ГРЕЧКО. Вполне закономерно, что для тебя литератора, слово имеет большее значение, чем кино. Но хорошо, что мы свернули на литературную стезю. Меня интересует как ты относишься к экранизациям знаменитых литературных произведений. Я считаю, что совсем не всякую хорошую книжку можно переложить на язык кино.

ГОЛОВАНОВ. Более того, я считаю, что подавляющее большинство книг с трудом «перекладывается».

ГРЕЧКО. Но ведь был «Иудушка Головлев» с Гардиным, были «Война и мир», «Тихий Дон», «Братья Карамазовы», «Последний дюйм» — много отличных было фильмов.

ГОЛОВАНОВ. Однако я бы не решился утверждать, что фильм «Война и мир» равен роману. И ты бы не решился, я думаю. Я заметил, что наивысший успех приходит тогда, когда кино не боится несколько отойти от литературного оригинала. В этом, например, причина безусловного и заслуженного успеха «Неоконченной пьесы для механического пианино».

ГРЕЧКО. Вот ведь какой курьез. Иногда литературное произведение как бы само просится на экран. Разве романы Ильфа и Петрова не предельно кинематографичны? А вот с экранизациями «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» мы, я считаю, успеха не достигли.

ГОЛОВАНОВ. Книга, конечно, интереснее, но Сергей Юрский мне понравился.

ГРЕЧКО. А я считаю что Гомиашвили обыграл и твоего любимого Юрского, и моего любимого Миронова но это уже частности. Если же говорить об экранизациях, я считаю, что мы мало экранизируем фантастику. Я очень люблю фантастику и нахожу, что значение этого жанра принижено. Из всех литературных жанров фантастика, может быть, ближе всех к кинематографу. Будь моя воля, я бы, скажем, экранизировал все романы братьев Стругацких. И в этом киножанре мы уже имеем победы. Пусть меньше, чем хотелось бы, но имеем. «Солярис», например, мне очень понравился. В Польше я встречался со Станиславом Лемом, и мы говорили об этом фильме. Ему наш «Солярис» не понравился. Он считает, что в фильме отражены другие мысли, нежели в романе, хотя и признаёт, что мысли эти интересны.

Таким образом, опять получается то, о чем мы говорили, фильм интересен как самостоятельное кинопроизведение, сделанное по мотивам самостоятельного литературного произведения. Особенно досадная неудача постигла, мне кажется, «Гиперболоид инженера Гарина», несмотря на все старания великолепного актера Евгения Евстигнеева.

Успехов в области фантастического кинематографа будет больше, если заниматься фантастикой в кино не от случая к случаю, а специализироваться. Мы признаем, что есть писатели-фантасты. Почему же не быть кинорежиссерам-фантастам? Однако их нет. Я, во всяком случае, их не знаю. Если привлечь молодежь, показать ей лучшие фильмы, свои и чужие, выявить людей, которые увлеклись этим жанром, в общем, поработать с такими людьми, — дело пойдет.

ГОЛОВАНОВ. Вот ты говоришь «показать лучшие фильмы, свои и чужие». Если уж затеялся такой откровенный разговор, я тебе скажу: по-моему, подавляющая часть закупаемых нами фильмов, мягко говоря, не входит в золотой фонд мирового кино.

ГРЕЧКО. Наверное, они просто дешевле обходятся. Но мне кажется, лучше купить один хороший и заплатить за него столько, сколько за пять плохих или посредственных...

ГОЛОВАНОВ. Говорят, что пользуются успехом на селе зарубежные мелодрамы. Однако я не очень этому верю. Помню разговор с замечательным человеком Яковом Маркеловичем Шапошниковым, председателем колхоза «Советская Россия», одного из богатейших хозяйств в Мордовии. Он у себя в республике прославился и тем, что создал хорошую колхозную картинную галерею. Большой поборник культуры на селе. Так вот он в беседе со мной просил: «Поговорите там в Москве насчет фильмов. Что же это нам за иностранную чушь присылают?»

ГРЕЧКО. Тут другое важно. Допустим, твой Шапошников ошибается и подобные фильмы действительно пользуются спросом. Ковры с замками и лебедями тоже нашли бы своего покупателя, однако промышленность их не выпускает. А кинопрокат подобных «лебедей» выпускает! Мы переводим самые значительные, самые интересные книги зарубежных писателей всех стран мира. В наших концертных залах звучат выдающиеся музыкальные произведения современности, к нам приезжают замечательные театральные коллективы, вокалисты, музыканты-исполнители, популярнейшие артисты мировой эстрады. Все эти контакты постоянно ширятся и развиваются, и это закономерно. Культурный обмен подразумевает, насколько я понимаю, обмен лучшим, наиболее совершенным. И мне обидно, что мы продаем действительно лучшие советские фильм, а покупаем очень часто весьма серые ленты, по которым нельзя судить об уровне современного мирового кинематографа.

ГОЛОВАНОВ. Ты говоришь о серьезных работах. Но то же можно сказать и о так называемой развлекательной кинопродукции, скажем, о приключенческих фильмах. За границей я посмотрел приключенческий фильм «Челюсти». Вернувшись домой, я с удивлением прочитал разносные рецензии на этот фильм (надо ли широковещательно критиковать то, чего зритель не увидит, — это тоже вопрос). Можно говорить об излишнем отталкивающем натурализме отдельных кадров? Да, можно и нужно. Но что дурного в том, что три разных человека с риском для жизни, постоянно помогая друг другу («чувство локтя»), борются с чудовищем — олицетворением тупой силы и жестокости — и в смертельной схватке это зло побеждают? Кто им противопоставлен? Алчные дельцы, которые ради наживи рискуют человеческими жизнями. Ведь именно их нежелание лишить себя доходов с морского праздника приводит к трагедии. Кто мне объяснит, почему «Анжелика и король» отвечает вкусам кинопроката, а «Челюсти» не отвечают? Однако мы отвлеклись...

ГРЕЧКО. Верно. Но разговор о приключенческом жанре, равно как и о фантастике, мне бы очень хотелось продолжить. На космической станции «Салют» нам установили видеомагнитофон и снабдили видеозаписями, главным образом кинокомедии и приключенческих фильмов, необходимых нам, как считают психологи, для поднятия духа. Накануне космических стартов на Байконуре нам часто показывали, например, «Белое солнце пустыни». Замечательная картина! Остра по сюжету, остроумная, интересно поставленная, с выдумкой снятая! Я смотрел её, наверное, раз пятнадцать. И вот видеозапись картины оказалась на орбитальной станции. В космосе я еще два раза посмотрел этот фильм. Посмотрел и задумался. Два вопроса интересовали меня:

1) Какой другой приключенческий фильм я смог бы смотреть полтора десятка раз на земле и в космосе? Вспоминал и не вспомнил. А раз так...

2) Почему картина не отмечена никакими наградами и премиями?

Последний вопрос смело задаю от имени всех моих друзей космонавтов, которые очень любят этот фильм. Есть выражение: «награда нашла героя». Вот хорошо бы, если бы она нашла «Белое солнце пустыни».

И ещё думал о том, что, конечно, очень хорошо, что на борту космической станции есть видеозапись этого фильма. Но не является ли сам факт предоставления нам уже весьма старой ленты укором кинопрокатчикам для которых приключенческий жанр есть как бы жанр второсортный?

ГОЛОВАНОВ. Согласись, что какой-то заменой приключенческим фильмам стали фильмы космические.

ГРЕЧКО. Ну нет! Это вовсе не равноценная замена. С космическими — я имею в виду как документальные, так и художественные фильмы — мне все представляется проще. Сначала всех в первую очередь интересовала космическая техника. В те годы космонавты в кино были просто приложением к ней,«оживляли» космические корабли, барокамеры, центрифуги, лопинги. Потом появились биографические фильмы об отдельных космонавтах, об экипажах, как правило, иллюстративные и сделанные по шаблону. Непременно шёл там серьезный космонавт за книгами, повышающий квалификацию и расширяющий кругозор. И веселый, улыбающийся космонавт в кругу семьи, на лоне природы, в зоопарке или на рыбалке. Эти кадры должны были убедить зрителя, что ничто человеческое космонавту не чуждо.

Сейчас уже есть фильмы, которые пытаются показать действительную работу, специфику труда на орбите, раскрыть психологические, этические проблемы нашей профессии. Этому подчас мешает долгое время бытовавшее представление о том, что в космонавтике всё как бы само собой отлично получается. Я был соавтором документального фильма «Командировка на орбиту» — о космическом полете, в котором сам участвовал. И вот из сценария начали вычеркивать слова о том, что в первые дни пребывания на орбите нас тошнило и голова болела. Это не вязалось со стереотипом космонавта: бодрячка и крепыша.

Я взял справку в Министерстве здравоохранения, которая удостоверяла, что подобные неприятные явления отнюдь не редкость, что, они известны медикам, и таким образом сохранил в сценарии кусок жизненной правды. Ведь тезис «Если героям на экране живется хорошо, то и зрителю живется хорошо», предельно примитивный. Я хотел, чтобы зритель узнал правду о нашей работе, чтобы наши трудности не пугали, а сближали его с нами. А то ведь что получается: у всех на работе свои проблемы и конфликты, а у космонавтов — тишь, да гладь, да божья благодать. И у нас свои споры, конфликты, обиды. И у нас общие радости, праздники, приятные сюрпризы. И в этой «похожести на всех», я считаю, не слабость наша, а сила.

ГОЛОВАНОВ. В космической кинодокументалистики есть еще один аспект, исторический. Представь на минуту, что с Колумбом или Магелланом плавал бы кинооператор. С каким трепетом и восторгом смотрели бы мы сегодня кадры тех пет! То же будет и с космонавтикой. Первые шаги ее всегда будут интересовать людей. Им будет интересна каждая деталь. Не только как выглядели, скажем, Королев или Гагарин – портреты останутся, — но и какая у них походка, во что они были одеты, какая погода была на космодроме в день исторического старта, кто и что говорил в командном бункере и т. д. И то, что очень многих кадров у нас нет и не будет никогда, — серьезный укор кинодокументалистам.

Когда мы с режиссером Игорем Бессарабовым делали фильм «Наш Гагарин», нам потребовался простейший кадр: крупный план Гагарина. Одно лицо. Пусть говорит что-то или молчит, просто смотрит — неважно Мы пересмотрели многие километры пленки и кадра такого не нашли. Его просто нет в природе. Очень мало снимали Королева. Почти вовсе не снимали Келдыша, Курчатова. Это потери невозместимые.

ГРЕЧКО. Мы говорим о кинодокументалистике. Но ведь нашим потомкам будет интересно узнать, как мы все воспринимали рождение новой эры в истории человечества, как мы осмыслили это рождение — иными словами, какое отражение нашла космонавтика в искусстве, в том числе и в художественном кинематографе. Ведь космической эре уже 22 года, срок немалый, а мы не создали такого фильма, который рассказал бы о космонавте так, как рассказал о советском воине, о русской душе фильм «Баллада о солдате». А какую кинокомедию можно сделать на космической тематике! Похлеще «Веселых ребят»! Но почему-то кинематографисты тут робеют. Или считают, что это не тема для смеха? Ерунда! Нет такой человеческой работы, которой не был бы полезен юмор! Да и сатира тоже... Но ведь ни в серьезном плане, ни в юмористическом я ничего назвать не могу. Да и за рубежом, мне кажется, успехи невелики. Я смотрел знаменитый фильм Кубрика «2001-й год: космическая одиссея». Блестяще выполнены комбинированные съемки, но сам фильм показался мне очень скучным и псевдозначительным...

Видел я и разрекламированный американский боевик «Война звезд». Он примитивен по своим мыслям и, конечно, никак не может претендовать на роль выразителя каких бы то ни было идей и тенденций космонавтики. Так, развлекательная, полудетская картина... Из наших фильмов на эту тему можно назвать лишь «Укрощение огня» Даниила Храбровицкого...

ГОЛОВАНОВ. Когда я смотрел этот фильм, я вспомнил профессора Полежаеве из «Депутата Балтики». Как и конструктор Башкирцев, это тоже синтезированный, придуманный образ, хотя и имеющий реального и очень интересного прототипа — Климента Аркадьевича Тимирязева. И у Башкирцева есть прототип — Сергей Павлович Королев. Но «Депутат Балтики» — фильм вовсе не о Тимирязеве. Я и не помню, чем Полежаев, собственно, занимается, кто он: физиолог, химик, физик? Не это важно. Предмет художественного рассмотрения — не конкретный человек, а обобщенный образ русского интеллигента, который уже на склоне лет переживает величайшую революцию. И нам интересно, как он ее принимает. Ведь так? Биографические разночтения и непохожести в характерах выдуманного Башкирцева и реального Королева меня не особенно задели. У настоящего Королева не умирала мама, по-другому сложилась личная жизнь, не конструировал он «катюши» и т. д. Ну и что? Это все неважно.

Ошибка Храбровицкого, по-моему, в том, что он приписал выдуманному человеку дела реального человека. Нельзя сделать фильм об открытии Периодической системы элементов и назвать главного героя Иван Дмитриевич Фалалеев. Или это Дмитрий Иванович Менделеев, и тогда — таблица. А если Фалалеев — то уже таблицы быть не может. Пусть он откроет что-то другое. Я принимаю условность Башкирцева, но запускать первый в истории искусственный спутник Земли и первого космонавта Башкирцев не имеет права, так как всем известно, что эти эпохальные события свершались под руководством С. П. Королева. Пусть Башкирцев отправляет экспедицию на Марс, пусть он построит фотонный звездолет, но не первый шарик и не корабль Гагарина! Зритель запутывается в реалиях и фантазиях, потому что автор фильма не выдержал меры допустимой условности.

ГРЕЧКО. А мне кажется, главный просчет — в попытке вместить в один человеческий характер всю историю нашей ракетной техники. Я убежден, что конструктор Башкирцев в талантливом исполнении Кирилла Лаврова все-таки мельче как личность, чем Сергей Павлович Королев. Зачем же синтезировать образ, если существует прототип более интересный, чем продукт синтеза?

Однако наш спор еще раз подтверждает мою мысль, что кино занимает в нашей жизни очень важное место.

Думаю, что кинематографисты должны быть озабочены той же общей проблемой, которая всех нас волнует и которая определила девиз нынешней пятилетки: пятилетки качества. Может быть, в дни, когда наши кинематографисты идут к своему юбилею, следуя доброй советской традиции, и надо использовать этот юбилей для анализа, для подведения итогов на определенном этапе работы. И при всех несомненных успехах нашего кино, при всей его популярности мы видим, что возможностей для совершенствования еще непочатый край.

-------------------------------------------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

Тема космоса имеет в искусстве наших дней многих толкователей, живущих в разных странах. Художники весьма различно относятся к перспективам научно-технического развития. Фантазия иных из этих увлеченных живописцев и графиков приводит к созданию произведений, нередко наполненных чувством тревоги, пессимизма и отчаяния.

Буржуазная действительность воздействует на трансформацию истинных представлений о традиционных гуманистических ценностях, о месте человека среди создаваемой «второй природы». В сознании ряда художников, пишущих как бы портреты грядущей цивилизации, человек, по существу, исчезает из им же сотворенного мира гениальных машин. В полотнах и рисунках либо господствует бездушная, самодовлеющая логика конструкций, либо властвуют химеры, болезненные видения.

Правда, за рубежом есть и такие мастера, среди них в США, под рукой которых возникают своего рода изобразительные репортажи о пребывании человека в космосе, отмеченные своей мерой поэтичности и пластических достоинств.

Когда творческое знакомство А. Леонова и А. Соколова состоялось и в свет вышел их первый альбом, вместивший и совместные и большей частью индивидуальные произведения, принципиальную оценку этому труду дал космонавт Юрий Гагарин, писавший в предисловии следующее: «В этом альбоме наглядно показано, как выходит человек на просторы Вселенной. В нем говорится о настоящем и будущем. Сейчас все больше художников пытаются отобразить в своих произведениях тему проникновения в космос человека. Но, пожалуй, мало кому из них удалось так близко подойти к космосу, как это сделали авторы публикуемых здесь рисунков. Секрет такой близости прост: автор части рисунков — космонавт Алексей Леонов, первый в мире человек, который вышел из космического корабля в открытый космос, сам стал на некоторое время спутником Земли. Его коллега — художник-фантаст Андрей Соколов, посвятивший свое творчество изображению космоса. Некоторые картины созданы совместно. Первым из землян А. Леонов увидел нашу голубую планету, яркие немерцающие звезды, ослепительное, словно «вколоченное» в черноту неба Солнце не из иллюминатора космического корабля, а непосредственно, гораздо более полно, чем видели окружающий мир космонавты, летавшие в кабине космического корабля. Необыкновенные пейзажи, увиденные космонавтами и переданные в рисунках А. Леоновым, имеют не только познавательное, научное, эстетическое, но и философское значение. Они показывают, как необычайно многообразна и ярка природа, как расширяются наши представления о Вселенной по мере все большего проникновения в космос человека. В альбоме реальность и фантазия идут вместе. Без фантазии немыслимо движение вперед. И в рисунках молодого художника Андрея Соколова фантазия как бы не отрывается от реальности. Альбом этот особенно интересен еще и тем, что в нем с рассказами о космосе и процессах происходящих в нем, выступают крупные советские ученые. Рисунки как бы иллюстрируют проблемы, над которыми работают астрономы, физики, космологи. С другой стороны, научные исследования, о которых говорится здесь, направляли мысль художников, давали основу для их творчества. Космос бесконечно разнообразен. По мере проникновения в межпланетное пространство все чаще будут встречаться с такими явлениями, о которых до этого вообще ничего не было известно. Но ведь именно эти новые проблемы, о которых мы сейчас и не догадываемся, и обеспечивают те качественные скачки, которые существенно расширяют знания законов природы. Подсчитано, что в современную эпоху объем научной информации, имеющейся в распоряжении человечества, приблизительно удваивается за каждые десять лет. И это не просто статистика. Это закон прогрессивного развития человечества. В рисунках, опубликованных в альбоме, через призму художественного восприятия рассказывается о том, что уже известно науке, а также том, что ученые еще сегодня не знают» (1).

Альбом начинается репродукцией картины А. Леонова «В космическом полете», которая была впервые опубликована в газете «Правда» в сентябре 1961 года. Тогда же её прокомментировал Ю. Гагарин: «После завершения первого полета в космос мой друг, художник-космонавт, задумал отобразить космический корабль в полете. Он много работал над этим рисунком, часто приходил ко мне, советовался со мной. И вот наконец появилась картина. Хотя изображенный моим товарищем космический корабль и несколько условен, но мне кажется, что все остальное очень походит на то, что я видел в космосе. Картина очень походит и на те фотографии, которые привез из космического полета Г. С. Титов...» (2).

Художники изобразили в своих красочных и вместе с тем строго научных произведениях различные этапы космического путешествия — от старта до приземления. Вместе с ними читатель-зритель как бы воспринял, ощутил своим взглядом и то, что не смогла бы запечатлеть даже уникальная кинокамера или телевизионное устройство. Реально представляя себе все фазы полета, художники показали, как мощный столб огня напрягает тело ракеты и устремляет ее вверх. И вот происходит отделение первой ступени. Ее двигатели отработали, выполнив трудную задачу. Они парят в лазури, переходящей в необычную для земных условий темноту.

Одним из излюбленных мотивов А. Соколова и А. Леонова является изображение космического корабля, пролетающего над Землей. Из космоса видна нерукотворная «карта» земного шара с океанами, материками, с зарождающимися циклонами. У нее есть свое очарование, и картины двух художников хорошо передают его.

Но ни Соколов, ни Леонов никогда не переступают грань, отделяющую научную фантазию от простого произвольного вымысла. Их работам всегда свойственно большое познавательное значение.

Такова и картина А. Леонова «Утро в космосе». Ему удалось первому из космонавтов увидеть в космосе, а затем и изобразить тот момент, когда огненно-красный диск Солнца только что поднялся над Землей. Контрастными стали разноцветные полосы, охватывающие планету. Сквозь пелену облаков еще видны красноватые огни городов. А над Солнцем на короткое время вспыхнул необычайный по красоте ореол, напоминающий своей формой старинный русский кокошник. Первый эскиз этой картины художник-космонавт сделал цветными карандашами на странице бортжурнала, находясь на космическом корабле «Восход-2».

Леонов подметил немало цветовых изобразительных эффектов, открывающихся взгляду человека в открытом космосе. Иной цвет, к примеру, приобретает лунная дорожка. Каждая такая деталь сообщает картинам художника обаяние документального свидетельства.

В свою очередь весьма документальны и произведения А. Соколова, который всегда следует научной правде, показывая даже то, что существует пока что в гипотезах, в предположениях ученых. Свои картины художник часто показывает специалистам. Интересно, что их практические замечания чрезвычайно редки. А взгляд ученых меток.

Соколов и Леонов совместно написали картину на фантастическую тему — «Город на Венере». В необычных условиях — необычная архитектура. При ее обрисовке каждому из художников помогал личный опыт. (Соколов в свое время закончил архитектурный институт.) Под прозрачным куполом поддерживается нормальное давление и температура. Люди не только живут, но и плодотворно работают на Венере. Весь облик, сам дух картины вселяют в зрителя такую уверенность. Произведения Соколова и Леонова наряду с другими качествами обладают особой наглядностью. В них нет необдуманных деталей. Все обоснованно, оправданно, все естественно.

С большой увлеченностью Соколов изображает процессы, которые не видимы нашим глазом, но происходят, активно обнаруживая себя и для приборов и для абстрактного мышления ученых.

На одной из картин художник запечатлел гравитационный шторм. Пришла в смятение каменистая поверхность далекой планеты. Антигравитационный космический корабль с исследователями энергично готовится к быстрому старту.

Полотно «Гибель планеты» трагично по настроению, но приковывает к себе взгляд так же, как знаменитые южные закаты. Художник, а вместе с ним и зритель воображают, что в области пространства, взорвавшегося в результате гравитационного коллапса, происходят такие изменения, которые коренным образом влияют на наши привычные понятия. Никто не знает, с чем могут встретиться в будущем люди. Художник видит одну из задач своего творчества в том, чтобы подготовить сознание человека к необычному, однако возможному в реальности.

В следующей серии работ, объединенных в альбоме «Ждите нас, звезды», Соколов и Леонов дерзнули заглянуть через годы в эпоху дальних космических полетов.

В картине «Поперек времени» Соколов «повествует» о том, что нельзя полностью исключить возможность существования миров, сопряженных с нашим. И космический аппарат, созданный человеком, летит «поперек» (нашего земного) времени!

Другое произведение, названное «В замкнутое пространство», приобщает зрителя к тому, что общая теория относительности Эйнштейна допускает существование замкнутых и полузамкнутых пространств. Мир с замкнутым пространством видеть нельзя. Но мы можем представить его себе в нашем мысленном взоре ожившим в уравнениях или даже в образах. Один из таких образов и предложен художником.

У картины «Деформация пространства» своя научная тема. Сильные гравитационные поля изменяют свойства пространства и времени, деформируют их. Сумеет ли это сделать человек? Ведь многое из того, что раньше было под силу только природе, сейчас доступно людям. Так, может быть, искусственная деформация пространства, которую изобразил художник, — дело не столь отдаленного будущего?

Разумеется, что творчество и Леонова и Соколова наилучшим образом воспринимается специалистами. Но знания о космосе становятся достоянием все более широкого круга людей, входят в нашу повседневность. Поэтому нет никаких оснований опасаться того, что картины художников — своего рода явление элитарного искусства. В книгах отзывов остаются признательные записи людей самых различных профессий и возрастов.

Одна из первых выставок работ А. Соколова состоялась в июне 1959 года в Центральном Доме журналиста в Москве. На ней было показано сорок произведений из серии «Покорение космоса».

Уже эта экспозиция выявила, что к тому времени молодой художник овладел глубокими знаниями материала и обрел свой индивидуальный стиль.

Отмечая это, народный художник СССР А. Герасимов в предисловии к каталогу писал: «Работы А. Соколова — результат удачного сочетания данных науки и художественной фантастики. Своими рисунками художник заявляет: так я воспринимаю мироздание, вот так представляю себе успех советской науки и техники в деле покорения космоса. И художник имеет полное право на это. В этом и состоит особенность его индивидуального видения. Вместе с тем его рисунки весьма реалистичны по исполнению: они создают ощущение полного соответствия с действительностью. Рисунки художника выполнены то в живописной, то в графической манере. Рисунок Соколова выдержан в конкретных и четких линиях. Такая манера особенно эффективно применяется художником в изображении «индустриальных пейзажей», техники» (3).

В настоящее время Леонов и Соколов заканчивают работу над серией произведений, где найдут свое отражение новые этапы исследования космического пространства, в том числе и совместный эксперимент советских и американских ученых.

Личный опыт космонавта Леонова и знания художника фантаста Соколова взаимно обогащают друг друга и активно взаимодействуют. Так рождаются произведения, посвященные таинственной и загадочной области, в которую все больше вторгается человек, — космосу.

---

ПРИМЕЧАНИЯ

----------------

1. А. Леонов, А. Соколов. Звёздные пути. М., «Молодая гвардия», 1971, стр. 6.

2. Там же, стр. 9.

3. «Выставка произведений Андрея Константиновича Соколова». Каталог. М., 1959, стр. 6—7.

----------------------

В качестве иллюстраций к статье использованы репродукции картин А. Леонова и А. Соколова:

А. Соколов. Через сто лет. Масло. 1967.

А. Леонов, А. Соколов. «Венера-8» на Венере. Масло. 1974.

А. Леонов. «Союз» — «Аполлон» на орбите. Масло. 1974.

А. Соколов. Спутник внеземной цивилизации. Темпера. 1967.

А. Соколов. Луноход-2 на Луне. Масло. 1974.

А. Соколов. Кипящая планета. Темпера. 1970.

А. Соколов. Ночной старт. Масло. 1974.

-------------------------------------------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

А. Соколов и А. Леонов уже давно воплощают космическую тему. Их произведения публиковались во многих изданиях. То же издательство «Изобразительное искусство» выпустило предыдущий совместный альбом еще в 1973 году. В новый альбом вошли работы последних лет. С их выходом космос стал благодаря художественной мысли, основанной на данных науки и, конечно, на таланте художников, еще ближе для землян.

Альбом «Человек и Вселенная» имеет и другую особенность. Каждый из его четырех разделов предваряется специально написанными статьями, принадлежащими известным и авторитетным людям: члену-корреспонденту АН А. Капице, председателю Совета «Интеркосмос» при АН СССР академику В. Петрову, академику В. Амбарцумяну, журналисту Я. Голованову.

Альбом «Человек и Вселенная» получил высокую оценку среди ученых, участников международных симпозиумов, посвященных проблемам изучения и использования космоса, у моих товарищей в Звездном городке.

Мне, как и всем тем, кто непосредственно связан с исследованием космического пространства, особенно остро ощутима та жизненная правда, которая заключена в произведениях искусства, посвященных нашей работе.

Только не следует понимать эту правду в слишком ограниченном смысле слова, сводить ее к визуальным наблюдениям, доступным человеческому глазу.

Могу сообщить по собственному опыту, что космонавт, находясь в полете, воспринимает окружающее пространство не только тогда, когда «поглядывает» за борт. Он представляет себе космос с помощью множества неоптических приборов. И хотя перед тобой не конкретный пейзаж, ты, пользуясь данными различных научных вычислений, достаточно хорошо «видишь» близкие и отдаленны объекты.

Это ли не самая настоящая реальность? Но она пока что доступна лишь твоему логическому видению: давление столько-то атмосфер, температура и химический состав такие-то.

Конечно, о каждом из таких явлений, космонавт может рассказывать с чувством полной достоверности, как будто он держал эти явления, подобно вещам, в собственных руках.

Держать-то держал, знал все внутреннее строение, а вот внешность такого реального явления оставалась шапкой-невидимкой.

А. Леонов и А. Соколов обладают метким Взглядом. Они пытливо изучают всю имеющуюся визуальную информацию о космосе, но не ограничиваются ею, стремясь к более глубокой и всеобъемлющей жизненной правде в художественном отражении этого нового вида человеческой деятельности. А. Леонов и А. Соколов часто показывают зрителю то, что существует на самом деле, но недоступно непосредственному взгляду человека, кинокамеры, телескопа. При этом в каждое произведение вкладываются эмоции авторов, активность их образного мышления.

Поясню сказанное на ряде примеров, обратясь к картинам, опубликованным в первой части альбома, названной «Перекрестки звездных дорог» и посвященной истории освоения космоса — от запуска первого искусственного спутника Земли до совместного полета космонавтов и астронавтов.

Вот картина А. Соколова, запечатлевшая выход на орбиту первого спутника. Она запоминается необычным ощущением простора, сложной цветовой гаммой космоса, сияющей лучезарной поверхностью нашей родной планеты, окруженной поразительно чистым и звучным голубовато-синим ободком. А в центре картины — главный «виновник» ее создания, видимый нами так, как будто мы рассматриваем машину, мчащуюся рядом с автомобилем, в котором мы сами находимся. А ведь ни один оптический прибор не смог столь наглядно и верно зафиксировать то, как спутник отделился от ракеты-носителя. Но художник, вооруженный необходимыми научными данными и вдохновленный своим творческим воображением, изобразил выдающееся историческое событие, причем не только достоверно, но и поэтично.

Другая работа А. Соколова запечатлела первый лунный фотосеанс. Мы с земли получали снимки невидимой стороны нашего естественного спутника, но как этот процесс выглядел со стороны, никто наглядно не представлял. Можно было строить различные предположения — разрозненные, лишенные образной убедительности и как раз той жизненной правды, что так ярко и глубоко проявляется в своем художественном осмыслении.

А теперь обратимся к картине, созданной А. Леоновым. Она называется «Восход-2» в полете». При создании этого произведения взаимодействовали личные знания, наблюдения космонавта и желание А. Леонова-художника воплотить в картине наиболее характерное и вместе с тем обобщенное представление о полете этого космического корабля. Дело происходило в дневную пору, но почему бы не ввести в изображение мотив восхода солнца над нашей планетой, образно сопоставить и объединить обе темы «восхода». И вот появилась интересная работа. Пылающий золотой диск в подвижном красном ореоле поднимается над земным шаром, написанным в холодных сине-голубых тонах. Большую часть картины занимает темное пространство космоса, чья беспредельность подчеркнута светящимися точками рассеянных в бесконечности звезд. И вот в этом особом мире возникает детище человеческого разума — космический корабль. Он изображен в мгновения рассвета, которые и на Земле вызывают у человека сложную гамму чувств. Художнику удалось донести смысл и тонкость этих дорогих переживаний, которые охватывают человека далеко от родной планеты.

Изображая свой выход в открытый космос, А. Леонов использовал свои впечатления, снимки телепередачи. Работа достоверна, хотя и не строго буквальна, если обратить внимание на позу космонавта: она не срисована ни с одного снимка. Но и выбрана она не случайно. Доверяясь выражению своих художнических представлений, А. Леонов передал в этом образе самоощущение человека, впервые оказавшегося в космосе всем своим естеством, лицом к лицу с мирозданием. Как хорошо передан средствами живописи мотив этого своеобразного движения, не имеющего аналога с движением в земных условиях, но отчетливо воспринимаемого зрителями благодаря способности искусства передавать чувства, испытанные одним человеком, всем людям.

Разговор о картине А. Леонова «Солнце с околоземной орбиты» хочется начать со слов академика Б. Петрова: «Главными задачами исследования околоземного пространства останется дальнейшее изучение верхней атмосферы Земли, магнитосферы, солнечно-земных связей, космических лучей, внегалактических источников радиации и других проблем» (с. 42).

Изучение Солнца с околоземных орбит имеет для нас жизненно важное значение, оно ведется в значительно степени с помощью искусственных спутников, орбитальных станций. И вот художник создает для земного зрителя уникальную возможность взглянуть на физические процессы, происходящие на Солнце. Их опять же нельзя увидеть человеческим глазом в натуре — ослепнешь. Не могут помочь тут и другие средства визуального наблюдения. Но живописец, глубоко и тонко воспринявший научную информацию, сумел воссоздать очень эмоциональную и вместе с тем научно убедительную картину Солнца.

Каждый день приносит нам сообщения о растущем и крепнущем международном сотрудничестве в освоении космоса. Этому посвящены работы художников, собранные в третьей части альбома «Человек и Вселенная».

Особый интерес вызывает то обстоятельство, что именно А. Леонов участвовал в совместном полете кораблей «Союз» и «Аполлон». Знакомясь с альбомом, встречаешься редчайшими документами истории культуры, с уникальными художественными произведениями.

Мне, космонавту, особенно понятно, что, находясь в полете, очень и очень трудно выкроить минуту для удовлетворения сугубо личного любопытства или духовного интереса, если они не входят в очень насыщенную программу исследованний. У А. Леонова, бывшего командиром корабля, профессиональная работа космонавта была весьма напряженной, постоянной. И все же ему довелось нарисовать во время совместного полета портреты американских астронавтов Томаса Стаффорда, Дональда Слейтона и Вэнса Бранда.

Картина «Встреча над планетой» — одно из центральных произведений в творчестве художника-космонавта. Ее репродукции обошли весь мир. Мне она представляется очень живописной. В ней органично совмещены непосредственность эмоций и чувство торжественной приподнятости, словно испытываемое самими космическими кораблями. Удачно передан настоящий цвет космоса — не монотонный, глухой, а по-своему сложный, богатый цветами и оттенками. Выразительна гармония зелено-изумрудного цвета «Союза» и голубовато-стального с некоторыми золотистыми деталями «Аполлона».

Космическая наука — наука необычайно динамичная, устремленная в далекое будущее человечества. Собственно говоря, само это будущее во многом связано с ее достижениями. Вот почему, обращаясь к перспективам космических исследований, А. Леонов и А. Соколов затрагивают в своем творчестве многочисленные проблемы философского и технического характера. Перед нами картины, которые хочется назвать поэтичным и научно зрелым раздумьем о земной цивилизации, о бесконечности и многообразии материального мира. Эти произведения опубликованы в четвертой, завершающей части альбома — «Взгляд в будущее».

Известно, что в литературе, кино, да и в изобразительном искусстве за последнее время сделано немало попыток наглядно и зримо представить себе завтрашний или более отдаленный день человечества в его связи с дальнейшим продвижением в космос. Работы А. Леонова и А. Соколова, отличаются тем, что в них нет ни наивно-радужной, ни бесчеловечно-жестокой фантастики. Художники сразу дают понять зрителю, что жизнь в ее земной форме — единственна, что рукопожатия с иными цивилизациями в прямом смысле слова «рукопожатие» не произойдет, но у человека всегда будет сохраняться обоснованная надежда на то, что его способность преображать материю созидательно, к добру — не одинока, что где-то во вселенной она также осуществлялась, осуществляется или осуществится. В этом глубокий смысл таких картин А. Соколова, как, например, «Может быть — жизнь?», «На пороге».

Художники подготавливают психологию зрителя к тому, что скоро, возможно, станет практическим заданием: передвижение по Марсу, устройство космодрома на Фобосе.

Они заглядывают и дальше, туда, куда мы не сможем прилететь и в отдаленном будущем. Искусство помогает нам ощутить себя в пространстве бесконечно разнообразного, всегда нового и познаваемого материального мира. Большое впечатление производят картины А. Соколова «Янтарная планета», «Поперек времени», «Черная звезда», «Взрыв сверхновой».

Размышляя о различных гуманитарных аспектах познания и освоения космоса, академик В. Амбарцумян выступил па страницах альбома со статьей, предваряя которую отметил, что уже одно из первых открытий, последовавших за созданием телескопа, было обнаружение колец у Сатурна, что не только сыграло большую роль в развитии астрономии и небесной механики, но и показало, какие изумительные красоты таит в себе окружающая нас вселенная.

По словам В. Амбарцумяна, редкий астроном, занимаясь своим предметом, может равнодушно смотреть на удивительно интересные формы солнечных протуберанцев, на очертания планетарных туманностей с их небольшими, но всегда изящными нарушениями симметрии, например, на гигантскую диффузную туманность «Розетка», которая состоит из большого числа шлейфов и лепестков, наконец, на своеобразную красоту многоликих форм спиральных галактик.

Продолжая свою мысль, ученый пишет: «Составители научно-фантастических повествований, хотя и не в очень точных выражениях, но часто описывают впечатления, которые должны получить люди, посещающие те или иные районы отдаленного космоса. Можно только подтвердить, что воображаемый путешественник, имеющий возможность попасть в окрестности любой звезды или другого астрономического объекта, проникать внутрь звездных скоплении или посещать центральные районы галактик, может увидеть потрясающее разнообразие непривычных панорам, эффектных смен условий освещения, фантастические очертания окружающих объектов» (с. 52).

Нам, людям, побывавшим в космосе, эти мысли близки и понятны, как и отношение ученого к взаимосвязи научной и художественной деятельности. Основываясь на личных наблюдениях, сопоставляя данные науки и впечатления от произведений А. Соколова и А. Леонова, нельзя не согласиться со следующим заключением академика В. Амбарцумяна: видимый и познанный человечеством космос является уже сегодня частью той тематики, которая перешла из эстетики воображения в эстетику знаний, непосредственных впечатлений и их осмысления. Действительно, через картины человека, побывавшего вне Земли, космонавта А. Леонова, обладающего даром художника, и живописца А. Соколова, глубоко знающего материал и направление современных космических исследований, эти впечатления становятся общим достоянием.

Хотелось бы отметить как факт, заслуживающий особого внимания, то, что две картины художника А. Соколова, посвященные проводимому эксперименту, были доставлены интернациональным космическим экипажем — А. Губаревым и В. Ремеком — на борт научного орбитального комплекса «Салют-6».

«Подобно тому как живущие на равнине люди увлекаются картинами причудливых Гималаев, нарисованных Рерихом, — отмечает ученый, — или люди суши с любовью рассматривают морские пейзажи Айвазовского, мы, земляне встречаем с огромным интересом картины, встающие перед взором неземного зрителя, где красивое так гармонически сочетается с необычайностью и величием масштабов. Нет сомнений в том, что это новое направление в живописи, «космическая живопись», будет привлекать все большее внимание любителей искусства» (с. 52).

Как подчеркивает В. Амбарцумян, мы живем в эпоху революционных изменений в наших представлениях о вселенной, но, избегая громких выражений, следует признать, срисовывающаяся картина космоса является весьма жизненной и динамичной, а это в свою очередь связано с разнообразием и красотой явлений. Ведь, изучая эти новые, на первый взгляд странные объекты, мы все ближе подходим к познанию процесса рождения миров; на пути к выяснению этого механизма воображению человека, его, так сказать, научному взору предстанут еще более захватывающие по своему содержанию и оригинальности процессы. А их познание, естественно, принесет с собой не только решение глубочайших проблем естествознания, но и обогатит наше воображение картинами небывалой красоты.

Мы живем в то время, когда социальный состав читателей таких, например, изданий, как «Природа», «Авиация и космонавтика», «Наука и жизнь», «Искусство», существенно пополняется людьми самых разных профессий и родов занятий. Думается, что большинство из них обращается к новым для себя областям знания не случайно, не из праздного удовлетворения своего любопытства, а весьма естественно и закономерно.

В условиях развитого социалистического общества достижения науки, научно-техническая революция создают наиболее благоприятные возможности для формирования целостной и многогранной личности человека, ощущающего внутреннюю, духовную потребность в заинтересованной активной причастности ко всему тому, что совершается согражданами, человечеством.

Есть и другой аспект этого явления. Трудно себе представить процесс развития современной науки и техники вне благоприятных социальных условий, если видеть в науке созидательную, а не разрушительную силу.

Ведь, проникая в глубины космоса, в тайны материи, мы служим человечеству, осуществляем его тысячелетние мечтания, создаем прочную основу для его светлого и счастливого будущего. Это будущее само по себе значительно, сложно, многообразно, и, вступая в него, мы берем с собой силу Антея, мощь наших земных нравственных ценностей, запас всей человеческой мудрости.

----------------

В оформлении журнальной статьи использованы репродукции картин:

А. Леонов. Стартует «Союз». Масло. 1976.

А. Соколов. Первая интернациональная орбитальная станция. Масло. 1976.

А. Соколов. Полдень далекой планеты. Масло. 1976.

А. Леонов, А. Соколов. Космодром на Фобосе. Масло. 1976.

А. Леонов. «Восход-2» в полете. Масло. 1976.

А. Соколов. Сквозь атмосферу Венеры. Масло. 1976.

------------------------------------------------------ ------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

Почти век понадобился мировой литературе, чтобы вслед за сочинением Томаса Мора «раскачаться» на вторую по счету утопию. «Христианополис» (1619) Иоахима Валентина Андреа открыл первую страницу истории утопий в немецкоязычной литературе. А одна из последних появилась в самом преддверии XХ века — роман «Земля свободных» (1899) австрийца Теодора Герцки. Роман Герцки — это еще вполне оптимистическая картина капиталистического будущего, осененного сиянием технического прогресса.

XX век внес существенные коррективы в построения утопистов, и все чаще их произведения стали требовать приставки «анти». Пришествие Машин уже не казалось панацеей от всех бед, а бурный взлёт научно-технического прогресса и пугал и манил одновременно. Эти две ипостаси прогресса нашли свое отражение в известных романах «Метрополис» (1926) австрийской писательницы Теи фон Харбу и «Туннель» (1932) швейцарца Бернгарда Келлермана. То были зачатки классических «утопий» и «антиутопий», пока еще одноцветная раскраска будущего в «черное» или «белое». А вот в одном из крупнейших произведений европейской литературы середины века, романе Германа Гессе «Игра в бисер» (1943), одноплановая технологическая утопия уступает место многоплановой, философской.

Однако отыскиваются в истории немецкой литературы корни и собственно научной фантастики, хотя ранние образцы ее следует именовать еще просто фантазиями. Их за долгие века накопилось предостаточно; фантазировать, скажем, на межпланетные темы не гнушались ни ученые («Сон» (1634) Иоганна Кеплера), ни даже церковники (так в трактате отца Атаназиуса Кирхнера «Itinerarium Exstaticum» (1655) ангел берёт героя «в круиз» по небесам с целью завершить, его образование...). Вероятно, для любителей фантастики окажется неожиданным и такой факт: первое в истории литературы воображаемое путешествие на Марс описано немцем — случилось это в романе астронома Эберхарда Киндермана «Быстрое путешествие, совершенное пятью молодыми людьми на воздушном корабле» (1744)... Но все эти сочинения, как и раскованные фантазии «немецкого Фламмариона», Пауля Шеербарта, писавшего в первые десятилетия XX века, относятся к современной научной фантастике не более, чем первые аэростаты к сверхзвуковому лайнеру.

Научная фантастика зародилась в Германии тогда же, когда и в других странах, — на переломе XIX и XX веков; она и названа-то была так потому, что пришла в мир бок о бок с научно-техническим прогрессом. В первой половине нашего века мы встретим ее повсеместно — в книгах фон Харбу и Келлермана, в оригинальном подражании Уэллсу — романе австрийца Эгона Фриделя «Путешествие на машине времени» (опубликованном после смерти автора, в 1944 году) и многих других... Интересно, что в это же время в Германии возник еще один, доселе невиданный феномен — так называемые «брошюрные серии научной фантастики» («Воздушный пират» и другие). К ним, этим первым ласточкам «масс-культовской» фантастики, мы еще вернемся — пока же только отметим, что Германия начала века держала,

по-видимому, первенство по количеству издаваемой фантастики. И опередила в этом отношении США, где расцвет жанра начался чуть позже.

Была у ранней немецкой фантастики и своя бесспорная «звезда» — Курд Лассвиц; лучшего кандидата на титул «отца немецкой НФ», пожалуй, не найти. Он известен своим знаменитым романом «На двух планетах» (1897), переведенным до революции и на русский, однако только этой книгой заслуги Лассвица перед фантастикой не исчерпаны. Творчество его многогранно: в своих рассказах он освобождает «строго» научную, популяризаторскую по сути фантастику от традиционной сухости, переводя ее в разряд фантастики парадоксальной.

Однако в драматическое для Германии и всего мира время, промежуток между двумя мировыми войнами, на научно-фантастической сцене появились книги, которые оказали, увы, не меньшее влияние на развитие этой литературы в Германии. Речь идет о многочисленных романах Ганса Доминика, принесшего в фантастику ядовитые семена, которые проросли и дали обильные всходы, например, в современной научной фантастике ФРГ. Формально популяризаторская, «про изобретения», фантастика Доминика содержала в себе явные элементы реакционного консерватизма, «мягкого» национал-шовинизма. И не из-за пропаганды достижений науки и техники книги этого писателя получили «зеленый свет» в фашистской Германии. (Сегодня произведения Доминика издаются в Западной Германии — где бы вы думали? — в сериях «классики научной фантастики»...)

Но если в произведениях Доминика, например, в его романе «Власть трех» (1922) встречаются ещё только зачатки мистицизма и оккультной тарабарщины, то у таких авторов, как Эверс и Штробль (на «совести» первого, кстати, — слова к небезызвестному «Хорсту Весселю»), подвизавшихся в качестве «придворных фантастов» Третьего рейха, эта сторона дела уже разработана вовсю (1).

Вторая мировая война явилась величайшей трагедией и испытанием для немецкого народа, она словно расщепила надвое единый поток немецкой культуры. Отныне каждая составляющая пошла своим путем. Разделилась и пошла двумя непересекающимися путями и немецкая научная фантастика. Но вот параллельны ли эти пути? Давайте посмотрим. Произведения фантастов, в какие бы далекие миры будущего они ни забирались, лишь особое преломление настоящего. И, перелистывая страницы НФ книг, выпущенных в каждой из Германий, мы многое узнаем о том, что заботит, зовет и отталкивает писателей-фантастов этих стран.

***

Исследователь, задумай он количественно оценить состояние научно-фантастической литературы, появляющейся на книжных прилавках Западной Германии, отметил бы следующий факт. Фантастики в стране издается более чем достаточно, такие издательства, как Гейне, Гольдман и Улльштейн (а ранее — Марион фон Шредер, Лихтенберг и Фишер) выпускают 3—5 научно-фантастических книг ежемесячно. Но вот национальной-то фантастики практически нет, ее редкие образцы буквально тонут в море переводной литературы и откровенной бульварщины (2)...

Последняя стала, к сожалению, определяющей. Ибо на вопрос, каким единственным словосочетанием описывается мир научной фантастики ФРГ, мы без колебаний (но не без сожалений!) ответим: «Перри Родан». Кто же или что же это такое — Перри Родан, чем он так прославился?

Вначале несколько слов о предыстории. В 1960 году предприимчивая группа авторов, во главе которой стояли В. Эрнстинг и К.-Г. Шеер, вдохновленные легендарной славой берроузовского «Джона Картера Марсианского» и других суперменов научной фантастики, решила создать «своего», немецкого. Так родился космический пилот США (все-таки американец...) Перри Родан. В мюнхенском издательстве «Артур Мевиг» стали выходить дешевые журнальчики с приключениями новорожденного. И не стоило бы долго говорить о нем — бульварщина есть бульварщина, как ее ни ряди, если бы не одно «но». Перри Родан начал вдруг срывать такие коммерческие лавры, каких от него не ожидали даже его создатели. Так этот феномен перекочевал из сферы литературоведения в сферу социологическую.

О масштабе предприятия судите сами. По сей день еженедельно выходит в свет очередной номер журнала о Перри Родане (это почти четверть миллиона экземпляров). Параллельно каждый месяц на прилавках появляется очередной «опус» в мягкой обложке (еще 50 тысяч). Плюс два переиздания старых выпусков, тоже еженедельно... По данным на 1977 год, уже вышло в свет более 800 номеров журнала и за сотню отдельных «романов». И нельзя не согласиться с рекламой, гласящей, что издательство «Пабель», к которому перешли права на издание «родановщины», издает сейчас ежемесячно фантастики больше, чем кто бы то ни было в мире.

Дальше — больше. Отпочковалась новая серия, названная по имени ближайшего соратника Перри, некоего инопланетного принца Атлана (еще 80 тысяч экземпляров еженедельно). «Культ Перри» постепенно захватил Западную Европу и с триумфом перемахнул через океан. Теперь, вместе с американскими изданиями, общий тираж исчисляется, вероятно, восьмизначными цифрами. В 1966 году эстафету подхватил кинематограф, стали, как грибы после дождя, возникать «Клубы ПР», комиксы, продаваться игрушки, чертежи космической техники, пластинки; собираются даже специальные съезды энтузиастов. И все это ради него одного, ради Перри... Если даже с должной иронией отнестись ко всем его многочисленным завоеваниям в пространстве и во времени, о которых без устали строчит «команда родановцев» (теперь в ней насчитывается 12 авторов — назвать их «писателями», право же, рука не подымается), то в одном Перри Родану следует отдать должное. Западный книжный рынок он завоевал, причем четкость и планомерность этой акции наводят на размышления.

Вот скромное начало карьеры супермена: в 1971 году пилот Военно-Космических Сил США Перри Родан, рыжеволосый красавец 35 лет от роду, сталкивается на Луне с инопланетянами, которые предоставляют в его распоряжение некий «активизатор живого», благодаря которому Перри становится всемогущим и бессмертным. После чего он погружается в водоворот событий. Поначалу Перри разворачивается в планетарных масштабах, обуздав все политические силы Земли, которым отныне надлежит работать рука об руку под мудрым руководством Перри Родана. Другого им не дано, ибо на голову землян, словно сбесившись от беспричинной ненависти, один за другим сваливаются инопланетные захватчики. В таком перманентном состоянии агрессии долг Перри — одерживать победу за победой над чужаками.

Растет количество выпусков, «космическому стратегу» становится тесно в Солнечной системе. Завоеван весь доступный космос, создана «Солнечная империя», а сам Родан удостаивает себя титула «Великого Администратора». Сотни космических битв, сотни лет (а к 1977 году хронология серии распространилась на пятое тысячелетие: гулять так гулять!) Перри Родану нипочем. Все эти страсти вызвали бы в лучшем случае ухмылку, если бы не одна, смутная поначалу, тревога. Ну, супермен как супермен, на подростков и обывателей все это может произвести впечатление... ну, жалко перевода бумаги, наконец. Но что-то не так — не так, как в других «эпопеях» того же порядка. Какая-то странная расчетливость, планомерность, почти бухгалтерский учет истребленным врагам и присоединенным планетам… Где-то, когда-то все это уже было, но где и когда?

Пойдем, однако, дальше. То, что никакой фантазии в этой «научной фантастике» не доищешься, можно было сказать заранее. Как не следует ждать и научных откровений. Иногда авторов, правда «разбирает», и тогда на свет являются «откровения» вроде загадочного существа Харио, энергетического сгустка, питающегося звездным излучением. На вид это чёрный шар, гладкая поверхность которого отражает события, происходящие в этот момент в самых отдалённых местах Галактики (про скорость света авторы помалкивают). Живет Харио «по ту сторону времени, видит и знает всё, что происходит во Вселенной, все, что было, и все, что будет»... Казалось бы, ну что ещё можно выдумать после такой «находки» (ведь наверняка Харио знает и содержание всех будущих похождений бессмертного Перри!)? Однако золотоносная жила продолжает разрабатываться без тени смущения...

Не стоит долго распространяться и о литературных достоинствах серии, они, как говорится, находятся «по ту сторону добра и зла». Интерес вызывает разве, что язык героев. При встречах землян друг с другом диапазон речи ограничен приказами и отчётами об их исполнении. Когда появляются инопланетяне, разговоры (если вообще дело не сводится к простому нажатию курка) ограничены устрашающими окриками. «Дискуссии специалистов-ученых» полны цитированных и перецитированных маловразумительных терминов... Прав был критик, отметивший, что «авторская речь содержит те же элементы, а весь военизированный словарь и общий ритм стаккато более напоминает реляции с полей сражения».

С кем же сражается Перри Родан? То, что вместо инопланетян — маски, клише, следовало ожидать. Однако одна статистическая закономерность прослеживается не то чтобы ярко — навязчиво: все эти «нечеловеки» почти наверняка описаны как слабые, дегеративные расы. Если же это высокоразвитые существа, то почти всегда — негуманоидные убийцы из бог знает каких внегалактических бездн. Случалось, что Родану попадались «под руку» расы мудрые и разумные, — и вот тут-то теплившиеся подозрения, смутные предчувствия читателя подтверждаются со всей очевидностью.

Мудрые и разумные — но совершенно безынициативные, полностью бессильные в политическом плане! Расы, которые просто не выживут без энергичного и богоподобного Перри — лидера, полководца, вождя. А вождь по-немецки — фюрер...

Вот что смущало в похождениях Великого Администратора и вызывало аналогии с прошлым. Планомерный «приход-расход» человеческого волоса в Освенциме. Доведенная до идеала организованность и дисциплина убийства как воплощение организованной государственной машины Третьего рейха. Точные — до сантиметра — обмеры черепа на предмет арийскому стандарту. Заведенная как часовой механизм нация, во главе которой — единовластный лидер… Все это легко обнаружить под «галактическими одёжками» книжек о Перри Родане.

За псевдоисторической (всякие там принцы, штатс-маршалы, лорды-адмиралы) или псевдофантастической (корпус мутантов») терминологией некоторые критики усмотрели лишь балаган, невинную игрушку для детей и лиц, с не отягощенных интеллектом. От Перри Родане поспешили отмахнуться как от объекта, недостойного внимания. Действительно, литературоведам здесь делать нечего: нет самого материала. Зато социологов явление не может не заинтересовать.

Идеально организованная военная экспансия в сочетании с почти обожествлённой фигурой лидера, какой-то зоологической неприязнью к «инородцам» и отсутствием даже рудиментов культуры и интеллекта, — согласимся, всё это знакомо. И это вовсе не игрушки... Потому-то все чаще в критических обзорах слова «Родан» и «нацизм» ставятся вместе. Это почувствовали и хозяева серии; в 1971 году тогдашний директор фирмы «Мевиг» в интервью мюнхенскому журналу попытался «отбиться» от прямых обвинений в пропаганде идей нацизма. «Это ведь не фашизм, а всего лишь проповедь использования силы — на благо человечеству!» А вот австрийский публицист Роберт Юнг дал максимально точное определение: «Гитлер планетарной эпохи».

«Адвокаты» Перри Родана указывают обычно на такой момент: в Солнечной Империи некоторые государственные институты носят формально демократический характер, например; существуют выборные советники при Великом Администраторе. Однако, как едко заметил критик Манфред Нагль, «Перри разрешает им высказаться, хотя ему, при его безграничной мудрости, никакие советы не нужны. Напротив, советники с благоговением выслушивают откровения своего вождя...» Не лишним будет вспомнить, что и при Гитлере формально были сохранены некоторые институты Веймарской республики — существовала даже ее конституция…

Теперь восьмизначные цифры тиражей уже не вызовут усмешки — скорее, ужас. Ибо «ПР» — это не только реанимация идеологии фашизма, это еще и попытка прописать ее в будущем. И хотя в данном случае под «будущим» понимается лишь грубо размалеванная декорация, те сотни тысяч читателей, которые еженедельно поглощают очередную партию «родановщины», как-то свыкаются с мыслью, что и впредь всегда будет ощущаться нужда в «сильных личностях», свято соблюдающих «расовую» (теперь уже — земную) чистоту, оберегающих перепуганного обывателя от происков «инородцев» и непрестанно заботящихся о расширении своего «Lebensraum».

Отравленная стрела достигает цели. Недаром среди победителей конкурса на лучший лозунг для серии был и автор таких строк: «Думай, как Перри,— и правь Вселенной». Автору — 14 лет...

***

Коммерческий взлет Перри Родана не оставил равнодушными ремесленников, не входивших в группу Эрнстинга и Шеера, появились даже серии-подражания («Коммодор Скотт» и другие). В этот же ряд можно со спокойной совестью зачислить и большинство романов Г. Кнайфеля («Нас ждали звезды», «Дальше, чем ты думаешь»), впоследствии подключившегося к разработчикам жилы — «родановцам». Вот во что с течением времени эволюционировали «брошюрные серии» начала века, о которых мы упоминали в начале обзора!

Обидно, что за подобными эверестами макулатуры совершенно теряется из виду серьезная научная фантастика ФРГ, Австрии и немецкоязычной Швейцарии. Даже освободив ее от тины, подобной вышеописанной, мы обнаружим одно-единственное крупное имя — Герберта Франке. Это действительно лидер фантастики ФРГ. В прошлом физик-теоретик, профессор Венского университета и автор более полутора десятков научно-популярных книг, Г. Франке был трижды удостоен премии Рихера как лучший западногерманский фантаст года.

Франке — писатель по преимуществу «антиутопического» склада, хотя в его произведениях нет того мазохистского любования концом света, которое в общем присуще основному руслу современной западной фантастики. Основная цель испепеляющей фантазии Франке — это статичное, полностью законсервировавшее себя общество в духе моделей, построенных ранее Хаксли, Замятиным и Оруэллом. Но если классики «антиутопии» были настолько заворожены созданной ими же конструкцией, что и не искали какого-то выхода, то Франке этот выход ищет. Постоянно, настойчиво, со страстностью гуманиста и спокойным аналитизмом ученого.

Статика в отсутствии противоречий, а как следствие — вырождение, стагнация, гибель,— исследуются им в двух направлениях. Во-первых, он предупреждает против тенденций к диктатуре и автоматизации: соединенные воедино, они могут дать в будущем те ужасные картины, которые рисует ему фантазия. Уже во втором романе «Сетка мыслей» (1961) Франке изображает общество, члены которого подвергаются лоботомии только потому, что обладают фантазией, способностью совершать нелогичные поступки... В «совершенном» обществе фантазер и мечтатель Эрик мгновенно становится преступником. Однако исторический ход развития оправдывает его, а не общество, пожелавшее «освободиться» от каких бы то ни было случайностей, любых проявлений нонконформизма. Когда через многие века на планету садится экспедиция другой разумной расы из отдаленной части Галактики, от «совершенной» земной цивилизации остались одни руины, а мозг Эрика — случайно сохранившийся и вновь «разбуженный» пришельцами — вновь живет и действует...

Эта тема, преломляясь по-разному, прошла через многие романы писателя — «Стеклянная западня» (1962), «Стальная пустыня» (1962), «Башня из слоновой кости» (1965) — и нашла самое яркое воплощение в последнем романе Франке, «Ипсилон-минус» (1976).

Общество будущего, изображенное в романе, может «с гордостью» назвать своим духовным провозвестником Олдоса Хаксли: иерархия каст, единая система компьютеров, управляющая всем и вся, совершенная на вид социальная конструкция, торжество холодной надчеловеческой логики, общество, в котором, «все довольны». Однако выясняется, что и в этом обществе в прошлом были свои недовольные — группа технократов («мягких революционеров»), решивших, что для обновления системы достаточно обновить вводимые в единый компьютер программы... Их восстание окончилось неудачей, однако разгром, учиненный над восставшими, не принес спокойствия и правящей элите. Ибо стало известно, что в некоем тайнике спрятаны инструкции, с помощью которых можно разрушить античеловечное государство, взорвать казавшееся незыблемым «статус-кво». Местонахождение этой «взрывоопасной» информации известно одному-единственному человеку, главному герою романа. Сам он об этом не подозревает: в целях конспирации соратники-революционеры особым образом блокируют в его мозгу те участки, которые ведают памятью... Теперь он «другой человек», лояльный служащий системы, специалист по компьютерам, проверяющим граждан на «кастовое соответствие». Его прошлое для него самого — загадка.

Случайно, в результате ошибки при программировании, он проверяет на «кастовое соответствие»... себя. И с изумлением обнаруживает, что принадлежит к разряду «ипсилон-минус», изгоев. Герой начинает медленно, шаг за шагом, восстанавливать свое прошлое, свое второе, скрытое за психоблокадой «я», пытается нащупать старые связи.

Только пройдя через водоворот событий, читатель узнает, что «ошибка», изменившая существование героя, оказалась на деле тщательно спланированной провокацией со стороны правящей элиты. Герой, разыскивающий своих друзей, — лишь подопытный кролик, и в финале правители добираются-таки до заветной информации и уничтожают ее. Но это не главное из чудовищных откровений финала: выясняется, что знак «ипсилон-минус» означает принадлежность к истинной элите, маскирующей себя, но обладающем всей полнотой власти! Ибо «ипсилон-минус» — это чрезвычайно высоким уровень фантазии, а без этого ценнейшего качества «верхушка», как выясняется, существовать не может...

Героя даже приглашают занять свое место у кормила власти, а когда он отказывается, его уничтожают. И все-таки финал по-своему оптимистичен: перед самой гибелью герой, подключившись к единому компьютеру, программирующему через средства массовой информации сознание граждан этого общества, сообщает секретные данные о способах разрушения системы... буквально всем. Он сам погибнет, но неизбежен и скорый конец этого автоматизированного общества-застенка.

Единственная ли это опасность в будущем — террор, автоматизация, доведенная до абсурда, насилие и насаждаемый конформизм? Франке обращает внимание и на другую сторону медали, он, вероятно, первым (если не считать Станислава Лема) рисует еще один, не столь очевидный вариант конца цивилизации: спокойный, мирный, лишенным внутренних конфликтов гедонистский «рай».

В романе «Клетка орхидей» (1961) цивилизация далекой планеты представляет собой высшее завершение идеи «сытого рая»: наследники тех, кто его задумал и создал, уже не люди и даже не животные. В подземных лабиринтах-теплицах в огромных баках живут какие-то омерзительные амебы, существование которых поддерживается роботами. Это уже жизнь почти растительная («мыслящие орхидеи»). Но Франке не просто изобразил какую-то экзотическую форму жизни в космосе: дело в том, что когда-то «орхидеи» были человекоподобными. Затем, взвалив все тяжести жизни на роботов, они превратились в полурастения, пребывающие в состоянии постоянной эйфории, которой их заряжают все те же роботы. Жизнь ли это или просто существование? («А они думают?». «Зачем им думать — они счастливы». «А они размножаются?». «Зачем — они бессмертны»...)

Своим романом Франке выносит беспощадный приговор концепциям «сытого рая», но только приговором он не ограничился. Дело в том, что «мыслящих орхидей» обнаруживают земляне будущего, разительно напоминающие впавших в детство уэллсовских элоев: игры и развлечения составляют все их существование. И обнаружив на далекой планете свое вероятное будущее, земляне впервые задумываются над вопросом: а так ли все благополучно на самой Земле?

В романе «Зона: нуль» (1970) писатель вновь возвращается к вопросу о «сытом, развлекающемся обществе». Прошедшее десятилетие не заглушило тревогу Франке, наоборот, она разгорелась с новой силой... После страшной, испепеляющей войны двух противодействующих обществ прошло много лет. Остатки и «той» и «другой» цивилизаций практически изолированы друг от друге, разделены областью сплошных разрушений, «зоной: нуль». Долгое время никакой информации друг о друге нет, пока наконец в «зону: нуль» не отправляется экспедиция, в составе которой герой романа. По мировоззрению он близок нашему современнику; именно его глазами человек XX века судит об увиденном.

Оба общества-антагониста представляют собой две крайности. Одно из них отличает энергия, сверхжёсткая дисциплина, жизненная активность; герой принадлежит как раз к «активным». «Пассивное» общество, представшее его взору, впало в детство от постоянного безделья (благосостояние обеспечивается автоматикой), вся деятельность его членов сводится к игровым наслаждениям, эротике, какой-то несерьезной «научной работе», весьма смахивающей на изыскания лапутян у Свифта. Введена номерная система, и когда герой, первоначально «равный среди равных», теряет свой идентификационный жетон, он тут же превращается в отверженного...

Герой спасается, убегает из «сытого рая», более похожего на ад, возвращается к своим. И... подвергается лоботомии: для его общества, организованного и по-военному дисциплинированного, всякая информация об «анархистах», живущих свободной, беспечной жизнью младенцев, крайне опасна...

«Зона: нуль» — один из самых мрачных романов Франке. И все-таки это не беспросветный кошмар, а настойчивое предложение, требование задуматься. В интервью американскому журналу «Экстраполейшн» писатель изложил свое кредо так: «Я не считаю свои научно-фантастические романы воплощением пессимизма, хотя и постулирую развитие определенных опасных тенденций современности в будущее. Но я не предсказываю, а просто ставлю вопросы. Можно ли найти выход даже в безнадежных ситуациях? Мне думается, выход всегда есть».

То, что прогрессивные писатели-фантасты ФРГ настойчиво ищут выход, подтверждается и деятельностью группы молодых авторов, объединившихся вокруг журнала «Science Fiction Times» («Времена научной фантастики»). Возникло это объединение как своеобразный эквивалент английской «Новой Волны» (отсюда, по-видимому, и английское название), однако одна особенность выделяет западногерманских авторов по сравнению с их коллегами. Это преимущественно писатели левых убеждений, хотя спектр «левизны» достаточно широк: тут и коммунисты — члены ГКП, многие из которых даже подвергались репрессиям в связи с пресловутым «запретом на профессию», — тут и «левые либералы», и откровенные леваки-радикалы, которых сейчас пруд пруди в любой стране Запада (хотя влияние последних на всю группу падает с каждым годом). Неоднородность сказывается и на прозе этих писателей: наряду с острообличительными, антикапиталистическими по духу произведениями встречаются на страницах журнала и проявления «революционности» другого рода — смакование жестокости и патологий, нецензурщина и тому подобное. Однако если в английской «Новой Волне» подобной «революционностью», в сущности, и ограничились, молодые западногерманские авторы внимательно изучают возможные альтернативы, приходящие, в частности, и со страниц научной фантастики. Так, в журнале постоянно ведется раздел «Социалистическая альтернатива», в котором с очень доброжелательных позиций (ведут раздел писатель Пукаллус и его жена, член ГКП) оценивается научная фантастика ГДР и других социалистических стран.

Несмотря на идейную и художественную разбросанность, костяк группы составляют писатели, чья искренняя тревога за будущее не может не вызвать сочувствия. И, как знать, может быть, когда-нибудь эти ростки распустятся, и научная фантастика ФРГ займёт своё место в ряду европейских научно-фантастических литератур.

(1) Эта неизменно проступающая связь фашизма и мистицизма, несопоставимое на первый взгляд единство костров из книг в Нюрнберге и официальной космогонической доктрины нацизма, теории «вечного льда» австрийца Ганса Гербигера, концлагерей и «расово чистой физики» (а почему бы не быть «расово чистой фантастике»!) еще ждет своего исследователя. Ведь недаром же говорят о нацизме как об извращении немецкого романтизма...

(2) В последние годы, правда, наметились две позитивные тенденции. Это, во-первых, серия издательства «Инцель», возглавляемая известным редактором, критиком, энтузиастом фантастики Францем Роттенштайнером, живущим в Вене. В выпусках серии вышло большое количество переводной НФ из СССР и других социалистических стран; в середине семидесятых, когда «снобистская» американская читающая публика с удивлением открыла для себя творчество Лема и Стругацких, эти авторы уже были хорошо известны в Западной Германии... Второе, что обращает на себя внимание, это серия фантастики в солидном издательстве «Зуркамп», в которой представлены и отечественные авторы и прежде всего Герберт Франке, о котором речь впереди.

------------------------------------------------------ ------------------------------------------

Вл. Гаков, Эрик Симон. «В непараллельных мирах». Обзор научно-фантастической литературы ГДР / читать

------------------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ.