В. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ. Я был участником штурма Зимнего и мог сделать много интересных снимков, но, к сожалению, тогда у меня не было фотоаппарата...

А. БЕЗЫМЕНСКИЙ. Во время гражданской войны воевать — воевал, а фотографировать — не фотографировал…

М. ЛЫНЬКОВ. У нас, у белорусов, такая беда: все наши архивы погибли во время Отечественной войны.

Б. КЕРБАБАЕВ. Тогда фотоаппараты были большой редкостью, а чтобы писатель-туркмен с фотоаппаратом… Все появилось потом — при Советской власти…

К. ГАМСАХУРДИА. Нет, я этим никогда не занимался... Кто мог снимать в гражданскую войну? Не знаю...

Одному из старейших наших писателей я позвонил последнему — было точно известно, что в то время он не фотографировал. Ответ оказался неожиданным:

— Я помню одного писателя, который фотографировал в те годы, это был иностранец — Герберт Уэллс. В 1920 году он приезжал в Россию, и тогда много фотографировал — я хорошо помню.

Да, было бы заманчиво получить снимки, сделанные великим фантастом полвека назад. Только сохранились ли они?

Когда мы с журналисткой Аллой Пегриковской попробовали соединиться с сыновьями Уэллса «впрямую», нас ждало разочарование: телефон старшего, Джорджа, несколько дней не отвечал, а младшего, Франка, входил в особый «красный лист», номера которого оглашению не подлежат, как любезно сообщила лондонская, телефонистка.

Мы обратилась к автору предисловия к пятнадцатитомному собранию сочинений Уэллса — Ю. Кагарлицкому. Ну, конечно, кто же может помочь, если не наш крупнейший уэллсовед. К тому же в памяти еще была его недавняя статья, где он рассказывал о поездке в Лондон.

Кагарлицкий посоветовал позвонить в Лондон Марии Игнатьевне Будберг, многолетней переводчице и другу Уэллса.

— Говорите с ней по-русски — она ведь русская, — заметил Кагарлицкий.

— Не она ли случайно была переводчицей Уэллса в 1920 году в России?

— «Случайно», — засмеялся Кагарлицкий, — именно она.

Это о ней фантаст писал в «России во мгле»: «Нашим гидом и переводчиком оказалась дама, с которой я познакомился в России в 1914 году, племянница бывшего русского посла в Лондоне. Она получила образование в Ньюнхэме...». И это о ней писал Горький Ленину, когда в декабре голодного 1921 года, называя людей, которые «толкали бы дело, всячески ускоряя отправку хлеба и продуктов в Россию», рекомендовал М. И. Будберг (Бенкендорф) как «женщину очень энергичную, образованную, — говорит на пяти языках. Она была графиней, но — мало ли что бывает с людьми, особенно же с женщинами».

Мария Игнатьевна любезно помогла найти телефоны сыновей Уэллса. Оба обещали поискать фотографии, сделанные отцом. Но первый же ответ был неутешителен: Фрэнк Уэллс сообщил, что не нашел снимков.

В то время в Лондоне находилась писательница Наталия Ильина. По просьбе редакции она тоже включилась в поиски. На ее вопросы Джордж Уэллс ответил следующей запиской: «Уважаемая госпожа, большое спасибо за Ваше письмо. К сожалению, я не смог найти фотографий, сделанных моим отцом во время его поездок в Россию, которые я мог бы послать Вам. Я очень сожалею...» И прочее.

Казалось бы, на розысках можно поставить точку. Но с помощью Всеволода Николаевича Софинского, советника по вопросам культуры посольства СССР в Великобритании, удалось все-таки найти желанные снимки... в архиве самой М. И. Будберг, и Наталия Ильина получила их «из рук в руки». Таким вот путем и появился на редакционном столе конверт со штампом «Посольство СССР в Великобритании», а в нем — долгожданные фотографии...

О времени, когда были сделаны снимки, М. И. Будберг рассказала следующее:

— Я в то время работала в студии иностранной литераторы над одной книжечкой и учила писателей английскому языку.

Уэллс прислал Алексею Максимовичу Горькому телеграмму о своем приезде дней за десять. В то время дом Горького был полон людей, которых он приютил со свойственной ему добротой. И все в доме с любопытством и интересом ждали гостя.

Когда приехал Уэллс, Алексей Максимович попросил меня показать ему некоторые интересующие его стороны жизни, скажем, школы и библиотеки. По-русски Уэллс не говорил. Я переводила, и это было очень утомительное занятие — особенно потому, что приходилось переводить и разговоры домашних. Надо сказать, что в доме скоро полюбили Уэллса за веселый характер.

Встречался он у Алексея Максимовича и с писателями. Как сейчас помню его встречу с Всеволодом Ивановым, который пленил его своей порывистой жизнерадостностью.

Я приводила Уэллса и в студию, и он от души смеялся, слушая, как взрослые товарищи повторяли за мной английские стихи.

Пробыл Уэллс в Ленинграде всего неделю или десять дней, затем поехал в Москву. Мне он рассказывал впоследствии, какое огромное впечатление произвел на него Владимир Ильич Ленин, как он чувствовал себя в присутствии великого человека…

Мы попросили директора Музея истории и реконструкции г. Москвы Л. А. ЯСТРЖЕМБСКОГО прокомментировать фотографии.

— На первом снимке — улица Кирова (бывшая Мясницкая), — сказал Лев Андреевич. — Эта часть улицы почти не изменилась, только на углу улицы Мархлевского (бывший Милютинский переулок) нет уже церкви Евпла — она была снесена при реконструкции в 1926 году. Сейчас здесь разбит сквер. Двухэтажный дом слева — Дом научно-технической пропаганды имени Ф. Э. Дзержинского. Одноэтажное здание перед ним снесено.

На втором снимке — Кузнецкий мост, сфотографированный сверху, от улицы Жданова (бывшая Рождественка).

А на третьем снимке — тот же Кузнецкий мост, но сфотографированный снизу, от Петровки. Справа видно здание Солодовниковского пассажа, давно снесенное. На его месте разбит сквер. При постройке нового здания ЦУМа большая часть сквера будет застроена.

С той же просьбой мы обратились к Ю. Кагарлицкому. Он написал нам:

«Уэллс ездил на первых велосипедах, летал на первых самолетах, мерился силами с автомобилем. Фотоаппарат тоже принадлежал тогда отчасти к тому, что мы привыкли называть сейчас «новой техникой», и увлечение фотографией было для Уэллса неизбежным. Этому увлечению мы и обязаны публикуемыми снимками.

Уэллс побывал в России, в Советской России, Советском Союзе трижды: в 1914, 1920 и 1934 годах, но его приезд в 1920 году был самым значительным. Историки никогда не устанут о нем вспоминать, выяснять подробности, оценивать огромный резонанс.

Уэллс находился в зените славы. Его читали и знали все. И вот этот писатель заявил во всеуслышание, что большевики — единственная партия, способная управлять Россией.

«Я кончил свою книжку о России, — писал Уэллс А. М. Горькому 21 декабря 1920 года. — Я сделал все возможное, чтобы заставить наше общество понять, что Советское правительство — это правительство человеческое, а не какое-то исчадие ада, и мне кажется, что я много сделал, чтобы подготовить почву для культурных отношений между двумя половинами Европы. Книгу я Вам посылаю. Вы увидите, что я не польстил большевикам. Если бы я сделал это, результат был бы обратный тому, которого я добивался».

Что результат выл именно такой, какого он добивался, легко понять по откликам на «Россию во мгле» врагов Советской власти. Князь Трубецкой, снабдивший своим предисловием первое русское издание книги, вышедшее в 1921 году в Болгарии, заявил, что книга эта «должна быть признана вредной». Но особенно книга Уэллса встревожила Уинстона Черчилля.

5 декабря 1920 года Черчилль опубликовал в лондонской газете «Санди экспресс» статью «Мистер Уэллс и большевизм». Статья эта до последнего времени не была известна у нас.

Черчилль быстро и в полной мере оценил значение книги Уэллса. Он заявил в статье, что речь идет о ее влиянии на умы многих миллионов людей в Англии, Франции и Соединенных Штатах Америки в самом существенном вопросе современности и что необходимо рассеять заблуждение, в которое могут впасть люди, прочитавшие эти очерки.

Уэллсу не стоило большого труда расправиться с Черчиллем. Именно расправиться. Только так Уэллс и характеризовал потом свой ответ Черчиллю, напечатанный в той же «Санди экспресс». «Если память мне не изменяет, мистер Черчилль получил по заслугам, — вспоминал он несколько лет спустя. — Я сохранил об этой истории наилучшие воспоминания. Он, конечно, мог вынести иные впечатления». С Уэллсом было трудно спорить — за ним была правда...

Москва произвела на него благоприятное впечатление. «На улицах — большое движение, сравнительно много извозчиков: здесь больше торгуют. Рынки открыты, — писал он в «России во мгле». — Дома и мостовые в лучшем состоянии. Правда, сохранилось немало следов ожесточенных уличных боев начала 1918 года... Трамваи, которые мы видели, перевозили не пассажиров, а продукты и топливо». И на фотографиях мы видим не следы разрушений, а приметы жизни, входящей в свою колею, — дорожные работы, улицу, заставленную у тротуара автомобилями, аккуратные здания, трамвай...»

И последнее. Снимки переданы нам переводчицей Уэллса, бывшей одновременно с ним в Советской России, поэтому принадлежность их объективу фантаста, казалось бы, не должна вызывать сомнений. Однако обязанность исследователя — сомневаться. И мы сразу же отметили снег на улице...

Снег? В конце первой недели октября, когда Уэллс приезжал в Москву? Но, оказывается, снег был. Вот что пишет сам Уэллс: «Но вот однажды подуло холодом, и желтые листья закружились вместе с хлопьями снега. Это было первое дыхание наступающей зимы. Наши друзья, поеживаясь и поглядывая в окна, в которые были уже вставлены вторые рамы (выделено мной. — Г. Ц.), рассказывали нам о том, что было в прошлом году». Значит, и снег шел, и вторые рамы вставили, а их при легком похолодании не вставляют. К тому же и официальная справка Гидрометцентра СССР подтверждает — в первые дни октября 1920 года в Москве четырежды шел снег, так что вторые рамы в окна москвичи имели все основания вставить еще до приезда писателя.

А зимняя одежда людей, теплые шапки, валенки?.. На первый взгляд, они могут свидетельствовать о том, что снимки сделаны зимой, но, думается, и это не так. Уэллс пишет, что «люди обносились», что «вряд ли у кого-нибудь найдется второй костюм или смена изношенного и залатанного белья», что даже «у Горького — только один-единственный костюм, который на нем». Ну где уж тут думать о демисезонное пальто…

В общем, хорошо бы, конечно, перевернув фотографии, обнаружить такую надпись: «Настоящим я, Герберт Уэллс, удостоверяю, что фотографии сделаны мной в Москве в октябре 1920 года и подлежат опубликованию в таком-то номере «Литературной газеты» за 1969 год». Такой надписи, разумеется, нет, и потому-то в заголовок вынесен вопросительный знак. Как бы там, ни было, присланные из Лондона фотографии и предпринятые в связи с ними розыски вновь открыли перед нами картины незабываемого времени...

Г. ЦИТРИНЯК.

— - -

Биографические данные (из информации в сети Интернет).

Всеволод Александрович Рождественский (29 марта (10 апреля) 1895, Царское Село — 31 августа 1977, Ленинград)— известный русский поэт, переводчик, военный корреспондент, литературовед и публицист. В.Рождественский проходил военное обучение в гарнизоне Петрограда и в день штурма Зимнего дворца Всеволод находился в рядах восставших на Дворцовой площади.

Михаил Тихонович Лынько́в (белор. Міхась Лынькоў) (18 (30) ноября 1899, Зазыбы Витебской губернии (ныне Лиозненский район Витебской области) — 21 сентября 1975, Минск) — белорусский советский писатель и литературовед, редактор, общественно-политический деятель.

Берды Мурадович Кербабаев (туркм. Berdy Myradowiç Kerbabaýew; 1894—1974), советский туркменский писатель.

Константин Симонович Гамсахурдия (груз. კონსტანტინე სიმონის ძე გამსახურდია; 1891—1975) — грузинский писатель, филолог, историк-литературовед..

Алла Савельевна Петриковская (р. 28 декабря 1930 г., Баку) — советский российский востоковед, литературовед, австраловед.

Мария Игнатьевна Будберг (6 марта (по другим данным февраль) 1892 год, Полтава, Российская империя — 31 октября 1974 года, Террануова-Браччолини, провинция Ареццо, регион Тоскана, Италия) — международная авантюристка, писательница, переводчица, предположительно тройной агент ОГПУ, английской и германской разведок

— - -

Перевод в текстовый формат – ЛысенкоВИ.

--------