Книги, написанные взрослыми для детей и подростков, бывают трех типов. Одни из них написаны для каких-нибудь вообще абстрактных детей. Опустим завесу жалости над этими книгами, далее они в нашем повествовании упоминаться не будут. Вторые написаны любящим взрослым для какого-то конкретного ребенка. Третьи написаны для того ребенка, которым был сам автор (один ребенок, ночью проснувшись в слезах, уточнял у мамы — правда ли, что Чуковскому в детстве никто не читал ни «Мухи цокотухи», ни «Краденого солнышка»? за что ж его — так?..)

Добропорядочно подростковая «Это просто игра» — книга, которой никак не решить, то ли ей к умным, то ли к красивым. Главных героев в книге двое. И если за героиней отчетливо чувствуется реальная девочка, _ради_которой_ все и дело и затевалось, то герой явно собран автором из кого-то еще более близкого и знакомого.

…Ты включаешь компьютер. Вводишь инвайт. Отдыхаешь, веселишься. И вдруг внутри вроде бы совершенно безопасной ситуации ты слышишь шепот — просьбу о помощи. Единственный способ избежать опасности — это игнорировать. А лучше выключить. Отвернуться. Забыть.

Если этот путь не для тебя — ты уже подставляешься. Может быть, зов о помощи — ловушка. А может быть, вы просто попадете в переделку оба — в еще более сложную, еще более запутанную? Один застрянет в игре — которую через считанные часы должны отформатировать. Другой выпадет в реальность… Да только не в свое собственное тело. И не зная даже пароля к компьютеру. Но, раз вас двое, и вы знаете друг о друге, и готовы друг другу помочь — система может и не удержать слаженного удара. Тем более (и за это автору очень большое спасибо) герои не одиноки. Каждый из них — со своей стороны поймавшей их музыкально-магической пентаграммы — находит тех, кто может и хочет помочь. Кто готов встать под твои знамена; рискнуть игровой и настоящей жизнью; угнать братов мопед (привет Аркадию Гайдару); лететь ночью в чужой город по темной трассе; умирать в безнадежном сражении, оттягивая на себя внимание вражеского полководца; отдать свой ноутбук, в конце концов.

Лично мне кажется очень важным этот момент. Один на один, всего лишь вдвоем, герои вряд ли смогли бы решить подброшенную им виртуальностью головоломку. Но, в отличие от большинства подростковых текстов, герои «Это просто игры» не гордые волки-одиночки, а друзья среди друзей. Они ищут и находят поддержку в семьях. Они ищут и находят помощь у ровесников — сначала у близких друзей, потом и массовую, у большого сообщества. Ведь просить и получать помощь — не значит ничего не делать самому. И Настя, и Максим успевают за неполные трое суток своротить горы, совершить по нескольку невозможностей — потому что каждый из них не имеет права сдаться, каждый борется за что-то больше, чем собственная жизнь.

Но нельзя забыть еще про одного, почти что главного, героя «Это просто игры». Боюсь, что его образ — тоже не выдуман. Тот, ради кого уже почти победивший игровую вселенную, почти забывший себя-реального Норм все-таки вспоминает, кто он — на самом деле, и почему в момент величайшей славы надо обязательно выйти в стартовую пустую камеру. Этого третьего героя нет на обложке, и почему-то кажется, что это ужасно несправедливо.

Рома — конь, все реальное участие которого в сюжете заключается в том, что он внезапно тяжело заболел. Каждый из нас, кому довелось проводить бессонную ночь над умирающим псом, знает, о чем мы можем только мечтать. О том, чтобы смерть друга не была концом. Виртуальный Рома — случайный нарисованный конь подходящей масти — совсем не замена Роме настоящему. Но наши герои думают не о том, как заменить друга — они думают о том, как избавить животное от смертельной муки и страха. Может быть, поэтому у них и получается больше, чем они смели надеяться. И может быть, поэтому игра в итоге становится местом, в которое теперь есть, зачем возвращаться.

Очень качественный, в лучших традициях советского реализма, ясный и правдивый текст. К персонажам привязываешься, и оплакиваешь каждого, кого у Марии отбирает война. Будь этот текст подлиннее и повитиеватее, возможно, он мог бы занять место рядом со знаменитыми книгами Улицкой и Алексиевич. Но, имхо, его сила именно в кажущейся безыскусности.

Сюжет рассказа прост.

Как ни странно, при всем своем натурализме и пессимизме (автор оставляет героиню в регионе, в котором, как мы с вами уже знаем, вот-вот полыхнет снова) но, тем не менее, рассказ почему-то очень светлый. Может быть, потому, что героиня действует по единственному рецепту, который, как известно с древности, дает хоть какой-то результат: делай добро, и будь что будет. Маленький огонек надежды, выжившие и выросшие дети, упрямство самой жизни, как расщепленное при бомбежке дерево — которое все равно весной цветет. И, наверное, даже родит людям яблок.

Внятно, логично, симпатично. Показалось чуть-чуть недожато в том месте, где находят обсосанного ребенка. Живых реальных мужчин должно было переклинить куда сильнее — ну ладно, шаман, его предупредили, а второй вряд ли так быстро бы принял ситуацию. Но это я вообще придираюсь.

Автор, вы молодец, текст лучший из всего здесь прочитанного. Лучше моего, в том числе. Кстати, у нас с вами есть некоторые смысловые переклички, хотя в целом рассказы совершенно не похожие.

рассказ очень связно и толково написан, да вот только в богословии автор не силен, что лично меня, конечно, разочаровало. Так хорошо и грамотно расставить все метки, всех персонажей, все декорации, и вдруг такое объяснение. Тут же, видите ли, варианта два — либо Бог — Господь Вседержитель, и ему нет нужды прокрадываться к людям меж клочков тумана на цыпочках (примерно так же, как нам не придет в голову делать сложную систему звукоуловителей, чтобы говорить с ребенком, сидящим в своей комнате, через розетку), либо бога нет, и мы имеем место со сложной галлюцинаторной наведенкой на манер «Царицы ветров и тьмы» — но об этом автор ни гу-гу.

очень скучная и жеманная история. Почему-то очень популярная в контркультуре тема «няша становится жертвой волшебности, отчего в ней нарастает эпичность и обоюдность» не умирает, а так и крутится из декорации в декорацию. Что она несет, трудно сказать. Тема не ночевала.

Ну, хоть написано грамотно — это, по нынешним временам, немало.

Вообще не многим тут удалось хотя бы задуматься, что может быть Землей 2.0 кроме «другой планеты». Тут речь идет о перезагрузке, ну, почему бы нет.

Образы все крупные, яркие, даже аляповатые такие — ну, Сикейрос такой, не прерафаэлиты какие-нибудь.

Что не понравилось — это Лебеди (сюда-то их за что? Ну, классный образ, но тогда вместе с образом надо и распаковку тащить); и еще тема мамы. Человек попадает туда же, куда почему-то ушла мама — и никаких поползновений узнать, как, зачем она туда ушла, где она и что с ней? Нехорошо как-то.

А так, ну, текст связный, логичный.

Автор, вы меня обидели. Вот обидели. Я уже такая сижу радуюсь, что нашла вершину своего топа — язык четкий, смысл четкий, все по месту, декорации, речь, обмолвки — и тут такая поплывшая концовка. Ну оно понятно, что времени было мало и вы тупо не успели сообразить, как свести концы с концами — но не поверит ваш герой в доброе воскрешение! В зомби — легко, поверит. Как-то надо от момента, когда герой сорвался, до момента концовки вкрутить что-то такое, что бы убедило не только его, но и меня.

А так — очень непопсовый вариант эльфийского мха (гораздо менее прямолинейный, чем про убегающих слоников)

Очень качественно написанный рассказ, ПТСР похожа. Вот что упущено — это что горе-коммандос не начал пить (обычно у них тяжко нарушен сон) или нюхать что-нибудь. Или совсем нечего?..

Ну и, в общем, лоботомия домашними средствами, как ни жутко звучит, иногда не худший вариант. Я по этому прекрасному заболеванию сдавала экзамен человеку, который по личной практике ПТСРа книжку написал, ну и вообще 15 лет был штатным психотерапевтом городского афганского центра (после переименованного в Комбат — от слова «комбатант»)

Кстати, жену я не то, что бы одобряю — но каждый выживает как может, а женщина, извините, спасала свою жизнь. Другой вопрос, конечно, что дальше — но автор вроде бы и не пытается представить результат как хеппи-энд.

Радости текст мне не доставил, но он не для того и писан.

Оставляющий остро желать лучшего язык, довольно неуклюжая попытка сыграть на современных демографических процессах в Скандинавии. Утомительная манера выделять отдельные слова курсивом. А то так бы мы не догадались, что хёвдинги, трэли и всякие там бонды — заимствованные слова.

В принципе, достаточно продуманный и логичный сюжет. Я бы немножко заострила на том, что очччень под большим вопросом судьба нововоскрешенной женщины у себя на родине — ну как же, не скрепно, содержит ГМО, и ваще чуждая нам технология, засланцы и шпиёны.

ужасно ржачный момент в самом начале, когда подозреваешь, что герой — сын гей-пары Абдула и Гуннара, жаль, кроме упоминания об этом, ничего дальше автор не рассказывает. А могло быть любопытно. ЖААААААЛЬ. Очень жаль!

.

Я некоторое время собиралась разразиться витиеватыми оскорблениями, но передумала.

Внезапно есть подозрение, что русский язык для автора — не вполне родной. Ладно, имена героев (это-то часто бывает), но нативный русскоязычный не может написать «дишивизна», у нас язык же так не выворачивается. Некоторые другие ошибки тоже как-то не похожи на обычное «неначитанный троечник»

Представление о том, откуда и как берутся дети, у автора тоже очень и очень схематичное. Ну, то есть насчет дыхания через плацентарный барьер автор точно не в курсе. И логику средней матери, у которой родился больной ребенок, автор тоже в принципе не догоняет (так дети и принадлежат отцу, разве нет? Как нет?)

Что мы видим? Киргизский юноша, написавший на русском языке поэтичную историю об отце, жертвующем всем, что у него есть, ради здоровья и счастья единственной дочки.

Вы молодец! Вас беспокоят правильные вопросы! Вы неплохо ориентируетесь в неорганической химии! Анатомия человека у вас будет в следующем классе, там поймете, почему ваша милая девочка технически не могла родиться. Но вообще — дерзайте. Лучший способ изучить язык — говорить и писать на нем.

Очень средне исполненный рассказ о том, как нас завоевали инопланетяне. Тема не пристегнута никак, герой уныл чуть более, чем полностью. Особенно позабавило то, что в момент, когда любой осмысленный герой, получив информацию, начинает кипишиться — этот инвалид снимает шлюху. Ну... какой герой, такое и сочувствие.

Рассказ действительно один из лучших на конкурсе, как минимум лучше моего. Яркий мир, яркие герои, интересная предыстория, очень интересная тема с роботами-философами («древняя Стоя — мимими!!!!!»). Но все-таки текст перетянут. Автору тупо не хватило времени дать тексту отлежаться, остыть, чтобы перечесть его уже отчужденным глазом, и понять, на что намекнуто, а что осталось неясным. Прежде всего остался невнятным весь сюжетный ход с Вероникой. Смерть подростка, особенно в колонии, где людей не очень много, а уровень развития не предполагает регулярной выбраковки... Это серьезно. Я наблюдала группу студентов, у которых убили одногруппника. Дважды. Оба раза они были вообще неспособны к связной совместной деятельности около месяца. то есть, условно, сидит Таня за кафедральным компом, шпарит по клавишам, входит в поисках научрука Саша, видит Таню, резко вдыхает, Таня бросается к нему на грудь и рыдает. И это именно чисто-друзья. А ваши, встретившись, думают о том, кто как загорел.

И если вся арка с тем, как Ника забрала Севину смерть, не является конструктивной для рассказа — да уберите вы ее совсем. Это в повести может быть несколько не связанных друг с другом арок, да и то хорошо бы какие-то переходы наладить — а жанр рассказа этого вовсе не терпит.

Как уже сказали до меня, не очень сбалансирована ситуация «у вас практика поодиночке» или «а сейчас каникулы». Не очень внятно, кого отправляют, а кто выбирает место работы (если все выбирают только какие-то частичные моменты, это надо дать). В результате название вообще плывет. «Летняя практика» или что-то в этом роде — могло бы быть ближе к сути происходящего.

Но, я думаю, автор практически все это уже сам видит. Автор — молодец, у него все получится. Желаю удачи.

Нишмагла. Извините. К середине текста ничего не началось, всё еще нас знакомили с толпой субличностей и их печалями, и все это в элегантной авторской пунктуации. В топ не возьму все равно, а здоровье дороже.

Оценку не ставлю.

Очень надеюсь, что этот рассказ принадлежит новичку.

За что можно похвалить — за относительно цельный образ главного героя. В нем есть логика, есть настроение.

Еще неплохо построен каркас фабулы — какая сцена за какой, из чего что следует (это в действующем конкурсе удалось дааалеко не всем)

Остальное, к сожалению, безнадежно.

«пока набирающие никогда невиданную силу углекислотные ураганы срывают склоны Олимпа.» правописание «никогда не»? Нет, никогда не слышал. Ураган срывает= ураган сдирает или ураган раскапывает? «стоило бы заткнутся» ээээ...

«Вина — основа совести» да, а электричество — основа плотности. Ах, автор, ну осторожнее надо в лужу-то. Или хоть матчасть какую почитать, что ли.

Автор придумал очень прикольную, глубоко рок-н-ролльную идею, от которой сильно воняет и Желязновской «Долиной проклятий», и Суэнвиковским «Праздником святой Дженис», и, разумеется всяческими киношными постапоками, и умудрился не свалиться в полную вторичность. То есть перед нами ржавая корявая болванка хорошего, годного и даже прямо-таки очень крутого текста. По уму надо повыкидывать пафосные нечитабельные загоны про совесть, обосновать действия Сирот можно и без них. Игра с тем, как табуларасеры превращаются в табуларассеров, мне показалась забавной — да вот я не уверена, что автор ее планировал. В целом, если хорошо-хорошо проработать, тут есть что вытащить. Сюжет — сделан достаточно крепко, выдюжит и вдвое больший объем.

Забыла. если вводим имена типа Брагги, да еще и подкрепленные упоминанием меда поэтов — нельзя так и оставлять, надо дальше аналогию раскручивать. а то висит ружье на стенке...Вздыхает.

1. Ниоба не богиня, а ее жертва. Учите матчасть. В результате не повторенного вами смысл всей истории вывернулся наизнанку, и ГГ стал чудовищем похуже своего Зверя. А если вы это и планировали, надо было аллюзию проговорить.

2. Правописание прямой речи описано на куче орфографических сайтов.

3. Есть правило — воровать куски нельзя в серьезных рассказах. В шутку — можно. А тут, ну пальцев не хватит — вот Хайнлайн с его коллективными марсианами, вот Буджолд с Великой Охотой, вот Стругацкие с Одержанием, вот ле Гуин со сразу двумя книжками — автор, аккуратнее надо.

3. Негуманное решение основного конфликта, фу таким быть.

В целом, автор, у вас толковый слог, очень адекватное построение фабулы, герои соответствуют своим точкам, и интересные фантдопущения. Мне кажется, мы о вас как об авторе еще много раз услышим. Вы можете больше и лучше. Так бывает, мне на конкурсах тоже вечно не хватает времени — или сюжет и декор интересный, или сложить все аккуратно, либо-либо. Надеюсь, мне еще предстоит встретиться с вами под одной обложкой.

написано ровно и аккуратно, и достаточно интересные выводы — но основной конфликт, на котором проверяются характеры — выглядит ужасно легковесным. Примерно как «у ребенка час не отвечал телефон, на основе чего к моменту, когда он вышел из метро, родители уже развелись». Я бы подумала над тем, как сделать кризис поубедительнее.

Очень олдскульный рассказ, прямо повеяло старым добрым Шекли.

Для Шекли немножко перетянут образ Ангелины — она яркая,как будто должна как-то сама поучаствовать в сюжете — ну, кроме того, чтобы дать доступ к комму.

Ну и, автор, ну в самом деле, ну стоило бы добавить чего-нибудь поновее, ну хоть щепотку, а то как будто еще ни Арракис не открыт, ни ведьмин мох эльфом не оборачивался...

Славный и логичный главный герой. Очень неприятно, что он не на самом деле спас девочку, а просто его тестировали. Но, тем не менее, за хороший конец балл докину. И тут же сниму его обратно за орфографию.

В целом, такое чувство, что автор хотел задать нейросу серьезную задачу по спасению человечишки в кризисных условиях, но то ли время поджимало, то ли идея иссякла, автор махнул рукой и объявил всю ситуацию понарошкой. Я бы на вашем месте, автор, выкинула нахрен существующую развязку и написала бы о нормальном спасении луддитского ребенка и даже луддитской семьи (например, в связи с погодными условиями потеряшей связь с местным гуру). И чтобы вашего экскаватора действительно пришлось бы в итоге капитально чинить.

Тема «большой киборг и дети» мне самой близка, в «Сибирских огнях» рассказ выходил. Так что хотелось бы, чтобы ваш нейрос не пропал зря.

Тексты с вывернутой на максимум эмоциональностью кто-то метко назвал «пятиногой сабачкой». Жанр пятиногой сабачки строг. Обязательно должны присутствовать жестокий белый гетеронормативный мужчина (лучше — много, но чтобы один был самый свирепый), страдающее, но доброе бессловесное существо, и кто-нибудь, кто защищает объект 2 от объекта 1. Автор, у вас получилось! Отличная пятиногая сабачка.

Рассказ, да еще и по заданной теме, вышел немножко хуже. Вы так старались сделать Дашу и доброй, и умной, и оттенить то, какая она привлекательная, что совершенно не озадачились вопросом того, как она умудрилась подпустить к себе откровенного сукина сына ближе, чем на 15 метров. Или надо было делать Рона заметно умнее, способным скрывать свои установки (а он у вас прозрачный, как хрусталь). И вышло что-то такое, о чем адвокат матери изнасилованного ребенка толкует в суде — она-де ничего не замечала. Все семь лет.

Так и не стало ясно — Счастье просто инвалид, плохо оклемавшийся после падения или засланец типа Абалкина и К? Если первое — на чем основана теория атлантов? так-то 33 праведника — идея старая и богатая, но автор явно не на нее опирается.

Очень приятная атмосфера, много хороших деталей. Симпатичные и довольно достоверные персонажи. Но сюжет вялый, вислый, отдельные арки друг к другу не привязаны вообще. Кроме того, ритм текста периодически провисает — он и так не быстрый, а местами вообще приходится на несколько раз перечитывать, чтобы понять, что произошло.

В целом, как рассказ — очень плохо. Как разработка, проминка сеттинга или зачин какой-то более крупной вещи — очень хорошо.

Форма рассказа в этом смысле абсолютно беспощадна к фантазии автора — вам ВСЕГДА приходится выкидывать (оставлять за кадром) минимум половину того, что вы об этом сеттинге знаете. Например, Эльза у вас вообще в тексте низачем. Слоняется, бедная, из угла в угол и пухнет с тоски.

Автор придумал достаточно нетривиальный, непопсовый фон для своего сюжета (разрушающуюся сферу Дайсона я встречала, кажется, только у Дэвида Брина, а автоматику людей, неуправляемо уходящую в космос — в «Карантине» Грега Игана), успел придумать симпатичную героиню, провел затравочную арку... И тут кончилось время. Рассказа нет. Есть хорошая, годная экспозиция.

Минус балл за невычитанность.

Внятный, складный и добрый рассказ. Будь я на месте конструкторов Искры, я бы запрограммировала ее на более постепенное увядание — так, чтобы родители окончательно покинули людей в том возрасте, когда большинство людей становятся сиротами — то есть не в 18 лет, а по крайней мере в 40-50. Как минимум, консультанты по выращиванию детей и формирование ролей бабушки и дедушки бы не помешали.

Первый текст на этом конкурсе, который не заставил меня ни разу поморщиться.

Честно сказать, встреть я этот текст при свободном чтении, не пошла бы дальше первого предложения. Говорящие речения? Вау.

Автор вдумчиво покурил википедию по египетскому вопросу, но скользит, применяя красивые и незнакомые слова из других концептов. Например, «прервать литанию» — это замолчать или заставить кого-то заткнуться, тогда должно быть указано, исполняемую кем литанию прерывают. А так выходит, что герой не изучал, а озвучивал еретические книги.

Сначала вы два абзаца уделяете тому, что все страшно хотят добыть целого скарабея — а тут на капитанский мостик неведомо как падает целый труп — и его выбросить?

Почему остальные скарабеи отступили?

Концовка не впечатлила. Осталось ощущение того, что автор описал какой-то стрелялочно-космический сеттинг на манер Вахи, (в который я никогда не стала бы добровольно играть) ииии дальше не знал, что делать.

Завязка достаточно интересная. Космическая шарашка.

Но сразу же становится видно, что аллюзии на «В круге первом» сам автор не видит. Висящий на стене пулемет Миннегана — другие порабощенные исследователи — так и остался висеть. Зачем было говорить, что слабаки сюда не попадают, если одна штатная речь начальника вохры всех, не побоюсь этого слова, растоптала?

Описания местами ничего, местами нелепы. У нас абсолютно гладкая поверхность — или гейзеры? Как вы себе представляете абсолютно гладкий гейзер?

Концовка, в целом, любопытная и связная, но как-то не клеится к завязке. Завязка обещает сложный сюжет с пленными учеными, различными лабораториями и тайнами, страшной логикой мотивации к работе и взаимовлиянием планеты и людей... а в концовке очень камерная история про стороны одной личности, и все происходящее объясняется вирусом.

В середине очень хороший персонаж — старик. Автор, не знаю, насколько сознательно, не воспользовался аналогией с аббатом Фариа, жаль.

Еще балл вычитаю за вольности в пунктуации.

Абсолютно откровенная пасхалка, еще в большей степени, чем «Подарки к Зимнепразднику». Есть, впрочем, одно измерение, в котором читать действительно интересно, но оно очень узкое и прикладное. Но в этом измерении, кстати, очень классно (как обычно у ЛМБ) выведены все намеки, детальки и всякая невербалика. Еще раз подчеркну, это ОЧЕНЬ не для всех тема. Это «Как выжить без Эйрела Форкосигана». Большая куча народу с одинаковой дырой, как они учатся снова взаимодействовать, ходить, говорить, улыбаться, заниматься сексом, делать и воспитывать детей. Как тяжело и нерадостно идет решение каких-то совершенно рядовых задач (то бетон некачественный, то петиция какая-то) просто потому, что на самом деле все не о том, а о том, «а вот он сейчас сказал бы то-то».

А так — вообще сюжета нет. Ткань жизни. Мелкие и крупные хлопоты, встречи, надежды. Поскольку действующие лица, по условиям задачи — оверквалифицированы все до одного, то автор безуспешно швыряется в них зачинами для двух-трех героических эпопей или семейных саг, герои легко увертываются, автор сдается и машет рукой.

P.S. Не читайте тот перевод, который вышел в бумаге, читайте фанский! Я только что прочла бумагу, несколько раз ржала истерически. Ладно стилевая грязь и корявенькие предложения, но переводчик не мог решить, о чем идет речь в тексте, о фрукте мушмулле или о зефирках-маршмеллоу, и в печать пошло «мушмуллоу»

Гобелены Фьонавара — ОЧЕНЬ традиционное фэнтези.

То есть, строго говоря, его надо читать либо уж очень неискушенному читателю (и, я уверена, как подростковое чтение — это отличный вариант), либо идти путем сравнений.

Ну, как бы, вот например существует некоторая всем известная песня. «Кукушка», Виктор Цой. И ее каверы: Земфира, Анита Цой, Полина Гагарина. Если вы вообще любите эту песню, вы, разумеется, послушаете новый кавер. Не потому, что вы ожидаете каких-то новых аккордов или гармоний, новых слов — вам интересна версия.

Традиционный фэнтези сюжет сегодня — это каверы «Кукушки» в исполнении Шнура, Prodigy, Дмитрия Хворостовского, Риханны, полностью диджитальной яой-команды и Валаамского мужского хора.

Интересно? Конечно.

Вот и Фьонавар, то же самое.

Так-так, и сколько у нас народу, вошедших в шкаф, выйдет из шкафа назад? И, раз уж они не сибсы, кто-нибудь из них с кем-нибудь поженится? А какие тут эльфы? А кто за орков? И как именно уклондайкают Главного гада? А сколько тут мифологий? Целых три? Хм... и что, Тень снова останется жив после Дерева? А Пак, значит, сын Кернунноса? Он же Талиесин? Интересно. А на ком после всего-всего женится Возрожденный Дракон — на Мин, Илэйн или Авиенде?... Кто-кто лежит в Келед Зараме?

Ну, я смеюсь, конечно, но это же был совершенно откровенный пасьянс — накидать традиционных карт, и раскладывать по сторонам света — на кого что ляжет.

Всех инноваций — вонючий черный лебедь. Очень клевый, впечатляющий, интересный черный лебедь, о котором толком так ничего и не узналось, что за зверюшка, кто ее так...

Ну и, простите великодушно, но Атрайю на розовом суперпони — это было уже чуть-чуть слишком.

Кто это?

Как жалок вид их и как дик наряд!

Они так отличаются от прочих

Жильцов земли, и все ж они на ней!

Кто вы такие? Вы живые твари?

Вас можно спрашивать? Как будто да.

Вы поняли меня и приложили

Сухие пальцы к высохшим губам.

«Время Химеры» — цикл, написанный образованным начитанным автором для образованных начитанных читателей. Он изобилует длинными словами, рецессивными аллелями, натуралистическими подробностями и цитатами из великого множества произведений, популярных среди старшекурсников естественнонаучных факультетов.

Все вышеперечисленное протеолизировано в мелкие дребезги, тщательно перемешано (например, Гморк является читателю в первой книге — а Фалькор только в третьей) и щедро нанесено на аккуратно сплетенный сюжет. Что отрадно, сюжет к третьему тому ничуть не теряет ни широты, ни напряжения. Нити, которые тянутся с самого начала, такие, как линия Хантера или Дориана — только крепнут, обрастая объяснениями старых загадок и связями с вроде бы совершенно другими историями; нити, едва обозначенные, такие, как Саманта Морган — выходят на поверхность и тоже дивно согласуются с узором остального полотна.

( Фу, скажете вы — какое затасканное сравнение. Да, фу, — отвечу я, — но оно мне понадобится ниже. Большой-большой гобелен. Много-много разных нитей. И бусинки. И пайетки, и колокольчики, и узелки, и бантики. В изобилии. Если талантливый дурачок — то, конечно, Элджернон. Если андроид — то с лицом Рутгера Хауэра. Если вороны — то короля Кромахи. А чо, такие хорошие бантики, и без дела валяются. А сюжет просторный, места много. )

Появляются и новые герои. Автор, мимоходом пощекотав «Золотой компас» и «Повелителя мух», преподносит нам искомого в течение первых двух томов биохакера . Человека, способного управлять лежащим в основании химер генетическим программным кодом. При этом автор ловко избегает лежащей на этом сюжетном пути ловушки «Матрицы» — биохакер, как минимум, не один, и те двое, которые действуют на данный момент, пришли к этому состоянию разными путями. Что русский ботаник, что полуандроид — персонажи, слабо связанные ожиданиями. Куда их понесет дальше?...

Несмотря на демонстративно открытую концовку, (А теперь все умерли. Или нет. А может, это бред воспаленного сознания.), цикл абсолютно не производит впечатление законченного. Невыстрелившими только в третьем томе ружьями можно снарядить небольшую восточноевропейскую войну. Зная аккуратность автора в подбирании предыдущих хвостов — ой, не зря они заряжены.

Но прекратим же разглядывать отдельные ниточки и узелочки, отшагнем назад. Все полотно в целом красиво, узорчато и широко, но как-то странно висит. В чем же проблема? Лично меня с самого начала смущала мотивация персонажей. Они какие-то нехарактерные для нынешней фантастики. Какая ныне у персонажа самая частотная мотивация? Выжить и преуспеть. Хабар, точка, взять патронов, поесть, выпить, бабу, в зону. Склеить дракона, принца, выжить из дворца старую королеву, иронично править драконом и принцем. Здравый рассудок, никаких там.

Персонажи Зонис массово чхали на доводы рассудка. И не то, чтобы это были инфантильные капризульки, страшно удивляющиеся последствиям своих взбрыков — в большинстве своем эти люди (и не вполне люди) отлично понимают, на что идут. Чего лишаются. И согласны на это. Их ведут другие силы — тяжелые биохимические аддикции (которые ни у меня, ни у автора рука не поднимается назвать любовью), сладость власти, хмель мести, стремнина долга. Уничтожить цивилизацию, чтобы наказать любовника? — Нивапрос! Отказаться от спасения целой расы, лишь бы не рискнуть принуждением ребенка? Само собой!

В жизни люди, ведущие себя в этой логике, встречаются, но не часто. Не подряд. Вроде бы неестественность? Вроде бы неправильность? Но память тихо шепчет, что есть, есть таки контекст, где именно так все и устроено, причем контекст такой, фундаментальный, с Хиршем чуть ли не выше, чем у реальной жизни.

Итак, если полотно странно висит, стоит к этой странности присмотреться. Нет, мы не будем с криком «Мыши!!!» тыкать туда шпагой. Деликатно поднимем и посмотрим, кто ж там спрятался, за гобеленом. Аааа! Ну конечно. Вильям Джонович, не узнали вас в гриме, выходите, выходите, что уж там.

Вот так, тихой сапой, с хиханьками про цыплячьи ножки и водоросль Anabaena (сосисочник. Ахха. Фэнтези. В любом пруду тех сосисочников.) Юлия Зонис утащила нас куда-то в грохот и безмолвие не то «Бури», не то «Хроник Генриха IV ». Лицо Роя Батти начинает напоминать Корнуэлла, в финальных сценах мелькает совсем уж Гарри Уэльс, а Оберон, Яго, ткач Основа и Эдмунд и вовсе не прячутся. Контекст Шекспира требователен, как немногие — большие страсти требуют от писателя большого умения.

Зонис не зря отводит нам глаза мельтешением постмодерновых побрякушек — удержать шекспировское напряжение на всей протяженности цикла нелегко. Ну, так и сам Уильям наш не брезговал снижениями типа Фальстафа и его друзей, на контрасте смешного и страшного страшное страшней, а смешное — смешней… И вот на одном краю истории рыжая женщина молча хоронит убивших друг друга отца и сына — в разных могилах; на другом — ненавидящий жизнь Пёс зачинает ребенка с дочерью Ворона, а на третьем — отец десятилетиями терпит муку сращения с чужеродной плотью рад даже не самой дочери, а ради памяти о ней.

А в укромном анклаве цивилизации Ариадна ждет Тезея — несмотря ни на что.

Очень, очень безрассудно.

Но мы, тем не менее, понимаем этих не вполне здравомыслящих героев. Может быть, потому, что мы тоже живы. В бурлящем и пенящемся хищном мире. Пока еще. Пока.

с чем-то похожим я сталкивалась совсем недавно, и это была (чур, не ржать) «Осторожно, двери закрываются!» Здесь так же, как и в веселой книжке о Московском метро, ощущается как глубокое знание матчасти одним из соавторов, так и яркий литературный профессионализм второго.

Лично мне крайне импонирует подход авторов, позволяющий одновременно и увидеть Те события глазами немцев (и других европейцев), и не отмахнуться — что нынче как-то часто получается — от реальной запредельности совершенных в ту войну цивилизованными европейцами преступлений. Ну не могла же страна состоять из одних Вернеров Хольтов — что, в самом деле, делали те, кто не входил в пресловутые 84%?... Или делали бы при ином стечении обстоятельств? Да и Вернеры Хольты — были ли они ну уж прям настолько незамутненными, или прилагали немалые усилия для поддержания в собственной голове установки «Дойчланд понад усе»?...

Cразу надо оговорить — речь идет о Первом томе, а значит, в большей степени о потенциале, завязке, и внешнем виде развешанного по интерьеру огнестрельного оружия.

Как решатся загадки и куда вывернет сюжет — неясно. Может быть, цикл целиком окажется шедевром — пока эта возможность не закрыта, но остается только возможностью.

Итак, искусственно созданный юноша — умный и талантливый, но немного наивный (ему реально — всего 9 лет, и кроме родной лаборатории и телевизора, он ничего в жизни не видел) — отправляется в межзвездное путешествие. Один. В смятении. Он так же не понимает, что ему с собой делать, как не понимают этого и окружающие. Литературная традиция «благородного дикаря» заложена давным-давно и дает массу возможностей задаваться вопросами, которые невидимы для постоянных жителей любого общества.

Рэй/ДХ2-13-4-05 задается очень разными вопросами. Большинство их них он задает только самому себе, да и на те, что озвучивает, далеко не всегда получает ответы. Порой потому, что люди вокруг него сами не знают ответов.

Что означал бунт одного из видов андроидов, категорически не поддержанный остальными? Каковы последствия этого бунта для крайне деликатных взаимоотношений ИскИнов и человечества?

Где место самому Рэю и его выжившим «братьям» — абсолютно телесным, «мясным» — но увы, искусственно созданным людям, которых записали в андроиды просто по происхождению?

И что происходит на далекой станции, висящей над только начавшей терраформирование планетой?

Самым же большим сюрпризом оказывается для Рэя и читателя то, что не один главный герой тут мастак задаваться вопросами. На уютной и ухоженной, почти не пострадавшей (запомним это «ПОЧТИ») в бунте андроидов станции юноша встречается с теми, у кого есть вопрос поострее и поболезненнее его собственных. Правда, всей смекалки и подготовки андроида А-класса едва-едва хватит на то, чтобы понять — это вопрос. Понять в последний момент и вступить в диалог с теми, кто кажется разрушителями, арт-панками, десоциализаторами с аутичной логикой — с живыми человеческими подростками.

Которые, на самом деле, старше его.

И которые, как и Рэй, за свою короткую жизнь успели понести горькие потери, и принять непростые решения.

Что будет дальше?... Я лично буду ждать второго тома.

C нетерпением.

читала давным давно, безымянный файл на «Лексиконе», и по сей день благодарна авторам. Позитивная, умная и добрая книга. Война не обойдется без жертв... Но те, кто сдались сразу, не имеют даже шанса на победу.

С чисто литературной точки зрения огромное удовольствие доставляет воплощение в текстовый формат визуального жанра «фурри» — грань между людьми и всеми остальными настолько зыбкая, что ни роман Гиены и Рыси, ни клепаная курточка и ирокез Заики, ни сжатые кулаки главного героя не вызывают никаких проблем у читателя. Вообще удивлена, как это до сих пор комикс не сваяли!

Большое спасибо автору за продолжение, хоть и шуточное, традиций Хейли. Я боялась сползания в любоффф и победительность, но любофф получилась хорошо, а всепобедительность так и не возникла. Поставлены очень толковые галочки как на грамотной мотивации сотрудников (трагедия садовника), так и на хедхантинге (выбор мага) и методам борьбы с коррупцией и злоупотреблениями (ковры и сигары)

Желаю развития и нового опыта как автору так и леди Николетт. Последней — еще и шестерых рыжих мальчишек.

*меланхолично* последний раз мне так вредило чтение в глазах окружающих в глубочайшей юности, когда по ряду дебильных причин была я госпитализирована в дурку (откуда, правда, первый же попавшийся профессор вышиб меня через неделю с позором и уничтожением карточки приговаривая «где я вам на всех Академгородковских неформалов койкомест напасусь?») Кто-то из друзей, желая разрядить и так, впрочем, вполне утоленную печаль приволок «Три билета до Эдвенчер». Помните, там они гамаки вешают, а Кутберт питпитпиткая ложится в ноги, и тут убежала анаконда, и прямо туда где готовили карри... Ну вот я ржала так, что упала с кровати, прибежали санитары, и мне таки поставили реланиум.

И вот прошло немного более двадцати лет, сижу я уже в куда более благопристойном помещении, жду группу куда более благопристойных товарищей, а именно бизнесменов и безнесдам, которые ждут от меня что я им буду читать основы управления конфликтами, трое уже пришли и ждут вместе со мной, а я вот читаю книжку, о которой прямо сам автор не поленился собственноручно начертать, что-де, не сумлевайтесь, хорошая. и вот две дамы и бизнесмен смотрят на меня, а я блин ржу и практически падаю с койки, ну то есть за неимением койки с пышного кожаного дивана —

ПОУБИВАЛА БЫ!!!!!!

Хорошо, обошлось без реланиума на этот раз. Хотя, кондиляртры.

Если же серьезно. Книга очень непривычно организована, туго набита ссылками и аллюзиями, но более всего смешит даже не виртуозное жонглирование стилями-темами, а та звериная серьезность, с которой герои и мир вокруг них несут насыщенную академическими цитатами (да просто состоящую из них чуть более, чем полностью) околесицу. Протестировать себя, ваша ли это книга — очень просто; если вы чувствовали, что подробные хронологии Хоббитшира являются натуральным хулиганством, а Дживс — смешнее Вустера, то читать стоит.

Поразмыслив несколько дней, добавляю. Такое ощущение, что современная литература (не то, что ей называют разные комитеты и тем боле учебники, а то, что заставляет встряхиваться и некоторое время тормозить — ибо неожиданно и шаблонов реагирования нет), так вот современная литература все отчетливее рефлексирует на тему обнуления старых кодов и освобождения пространства под медленное проращивание новых. Однако, фаза освобождения предполагает целенаправленную деятельность в условиях полной, и внешней и внутренней, бессмыслицы — старые коды-то не работают. а новые еще растить. Более того, с этими старыми-но бессмысленными надо продолжать иметь дело (хотя бы с помощью бульдозера), а не делать вид, что их как бы нет — чем занята, в частности, массовая литература. Однако, естественной реакцией на бессмыслицу в больших количествах является нервный смех, этакая мозговая щекотка. О, как мне знаком этот рефлекс — задаешь студентам что-нибудь, что выпадает из шаблонов «слушаем лекцию» «решаем задачи» — все, истерически ржут.

И если Дизель-панк, скажем, пытается преодолеть сползание в нервный ржач включением рефлекса опаски «хватит ржать, ОНИ услышат», то Шмараков предлагает в качестве спасательного круга этикет (как светский, так и — в большей степени — академический). Как ни забавно, этикет, как продукт исключительно человеческой деятельности, гораздо более надежен и управляем, чем страх. Он условен, прихотлив, демонстративно бессмыслен, как и вся культура as is, но он дает устойчивость и способность к последовательному поведению в том самом, Маркесовском смысле «да, падре любил полевитировать после чашки шоколада». Так что, возможно, мы на первом шаге пути к спасению.

Вне всякой хронологии, вне наших представлений, вне норм и правил общее пространство живого, не знающее границ между видами, разумом и не-разумом.

Это Лес.

Обычный лес, не мистическая сельва тропиков, не пандорианские заросли, по которым плутает Кандид — обычные перелески и задумчивые опушки, грибная прель, стога на полянах, журавли, зайчата в траве и ржавое немертвое железо, забытое какой-то из войн.

В лес переезжает вдохновленный идеями Генри Торо помещик.

Заводит детей. С глубоким недоумением встречает революцию. Умирает.

Один из сыновей возвращается в лес. Уходит на войну. Переживает ее. Возвращается снова.

Внук, отчаявшись городской жизнью, приезжает к отцу.

Однако, как ни парадоксально, сюжет книги опирается вовсе не на эту линию — просто ее хотя бы возможно проследить. Остальные линии-инкарнации-людей-деревьев-людей-деревьев, не столько жителей Леса, сколько его клеток и органелл — и распутать их так же легко, как разложить по порядку клетки человеческого тела. Трудно сказать, что именно с этим телом — но его лихорадит. Сама структура жизни такова, что Лес постоянно наносит сам себе раны, калечит себя руками людей и не людей, люди и не люди беззвучно кричат и порой умирают (на самом деле — всегда умирают, просто иногда — позже), не понимая, что их перемалывает, и главное — за что?...

Природа, тихая и задумчивая среднерусская природа, не менее страшна, чем кипящие джунгли. Вопрос угла зрения.

Процитирую из «Лодейникова» Заболоцкого:

«Жук ел траву, жука клевала птица,

Хорек пил мозг из птичьей головы

И страхом перекошенные лица

Ночных существ смотрели из травы»

В природе нет выхода боли. В природе есть захватывающая красота, есть страсть и нежность, но ко всему примешана боль, во всем привкус несправедливости. Фактически, проиллюстрирована первая из Четырех благородных истин. Однако, постояв на пороге буддизма, «Отец-лес» решительно поворачивает. Вполне буддийской еще звучит идея о том, что сделать хоть что-то мы можем только на фазе человеческого существования (а нее еще надо угадать попасть), но дальше...

Смысловым узлом оказывается тихая провинциальная психушка, жительница которой выбирается из состояния «овоща» и возвращается к человеческой жизни только ради того, чтобы снова услышать чудесный серебряный голос уже умершей женщины, записанный на граммофонную пластинку, голос из своего детства.

Ким независимо строит Воннегутовскую идею карассов. Связи между людьми, невидимые, рифмующиеся, передающие добро и зло во все следующие и следующие поколения позволяют каждому камню, упавшему в неподвижное озеро Леса, оставлять свои круги.

И -раз уж мы все части единого Тела — автор очень милосерден ко всем. К пленному немцу. К грудастой крестьянке, удачно пристроившейся прислугой к баринку. К отчаявшейся медсестричке с полным шприцем яда. К сумрачному солдату, прошедшему Освенцим, к веселому врачу, к ворчливой санитарке, к пьяным сплавщикам и задумчивым грибникам.

Ким очень странно обходится с Евангелием. С одной стороны, оно оказывается каким-то окном, чем-то, что позволяет не покинуть круговерть инкарнаций, но постичь логику иного поведения в повторяющихся паттернах пожирания-побега-пожирания одних частей организма другими. Но ничего, кроме образа этого окна, нет — деревянная рама, за ней белый свет. Ощущение того, что программа не то, чтобы побеждена — скорее того, что ее можно перестроить.

Так что, несмотря на то, что книга ну очень тяжелая, она оптимистична. Примерно «дойти до дна, чтобы начать подниматься»

Более двадцати лет назад эта книга вытащила меня из очень сложного состояния: в течение первой половины книги я говорила себе — да, он видит. Он понимает. Я верю. — и когда автор показал на существование надежды, я послушно пошла за ним. Возможно, если уровень фоновой горечи и недоумения у вас не настолько высок, вы до второй половины просто не дойдете. Да и не надо тогда — зачем здоровым лекарство?

Рассказ порадовал. И убедительно как бы нечаянным дуракавалянием (как в цирке — должно КАЗАТЬСЯ, что все легко и ненапряжно), и вполне натуральным экзистенциальным месседжем. Каждый из нас отлично знает, что мир может прекрасно себе рассыпаться вокруг нас в черт знает какую кашу, и возможность зацепиться и собрать все обратно, якорь реальности — вещь очень важная. Собственно, любовь на этом пробнике и проверяется — вытаскивает ли она человека в жизнь или нет? А уж откуда, с больничной койки, из-под наркоты или из отражений посыпавшихся существительных — да какая разница.

Восхитительная книга. Никому не берусь ее советовать. Люди, которые не врубятся, только обидятся; люди, которые врубятся, скорее всего не будут мне благодарны, потому что функционировать-то надо как-то, а из этой медленности выныривать и выныривать.

Беззвучная, неподвижная и ослепительно белая.

Состояние ума, по которому я скучаю неимоверно, хотя знакома с ним, ну так, почти шапочно.

Фактически о том же, о чем кимовский «Отец-лес», только там было триста страниц битья головой в полуприкрытую позитивизмом дверь, а здесь просто внимательное созерцание того, что за дверью. Кстати, как и «Отец-лес», вовсе не претендует на историческую точность. На ощущение времени — да; но ощущение времени на сегодняшнем развитии науки (я говорю не столько о машине времени, сколько о устойчивом моделировании специфики психических процессов на основе социальных данных. Пардон за наукообразие. Это уже понятно, что возможно, просто пока не алгоритмизировано, а нет воспроизводимости — нет валидности. Так что можно только ВЕРИТЬ\НЕ ВЕРИТЬ, угадал Водолазкин или нет). И ощущение времени, имхо, есть, и ощущение аутистических черт святости («Мало денег? Начальник скотина? Прохожие толкаются? Нет, не слышал.»)

Так-то великая вещь, да. И внутренний стеб ровно настолько чтобы не впасть в сюсюканье. Метод, блестяще, но не так заметно использованный Хайнлайном в «Чужаке». Если что-то чуждо описываемому контексту, но непонятно (непонятно большинству участников контекста) почему внятно некоторым его участникам, почему не использовать современную речь? И даже сленг, если это сленг читателя? Нет, всем понятно, что ангелы и юродивые скорее перетирают на древнееврейском или, не исключаю, арамейском, но вот это «и вдруг степень внятности резко подскочила» как вы арамейским дадите? Щас... «И время встало навсегда, поскольку время стоит, а он сказал, что в понедельник шеф собрался на Крит, короче надо до отъезда заскочить к нему работу забрать...» И перемигивания с парой десятков традиций, тоже, скорее, чтобы не забывать, где читатель-то находится и что от читателя требуется. Это же вам не девочки Лидделл, которые проснулись и все в порядке, сказка лопнула. Отсюда же надо как-то домой возвращаться, не утратив верификации увиденного. Так что постмодернизм, в данном случае, не игра ума, а система тросов и канатов, увязывающая _ресурсное_ _состояние_ и то, что мы привыкли считать обыденным мышлением — чтобы можно было и выйти без разрыва шаблона, и потом обратиться сюда, не прибегая к многолетним экспериментам над собой.

Действительно, капитальная, эпичная, глубокая книга. К моему крайнему удовольствию, вижу пару блеяний типа «непонимэээ», что еще один плюс. Быть некультурным и должно быть дискомфортно.

С описательной точки зрения выше всяческих похвал. Роман захватывает целую кучу слоев из невообразимой толщи индийских способов жизни, и успевает показать, насколько это — малая часть, и сколько остается за кадром. Современные проблемы, вечные конфликты, коды и пароли на немыслимом количестве вербальных и невербальных языков (что надо сделать, если вас несет воющая толпа мимо равнодушных вооруженных солдат? Достать губную помаду. Нарисовать точку на лбу). Фантастические дополнения — киберреальность, уже не эксперименты а процедуры над генами и взрослыми телами — не то, что бы теряются, но уравновешиваются фантастичностью древней и вечно современной культуры. Вау.

а вот над фантдопущениями я скучала. По большей части скелет романа — набор кусков из трехтомника «Нейромант-Счет Ноль-Мона Лиза Овердрайв». И тебе новые сущности со старыми именами, сходящие к людям из киберпространства, и цифровые поп-идолы, и девочка с прошитыми мозгами (даже зовут Аж и Анжела — почти одинаково), и мачовитые сумрачные стрелки разной степени везучести, и и даже прием со сходяще-расходящимися сюжетными линиями. И «сценарный» гибсоновский стиль глаголов в настоящем времени. И те же, практически неудачники в мире людей, чувствительные носители эстетического чувства, вдруг оказывающиеся способными дать могущественным существам что-то, чего они желают даже больше, чем банального уничтожения человечества — причастность? смысл?.. В общем, и это у Гибсона было. Ну, йомайо.

Суммарно «хорошо, но не шедевр», как говаривал еще Жюль Верн, «мясо кролика уже должно было бы всем приесться, но Наб умел разнообразить соуса»

Соус, кстати, таки потрясный.

Жаль, что нет возможности отдельно прокомментировать и оценить рассказы отдельно.

Я очень мало, что имею сказать собственно про Малую Глушу, кроме того, что описываемое в книге не удивило, не вызвало никаких эмоций, кроме некоторого глухого раздражения\\печали, что-то вроде подборки фотографий интерьеров городских школ — ну, да, а вы шо, сомневались что оно так? У вас были иллюзии?... То есть текст-то хороший, но все-таки он с претензией некоторой на раскрывание глаз, а чо там, неужто кто еще не понял?

А вот СЭС-2.

С момента прочтения каждый раз, когда у меня высокая температура, снится «на мгновение свернувшееся хоботком лицо дежурного солдатика». И не то, чтобы описанные прямым текстом, но вполне представимые чувства Васи, который видит бегущую Розу, видит, Что бежит за ней — и не только не может ей помочь, не может за нее встать жертвой, но сам ее позвал, зная, что ей грозит — потому что цена невмешательства еще выше. Дилемма командира — холодно, расчетливо пожертвовать близкими и знакомыми чтобы спасти далеких и незнакомых. Васин учитель — более компетентный, более _сильный_ — знаком с этой дилеммой и покоряется бывшему ученику как пожилой сержант юному лейтенанту — а что делать, война.

Что же это за война? Мне кажется, Галина просто чуть-чуть сильнее закамуфлировала происходящее, чем стоило бы — но, с другой стороны, всегда кто-нибудь прочтет СЭС-2 как «новых российских охотников за привидениями». ГОЛОД — лежащее под любой психологической надстройкой стремление выжить любой ценой — это смерть культуры. Не «культуры» в смысле играть на виолончелях, а культуры в смысле знать можно и нельзя, уметь не стать ни хищником, ни жертвой в любых обстоятельствах. Смерть культуры оставляет только два типа взаимодействия — жри или беги.

Культура не обещает нам счастья. Она — прежде всего обязательства. Обязательства, возможно, выродившиеся, как письма умершему адресату, уход за не узнающим тебя родственником, вежливость с раскрашенной сукой, терпение среди мертвых бумаг; но альтернатива ей — холодный лес и полуобглоданные мертвецы. Выбор между невыносимым и неприемлемым. Внутри культуры есть шанс встретить кого-то живого, есть шанс помочь и получить хотя бы краткую помощь, есть шанс примириться. Вне культуры никаких шансов нет. Единственное животное, кроме человека, доживающее до преклонных лет — это слониха, потому что они имеют некий аналог культуры — взаимной поддержки и обязательств. Всех остальных съест Голод. Вот этого котика. Вот этого джейрана. Вот этого красивого льва. Слона-одиночку. Медведя. Сурка. Мышь. Филина. Всех.

Никто, я думаю, не будет отрицать, что сейчас на территории бывшего СССР культура разваливается и отмирает, как пальцы прокаженного. Насколько верно, что Голод пришел к нам с американскими промтоварами — не знаю, но зубовный скрежет постперестройки лично я помню очень хорошо. Как Галина смогла все это предвидеть в 1979 году — хз, но обманываться не приходится. ОН тут. Самые разные лица периодически мерцают, сворачиваясь трубочкой. Никто не в безопасности, сидя в трамвае. Нет, люди среди всего этого строят какую-то оборону, какие-то способы держаться достойно и контактировать иными, чем поглощение, путями (Фантлаб, кстати, сам по себе относится к активностям такого рода) — но чем кончится эта война, предсказать пока нельзя.

Очень страшная книга, честно.

У этого, в общем-то, сюжетно очень простенького романа есть любопытная особенность. Это хорошо, качественно показанный мир, в котором власть захвачена магами. Не тайными орденами, а совершенно открыто — кто колдует, тот и господин. Затем господами становятся дети и внуки тех, кто колдовал (вне зависимости от их реальных способностей — система-то уже построена, а уж норманнское или колдунское происхождение — какая разница). И до очень, очень большого напряжения надо дойти, чтобы система полетела вразнос. Чтобы замордованные жаки наконец поняли, что их господа ан масс уже не те быстрые на расправу и ловкие с мечом северяне, а изнеженные и раскормленные бездельники в кружевах. Ну или что Усмиритель одним выстрелом из своей ужасающей машины укладывает уже не тысячи, а десяток-другой людей. Что огромной толпе этот выстрел?...

Жанр, в котором написана книга, предполагает хэппи-энд. Поэтому смерть Робеспьера не ведет здесь к реставрации и — затем — закономерно — Бонапарту, а возводит к правительству просветителей. Что же, фэнтези есть фэнтези, имеет право.

И еще хотелось бы отметить интересную концепцию магических машин. В свете нынешней моды предсказываю, что переиздание этого романа со стимпанковскими иллюстрациями могло бы иметь большой успех — и, как минимум, его можно рассматривать как приквел к миру стимпанка. Например, воздушный шар, движимый против ветра капризной и требовательной Глориэлью — совершенно стимпанковский ход. То есть мы видим довольно забавный переход из жанра в жанр. В общем, если выраженно девачковая фабула вас не отпугивает, то могу смело рекомендовать.

Браво, автор!!!

Мало того, что было страшно интересно. Автор ткнул пальцем практически во все моменты, которые меня смущали при чтении «Острова сокровищ», и над рядом которых тролльски прошлись авторы отечественного мультфильма. Булькающий Трелони. Джим, который «делает зарядку». Неправдоподобно крутой Ливси (и ромашечку понюхивает). Не знаю, возникли вопросы у автора, как и у меня, сами по себе, или по наводке авторов мультика... Но автор с этими вопросами обошелся круто. Есть, конечно, спорные моменты — например, вывеску, плоско висящую над дверью, действительно не прорубишь так, как говорит Джим — а вот традиционную английскую вывеску «флажком» — почему бы нет, выскочив уже наружу и размахивая тесаком?

В общем, давно не читала я ничего настолько отдохновенного. Куплю папе в подарок. Пусть поставит рядом с Эксквемелином.

Песчаные капитаны — книга, читанная мной в крайне нежном возрасте (лет в 8), в связи с чем вся грязь(а она там есть) пролетела мимо ушей. Задним числом осознание ничего не поменяло. Этот мир с щелчком встал где-то рядом с «Урфином Джюсом» и «Легендой об Уленшпигеле» — так что Тощий, укравший худого младенца Христа, Колченогий, который не стал грабить только один из многих домов, и Кот, которого любили все шлюхи, а он называл мамой 16-летнюю девочку — тоже мои товарищи детства. Не могу сказать, что это плохая компания. Фильм я не смотрела, но песню, конечно, все слышали (...и добрых слоооооов я не слыхааааал)- так мне не кажется, что эту песню те ребята бы одобрили. Ну, разве поиграть на жалость. Они бы лучше матерных частушек попели — все бодрее жить. А в душу — не надо лезть. Целее будете, сеньор.

Пронзительно печальная история о том, что дети остаются детьми, даже вооруженные до зубов и освоившие все возможные технологии мошенничества. О том, что делает с человеком сиротство. О море, о капоэйре, которая танец и которая борьба и о том, что жизнь — на редкость живучая штука.

В городе Новосибирске, который не имеет никакого отношения ни к Анне Коростелевой, ни к городу Кармартену, ни к магии, есть университет. Этот университет примечателен тем, что преподаватели в нем почти все — совместители. Основные места работы у них — исследовательские институты, которые находятся в этом же, строго говоря, лесу.

Что касается собственно институтов, один из них (Институт Ядерной Физики) по легенде, явился одним из прообразов НИИЧАВО. Ну, например, тем, что «с улицы» он выглядит как двухэтажное здание. Пара моих знакомых работали на пятом подвальном этаже 8 корпуса.

Люди, которые учатся в НГУ и даже в школе при НГУ, понимающе кивают головами, слыша про преподавателей: которые отлучаются на пару недель победить чудовище; принимают зачет проездом из конференции в Аль-Аламейне на съезд в Маракайбо; мучаются головой после экспериментального распития водки, простоявшей три недели в ускорителе; полночи всем отделом ловили мышь-мутанта; задержались переговорить с уважаемым металлом; переносят коллоквиум, потому что пишут на студии альбом про пепел Нью-Кастла; уехали работать министром культуры в республику Саха; отняли у первокурсников едва живую русалку; едят камни; слагают висы; собирают материал для монографии, которую НЕ ПИШУТ; и внушают страх Божий драконам и старшекурсникам.

Говорят, место работы Анны Коростелевой — тоже НАСТОЯЩИЙ университет. Во всяком случае, автор явно очень хорошо знает, о чем пишет.

P.S. Однажды на заседании кафедры мне довелось во время ожесточенного спора пробормотать «если в вашем исполненьи их с предметом ознакомим, мы потом не оберемся неожиданных последствий». К работе мы вернулись не скоро.

Не знаю, насколько Сказания о Меджекивисе предназначены «для детей». Чтобы вполне насладиться хитрыми подмигиваниями автора в стороны множества мифологий, сказок народов мира и прочего поп-культа всех времен и народов, надо предварительно элементарно читать несколько лет подряд. Нет, ребенку тоже, скорее всего, будет весело. Но не НАСТОЛЬКО.

Я сломалась (упала со стула, начала кататься по полу, икать и всхлипывать) на моменте, когда вождь Crazy Horse угнал грузовик. Завидую всем, кто будет читать эту недлинную книжку впервые!!!!

ИМХО рассказ совершенно не стебный. Серьезный, как судья Джеффрейс и такой же циничный. Вот колодец. Вот жизнь в нем. Что продается? Того и налепим! Что революция? Поколбасимся... Рабство? А куда деваться? Измены? Что-то? Измены!! Ой, она сказала — измены! Ой, не могу!!! Ха-ха, измены, измены!!!

Какой же это стеб. Страшный сон — верно, тем более что подмигивает всеми подмигивалками сразу — и тебе Изольда, и тебе задумчивый доцент математики с фотоаппаратом, и тебе боги, и чудовища, и 90-е годы во всей красе. Бррр. Паланика на вас еще не было...

1976, № 6 — Фред Бодсворт, «Чужак с острова Барра»

Говорят, книга основана на реальных событиях.

Неизвестно, насколько реален европейский дикий гусь, которого штормом занесло в Канаду — вполне, думаю.

А вот гебридский матрос, ушедший в орнитологи, а вот европеец-исследователь, женатый на индеанке — реальный человек, знакомый Фарли Моуэта.

Хотелось бы отметить несколько моментов, касающихся Кэнайны Биверскин.

Ее история — качественно сфокусированная проблема индейцев-вообще (а также алеутов, луораветланов, и многих-многих других) . Сначала появляется миссионер. Нормальный (насколько это вообще возможно для миссионеров), не жук из «Deadman»-а, реально добрый хороший человек. Привозит детям игрушки. _Старые_ игрушки. Через недолгое время среди индейцев вспыхивает эпидемия туберкулеза.

Далеко не всегда белые убивали индейцев намеренно. Приехал, крестил племя, все племя умерло от кори. Ну йомайо.

Тут тоже — ой, — говорит белое правительство, — ой, вы ж так умрете! — и заболевших детей увозят в санаторий. Лечат. Бесплатно, разумеется.

Через несколько лет выздоровевшие уже подростки (туберкулез — это не быстро) возвращаются в родные вигвамы... И выясняется, что они разучились жить как живут их родители. Они много лет спали на простынях в отапливаемом помещении, ели сбалансированную пищу — пили молоко, в конце концов! — они не могут это есть, они не могут тут спать, им не о чем тут разговаривать. Навыки, полученные ровесниками за эти годы — охота, домашнее хозяйство — у них тоже отсутствуют.

Часть приспосабливается... часть спивается, часть погибает, Кэнайна же так и стоит посреди всего, прижимая к груди растрепанного плюшевого мишку без левой лапы.

Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что в России дальнейшие проблемы были бы меньше. У меня самой двоюродная племянница — на четверть ительменка, а сын — на одну восьмую мордвин. Плавильный котел Америки, по идее, должен переваривать смешанные браки ничуть не хуже, но... Молодой ученый знает, что брак со сколь угодно образованной, умной и красивой — но индеанкой — конец его карьеры. А речь идет именно о браке, так вот вышло, что эти двое не размениваются на короткие романчики — как дикие гуси образуют пару на всю свою жизнь.

Но европейский гусь осенью улетает на родину, в Европу. Вроде бы — конец. Конец ли? Могут ли дикие животные подать пример людям?

очень лиричная и печальная книга о том, как среди нарастающего трэша люди все еще хотят любить и быть любимыми... Трэш описан умело и неотвратимо (и захочешь не проигнорируешь), причем взят именно тот трэш который обычно затеняет и заменяет область любви. Неа, даже он не помогает. Сатана, пей горькую.

имхо тяжелее всего воспринимается эпизод с человеком, который играл со щенком (не подумайте ничего такого, просто бросал мячик). Любовь и смерть, больше ничего — ободранная до костей ситуация...

Очень бережная книга. Из настолько аккуратных я назову, разве что, «Иосифа и его братьев», ну, может быть, с обратной стороны «Мой брат Иешуа». Фэнтези — нет, это не фэнтези, хотя куча финтифлюшек вроде бы фэнтезийного пошиба — но все оказываются железобетонно обоснованы. Магический реализм? Да тоже, какая тут магия, философия одна. Жизнь как чудо, человек как чудо, надежда как чудо. Четверо людей, которым мало было того, что они имели, им надо было Настоящего — и как каждый из них искал свою Реальность.

Понравится не всем. Много намеков, отсылок, мерцаний — кто-то восхитится; кто-то заноет, что ничиго нипонял.

Присоединяясь к ряду нижевысказавшихся комментаторов, хочу добавить один, пока упущенный момент. Это да, умная, сильная, развивающая книга — но это еще и ужасно смешная книга. Ну, понятно, не для всех.

«Возьмем Адсона Мелькского и засунем его в Гимн по Лейбовицу! Нет. Пусть их будет человек пять-шесть таких адсонов. А за ними пусть приглядывают три-четыре Вильгельма и...и... давайте еще Гэндальф. И выбросим их всех в открытый космос встречать чей-нибудь корабль поколений. Так выбросим, по хайнлайновски — с шпигатом для блевать и с веревочками на поймать друг друга. И пусть там еще будет какое-нибудь псевдорелигиозное пророчество. В адсонов уже не влезет? Тогда пусть оно будет у инопланетян. И Шао-Линь. Не, не у инопланетян, а то адсонам будет хана, ну, в постапокалиптике такой себе шаолинь, чо. А! Все слова, которые у нас в языке стянуты с древнегреческого, перегоняем в латинские, все с латинскими корнями — в древнегреческие. («и напечатал десяток цветных люкскрибий») Все равно все поймут, но пусть помучаются. И еще давайте Урсулу ле Гуин на что-нибудь обворуем. Например, эмиграция через полюс! И тоже чтобы почти все умерли уже после арктического перехода. И Спину одним глазом подмигнем. И пусть Жюль Верн ест мисо с морепродуктами. А то ишь, Сайруса Смита заставил же ж ракушек жрать — пусть теперь сам попробует!»

При том, что и подумать есть о чем, и просто сюжет захватывающий — за вот этот ржачный слой «я знаю, какую книжку вы тоже любите» автору гран-мерси!!!

ну и еще, пожалуй, стоит отметить, что связующей осью всего текста является символ открывающихся дверей. Тяжелых, физически сложных, сквозных из неизвестности в неизвестность, навстречу опасностям — открывающихся медленно и со скрипом. Ими книга начинается, ими книга заканчивается, но меняется — и как меняется! — масштаб.

«Поверг себя на колени,

Вскинул на себя руки

И, обуреваемый вспененною судьбой,

Молвил:

«Горе лому, которому не стоять!..»

Против лома нет приема, чоуш.

Это что? Это отважная героиня размышляет, не редиска ли она, развязывая очередную войну. Я не шучу.

На этом месте я прошлый раз сломалась, начала ржать вслух и закрыла читомое. Но, увы, модераторы Фантлаба суровы — чтобы ответственно ставить оценку, ты должен дочитать.

Просто поразительно, насколько одни и те же художественные приемы могут вызывать удовольствие (Олди) и раздражение (Валентинов). Может быть, дело в пропорциях. Может быть, в том, что Олди, пользуясь как методом обрывки воспоминаний-смутные намеки-перелицовывания всем известных банальностей, берут ну по крайне мере всем известные банальности, или дают себе труд где-нибудь бочком впихнуть вводную.

Может быть, дело еще в том, что речевые портреты героев у Олди имеют хоть какое-нибудь правдоподобие. Здесь же, ох, Денница изъясняется в стиле ЧГК-шного Мелькора; конный центурион — то ли таджикского дворника, то ли подростка-дауна (не, я понимаю, что автор имел в виду что-то типа «я старый солдат и не знаю слов», но блин, ну в Кука можно поподглядывать, или там в Симонова, чтобы посмотреть, как эта публика разговаривает...), внутренний монолог героини достоин сразу целой полки покетбуков типа «огненная страсть» или «милый граф» — омойбелокурыйбог (это типа ушлая политически активная стерва говорит, а не праздная курица грицацуевских лет, причем не стебется, все всирррьёёёз, причем, опять же, не прощаясь с любимым, а увидев симпотного парня)

Что до сюжета. Ладно, я не против апостолов, которым Денница выделяет места для проживания. Ну, тхе пхантастика, допустим. Почему оный Денница берет себе англо-германский псевдоним — то вообще тьма печальная, оски стало быть и самниты говорят Хэмтриос. Вот так все бросили и говорят по-гречески. Ангел, кстати, тоже по-гречески. Ни одного грека, кстати, на сем пространстве романа.

Героиня, крепко потерпевшая в италийской войне от Корнелия Суллы, переписывается с Випсанием Агриппой? нуачо, выпил с Берия, закусил с Пелевиным — одно столетие, одна страна, ну чо вы.

Еще пара моментов.

1. Беседуют иудейский архангел и италийка 1 в. до н. эры.

» — Предлагаешь провести плебисцит среди... среди неандертальцев?

- Вот спасибо! Хламидомонадой уже величали!»

Ну конечно, не только неандертальцев она знает, но и денисовцев... И тасманийцев... и хоббитов с острова Флорес, ага...

2.» Души гладиаторов забирал с собой Тухулка, самый страшный и кровавый демон.»

Ну, вот и до Ктулху добрались...

Ну и не зря Mastino требовал чтобы я дочитала до конца!

В послесловии автор пишет:

ну хоть на обложке бы рисовали что-нибудь типа «Продолжение «Звирьмариллиона» помноженное на «Таня и Витя против диких гитар». Нечестно говорить только в послесловии, что все вышеизложенное было с самого начала только стебаловом. Впрочем, может быть, я повелась на похожесть с Олди — они-то пытаются как-то серьезные вопросы поднимать. Бывают, конечно и достойные примеры стебалова по историческим мотивам — не ошибусь, упомянув один роман, где неизменная Марлен Дитрих (у которой в ЭТОЙ книге красивы только ноги) увлекаема в каюту неким поэтом. Но там-то как раз никакой этой задыхающейся взволнованности текста, немаркированной обрывочности временных потоков — того всего, что по идее обозначает «ой, я это настолько всерьез, что даже не фильтрую».

горе, в общем, лому, которому не стоять. Горькое.