Ревич, В. Флаг над Эльбрусом / Л.: Гидрометеорологическое издательство, 1963 г.
-
С. 7.
Это очень важное государственное дело, которым занимается много людей. Официально оно называется так: активное воздействие на погоду. Написано немало статей и рассказов о том, как будет замечательно, когда человек научится управлять погодой и заказывать ее по своему желанию. Во многих научно-фантастических романах нарисована примерно такая картина. В пластмассовом павильоне за пультом, на котором мечутся стрелки измерительных приборов, колеблются перья самописцев, прыгают зеленые змейки осциллографов, сидит диспетчер погоды и принимает заказы:
— Желаете дождь? Включаю... Ясное небо? Не могу. У вас будет два часа идти дождь по требованию агростанции. Ах, у вас спортивный праздник? Согласуйте с агрономами. Если они не возражают, я могу дождь снять...
Конечно, такая степень власти над природой — дело далекого будущего.
Порой слышишь пессимистические заявления о том, что мощности, которыми оперирует природа, слишком велики и пока мы не получим в свое распоряжение дешевых и могучих источников энергии, которая смогла бы перебороть, скажем, энергию грозового облака, на особые успехи рассчитывать не приходится. Впрочем, в газетах и журналах можно прочитать о том, как разгоняются туманы. Это выдающийся успех; недаром один из первых очерков в советской прессе о воздействии на туман носил название «Сказка». Ну, а что сделано кроме этого? О «кроме» написано значительно меньше и понятно почему — ученые делают лишь первые шаги и результаты достигнуты сравнительно небольшие. Не стоит ли подождать со статьями и очерками, пока мы действительно научимся управлять погодой? Такое мнение нередко можно слышать и от самих ученых, много потрудившихся для решения этих сложнейших задач. Это делает честь их скромности, но в сравнении с чем первые результаты можно назвать небольшими? В сравнении с мечтами авторов фантастических романов? Но ведь эти первые результаты замечательны именно потому, что они первые. Не говоря уж о том, что первые шаги всегда наиболее интересны, ведь последнего то шага ожидать бессмысленно — он не будет сделан никогда. Как познание природы, так и увеличение власти человека над ней — процесс бесконечный...
There books in which are reflected human hopes and ideals for the remote future. Among these are what are known in the Soviet Union as “scientific fantasy” books. This type of literature is known under different names in different countries: utopian novel, scientific novel, novel about the future, scientific dream literature, etc. But all of them deal with the future of our planet, the future of mankind.
In our time, although science opens before mankind magnificent prospects, it threatens to interrupt the existence of mankind. Yet the desire of the ordinary man to know what awaits him in future ages is quite understandable. He wants to know whether there will eventually be agolden age of universal happiness or whether a last, tragic conflict will turn our planet into a radioactive desert.
Reflecting on the intense interest of mankind and its fate, novels and stories about the future have been created by science fiction writers of all countries. They try to paint a picture of a harmonious and logical society that mankind will develop in the future. Naturally each write: treats all facts and phenomena from his own point of view.
The characteristic feature of Soviet science fiction is its optimism, Soviet writers believe in man's reason, in the fact that science ulti mately will serve the people's welfare, not cause their extermination.
As a writer of science fiction, I feel that these traits of our science fiction have been best and most fully expressed in the novel Andromeda Nebula by Ivan Yefremov, well-known Soviet writer and professor of biophysics. This book has been published in many languages of the world, including several of the languages of India.
Yefremov takes us into the thirtieth century. It is a beautiful earth on which we are living. The ice has receded, the swamps have been drained, the deserts peopled; the taiga and jungles are blossoming gardens. Racial and national discrimination has long since disappeared; love is no longer traded for security nor friendship for self-interest. Every man does the work he himself has chosen as his contribution to the general good. This is a world rich with food, clothes, housing and all varieties of manufactured goods produced by tireless cybernetic machines.
And the people of this perfect world—are they bored from idleness, dulled without the competitive struggle for existence? They are not! There are no wars among men; the only struggle is the eternal one with nature.
In this struggle men risk death. They man a spaceship flight to the dark and malevolent planet Zirda from which they are not likely to retzirn. They try to break through the limits of our galaxy with speeds greater than the velocity of light. They dare an experiment that destroys both their space laboratory and the experimenters.
With Yefremov we talk to beings in other worlds. We go to ocean depths where people, fatigued from mental work, dophysical labor for relaxation and entertainment. We meet athirtieth century man. He has some of our traits and some new ones, this handsome, modest, coura geo-us, clever and highly educated man. But, like some of us, he suffers from unrequited love; like all of us, he has his uncertainties and makes his mistakes.
The subject matter and style are extremely varied, more so in recent years with the many new names that have appeared on the science fiction scene. The locales range from outer space to the ocean depths, to the bowels of the earth. The majority of them belong to engineers, astronomers and physicists. Science fiction writers are of different temperaments and, what is still more important, of highly diverse approaches to their literary tasks. Even people guided by the same idea can write differently about the future.
Genrikh Altov's Stellar Rocket Proving Ground is the story of ascien tist whose life has been spent setting up an unusually complex and important experiment. For a quarter of a century he has stored up energy ingigantic accumulators. A few days before the critical experiment, he is called on to make anagonizing decision. An exploring party is trapped in the center of the earth. The men have only a day's supply of air. The only chance for rescue is with a device that requires enormous quantities of energy, and the only man on earth who can furnish energy insuch quantities is the scientist. He sacrifices his accumulators, and with it a lifelong dream.
Vladimir Savchenko, in Black Stars, writes of Soviet scientists at tempting to create a fantastic neutronic material that will make man master not only of his own little planet but of the universe. The author gives us afascinating and authentic picture of the enormous complexity of modern physical research.
Science fiction writers are very vocal about their differences regarding most aspects of the craft. Some insist that their writing should stick strictly to scientific fact; others insist that imagination should range freely, untrammeled by scientific fact. Still others say a science fiction novel must be about the man of the future. But all agree that science fiction should instill in people a love of scientific investigation and faith in the fascinating future of mankind.
Есть книги, в которых отражены человеческие надежды и идеалы относительно далекого будущего. Среди них есть те, которые в Советском Союзе соотносят как «научная фантастика». Этот тип литературы известен под разными названиями в разных странах: утопический роман, научный роман, роман о будущем, научная литература мечты и т. д. Но все они имеют дело с будущим нашей планеты, будущим человечества.
В наше время, хотя наука открывает перед человечеством великолепные перспективы, она же грозит прервать существование человечества. Тем не менее, желание обычного человека узнать, что его ждет в будущих веках, вполне понятно. Он хочет знать, наступит ли в конце концов золотой век всеобщего счастья или последний трагический конфликт превратит нашу планету в радиоактивную пустыню.
Отражая острый интерес человечества и его судьбу, романы и рассказы о будущем были созданы писателями-фантастами всех стран. Они пытаются нарисовать картину гармоничного и логичного общества, которое человечество разовьет в будущем. Естественно, каждый пишет: рассматривает все факты и явления со своей точки зрения.
Характерной чертой советской научной фантастики является ее оптимизм, советские писатели верят в разум человека, в то, что наука в конечном итоге послужит благополучию людей, а не станет причиной их истребления.
Как писатель-фантаст, я считаю, что эти черты нашей научной фантастики лучше всего и наиболее полно выражены в романе «Туманность Андромеды»Ивана Ефремова, известного советского писателя и профессора биофизики. Эта книга была опубликована на многих языках мира, включая несколько языков Индии.
Ефремов переносит нас в тридцатый век. Это прекрасная земля, на которой мы живем. Лед отступил, болота осушены, пустыни заселены; тайга и джунгли превратились в цветущие сады. Расовая и национальная дискриминация давно исчезла; любовь больше не обменивается на безопасность, а дружба на личные интересы. Каждый человек делает то дело, которое он сам выбрал в качестве своего вклада во всеобщее благо. Это мир, богатый едой, одеждой, жильем и всеми видами промышленных товаров, производимых неутомимыми кибернетическими машинами.
А люди этого идеального мира — они скучают от безделья, отупели без конкурентной борьбы за существование? Нет! Нет войн между людьми; единственная борьба — вечная с природой.
В этой борьбе люди рискуют жизнью. Они управляют космическим кораблем, летящим на темную и зловещую планету Зирда, с которой они вряд ли смогут вернуться. Они пытаются прорваться за пределы нашей галактики со скоростью, превышающей скорость света. Они отваживаются на эксперимент, который уничтожает и их космическую лабораторию, и экспериментаторов.
С Ефремовым мы общаемся с существами в других мирах. Мы отправляемся в глубины океана, где люди, уставшие от умственной работы, занимаются физическим трудом для отдыха и развлечения. Мы встречаем человека тридцатого века. У него есть некоторые из наших черт и некоторые новые, этот красивый, скромный, мужественный, умный и высокообразованный человек. Но, как и некоторые из нас, он страдает от безответной любви; как и все мы, он имеет свои неуверенности и совершает свои ошибки.
Тематика и стиль чрезвычайно разнообразны, особенно в последние годы с появлением на сцене научной фантастики множества новых имен. Места действия варьируются от открытого космоса до океанских глубин, до недр земли. Большинство из них принадлежат инженерам, астрономам и физикам. Писатели-фантасты обладают разными темпераментами и, что еще важнее, весьма разными подходами к своим литературным задачам. Даже люди, движимые одной и той же идеей, могут писать о будущем по-разному.
«Полигон «Звёздная река»Генриха Альтова — это история ученого, который всю жизнь посвятил проведению необычайно сложного и важного эксперимента. Четверть века он запасал энергию в гигантских аккумуляторах. За несколько дней до решающего эксперимента ему приходится принять мучительное решение. Исследовательская группа оказывается в ловушке в центре Земли. У людей есть только дневной запас воздуха. Единственный шанс на спасение — это устройство, требующее огромного количества энергии, и единственный человек на Земле, который может предоставить энергию в таких количествах, — это ученый. Он жертвует своими аккумуляторами, а вместе с ними и мечтой всей жизни.
Владимир Савченко в «Черных звездах» пишет о советских ученых, пытающихся создать фантастический нейтронный материал, который сделает человека хозяином не только его собственной маленькой планеты, но и вселенной. Автор дает нам захватывающую и достоверную картину огромной сложности современных физических исследований.
Писатели-фантасты очень громко заявляют о своих разногласиях относительно большинства аспектов этого ремесла. Некоторые настаивают на том, что их произведения должны строго придерживаться научных фактов; другие настаивают на том, что воображение должно свободно распространяться, не сдерживаемое научными фактами. Третьи говорят, что научно-фантастический роман должен быть о человеке будущего. Но все согласны с тем, что научная фантастика должна прививать людям любовь к научным исследованиям и веру в увлекательное будущее человечества.
---
Перевод с английского Google-Переводчик. Редактирование перевода и перевод в текстовый формат ЛысенкоВИ.
Леонардо стоял у стрельчатого окна, смотрел вниз, где на широких ступенях собора Св. Петра ползали фигурки паломников. Утром у одного из этих нищих он купил метровую ящерицу, привезенную из аравийских песков. Теперь ящерица кряхтела и ворочалась в узком ящике из-под красок.
А художник не мог отделаться от смутного волнения, которое вызвал ее прежний владелец. У него был обрубленный нос и глубокие шрамы на щеках, сандалии с крестовидной прорезью выдавали недавнего солдата папского войска. Но разве мало таких же, изуродованных в битвах солдат папского войска валялось теперь на римских мостовых, молясь куполам собора и выпрашивая подаяние?...
Леонардо поглядел на свои руки. Когда-то и они держали меч, а теперь сморщились, дрожат от слабости. Он вздохнул. Ничто не вечно на этой земле... Не посмеется ли время и над теми страшными жертвами, которые приносят люди во имя веры?..
Тонкий слух его уловил крадущиеся шаги за дверью. Леонардо взял холст с незаконченным рисунком и заставил им ящик.
Дверь открылась без стука. Высокий, худой монах, в белой одежде, с черными четками на длинных пальцах, молча кивнул головой, окинул взглядом мастерскую, разбросанные по полу кисти, банки с красками и подошел к холсту. Леонардо усмехнулся, заметив, как затряслась седая борода советника папы отца Бенедикта: на холсте была изображена нагая женщина. Монах попятился, бормоча сквозь зубы не то молитву, не то угрозы, — он бы растоптал это, не накажи папа беречь рисунки, — пнул ногой попавшуюся на пути скамеечку и скрылся за дверью. Леонардо ждал, пока тяжелые шаги затихли внизу. Эти визиты портили ему настроение. Но что мог он сделать — под конец жизни хотелось иметь какой-то угол и спокойно писать.
Отодвинув холст, Леонардо склонился над ящиком, приподнял крышку. Оттуда высунулась большая голова ящерицы, с угрожающе раскрытой пастью. Художник провел ладонью по холодной жесткой коже, покрытой липкими бородавками.
«Удивительно устроен мир, — думал он, — Все безвредное старается напустить на себя страшный вид, и, наоборот, то, чего стоит опасаться, рядится под добродетель. Простакам трудно жить на свете»...
Эта большая ящерица напоминала библейского змея, которого пронзил копьем архангел. Только у змея были еще крылья и борода. И то, что следом пришло ему в голову, заставило замереть с поднятой рукой. Он боялся потерять эту внезапную мысль, которая раздвигала привычные рамки бытия, нащупывала что-то в тумане неизвестного. То же самое он испытывал, когда писал «Тайную вечерю». прокладывал канал к реке Арно, набрасывал чертежи летательного аппарата...
Эта мысль, видимо, зрела давно. В молодости, изучая строение мышц, Леонардо изрезал немало трупов при осаде Милана. Он врачевал раны солдат и поражался способности живых тканей быстро срастаться. Но окончательно замысел сложился лишь сейчас...
Вытащив ящерицу из ящика, художник привязал ее к доске, на которой растирал краски, разорвал на длинные полоски несколько незагрунтованных холстов, запер дверь. Когда он взял в руки нож, то словно вновь обрел прежнюю силу и ловкость...
Через час ящерица напоминала египетскую мумию. Хвост ее был туго прибинтован к спине. Она лежала неподвижно, и только из-под кожистых век на плоские щеки выкатывались слезинки.
«Если люди научатся менять вид тварей, — размышлял художник, — они встанут рядом с богом, сотворившим их. И надо постараться, чтобы первым это увидел отец Бенедикт...»
Отец Бенедикт аккуратно навещал художника в его келье и каждый раз заставал Леонардо сидящим за мольбертом. Но когда за монахом закрывалась дверь, Леонардо отбрасывал кисти, выдвигал на середину комнаты ящик. Бинты с ящерицы он вскоре снял и с хвоста, приросшего к ее спине, выкроил кусов кожи, напоминающий по виду крыло. А когда эта рана затянулась, вторично проделал операцию — и у ящерицы появилось второе «крыло».
Оставалось самое трудное — прирастить ящерице бороду. По ночам художник ворочался на своей жесткой постели, обдумывая, как раздобыть и провести в Ватиканский дворец козла. За это время он похудел, осунулся. Мясо, которое приносили ему, съедала ящерица, он питался только финиками и вином. И ему не терпелось увидеть, что же получится из всей затеи.
Однажды отрезав кусок собственной бороды, он привязал его к морде ящерицы. А когда выпустил ее из ящика, то даже сам содрогнулся – до того безобразен был вид крылатого, покрытого бородавками змея с седой бородой. Художник поскорее снова загнал чудовище в ящик и захлопнул крышку...
...В этот день у Бенедикта с утра болела поясница. Монах хотел пораньше закончить дела и лечь в постель. Подойдя к лестнице, ведущей в мастерскую художника, он услышал наверху подозрительный стук. Последнее время бывший еретик вел себя очень странно: перестал дерзить и, казалось, весь был поглощен одной тайной мыслью. Монах подозвал двух послушников и вместе с ними стал осторожно спускаться по крутым ступенькам. Открыв дверь, они увидели низкий ящик, стоящий посередине комнаты, и растерянное лицо художника. У этого седобородого старца с мировой славой был вид напроказившего ученика. Бенедикт первым бросился к ящику. Дрожащими от нетерпения руками он поднял крышку. И в ту же минуту ему почудилось, что земля разверзлась — из черной пропасти на него бросилось исчадие ада...
Теряя сознание от ужаса, монах отпрянул к лестнице и покатился вниз. Следом за ним ринулись послушники...
Художник со вздохом поглядел на незаконченную картину. До чего же трудно ему осуществить такую простую мечту – иметь свой угол и спокойно писать.
Когда папа вызвал Леонардо к себе, солдаты, охранявшие дворец, железными клещами поймали ползающее чудовище, вытащили его во двор, чтобы сжечь живьем. Окруженный монахами, предстал художник перед троном наместника бога.
— Что это было? – строго спросил папа.
Леонардо да Винчи пожал плечами.
— Просто шутка!..
Шел 1519 год. Это была первая пластическая операция в Европе.
Передо мной лежит майская тетрадка журнала «Знание — сила» за 1959 год (1), в которой был напечатан мой первый рассказ, и я вспоминаю, как это произошло.
Рассказ «Кораблекрушение» в действительности не был первым моим рассказом. Точнее, это был второй рассказ, а первый — «Суэма» уже совершал свое долгое путешествие по редакционным столам. Мнение о том, что кибернетика — «лженаука» продолжало торчать ржавым гвоздем в сознании равнодушных к науке и научной фантастике редакторов и литераторов.
Одна литературная дама, прочитав о «самосовершенствующейся электронной машине», содрогнулась:
— Нельзя допустить, чтобы дети читали о таких кровожадных механических чудовищах...
Маститый литератор угрюмо заметил:
— Физика — наука наук. И зачем он лезет в литературу... Сидел бы у себя в лаборатории...
«Суэма» родилась именно в лаборатории, как эксперимент, который тогда еще не был поставлен, но который обязательно будет поставлен. Прошло всего пять лет, и электронная машина, которая умеет читать, писать и разговаривать, перестала быть фантастикой. Кибернетические «чудовища» научились обыгрывать своих создателей в шашки. Специалисты по математической логике доказывают, что машины смогут делать все, что угодно, и даже иметь свой собственный литературный вкус. И, тем не менее, нужно было обладать известной храбростью, чтобы напечатать «Суэму». За нее «воевали» писатели Зигмунд Перля, Николай Томан, Илья Котенко.
Я всегда вспоминаю эти фамилии с чувством глубокой благодарности.
В журнале «Знание — сила» были напечатаны мои наиболее удачные рассказы. Большинство из них объединено одной общей идеей: «Что будет в науке и технике, если так будет продолжаться...» Порою рассказы критиковали физики и математики. Со свойственной им строгостью мышления они либо доказывали, либо опровергали авторскую концепцию, как доказывают или опровергают математическую теорему.
Начав писать, я впервые столкнулся с любопытной ситуацией: иные узкие специалисты относятся к научной фантастике в лучшем случае, как к весьма несерьезному литературному явлению. Они снисходительно улыбаются, обнаружив прореху в общей ткани повествования, посвященного научной проблеме. Выступая в качестве критиков, они охотно ссылаются на учебники и монографии. Наиболее «убийственные» критические замечания обычно начинаются так: «Даже школьнику известно...» Однако школьники, которым так много известно, с большим интересом читают научно-фантастические произведения, особенно если в них не все «по учебнику».
Я всегда очень ценил и ценю критику моих ученых друзей. Удивительно другое: они не хотят признать, что хороший ученый — прежде всего научный фантаст (условие необходимое, но отнюдь не достаточное!).
Один известный академик публично заявил:
— Я люблю читать произведения Станислава Лема потому, что он не претендует на истинность своих гипотез.
Я много беседовал со Станиславом Лемом о проблемах современной научной фантастики (2). Он сказал:
— Идеи для научно-фантастических произведений нужно черпать в уравнениях математической физики.
Я уверен, что прав Лем, а не академик. Ученый, претендующий на абсолютную истинность своих гипотез, перестает быть ученым. Мне известно несколько теорий одного и того же физического явления, и ни одна из них не является окончательной истиной. Если математические формулировки каждой такой теории перевести на обычный язык, то обнаружится несколько идей для научно-фантастических рассказов.
Совершенно не случайно среди писателей-фантастов очень много ученых с мировым именем!
Хорошее научно-фантастическое произведение — это интересная научная мысль (гипотеза, теория) в добротном литературном воплощении. Такой синтез чрезвычайно сложен, но к нему стремятся добросовестные писатели-фантасты. Любое литературное произведение есть авторская модель окружающей жизни, так же как любая научная теория есть авторская модель явления природы.
Что касается моих собственных планов... Трудно планировать свое творчество. Мне очень хочется написать два больших произведения, одно, посвященное проблемам ядерной физики, второе — проблемам современной биологии и медицины. Я пока не уверен, что мне удастся сделать это хорошо и, тем более, скоро.
А небольшие научно-фантастические рассказы, конечно, время от времени будут появляться, главным образом, на страницах журнала, который я очень люблю, на страницах «Знание — сила».
-----------------------
(1) ошибка ? // «Знание-сила», 1958, № 5
(2) где и когда ? беседовали во время первого визита С. Лема в СССР — в ноябре 1962 г.
В Детгизе вышла хорошая, очень веселая и умная книжка Валерия Медведева. Она привлечет каждого уже одним своим названием: «Баранкин, будь человеком!».
Правда, как хорошо, неожиданно и вызывающе смешно? Я уверен, что не только каждый школьник, но и взрослый человек, увидев эту небольшую книжку с таким прелестным названием, сразу же захочет заглянуть в нее и познакомиться хотя бы с несколькими из «36 событий», происшедших в жизни Юры Баранкина, незадачливого паренька, которому и дома, и в классе, и на пионерских собраниях основательно поднадоели назидательными сентенциями: «Ой, Баранкин, будь человеком!»
В конце концов Баранкин и его ближайший друг-приятель Костя Малинин прямо-таки взвыли: «В школе будь человеком! На улице будь человеком! Дома будь человеком! А отдыхать когда же?!»
И обоим приятелям так осточертели призывы к выполнению казавшихся им докучливыми норм человеческого бытия, что они решили превратиться в любое иное существо, ну хотя бы в воробья, лишь бы избавиться от нотаций. И, как ни невероятно, им такое неожиданно удалось: приятели стали воробьями...
Я не люблю пересказывать книги, которые мне очень хочется рекомендовать читателю, чтоб он порадовался вместе со мной. Пусть сами читатели, поверив мне на слово, поспешат приобрести повесть Валерия Медведева «Баранкин, будь человеком!» и сами, получив при этом истинное удовольствие, узнают о всех «36 событиях из жизни Юры Баранкина». Они узнают тогда, что Баранкину и Малинину довелось стать не только воробьями, но затем и бабочками, а вскоре — муравьями...
И только после тех пренеприятных историй, в которые попадали воробьями, мотыльками и мурашами Баранкин и Малинин, оказываясь частенько в очень опасных и обидных положениях, поняли друзья, как хорошо, отказавшись от пары крылышек и шестерки ножек, иметь по-человечески две руки и десять пальцев, способных брать и давать, мастерить и драться, стискивать руку товарища и держать школьное перо!.. Словом, поняли приятели, какая это радость жить среди людей, какое это счастье быть человеком!
Так очень смешная, полная поначалу кажущихся нелепостей остроумная и увлекательная книжка заставляет неожиданно задуматься над вещами, которые на поверку оказываются весьма серьезными и поучительными. И в этом особая прелесть книги Медведева. Смешная сказка-повесть по-своему раскрывает перед детьми большую тему: как важно, как радостно быть у нас человеком. Казавшееся ходовым, иной раз приобретавшее звучание назойливого окрика, назидательное речение «будь человеком» вдруг раскрывает словно бы настежь двери, за которыми встает его подлинный смысл, гордый и требовательный: стань по-настоящему человеком, гордись тем, что ты человек! Так с назидательности сняты кавычки. Поучение стало художественным образом, сдобренным шуткой, подчас озорной игрой и неистощимой выдумкой.
Мне очень хочется, чтобы как можно больше читателей, больших и маленьких, скорее познакомились бы с этой отличной книжкой, которой вступил в нашу детскую литературу молодой и несомненно одаренный писатель.
— - -
Валерий Медведев. «Баранкин, будь человеком! 36 событий из жизни Юры Баранкина». Детгиз. 1962 г.
облако тэгов
