Сказка, облачённые в мрачные тона сокрушённого мира. Холодная такая сказка. Не очень добрая, но светлая.

Маленькая девочка, бредущая по лесу, встречается с... серым волком, то есть троллем. У неё есть волшебный рюкзак, карта и лошадка... Ну как, волшебные? Любая техника при незнании кажется магией. И встречают они в лесу удивительных сказочных существ...

Глубокая архаика, обернувшаяся просто постехногенным миром, в котором люди выжили только на периферии. Например в Швеции, окутанной зимними лесами стране. Казалось бы, сказка, легенда, притча... Нет. С одной стороны, это печальная история погрузившегося во тьму мира, в котором доживают свои дни едва ли не всемогущие технологии, с другой — светлая сказка о том, что стремление к свету всегда оправдано, и посреди лесов нового Утгарда вновь вырастает уютный Митгард, в котором внучку всегда дожидается добрая бабушка.

Экспозиция замечательная, образ мира, придуманного на этот раз Суэнвиком дорисовывается в воображении только так.

Но всё равно, остаётся ощущение незаконченности, недоделанности, хотя, быть может, так и нужно. Ведь мы видим всё происходящее глазами функции, правила, шестерёнки. Просто есть мир, в котором существуют люди, мир во многом иллюзорный, огромный театр для ограниченного числа актёров. Актёров, которые в рамках пьесы сами могут выбирать свою судьбу и свой путь. Как и сделала Марта.

В чём же дело? Скорее всего, перед нами рассказ о тварном Бытии, точнее о том, как выглядит сотворённая для человека Вселенная, своего рода «вирту» для нескольких десятков тысяч настоящих людей. В таком случае «человек из тени» — ангел?

Да, рассказ-идея... Но так мало подсказок для нас.

Четвёртый том. Многие писатели, например, тот же Аберкромби, укладывали свои циклы в трилогию, а тут уже целая квадрология, и это ещё не предел. История продолжается...

В первых двух томах нас ждали пробы пера, фрагментарные кирпичики нового для нас мира, в центре которого располагается могучая Меекханская империя, от ледяных гор севера до жарких пустынь юга, от торговых городов запада до степной окраины востока. Мы посетили каждое из этих пограничий, и каждое встретило нас по своему, своей жизнью, своими историями, своими глубокими особенностями. И с людьми мы свели знакомство — разными, противоречивыми, причудливыми, необычными. Узелки их судеб обещали, что впереди нас ждёт увлекательное и захватывающее путешествие в мир высокой магии и острого меча, размашистого охвата большого и многогранного мира и иномирья, ставшего ареной схваток богов и их миньонов.

В конечном счёте, если у других получилось, почему Вегнер не может?

Третий том стал логичным развитием темы войны земной, и целиком принадлежал битве между кочевниками с востока и, по факту, Империей, за каждой из орд которой стояли и другие силы. Несмотря на ряд недочётов, «Niebo ze stali» была вполне цельной и завершённой.

Четвёртый том должен стать совсем иным — это истории одиночек, бредущих — и в прямом, и переносном смысле — по пустыне, один на один с силами, мощь и масштабы которой остаются за гранью понимания. И мы встречаемся в полный рост с этим одиночеством, которое, тем не менее, выковывает и закаляет клинок характера сразу двух людей — Альтсина Авендеха, смело шагнувшего навстречу своей судьбе, и Деаны д'Кллеан, меняющей судьбы целого государства во имя любви. И если Альтсин выглядит скорее функцией, то Деана представляется настоящим живым человеком, которая наконец-то нашла кого, ради кого можно жить и любить, при этом оставшись подверженной простым человеческим слабостям и обидам. Как ни странно, именно эта линия, более цельная и человечная, является главным украшением романа, а не повествование о мутных играх полузнакомых нам богов...

...И тут перед нами встаёт основная проблема всего цикла.

Да, разные линии, начатые в рассказах, развиваются, получают объём, иногда вырастают в полноценные истории. Но в этом нет цельности. Вегнер бесконечно развешивает ружья, раскидывает намёки и отсылки, выделяет непонятные и неясные мизансцены, глубокомысленные диалоги без начала и особого конца...

И что?

Всё это не слишком работает, поскольку мы не видим цельности, у нас нет общей картинки, мир попросту не выстроен. Да, в романе много интересных фокусировок и деталей, но это с мясом выдрано из контекста мира, в котором находится Меекханская империя. В том то и дело — просто не создано пространство, в котором происходят события цикла, нет мира. Поэтому и сюжет кажется нам топчущимся на месте и слабо развивающимся — мы просто не понимаем, к чему все эти события? Уже, повторюсь, четвёртая книга цикла, а мы по прежнему слабо понимаем, где мы находимся и к чему всё происходящее?

Короче говоря — подзатянутый промежуточный роман, в котором есть много удачных находок. Однако таких романов можно написать ещё с десяток штук, в которых (как у Джордана) ничего не произойдёт.

Пора бы уже... разворачиваться.

Тяжело всё таки снова войти в уже давно пересечённую реку, навсегда оставшуюся за поворотом. Когда Маргарет Уэйс и Трейси Хикмэн писали первую трилогию «Dragonlance», им было чуть больше тридцати, они были молоды и полны задора, могли писать весело и оптимистично. Да, даже если учесть, что оригинальная трилогия целиком и полностью состоит из штампов, читается она влёт, и оставляет после себя самые приятные воспоминания. Другие книги «Dragonlance» этот баланс соблюсти так и не смогли, и большая часть из них просто поделки разной степени бездарности. Даже сами соавторы, периодически берясь за перо, с большим трудом ловили ту струю, которая позволила им вывести команду героев из Утехи, и победить коварную королеву Тьмы, да ещё и сделать её своего рода феноменом palp.

Но через двадцать лет возвращаться туда же, и попытаться повторить свой успех? Ну что же, они попытались. И даже втиснули историю в прогал между первой и второй частью оригинальной саги. Но как поймать за хвост тот стиль? Пожалуйста: Тас Непоседа снова ворует и балаболит, а старый гном Флинт ворчит на него; Танис Полуэльф молча страдает от несчастной любви и горит от желания выручить всех товарищей в округе; ещё живой Стурм Светлый Меч лопается от гордости, его друг Карамон заботится ро своём брате-чародее в красной мантии, а тот хамит напропалую всем, кто находится в зоне обзора его глаз со зрачками в виде песочных часов. Казалось бы, все ингредиенты соблюдены, но...

Но не хватает живости. оригинальная трилогия неслась как ураган, нам подсовывали всё новые впечатления, сюжетные ветки, забавных, хоть и штампованных персонажей. Она была очень динамична и пластична. «Dragons of the Dwarven Depths» писать было явно сложнее: нельзя было, чтобы этот «вбоквел» серьёзно повлиял на основной сюжет, и невозможно допустить, чтобы изменились характеры героев, или произошли какие-то значительные события. Поэтому роман вышел попроще, помельче, и как-то скучнее. Диалоги стали заметно длиннее, и эпизоды теперь растянуты во времени. Местами читать было откровенно скучно.

Но, всё-таки, это родная почва соавторов, это их герои и их сюжет, который они знают назубок. Поэтому для поклонников старой трилогии это наверняка было встречей со старыми друзьями, потому что это действительно они — старая команда, отправившаяся спасать мир. В этом основной плюс книги, несмотря на её недостатки.

А я всё жалею, что оригинальной трилогии не было в моём детстве.

Творчество Питера Уоттса зело странно, противоречиво и кучеряво, в том смысле, что каждый фрагмент его произведений дербанится на различные темы и векторы движения смысла, причём настолько много этих направлений, что произведение размывается и читать его невероятно трудно. И если «Blindsight» был несколько ограничен стенами корабля, то «Echopraxia» стремится в бесконечную ширь, ведь основная его задача — охватить эволюцию человечества, или даже постчеловечества, в ближайшую сотню лет.

Нельзя сказать, чтобы Уоттс испытывал такой уж бодрый оптимизм, который принято испытывать при мысли о будущей сингулярности. Сингулярность заставит потерять человечность, из осознающего себя индивида превратит в нейрон, цепочку узлов синапсов огромного роевого сознания, которое уже будет являться совсем иным существом. Неизвестность пугает, пугает и это странное, загадочное постчеловеческое существо, которое желает найти... Бога? Сверсущество также пытается достроить окружающий мир для придания ему эргодичности, оно даже защищает себя от осознания смерти, что ставит вопрос о его самосознании. Бог весть, да разве это сверхсущество, если оно даже не в состоянии увидеть свой конец?

Этот постчеловеческий мир, наполненный новыми угрозами и практически остановившийся в своём бешеном развитии, который на пороге эволюционного перехода желает понять хотя бы самоё себя, и углубляется в самосозерцание и трансформацию. Обычные, «исходные» люди теперь одиночки, остальные же подвергают трансформации и усилению свои базовые установки, пытаясь найти человечность в более пристальном взгляде на свои возможности, постепенно теряясь на фоне многочисленных апгрейдов и усовершенствований. И в этом мире коллективных разумов и тотального одиночества жизнь становится слишком тяжела, настолько, что многие предпочитают ей виртуальный суррогат Небес.

Возможно, основная проблема заключается в том, что возможности и самого человека не являются до конца исчерпанными. Мозг — странная штука, и, быть может, прежде чем кидаться в объятья сингулярности, стоит задуматься над тем, как усовершенствовать уже имеющееся у тебя? Недаром механические повреждения и корректировка разблокируют новые нейроструктуры, и делают человека несколько иным. Быть может, даже простой, непроапгрейженный мозг сгодится на непростую задачу развития нового человечества, или даже для контакта с Богом? Напоминаю основную мысль «Blindsight» — разницу между сознанием и бессознательным... Бть может, союз между ними даст куда больше, чем просто отказ от подсознания, и даже спаивания разумов?...

Занесло меня куда-то — прямо как Питера Уоттса. Отмечу, что второй роман более динамичен, в нём появляются новые характеры и грани... не личностей, быть может, а «фричества», искажённых постчеловечностью существ. Даже, казалось бы, совершенно адекватный полковник Мур и тот полузомбирован новым вирусом, что уж говорить о совершенных и ущербных одновременно Двухпалатниках, Ракше Сенгупте с перепаханными вдоль и поперёк мозгами, ставшей интерфейсом компьютера, и, само собой, любимых автором вампиров — реликтов прошлого, обречённых на вымирание древних постлюдей. Интересные в целом персонажи старательно вплетаются в разветвлённый и непростой сюжет, за которым очень непросто следить — уж очень он размазан и растормошен. Стоит сказать только, что менее холоден и отстранён, чем «Blindsight» — здесь чувствуется печаль утраты чего-то неосязаемо важного, в обмен на неизведанное и, может быть, ненужное.

Решил снова залезть в Пятый век, понимая, что всё предыдущее, созданное в рамках этой серии, было редкой хренью. Но, однако же, у нас снова дуэт Уэйс-Хикмэн, снова «Dragons...», обещающий классическую, прямолинейную, но приятно написанную героическо-эпическую фэнтезяку. Всё, как положено в рамках жанра.

Авторы решили всё же привнести элементы новизны — постараться избавится от старых героев и сюжетов, и ввести новый, по возможности, трагический конфликт, переполненный новым, более взрослым содержанием.

Затравка ясна, что-то я помню из предыдущих, весьма посредственных романов серии «Dragons of a New Age», где жуткие дракошки захватили весь мир. И в этом мрачном тоталитарном мире Больших Сестёр (в прямом смысле) ещё и исчезает магия. Поэтому нет больше никаких магов никаких лож, эльфийские царства потихоньку умирают сами в себе, а соламнийские и неракские рыцари окончательно выродились в играющих с оружием подростков. Скукота и мрак, в общем.

Кто же у нас новые герои? Рыцарь Герард, страшноватый обликом, но добрый внутри, эльфийские короли Гилтас и Сильван, новый антагонист — Мина, и её верный последователь-минотавр.

Основная проблема в том, что персонажам не хватает яркости. Персонажи оригинальной трилогии были ожившими игровыми типажами, и уже сами базовые установки наполняли их хоть какой-то жизнью. А вот сотворить характер и психологию с нуля — извините... Эльфы, например, традиционно не удались, описать специфику их нечеловечности, они все вышли плоскими, как всегда. Рыцарёнок и все сопутствующие герои кажутся лишь переросшими подростками с набором юношеских комплексов, и даже лица их представить не удастся, хорошо, если имена не перепутаешь.

Главный сюрприз был в новом антагонисте — таинственной Жанне Д'Арк местного разлива — юной девушке Мине, внезапно ставшей главой войска. Но и для неё у соавторов не нашлось ярких красок, и мы просто должны по умолчанию верить, что в её непробиваемую харизму и способность вести за собой толпы. Словесными средствами выразить не получилось, воображение у меня как-то отказало, так что и этот персонаж немного прошёл мимо меня...

Понимая все многочисленные проблемы текста, Уэйс-Хикмэн оживили старых героев. Скажем, вроде бы давно почивший Тассельхоф Непоседа внезапно восстаёт из мёртвых, благодаря кустовому роялю, на котором он путешествует во времени, и омолодившейся полузабытой мною героине Золотой Луне, линия которой приобретает неожиданно элементы довольно занятного саспенса. Помимо прощания с престарелым Карамоном Маджере, нас также ждёт неожиданно любопытная история его сына Палина, исковерканного жизнью мага, лишённого волшебной силы. В целом, всё.

В общем, середняк он и есть середняк, чуть хуже, чем оригинальная трилогия, но заметно лучше, чем нас угощает стандартный уровень «Dragonlance». На один разок — вполне можно.

Мостик к «Echopraxia».

Странная повесть, в которой снова открывается мир будущего, и вновь демонстрирует нам странные и неприятные картины грядущей сингулярности, в которой, может быть, не останется места человеческому. Конечно, это лишь мостик, ведь уже самим Уоттсом сказано много об этом будущем, он просто хочет показать трагическую фигуру «исходного» человека, который не желает быть сломленным новым миром, а готов бороться за своё Я. За своих близких, даже за несчастного кота Зефира, получившего жестокую травму сознания. Иногда сражаться с ветряными мельницами, или вставать с копьём наперевес несущемуся на тебя локомотиву — подвиг.

С какими же искушениями столкнётся полковник Джим Мур в пустыне? Ждём ответа...

Для русских читателей Питер Уоттс такое эссе, он желал высказаться, хотел, чтобы его поняли. Всякий писатель желает донести какую-то мысль до читателя.

Эдакая исповедь бессильного «исходного», оычного человека перед лицом неизбежно наступающего, пугающего будущего. Помните, как в «Попытке к бегству» Стругацких Саул Репнин стоит возле потока несущихся безликих машин, и от очаяния поливает их пулями? Фигурально выражаясь, это же делает и герой нашего рассказа, пытаясь понять странный и загадочный мир, на краю которого он стоит. Он просто фиксирует странные процессы в обществе, которое, даже не разобравшись толком в себе, погружается в рамки всё новых и новых ощущений. Зачем тебе нужно погружаться в тело осьминога, если ты не можешь даже как следует управляться со своим существованием?

И Мокша, страшная и пугающая Нирвана, в которой люди становятся тем, что даже сами не могут описать, после чего чувствуют свои индивиды жалкими насекомыми, а окружающих — микробами, фактически — ничем.

Что же может быть утешением в этой безрадостной картине наступления нечеловеческого? Быть может, в чувстве милосердия, которое сохранилось у этого многосоставного существа... Или в том, что это подготовка от отражению невиданной доселе угрозы.

В конечном счёте, к чему «нужно быть готовым»?

Мы переносимся на Землю, чтобы увидеть её не только равнодушным взглядом Сири Китона, но и краем глаза зацепить её с другого угла зрения. Вампиры у нас уже были. А зомби?

Зомби нас уже не удивишь — люди с промытыми мозгами, какие мелочи. Но дело вовсе не в них, а в жутковатой панораме даже той крохотной части мира, где произошёл «огнепад». Зомби — это вящая необходимость, эдакие «универсальные солдаты» для бездумной и резкой борьбы, точечных ударов на тотальную ликвидацию. Зомби не задаёт вопросов, он всего лишь реагирует на задачи и раздражители, и выполняет прописанную программу. Однако никуда не денешь сознание человеческое, которое, даже на «заднем сидении» базовой программы может отвести ствол с дрожащей от нетерпения пулей, скажем... от ребёнка. На свою беду...

Беда этого мира в том, что он столкнулся с противником, который является новой ступенью развития, и обычный человеческий индивид уже не годится для борьбы с ним. Коллективный разум обладает куда большей мощностью, чем даже самый сложный «исходный» человеческий мозг с подключёнными ресурсами подсознания...

Откуда взялся новый противник, и что ждёт в будущем — загадка. Является ли появление «роев» реакцией на «огнепад» и исход инопланетян, неясно — почитаем «Echopraxia». Но даже из зарисовки мы видим, что пугающее будущее явно принадлежит уже не людям...

Мой опыт чтения SF весьма ограничен, хотя, конечно, великих классиков я перечитал изрядно. Новые авторы остаются для меня, пока что, terra incognita, «новая волна» научной фантастики задевала меня лишь самыми краешками своих брызг. Книги мне попадались очень разные, и концептуально, и сюжетно, поэтому цельное представление составить было сложно.

...Наверное, стоило начать читать Питера Уоттса с рассказов, как и стоит делать с большинством авторов. Однако «Blindsight» «подсунулся» мне как бы сам собой, уж очень я наслышан об этой вещице, слишком большой шлейф культурной славы идёт за ней, этот роман называют даже прародителем «новой SF». Им восхищаются, называют откровением и мироформирующим текстом, «Blindsight» многих подтолкнул к изучению естественных наук, или хотя бы пристальному интересу к ним. Легенда, о которой говорят с придыханием...

В конечном счёте, прочитал. Не мучаясь от головной боли, не дёргаясь в попытках бросить книгу, не прилипая к страницам с такой силой, что очки покрываются плёнкой пота. Нет. И после того, как закрыта последняя страница, я не переосмыслил свою жизнь, не сяду штудировать книжки по биологии и нейрофизиологии, не стану постоянным гостем естественно-научных форумов. Но я и не скажу, что этот роман мне «не зашёл». Нет, это очень приличная и интересная, по своему, вещь, которая является очень любопытным читательским опытом. Всё дело в том, что она, в условно художественной форме, ставит вопросы, на которые наука только с изрядным старанием и трудом находит хотя бы приблизительные ответы.

Основная проблема «Blindsight», пожалуй, в его разлохмаченности, нечёткости фокусировки, сама попытка написать одновременно и научно-фантастическо-просветительское произведение, и художественное полотно оказалась не слишком удачной. Подача несколько суховата, сюжет начинает интриговать ближе к концу, главные герои являются скорее типажами-функциями, нежели людьми. Ну и само наполнение, конечно — слишком много, слишком скученно и обрывисто, многие вещи не доведены до ума, и это создаёт читателю определённые проблемы.

Тем не менее, одна проблема выведена очень чётко и ярко уже в самом названии, и эта тема действительно является очень глубокой и сложной. Это тема сознания. Сознание и чувство Я — вообще странная и неясная вещь, причудливая нейрофизиологическая и психическая конструкция, которая складывается... из чего, собственно? Наука даёт нам кое-какие прояснения, но их пока так мало... Именно для обкатки таких прояснений Питер Уоттс и столкнул человечество с Чужими — причём чужими абсолютно. Новые инопланетяне, обладающие разумом, но не сознанием это, конечно, для меня нечто новенькое. Они и не нуждаются в сознании, поскольку представляют из себя цельный центр принятия рациональных решений, основанный на сложных конструкциях и вычислениях, подчинённый одной задаче — выжить, и ограничить агрессию извне. Что такое агрессия? То, что вторгается на твою территорию. Если сознание, по определению не всегда рациональное, не имеет смысла для выживания, стало быть оно — обманка, вирус. Который нужно побороть, чтобы существовать дальше.

Любопытна идея, что сознание и разум не являются эволюционным инструментом. Можно, конечно, вспомнить идеи этологии человека и Виктора Дольника, а также многочисленные труды бихевиористов, и согласится с тем, что это чуть усложнённая вторая группа сигнальной системы и набор рефлексов, однако не все разделяют эту точку зрения. Питер Уоттс явно считает иначе. Сознание и Я для него — однозначно реально существующие вещи, пусть даже и с определёнными поправками. Умение творить культуру, о чём он вскользь заявляет в послесловии, способность к переживанию и эмпатии, эстетическое восприятие мира — разве это часть механизма отбора? Мы говорим об интуиции — но ведь это вещь бессознательная, это накопленный опыт, который проявляется из подсознания человека, из его «базовых установок», и зачастую именно этот набор стремительных реакций нашей «нейрофизиологической прошивки» позволяет нам выжить в экстремальных ситуациях, и помогает в принятии решений. Получается, что бессознательное — куда лучший механизм для выживания?

Не всё так просто. Вся сложность заключена в главном герое, Сири Китоне, который представляет из себя ходячую аналитическую машину, «синтетом», тем, кто должен видеть общую картину происходящего. В детстве ему удалили половину мозга, и он стал своего рода «китайской комнатой» — машиной по переработке информации и ответа на неё, полностью лишённый эмпатии и способности к переживанию, к «эстетике мышления». Почему же он — фигура центральная, и почему сцена нападения вампира является ключевой?

Юкка Сарасти превращает Китона в биологическое, вопящее и бегущее от опасности животное, и делает это не просто так. Необходимо осознать, уж простите, «осознать сознание», задать вопрос, а кто же я? Синтет анализирует и собирает информацию, раскладывает её по полочкам, и получает результат. Но это аналитика, позволяет ли она увидеть всю систему целиком? Можно иметь сразу несколько точек зрения, охватывать проблему с разных сторон, но поможет ли это нам познать «куб Неккера», и преодолеем ли мы «ложную слепоту» разума? Как ни странно, сознание, вероятно, вполне способно, вкупе с разумом, синтезировать общую картину, и понять систему, хоть и не до конца. Но так ли это?

Уоттс ответов чётких не дал, как, наверное, их не способен дать никто. Перед нами полотно вопросов и гипотез, никак не ответов, уж слишком много автор оставил «лохмотьев» в романе. Одно мы знаем точно: сознание и интеллект — вещи разные, а уж конфигурация между ними — совершенно другое дело.

В итоге мы имеем весьма любопытный научпоп в облике романа, несколько суховатого, но любопытного. Если включить разум, и посмотреть с другой стороны, то «разлохмаченность» идёт ему на пользу, ибо всегда можно найти новые грани вопросов, которые почтенный читатель может попытаться решить.

Решил я из любопытства снова почитать что нибудь из этих ваших Ста... тьфу, S.T.A.L.K.E.R'ов, и, между прочим, таки нашёл ещё одну книжицу, которая в своё время была главным модным чтением всех геймер-школьников конца нулевых. Такой young adult «для пацанов», про Зону, сталкеров, ба-бахов из «калашникова» и кидание гаек в аномалии. Ничего особенного это не обещало, да я на него и не рассчитывал. Думал о том, что смогу провести неплохо пару вечеров с простенькой и не обязывающей ерундой...

Кстати, не согласен с претензией, что, де, написал это сочинение школьник. Не сможет игровой вьюнош написать такое продуманное и чётко ориентированное на аудиторию сочинение, где всё грамотно и по полкам разложено. с одной стороны, всем знакомая Зона, до боли узнаваемые локации с другой — необычное и нестандартное задание, которое так и притягивает опасности к боевитой команде, причём под это ещё подобрана и соответствующая логика. А крутость главного героя, которая может смутить даже нашего вьюноша, компенсируется его чувством юмора, незамысловатым, но приятным.

В общем, вы уже всё поняли. «Зона поражения» — крепкий ремесленный роман для фанатов игры, и они получат от него всё, что хотели бы видеть в новом эпизоде игры. И сталкерские бары с палёной водкой и колбасой, квесты с монстрами, закрученный (не слишком) сюжет аж с двумя разведками и парой подпольных агентов, таинственные хозяева Зоны... И глобальное событие, которое переворачивает мир «Сталкера» с головы на ноги. Конечно же, лезущий из всех щелей фансервис, локальные приколы вроде гибнущего (опять!) Семецкого так же в наличии.

В целом, я доволен. В своей нише этот роман прекрасно смотрится, и выход за её пределы не предполагает. Вот только садится и перепроходить оригинальную игру мне всё равно неохота...

Очень знаковый и солидный сборник, с которого и нужно было мне начинать знакомство с Суэнвиком. Если бы я ограничился прочтением «Darger and Surplus», то у меня сложилось бы впечатление, что автор сей является забавным сюрреалистом и легковесным придумщиком, умеющим делать красивое постмодернистское полотно.

Но, как я и говорил ранее, ничто так не характеризует мыслящего автора, как рассказ, хотя бывают и исключения, вроде Йэна Бэнкса. Но Суэнвик — однозначный мастер рассказа, причём мне очень редко приходилось видеть такую богатую и разнообразную палитру тем, стилей и высказываний. Многие рассказы содержат в себе самые разнообразные и богатые идеи, в которых содержится потенциал огромных миров и сложных литературных конструктов. Автор не зря отбирал по крупице собственное наследие, ведь здесь нет даже откровенно проходных или средненьких рассказов. Конечно, есть провисы, есть недоделки, но в целом сборник получился очень ровным и выдержанным. Другое дело, что и тематики, и стиль автора остаются сильно на любителя, и далеко не каждый станет читать об ангеле смерти, странствующем по планете-кузнечику, или сказку о поедающих мозги ксенозверях, поглощающих память.

Тем не менее, в сборника видна отчётливая стержневая линия размышлений о природе человеческого и внечеловеческого разума, о его границах. Игра с человеческими глубинными установками и становятся основой рассказов Суэнвика, работа с самыми сложными и архетипичными образами человеческого сознания и порождает эти причудливые и странные рассказы. Так что сборник Суэнвика — определённое испытание для читателя, желающего отыскать новые темы и непростые вопросы, для лёгкого чтения он не подойдёт.

Самое важное в этой вещице — выработка коммуникации между существами, мыслящими совершенно разными семиотическими тропами, и попытка нахождения взаимопонимания между теми, кому даже сложно выразить мысль ясно, чтобы она дошла до собеседника. Хитросплетения лингвистических конструкций весьма причудливы, и заставляют вспомнить читанного давным-давно Теда Чана.

В целом весьма любопытно, но вот отсылки к марксизму совершенно непонятны — то ли стёб, то ли левоинтеллектуальный манифест. В любом случае, трактовка марксизма в устах Суэнвика выглядит несколько архаично...

Этот рассказ действительно хорошо смотрелся бы в библиографии Брэдбери, это очень его атмосфера. Маленький уютный дом, любящие друг друга супруги, обнимающиеся на веранде, летние сумерки, и яркое, цветастое, огромное чудо на лужайке, от которого после следующего восхода не останется даже памяти...

Бытие вообще мимолётно, так что же переживать о нём? Делает ли бессмысленным чудо то, что оно просто растворится во времени, и никто о нём не вспомнит?

Правда, вместе с временной петлёй исчезнет целая гамма чувств и пережитых мыслей, которые уже вряд ли придут вновь. Но что поделать.

Весьма сумбурная вещь, слишком много в одном тексте мыслей и подробностей, которые сталкиваются с другой проблемой — недосказанностью, недоведённостью. Пародия? Может быть, все эти видения будущего действительно напоминают экспрессионистские фантазии, однако градус иронии не слишком высок. Да, есть задел на будущее, на масштабную картину противостояния миров времени, своего рода «тёмных данеллиан», их невнятных предков-тарблеков и всех прочих, не желающих порабощения. Столкновение хронолегиона с волнами завоевания из будущего...

Вполне вероятно, что это такая пессимистичная версия «The Time Patrol», показывающая, что в будущем не будет никаких отважных защитников человечества, а всё те же тираны, властолюбцы и садисты, причём всё это будет возводится в абсолют.

Неплохо, но недоделанно.

Писать о Контакте крайне сложно, поскольку выдумать чуждый разум очень непросто, практически невозможно. Всё равно это будет подобием человеческого мышления, так или иначе, с определёнными оговорками, но всё же.

Однако Суэнвик всё же сделал достойную попытку. Разум, который существовал лишь в рамках самого себя, своего рода единый мозг, состоящий из цепи организмов-нейронов. Оставаясь в границах подземного океана Титана, он не осознавал ничего, кроме себя. А тут... Вторжение извне чего-то вне себя, чуждого себе, мыслящего совсем по иному. Которое знает Я, и при этом не заполняет всю Вселенную. Которое признаёт себя Я на фоне других Мы. Чудовищное потрясение...

Самое важное, что смог создать Суэнвик — потрясение от осознания совершенно иного опыта существования, причём существования разумного, и шок от встречи с чужим. И — что ещё более важно — надежда на то, что острота культурного шока будет сглажена, и «руки» двух разумов всё же соприкоснуться.

Этот небольшой рассказ породил целую дилогию о приключениях двух жуликоватых друзей — гениального мошенника Даргера и его кинокефального друга Довеска, неунывающей парочки трикстеров.

И ведь в одном рассказе были заложены все фишки романной дилогии — постапокалиптичный мир, оправляющийся от войны с ИИ-интернетом, развитые биотехнологии, причудливые сюрреалистические извороты реальности, не такие яркие, как в романах, но вполне впечатляющие. Ну и сами Даргер с Довеском, которые, как обычно, оставили за своей спиной чёрт знает какие руины, но нисколько не расстроились из-за такой мелочи...

Так что лично я не вижу ничего удивительного в том, что именно этот рассказ был потом раскручен Суэнвиком. Ведь мир, здесь описанный, невероятно притягателен...

Тема для крупного фэнтези романа, упакованного в аккуратные рамки небольшого рассказа, которого явно не хватает для всего заявленного. Тема воплощённых архетипов крайне интересна, и требует разворота, поднятых философских тем о природе человеческого бессознательного и его могуществе, об божественной мощи воображения, и так далее, и так далее.

Однако всё ограничилось образом вечного героя-трикстера, «беспечного ангела» на колёсах, который странствует по временам и мирам, вляпываясь в страшные авантюры.

В целом — оммаж Желязны.

Классическая темпоральная фантастика, выписывающие кренделя временные петли и возникающие из них парадоксы, когда неясно, как же возникло будущее, корни которого в настоящем, творящем прошлое? Вопрос...

Ну и, конечно же, встреча человека с самим собой, постаревшим и умудрённым... который, само собой, молодой копии не по нраву.

В общем и целом, скорее зарисовка, чем рассказ.

Казалось бы, отчистить человека от излишков бессознательного и императивов биологического наследия обезьян вида Homo — прекрасная идея!

В конечном счёте, что мы теряем?

Мы теряем возможность раскаиваться за совершённые ошибки.

Испытывать боль.

Понимать, что до боли была и радость.

И что две эти вещи делают тебя живым.

Что за искуплением идёт прощение.

А живой компьютер не нуждается в прощении, не нуждается в душе, в культуре, в человечности.

Свобода ли это?

Главная интрига рассказа — понять, что же происходит в голове у нашей героини. Любо с ней действительно разговаривает гигантская машина, которую мы называем спутником Юпитера Ио, либо она попросту сошла с ума, и голос звучит только в её голове. Ответа мы не узнаем так и так.

Конечно, разум нам подсказывает, что Марта просто разговаривала сама с собой, а потом разом прекратила свои мучения, превратившись в мёртвую органику, которую быстро прикроет слоями осадочных пород. Но червячок сомнения есть — а вдруг?...

Совершеннейшая жуть, кошмарнейше пессимистичная вещь, которая покоробила даже меня, казалось бы, не слишком чувствительного к таким вещам.

Почему? Надо лишь представить себе состояние отсутствия будущего. Помимо очевидного настоящего, мы ждём, что в будущем люди станут жить по другому, что люди постепенно становятся более цивилизованными, более терпимыми друг к другу, и светлое завтра не за горами, хотя бы для наших детей. Даже если мы читаем целыми днями постапокалипсис или, что ещё хуже, смотрим телевизор, всё равно нам психологически необходимо чувствовать надежду...

А тут надежду отсекают сразу. Будущее бесчеловечно и омерзительно, оно полно невообразимой и какой-то равнодушной жестокости со стороны власть имущих. Оно априори ужасно и чудовищно. Да, в конце Виргиния произносит чувственную речь о непредопределённости будущего... Сказав это всё в глаза людям, которые сами с огромным удовольствием вытеснят пожирателей человечности из будущего, и займут их место. Здесь нет никакой веры в Правительство — наоборот, оно излучает смутную и страшную угрозу той же природы.

Самый жуткий рассказ сборника.

Тот самый случай, когда рассказ привлекает именно сюрреалистической картинкой и дерзко бросает вызов нашим культурным кодам. Вместо планеты Земли люди колонизировали Кузнечика, расселившись на его глазах, создав на них почву. Сама картина потрясает, поскольку более нелепого и странного решения сложно себе представить. Конечно, верный читатель может придраться к тому, как люди добывают металлы и прочие ископаемые из кузнечика, особенно те, кто живёт на хитине, но имеет ли это смысл? Смысл заключается в фигуре человека с сумкой наперевес, который бредёт по поверхности кузнечика, и помогает человечеству выжить... Вестник смерти, выкашивающий сорняки...

Короткоживущая... даже слишком короткоживущая Виктория помогла понять ценность и мимолётность человеческой жизни. Неизбежность смерти и конечное торжество Жизни. Иногда для одного необходимо другое.

Страх перед тем, что роботы будут заменять человека, не оправдался, и рабочие места остались при людях. Рабочая сила даже несколько выросла в цене, по крайней мере, в определённых странах. Но мысль осталась, и она не слишком пугает. В конце концов, если не обращать внимания на откровенную паранойю, в роботе есть определённая элегантность, своего рода гимн человеческой изобретательности.

А теперь представьте, что появилась возможность использовать для своих нужд зомби, причём зомби искусственно созданных, из специально умерщвлённых людей. Для этого нужно стать самому мертвецом, превратиться в бездушную машину по переработке органики и поглощению прибыли. Это мысль настолько мерзка, что не укладывается в голове.

Чтобы делать такое, нужно самому стать мертвецом. Как вам такой мир?

Не знаю, как насчёт внетелесного опыта, но рассказ получился действительно оригинальным и жутковатым. Конечно, посмертие, где тебя преследуют неведомые и страшные силы, нам не в новинку, однако у Суэнвика этот образ получился жутковатым и пугающим. Особенно это касается зрелища бесконечной бездны неба, которая сулит вечное падение в глубины космоса, и растворение... в чём?

По сути, эта та же самая тема перехода из одного состояния в другое. Мир посмертия предельно неуютен, в нём нет ничего, за что стоит цепляться по настоящему... Только память, твоя собственная, проклятая память, заставляющая вновь и вновь вспоминать совершённые в жизни ошибки, порой и собственную откровенную подлость. Но они держат за этот перевёрнутый мир, мучительно и страшно. Освободившись от лишнего груза, ты сможет низринуться... куда, ещё раз спрашиваю?

Нет ответа. Но и прежним ты уже оставаться не можешь, вот в чём суть.

Пропитанный иронией рассказ о Посмертии, где всё столь же несправедливо и по идиотски устроено, как и в жизни. Оказывается, нет никакого (пока) Страшного Суда и трубящих ангелов, нет справедливости. Есть чисто волокитный прецедентный суд и разные степени страданий, которые накидывают и черти, и ангелы, ну так, для развлечения. Есть и работа.

В целом, конечно, ирония и вытягивает рассказ, ибо главная интрига сильно смазана, да и Суэнвик снова попытался в ограниченный формат запихать слишком много. В целом — неплохо, но не совсем доделано.

Красивая сказка, печальная и горькая, несмотря на лёгкий флёр магии и волшебства. Все помнят историю мальчика из «Smith of Wootton Major», который ступил в Волшебную страну. Но Волшебная страна была всегда рядом, только протяни руку, и Волшебство уже соприкоснулось с тобой, и ты вступаешь в круг беззаботно пляшущих на поляне эльфов...

Здесь не так. Циклопические постройки великанов медленно разрушаются, обстраиваемые людскими поселениями, и вот уже последняя кавалькада вечных, молодых и таких старых эльфов идёт через маленький городок, и люди в последний раз видят их царственную красоту, и слышат звуки дивной и напевной речи. И ведь всегда найдётся молодец, который пожелает напоследок соприкоснуться с Волшебством, которого больше никогда не будет...

Но это всегда выбор. Уходящее — не лучший спутник, горечь умирания всё равно будет наполнять тебя едким привкусом несбывшегося, привкусом неправильности и зряшности собственной жизни. Но с другой стороны...

С другой стороны, Уилл получил воспоминания о том, чего не знает никто, и чего больше никогда не будет. За знание, за жизнь всегда нужно платить, и «желающий странного» всегда будет чужим в мире обычных людей. Сэм Скромби (Гэмджи) возвращался домой к уютному камельку, но — за счёт чужой жизни. Уилл же отдал свою жизнь, и его «Я дома» совсем иное. Он превращается просто в воспоминание себя былого, в память о навеки ушедшем волшебстве, которого уже никогда не будет. Среди людей ему нет места...

Стоит ли оно того? Вероятно — да.

Не сомневаюсь, что Суэнвик долго и тщательно работал над этой повестью, собирал материал, копил идеи, концепции... Даже вышел за рамки «малой формы», и изваял едва ли не сотню страниц, чтобы всё уместить в ней. Возможно, автор просто писал роман, но не смог его развернуть, и оставил повестью... Всё дело в том, что он слишком много сюда вложил, и, скорее всего, попросту запутался в том, что хотел написать.

Основа, конечно же, это знаменитый эксперимент Зимбардо, с разделением двух групп на «заключённых» и «охранников», который очень быстро привёл к таким результатам, что волосы дыбом встали у самого экспериментатора, который не ожидал ничего подобного. Здесь всё доведено до определённого накала — в качестве «заключённых» у нас сведённые с ума люди в «Лунном городке», и группа людей, которые их обслуживают, и которые быстро превращаются во властолюбивых зверей. Эти условия порождает замкнутое пространство, и конфликты внутри условно «охранной» группы неизбежны, ведь возвысившиеся за чужой счёт всегда стремятся к доминированию. Инстинкт, однако.

Этого вполне хватило бы на полновесный роман, но Суэнвик откровенно «саботировал» тему, постоянно сбиваясь на другие вопросы. В конце концов, вылезла вперёд излюбленная тема «психотехники» и коррекции личности, которая позволит лепить из своего разума всё, что душе угодно, убирать застарелые комплексы, атавизмы обезьяней животности, позволит отточить достоинства. На этот раз Суэнвик дал свет «апгрейду» человека вопреки его природе, пусть и неохотно, позволив пережившим жестокий кризис жителям Луны стать чем-то иным, чем лысая бесхвостая обезьяна.

В общем, повесть довольно мутная, но что уж тут поделать — на всё воля автора.

Очень странный рассказ, странный, как, наверное, и тёмная, таинственная яма сознания. Что будет, если несколько подростков, только формирующихся, становящихся людьми, столкнутся с силой, выполняющей их сокровенные желания, и наделяющая их знанием, к которому они не готовы? Которое неизбежно шокирует их, и превратит в совсем иных?

Скорее всего, это рассказ об опыте, который приобретает человек по ходу жизни, и о познании, которое просит за себя очень большую цену.

Зимняя вьюга и хоровод летающих снежинок, красота девственно лежащего снега и гробовое молчание белой стужи, нарушаемое лишь скрипом сапогов, рушащем красоту ледяного наста — совершенно особая атмосфера, правда?

Конечно же, сказка о таинственных аборигенах планеты, на которой робко поселились пилигримы с планеты Земля, может быть и является плодом фантазии солдата,вернувшегося с суровой войны... Но для него очень важна история о памяти, о цепочке вбираемой в твою голову информации. Фактически, о памяти генетической — того, чего он теперь лишён. Мозг бывалого воина изуродован, и он не уверен в своей памяти, не способен охватить единым взглядом свою личность, довольствуясь обрывками и ощмётками.

Поэтому история о ларлах, о зимней буре, в которой ты видишь лишь часть окружающего мира, является лишь аллегорией жажды памяти, жажда собрать мозаику своей личности в непрерывную цепочку памяти? Быть может...

Снова личность... Или снова — вопрос о человечности?

Суэнвик явно мучается вопросом Я и его зависимости от структуры мышления. Отсюда и взялась профессия психотехника, эдакого скульптора человеческой личности, по мановению руки которого создаются... Нет, люди не создаются — лишь накладываются черты другой личности. Но тогда не совсем ясно, если сохраняется память и, следовательно, жизненный опыт, можно ли быть человек совершенно другим?

Впрочем, профессия психотехника не имеет здесь чётких очертаний, куда важнее для автора вопрос о расширении восприятия, об игре сознания. Но что же происходим с расширенным сознанием, покидающим тварное тело, чем оно становится? Богом? Или чем-то иным? Сохраняя память и базовые, что называется, культурные паттерны, сознание превращается в нечто другое, в квантовую структуру?

Так что рассказ сплетён из вопросов без ответа и сюжетных допущений, которые опутывают читателя вероятностью различных интерпретаций. Хотя, по всей видимости, кое-что Суэнвик всё же сказал нам, громко и чётко. Что делает Элин в конце? Она делает выбор, вопреки своей новой личности, и вопреки стремлениям стать другим существом, снова изменить свою суть.

То есть свобода выбора и воли — главное?

Раннее творчество Суэнвика, пробовавшего себя в жанре чистой SF, явно выделяется даже среди соратников. Рассказы юного Азимова, например, представляют собой выжимки какой-то идеи, однако литературный дебют нашего автора пришёлся на куда более зрелый возраст. И он уже может ставить перед читателем, сразу же, целый пучок вопросов, на которые он должен ответить самостоятельно... Почему? Да потому, что автор сам не знает точного ответа.

Прежде всего, конечно, серные пауки. Абсолютно иная цивилизация, совершенно другой разум. Да, треугольник, квадратный корень и пифагоровы штаны для всех едины, но как быть с культурой, этикой, моралью? Пауки не ведают этих странных терминов, но очень хотят почерпнуть из них, обменять, на что обменять?

А могут ли существа, не наделённые культурой, этикой и моралью, судить о сути человеческого существования, и его личности? Если полностью воссоздать, до последней цепочки атомов, человека, но будет ли он тем же, кем был? А если твоих копий будет много, и каждый со временем приобретёт свой опыт, и станет отличаться о тебя, будут ли они — тобою?

Весь фокус в том, что никто этого не знает, ни он сам, ни сами пауки, создавшие эту технологию. Человек ощущает себя прежним... Но является ли он им?

Ответа нет. Что же тогда такое — человек?

Хотя какая разница? Если ты хочешь обнять и погладить любимого кота — разве это не человечность?

Так Майкл Суэнвик в 1980 году предвидел киберпанк, со всей его стилистикой и мрачностью. С осыпающимся потихоньку будущим, где высокие технологии сочетаются с ветхостью рушащегося социального, с бунтарской поп-культурой, безнадёжной в своём вечном, изначально проигранном противостоянии, с тенью Большого Брата, который грозно нависает над твоим плечом...

Символом распада стала культовая фигура Дженис Джоплин, легендарной рокерши и тусовщицы, которая навеки стала легендой, умерев молодой и неповторимой. Как ни странно, именно эта невольная символическая жертва стала для рок-культуры своего рода символом Жизни, вечного сражения со смертью, торжеством Я. Маленькая, застенчивая девочка из Техаса, вечный изгой и нонконформист, ушла непобеждённой...

А куда она вернулась, точнее, где теперь её образ? Он стал бездушным символом эпохи, где музыка мертва, где люди ютятся в тени былого величия, где нет сил даже на элементарный протест. Все движения стали механическими, страсть стала искусственной, в этом изуродованном обществе утрачена воля к жизни. Поэтому Дженис Джоплин должна вновь восставать из праха, и будить застывшие души. Она вновь и вновь должна приносить себя в жертву, чтобы расшевелить равнодушных.

Но даже если Дженис останется жива, значит ли это, что общество стало здоровым? Если её не станут рвать в клочья, каждый год, будет ли это означать, что страшные раны войны и отсутствия эмпатии залечены? В конце концов, кто остановил руку Авраама?...

Мир без света, мир без Бога, мир без Искусства. Имитация. Что может быть горше?

Эксперимент в Незримом университете продолжается, голубой шарик Круглого мира преподносит новые сюрпризы... повторяем, никакого нарративиума! Всё складывается само собой... Ну почти. Вдруг заявились эльфы, пытающиеся покорить человечество своим мистицизмом, и начинается сражение за умы и души новорождённого хомо... правда ли sapiens?

Второй том «The Science of Discworld» стал для соавторов серьёзным испытанием, ведь он посвящён самой важной и многообразной проблеме — природе человека. Можно подивится: подзаголовок книги озвучен как «The Globe», стало быть, его героем должна была быть наша голубая планета. Но ваши ожидания — это ваши проблемы.

The Globe — это театр «Глобус», где ставили пьесы Уильяма Шекспира, где разыгрывали и комедии положений, схожие с жизнью, и разворачивались масштабные трагедии, цвели пышными бутонами аллегории глубоких смыслов, и сплеталась воедино архаичная мифология бриттов и рыцарские христианские сказания, превращая человеческую фантазию в творчество. Да, «Глобус» — своего рода аллегория творческого начала в человеке, который отличается от всех своим умением творить другие миры.

Человек далеко не всегда разумен, он ещё должен заслужить право называться sapiens. Пока что он Homo Narran, человек рассказывающий, человек творящий. Пратчетт пытается уловить тонкую материю человечности через свой собственный опыт, и видит смысл самоего этого смешного и забавного существа именно в умении творить. В том числе, творить язык, передавать сквозь поколения бесценный опыт, взаимодействовать друг с другом, находить понимание. В какой-то момент в сотворцы этого мира выводится сам Шекспир, чьё влияние на мир куда колоссальнее, чем вклад любого политика.

Последние страницы текста практически окупают общую сумбурность книги, которая пытается охватить совершенно неохватный и неподъёмный материал антропологии, и всё время перескакивает с темы на тему. Видимо, чувствуя, что эта пляска утомит читателя, Пратчетт расширил линию чародеев, и теперь их приключения вертятся вокруг спасения человечества от влияния эльфов, а также поиска правильного пути их развития. Получилось довольно забавно, хотя и явно не в лучших традициях автора.

В общем, любопытный и интересный научпоп, который я рекомендовал бы, опять, новичкам в естественных науках. Не так уж много вещей здесь стало для меня откровением, но оно того стоило.

Сэр Терри удивил. Конечно, его произведения оставляют впечатление, что их автор — вдумчивый и вполне серьёзный человек, пусть даже облекающий свои фантазии в рамки развесёлой болтовни о «Discworld». Но научно-популярная литература? Можно изрядно подивится, даже зная, что у нашего почтенного творца техническое образование. Но...

Позвольте, причём здесь Терри Пратчетт? Он же живёт в Круглом мире, а Круглый мир находится на спортивной площадке в Незримом университете, город Анк-Морпорк. Это они, транные ребята в мантиях и колпаках, невольно запустили законы нашей Вселенной и теперь, открыв обрамлённые бородами рты, смотрят на это дивное диво, которое разворачивается перед ними...

Заметьте — никакого нарративиума.... То есть — замысла. И ни одной, ну вообще ни одной космической черепахи! Бойтесь, сторонники плоской земли!

На самом деле задумка сэра Терри и его соавторов очень проста. Они попросту показывают нашу с Вами Вселенную, и планету Земля, как объект процессов развития движения материи, в результате взаимодействия которой и возникли такие чудные и забавные зверушки, как люди. И ведь действительно, всякий раз, когда ты соприкасаешься со Вселенной, у тебя захватывает дух, на фоне гигантской галактики и её сородичей Земля выглядит маленькой голубой песчинкой, которую может обуглить лёгкий сквозняк солнечного ветра. Под мягкой иронией и юмором Терри Пратчетта скрывается смирение промежуточного звена эволюции перед сложностью и размахом нашего мира, который куда сложнее, чем может себе вообразить человек.

Для меня это был полезный опыт, ибо я уже очень много лет не брал в руки ничего, связанного с физическими науками, биологии касался лишь эпизодически, имена Карла Сагана и Стивена Хокинга мне знакомы, но я не брал в руки их трудов. Поэтому даже такое, явно облегчённое и слегка сумбурное изложение концепции современного естествознания оказалось для меня чрезвычайно полезным. Да, вероятно, многое, изложенное здесь, уже устарело, или подано слишком упрощённого, и, стало быть, искажённо, но не зря же сэр Терри употребил для своих сочинений понятие «враки детям», то есть для таких, как я, провинциальных недобитых историков, это вполне подойдёт.

Так я смог прикоснуться вновь к теории о происхождении Вселенной, теории относительности, возникновению Солнечной системы, и — жизни на нашем маленьком голубом шарике. Меня, историка, охватывает некая робость перед зрелищами миллионов лет, когда планета периодически покрывалась льдом, или с помощью космического мусора попросту уничтожала многие виды жизни, разворачивая эволюции жизни совсем другими путями. Не стали скрывать авторы и многочисленные белые пятна, которые возникают перед нами при охвате этой бездной времени, которые всё же дотошно заполняются новыми данными...

Сам Незримый университет здесь выглядит несколько неуместно, но как отдельная повесть о магах смотрится неплохо. И ещё раз показывает, насколько прост и логичен даже самый безумный мир, созданный разумом, по сравнению с махиной Космоса.

Вот и второй том приключений двух жуликов поспел, которые так любят ввязываться в различные хитросплетения интриг, перекраивая рисунок паутины под себя, выкраивая вкусный кусок и для себя любимых.

Помните «Dancing With Bears»? Ну, весёлую сюрреалистичную дурь про клюквенную Москву? Вот это было приключение, правда, особенно для нас, русских читателей? Не всем, конечно, понравится этот странный концепт, и всех потенциальных читателей я поспешу успокоить: «Chasing the Phoenix» вышел куда более сдержанным в плане антуража, да и сюжет его стал куда более ровным, и не таким разболтанным, как в предыдущей вещи. Всё степенно, спокойно, разложено эдак, по полочкам... А чего ради?

Суэнвик снова проходится по основным константам другой культуры, и в этот раз это Китай. Это вообще страна такая, где всё внутреннее коловращение и безумие старается быть загнанным в рамки, мир, где всё стараются корректировать. По сути, каждое возрождение Китая – это преодоление междуцарствия, смуты, возвращения к Фу Гу, то есть к славному, пусть даже уже и мифологизированному обществу. Так и здесь. Китай раздроблен, и многие вновь мечтают об объединённой стране под красно-звёздчатым полотнищем. Таинственный император без лица, туповатые, но исполнительные, радостные и лишённые всякой личностной черты чиновники с промытыми мозгами, и – главный символ стремлений – ядерная боеголовка… Воистину, ирония вновь бьёт в цель, и вновь она нисколько не оскорбляет своих жертв.

Причём — Суэнвик через своих героев постоянно подчёркивает буффонадность и лёгкую абсурдность происходящего. Они плетут интриги, возглавляют войска, примеряют на себя мантии высоких сановников — и всё это с театральной лёгкостью и ненапряжностью, с ощущением, что всё это не слишком всерьёз, как бы на взлёте вдохновения, в лучших традициях нашего друга Бендера. И окружающий мир их не слишком волнует — даже страшные боги Интернета, уничтожившие Утопию, не волнуют нашу отважную двоицу, поскольку не могут помешать планам.

...А уж само завершение... Да, откровенно скомканное, зато как всё по китайски! Старая легенда о Ба Хань обретает внезапно свою плоть, сплетаясь с фантазиями Даркера и Довеска, и даже не до конца ясно: уж не они ли сотворили своим разумом этот мир?

В общем, хороший плутовской роман, которому лишь немного не хватает ярких красок. Впрочем, хватает и лёгкого привкуса абсурда, ведь, перефразируя Даргера, «правда является столь абсурдной, что никто не усомнится в её подлинности».

Что было бы, если бы Перумов образца «Гибели богов-2» начал писать книги по «Warhammer»?

Я думаю, изваялось что-нибудь типа «Illidan». Ну да ладно.

Сразу скажу, моя оценка данного проектного произведения необъективна. Почему? А я один из немногих людей, который никогда не играл в «Warcraft», никогда не видел, как в него играют, и не имею ни малейшего представления ни о чём, что происходит в этой вселенной, которая вроде бы именуется Азерот. Тем интереснее мне было взять в руки один из романов, который выходит в рамках проекта, и понять, скажем так, все литературные достоинства сего произведения. Ведь можно читать «Dark Elf» без игры в «Baldur's Gate»? Можно, так чем же «Warcraft» хуже?

Оказалось — всем. Ну ладно, про главного героя я почитал в Википедии, имею представление о биографии этого злодейского злодея. Что же мы видим?

Злодей сидит в темнице десять тысяч лет (мы не любим малые цифры, пусть всё будет максимально круто!), потом (внезапно!) темница его открывается, и ему с порога говорят: «– Легион вернулся, Иллидан. Твой народ снова нуждается в тебе». Вот так вот, как ни в чём не бывало. Ничерта не изменилось, времена всё те же, угрозы такие же, и для того, чтобы их побороть, нужно извлекать после тысяч лет злейшего врага. Норм?

Вообще, в романе всё большое, пафосное, представительное. Если оковы — то толщиной в несколько обхватов тела. Если меч — то больше главного героя раза в полтора. Герои только и делают, что грустно и пафосно размышляют о мести, о победе, об ордах демонов и владычестве. Собственно, героев здесь нет вообще, они составлены по принципу «палка-палка-огуречик», и надоедают сразу после своего появления.

Наверное, весь роман сцеплен с сюжетом игр, возможно. Но значит ли это, что он должен быть плохо написан? Вряд ли.

Стоит ли его читать кому-то, кроме самых горячих поклонников этой вселенной — нет. Это не литература, а просто дополнение к игре, и не стоят и капли того времени, которое я на Это потратил.

По идее, научная фантастика является одной из форм общения человека с окружающим миром, своего рода синтезом безудержной фантазии и опыта бесчисленных поколений. Она должна искать ответы на волнующие человека вопросы, и задавать всё новые загадки. Именно поэтому нормальной научной фантастики не так много — слишком часто она перерождается в банальный боевик или постмодернистское соревнование отсылок и подмигиваний.

В поисках чего-то, отвечающего идее SF, я обнаружил интересного автора, имеющего весьма противоречивую репутацию, Роберт Чарльз Уилсон получил «Hugo» за роман «Spin», в котором вроде бы переплетаются грандиозные космогонические процессы, и мыльная опера человеческих взаимоотношений. Тема весьма специфическая, и я решил прочесть что-то более нейтральное, и на глаза попался недавно изданный «Blind Lake» (2003), который обещал как раз традиционную твёрдую SF, которую я читаю весьма редко. Небольшой роман, закольцованный в четырёх сотнях страниц, имеющий чёткое начало и конец, завершённую фабулу. Заманчиво...

На самом деле, роман можно было бы ещё сократить, и это только придало бы ему цельности. Автор очень долго раскачивается, причём нельзя сказать, чтобы это шло в плюс. первая сотня страниц размывается в кисель, и я, в принципе, понимаю тех, кто не стал мучить себя дальше — зачем? Интрига невнятная, персонажи вялые... Нудная жвачка о бывших супругах и их дочке, пьяненький журналист, персонал исследовательской станции...

Должен сказать, что автор умеет преподносить сюрпризы. Банальный и скучный сюжет постепенно разворачивался, персонажи обретали краски и объём, по мере того, как маленький городок засыпало снегом, он всё больше проступал перед глазами читателя. Скучноватая бытовая история вдруг стала любопытной. За каждым человеком, его населяющим, скрывается целая история, по жизненно-нелепая, нескладная, и от того — настоящая. Каждый из героев носит в себе тайну своей личности, скрывает своё горькое прошлое, удары судьбы, которые сделали их такими деформированными, какие они сейчас есть.

Тот же самый сюрприз преподносит и роман. Мы, вместе с персоналом станции, наблюдаем за чужой планетой, и инопланетянином, живущем в загадочном городе посреди заливаемой чужим Солнцем пустыни. Однако как устроено общество этих существ, как они мыслят, чувствуют, общаются друг с другом? Со стороны их действия можно описать человеческими терминами, и наполнить их культуру своими смыслами. Соблазн велик, однако справедлив ли? В конечном счёте, как мы можем что-то говорить о существе, которое чуждо человеку даже физически.

Вот тогда-то у меня и возникла идея, что основная мысль этого романа — непознаваемое, точнее — невозможность полного взаимопонимания. Зеркальная девочка, которая общается с Тесс, по моей догадке, была сторонним наблюдателем с другой планеты, и пыталась тщетно понять извивы человеческой культуры, ведь, зачастую, в извивах человеческого сознания нет ничего чёткого и логичного. Тогда все эти психологические выкрутасы микрообщества «Blind Lake» просто служат иллюстрацией отсутствия понимания даже в рамках своей культуры.

Но вот, редко бывает, но моя напрашивающаяся идея была мягко деконструирована самим автором. Оказывается, во Вселенной есть нечто большее, чем просто материя, нечто, что сможет объединить абсолютно, казалось бы, чуждых млекопитающих-людей и бесполых «лангустов», которые могут пожать друг другу руки, и даже перешагнуть через барьер непонимания. Невежество, любопытство, боль, любовь — универсальны? Вероятно... Что интересно — любая цивилизация, рано или поздно, создаёт квантовый компьютер, который превращается в структуру, которая соединяет разумы между собой, коммуницирует их. Стремление к истине и познанию рождает порою нечто великое и неизмеримое...

В конечном счёте, «Blind Lake» является на удивление оптимистичным, причём вопреки накручиваемой триллерной атмосфере замкнутого мира. Да, довольно безыскусно, немного пресно, растянуто, но... За гуманизм и здоровый оптимизм автору можно простить многое....

В детстве я, конечно, читал «Тараса Бульбу», классе в 6-м, слава Богу, повесть была в полном виде помещена в учебник. Конечно, уловил я немного... только то, что является центральной точкой стяжения всей истории казачье-польского пограничья, главным источником споров вокруг этого произведения.

Думаю, каждый понял, о чём я. О фразе: «Я тебя породил, я тебя и убью».

Однако прежде чем пытаться понять и осмыслить глубокое противоречие этого фрагмента, хотелось бы сказать пару слов и о самой повести.

Гоголь отказался от «Гетьмана», с карьерой «малороссийского Карамзина» тоже не сложилось, но замыслы бродили в неспокойно и противоречивой душе молодого писателя. Ему удалось воплотить некоторые свои идеи в рамках сборника «Миргород», там же была помещена и первая редакция «Тараса Бульбы», короткая, немного скомканная и сжатая. Семь лет спустя Гоголь тщательно перерабатывает повесть, с одной стороны, улучшив её, с другой — несколько ухудшив.

Второй вариант «Тараса Бульбы» написан куда лучше и полнее, чем первый, в нём больше объёма, больше поэзии, больше стиля. Новыми красками заиграло и степное разнотравье, и образы этих воистину титанических фигур из прошлого, и их так называемые «подвиги».

Так Гоголь создал эпический роман, роман рыцарский, как он его понимал. Безусловно, Тарас Бульба — эпический герой, и ему самое место в одном ряду, скажем, суровой фигурой Эгиля Скаллагримссона, «освободителем Иерусалима» Готфридом Бульонским, быть может, Сидом Кампеадором. Это отважный воин, который живёт собственной лихостью и удалью, его счастье — это борьба за богатство с саблей в руке, криками пытуемых в ушах и отзвуками треска сжигаемых католических алтарей. Это воистину настоящий эпический герой, который вовсе не был близок интеллигенту Гоголю, это чуждый ему человек, чужая ему эпоха. Это мечта, недосягаемая, привлекательная и отталкивающая одновременно. Гоголю прельстит православный уклад казачества, его отвага и бесшабашное мужество. Но его ужасает их разгул, их зверства, все эти описанные им нанизанные на копья младенцы и содранная с ног кожа пленников аккуратно обходится стороной многочисленными интерпретаторами писателя. В явный ужас приводит его и пьяный казачий разгул, в котором теряется ощущение закона, где истребляется вовсе всё человеческое. Но это же общество рождает мужественных рыцарей и защитников веры.

А что Андрий? Раньше мне казалось, что он чужой в казачьем мире, поэтому он и оставляет отца с братом на произвол судьбы, делает свой выбор. Но нет — он казак. Мужественный и смелый рыцарь, отважный боец, верный соратник. Но, в конечном счёте, он перешёл на сторону... сторону чего?

Он вырос из эпоса, и для Андрия мир перестал быть двухмерным. Это уже чисто романтический образ, как говорят, образ «романный», более индивидуалистичный. Он вышел из эпоса, и открыл для себя иной мир — мир красоты и возвышенных чувств. Один взгляд на прекрасную полячку наполнил его сердце ужасом, что эта бесподобная красота может сгинуть, и стал её верным защитником. Он отказался от всего, и стал служить той, что ему действительно была близка — и чума на оба ваших дома!

Почему так? Вспомним, как Андрий вошёл в католический храм Дубны, направляясь к любимой. ведь он почувствовал благодать и святость этого места, звуки усталой молитвы и перебирание клавиш органа проникло в самые глубины его души. Именно в этом месте молодой казак примирил в своей душе православие и католичество. Он научился главному, что их объединяет — состраданию, мягкости, той самой «нежбе», которую так презирает удалой отец. В его душе это главное. Именно поэтому во второй редакции Гоголь существенно смягчил гибель Андрия, и сделал её более красивой и трагичной... и более непримиримой для отца.

Однако тут и завязывается узел конфликта, поскольку Андрий всё равно несёт ответственность за свою кровь, родство, товарищество. С точки зрения этих парадигм он, конечно, предатель, и его гибель вполне заслужена. Эпическая традиция, да и просто воинские обычаи не терпят предательства.

С этих точек зрения и можно смотреть на гибель Андрия, и мы не найдём ответа, как же правильно — каждый действует в рамках своего мировидения. И каждый читатель должен решать сам, как же нужно было поступить Тарасу. Уже по ответу на этот вопрос мы поймём, что за человек перед нами. Как в своё время говорил Даниил Гранин режиссёру Владимиру Бортко, убийство Андрия — ещё большее предательство, ибо собственная кровь куда важнее Родины. Возможно он прав, но могут быть и иные точки зрения.

Николай Гоголь написал сложную повесть, которая не поддаётся однозначному толкованию, и не указывает, как жить в этом грешном мире. Она попросту создаёт два мифа, которые столкнулись друг с другом, и обрушили на читателя настоящий поток мнений и интерпретаций. В любом случае, ответы каждый будет искать сам.

Господа, да это ж эпос! Самый что ни на есть всамделишный эпос, не хуже «Тараса Бульбы», со своим развитием, завязкой и кульминацией. Масштаб, правда, другой, но что вы хотите от провинциального малоросского города Миргорода, и двух весьма, гм, оплывших дворян? Сражения Ахиллеса с Гектором?

Отчего вдруг дружба переросла в лютое противостояние?

Да ведь они счастливы в своей ненависти друг к другу! Внезапно неприязнь и вражда наполнила их вялые и довольно скучные жизни смыслом и сильным чувством, подстегнули их фантазию и отвагу. Какие они «телеги» написали местному судье, это же настоящая поэзия, написанная с выдумкою и изяществом. А подпил гусиного хлева глубокой ночью обыкновенною пилой? А свинья, укравшая документ? Это же великие поступки, самые великие, на которые способны эти карлики духа!

Самое интересное, что эта игрушечная вражда стянула к себе внимание всего города, все горожане искренне пытались примирить двух бывших друзей, как будто от этого зависит душевное здоровье всего Миргорода. Действительно, скучно на этом свете, если обыкновенный «гусак» может привлечь внимание такого количества народа...

Так что наш добрый друг Антон Палыч был в кои веки не прав. Ржавое ружьишко-то так и не выстрелило. Время ружей и сабель для этих дворян уже прошло — настала эпоха бумаг и перьев, причиной дуэли за честь становятся свиньи и гусаки. Воистину — скучно на...

На первый взгляд кажется, что «Вий» является прямым наследником «Вечеров...» и страшных рассказов нашего доброго друга Рудого Панька. Мы будто бы снова окунаемся в жуть «Вечера накануне Ивана купала», того и гляди, Басаврюк появится пред нашими очами.

Отчасти это так. Но вот тональность другая. Это тот же мир Жизни, где мистическое соседствует с тварным, где нет нужды удивляться нечистым силам, живущим бок о бок с человеком. Однако тема, которая была ярче всего выражена в уже упомянутой повести о ночи на Ивана Купала и несчастном Петрусе — тема погибели. Тема торжества смерти и страха перед ней. И ужас — ужас перед таинственным и дьявольским, перед нечистым.

Да, Хома Брут ведьмы не боялся, и её существование принимает в порядке вещей, даже с юморком. Кузнец Вакула твёрдо знал, что с помощью крёстного знамени он может преспокойно пришпилить чёрта, вот и наш философ, недолго думая, огребает ведьму поленом, и делает ноги, уже на следующий день благополучно забывая досадный свой полёт под нечистой. Казалось бы, вот он, стержень — доброе соседство с таинственным и твёрдость перед их лицом, готовность бросить им вызов.

Но Гоголь вовсе не зря переносит Хому Брута в маленькую деревянную церковку на окраине селения, наедине с гробом мёртвой панночки, в глубокой ночи.

Тишина.

Свечи.

Открытая книга с молитвами, кои нужно читать в пустом помещении, отдающем эхом.

Собственный срывающийся голос.

Гроб.

Тело ведьмы.

«Не шевельнулась ли она»?

Вот здесь начинается то, что пугает в повести больше всего. Не подгнивающий труп ведьмы и Вий с опущенными веками, а именно ожидание того, что может случится, что ещё впереди. И — ужас перед неизведанными глубинами, откуда приходят эти существа, ужас перед Нечистым и всем мистическим миром, который при свете дня кажется таким светлым и ярким.

Именно поэтому эдаким мимолётным контрастом фраза Тиберия, что «всякий знает, что нужно перекреститься и плюнуть ведьме на хвост». Но мы теперь знаем, что столкновение с миром нездешним оборачивается взглядом в неведомое, которое по прежнему может погубить твою душу. Нет, этот мир не так светел, и не так свободно дышится в украинскую ночь. Ты всё равно находишься на грани жизни и смерти, вечного спасения и вечной погибели, и не стоит забывать об ужасе, который несут с собой слуги того, кого нельзя называть.

...В то время, когда Гоголь писал эту небольшую повесть, он жил в Питере, тёмном, мрачном и сыром городе на Неве. Его пугал север, пугали эти промозглые ветра, это сумрачное серое небо. И он возвращался мыслями в Малороссию, к залитым Солнцем полям и маленьким, аккуратным глинобитным домикам, облепленным садами, ветки деревьев которых тяжко склоняются под тяжестью спелых фруктов. Но это прошлое, это прошлое, и к светлой ностальгии примешивается горе текущей сквозь пальцы жизни, времени, судьбы... Украдкою Гоголь смахивает слёзы...

Представьте себе жизнь в маленьком поместье, где вам не приходятся обременять себя бытовыми заботами, по крайней мере, супротив вашей воли. Вам некуда торопится, не о чем спорить, ничего не нужно строить... Что же такое — жизнь без содержания?

Мы приходим вместе с молодым Гоголем в усадебку Афанасия Ивановича и Пульхерии Ивановны. Милейшие старики, не правда ли? Размеренная и довольно бестолковая жизнь у них. Пожилой помещик хозяйством не занимается, хозяйка целыми днями следит за готовокой, солением, мочением, винокурением, целомудрием домашних девок, и всем прочим, не замечая, что управитель у них нещадно ворует. Вся их жизнь заключена в еде. О, здесь и богатство, и разнообразие кулинарных приёмов, и вереница простых, но так вкусно сделанных блюд, что даже от их описания, описания «девятного» приёма пищи в день слюни могут брызнуть на лощёную страницу.

Такие вот старики. Завязшие в быте, недалёкие, ни о чём особо не думающие... Но...

Весь их мир, мир старосветской усадьбы — это тихая и уютная вселенная, в которой и не нужно движение. Мы начинаем замечать добродушные шутки Афанасия Ивановича, обращённые к мрачной на вид супруге, видим, как она заботится о своём муже, старается угодить ему хотя бы в «пиршестве брюха». Как эти одинокие, бездетные старики любят гостей и всячески их привечают, вежливо слушая и вникая в их миры, а не вываливая на них груз своей небогатой событиями и мыслями жизни.

И ты понимаешь, что они в своей простоте и кажущемся невежестве совершенно счастливы, и неотделимы друг от друга. Они проросли друг в друга, их связывают узы, куда более крепкие, чем любовь — узы невозможности существования поодиночке. В этом смысле слёзы добродушного Афанасия Ивановича по давно почившей супруге крепче, чем любовь — это ощущения отрезанной от тебя половины, вечная фантомная боль оставшегося без половины души человека, который понимает тебя с половины движения брови. Это и есть их мир.

...И этот мир ухнул в прошлое. Вот нет уже и самой усадьбы, домик разрушен и запущен. Маленький, уютный мир старосветских помещиков, исчез навсегда, его уже никогда не будет, не будет славной пожилой четы, проводящей дни в чудесном чревоугодном общении. Не будет доброго, вечно улыбающегося старика, тонко подшучивающего над своей старушкой, не будет и её самой, грозно помахивающей пальцем на загулявших дворовых девок. Их мир ухнул в забвение, как позже — Обломовка, как Кирсановка, как имение Раневской с вишнёвым садом и хранителем его Фирсом...

У каждого поколения свои молодые, целеустремлённые и наглые, и свои старики, со своим неповторимым бытом, со своей ни на что не похожей жизнью. И она исчезает, растворяется, испаряется, и от живых людей не остаётся ни следа. Но, быть может, хоть кто-то сможет оставить их слабое эхо на книжных страницах?

Да, ребятушки, вот взял из любопытства, каюсь, второй том мегаэпической мутотени под названием «Stormlight Archiv», хотя и говорил о первом томе прежде всего в ироничном ключе. В последние годы я вообще длинные циклы совсем разлюбил, ибо авторы почти никогда не оправдывают возложенных на них ожиданий. Если какой-нибудь Майкл Салливан изначально писал чистую развлекуху, Муркок изливал на бумагу наркоманские фантазии, а Сапковский играл со стилями, то большая часть эпиков претендует на размах и глубину всех времён и народов. Это сломало даже Мартина, не говоря уже о всяких там запасных Джорданах и Гудкайндах.

Но в первой части планируемого десятитомника Сандерсон смог впечатлить любопытным миром, умением правильно подать сюжет и грамотно обращаться с читательским вниманием. В этом плане он большой молодец, и я решил дать автору ещё раз показать себя...

Однако, 1300 страниц, неслабый такой томик, почти «Тихий Дон». Чем же можно заполнить такое количество страниц? В принципе, у Санлерсона есть, как я уже говорил, похвальное умение — он знает, как держать внимание читателя. Если бы тоскливые юношеские самокопания Каладина, слегка нелепые интриги Шаллан, тяжкие думы Далинара занимали чуть больше места, книга была бы отправлена по параболической траектории в ближайший угол, за коробки со старой обувкою. Но нет — всё распределено таким образом, чтобы не вызывать скуки и лишнего раздражения. Впрочем, возможно, я закалён бесконечным мерисьюшным нытьём Фитца Чивэла, Ранда Ал'тора и Ричарда Сайфера (etc.), и слегка привык к стилю эпика обыкновенного.

Так-то, конечно, сами персонажи слегка раздражают. Психологические выкрутасы прирождённого лидера Каладина отдают молодёжным сериалом, с Далинара можно рисовать картину «Защитник обездоленных, отец солдатам», но, конечно, Шаллан Давар превзошла всех. Можно многое списать на спрен (это местный аналог deux ex machina, которым можно затыкать любые дыры и в сюжете, и в самих персонажах), но, извините, девочка просто до неприличия ловка и везуча, до такой степени, что это выходит за все рамки приличий. Но, несмотря на всё это, Сандерсон грамотно сохраняет интерес читателя именно к этим персонажам, грамотно вплетая в их не слишком реалистичные типажи новые нотки и развивая их, сплетая и расплетая, быть может, не самые оригинальные, но достаточно интересные извивы сюжета.

Кстати, о мире. Конечно, он уже не так интересен, как в первой части, это ясно — в основном он был описан там. Но автор продолжает подкидывать загадки, раскрывать секреты, играть с созданными им же правилами мироустройства — всё по прежнему грамотно и работает на сюжет. Плюс — действительно, откровенно анимешные поединки осколочных рыцарей, которые подарят читателю немало запоминающихся и откровенно кинематографичных моментов, которые уже можно сразу вставлять в сценарий сериала. Который, весьма вероятно, лет через 5 снимут.

В конечном счёте, это грамотно сделанный ремесленный цикл пафосно-эпического фэнтези, вязкого, слегка неповоротливого, местами дурацкого, но чисто визуально — очень эффектного. Конечно, вряд ли я через год, или даже через два, возьму в руки третий том — впереди ещё 8 (восемь) частей этой эпичной бодяги, и усраивать себе передоз пафосом мне тоже не слишком хочется...

Унывна осени пора;

Но день сегоднишний прекрасен:

На небе волны серебра,

И солнца лик блестящ и ясен.

Один дорогой почтовой

Бредет, с котомкой за спиной,

Печальный путник из чужбины.

Уныл, и томен он, и дик,

Идет согнувшись, как старик;

В нем Ганца нет и половины.

Полупотухший бродит взор

По злачным холмам, желтым нивам,

По разноцветной цепи гор.

Как бы в забвении счастливом,

Его касается мечта;

Но мысль не тем уж занята. —

Он в думы крепкие погружен.

Ему покой теперь бы нужен.

Все прицепились к молодому Гоголю за эту поэму. Да кто вообще знал, что он её написал? Напечатал он её на свои деньги, под псевдонимом В. Алов, и никому так и не признался в своё раннем поэтическом опыте, об его авторстве узнали много позже. Сам Николай, по мнению некоторых филологов, собирался показать эту поэму Пушкину, однако не сложилось, и позже он уже не рисковал перед лицом своего современника, боясь ударить в грязь лицом. Получив в основном негативные и язвительные отзывы, Гоголь выкупил свою поэму, и сжёг её в пламени, оставив, как кажется, поэзию вовеки.

Между тем, не сказать, чтобы «Ганц Кюхельгартен» был так уж плох. Это нормальные юношеские стихи, которыми балуются многие молодые люди в зависимости от степени зрелости. Да, здесь нет воздушности и образности других ранних вещей Гоголя, даже черновики которого были хорошо выписаны и отредактированы («Гетьман» и «Страшный кабан»), это чистое подражание. Безусловно, здесь видна рука Пушкина, его ритмика и образность, здесь есть Шиллер со своей легковесностью и наивностью, есть ряд других отсылок к традициям романтизма. Невнятный поэтический стиль, точнее, разброс подражаний разным стилям, странная и рваная структура, откровенная мешанина образов — вот главные черты поэмы, которые бросаются в глаза, и робкий взгляд автора «Вия» можно увидеть только в таких строках:

Подымается протяжно

В белом саване мертвец,

Кости пыльные он важно

Отирает, молодец.

С чела давнего хлад веет,

В глазе палевый огонь,

И под ним великой конь,

Необъятный, весь белеет

И всё более растет,

Скоро небо обоймет;

И покойники с покою

Страшной тянутся толпою.

Земля колется и — бух

Тени разом в бездну... Уф!

Пожалуй, всё. Всё остальное — романтические приключения Ганца и его стремление к молодой Луизе, красоты мира и покинутая любовь, долг и счастье — всё это незамысловатыми узорами сплелось в этой юношеской, восторженной и по милому наивной поэме молодого человека, втайне от всех жаждущего приключений и любви. Да, это не шедевр, мягко говоря, если бы не авторство, эту поэму никто не вспомнил бы, она осталась бы примером подражания немецкому романтизму, не более. Но... разве стоит отказываться от частички себя?

Завязка истории... Может быть, как глава, но не как самостоятельное произведение. Ситхи, ситхи, красные мечи, молнии и коварство, пугающий и слегка зверский рационализм, в котором нет места человечности. В общем-то, это довольно всё предсказуемо, ведь не зря же их осталось только двое, да и то грызутся постоянно...

В общем, слегка торопливая зарисовка-завязка о тех, кто живёт негативом и коварством, предсказуемый и не слишком изысканный.

Решил для разнообразия полистать графический сегмент серии, и вперился сразу в историю о глубокой древности далёкой-далёкой галактики, и это само по себе обещало, что я не встречу здесь набивших оскомину персонажей, а смогу взглянуть на мир SW с другой стороны. Итак?

Несмотря на изрядный пафос и задумки, и исполнения, она слегка прихрамывает. Начинается всё с мира. Вроде бы действие происходит более чем за три десятка тысяч лет до триумфа Палпатина, но вселенная-то не слишком изменилась. Да, нет гипердрайва, нет Республики, однако всё прочее весьма и весьма схоже с более поздними временами. Корабли, бороздящие студию Лукаса, дроиды, даже одежда — всё это не слишком-то демонстрирует самобытность мира далёкого прошлого. а вот джедай'и вышли довольно оригинальными, не знавшими таких глубоких дилемм и самодисциплины, не ставящие себе мощную заслонку от Тёмной стороны. Нет, местные джедаи, в целом, конечно, добрые и пушистые, однако экспрессивные, молодцеватые и резкие. Рисунок Джен Дуурсима ак раз и передаёт эту хлещущую через край экспрессию и резкость, передавая это в каждом, неизбежно размашистом движении, агрессивной эмоции на лице. В этом смысле, рисунки комикса динамичны и их действительно интересно смотреть, несмотря даже на не слишком большую глубину персонажей.

Сюжет же довольно простой. Империя редкостных уродцев с вытянутыми бошками пытается захватить весь мир, и выращивает для этого чувствительных к Силе сверхбойцов, снаряжённых оригинальным и модным новым девайсом — световым мечом. И вот, судьбы трёх молодых джедаев и одного из... Ищеек империи пересекается на одной из планет, где им придётся соединится для противостоянию... Да, force storm. именно.

В общем, начало цикла. Раскрываем диспозицию, описываем мир, роняем семена конфликта, определяем ведущих персонажей. Всё предсказуемо и стандартно, но, нужно отдать должное, забавно. Безусловно, не шедевр, но яркий и экспрессивный комикс, который приятно полистать, несмотря на банальный сюжет.

Приятно удивлён, что есть, то есть. Среди потока приключенческой хренотени про никак не взрослеющую команду «Тясячелетнего Сокола» и гкроичных клонов с джедаями иногда попадается что-то путёвое, хотя и реже, чем хотелось бы. Автор пошёл на смелый шаг, попытавшись в рамках сугубо коммерческого проекта написать роман с претензией на философичность, пусть даже она находится сугубо в рамках «Star Wars» и выдуманной природы Силы.

Ну а уж магистр Йода — наверное самый популярный, после Дарта Вейдера персонаж нашей космической фэнтези, берущий общей харизмой, глубокомысленными рассуждениями и занятным сочетанием мелкости и ветхой старости с визуально весьма эффектным фехтовальным искусством. А вот произведений, которые были бы ему посвящены... Собственно, я о нём сейчас и пишу, но оно единственное в своём роде, если мы не будем считать новоиспечённую историю мандалорцев и зелёного ушастого малыша. Однако автор решился на этот подвиг, и проиллюстрировал сюжет о Войне клонов сюжетцем о старом магистре.

Поэтому роман посвящён природе Силы, и её преломлениям в человеке. Как ни странно, именно Шон Стюарт является одним из тех немногих, кто догадался написать, что светлая и тёмная сторона являются не абстрактными сущностями, а отражением самого человека. Тёмная сторона позволяет отпустит эмоции и гнев на волю, её главная сторона, столь привлекательная для аристократа Дуку — власть над другими людьми. Однако она занимает всё в душе человека, и отводит внимание от других аспектов. Об этом и говорит Йода. Простая созерцательность и спокойствие даёт ощущение Жизни и её непреходящей ценности, когда простая роза является драгоценностью большей, чем любые каменья. Поэтому Йода дал графу Дуку милосердный шанс на прощение, подал трёхпалую руку, ибо, как мы помним, воины не делают великим...

В общем, всё достаточно просто и незамысловато, на самом деле, просто это действительно написано на хорошем ремесленном уровне. Колебания Дуку позволят взглянуть на графа-Сарумана с другой стороны, Йода мастерски отыгрывает карту доброго и забавного учителя, всего разок, на минуту, глянув на тёмную сторону, и новые персонажи вполне себе на месте. Девочка-падаван Лазутчик слаба в Силе, но смекалиста и жуликовата, а правильный мальчик забыл-как-зовут сталкивается со взрослой жизнью и собственным непростым Я. Эти герои смотрятся на удивление свежо, по крайней мере, в рамках этого проекта, в любом другом произведении они были бы достаточно банальными.

В итоге — крепкое и действительно неплохое ремесленное сочинение, которое, пожалуй, в отличие от большинства SW-поделок, не забудется, и не затеряется среди кипы книг. Автор молодец.

Сложно подобрать аналог и эпитет тому, что было сделано Гоголем в его раннем произведении, которое он создаёт практически юношей. Стать «русским Вальтером Скоттом» («Гетьман») у него не вышло, бытовой роман («Страшный кабан») тоже не продвинулся дальше пары глав, а попытка создания поэмы в стиле певучего языка Нашего Всё («Ганс Кюхельгартен») и вовсе оказывается осмеянной и провальной.

Однако Гоголь не сдался. Уже будучи в Питере на мелкой должности он, приткнувшись к плечам Жуковского, Пушкина и Вяземского, творил за их спинами произведение, которое не было под силу ни одному из них, произведение, пропитанное южным Солнцем и ночным теплом, переполненный грубоватыми и звонкими голосами, разносящимся над степями и мешавшихся с тихим шумом цветастого разнотравья. Этот мир не знал мятущегося бездельника Онегина, и бравый господин Выжигин тоже был здесь чужим. Это пространство населено простыми, незамысловатыми, но хорошими людьми, истинными, неподдельными христианами, поскольку быть здесь атеистом невозможно.

Как можно не верить в потустороннее там, где оно встречается на каждом шагу? Где черта можно поймать за хвост и сломить крёстным знаменем, где посреди свадьбы может оказаться колдун-оборотень, где в ночь на Ивана Купала можно совершенно спокойно шагнуть в Преисподнюю? Но именно на фоне этих, казало бы, фантастических декорациях Божий мир простой малоросской глубинки близ Диканьки кажется таким светлым и спокойным, несмотря ни на что, и даже ночь здесь не страшна, а мягка и добра. Чистый и крепкий духом человек выдержит всё, и преодолеет любое искушение и любые козни. Мало того — весь этот мир переполнен весельем и смехом, через который пышет яркая и насыщенная Жизнь. Несмотря на всю мрачность окружающего человека Иного, смех остаётся неиссякаемым источником оптимизма и веры в то, что зло неизбежно должно проиграть, что человек всё равно спасёт свою душу, и преодолеет любой грех.

Так родилась истинно русская книга — «Вечера на хуторе близ Диканьки». Субтильный, нелепый и смешной молодой Никоша-карла, краснеющий и робеющий перед великими современниками, преодолел всех, создав книгу, не пропитанную русской безысходностью и отчаянием, а, наоборот, оптимизмом и верой в людей. Поэтому даже страшные и трагичные истории этой книжки, даже суховатая бытовая зарисовка о «среднечеловеке» всё равно оставляют за собой светлое и сладкое послевкусие уверенности в том, что человек — не просто говорящее животное, но ещё и Божья тварь.

Подобную историю можно углядеть в любом сборнике фольклора. Там немало места уделено кладам, которые всегда несли в себе мистическую силу, и грозили алчущим золота не только сказочные богатства, но и потеря души...

А вот для деда Максима всё это мелочи. Он, как и прочие герои Гоголя, нисколько не сомневался в существовании нечистой силы, и может с нею бороться — крепким матерным словцом и своей неунывающей душою. Конечно, его сражение с нечистью закончилось ничем, клад остался в земле — ну и ладно, что можно ждать от заколдованного драгметалла? И вывод здесь очень простой: нечего якшаться с нечистой силой, она не принесёт добра, не укажет на верный путь. Но, одновременно, не нужно её и боятся: человек вполне способен своей верой, крепостью духа побороть нечистого даже на его поле, и спасти свою душу.

Не думаю, что произведение не закончено, тем паче, что тема этого рассказа просто разовьётся в других текстах Гоголя, в той же «Шинели», и в «Мёртвых душах». Просто молодой автор попробовал, вопреки всей концепции и структуре «Вечеров...», написать не мифопоэтический «малоросский» текст, а сугубо реалистичное произведение, где прикоснулся к теме... бессилия.

Точнее, не так. Тема бессилия рефреном проходит в русской литературе, тема поражения и недеяния людей перед жизненными обстоятельствами. Но Иван Шпонька — из несколько другой страты, хотя и схожей. Это просто недоделанный человек, это не личность в полном смысле этого слова, просто обыкновенный резонёр. Он учится в школе так, как положено, и любой собственный невинный проступок наполняет его ужасом, страхом даже не перед наказанием, а перед самой возможностью оступится с гладкого пути. Так пошло и в армии — в системе, где можно спокойно устроится простым передаточным шкивом, он смотрелся как влитой, поскольку лишь чёткая регламентация жизни даёт ему настоящую наполненность. А тётушка — это вовсе находка для нашего героя. Шаг вправо, шаг влево, поворот, да ты дитё малое... Военная дамочка прекрасно понимает, что её племяш, оставшись наедине с родовым имением, просто разорит его, и хочет побыстрее женить его, хотя бы на соседской старой деве...

Так кто такой Иван Фёдорович Шпонька? «Смазанный» человек, без мечты, без фантазии, без, в общем-то, жизни. Никакой человек, прямо скажем, ни плохой, ни хороший. Таким будет Акакий Акакиевич, да и ряд героев «Мёртвых душ» следует поставить в этот ряд. И длинную цепочку пустых героев русской литературы...