Прочитал этот роман за два утра по дороге на работу, в электричке. Очень, знаете ли, бодрит — начать день с подобного чтива. Все умерли, просто кого-то забыли проинформировать, и они тащатся по дороге за грань жизни и смерти. Казалось бы, руки должны опускаться, но нет — упорство Отца и Сына в нежелании отдать концы и читателя заряжает большой дозой витальной энергии.

Книга действительно страшная, но этот страх мотивирующий, а не парализующий. Потому что это притча, а притча пишется для поучения. То есть для живых, а не мертвых.

Герои притчи отец и сын. А вместо Святого Духа — полиэтилен. Очень мощная деталь и метафора. После гибели природы, единственное, что осталось целым — произведение рук человеческих. Тут тебе и мотив богоборчества и вера в бесконечное могущество человека. Тонны смысла в единственной детали. Если это не Мастерство художника, то что тогда мастерство? (Кстати, никакие санки из полиэтилена сделать невозможно. Трение и мороз их в пять минут уничтожат)

Многих взбесило, что не рассказана причина всеобщей погибели. Судя по скупым описаниям, больше всего это похоже на цепочку взрывов нескольких супервулканов. Возможность подобной катастрофы наука не отрицает. Йеллоунстоун сожжет большую часть территории современных США, и наступит «вулканическая зима». Другие вулканы «поработают» над прочей поверхностью земного шара. Наступит очередное массовое вымирание.

Единственная серьезная претензия к книге, коя может возникнуть — трехкратное появление Бога-из-машины. Да, в жизни бывают такие удачи, но момент действительно скользкий. Лично у меня наибольшее доверие вызвала выброшенная на мель яхта.

Заканчивается роман отличным стихотворением в прозе, где Отчаяние уступает место Надежде и Вере. Так что и от всей книги остается светлое впечатление. От подобного чтения только сильнее жить хочется. Полезная книга.

Завещание мастера. Здесь Баллард вновь проводит эксперимент на своей любимой тестовой площадке — ближайшие пять минут будущего.

После того, как капитализм глобализировался, его противоречия стали максимально глубокими и окончательно нерешаемыми. У нас на глазах происходит полная социальная радикализация. В погоне за вечной наживой финансовый капитал оставил человечеству только две альтернативы — коммунизм и фашизм. И если в предыдущем романе Баллард изучает социалистические тенденции в развитии современного общества, то в своем последнем художественном произведении все свое внимание он уделил вероятной фашистской реакции.

Иногда во время чтения романа мне казалось, что я читаю публицистику о современной политике в США или Германии, Россия тоже в тренде, но, как и все у нас, фашизм никак толком не выстроится. Да и общая травматическая память о ВОВ путает ему все карты. Запад же — родина фашизма, поэтому так легко его общество становится на привычные рельсы. Западный обыватель с десятилетиями промытыми мозгами антисоветской пропагандой очень боится социальной справедливости, но охотно становится в зигующие колонны, ведомые кровавыми скоморохами. В романе Балларда шоумены возглавляют банды кровопийц. Включайте телевизор и смотрите новости из Вашингтона и Киева. И задайтесь вопросом — насколько был неправ Баллард, больше десяти лет назад написав пророческий шедевр?

Да, кое-где он форсирует вопрос, но массовые убийства в крупных социальных объектах и захват заложников давно не является для нашего мира сенсацией. И кое-где он благодушничает, надеясь на здоровые силы в правительстве. Это британский консерватизм, но Тереза Мэй и Борис Джонсон поправили замечтавшегося романиста.

В главном Баллард прав, и последняя, апокалиптическая, часть именно об этом. Победивший фашизм не станет последней формацией человеческого общества. Его откровенная антигуманная суть восторжествует. Дальше будет война всех против всех, полная социальная деградация и всемирный пожар, уничтожающий все живое.

Я мало сказал о самом тексте романа потому, что он стандартный для финального отрезка творчества Балларда. Фактически на рубеже тысячелетия он написал метароман из четырех книг, используя похожие сюжетные схемы, однотипных героев и структуру идеологического романа. К этому в последней его книге добавились катастрофические мотивы его ранней прозы. Баллард красиво и эпично закольцевал весь массив своего творчества — тетралогия начальная, тетралогия финальная — и закончил свои писательские дни, как и начинал, писателем-фантастом, вызывающим будущее на поэтическое судебное разбирательство и допрашивающим его с пристрастностью прокурора из Суда Времени.

Он всегда был и остался до конца грозным бойцом идеологических битв. И закончил свои дни с угрожающе поднятым указующим перстом — люди, будьте бдительны! Мне, лично, это очень нравится. Это вдохновляет.

Больше десяти лет не читал Уэлша, при этом скупая все выходящие его книги. Ведь в «нулевых» он был моим литературным богом. А потом я перестал его адекватно воспринимать. Показалось, что Уэлш — обычный чернушник-бытописатель, мелкотемщик, на которого не стоит тратить свое драгоценное время.

Теперь же, повзрослев, по прочтению Альковных секретов, я вижу совершенно иную картину. Уэлш — очень глубокий, своеобычный и невероятно интересный писатель. Уровня Гоголя и Достоевского, в современном, конечно, изводе, учитывая общую культурную деградацию человека и человечества. Других литературных гениев у нас не будет. Я как раз перед этим много читал Гоголя и Достоевского, так что невольно сравнивал и находил много сходства. Та же поэтизация ничтожного, грязного и бедного в бытие человека, фантастика, вросшая в быт, мотивы двойничества, портретности и зеркальности. А потом дошел до сцены, где Брайан Кибби читает Портрет Дориана Грея и Странную историю доктора Джекиля и мистера Хайда, и понял, что в английской литературе достаточно своего культурного багажа, позволяющего ваять с опорой на него все новые и новые высокопробные шедевры. Уэлш, безусловно, никакой не гопник и наркет, случайно ставший записывать свои трипы и похождения. За его письмом виден богатейший запас культуры и духовности. С кондачка, да на шару такие замечательные романы не пишутся.

Ведь это и социальная сатира, и комедия нравов, и критический реализм, и бытовая мистика, и сложнейшая психологическая драма. Всему уделено полное и углубленное внимание. Проклятиям, геноциду, загниванию капитализма, любви, зависимостям, детским психотравмам. Потрясает целое эссе о людях-стаканах или, например, сцена, в которой одна пьяная выходка отца превращает сына в практически импотента. А целая вереница вариантов несчастной любви, а... В общем эта книга, достойная большой аналитической статьи, а лучше монографии. Отзыв можно свести в точку — читать всем! Гарантирована сильная эмоциональная встряска и много пищи для ума. Оторваться невозможно!

Хотелось бы пару слов сказать о переводе. Н.Красников в конце книги даже специальную заметку сделал о том, какой Уэлш интересный рассказчик и классный стилист. Ну, историю наш толмач не запорол, тут идеи и стратегии Уэлша донести до русских читателей способностей хватило. Что касается стиля... Написана книга не так виртуозно, как Аист марабу или Дерьмо, но все же хотелось бы читать Уэлша, а не пересказ романа для девочек из провинциальной гимназии. Никакого колорита эдинбургского и в помине нет, ни языкового своеобразия шотландских гопников и алкашей, ни грубости и жестокости уэлшевского мира, явленного в слове. Н.Красников сообщил ,что подбирал русские аналоги. Ага, вместо «hand» он писал «рука», вместо «man» — «человек», а вместо «sun» — «солнце» и тп. Короче, провел большую работу по адаптации на язык родных осин. Пламенное ему за это спасибо с кисточкой! Я уж не говорю о том, что вся обсценная лексика выметена из текста поганой метлой, замененная унылой пошлятиной вроде «да пошел ты». Тут, видно, переводчик и редакция действовали по принципу Дэнни Скиннера, с виртуозной самоиронией упомянутой Уэлшем:

»- Что, шотландских романистов не любишь?

- Не мое. Если мне хочется пьянства и ругани, я иду в ближайший бар. Но читать про это... — Скиннер улыбнулся.»

Как известно каждому пострадавшему от ЕГЭ, Павел Иванович Чичиков немел перед законом. Так и многие современные читатели бессмертной поэмы либо немеют перед ее величием, либо, как те два русских мужика из ее начала увлеченно обсуждают устойчивость колес птицы-тройки. Вот почему необходимо изучать Мертвые души в школе. С детства людей нужно приучать к прекрасному, глубокому, сложному и важному. А всякую дрянь и пошлятину он и сам отыскать на книжных развалах сможет. Вот только если гражданина или гражданку грамотно воспитать на Гоголе, то и дряни, и пошлятины они много меньше употреблять станут. Правда, сейчас в нашей стране плохое время для хорошего воспитания. Тем более нужно держаться за классику из последних сил, чтобы деградация социума не стала необратимой.

На днях после долгого перерыва перечитав поэму, я вот какие две вещи хотел бы отметить. Эта история еще и о женской мести, и о природе женщины вообще. Чичиков начал свою карьеру с того, что обманул девушку. Намекнул на женитьбу, а потом разорвал с ней и ее семьей всякие связи. Это было роковое решение. Месть Судьбы-Парки (тоже женщины!) не заставила себя ждать. Он лишился почти полумиллиона, награбленного на таможне, потому что не поделил любовницу со своим сообщником. И афера его с мертвыми душами едва не потерпела крах в самом начале из-за чрезмерного увлечения Чичикова свежим личиком семнадцатилетней губернаторской дочки. Коробочка своими кознями только плеснула бензина в разгорающийся скандал. Нельзя обижать женщин. Пушкин как-то заметил, что это единая корпорация, выступающая всегда единым фронтом. А для Гоголя это еще и стихия, хтоническая сила невероятной мощи, почти не распадающаяся на отдельных индивидов, но одна из самых основополагающих в мироздании. Женщины у него даже имен не имеют. Коробочка — это что, разве имя?!

Второе. Мне думается, что Гоголь поставил перед собой ложные цели, считая их от всей души истинными. Создавая русский КРИТИЧЕСКИЙ реализм, он вознамерился вознестись до идеала человека. Художественно проповедовать Христа и его истины. А нужно было идти не ввысь, а вглубь. Это было тогда в первую очередь необходимо России, нужно и по сию пору. Создавая бессмертные художественные образы Гоголю нужно было их и разрабатывать, а не возвышать до какого-то абстрактного вечного добра.

Ведь каков например Чичиков? Подлец, но весьма куртуазный, сибарит и бонвиван, но с железной волей и дисциплиной, умница, но пошляк, влюбчивый и расчетливый. Весь соткан из кричащих противоречий при полной цельности натуры. Его характер нужно было исследовать и высокохудожественно изображать, а не распинать на кресте ложно понятной духовности. А сколько в книге еще таких неисчерпанных богатств! Но Гоголь ударился в аллилуйщину и погиб на неверном псевдоподвижническом пути.

К счастью, русская классическая литература пошла по верной дороге, обозначенной художественными открытиями Гоголя, а не его сознательным и душевным вывертам. Ближайшие его наследники — Гончаров, Тургенев, Достоевский, Толстой — принялись копать русскую почву и душевные глубины русского человека, а не сколачивать на скорую руку храм «шаговой доступности». Копали и выкопали несколько драгоценных слитков для строительства величественной обители грядущего свободного и всесторонне развитого человечества. Но Гоголь стоит у истоков этого грядущего. Поэтому его наследие бессмертно.

Абсолютно актуальная статья как теория художественного перевода. Полуталантливые люди, делающие бледные копии с ярких оригиналов. Техника переводчика, относящаяся к технике автора, как разведенная акварель соотносится с масляными красками. Общие места вместо виртуозной сложности текста.

Я когда читал эту статью сразу же вспомнил печально известную Н.Виленскую, переводчицу ПЛИО Джорджа Мартина. Она всегда выдает общие места и пустые абстракции вместо эпической конкретики Мартина как высшей формы постижения и освоения реальности, благодаря коей Вестерос ожил в головах сотен миллионов людей. При этом она свои бабьи пересказы чуть ли не за подвиг считает. Облегчает, мол, понимание заумного и муторного писаки.

И это только один из примеров той халтуры, против которой Тургенев выступал еще 170 лет назад. При этом сам он конкретен. И не только теоретизирует об основных правилах перевода, но и указывает на смысловые и художественные ошибки переводчика, которые он послушно исправил для нового издания.

Честно говоря, от животрепещущей актуальности общественно-политических вопросов, что так взбудоражили первых читателей поэмы не осталось и следа. Слишком все завуалировал Тургенев, дабы избежать проблем с цензурой. То, что читалось между строк, проскальзывает мимо сознания не узнанным, а лирические штампы, служащие некогда словами-паролями, теперь кажутся излишним балластом и стилистическими промахами.

А сейчас вообще жива эта поэма?! О да! Остались вечные темы, вечные вопросы, вечное сияние чистой художественности.

Две истории трагической любви, два подхода к жизни — общественный (все для других) и личный (все для себя), сила и слабость человеческого духа. И главное — вопрос молодого поколения к старшим. Что вы такого сделали для отечества и народа, что мы должны перед вами преклоняться и восторгаться вашими якобы подвигами? (для моего поколения это очень актуально. Наши отцы и деды строили великое Советское государство, а потом в три дня смели его с лица земли и радостно объявили: вот вам, детки, обгорелые руины страны, продуваемые всеми ветрами истории, живите в них и радуйтесь. — Спасибо! Какая радость жить на пепелище! Очень вас за это ценим и уважаем).

И, конечно, прекрасные стихи Тургенева. Его тут же обвинили в подражательности Лермонтову, чуть ли не в рабском копировании. Но Лермонтов мне всегда казался при всей его гениальности, довольно тяжеловесным. Тургеневский же стих свободен, легок, ярок, более энергичен. Каждое словцо на языке смакуется. Даже дурацкие рифмы, вроде кровь-любовь-вновь, коими он без стеснения пользуется, ничего, кроме умиления не вызывают.

И потрясающий реализм Тургенева. Это первые шаги русского реализма, Тургенев один из его создателей, и шаги у него были — семимильные.

Петербургские повести Гоголя задумывались и писались одновременно с написанием и переработкой повестей из Миргорода, и стали третьим циклом в его небольшом, но ярчайшем творческом наследии. Самым полным произведением Гоголя называл «Невский проспект» Пушкин, а из «Шинели», как известно каждому сдатчику ЕГЭ, вышел весь русский критический реализм. В общем, этот цикл один из весомейших вкладов русской культуры в мировую копилку истории искусства. Но это не груда энзэшного золота. Перечитав после долгого перерыва свежими глазами, я увидел, что это все еще — к счастью или нет — остроактуальные произведения.

В эпоху Гоголя 90% населения России жило в сельской местности. Энциклопедия Пушкина «Евгений Онегин» как раз и описывает это житье-бытье. Пушкин же, а вслед за ним и Гоголь стали родоначальниками городской прозы. Заложили основы «Петербургского текста» нашей литературы. Возможно нам повезло, что дуайенами текста о Городе стали два величайших гения, а возможно так положено по законам природы.

Главное, что у нас есть эти ориентиры, азимуты ,точки отсчета ,которые помогут нам не сбиться в новых условиях нашего существования, справиться с новыми вызовами и угрозами нашего существования. Но с новыми ли?

В 1991 году мы, славься Кей!, обрели Россию, которую некогда так удручающе просто потеряли. В конце века вернулись к его началу, периоду становления русской буржуазии, полной экономической зависимости от коллективного Запада, утрате суверенитета и первоначальному накоплению капитала. Но не остановились на достигнутом! Двигаясь по стреле времени вперед, мы цивилизационно с радостным гиканьем и самодовольством откатывались назад. И добрались, наконец, до эпохи Николая Павловича Романова (Палкина). Полное бесправие обывателя, полицейский произвол, тотальная коррупция, чиновничий гнет и разложение самых основ государственности. Все, что так ярко описал в своих повестях Гоголь и за что его лютой ненавистью ненавидели власть предержащие (Напомню, что Тургенева закатали в тюрьму и отправили в ссылку за некролог Гоголю!). Не хватает нам для полной коллекции только дворян-революционеров и двух-трех гениальных перьев, что сверхточно могут описывать реальность и предвидеть нелегкие времена. Но в чем-то же должен быть прогресс, не так ли?

Впрочем, думаю, умным и чувствующим людям и Гоголя с Белинским хватит, чтобы рассеять обступающую духовную и интеллектуальную тьму. А ведь еще есть Островский, Тургенев, Толстой, Достоевский, Гончаров, Чехов и многие множества других талантов всемирно-исторического значения. Они могут стать тем твердым основанием, на которое мы ступим твердой ногой и, наконец, сможем двинуться и впрямь вперед к давно заслуженному народом российским светлому будущему. Читайте классику!))

Несмотря на то, что повесть эта чуть ли не первая по замыслу и исполнению в его петербургском метатексте, именно ею Гоголь завершает свой третий цикл. Что называется — ударная концовка! Темы и идеи, выстрелившие своими лучами из единого центра гравитации гоголевского гения, вновь собираются в единый пучок. Столичные иллюзии и ее суровая действительность, неконтролируемость человеческих фантазий и мечты, чудовищность и априорная несправедливость Табели о рангах и общества, на ней основанного, недоступность желанной женщины и бесплодные страдания любви, маленькие люди большого города, нос как символ хрупкости и слабости человеческого тела, кошмары наяву. Но раньше (позже?) Гоголь сам рассказывал о душевных и физических метаниях своих персонажей, а теперь дал слово одному из них. И что же мы услышали?

Дикий вопль немыслимого человеческого страдания. То есть поначалу Поприщин пытается донести свои мысли четко и внятно, но со временем эмоции и потрясения настолько переполняют его израненную вечными несправедливостями душу, что он начинает кричать благим матом и уже не может остановиться. Только смерть прервет этот затянувшийся крик. Он человек, наделенный умом и талантом — об этом говорят его собственные записки — но личность его чудовищно исковеркана безнравственным общественным устройством. В справедливом обществе с самого детства были бы вытащены на свет божий лучшие качества его характера, воспитаны и взращены в позитивном ключе. Так Макаренко из малолетних бандитов — беспризорников воспитывал докторов наук, а в России Николая Палкина Поприщина ждало незавидное поприще, страдание и гибель в психушке. И все это написано столь ярко, что только бесчувственный чурбан может закрыть книгу «Петербургских повестей» бездумно покрякивая от завершившихся душевных усилий.

Я бы подошел к теме этой повести с другой стороны. С маленьким человеком все ясно, у него за двести лет было довольно адвокатов, и он полностью оправдан. Но ведь Гоголь, одним из первых поднявших эту проблему на высоты великого искусства, уже взял больший масштаб, чем его многочисленные сторонники и последователи (за исключением нескольких равных ему гениев). Гоголь — поэт эпический. И его Башмачкин не сферический чиновник в вакууме. Он живет в совершенно несправедливом по устройству государстве, а соответственно и общество, населяющее страну, неказисто и безобразно. Вся эта табель о рангах со значительными и не значительными лицами, правоохранительная система, система распределения социальных благ — все прогнило и буквально вопиет о необходимых переменах. Прожектор гоголевского гения высвечивает все язвы и пороки общества, и ничему не дает укрыться. И в отличие от, допустим, мифотворцев из США русские критические реалисты всегда понимали, что одиночка, ковбой, решить проблемы общества не в состоянии. Об этом как раз и псевдомистическая концовка повести. Это троллинг. Гоголь показывает, что месть призрака Башмачкина также жалка, как была жалка его жизнь.

Ну и несомненная связь с сегодняшним днем. Я тоже по работе занят мечтами человека, его надеждами и планами на будущее. Не одежда, конечно, а недвижимость. Накопления, кредиты. Страхи, опасности, неожиданные превратности судьбы. Для сегодняшнего маленького человека ничего не поменялось. Значительные лица лютуют, полиция бездействует, преступники торжествуют. Мы вернулись в Россию, которую некогда потеряли, живем в обществе, в котором обитал Акакий Акакиевич... «Здорово, правда?!» (Воннегут).

Текст плотный и яркий, как нейтронная звезда. Квинтессенция и гимн творчества, одно из самых сильных произведений мировой литературы. Гениальное творение, которое вмещает в себя все — реализм, фантастику, ужасное, прекрасное, философию и религию. Чтобы не быть голословным — взять хоть описание картины великого художника, привезенное из Италии. Гоголь описывает не саму картину, а ее душу, внутреннее содержание. Это, насколько я понимаю, «Явлении Мессии» Александра Иванова. Я недавно был в Третьяковке и минут сорок просидел на скамеечке перед этим эпическим полотном. Ноги дальше не несли. Была Страстная пятница, но я про это совсем забыл. Картина оглушает самим своим величием, без всяких контекстов. Гоголь с потрясающей точностью описал впечатления, которые она вызывает. Я все то же чувствовал, но так описать бы не смог, не хватило бы гения))

И в повести миллион таких блистательных черт, которые превращают ее в бриллиант в короне искусства.

П.С. Сцена тройного пробуждения Чарткова от кошмара действительно жутчайшая. Стивен Кинг меня так никогда не вставлял.

Думал, что ничего смешнее и абсурднее, чем повесть «Нос» Гоголя быть не может. Но некоторые лаборанты меня переубедили. То ли это модный в 21 веке троллинг доверчивых читателей, то ли отзывы искренние, и персонажи Гоголя и впрямь по сию пору живут среди нас, доказывая этим фактом, что классика бессмертна. Ну, и современное буржуазное общество своим тлетворным влиянием на умы хорошенько отметилось.

В самой же действительно золотого стандарта повести хочется отметить характерное для зрелого Гоголя слияние жестокого реализма и высокой поэзии. Российская империя тех времен было очень страшным местом. (Одно описание присутствия в газете чего стоит: «продается девка для прачных и прочих дел, сбежала собака, нашедшему 100 рублей».) Высвеченная гениальным пером поэта эта действительность начинала казаться нестерпимой. Не удивительно, что тогдашние охранители ненавидели вспыхнувший, как новое солнце, русский критический реализм. Сразу признали в нем могильщика обветшавшей империи, коим он и стал. Не зря Николай Бердяев позже причислил Гоголя к «бесам русской революции».

Ну и конечно, величайшая творческая свобода Гоголя, которая видна в каждой строке. Нос, прикинувшийся статским советником! И это в застегнутом на все виц-мундирные пуговицы крепостническом государстве! И повесть полностью состоит из подобных актов неповиновения действительности. Она, как горящее сердце Данко, не дает нам затеряться или оступиться во мраке невежества и духовной мертвечины.

Перл создания! как любил говаривать сам Николай Васильевич о подобных вещах. Удивительной поэтической силы вещь. Два главных героя повести, конечно, очень разные и по мировоззрению и по судьбам. Но все же, думаю, каждый человек, пусть и хоть единожды оказывался в подобных ситуациях. Пискарев — это наш пубертат, когда жизненного опыта еще нет, а фантазировать мозг уже научился на всю катушку. Вот конфузы и «страшные переживания» нас в нежном возрасте и одолевают)) Поручика Пирогова с давних пор принято ругать за конформизм и бойкую вздорность, невесть как сочетающихся в одном характере, но кажется мне, что даже титаны духа вроде Цезаря, Наполеона или Дарвина с Эйнштейном бывали в ситуации, когда их днем высекли, а вечером они отличились в мазурке. Гоголь таки работал с архетипами субличностей, которые есть в каждом человеке.

Повесть я эту читал в электричке по дороге домой с работы. Напротив меня сидела изумительная красотка, эдакая рыжая бестия, раз... одетая в полном соответствии с несносной московской жарой. Так что я очень проникся и полностью сочувствовал переживаниям и стремлениям Пискарева и Пирогова. Гоголь тут был потрясающе точен!))

Историки литературы, чуть ли даже не сокрушаются: мол, идейно-тематический ряд у Женитьбы значительно уже, чем у Ревизора, и даже изрядно. Однако пьеса ставит ребром один из важнейших вопросов существования человека. Как прожить жизнь — одному или с верным другом или подругой, чужим дядькой или чужой теткой, которые враз становятся самыми родными людьми. Великая тайна природы, полового диморфизма. И вопрос ставится в виде шедевра бытового комизма.

Все люди разные. И как они похожи в своих страхах, надеждах, влечениях. Ведь дело-то важнейшее. Тут и идеалистом себя проявишь, и эмпириком. И подлецом, и хвастунишкой. Всякого натерпишься, пока жизнь свою наладить получится. Критиковать людей в подобной ситуации легко, а вот самому умным и благородным остаться трудно. Особенно, когда эмоции захлестывают, а у страха глаза размером с блюдца.

Специально хотелось бы отметить поведение и приемчики свахи Феклы Ивановны и Кочкарева. Я работаю в смежной области, тоже продаю и покупаю для людей их будущее, образ жизни. Как же у Гоголя все верно подмечено и показано! Мельчайшие нюансы правдивы и взяты из жизни. И ведь никогда он не занимался сферой торговли, особенно в столь деликатных направлениях, как составление брачных контрактов. Однако гений помог ему проделать столь масштабную работу по обобщению и структурированию громадных пластов материи жизни.

На мой взгляд самая не смешная комедия в истории театра. Если пьеса за почти двести лет активного существования в культуре не утратила не психологической, а социальной и политической актуальности, то тут смешного мало. Как в зубной боли. Или это смех человека за гранью нервного срыва. На месте Гоголя я бы тоже с ума сошел. Столько души и ума, и воли вложить в попытку образумить человечество, а оно размумиться и не собиралось. По неволе заработаешь черную меланхолию.

Об этой комедии, как и прочих произведениях Гоголя тома написаны, и еще будут писаться. Так что любые пять копеек утонут в грудах интеллектуального золота. Моя, например, любимая — это сцена вранья Хлестакова. «Генералы пробовали! Иной подойдет, возьмется — нет, мудрено! Сразу зовут Ивана Александровича!» И Пушкин, и Загоскин видели эту пьесу, то-то наверно животики надорвали от претензий Хлестакова.

Надеюсь, все же наступят времена ,когда в гениальном творении Гоголя останется только правда характеров и отношений между людьми. Глупцы, хвастуны и недотепы, видимо, всегда будут, покуда жив человек. Но воли той, что была при Гоголе и есть сейчас им давать прекратят. А пока остается принимать бессмертного Ревизора как горькую пилюлю, не дающую почивать на лаврах или витать в эмпиреях высокого духа, позволяющую строже относиться к своему поведению, своей душевной работе.

П.С. Больше всего люблю экранизацию Сергея Газарова с Евгением Мироновым и Никитой Михалковым в главных ролях. Да там все великолепны!

Повесть, конечно, не дописана. Есть стилистические погрешности, фразы и тп. Но гениальность и великий русский язык Пушкина наличиствуют в каждой строчке. Большая удача (или божья милость?), что этот набросок шедевра сохранился в бумагах Солнца русской поэзии. С одной стороны, с Пушкина сняты все претензии — это черновик, с другой — из этой кладези мысли, чувства, стиля можно черпать и черпать без конца, покуда жива русская культура.

Повесть распадается на два слоя. Социально-политический, ужасы русского крепостного рабства, гнет феодально-монархической системы, всегдашнее наше государственное нестроение. И Пушкин сюжет о ссоре двух помещиков, богатого и бедного, смог расширить до масштабов философско-политического обобщения. Когда читаешь, вспоминаешь слова Пушкина якобы сказанные Гоголю: «Боже, как грустна наша Россия». Поневоле взгрустнешь! Почти двести лет книге, а в родной стране ничего не поменялось, хоть и четыре раза успели сменить друг друга общественно политические формации.

Любовная линия разработана слабее, отрывистее. Характеры Владимира Дубровского и особенно Маши раскрыты недостаточно, от того хромают мотивировки их поступков. Хотя вся эта линия с учителем Дефоржем и постепенным завоеванием им сердца избалованной барышни чудо как хороша. Причем, легендарную фразу «Спокойно, я Дубровский» он сказал вовсе не Маше, а негодяю Спицыну. Но легенда есть легенда)) Любовный сюжет заканчивается обрывисто и скомкано, Пушкин хотел ее продолжить, но судя по оставшимся заметкам и планам, все должно было вылиться в еще более слащавую мелодраму. Поэтому, думаю, он и бросил писать эту историю. Его зрелого гения на пике формы уже интересовали более масштабные сюжеты и истории. И великая книга «Капитанская дочка» доказывает правильность его выбора. Пушкин, впрочем, позже мог вернуться к изложению любви и похождений Владимира Андреевича и Марии Кириловны, но негодяи, засевшие при дворе Николая Палкина, не дали ему такой возможности.

Какой-нибудь Вальтер Скотт, на которого явно ориентировался Пушкин, или Фенимор Купер на эту тему накатали бы 500-страничный роман. Нашему гению хватило и 80 страниц текста, в котором нет ни единого лишнего слова. Не зная законов Голливуда, он хорошо разбирался в массовой культуре. Динамика, вот-это-повороты, буря чувств — имеется все, что нужно простому поедателю попкорна. А глубочайшие мысли и идеи даются бонусом, сверх нормы. При всей скомканности последних страниц Пушкин даже финальную битву умудрился показать! Нет, тут меньше «десятки» ставить рука не поднимется!

П.С. На этой странице почему-то не отмечена позднесоветская экранизация повести с молодым — естественно — Михаилом Ефремовым в роли Дубровского и Владимиром Самойловым в роли Троекурова. Есть даже две версии — киношная и четырехсерийная телевизионная. И существует недавняя модернизированная киноверсия с молодым конечно же — и тогда еще почти не замыленным Данилой Козловским в главной роли.

В очередной раз Тургенев примерил на себя маску неудачливого влюбленного. Крепко, видать, врезала ему по голове страсть к Полине Виардо, если он следующие десять лет мог только о несчастной любви писать. И о жестокостях крепостного права, конечно. Тут уж его матушка постаралась придать нужное направление его мыслям. В этом рассказе две эти темы слиты воедино. Есть пустоголовая красотка, ставшая жертвою коварного соблазнителя, есть и страдающее русское крестьянство. Индивидуальность рассказу придает легкий мистический флер завязки. Впрочем, разрешается история вполне реалистически, хотя ответы даны и не на все вопросы. Но привередливый современный читатель может всю эту историю посчитать описанием рояля, брошенного в разросшийся кустарник.

Кстати, о нем, о кустарнике. Меня больше всего в этом рассказе потрясли описания природы. Охотничьих угодий, ночного сада. Это же какой невероятный объем внимания был у Тургенева, что он смог впитать и запомнить такие яркие точные детали ,а потом пластично их воспроизвести. Создать с помощью своего пера сложную и совершенную картину, словесный пейзаж, создавая полный эффект присутствия. И язык такой в описаниях, что доставляет физическое наслаждение, а не только эстетическое удовольствие. Такие произведения — это подлинные сокровища русской культуры.

Хотя рассказ этот создан человеком, а потому не идеален. Тогда Тургеневу не удавались описания женской красоты. Его записные красотки — суть манекены. Точнее, андроиды, потому что умеют двигаться и нести всякую чушь о своей погибшей любви и растоптанных сердцах.

Забыв подробности биографии Тургенева, я все никак не мог взять в толк, почему он из раза в раз повторяет одну и ту же триаду. Счастливый соперник, несчастливый соперник и предмет их обожания — глупая, но красивая колхозница семнадцати лет. Но ведь это три закона диалектики Гегеля, которую Тургенев несколько лет изучал в России и Германии, одновременно с тамошними младогегельянцами. Как и его ровесник Карл Маркс, Тургенев стал применять диалектику материалистически и конкретно-исторически, что сразу вывело его на первые роли в искусстве критического реализма. Просто в начале пути он еще не умел как следует вуалировать голую схему, вот у него однотипные треугольники отношений и получались. В этом Дневнике мастерство Тургенева выросло, и треугольник стал квадратом))

Правда в этой именно повести социальная критика отходит все же на второй план (чтобы там не декларировали советские историки литературы). Здесь больше истории личной неудачи. Конечно, сатирически описано и осуждено паразитическое существование верхнего слоя русского сословного общества, но оно больше фоном служит для истории, нежели главным объектом внимания автора. Чулкатурин умирает и напоследок больше всего хочет рассказать о самом главном и самом травмирующем опыте своей недолгой жизни. С помощью Тургенева он делает это бесподобно. Это высший пилотаж русской психологической прозы. Тоньше и глубже метания страдающей души описать попросту невозможно! Дальше будет только психопатология. Перо Тургенева уже полностью гениально. В доказательство — хотя бы как он умеет в одном предложении сшить предельную абстракцию и самую конкретную деталь. Голая мысль превращается в яркий образ и западает в память навсегда. И образы у него настолько ярки, многослойны и динамичны, что иногда мне казалось, что я читаю Набокова. Хотя на самом деле это Набоков внимательно читал Тургенева.

В общем, эта повесть — золотая страница русской литературы, которой каждый может обогатить свою душу и жизнь.

С самого начала смущает название повести... Ну, какой писатель назовет добровольно свое произведение «Петушков»? Что может быть прозаичней и не выразительнее? (вспомнил! Рассказ Прилепина «Петров»)).

Но начав читать, оторваться невозможно! Это интересный опыт работы Тургенева в строгой гоголевской традиции. Любовь и житейские неурядицы «маленького человека» в глухой провинции, ее быт и нравы. В духе «Как поссорились...», «Иван Федорович Шпонька», «Коляска» — таких вот вещей Николая нашего Васильевича. Повесть получилась очень смешная, сатирическая со строгими моралите и почти видимыми слезами в финале.

У «Петушкова» интересная история создания. Тогда только что вышли «Выбранные места из переписки с друзьями», справедливо выбраненные Белинским. И писатели «натуральной школы» ,в обойму которых входил и Тургенев, поняли, что надо спасать реалистическую традицию Гоголя от самого Гоголя. Включился в бурную работу и Иван Сергеевич, результатом и стал «Петушков».

Что сказать... не его это тема и жанр. Повесть написана просто великолепно, да она попросту шедевральна. Читаешь жадно и блуждающая улыбка не сходит с губ, периодически и похохатываешь! Это прямо-таки концентрированный Зощенко, Л. Добычин и Ильф с Петровым. Уездные дамы, майор-алкоголик, коварный соперник Бубенцов, слуга Осип — это же карнавал народных типов, пустившихся в пляс вокруг несчастного Петушкова. Но Тургенев не про это...

Тургенев — это высокая драма, предельные вопросы бытия, глубокие архетипы и исторические типы личности. Тургенев — он про русский, да вообще про человеческий, космос. Тургенев — он как Достоевский для взрослых трезвомыслящих людей. Он может глубоко погрузиться и виртуозно описать беды «бедных людей», но от него ждешь много большего. И он это большее дает во всем своем зрелом творчестве. А «Петушков» остался крайне любопытным единичным опытом.

Двоякое, конечно, впечатление от рассказа. С одной стороны военное преступление дело серьезное, с другой — антисемитизмом все-таки текст откровенно попахивает. Причем цель как бы благородная — вызвать к презренной твари в человеческом обличье не презрение, а жалость. Но — не вытанцовывается. Все-таки достоин презрения и омерзения.

А юный Бабель рассказ этот, без сомнения, читал. Я когда-то Конармию чуть ли не наизусть знал. Чувствуются переклички, между строк читаются.

Еще бросилось в глаза, что генерал-немец упорно называет еврея евреем, а русский дворянин — персонаж и автор — жидом. С чего бы это? И ведь не сошлешься на разность языков: в рассказе все говорят, и написан он, по-русски. И написан блестяще.

Рассказ этот того же объема, что и повесть «Андрей Колосов», но не суть... Мы тут видим стандартный уже для раннего Тургенева конфликт сильной и слабой личности, любовный треугольник, в котором она — простая, но милая провинциалка, обольщенная «изысканным демоном». И непременная трагическая развязка.

Только тут действие отнесено в славные времена матушки Екатерины Великой и соответственно люди изображены более грубые, неотесанные, близкие к природе, а не цивилизации. Сияющий Петербург — это средоточие зла и разврата, из которого гниение распространяется на всю богоспасаемую Россию. Возможно, Тургенев не так уж и ошибался в этом противопоставлении. То общество, которое он описывает в начале рассказа, современное ему — это общество помещиков-паразитов, кои уже не способны к какой-нибудь созидательной деятельности, а прожигают жизнь в бессмысленных развлечениях. Ничто их уже серьезно не занимает, ни к чему они не стремятся.

Тургенев, как и положено гению, с первых же шагов интуитивно выбрал правильную диалектическую позицию для развенчания феодально-монархического строя в России. Не только описывать народные страдания, но и растущее бессилие правящего класса.

Недостатки у рассказа есть, в основном композиционные, но он прекрасен. Читать всем.

Два юных и глупых создания попались на пути злобному дураку, и ничего хорошего из этого не вышло. Когда я был юн и глуп, то не верил, что на свете существуют злобные дураки. А они есть. Тупят и злобствуют по жизни. И стараются, как могут испортить жизнь окружающим.

Белинский обвинял Тургенева, что тот эту повесть «нафантазировал». А по-моему все из жизни взято. Идеализм интеллигентных мальчиков, недалекость и пустая мечтательность уездных барышень, мерзость скудоумного подонка. Сама реализация конфликта, конечно, грубовато исполнена, но у повести хорошая динамика, она увлекает, ее интересно читать. В стиле и приемах намешано и Пушкина, и Лермонтова и Гоголя. Но ведь русская повествовательная литература только вставала на свой генеральный путь. И именно Тургенев стал со временем одним из главных застрельщиков на этом пути, он его и пролагал. А пока, в ранних работах, писать учился. Даже гениям нужно упорно трудиться, чтобы чего-то в жизни достичь.

Не знаю как там в Москве в 1830-х годах, но почти сто семьдесят лет спустя, за тысячи километров от Москвы в свои юные годы я общался и даже дружил с несколькими Андреями Колосовыми. Самозваные «ницшеанцы», высшие эгоисты, выросшие на пустом месте, ничтожные сверхчеловеки. Я по молодости и глупости боялся их и восхищался такими типами. Портрет, пусть и несколькими штрихами, очень точно Тургеневым написан. Я думаю, иначе он и не стал бы перепечатывать эту повесть при жизни. Славы ему и без нее хватало. И любовная коллизия и переживания рассказчика, поведение Вари и ее родственников переданы безукоризненно. Все это настолько глубоко, что хронологическая привязка не имеет значения. Впрочем в некоторых провинциальных ПГТ и в конце 20 века даже бытовые детали совпадали)).

В общем, до самого последнего времени повесть точно была актуальна и свежа, а как теперь — пусть молодежь поведает. Я же, при всех недостатках чисто композиционных повести, низкий бал ей поставить не могу. У Тургенева был ДАР, и он фонтанировал энергией этого дара с первых же шагов в искусстве.

Вначале о якобы сгоревшей рукописи. Большинство лаборантов похоже не поняли, что никакого Второго тома Гоголь не сжигал. Только новые редакции сохранившихся глав. Он его НЕ СМОГ НАПИСАТЬ! А потому заморил себя голодом, так как не видел смысла в дальнейшем существовании.

Но осталось его гениальное завещание — те самые сохранившиеся главы. Я их увидел как вполне законченное произведение. И объясню почему.

При чтении первых глав я смеялся и радовался. Это же наш Гоголь! Гениальное перо и гениальная суть — смех сквозь невидимые миру слезы. Такой глубокий чувственный уровень, интуитивное прозрение основ мироздания, какого не было ни до ни после, каковое и делало его уникальным гением. Были другие гении, с другим вИдением, но гоголевская гениальность и под конец жизни никуда не делась.

Тентетников, Бертищев, Петух — не менее эпичные герои, чем Манилов и Коробочка. Их духовные дети и внуки займут свое достойное место на страницах Тургенева, Гончарова ,Достоевского. Сам Чичиков ,поистрепавшийся и победневший, все столь же востер, целеустремлен, ловок и протеичен. Настоящий Остап Бендер 19 века! Ильф и Петров явно у Гоголя подглядели образ своего Великого махинатора.

А с третьей главы — беда! Искусственно, но не особо искусно сконструированный Костанжогло, неразвитый полноценно, но весьма любопытный карикатурный западник Кочкарев, картонный Василий Платонов. Очень правда хорош вышел распустеха-бонвиван Хлобуев, но ему маловато было внимание уделено. Лучше меньше страниц пустопорожними декларациями Костанжогло было бы исписано, право. Тут я приуныл — неужто С.Т. Аксаков оказался прав и самозваный проповедник сожрал великого художника?!

Но все опасения отметает последняя сохранившаяся глава. Подлинная кода Гоголя-поэта. Да, тут тоже хватает деклараций и выдуманного омерзительно-лживого откупщика(!) Муразова многовато. (Тут Гоголю даже художническое чутье изменяет. Он обвиняет своих героев в восхищении этим миллионщиком и тут же сам им восхищается). Но много и гениальной поэзии русского слова. Невероятный накал драматизма и остросюжетности. В тридцати страницах этих уже содержится весь Достоевский «великого пятикнижия».

Это и ода Чичикову. Он тут качается на крутейших социальных и психологических качелях. И все же ,в отличие от того же Бендера, уходит в литературное бессмертие несломленным. Он дал слабину, но освободившись из острога, покидает город полный планов с верной шкатулкой и купчими на мертвые души. Поедем, барин! — весело и задорно восклицает Селифан. И они отправляются на встречу новым приключениям.

Но главный итог — это, конечно, последние страницы и речь князя. Что он такое несет! «Я буду вашим карающим мечом, и я буду карать!» Пусть пострадает множество невинных, но правосудие требует! Обещает всем военно-полевой суд. (Я чёт не понял за поношение товарища Сталина и слезы над Колымскими рассказами наших литературоведов-либералов). Князь вполне трезво описывает текущую ситуацию Российской империи эпохи Николая Палкина как полное разложение самих основ государства (скорая Крымская война это подтвердит.) Ему никто не пытается возразить — возразить нечего. «И мы едва...» — последние слова книги.

И лучшей концовки для книги нельзя было и придумать! Потому что тут и становится понятной трагедия Гоголя! Не сил ему не хватило, не таланта у гения мало оказалось. Его ЦЕЛИ изначально были неправильными и неправедными. Он пытался спасти помещиков-паразитов, бессмысленно заедающих чужой век. По христианским-то заповедям спасать нужно было пытаться простой православный народ, народ-труженик, замордованный пятисотлетним рабством. Вот за это неправедное усилие Гоголь и поплатился творческим тупиком, а потом и жизнью. После него пришли другие люди. Они отвергли псевдоправославный обскурантизм Гоголя и сказали: спасать нужно живые души! Униженный и оскорбленный народ империи. Это были революционные демократы. И после долгой и жестокой борьбы у них получилось освободить народ от ига «мертвых душ». (Правда, на время. Теперь задача сделать это навсегда).

Но гениальный художник, критический реалист Гоголь навсегда остался с нами. Его горькие прозрения и глубочайшие открытия до сих пор «помогают нам открывать нас самих», как очень точно отметил Тургенев. Жестокий, но справедливый приговор «мертвым душам» навсегда останется в силе. Во всяком случае пока существует великий русский народ и его великий язык.

Ярко. Драматично. Своеобычно.

Нет, нельзя, читая русскую классику, ограничиваться персонами из школьной программы. Вот Писемский, задвинутый у нас во второй ряд полок с пыльными собраниями сочинений (впрочем, у нас и гениальный Лесков во второй ряд задвинут!). А виноват ли он?))

Да, не погружается он в инфернальные бездны, как Достоевский, и не пирует на олимпах с богами, как Пушкин. Все у него по-простому, от жизни, от быта человеческого, но... «Выдающийся реалист» — названо предисловие к его собранию сочинений. И очень точно сказано. Рассматриваемая повесть — великолепная проза о человеке, доказывающая, что и не улетая в эмпиреи, можно многое сказать о нас многогрешных.

О чем, бишь, речь? Молодой студент-выпускник знакомится с еще более молодым человеком, желающим подтянуть знания для поступления в ВУЗ. У его ученика есть младшая сестра, не красотка, но приятная, умная и одухотворенная девушка. Наш молчел естественно в нее влюбляется, да вот незадача — чтобы покрыть долги семьи ее собираются отдать замуж за самого крупного кредитора, старика, дурака и пьяницу. Я чуть было не взвыл — ну сколько можно! Опять «Неравный брак» (картина есть такая характерная, в Третьяковке висит), старик-богач против молодого нищеброда. Старая шарманка! Но не тут-то было! В этой не столь уж большой повести действие развивается стремительно, раза три меняя резко направление. Все переворачивается с ног на голову ,а финальный твист, пусть и не совсем неожиданный, оставляет читателя в полном недоумении и растерянности. Действительно, а виновата ли она?

Потому что рассказывая простую житейскую историю, выдающийся реалист вскрывает целые пласты общественного сознания своей эпохи и говорит много вневременного и всегда актуального о человеке.

Писемский виртуозно драматизирует — больше половины текста — это искрометные диалоги, держит и наращивает интригу. Двумя-тремя чертами может дать блестящий портрет человека, на одной страницы выведать всю его подноготную. И это не только природный талант. Закончив, как и его герой, Математический факультет МГУ, он стал работать в провинции Эрастом Фандориным, чиновником по особым поручениям. Следователем с самыми широкими полномочиями. Искал убийц, боролся с бандитизмом, ловил за руку казнокрадов. Поэтому люди в его книгах и пьесах увидены под особым углом матерого детектива. Жизнь никого не оставит чистеньким. Обтираясь о других людей, невольно замараешься. Но и долг соблюдения всей возможной по силам человечности с нас никто не снимал.

В общем, эта повесть — блестящий образчик великого русского реализма. Читать всем любителям как остродраматической, любовной, так и просто великолепной литературы.

П.С. кстати, герой повести так и остается безымянным. Привет грядущим много позже модернистам от замшелого, второр(азр)ядного автора))

Очень трудно говорить о произведениях такого масштаба. Не то что отзыв, развернутая рецензия может быть поверхностна и близорука. Это доказали многочисленные рецензии на пьесу, опубликованные при жизни Тургенева. И очень легко рубить шашкой на манер Полиграфа Шарикова: «Говорят, говорят... Контрреволюция одна!»

Действительно, говорят. Пьеса многословна, это общий критический консенсус. Сам Тургенев называл ее драматической повестью. Очень бы хотелось, чтобы он повесть и написал, развернутую, с пластическими описаниями внутреннего и внешнего космоса произведения. Но тогда так писать он еще не мог. Рассказ, короткая повесть, пьеса — это был его тренировочный полигон. Месяц — тоже произведение переходного периода.

Поэтому мы имеем:

- тематическая несбалансированность. Тургенев собирался писать остросоциальное произведение, но в результате карательной цензуры и по собственным причинам произошел большой перекос в любовную тему. Здесь не как в более поздних произведениях герои подвергаются испытанию любовью. Здесь она альфа и омега, только о ней речь идет. Такое впечатление , что людям больше нечем заняться. Об этом позже.

- для современников в пьесе не хватало драматических эффектов. На сегодняшний вкус она излишне мелодраматична и импульсивна. Конфликт между героинями не ровно развивается, а бьется в истерике. Это достоевщина в худшем ее изводе, с патетикой, вставаниями на колени, всплескиваниями рук и нервным смехом. Тонкости не хватает, но она есть.

- развязка получилась обрывистая. Персонажи, как тараканы разбежались. Не получилась любовь, так и поговорить больше не о чем.

И вот почему. Это уже плюсы пьесы.

- почти все персонажи — паразиты. Класс помещиков уже почти выродился и оставшиеся шестьдесят лет будет просто пить кровь из народа, ничего не давая взамен. И вокруг них собираются близкие им типы. Приживалы, доктор, не способный никого вылечить, друзья-нахлебники, бездельники-слуги.

- Сам «крепкий хозяйственник», хозяин поместья элементарно не может организовать труд подневольных ему людей. От забитых пятисотлетним рабством крестьян требует инициативности и смекалки. Не даром при первой публикации цензура велела его удалить. Невольно у Тургенева получилось показать всю бессмысленность этого «персонажа». Здесь социальность проявилась во всей красе))

- есть и тонкости любви. Они в отношениях Ракитина и Натальи Петровны, хозяйки. Она даже сама это отмечает и поддразнивает ими Ракитина, своего несчастного воздыхателя. Столь возвышенные и красивые отношения списаны строго с натуры, что отмечено и Тургеневым, и мемуаристами. Ракитин — сам автор, Наталья Петровна во многом Полина Виардо. И в пьесе описано начало их долгой и трудной любви.

- и, конечно, студент-разночинец, который здесь на каких-то третьих ролях, просто объект вожделения уездных барышень. Но все же и ему удается выкрикнуть пару дельных фраз, заглушая томные вздохи осовелых от безделья провинциалок. Он жаждет правды, жаждет дела. Ради них и сбегает в Москву из этого болота бессмысленного животного бытия.

И все это написано невероятной мощи языком, которую отмечали даже самые злостные критики пьесы. Перед этой стихией благоговеешь, ее пропитываешься и купаешься в ней, восторгаясь. А ведь скоро Тургенев будет писать на еще более высшем уровне, хотя казалось бы — куда?! Так что при всех недочетах пьесы именно как драматического произведения: несбалансированность тем и многословие, ниже девятки ставить оценку не поднимется рука.

Хороший урок всем русским авторам, преподанный Тургеневым — просить у читателей снисхождения дело бессмысленное!))

Так-так! Судя по приведенному на этой странице списку изданий, эта кратенькая драматическая сцена после гибели проклятого Совка не переиздавалась. Еще бы! Подобные опусы могут помешать некоторым нежным душам наслаждаться звуками хруста французской булки. Ах, Россиюшка, которую мы потеряли! Ах, святоотеческие предания, ах народ православный...

А Тургенев сжато, емко, ярко изображает общество насквозь прогнившей феодально-крепостнической системы. И барин, и бесправный раб одинаково унижены, втоптаны в грязь ежедневных социальных судорог, обижены и оскорблены. Ближе к концу возникает надежда, что где-то там, в провинции, в деревне, на природе есть некая Светлая истина, к которой можно прильнуться, как Антею напитаться от ней силы, чтобы превозмогать мерзости бытия. Но тут приезжает яркий представитель этой самой светлой дали — самодовольный хам и асоциальный тип — и несуществующий идеал выдуманной Руси рассеивается как дым. Мерзкая реальность берет вновь несчастного барина Жазикова за горло. А рабу Матвею только и остается, что произнести суровый приговор.

Интересно еще вот что! Иван Гончаров много и многословно жаловался, что Тургенев у него ворует темы и идеи. Ну так вот по всему видно, что из этой пьесы сам Гончаров своровал у Тургенева и барина, и его взаимоотношение со слугой, и самого слугу, и посетителей для своего романа «Обломов», для первой его части. Оправдывает ту давнюю склоку только то, что оба были гениями. Им можно.

Ведь каким потрясающим языком написана эта вещица. Каким великим и могучим языком. С характерами, с идиалектами, великолепной пластичностью. Несмотря на страшную суть рассказа, просто упиваешься его гениальным стилем. Тургенев — языческий бог русского языка!

Читать вообще всем, кому дорога Россия и ее тысячелетние история и культура.

Ох не зря Селф назвал свою книгу сборником сказок или баек! Сии творения на вразумительные истории или рассказы никак не тянут, да и нет у них таких претензий. Это не какой-то жанр-уродец под лейблом «городское фэнтези». Это полноценная мистика полиса, завещанная прежде всего романтиками и модернистами «фин де сьекля».

Не с точки зрения вечности, а с точки зрения психоза смотрят на мир герои и антигерои книги. Век вывихнул сустав, слетел с глузда, но починять его нет мочи. Не до жиру, быть бы живу! Не всем, правда, удалось, но тут уж как кости выпали. Никакого детерминизма судьбы нет, под нами хаос шевелится.

В общем, это не простая проза и могу ее посоветовать только людям, желающим странного. Понравится ценителям Гоголя, Гофмана, Булгакова, Пелевина и Уэлша.

Картина мира у Селфа весьма мрачная, однако он танцует на краю, но не проваливается в черную бездну. Он знает и показывает, что есть свет, есть добро и даже — о, ужас!)) — любовь.

Это отложенный эпилог к роману Селфа «Обезьяны». Точнее, «Великие обезьяны», фантасмагория в духе Свифта и Пьера Буля. Сам роман я прочитал лет пятнадцать назад, но это настолько яркое произведение, что забыть его невозможно. Хорошо, что Селф написал этот рассказ. Сам роман, как часто у него бывает, резко обрывался. И немного не хватало завершенности гештальта)) Теперь образ полностью сформирован, хотя и грустно, конечно, на этом свете, господа!

Очередной прыжок веры или безумная попытка безумца переменить судьбу?

В этой истории напряжение создается между четким и ясным изложением происходящего и поминутно бредящими персонажами. Низы интеллектуальной верхушки Лондона во всем ничтожестве своей высокомерности.

И множество точных и метких наблюдений социального сатирика.

Рассказ-ловушка.

Очень хорошо передано депрессивное состояние главного героя, уныние, чувство безнадеги. И когда тебя кажется, что ничего грустнее и тоскливее ты в жизни не читал, происходит такой ба-бах, что только нервный смех и разбирает. История, конечно, грустная, но при этом по-селфски безумная и бодрящая.

Рекомендую всем, кто хочет пощекотать душевные рецепторы. Тряханет, как мертвого мальчишку в начале рассказа.

161 — это номер квартиры в почти пустой многоэтажке на депрессивной окраине безымянного города-порта. Там собирается волею судеб случайное семейство. Одинокий старик, обучающийся простому искусству умирать, и юный гопник-наркоман, подрезавший у братвы хабар с налета на ломбард и жаждущий во что бы то ни стало выйти живым из этой передряги. За несколько дней своего безумного и безмолвного соседства оба становятся самыми близкими друг другу в мире существами и оба оказываются на внезапных порогах новой для себя жизни.

Как всегда у Селфа с сумасшедшинкой история, мерцающие смыслы и материализация метафор. Портрет тинейджерки — гопницы и тоже наркоманки просто конфетка. Всем любителям Уэлша и иже с ним — маст рид!

Накануне я прочитал роман Йена Макдональда «Река богов», опубликованный в 2004 году. Действие там происходит в Индии, в городе Варанаси и одного из главных героев романа зовут Шив. Мелкий бандит, который плохо закончил. И в том же году была опубликована повесть другого британца — Селфа, рассказывающая о злоключениях и страданиях доктора Шивы Мукти, родители которого некогда перебрались на житье в Лондон из города Варанаси. Правильно заметил Пушкин: бывают странные сближения.

Странные — не случайное здесь слово. Все творчество Селфа (во всяком случае то, что на русский переведено) довольно странное. С кем только не сравнивают его рекламщики и обзорщики — от Кафки до Пелевина. Но, мнится мне, больше всего произведения Селфа похожи на творения романтиков 19 века. Немецких, русских... Двоемирие, двойничество, человек и его тень — вот темы и сюжеты Селфа, те же, что и у высокого романтизма. Действие его рассказов и романов происходят в неком расщепленном пространстве, про которое не ясно — сон это или явь, персональный психоз или коллективная галлюцинация, вызванная реакцией отторжения на торжество неолиберального финансового империализма.

В этой повести соперничество, а потом и вражда двух психиатров, маститого и безвестного очень скоро превращается в целый карнавал психозов, спровоцированный как личными, так и прежде всего социальными и экономическими причинами. Явления призраков, семейная фантасмагория, гротесковые фигуры общественного пейзажа — все идет в топку психотической битвы докторов-шарлатанов. Пленных не брать! И жуткая развязка в режиме бреда оставляет читателя в некотором недоумении, что же все это такое было? Но Селф принципиальный противник однозначных ответов в искусстве, оставляя для читателя свободу в интерпретациях и сотворчестве.

Я лично пока читал эту историю, постоянно вспоминал Петербургские повести Гоголя. Это как Невский проспект, Нос и Записки сумасшедшего в одном флаконе. И закономерен вопрос Гоголя, заданный в конце одной из повестей: и как только авторам такие идеи в голову приходят? Решительно непонятно))

Пару баллов этой замечательной и виртуозно написанной повести я скину за несколько тяжеловесное начало, в котором на голову читателя сыпятся горы информации обо всех ведущих персонажах одновременно и некоторую обрывистость повествования. Все-таки романтики (и я, и я!) ратовали за отрывок, а не обрывок.

П.С. Напоследок хотелось бы отметить образ отца доктора Мукти. Социалиста-индуиста, который относился к великим Просветителям человечества — Марксу, Дарвину, Фрейду, как к богам индийского пантеона.

Брюс Стерлинг придумал хорошее название для книг подобного жанра и духа — «старомодное будущее».

От себя добавлю — теплый ламповый посткиберпанк. Классический набор персонажей — ИскИны, хакеры, самураи-ронины, аналоговые интерфейсы. Плюс для эпичности -таинственная космическая аномалия. Сюжет тоже стандартный: интриги в виртуальной реальности, политика, крупный бизнес, дно криминального общества. Для остроты все это приправлено индийской экзотикой из подробного путеводителя и ментальностью Южного Востока, уже хорошо отрефлектированной и влияющей на ход рассказанной истории.

Большое количество ПОВов придает повествованию масштабности, но честно говоря, из-за этого я пару раз терял линию сюжета, забывал к чему это рассказывается и на каком этапе пути сейчас находится такой-то персонаж. Автор увлекается подробностями своего мира, да так зажигательно, что и читателя увлекает, заставляя забывать о генеральной линии повествования.

Персонажи характерные, яркие, с бэкграундом, но для романа подобного масштаба им не хватает дуги характера. Какие они в начале, такие же и в конце романа. Разве что советник Хан, жена копа Парвати и журналистка Наджья что-то там для себя «сегодня много поняли», но их линии обрываются на пороге новых этапов и никак толком не осмыслены.

Написано просто, очень хорошим ясным языком, но обилие фрактальных подробностей создают иллюзию сложности текста. Он не сложный, просто очень плотный. При этом практически везде присутствует яркая кинематографическая визуализация происходящего. Подчас казалось, что смотришь высокобюджетный минисериал от Нетфликс, типа Видоизмененного углерода. Немного любви, немного войны, криминала и качественного научпопа. Густая наваристая солянка, заправленная пышным разнотемьем.

Все очень реалистично, без игры в поддавки с чувствами читателя, с адекватной мерой жестокости, но и без всяких слезодавилок. Кто смог выжить в войне богов и людей, тот смог. Остальные отправились вниз по течению Ганга.

Вообще, очень справедливо, что роман номинировался на кучу премий, но не получил их. Он классный, масштабный, эпичный, но никаких таких откровений о былом и грядущем, о судьбах человечества вам не сообщит. Заслуженно ему дали Британскую НФ -премию в номинации «а ведь мы говорили чумазым дикарям, что независимость им не нужна, но нас не послушались», и хватит с него.

По итогу — всем олдовым любителям киберпанка и жестких историй про жестокий мир будущего рекомендовано к прочтению. Главное не ждать от текста эпохальных открытий и откровений.

Всего-то 4 года прошло между покупкой книги любимого автора и ее прочтением)) Столько же прошло и во Вселенной Рифтеров. Ох, не зря я откладывал дело в долгий ящик, и не зря Уоттс волновался за судьбу книги в финальных Благодарностях. «Штирлиц никогда не был так близок к провалу!»))

Первая часть Бета-макс — ни о чем. Все эти «тайны мадридского двора» на глубине трех километров скучны и бессмысленны. Одни социопаты обвиняют других социопатов в том, что те социопаты. У них нет причин для вражды, кроме детских предъяв. Даже ребенок — Аликс — это понимает. К тому же персонажи скучные и плоские до зевоты. Кроме Пат, Лени и Кена и взгляда остановить не на ком. Персы различаются только по именам. Не зря Уоттс их внешность не описывает. Она не нужна, и они не нужны. Уоттс решил подыграть читателю — лентяю и верхогляду. Это и стиль выдает. Никаких забубенных метафор, сплошные пустопорожние диалоги с истерическими взвизгиваниями. Многозначительные переглядывания. Атмосфера напоминает среднебюджетные сериалы эфирных телеканалов — какие-нибудь, прости господи, Эн-Би-Си или Си-Би-Эс. Кстати, Кларк в этой части напоминает другую Кларк — из хорошего сериала «Сотня». Как раз сейчас начался шестой сезон, я сравнивал. Это точно. Недолидер, на которую вешают всех собак, и чьи планы ведут только к деструкции. Короче, из этого нужно было делать большой пролог и баста! А так, пока я читал эту скукоту, мой внутренний рейтинг упал чуть ли не до «шестерки». Уоттс-лайт вызывал только жалость, и хотелось немедленно засесть за перечитывание Ложной слепоты.

И тут он выбрался на поверхность! Во всех смыслах! Атмосфера всеобщей гибели и отчаяния, брутальность, жестокость, невероятной сложности научный поиск и даже биодетектив. Психопаты и массовые убийцы справляют глобальный кровавый пир. Смелые гипотезы и лучик надежды. В общем, тут уже много правильного лаборанты написали, не буду повторяться. И главное — прекрасный язык Уоттса, сложный сверхметафоричный, сложно конструктивный и эмоциональный без грана сентиментальности. Некоторые некрепкие духом читатели тут же захотели на руки к мамочке)) Да, Уоттс умеет вздернуть на дыбы восприятие, глаза на лоб лезут! Он полностью себя реабилитировал себя за жвачку Бета-макса. Дорога к Ложной слепоте стала вновь прямой и ясной))

Единственно, самая концовка подкачала. И дело не в «стрелялках» и «голливуде». Сама суперпозиция герой-злодей невыигрышная. Мне это напомнило — ни разу ни игрок в контрстрайки — старые игры из конца прошлого века. Тупорылые двумерные бродилки. Колдун из подземелья, Барбариан 3)) Типа того. К тому же финальная разборка обессмыслила все вымученные терзания первой половины книги. Рычаг давления на столь тонкую натуру, как Лени ,и другой можно было бы найти.

Так что диалектически хорошо, что продажи Бетагемота провалились. Уоттс понял, что играть в поддавки с читателем бессмысленно и поднял ставки на высший уровень. За который его и люблю.

От любви можно было бы и «девятку» поставить, но слишком тяжек вес первой части.

Кажется в этом рассказе описывается тот же мир, что в чудесном Деус экс Хомини, только немного позже во времени. Война с наночумой проиграна, люди окончательно обожились, а защитные ИскИны, оставленные без контроля, пожирают остатки предсингулярной цивилизации. В каком-то смысле это робинзонада о последнем человеке на Земле. Но рассказ не особенно грустный, напротив внушает сдержанный оптимизм. Искра человечности, творческая суть нашей расы не исчезнет даже в последнем из нас. Медведь подтвердит))

Послание из будущего, взгляд в Грядущие перспективы, самая мякотка научной фантастики — вот что такое этот рассказ. Очередная панорама Постсингулярности от Райанием, данная с точки зрения собаки, в мире, где, похоже, только животные остались носителями человечности.

В слоях великолепного рассказа есть не только аллюзии к Пиноккио, он вообще пропитан атмосферой американской мультипликации и рефлексии о ней. Потому что при чтении меня не оставляла мысль — а не держал ли хулиганистый Ханну, сочиняя свою историю, закадровый текст Рассказчика из фильма Бойцовский клуб: «Когда верный пес и смелый кот, говорящие голосами кинозвезд, поют песню, что видим на экране мы? Крепкий, вставший...» ну и тд))

Рассказ написан более гладко и ясно, чем Деус экс Хомини. И как можно было не понять, что история эта не о мести, а о любви и верности близким? Ну, некоторым просто не дано. Остается только надеяться на развитие фармакологии для интеллекта.

Дозуа в своем деле хорошо разбирался. Действительно классный рассказ, будоражащий, тормошащий, крышесносящий!

Я тут увидел две грани. Человеческая цивилизация начиналась с того ,что боги сходили с эмпирей и зачинали со смертными женщинами сверхдитятей. Получались Гильгамеши и Гераклы. По Райаниеми и завершится человечество тем, что человек родит бога и сам станет богом.

Как выжигает человека несправедливая война. И ужас весь в том в рассказе ,что в войне не виноваты какой-то класс, группировка или правительство. Виновно в войне само развитие всей цивилизации. Это и отличает минорный тон рассказа от радостного бреда постгуманистов — даже сквозь Сингулярность человечество способно пройти только через тотальную войну. И в этом рассказ не устарел и созвучен нашему времени — никакого оптимизма по поводу будущего, характерного для первых лет 21 века, автор не испытывал.

И ощущение будущего, непохожего на наш мир Ханну очень удалось. Чтобы самому не затеряться в этих ярких и многослойных фантазиях, он выбрал знакомую точку отсчета. Главный герой — финн, живущий в Шотландии.

А младенец в волнах океана в финале — не оммаж ли это к Солярису? Ведь в том романе тоже люди пытались найти контакт с практически богом.

Кей крайне мощный и необычный писатель. Мало того, что насильно влюбил меня в свое творчество, изменил отношение к жанру (больше не считаю гримдарк его вершиной), так еще и читаю его книги не как мне нравится — по порядку написания, от первого писка до маразматического сюсюканья — а как судьба приведет.

И вот пошла тема викингов, и вот версия Гая нашего Кея.

Хотел бы рассмотреть эту книгу в трех аспектах.

Сюжет. Прям как я люблю. Сделан по принципу детской пирамидки. Основной стержень, простой, как палка. Набег эрлингов-викингов на англсинов и сингаэлей-валлийцев. И на этот стержень насажено с десяток разноцветных слоев отдельных фабул, конфликтов, движений и устремлений персонажей. Они имеют разную окраску, но больше, конечно, мрачных тонов, и разную степень важности в общей конструкции. Все зависит от персонажа, который за этот слой отвечает. Кстати, о них.

Персонажи. Некоторым показались то ли мутными, то ли смазанными, кроме Торкела Рыжего. не знаю, не знаю. Передо мной многие из них как живые стояли. Особенно ПОВы, конечно, хорошо прописаны. Ни одного с другим не перепутаешь. За каждым крепкий бэкграунд, есть яркая индивидуальность, свое мировоззрение и стоящий за ним жизненный опыт. Даже юные принцы Алун и Ательберт отличны характерами, судьбами и мечтами. И суровые предводители эрлингов различны, и священники, и девицы на выданье. Это мир живых, а не картонное царство. Мне, например, ближе душевно был Берн, а не его суровый отец Торкел, который так всем понравился и который и впрямь оказался матерым человечищем, достойным и удостоенным песни. Это как раз то, в чем со временем невероятно вырос Кей (и будущая дилогия о Катае это подтверждает) — в создании невероятно живых и интересных характеров. Особенно мне доставляли радость эпизодические персонажи, самым краем касающиеся основной линии сюжета. Например, кузнец из Йормсвика, мельник — мизантроп и скупец, юная доярка, у которой убили сестру, а она отомстила. Эти герои, как ни странно, к языку романа относятся.

Язык. Обилие якобы ничего не значащих эпизодических героев характерно для скандинавской саги. На нее и ориентируется Кей. А также на песнь и хронику. Это все тот же великолепный стиль Гая Кея, с сентиментальщинкой, меланхолией и поэтичностью. Но тут он резко рубит фразы. Сшивает их встык под острыми углами, оставляет пустоты. И получается более жесткое и динамичное повествование о грубых и простых временах и нравах.

Это не та Европа изысков древней цивилизации и сложнейшей культуры, которую мы сегодня знаем. Это темные века темных людей, которые очень далеки от нас умом и духом. И — славься, Кей! — у него получилось рассказать о них так, чтобы они едва не родными стали.

Пара замечаний. Некоторым эпичности не хватило. Ну, такие были времена, что отряд в двести человек мог шороху навести на пол-Европы, поэтому и процессы исторические протекали очень медленно. Мало было народу в них вовлечено. Эпоха викингов аж на триста лет растянулась! А ведь казалось бы — ну грабители, ну на лодках...

Понравилась идея появления прозвища у Ивара Бескостного. Что это не только из-за какого-то увечья, а скорее характеристика его подлой и лживой натуры. Как язык без костей. Да и вообще все смешно с ним в романе получилось, особенно если с сериалом Викинги сравнить.

Пара придирок. Очень напрягало при чтении постоянное упоминание минут и секунд. Можно же было заменить эвфемизмами! А так получилась небрежность в работе, печалька...

И еще это постоянное упоминание Москав, Москав... Я безусловно патриот и верный сын Владимиро-Суздальского княжества, уж не говоря о Великом княжестве Московском)) Но какой может быть к шутам Москав в конце IX века?! То есть Кею не лень заниматься всякими мельчайшими частностями богатой Китайской истории, а почитать о периодизации истории Древней Руси и лень и не нужно. Потомки малороссов, обильно населяющие родную для Кея Канаду могут вполне обоснованно ему предъявить: что еще за Москав? А где наш Кыев-вий?!

Это мелкие придирки, но все же балльчик-то Мастеру за это снижу...

В итоге наравне со Звездной рекой, этот роман мой любимый теперь у автора. А сам Гай Кей — дюбимый автор фэнтези!

Несколько дней настраивал себя на чтение этой книги. Думал, что опять придется продираться через нудятину тысячелетних проклятий, беготню из ниоткуда в никуда по астральным мирам, мириться с толпой картонных ноунеймов и идиотией вот-это-поворотных фабульных ходов.

Собственно, кратенький пролог как раз об этом. О-о, невероятная по жестокости и бессмысленности битва, о-о астральные миры для оборотней-драконов, о-о, немыслимое по своей коварности предательство неизвестно кем неизвестно кого! Тоска, думаю!

И вдруг. Чистейший ясно-понятный текст. Прописанные герои, мотивацию которых понимаешь со второго абзаца. Остроумнейшие и сюжетообразующие диалоги. История простая, как пятак, — крушение государства. И на это как на ось намотана многослойная и многоцветная нить повествования. При этом она так ловко сплетена, что ты ни на секунду не теряешь эту самую нить. Очень ловко скроенный и крепко сшитый роман. При этом он увлекает так, что глотаешь страницы, восторгаешься и почти все время я болел за автора и жаждал поставить ему «десятку». Сколько живого и радостного юмора. Даже мертвецы ходячие за словом в карман не лезут, какая битва страстей и устремлений, столкновение сложных и загадочных персонажей, великолепные батальные сцены с полным эффектом присутствия, даже схватки магов, которые я терпеть не могу и ненавижу в фэнтези, прописаны так, что дух захватывает и будоражит воображение.

Кстати о магии. То ,что свою систему Эриксон толком не разъясняет, давно известно. Сломано много читательских копий. И вот — есть эпизод, где колдун Багряной гвардии пытается рассказать за магию прелестной девушке-воину с чарующим именем СЭРЕН ПЕДАК. И пошло поехало. Нагромождение одних непонятных терминов на другие, образы, разъясняющие белее туманные образы, софистика сменяющаяся невнятным бормотанием. И становится совершенно понятно, что сам Эриксон плоховато в ней разбирается. То есть видно, что нахватано кусками из термодинамики, квантовой теории, теории поля и общей относительности. Но в рамках магии он ничего разъяснить не может. Нет никакой системы. Образность — да. Визуальное и пространственное воображение у Эриксона ого-го какое! Такой эпик отгрохать! Но в его магии нет ни глубины, ни философии.

И других косяков полно. Половина сюжетных веток никуда не ведут, половина персонажей слито. Нагнетается суперзлодей всю книгу, а в конце ее идет по улице, и ему на голову падает кирпич. И нет главного гада! Многое так и не разъясняется. Уж сами-то персонажи могли бы подробнее и внятнее обсудить, что собственно они делают. Также, повествование обрывается на полуслове. Никакой развязки не будет. Кульминация внезапно прерывается пустой последней страницей.

Но все равно роман достоин очень высокой моей оценки за то главное, о чем он повествует. Эта книга об англо-саксонском фашизме и социал-шовинизме. Весь роман пропитан критикой буржуазного общества, самой лютой из всего, что я встречал в фэнтези. Чайна Мьевиль в трясучке отбегает покурить. Эриксон не проповедует социализм, но он камня на камне не оставляет от философии и идеологии капитализма. И предрекает ему жуткую и кровавую погибель. Сам он как-то в движении сопротивления не светится, но все герои у него, из НАШИХ, диссиденты и узники совести. Не ожидал от представителя германского племени такой критики и самокритики. Расистская и человеконенавистническая суть власти денег в англо-саксонском обществе расписана во всех живописных и ужасающих аспектах. Куда там жестоким битвам магов.

В общем, сейчас для меня это лучший роман эпопеи. Рекомендую начинать с него.

П.С. Перевод мне понравился. Очень четкий, внятный, художественный. Это хорошо видно по искрометным шуткам, которых в книге тьма-тьмущая, и по ярким визуальным картинам эпических и магических баталий.

Мне рассказ показался страшным, хаотичным и эпичным. Боевые телепаты против энергетических вампиров на фоне гностического Конца света.

Больше всего произведение напоминает русский турбореализм конца прошлого века. Столяров, Лазарчук и менее именитые авторы. Я в юные годы довольно много потреблял этого художества так что текст Збешиховского считывался в легкую, как будто встретился со старыми ламповыми друзьями))

Сюжет рваный, но он и должен быть таким. Финал трагический и жестокий, прямиком как раз из «святых девяностых». Из тех времен, когда фантастика еще пыталась заставить своего читателя много думать и сильно чувствовать. Поэтому, может, чуть устарел. В эпоху Капитана Марвел и шлюховатых ведьмочек-студенток это, конечно, не торт.

Я человек старой закваски, так что мне нравится стилевая протеичность и сюжетная разносторонность Збешиховского. Видно, что над своими текстами он работает, как бриллианты шлифует. Так что все получаются уникальными и своеобычными.

Мой автор.

Очень круто и очень скупо! Роботы бьются в последней битве с вампирами на руинах человеческой цивилизации, а ангелы из глубокого космоса возносят эту битву на высоты трансцендентного Апокалипсиса.

Видно, что это осколок некой монументальной картины будущего. И хорошо, что у нас она есть в большем объеме, а не как у первых читателей этой шедевральной миниатюры.

Филип Дик умер, но дело его живет!

Начинать день с чтения такой вот новеллы то еще специфическое удовольствие. Но очень уж хорошо написано, так что ничуть не жалею. Только очень грустно и волнительно.

История мистическая с весьма своеобычной и сложной структурой, насыщенный тонкой многослойной психологией. О смерти и посмертии сложно писать небанально, но у Цезария получилось на отлично. По своему настрою и стилю как-то больше она подходит Центральной Европе, чем Восточной. То есть я бы скорее, не зная автора, приписал бы ее Кундере, а не Лему. Ну да посмотрим следующие произведения Збежховского, видно будет.

Кстати, не совсем понятно как этот рассказ может служить расширению ворлдбилдинга Раммы. Ничего необычного, кроме выдуманной среденевропейской страны альтернативного ближайшего будущего здесь не наблюдается.

Из деталей улыбнула фигура святого отца, который вместо отходной молитвы читает обреченным отрывки из Экзегезы Филипа Дика.

Интересно, что этот рассказ и За разломом Орла Рейнольдс опубликовал в одном году, и оба они вошли в антологию лучшего за год Дозуа, а потом и в антологию Любовь, смерть и роботы. В них общего только мотив изменчивой памяти и характерно, что и экранизации рассказов выполнены в очень разной стилистике.

Любите искусство в себе, а не себя в искусстве, завещал Станиславский. И это очень точно характеризует отношение художника Зимы к своему творчеству. Как творец он пошел до конца и полностью воплотился в творческом акте. Остальным приходится тянуть бесконечную жвачку бессмысленного бессмертия.

Как оказалось, у меня есть оба издания рассказа, и журнал, и антология. Но я об этом и знать не знал, когда посмотрел экранизацию. Этот эпизод сразу же стал любимым во всей первой антологии Любовь, смерть и роботы (и вовсе не из-за крутой постельной сцены))). Поэтому очень интересно было прочитать литературную основу истории.

Впечатлило! Рассказ, конечно, написан простенько, но с душой и вкусом. Особенно меня цепляют описания космоса, они автору удались на славу! Будоражит, тормошит воображение. При этом герои довольно плоские, но Грета расписана весьма чувственно. От этого веришь и реакции на нее главгероя. Кстати, мне экранный образ капитана корабля понравился больше. Там это суровый и тертый жизнью космический волк, а в рассказе какой-то нудный тип, нежно любящий жену. Конечно, это обыгрывается автором в финале рассказа и потому убедительно, но все же киношный круче!

Это действительно могло бы стать нацистской агиткой про высшую расу, если бы не существенное «но». Частицу бога человек может уничтожить в себе добровольной халатностью и деградацией. Избранным нужно постоянно становиться, а не почивать на лаврах. К тому же избранность может грозить внезапной гибелью. Так что в этом плане рассказ противоречив и любопытен, а не омерзителен.

Интересно также то, что автор вроде как из католической страны, а идеи, которые он исследует а) пантеистические — бог материален, б) протестантские — изначальная избранность. Видимо, дело в том, что автор — человек моего поколения, так что успел нахвататься хорошего и правильного в эпоху «проклятого совка» и может обращаться с человеческими суевериями довольно разумно.

Стилистически и интонационно текст напоминает «длинные» рассказы Кафки, получилось удачно. По дебютному рассказу судить, конечно, рано, но наличие уже написанного цикла, продуманного мира и премированного романа насыщает произведение большим потенциалом и доверием к автору.

Очень будем почитать!))

В этом романе Бэкккер показал нам сразу две войны. Одна — Священная с язычниками, другая — духовная за души собственно Священного войска. Плюс внутренние разборки между разными фракциями вождей айнрити-«крестоносцев». Да еще и слуги-биороботы Не-бога постоянно воду мутят, играя свою игру по повторению Апокалипсиса. Талант же Бэккера состоит в том, что он умеет всю эту сложную партию рассказать очень просто в прямолинейном сюжете.

Несколько замечаний. Нравится мне брутальность и абсолютная неполиткорректность эпопеи. Все персонажи — мерзавцы. Солдатня и ее вожди — похотливые и жадные сласто- и властолюбцы. Женщины тут имеют только одно «горячее» орудие войны и вовсю его применяют. Колдуны — омерзительные богохульники, хоть наши, хоть не-наши. Самый крутой богоподобный пророк — самая омерзительная сволочь, от которого ожидаешь все более изощренных лицемерных каверз. Персы все — сплошь рыдающие головорезы. Найюр — просто блестящий образец кровожадного и страстного дикаря, который мог бы быть своим в доску в ставке Чингис-хана. Короче, одна из самых чернушных фэнтези эпопей, которую только можно представить. Причем без натурализма, а больше давит на психику своей философской и моральной циничностью.

Кто-то сказал, что лучше бы прочитал книжку про реальные Крестовые походы. Но там не было бы такого великолепного фантдопущения. А вдруг Священное воинство возглавит циклопический по масштабам отвратительности Человекобог, ницшеанец самой мерзкой и чудовищной пробы? Что если Святое дело окажется в руках тоталитарной мрази, по сравнению с которой феодальные князьки и полчища демонов — это просто дети в песочнице? Пророк Келлухс настолько крут в своей Темности, что куда там жалкому клоуну Саурону или фигляру Тот-Амону. Об этом и говорит эпиграф из Канта. Ни инфернальные божества и не-божества, ни средневековая цивилизация не сравнятся в мощи своих абсолютов с кристальной чистотой разрушительной философии дунианина. Несчастное человечество Эарвы оказалось между молотом тотального нигилизма Не-бога и наковальней Абсолютного зла Келлхуса. Не удивительно, что все персы в книге постоянно ревут и рыдают, у них есть повод как следует поплакать. Им крышка.

Терпеть не могу магические битвы и колдунов в фэнтези, но здесь они отлично выписаны. И пофиг на систему магии, магия — это дурацкая выдумка суеверных и малограмотных людишек. Главное в этой эпопее с точки зрения колдунства — война амбиций и страстей между фокусниками-реакционерами.

Битвы и походы выписаны отлично и своеобразно. В духе хроник и эпических поэм. Отсюда их схематичность и постоянные списки ничего не говорящих имен массовки. Почитайте ту же Илиаду и, допустим, Саксона Анналиста. Сразу становится понятно, чем и кем вдохновлялся Бэккер. Вся вторая половина романа великолепная по своей драйвовости и атмосферности беспощадная резня.

Итог. Крайне своеобычная и любопытная эпопея. С запредельным уровнем цинизма, вульгарности и нечистоплотности. А ее лицемерный сентиментализм только оттеняет мрак еще более мрачными тенями. Только для граждан с крепкой психикой, желающих скуки ради пощекотать нервы и попровоцировать свои твердые нравственные устои. В голове у автора высокий интеллект и гниющие духовные помои.

Сейчас в интернетах пишут: «Мем смешной — ситуация страшная!»

Это точно характеризует интонацию данного романа. Очень веселая книжка о том, как было убито 350 миллионов человек. Помимо геноцида пугает точность и почти документальная конкретность описанного. Несмотря на то, что это роман-пророчество, а не гадание на кофейной гуще, иногда казалось, что читаешь не произведение столетней давности, а дайджест СМИ за последние полтора-два года. Ну, навскидку заголовок в газете: «Франция уничтожила Германию. Главная угроза для всего мира исходит от России». Очень знакомо, правда?! И таких вот чуть ли не пунктуальных совпадений здесь пруд пруди, для аргументаций пол-романа пришлось бы переписать в отзыв. В главном Эренбург тоже не ошибся. Он показал ,как один безумец с помощью новейших технологий и американского капитала может уничтожить целый континент. Гитлеру почти удалось это сделать, но как говорят оптимисты: то ли еще будет! Скорее всего, судя по тем же вестям с полей информационной войны, опасность геоцида отнюдь не миновала, а наоборот возрастает вместе с аппетитами правящих кругов финансового капитала.

Позиция Эренбурга в этой комической эпопее о похождениях очередного безумного авантюриста предельно честна и прозрачна. Это призыв к бдительности, стойкости и единению все здоровых сил на планете. Иначе всеобщая гибель. Пробудитесь раньше, а не позже. Спасать последний уцелевший город — в этой книге Париж — будет уже не к чему, да и не получится.

Вариация на тему записок из подполья. С достоевщинкой вещь. Достоевского темы обыграны — двойник, нищета либерализма, закат Запада.

С позиций Достоевского, почвенничества (у ГГ и фамилия Епанчин, чтоб все всё поняли)) Толстой (кстати тоже забавно — Толстой на позиции Достоевского)) развенчивает в пух и прах западников — либералов и русофобов. Отрекаясь от Родины, стремясь в так называемый цивилизованный Запад, они превращаются в медь звенящую и кимвал бряцающий. Межеумочные типы, грязноватые, пошловатые. Деграданты, одним словом. Которых даже великая сила любви спасти уже не в состоянии. То, что Толстой прав видно на сегодняшних примерах. Взять хоть Улицкую с Акуниным. Все их интеллектуальное и моральное банкротство еще столетием раньше было очень хорошо описано. Точно, ярко.

Крайне интересен также финальный финт повести. Ведь это же прообраз Бойцовского клуба. Двойничество как симптом тяжелой социальной болезни.

Блестящий стиль и виртуозный психологизм прилагаются. Стопроцентная классика.

Это диагноз, анамнез и приговор. Талантливый литератор, а по совместительству психопат, палач и террорист пишет записки о своих кровавых похождениях в Гражданскую войну и немного позже.

Вот не зря умные люди топят за свободу слова! Дай человеку высказаться, и он о себе все как на духу выложит. За что ты русских людей убиваешь? За Рассею. А что она для тебя? Понятия не имею, баба сисястая... А за что простой народ, поддержавший коммунистов ненавидишь? А они чумазые и плохо пахнут. Так ведь вы же, сволочи тысячу лет его в нищете и темноте держали, в землю заживо втаптывали. Откуда от него французским парфюмом запахнуть может? А мне все равно, обидели меня чумазые тем, что возроптали. Буду их за это теперь вешать и шашкой полосовать. Проиграю, конечно, но хоть под конец покуражусь.

В общем, жалко все это и противно читать. Интересно только как исторический документ. Опять же зейтгейтс хорошо передает — талантливый ведь литератор. А как хвастается терактами (которых не было), как его люди состоят в Комитете, изъедающем Советы изнутри (А это Трест — спецоперация ОГПУ по предотвращению диверсий и терактов в РСФСР. Савинков еще этого не знает, а как узнает, все для него уже кончено будет). Как ему поддакивают большевики в спорах, когда он голосит: но вы же такие же мрази, как царские сатрапы и ничего не изменится?! А вот и измениться. И в России будет построена первая АЭС в мире, и русский человек первым полетит в космос. А ты, мразь, хотел все это задушить в зародыше.

Короче, финал у истории хороший. Всех дружков Савинкова пристрелили, как собак. Сам он успел сдернуть, написать эту повестушку, а потом вернулся снова в СССР, гадить. Был взят за жабры. Приговорен к высшей мере — 10 лет тюрьмы (от кровавой гэбни подарок). Погиб при до конца не проясненных обстоятельствах. Видимо, все-таки сам выбросился из окошка, осознав свое полное банкротство и никчемность. Психопат, одно слово. Про некоторых говорят: собаке — собачья смерть. Это случай Савинкова.

Весьма яркий образ его — еще при жизни — под именем Высоков воссоздал Эренбург в романе Жизнь и гибель Николая Курбова. Савинков мог его читать, но вряд ли бы оценил по достоинству. Очень себя любил, мерзавец.

Оценку поставлю только за качество текста, идейно жалкого. Получил много негативного удовольствия.