опасна. Иногда даже сообщают, что она мечет колючки, как это прежде думали о дикобразе. Похоже на вас в суде, как вы думаете? Человеческий разум, львиная отвага, ядовитое жало наготове — к такому близко не подходи. Но при том не вполне человек и не вполне лев, и не просто желчный оппонент. Мантикора. Бессознательное выбирает себе символику с такой художественной виртуозностью, что дух захватывает.»

Третья часть, «Мир чудес» — история фокусника Магнуса Айзенгрима. От жалкого мальчишки, погребенного в машине для фокусов, переживающего насилие физическое и моральное, до одного из лучших фокусников столетия. Поводом для рассказа здесь стали съемки фильма про величайшего иллюзиониста прошлого — Робера-Гудена, которого играет один из величайших иллюзионистов настоящего — Магнус Азенгрим. И в ответ на просьбу режиссера об откровенности, которая должна дать этому фильму необходимый подтекст, Магнус действительно рассказывает историю своей жизни максимально честно и откровенно. «Возможно, Данни, я их удивлю. Знаешь, они ведь такие высокообразованные. Образование — превосходная защита от жизненного опыта. Оно предлагает столько готовых товаров, и все из лучших магазинов, что возникает искушение отказаться от собственной жизни, подражая жизням тех, кто лучше тебя. В чем-то оно делает человека умным, а в чем-то — непроходимым болваном. Думаю, я их удивлю. Они столько говорят об искусстве, а на самом деле образование воздвигает между человеком и истинным искусством ту же стену, что и во всех других областях жизни. Они даже не догадываются, какой подлой старой сукой может быть искусство. Думаю, я их удивлю».

Дэвис пишет так, словно развивает свой стиль напрямую от Бронте, Диккенса и Голсуорси, напрочь забыв о сушестовании двадцатого столетия — и в то же время он ухитряется дать самую ясную, точную и подробную картину этого века. Дэвис много рассуждает о Боге и человеке, но его рассуждения не пропитаны фанатизмом, это скорее множество честно заданных впросов, чем один безапелляционный ответ.

А еще — это увлекательная книга, без всяких скидок на нравоучительность и полезность, ради которой иногда предлагается грызть ну оочень черствые сухари моралите.

Забыла упомянуть о переводе, но это потому, что он просто великолепен. Переводчик действительно сумел превратиться в стекло, которое не искажает ни смысл, ни плотный и многокрасочный стиль автора.

Сборник рассказов викторианских авторов, которые творили в тени создателя великого Шерлока. Читала его в электронном формате и чувствовала, что обманываю сама себя. Прекрасное оформление — оригинальные иллюстрации «Стрэнда» к рассказам, портреты авторов и краткие биографии, глоссарий и вступительная статья тоже иллюстрированные... Биографии, зачастую не менее, а то и более интересны, чем сами рассказы.

В вступлении обещают разнообразие и честно выполняют обещание — железнодорожный детектив, декадентский детектив, мистический детектив, леди-детектив, судебно-медицинский детектив...

Но ради разнообразия пришлось несколько поступиться качеством текстов.

Немного по отдельным рассказам:

«Загадка дома номер семь» — атмосфера хороша, много интересных бытовых деталей, но загадка сама слабовата. Объяснение для меня выглядело не единственно возможным, а выбранным волей автора из списка. 6 из 10

«Рубины Реманетов» — веселая, изящная история про богатую американку, бедного ирландского барона и пропавшие драгоценности. 8 из 10

«Редхилльские сестры» — рассказ интересен тем, что женщина там действует не как частный сыщик, а вполне себе государственный служащий полиции, причем лет за двадцать до того, как женщин в реальности стали брать на работу в полицию.Ограбление предотвращено, есть сюжетный перевертыш; но основание, на котором Лавди Брук построила свои выводы,выглядит хлипковатым. 7 из 10

«Обманутая виселица» — английский черный юмор на детективной основе, и виселица,если подумать, все равно осталась в выигрыше. 7 из 10.

«Кража в Лентон-Крофте» — действует детектив Хьюитт, заместитель Ш.Х. на его посту в «Стрэнде» во время долгого, восьмилетнего отсутствия, и надо сказать, что заместитель вполне достойный. Логика, дедукция, загадочные улики. Немного удачи, парадоксальные вопросы и точные выводы. 8 из 10.

«Нефритовый бог и биржевый маклер» — здесь скорее иллюстрируется роль случая в раскрытии преступления, чем задается по-настоящему интересная загадка; но драматично. 7 из 10

«Арест капитана Ванделера» — мисс Кьюсак разоблачает оригинальный способ мошенничества на скачках. Забавно — тогда еще персонажу можно было умереть от горя, не прикрываясь даже для виду какой-нибудь лихорадкой. 8 из 10

«Кровь Орвенов» — тот самый декадентствующий детектив — князь Залесский; но налет порочности, столь любезный сердцу добропорядочных викторианцев, сейчас смотрится скорее пародией; так же, как и тяжеловесно-красочный стиль. 6 из 10.

«Лиловый император» — убийство в приступе ярости, но ловко замаскированное. А еще автор в тексте слегка прошелся по методам Ш.Х.:)Сцена разоблачения очень эффектная, но 6 из 10.

«Corpus deliciti» — один из самых интересных рассказов сборника, где действует беспринципный гений-адвокат. Вот где исток такаого жанра, как «судебная драма». Рассказать убийце, как тот должен действовать, чтобы не попасть в руки закона — а почему бы и нет? 8 из 10

«Убийство по доверенности» — классическая загадка «ружья, которое выстрелило само», и невероятно хитроумный ответ. Настолько хитроумный, что, если честно, кажется слегка неправдоподобным:) 7 из 10.

«Бриллианты герцогини Уилтширской» — плутовской детектив, почему-то не произвел на меня никакого впечатления, с трудом вспомнила сюжет ,поэтому и оценку ставить не буду.

«Владелец всегда прав» — а этот плутовской детектив очень понравился, сменить декорации — и готовая серия моих любимых «Виртуозов». Вы, джентльмены ,согласны украсть картину?Правда? Но вы же джентльмены? — Ну и что, деньги и нам нужны ... и так далее, в том же духе, прелюдия перед потерей законопослушности, которая показалась мне довольно затянутой, ведь эти рассуждение сначала повторяет один персонаж, потом другой, потом сами герои...:)

«Происшествие у «Кафе-Ройаль» — история о том, как одна героическая девица поймала опаснейшего преступника. Финал (не буду спойлерить) заставил меня фыркнуть. Потом я подумала, что напрасно подхожу к ситуации с современной точки зрения, но «осадок остался» ... 6 из 10.

«Происшествие на железной дороге» — исчезновение мальчика из поезда-экспресса, практически на глазах у его школьного наставника. Расследует комичный детектив-любитель, помешанный на своем здоровье. 8 из 10.

«Таинственное убийство в Йорке» — ниже всякой критики и логики, а уж рассуждения о том, какая нация не способна ударить в спину, и выводы на этом шатком фундаменте... 4 из 10.

«Загадка тринадцатой камеры» — по-моему, лучший рассказ сборника. Профессор Ван Дузен, Мыслящая Машина», дает обещание за неделю выбраться из тщательно охраняемой камеры смертников — и выполняет его, но как??? 10 из 10.

«Послание со дна моря» — а это уже исток судебно-медицинского детектива, когда незначащие мелочи под окуляром микроскопа превращаются в неопровержимые улики. 9 из 10.

«Незримый конь» — это мистический детектив, а мистический детектив — это очень странная штука, где правила игры известны только автору, поэтому объяснение может быть любым. Отдает нечестностью, на мой вкус:) Но автор создал очень убедительную гнетущую атомосферу ,так что 7 из 10.

«Бесшумная пуля» — загадочное убийство брокера, ни звука выстрела, ни подозреваемых. Еще один судебно-медицинский детектив, кстати, с использованием детектора лжи. 8 из 10.

«Монета Дионисия» и «Игра вслепую» — очень интересные рассказы о слепом детективе Максе Каррадосе, который умен и может за себя постоять даже в схватке с четырьмя преступниками.

«Леди ,которая ходила во сне» — невероятно сентиментальный детектив (у меня аж уровень глюкозы в крови поднялся). 6 из 10.

В целом, сборник оказался больше «на любителя», чем я ожидала. Но вступительная статья А. Борисенко и статья С.Чернова про американскую и английскую полицию викторианской эпохи чрезвычайно интересна сама по себе — и будет очень полезна современному автору, если он захочет написать стилизацию под викторианский детектив:)

Хороший любовный роман — это по нынешним тяжелым временам такая же редкость, как настоящее молоко в пломбире. Обычно авторы начинают с охватившего мускулистого героя и красавицу героиню «непреодолимого желания». Это избавляет от лишних трудов, и события, позволяющие героям получше узнать друг-друга и полюбить, всегда трактуются очень однозначно. К счастью, так пишет всего девяносто девять процентов авторов ЛР, и остается один процент тех, кто работает, не делая скидок на плохую репутацию жанра.

«Бык из моря» вышел в серии фентези, поскольку действие романа происходит на острове Крит в те далекие небывалые времена, когда боги еще свободно бродили среди людей, вмешиваясь в их дела по своему усмотрению. Но в первую очередь — это хороший любовный роман, котроый начинается с того, что Ариадну, дочь Миноса и Пасифаи, царя и царицы Крита, посвящают в главную жрицу храма Диониса.

Ариадна — «седьмое, совсем ненужное дитя», и она рада тому, что у нее будет свой храм и иное занятие, чем быть приживалкой во дворце родителей почти без надежды на достойное замужество.

Дионис уже три людских поколения не показывался на Крите, и вина его утратили былую славу, но Ариадну скорее успокаивает это, чем тревожит. Куда страшней было бы, если бы Дионис и в самом деле вздумал явиться на Крит — ведь у всех еще на слуху то, что он сделал с Пентеем руками его матери и теток. Дионис — бог полубезумный, гневный, мстительный и не умеющий управлять своим гневом.

Но Дионис является на ее Призыв.

И с этого момента начинается история их отношений, которая по основным событиям не отличается от сюжетной канвы классического мифа. Но миф — он про поступки, а роман — про людей (и богов), которые совершают эти поступки — и благодаря такому «знакомству» поступки начинают выглядеть в несколько ином свете.

И между подвигами на самом деле идет обычная жизнь, и постепенно завязываются узелки и натягиваются нити, которые сплетаются, запутываются, и,наконец, ведут к тем самым подвигам, воспетым в мифах. Нити в руках Мойр, нить в ладони Тезея... у Джеллис очень хорошо получилось передать вот эту обычную жизнь, с ненавязчиво поданными бытовыми подробностями, которые добавляют красок повествованию. Одежда, прическа с локонами посвящения, детские игрушки и фрески... Я не историк, но явных ляпов, вроде памятных мне стеклянных окон в замке 14 века, не заметила.

Необычный и очень приятный реализм, психологический и (условно) исторический, невзирая на регулярное появление богов. А что в этом такого, ведь боги — тоже часть местной политики.

Например, Дионис впервые посетил храм и ушел, пообещав благословить виноградники. Что в этих случаях делает классическая героиня ЛР? — бьется в восторженной истерике, рассуждая о его руках, губах, глазах, великолепном теле и своей Избранности. Но, Ариадна, во-первых, слишком мала для этого — ей в начале книги всего одиннадцать лет, а, во-вторых, ей нужно разобраться с небывало обильными подношениями критян, которые поражены возвращением Диониса. Нужно заколоть быков и баранов, высечь в скале новую кладовую, встретиться с купцами... А еще найти одежду, достойную ее нового положения, поговорить с отцом и матерью, поменять обстановку в храмовом зале на более удобную, чтобы Дионис захотел прийти сюда снова. Такие поступки куда больше говорят про характер героини, чем все славословия автора.

Ариадна умна и рассудительна, и во многом она мудрее Диониса. Постепенно она понимает, что он сам стыдится того, что не может совладать со своим гневом, понимает, как он одинок на Олимпе, и всячески старается, чтобы он чувствовал себя в ее обществе спокойно и уютно. И нить, связывающая их, постепенно становится все крепче...

Мне по душе такие истории с плавным развитием отношений, где противоречия и конфликты действительно обоснованы характером и положением героев, а не высосаны из пальца для пущего трагизьму. Для Ариадны и Диониса камнем преткновения стал ее сводный брат с головой быка — жертва безумной гордыни ее матери, малыш Астерион — еще не Минотавр...

Язык повествования — яркий и выразительный, его не испортил даже посредственный перевод (хотя мне «царицынов гнев» резнал слух — неужели нельзя было написать «гнева царицы»?) Кстати, автор — магистр средневековой литературы.

Мне очень понравилась эта история постепенного «приручения» Диониса. Рекомендую.

«Имя ветра» — это настолько классическая фентези, что ее традиционность смотрится вызовом.

Казалось бы, золотая жила выработана, каноны окостенели и превратились в штампы, которых избегает любой мало-мальски талантливый писатель, а если и берет к себе в книгу, то лишь для того, чтобы изящно вывернуть наизнанку или неизящно распотрошить.

Нищий гениальный сирота, который мечтает отомстить убийцам родителей?

Академия, где обучают магии?

Противник главного героя — молодой и богатый аристократ, красивый снаружи, мерзкий внутри?

Вы это серьезно?

А Ротфусс взял все эти банальные, затрепанные от многократного повторения сюжетные ходы и превратил в увлекательную книгу.

Мне кажется, дело именно в том, что он отнесся к жанру серьезно. Как когда-то Конан Дойль отнесся серьезно к жанру, в котором было чуть-чуть блестящих рассказов и гора макулатуры. Серьезное отношение значит — выверенный стиль, интересный мир, прекрасно продуманная система магии, яркие персонажи, психологически достоверные поступки... все, вплоть до необязательных, но таких вкусных деталей — названий напитков в трактире Коута, детских дразнилок... Хотя Конан Дойлю все-таки было легче — как бы то ни было, он стоял у истоков детективного жанра, а Ротфуссу пришлось брести против течения, чтобы к этим истокам вернуться.

И основной сюжетный ход такой стандартный — гений в главных героях. Обычно это значит, что главному герою все достается с неимоверной легкостью благодаря его якобы гениальности, которую и в лупу не разглядишь.

Но в том-то и дело, что Ротфусс обещает гения — и честно показывает гения за работой. Блестящее интеллектуальное представление, когда одновременно видишь фокус и понимаешь, как он сделан. (Хотя, наверное, фокус, не самый удачный термин — так или иначе, он предполагает обман, чего в работе Квоута нет). Причем эта гениальность зачастую не столько помогает, сколько мешает ему, ведь Квоут, кроме того, что гений, еще и пятнадцатилетний подросток с маленьким и очень своеобразным жизненным опытом. Эмоциональный интеллект у Квоута практически на нуле; поэтому он, несмотря на гениальность, чаще получает кнут, чем пряник из-за неумения просчитать реакцию окружения на свои поступки. Отлично выступил в трактире — не удержал острый язык в споре с аристократом — и право выступать везде ограничилось правом выступать в дешевой таверне, которую еще пришлось поискать. На каждую искру гениальности обычно следует ведро холодной воды.

Но Ротфусс не доводит свой реализм до абсурда и не превращает его в чернуху, что лично мне очень симпатично. Квоут голодает, ворует и побирается на улицах Тарбеана, но большинство авторов добавили бы к этому еще и проституцию. Ротфусс же с исключительным чувством меры держится в традиционных рамках — и рисует при этом яркую и внутренне достоверную картину.

И поэтому все семьсот страниц, которые, по сути, только завязка и экспозиция, я проглотила за два дня. Жаль, что сейчас переведена только первая книга трилогии.

Блестящая история о том, как важно уметь видеть не то, что тебе показывают, а то, что произошло на самом деле; и как легко приживается правдоподобная ложь. Одно из «грустных» расследований отца Брауна — преступление уже давно в прошлом, и он вмешается, только если прошлое вдруг станет угрозой будущему.

«Мертвая ведьма» — ведьмофентези с крутой героиней и умеренной долей эротики. Естественно, героине грозит смертельная опасность, у нее необычные друзья и невероятно могущественные враги.

Но все штампы обыграны с юмором и даже не претендуют на что-то более серьезное — а благодаря этому появляется очень симпатичная лихость в сюжете. Да и пара-тройка оригинальных идей там все же присутствует. В целом — веселый и неглупый (точнее, не тупой) китч, начиная с обложки. Ровно то, чего ждала, того и получила.

Ведь запросы у меня к «развлекаловке» самые скромные — чтоб интрига держала в напряжении, стиль не заставлял спотыкаться, герои вызывали симпатию, морализаторство было умеренным, но не скатывалось бы в полнейшую аморальность, а сюжет вел прямиком к хеппи-энду или хотя бы открытому финалу:)

Прочитала сегодня биографию Конан Дойля. Это уже четвертая, прочитанная мною:) А его биография была не менее яркой, чем у любого из его литературных героев — врач, китобой, изобретатель, военный коррреспондент, политик (очень недолго), боксер, лыжник, регбист — и, конечно, писатель.

Поразительный человек. Легко и с юмором рассказывает о собственных неудачах и трудностях, особено о нелегком начале своей врачебной практики, а о своих достижениях — сухо и скупо, словно составляя отчет. Как мне кажется, он бы их и вовсе не упоминал, если бы необходимость рассказать о своих идеях усовершенствования общества.

Именно А.К. Д изобрел надувные спасательные жилеты для моряков. Именно он предложил для солдатов броню -каску и стальные пластины, зарывающую жизненнно важные органы. (А газеты ехидно утверждали, что он из-за своего увлечения средневековьем хочет современных солдат превратить в рыцарей!)

Расследования, которые он вел частным порядком, на собственные деньги, освободили из тюрьмы двух несправделиво обвиненных людей. («Дело Слейтера» и «дело Идалджи»). В случае с Идалджи он еще и нашел истинного виновника, которого, впрочем, не озаботились арестовать.

Дело Идалджи стало основой для появления аппеляционного суда в Англии, или, точнее, последней каплей, переполнившей чашу терпения юристов, которые давно настаивали на необходимости такого суда.

И это только самые яркие примеры, два самых известных расследования.

Думаю, будь автором этой биографии кто-то другой, а не сам А.К.Д., ее с можно было переименовать в «Подвиги и приключения» без капли иронии.

В англо-бурскую войну, уже будучи прославленным автором, изобретателем Холмса, человеком непризывного возраста, наконец — Дойл пошел врачом-добровольцем и работал в африканском госпитале. Эпидемия брюшного тифа. Вряд ли можно представить себе более зловонную, унизительную, лишенную достоинства смерть, чем смерть от кишечной инфекции. Даже по сдержанным описаниям Дойля понятно, что это был ад.

«Самая жуткая операционная палата после большого сражения показалась бы чистой по ставнению с нашим павильоном. В конце его была сцена с декорациями к комической опере — ее мы превратили в уборную для тех, кто мог туда добраться... Рои мух оседали буквально повсюду, облепляли пищу и норовили забраться нам в рот, и каждая — разносчик инфекции».

И к нему еще приезжали корреспонденты, как же, автор Шерлока Холмса! Один из них, поймав доктора на бегу,спросил, какой из рассказов о Ш.Х. тот считает лучшим. Дойль ответил:

«Кажется, тот где змея... забыл название... извините, я сейчас очень занят».

Про Шерлока Холмса н пишет очень мало, про Челленджера и бригадира Жерара и вовсе упоминает одним абзацем, лучшими своими романами считая исторические «Сэр Найджел», «Мика Кларк» и «Белый отряд».(Но свой первый роман «Торговый дом Гердлстон», я считаю, он осудил совершенно несправедливо! Очень добротная, мастерски написанная и «романтическая история о людях, чуждых романтике»)

Если честно, биография в серии ЖЗЛ авторства Чертанова написана подробней, ярче и увлекательней. Но, сравнивая обе, становится ясно,насколько уникальным человеком был сэр Артур.

Думаю, я бы заметила это, даже если бы я ничего не знала про А.К.Д. и не читала его книг. Это ЕДИНСТВЕННАЯ знакомая мне биография, полностью свободная от сведения счетов. Там, где А.К.Д. гневается, осуждает и нападает, он нападает на несправедливость законов, на близорукость полиции, на недальньвидность политиков — но никогда на конкретных, названных по имени людей. Прежде мне казалось, что большинство мемуаров именно для этого и написаны, отличаясь только в степени замаскированности:).

«Сами по себе немецкие участники гонки были довольно приятной публикой, хотя и среди них оказалось несколкьо хамов. Впрочем, и представители нашей строны не всегда вели себя безупречно»

Представьте себе, в каким ярких красках мог расписать этих участников гонки человек, потерявшей на Первой мировой сына, брата и обоих племянников.Нет, Конан Дойль всегда оставался рыцарем в самом возвышенном понимании этого слова.

Начало 20 века. Вымышленный остров Кетополис, живущий морским промыслом. (Главное, конечно, киты и китобойные суда, но киты — это уже далеко не промысел, киты — это одержимость). По моим ощущениям, Кето располагается где-нибудь рядом с Гренландией — постоянная сырость, туман, сумрак, рокот моря, ветер в лицо, мелкие брызги за шиворот, и воздух, словно пар над густой наваристой рыбной похлебкой. Пейзаж Кетополиса, над которым доминирует причальная Хрустальная башня для дирижаблей, вырисовывывется четко и уверенно, особенно в новелле по художника Ауэрбаха. Эстетика нуара соблюдена от и до.

Стимпанк — цитируя из аннотации, «паровые автоматоны и жестокая, извращенная наука об электричестве». Самое концентрированное воплощение этой жестокости и извращенности — гениальный маньяк Вивисектор, котрому ничего не стоит вживить постоянно опаздывающему молодому человеку часы с кукушкой в голову, удалив ради этого часть мозга. Получается «идиот с идеальным чувством времени». Ассоциации с доктором Моро напрямую подчеркиваются самими авторами. Но если Моро одинокий безумный гений острова, то Вивсектор, при всей своей маргинальности, вписан в тонкую и сложную структуру взаимодействий Кетополиса как одна из ключевых фигур. Читатель пытается понять, что за цель ставит перед собой Вивисектор, но не сомневается, что она существует. Ответ ту би континед, это ведь первая книга трилогии...

А еще — пневмопочта, звуковые атоматы для продажи газет, шагающие форты, локомобили... Стимпанк Кетополиса — это не просто забавный антураж, это целая картина общества, живущего и работающего «на пару и электичестве», так сказать.

Островом Кето формально правит король, но настоящий его хозяин — одноногий Канцлер. Он уверен в том, что киты должеы быть уничтожены, и произносит это с такой же силой и яростью, как знаменитое «Карфаген должен быть разрушен».

И каждый год в Кетополисе происходит День Большой Бойни — день, когда все суда выходят в море убивать китов. Это праздник, и перед Большой бойней люди пьют, гуляют, и веселятся, в небе пыхают фейерверки, двери всех кабачков широко открыты, в театре идет опера «Левиафан», механик и поэт ищут по всему городу череп кита, актриса ищет самое себя, девушка рисует улыбающихся китов, фокусник получает пулю...

Потому что день перед Большой Бойней — этот тот день, в который происходят все рассказанные истории. Центр сюжетной паутины.

«Кетополис» — это действительно роман-мозаика, а не сборник.Судьбы всех его героев связаны, каждый из персонажей — на пересечении нескольких сюжетов, и вопрос, заданный в одной главе, получает свой ответ в следующей.

В то же время это можно назвать недостатком, потому что по-настоящему сюжетные линии прорисовываются и начинают переплетаться только в середине книги. До этого момента истории, которые обладают собственным каркасом, такие, как «Баклавский» и «Джульетта», выглядят более выигрышно, чем, например, «История художника» или «История путешественника». Затем приходит понимание, что это все же не рассказы, а главы, а оценивать одну главу в отрыве от книги как минимум бессмысленно.

Псведодокументальные вставки между главами напоминают о том, как тщательно проработан этот мир, радуют множеством интересных деталек вроде упоминания подлинной биографии Шаляпина — и заканчиваются, не успев надоесть.

Этот фантастичный, искаженный и в то же время удивительно реальный, практчески осязаемый и обоняемый мир напомнил мне Чайну Мьевилля.

Еще хочется добавить, что, несмотря нуар и стимпанк, и прочий данс макабр, многие истории заканчиваются намного лучше, чем можно предположить, исходя из ощутимо гнетущей атмосферы портового города.

Чуть-чуть по отдельным историям.

«Мое имя Никто» — действительно, лица офицера за этой историей увидеть не удается, может, из-за равнодушия обреченного.

«Баклавский» — помимо всего прочего, самая выпуклая, осязаемая и обоняемая картина Кето.

«Живое щупальце» — напомнило Джека Лондона, не только фабричной тематикой, но и героем, который делает выбор.

«Песни китов» — автор рисует словами в узнаваемой черно-белой манере графических романов, понемного повышая градус безумия до синих сомских бобов:) Самая близкая к классическому нуару история, в то же время.

«Подземная Джульетта» — драматическая и романтическая история преображения. Единственное, удивил эпизод с пафосными речами Артуро — пафос предполагает убеждения, а у героя — только прихоти. До определенного момента.

«Бумажные кости» — я просто вижу ее экранизированной! Аватюрная комедия с элементами гротеска.

«Посредник» — история слабого и сломленного человека, которого сперва обстоятельства, а затем и он сам вынуждают изменить свою жизнь. Отдельные аплодисменты за мадам К(анцлер).

«И объяли меня воды» — глубокая история. Без иронии. Эмоционально цепляющая. Очень хочется узнать, как автор разрешит эту ситуацию, сможет ли пройти по лезвию.

«История путешественника» — собственно, только завязка истории. Иронический Жюль Верн, как мне показалось. Мораль — ясна:)

«История актрисы» — когда другие перестали ее узнавать, она сама себе стала безразлична. Быстрое погружение на дно. Одна из самых мрачных историй сборника. И я хочу услышать этот блюз.

«Жестяной бубенчик» — постоянный эмоциональный надрыв. Трагедия матери, потерявшей ребенка. А я не люблю — хотя, конечно, это моя личная проблема, как читателя, рассказ сильный, — когда меня цепляют на чересчур острые крючки.

«Циклоп» — а здесь Эдгар Аллан По вслушивается в тиканье шестеренок. И что же случится дальше с этой лодкой??

«История каторжника» — виски мистеру Чандлеру, лед можно не класть. Ритм истории все громче и быстрей, стаккато в финале.

«История любовницы» — ключевое слово любовь. Она способна на многое, особенно если смешать ее с ненавистью.

«История офицера» — в финале наконец -то виден Козмо — на корабле каторжников, вместе с Ирландцем, в неведомое будущее. Известно только, что он станет адмиралом, а правительство Кетополиса оказжется в изгнании.

Итог: хочется узнать остальное.

Книга разделена на две части — в первой путники, запертые непогодой в гостинице, по очереди рассказывают свои истории, которые постепенно сплетаются в одну; и главным ее героем оказывается Теймур Парцелл, Грешник.

Во второй части Парцелл ищет способ спасти город Эйлам от кошмарной второй реальности, где воплощаются самые затаенные помыслы его жителей. Сквозь рассекшие город трещины переброшены хрупкие мосты, по которым очень боится ходить художница Фиоре — единственная, кто из всего города рискнула пустить к себе в дом Грешника.

В мире «Первой печати» существует три расы — люди, дьюсы (что-то вроде демонов-домовых, вселяющихся в вещи), и фаэ — могущественные духи природы. Они далеко не всегда мирно уживаются вместе, и, если опасность дьюсов равна (утрируя) опасности вышедшей из-под контроля бытовой техники, то могущественные фаэ, сражаясь друг с другом, могут губить города. Но не принимать во внимание людей не получается даже у них, особенно если эти люди — маги.

А еще есть Грешники — люди, которые взамен утраченной части тела согласились поселить в себя дьюса. Главный герой книги, Теймур Парселл — как раз из таких. Он слеп, его глазами стал дьюс.

Первая часть очень напомнила мне Вильгельма Гауфа, «Харчевню в Шпессарте», только вместо разбойных хозяев гостиницы — бушующая снаружи снежная фаэ. Как и у Гауфа, истории всех гостей собираются, как части паззла, и появляется практически детективная загадка.

Во второй части книги детективная линия становится — с некоторыми оговорками — основой сюжета Может быть, поэтому слегка напомнило моего любмого Саймона Грина, «Темное сердце Лондона»; особенно когда Фиоре в нави показывала и рассказывала про ночные вополощения почтенных жителей Эйлама. Но парад страхов, который у Грина намного интересней самого сюжета, здесь сюжет не заслонил.

Разгадку Фиоре и Парцелл ищут то в яви, то в нави, в прошлом самого города и в душах его обитателей.

.Это определенно не чистый и сухой,как спирт, логический детектив: бОльшую часть книги занимает описание чувств и эмоций Фиоре, от лица котрой ведется повествование. «Эмоциональная» линия иногда размывает детективную, а «детективная» необходимостью экшна мешает, перекрывает «эмоциональную». Но в целом книга мне очень понравилась — по многим причинам.

Интересные герои, для каждого, даже самого третьестепеного, автор придумала свою историю и нарисовала несколкьими штрихами выразтельный портрет. Белые пятна в прошлом Парцелла (собственно, все его прошлое — одно белое пятно), не создают впечатления, что за спиной у него — пустота, а только раззадоривают любопытство читателя.

Ненавязчивая красота стиля. Бывает стиль вычурный, вроде бы и отшлифовано все, и уважение к работе автора, но глаз очень быстро устает от многообразия словесных завитушек. А здесь у меня почему то возникла ассоциация с теплой, согретой горячим чаем варфоровой кружкой, которую очень приятно держать в руках...то есть очень приятно читать.

И еще — автор добра ко своим героям, что бывает нечасто. Не бессмысленый и беспощадный хэппи -энд, но подспудная уверенность, что не может все закончится так трагично, просто и нелепо, как намекают обстоятельства. И в самом деле — не может. Хотя бы в мире «Первой печати».

Красивое и оригинальное фентези.

Викторианская Англия (за исключением одного рассказа), в которой существует магия, из которой никогда не уходили эльфы.

А эльфы у Сюзанны Кларк куда ближе к первоисточным мифам и легендам, чем к классическим толкиновским образам — ее эльфы надменны, легкомысленны, могущественны и безумны. Хотя встреча с ними не всегда оборачивается для человека бедой, но в общении с сидами надо соблюдать крайнюю осторожность...

«Дамы из Грейс-Адье» — заглавная и самая невнятная история о провинциальных дамах, женской магии и радикальных методах решения проблем. «Магия, сударыня, — что вино. Если вы к ней не привыкли — опьянеете!» — предупреждает столичный чародей мистер Стрендж. Но оправдается это предостережение или нет, наверное, будет рассказано в другой истории...

«На Гиблом холме» — вольное сочетание сказок братьем Гримм о Румпельштильцхене и обещании напрясть пять мотков золотой пряжи.

«Миссис Мабб» — история о том, как смертная девушка вернула своего возлюбленного от самой королевы фей. Тоже баллада Бернса вспоминается, да?:)«Мне казалось, я вам объяснил, что миссис Мабб хороша, как цветок яблони на ветке. Один ее взгляд...»

«Как герцог Веллингтон потерял своего коня» — действие рассказа происходит в геймановском мире Застенья, куда Веллингтон попадает, стараясь вернуть своего любимого коня. Одна короткая встреча с девушкой, занятой своей вышивкой... и украденные у миссис Памфри ножницы пришлись очень кстати. «Впоследствии Веллингтон считал, что пребывание в доме, опоясанном рвом, не принесло ему вреда».

Мистер Симонелли, или эльф -вдовец» — самая насыщенная и динамичная история о молодом священнике, который кое-что узнает о своих родственниках... и о том, как эльфы поступают с человеческими женщинами и рожденными от них детьми.

«Том ветер-в-поле» — одно из приключений пары друзей — иудейского доктора и эльфа, история о том, как в Торнсби наконец был построен мост. Дает некоторое представление об эльфийской логике и их способах ухаживания. «В двадцать она (супруга эльфа) превратилась для него в лебедя, в тридцать -в лису. Затем она последовательно становилась шавкой, гадюкой, василиском, и, наконец, свиньей»

«Гротески и аллегории» — искусно вытканный гобелен истории о волшебстве, ненависти и пленнице Марии Стюарт, занятой вышивкой в замке Шрусбери.

«История о Джоне Аскглассе и углежоге из Камбрии» рассказывает о том, как не повезло однажды могущественному чародею-королю разозлить бедного и глупого углежога...

В целом от этого сборника остается удивительно приятное послевкусие. Во-первых, великолепный язык (Именно такой, котрого и ждешь от преподавателя английского языка и редактора с двадцатилетним стажем). Даже не хочется называть это стилизацией, потому что стилизация всегда подразумевает некую игру. Здесь эта игра чувствуется только в предваряющих рассказы комментариях профессора Сазерленда, руководителя центра по изучению сидов. Сами рассказы удивительно реальны — веришь, что описанное происходило на самом деле — или хотя бы МОГЛО произойти — и от этого читателю кружит голову ощущение легкого безумия.

Словно этот сборник в соавторстве написали Джейн Остин (ирония, наблюдательность, отточенный стиль) и Нил Гейман (достоверность в самых невероятных вещах и богатство фантазии). Меньше десятки поставить не могу:)

Викторианский готический бульварный роман.

То есть, учитывая, что книшка таки современная, стилизация под викторианский роман.

Главный герой — небезызвестный Брэм Стокер, секретарь Ирвинга. Его главная задача — остановить Джека Потрошителя, который на самом деле одержимый Сетом американец.

Стокеру в этом благородном деле помогают мать Оскара Уайльда Сперанца и популярный в то время писатель Холл Кейн. Попутно Стокер, как мы понимаем, собирает материал для «Дракулы».

Сперва о хорошем. Выбрав на роль героев реально существовавших личностей, автор постарался не просто позаимствовать имена, а дать им реально существовавших друзей, проблемы, детали быта и исторический антураж.

Холл Кейн — единожды вскользь упомянут в биографии Дойля, написанной Джоном Диксоном Карром. Злой, ехидный, — и не исключено, что весьма точный портрет матери Уайльда был в статье Чуковского. «Письма» самого Оскара в зелененькой серии Азбука-классика. Эллен Терри в «100 великих актрис».

Радость узнавания, встреча со старыми знакомыми, захожу с любопытством в их дом, оглядываюсь... У Стокера был неудачный брак? Та самая Флоренс Болкомб, которую Уайльд просил вернуть золотой крестик? А ведь Эллен Терри действительно посетила лечебницу, готовясь к роли Офелии!

Потом, где-то с середины книги мне заметно поскучнело. Когда быт ушел прочь и начались страшные-страшные, ужасные-ужасные, кровавые-кровавые преступления Джека Потрошителя. Кажется, автор решил просто положиться на факты, и на этот раз они его подвели. Для полноценного напугательства читателя важны не только чудовищные факты, но и манера их подачи.

У Риза же вырисовалась такая схемка — Стокер узнает про очередное преступление — Боже, это ужасно — идет к своим помощникам, и те тоже хватаются за сердце — беспомощное и бестолковое обсуждение — и новый кровавый сувенир от Тамблти в доме Стокера. Предсказуемость убивает страх. И ведь так практически до самого финала.

В финале, разумеется, у Стокера появляется ХИТРЫЙ ПЛАН, который он успешно осуществляет.

И вроде бы в тексте были там и сям разбросаны ниточки-намеки-предпосылки... но как-то уж очень разрозненно, за кровишшшей, распластанными телами и вырезанными органами ничего не видно. Именно поэтому я в краткую характеристику добавила «бульварный». Грубо сработано.

Еще о положительных сторонах. Риз, собственно, своей книгой кроме всего прочего, отвечает на вопрос «а вот какие бы кошмарные и мистические события, переработанные творческим воображением писателя, могли стать основой для Дракулы? «. И эта игра на сходствах-отличиях, преображении в узнаваемый оригинал ему удалась.

Но герои с первым убийством Джека застывают — со старательно прорисованным испугом на лице. Становится скучно и обидно, так как в первой трети были предпослыки к обратному, надежда на раскрытие и развитие характеров в экстремальной стиуации. Вместо этого получилось упрощение и уплощение.

Достаточно специфическая книга. Интересная стилизация под викторианский стиль, хорошая работа с материалом, интригующая завязка и заваленная, клюквенно-кровавая середина. И в целом, как ни страннно, изнаночная сторона намного интересней лицевой, примечания важнее основного текста. Шесть из десяти, но — я из целевой группы любителей викторианства и готики:), поэтому поставлю восемь.

Итак, современность, Йоханнесбург. В одном из районов Йобурга — «Зоосити» — живут люди, наказанные за свои преступления животными-спутниками. Они не могут с ними расстаться, и, если животное гибнет, человек умирает тоже. Также преступник получает особый дар — машави. У главной героини, бывшей журналистки Зинзи — ленивец и умение отыскивать потерянные предметы.

И однажды к ней обращется крупный продюсер с заданием отыскать пропавшую пятнацдатилетнюю певицу...

Не отрицая, что «Зоосити» написана интересно и качественно, мне слегка непонятно, почему ее определили в жанр научной фантастики. Здесь стоит классификация Городская фентези/детектив, что на мой взгляд, намного точней. Все перемены в мире уже свершились, и этот мир не знает, что именно с ним произошло; то есть автор даже не пытается подыскать рационально-научное объяснение. Зато у Бьюкес хорошо получилось рассыпать горсть деталек по книге, сыграть на сходствах/отличия нашего мира от этого, где на обложке пятой ГТА — зоочеловек с гиеной:).

Я по ассоциативному ряду добралась до фильма «Воины Света», где тоже было много таких вкусных, выразительных деталек, вроде системы навигации в машинах вампиров, рекламы зубной пасты и бомжи с табличками «Голодаю, нужна кровь».

По стилю — значительное сходство с Реймондом Чандлером. Простые многозначительные фразы. Хотя — не безупречно, автор явно перебарщивает с этой простотой. Если подчеркивать каждое предложение, смысл подчеркивания теряется. И сама детективная линия — практически стопроцентный нуар. Цинизм, паранойя, меланхолия, картина общества, выписанная если не сплошь черными, то определенно темноватыми красками.

В первых двух третях книги героиня в своем расследовании, в общем, идет по прямой линии, и так же неспешно следом за ней бредет читатель; но последняя треть доказывает, что премию автор получила не напрасно. Стреляют все ружья, которые до этого казались малозначительными деталями пейзажа, выправляется стиль, и темп повестовавания становится все более энергичным, чтобы взорваться в финале прямо-таки барабанной дробью. В сюжете появляется характерное для Чандлера сочетание элегантности замысла и жестокости воплощения.

Но до конца доводить свое сравнение с Чандлером я бы не стала. Для меня это плюс, чистый нуар на меня действует угнетающе.

Филип Марлоу раскрывает преступление и все равно возвращается в свою одинокую контору к бутылке виски в ящике стола. А Зинзи в ходе расследования определенно меняется к лучшему — хотя бы потому что в своей прошлой жизни, до убийства, она в основном занималась саморазрушением с помощью наркотиков.

Еще один любопытный момент — это абсолютная современность книги. Написана в 2010, переведена и издана в 2011. Непривычно было читать иностранного автора, настолько близкого по времени; встречать в тексте упоминание о Леди Гаге, например.

В целом -твердая восьмерка, если бы автор выдержала всю книгу на уровне последней трети, была бы и десятка.