Полтора часа пробыл кабинете В. И. Ленина английский писатель Герберт Уэллс. На целых полтора часа посланцу из другого мира «удалось» вклиниться в жёсткий распорядок рабочих суток главы Советского государства.
Фантаст слушал Ленина, который о наступающих и грядущих экономических преобразованиях в стране говорил
как о деле свершённом, само собою разумеющемся. Нельзя сказать, что писатель не воспользовался редкой возможностью видеть коммунистического вождя. По возвращении в Англию Уэллс опубликовал книгу впечатлений, включившую главу и о визите к «кремлевскому мечтателю». Но жизнь подтвердила: автору «Машины времени» так и не дано было в тот визит при всём своем даре фантаста постигнуть суть полуторачасовой беседы, наполненной ленинской мыслью, освещённой ленинским предвидением…
Уэллс, у которого уже созрел замысел новой книги (назовет: «Россия во мгле»), отбывал домой. Последние минуты. Уэллс уезжал с сознанием открытой им истины: остаются здесь обречённые. И потому столько снисходительной жалости во взоре к провожающим. Он отдаёт должное их гостеприимству. И будучи человеком воспитанным, он, конечно же, не взглянет в конец своего вагона. Там, торопясь до третьего звонка занять плацкарту на крыше, лезут в лаптях и онучах, с мешками… хозяева огромной страны. Хозяева?! Как можно мечтать о каком-то прогрессе, имея в реальности эту безграмотную, полуголодную, полураздетую массу?.. Но об этом потом. А на прощание — вот эта жалеющая улыбка доброго джентльмена.
. . .
Английский фантаст еще размышлял над белым листом своей книги о России, а здесь, в России, ленинские мечты чеканились в конкретные задания текущего момента; понятые массой, обращались в будни работы. Обыкновенные будни для стройки социализма. Невероятные... даже для Герберта Уэллса, автора фантастических романов. Отсюда и признание: в «какое бы волшебное зеркало я ни глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего, но...» Но Владимир Ильич именно о будущем и говорил с Уэллсом. «Он видит, — писал позже Уэллс о Ленине, — как вместо разрушенных железных дорог появятся новые, электрифицированные, он видит, как новые шоссейные дороги прорезают всю страну, как поднимается обновлённая и счастливая, индустриализованная коммунистическая держава,..»
Существует фантастическая область, которая не будет добавлена в библиографии. Фрагменты интервью, статей, рецензия, в которых автор своей жизнью чуть прикасается к фантастике.
— Вы сказали, что в своё время учительница литературы пробудила у вас любовь и к этому предмету. А каковы сейчас ваши литературные вкусы?
— Я люблю фантастику. Фантастика — это взгляд в будущее, это мечта, но она всегда опирается на что-то реальное, существующее. В этом смысле выше других я ставлю Жюля Верна. Прошло сто лет со дня написания «Из пушки на Луну» — ведь он во многом не ошибся.
Еще один образец очень научной фантастики, которая, во многом сбывается, — это книги Циолковского. Сейчас потихоньку начинают вспоминать его выражение о том, что люди создадут международные эфирные поселения (а до этого чаще всего цитировали фразу, что человек, опираясь на свой разум, покинет пределы Земли). Сейчас мысль о международных эфирных поселениях будет проиллюстрирована нашим совместным полётом. Но это лишь начало. Я уверен, что такие поселения появятся в начале восьмидесятых годов.
Из научно-популярной литературы хочу отметить книгу Шкловского«Вселенная, жизнь, разум». Я многие свои картины написал, читая книгу Шкловского.
Тут, в Звёздном городке, у меня была выставка, но за последние два с половиной года я сделал не так много: четыре картины маслом, несколько пастельных и десятка полтора живописных работ, что называется, «для души». У меня просто нет времени. В этом году всего выходных было — три субботы и три воскресенья. Поэтому и с чтением так: берешь новую книгу, видишь, что стоящая, а успеваешь только просмотреть «по диагонали».
В одном из сборников научной фантастики (1) издательство «Молодая гвардия» опубликовало своеобразную анкету. На вопрос: «Что более всего интересует Вас в фантастическом произведении...» — один из читателей (2) ответил: «Увидеть мир глазами другого человека, который увидел мир с другой точки зрения, увидел и удивился и это удивление сумел передать людям».
— К сожалению, — говорит директор магазина № 100 Т. Бурядова, — мы не часто можем удовлетворить всех любителей этого жанра: фантастика у нас не залеживается. Если раньше — скажем, лет десять назад — такими книгами интересовалась тольно молодежь, то теперь диапазон читателей невероятно расширился: школьники и студенты, ученые и рабочие, художники, и инженеры. А возраст, как говорится, от семи до семидесяти...
Пожалуй, это. Явление легко объяснить: появилась фантастика новая, рожденная теорией относительности, идеями Вернадского и Винера, полетами Гагарина и его космических братьев. «Мне кажется, что за последнее время... научная фантастика резко набирает силу».
Это слова академика Н. федоренко, который отвечает сегодня на вопросы «ЛГ». Кроме него, выступают летчик-космонавт А. Леонов, рабочий завода «Динамо» С. Антонюк и доктор исторических наук И. Бестужев-Лада.
...Не только против грабителей природы направлен писательский пафос В. Солоухина, но и против другой, несколько более сложной и тонкой беды времени. Грандиозные достижения автоматики, электроники и кибернетики привели к обожествлению сверхточных наук. Многим померещилось, что в недалёком будущем Царь-человек уступит трон земли Царю-роботу. Наряду с трагическими и одушевленными истинной поэзией произведениями Брэдбери, талантливыми, умными рассказами Азимова и некоторых других авторов книжный рынок наводнила третьесортная беллетристика о роботах, диковинных и всемогущих летательных аппаратах, смертоносных лучах, невероятных обитателях иных миров. Литература безответственная, зачастую просто невежественная, вредная, но энергичная и напористая.
В фетишизации науки, отрыве ее от нужд, задач и надежд человека есть что-то невыносимо пошлое. И В. Солоухин с увесистой силой бьет по этой пошлости в горьком рассказе «Ледяные вершины человечества» (3). Однажды автор возле сельского кладбища повстречал дряхлую старуху, у которой недавно по-глупому на рельсах погиб хороший, добрый сын. Он видел безмерное горе матери и видел, чем успокоилось ее бедное сердце, и подумал: «Книга о фантастических роботах (4) по-прежнему лежала у меня на столе. Ледяные вершины человечества. Интересно, взбунтуются ли против своих создателей будущие бездушные роботы, запрограммированные на саморазмножение? Интересно, что они будут думать, начитавшись наших человеческих книг, о наших чисто человеческих категориях, то есть о том, что им будет заведомо не дано? Жалость, материнская скорбь, боль, любовь, соучастие, счастье, сомнения, легкая грусть, крепкая печаль... Сначала они, должно быть, попытаются исследовать, будут спорить, отрицать или утверждать, писать трактаты, устраивать диспуты. Потом успокоятся, найдя какой-нибудь удобный, все объясняющий термин, вроде нашего словечка «сверхъестественное».
Бедные железные роботы».
Да, бедные железные роботы, и бедные те, кто полагает, что человечество спасется машинерией, бездушьем цифр и схем.
В какой-то мере и остроумный рассказ «Урок телепатии» работает на ту же идею. Здесь рассказано, как простое и вечное чувство — любовь — произвело то странное телепатические чудо, что оказалось не по зубам одной из самых модных наук — передаче мыслей на расстояние. Здесь снова отстаивается человек, живой, трепетный, из крови и плоти, неисчерпанный и неисчерпаемый, от надменной веры во всемогущество холодного точного знания...
2. А. Нарбуева, чабан, 20 лет, из Читинской области // Антология Фантастика, 1967.
3. Солоухин В. Ледяные вершины человечества // Владимир Солоухин. Зимний день. Рассказы. Издательство «Советский писатель». М. 1969. С. 72-81. Читать в прилагаемом файле.
4. Найдите эту книгу на сайте Фантлаб.
5. Солоухин В. Урок телепатии // Владимир Солоухин. Зимний день. Рассказы. Издательство «Советский писатель». М. 1969. С. 82-97. Читать в прилагаемом файле. Рассказ не входит в библиографические списки советской фантастики.
После перехода двух космонавтов с корабля «Союз-5» в корабль «Союз-4» корреспондент газеты «Известия» Б. Коновалов встретился с А. А. Леоновым и попросил его прокомментировать этот небывалый эксперимент.
— Алексей Архипович, расскажите, пожалуйста, какое значение стыковка кораблей и переход космонавтов из одного корабля в другой имеет для будущего космонавтики?
— Стыковка как автоматическая, так и ручная открывает путь к созданию орбитальных станций, на которых можно будет вести научные исследования, требующие длительного пребывания в космосе специалистов. Экипажи таких станций надо будет менять. Эксперимент на кораблях «Союз-4» и «Союз-5» — первая проба такого рода. Переход А. С. Елисеева и Е. В. Хрунова наглядно показал, что дело это вполне реальное. Кроме того, этот полет еще раз подтвердил, что космонавты могут принять участие в монтаже больших орбитальных станций. В то же время это в известной мере — проигрывание аварийной ситуации.
В недавно переведенном на русский язык научно-фантастическом романе американского писателя М. Кейдина «В плену орбиты» ярко описана трагедия космонавта, который из-за неисправностей корабля не может вернуться на Землю. Возможности системы жизнеобеспечения ограничены — кислорода на долго не хватит, и тогда... Этот полет двух «Союзов» показывает, что в случае аварийной ситуации, а их нельзя полностью исключить, наши космонавты всегда получат помощь и смогут вернуться на Землю. А это большое дело, когда чувствуешь, что «тыл» у тебя надежный.
— Чем этот эксперимент отличается от Вашего выхода в открытое космическое пространство?
— У нас были совершенно различные конечные цели эксперимента. Мне предстояло впервые выйти в открытый космос, проверить, может ли человек в условиях вакуума, резких контрастов температур жить и работать в скафандре. Е. Хрунову и А. Елисееву надо было, помимо этого, проделать конкретную операцию перехода из корабля в корабль, которую в будущем космонавтам придется выполнять часто.
Корабли типа «Союз» гораздо больше, комфортабельнее нашего «Восхода» В отличие от «Восхода» на них нет специального шлюза. Шлюзом служит весь орбитальный отсек, где космонавты проводят научные эксперименты и отдыхают.
Перед переходом герметизируется люк в отсек экипажа, в котором остается командир корабля, стравливается воздух из орбитального отсека и затем открывается люк в космос — пожалуйста, выходи. При переходе космонавты пользовались фалом, через который осуществляется связь во время перехода и контроль за состоянием организма.
— Как отрабатывали переход из корабля в корабль на Земле?
— Сначала весь эксперимент мысленно проиграли на Земле, определили порядок действий, расчертили схему перехода. Затем были проведены опыты на самолете-лаборатории. Там были установлены два состыкованных орбитальных отсека, абсолютно идентичных отсекам «Союза-4» и «Союза-5», и в условиях кратковременной невесомости космонавты переходили из корабля в корабль.
Когда этот этап был пройден, настала очередь гигантской термобарокамеры, в которую также помещали два состыкованных корабля. В условиях, близких к космическим, космонавты отрабатывали переход. Надо сказать, что на Земле это делать значительно труднее, чем в невесомости.
И, наконец, были проведены комплексные тренировки, в которых участвовали все члены экипажей кораблей, — проигрывался весь полёт от начала до конца. Тренировались много, по принципу: тяжело на тренировках, а в космосе будет ещё тяжелее. Как видите, труды не пропали даром. Свою задачу вся четвёрка космонавтов выполнила успешно.
— Очевидно, ощущения Е. Хрунова и А. Елисеева, побывавших в открытом космосе, в какой-то мере будут похожа не Ваши. Не могли бы Вы вспомнить, что Вы чувствовали, когда покидали корабль?
— Чувство — это всегда вещь субъективная. Но очевидно, что есть и какое-то объективное ядро ощущений. Очень здорово об этих ощущениях человека, вышедшего в космическое пространство, написал еще К. Э. Циолковский в своей повести «Вне Земли». Я читал эту книгу раньше, но как-то не обратил внимание на детали. Когда я перечитал ее после полета, то поразился, как тонко и умно он подметил даже профессиональные мелочи. Разница только в терминологии — шлюз он называет ящиком, фал — цепью, а экранно-вакуумную изоляцию — балахоном. Но весь процесс выхода и эмоции «балахонщиков» описаны настолько точно, как будто Циолковский сам выходил в космос. Есть у него такие строчки: «Мне же казалось и никто бы не мог разубедить меня в этом, что я вращаю своими рукоятками всю небесную сферу с Солнцем и звездами. Как карусель: захочу — заверчу эту небесную сферу быстро, захочу — медленно, захочу — остановлю»...
«Мне казалось, что я притягивал ракету за цепочку, и она покорно подчинялась... Только вращение мое производило иллюзию движения неба». Это здорово и верно написано. Действительно, малейшее твое движение, и звездный мир начинает кружиться. Это необычное ощущение.
Необычность положения обостряется тем, что надо приучить себя к мысли, что ты не падаешь вниз, что высота 200 километров для тебя не страшна, что скорость 28.000 километров в час, с которой ты несешься по орбите, для тебя самого это — нуль. Нужно привыкнуть к тому, что все эти условия, кажущиеся такими «экзотическими» с Земли, для тебя это норма. И к этому привыкаешь. Я, например, даже не задумывался о том, что я куда-то вдруг провалюсь. Осторожно вышел, оттолкнулся — и я уже в космосе. Тренировки, мысленное проигрывание всей ситуации ещё на Земле полностью подготовили меня к этому. Так же, я думаю, готовы были к этому Хрунов и Елисеев.
— Какие советы Вы давали им на тренировках?
— Главное не торопиться, делать всё плавно. Подумать десять раз – пошевели пальцем, подумай двадцать раз — пошевели рукой. Каждое движение связано с выделением тепла в скафандре. При резких и торопливых движениях в скафандре накапливается тепло. Это сильно затрудняет работу и может даже привести к потере работоспособности космонавта. Конечно, состояние космонавта контролируется — температура, частота пульса, дыхание, кровяное давление и другие медицинские параметры передаются на Землю и на корабль. Следя за этими показателями, руководители полета всегда могут предостеречь, приказать вернуться в корабль, если потребуется. Но и самому «плошать» ни к чему.
Если слишком резко оттолкнешься от корабля, можно закрутиться вокруг одной оси или даже получить сложное вращение вокруг нескольких осей и при этом потерять пространственную ориентацию. Поэтому степень усилия, направление угла, под которым отталкиваешься, нужно рассчитать, подумать, к чему это приведет.
— Всегда ли космонавт, выходящий в открытое пространство, будет связан фалом, как «пуповиной», со своим кораблем? Какие индивидуальные средства передвижения космонавтов могут появиться в будущем?
— Я не уверен, что человеку понадобится уходить, скажем, на десятки километров от корабля. Вряд ли размеры орбитальной станции будущего превысят километр. С индивидуальными средствами передвижения типа ракетных пистолетов или портативных ракетных двигателей удаляться далеко от станции опасно — запаса топлива надолго не хватит. Поэтому при удалении от корабля с пистолетами надо будет иметь аварийный трос на 300—500 метров. Из современных материалов такой трос просто сделать легким и прочным. При самостоятельных путешествиях на большие расстояния надо будет пользоваться какими-то космическими «мотоциклами» с достаточным запасом горючего для его ракетных двигателей. А как они будут выглядеть реально — поживем, увидим!
Боброва, С. Это уже не фантастика (заметка) // Знамя труда (Тугулым). — 1961. – 14 апреля (№ 45). – С. 1.
-----------------------
С. Боброва. Это уже не фантастика.
-
Рано утром в библиотеку клуба Тугулымского лестранхоза пришёл токарь Пышминских ЦРММ тов. Бережнев, член бригады, борющейся за звание коммунистической.
Перебирая на полках книги в поисках новинок, товарищ Бережнев говорит: «Всё время я увлекался научно-фантастической литературой. А сейчас, пожалуй, не возьму: зачем читать остроумные выдумки, если наша действительность лучше и прекраснее всякой выдумки». Советский майор Гагарин побывал в космосе, и это реальность, подлинная и неопровержимая. Честь и слава нашему советскому человеку-герою!
«Я вернусь через 1000 лет» — роман о коллективном подвиге молодежи XXIII века, отправляющей свои отряды на далекую планету, населенную первобытными племенами. Эту планету отделяют от Земли сто световых лет, и добровольцы, улетающие туда, покидают Землю навсегда... Коммунистическое общество Земли протягивает через бездны космоса руку помощи жителям другой планеты.
Небо жизни и потолок стандарта (фрагменты статьи).
Английская проза обогатилась в последние годы интересными книгами. Каждая из них заслуживает отдельного серьезного разговора. Это — острая политическая сатира Грэма Грина «Комедианты», трилогия Десмонда Стюарта «Смена ролей» — повествование о величии и падении Британской империи, нашумевший причудливый роман Энгуса Уилсона «Совсем не смешно». Норман Льюис, беспощадный обличитель империализма, известный нашему читателю романами «Вулканы над нами» и «Зримая тьма», неожиданно выступил в новом жанре, опубликовав замечательное психологическое исследование «От руки брата твоего». Последняя книга «ирландской волшебницы» Айрис Мэрдок «Видение Бруно» свидетельствует о растущем мастерстве писательницы, об усилении в ё творчестве реалистических мотивов. К значительным книгам следует отнести «Меньшее небо» Джона Уэйна, «Дерево в огне» Алана Силлитоу и «Паразиты мозга» Колина Уилсона.
***
Поединок с обыденным.
. . .
Паразиты мозга.
Но не все английские авторы пишут в том же минорном ключе. Нельзя пройти мимо книги, незаслуженно сдержанно примятой прессой. Я имею в виду научно-фантастический романКолина Уилсона молодого еще прозаика и философа. «Паразиты мозга» — книгу, чрезвычайно насыщенную внутренним содержанием и неожиданным оптимизмом.
Путь Колина Уилсона шел от Ницше и Камю к новой форме экзистенциализма. Хотя до сих пор Колин Уилсон называет свой метод «экзистенциалистским реализмом» и далеко не свободен от экзистенциалистских представлений: перелом в его творчестве наметился еще в романах «Мир насилия» (1963), «Необходимое сомнение» (1964) и «Стеклянная клетка» (1966). Не все в этих книгах бесспорно, не все даже ясно. Уилсона можно обвинить в эклектизме, в использовании философских мотивов из Ницше, Гуссерля и Витгенштейна. Все это в его книгах можно найти, и сам Колин Уилсон этого не отрицает. Но каковы бы ни были «мотивы» и «влияния», интереснее другое: молодой автор настойчиво, хотя и непросто, ищет конструктивное решение вопроса о судьбе личности в тисках враждебного общества, враждебной человеку системы. Особенно интересным в этом смысле оказался его последний роман.
Действие «Паразитов мозга» отнесено в не очень далекое будущее: оно происходит на пороге XXI столетия. Ученый-психолог, пытаясь понять причины роста числа самоубийств, делает неожиданное открытие. В мозгу современников — и, к его ужасу, в его собственном — появились паразитирующие существа, незаметно, через сознание людей завладевшие миром и направляющие его историю. Именно эти «паразиты мозга» толкают на самоубийство всех, подозревающих об их существовании, убирая их таким образом с дороги. Сам ученый, открывший этих паразитов, становится жертвой невидимых и вредоносных сил в своем сознании и, как многие до него, погибает.
С опасностью для собственной жизни борьбу с «паразитами» и той угрозой, которую они представляют для человечества, начинает и успешно проводит ближайший друг покойного, известный археолог Джилберт Оустин. Сначала он борется один, но вскоре объединяет усилия растущего числа учеников и единомышленников.
Страшные враги человечества, поселившиеся в мозгу миллионов людей, — несомненная аллегория, причем весьма многозначная. Они воплощают дух своекорыстия и жадности, дух, толкающий людей на войны и глобальные конфликты.
Они — воплощение всего того, что несет современному человечеству страдание, рабство, угрозу уничтожения. Колин Уилсон не социолог, он даже не пытается конкретизировать свои мысли в этом направлении. И все же сопоставления напрашиваются сами собой. Однако смысл и значение фантастической утопии Уилсона не в этой аллегории. Задача автора не только в том, чтобы показать темные стороны жизни современного человека, скованного несправедливыми общественными отношениями, отданного во власть злоумышленных политиканов. Уилсон стремится показать возможности человека, те, живущие в нем силы, овладев которыми человек обеспечит на земле победу разума. Пафос романа, как бы фантастична ни была его форма — в утверждении огромной и не исследованной еще до конца силы человеческого мозга.
Археолог Оустин побеждает «паразитов» в своём собственном сознании и, объединив мозговую энергию многих других людей, в которых находит единомышленников, начинает вести борьбу с существами, парализующими волю и силы людей на земном шаре.
Автор использует многие гипотезы и открытия гипноза, телепатии и телекинеза — главного оружия героев в их борьбе с «паразитами мозга». При этом и телепатия, и телекинез понимаются Уилсоном как еще до конца не освоенные потенциальные силы, в которых нет ничего сверхъестественного и мистического.
Автора упрекали и в социологической наивности, и в ницшеанстве (разве не сверхлюди его герои, перевертывающие «мозговой энергией» Луну, двигающие космическими кораблями»). Однако подобные упреки представляются мне необоснованными. Может быть, потому, что мне известна точка зрения автора на жанр, в котором он пишет. «В определенном смысле все мои романы следует рассматривать как игру или своеобразную пародию, — писал Уилсон в одном из своих писем автору этой статьи.
— Форма их — попытка подсластить пилюлю моих идей, заставить людей, которые ни за что не стали бы читать философский трактат, задуматься над серьезными вопросами».
В жанре научно-фантастического романа Уилсон напомнил своим читателям об огромных запасах энергии, присущей человеку, о силе и ценности каждой отдельной личности. Его книга не стон отчаяния, не констатация бессилия, которых так много сегодня в литературе Запада, а романтическая мечта о великом будущем человека и неограниченных возможностях каждой деятельной личности.
Его книга содержит огромный заряд оптимизма. И этот оптимизм радует как симптом, как предвестник нового.
На днях пришло новое письмо от Уилсона. «Я закончил большой роман «Каменные философы», — сообщает автор. — Эта книга — ответ на вызов молодым, который некогда бросил Бернард Шоу. — кстати, мой любимый писатель, — в предисловии к «Назад к Мафусаилу». Вы правы, называя меня оптимистом: может быть, сегодня я даже единственный оптимист среди интеллигентов Запада!»
Колин Уилсон верит в энергию человеческого разума, и этим его роман отличается от литературы психозов и неврозов, которая является порождением «безумия» капиталистического мира с его насилием, агрессией, эксплуатацией и угнетением человека.
облако тэгов
