полистала я это Благословение небожителей. Это чертовски смешная книга для тех, кто шарит в матчасти, этакое «Там, где нас нет» по-китайски. Моей экспы хватает только на прощелкать в жанре «тут обстебан, кажется, вот этот канон, а тут вот этот, ааааа точно, вот это же было в Речных Заводях, а вот тут опять не пойму на чем проехались», и на то, чтобы опознавать аллюзии на современность, типа как трижды вышибленный из универа (зачеркнуто) падший с небес принц клянчит у друзей вайфаю (зачеркнуто) доступ на связь с небесами. Напихано очень густо, и для культурного человека это должна быть ужасающая, ну просто кошмарнейшая ржака, отовсюду с серьезнейшим видом сыплются эти крокодилы и британцы, ведьмы блохи мертвецы, и на все это сверху еще натянут нероскомнадзорный сюжет, типа князь Игорь привозит с собой из плена не Кончаковну а Кончаковича и тут все заверте... Такая, в общем, фига в кармане.

дошла до того места, где образовался второй герой, которого смущенно перевели как Лазурного Демона (камон, ребята), и бросила, не могу, ну не мой тип юмора, хотя в целом понимаю, что людям заходит. Я существо наивное и предпочитаю китайские каноны еще в оригинале, Пу Сун Лина какого-нибудь.

Во-первых, это яркая и бурная книга, в некоторой степени стилизация под хорошие советские приключенческие фильмы, точнее под нашу мечту о том, каким мог бы быть этот крутой приключенческий фильм, если бы... Ну, если бы, в общем, все бы получилось.

По факту каждый раз не получалось, а мечта осталась. Должна же она была когда-нибудь реализоваться?

И вот операторская работа в этом фильме достойна честного оскара — то капли крови и брызги стекла в пыли, то бьющийся в судорогах пес, то женщина, трясущейся рукой пьющая стакан за стаканом воду, то сухие листья, которыми засыпан истлевший труп пилота в разбитом самолете. Трясти от ужаса начинает — накатами — почти в самом начале, когда автор прямо информирует нас, какая именно дрянь и с какого времени ждет рядом с городом. И так почти до конца. Автор, товарищи, умеет.

А вот про структуру я (кое-кто зажрался, да-с) в этот раз буду ворчать. Автор взял очень высокую планку по устройству истории и она, имхо, преодолена не полностью.

В чем дело. У «Смеха лисы» две несущие структуры, вплетенные одна в другую. Одна из них — это хронокластическая аномалия, внутри которой происходят всякие странные петли, ложащиеся друг на друга, ну типа ты попал в прошлое и пришиб было собственного дедушку но тут появляется твой внук и быстро его реанимирует но тут появляется его внук и...

Вторая структура не сюжетная, а мифопоэтическая, по сюжету идут навстречу друг другу Ребенок, Воин и Чудак, которые встречаются, не с первого раза, но коннектятся, проходят через испытания, и выходят из них, соответственно, Верным другом, Защитником и Магом. Разумеется, испытание проводит всех троих сквозь аномалию, и читатель уже надеется, что хоть кто-нибудь из троих разберется в причинах хроноклазма — ан нет. Оно так и осталось.

Нет, всем героям было чем заняться, что разведывать, обо что в ужасе спотыкаться и кого спасать, но «что-то непонятное» так и осталось торчать непонятным и не имеющим даже предположительных причин посреди сюжета.

В результате структура выглядит как шикарный восточный ковер, в центре которого аккуратно выткана дыра, вокруг нее красиво вьется узор, показывая, что дыра не пробита и не прожжена, а находится тут по плану ткачихи. Не то, чтобы некрасиво — но неожиданно.

Герои же, как всегда у Идиатуллина, божественные. Вполне достоверный парнишка, любопытный, неосторожный, невнимательный и ради своих готовый на подвиг. Традиционный спасительный татарин, офицер, молчащий о своем прошлом. И — лично для меня, конечно, самый близкий — человек со странной лексикой и странным поведением, не то бомж не то кладовщик, не то алкаш, не то псих, который станет ключом, когда другие герои найдут дверь.

Куча незатасканных, но вполне достоверных моментов, типа каким именно узлом полагалось подвязывать помидоры и как выглядят судороги у дикого животного... И как решался вопрос об эпидемии в подбрюшье позднего Советского Союза.

И еще. Для мужской прозы у Шамиля Шаукатовича удивительно правильные женские образы. В этот раз я отдельно восхищена девочкой и ее бабушкой. Ради одних них стоит читать, хотя они, вроде бы, и не на переднем плане.

Совершенно очаровательный ретеллинг древней, как мамонтовы уши, юмористической книги Кристофера Сташеффа «Чародей поневоле», только для старшекурсников. Культурных аллюзий напихано коленкой, а что не влезло, свешивается через край, а главное — автор подвел к этому факту, ну собственно как и Сташефф, абсолютно веское обоснование.

Хочется отдельно отметить профессионализм переводчика. Что я ни брала в переводе Легезы, это всегда было блестяще.

Главное, что путает людей при чтении перевода этой книжки — непонимание контекста, в котором она была написана. Это Штаты 70-х. В той культуре был очень популярен образ жестокой развратной ведьмы, ооочень хаотик ивил, черноволосая привлекательная женщина СО ЗМЕЯМИ. см. Эльвира повелительница тьмы, см. Тарантино. Это даже не столько литература, сколько картинки на внутренних дверях туалетов. Она занимала в общественном бессознательном примерно ту же нишу, как для нас «ночная бабочка с пистолетами».

И вот на этом всем очевидном умолчании Макинтайр пишет книжку, как ооочень хорошая и честная женщина со змеями 1. лечит детей 2. аккуратно и бережно вступает в отношения 3. лечит даже неприятного ей человека 4. защищает подростка от педофила 5. рискует собой ради науки и доступа к безвредному анальгетику для людей.

Все такие: да ну, неправдоподобно! Хотя... Мммм... Если вчитаться... Черт... Логично! Но блин!... Но нет, правда логично! Черт, черт! Дайте ей блин премию за отрыв шаблона!

а мелкие детали про постапок и сложные семейные структуры глубокого постапока — ну, почему бы нет. У ле Гуин были и позабористее.

Единственно, что сильно изменилось с 70-х, это вопрос возраста согласия. Когда девочка 12 лет признается, что ее непонятно сколько лет уже приходует опекун — это у Макинтайр ужас ужас — ну и для нас так же. Да, ужас-ужас. Когда Габриэль говорит, что в его 16 у него была 12-летняя подружка, и единственная для всех проблема, что он ненамеренно позволил ей забеременеть, это такое ЭЭЭЭЭЭЭЭ....

Думаю, попади мне эта книга в руки тогда, когда она была написана, в начале 90-х, я бы не смогла ее оценить. Весь мой багаж ирландской литературы тогда ограничивался «Протестом настоящего мужчины» и «Улетевшими голубями», до «Улисса», «Белой чумы» ,«В ожидании Годо» , судебной речи Бози и «Мабиногиона» надо было еще лет пятнадцать собираться с духом, слушая Ануну, Энью и Крэнберриз.

И еще тогда я не отличила бы толкового психолоаналитика от анекдотического безобразника из «Метлы системы»

Сейчас же это чистая, хрустальная радость узнавания как миллиона отсылок, так и туго затянутого в кельтский узел сюжета.

Но, кроме того, мне показалась еще очень важной та сцена, где девочка-подросток стоит перед тем, что погубило ее маму, но она не одна. С ней два волшебника, порожденные ее собственной магией, и два обычных человека — приемный отец и психоаналитик. Отец дает ей знать, что она не одна, она любима, что у нее есть место в мире людей. А врач прямо называет искушение искушением, ложь ложью и тем развеивает чары. Вообще, мне кажется, вот эта роль психологии — размотать паутину мифа, намотавшуюся на человеческую судьбу и сказать правду — это очень важно. Так что согласование всех трех сторон мифа — глубин личности с одной стороны, истории с другой стороны и культуры, напластования значений и значений значений дают нам трех проводников — историка, лингвиста и психолога, каждый из которых защищает своим знанием от опасностей, грозящих живому человеку. Благодаря знаниям, умениям и терпеливой работе над собой через поколение ее внучка, стоя перед куда более страшным испытанием, оказывается подготовлена — и справляется.

Забавно, но все время кажется, что в кадре с независимым лицом мелькает Киллиан Мерфи, особенно в роли Деймиана, рокового возлюбленного. Я так и знала, что он из этих.

Огромное спасибо переводчице, Наталии Осояну, за речевые характеристики дублинцев, тут и капрал Малвени, и священник из Белой Чумы, и Бык Маллиган, кого только нет.

разочарована. Проблема не в том что — оужас — женщины друг в одночасье вдруг стали физически намного сильнее мужчин, прикольное фантдопущение, почему бы нет. Проблема не в том, что противостояние полов превратилось кровавую кашу — почему бы ему не превратиться, чего мы только не превращали в кровавую кашу.

Меня как человека с некоторой подготовкой в области психофизиологии человека огорчает то, как механистически реализует автор идею о том, что власть развращает и женщины быстро превратятся еще более омерзительных рабовладельцев. Ну, во-первых, посмотрим правде в глаза, мужчины далеко не зайки, но омерзительные рабовладельцы из них таки далеко не все. А жизнь женщин, хотя часто и чрезвычайно тяжела, но именно за счет постоянной практики заботы о семье и детях неизбежно вырабатывает хотя бы начатки (а чаще — не начатки) эмпатии. Женщинам просто труднее получать наслаждение от чужой боли, нас так воспитали. Вполне вероятно, что следующие поколения девочек можно было бы воспитать иначе, но в книге автор просто меняет людям систему мотиваций щелчком, за пару-тройку лет. Все мужчины, бывшие насильники, становятся либо жестокими партизанами, либо несчастными жертвами, все женщины, получив в руки силу, превращаются в жестоких насильниц. А главное, как с известным пафосом показывает автор — женщины и были главными насильницами, а мужчинами они просто тайно управляли.

Да-да, муж не сам шел насиловать приемную дочь, а это его жена приказным порядком отправляла. А он, бедосичка, и отказать-то не смел.

Ну как так-то, автор? Что это за протяжный клич невостребованной доминатрикс? Что это за позор вообще?...

В результате книга, которую типа как бы презентуют как феминистическую, оказывается страстным антифем-памфлетом в жанре «вот если б дал бог рогов бодливой корове»

По-своему любопытная книга, отягощенная нежеланием автора вникать хоть в какую-нибудь матчасть.

Внутри сюжета обсуждается проблема принудительной добродетели и развиваются несколько альтернативных способов ее преодолеть. А именно, человеческие ИИ, унаследовавшие жестко встроенные вымершим человечеством законы робототехники, пытаются выжить во враждебной Вселенной, хитро вокруг этих законов робототехники танцуя. Получается у всех ну, скажем, неидеально, они спорят меж собой, чья модель решения лучше, враждебная Вселенная не дремлет.

Интересно? Очень интересно!

Но автор ленится проверить, к какому классу относится та или иная звезда, путается в космических секундах и минутах, хранит позитроны в ангаре, забывает о каких-то обстоятельствах, о которых только что распинался битых пять страниц (только что корабль спал в полной то есть совсем полной то есть ну абсолютно полной отключке полторы тысячи лет, а через двадцать страниц оказывается, что в нем поддерживались 50 различных условно земных биотопов) и демонстрирует понимание цифровой кодировки ДНК, приличествующее скорее концу 20 века, чем двадцатым годам века 21.

И это все сопровождается очень кудрявым, пофосным, нарочитым языком. Что само по себе не было бы плохо, но в условиях предыдущего пункта только усиливает ощущение, что над нами издеваются.

Очень жаль, идея была интересная

Роман интересен, прежде всего, как предтеча будущего барочного цикла Стивенсона и отчасти «Сарантийской мозаики» Кея.

Его, как и эти два цикла, страшно неинтересно читать тем, кто не в курсе, «кто все эти люди» и кто не видит тот край, где автор соскакивает с твердых исторических данных. Но как раз этот край, его чувство наощупь, и делают все эти книги такими привлекательными — для тех, кто его чувствует. Вот эта точка — да, так точно и было, источники на этом сходятся; вот эта точка — да, так быть могло, вот, вот и вот источники, которые проходят совсем рядом. Вот точка откровенного фэнтези, а вот опять исторический факт, а вот опять непротиворечивое допущение, и читатель наблюдает, как все три типа основания сплетаются в косичку, и кайфует именно от этого.

Если же вы не очень увлекались историей описываемого периода — то вас без конца будет преследовать ощущение, что какие-то персонажи заходят в текст непонятно зачем, передать солонку, и тут же выходят (чаще всего ногами вперед), а остальные только и заняты тем, что ломают об колено пропповский сюжет. Ну как так, всю книгу по тексту топчутся принц на белом коне и дева-целительница, и они там не то что не поженились, а вообще она ему по морде съездила, как так, автор, а мы-то надеялись. Конец тоже, с обыденной точки зрения, дурацкий — исторические события совершились, герои разошлись по своим делам, в разные стороны.

Интересно другое. Интересно, как автор описывает стратегии поведения византийцев и итальянцев, которые вышли на общеевропейскую, в том числе британскую сцену, чуть раньше, за счет иначе организованных культурных центров, за счет иного способа развития религии.

Но, опять же, это тоже не то, чтобы «экшон», хотя по убийствам и скачкам в ночи книга прямо рвется в лидеры.

Упомяну еще две книги, которые, как мне кажется, по духу похожи: «Принц и паломница» Мэри Стюарт и «Чиста английское убийство» Еськова

Оставило в недоумении. Неплохо написанная реальность, хотя довольно простая — они, мы, между нами Зона. Интересные заходы про социально-философские aka политические противоречия (дракон-граф-коммунист это непопсово), много авансов Крапивину. Все друг другу родственники, как в индийском фильме...

И ничего не происходит. Какая-то эпическая заставка на кучу страниц, после которой внезапно не начало сюжета, а конец.

новый, забавный вариант истории про «благородного дикаря» который глядит на нашу цивилизацию с вежливой брезгливостью. (Привет Вольтеру и Хаксли)

Приятное разнообразие в том, что благородный дикарь сам физик-теоретик, дома его ждет встревоженная и частично перессорившаяся семья, а люди, которые его принимают у себя, так до конца книги и не догадались предложить ему резиновую перчатку, без которой ему сложно.

еще прикольная идея про то, что квантовое расхождение вселенных начинается не с зарождения Вселенных, а с появления сознания.

П.С. Эпично восхищена некоторыми отзывами здесь. Сразу становится понятно, что описанные в романе сцены, благодаря которым герой-неандерталец считает, что наш вид значительно уступает его виду в интеллекте и вообще перспективности — очень обоснованны.

На определенном уровне автор начинает работать с композицией текста относительно традиционной формы примерно так же, как профессиональный фотограф с традиционным фреймом кадра. Вот нежная линия шеи, мочка уха с сережкой, волосы над виском, вздутая летним ветром штора на заднем плане, всё.

Эй, говорит читатель, а где вся девушка-то? Она улыбается или нет? Она одетая? Э?...

Сюжет The Telling таков. Девушка культуролог с одной планеты прилетает в исследовательскую командировку на другую планету, выясняет, что тут случилась культурная революция и всех повернуло на быстрый рационализм «Вперед в космос». До реального космоса еще далеко, но от культуры в больших городах остались одни речевки перед 12-часовым рабочим днем и извинения, когда трамбуешься в вечерний троллейбус. Обескураженная исследовательница получает разрешение съездить в глухую провинцию, в провинции замечает кое-какие следы вполне развитой традиционной культуры, но эти следы подметаются прямо у нее на глазах. Местная публика приглашает ее в паломничество в горы, в горах ее приводят в укрытую библиотеку. Последнюю, фактически, библиотеку. Некоторое время она тусуется там и изучает местную культуру устной и неустной трансляции знаний и ценностей. Потом спускается с горы вниз. Там она пользуется своим статусом инопланетянской посланницы для того, чтобы объявить эту библиотеку наследием Юнеско (зачеркнуто) ценностью в глазах межпланетного сообщества, уничтожение которого будет рассматриваться как разрыв дипломатического протокола. Местные власти с некоторым недоумением соглашаются, конец.

Э. Говорит, как видно по отзывам хотя бы здесь, на Фантлабе, недоумевающий читатель. Где арка персонажа, где любовная линия, что за злодей какой-то жалкий?

А вот о «злодее» я бы хотела отдельно поговорить.

Мы все знаем массу книг, в которых главный герой и лицо, от которого ведется повествование — это разные люди. Но, в большинстве своем, это книги не фантастические, а всякая там «взрослая литература». Никто так не поступает там, где звездолеты и пыщ пыщ.

А вот.

Итак, рассказываю тот же сюжет с изнанки. Под спойлер, конечно, потому что вдумчивому читателю наверняка захочется разобраться самому, а уже потом посмотреть что там вытащила Михеева.

Ну то есть да, это очень суровое обвинение, это вполне политическое высказывание, это непростой вопрос. А что художественное описание условного тибета и условных Гималаев захватывает дух — так это побочный эффект.

Фэнтези — это один из тех жанров, которые используются для максимального отстранения ситуации от нас. «представим, что мы существуем в совершенно иных обстоятельствах, что останется от нас, что делает нас — нами?»

И один из особенно любопытных поджанров фэнтези — это возвращение к обыденности. Пусть будут сотовые телефоны, пусть будут моторные лодки, пусть будут таблетки от головной боли и барьерная контрацепция, природоохранные гранты, эхо восточноевропейских войн, коррупция и гопники, эмалированный бидон с клюквой, корзина с гусиными яйцами, резиновые сапоги, женские романы в дешевых пестрых обложках, дорогой фотоаппарат и дешевенькие секонд-хэндовские джинсы.

Еще будет фонд охраны редких хищных птиц... Ну... Ну, по документам — все-таки птиц. Остров в далеких шхерах, на котором эти как бы птицы могут жить, не сходя с ума от густых сигналов сотовой связи. Биостанция, на которой по документам числится пятеро сотрудников.

И пара... Ну как — пара... Не в том смысле — пара, а просто в смысле — две штуки... студентов, которые приезжают на остров фотографировать редкую фауну и (чуть менее очевидно) изучить, как дела на биостанции.

Это будет история о расовых предубеждениях, о нелюбви, о некрасивом страхе, давних и недавних убийствах, о ложном терпении и о праведном непрощении, об уважении к себе, с которого начинается уважение к другим. История о самой встрече с ДРУГИМ, ужасным, отвратительным, прекрасным, познаваемым и медленно принимаемым ДРУГИМ.

Книга очень четкая, прозрачная, внятная и очень толковая в смысле расставления этических координат. Ее будет приятно читать тридцати- и сорока-летним и очень полезно — пятнадцатилетним людям. Но янг-эдалтом ее не назовешь, проблемы в ней поднимаются совершенно не подростковые.

Спойлер — студенты не станут парой в традиционном понимании этого слова, и даже друзьями, по большому счету, не останутся. А вот уважать друг друга наконец-то научатся, и совместную книгу издадут.

А теперь — цитата.

Первое. Это очень хорошая и утешная в редком смысле этого слова книга.

Второе. Она местами не вполне умело написана, ну как «не вполне» — есть на что поворчать.

Кому я рекомендую.

Людям, помнящим опцию «переписать книжку от руки, потому что хозяин через неделю заберет ее обратно»

Людям, интересующимся вопросами глобального смысла происходящего, как в политическом, так и в экзистенциальном поле.

Тем, кто не возражает некоторое время терпеливо разматывать набегающих отовсюду персонажей со все более упоротыми обстоятельствами.

Сюжет таков. Несколько разных людей вспоминают об очень повлиявшем на их жизнь сборнике фантастики, изданной в Советском союзе. Эти воспоминания кем-то собраны. Результаты какие-то бредовые — то этот сборник вышел на казахском или грузинском, а л-ские писатели — ленинградские, то на украинском, а писатели львовские, то в сборнике есть повесть про енотов или там античную исследовательницу, то нет. То в повести про Припять одни события окружают катастрофу на реакторе, то другие. (Тут, надо сказать, я сама отчаянно зачесалась, блин, да что-то ж было про Припять ДО фантастическое, я же слышала эту историю.. или нет?)

В почти нашем времени (в конце 2010-х) несколько человек, одинаково озадаченные, пытаются разобраться, перекрестно знакомятся в жанре «подождите, но вы же та женщина, про которую написано в воспоминаниях такого-то!» а иногда долго не могут поверить своим глазам, потому что не все участники событий, как оказывается, люди _настоящие_, то есть имеющие причинно-следственное происхождение — и эти не совсем настоящие люди озадачены еще более всех остальных, потому что в основном это нормальные исекайные попаданцы, только не из будущего, а из прошлого. Причем при первом же доследовании становится ясно, что они не оригиналы, а конструкты какого-то рода, потому что помнят себя до какого-то момента, а их исторические прототипы жили себе и дальше.

Круги медленно сходятся, Гомеостатическое мироздание, или кто там намудрил всю эту сложную интригу, активно сопротивляется дознавательному процессу, но не тут-то было. Публика, попавшая в этот переплет, как на подбор публика интеллектуально очень гибкая, неистово любопытная и ревнивая к противоречиям. И это, в общем, не случайность, потому что повести л-ских писателей — бредень, прошедший сквозь добрых пару поколений и отцедивший именно их, любознательных, вдохновляющихся, упрямых, мерзких интеллигентов с их мерзкими интеллигентскими закидонами.

Первое, что я сказала себе уже на десятой странице — ох ты ж, «Оправдание» Быкова. Ну то есть время, о котором еще есть свидетели, исследуется здесь и сейчас и оттуда лезет что-то такое, что ни в какие ворота.

Второе — «Дом, в котором» — Петросян. Люди, которые не то, чтобы восторгают друг друга при первом знакомстве, признают _своих_ через знакомство и значимость чего-то неуловимого для посторонних но становящегося для них формой обыденности.

Третье — это, конечно, «Хромая судьба» Стругацких, именно со встроенными внутрь «Гадкими лебедями», с Петенькой Скоробогатовым, полустанком под Актюбинском (здесь метель будет в Караганде), медленным, хоррорным признанием чуда, нараскоряку стоящего поперек вменяемой реальности.

Минус текста — три неравные по увлекательности части. Сначала — материалы воспоминаний читателей Повестей, потом — процесс кристаллизации исследовательской команды условных вечеровских, потом, постепенно — вычленение в этой команде роли финской девушки Даши и ее личных заморочек.

И знаете, товарищи, вторая часть автором сильно не вытянута. То есть события, конечно, если смотреть вчуже, наваливаются, каждый новый участник приносит вместо куска паззла то обломок стеклянной люстры, то исправный карбюратор, то живого ежа и картинка на столе становится все более упоротой и Вернадский терпеливо курит траву в удобном кресле, пока все остальные бегают вокруг, открывают и закрывают окно, пытаются пожрать, бьют друг другу морды, изо всех сил не рыдают, медленно дышат, чтобы унять панику и записывают новые поступающие данные в хотя бы хронологическом порядке.

Но вот непосредственно в процессе читать это жутко скучно. Возможно, проблема в монотонности интонации. Невозможно охреневать двести страниц кряду, даже если матчасть к этому совершенно способствует. То есть я вполне верю, что вот эти люди в именно в этих ситуациях так себя и вели и именно это чувствовали, все так, но тут вопрос компоновки изложения для занесения в читательскую голову. При том, что герои мне были симпатичны, а события интересны — читалось с диким скрипом. Эмоционально не забирало. Постепенно, мелкими перебежками, от совершенно постороннего в сюжете мальчика Олли и его кролика, через посторонних в сюжете баб Иру и Анну Каренину потихоньку потихоньку — ну, автор, я же вижу, что намеренно! — выкристаллизовалась полноценная цель всей истории. И да, отличная, годная, могучая цель, категорически одобряю.

И конечно, едва этой целью хотя бы смутно запахло, с меня вся скука-то слетела.

Надеюсь, что книга войдет как минимум в шорт-лист «Новых горизонтов», а уж попадание в номинанты — совершенно заслуженное.

Тёмные переулки, взмах плаща, металла звон о металл

Шляпа катится по брусчатке, на что ты идешь, ты знал...

Совсем недавно по поводу совершенно другой книги совершенно другого автора обсуждала я в Фэйсбуке чумовой метод фигуры умолчания. Автор вещает с деловитым видом что-то совершенно одно, читатель с умным видом подозревает нечто совершенно второе, но после прочтения в памяти остается вовсе третье, и со временем именно это третье нарастает, становится все сильнее, и открываешь потом книгу — так вот же оно, с первой строчки.

«Чиста английское убийство» состоит из двух частей — весьма развесисто, хотя почти бессюжетно, изложенной матчасти по вопросу конкретного события в конкретной стране в конкретную эпоху; и демонстративно понарошкового сценария подоплеки этого события. Иначе говоря, сначала перечисляются и цитируются документы, имеющие отношение к делу об однозначно криминальной и вопиюще нелепой смерти молодого красивого поэта в дошекспировской Англии. В документах — что замечено уже лет двести как и обсуждается до сих пор — полно нестыковок. Некоторые нестыковки разные исследователи пытались увязать (цитата цитата цитата) так и так, а другие — так и так, а вот еще было в конце 18 века вот такое мненьице, но с тех пор нашли еще вот такой документец, который конкретно эту версию закопал еще глубже, чем самого потерпевшего, зато дал основания для версии №17, которая гласит, что...

Несмотря на то, что все это автор излагает живо и с огоньком, стерильный относительно всей движухи человек находится в некотором недоумении. Зачем все это? О чем все это? Кто все эти (несомненно, обаятельные) люди?

Так проходит 3\4 текста, матчасть заканчивается, начинается кратенький пересказ несуществующего кина «что ж там на самом деле произошло, по предположению автора» в очень залихватском джеймсбондовском духе.

Пересказ огонь, кино посмотреть никто бы не отказался, но елки же палки...

Книжка закрывается... Смотришь на нее... И в полном недоумении понимаешь, что судьба поэта, хулигана, оперативника разведки и истинного джентльмена Кристофера Марло сама собой встает над строчками, повествующими _абсолютно_не_об_этом_, и чувство юмора человека, который умудрился так запутать собственную погибель, создав столько головной боли всем спецслужбам Родины и вероятного противника, тоже само собой оказывается очевидным даже для тех, кто раньше и слыхом не слыхивал ни о каком Ките Марло. С недоумением заглядываешь внутрь — никакого романа плаща и шпаги, никаких подвигов в Лондоне и на Континенте, ни тебе прыжков с балконов, ни тебе соблазненных красавиц и тоскующих герцогинь, черных улиц, по которым летит погоня, — ничего нет!

Закрываешь книжку — есть. Всё есть.

Огромный, страстный, чарующий приключенческий роман, который конденсируется только у читателя в голове и более нигде. Дачтобвас, автор. Никогда раньше не встречала такого, чтобы под детективным, историческим и шпионским расследованием скрывалось такое отчаянное пожелание монетке судьбы повернуться светлой стороной, чтобы таинственный Главный Герой исчез во тьме времен — живым. Хотя бы еще три шага, три дня, три месяца, но живым.

А вот с чем я встречалась уже и узнаю в лицо — это то, что такая отчаянная романтика нынче выходит в люди только и исключительно задрапировавшись по уши в стеб. Обычно это выходит довольно попсово, но не в этом случае.

Что мне прямо очень понравилось — это неожиданный то ли вальс, то ли спарринг «Санкт-Петербург — Средняя Азия». Две реальности отражают друг друга, просачиваются друг в друга, переплетаются, но при этом совершенно не смешиваются, так и остается то ли нефть в молоке, то ли масло в кофе, а на границах сред происходят разнообразные и чаще всего недобрые чудеса.

Среди отзывов я несколько раз замечала претензию к тому, что ангел в книге, мягко говоря, не христианский. Ребята, ну да. Это же исламский, да даже пожалуй и зороастрийский ангел, и его противостояние\\родство с горным чудовищем тоже совершенно не христианское.

Еще мне понравилось, что вот этот жутковатенький танец двух пар стОящих друг друга нечеловеческих персонажей (две локации, два волшебных существа) происходит на пространстве, которое ими не ограничивается. За Петербургом стоит Европа, за Средней Азией — Афганистан. Между ними, жаль, почти не проявлено — растянулись пространства России (и за подкладкой плацкартный билет на Туркестанский эксперсс, ага). Волшебные существа же сражаются, прежде всего, за людей и людьми. Один говорит — месть, второй отвечает — бескорыстная помощь. Один говорит — детоубийство, второй отвечает — самопожертвование. Один говорит — каннибализм, второй отдает в блокадном Ленинграде карточки товарищу. Паритет рыжего кролика прям. Ну, как в зороастризме и положено. И до самого последнего момента по всем раскладам будет выходить, что победит Война.

Понятно, что очень многое в этой книге я написала бы не так, но на то это и не моя книжка. Она такая, очень материальная, очень при всей фантастичности происходящего фактологичная, прямо чувствуется, что автор за матчасть готов ответить, а это очень приятное чувство.

Из минусов... Ну это такой условный минус, конечно... Это очень мужская книга. Не в пошлом «нагибаторском» духе, но вот этот узнаваемый способ восприятия реальности — он мимо меня пролетает 15 сантиметрами левее, я свист-то слышу, но удар в меня не приходится, то есть оцениваю я удар не реально вспыхнувшими эмоциями, а «о, прикольный ход». Не могу судить, насколько это сработает у другого читателя. Но тут есть важный нюанс — я терпеть не могу Крапивина (а многие любят), и не исключаю, что по той же причине. Если же вы к Крапивину хорошо относитесь — вероятно, вам зайдет.

Честно сказать, я ожидала большего.

Ну, да, берем рассказы Борхеса, натягиваем на шкаф из Нарнии, полируем сукиными сынами из Маятника Фуко, и на одну капельку разбавляем отважной полицейской из Гномона. (Не читали Гномон — берите офицера Рипли, не ошибетесь) Рассчитанные приливы, гигантские альбатросы и большие буквы у всех существительных намекают ещё и на Джонатана Ливингстона.

Прием, имхо, подвел автора — аутичное состояние, в котором находится фокальный герой, совершенно исключает восприятие им волшебности и величественности места, в котором он находится. Косвенно, задним числом, используя собственные сны и аллюзии, читатель может грокнуть, зачем спасшиеся из Дома хотят в него вернуться, но сама книга эту работу не делает. Это ужасно обидно, потому что даже Борхес в своих полуторастраничных рассказиках успевал впихивать то, как захватывает дух у человека в Этом Месте, и какая тоска берёт тех, кому оно закрыто, а тут как-то, ну.

С третьей стороны, я не исключаю, что для наивного читателя, которому не знаком ни «дом Астерия» , ни троп выползания из амнезии («кто я? какой ещё принц Корвин?»), книга покажется очень крутой.

Читается она просто, никаких сложных ходов нет и в помине. Начинающему читателю фантастической боллитры вполне рекомендую.

какая милейшая книга, и даже с поцелуем в титры, если сильно не всматриваться, кто кого целует и вообще.

В книге много матерятся по-французски; исследуют, чем чревато генетическое рабство, обсуждают смысл принятия крещения от ИскИна и решают вопросы перегруза инфой посредством сепарации субличностей.

По нерву отдает авантюрной частью «Дракона, которы не спит никогда» (я что-то уже устала это писать, у меня такое чувство, что на идеях и образах из него мы будем иметь еще десятки неплохих книг, не повторяющих друг друга)

По барочной прекрасности всяких психов — Ложную слепоту и отчасти Гиперион.

Новых решений, ну вот с этим все-таки не очень, разве что вот про сепарацию было нетривиально. А так радость сердца и отдых души, рекомендую

Роман чрезвычайно, вот блестяще хорош в ироническом описании реальных социальных процессов современности, одиннадцать баллов из десяти. Очень неплоха и бодра также часть про жизнь шпака внутри военной космической миссии.

Но увы, автор не смог развязать затянутый узел и предпочел разрубить его здоровенным роялем из кустов, богом из машины и в общем алиса проснулась — все конфликты решены извне. Это значительно снижает ценность романа как литературного произведения, хотя даже в этот прискорбный момент автор не теряет иронии и подмигивает одним глазом населению Теплого Сырта, спасибо, спасибо.

Вот тут есть любопытный парадокс. С одной стороны, автор довольно ехидно описывает советских космоособистов, угрожающих условно польской команде, (хотя на фоне исламских космофундаменталистов русаки выглядят значительно человекоподобнее), но с другой — делает жест признания русскоязычной фантастике.

В результате трудно понять, какую оценку ставить. Все, кроме последних трех страниц — четкая десяточка, но нельзя считать успешным сюжет, в котором в середине кульминации заходит мама и говорит «заканчивайте спектакль, идем ужинать».

Люблю цикл, но «Гнев Тиамат» все равно заходил туго — начало медленное, тягучее (к середине разгоняется, так что терпите)

Перевод Соловьевой прекрасен, а вот к корректору у меня есть вопросы — просто читая, без внимания к деталям, напарывалась на несогласованные части предложения, отсутствующие точки и прочий мусор, который вообще-то в приличном издательстве полагается выметать.

Ждем последнего тома.

А вот не одобряю. Написано в целом не стыдно, но лично мне скрипт «лечение любовью и верностью тяжёлой психиатрии» кажется крайне вредным, как нынче говорят, токсичным. А поскольку фэнтези, а в особенности настолько лырное фэнтези, это всегда метафора внутренней жизни, то очевидно, что этот скрипт продвигает вероятность созависимого поведения у романтичных девушек. Для тех, кому романтичных девушек не жаль — подумаешь, парочку-другую забьют по пьяной лавочке, десяток родят детей с проблемами в ментальной сфере, остальные поумнеют подешевле — это приемлемо.

Очень яркое, изящное начало, очень красивые детали, но в единый узор картинка не сложилась, развязка «не выстрелила». Книгу можно и нужно читать тем, кто любит разглядывать красивые кусочки паззла, но не слишком огорчается, когда в итоге оказывается, что в коробке трех элементов не хватало, а один лежит из другого набора

Например,

Однако, если это дебютная работа, мы можем ожидать появления очень яркого автора.

Роман удивительно хорошо коррелирует с пикулевским «Реквием каравану PQ-17», с тем исключением, что к _этому_каравану спасение всё-таки пришло.

В целом — толково написанная почти бессюжетная зарисовка «человек работает свою работу в условиях крайней опасности и невозможности отойти даже отлить», вместо сюжета тактические ситуации, которые герой решает с переменным успехом одну за другой, убивая врагов и теряя людей. Как всякая хорошая производственная проза, читается — не оторваться.

Путь скрашивают — размышления, попутчики и изменения пейзажа.

Что касается размышлений, то Олди не изменяют себе, и любитель размышлений может со спокойной душой брать в руки их книгу «Путешествие от компьютера на кухню за бутербродом и обратно», (если таковая будет написана) твердо зная, что его там не обидят. Торюмон Рэйден премного размышлял в первом томе, и не бросил этой похвальной привычки и во втором томе. Только применять результаты размышлений он стал уже не только в детективном, но и в политическом смысле. Есть подозрение, что в третьем томе политики станет еще больше, а бытовых расследований меньше: если плыть вверх по реке, ряска и болотистые омуты все чаще уступают место бурным водопадам и каменным перекатам. Крепись, карпик, золотей чешуёй, отращивай лапы.

А вот с попутчиками еще интереснее. Олди не изменили фокального персонажа. История рассказано полностью членами семьи Торюмон (чуть не сказала «мужчинами» и вовремя осеклась), почти вся — Рэйденом. Но главный персонаж второго тома не принадлежит ни к семье Рэйден, ни к японской культуре. Фактически, второй том «Карпа и дракона» — книга о потерявшем лицо идальго, о грязном каонае Мигеру. Его конфликт, его противостояние как псевдохристианству Тэнси, так и псевдобуддизму Чистой Земли, его покровительственная верность юному начальнику, его маска Зорро (ой, извините, «зеро») выходят на первый план и несут на себе сюжет книги.

В дальнейшую жизнь дознавателя Рэйдена каонай, видящий сны на испанском, не попадет.

Но Мигеру останется с ним.

И здесь мы переходим к изменениям пейзажа. Впереди у Торюмона Рэйдена явственно маячит путешествие в столицу, нахождение под рукой весьма высокопоставленной и очень ненадежной особы, особенно ненадежной потому, что особы такого масштаба чрезвычайно не любят быть кому-то обязанными. Чрезвычайно не любят, когда кто-то рядом оказывается умнее их. А Торюмону Рэйдену, увы, некуда было свернуть. Путь становится круче — приближается к вершинам.

Пожалуй, имеет смысл предупредить читателей о том, что периодически будет трудно разобраться с механикой, с тем, что, почему и по каким правилам происходит на Чистой Земле и какие у правил Чистой Земли возможны исключения. Убивая кого-то ради того, чтобы попасть в рай — ты не делаешь убиваемого каонаем? Ах, ну да, ты же хотел что-то для себя. Каонай, убивающий кого-то, предоставляет убиваемому пустое лицо? Или что-то другое? Зачем вообще убивать каонаев? Почему вымершая христианская деревня перестает быть Чистой Землей?... Если читателю неинтересно распутывать все эти «здесь получилось, тут почему-то не получилось, вот тут вся лаборатория бахнула, а эти три серии вышли как родненькие, хотя я даже в пробирку от досады плюнул» — читать не стоит. Мне было интересно.

PS Говорят, авторам удалось меня обмануть, и третьего тома не будет. В таком случае, перераспределение веса событий выносит Мигеля де ла Роса в центр рампы, и еще большой вопрос, кто в этой истории путник, а кто попутчик. Наверное, важнее то, что дознаватель и его слуга смогли друг друга понять, и смогли друг друга уважать.

Чудесная, нежная, ироничная, печальная и осмысленная история. Она притворяется Страшным Постапокалиптическим Ужастиком, но не верьте.

Герой выйдет из мертвого города, пройдет несколько десятков километров по бывшим пригородам Минска и выйдет из границ книги. Но с самой первой страницы мы будем знать, что он дошел до бесконечно далекой цели.

Легкая, местами очень потешная история, как и требует жанр. От среднего представителя жанра отличается забавной спецификой героев: люди с опытом и устоявшимися привычками ведут себя в кадре _интереснее_, чем средний офисный постподросток. Кроме того, конструкция мира хоть и не блещет неимоверной оригинальностью, но логична, без глупых прорех, без непродуманных моментов, которые так царапают во многих ЛитРПГ. В результате чтение отдохновенное, но совершенно не унизительное.

Книжка из моего детства, приключения двух юных (по нынешним меркам — подростков) геологов в диком краю, с ненадежным проводником. Странные легенды, недоверчивое население и важное задание — найти редкий и опасный минерал.

Великолепно написанная книга, но не понравится тем, кто ищет линейного сюжета (хотя есть моменты с довольно активным действием). По сути, она посвящена тому, как работает патриархат (не столько в гендерном, сколько в ветхозаветном смысле), что это такое, как думают люди, находящиеся в этой модели мироздания, и что они считает ценным и правильным.

Ну и людям, которые живут в Иерусалиме (или тоскуют по нему) будет большим удовольствием читать книгу, на две трети состоящую из него, блистательного, нищего и бессмертного.

У «Кто боится смерти» Ннеди Окорафор есть сильные и слабые стороны.

К первым можно отнести очень незатасканный, интересный мир, в котором происходят события, необычную магию и яркость отдельных деталей. Ко вторым — очень простой, почти линейный, сюжет и некоторую избыточность магически одаренных лиц среди родственников и свойственников героини.

Представьте себе что-то среднее между «Песней трактирщика» Питера Бигла, где волшебницы разных цветов кожи защищают доброго волшебника от его ученика — злого волшебника; и «Четырьмя путями к прощению» Урсулы ле Гуин, где магии нет никакой, а массовые убийства, геноцид, дети рожденные от насилия в рабстве и унижении матерей — обычное дело, а ребенок-полукровка, «пыльный», чужд и белым рабам, и черным господам. Не выбирайте между фэнтези и НФ, пусть у вас будут и превращения в животных, и ментальное управление погодой, и старые, истлевшие смартфоны, заряжаемые солнечной энергией, и старые, надсадно хрипящие портативные водосборники..

Поместите все происходящее в глубину той пустыни, о которой писал в «Цитадели» Сент-Экзюпери, и помните о Книге, про которую там говорится.

В общем-то, в таких богатых обстоятельствах и нет особой нужды в каком-то лихо закрученном сюжете. Женщина рождает ребенка от насильника. Девочка вырастает и идет мстить мучителю матери. Друг, такой же полукровка, как она, сопровождает и защищает ее. Маги, которые отказывают ей в учебе — она же девочка! — в конце концов вынуждены ее обучать, не то хуже будет. Друзья, простые деревенские юноши и девушки, идут в путешествие вместе с ней.

Но, после боев и падений, встреч с врагами, чудовищами, друзьями и мудрыми советчиками, девушка по имени «Та, кто боится смерти» понимает — самый страшный враг ее — не отец. Хотя, конечно, мучитель матери и множества других людей — однозначно отрицательный герой. Но есть зло и посерьезнее.

И вот мысль о том, что может быть страшнее личного злодейства, что может быть опаснее могучего волшебника и что надо остановить даже ценой жизни своей и нерожденного ребенка — мне кажется очень важной.

Автор дает в последний момент надежду на то, что героиня и ее дочка все-таки выживут, но решимость Оньесонву спасти обе враждующие культуры от общего яда от того не уменьшается.

Мне придется говорить с известной осторожностью.

Не вполне ясно, имеет ли место эффект, вызванный тревогой текущего дня (проще говоря, не отупела ли я к чертям на этом карантине, что вполне возможно), или нужно винить переводчика.

Книга даёт массу интересных стартовых точек размышления, некоторые попадались в других работах Брина, некоторые в принципе широко дискутируются, некоторые кажутся лично мне новыми. Но при этом мне было невыносимо скучно читать. Каждый конкретный эпизод, кроме двух или трёх, вообще не захватывал внимание. Не знай я Брина давно, бросила бы в конце первой трети. Но дочитала, в принципе довольна, подумать есть о чем, вроде бы даже какие-то моменты были интригующи... Но персонажи, как ни странно, не ожили. Конструкт остался конструктом, не задышал.

Почему я вообще подозреваю проблемы перевода.

Обращение «присоединяйтесь к нам» в русском языке ну никак нельзя спутать с личным приглашением! Переводчик проигнорировала это сюжетный ход полностью, даже не попытавшись как-то передать эту двусмысленность. Возможно, в других местах, которые показались мне недотянутыми или странно скомпонованными, мне просто не хватает знания английского, чтобы догадаться, что именно имел в виду автор.

Но, может быть, и нет. Попробую перечесть через пару лет.

Очень приятное чтение, интересно изложено и хорошо переведено.

Единственный, но решающий минус — то, что весь сеттинг является фанфиком к «Дракону, который не спит никогда» и «Теневой линии», самостоятельного содержания нет в принципе. Понятно, что аспекты, которым Глен Кук уделял пару предложений, тут раскручены до сюжетообразующих и наоборот, но этого все же недостаточно.

Первое — это очень толково написанная историческая проза, без всяких ныне модных фантдопущений.

Второе — это историческая проза с очень непарадным главным героем.

Абсолютно все мы слыхали про короля, который изменил религию для того, чтобы развестись и про его четверых супруг, но одно дело короли и востроглазые декольтированные фрейлины; и совсем другое дело — сидящий в скромной комнате человек в темной одежде, который обеспечивает выполнение пожеланий монарха. Откуда этот человек взялся? Как оказалось, что король доверяет ему принимать решения?

В некотором смысле это производственный роман — история не столько большого успеха, сколько большого труда. Труда того типа, который хорошо описан у Хейли — пока кто-то заваривает тысячу кофейников кофе и пылесосит коврики, кто-то думает о том, больше или меньше приедет посетителей, нужен ли ремонт, окупается ли добавление оливки в стандартный комплексный обед и как обеспечить грандиозные планы правителя — войну, брак короля или раскол в Церкви. Управление как приключение, менеджмент как вызов, романтизация очередной формы умственного труда (ученых мы более или менее уже романтизировали, что прекрасно), вот чем интересен «Вульфхолл»

К стыду своему, я знать не знала о Томасе Кромвеле и почти полкниги с ужасом соображала, когда ж начнется кровавая резьба по ирландцам, и почему вокруг него совсем не те исторические события, которых ждешь для Оливера К. Большим облегчением было понять, что это совсем не тот Кромвель!

И еще, задумываешься поневоле, какие мелкие, странные и зачастую неприглядные события приводят в итоге к важным результатам и историческим вехам. Если бы не тщеславие Анны Болейн и не влюбчивость Генриха — не было бы великого правления королевы-девственницы. Но это мы, сейчас, с высоты стольких прошедших веков, можем знать, что действительно будет иметь значение для страны и мира, а на тот момент Кромвель совершенно разумно горько думает, что все усилия, предпринятые для того, чтобы удалить от будущего трона одну девочку, всего лишь передали трон другой девочке, а наследника как не было так и нет, к чему все хлопоты?...

Если вы любите Умберто Эко за богатство исторических реалий и глубину аллюзий, Майкла Флинна и Яцека Дукая — за правдоподобные сюжеты из жизни постчеловечества а Уильяма Гибсона — за идеально сходящиеся фракталы сюжетных линий...

Впрочем, вот тут-то есть сложности.

Но по порядку.

Инспектор по фамилии Рыцарь (Нейт) получает задание — тщательно исследовать смерть гражданина страны. По всей видимости, несчастный случай. Одинокая пожилая женщина, чудаковатая библиотекарша и писательница, умерла во время теоретически абсолютно безопасного ментального допроса, который даже неясно, по какой причине и кому понадобился. Ситуация эта абсолютно неприемлема, и нужно предпринять все возможные меры, чтобы ни при каких обстоятельствах этот несчастный случай не мог повториться — и, разумеется, наказать проявивших халатность специалистов.

Инспектор — вопиюще честный и добросовестный человек, которой, пожалуй, еще лучше подошла бы фамилия Паладин, со всей серьезностью приступает к делу — изучает и обстоятельства допроса, и дом погибшей женщины, и, разумеется, требует от Свидетеля — ИскИна, обеспечивающего безопасность общества, полную запись ментального допроса.

...С обстоятельствами допроса что-то нечисто.

...В доме, экранированном от бесчисленных камер Свидетеля, на инспектора неожиданно нападает некто, похожий на плод связи Тильды Суинтон с Дэвидом Боуи.

...Допрос, загруженный в мозг инспектора, раскрывается, как гиперкуб и превращается в потоки сознания сразу нескольких человек... и не только человек. Инспектора разрывает между попытками разобраться в фактических составляющих произошедшего (все более напоминающих изуверское убийство) и необходимостью упасть где-нибудь и просмотреть очередной неконтролируемо всплывающий нарратив (каждого из которых, по уму, хватило бы на небольшую отдельную повесть). Отдельные названия, имена и локации из каждого нарратива начинают тревожно перемелькиваться друг с другом, инспектор, не в силах удержать всю эту махину в памяти, поручает ИскИну проводить гуглеж по историческим источникам и поиск сопряжений... Но все больше, с каждой итерацией, подозревает, что Свидетель — один из соучастников преступления.

В конце концов, когда инспектор падает и засыпает прямо на стуле во время допроса одного из очень косвенных свидетелей, волей-неволей вспоминаешь, что всё — и знание, и ответственность, и окончательное решение — навалены на одного, смертного, ограниченного обычным человеческим телом человека, хотя и избранного... Избранного кем?

Пожилой библиотекаршей с скучным провинциальным английским именем Диана Хантер.

***

Все, все имена и большинство терминов в книге говорящие. Причем в большинстве случаев подразумевается не самый популярный, а чуть более отстраненный смысл. Например, персонажи-кардиналы не кардиналы в том смысле, что они мужчины в красных платьях или красивые красные птички, а олицетворяют собой характеристики математических множеств, сходящихся в искомую точку (пояснений об этом вам в тексте не дадут, придется погуглить или расспрашивать френдов — как сделала я). Никакие солнечные часы в тексте не появятся. Противостояние дионисийского и аполлонического начал вообще ни разу не будет названо прямо — за одного выступит предтеча, за второго вообще всю книгу отдувается сестра. Тем не менее, при всей этой уклончивости и увертках (мне кажется, порой чуть избыточных, но может быть, я просто слишком плохо образована), основной вопрос ставится достаточно ясно.

Кто должен контролировать массовые социальные процессы?

Если мы признаем, что сырой человеческий коллективный уровень нуждается в присмотре — то кто будет присматривать за присматривающими? и как мы должны создать эксперта, достаточно квалифицированного и достаточно этически кондиционированного, чтобы присматривать за теми, кто будет присматривать за тем, кто присматривает за человечеством?

Обеим женщинам, которые в итоге становятся суммарным ответом на этот вопрос, женщине-прокурору и женщине-экзекутору, в итоге очень сочувствуешь. Но, в конце концов, кто-то же должен удерживать баланс между контролем и свободой, порядком и спонтанностью, математикой и тайной — ну в общем, кто-то же должен спасти человечество от вырождения в роботов или коллективного самоубийства. Аполлона и Диониса нельзя примирить, но можно держать обоих в узде. Чем каждый человек, в сущности, всю жизнь и занимается.

С определенной осторожностью хочу заметить, что я не все поняла в истории Константина Кириакоса. Такое ощущение, что его математическая подготовка, его банкирская острая наблюдательность, его жизненная история должны были сыграть что-то большее, чем провести алхимичку и художника из одного, условно, места за ручку, в другое, условно, место. Но то ли автор не стал этот момент подробно проговаривать, то ли что-то гульнуло при переводе, то ли мне не хватило подготовки — в общем, возможно, люди, более сведущие в матанализе финансовых потоков, смогут сказать точнее, а я не берусь.

Точно так же я не поняла, как попал в неприятности военнослужащий Сципион (то есть, как он погиб — это понятно, но почему он? Почему его засосало именно туда и как он оказался в числе нападающих?) И вот эти, а также еще пара более мелких недоумений мешают мне любоваться схождением линий сюжета.

Думаю, нам еще предстоит обсудить с другими читателями, КТО ЧТО ПОНЯЛ и попытаться сложить эту мозаику потщательнее.

Может быть, это самое ценное в книге.

Очень толковая, нестыдная фантастика ближнего прицела. Особенно понравился список полезных ссылок в конце (кто ж еще этим баловался? Уоттс в «Ложной слепоте»?)

С точки зрения заточки и затяжки сюжета, мизансцен — кое-где я бы сделала по-другому, но в целом ни разу мне не перестало быть интересно. Пожалуй, огорчилась я только тому, что Аруна, на которую вроде бы был откровенный намек на продолжение, больше не появилась.

Но, с другой стороны, сам жанр «расследования детектива такого-то» очень редко позволяет возвращения к каким-либо персонажам. А уж тем более, в такой острой смене контекстов каждого расследования (представьте себе, что Шерлок Холмс во втором рассказе из Британии попал бы в Нормандию, в третьем — в Бирму, вернулся в Уэльс, потом за Ирэн Адлер в Нью-Йорк...)

Но, конечно, больше всего интересно «какие уже почти-существующие возможности науки могут быть употреблены ненадлежащим способом, и что из этого выйдет, и как стоило бы уже сейчас защититься»

И почему-то остро жаль совершенно проходного персонажа — девушку с лицом Одри Хепберн.

Спасибо автору, и спасибо за наводку рецензенту Зеленому Медведю

Однажды в некоей почти исторической и вполне узнаваемой местности случилось так, что карма перестала ждать реинкарнации. Она стала мгновенной.

Нет, не во всём. Дело касалось только человекоубийства, причем, что важно, не обязательно осознанного. Душа убийцы покидает сей мир немедленно, душа убитого получает новое тело взамен утраченного.

И вот, Японская Эпоха воюющих провинций внезапно завершается совершенно не так и не тем, чем она завершилась в нашем с вами мире. Ведь воевать стало бессмысленно. Боевое оружие практически забыто. Изоляция Японии из внутренней превратилась во внешнюю (другим странам такого дара — даром не надо).

В небольшом городке, в семье бедного самурая живет честный, старательный, сообразительный и наблюдательный юноша. Его имя Рэйден. «Карп и Дракон» заключает в себя три, последовательно происходящие с ним, истории. Юноша становится свидетелем расследования, поступает на службу сам, получает полномочия и служебную татуировку. Фактически, Торюмон Рэйден становится следователем-стажером по делам о все-таки совершающихся убийствах.

Что с Рэйденом приключится далее, в книге второй, а может быть и в третьей — пока неизвестно. Жанр детектива вполне допускает такое — от дела к делу молодой сотрудник набивает шишек, получает опыт, знания и знакомства — а что доведется расследовать в будущем — да кто ж его знает. И удивительным образом именно благодаря жанру «детективных историй» именно на этот раз Олди удалось избежать обидной для читателя оборванности сюжета. Ведь как обычно чувствует себя тот, кто держит в руках первый том еще неизданного трехтомника? «Фродо и Сэм сели в лодку» — ииии?... Иии?...

Ничего подобного в «Карпе и Драконе» нет. Каждое из трех расследований — доведено до ума и закрыто. Разумеется, взгляд опытного читателя выделяет моменты внутри каждой из трех историй, которые могут стать ружьями — и выстрелить — в дальнейшем, но баланс пространства для развития и законченности сюжета кажется совершенным. Олди комбинировали варианты многотомных сюжетов много, много раз — цепочки «Бездны голодных глаз», дилогия Одиссея, венок трициклов Ойкумены — но, кажется, сбалансировать первый том настолько четко им доселе не удавалось.

Но выходом в жанр детективного расследования дело не ограничивается. Каждая история наблюдательного Рэйдена прерывается минимум однажды на акт театра кабуки. Иногда актеры в старинных кимоно и масках изображают размышления самого Рэйдена. Иногда — исторические события, произошедшие задолго до его рождения. А иногда — его собственные попытки смоделировать расследуемое преступление по имеющимся уликам и показаниям. Разыграв сцену, актеры исчезают за кулисами и снова под светом софитов перед нами совершенно не театральный (вроде бы) начинающий детектив. Но что это? То там, то сям фон жизни Торюмона Рэйдена подозрительно напоминает раскрашенный задник — не то, чтобы раскрашено было плохо; нет, но там и сям оставлены словно предметы из предыдущих (или будущих) постановок. Ведь действительно — Олди уже использовали декорации средневековой Японии в книге «Нопэрапон» (которая многим читателям показалась слишком уж экспериментальной). И кардинально меняющие жизнь всей страны буддийские монахи тоже случались! Но мало аналогий, Олди добавляют прямые цитаты из своих и не своих книг. Вот в руке у воинственного настоятеля сверкает меч, чье лезвие рассекает плывущие по ручью осенние листья. Вот таинственный сопровождающий Рэйдена, бывший чужестранец, упоминает о совсем свежем, буквально чуть ли не в прошлом десятилетии написанном романе о благородном путешественнике Алонсо Кихано и его спутнике. Вот моложавая вдова государственного мужа случайно роняет фразу, достойную Сэй-Сёнагон. И вот молчит нагината, не вкусившая крови, но ставшая свидетелем в обоих смыслах: Она видела. Она дала показания.

Собственно, читатель вправе не всматриваться в конструкцию сюжета, не ловить переклички и намеки, а с чистой совестью наблюдать за расследованиями Торюмона Рэйдена. Может наблюдать, как растет, умнеет и задается все более сложными проблемами бывший мальчик из семьи военного в стране, где не осталось войн. Можно обдумывать то, как меняется судьба женщины, волей судеб попавшей в мужское тело, и как меняется статус ее — при том, что в ее личности могут вовсе не сомневаться. Можно сравнивать кодексы дворянина разных культур — японский с испанским и задумываться над трактовками выражения «потерять лицо» — культурными и буквальной. Или с любопытством прикидывать, какие элементы совершившихся историй могут стать пусковыми крючками уже обещанного продолжения. Какое следующее дело достанется молодому доследователю? И что делает карп, превратившись в дракона — действительно ли возвращается в родное озеро?

И если да — то ЗАЧЕМ?...

Как всегда, выбор того, как читать — за читателем. Но читать, безусловно, стоит.

В 14 лет я бы пропала в этой книге!

В ней все хорошо и соразмерно. В ней есть подростковые сложности и реальная боль постоянных конфликтов, в ней есть первая любовь и ее острые колючки, в ней есть признание того, что выборы взрослых могут быть вызваны чем-то, чего мы о них не знаем, и есть понимание того, что быть взрослым — не так-то просто.

Это книга с очень хорошим бытовым и групповым фоном, и для ребят, занимающихся не обязательно танцами, но в какой-то серьезной секции, хоть пением, хоть тхэквондо, в книге будет много знакомого.

И еще мне нравится, почти впервые показанное — что сказать злу «Нет» — недостаточно. Оно не отступится сразу, борьба будет долгой, и даже не став соучастником зла, ты все равно понесешь потери. Это важно, а в юношеской литературе этот момент редко встречается

Вот видео, где автор рассказывает о себе и о мире, так вот она произносит имя Переводчика ДлИке (Dlique), и намеренно подчеркивает, как правильно, Именно Длике, а не как в переводе — Длайкви

https://www.youtube.com/watch?v=jDkT1JLJVZE (на 2:46)

в принципе, отзыв по делу, но испытываю смутное разочарование в связи с тем, что отзыв странным образом не раскрывает ничего, что не освещалось бы в уже упомянутом «Черном Баламуте». Я хоть и видела своими глазами человека, который получил зачет по мировым культурам, вкратце изложив желязновского «Бога света», но хотелось бы надеяться, что здесь не тот случай.

Очень сильный и очень мрачный роман. Под вроде бы сайнс событиями спрятаны жуткие символы конца человечества. Причем, в оригинале спрятаны они были куда как менее глубоко — поскольку «Угрюмый дудочник» можно перевести и как «Темный трубач» — по-русски эта двусмысленность теряется, приходится выбирать — то ли роман назван по отставному солдату, вожатому группки детей — то ли по трубе Судного дня. В оригинале присутствуют оба смысла.

Интересно, как играют именно в этой книге множество оборванных сюжетных линий. Мы так и остаемся, вместе с детьми, в неведении — что за ящер сидел перед экраном компьютера в другом полушарии, и почему его глаза были так странно умны? Что за люди и с какой целью напали на планету? Куда идут пещерные ходы?... Что будет дальше? Неведение. Страх. Бессилие. Обида на взрослых, которые подвели — пустили в дом врагов, не защитили, и даже последний защитник и тот потерпел поражение и сам нуждается в помощи.

Технически даже нет необходимости дописывать роман до печального завершения, оборванность даже кажется более сильным ходом — надежды нет.

Честно говоря, это фактически единственная на моей памяти книга, где так много построено на умолчаниях, незнании и недоговоренностях, причем все это совершенно не кажется ошибками автора.

Как и «Гамбит лиса», империя Радч сюжетно целиком и полностью проистекает из «Дракона, который не спит никогда», лишь чуть-чуть отличаются особенности реализации — Юн Ха Ли больше давит на структурную магию (aka календарь), Энн Леки больше опирается на возможности биоимплантов, клонирования и проблемы многотельных личностей, в Гамбите нет инопланетян, тут они есть, но пока за кадром.

В принципе, проблемы иерархического подчинения, действий внутри крупных неповоротливых систем, редактирования иерархий эволюционного и редактирования революционного и пр и др — их можно и вообще не выходя в космос изучать, на каком-нибудь топе Газпрома или там Дженерал Моторз. Так что некоторую вторичность модели оставим за кадром. Еще забавную перекличку можно уловить с Иганом и его принудительной верностью организации, из которой персонажи вывертываются через добровольную верность ИДЕАЛАМ организации, так что конкретные руководители оказываются извратителями идеалов и троцкистами, которым можно и даже похвально сопротивляться.

Здесь похожий парадокс возникает в том, что любое прямое сопротивление Анаандер Мианнаи является изменой. Даже когда очевидно, что А.М. несколько, они воюют друг с другом и отдают противоречивые приказы. Но любой, кто выбрал одну из сторон, тем самым изменил второй = виновен в государственной измене, опасен, ненадежен, подлежит выбраковке.

Что делает исключительно полезной для А.М. «Справедливость Торена» с ее открытой установкой «чума на ваши оба дома»

Любопытный ход с феминитивами, что заставляет нас постоянно испытывать те же трудности, с которыми сталкивается и полностью утратившая гендер (вместе с первой личностью) Брэк — однозначно плюс. Маленькая манипуляция словами, но сколько путаницы, какой эффект! Интересно, как это было реализовано в оригинале, где глаголы не несут гендера в принципе?

Неожиданно насмотрелась фанартов на Империю Радч в тамблере и пинтересте. Оказывается, англоязычный читатель по большей части игнорирует, как и российский, одну забавную проблему. Когда Брэк говорит о ком-либо «она» — это ничего не значит. Это, точнее, значит, что обсуждаемый объект — разумное существо (разве что для кораблей делается иногда исключение. База — она, посол — она, Сеиварден — она (хотя Сеиварден говорит о себе в мужском роде, на Брэк это не оказывает никакого влияния).

И это значит, что Лейтенант Оун и _ее_ _сестра_, Кветер, Раугхд и _ее_ _мать_, даже Тайзервэт с _ее_ сиреневыми глазами — КТО УГОДНО может оказаться мужчиной (а может и нет). НЕКОТОРЫЕ клоны Анаандер Мианнаи — точно женщины. Об остальных неочевидно. Это ужасно забавно и создает эффект некоторой социальной близорукости — мы многого не можем знать о вех этих людях, потому что смотрим на них глазами не вполне человека.

отмечу, что хотя полностью согласна с пафосом автора рецензии, хотелось бы более внятной аргументации

Очень ценная книга, уделяющая внимание контекстам, в которых жил Мухаммед. За счет удачного совпадения времени, когда книга была написана, она совершенно не политизирована, Мухаммед и Ислам в ней рассматриваются без какой-либо истерики, доброжелательно-спокойно «это история, дети», что нынче — драгоценно-редко. Насколько я могу судить по совпадениям с параллельными источниками, откровенных выдумок и отсебятины нет (хотя исламоведы, возможно, скажут иначе, не знаю)

Буджолд _очевидно_ покопалась в источниках о русской народной мифологии, возможно, что добралась даже до картин Васнецова. Потрясающим успехом в результате можно считать тот факт, что дендарийский егерь Влад не пьян, не имел с собой ни медведя, ни бабалайки, и ни разу не сказал Chernobyl!

Формально ведущим персонажем повести является Катерина, но она не развивается: мы и так уже знаем, насколько она решительна в трудной ситуации. Майлз заходит в повесть, прихрамывая и ворча, на пять минут в начале и две минуты в конце. А вот Энрике, по-прежнему ужасающий нуб, сумеет показать себя с новой стороны.

Красивая, приятная зарисовка, менее болезненная, чем красная Королева, чуть более серьезная, чем Подарки к Зимнепразднику.

Образ Урфина Джюса — сумрачного аспи, в течение нескольких книг безуспешно пытавшегося понять, чего же он хочет от жизни — и только к «Желтому туману» осознавшего, что его мечта — это достойный противник и уважение достойных соратников. Боец и изобретатель... запертый навеки в детском саду.

Фактически, это драма НФ-героя в мультяшном сказочном мире (на рисунках Владимирского Урфин Джюс — примечательно ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО роста, сопоставим с одноногим моряком и жителями Подземной страны — хотя, генетически, он Жевун, рожденный Жевунами). Поработив и перехитрив Голубую, Фиолетовую и Изумрудную страну, он сталкивается с тем, что власть как таковая удовольствия не приносит. Вот псевдоживые пиявки — это весело, а слушать слащавые тупые хвалы — нет.

На второй книге цикла Урфин — однозначно отрицательный герой, но за счет глубины и проработанности характера, за счет последующей и разрушенной дружбы с орлом — постепенно Урфин меняется. Один раз почувствовав вкус уважения от достойного товарища, Карфакса, Урфин больше не хочет бегать в шестерках у волшебниц или командовать одураченными маленькими человечками. Вот инженерные решения в партизанской войне — это да, это по-нашему!

Имхо, развитие личности Урфина — это один из самых сильных хеппи-эндов в отечественной детской литературе.

Страна полностью лежит в руинах, помощи извне не получить, животные и птицы обрели речь (и как-то уже заодно права и гражданство), экстренное правительство, собранное по ниткам, не справляется, люди не перестали быть идиотами, а многие — злобными идиотами, с едой и водой перебои, еноты торгуют наркотой и еще эти бури.

И ядовитые дожди.

И черный, черный, черный юмор.

На фоне которого неожиданно светится то, для чего и слова-то нет. Просто некоторые существа в этом всем сохраняют (или обретают) человечность, что совершенно не приносит им пользы или выгоды — но почему-то кажется правильно.

Рекомендовать эту книгу трудно. Ну, как. рекомендовать-то легко, но что вы мне потом скажете?

Однажды мне написал во вконтакте студент и веселым тоном попросил посоветовать на вечер страшное кино. Я переспросила — ОЧЕНЬ страшное? Он радостно согласился. Я сказала — есть такой фильм, «Иди и смотри».

Через неделю юноша написал мне снова. До сих пор — сказал он — всей комнатой спим при свете. Очень страшно, не надо так.

Очень простенькая, даже попсоватая история, рассказанная на удивление хорошим языком, с обалденной визуалкой. Автор явно мыслит картинками, сценами, расстановкой планов, но не развитием сюжета и не логикой поведения персонажей. Из этого мог выйти великолепный комикс, и из этого, похоже, выйдет недурное кино. Но Боже, боже мой, ну хоть бы один нетривиальный персонаж! Даже Варуна повторяет все фокусы хайнлайновского Майка.

еще очень насмешило, как 43-летнюю женщину (ну, киборга) обзывают бабусей. Шьта?

Книга очень приятная и я готова ее рекомендовать.

Однако, мне кажется, за минимум треть ее обаяния должен взять ответственность переводчик. Прелестные языковые игры, ужимки, намеки, отсылки внутри слов («Р.Патчедел, робопоп» — приветы враз и Уолтеру Миллеру, и Дэну Симмонсу, и Полу Верхувену заодно). При небрежном переводе это все бы потухло.

Яркие, убедительные персонажи. Правдоподобный, и строго говоря, почти не фантастический Тель-Авив. Ну, подумаешь, интернета стало больше. Ну, подумаешь, он везде. Ну то есть СОВСЕМ везде. Ну, маточные репликаторы, ну, заселенный китайцами Марс, ну, пара-тройка негуманоидных рас. Внутри интернета какая, собственно, разница?

Тяжелый ПТСР у измененных отставных солдат?... Ну... сегодня у них немножко меньше протезов, но железными дровосеками посткомбатантов называют чуть ли не в глаза. Тоже — фантастика, но «почти»...

Гораздо интереснее рассказ (фактически намеки) о том, как внутринтернетные сущности выглядывают наружу, ищут, конструируют, крадут, выпрашивают себе материальность. Вопрос, которые обсуждали и Гибсон, и Макдональд, и Олди отметились (сомневаюсь, правда, что Тидхар знаком с «Быком из машины»), но Тидхар идет заметно дальше, и это интересно. Хороша история Святого Коэна и Нерестилища — она тоже перекликается с Симмонсом, но, что радует, версия Тидхара гуманнее в обоих смыслах (добрее и антропоиднее) — ненамного, на пару шажков — но это шажки в нетривиальную сторону.

Немножко подкачал сюжет. Он... почти связный. Некоторое количество историй движутся навстречу друг другу, часть их цепляются, связываются в единую историю, объясняя друг друга... но только часть. Девушка, мучимая голодом информации, и мужчина, измученный непрерывно втекающим потоком информации, который нельзя остановить — не встречаются, причем не встречаются окончательно, один из них погибает, а со вторым что-то сделали... автор не снисходит объяснить, ЧТО, и к чему это что-то приведет. Может быть, автор сделал это не случайно, и ожидаемая, но не случившаяся сюжетная арка — эдакое кинцуги, напоминание о несовершенстве жизни? Эта трактовка, в принципе, подтверждается вставкой о недовыросшем боге Элиезера — вставкой, которая стоит ровно там, где (физически и по структуре текста) могли, но не смогли встретиться Кармель и старый Джон Чонг. Но кто знает?...

В целом, повторю, читать приятно. Погодный хакер и его последний шедевр — вообще, имхо, блестящая зарисовка.

На удивление, эта история значительно сильнее предыдущей.

Хотя, все же, я не рекомендовала бы читать сразу ее. И так мироустройство довольно сложное, а без «предыдущей серии», в которой много внимания уделено механике, будет, скорее всего, совсем тяжело.

В чем же преимущества «Лавондисса»?

Во-первых, она имеет логическое завершение (в первом томе братья аннигилировали, как частица и античастица, а зачем, почему, что дальше — было неведомо)

Во-вторых, «Лавондисс» гораздо лучше проработан с точки зрения реальных антропологических практик, всех этих шуточных танцев, песен, меняющих слова, сказок и личин — и того, какими практиками эти атавизмы были КОГДА-ТО.

В-третьих, хорошо показано отражение и переплетение повторяющихся семейных сюжетов, от доледниковых времен до нынешнего времени.

Но, понятное дело, без вводной о том, что такое Райнхоупский лес, кто такие мифаго, что за дом в Оак Лодж — Лавондисс не заработал бы. Фактически их соотношение, да простят меня фанаты фэнтези, как у «Хоббита» и «Братства Кольца» — по поставленным задачам, по глубине исследования, по вовлеченности персонажей. Но Холдсток — не Толкиен, и единственное похожее на эльфа существо тут сосет кости мертвецов, а зимние энты — самые чудовищные из тварей и без того опасного леса.

Книга тяжелая, страшненькая, но все же оставляет место надежде, в забавном палеоисторическом смысле — если вдуматься, оказывается, что чем дальше в прошлое, тем более угрюмые, жестокие и вероломные действия были нормой — а это значит, что норма меняется в лучшую сторону, и все жертвы тысячелетий, упрямо настаивавшие на более добрых и честных решениях — не напрасны.

Постскриптум. Остро рекомендую посмотреть на Ютубе клип Nolwenn Leroy Tri martolod, вот полное впечатлегие, что авторы зачерпывали из одного ручья с Холдстоком

Метаистория Англии (в меньшей степени — Европы в целом) заключается в том, что на любом случайно выбранном месте, где можно поставить ногу, непременно случались эмоционально значимые события. Тут Охотник Ыых сделал отщеп удивительно удачной формы, а тут солдат Кромвеля застрелил беглого ирландского раба, а тут леди нарочно сронила с ноги расшитую серебром туфельку, чтобы кавалер имел повод к ней приблизиться. Здесь отставной летчик Второй мировой растерянно прихлебывал из фляжки, узнав, что его любимая медсестра погибла при бомбежке госпиталя.

Всякий нормальный человек, почувствовавший это (обычно осознав возраст вещей, которых как-то обработала рука человека), следующим шагом задумывается о том, является ли он сам тенью, которая проскользнет внутри своего времени, или есть какой-то шанс зацепиться и войти в историю.

Дарк-версия «Пака с холмов», переложение для мальчиков «Чужестранки», углем на снегу нацарапанная копия карт «Большого, маленького». Шучу, конечно, но проблемы существа, которому отпущено 60-70 лет в оглушающем осознании тысячелетий — вполне реальные и обдумываются регулярно. Нарочито холодный, влажный, пахучий натурализм Холдстока, так же, как и вся фэнтези-набивка — только обрамление к реальному вопросу «а я-то кто?» Вопрос хороший, боллитровский. Неразрешимый в принципе. Наверное, поэтому читать было скучновато.

Стиль и декорации: оммаж Глену Куку. «Дракон не спит никогда» и остальные его космобоевики: сложные коалиции, гиперстанции, офицеры с повышенным чувством собственного достоинства и технологии, неотличимые от магии настолько, что становятся мифологией. Еще, конечно, Ваха, но для полноценного Вархаммер 40000 мир слишком лаконичный — никаких инорасцев, все проистекает внутри человечества.

Сюжет: верность начальству верзус верность принципам на фоне военно-политических задач.

Перевод: почти весь текст отличный, особенно учитывая сложность терминологии. Но на второй странице две странности — ступни, вывернутые наизнанку (кожа наизнанку? Ступни заменены местами? Пятками вперед? Визуализация тормозит) и «проблематичный эффект» не в смысле «эффект то ли есть, то ли нет», а «эффект, создающий проблемы»

Адресат: читатели, способные продираться сквозь тягомотину сомнений, препирательств и намеков ради интриги влияний и идентичностей.

Бонусы: нетривиальная модель магии (будем честными — это все-таки магия, одно поддержание системы хронокоординат ритуальными пытками и убийствами чего стоит),

и неожиданное подмигивание «Звездным войнам» в их самом кавайном аспекте. R2D2 forever.

вот на удивление ХОРОШАЯ книга.

Вот на каждом уровне, от скорлупы к ядру — везде.

Написана ясным, внятным языком. Грамотно сбалансированный сюжет. Не совсем топорный — но и не перекрученный. Как минимум одно из больших ружей на стене выстрелило холостыми в потолок — ну а почему бы и нет; должно ж героям и везти иногда само собой.

Достаточно простые, почти монохромные, персонажи, но при своей простоте вполне правдоподобные.

Идеально сбалансированный месседж. Героиня этически безупречна, при этом совершенно не ангел, и далека от непротивления злу. С противлением как раз все очень хорошо.

Что есть в результате — книга, которую не очень сложно будет читать даже неопытному читателю; но которая не отвратит читателя опытного.

лаконичная до предела (несмотря на множество мелких и очень точных деталей) история о том, что такое настоящая надежда и что такое настоящее мужество.

И и еще о том, что тот, кто знает цену ошибки, берет _два_ скафандра.

Собственно, о том, почему не десять.

В литературе есть один немного хулиганский прием, не помню, как он называется, но в целом его история такова — один автор закончил книгу тем, что его героя заковали в кандалы, замотали в ковер, засунули в сундук, сундук заперли и кинули в море. Автора очень, очень убедительно просили о продолжении. Продолжение вышло, и начиналось оно со слов «Капитан вынырнул на поверхность и мощными гребками поплыл к берегу»

Так вот. Острота и величие Семиевия заключаются в том, что автор буквально с первых же страниц пообещал так не делать. Человечество сбегает в космос из здесь-и-сейчас? О, у нас будут непьющие русские космонавты, неудачные старты, медленный подъем грузов, отказы оборудования, изношенная до чертиков МКС и вообще всё-всё-всё, построенное на ходу китайцами из говна и палок. Аутичные гении в дерганых попытках спасти человечество через голову правительств, упрямые шахтеры с морзянкой и изобретательные английские инженеры на полпути к суициду, у нас будет Хиллари Клинтон, изображенная под такой лупой, что видно каждый камедон в носу, блогеры-паникеры и смерти, смерти, смерти полюбившихся героев.

И мы все видим выложенные на небесах над взорвавшейся Луной огненные буквы:

НЕТ НИКАКИХ ВЗРОСЛЫХ, КРОМЕ НАС.

Но увы. Начиная с середины, обещание приходится отменить.

Как удержать в живых на многие поколения культурно-цивилизационный уровень, если в живых меньше тысячи человек? Да никак! Автор, как же они это сделали? «капитан вынырнул» нервно отвечает автор, переводя стрелки то на пять тысяч лет вперед, то на Британскую энциклопедию. Автор, океаны же вскипели и испарились? Вынырнул, вынырнул в подводной лодке. Автор, ты сам сознаешь, что вынашивание беременности млекопитающих невозможно в пониженной гравитации! Ты сам на этом построил кучу конструкций! Какие дети в Расщелине?... Какое, вообще, генетическое программирование ментальных умений, автор, окстись, ты же сам сказал — стартуем от здесь-и-сейчас?... Капитан не всплыл, капитан взлетел!... Человечество не просто выжило, оно, строго говоря, выжило ТРИЖДЫ за одну мегакатастрофу!

И вот этот необходимый, неизбежный, но такой обидный перепад степеней фантастичности — большой минус. Понятно, что проработать и обосновать каждый из этих вопросов на том же уровне приближения, что и спасение русской спортсменки американскими инженершами или гибель команды Илона Маска — у автора не хватило бы ни времени ни сил — это ж сколько технической подготовки, это ж сколько, в итоге, было бы страниц текста.

А так-то, ну волшебная книга, всем читать, однозначно. Кого нервирует Фекла, заменяйте мысленно на Татиану.

В Фэйсбуке на страницах Олди весело и с огоньком обсуждается вопрос, «что курили авторы».

Несложно сказать. Олди вдумчиво скурили трилогию Нейроманта (особенно стоек аромат «Нулевого Графа»), и не менее тщательно вдохнули дым «Реки Богов». В какой-то момент я даже испугалась, что эээ... обкурка зашла за грань разумного — это было в момент, когда леди с именем на А начала проявлять _особенные_ способности — но, все же, чем хороши _наши_хваленые_Олди — это тем, что умеют держать баланс. И Ариадна вовсе не является сюжетным клоном ни Аж, ни Анжелы (тех-то, знаете, не всякий биохакер различит).

Что забавно, эксперимент с киберпанком не удался. Не удался в том смысле, что «Бык из машины», несмотря на киберпанковский антураж, совершенно киберпанком не выглядит и не является. Ну да, лоа\\боги нисходят к людям по своим делам из киберпространства; ну да, люди как-то это используют в своих белковых целях. Ну да, нецифровая жизнь страшна, грязна и омерзительна. Ну да, бойцы-одиночки на острие событий и малоподвижные телом плетельщики паутин в узловых точках рождающихся цунами. Но Олди решительно добавляют, вроде бы, совершенно недопустимые в реалиях киберпанка — проблемы семейной верности и любви, невзирая на многие вины; возникновение внезапного доверия между чужими и чуждыми людьми; и острую актуальность невероятной ценности и волшебности человеческого тела. Герои либо научаются договариваться и сосуществовать с собственными телами — либо никакой _цифрал_ не спасает их от гибели.

Интересная книга, буду перечитывать.

Рекомендую с чистой совестью, но для тех, кто уже подзабыл греческую мифологию, советую держать википедию под рукой и не забывать гуглить каждое незнакомое имя. Неговорящих имен там нет вовсе.

Я не настолько знаток истории, чтобы сомневаться в фактографии текста, но фраза «заросшие таволгой и лабазником» посмешила. А вот читать было очень интересно, и вообще, я бы включила «Дебри» в цикл «Тобола» — читать их, безусловно, надо параллельно. С другой стороны, «Дебри» можно читать и как обычный самодостаточный историко-популярный труд, вполне читабельный от средней школы. «Тобол» я шестикласснику, конечно, дать бы побоялась.

Книги, написанные взрослыми для детей и подростков, бывают трех типов. Одни из них написаны для каких-нибудь вообще абстрактных детей. Опустим завесу жалости над этими книгами, далее они в нашем повествовании упоминаться не будут. Вторые написаны любящим взрослым для какого-то конкретного ребенка. Третьи написаны для того ребенка, которым был сам автор (один ребенок, ночью проснувшись в слезах, уточнял у мамы — правда ли, что Чуковскому в детстве никто не читал ни «Мухи цокотухи», ни «Краденого солнышка»? за что ж его — так?..)

Добропорядочно подростковая «Это просто игра» — книга, которой никак не решить, то ли ей к умным, то ли к красивым. Главных героев в книге двое. И если за героиней отчетливо чувствуется реальная девочка, _ради_которой_ все и дело и затевалось, то герой явно собран автором из кого-то еще более близкого и знакомого.

…Ты включаешь компьютер. Вводишь инвайт. Отдыхаешь, веселишься. И вдруг внутри вроде бы совершенно безопасной ситуации ты слышишь шепот — просьбу о помощи. Единственный способ избежать опасности — это игнорировать. А лучше выключить. Отвернуться. Забыть.

Если этот путь не для тебя — ты уже подставляешься. Может быть, зов о помощи — ловушка. А может быть, вы просто попадете в переделку оба — в еще более сложную, еще более запутанную? Один застрянет в игре — которую через считанные часы должны отформатировать. Другой выпадет в реальность… Да только не в свое собственное тело. И не зная даже пароля к компьютеру. Но, раз вас двое, и вы знаете друг о друге, и готовы друг другу помочь — система может и не удержать слаженного удара. Тем более (и за это автору очень большое спасибо) герои не одиноки. Каждый из них — со своей стороны поймавшей их музыкально-магической пентаграммы — находит тех, кто может и хочет помочь. Кто готов встать под твои знамена; рискнуть игровой и настоящей жизнью; угнать братов мопед (привет Аркадию Гайдару); лететь ночью в чужой город по темной трассе; умирать в безнадежном сражении, оттягивая на себя внимание вражеского полководца; отдать свой ноутбук, в конце концов.

Лично мне кажется очень важным этот момент. Один на один, всего лишь вдвоем, герои вряд ли смогли бы решить подброшенную им виртуальностью головоломку. Но, в отличие от большинства подростковых текстов, герои «Это просто игры» не гордые волки-одиночки, а друзья среди друзей. Они ищут и находят поддержку в семьях. Они ищут и находят помощь у ровесников — сначала у близких друзей, потом и массовую, у большого сообщества. Ведь просить и получать помощь — не значит ничего не делать самому. И Настя, и Максим успевают за неполные трое суток своротить горы, совершить по нескольку невозможностей — потому что каждый из них не имеет права сдаться, каждый борется за что-то больше, чем собственная жизнь.

Но нельзя забыть еще про одного, почти что главного, героя «Это просто игры». Боюсь, что его образ — тоже не выдуман. Тот, ради кого уже почти победивший игровую вселенную, почти забывший себя-реального Норм все-таки вспоминает, кто он — на самом деле, и почему в момент величайшей славы надо обязательно выйти в стартовую пустую камеру. Этого третьего героя нет на обложке, и почему-то кажется, что это ужасно несправедливо.

Рома — конь, все реальное участие которого в сюжете заключается в том, что он внезапно тяжело заболел. Каждый из нас, кому довелось проводить бессонную ночь над умирающим псом, знает, о чем мы можем только мечтать. О том, чтобы смерть друга не была концом. Виртуальный Рома — случайный нарисованный конь подходящей масти — совсем не замена Роме настоящему. Но наши герои думают не о том, как заменить друга — они думают о том, как избавить животное от смертельной муки и страха. Может быть, поэтому у них и получается больше, чем они смели надеяться. И может быть, поэтому игра в итоге становится местом, в которое теперь есть, зачем возвращаться.

Очень качественный, в лучших традициях советского реализма, ясный и правдивый текст. К персонажам привязываешься, и оплакиваешь каждого, кого у Марии отбирает война. Будь этот текст подлиннее и повитиеватее, возможно, он мог бы занять место рядом со знаменитыми книгами Улицкой и Алексиевич. Но, имхо, его сила именно в кажущейся безыскусности.

Сюжет рассказа прост.

Как ни странно, при всем своем натурализме и пессимизме (автор оставляет героиню в регионе, в котором, как мы с вами уже знаем, вот-вот полыхнет снова) но, тем не менее, рассказ почему-то очень светлый. Может быть, потому, что героиня действует по единственному рецепту, который, как известно с древности, дает хоть какой-то результат: делай добро, и будь что будет. Маленький огонек надежды, выжившие и выросшие дети, упрямство самой жизни, как расщепленное при бомбежке дерево — которое все равно весной цветет. И, наверное, даже родит людям яблок.

Внятно, логично, симпатично. Показалось чуть-чуть недожато в том месте, где находят обсосанного ребенка. Живых реальных мужчин должно было переклинить куда сильнее — ну ладно, шаман, его предупредили, а второй вряд ли так быстро бы принял ситуацию. Но это я вообще придираюсь.

Автор, вы молодец, текст лучший из всего здесь прочитанного. Лучше моего, в том числе. Кстати, у нас с вами есть некоторые смысловые переклички, хотя в целом рассказы совершенно не похожие.

рассказ очень связно и толково написан, да вот только в богословии автор не силен, что лично меня, конечно, разочаровало. Так хорошо и грамотно расставить все метки, всех персонажей, все декорации, и вдруг такое объяснение. Тут же, видите ли, варианта два — либо Бог — Господь Вседержитель, и ему нет нужды прокрадываться к людям меж клочков тумана на цыпочках (примерно так же, как нам не придет в голову делать сложную систему звукоуловителей, чтобы говорить с ребенком, сидящим в своей комнате, через розетку), либо бога нет, и мы имеем место со сложной галлюцинаторной наведенкой на манер «Царицы ветров и тьмы» — но об этом автор ни гу-гу.

очень скучная и жеманная история. Почему-то очень популярная в контркультуре тема «няша становится жертвой волшебности, отчего в ней нарастает эпичность и обоюдность» не умирает, а так и крутится из декорации в декорацию. Что она несет, трудно сказать. Тема не ночевала.

Ну, хоть написано грамотно — это, по нынешним временам, немало.

Вообще не многим тут удалось хотя бы задуматься, что может быть Землей 2.0 кроме «другой планеты». Тут речь идет о перезагрузке, ну, почему бы нет.

Образы все крупные, яркие, даже аляповатые такие — ну, Сикейрос такой, не прерафаэлиты какие-нибудь.

Что не понравилось — это Лебеди (сюда-то их за что? Ну, классный образ, но тогда вместе с образом надо и распаковку тащить); и еще тема мамы. Человек попадает туда же, куда почему-то ушла мама — и никаких поползновений узнать, как, зачем она туда ушла, где она и что с ней? Нехорошо как-то.

А так, ну, текст связный, логичный.

Автор, вы меня обидели. Вот обидели. Я уже такая сижу радуюсь, что нашла вершину своего топа — язык четкий, смысл четкий, все по месту, декорации, речь, обмолвки — и тут такая поплывшая концовка. Ну оно понятно, что времени было мало и вы тупо не успели сообразить, как свести концы с концами — но не поверит ваш герой в доброе воскрешение! В зомби — легко, поверит. Как-то надо от момента, когда герой сорвался, до момента концовки вкрутить что-то такое, что бы убедило не только его, но и меня.

А так — очень непопсовый вариант эльфийского мха (гораздо менее прямолинейный, чем про убегающих слоников)

Очень качественно написанный рассказ, ПТСР похожа. Вот что упущено — это что горе-коммандос не начал пить (обычно у них тяжко нарушен сон) или нюхать что-нибудь. Или совсем нечего?..

Ну и, в общем, лоботомия домашними средствами, как ни жутко звучит, иногда не худший вариант. Я по этому прекрасному заболеванию сдавала экзамен человеку, который по личной практике ПТСРа книжку написал, ну и вообще 15 лет был штатным психотерапевтом городского афганского центра (после переименованного в Комбат — от слова «комбатант»)

Кстати, жену я не то, что бы одобряю — но каждый выживает как может, а женщина, извините, спасала свою жизнь. Другой вопрос, конечно, что дальше — но автор вроде бы и не пытается представить результат как хеппи-энд.

Радости текст мне не доставил, но он не для того и писан.

Оставляющий остро желать лучшего язык, довольно неуклюжая попытка сыграть на современных демографических процессах в Скандинавии. Утомительная манера выделять отдельные слова курсивом. А то так бы мы не догадались, что хёвдинги, трэли и всякие там бонды — заимствованные слова.

В принципе, достаточно продуманный и логичный сюжет. Я бы немножко заострила на том, что очччень под большим вопросом судьба нововоскрешенной женщины у себя на родине — ну как же, не скрепно, содержит ГМО, и ваще чуждая нам технология, засланцы и шпиёны.

ужасно ржачный момент в самом начале, когда подозреваешь, что герой — сын гей-пары Абдула и Гуннара, жаль, кроме упоминания об этом, ничего дальше автор не рассказывает. А могло быть любопытно. ЖААААААЛЬ. Очень жаль!

.

Я некоторое время собиралась разразиться витиеватыми оскорблениями, но передумала.

Внезапно есть подозрение, что русский язык для автора — не вполне родной. Ладно, имена героев (это-то часто бывает), но нативный русскоязычный не может написать «дишивизна», у нас язык же так не выворачивается. Некоторые другие ошибки тоже как-то не похожи на обычное «неначитанный троечник»

Представление о том, откуда и как берутся дети, у автора тоже очень и очень схематичное. Ну, то есть насчет дыхания через плацентарный барьер автор точно не в курсе. И логику средней матери, у которой родился больной ребенок, автор тоже в принципе не догоняет (так дети и принадлежат отцу, разве нет? Как нет?)

Что мы видим? Киргизский юноша, написавший на русском языке поэтичную историю об отце, жертвующем всем, что у него есть, ради здоровья и счастья единственной дочки.

Вы молодец! Вас беспокоят правильные вопросы! Вы неплохо ориентируетесь в неорганической химии! Анатомия человека у вас будет в следующем классе, там поймете, почему ваша милая девочка технически не могла родиться. Но вообще — дерзайте. Лучший способ изучить язык — говорить и писать на нем.

Очень средне исполненный рассказ о том, как нас завоевали инопланетяне. Тема не пристегнута никак, герой уныл чуть более, чем полностью. Особенно позабавило то, что в момент, когда любой осмысленный герой, получив информацию, начинает кипишиться — этот инвалид снимает шлюху. Ну... какой герой, такое и сочувствие.

Рассказ действительно один из лучших на конкурсе, как минимум лучше моего. Яркий мир, яркие герои, интересная предыстория, очень интересная тема с роботами-философами («древняя Стоя — мимими!!!!!»). Но все-таки текст перетянут. Автору тупо не хватило времени дать тексту отлежаться, остыть, чтобы перечесть его уже отчужденным глазом, и понять, на что намекнуто, а что осталось неясным. Прежде всего остался невнятным весь сюжетный ход с Вероникой. Смерть подростка, особенно в колонии, где людей не очень много, а уровень развития не предполагает регулярной выбраковки... Это серьезно. Я наблюдала группу студентов, у которых убили одногруппника. Дважды. Оба раза они были вообще неспособны к связной совместной деятельности около месяца. то есть, условно, сидит Таня за кафедральным компом, шпарит по клавишам, входит в поисках научрука Саша, видит Таню, резко вдыхает, Таня бросается к нему на грудь и рыдает. И это именно чисто-друзья. А ваши, встретившись, думают о том, кто как загорел.

И если вся арка с тем, как Ника забрала Севину смерть, не является конструктивной для рассказа — да уберите вы ее совсем. Это в повести может быть несколько не связанных друг с другом арок, да и то хорошо бы какие-то переходы наладить — а жанр рассказа этого вовсе не терпит.

Как уже сказали до меня, не очень сбалансирована ситуация «у вас практика поодиночке» или «а сейчас каникулы». Не очень внятно, кого отправляют, а кто выбирает место работы (если все выбирают только какие-то частичные моменты, это надо дать). В результате название вообще плывет. «Летняя практика» или что-то в этом роде — могло бы быть ближе к сути происходящего.

Но, я думаю, автор практически все это уже сам видит. Автор — молодец, у него все получится. Желаю удачи.

Нишмагла. Извините. К середине текста ничего не началось, всё еще нас знакомили с толпой субличностей и их печалями, и все это в элегантной авторской пунктуации. В топ не возьму все равно, а здоровье дороже.

Оценку не ставлю.

Очень надеюсь, что этот рассказ принадлежит новичку.

За что можно похвалить — за относительно цельный образ главного героя. В нем есть логика, есть настроение.

Еще неплохо построен каркас фабулы — какая сцена за какой, из чего что следует (это в действующем конкурсе удалось дааалеко не всем)

Остальное, к сожалению, безнадежно.

«пока набирающие никогда невиданную силу углекислотные ураганы срывают склоны Олимпа.» правописание «никогда не»? Нет, никогда не слышал. Ураган срывает= ураган сдирает или ураган раскапывает? «стоило бы заткнутся» ээээ...

«Вина — основа совести» да, а электричество — основа плотности. Ах, автор, ну осторожнее надо в лужу-то. Или хоть матчасть какую почитать, что ли.

Автор придумал очень прикольную, глубоко рок-н-ролльную идею, от которой сильно воняет и Желязновской «Долиной проклятий», и Суэнвиковским «Праздником святой Дженис», и, разумеется всяческими киношными постапоками, и умудрился не свалиться в полную вторичность. То есть перед нами ржавая корявая болванка хорошего, годного и даже прямо-таки очень крутого текста. По уму надо повыкидывать пафосные нечитабельные загоны про совесть, обосновать действия Сирот можно и без них. Игра с тем, как табуларасеры превращаются в табуларассеров, мне показалась забавной — да вот я не уверена, что автор ее планировал. В целом, если хорошо-хорошо проработать, тут есть что вытащить. Сюжет — сделан достаточно крепко, выдюжит и вдвое больший объем.

Забыла. если вводим имена типа Брагги, да еще и подкрепленные упоминанием меда поэтов — нельзя так и оставлять, надо дальше аналогию раскручивать. а то висит ружье на стенке...Вздыхает.

1. Ниоба не богиня, а ее жертва. Учите матчасть. В результате не повторенного вами смысл всей истории вывернулся наизнанку, и ГГ стал чудовищем похуже своего Зверя. А если вы это и планировали, надо было аллюзию проговорить.

2. Правописание прямой речи описано на куче орфографических сайтов.

3. Есть правило — воровать куски нельзя в серьезных рассказах. В шутку — можно. А тут, ну пальцев не хватит — вот Хайнлайн с его коллективными марсианами, вот Буджолд с Великой Охотой, вот Стругацкие с Одержанием, вот ле Гуин со сразу двумя книжками — автор, аккуратнее надо.

3. Негуманное решение основного конфликта, фу таким быть.

В целом, автор, у вас толковый слог, очень адекватное построение фабулы, герои соответствуют своим точкам, и интересные фантдопущения. Мне кажется, мы о вас как об авторе еще много раз услышим. Вы можете больше и лучше. Так бывает, мне на конкурсах тоже вечно не хватает времени — или сюжет и декор интересный, или сложить все аккуратно, либо-либо. Надеюсь, мне еще предстоит встретиться с вами под одной обложкой.

написано ровно и аккуратно, и достаточно интересные выводы — но основной конфликт, на котором проверяются характеры — выглядит ужасно легковесным. Примерно как «у ребенка час не отвечал телефон, на основе чего к моменту, когда он вышел из метро, родители уже развелись». Я бы подумала над тем, как сделать кризис поубедительнее.

Очень олдскульный рассказ, прямо повеяло старым добрым Шекли.

Для Шекли немножко перетянут образ Ангелины — она яркая,как будто должна как-то сама поучаствовать в сюжете — ну, кроме того, чтобы дать доступ к комму.

Ну и, автор, ну в самом деле, ну стоило бы добавить чего-нибудь поновее, ну хоть щепотку, а то как будто еще ни Арракис не открыт, ни ведьмин мох эльфом не оборачивался...

Славный и логичный главный герой. Очень неприятно, что он не на самом деле спас девочку, а просто его тестировали. Но, тем не менее, за хороший конец балл докину. И тут же сниму его обратно за орфографию.

В целом, такое чувство, что автор хотел задать нейросу серьезную задачу по спасению человечишки в кризисных условиях, но то ли время поджимало, то ли идея иссякла, автор махнул рукой и объявил всю ситуацию понарошкой. Я бы на вашем месте, автор, выкинула нахрен существующую развязку и написала бы о нормальном спасении луддитского ребенка и даже луддитской семьи (например, в связи с погодными условиями потеряшей связь с местным гуру). И чтобы вашего экскаватора действительно пришлось бы в итоге капитально чинить.

Тема «большой киборг и дети» мне самой близка, в «Сибирских огнях» рассказ выходил. Так что хотелось бы, чтобы ваш нейрос не пропал зря.

Тексты с вывернутой на максимум эмоциональностью кто-то метко назвал «пятиногой сабачкой». Жанр пятиногой сабачки строг. Обязательно должны присутствовать жестокий белый гетеронормативный мужчина (лучше — много, но чтобы один был самый свирепый), страдающее, но доброе бессловесное существо, и кто-нибудь, кто защищает объект 2 от объекта 1. Автор, у вас получилось! Отличная пятиногая сабачка.

Рассказ, да еще и по заданной теме, вышел немножко хуже. Вы так старались сделать Дашу и доброй, и умной, и оттенить то, какая она привлекательная, что совершенно не озадачились вопросом того, как она умудрилась подпустить к себе откровенного сукина сына ближе, чем на 15 метров. Или надо было делать Рона заметно умнее, способным скрывать свои установки (а он у вас прозрачный, как хрусталь). И вышло что-то такое, о чем адвокат матери изнасилованного ребенка толкует в суде — она-де ничего не замечала. Все семь лет.

Так и не стало ясно — Счастье просто инвалид, плохо оклемавшийся после падения или засланец типа Абалкина и К? Если первое — на чем основана теория атлантов? так-то 33 праведника — идея старая и богатая, но автор явно не на нее опирается.

Очень приятная атмосфера, много хороших деталей. Симпатичные и довольно достоверные персонажи. Но сюжет вялый, вислый, отдельные арки друг к другу не привязаны вообще. Кроме того, ритм текста периодически провисает — он и так не быстрый, а местами вообще приходится на несколько раз перечитывать, чтобы понять, что произошло.

В целом, как рассказ — очень плохо. Как разработка, проминка сеттинга или зачин какой-то более крупной вещи — очень хорошо.

Форма рассказа в этом смысле абсолютно беспощадна к фантазии автора — вам ВСЕГДА приходится выкидывать (оставлять за кадром) минимум половину того, что вы об этом сеттинге знаете. Например, Эльза у вас вообще в тексте низачем. Слоняется, бедная, из угла в угол и пухнет с тоски.

Автор придумал достаточно нетривиальный, непопсовый фон для своего сюжета (разрушающуюся сферу Дайсона я встречала, кажется, только у Дэвида Брина, а автоматику людей, неуправляемо уходящую в космос — в «Карантине» Грега Игана), успел придумать симпатичную героиню, провел затравочную арку... И тут кончилось время. Рассказа нет. Есть хорошая, годная экспозиция.

Минус балл за невычитанность.

Внятный, складный и добрый рассказ. Будь я на месте конструкторов Искры, я бы запрограммировала ее на более постепенное увядание — так, чтобы родители окончательно покинули людей в том возрасте, когда большинство людей становятся сиротами — то есть не в 18 лет, а по крайней мере в 40-50. Как минимум, консультанты по выращиванию детей и формирование ролей бабушки и дедушки бы не помешали.

Первый текст на этом конкурсе, который не заставил меня ни разу поморщиться.

Честно сказать, встреть я этот текст при свободном чтении, не пошла бы дальше первого предложения. Говорящие речения? Вау.

Автор вдумчиво покурил википедию по египетскому вопросу, но скользит, применяя красивые и незнакомые слова из других концептов. Например, «прервать литанию» — это замолчать или заставить кого-то заткнуться, тогда должно быть указано, исполняемую кем литанию прерывают. А так выходит, что герой не изучал, а озвучивал еретические книги.

Сначала вы два абзаца уделяете тому, что все страшно хотят добыть целого скарабея — а тут на капитанский мостик неведомо как падает целый труп — и его выбросить?

Почему остальные скарабеи отступили?

Концовка не впечатлила. Осталось ощущение того, что автор описал какой-то стрелялочно-космический сеттинг на манер Вахи, (в который я никогда не стала бы добровольно играть) ииии дальше не знал, что делать.

Завязка достаточно интересная. Космическая шарашка.

Но сразу же становится видно, что аллюзии на «В круге первом» сам автор не видит. Висящий на стене пулемет Миннегана — другие порабощенные исследователи — так и остался висеть. Зачем было говорить, что слабаки сюда не попадают, если одна штатная речь начальника вохры всех, не побоюсь этого слова, растоптала?

Описания местами ничего, местами нелепы. У нас абсолютно гладкая поверхность — или гейзеры? Как вы себе представляете абсолютно гладкий гейзер?

Концовка, в целом, любопытная и связная, но как-то не клеится к завязке. Завязка обещает сложный сюжет с пленными учеными, различными лабораториями и тайнами, страшной логикой мотивации к работе и взаимовлиянием планеты и людей... а в концовке очень камерная история про стороны одной личности, и все происходящее объясняется вирусом.

В середине очень хороший персонаж — старик. Автор, не знаю, насколько сознательно, не воспользовался аналогией с аббатом Фариа, жаль.

Еще балл вычитаю за вольности в пунктуации.

Абсолютно откровенная пасхалка, еще в большей степени, чем «Подарки к Зимнепразднику». Есть, впрочем, одно измерение, в котором читать действительно интересно, но оно очень узкое и прикладное. Но в этом измерении, кстати, очень классно (как обычно у ЛМБ) выведены все намеки, детальки и всякая невербалика. Еще раз подчеркну, это ОЧЕНЬ не для всех тема. Это «Как выжить без Эйрела Форкосигана». Большая куча народу с одинаковой дырой, как они учатся снова взаимодействовать, ходить, говорить, улыбаться, заниматься сексом, делать и воспитывать детей. Как тяжело и нерадостно идет решение каких-то совершенно рядовых задач (то бетон некачественный, то петиция какая-то) просто потому, что на самом деле все не о том, а о том, «а вот он сейчас сказал бы то-то».

А так — вообще сюжета нет. Ткань жизни. Мелкие и крупные хлопоты, встречи, надежды. Поскольку действующие лица, по условиям задачи — оверквалифицированы все до одного, то автор безуспешно швыряется в них зачинами для двух-трех героических эпопей или семейных саг, герои легко увертываются, автор сдается и машет рукой.

P.S. Не читайте тот перевод, который вышел в бумаге, читайте фанский! Я только что прочла бумагу, несколько раз ржала истерически. Ладно стилевая грязь и корявенькие предложения, но переводчик не мог решить, о чем идет речь в тексте, о фрукте мушмулле или о зефирках-маршмеллоу, и в печать пошло «мушмуллоу»

Гобелены Фьонавара — ОЧЕНЬ традиционное фэнтези.

То есть, строго говоря, его надо читать либо уж очень неискушенному читателю (и, я уверена, как подростковое чтение — это отличный вариант), либо идти путем сравнений.

Ну, как бы, вот например существует некоторая всем известная песня. «Кукушка», Виктор Цой. И ее каверы: Земфира, Анита Цой, Полина Гагарина. Если вы вообще любите эту песню, вы, разумеется, послушаете новый кавер. Не потому, что вы ожидаете каких-то новых аккордов или гармоний, новых слов — вам интересна версия.

Традиционный фэнтези сюжет сегодня — это каверы «Кукушки» в исполнении Шнура, Prodigy, Дмитрия Хворостовского, Риханны, полностью диджитальной яой-команды и Валаамского мужского хора.

Интересно? Конечно.

Вот и Фьонавар, то же самое.

Так-так, и сколько у нас народу, вошедших в шкаф, выйдет из шкафа назад? И, раз уж они не сибсы, кто-нибудь из них с кем-нибудь поженится? А какие тут эльфы? А кто за орков? И как именно уклондайкают Главного гада? А сколько тут мифологий? Целых три? Хм... и что, Тень снова останется жив после Дерева? А Пак, значит, сын Кернунноса? Он же Талиесин? Интересно. А на ком после всего-всего женится Возрожденный Дракон — на Мин, Илэйн или Авиенде?... Кто-кто лежит в Келед Зараме?

Ну, я смеюсь, конечно, но это же был совершенно откровенный пасьянс — накидать традиционных карт, и раскладывать по сторонам света — на кого что ляжет.

Всех инноваций — вонючий черный лебедь. Очень клевый, впечатляющий, интересный черный лебедь, о котором толком так ничего и не узналось, что за зверюшка, кто ее так...

Ну и, простите великодушно, но Атрайю на розовом суперпони — это было уже чуть-чуть слишком.

Кто это?

Как жалок вид их и как дик наряд!

Они так отличаются от прочих

Жильцов земли, и все ж они на ней!

Кто вы такие? Вы живые твари?

Вас можно спрашивать? Как будто да.

Вы поняли меня и приложили

Сухие пальцы к высохшим губам.

«Время Химеры» — цикл, написанный образованным начитанным автором для образованных начитанных читателей. Он изобилует длинными словами, рецессивными аллелями, натуралистическими подробностями и цитатами из великого множества произведений, популярных среди старшекурсников естественнонаучных факультетов.

Все вышеперечисленное протеолизировано в мелкие дребезги, тщательно перемешано (например, Гморк является читателю в первой книге — а Фалькор только в третьей) и щедро нанесено на аккуратно сплетенный сюжет. Что отрадно, сюжет к третьему тому ничуть не теряет ни широты, ни напряжения. Нити, которые тянутся с самого начала, такие, как линия Хантера или Дориана — только крепнут, обрастая объяснениями старых загадок и связями с вроде бы совершенно другими историями; нити, едва обозначенные, такие, как Саманта Морган — выходят на поверхность и тоже дивно согласуются с узором остального полотна.

( Фу, скажете вы — какое затасканное сравнение. Да, фу, — отвечу я, — но оно мне понадобится ниже. Большой-большой гобелен. Много-много разных нитей. И бусинки. И пайетки, и колокольчики, и узелки, и бантики. В изобилии. Если талантливый дурачок — то, конечно, Элджернон. Если андроид — то с лицом Рутгера Хауэра. Если вороны — то короля Кромахи. А чо, такие хорошие бантики, и без дела валяются. А сюжет просторный, места много. )

Появляются и новые герои. Автор, мимоходом пощекотав «Золотой компас» и «Повелителя мух», преподносит нам искомого в течение первых двух томов биохакера . Человека, способного управлять лежащим в основании химер генетическим программным кодом. При этом автор ловко избегает лежащей на этом сюжетном пути ловушки «Матрицы» — биохакер, как минимум, не один, и те двое, которые действуют на данный момент, пришли к этому состоянию разными путями. Что русский ботаник, что полуандроид — персонажи, слабо связанные ожиданиями. Куда их понесет дальше?...

Несмотря на демонстративно открытую концовку, (А теперь все умерли. Или нет. А может, это бред воспаленного сознания.), цикл абсолютно не производит впечатление законченного. Невыстрелившими только в третьем томе ружьями можно снарядить небольшую восточноевропейскую войну. Зная аккуратность автора в подбирании предыдущих хвостов — ой, не зря они заряжены.

Но прекратим же разглядывать отдельные ниточки и узелочки, отшагнем назад. Все полотно в целом красиво, узорчато и широко, но как-то странно висит. В чем же проблема? Лично меня с самого начала смущала мотивация персонажей. Они какие-то нехарактерные для нынешней фантастики. Какая ныне у персонажа самая частотная мотивация? Выжить и преуспеть. Хабар, точка, взять патронов, поесть, выпить, бабу, в зону. Склеить дракона, принца, выжить из дворца старую королеву, иронично править драконом и принцем. Здравый рассудок, никаких там.

Персонажи Зонис массово чхали на доводы рассудка. И не то, чтобы это были инфантильные капризульки, страшно удивляющиеся последствиям своих взбрыков — в большинстве своем эти люди (и не вполне люди) отлично понимают, на что идут. Чего лишаются. И согласны на это. Их ведут другие силы — тяжелые биохимические аддикции (которые ни у меня, ни у автора рука не поднимается назвать любовью), сладость власти, хмель мести, стремнина долга. Уничтожить цивилизацию, чтобы наказать любовника? — Нивапрос! Отказаться от спасения целой расы, лишь бы не рискнуть принуждением ребенка? Само собой!

В жизни люди, ведущие себя в этой логике, встречаются, но не часто. Не подряд. Вроде бы неестественность? Вроде бы неправильность? Но память тихо шепчет, что есть, есть таки контекст, где именно так все и устроено, причем контекст такой, фундаментальный, с Хиршем чуть ли не выше, чем у реальной жизни.

Итак, если полотно странно висит, стоит к этой странности присмотреться. Нет, мы не будем с криком «Мыши!!!» тыкать туда шпагой. Деликатно поднимем и посмотрим, кто ж там спрятался, за гобеленом. Аааа! Ну конечно. Вильям Джонович, не узнали вас в гриме, выходите, выходите, что уж там.

Вот так, тихой сапой, с хиханьками про цыплячьи ножки и водоросль Anabaena (сосисочник. Ахха. Фэнтези. В любом пруду тех сосисочников.) Юлия Зонис утащила нас куда-то в грохот и безмолвие не то «Бури», не то «Хроник Генриха IV ». Лицо Роя Батти начинает напоминать Корнуэлла, в финальных сценах мелькает совсем уж Гарри Уэльс, а Оберон, Яго, ткач Основа и Эдмунд и вовсе не прячутся. Контекст Шекспира требователен, как немногие — большие страсти требуют от писателя большого умения.

Зонис не зря отводит нам глаза мельтешением постмодерновых побрякушек — удержать шекспировское напряжение на всей протяженности цикла нелегко. Ну, так и сам Уильям наш не брезговал снижениями типа Фальстафа и его друзей, на контрасте смешного и страшного страшное страшней, а смешное — смешней… И вот на одном краю истории рыжая женщина молча хоронит убивших друг друга отца и сына — в разных могилах; на другом — ненавидящий жизнь Пёс зачинает ребенка с дочерью Ворона, а на третьем — отец десятилетиями терпит муку сращения с чужеродной плотью рад даже не самой дочери, а ради памяти о ней.

А в укромном анклаве цивилизации Ариадна ждет Тезея — несмотря ни на что.

Очень, очень безрассудно.

Но мы, тем не менее, понимаем этих не вполне здравомыслящих героев. Может быть, потому, что мы тоже живы. В бурлящем и пенящемся хищном мире. Пока еще. Пока.

с чем-то похожим я сталкивалась совсем недавно, и это была (чур, не ржать) «Осторожно, двери закрываются!» Здесь так же, как и в веселой книжке о Московском метро, ощущается как глубокое знание матчасти одним из соавторов, так и яркий литературный профессионализм второго.

Лично мне крайне импонирует подход авторов, позволяющий одновременно и увидеть Те события глазами немцев (и других европейцев), и не отмахнуться — что нынче как-то часто получается — от реальной запредельности совершенных в ту войну цивилизованными европейцами преступлений. Ну не могла же страна состоять из одних Вернеров Хольтов — что, в самом деле, делали те, кто не входил в пресловутые 84%?... Или делали бы при ином стечении обстоятельств? Да и Вернеры Хольты — были ли они ну уж прям настолько незамутненными, или прилагали немалые усилия для поддержания в собственной голове установки «Дойчланд понад усе»?...

Cразу надо оговорить — речь идет о Первом томе, а значит, в большей степени о потенциале, завязке, и внешнем виде развешанного по интерьеру огнестрельного оружия.

Как решатся загадки и куда вывернет сюжет — неясно. Может быть, цикл целиком окажется шедевром — пока эта возможность не закрыта, но остается только возможностью.

Итак, искусственно созданный юноша — умный и талантливый, но немного наивный (ему реально — всего 9 лет, и кроме родной лаборатории и телевизора, он ничего в жизни не видел) — отправляется в межзвездное путешествие. Один. В смятении. Он так же не понимает, что ему с собой делать, как не понимают этого и окружающие. Литературная традиция «благородного дикаря» заложена давным-давно и дает массу возможностей задаваться вопросами, которые невидимы для постоянных жителей любого общества.

Рэй/ДХ2-13-4-05 задается очень разными вопросами. Большинство их них он задает только самому себе, да и на те, что озвучивает, далеко не всегда получает ответы. Порой потому, что люди вокруг него сами не знают ответов.

Что означал бунт одного из видов андроидов, категорически не поддержанный остальными? Каковы последствия этого бунта для крайне деликатных взаимоотношений ИскИнов и человечества?

Где место самому Рэю и его выжившим «братьям» — абсолютно телесным, «мясным» — но увы, искусственно созданным людям, которых записали в андроиды просто по происхождению?

И что происходит на далекой станции, висящей над только начавшей терраформирование планетой?

Самым же большим сюрпризом оказывается для Рэя и читателя то, что не один главный герой тут мастак задаваться вопросами. На уютной и ухоженной, почти не пострадавшей (запомним это «ПОЧТИ») в бунте андроидов станции юноша встречается с теми, у кого есть вопрос поострее и поболезненнее его собственных. Правда, всей смекалки и подготовки андроида А-класса едва-едва хватит на то, чтобы понять — это вопрос. Понять в последний момент и вступить в диалог с теми, кто кажется разрушителями, арт-панками, десоциализаторами с аутичной логикой — с живыми человеческими подростками.

Которые, на самом деле, старше его.

И которые, как и Рэй, за свою короткую жизнь успели понести горькие потери, и принять непростые решения.

Что будет дальше?... Я лично буду ждать второго тома.

C нетерпением.

читала давным давно, безымянный файл на «Лексиконе», и по сей день благодарна авторам. Позитивная, умная и добрая книга. Война не обойдется без жертв... Но те, кто сдались сразу, не имеют даже шанса на победу.

С чисто литературной точки зрения огромное удовольствие доставляет воплощение в текстовый формат визуального жанра «фурри» — грань между людьми и всеми остальными настолько зыбкая, что ни роман Гиены и Рыси, ни клепаная курточка и ирокез Заики, ни сжатые кулаки главного героя не вызывают никаких проблем у читателя. Вообще удивлена, как это до сих пор комикс не сваяли!

Большое спасибо автору за продолжение, хоть и шуточное, традиций Хейли. Я боялась сползания в любоффф и победительность, но любофф получилась хорошо, а всепобедительность так и не возникла. Поставлены очень толковые галочки как на грамотной мотивации сотрудников (трагедия садовника), так и на хедхантинге (выбор мага) и методам борьбы с коррупцией и злоупотреблениями (ковры и сигары)

Желаю развития и нового опыта как автору так и леди Николетт. Последней — еще и шестерых рыжих мальчишек.

*меланхолично* последний раз мне так вредило чтение в глазах окружающих в глубочайшей юности, когда по ряду дебильных причин была я госпитализирована в дурку (откуда, правда, первый же попавшийся профессор вышиб меня через неделю с позором и уничтожением карточки приговаривая «где я вам на всех Академгородковских неформалов койкомест напасусь?») Кто-то из друзей, желая разрядить и так, впрочем, вполне утоленную печаль приволок «Три билета до Эдвенчер». Помните, там они гамаки вешают, а Кутберт питпитпиткая ложится в ноги, и тут убежала анаконда, и прямо туда где готовили карри... Ну вот я ржала так, что упала с кровати, прибежали санитары, и мне таки поставили реланиум.

И вот прошло немного более двадцати лет, сижу я уже в куда более благопристойном помещении, жду группу куда более благопристойных товарищей, а именно бизнесменов и безнесдам, которые ждут от меня что я им буду читать основы управления конфликтами, трое уже пришли и ждут вместе со мной, а я вот читаю книжку, о которой прямо сам автор не поленился собственноручно начертать, что-де, не сумлевайтесь, хорошая. и вот две дамы и бизнесмен смотрят на меня, а я блин ржу и практически падаю с койки, ну то есть за неимением койки с пышного кожаного дивана —

ПОУБИВАЛА БЫ!!!!!!

Хорошо, обошлось без реланиума на этот раз. Хотя, кондиляртры.

Если же серьезно. Книга очень непривычно организована, туго набита ссылками и аллюзиями, но более всего смешит даже не виртуозное жонглирование стилями-темами, а та звериная серьезность, с которой герои и мир вокруг них несут насыщенную академическими цитатами (да просто состоящую из них чуть более, чем полностью) околесицу. Протестировать себя, ваша ли это книга — очень просто; если вы чувствовали, что подробные хронологии Хоббитшира являются натуральным хулиганством, а Дживс — смешнее Вустера, то читать стоит.

Поразмыслив несколько дней, добавляю. Такое ощущение, что современная литература (не то, что ей называют разные комитеты и тем боле учебники, а то, что заставляет встряхиваться и некоторое время тормозить — ибо неожиданно и шаблонов реагирования нет), так вот современная литература все отчетливее рефлексирует на тему обнуления старых кодов и освобождения пространства под медленное проращивание новых. Однако, фаза освобождения предполагает целенаправленную деятельность в условиях полной, и внешней и внутренней, бессмыслицы — старые коды-то не работают. а новые еще растить. Более того, с этими старыми-но бессмысленными надо продолжать иметь дело (хотя бы с помощью бульдозера), а не делать вид, что их как бы нет — чем занята, в частности, массовая литература. Однако, естественной реакцией на бессмыслицу в больших количествах является нервный смех, этакая мозговая щекотка. О, как мне знаком этот рефлекс — задаешь студентам что-нибудь, что выпадает из шаблонов «слушаем лекцию» «решаем задачи» — все, истерически ржут.

И если Дизель-панк, скажем, пытается преодолеть сползание в нервный ржач включением рефлекса опаски «хватит ржать, ОНИ услышат», то Шмараков предлагает в качестве спасательного круга этикет (как светский, так и — в большей степени — академический). Как ни забавно, этикет, как продукт исключительно человеческой деятельности, гораздо более надежен и управляем, чем страх. Он условен, прихотлив, демонстративно бессмыслен, как и вся культура as is, но он дает устойчивость и способность к последовательному поведению в том самом, Маркесовском смысле «да, падре любил полевитировать после чашки шоколада». Так что, возможно, мы на первом шаге пути к спасению.

Вне всякой хронологии, вне наших представлений, вне норм и правил общее пространство живого, не знающее границ между видами, разумом и не-разумом.

Это Лес.

Обычный лес, не мистическая сельва тропиков, не пандорианские заросли, по которым плутает Кандид — обычные перелески и задумчивые опушки, грибная прель, стога на полянах, журавли, зайчата в траве и ржавое немертвое железо, забытое какой-то из войн.

В лес переезжает вдохновленный идеями Генри Торо помещик.

Заводит детей. С глубоким недоумением встречает революцию. Умирает.

Один из сыновей возвращается в лес. Уходит на войну. Переживает ее. Возвращается снова.

Внук, отчаявшись городской жизнью, приезжает к отцу.

Однако, как ни парадоксально, сюжет книги опирается вовсе не на эту линию — просто ее хотя бы возможно проследить. Остальные линии-инкарнации-людей-деревьев-людей-деревьев, не столько жителей Леса, сколько его клеток и органелл — и распутать их так же легко, как разложить по порядку клетки человеческого тела. Трудно сказать, что именно с этим телом — но его лихорадит. Сама структура жизни такова, что Лес постоянно наносит сам себе раны, калечит себя руками людей и не людей, люди и не люди беззвучно кричат и порой умирают (на самом деле — всегда умирают, просто иногда — позже), не понимая, что их перемалывает, и главное — за что?...

Природа, тихая и задумчивая среднерусская природа, не менее страшна, чем кипящие джунгли. Вопрос угла зрения.

Процитирую из «Лодейникова» Заболоцкого:

«Жук ел траву, жука клевала птица,

Хорек пил мозг из птичьей головы

И страхом перекошенные лица

Ночных существ смотрели из травы»

В природе нет выхода боли. В природе есть захватывающая красота, есть страсть и нежность, но ко всему примешана боль, во всем привкус несправедливости. Фактически, проиллюстрирована первая из Четырех благородных истин. Однако, постояв на пороге буддизма, «Отец-лес» решительно поворачивает. Вполне буддийской еще звучит идея о том, что сделать хоть что-то мы можем только на фазе человеческого существования (а нее еще надо угадать попасть), но дальше...

Смысловым узлом оказывается тихая провинциальная психушка, жительница которой выбирается из состояния «овоща» и возвращается к человеческой жизни только ради того, чтобы снова услышать чудесный серебряный голос уже умершей женщины, записанный на граммофонную пластинку, голос из своего детства.

Ким независимо строит Воннегутовскую идею карассов. Связи между людьми, невидимые, рифмующиеся, передающие добро и зло во все следующие и следующие поколения позволяют каждому камню, упавшему в неподвижное озеро Леса, оставлять свои круги.

И -раз уж мы все части единого Тела — автор очень милосерден ко всем. К пленному немцу. К грудастой крестьянке, удачно пристроившейся прислугой к баринку. К отчаявшейся медсестричке с полным шприцем яда. К сумрачному солдату, прошедшему Освенцим, к веселому врачу, к ворчливой санитарке, к пьяным сплавщикам и задумчивым грибникам.

Ким очень странно обходится с Евангелием. С одной стороны, оно оказывается каким-то окном, чем-то, что позволяет не покинуть круговерть инкарнаций, но постичь логику иного поведения в повторяющихся паттернах пожирания-побега-пожирания одних частей организма другими. Но ничего, кроме образа этого окна, нет — деревянная рама, за ней белый свет. Ощущение того, что программа не то, чтобы побеждена — скорее того, что ее можно перестроить.

Так что, несмотря на то, что книга ну очень тяжелая, она оптимистична. Примерно «дойти до дна, чтобы начать подниматься»

Более двадцати лет назад эта книга вытащила меня из очень сложного состояния: в течение первой половины книги я говорила себе — да, он видит. Он понимает. Я верю. — и когда автор показал на существование надежды, я послушно пошла за ним. Возможно, если уровень фоновой горечи и недоумения у вас не настолько высок, вы до второй половины просто не дойдете. Да и не надо тогда — зачем здоровым лекарство?

Рассказ порадовал. И убедительно как бы нечаянным дуракавалянием (как в цирке — должно КАЗАТЬСЯ, что все легко и ненапряжно), и вполне натуральным экзистенциальным месседжем. Каждый из нас отлично знает, что мир может прекрасно себе рассыпаться вокруг нас в черт знает какую кашу, и возможность зацепиться и собрать все обратно, якорь реальности — вещь очень важная. Собственно, любовь на этом пробнике и проверяется — вытаскивает ли она человека в жизнь или нет? А уж откуда, с больничной койки, из-под наркоты или из отражений посыпавшихся существительных — да какая разница.

Восхитительная книга. Никому не берусь ее советовать. Люди, которые не врубятся, только обидятся; люди, которые врубятся, скорее всего не будут мне благодарны, потому что функционировать-то надо как-то, а из этой медленности выныривать и выныривать.

Беззвучная, неподвижная и ослепительно белая.

Состояние ума, по которому я скучаю неимоверно, хотя знакома с ним, ну так, почти шапочно.

Фактически о том же, о чем кимовский «Отец-лес», только там было триста страниц битья головой в полуприкрытую позитивизмом дверь, а здесь просто внимательное созерцание того, что за дверью. Кстати, как и «Отец-лес», вовсе не претендует на историческую точность. На ощущение времени — да; но ощущение времени на сегодняшнем развитии науки (я говорю не столько о машине времени, сколько о устойчивом моделировании специфики психических процессов на основе социальных данных. Пардон за наукообразие. Это уже понятно, что возможно, просто пока не алгоритмизировано, а нет воспроизводимости — нет валидности. Так что можно только ВЕРИТЬ\НЕ ВЕРИТЬ, угадал Водолазкин или нет). И ощущение времени, имхо, есть, и ощущение аутистических черт святости («Мало денег? Начальник скотина? Прохожие толкаются? Нет, не слышал.»)

Так-то великая вещь, да. И внутренний стеб ровно настолько чтобы не впасть в сюсюканье. Метод, блестяще, но не так заметно использованный Хайнлайном в «Чужаке». Если что-то чуждо описываемому контексту, но непонятно (непонятно большинству участников контекста) почему внятно некоторым его участникам, почему не использовать современную речь? И даже сленг, если это сленг читателя? Нет, всем понятно, что ангелы и юродивые скорее перетирают на древнееврейском или, не исключаю, арамейском, но вот это «и вдруг степень внятности резко подскочила» как вы арамейским дадите? Щас... «И время встало навсегда, поскольку время стоит, а он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит, короче надо до отъезда заскочить к нему работу забрать...» И перемигивания с парой десятков традиций, тоже, скорее, чтобы не забывать, где читатель-то находится и что от читателя требуется. Это же вам не девочки Лидделл, которые проснулись и все в порядке, сказка лопнула. Отсюда же надо как-то домой возвращаться, не утратив верификации увиденного. Так что постмодернизм, в данном случае, не игра ума, а система тросов и канатов, увязывающая _ресурсное_ _состояние_ и то, что мы привыкли считать обыденным мышлением — чтобы можно было и выйти без разрыва шаблона, и потом обратиться сюда, не прибегая к многолетним экспериментам над собой.

Действительно, капитальная, эпичная, глубокая книга. К моему крайнему удовольствию, вижу пару блеяний типа «непонимэээ», что еще один плюс. Быть некультурным и должно быть дискомфортно.

С описательной точки зрения выше всяческих похвал. Роман захватывает целую кучу слоев из невообразимой толщи индийских способов жизни, и успевает показать, насколько это — малая часть, и сколько остается за кадром. Современные проблемы, вечные конфликты, коды и пароли на немыслимом количестве вербальных и невербальных языков (что надо сделать, если вас несет воющая толпа мимо равнодушных вооруженных солдат? Достать губную помаду. Нарисовать точку на лбу). Фантастические дополнения — киберреальность, уже не эксперименты а процедуры над генами и взрослыми телами — не то, что бы теряются, но уравновешиваются фантастичностью древней и вечно современной культуры. Вау.

а вот над фантдопущениями я скучала. По большей части скелет романа — набор кусков из трехтомника «Нейромант-Счет Ноль-Мона Лиза Овердрайв». И тебе новые сущности со старыми именами, сходящие к людям из киберпространства, и цифровые поп-идолы, и девочка с прошитыми мозгами (даже зовут Аж и Анжела — почти одинаково), и мачовитые сумрачные стрелки разной степени везучести, и и даже прием со сходяще-расходящимися сюжетными линиями. И «сценарный» гибсоновский стиль глаголов в настоящем времени. И те же, практически неудачники в мире людей, чувствительные носители эстетического чувства, вдруг оказывающиеся способными дать могущественным существам что-то, чего они желают даже больше, чем банального уничтожения человечества — причастность? смысл?.. В общем, и это у Гибсона было. Ну, йомайо.

Суммарно «хорошо, но не шедевр», как говаривал еще Жюль Верн, «мясо кролика уже должно было бы всем приесться, но Наб умел разнообразить соуса»

Соус, кстати, таки потрясный.

Жаль, что нет возможности отдельно прокомментировать и оценить рассказы отдельно.

Я очень мало, что имею сказать собственно про Малую Глушу, кроме того, что описываемое в книге не удивило, не вызвало никаких эмоций, кроме некоторого глухого раздражения\\печали, что-то вроде подборки фотографий интерьеров городских школ — ну, да, а вы шо, сомневались что оно так? У вас были иллюзии?... То есть текст-то хороший, но все-таки он с претензией некоторой на раскрывание глаз, а чо там, неужто кто еще не понял?

А вот СЭС-2.

С момента прочтения каждый раз, когда у меня высокая температура, снится «на мгновение свернувшееся хоботком лицо дежурного солдатика». И не то, чтобы описанные прямым текстом, но вполне представимые чувства Васи, который видит бегущую Розу, видит, Что бежит за ней — и не только не может ей помочь, не может за нее встать жертвой, но сам ее позвал, зная, что ей грозит — потому что цена невмешательства еще выше. Дилемма командира — холодно, расчетливо пожертвовать близкими и знакомыми чтобы спасти далеких и незнакомых. Васин учитель — более компетентный, более _сильный_ — знаком с этой дилеммой и покоряется бывшему ученику как пожилой сержант юному лейтенанту — а что делать, война.

Что же это за война? Мне кажется, Галина просто чуть-чуть сильнее закамуфлировала происходящее, чем стоило бы — но, с другой стороны, всегда кто-нибудь прочтет СЭС-2 как «новых российских охотников за привидениями». ГОЛОД — лежащее под любой психологической надстройкой стремление выжить любой ценой — это смерть культуры. Не «культуры» в смысле играть на виолончелях, а культуры в смысле знать можно и нельзя, уметь не стать ни хищником, ни жертвой в любых обстоятельствах. Смерть культуры оставляет только два типа взаимодействия — жри или беги.

Культура не обещает нам счастья. Она — прежде всего обязательства. Обязательства, возможно, выродившиеся, как письма умершему адресату, уход за не узнающим тебя родственником, вежливость с раскрашенной сукой, терпение среди мертвых бумаг; но альтернатива ей — холодный лес и полуобглоданные мертвецы. Выбор между невыносимым и неприемлемым. Внутри культуры есть шанс встретить кого-то живого, есть шанс помочь и получить хотя бы краткую помощь, есть шанс примириться. Вне культуры никаких шансов нет. Единственное животное, кроме человека, доживающее до преклонных лет — это слониха, потому что они имеют некий аналог культуры — взаимной поддержки и обязательств. Всех остальных съест Голод. Вот этого котика. Вот этого джейрана. Вот этого красивого льва. Слона-одиночку. Медведя. Сурка. Мышь. Филина. Всех.

Никто, я думаю, не будет отрицать, что сейчас на территории бывшего СССР культура разваливается и отмирает, как пальцы прокаженного. Насколько верно, что Голод пришел к нам с американскими промтоварами — не знаю, но зубовный скрежет постперестройки лично я помню очень хорошо. Как Галина смогла все это предвидеть в 1979 году — хз, но обманываться не приходится. ОН тут. Самые разные лица периодически мерцают, сворачиваясь трубочкой. Никто не в безопасности, сидя в трамвае. Нет, люди среди всего этого строят какую-то оборону, какие-то способы держаться достойно и контактировать иными, чем поглощение, путями (Фантлаб, кстати, сам по себе относится к активностям такого рода) — но чем кончится эта война, предсказать пока нельзя.

Очень страшная книга, честно.

У этого, в общем-то, сюжетно очень простенького романа есть любопытная особенность. Это хорошо, качественно показанный мир, в котором власть захвачена магами. Не тайными орденами, а совершенно открыто — кто колдует, тот и господин. Затем господами становятся дети и внуки тех, кто колдовал (вне зависимости от их реальных способностей — система-то уже построена, а уж норманнское или колдунское происхождение — какая разница). И до очень, очень большого напряжения надо дойти, чтобы система полетела вразнос. Чтобы замордованные жаки наконец поняли, что их господа ан масс уже не те быстрые на расправу и ловкие с мечом северяне, а изнеженные и раскормленные бездельники в кружевах. Ну или что Усмиритель одним выстрелом из своей ужасающей машины укладывает уже не тысячи, а десяток-другой людей. Что огромной толпе этот выстрел?...

Жанр, в котором написана книга, предполагает хэппи-энд. Поэтому смерть Робеспьера не ведет здесь к реставрации и — затем — закономерно — Бонапарту, а возводит к правительству просветителей. Что же, фэнтези есть фэнтези, имеет право.

И еще хотелось бы отметить интересную концепцию магических машин. В свете нынешней моды предсказываю, что переиздание этого романа со стимпанковскими иллюстрациями могло бы иметь большой успех — и, как минимум, его можно рассматривать как приквел к миру стимпанка. Например, воздушный шар, движимый против ветра капризной и требовательной Глориэлью — совершенно стимпанковский ход. То есть мы видим довольно забавный переход из жанра в жанр. В общем, если выраженно девачковая фабула вас не отпугивает, то могу смело рекомендовать.

Браво, автор!!!

Мало того, что было страшно интересно. Автор ткнул пальцем практически во все моменты, которые меня смущали при чтении «Острова сокровищ», и над рядом которых тролльски прошлись авторы отечественного мультфильма. Булькающий Трелони. Джим, который «делает зарядку». Неправдоподобно крутой Ливси (и ромашечку понюхивает). Не знаю, возникли вопросы у автора, как и у меня, сами по себе, или по наводке авторов мультика... Но автор с этими вопросами обошелся круто. Есть, конечно, спорные моменты — например, вывеску, плоско висящую над дверью, действительно не прорубишь так, как говорит Джим — а вот традиционную английскую вывеску «флажком» — почему бы нет, выскочив уже наружу и размахивая тесаком?

В общем, давно не читала я ничего настолько отдохновенного. Куплю папе в подарок. Пусть поставит рядом с Эксквемелином.

Песчаные капитаны — книга, читанная мной в крайне нежном возрасте (лет в 8), в связи с чем вся грязь(а она там есть) пролетела мимо ушей. Задним числом осознание ничего не поменяло. Этот мир с щелчком встал где-то рядом с «Урфином Джюсом» и «Легендой об Уленшпигеле» — так что Тощий, укравший худого младенца Христа, Колченогий, который не стал грабить только один из многих домов, и Кот, которого любили все шлюхи, а он называл мамой 16-летнюю девочку — тоже мои товарищи детства. Не могу сказать, что это плохая компания. Фильм я не смотрела, но песню, конечно, все слышали (...и добрых слоооооов я не слыхааааал)- так мне не кажется, что эту песню те ребята бы одобрили. Ну, разве поиграть на жалость. Они бы лучше матерных частушек попели — все бодрее жить. А в душу — не надо лезть. Целее будете, сеньор.

Пронзительно печальная история о том, что дети остаются детьми, даже вооруженные до зубов и освоившие все возможные технологии мошенничества. О том, что делает с человеком сиротство. О море, о капоэйре, которая танец и которая борьба и о том, что жизнь — на редкость живучая штука.

В городе Новосибирске, который не имеет никакого отношения ни к Анне Коростелевой, ни к городу Кармартену, ни к магии, есть университет. Этот университет примечателен тем, что преподаватели в нем почти все — совместители. Основные места работы у них — исследовательские институты, которые находятся в этом же, строго говоря, лесу.

Что касается собственно институтов, один из них (Институт Ядерной Физики) по легенде, явился одним из прообразов НИИЧАВО. Ну, например, тем, что «с улицы» он выглядит как двухэтажное здание. Пара моих знакомых работали на пятом подвальном этаже 8 корпуса.

Люди, которые учатся в НГУ и даже в школе при НГУ, понимающе кивают головами, слыша про преподавателей: которые отлучаются на пару недель победить чудовище; принимают зачет проездом из конференции в Аль-Аламейне на съезд в Маракайбо; мучаются головой после экспериментального распития водки, простоявшей три недели в ускорителе; полночи всем отделом ловили мышь-мутанта; задержались переговорить с уважаемым металлом; переносят коллоквиум, потому что пишут на студии альбом про пепел Нью-Кастла; уехали работать министром культуры в республику Саха; отняли у первокурсников едва живую русалку; едят камни; слагают висы; собирают материал для монографии, которую НЕ ПИШУТ; и внушают страх Божий драконам и старшекурсникам.

Говорят, место работы Анны Коростелевой — тоже НАСТОЯЩИЙ университет. Во всяком случае, автор явно очень хорошо знает, о чем пишет.

P.S. Однажды на заседании кафедры мне довелось во время ожесточенного спора пробормотать «если в вашем исполненьи их с предметом ознакомим, мы потом не оберемся неожиданных последствий». К работе мы вернулись не скоро.

Не знаю, насколько Сказания о Меджекивисе предназначены «для детей». Чтобы вполне насладиться хитрыми подмигиваниями автора в стороны множества мифологий, сказок народов мира и прочего поп-культа всех времен и народов, надо предварительно элементарно читать несколько лет подряд. Нет, ребенку тоже, скорее всего, будет весело. Но не НАСТОЛЬКО.

Я сломалась (упала со стула, начала кататься по полу, икать и всхлипывать) на моменте, когда вождь Crazy Horse угнал грузовик. Завидую всем, кто будет читать эту недлинную книжку впервые!!!!

ИМХО рассказ совершенно не стебный. Серьезный, как судья Джеффрейс и такой же циничный. Вот колодец. Вот жизнь в нем. Что продается? Того и налепим! Что революция? Поколбасимся... Рабство? А куда деваться? Измены? Что-то? Измены!! Ой, она сказала — измены! Ой, не могу!!! Ха-ха, измены, измены!!!

Какой же это стеб. Страшный сон — верно, тем более что подмигивает всеми подмигивалками сразу — и тебе Изольда, и тебе задумчивый доцент математики с фотоаппаратом, и тебе боги, и чудовища, и 90-е годы во всей красе. Бррр. Паланика на вас еще не было...

1976, № 6 — Фред Бодсворт, «Чужак с острова Барра»

Говорят, книга основана на реальных событиях.

Неизвестно, насколько реален европейский дикий гусь, которого штормом занесло в Канаду — вполне, думаю.

А вот гебридский матрос, ушедший в орнитологи, а вот европеец-исследователь, женатый на индеанке — реальный человек, знакомый Фарли Моуэта.

Хотелось бы отметить несколько моментов, касающихся Кэнайны Биверскин.

Ее история — качественно сфокусированная проблема индейцев-вообще (а также алеутов, луораветланов, и многих-многих других) . Сначала появляется миссионер. Нормальный (насколько это вообще возможно для миссионеров), не жук из «Deadman»-а, реально добрый хороший человек. Привозит детям игрушки. _Старые_ игрушки. Через недолгое время среди индейцев вспыхивает эпидемия туберкулеза.

Далеко не всегда белые убивали индейцев намеренно. Приехал, крестил племя, все племя умерло от кори. Ну йомайо.

Тут тоже — ой, — говорит белое правительство, — ой, вы ж так умрете! — и заболевших детей увозят в санаторий. Лечат. Бесплатно, разумеется.

Через несколько лет выздоровевшие уже подростки (туберкулез — это не быстро) возвращаются в родные вигвамы... И выясняется, что они разучились жить как живут их родители. Они много лет спали на простынях в отапливаемом помещении, ели сбалансированную пищу — пили молоко, в конце концов! — они не могут это есть, они не могут тут спать, им не о чем тут разговаривать. Навыки, полученные ровесниками за эти годы — охота, домашнее хозяйство — у них тоже отсутствуют.

Часть приспосабливается... часть спивается, часть погибает, Кэнайна же так и стоит посреди всего, прижимая к груди растрепанного плюшевого мишку без левой лапы.

Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что в России дальнейшие проблемы были бы меньше. У меня самой двоюродная племянница — на четверть ительменка, а сын — на одну восьмую мордвин. Плавильный котел Америки, по идее, должен переваривать смешанные браки ничуть не хуже, но... Молодой ученый знает, что брак со сколь угодно образованной, умной и красивой — но индеанкой — конец его карьеры. А речь идет именно о браке, так вот вышло, что эти двое не размениваются на короткие романчики — как дикие гуси образуют пару на всю свою жизнь.

Но европейский гусь осенью улетает на родину, в Европу. Вроде бы — конец. Конец ли? Могут ли дикие животные подать пример людям?

очень лиричная и печальная книга о том, как среди нарастающего трэша люди все еще хотят любить и быть любимыми... Трэш описан умело и неотвратимо (и захочешь не проигнорируешь), причем взят именно тот трэш который обычно затеняет и заменяет область любви. Неа, даже он не помогает. Сатана, пей горькую.

имхо тяжелее всего воспринимается эпизод с человеком, который играл со щенком (не подумайте ничего такого, просто бросал мячик). Любовь и смерть, больше ничего — ободранная до костей ситуация...

Очень бережная книга. Из настолько аккуратных я назову, разве что, «Иосифа и его братьев», ну, может быть, с обратной стороны «Мой брат Иешуа». Фэнтези — нет, это не фэнтези, хотя куча финтифлюшек вроде бы фэнтезийного пошиба — но все оказываются железобетонно обоснованы. Магический реализм? Да тоже, какая тут магия, философия одна. Жизнь как чудо, человек как чудо, надежда как чудо. Четверо людей, которым мало было того, что они имели, им надо было Настоящего — и как каждый из них искал свою Реальность.

Понравится не всем. Много намеков, отсылок, мерцаний — кто-то восхитится; кто-то заноет, что ничиго нипонял.

Присоединяясь к ряду нижевысказавшихся комментаторов, хочу добавить один, пока упущенный момент. Это да, умная, сильная, развивающая книга — но это еще и ужасно смешная книга. Ну, понятно, не для всех.

«Возьмем Адсона Мелькского и засунем его в Гимн по Лейбовицу! Нет. Пусть их будет человек пять-шесть таких адсонов. А за ними пусть приглядывают три-четыре Вильгельма и...и... давайте еще Гэндальф. И выбросим их всех в открытый космос встречать чей-нибудь корабль поколений. Так выбросим, по хайнлайновски — с шпигатом для блевать и с веревочками на поймать друг друга. И пусть там еще будет какое-нибудь псевдорелигиозное пророчество. В адсонов уже не влезет? Тогда пусть оно будет у инопланетян. И Шао-Линь. Не, не у инопланетян, а то адсонам будет хана, ну, в постапокалиптике такой себе шаолинь, чо. А! Все слова, которые у нас в языке стянуты с древнегреческого, перегоняем в латинские, все с латинскими корнями — в древнегреческие. («и напечатал десяток цветных люкскрибий») Все равно все поймут, но пусть помучаются. И еще давайте Урсулу ле Гуин на что-нибудь обворуем. Например, эмиграция через полюс! И тоже чтобы почти все умерли уже после арктического перехода. И Спину одним глазом подмигнем. И пусть Жюль Верн ест мисо с морепродуктами. А то ишь, Сайруса Смита заставил же ж ракушек жрать — пусть теперь сам попробует!»

При том, что и подумать есть о чем, и просто сюжет захватывающий — за вот этот ржачный слой «я знаю, какую книжку вы тоже любите» автору гран-мерси!!!

ну и еще, пожалуй, стоит отметить, что связующей осью всего текста является символ открывающихся дверей. Тяжелых, физически сложных, сквозных из неизвестности в неизвестность, навстречу опасностям — открывающихся медленно и со скрипом. Ими книга начинается, ими книга заканчивается, но меняется — и как меняется! — масштаб.

«Поверг себя на колени,

Вскинул на себя руки

И, обуреваемый вспененною судьбой,

Молвил:

«Горе лому, которому не стоять!..»

Против лома нет приема, чоуш.

Это что? Это отважная героиня размышляет, не редиска ли она, развязывая очередную войну. Я не шучу.

На этом месте я прошлый раз сломалась, начала ржать вслух и закрыла читомое. Но, увы, модераторы Фантлаба суровы — чтобы ответственно ставить оценку, ты должен дочитать.

Просто поразительно, насколько одни и те же художественные приемы могут вызывать удовольствие (Олди) и раздражение (Валентинов). Может быть, дело в пропорциях. Может быть, в том, что Олди, пользуясь как методом обрывки воспоминаний-смутные намеки-перелицовывания всем известных банальностей, берут ну по крайне мере всем известные банальности, или дают себе труд где-нибудь бочком впихнуть вводную.

Может быть, дело еще в том, что речевые портреты героев у Олди имеют хоть какое-нибудь правдоподобие. Здесь же, ох, Денница изъясняется в стиле ЧГК-шного Мелькора; конный центурион — то ли таджикского дворника, то ли подростка-дауна (не, я понимаю, что автор имел в виду что-то типа «я старый солдат и не знаю слов», но блин, ну в Кука можно поподглядывать, или там в Симонова, чтобы посмотреть, как эта публика разговаривает...), внутренний монолог героини достоин сразу целой полки покетбуков типа «огненная страсть» или «милый граф» — омойбелокурыйбог (это типа ушлая политически активная стерва говорит, а не праздная курица грицацуевских лет, причем не стебется, все всирррьёёёз, причем, опять же, не прощаясь с любимым, а увидев симпотного парня)

Что до сюжета. Ладно, я не против апостолов, которым Денница выделяет места для проживания. Ну, тхе пхантастика, допустим. Почему оный Денница берет себе англо-германский псевдоним — то вообще тьма печальная, оски стало быть и самниты говорят Хэмтриос. Вот так все бросили и говорят по-гречески. Ангел, кстати, тоже по-гречески. Ни одного грека, кстати, на сем пространстве романа.

Героиня, крепко потерпевшая в италийской войне от Корнелия Суллы, переписывается с Випсанием Агриппой? нуачо, выпил с Берия, закусил с Пелевиным — одно столетие, одна страна, ну чо вы.

Еще пара моментов.

1. Беседуют иудейский архангел и италийка 1 в. до н. эры.

» — Предлагаешь провести плебисцит среди... среди неандертальцев?

- Вот спасибо! Хламидомонадой уже величали!»

Ну конечно, не только неандертальцев она знает, но и денисовцев... И тасманийцев... и хоббитов с острова Флорес, ага...

2.» Души гладиаторов забирал с собой Тухулка, самый страшный и кровавый демон.»

Ну, вот и до Ктулху добрались...

Ну и не зря Mastino требовал чтобы я дочитала до конца!

В послесловии автор пишет:

ну хоть на обложке бы рисовали что-нибудь типа «Продолжение «Звирьмариллиона» помноженное на «Таня и Витя против диких гитар». Нечестно говорить только в послесловии, что все вышеизложенное было с самого начала только стебаловом. Впрочем, может быть, я повелась на похожесть с Олди — они-то пытаются как-то серьезные вопросы поднимать. Бывают, конечно и достойные примеры стебалова по историческим мотивам — не ошибусь, упомянув один роман, где неизменная Марлен Дитрих (у которой в ЭТОЙ книге красивы только ноги) увлекаема в каюту неким поэтом. Но там-то как раз никакой этой задыхающейся взволнованности текста, немаркированной обрывочности временных потоков — того всего, что по идее обозначает «ой, я это настолько всерьез, что даже не фильтрую».

горе, в общем, лому, которому не стоять. Горькое.

рассказ является хорошей, годной литературной игрой и доставляет удовольствие только как таковая (я в принципе понимаю жалобные воплы предыдущих ораторов). Но как таковая — просто фантастика, сколько хитрых намеков можно впихнуть коленкой в микроскопический текст.

Рекомендация Фантлаба клялась и божилась, что мне будет интересно. Мне было интересно.

Интересно было, сумеет ли автор выдержать героя полностью отмороженным до самого конца, не произведшим внутри себя ни единого движения (застеснялся, обрадовался, посочувствовал, невольно засмеялся). Сумел. Лед меланхолично прёт из локации в локацию, мочит противников, получает гифты и дизадвантаги, собирает хабар и заглядывает к разнообразным магам, оружейникам и трактирщикам. Тот, кто ведет персонажа, сильно устал на работе в офисе или выпил чуть больше, чем собирался, и не испытывает по отношению к происходящему никаких эмоций. Ведем девушку на перепихон. Упс, случился очередной боевой эпизодец, у девушки дырка во лбу, Лед, не меняя скорости, продолжает движение, прикидывая, сколько заряда осталось в амулете и пистолете))))

Я аплодирую. Даже Донцова тщится изображать какие-то человеческие порывы в своих героях. Автор Льда честен до конца. Браво.

Гибсон напредсказывал какое-то неописуемое количество всего. И вот, gолный Ютуб записей с живых концертов Hatsune Miku.

Я мало знаю фантастов, чьи предсказания исполнялись бы в таком количестве. Не то, чтобы _все_ — и центральная РОссия не является радиоактивной пустыней, и глубина-глубина пока не хватает наше восприятие полностью, от компьютера всегда можно отскочить, даже если вас затянуло в черный лед... Но шаг за шагом. То одно, то другое. То люди с аллергиями на бренды, то произведения искусства, созданные компьютером, то микрогосударства-домены внутри бывших стран,

то вот виртуальная поп-звезда.

Чисто для протокола. Как человек, в силу диплома несколько знакомый с произведениями классиков психологии, таких, как Фрейд, Фромм, Перлс и другие, подтверждаю, что в книгах Рона Хаббарда много здравых и резонных мыслей. К сожалению, это не его мысли и не его рассуждения. Как студенты пишут рефераты, помним? Забыть про кавычки и шпарить кусками. Слеплять своими рассуждениями строчки по три-четыре. Поскольку копи-паст в годы написания дианетики был еще не развит, да и за прямой плагиат можно было влипнуть, рон терпеливо пересказал все своими словами, не особенно заботясь о полном сохранении смысла. Где-то осталось, где-то нет. Во время оно у нас с однокурсниками было развлечение — кто первый угадает, кого ободрал Великий Фантаст в открытой наугад странице?)))

Берг местами мне нрвится чрезвычайно, а местами вбивает в хохот. Но опять же не в укор. Огромное колличество интереснейшей информации по Великой и просто Отечественным, читается с восторгом — такое ясное, открытое изложение. Но так это потешно вставлено в контекст, особенно в продолжении («Мы из Кронштадта») — что вспоминаются полупрозрачные стругацковские астронавты)))) Постреляли зомбей — и лекция. постреляли вторых — еще лекция. Постреляли третьих... И тут я понимаю, что куски про зомбей уже просто перематываю, ожидая очередной исторической байки.

Танцуя от Круза к Бергу, отмечу уменьшение до нуля и без того невысокой новизны фантдопущения (что минус); существенное уменьшение количества описаний видов огнестрельного оружия и патронов к нему (толстый плюс!!!); специфика работы медиков и медучреждений в начале зомби-апокалипсиса — новый ракурс относительно традиционных выживальщиков-профессионалов и простообывателей (толстый плюс). Все то же ужасные уроды пыщ-пыщ — разуммется, минус; попытка моделировать социум спасшихся, состоящий не только из бойцов и благодарных красоток — плюс; попытка потроллить книжки, в которых спасшиеся одни бойцы и красотки — минус (пыщ-пыщ, секс-секс — хоть и отрицательные герои, но скуууучно же, хорошо что немного)

в общем, автор, пиши еще, читать приятно.

А я-то искала этот рассказ у Борхеса!

Жутко пойманное ощущение того, как в самом комфортном состоянии человек внезапно понимает, что живет не своей жизнью, не свою судьбу. И как бы ни было хорошо «здесь и сейчас», мы бежим прикоснуться к себе-истинному... Даже не думая о том, что можем потерять всяческие социально-материальные удобства. Парадокс Уиллоби, в каком-то смысле. Просто в этом рассказе все обнажено и просто — человек бросает все, берет свое, оглядывается и уходит. Может быть, жалея. Может быть, с облегчением. Неважно — бифуркация пройдена, назад не вернуться.

Я страшный лютый извращенец. Никого не призываю идти моим путем; впрочем путь этот по своему прекрасен. И дает совершенно особые аллюзии.

Видите ли, я читала «Сын Лаэрта» не то, чтобы после «Одиссеи»- это логично, а еще и ПОСЛЕ «Улисса». Это получился очень неправильный бутерброд. Но вот беда — мне кажется, что сами Олди тоже читали эти три книги в этой же последовательности.

В итоге вопрос тоски по дому и возможности остаться собою и тем не менее дома оказаться; вопросы того, как именно ждет и чего именно ждет женщина за краем горизонта; узнает ли отца Телемак и при чем тут боги, а главное, Далеко Разящий, который не бог, а кто именно — тоже еще вопрос — выглядят не чем-то привнесенным в старую греческую сказочку, а поднятыми самой структурой мифа. Как известно, одного из Четырех.

Конечно, Одиссей сумасшедший. Ха-ха, кто там нормальный. А кому нужна эта нормальность? И, главное, зачем нужна? Чтобы управлять удобнее? А если мы не хотим, чтобы нами удобно управлялось?

Конечно, текст нелинейный, неудобный, во все стороны что-то торчит, какие-то повороты, развороты — альтернативы всего две: либо ты натыкаешься то плечом то локтем то коленом на очередной угол и шипишь «от понапридумывали больно умные», или ловишь ритм этих разворотов и коленец и через сколько-то итераций обнаруживаешь свой ум танцующим что-то типа сиртаки. Такая, боевая разновидность.

За Моисея авторам отдельное огроменное спасибо))))

Кроме самой книги, которая является несколько предсказуемым развитием предыдущего материала (это как восьмого павича читать — все те же кунштюки, их уже ждешь и оттого не так торкает), хочется отметить весьма элегантное послесловие авторства М.Назаренко. Спасибо.

Что же до самой книги. Атмосфера волшебно-обыденного мерцает не так тоскующе-притягательно, как в Маленьком, большом, но никуда не делась (за одну нее стоит читать и перечитывать). Будни средней Америки местами отдают в Бродского и его ястреба, местами в Стейнбека, местами в Чака Паланика, местами чуть ли не в Марка Твена и Гекльберри с Джимом на плоту; в общем, Соединенные Штаты наконец перекипели через край — мифология сложилась, она узнаваема и спокойно тащит свой контекст из-под одной обложки под другую, не теряя идентичности.

Кстати, об идентичности — климаксология для человека, преподающего возрастную периодизацию Эриксона, так же наивна и прекрасно мила, как паровые счеты для современного айтишника. Кавай, кавай. Ня.

А вот катарсиса как-то не получилось.

Чигиринская молодец.

Читать толкинический фанфик, и читать толкинический фанфик, написанный попавшим в ловушку «найди предателя» пилотом космичского корабля — две абсолютно разные вещи. Дело Пьера Менара живет и побеждает — что имел в виду Белгарион в этой сцене? (когда он там ее писал? хм...) А нет ли вот здесь намека на... Или тут... Что же с ним произошло на самом деле? Где в это время был Итари? Куда подевалось, в конце концов, тело Белгариона? Нельзя ли в концовке поймать какую-то логику?

Ух, так мне непросто было только на Греге Игане. А толкинические фанфики — их кто только не пишет, вот я писала, например))) До сих пор на Куличках валяется. Нет, качество текста Чигиринской — профессиональное, тут вопросов нет, это не расхожая самодельщина. Но остранить текст, сделать его не «кинолентой», а объектом параллельного расследования — это сильная тема, правда. Привет Умберто Эко.

И еще одно (похоже, привет уже ОТ Умберто Эко, обратно) в некоторой степени «модная» — но исключительно мной одобряемая метода описывать эпические событий подчеркнуто натуралистично, жестко, «зримо, грубо», — так вот, эта метода, ставшая с легкой руки пана Сапковского популярной в качественной фэнтези. Вот именно ее популярность лично со мной играет злую шутку. Читая «По ту сторону рассвета», я все время подсознательно ожидаю, что вот-вот выяснится — одного из соратников Финрода вовсе не скормили волкам, а через вастакских торговцев за большие деньги загнали далеко на восток, в Аш-Шарийа...

Тема, заданная Лазарчуком, формировала декорации — лед и металл, тоталитаризм и надежда, холодный пробой электричества, ирония и печаль.

А дальше хороший грелочный рассказ превращается во внезапное соло посреди шумного многоголосого джаз-сейшена — вроде и линия не сменилась, компоненты те же, просто слушатель перестает чувствовать вкус вискаря и сигареты, исчезает тепло подруги, сидящей рядом, шум передвигаемых стульев в отдалении — остается только музыка и сердцебиение.

Вы будете почти до конца думать, что это стебный рассказ.

Страшно раздражающий текст! Бесит! Постоянно не совпадают ожидаемое и получаемое. А перечитываешь — блин, логика есть, не упрекнешь. Дико бесит герой, с которым хряп-хряп опять вляпываешься сопоставиться, а он зараза опять садится в галошу. Люто бесит сам Волхв. Довериться? Демонстративно обманет, украдет пять рублей. Обозвать шарлатаном? Обманет, вытащит что-то жутко настоящее, проверяемое, вложи-вложи персты, вот они раны от гвоздей, фашисты на этом острове настоящие, места расстрелов всяк покажет, все реально.

Верить? Нельзя. Не верить? Нельзя. Что за идиотский спектакль в спектакле в спектакле? Что за полупьяные австралийские соседки? Что происходит?

Боль. Стыд ( — «рвотное движение души», М.Анчаров). Невозвратимость невинности. Обвинение... и не прощение, нет, отпущение. Ты понял? Хи-хи. Ну, живи теперь с этим. «Повернув глаза зрачками внутрь»

Строго говоря, это называется стать взрослым, и это нынче не принято делать. Принято доживать до дома престарелых мальчиками и девочками. Поэтому, имхо, так много возмущенных отзывов. И правильно — делать взрослым человека, который к этому категорически не готов, более жестоко, чем обучать сексу десятилетку.

Так что подумайте, прежде чем открывать Волхва — вы как, готовы?

*растерянно*

камрадес!!! я что-то почитала комменты и поражена! неужели никто не увидел, что не только

Гейман вывернул наизнанку не половину истории, но всю ее, до последнего шва, пятна на стене идут негативом, Князь Мира сего правит открыто, на троне Великобритании — НЕЧТО, и долг разумного человека гонит его вовсе не в государственные структуры...

Партизанский рассказ. Во многих смыслах.

Восхитительная сказка. К ней нельзя относиться, как к «серьезному» фэнтези, это именно сказка-притча-миф на пороге жанра, чем-то похожая своей — одновременно — условностью и вещественностью — на биглевские истории.

С одной стороны — нянюшка, между делом обернувшаяся медведицей, немножко зазнаистые валькирии, таинственный и чем-то смахивающий на Деда Мороза Один; с другой — страшновато натуралистичные герои-драконоборцы (почти кроманьонцы), скользкие византийские царедворцы, тупо ведущие столетиями племенную грызню роды...

И легкая поступь идущей между ними девочки-девушки-юной женщины, от которой отступилось время.

Рассказ настолько коряво написан, что запомнился лучше некоторых финалистов. Хохотала в голос. Термитные гнезда как образ грудей — это сильно, учитывая, что термиты — ближайшие родственники тараканов. Я понимаю, что автор пытался ввести африканский колорит, но право же. Сочетание многочисленных «ихних» с высоким штилем тоже очень забавно.

В общем, очень смешно, правда.

Что же до того, что мог бы сделать из этого рассказа толковый редактор (допустим, за деньги) — некий персонаж вожделеет к пищепродукту. Не ново — см. «Американский пирог». Использование иной расы разумных как животных\пищи и оправданность этого — в принципе, тема развиваемая (автор как-то вскользь упомянул дельфинов, я даже понадеялась, что ГГ окажется дельфином, но увы), но пока все очень зачаточно и надежно похоронено под толстым-толстым слоем эротики.

И, божжижмой, кионы, они что там, мазохисты — зачем дают имена еде?

Сюжет: выбор между властью и искусством, он же выбор между влюбленным ботаном-папиком и одержимым суперроботом. В принципе, отдельные искорки летят то в Пелевина, то в классику, но вообще достаточно нетривиально.

Стиль: мааськовская попса. Многие уже плевались, мне, скажем так, тоже не близко, но стиль существует и почему бы им не воспользоваться? Что характерно, вызывает этакую встряску органов чувств, почти как «Сказка странствий», пересказанная языком шансона)))) непривычно, как минимум. Что само по себе хорошо. Экзотичненько. На фоне пристрастий цифродевочки роботы кажутся милыми, домашними и понятными.

Месседж: искусство формирует способность любить и быть милосердным. (Обойдем стороной, ЧТО автор применяет в качестве искусства)

Вердикт: очень специфично, но с технической точки зрения не подкопаешься.

Сюжет: антиутопия классического типа. честно вымирающее население, чтобы занять время, развлекается тоталитаризмом; квалифицированные управленцы из врачей старательно поддерживают процесс, чтобы никто не дай Бог не остановился и не огляделся.

Стиль: германизмы. Интересные отсылки как к Гете, так и к Кафке и прочим Лени Рифеншталь, что забавно, так как данный сюжет обычно намазывался или на русскоязычный, или на англоязычный дискурс. В общем, стиль слегка взбадривает. Тем не менее, нив фабуле, ни в композиции нового ни на грош, читатель бы и бросил, а жюряга не волен — пришлось дочитывать.

Месседж: Да нет никакой Матрицы, Нео.

Вердикт: упражнение зачтено, текста не вижу

Еще один фанфик.

Сюжет: Дориан Грей вынужденно спасает заложников

Стиль: манерный, склизкий и — главное — не выдержан дух первоисточника. Уальдовский герой скорее вценил бы брутального мощного парнишечку, чем молодую неопытную стерву)))

Месседж: отсутствует

Тема: раскрыта адекватно

Вердикт: Тощища

этот рассказ не хочется анализировать пошагово — построен он, хоть и не блестяще, но аккуратненько.

Хочется усомниться в конструировании месседжа. Милая автор! Что вы подразумеваете под «настоящей любовью»? Совместный оргазм? Со стороны юноши я вижу храбрость, честолюбие, отсутствие жадности. А любовь? Не вижу. «Ты со мной? ах, нет? Жаль. ну что же, чмоке.» Со стороны Лунной девы вы и вообще прямо описываете разделенную страсть, которую потом вполне без излишних заморочек она использует по своим нуждам. Нет, эти нужды не гнусны, Дева в своем праве, добра и честна. Но нет здесь любви. «спасибо, дорогой, было мило, чмоке»

если бы вы не выражали столь явно деклараций про Настоящую Любовь, было бы — ну, вполне технично и по теме. А так некрасиво как-то.

Лично я, если бы мне довелось поработать над этим рассказом, добавила бы послесловием пару абзацев, про то, что девушка из самого начала не переставая играла на своей дудочке все время, пока ее любимый ходил сражаться. И, наверное, померла от усталости когда тот вернулся, так что тот женился потом вовсе на третьей))) И именно в момент смерти девушки цветок в руке Лунной Девы внезапно исчез. Ну, раз уж речь ведется о любви, а не о магии, основанной на сексуальных энергиях.

Сюжет: неоконченная попытка позитивной реморализации с орбиты.

Стиль: классическая оппозиция «наивные Инопланетяне верзус бытовуха, исполненная козней различных». Стилистика выдержана ровно, без заметных ляпов, но просто уже заезжена в пыль.

Месседж: совести рожоной нет, чужую не вставишь

Тема: Враги человечества — видимо, наши пороки. Враги пороков, но не друзья людей — да кто его знает, инопланетяне вроде бы прочто и честно пытались лучше людям сделать.

Вердикт: третично, четвертично, палеозойно

Сюжет: отсутствует.

Композиция: постмодернистическая мозаика (не попытка мозаики, а прям-таки аккуратно разложенный паззл) только, автор, вы таки слабак. А как же масти и младшие картинки? По старшим-то картам любой напишет)))

И еще — генетическое вырождение не случается в ПЕРВОМ поколении, автор. Даже во втором. А к четвертому поколению неразмножающиеся (по вашим же словам) зомбаки стратятся сами. Так что непродуманка детектед.

Язык: милый, бодрый, живой

Месседж: настоящему индейцу завсегда везде ништяк

Тема: не раскрыта. Враги человечества есть. Врагов их — нет.

Вердикт: с интересом почитаю что-нибудь другое того же автора, когда ему таки найдется, что сказать.

Сюжет: монахи на болотах, или «сколько раз я тебе говорил, не переключай незнакомые рычажки!»

Фантдопущение: Язычество существует и реально, а христианство является социальным институтом. Вы, автор, не первый в таком допущении — во-первых, Гарри Гаррисон целую фэнтези-эпопею написал с таким, во-вторых, в 70-е-80-е годы в СССР было напечатано множество текстов такого типа — где Леший или водяница допустимы, а ни завалященького ангела и уж тем более ни действенной молитвы, ни животворящего креста. Тем не менее, вам удалось избежать издевательской нотки о «сущеглупых попах», что редкость. «Вот просто зачем-то они все верят во какую-то неработающую ерунду, не будем останавливаться на этом»)))

Стиль: в принципе, не напрягает. такой, общестаринный. Если не читать глазом филолога-славяниста-реконструктора, то вполне прилично.

А вот ПУНКТУАЦИЯ — чума!!! автор, ну ужас же, что вы делаете своими запятыми.

Месседж: «читай внимательно устав чужого монастыря»

Тема: раскрыта. Люди, сняв защиту с дороги, попадают в лапы одной нелюди, но спасены другой, конкурирующей.

Вердикт: Вполне читабельно.

Сюжет: Мужчина-на-чужбине, или Кому верить? Кругом война. Одни инопланетяне — однозначно гады (бомбят. жену убили), другие неясные какие-то (почему-то служат людям, по словам офицера, пользуются людьми, как прикрытием)

Структура сюжета не выдерживает никакой критики (как погибла Катя? Почему офицер выжил в бомбежке, а ни одного солдатика не спас? если корассцы подставили людей для собственной пользы, почему война тем не менее иддет на их планете?)

Язык: Чистый, четкий. Видимо, за счет него рассказ и попал в финал.

Стиль: псевдовоенная оченьмужская проза, активно перевариваемый как раз сейчас фантастикой дискурс Симонова, Шаламова, Кожжевникова, Шукшина и прочих Хемингуэев и Ремарков. Тема пока не слишком затаскана, при качественном исполнении работает мощно, но ошибки в ней заметны, как сажа на белом.

Месседж:... неясный. То ли не поддаваться на провокации подчиняющихся. То ли не слушать глупых толерастических девок. То ли не верить офицерам. То ли «все врут!»

Тема: попытка чувствуется, однако неясно, являются ли корассцы врагами венагов? или просто отмахиваются от них всем доступным, включая людей, за что людям честно служат? То есть засчитать тему нужно, но есть ощущение. что автор в ней сам запутался))))

Вердикт: Ни то, ни сё.

Сюжет:

Раз за разом соседи-симбионты людей защищают их из соображений разумного эгоизма, совершая все более согласованные усилия.

Стиль: — спокойный, с некоторым сползанием в слащавость, впрочем, не чрезмерную. Перебивка «реалистичных» частей «магическими» композиционно оправдана и логична. В целом лично я советовала бы автору производить при редактуре прополку причастий (а то что-то прямо много их)

Месседж: «возможно, даже бесполезные на вид компаньоны на самом деле очень полезны». В принципе, что касается кошек, с очень похожим месседжем имеются пара рассказов у пана Анджея, а если внимательно почитать «Ружья, микробы и сталь», так станет понятно, что не только кошки — и собаки, и ослики, и козы, и коровы и морские свинки.

Пару очипяток можно не обсуждать, они явно не системные.

Соответствие теме: не стопроцентное. это не «враг врагов человечества», это «ценитель человечества за его удобство» — а враги человечества сами по себе героев рассказа не напрягают вовсе.

Вердикт: вторично, но недурно выполнено

Сюжет: Фанфик\\постмодерн.

Персонаж одной общеизвестной истории набивается в попутчики персонажам другой общеизвестной истории.. Совместно и независимо они все производят ряд неаппетитных действий, частично описываемых в УК РФ. Через некоторое время выясняется, что основным мотивом действий является опасение, что их, в противоположном случае, заберут в рай. Нежелательность такого итога мотивируется недостаточной элитарностью рая.

Месседж:

Сохранение личного достоинства, проявляемое в нежелении унижаться, является ценностью, превосходящей все иные.

Стиль:

Мозаика образов. То есть, ммм, автор ХОТЕЛ построить мозаику образов, но не учел того, что данная техника требует некоторого изменения эмоциональной окраски каждого элемента. В данном же рассказе эмоциональная окраска текста абсолютно монотонная, что забавно первые семь строчек, но потом удручает чуть более чем полностью. Кусочек про чаек, поющих про прелести сухопутного образа жизни (????), являющийся похвальной попыткой разнообразить эмоциональную палитру текста, удручающе зашкаливает штампами. Чувствуется, что романтически-положительные эмоции автору знакомы только в теории. Как сухопутная жизнь чайкам.

Речевые портреты: второстепенные персонажи удались лучше, чем ГГ, который по задумке должен демонстрировать рафинированный холодный разум, но вместо того допускает канцелярские обороты типа «представляется интересным парадоксальная материальность»

Бэкграунд: неряшливый. То крысы молятся Луне, то Христос ходит по водам, то мертвецы обматывают корабли волосами.

Соответствие теме конкурса: Ни врагов человечества, ни их врагов не обнаружено.

Вердикт:

Скучища

Я как-то читала, что «Малыш и Карлсон» — это инструкция по взаимодействию с фейери. Ну, то есть Карлсон, собственно, то ли стимпанковый тролль (чем курощение не троллинг?) или урбанизированный альв, а Малыш как-то его одомашнивает понемногу.

Идея симпатичная, но лично я считаю, что инструкция по взаимодействия с Фейери — это Мэри Поппинс (вот кто хай альв с любого ракурса), а «Карлсон» — хороший, годный, имеющий очень приличный КПД алгоритм научения самоуправлению. Как известно, у каждого из нас есть подсознание (или Ребенок), которое в большинстве случаев любит плюшки и пошалить. Если бы Карлсон явился к 14-летнему Боссе, возможно, имелось бы и эротическое измерение предлагаемых им безобразий, но Малышу — семь, повесть детская и ее проблемы — для детей.

В первой книге — Карлсон неуправяемый хаос. Начинающее разумное начало ребенка — Малыш — только и успевает, что жалобно причитать «Что же скажет папа» и пытаться объяснить рассерженным родителям, что люстру обронил совершенно не тот мальчик, которого они сейчас ругают (всякий современный психолог поддтвердит печальную правду этих слов). Но Малыш растет. От части к части он все легче перенаправляет креативность и энергию Карлсона в подходящее русло, и их совместная эффективность дивно растет — от несмертельной (ура!) прогулки по крышам в начале первой части к успешному сопротивлению домомучительнице во второй, и к роскошному издевательству над двумя взрослыми и опасными жуликами в третьей.

Кстати говоря, всякий нормальный ребенок терпеть не может Карлсона. У него у самого есть такой чертик под крышкой черепа, и управлять им непросто. Неча тут умиляться, вы сами с этим поживите. Потом — когда мы взрослеем, и наш внутренний тролль вянет, иногда и хочется выпустить, чтобы он помог разобраться с очередной проблемой... А выпускать-то и некого. Улетел.

Так что трудна наука и не поссориться со своим Карлсоном, и не дать ему превратить свою жизнь в руины. И чем раньше мы начнем об этом задумываться (7 лет — вполне подходящее время), тем больше шансов не ошибиться.

Одна из тех бешеных книг, в которых с фантастики облезают фантики)) и фантдопущение превращается в Литературу. Как ле Гуиновские «Четыре пути к прощению» только сумасшедший будет читать для развлечения, так и Белая Чума — кузина Поминок по Финнегану, а не привычным романам о биокатастрофе.

Ее трудно и местами неприятно читать. Ее какбэ хэппи-энд оставляет горько-кислый привкус тошноты. Она меняет читателя капитально.

Только знаток тягучих многозначительных ирландских новелл (которым я не являюсь) оценит все культурные знаки, которыми испещрен горестный путь Безумца, Священника, Шпиона и Ребенка по стране, лишенной женщин.

Только социолог просчитает весь ужас и агрессию, которыми будет кипеть чисто мужское общество, обреченное быть последним поколением.

И только Фрэнк Херберт умудрится не сползти ни в пичальку, ни в шпионский детектив, вдумчиво доводя до логического итога принцип терроризма — мстить невинным.

Это не так ярко, как Дюна, но гораздо, гораздо ближе и поэтому — страшнее.

Настолько разные части, настолько неожиданен и — нелогичен — переход между ними... Первая часть до замирания сердца напомнила странную общность Станюковича и Соболева — «морская душа», да, жесткая трава Севастополя; медленно раскачивающийся горизонт вокруг узкого пространства клотика; камни, мироточащие историей и красота, воссоздающая сама себя в мириадах поколений, капитан, юнга, индеец, боцман и враги. Ухх!!!

И вдруг хрясь-брясь — как — это еще не конец? На высокой господской лошадке, пощелкивая стеком, въезжает Валентин Пикуль, тьфу ты, актер Бероев, тьфу ты, это же Акунин. Нет, сама по себе вторая часть неплоха, несколько скомканы мотивации героев, но читать можно, можно бы было, если бы не первая часть. Это как после Седьмой Шостаковича переключить на Радио дача, так-то бы терпимо, но переход уж больно травматичен...

Вещь, удивительная по ряду признаков. Во-первых, настолько стильная, что этого даже не замечаешь, просто через много лет разнообразное-современное начинает восприниматься как бледная калька. Во-вторых, архетипичная. Для создания из этого сюжета киберпанк-иконы надо поменять пару акцентов, для стимпанка — тоже, для биопанка в духе Мьевилля — вообще только технологии подстроить (чем Тибула красили да на каком приводе кукла ходила). Всё. Гимнаст, отключивший площадь, как родной встраивается в Матрицу; продавец шаров, запеченный вместе со своим товаром в торте — в фантазмы Бачигалупи; от образа рыжего оружейного мастера, небрежно ведущего на цепи леопарда навстречу роте секьюрити — плакают горько Росомаха, Халк и кто там еще есть брутальщиков.

Единственно, чем отличались бы, на мой взгляд, каверы Трех толстяков — они были бы (при абсолютно неизменном сюжете) куда страшнее. Легкий, почти незаметный налет оптимизма, тонкой пудрой лежащий на этой книге, нынче уж не воссоздать.

Хочу зацитировать в контексте обсуждаемой книги вполне научную статью. Биология. 21 век. Текст немного сложноват, но вникнуть стоит.

Жерихин В.В., Раутиан А.С. Филоценогенез и эволюционные кризисы // Жерихин В.В. Избранные труды по палеоэкологии и филоценогенетике. – М.: Товарищество научных изданий КМК, 2003. – С. 512-515.

(via bvi.livejournal.com)

Итак:

«высоко вероятны две стратегии адаптации к присутствию человека как мощного виолента: патиентизация в антропогенной среде (синантропизация) и избегание контактов с человеком. В-третьих, должен наблюдаться в широких масштабах переход к использованию ресурсов, производимых человеком (включая как целевые, так и побочные продукты его деятельности). Далее, как при синантропизации, так и при избегании человека высоко выгодной должна оказаться эволюция в направлении усиления интеллектуальных способностей. Из синантропного окружения человека, где эти процессы наблюдаются уже сейчас (вспомним хотя бы серую крысу и ворону), они окажутся перенесенными и в природу (на начало такого переноса интеллектуализации указывает, например, начавшееся распространение гибридов волка с собакой). В синантропных условиях должны наблюдаться своеобразные направления отбора, например отбор на эстетическую приемлемость для человека. Можно ожидать и таких, на первый взгляд кажущихся фантастическими, эволюционных тенденций, как формирование механизмов прямой коммуникации с человеком, могущих дать в синантропной среде существенные преимущества. Из видов с различными комбинациями этих свойств и будет, как можно предполагать, складываться новая биота Земли.»

А вы — фантаааастика...

М-да. Это, увы, не Врочек и не Шаинян.

В плюсы можно отнести общий веселенький фон повествования с забавными историческими отсылками, а также бойкость сюжета (слоники побежаааааааали!!!)

Из минусов назову уровень правдоподобности, соответствующий разве что детскому утреннику (девочка-подросток в роли пиратского капитана, оно да, оно прям ваще знак эпохи. Если бы ее еще хотя бы звали Пеппи-Лотта, ну я бы поняла) и полное неумение автора держать диалог. Почти каждая фраза заканчивается восклицательным знаком. Я как-то читала в поезде отечественный женский роман , вот там тоже все так изъяснялись. Все какое-то... понарошку. Утренник.

Ну, кому хрящик ленивца, кому суп из боливийского жемчуга; кто-то в восторге от «Миллиардера», кто-то от «Че Гевары» — и это, наверное, хорошо. Я не отношусь ни к тем, ни к другим, но ценность Боливийского дедушки несомненна, и вот в чем именно:

Большой цикл с очень разноплановыми авторами все больше напоминает студенческую игру в метаморфозы Талиесина:

«Я был языком огня и бревном, в том огне горевшим, я был совою в дупле и дуплом, сову приютившим, светил маяком на скале, ночную тьму разгоняя, семь лет на одежде Мак Кехта я пробыл пятном кровавым...

- Я был рогами оленя и юго-западным ветром, ошибкой лежал в основе неправильных вычислений, я был еловой корой, высокой травой в долине, был парусом корабля, державшего путь в Канаду...

- Я был полынью в степи и был отраженным эхом, я был заплатой на юбке торговки любовным зельем, был свежим номером «Таймс», поистине это было, малиновой пенкой был и криком в ночи беззвездной.

- Пятнадцать лет я лежал в кургане на Каэр-Керддин, я прялкой был и клубком, был черной дырой Вселенной, кофейной мельницей был, полоской на шкуре зверя, я был рисунком мелком и облачком плыл над Римом.

Такая здоровенная цитата не случайна. Авторы ведут диалог, кто аккуратнее, кто как попало, в меру собственной фантазии и поэтического дара, чтобы, согласно правилам, «вызвать ощущение полной свободы и безграничной надежности всего сущего».

«Боливийский дедушка», как и любое другое произведение Этногенеза, не должен оцениваться вне этого контекста. Возьмите любую фразу из приведенного выше диалога саму по себе. Является ли она классным и интересным произведением? Скорее нет, чем да. А вот в связи с остальными?

А вот связей, намеков, игр, перестуков и перезвонов, отсветов и отбликов в книге полно. Шаинян вообще большой специалист по намекам, играм в контекстном поле; подключению разных смысловых полей в единую систему. Один из ее любимых коньков — подключение к полю русскоязычной культуры чего-нибудь сурово экзотического, то Северная Япония, то Южный Юкатан. На фоне приезжающих-уезжающих в иное или прошлое, мимохожих героев несколько бледным получился московский художник (а, положа руку на сердце, неужто он не бледен сам по себе? мужчинко-медузка, увы, популярный персонаж в наличном социуме), а вот героиня — как обычно у Шаинян, взбалмошная и малопредсказуемая, вполне адекватна окружению.

Продолжение — продолжение увидим, а куплет «метаморфоз», по мне, вышел очень красивым и ярким.

Этот рассказ — кусочек моей внутренней мифологии. Впервые прочитанный мельком, на границе детства и юности, в каком-то старом издании — через много лет начал сниться. Ни автора, конечно, ни названия, только темное облако смерти разума, поднимающееся из холодной пустоты, и отважный пушистый друг, вместе с человеком сражающийся против него.

Это очень круто, на самом-то деле. Потому что ныне модное соединение НФ и фэнтези — только попытки допрыгнуть до этого уровня соединения научного и мифологического.

Потом текст нашелся. И оказался — как всегда бывает с книгами из детства — прискорбно короче, проще, прозрачнее. Но даже карандашным, этот рисунок прекрасен.

P.S. И еще это про котегов))))

Я читала этот сборник с двойным, даже тройным интересом – как любитель фантастики и чтения вообще; как женщина; и как антрополог.

Признаться, наибольшее удовольствие получил антрополог. Для просто читателя оказались слишком разными по уровню и стилю рассказы – как будто, сидя за шведским столом, суешь в рот не глядя, что попалось. Оливка. Улитка. Пирожное. Салфетка. Сыр. Вишенка… Жуй, читатель, глотай, читатель. Несколько рассказов возмутили, несколько порадовали, несколько заставили думать. Опять же очень забавным показался ход с псевдонимами – среди авторш ЕСТЬ мужчины. Но кто они? Авторы самых слащавых? Самых брутальных? Самых разумных? Или выделить их невозможно?

И тут сытым котом жмурится антрополог (негуманитарии, следующий абзац лучше не читайте). Ах, какой широкий охват шаблонов гендерных оппозиций!!! Как только не вальсируют в самых разных контекстах женское и мужское! Ведь, камрадес, книга, названная «женское» — никогда не будет только про женщин, она всегда и про Ту, Вторую половину человечества тоже. Детская книга может не содержать ни одной старушки; книга про врачей может не содержать ни одного убийцы; но в книге про женщин Мужчина является полноправным партнером почти каждой истории. Думается, дело в том, что это противостояние – больше социального, больше человеческого, и невозможно сказать «Шакти», не сказав – «Шива», невозможно использовать принцип Инь, не используя принципа Ян.

И именно игра оппозиций, в самых разных пониманиях, в самых разных уровнях личного авторского развития – самая, с точки зрения меня-антрополога, интересная сторона книги. От профессионально взвешенного взаимоуважения «Репутации» до жеманного садо-мазо «И мир ее — возмездие»; от простенькой и не совсем удачной с физиологической точки зрения инверсии «Из-за острова на стрежень» — до тяжелой, плотной достоверности «Четырех судеб Шикибу». Кто-то представляет себе оппозицию мужского и женского через наличие или отсутствие способности управлять собственным телом («Правосудие») – кто-то через разные стили обмана и коварства, присущие женщинам и мужчинам («Двойная игра»), кто-то через вскрытие ножом сомнения традиционных норм, как в открывающем антологию «Призе». А для кого-то мужчина так и остается смертным, только с изволения волшебного создания проникающим в особый мир. Что же? Такая точка зрения тоже существует, и хорошо, честно, что она нашла свое отражение в «Феминиуме».

И все-таки немножко, полочка в ванной, столик у окна – осталось на чисто женские дела. Тексты не про женщин, тексты ДЛЯ женщин. Для тех, кто запирается в ванной по утрам, чтобы спрятать – кто морщинки, кто жаберные щели. Для тех, чьей (вы не поверите – белой!) завистью упиваются и питаются более успешливые подруги. Для тех, кто сомневается в выбранном пути и прикидывает – можно ли еще что-то изменить? Для тех, кто борется со стыдными страхами, кто бережет некстати вспыхнувшую любовь от расчетов и политики, для тех, чей ребенок становится взрослым и берет на себя взрослую ответственность, когда они еще к тому не готовы.

И именно за эту часть книги, прихотливо разбросанную по разделам, я-женщина благодарю авторов. Спасибо вам, честно.

Эпичный роман, что и говорить. От десятилетнего мальчишки до старика за восемьдесят — и войны, и стройки, и Великие Стройки, и любовь, и потери, и чудо, и еще чудо, и еще, и динамо-машина, и танец Солнца, и колесо обозрения, и хоровод президентов, и затхлый воздух резерваций. По охвату сопоставимо с Форестом Гампом, только почти на столетие раньше. При этом в качестве бонусов к широкой панораме большой жизни человека в радикально меняющейся стране добавлены несколько важных моментов, которые, к сожалению, не были поняты предыдущим оратором.

Тема того, что индейцы существенно проредили фауну обеих Америк, не является уже новостью для тех. кто следит за палеонтологической и антропологической наукой. В этом смысле автор делает попытку развенчать образ «абсолютно экологичного народа» — белые вели себя не лучше и не хуже предыдущей волны захватчиков. Вопрос не найти виноватых, а попытаться совместно восстановить утраченное. И не для, простихосспидя, сафари, или прочего выгодного использования, а попробовать реконструировать биос полностью. Почти вся книга — разные аспекты поисков примирения — не подчинения, а нахождения общего, осмысленного. С собой. с убитым врагом. С живым врагом. С жестоким временем, убивающим красоту любимой женщины. С разлукой.

Поэтому, опять же, не ставится вопрос «кто плохой». Все, в общем, хороши. Просто надо как-то дальше управляться с помощью того, что есть на руках — с этими согражданами, с этой израненной землей, с этими сомнениями и страхами. «Мы должны сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать»

Что, кстати, крайне актуально как ракурс мысли для современного россиянина, поскольку является единственной альтернативой мыслям «после нас хоть потоп, а на нас хватит» и «валить надо отсюда, хоть тушкой, хоть чучелком»

Короче, очень и очень неглупая книга, и даже абсолютно неожиданный (ни нами, ни героями) хеппи-энд совершенно не оставляет впечатление натяжки. Но поработать головой таки придется. Кто готов — добро пожаловать!

Далеко не всем известно, что один из аспектов книги был аккуратненько прибран при переводе. Поскольку книга позиционировалась 1) как детская и 2) с положительным главным героем.

Дело в том, что в последние два рейса, в том числе и гибельный рейс, Робинзон ездил за рабами. Он в своей Бразилии понял, что это бизнес выгодный... И не побрезговал.

Именно поэтому его отчаянное нападение на каннибалов ради жизни будущего Пятницы является переломным моментом — мы-то в переводе видим, что симпатичный мужик Робинзон вступился за жертву людоедов, все естественно. А это бывший работорговец рискует жизнью ради какого-то цветного, потому что долгое одиночество и размышления привели его в чувство. Я еще в детстве все никак в толк не могла взять — в чем он так люто раскаивается-то? Ну, путешествовал, но не грешно ж вроде.

Скажу страшное — обычно меня тексты данного автора оставляют равнодушной. Да, качественно сделано. Да, красиво. Да, логично и лихо закручено. Но... неинтересно.

Даже, в общем, известно уже как оно получается — Бортникова визуал, а я аудиал — мне в ее текстах ярко липко... и глухо. Приходится, читая, перемножать на коэффицинент личного несовпадения.

Так вот! Именно в этот раз меня реально торкнуло! Впервые <s>на арене</s> за уж вполне немалый срок. (Поздравления, гирлянды, фейерверки, шампанское и оливье опциональны)

Теперь о тексте. Лично мне — пока — он показался лучшим из имеющегося в Этногенезе. Пангея хороша и вне Этногенеза, Приключения зомби в Америке апеллируют к собственному жанру и только, Рим почти мономерен, Дедушка избыточно мозаичен (про остальное умолчим)- а вот в Погоне за Жужелицей характеристики авторские: стиль, яркость, сила персонажей, исторические и географические реалии; а также волейбольная задуряловка сериальных взаимонамеков и капустник ворошения многочисленных классик — сбалансированы наиболее аккуратно.

Пафос Этногенеза — внутренняя дышашая логика всей истории, всего человечества, ощущение единства и глубинной неявной гармонии. Сменяются века и города, из рук в руки кочуют фигурки, но что-то остается неизменным. Если сериал ПОЛУЧИТСЯ, это умалчиваемое что-то рано или поздно выступит из мешанины коллизий.

Этногенезная удача конкретно этой серии в том, что основные персонажи и сами постоянно смещаются из социума в социум, да еще тянут за собой, как акулы прилипал, персонажей второго плана. Не два, не три социума, а четыре в незакрытом сюжете (Америка-Турция-Крым и Украина-Революционная Россия). Каждый из социумов ярок, пестр, шумен (наконец-то) и убедителен. И в каждом остаются вопросы, зацепки, ружья, развешенные по стенам, хочется вернуться, досмотреть, подглядеть, уточнить, решить. Что, собственно, и требуется от серии в сериале.

Стёбный слой Этногенеза, ИМХО, полностью, в самом конструировании концепции, позаимствован у Лазарчука и Успенского, вместе с центральной фигурой таки выжившего супруга Анны Горенко. Кто-то из соавторов цикла с респектабельным видом игнорирует этот слой, кто-то резвится в нем осознанно и лукаво — «Охотники» явно второй случай. Блики летят во все стороны — тут тебе и Мата Хари, и махновцы с медведями, и Есенин за дверкой, и матушка<s>Пелагия</s> Феврония, и Ма Бейкер с коломитом из песни «Бони Эм», и, как говоривал Рудый Панько, «чорт знает кто!!»

Что же до книги как таковой, вне контекста сериала... Она незавершена. Пожалуй, это все, что я вменю ей на сегодняшний день, но в случае, если развязанных концов в итоге останется больше, чем сошедшихся — автора будут жестоко спрашивать за выданный кредит доверия.

Пиши, Ляля.

Пиши.

Беда поколения, к которому однозначно относится Зонис — так называемой «Цветной волны» — в какой-то обескураживающей монозадачности авторов. Люди с лютобешеной реализационной силой, с едким и метким анализом, со способностью строить текст так, чтобы он гулял по всем органам чувств, как тапер по клавишам — топчутся в круге единожды заявленной проблематики. Колодан. Шаинян. Зонис. Зачем?

Может быть, дело в том, что мало времени прошло. Быть современником и видеть рост автора в реальном времени — совсем не то же, что сто лет спустя почитывать «Избранное». С другой стороны, абсолютно то же самое умудрился проделать со всей своей литературной судьбой Милорад Павич — так что, может быть, дело не в поколении?

Тут, видимо, надо уточнить, что речь не идет о типичной повторяемости героев, или о повторении сюжетных ходов — нет, речь о послевкусии. О каких-то глубинных вещах, рефлексией которых является текст. Может быть, дело в том, что «Цветная волна» не разменивается на проблемы, которые можно прорешать за раз (будь тот раз хоть во сколько а.л.)

Поляна Зонис — выживание в этически спорных условиях. Что там говорил Майлз Форкосиган про кнопку перезагрузки чести? У героев Юлии кнопка отсутствует. Спокойное рассудочное признание себя тем еще говнецом ничего не меняет в необходимости действовать, защищая то, что считаешь нужным (а это, как оказывается, либо что-то очень большое, типа Мироздания или Человечества, либо что-то очень маленькое, типа одной конкретной любви — на промежуточные объемы герои Зонис не размениваются). Соответственно, для читателя отождествление с подобным героем ничего комфортного не обещает. Читать, разумеется, тяжелее, чем мэрисью любого пола — и, например, в отзывах на предыдущую книгу масса нареканий на то, что герой — тот еще фэномен.

Этот, скажу я вам, не слаще — не хороший, не плохой, сильно перпендикулярный общепринятой морали, с туго напряженной интенцией ЗНАТЬ!!!, — один из сумасшедших ботаников, с серьезным лицом уменьшающих детей, меняющихся головами с мухой, заводящих домашнюю химеру или прикармливающих чужаненочка из пипетки собственной кровью. Знание — конечно, Сила. А еще знание — Свобода. Таинственные геодцы, ожидающие Освободителя, хорошо знакомы с этими связками.

Кто-то скажет, что мотивы героя более тщеславны и объясняются обидой не принятого в престижное заведение — ай, нет... На тщеславии сюжет забуксовал бы в момент возвращения с Вайолет — преграды рухнули, карьера светла... Нет же, герой прется как танк куда-то еще. На самом деле доступ в орден необходим герою только за одним — за изменением доступа к информации. И чтобы не мешали.

И вот этот ход лично мне глубоко симпатичен. Только двое могут неустанно носиться по Вселенной, неуклонно выведывая ее тайны — сумасшедший ботаник, наследник кузена Бенедикта, бежавшего из лютого плена не заметив того; и тот, кому крепко прищемило хвост (пропала любимая. обещана гибель. грядет Апокалиптец). Герой И&Н представляет оба эти типа. Тем быстрее ему приходится двигаться.

Должна добавить, что впервые, насколько мне известно, в сюжет включена непроходная женская фигура. Почти стерильно мужской мир Зонис наконец-то разбавлен вполне убедительно умной-бестолковой-верной-предательской, очень женской Лаурой Медичи.

И, наконец, о Вселенной. Из «первой части» — как всегда нынче, никто не пишет книг с концовками, что ж за напасть-то? — не до конца понятна структура изображаемого универсума, но и то, что есть, уже захватывает — какие-то вещи, конечно, отзываются то в олдевскую «Ойкумену», то в злоключения отца Поля Дюре, то в некночибудьпомянутый Вархаммер, но мысленное зрелище цветущего секена, и тяжелых шмелей, отправляющихся вдаль с пыльцой... Это реально образец высокой фантастики, на которую нынче не всякий решится.

Ахтунг!!! Это не чтиво!! Придется поработать головой! Прямо с какого-нибудь Круза, этого... как его... Перумова, с Вольхи или Сумерек на этот уровень прыгать не нужно, укачает! :dont:

Что имеем:

НФ-модель Сада расходящихся <s>Петек</s> тропок. Модель, кстати говоря, достаточно логичная, проведено аккуратное моделирование как работы с внутренней настройкой личности, так и с чисто физической стороной процесса. Лично я узнала о квантовой логике много нового.

Сюжет интересен очень нетривиальной линией психологически точного, иезуитски лихого ухода из-под давления. За только Канон и Реформацию стоило читать!

Порадовали отсылки к Фаулзу в виде ряда альтернативных концовок.

Стиль же изложения несколько суховат, не знаю, насколько это заслуга переводчика — вообще-то в текст с таким обилием информации какой-нибудь эмоционально-экшеновый маянезик просится, ан нету.

Есть подозрение, что сериал, особенно в поздних своих частях, постепенно превращается в замечательную литературную игру. За перебрасыванием мячика Бурносов! -Врочек! — Шаинян! — Колодан! — Бортникова! ... следить интересно. Слабых игроков, видимо, постепенно оттесняют к краю площадки. Станет ли этот волейбол произведением искусства, я, в общем-то, сильно сомневаюсь, но хорошую игру и так можно смотреть с удовольствием.

Вадим Нестеров — гений.

вот кроме шуток.

Дело в том, что сами по себе, пешком, писатели уровня Колодана не пишут простенькой экшн-фантастики. Даже не потому, что брезгуют — ну, как-то сразу вспоминаются мэтры-предшественники, основательно истоптавшие поляну, да и увлекательным кажется что-то посложнее... и остаются в песочнице одни марусеписы.

Но Нестеров молодец.

И вот достаточно большие ребята пришли строить куличики.

На что это похоже? Представьте себе, что «Рабыню Изауру», по приколу, снимают — одну серию Лукас или Кэмерон, другую Джармуш, третью вообще фон Триер. Про первую серию, исполненную Бондарчуком-младшим, все чаще предпочитают умалчивать... Сериал, сценарий которого не изменился ни на словечко, обрастает внутренними приколюшками, характерными поворотами камеры, взаимными подковырками и всей той задуряловкой, за которую так хочется смотреть и пересматривать Десперад, Мачете и прочих стариков-разбойников. Полагаю, Этногенез, почти заваленный вначале, спасен. Станет ли он из классного литературного капустника чем-то бОльшим — покажет время.

А об этой книге? Да что о ней скажешь — классная, то серьезная, то веселая (кенгуру!! — ааа!!!), легко читабельная, лихо закрученная серединка. Седьмая серия второго сезона. Как самостоятельное произведение, конечно, рассматривать не приходится — слишком много связок непонятно куда, но внутри чего-то — очень даже. Даже очень.

чисто по техническим причинам потребовалось читнуть что-нибудь из Этногенеза. Пугливо выбрала три имени: Врочек, Колодан, Бурносов.

Ну, что. То, что в Маршаковы времена считалось книжкой-калекой: «без конца и без начала», ноне никого не удивляет, сериал, чоуш. Ну и оцениваю. естественно, не как отдельное произведение, а как, например, просмотренную наугад восьмую серию второго сезона.

Бэкграунд чистенький. Кто-то ворчал, дескать, как так, центурион по-русски матерится. Так он и разговаривает, если присмотреться, по-русски. Ну, можно конечно, как Лев Толстой — кто на какойм языке шпарит, так и писать. а снизу перевод сносочкой. А вы читать это будете, критики?))) Или кого-то напрягает, что центурионы ругаются? О действительно — ужас. Ругаются. Бухают. И даже — не побоюсь этого слова — какают!!!

В общем, нормальный бэкграунд. ну, можно было поплотнее, конечно, ну там, к ларам хоть зайти перед отъездом в Германию, или веранду августову чуть-чуть конкретнее описать, чтобы он не на даче подмосковной сидел, а все-таки в более четких декорациях. Понятно, что пафос Этногенеза — все время сбивать исторический фон нынешним, но для эффекта их сначала-то надо конкретно так расставить! Нет, Врочек реально занимается этим вопросом, не филонит — но декорация все равно щелястая какая-то. Но вранья вроде бы нет. «Лакримой кристи» смирнинские фиги не запивают.

Герой нормальный — не супермачч, не слюнтяй. Автор, конечно, потихоньку проталкивает его в «скромные герои» — тогу снял, на деревянных мечах рубится! Но опять же, не перегибает палку. С переживаниями сложнее. За книгу герой хоронит двоих близких, причем если второй раз горюет вполне правдоподобно и искренне — за первый раз остались у меня смутные сомнения. То ли автору переживания, осложненные канцелярщиной похорон, аццки не удались, то ли нам пытались показать, что герой брата не любил и теперь в упор не понимает, как не выдать восторга или там гнева, что не удалось прикончить страшего самолично.

Сюжета нет. То есть его просто нет от слова совсем. Есть завязка, у Вальтер Скотта занимавшая первую треть книги (и все ныли, что долго). Х, потеряв старшего брата, едет в У, заводит знакомства, получает странную фенечку, задается вопросами, обнаруживает странные способности. Все. Ну, да, сериал, понятно. Как гаремные штаны — это не неприятность с человеком случилась, это нынче так носят.

Но вот за что очень хочется сильно пнуть автора, это за обильное цитирование Булгакова. ну. хочется намекнуть — намекни!!! Ну намекни второй раз!!! Ну третий!!! Но постранично зачем цитировать-то?? С игемонами, умываниями, Крысобоями?

А так-то что, автор сильный конечно. Диалоги, картинка, динамика — на отлично. Пиши истчо.

на сегодняшний день образный ряд: «десантник — доблестная гибель — отказ от райского отдыха, просьба о работе — ангел-хранитель» является вполне затасканным штампом городского фэнтези. «Баллада о парашютах» — это ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТЫЙ год, и ведь это год публикации, а не год написания.

Сейчас модно искать предтеч — и, вообще-то, будь сборник «Наши мертвые нас не оставят в беде» поприличнее, его можно было бы считать полностью детерминированным одной этой песней.

...Выждав приличествующее время после конкурса рецензий...

Автор взялся за очень непростую задачу — написать книгу для детей. «Средний и старший школьный возраст» — если на глазок. Насколько ему это удалось — покажут дети, уже проголосовавшие, например, за «Валькирию», «Багдадского вора «и «Непоседу». Со стороны же видны ясный и легкий русский язык, выверенная деликатность в неизбежных эротических моментах и очень-очень-очень тщательная работа над эмоциональным образом Новых Технологий.

Что же до того, насколько может быть книга интересна взрослому читателю... Ну, во-первых, очень забавна, в свете предыдущих дивовских работ, вариация его вечной мэрисью. Нет-нет, Дивов МОЖЕТ писать не про Дивова, но если только специально на этом концентрируется. А в этот раз не концентрировался)))

Итак, Мэрисью от Олега Дивова(МСОД). Это симпатичный и даже более того парень, незлой, но очень занятый обережением несколько завышенной самооценки. С девушками у МСОД проблем нет — чаще приходится думать, куда деть их избыток — а вот с друзьями... Равных МСОД не терпит — придется признать, что он такой же, как они, а нунафикк. С малышами скучно, одними старшими\взрослыми сыт не будешь — и рядом с МСОД появляется то большая собака... то большая кошка... то большой Билли... В общем, Чубакка. Крутой. Дружественный. Неповторимый. А значит, несравнимый и не угрожающий собственной Солирующей Ханности.

В общем, читать было весело))))

Второе. Наконец толком, без всякого Академонства, поставлена проблема социального выживания бывших научных городков и бывших научных организаций. Даже на достаточно простой модели (про адресат помним) удалось показать всю раздрызганность их современного состояния — и опасность этого.

Сомневаюсь, отмечать ли как минус суффиксное сюсюканье над микророботами — на обычную аудиторию это было бы глупо, тут — не знаю, может и нормально.

В сумме — подростку куплю; товарищу не порекомендую.

В художественных работах такого уровня оцениваются не сюжет или правдоподобность персонажей (не МТА, чай, писал), а изменения, приносимые в контекст самим фактом существования текста.

И в таком ракурсе видно, что «Оправдание» — текст не революционный, но корреляционный. В нем нет ни единого нового персонажа, ни свежего сюжетного хода, ни новой идеи, ни новой морали. Это плохо? Вовсе нет. Задачи не было такой.

А вот что есть — перекрестки, созданные «Оправданием» между дотоле как бы самостоятельными текстами, согласование и сопряжение. Даже, возможно, уяснение и четкость парадигмы, в которой сыгран текст. И значит, странные «похожести», гулкое эхо в, казалось бы, только еще становящуюся литературную традицию — не случайны.

Строго говоря, роман не фантастический. В «Казусе Кукоцкого» и то фантастики больше — как минимум на целого ясновидящего врача. Похоже? Похоже; вот спокойные в чистой совести советские люди, доверяющие своей правоте не меньше, чем христианин на римской арене — Благой Вести. Вот хрупкие прекрасные женщины, с которых буран событий безжалостно обдирает душу, оставляя их в нашем времени — заживо разлагающихся дементивных старух. Вот ограбленные чуть ли не «в час зачатья» дети, так и не уясняющие, по чему(кому?) же они всю жизнь тоскуют. Глухое недоумение репрессий, изматывающая работа войны, опустошенность вернувшихся. Эпоха, чоуш.

Однако, эпоха — не главный герой текста. И вот тут начинается самое интересное. Главный нерв — парадокс постсоветского умника, в чем-то рифмованный с парадоксом блатняка. Остановлюсь на последнем поподробнее. Парадокс блатняка — это постоянное противоречие между глухой, какой-то пренатальной тоской по чистой самоотверженной любви и циничным отвержением самого ее существования. Отсюда и вечный образ матери (как разрешенной аберрации); и многочисленные истории о женской подлости; и жуткое стремление всякого носителя этой культуры, столкнувшись со случаем реально-самоотверженной любви, пытаться ее уничтожить хоть и убившись об нее самому — либо докажу себе, что это опять обман, либо умру счастливым, всё в выигрыше…

Постсоветский умник со своими эмоциями справляется. Но в абсолютно аналогичный капкан попадает на телеологическом уровне. Вся, начиная с Венички и не кончая Тимом Скоренко, наша умная литература — это коллизия отчаянного поиска смысла одновременно с холодным анализом и развенчанием любых уже существующих осмысленных моделей мира. Интеллигентское «он врёт, он не знает, как надо!» звучит с той же интонацией, что и профанное «все бабы бляди!».

Текст Быкова шляется по смыслам, как шансонет — по лебедям; безнадежно, но не умея остановиться. Великий вопрос телеологии — «ЗАЧЕМ?» задан целой эпохе, и автор отбрасывает вероятные ответы один за другим. А потом так же отбрасывает и невероятные. Не встанет в дверях Гумилев с пробитым лбом, не выйдут из темноты чекисты Дзержинского, замученные принявшими их облик марсианами — но не выдавшие тайны Мавзолея. Ни Фоменко, ни Радзинский; ни бог, ни царь и ни герой — любой версии «Оправдание» равнодушно кидает в лицо «шлюха»… И попытка понять — остается немолчной, гормональной, нутряной жаждой. Неинтересно как, за что и почему, утомило кто виноват и что делать — но зачем, зачем?...

И вот эта борьба потребности и убеждения в ее неисполнимости — структурирует императивы текста; постсоветика принципиально не может иметь хэппи-энда (как фэнтези не может его НЕ иметь) — Из Малой Глуши, на самом-то деле, никто не выходит, какие бы слухи не ходили, и что бы вы не видели собственными глазами. Лично мне было интересно, как обыграет автор третье Чистое (кстати, решение показалось несколько натужным), но версии о том, что Рогов найдет какой-то вменяемый ответ — не было. Сам жанр утверждает, что вменяемых ответов — не бывает.

Что никак не мешает ему их мучительно искать.

Ну, какая эпоха, такой и Грааль.

Езжай же, Дмитрий Львович, и да хранит тебя Пречистая Дева

Как и большинство рецензирующих, начну с ностальгии. Мне 9 или 10 лет, дача, гора книг макулатурной сохранности...

В памяти остались девочка с малышом на руках, пробивающиеся в сторону убежища; и огненное облако, преследующее пару лыжников. Неопределенная этически, но тем более правдоподобная фигура ученого и захватывающие страницы с нон-фикшн описанием Тунгусского метеорита — ради которых, наверное, стоило бы перечитывать. И какие-то бегуны с факелами, уже тогда вызывавшие недоумение.

Литературная значимость книги сама по себе средненькая, но вот именно за понимание того, что книга может быть хорошей и интересной МЕСТАМИ, дискретными кусочками — я ее и помню.

Мой папа, Солнцеподобный Владимир Иванович, большой консерватор в литературе. «Трудно быть богом» он подсунул мне в 12 лет, «Сто лет одиночества» — в 13, «Улисса» не советовал и открывать до 35, а «Войну и Мир» запретил читать, пока не стукнет сорок. Из того, что было издано до 1990 года, он читал все. Я не шучу.

А сам по кругу читает Васька Трубачева (перемежая с «Моби Диком» и «Таинственным островом»). Вдвоем мы зачитали старенький том из «Библиотеки пионера» до невозможности пользоваться — я заказала еще экземпляр... И скоро придется заказывать третий. Очень, говорит, правильная книжка — настраивает читающего в правильном направлении.

Дополнительный-не лишний; еще раз скажу хвалебное слово учебнику Еськова. Было время, читала его в цифре, мучаясь со съехавшими на десятки страниц сносками, путаясь в комментариях к иллюстрациям... Теперь есть бумажная версия!

Ура!

Что самое ценное — большинство доступных средненькому пользователю обзоров современного состояния теории эволюции — просто переписанные друг у друга рефераты природоведения за третий класс. Из книги Еськова узнаешь массу вещей, НЕ СООТВЕТСТВУЮЩИХ традиционной школьной биологии — либо выпадающих, либо вообще изменяющих представления. Но дело не только в знании как таковом — под достаточно академическим стилем изложения скрывается порой очень лукавая усмешка. Например, идея о том, что мышца динозавра была близка по морфологии птичьей, сопровождается термином «белое мясо»... Так и представляешь себе крушащие лес мега-кентуккичикен))))

Читаю сама, даю дочери, рекомендую всем!

В принципе, очень приятная по месседжу и по исполнению книга. Отмечу только одну существенную нестыковку: у человеческого существа, любого пола, есть сильное стремление к грумингу. Проще говоря, к тому, чтобы его (ее) комфортно и безопасно трогали. Разумеется, секс в это входит, но только как колбаса в бутерброд — есть родительско-детские (обязательные для развития не-психов) касания-обнимания, товарищеские асексуальные абнимки (и нечего Брежнева поминать, посмотрите фильм «Небесный тихоход», как три летчика гуляют по парку) и пр. и др.

Сексаторами этого не заменишь.

мне кажется, что отнесение «Вокзала...», а точнее, данного мироустройства к стимпанку не совсем верно — это скорее биопанк. (Если такого жанра пока нет, считайте, что я его выдумала) Нет, элементы стимпанка, разумеется присутствуют — зловонный ржавый мегаполис, дирижабли, Великая машина, подключенные зомби... Но на фоне свирепо панкующей био- и физиологии всё это кажется сущими маргаритками. То есть, когда я говорю — свирепо, это значит, что подмывало плюнуть, закрыть роман наффик и утереться чем-нибудь чистеньким вроде Фихтенгольцовского «Дифференциального исчисления» почти постоянно. Уровень «БУЭЭЭ» ни разу не опустился до какого-нибудь Паланика)))

Но я не думаю, что автор получил такой эффект нечаянно))) Целый ряд мелких штришков доказывает, что к созданию мерзотности прилагалось очень много усилий, порой вредящих устойчивости картины. например:

Не знаю, как у других читателей работает восприятие, а мне, чтобы просто дочитать до конца, пришлось резко повысить порог брезгливости — после чего книга тут же потеряла в эмоциональном спектре. Монотонность — противник интересности, будь между ужас-ужасными моментами периоды попривычнее, восприятие не притуплялось бы. Здесь же, фактически мельком, даются любовь Айзека и Лин, близость Бена и Дерхан, жалость к несчастному Андрею. Как-то очень скомканно финалирует история гаруды — казалось бы, изначально заданного центральным персонажем. А жаль — сюжет техничен и изящен, на более широкой эмоциональной октаве могло бы дать и десятку.

Толковая и разумная вещь.

Дивову благодарность за уже упомянутую «раскрутку» (когда уж продажники поймут, что стратегия Хейли беспроигрышна?) и за язык (особенно в диалогах мохнато торчат знакомые уши)

Рублеву благодарность за сбор материала, за фактурные детали, за ощутимое чувство спокойной гордости своей работой (это нынче считается отрыжкой социалистического прошлого, а таки зря) — и за работу, конечно. Любой гость Белокаменной теперь может с полным правом считать, что ездил в поезде, ведомом именно этим машинистом)))))

Очаровательная литературная игра, набитая многослойными, как торт «Наполеон», аллюзиями. Давно не читала я ничего настолько отдохновенного.

Мелкие, ИМХО, недочеты (например, вокруг имен почти всех героев, что Дика Сэнда, что капитана Гука, что Геркулеса автор станцевал красиво, а Динго и остальную четверку спасенных зачем-то оставил нетронутыми) в конце концов, являются мелкими недочетами. В принципе, сожаление вызывает также не выдержанный автором ритм первоисточника — часть сюжета после похищения Дика Геркулесом оставлена на «потом» — в принципе, базовых ходов там остается-то: побег Бенедикта, прыжок Дика с водопада и поединок Динго с Негоро; неясно из чего предстоит делать целую вторую часть. Да и жюльверновскую фразу о том, как Дик отлеживался под крылом Геркулеса в джунглях, Чигиринская превратила в отдельный квест.

Само по себе это неплохо, но раз уж начали выдерживать ритм, пропорциональный оригиналу, так надо его и держать пропорциональным.

Мир блестящ во всех смыслах этого слова. Христианская методология чиста и ясна; соответствуют реалиям также и противохристианские доводы (например, пассаж Мориты о том, что христианский Бог терпеть не может секс) — что называется, типичный ложный ход)))

Лично меня крайне позабавило, как преобразовала автор старую рабыню Нэн)))) А памятуя о прообразе, моменты неудачного соблазнения Дика и всякие царские заморочки приобретают дополнительный, я бы сказала, гротескный, комизм.

В общем, рекомендую с чистой совестью.

При том, что эссе ставит завязкой очень интересную тему — проследить представления о сущностном характере человечности от классических образцов до новинок — сделано оно тяп-ляп.

И даже хуже.

Можно было бы, хоть и с недоумением, пропустить кавалерийский лихой прыжок из древнемифов прям в сего-дняшную фантастику. Не было ничего в промежутке, ни мегафигур Возрождения, ни Людей Нового Времени, ни тебе доктора Фауста, ни тебе Адама Кадмона; сразу после Заратустры хрясь — и Алюмен.

Больше вопросов вызывает рядополагание Будда-Христос-Магомет-Геракл. Да-да, это все, так сказать, «медийные фигуры» — но нельзя же объединять людей по принципу «о них я много читал», так вы посадите в одну чашку Энкиду и сэра Уинстона Черчилля. Персонажи, конструирующие наше образное мышление — и персонажи, конструирующие социальные структуры, по-разному наполняются, по-разному обыгрываются и задают разный уровень требований к квалификации интерпретатора.

Ладно, проехали. Но, пардон, очередное рядополагание, в котором через запятую идут саймаковские скакунцы и известно-чьи людены... что за критерий? судя по всему, «свалившие отсюда», других не вижу. Эмиграция как способ приобщиться к Великому Человеческому? И — да, все верно, вот он, звериный оскал либерализма: «...фашизм, как и его классовая разновидность — коммунизм» Тьфу. Вот интересно, почему подавляющее большинство рассуждений о человеке с большой буквы рано или поздно выруливает на какую-нибудь такую... дорожку?

Как-то мерзенько смотрится такая мифология, камрадес. Сколько ни напихивай слов с большой буквы.

Не имею морального права ставить оценку, не дочитав — но и сил дочитывать тоже нет. Середина книги, а я так и не поняла, зачем все происходящее. Обилие, изобилие, преизобилие смачных, парадоксальных деталей — след Юлии. Мужская брутальная брезгливость (множество штришков, складывающихся во вкус спермы несимпатичного человека у тебя за щекой) — видимо, Шакилов. Холодный цинизм, с которым авторы озирают этические и социальные конструкции — опять же, скорее всего, Джу. Всему вышеперечисленному стоило бы поаплодировать, если бы кроме этих — прекрасных! роскошных! декораций происходило бы хоть что-нибудь гештальтируемое.

Я терпеливо просидела в своей ложе полтора акта, не дождалась ни оперы, ни балета... Наверное, это был перформанс. Извините.

Честно сказать, я разочарована. Зная Шаинян как Мастера рассказов, надеялась на... На что-то, в общем. надеялась. С другой стороны, если бы я взяла книжку в магазине, ориентируясь на обложку «Что-то вроде Маруси, но про Юг» — удивление было бы приятным))))

В общем, сначала о плохом, а уж потом о хорошем.

Проблема книги в том, что она — не рассказ. Жанр повести не позволяет вводить густо концентрированные образы — по крайней мере, постоянно!!! Ко второй трети текста автор постепенно начинает чувствовать нужный ритм, входит в него страниц на десять, а потом спохватывается — ах да! — и появляются очередные два-три перенасыщенных прилагательными и причастиями абзаца. Если бы это было очевидной самоиронией, как зачины глав у Олди, или требованием сюжета, или стилем конкретного персонажа... а так... Булочка с корицей не должна быть булочкой из корицы!

К тому же, в рассказе все колоратурные образы можно обкатать туда-сюда для пущей аккуратности, повесть для такой точности трудна — и появляется дисбелиф, вызванный избыточностью или, напротив, нечеткостью. Вот, первая же сцена — описывается из глаз мыши (которая никак не пригодится в сюжете) — и мышь откуда-то знает, что коробки на полках — с порошками. Герой убегает, оставив склянку на столе. Из-за незапертой двери протягивается рука и хватает склянку. Стол стоял близко к двери? Рука была, эээ, длинная?

И это первый экран текста!

Понятно, мелкие придирки, это вам не стреляющий картечью АКМ, и не чемпион Урюпинска по паркуру, побеждающий фрицев дивизиями... Но как бы от мастера-то хочется качества.

Далее. Возможно, это профессиональное, но лично я вижу целый ряд признаков так называемого психотерапевтического романа (в низком уровне это называется МэриСью). На уровне Шаинян это работа со страхами, психологическими защитами, паттернами итэдэ, в результате чего поведение героини порой кажется недостаточно мотивированным (или объясненным), мужская привлекательность героя — неочевидной, а хэппиенд — недостаточно проработанным. В женских произведениях это, к сожалению, частый косяк, но ведь в рассказах автору удавалось избегать дамских болезней!!!

Теперь о плюсах. Роман яркий. Плотный. Осязаемый. Очень хорошо, даже прямо блестяще простроены второстепенные герои (отсутствие личных наведенок только на пользу), кроме отца героини, у которого периодически мерцает паттерн «Жестокого Родителя», отчего его адекватность скачет необъяснимыми рывками туда-сюда. А вот хранитель музея, а вот художник-неудачник, а инженер-жених, а спасенный Шеннон и его вездесущий потомок, а младший Ван Вогт — прекрасны. Интересен образ Самеди без традиционной инфернальности (что странно, практически не обыграно второе имя барона — Суббота). Интересна, хотя спорна, трактовка Маман Бригитты.

В сумме — текст интересный, но сыроватый.

В свое время я мгновенно выкупиа рыбаковскую закваску за маской ван Зайчика — именно по следам «Гравилета». Один у нас он, пламенный поборник полигинии)))) Талантливая, искренняя, возвышенная проповедь чистосердечного мужского б-(козлизма)-ства в притянутом за уши фантастико-политичеческом антураже. Антураж, кстати, в Ордуси сильно лучше — видимо, за счет соавторства. Тут же фигуры Горбачева и Ельцина (одна в нимбе, другая политая грязью) — вызывают ощущение, что автор заставил меня читать телевизор.

И наконец. По самой своей сути что панки, что металлисты были для моего поколения альтернативой развитию гоповско-патцанско-бригадного типа. То есть, как бы не боялся автор молодежи, как бы не демонизировал ее — и будущее (в противостояние белым воротничкам белой гвардии белого-белого прошлого) шанс быть утопленным в сортире именно неформалами у него очень маленький.

Книга обескураживает ожидающего фантастики.

Это не фантастика ВОВСЕ.

Проблема в том, что в русскоязычной среде Мэри Стюарт — автор «про Мерлина», и остальное нас удивляет. Как я подозреваю, для англоязычного читателя все наоборот. Представьте, что на язык Х переведут лазарчуковского «Мой брат Иешуа». Через двадцать лет — остальное. И любители исторической прозы будут в недоумении листать «Параграф 78», а «Мостом Ватерлоо» запузырят в стену с криком «где Наполеон???»

Торнхолд — женский роман. самый-рассамый, я бы даже сказала, баппский. И оценивать его следует, как таковой, то есть в пространстве жанра.

Жанр бапского рОмана предполагает: любовный хэппи-финал; посрамление гнусной соперницы; естественное объяснение всей мистики и чудес (женщины, а баппы в особенности, очень трезвомыслящая публика), а также кулинария и пейзажи.

«Тонхолд» аккуратно следует всем строгим правилам <s>марлезонского балета</s>, но делает все положенные па задумчиво, нежно и с достоинством. В наиболее разухабистом по сути своей моменте — посрамлении соперницы — Мэри Стюарт внезапно переворачивает картинку — да, планы соперницы разрушены, да, она промахнулась... но промашка приводит ее к тоже счастливой развязке. Героиня не просто побеждает в конфликте — конфликт перестает существовать. Вряд ли автор имела это в виду, но мне вспомнились слова Горбовского — про самое доброе решение.

В итоге роман похож на бабушкин чулан с вареньями и пряностями — все таинственно, но не страшно — и там очень хорошо пахнет.

В свете нынешней моды на тексты «про попаданцев» рассказ Бестера приобретает еще одно, гомерически смешное измерение. Ты хочешь в Средние века, девочка? Чтобы быть принцессой и принимать душ фиалковой водой? Ты хочешь попасть на Великую Отечественную, парниша? Давать советы Жукову и Сталину? Колдовать и очаровывать? Сражаться и побеждать? Никогда не болеть дизентерией?

ДА ПОЖАЛУЙСТА!!!!:gigi:

Начну с того, что «дошкольник Серпокрылов» является одним из моих интересов в ЖЖ. Наряду, например, с «Гурни Халлеком» и «Бонавентурой Пенкрофтом». Интересуюсь, чо уж.

Хорошая детская книга всегда постмодернистична. Это значит, что в ней больше смыслов, чем можно уловить зараз. Сколько ни читай — каждый раз про разное. Поэтому очень трудно убедительно спойлерить такую литературу. Для кого-то — книга про стремление зверя к свободе. Для кого-то — про труды взросления (не только гражданина Серпокрылова). А для меня, последние несколько лет — про то, как два директора лепили пельмени.

Но, помимо всего прочего — это сокровищница образов, намертво влипающих в речь и мышление. Эти, «Белов и Быкодоров» — описывает моя дочка некоторых одноклассников. «Недопёсок беглый» — описывает моя завкафша талантливого, но непутевого аспиранта. И никуда не денешься — влипло.

Так что несите высоко свою пыжиковую шапку!

Грустная история-притча о полюсах человеческой природы. Разумный и дружелюбный монах — аллегория умственный жизни, аллегория фрейдовского Ego, в терминах Эрика Берна — «Взрослого». И чуткий и чувствительный скиталец — воплощенное Id или «Ребенок» — причастный к тайнам глубочайших архетипов. Их дружба, их непонимание, их сочувствие друг другу.

Строго говоря, это не фантастика — один из первых образцов психологической прозы. Как от «Сильмариллиона» до «Троих из леса» катится вниз под горку фэнтези, так и психологическая проза катится под нее же — от Гессе до Коэльо. Но образцы жанра остаются с нами, что, разумеется, утешает.

Нелепые, прекрасные, удивительно чистые и жизнеспособные (но не подозревающие об этом) люди. Изобретатели и фантасты.

Язык — божественный, то легкий и естественный, то завихряется, густеет почти до Платоновского. Текст растаскивается на цитаты весь — от «микробы не захотели в нем жить. И он умер», «в дверь вошла собачка по имени Атлантида» до «простодушная человечья какашка» и «плохая у тебя теперь фигура. Для чужих.»

Сюжет сначала кажется неочевидным — но вообще-то, ИМХО — это исследование ценностной системы советской технической интеллигенции. Именно технической. Потому и и фердипюкс. Именно советской. Потому и помидоры по сорок две копейки. Именно интеллигенции. Потому Сапожникову постоянно не везет!!!

Книга много-, очень многоразовая.

Завидую тем, кто еще не читал.

При абсолютном согласии с предыдущим оратором хотелось бы добавить. Сквозь сюжет и декорации «Криптономикон«а, как водяной знак, медленно и неудержимо высвечивается яростный антивоенный памфлет. Нынче редко умные авторы позволяют себе пафос и патетику, так что сцена, в которой старый японец низко кланяется молодому еврею, становится еще более невероятной. Но она таки есть.

Лично меня равно волновала судьба как Шафто, так и Уотерхаузов, сквозная, через весь барочный цикл к концу Криптономикона, — от утонувшего Дика до сидящего верхом на машине Рэнди. Я рада, что они, мало того, что в лице Рэнди и Ами — сумели понять друг друга именно понять — принять особенности, научиться сигналить понятно другому... но и таки навставляли — столько поколений спустя — Комстокам. Стивенсон создал обалденную иллюстрацию небрежно кинутой Воннегутом концепции _карасса_. И еще. даже если вычесть deus ex mashina в лице неубиваемого Роота, от Криптономикона остается ощущение, что в достаточно долгой перспективе честные и, в общем, добрые люди — как заучки Уотерхаузы, так и бруталы Шафто все равно побеждают.

Но все равно, когда Бобби, оценив свои шансы спастись, создает свое последнее хокку — я плачу.

меня в свое время очень мучил выбор Роберта. Казалось бы, включи (настрой) автопилот, усади за руль девушку и набей на пустое место сколько влезет ребятишек. будет упираться — скажи, что она легкая,с ней детей войдет больше. И помогай чинить аэробус.

На самом деле, интересно, имели ли в виду авторы, что Роберт видел такой выход — но не захотел? Или этот вариант был невидим не только Роберту, но, может, и авторам?

Так-то многое на сегоняшний день кажется дебильным. Само это поселение на вулкане... Но ведь это реальность, данная нам в ощущениях — мы часто слепы к опасности. Мой двоюродный прадед с женой работали в институте Курчатова. А потом как-то вдруг оказалось (не знаю, как это выражалось технически), что они не то, что сами все светятся — у них шкаф платяной в доме светился, куда тому чернобылю!!! И вот — внучки-то у них есть. А вот правнуков нет. И не будет.

но все же — мне кажется (трижды тьфу-тьфу), что уроки «Далекой Радуги» нами, хоть частично. но усвоены. а значит, фантастика выполнила одну из своих важнейших ролей — предостережения...

Не берусь на серьезный анализ, однако, попробую высказать догадку.

Большинство интерпретаторов библейского контекста не утруждают себя серьезной проработкой исторических реалий. Исключением можно назвать, пожалуй, только «Иосиф и его братья» Томаса Манна, но и там автор мог оооочень многое варьировать — просто за счет отдаленности эпох. Однако, жесткий и колкий, как тюфяк из ячменной трухи, исторический контекст не дает и там читателю погрузиться в сладкие фэнтазии.

Лазарчук взял еще круче, и сыграл в еще более жесткую игру: с одной стороны — максимально точные,максимально полные, максимально раз-идеологизированные исторические данные эпохи; с другой — то христианство, которое мы имеем здесь и сейчас. ЧТО могло произойти между этими двумя данностями? КАК, чисто технически, вообще могла сложиться та ситуация, которая сложилась?

В тот момент, когда наука, пожимая плечами, говорит «Наверное, Божье попущение», кому, как не научной фантастике, приходится вводить научное допущение, что «все, может быть, имело естественные причины?»

Дополнительно следует отметить совершенно уникальный факт. Лазарчуку удалось создать вполне логичный, симпатичный и внушающий уважение образ Иисуса, находясь на внерелигиозной платформе. Тем самым впервые решен парадокс Льюиса «Если Христос мудрец, как он мог называть себя Сыном Божьим? Если Христос — лжец, почему в его учении так много важного? Самозванцы не бывают мудрецами!» (не цитата, вольный пересказ).

мы, несомненно, имеем дело с фантастикой, потому что все наполнение между историческими фактами и итоговой позднейшей реальностью — выдумка. Но это фантастика «на грани», проход по краю. Не думаю, чтобы Андрей Геннадьевич ждал от этой книги бешеных продаж и тысяч экранизаций — читать ее, очевидно, работа; отделять в ней данные от додумок — работа еще большая; анализировать возражения, возникающие в устах христианской и атеистической традиций — работа занятная, но тоже не простая.

тем не менее, стОило заниматься новеллизациями и задуряловками, поднимая себе тираж, чтобы потом суметь пропихнуть «Иешуа» в печать. Опубликовать в наши дни такой вот неразжеванный, неподслащенный, требовательный и дискуссионный материал — вот где ФАНТАСТИКА!!!!

Чем важен для фантастики старый знакомец Уленшпигель?

Дело в том. что в этой книге сошлись сразу несколько жанров, дотоле считавшихся категорически раздельными; и составление таких, тщательно выверенных, коктейлей, о сих пор служит добрую службу фантастике — и постепенно породило совершенно особый жанр, мифопоэтику. Впрочем, в Уленшпигеле только на нескольких страницах можно различить проблески будущей мифопоэтики (неудачные удары кремня о кресало слышатся куда чаще).

Если Соловьев в «Насреддине» сливает плутовской фольклор и роман-путешествие (что уже делает сюжет нетривиальным), то де Костер решает гораздо более серьезную задачу, разворачивая задним планом гигантскую панораму реальных исторических событий и исторических же образов. В том числе, конечно, и собирательных.

Не будем останавливаться на королях и графах — но как выпукло описан драчливый ланскнехт, умерший от злости! Или пьяный профос, упивающийся собственными властью и безнаказанностью! Или трусливый причетник, превыше всего на свете боящийся настоятеля?

Нет, серьезно — многие из нас о прочтения Уленшпигеля знали вообще такие слова — «ландскнехт, профос, причетник»? С Уленшпигелем, как проводником, мы вступаем в места современному человеку дивные и незнакомые. Понятно, что цыгане, старые кухарки, веселые (или злые) проститутки, злобные кляузники и равнодушные палачи не изменились. Но мир Уленшпигеля все равно не совсем таков, как мир вокруг нас. Даже не потому, что описанные события происходили несколько столетий до нас. Важно еще и то, что авторский взгляд смотрит на «тогда» не из одной с нами точки, ведь роману более ста лет. Куда больше было тем, считавшихся «неприличными» — но куда меньше тем, считавшихся «слишком мрачными». Не всякий современный автор рискнет предъявить публике, даже в качестве главного гада, персонажа, который одновременно давит мух и онанирует. Или подробно описать, в какой последовательности выгорали разные части тела у отца главного героя. И, при этом — ни одной эротической сцены с участием главной героини!

Таких нестыковок можно найти много.

Еще один забавный момент — в русском переводе практически утрачена трикстерская, злопакостная, сторона характера Уленшпигеля. Посмотрите только на обложки. Уленшпигель почти везде — мрачный народный борец а-ля Джек Соломинка или Данко. А ведь если спросить гуглокартинок об Ulenspiegel — мы получим куда чаще ухмыляющиеся гнусные физиономии в шутовских колпаках. Какая трактовка правильнее — судить не берусь; пожалуй, что лучше всего их сочетать.

И еще.

Существуют несколько любопытных статей, к сожалению, не переведенных на русский язык, о связях де Костера с масонами и возможным влиянием масонских мистерий на конструирование фантастических сцен в «Уленшпигеле».

Не берусь, опять же, судить, насколько эти связи были значительны.

Но желающие могут посмотреть:

http://www.bon-a-tirer.com/volume37/rt.html

http://www.bon-a-tirer.com/volume39/pd.html

А тем, кто еще не читал Уленшпигеля... Что тут можно посоветовать???!!!

Не откладывайте!!!

Будь я менее ограничена рамками рецензентской корректности, я назвала бы этот рассказ «феерической задуряловкой». Вы обожаете историю свадьбы Геральта и Йеннифэр? Вы целуете на ночь обложки Громыко и Белянина?

Тогда не пропустите первоцвет жанра.

Инквизиция и импотенция, чревоугодие и алкоголизм, феминизм и стрельба из лука — вот неполный список декораций этого замечательного рассказа. Но еще надо сказать, что при позднейших перечитываниях все время позвякивало впечатление, что текст написан (напоминаю — в 1856 году!) по мотивам ролевой игры, проходившей где-нибудь под Красноярском. Костер таки пророк. Мда.

Несмотря на то, что активные персонажи предыдущих «серий» или отсутствуют в кадре, или предаются ожиданию и размышлениям (экшн, я бы сказала, сильно ниже нуля) — захватили авантюры местных подростков. Брин и так, мне кажется, выделяет толерантность с потом, как феромоны — но тут, следуя приключениям ребятишек, из которых ни один не является человеком, самый закоренелый ксенофоб начнет симпатизировать им.

Досадное сочетание высокого качества текста, очень симпатичных, нелинейных героев... и полного отсутствия любого иного присутствия)))

Если измерять фэнтези «Властелином колец», то вся данная книга — это сцена знакомства на совете у Элронда, обогащенная подробным описанием того, как добирались к искомой точке не только хоббиты и Гэндальф, но и как мотался по глухомани Боромир, как прощался с парой-тройкой эльфиек Леголас, и как папа скандалил с Гимли, извлекая его из любимого корундоносного забоя.

Понятно, что растягивать нормальный сюжет на мегасагу — стало уже нормой вещей, но выпускать отдельной книгой только экспозицию — недостойно порядочного автора.

Заря киберпанка, никаких выкрутас и аллюзий. Лаконичный сюжет. Очевидное развитие. Сильные чистые краски. Очень необычный язык (видимо, низкий поклон переводчику). Ложь, реклама, красота, глупость и смерть.

Декорации рассказа забавно перекликаются с хваленой «Девочкой-флейтой» Бачигалупи. Если не учитывать время написания рассказа, он может показаться простоватым, и вторичным по отношению к Гибсоновским моделям. Но я учитываю.

Разочарование года.

На самом деле, для молодого автора сравнение «Северного сияния» и «Чудесного ножа» может много что показать. Крепкий бодрый экшн — что там, что там на уровне. Увлекательные, неплоские, вызывающие сочувствие главные герои — такие же. если в первой книге на авансцене была Лира, здесь мы видим еще более правоподобно поданного героя — мальчика из нашего мира. Казалось бы, ура и вперед...

Но читать скучно. правоподобный герой — низший край качества для литературы, а зачем читателю низший край? Что же осталось в предыдущем томе?

Остался там весь авторский уникальный стиль, осталась мифопоэтика. Мощнейшая мифопоэтика крайнего Севера и таинственных полярников (а ведь именно русскоязычный читатель добавит к Жюлю Верну еще и Каверина...), во всем спектре — от вздымающегося к небесам дымового столпа стимпанка до галимого фэнтези на сосновых ветках.

И... где? И нигде. Какбэ южноевропейский заброшенный город. Призраки, губящие только взрослых (сколько можно было выжать из этого Дня Непослушания//Повелителя Мух!!! Не-а. Ничего. ) Прыжки из мира в мир, приличествующие разве что мэтрскому хулиганству Желязны. Призраки, кстати, категорически не следуют за скачущими туда-сюда, как Корвин энд компани, героями — хотя, казалось бы, почему?

Ни тебе борьбы с мощью дикой природы и глубоких физических законов, ни тебе вызова титаническим силам...(что-то там, по краешку, брезжит, но уже только пунктиром) — и пошлейший квест в стиле «принеси то, отдам это«!!!!

Нет ни удивительного животного мира, ни блестящих психологических метафор-альмов, на которых во многом зиждилось здание «Северного сияния» — и даже Пантелеймон начал смахивать на Тотошку.

Уж простите, дальше читать не буду.

Прочла рассказ по рекомендации Фантлаба, нахожусь в некотором недоумении... Но не по тем же причинам, что предыдущие рецензенты. Рассказ а) заметно вторичен и б) нечетко структурирован.

Если подробнее — в реалиях текста нет практически ничего, что не было бы развитием или простым повторением идей, заложенных ажно еще в «Нейроманте». Просто Гибсон не смакует декадансных деталей, так, отмечает их наличие — и вперед, к экшну и философиии. Почему «практически», а не «абсолютно»? Крошечная лазейка — начало рассказа имеет средневековый колорит... сходящий к концу на нет, а жаль — он интересен. Впрочем, и это было, но уже у Суэнвика.

б) Я, быть может, рассуждаю уже как Занудный Конкурсный Рецензент, но очень неряшлива коллизия. Кто такой Стивен (кроме того, что сексуальная игрушка хозяйки)? Откуда у него, поросеночка на убой, такие особенные таблеточки?

Зачем автор так подчеркивает несвободу хозяйки? Ведь в этом случае становится очевидно, что ее смерть в принципе никак не изменит ситуацию героини?

Замененные глаза, уж простите, настолько открыто сворованы у Гибсона, что аж неловко.

Теперь о хорошем. Рассказ, что называется, антуражный. Визуальный по последней фразы. Бронежилет на леди со шрамом. Красивооооо!!! Бессмысленнно!!!! (если на нее с ножом бросались — смысл носить броник? да еще расстегнутым у горла???) Детский секс под музыку. Глазки, вставленные только для цвета. Клубника, малина, желтенькие шарики. Нет, я не глумлюсь — видеоряд действительно очень яркий, и один дает рассказу в моих глазах плюс балла четыре.

Но сюжет скучен.

Аевит и группа Тату — вот наш ответ итальянскому декадансу!

Интеллектуальный блокбастер. И именно ты, читатель — «бегущий по лезвию». Чуть прослабил внимание, перескочил строчку, мазнул мимо крохотной детальки... Все. «Ниччё непонятно». Кто-то пнет книгу «перезакручено», кто-то закусит губу, потрясет головой и решительно отмотает на первую страницу...

На второй (или третий) раз деталька с громким металлическим щелчком найдет свое место. Метания одного героя отразятся в памяти другого и снах третьего, по одной и той же кровавой луже уже прошел тот, чья кровь ее создаст, по следу того, кто ее прольет.

Наконец, постепенно, из кошмаров, флэшбэков и реконструированных воспоминаний, из разорванных в клочья многократным хроноклазмом секунд и событий медленно вылепляется объемная форма вопроса. Глобального вопроса, Лазарчук не разменивается на мелочи.

Может ли быть допустима жестокость, если она является залогом выживания? До какой степени, в процессе адаптации к агрессивной среде мы можем изменяться, оставаясь при этом собой? И где граница себя и не-себя? Сколько невинных жертв может оставить за своей спиной добро, чтобы продолжать чувствовать добром даже не себя (об этом у разумных людей уже и заикаться не получается...). а свои главные цели?

А боевик ли это — вопрос совершенно отдельный. Да, много стреляют. И прыгают на суперпуперранце вместо парашюта. И взрывают чужие посольства руками зазомбированных смертников. Но боевик? Ой, вряд ли...

Добавим политическую составляющую. Грузинские террористы — в общем-то фигня на фоне победы третьего рейха (и позора 20 съезда фашистско партии). это — успокоимся — сильно не наш мир. Просто наш к моменту происходящего уже погиб... Но об этом читайте сами.

Перед вами удивительный образец канона темного фэнтези, написанный еще в 1857 году! В тексте приводится народная песня о сире Галевине, старинная уже на момент написания новеллы. Но мало того! Существуют исследования, которые утверждают, что легенда о злодее, использовавшем сердца девушек — имеет под собой некие реальные основания...

На удивление неплохо.

Обычно юмористическое фэнтези ограничивается или переложением модулей «плохой-хороший», или постановкой типичных героев в нетипичные ситуации.

Громыко не обошлась без всего этого (кретин Муромец, «любитель портвейна и сноб с прокисшей капустой в усах» верзус интеллигентный Кащей); но ей удалось собрать из довольно-таки попсовых лоскутков нетривиальную картинку. Мотивации героев — от Марфуши до Сивка-Бурки — ясны и логичны; главные герои — симпатичны, и не выделываются. А то как ни откроешь ироническое, тэк скэть, фэнтези — то героиня дерганая стервь (хотя заявлена как задорная магичка), то герой унылое эмо (хотя заявлен как непонятый талант)

Мораль сей басни, то есть моей рецензии, такова — не ироничное фэнтези убогий жанр. А отсев еще не прошел — забудем тонну тупни, останутся десяток милых искорок...

Вроде этой.

Итог по книге: Легко. Нетривиально. Нежно.

Итак, «Криоожог».

Такое ощущение, что автор цикл закрыла с недвусмысленным стуком.

Роман кончается тем, чем чуть было не начались «Осколки чести» — и это только одно из замкнувшихся колец.

Множество оговорок, оборванных идей, намерений, оставашихся «повисшими инертными концами», как нейроны в иллиановой голове — заиграли. И это не замученное повторение пройденного, как в Дип.Иммунитете, здесь мы видим создание новых связок, новых рифм, новых аллюзий.

Ах. сокрушительное деловое партнерство Марк-Карин, легко перебрасывающих туда-сюда роли плохого и хорошего полицеских!

Ах, очередной, энплюспервый неглупый подчиненный Майлза — создается ощущение, что многолетняя перетряска кадров в образовании руками пары Форкосиганов-старших дала-таки результат.

Ах, очередная, НОВАЯ для цикла, философская проблема!

Да, коллеги, Майлз уже немножко не тот. А может. мы привыкли. Ну, да. Победил пару корпораций, спас себя и еще пару миллионов человек за компанию. ах, и еще несколько клеток со зверушками. но мы ж того и ждали? Нет. Мы ждали, что он опять из себя наизнанку вывернется, предстанет в новом обличьи...

Нет? Нет. Майлз — цельная, состоявшаяся личность, сильно интегрированная с миром — семья, причем в трех поколениях. Незачем ему наизнанку. Буря и натиск, как обычно. Наденьте дождевики и уберите детей от ваших голубых экранов.

Естественно, раз главный герой не меняется, нужны другие главные герои — для динамики. Их есть. Они хороши. Они незамороченны, ясны, их намерения и рост очевидны.

Важно то, что Буджолд не изменяет своей привычке рассматривать избранную философскую проблему с разных сторон. Как деторождение в Дипиммунитете, как личная идентичность в Ученике воина и Памяти, здесь проблема (не скажу, какая) видится с множества точек зрения. И это не только взгляды и реакции разных людей, это еще и разные аспекты. В отношении себя-любимого. Себя-нелюбимого. Другого-любимого. Другого-лишнего. С точки зрения Больших Денег (а у них есть-таки своя точка зрения). С точки зрения макроэкономики и выживания социума в целом. С точки зрения демократии.

Короче, вывод такой: Майлз все тот же. Марк... э.. Все тот же. Мир — изменился.

Удивительно, но ни один из рецензентов не отметил действительно узловой фактор в привлекательности данной книги (про продолжение промолчим, продолжениями Хэмбли не сильна)

Самое-самое, ради чего стоит читать и перечитывать «Тех, кто охотится в ночи» — это шикарная гирлянда разновременных образов. Вот двоюродный брат Моего Сида, рыцарь без страха и почти без упрека дон Исидро. Вот кристально, без тени сомнений. верующий францисканец из дремучего, настоящего Средневековья. Вот продукты предреволюционной Франции, не ведающие слов «добро» и «совесть». Вот спортивный, амбициозный наш современник, готовый на любое зверство ради победы. Вот Гриппен, точно соскочивший со страниц «Грозового перевала». Вампиризм, как мне кажется, лишь техника собрать всех в одном повествовании, замкнуть рядом почтенного Берти и дрессировщицу лошадей, и — как верно заметили ниже, ультрасовременную парочку «Джеймс Бонд и красавица-ученый». разные времена — разная логика, разные поступки — герои все различно мыслят и с трудом представляют себе мотивации друг друга.

А вампиризм можно было заменить на какое-нибудь другое фантдопущение. Или оставить просто так, как в «Горце» — книгу бы это не испортило.

Образцовое фэнтези. В некотором роде идеал.

1. Один из признаков фэнтези — это наличие пророчеств. Причем в плохом фэнтези дорога к их выполнению очевидна, в хорошем — и за три страницы до развязки не поймешь, как же автор вывернется и выполнит обещанное. В очень плохом фэнтези пророчество не ведет ни к чему. (Когда, например, Кагыр Маур аэп Кеаллах умирает за Цири, это как бы логично, но совершенно непонятно, зачем было пророческий огород городить... — и это сильно обесценивает всю эпопею).

Тут мы видим хорошее, качественно срифмованное и не слишком предсказуемое, фэнтези.

2. Фэнтези — очень образная литература. Ее должно хотеться нарисовать. Она должна визуально торкать, так, чтобы из зрения уже выбегали слух и осязание и вкус — как хлопают паруса и пахнет солью с картины Сальвадора Дали «Путешествие Колумба». Очень такая, фэнтезевая, знаете ли, картина.

Что же до Трона из Драконьих костей — то это очень, очень визуализируемое фэнтези. Естественно, что заваливать читателя монотонно яркими красками не следует — и серебряные маски сменяются холщовыми подрясниками, а сверканье лат и мечей — сумерками дождливого леса.

3. Фэнтези — очень антропологичная литература. В плохом фэнтези два-три хороших и один-два плохих народа. В хорошем пять-шесть рас, в каждой из которых три-четыре отличимых по языку, манере одеваться и решать дела наций, и большинство из них не плохие и не хорошие, а сложные. И у всех друг с другом какие-нибудь отношения. Отдельным бонусом идут нации, узнаваемо околоисторичные (типа эрнистрийцев — Эйрин го бра, понятное дело) Драконий трон хорош и здесь.

4. Бывает легковесное фэнтези, обычно называемое ироническим, и серьезное, обычно обмышляющее историю, политику и прочие тяжелые вещи. Тут кому что нравится. Драконий трон далек от иронического стиля — зато задачи на обдумывание достаточно интересные.

Итог. Меня уже трудно порадовать фэнтезью, как трудно восхититься пятьсот пятьдесят шестым зараз сонетом.

Тэду Уильямсу удалось.

В данной книге очень необычное фантдопущение. В ней бережно воспроизведены ярость норманнов, растерянная Британия раннего Средневековья, рабы, крестьяне и ярлы, жадные попы и хитрые епископы, братская ненависть, сыновний долг, гейсы, клятвы, разграбленные могилы и стихи-тайники...

Но из реальности очень тщательно удалено христианство. Мы видим верующих(и даже получающих видения) поклонников Асгарда, видим жрецов злата и жрецов власти, ну и без жрецов похоти не обошлось; уже аж к концу книги видим старуху крестьянку, которая считает себя христианкой потому, что им был ее муж, но ни имени Христа, ни имени его матери в ее речах что-то нет...

И всё!

Есть, правда. момент, где ирландец, ушедший на службу к викингам, от неожиданности восклицает «Сын Девы!», но лично мне по ситуации кажется, что это не молитва а, пардон, божба, нечто среднее между «йобанаврот!» и «маткабоскаченстоховска!»

Насколько полезно такое фантдопущение, судить не могу; как минимум, оно забавно. Естественно, подвисающим становится фактор того, почему столько народу держится за религию, которая представлена только жадными политически активными клириками и не предоставляет никаких дельных преференций. Традиция? помилуйте, в описанные времена еще Луг ходил живым по ридной кельтщине, и не требовалось его трактовать через эзотерического норманнского Рига, и Нуаду правил полками, И Морриган могла бы сказать много интересного Отину))) Откуда и зачем пустая, выхолощенная религия? Оттенить благородство Пути в Асгард? Что-то мне это напоминает методы продвижения Лады-калины — запретить левый руль, а там никуда не денутся, поедут...

Впрочем, что еще покажут следующие серии.

О тексте. Книга красиво структурирована, внутренние сюжетные рифмы образуют изящный каркас, достойный лучших образцов фэнтези. Главный герой симпатичен, хотя и весьма далек от идеала МартиСью — назвать его везунчиком и счастливчиком язык не поворачивается. Язык, пожалуй, даже на десятку, хотя местами просвечивает неаккуратность перевода имен.

И технологические описания довольно забавны, хотя совершенно не представляю, как все эти алебарды, арбалеты и чуть ли не пояса шахидов соответствуют времени короля Альфреда. Тхе пхантастика, что поделаешь.

Интересный эксперимент — При очень сильной НФ-составляющей добавить магию. Не какбэфэнтези с технической подложкой, заводные единороги, драконы, перекрестно опыляющие живые острова... А такую матерую, глухую, даже не волчью, а ВОЛЧИЦКУЮ — волшбу.

НФ-компонет — силен и строен. Я наслаждалась как антропологическими моделями, так и взламывающими их политико-экономическими силами. Маленькое племя стаптывается большим племенем, которому понадобились охотничьи угодья. Большое племя будет отгеноцидено нацией, прошедшей техническую революцию (ей понадобилась руда). Нацию поставит на колени корпорация, освоившая что-то еще более передовое (и их разведчики нашли уран)... В человеческой истории эти события происходили, как правило, не в течение одной жизни и мрачная ирония их последовательности была не так заметна наблюдателю-участнику. Здесь граница сдвигается туда-сюда через один и тот же холмик, обильно удобряя его по пути кровью.

Про магию сказать можно мало чего, кроме того. что она очень стильная. Легко ли разложить по нотам и тональностям вой волчьей стаи, взявшей след? Так и тут. Мощно. Жутко. Не структурировано.

Основная претензия — вяловатый язык (неизвестно, насколько тут следует благодарить переводчика) и некоторая культурная бедность. впрочем, явно заданная миром. Не страдивари, в общем, с сальвадорами дали. Представьте себе даму с повадками Нонны Мордюковой и характером Лары Крофт в роли Рейневана.

Представили?... Наслаждайтесь.

«Героиня попадает в прошлое. Там оказывается, что она лучше всех готовит, что у нее офигительная фигура, что она прекрасно танцует только-только входящие в моду танцы, да еще и может давать подсказки деловым людям, когда и во что вкладывать деньги...»

Мэри Сью, кажется?)))))

Я прохохотала примерно половину книги, громко благодаря наводчика; но тут до меня дошло, что это — не пародия. То есть пародия, конечно, но автор этого в виду не имел. Подумала... и решила, что мнение автора меня не трогает. Это настолько же феерическая, злая, издевательская пародия над всеми штампами, как и «Очень женский роман» Эллы Дерзай. правда, та-то знает, что пишет))))

Автор, в описании текстов, которые стали опорой для «Ложной слепоты», замечательно описал ее самое. Зачем искать новые слова? Все сказано до нас:

» ...самая тяжелая книга из всех, что мне доводилось читать ..., но в ней я столкнулся с наиболее крышесносными идеями из всех, что мне доводилось встречать в литературе и в жизни.»

»...выдает собственный набор синдромов и болезней, укрепляющих в читателе умопомрачительное чувство хрупкости наших внутренних механизмов.»

А от себя скажу — у человека, искренне полагающего себя здоровым, абсолютно приспособленным и заведомо победившим в эволюции, книга, а особенно ее герои, может вызвать недоумение. Но если вы носите очки (линзы?), принимаете гормональные препараты (например, инсулин), нуждаетесь в поддержке гинеколога, чтобы стать родителями, или психолога, чтобы не разнести все к чертовой матери, или (продолжите список сами) — то вы поймете героев. Попытка стать человеком, несмотря на осознание того, насколько сама идея — быть человеком — надуманна, неестественна и дискомфортна.

Посочувствуйте Сири Китону, потому что сам он этого сделать не может.

Будем честными — Дип.Иммунитет (про косяки с переводом сказано до меня, не буду тратить время на очевидное) — текст не идеальный. Нет-нет, он качественно написан: бойкий сюжет, лихие повороты, героям сочувствуешь и волнуешься, и до последней минуты нет гарантии, что спасутся все, но...

Диагноз Д.И.: НИЧЕГО НОВОГО. Квадди — были, и их развитие логично, абсолютно просчитывается вплоть до музыкального зала Мадам Минченко (см. концовку «В свободном падении»)

Фирменный стиль Катрионы (а теперь Леди Элегантность изящным жестом выхватывает шашку и с грохотом превращается в Чапаева! Эскадрон, за мной!!! Впереди нее всё разбегалось, позади нее все рыдало...) — был, Как в «Комарре» (бедные террористы), так и в «Мирных Действиях» (бедный Ришар)

Харизматичная, ледяная и жестокая, как катана японского вампира, культура Цетаганды — была. И цетагандийские мотивы поведения тоже были, во множестве.

Даже тоскующее ба — было.

Были, были няшные джексонианские зверолюди. Ну, тот раз — волчица, в этот раз — лягушечка. Да хоть кошечка с ушками, было, было...

В итоге мир не раскрылся, стасована пользованная колода, разложен пасьянс от скуки, карты не пророчат дороги.

И единственные два реально новых персонажа — Элен Наталия и Эйрел Алексндр — успели только показать характер... И все. Жаль.

Да-да. Я один из тех бешеных фриков, которые прочли «Колесо Времени» до конца. До конца автора. Великий Жнец посмеялся над великой эпопеей — и вот мы так и не узнаем достоверно, выйдет замуж Наташа Ростова за Пьера — или нет? Выгонят таки Наполеона из России — или больной Кутузов помрет раньше? Говорят, графиня Толстая имеет какие-то достоверные сведения и черновики, и молодой N (кажется. его фамилия Чернышевский) должен окончить роман, но, гспода, вы же понимаете...

Строго говоря, с «девочковой» точки зрения эпопея более-менее состоялась. Найнив — замужем (конечно, за Ланом), Фэйли — замужем(конечно, за Перрином), Императрица Шончан — замужем(конечно, за Мэтом!), Илэйн — на троне и беременна, причем ни Мин, ни Авиенда не против того, от кого (конечно, не от Лойала!!!); Эгвейн круто держит руль, выхваченный бурей из рук Суан... а у самой Суан все почти хорошо... и у самой Эгвейн тоже, в общем, вполне наметилась взаимность... Кхе-кхе, а как же конец Света? Приближается, приближается. Пролилась звезда-полынь, восстали мертвецы, политика превратилась в кровавую кашу и продолжает густеть... Но мы так и не знаем, что в голове у женщины. которая носит золотые украшения в волосах, не знаем, где прячется Грендаль и кем прикидывается Месана, и часом не Ни`блис ли Мазрим Таим (оба любят красное на черном) — а это дурно. Отсутствие красиво зарифмованной концовки в фэнтези обесценивает всю картинку (все помнят отвратительно слитый финал эпопеи о Геральте)

Я, собственно, потому и не прячу спойлеры, что в фэнтези-эпопее это бессмысленно. Что королю Малкири не упастись от несносной деревенской вещуньи — было ясно с сороковой страницы первого тома. Закон жанра. Интересно не то, произойдут ли обязательные события — интересно, КАК, в КАКИХ обстоятельствах они произойдут, как именно автор выкрутится и как построит приводящую к заранее заданному результату цепочку событий.

Но тут уж ничего не поделаешь. Джордана нельзя упрекнуть в том. что он не довел дело до конца — бывают приглашения, от которых нельзя отказаться, даже если ты очень-очень занят. И, оценивая то, что есть, без оглядки на то. чего ждать уже не приходится — мне кажется, Колесо Времени заслуживает своей десятки.

А еще говорят (пока судить не могу) что в оригинале оно еще и очень хорошим языком написано.

Кстати, почитав другие отзывы, не могу не добавить — исследование на тему «что делает с человеческими мозгами шовинизм» — автору удалось. С помощью магического допущения (мужчины — \точнее, мужчины, способные к магии, но кто будет лезть в тонкости/ — опасны!! мужская магия несет отпечаток Зла!!) перевернув с ног на голову реальные традиционные установки — получилась шикарная пародия на процессы феминизма и антифеминизма в западном мире. Суфражистки — Черная башня, Мужские Шовинистические Свиньи — поголовно почти все женщины эпопеи... И только самые умные или самые любящие из них начинают понемножку, порой, догадываться, что рядом с ними не <s> блондинко-пятый номер </s> шерстеголовый телепень, а чувствующее и думающее существо, пускай и другого пола. И вот этот процесс того, как люди постепенно, подгоняемые жестокой необходимостью, выцарапываются из традиционных представлений... На мой взгляд очень ценен.

Не часто бывает, что мне нечего сказать о прочитанной книге, тем более — цикле. Но Перумов — смог. Я долго искала слов, тщилась в сравнениях... но нет.

И все же нашлось, нашлось — емкое, но краткое:

НЕ ВСЕ ТО ДРЕВНЕЕ ЗОЛОТО, ЧТО РЕДКО БЛЕСТИТ!

Как ни странно, книга очень сильная. Хотя первое прочтение почти не... Потом. Существенно позднее. Читая Умберто Эко, ловя отзвуки историй раннего Возрождения, уходя — еще глубже, в почти-историчность артурианы Мэри Стюарт, вдруг замечаешь то тут, то там то связки, то типажи.

В итоге все, что можно вменить «Кольцам духов» — книга коротковата и быстровата. Горное дело — мельком. Итальянские жуткие интриги — мельком. Алхимия, восходящая к латинской традиции — мельком!! Если ты врубаешься во все эти вещи, то кратенькие отсылки и намеки позволяют насладиться глубиной и объемом мира. Если же нет — читатель толком вообще не догоняет, что произошло.

Итог — книжка для homini saрientis, а простолюбителю простофэнтези лучше пройти мимо.

И еще. Именно на «Кольцах» я уловила впервые, как Буджолд строит текст — всегда есть центральная сцена, а в центральной сцене — центральная реплика. Подозреваю, что автор придумывает реплику, а дальше танцует все остальное...

Здесь кульминация особенно хороша

Книга, хотя и качеством повыше, чем «Метро», но, на мой взгляд, неудачная по самой идее. Такое ощущение, что фигурой Кнорозова автор хотел показать что-то типа мужества перед лицом неизбежногокошмарногоневедомого, способности не сдаваться и помнить любимых. Но перегнул палку в разрисовывании этого неизбежного, пропитав все атмосферой совершенно дикого ужаса. Да-с, леопарды за дверью — это шуточки, а вот от рака умрет каждый третий из читающих эти строки. Это очень больно. кстати. А от старости (отнимутся ноги. вы начнете ходить под себя, вызывая раздражение родственников и сиделок. отнимутся руки. вас будут кормить с ложки. отнимется память. вы забудете имена тех? кто будет за вами ухаживать) — умрет еще треть из вас.

Остальных примерно поровну разберут алкоголь, пьяные водители и быстрая смерть сердечника.

«Сумерки» — вполне себе книга реального некрасивого ужаса. Но, ИМХО, автор не того хотел. Иначе концовка выглядит приклеенной даже не на клейстер, а на послюненную бумажку. Вопрос мужества перед лицом умирания даже не поставлен, а так... помыслился. Благое намерение, но пока только намерение. Насколько я знаю манеру Глуховского переписывать тексты по сорок раз, ситуация небезнадежная; может, со временем...

ИМХО, феномен «Метро» заключается в атмосферности. Мелкие штришки, фактурка, текстурка — удачно скрывают простой, как топорище, сюжет и нескладущий мир. Про логику мира не буду — смешно и жалко. Что там птеродактили — откуда в метро поросята на развод?... Но, опять же, о плюсах. Работа с текстурой — шикарная. Если бы все эти штришки и мелочи, недотлевшую сигаретку, стук капающей воды, шуршание и отдаленный железный лязг, натужное сипение из-под противогаза и многочисленные, подробно данные симптомы головокружения от удушья — вот если бы все это да на качественный сюжет, да на продуманный мир... Автор человек молодой, может быть, и соберется еще.

Потрясающе дрянной перевод. на Либрусеке в качестве переводчика указан Сергей Бережной — медаль ему со склада!! Люди, читающие по-английски, хвалят стиль Джордана — он чист, ясен и в нем есть легкий призвук архаичности, именно легкий и в меру. Но это! Паки, паки, иже херувимы.

Тяжелый, сырой, изобилующий патетизмами к месту и не к месту, язык переводчика заставляет мечтать о кратком дайджесте — «в этом томе Ранд... Перрин... Эгвейн..., Мэт... а про остальных речи не было».

Рекомендую читать всем начинающим авторам этот том и любой другой из джордановской эпопеи только для того, чтобы уяснить важность такого компонента, как речевой стиль. Иллюстрация внушающая.

Мифология рока — абсолютно неразведанная фантастикой территория. Нет, кое-кто захаживал... Но удач, в соответствии с известным законом Старджона, маловато. Со временем, по всей видимости, мы увидим и рок-фэнтези, и рок-НФ, а уж без рок-космооперы никуда. Почему же?

Что мы знаем про архетипы, взбаламученные шестидесятыми годами двадцатого века? Прежде всего, это огромная мощь, спрятанная за неочевидными ценностями типа свободы выбирать свою смерть, свободы выхода за рубежи социального, свободы от суперэго. антропологи называют эту свободу лиминальностью (не путать с девиациями). Виктор Тэрнер писал о потребности общества (ЛЮБОГО ОБЩЕСТВА, подчеркиваю) делегировать некоторых членов вовне себя — не только в качестве козлов отпущения, но и в качестве священных вестников к богам, и в качестве единственного метода вернуть вкус и яркость жизни остающихся, тех, кто почувствует, что быть мужьями, женами, работницами, отцами и офисными клерками — тоже доблесть, и тоже судьба...

Чем общество платит уходящим? Всем, чего те попросят. Король-жертва, описанный Фрэзером; юродивый, стращавший Ивана Грозного (в чью честь назван великий храм на Красной площади?); Моррисон, Хендриксон, Леннон и Меркюри, «Звезда рок-н-ролла должна умереть — аксиома».

И вот мы снова на пространстве рассказа, хватит экскурсов в науку.

Святая Дженис — мир ее праху! — жила быстро и умерла молодой, Самая Уродливая Девушка Кампуса взорвалась бесконечно желанной песней — и стала мифом даже здесь-и-сейчас, в низкоэнергетичном мире утоленных потребностей.

Суэнвик проводит линию дальше — чем станет рок-икона в яростном мире пост-ядерного выживания?

На мой взгляд, точка сборки рассказа из глаз приезжего, внешнего для американской цивилизации человека — находка. Метод остранения подводит редко, а Суэнвик — мастер.

Свирепая вещь.

Здравствуй, Лео, наш русский Паланик!

Несмотря на феерически блевотное послевкусие, рассказ полезный. Удовольствия от прочтения получить не удастся — он не для того написан, а вот подумать о соотношении ответственности и возможностей (в том числе неявных, «пиратских» возможностей) — вполне. Лично для меня очень любопытно вот что — понятно, в пространстве рассказа герои «не ведают, что творят». Но память-то никуда не денется. Вот через пару лет они дотумкают... Кстати, вероятно, что мальчик как-нибудь себе объяснит, почему так — было правильно, а вот дальнейшую судьбу девочки я себе представляю плохо.

и еще один аспект. Бесконтрольность как беспомощность. О, нет, «педагогического» контроля выше крыши. А вот слежения-бережения не видно.

Не только по этому рассказу, но и по творчеству Лео в целом ясно — с социальной точки зрения он никакой не фантаст, а самый что ни на есть очевидец и реалист. Вопрос, поставленный им в «Хомке», может и неочевиден с первого взгляда, но очень настойчив — почему мы не друзья нашим детям? Почему ребенок понесет свои беды соседу по парте, интернет-сообществу, дяде Васе, местному пушеру — кому угодно, но не нам? Барьер так высок и так плотен, что его перестаешь воспринимать — это уже не барьер, это край мира, НЕТ НИКАКИХ родителей (весёлой юной тети, старшего брата, дедушки) — ребенок предоставлен училке, техприспособлениям и своему одиночеству.

Может, и милосерднее отпустить из этого мира на досточке.

Кстати, абсолютно не понимаю, чем описанная ситуация отличается от аборта в десятом классе — эксперименты, энтузиазм, странные результаты, концы в воду. Разве что декорациями?..

Если вы, как и я, уважаете сюжеты, которые долго запрягают, но быстро и далеко едут — нам повезло. Невнятное начало, изобилие странных данных постепенно складываются в картину циклопической тирании, какую оценил бы и сам Лето Второй — и в жизнь разумных существ под пятой этой тирании. Есть искренние несгибаемые революционеры — и одному из них удается даже поколебать сердце тиранического порядка — легендарную, таинственную звездную базу Тулза. Продувные мафиокапиталисты, способные обмануть кого угодно и что угодно (включая тиранов), но предаваемые собственными потомками. Отважные воины (они же служители тоталитарной власти — как посмотреть) — которые способны в одиночку выстоять несколько лет на планете-трущобе и вернуться... просто еще чуть более суровыми фанатиками. Крылатые женщины. Ино-подросток, телепат... Выскочки, наследники, бессмертные интриганы — за один только спектр живых и объёмных персонажей надо было бы читать эту книгу.

Но в ней есть и еще кое-что. Гулкая пустынная огромность баз. Неподъемная для восприятия величина кораблей. Расстояния.

От этой книги не то, что пахнет — от нее разит космосом. Она удивительно сильно создает перспективу развития — вот на перенем плане человечки, главы жалких планеток, дерутся из-за власти на этой кучке ресурсов. Вот чудовищный Страж спускается над планеткой... По Линии, используемой этими, в сущности, крошечными корабликами случайно... и предназначенной строителями совершенно не для этого... Вы когда-нибудь видели, как гусеница ползет по рельсу?...

И вдалеке слышно дыхание... Нет, не поезда, просто маленькой дрезинки, проверяющей пути. Но поезд — возможен. Хотя о нем думаем только мы, да еще, порой, старый воин-философ по прозвищу Панцирь.

У этой книги странная судьба и странное место во вселенной Артуровского мифа.

Первое, что надо выделить и вынести о всем Уайтовском цикле — это осознанная автором постмодерновость текста. Несмотря на некоторые ужасающе аутентичные (реалистичные-историчные) моменты (детство Мордреда, например... или тот же замок сэра Эктора) — текст постоянно напоминает нам в киплинговском духе «слушай же, что было дальше, мой мальчик...» — что его читатель — наш современник, и постоянно отсылает к реалиям нашего времени, которые предлагается оценивать и сравнивать с как бы реалиями артурианы. Часто для этого автор просто говорит — «тогда было совсем не так, как сейчас» — чем, разумеется, напоминает нам о сейчасе... Но иногда игры сложнее, и автор вкладывает в уста старинным, а то и вовсе мифическим персонажам много совершенно постсредневековых идей. Что, с одной стороны, очевидно превращает древнюю Британию в декорацию для иллюстраций каких-либо мыслей, котрые Мерлин доводит до Артура... Нет-нет, автор — до нас... А, с другой стороны — парадоксально сближает времена. Кто сказал, что эти идеи не могли там и тогда возникать? Да, их запись не дошла до наших времен, но разве это гарантия?

Понятно и маленькому ежу, что барсук, дословно цитирующий Тейяра де Шардена — фантастика. А дворец из сыра не фантастика? А единорог? Бедный единорог, ставший напрасной жертвой неответной детской любви — почти невыносимая, самая тяжелая, на мой взгляд, сцена цикла.

Декорации и иллюстрации, множество смен ракурса и дальности — то мы в грязной хижине или продуваемом сквозняками дымном дворце — а то опять с книгой в руках у себя дома — в конце концов всё это постепенно облущивает кожурки сюжета, фабулы — и остается только глубинный смысл — взросление человека, его хрупкость во время становления, его гибкость и адаптивность, его ответственность и способность ее выполнять, и способность к прощению.

Книга эта многослойная, как и положено постмодернизму. И тут важно вот что — ее может с удовольствием читать ребенок, который будет воспринимать все эти игры ракурса прямолинейно; и ее с удовольствием прочтет вдумчивый читатель, который воспримет не как тягость, а как игру необходимость распутывать причины и поводы к переходам смыслов внутри смыслов.

Но читатель, слишком искушенный для сказки и недостаточно образованный для постмодерна, скорее всего будет раздражен. Решать, кто вы — вам, коллеги.

Совершенно сумасшедший текст. Тяжелый, местами просто неприятный контекст. Извините, как-то непопулярны у нас в фантастике темы стариковского секса, рабского и пост-рабского шовинизма, разнообразных видов одиночества и не менее разнообразных культурных видов непонимания и неприязни. Кого-то из комментаторов покоробило, что большая часть проблем решается через секс)) И да, и нет — с одной стороны, ле Гуин воспринимает секс как один из сильнейших инструментов коммуникации, по которому можно передавать и ненависть, и унижение, и дружбу, и нежность — что имеете сказать; и уж когда герои начинают наконец коммуницировать, секс используется не реже речи. Странно было бы удивляться, что герои раазговаривают. Другой вопрос, что секс не является методом победы — победа в том, что люди наконец догоняют, что они, собственно, хотят сказать и что услышать.

Честно говоря, перенос на фантастическую почву литературности сборника на пользу — а его популярности во вред. От политических игр «ЮАР или Мьянмы» автор ловко уклоняется, но и теряет злободневность и памфлетность, на которых с пафосом выезжает, например, Салман Рушди и многие другие «этнические авторы», которые на слуху в боллитре. Не видать Урсуле Нобелевки, как рабам Йеове — родного Уэрела. Но лично мне так даже симпатичнее. Если вы понимаете, о чем я.

Итог — непросто. Социально. Натуралистично. Заставляет думать.

Для развлечения не годится, для развития — очень даже.

Искусство королевы фантастики таково, что хочется только благоговейно притихнуть. Даже равнодушие, с которым она гуляючи сносит все законы жанра, кажется царственным.

Подробный, даже антропологически подробный, насыщенный крошечными деталями быт (с трудом сознаешь, и приходится себе напоминать, что это НЕ описание какой-то забавной реально существующей традиции ). Отягченный любовными нескладушками юнец отправляется учиться далеко...разрабатывать новое... Участвовать во все более инновационных программах... Разрабатывать все более интересные проекты... Но сердце — говоря иначе, незавершенный гештальт — надломленная судьба — зовут его назад, домой. И в момент испытания особого инструмента, базирующегося на глубинных, за-философских, за-религиозных свойствах Вселенной, вселенная отвечает не на его сознательный запрос, как предполагали творцы инструмента.

Странным образом этот текст перекликается с крайне непростой философией Льва Шестова, а именно с концепцией Рая как области реальности, в которой возможно исправление прошлого.

Итог — глубоко недетский текст.

Основная проблема несколько замаскирована под привычными для ле Гуин псевдоэтнографическими экзотиками, что некоторых читателей должно отпугнуть (я видела живьем людей, которые даже «Левую руку Тьмы» считают текстом о сексуальных извращениях, тут-то уж что и говорить), но тем, я считаю, интереснее...

Очень любопытное и познавательное чтение для лиц, изучающих массовый спрос.

Чисто субъективно — бойко и бодро, почти без натяжек, описана бессмысленная неразумная возня фигурантов, переполненных эмоциями так, как не снилось и пятнадцатилетним девицам. Полагаю, пятнадцатилетних (и не только девиц) должно приводить в восхищение, см. первую фразу.

Ни единое действие ни единого персонажа не мотивируется через обдуманный поиск выхода, решения проблем. Импульсивность — вот лозунг действующих лиц, даже на государственном уровне. Иногда блазнится, что авторы так иронизируют. Например, в самом начале, завязка событий — в поселение народа Х случайно приезжает представитель недружественного народа У. Вместо того, чтобы со вздохом пересадить нежелательное лицо на отходящий корабль за счет, например, того кто его привез... Его выкидывают в открытое море. О, какая прекрасная ирония над бессмысленной жестокостью бюрократического государства — восхищается читатель и... обманывается. Народ Х хороший. И никакой бюрократии в нем нет, чистая совесть, белые глазки, золотое социальное устройство. Во всем виноват злой народ У. Бяки, бяки.

Разумеется, эскалация насилия, жестокости, взаимной ненависти неизбежна. Ребенка со способностями мага с мясом выдирают из рук матери — зачем? Пусть бы работала его прислугой, и мамке щасте, и в школе магов меньше со стиркой париться. Но нет. Картинные эмоциональные жесты — наше все. Социум, по ряду признаков заданный как устойчивый, имеющий долгие связи — рассыпается на глазах. Главные герои крушат все вокруг себя, и даже последний акт — остановка конкретного разрушительного процесса опять же через эмоциональную привязанность — не оставляет ощущения, что у мира есть шанс.

С определенной точки зрения роман выглядит как изящная злая пародия на панэмоциональность в человеческих отношениях. Но, увы — есть подозрение, что авторы этого не планировали.

Да, это вселенная Майлза, но ни одного барраярца в кадре не будет! Перенастраиваемся. Ни. Одного. Барраярца. Ваапче. Это просто другой угол вселенной. Если вас интересуют только гиперактивные коротышки, закройте книгу и идите смотреть кун-фу лилипутов.

Если интересует вселенная, и «что творится в это время за углом...», и на что намекала автор, когда будущая императрица Цетаганды по-быстрому отдавала распоряжения, а уже упомянутый гиперактивный коротышка навострил ушки...

Это важный момент. Как часто мы сами заморачиваемся, «а что происходило в Лихолесье во время Пеленнорской Битвы?», сочиняем, пишем фанфики... И изо всех сил стараемся держаться в рамках, заданных автором... Автора жанр фанфика не держит. Хочет — держит канон, хочет — все ставит с ног на голову. Блестящая офицерша Элли? Вернем ее домой, где ее всякая собака знает, где она — просто неугомонная бедолажка, девушка-без-постоянной-работы-на-станции, о, «тебе кто-то купил новое лицо? ну-ну» — поди, докажи в своем отечестве, что ты крута.

Еще? Планета-монастырь! (эта тонкость напрочь утеряна в опубликованном переводе) Одни мужики уже офигнадцать поколений. Конечно, гомосексуализм. А вариантов? Кого бы выдернуть оттуда в чуждый и удивительный глактический мир? Доброго детского доктора, размазню в личных делах — просто потому, что это максимально неподходящий для приключений персонаж.

Всё это аккуратно сшиваем нитью из брутальных гем-преследователей, генетически модифицированного парнишки, чьи способности доставляли ему доселе только горе, замешиваем бешеным экшном...

Прежде всего, получилось ужасно смешно. Герои, конечно, очень-очень-очень серьезны в своих переживаниях — но комедия положений берет свое. Свирепые цетагандийцы допрашивают доктора и в панике пытаются понять, что з информацию он им выдал? Элли (красотка же!!!) полкниги ждет от доктора неприличного предложения... И таки дожидается... Но вовсе не того. Перепуганный зловещими преследователями телепат, тестируя двоих, предложивших ему свои услуги, выясняет, что оба они тщаааательно, ооочень тщательно пытаются скрыть от него по тайне каждый — доктор — что ему нравится телепат. Элли — что ей, черт побери, очень нравится отсутствующий в кадре гиперактивный коротышка!!! Да и сцена с комбинацией из трех баков тритонов просто гомерическая, на мой взгляд)))

Кроме смешного и подвижного, в книге есть и о чем подумать. Как складываются семейные традиции. Какие скрытые функции выполняет для общества женщина. Что получается, если она их извращает (Главный Гад в книге, переплюнув даже гем-ГБшников, поистине вызывает дикую жалость и омерзение одновременно)

ИТог: Есть о чем подумать. Есть о чем поржать. Есть о чем увлекательно почитать. Но — ни одного барраярца в кадре. Помните об этом, чтобы не разочароваться.

Как лицо, кхе-кхе, имеющее отдаленное, но несомненное отношение к появлению данного текста на свет... И много порубившись за него в сетевом холиваре...

Одним из наиболее изысканных (и в смысле тонких-изящных, и в смысле читающихся-спрашиваемых) на сегодня стилей является гибрид НФ-фэнтези. Причем, желательно не в жанре космической оперы, когда крэги и лорды бороздят просторы; а как-нибудь хитрее. Как именно? Каждый автор выкручивается по-своему.

В этом, бесспорно сложном, рассказе перед нами стоит не менее сложная проблема, издавна считавшаяся вотчиной НФ: коммуникация с категорическими негуманоидами. «Солярис». «Малыш»... То ли оно нам что-то говорит? То ли оно просто едет по своим делам, а нас перемалывает в егоее гусеничных траках? А может, оно нас тестирует? Авторы предлагают радикально необычный прием выхода из непонимания, радикально новый для НФ шаг в решении проблемы.

Как именно и через какие техники решают эти проблемы авторы — лучше прочитать непосредственно в тексте. Как одновременно и плюс и минус можно расценить использование кельтских мотивов — с одной стороны, однозначно красиво и мотив диалога через танец в этой культуре очевиден. С другой стороны, кельтщину, конечно, уже заездили, и с этой точки зрения могла бы интереснее сработать, например, балканская тема. Но уж что срослось, то срослось.

Впрочем, любителю экшна тоже, на мой взгляд, скучно не будет.

Когда читала курс социальной геронтологии, давала этот рассказ читать студентам. И спрашивала у них, как часто бабушки им подкидывают деньжат?)) Пару раз бледнели люди.

И, конечно, речь не об оппозиции город-деревня.

Третья часть трилогии Моста могла бы быть проходной — казалось бы, основные персонажи и мир заданы еще в первых двух частях. Однако, один персонаж поднимает «Все вечеринки» на уровень «Нейроманта» или «Падения Хром»- на уровень архетипов, после чего похожий образ в другой книге любого автора кажется только бледной тенью. Персонаж как бы и не главный, но и второстепенным его не назовешь. Это Конрад: Мастер-убийца, воплощенный Дзен. Ради него одного стоит читать книгу, даже будь все остальное никудышным. Но и все остальное не ниже среднего гибсоновского уровня.

Книга совершенно не молодежная. Поднятые проблемы (не будем считать проблематикой сюжетный каркас) — проблемы взрослых, даже немолодых людей. Как жить с прошлыми ошибками, как примиряться с собой, как восстанавливать в себе этическую стойкость, зная, что несовершенен. Как взаимодействовать с миром, точно зная (и уже почувствовав), что он тебя необратимо сожрет. Внимание к невербальным моментам (за которое Буджолд так любят женщины и так не любят многие мужчины) традиционно высокое, больше половины смысла передается всеми этими фыркнул-вздохнул-вздрогнул-отвернулся-помедлил.

Сюжет бойкий, для поставленной проблематики даже удивительно легко читающийся.

Героиня, женщина «за сорок» — трудна для читателя-мужчины, разве что кто хочет понять получше как тетки думают))))

Оценку ставлю чисто со своей, бабско-психологской колокольни, четко понимая, что она необъективна.

Кстати, аннотация ошибочна. Кэсерил и Бетрис уже поженились и ждут ребенка, а Исель так уже сделала Исту бабушкой. Главная героиня фэнтези-бабушка! Причем, не побоюсь этого слова, любовного фэнтези!!! За одно это стоит влепить автору десятку))

После энплюспервого похождения Сварога «Самый далекий берег» — как возвращение к «господам альбатросам» — ненатужная, легкая задуряловка, свободное фантазирование, едкая ирония и крылатые словечки. Злобно бия себя в грудь кричать «Гарантом буду!!» — прекрасно! полное ощущение, что автор, устав от бешеных и лютых, устроил сам себе небольшой капустник. А талант не пропьешь, едва освободившись, начал хулиганить.

Единственно, несколько скучноват показался сюжетный ход с

На мой взгляд, рассказ не только блестящий, но и максимально киплинговский. Все ингредиенты присутствуют: Индия, мельтешение царей-брахманов-англичан, иронический на них взгляд автора — и взгляд влюбленный на пыльную дорогу, матерей с ребятишками, стариков, леса, поля и снова дорогу. Присутствуют животные — с одной стороны, поразительно близкие, с другой — вовсе не антропоморфные. Присутствует комически приподнятый покров ложной святости и (как это, кажется, умеет только Киплинг) парадоксальным образом из-под нее просвечивает святость настоящая. Присутствует великая Судьба, в данном случае в лице

А страниц всего ничего, вот что удивительно!

Я бы советовала начинать читать Киплинга именно с этого рассказа.

«Звездный прилив» — книга непростая, что подтверждается обилием разочарованных комментариев. Плотного экшна, бурного секса, черного юмора, плохих Главных героев — в общем, всего, к чему у нас приучен читатель — нет. Не шутер, в общем.

Темп, несмотря на обилие запутанных многолинейных событий, неторопливый. Только в последней трети он раскачивается до привычного «

Однако, именно в этом мире наличествует практически уникальная вещь — образ недалекого, (менее тысячелетия) будущего Человечества, к которому было бы не обидно двигаться. Люди не только решили большую часть своих внутренних проблем, но и занялись тем, что предсказывал Саймак в «Городе» — вразумлением (оразумлением?) животных. Причем сделали это настолько аккуратно и уважительно, что те сохранили признательность людям, и верны им — не как псы, но как коллеги — в сложной ситуации, когда человечество, выйдя в космос, обнаруживает там не добреньких зеленых человечков, а массу раздражительных конкурирующих цивилизаций.

В комментах ворчали, что инопланетяне выглядят туповато. Не согласна. Они выглядят, как любое существо, столкнувшееся с абсолютно незнакомым явлением — пытаются действовать по старинке (что и спасает их противников-землян). Возможно, это избитая истина, но ее напоминание полезно читателю))))

Мне лично очень понравились модели мышления дельфинов и шимпанзе. Что дельфинья поэзия, что шимпский юмор — это что-то.

В общем, перед нами книга для неторопливого чтения, предполагающего размышления над вторым и третьим слоем.

Почему важно прочитать «Сталки и компанию»?

Потому что иначе в сетевом холиваре Стругацкие и Аньюдинская школа версус Лукьяненко и школа геометров — ничего не поймешь.

Дальше — подробнее.

В довольно стареньком издании Киплинга, что стоит еще у меня на полке, про данную повесть (которой в том издании нет) в предисловии отзываются так:

«Кульминация его сборника рассказов из школьной жизни «Стоки и компания» — фантасмагорическая сцена, где Директор, воплощение авторитета и власти, самолично лупцует палкой _всех_ _до_ _единого_ учеников, (курсив тамошний — Sh.) которые восторженно приветствуют это торжество Порядка и Дисциплины»

разумеется, меня много лет мучило адское любопытство!!! Я никак не могла себе представить, чтобы автор ехидных и умных книжек — и вдруг написал что-то вот такое. особенно восторженно приветствующие ученики. ага, щас. ну, может, он был пьян? Тогда почему опубликовал?... Мы вообще про одного писателя говорим?...

разумеется, это было классическое ханжеское передергивание! Типичный случай, когда на парадокс набегает не слишком умный читатель. Аналогичный пример — это классика критического жанра «евангелие — абсолютно лживая книга, потому что весь сюжет завязан на том, как забеременела девственница».

В книге описывается какая-то афигенно маловероятная штука, происходящая из-за каких-то особых — но однозначно приводящих именно к этому результату обстоятельств, читателю предлагается ахнуть и сказать — во же блин!... Чуден мир!... Но читатель, видя только событие и никак не считав обстоятельства, трясет бородой и гневается — вот напишите, что женщина спала с мужем и забеременела — я поверю...

А о чем тогда рассказывать? Учитель побил детей. Дети заплакали и пожаловались маме. Где история-то?

Сталки — книга ни фига не простая. Местами нормальному постсоветскому человеку она должна просто казаться дикой. Это нормально. Потому что мы сильно иначе живем. Поэтому давайте сложим два и два — а именно:

1.1 Контекст времени, в котором написан текст

1.2 Контекст времени читателя, к которому обращен текст

и 2.1 Результаты типические, неоднократно описанные в литературе того времени

2.2 Результаты, получаемые в этом тексте.

1.1 итак, первое и на самом деле самое тяжелое. Все бьют всех. ВСЕ, повторяю. ВСЕХ. Не подвергают физическим наказаниям — учителя друг друга; полковник слуг; младший персонал школы — учеников — и всё. Причем по трем разным причинам. Учителя — равны друг другу, полковник считает себя выше слуг, сержанты и техники считают себя ниже юных джентльменов. То есть битье, строго говоря, не показатель статуса. Это просто способ взаимодействий. Я бы даже сказала, информационный канал. Современному человеку просто трудно воткнуть эту мысль себе в голову, но последовательное прочтение «Человека, который смеется», разнообразного Диккенса и «Маленького оборвыша», и всяких других литературов про Англию, написанных где-нибудь до начала 20 века — наводит на мысль, что это действительно было так. Битье было такой же абсолютной нормой, как где-нибудь во времена Авраама человеческое жертвоприношение в начале хорошего и важного дела. Как сейчас распитие спиртного в ознаменование окончания важного дела. Ткань жизни.

Уже открыт метод наказаний посредством нотаций и пилежки. Этот метод — очевидно по действиям учителей — нов и находится в стадии апробации. И этот метод — судя по реакции школьников — тяжел и возмутителен по сравнению с привычной и понятной поркой. Для нас — сейчас — важно, что участники событий не считают побои чем-то относящимся к их личному пространству. Ну... как сейчас двойку поставить, что ли...

Не то, чтобы я рекламировала эту методику!!!!)))) Вопрос перевода — как понять поведение людей. если не знать их предустановок? Писать перед книгой тыщу страниц комментариев? Да дай нам все святые хоть книгу-то осилить.

Причем дело не только в физических наказаниях. О многом приходится задумываться — кто и что воспринимает как само собой разумеющееся? ИТого по пункту первому — книга для людей, мягко говоря, начитанных. не потому, что сложна сама по себе — а потому, что иначе много ускользает.

1.2 Что, собственно, является дискуссионным вопросом книги — что было дискуссионно. когда книга писалась? У меня такое ощущение (а я не спец. потому думайте сами) — это вопрос обоснованности авторитета. Первая же новелла:

Учителя — доказывающие свой авторитет делом... Или не доказывающие. История с военным флагом.

вторая дискуссионная тема — справедливость... А также «Вопиющая несправедливость!!!»)))))

2.1. Типические книжки про школьников не менялись и не меняются. Порок, наказание, раскаяние, вознесение. Буэ. Что забавно, это все встроено в текст — героям эти книжки дарят тетушки, и герои глумятся... как глумимся и мы. И поделом.

2.2 Герои книги — такие, как они есть. С начала и до конца. Абсолютно современная нам мысль — характер у человека задан — вопрос в том, чтобы его окультурить, социализовать, позволить применить себя, заданного, к миру так, чтобы было хорошо и тебе и людям. Кстати, очень современная проблема — одному дается язык, другому математика — а зубрят все одну программу. Часть учителей книги согласны с тем, что ребята делают друг за друга домашки... Часть противится. Ничего не изменилось за двести лет(((((

Герои книги не раскаиваются, не подличают — они просто растут. Даже на сегодня это афигенно новый подход. Возможно, он просто неподъемный для среднего автора.

И важное место... Которое практически один-в-один, единственно с характерными изменениями акцента, передрали Стругацкие. И по которому поводу собственно и произошел холивар.

Учитель намекает подросткам, что в школе обижают малышей. Подростки находят злодея и внушают ему страх божий.

А дальше — почти реальная школа Англии 19 века — и Анъюдин, всем знакомый, и вроде как высмеянный Лукьяненко. По ряду признаков, Лукьяненко в первоисточник-то, то есть в Киплинга, прежде чем писать своих геометров, не сходил. А зря.

Во-первых, Что мы видим у Киплинга — «да всех мальков гоняют... Но ТАК — это слишком» Впервые, как я подозреваю, вводится идея о том, что власть старшего должна иметь предел. У Стругацких же сам факт щемежки младшего — основание для очень жестких решений.

Во-вторых. Киплинговские подростки ловят другого подростка на его же жестокости (хороший человек просто бы не попался) — Стругацкие — на нарушении распорядка, на мальчишеском любопытстве и немного зазнайстве. Такое ощущение, что провинившийся парень и не жесток, ну... так вышло, как говорится. Не продумался, что творил. У Киплинга все четко — наказуемый конкретно-реальное чмо, причем из «маменькиных сынков» — 18летний парниша, не посещавший школу и не привыкший себя ограничивать.

В третьих (и это важный момент) Учитель у Киплинга понимает, что наказание будет, мягко говоря, физическим, и с этим согласен. Прямо говорит — ученики могут применить те методы, за которые учитель пошел бы в тюрьму (и это при полной приемлемости порки как педагогического метода!) Учитель у Стругацких — сильно сомневается, педагогично ли то, что он делает, и прямо просит ребят больше разобраться, чем покарать.

Не читав ОБЕ книги, невозможно понять вектор смещения, который задан Аньюдинской школой. А смещение, вообще-то, ого-го.

А за что директор лупил всю школу? Это читайте сами. Только я еще вот что скажу. С образом директора, на мой взгляд, палка малость перегнута — очень он уж... архангелический. Я думаю, это известный всякому писучему эффект нонфикшн — виденное вживе кажется убедительным. Ан нет, убедительно типическое... В общем, скорее всего виной тому детское впечатление самого автора — встретить вменяемого, (умного, хитрого и при этом честного и благородного) человека посреди школьного паноптикума — вообще-то сильно торкает.

А! и чуть не забыла.

Это ФЕЕРИЧЕСКИ УВЛЕКАТЕЛЬНАЯ КНИГА. Местами дико смешная. Местами — грустная. Но по-любому очень классная.

Разумеется, для любого анализа Сан Конг читать надо несколько раз. В первый раз – какой анализ?... И только потом, слегка приподнявшись над текстом, мы можем проследить взглядом тот слалом, по которому Иван протаскивает читателя – со всеми петлями и трамплинами. Ой, мама…

Первым возникает предположение, что автор над нами натурально издевается. Вот, пожалуйста –

Но шутки в сторону. Сан Конг – очень серьезная история. Это история о двух видах правоты. И борьба главного героя с антагонистом – это всего лишь один из них.

Впрочем, по порядку.

…И пошел Джек за золотым яблочком для больной мамы. И вошел он в страну людоедов, и была огорожена та страна частоколом, и на каждом колу висел череп, и смотрел на Джека живыми глазами… Но не испугался смелый мальчик.

Долго ли, коротко ли, но Джек обманул и победил людоеда, и сжег частокол, и добыл лекарство, но проклятие людоеда осталось на нем. И однажды, когда Джек уже вырос и даже немного состарился, пришел к нему чужой человек, и сказал – «пора». Умер Джек, но лекарство то теперь есть у людей, и частокол мертвецкий никому более не отстроить…

Очень важный момент. Как главный герой, так и главный гад – люди, поведение которых не укладывается в первый этаж пирамиды Маслоу (сладко есть, сладко спать). Их поведение мотивировано культурой. Каждый имеет убеждения – что хорошо и что плохо, и поступает не в соответствии с моментальной выгодой – а так, как диктует культура.

Поскольку культуры разные, одна и та же программа (любить людей, противостоять смерти) выглядит принципиально иначе. И вот тут нас тыкают носом в первое, родное, я бы даже сказала «девическое» значение слова «политкорректность». Не судить, пока не понял. Не считать, что понял, пока не встал на чужое место, не поглядел ТЕМИ глазами.

Да, — вздыхает где-то далеко доктор Хантингтон – но не забудьте, что Полностью понять чужую культуру – значит принять ее – и хоть частью покинуть свою. Нельзя стать другим – не став Другим.

И, в конечном итоге, любой культурный конфликт состоит из 4 составляющих – своя правота и чужая правота, своя неправота и чужая неправота. Утеря из зоны внимания любой из составляющих ведет к тому, что конфликт идет вразнос.

Но и это еще не все. Кроме равноправных — культурных видов правоты, есть правота общечеловеческая. Показать ее обычно бывает очень трудно. А в Сан Конге есть персонаж, сумевший найти выход из лабиринта культурных наворотов. Это женщина.

Характерно, в еще одном тексте, посвященном культурной путанице («Маятник Фуко») тоже именно женщина, Лия, говорит о вещах внекультурных, абсолютных, вписанных языком химии в человеческий БИОС. Есть вещи. Которые ВСЕГДА одинаковы. Любовь, верность, способность следовать выбранному пути до конца. Если наши визави честны, заботятся о своих слабых, милосердны к побежденным – мы можем не особенно беспокоиться о том, как они себе это объясняют. Так общечеловеческие ценности оказываются метаязыком, способным апеллировать к разным культурам, и той самой, столь необходимой в любые времена, шкалой сравнения.

Спасибо, Автор.

Херберт — непростой автор. Но метод его, если прослеживать несколько циклов, одинаков.

Он берет сложную социологическую проблему, тщательно и всесторонне ее препарирует. Потом обмазывает ее толстым-толстым слоем антуража, украшает розочками и завитушками бешеного экшена — жуй, читатель!

Читатель грызет тортик и уже только в процессе переваривания понимает, что ему опять скормили большой кусок горького лекарства)))

Впрочем, на Досадийский эксперимент автор крема малость пожалел: безжалостная суть закона выживания и выживания под сенью Законов — вот сюжет Эксперимента. А ведущая метафора текста

— так же, как в Дюне ведущими метафорами были вода (ограничивающий ресурс) и ЧеловекоЧервь (символ неконтролируемой власти) — здесь это Градус.

Вся Досади строится по той же метафоре и отбор производится по тому же принципу.

Проблема того, как совместить отобранных жесточайшим способом в многопоколенной борьбе — и обычных людей галактического содружества — к сожалению, практически не освещена. Страх устроителей эксперимента перед результатами — только заявление, Никаких реальных последствий не изображено (что лично меня удивляет). Остается ощущение, что даже автор не знал, что должно произойти, и предпочел отвлечься на проблемы судопроизводства и обмена тел. Изящного парадокса, как в Дюне, Улье Хелльстрома и Звезде под Бичом, не вышло — но объем поставленных на обдумывание вопросов все же велик.

Для данного автора — скорее неудача.

На общем фоне — почти шедевр.

Читать в автобусе не советую (трудно),

Использовать для личного развития — очень даже.

«Как птица Гаруда» — текст прелюбопытнейшей конструкции.

Во-первых, это семейный эпос. Сага о Зотовых не уступит в размахе ни Форсайтам, ни Поющим в терновнике, ни другим многопоколенным тянучкам. Однако же, она их еще и заметно короче.

Во-вторых, это легенда о времени. Время протекает сквозь, вокруг кружатся приметы, Зотовы же, в лице Петра-первого Алексеевича, взирают на время с непоколебимостью Форреста Гампа и с юмором Экклезиаста. От зари двадцатого века до преддверия перестройки — время немалое.

В-третьих, это сказка о любви. О бессмертии полюбивших и о печальном конце тех, кто любить не научился. И о нечаянной радости тех, кто шел к любви долго, ошибаясь и оступаясь, но все же дошел.

В-четвертых, (вы дочитали до это места? Тсс. Теперь пойдет самое странное) это книга о религии Коммунизм. Религии не в том смысле, перед какой доской разбить лоб; и не в том смысле, какому голосу следует принести в жертву любимое существо, и даже не в том смысле, как управлять глупцами. Религии в том смысле, зачем жить, если смерть сидит в твоем доме, выпивает, не чокаясь, смотрит из любимых фотографий. Как жить, когда глупость и жадность накатывают волна за волной и нет этому прибою конца. Религии в смысле мироконцепции.

Мне не встречались столь четкие описания того, что есть коммунизм ни в текстах Полдня, ни, тем более, в трудах основоположников, ни в опровержениях гонителей, ни в интернет-спорах.

И еще это книга о книгах. Но тут трудно объяснить — надо читать.

Лично я твердо убеждена, что именно этот рассказ — лучшее, что есть у Павича. Даже более того. Все дальнейшее, что есть в его книгах, уже заложено, туго свернуто, как росток в зернышке, именно в этом недлинном рассказе. Павич — он же похож на пряность. Острый, запоминающийся, ни на что не похожий, душистый... Но питаться только им?... Невозможно. А в поздних работах он и вовсе начинает повторяться. Так что проще всего охватить всё, им написанное — вот тут. Тут очерчен весь круг павичевских проблем:

Горькая судьба Балкан.

Оглушающее, мгновенное и неподвижное, ощущение многоликости и единства жизни.

Мифы и сны.

Предательство и смерть.

И песня.

Самый важный пункт, я считаю — КНИГА предназначена для ВЗРОСЛЫХ. Это не значит, что в ней есть «неприличные» сцены — они попадаются, но это несущественно. Эта книга предназначена для тех, кто уже задумывался, насколько мы самими собой определяем судьбу наших детей, что мы даем им — то, что мы и так есть? (а оно им надо?)...то, что мы бы для них хотели? (а оно им, опять же, надо? )... То, что они сами бы для себя хотели(а из чего получается их хотение — не из наших ли о том представлений? Как определить, что реально нужно следующему поколению?)...? И снова, как пел Шевчук, «мы бьемся насмерть во вторник за среду, но не понимаем уже четверга». Кстати, и Виктор Банев об этом думал. Традиция задачи есть.

Люди, чей уровень не достиг еще таких проблем, остаются от книги в недоумении. То нанопанк (не киберпанк, как кто-то ляпнул в отзывах, а самая что ни на есть нанофантастика, как по заказу президента Медведева), то детские сказки. То смещения вероятностей (откуда Книга с самого начала знала, где Нелл придется искать Миранду?), то социально-антропологическая фантастика — буры, ашанти, вики... то адские китайские экспериментаторы, чье внезапное многотысячное милосердие вдруг оборачивается холодным расчетом. Это пра чоооооо??? — жалобно выпадает читатель, не доросший еще до магистральной линии романа и раскладывающий все остальное, как несошедшийся пасьянс.

Про что эта книга, предупредительно излагает Хакворту могущественный старик, запустивший, вдвоем с доктором Икс, этот глобальный эксперимент.

Так что концовка, сводя воедино все линии романа, логична и болезненно ярка, как смерть бурской старушки. Все сошлось. А что там будет с прогрессом, с дипломатическими отношениями нового народа и старых наций — да важно ли, если ты наконец, после пятнадцати лет разлуки, нашел свою маму?

Ме-ги-до.

Повторю свой отзыв с «МП».

На мой взгляд, это текст прежде всего о различении лжи и правды в условиях информационного Апокалипсиса. Обычно читающего настолько цепляют сцены второй половины рассказа, что начало выскакивает из головы. А оно не случайно. Привлечение внимания любой ценой. Удержание любой ценой. Желтость и уткость возведенные в абсолют.

Большая часть картины мира, видимой читателем, герой получает изустно. От заведомых Лжецов. Или от заведомо обманутых и преданных. А кто сказал, что эта картина — соответствует реальности текста? Мы не смеемся над туповатым героем (а этот метод так любит современный писатель — и читателю польстить, что тот умненький, и сюжет от героевских непоняток закручивается...), мы мечемся вместе с ним, пытаясь выловить хоть какие-то концы в кровавой каше.

Герой их находит и принимает решение.

Когда мы, отбрасывая все неподошедшие варианты, остаемся с глазу на глаз с тем единственно возможным критерием, по которому можно было поступить именно так...

Мы меняемся.

Разумеется, это некомфортно.

А вы разве читаете только для комфорта?

Книга сильная и сложная. Любителям пострелять-спасти красотку-пострелять еще — будет скучно.

Любительницам одинокого но тоскующего героя встречающего любовь своей жизни с тяжких обстоятельствах будет адски обломно: Встреча всей жизни в обстоятельствах есть. Любви, а особенно эротики — не видно.

Любителям закрученного сюжета и поисков-поисков-поисков поисков... будет само то. А если вы любите мифологию (не чью-то конкретную, а вообще) и ее отсветы в психологию в духе Леви-Стросса, то бегите сломя голову, такой вкусняшки долго еще не будет.

Лично меня очень впечатлил экскурс в области «что в нас является нами самими, а что — нашими родителями... Даже если мы изо всех сил пытаемся от второго избавиться». Сурово так. Хотя фэнтези-оболочка несколько облегчает усваивание этой пилюли, слаще она от того не становится.