— Осторожней! Здесь тротуаров для нас не проложили!

Они шли, почти ничего не видя в клубящихся пыльных тучах. Стоял беспрерывный, несмолкаемый грохот — в метре от них проносились какие-то тяжелые машины. Внезапно справа они заметили в осевшем на миг пыльном облаке странное здание с узкими, похожими на крепостные бойницы окнами.

— Я узнаю его — мы почти у цели. Скоро можно будет снять скафандры. Это архив!

Мари, как всегда, оказалась права. Еще две минуты торопливых, но в то же время осторожных шагов сквозь пыльный мрак и грохот — и отважные путешественники счастливо обняли друг друга: Станислав и Маша Кузякины благополучно дошли улицей Дзержинского до самой улицы Поповича!

С. Михайлов.

---

От автора: В этом рассказе — никакой фантастики. Попробуйте, как Кузякины, пройти от здания областной типографии до улицы Поповича! Вы, как и они, не сможете здесь дышать без респиратора — из-за пыли, поднимаемой могучими колесами самосвалов и прочей техники века НТР. Ваше платье или костюм любой расцветки, если вы рискнете идти без скафандра, к концу пути станет одного цвета — серо-седого, равно как и волосы — от той же пыли. Вы, как герои моего рассказа, будете шарахаться от машин и мечтать хоть о плохоньком деревянном тротуаре в две доски шириной. И у финиша на ваших запылившихся устах будет один вопрос: почему ответственные руководители, направляя по улице Дзержинского поток транспорта (мера, эта, понимаем, вынужденная — из-за ремонтных работ на проспекте Мира) не проявили заботы о ее жителях и пешеходах ну хотя бы на уровне регулярного появления здесь машины-«поливалки»?

---

Южно-Сахалинск.

В канун войны с фашизмом Гексли занял позицию так называемого «интегрального пацифизма», то есть полного отказа от сопротивления врагу. Это детище Мюнхена известно по скандальному лозунгу, выдвинутому французским единомышленником Гексли, тоже «интегральным пацифистом», Жаном Жионо: лучше быть живым немцем, чем мертвым французом. Проповедь непротивленчества в предвоенном романе Гексли «Слепой в Газе» имеет исключительно пошлый характер. «Вы не должны ненавидеть своих врагов, — поучает в романе непротивленец Миллер, — полюбите их, и они окажутся достойными любви». Перед лицом фашистской агрессии эти гнусности были прямой пропагандой пораженчества и коллаборационизма.

Когда, на Лондон стали падать немецкие бомбы, Гексли вместе со своими литературными друзьями удалился в США, «избрал своим уделом добровольную ссылку на южный берег Калифорнии», как выразился не без юмора английский писатель Пристли.

В США Гексли и его друзья развили деятельную пропаганду среди интеллигенции за отказ от общественных интересов и уход в мистику. Гексли усиленно популяризирует индуистскую религиозно-мистическую литературу и сам пишет в этом духе. Выступая в дискуссии по поводу роли писателя в социальной борьбе, Гексли заявил, что единственная задача, достойная внимания современного художника, эта «познание сверхчувственных ценностей и воплощение их в искусстве».

Незадолго до конца войны Гексли выпустил программный роман «Время должно остановиться».

В этом романе читатель знакомится с образчиком «воплощения в искусстве сверхчувственных ценностей». Один из персонажей Гексли умирает, после чего продолжает участвовать в действии романа уже в качестве представителя «того света».

Однако был бы простаком тот, кто поверил бы в «святость» намерений Олдоса Гексли. Он разоблачал себя как прямой агент реакции, заявив, считает пустым делом создание произведений о «несправедливостях империализма» или об «утопиях грядущего». Действительно, главный идейный заряд романа обнаруживается в его публицистической части. Это отрывки на дневника героя книги писателя Себастиана Барнака, относящиеся к нашему времени. Основные мысли дневника Барнака те же, что Гексли излагает от своего лица в «Науке, свободе и мире», почему их и полезно рассматривать вместе. Человек должен «выключиться из времени», отказаться от идеи социального прогресса — вот лейтмотив размышления Барнака-Гексли, отраженный в названии романа «Время должно остановиться». Надежда людей на лучшее будущее, вера в социальный прогресс подвергаются в обеих книгах бешеным нападкам. Ждите лучшего будущего, — издевается Гексли, — только вам его не дождаться.

Требование Гексли прекратить общественную борьбу во имя «спасения души» — есть прямая помощь реакции. Его призывы, якобы продиктованные «тревогой в мире, науке и свободе», направлены против мира, против науки и против свободы. Его «сочувствие народу» лицемерно, ибо на самом деле он относился и продолжает относиться к народу с величайшим пренебрежением.

Страхи, владеющие Олдосом Гексли, не являются его личными страхами. Его настроения в высшей степени характерны для современной буржуазной культуры. Истерическая боязнь социального прогресса и отчаянный крик — «Время должно остановиться!» — выражают общий страх обреченного эксплуататорского порядка и связанных с ним классов перед мерной поступью истории. Время работает против них, — так надо остановить время! Мистические верования Оддоса Гексли, очевидно, заставили его несколько преувеличить свое могущество как заклинателя календаря. Но гримасы новейших буржуазных колдунов могут вызвать только улыбку. Простые люди во всем мире не имеют повода опасаться поступательного хода истории. На заклинания идеологов буржуазного порядка они могут ответить бесстрашными словами, рожденными культурой социализма: время, вперед!

— - — - — -

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ

Мы ещё потолковали немного, а когда, наконец, вышли из школы, было совсем темно. Посреди школьного двора стоит какая-то удивительная штука. Самолёт — не самолёт, автобус — не автобус. Что-то на колёсах и с крыльями.

Славка закричал:

— Эй, кто там есть, откуда вы взялись?

И какой-то радиоголос ответил из машины:

— Из прошлого.

— А куда едете?

— В будущее.

Мы сразу догадались: это машина времени! Славка залез внутрь и сказал быстро:

—Лезьте и вы, здесь как раз двадцать кабин.

Мы, как были с портфелями с сумками, расселись по кабинам. Перед каждым из нас было множество различных кнопок. Я, не раздумывая, нажал какую-то и почувствовал: лечу.

Солнце завертелось над моей головой, оно появлялось с одной стороны, описывало полукруг и исчезало. День сменялся ночью, а ночь — днём. И каждый длился не больше секунды. Я посмотрел на часы, но ничего не увидел; стрелки бегали по циферблату с такой скоростью, что разглядеть их было невозможно.

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Но вдруг солнце замедлило свой бег и остановилось над головой, мирно затикали часы. И я увидел, что моя машина стоит на громадной площади. Я вылез из кабины. Куда и когда я приехал? Что это за город и какой сейчас год? Вдалеке я увидел людей. Но можно спросить у прохожего, какая это улица и который час; спрашивать же, в каком ты городе и который теперь год, как-то неудобно.

Я отправился бродить по чудесному городу. Я в нём никогда не был, и в то же время мне казалось, что был. Я посмотрел вверх. Высоко над городом поднималась фигура человека с протянутой вперёд рукой. Это Ленин! Скульптура Ленина на здании Дворца Советов!.. Значит, я в Москве. Она стала ещё прекраснее.

Который же теперь год? Какой-то мальчик сидел на скамейке в саду и читал журнал: это был «Пионер». Я посмотрел на обложку: январь 1995 года. Я залетел на 50 лет вперёд!..

Володя Уколов.

----------------------------------

«ПЕРЕВЕРНИТЕ СТРАНИЦУ...».

---

Ещё там — в 1945 году — меня всегда интересовали последние достижения науки и техники. И тут — в 1995 году — мне прежде всего захотелось узнать, что нового в науке.

Я остановил первого встречного и спросил, где я могу получить такие сведения.

— А разве у вас нет говорящего справочника? — удивился он. — Тогда возьмите мой. — Он вынул из кармана книжечку и дал её мне.

Я открыл её, в ней были совершенно белые листы, я подумал, что прохожий подшутил надо мной. Но вдруг из книжки раздался довольно громкий голос: «Что вы хотите узнать?»

Я ответил, не веря, что меня могут услышать. Но голос сказал: «Хорошо, переверните страницу».

Я перевернул. На белом листе появилось изображение ракеты. «Это, — сказал голос, — межпланетная ракета, она курсирует по маршруту Земля — Луна, Земля — Марс. Её конструктор — знаменитый учёный Афанасьев».

Сердце у меня забилось.

— Нельзя ли мне посмотреть на этого учёного? — спросил я.

— Перевертите страницу.

Я перевернул — и передо мной появилось улыбающееся очень знакомое лицо. Это был Мишка Афанасьев, я его сразу узнал, хотя он за эти пятьдесят лет немножко постарел. В 1945 году мы сидели с ним за одной партой, и он тогда ещё говорил мне: «Вот увидишь, я обязательно долечу до Луны».

Он тогда строил какие-то модели ракет с резиновыми моторчиками. Один раз нам с ним чуть не влетело. Он вытащил на уроке математики свою модель, я не знал, что она заведена, и поставил на парту, а она вдруг полетела по классу.

Значит, Миша добился, чего хотел.

Я перевернул страницу.

— Теперь познакомьтесь с человеком, избавившим мир от болезней.

Я листал и листал эту замечательную книжечку. Я встретил несколько знакомых лиц и узнал много удивительного.

Потом мне очень захотелось узнать одну вещь.

— Скажите, — спросил я, — а нет ли среди этих людей человека по фамилии Акимов?

— Владимир Акимов? — переспросил голос. — А в какой области он работал?

— В разных, — сказал я, — в детстве он занимался ботаникой и вырастил лимон в горшке, потом он ещё дрессировал собаку, один раз он сделал очень хороший роллер...

Книжка некоторое время молчала, потом сказала:

— Нет, Акимова у нас нет.

Мне стало грустно. Этот человек, Владимир Акимов, тоже хотел сделать что-нибудь замечательное. Не для того, чтобы прославиться, а просто для людей. Почему же у него не вышло? Но я подумал так: он ведь, всё-таки вернется в 1945 год, и за пятьдесят лет у него ещё может что-нибудь получиться.

Володя Акимов.

---------------------------------

САД ЧЕТЫРЕХ ВРЕМЕН ГОДА.

---

Я всегда любил географию и знал её отлично. Поэтому, когда я вылез из машины времени, я сразу догадался: здесь субтропики. Меня только удивила, как это субтропики перекочевали в Москву.

Я шёл по улицам и удивлённо глядел по сторонам: у памятника Пушкина цвели апельсиновые деревья, на Гоголевском бульваре шумел молодой бамбук.

Ко мне подошёл милиционер и сказал:

— Видно, вы приехали издалека и не понимаете, что у нас тут случилось с климатом. Дело в том, что большинством голосов решено, что на этой неделе у нас должен быть климат Сухуми. Но если вам субтропики не но вкусу, отправляйтесь в сад четырёх времён года, там-то вы уж наверняка сумеете выбрать.

Это был огромнейший прекрасный сад. В одном его конце цвели вишни и яблони, в другом колосилась рожь, в третьем люди собирали в корзины яблоки, груши. В четвёртом была зима, блестел на солнце снег и стоял крепкий мороз.

Здесь было много весёлых людей, они отдыхали, читали и чувствовали себя очень хорошо.

Я присоединился к компании рыболовов.

— Теперь я вижу, как я ошибался в 1945 году. Тогда я хотел стать военным, а теперь, я вижу, военные совсем не нужны.

— Напрасно ты так думаешь, — сказал мне сосед. — Правда, Германия с тех пор, как её разбили, пятьдесят лет назад, уже боится нападать на кого-нибудь, но армия и теперь стоит на страже Советской страны, и все, кого ты тут видишь, умеют владеть оружием, если понадобится.

— Ладно. — сказал я, — тогда моё решение так и остаётся: я буду танкистом.

Володя Хижняков.

------------------------------------------------------ -------------------

Я РАССКАЗЫВАЮ О ТОМ, ЧТО БЫЛО ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ НАЗАД.

---

Когда я вышел из машины, первое, что мне бросилось в глаза, — огромный плакат о том, что сегодня во Дворце Советов ёлка. Я пошёл на ёлку.

Ребята сидели вокруг ёлки па ковре, а взрослые стояли сзади. Я не знал, где мне быть: с одной стороны, я ещё мальчик, а с другой — старик, я родился в 1932 году, а здесь уже 1995...

На ёлку приехали артисты со всего мира, и концерт длился двенадцать часов подряд, но никто не устал: в зале был особенный воздух, который прогонял усталость.

Когда кончился концерт, вожатый сказал:

— А теперь будет самое интересное — рассказ о Великой отечественной войне, которую вела наша страна пятьдесят лет назад. К сожалению, я родился слишком поздно и поэтому я вам прочитаю рассказ об этой войне.

Тогда я перебил вожатого:

— Хотите, я вам расскажу, как было дело. Я жил в то время.

Все закричали:

— Хотим, хотим!

Я рассказал им про самого себя, как мы с мамой бежали из Минска в июне 1941 года. Как немцы с самолётов расстреливали женщин и детей, бежавших по дорогам, и убили моего младшего братишку.

Я рассказал им о партизанах Белоруссии. О городе Ленина. О героях, которых сам видел. О трижды герое лётчике Покрышкине, которого я встретил однажды на улице. О герое-танкисте, который приходил в нашу школу. И о тех, кого я не видел, но кого знал и любил: о Зое Космодемьянской, об Олеге Кошевом и многих других. Я рассказал им и о пионерах, которые во время войны старались делать всё, что могли, чтобы помочь своей стране.

Ребята слушали меня, не прерывая. А когда я кончил, сказали:

— Какой ты счастливый, ты жил в такое замечательное время! Мы всё это знаем только по учебникам, по книжкам и по рассказам старших. Хорошо, что ты теперь у нас. Ты ведь ни куда от нас не уедешь?

Я молчал.

— Мы поселим тебя в саду четырёх времён года. Мы дадим в твоё личное распоряжение межпланетную ракету.

Наверно, это была бы очень хорошая жизнь, но я сказал:

— Нет, я всё-таки поеду домой, в свой 1945 год. Я хочу увидеть салют, который будет в Москве в день взятия Берлина. Я хочу сам восстановить что-нибудь из того, что разрушили немцы. Я не имею права бежать из своего времени, я хочу быть со всеми.

С этими словами я пошёл к машине времени. Там уже собрались все наши ребята. Мы сели в свои кабины и нажали кнопки с надписью «1945». Снова закружились над нами солнце и луна, отмечая дни и ночи... И вот снова знакомый школьный двор. Мы дома. Да здравствует 1945 год!!!

Слава Стругач.

-------------------------------------------------

Перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ.

P.S. Как вы считаете, вспомнит ли редакция журнала "Пионер" о своём обещании через 50 лет (то есть в 1995 году) ?

P.S.S. Как правильно внести в базу сайта данное произведение?