Sad but true: одна из известнейших утопий в человеческой истории на поверку оказывается верхом популизма и демагогии, а тяжеловесный, сухой стиль Мора, склонного использовать такие сложносочиненные предложения, которым позавидовал бы сам Лев Толстой, и повторять одну и ту же мысль несколько раз подряд, только ухудшают восприятие и затрудняют чтение. Лексикон у автора на удивление современный, сложностей с пониманием не возникает, а вот манера строить предложения просто убивает.

Про сути, сочинение Томаса Мора — члена парламента в 26 лет, лорд-канцлера Англии, врага Мартина Лютера и Генриха VIII — делится на две части. В первой он точно и подробно описывает проблемы королевства (огораживание, массовое нищенство и высокий уровень преступности, непроизводительность высших сословий, государственные репрессии и налоговое давление как ответ на любые возникающие проблемы) и дает неплохие, хотя и трудно осуществимые (это обстоятельство он сам косвенно признает) советы по исправлению наиболее серьезных трудностей. Во второй части он описывает некое государство Утопия, якобы существующее где-то в Западном полушарии.

Очень быстро понимаешь, что воспринимать описание этого государства как-то по-другому, нежели сферического идеала в вакууме, почти невозможно. Мор скорее рассказывает, как бы ему хотелось, чтобы все было устроено, нежели хоть как-то работающую модель государственного управления. В целом вся утопия является набором противоречащих параграфов, когда описанное в одной главе противоположно описанному в другой, и более смахивает на антиутопию, особенно если внимательно приглядываться к деталям.

Население носит одинаковую одежду одинакового цвета, живет в одинаковых домах, горожан регулярно гоняют в сельскую местность «на картошку», каждые десять лет люди меняют дома, денег — естественно — нет, как и частной собственности, зато есть рабство (являющееся наказанием за почти любое нарушение). Общество имеет вид кастового деления — если твой отец был дворником, то и ты тоже будешь; указана возможность получить иное образование и сменить профессию, но учитывая, что все выполняют те работы, что по мнению начальства нужны стране, подобная возможность сродни филькиной грамоте. Государство сильно фортифицировано — как вообще, так и каждый город в отдельности, при том, что не воюет уже полтораста лет — со времен основания неким Утопусом (да-да, греческий здесь ни при чем), а если воюет, то использует наемников — своей армии нет. За границы своего города просто так выехать нельзя — нужно разрешение от местного начальства и паспорт от князя. Вместо одной религии — множество сект, однако живут они (ясен пень) в мире и согласии. Чиновничий аппарат скорее подходит кочевому племени, нежели развитому государству: группы семей (семья здесь вообще основная единица деления, при том, что четко ограничена по количеству: лишние члены отправляются в другие семьи) делегируют наверх своих представителей, те в свою очередь выбирают самого главного. Очевидно, что подобная откровенно социалистическая система экономики и управления не может существовать без разветвленного и мощного аппарата принуждения, но Мор, понятно, ни о чем таком не пишет (как и о том, какой стимул у населения делать вообще что-нибудь) — это же идеальное государство.

Фактически Мор пытался описать вечную мечту человечества (и его опыт несомненно повлиял на все поколения социалистов — от Сен-Симона и Фурье до Маркса и Плеханова)- коммунизм: от каждого по способностям, каждому по потребностям, труд как не просто осознанная необходимость, но каждодневная привычка и т.д и т.п, однако настолько запутался в желании объять необъятное, что под его пером она выглядит крайне скучно и убого. Даже начинаешь радоваться, что живешь в нашем неблагополучном и несовершенном мире, населенным живыми людьми, а не серыми фанерными куколками.

С чтением книг Ффорде есть одна закавыка — читать их в оригинале довольно сложно из-за многочисленных авторских неологизмов, языковых шуток и игр со словами; с другой стороны, на русском значительная часть шуток и аллюзий теряется из-за невозможности буквального перевода, то есть текст частично из авторского мутирует в переводческий, что приемлимо для поэзии, но не для прозы. Так что тут как с Вудхаузом и Пратчеттом — каждый решает сам, но предпочтительней оригинал, даже если что-то из пошученного останется непонятным.

Большим плюсом для очередного романа про Четверг Нонетот стал четкий сюжет, что для предыдущих опусов не было свойственно: основная линия повествования обычно погребалась под таким количеством боковых квестов и историй, что в какой-то момент приходилось закрывать книгу и мучительно вспоминать, а что же все-таки происходит. В данном романе автор как взял сюжет под свой контроль в самом начале, так жестко довел его до конца, так что мнение, что Ффорде с каждой книгой пишет все лучше в очередной раз подтвердилось.

Неожиданностью стало то, что главная героиня оказалась вовсе не Четверг, точнее — не совсем, а именно — ее литературная (written) ипостась (время от времени подозревающая, что она все-таки настоящая). Причем ипостась эта не идентична оригиналу, поскольку происходит из книг, сильно подправленных настоящей Четверг, коей не понравилось обилие насилия и секса в предыдущих романах о ее похождениях. И вот тут вскрывается интересная деталь, заставляющая по-иному посмотреть на весь предыдущий цикл: получается, что это не совсем оригинальное описание событий, а литературная обработка — где-то события изменены, где-то имена: например, Джека Деррмо (Jack Schitt) зовут вовсе даже Антуан Дорсет. То есть наши книги, которые мы можем купить в магазине, можно также купить и в мире Четверг Нонетот — забавный финт. И, конечно, отличный финал, где автор сумел пойти по очень тонкой грани между клише и читательским разочарованием.

В 1940 году Конгресс США рассматривал так называемый проект Слэттери, предлагавший ускорение развития Аляски за счет еврейских беженцев из Европы (при поддержке части аляскинских городов). Его не поддержала администрация Рузвельта, основные еврейские общины страны, и самое главное — Энтони Даймонд, сенатор от Аляски (в честь него в штате отмечают «День Энтони Даймонда»), сделавший все, чтобы законопроект завалить. В романе Чабона сенатор погибает под колесами еврейского бомбилы, и — ТА-ДАМ!!! — город Ситка распахивает свои гостеприимные объятья бегущим от нацистов евреям. Население стремительно разбухает до двух миллионов и город получает статус федерального округа, правда — временный, на шестьдесят лет. Время действия романа «Союз еврейских полисменов» происходит как раз за два месяца до истечения этого срока — вот-вот наступит Реверсия.

Костяк романа ничего нового или особенного из себя не представляет: стандартный сильно пьющий детектив, с бросившей его женой и самоубившмеся отцом, живет в дешевом мотеле, ходит в мятом и грязном костюме, часто небритый, в углу рта — сигарета; он посылает начальство на три буквы (или сколько их там в идише?), быкует с отмороженными хасидами и устраивает перестрелки. Общая атмосфера всемирного трындеца усугубляется скверной аляскинской погодой, наступающей Реверсией и тем, что вокруг одни евреи (про евреев вообще трудно писать, потому как любой пишущий — либо сам еврей, либо гой, но Чабон справился с этой нелегкой задачей). И вот именно в этом весь цимес книги.

Сюжет — расследование странного убийства странного наркомана — здесь не шибко важен (хотя и хорошо, что есть), он скорее выполняет функцию соединительной ткани, клея, связывающего многочисленных и крайне колоритных, в высшей степени живых и выпуклых персонажей, их диалоги и взаимоотношения. Все эти хасиды, шахматисты, русские бандиты, тлингиты и полицейские создают вполне реальную, убедительную Ситку, чему только способствуют многочисленные вкрапления на идише — многие из них (шамес-пистолет, шойфер-мобильник) понятны из контекста, другие (ноз-полисмен) объяснены прямо в книге. Автор заваривает густую кашу из нуара, вечного иудейского ожидания мессии, высокой политики и геополитических амбиций. Финал скорее скомкан, нежели логичен, но и это не сильно портит книгу: «странное время сейчас быть евреем».

Довольно забавно, когда раскрученный и популярный роман на поверку оказыватся графоманской поделкой. Аберкромби создал довольно симпотишный, но по большей части вторичный мир, значимой особенностью которого является его полная противоречивость: части не стыкуются друг с другом, он буквально расползается в руках, как плохо собранный паззл; и вот шпаги сосуществуют с мечами, при отсутствии хоть сколько-нибудь заметной промышленности наличествуют сборные дома, а жесточайшее сословное деление общества не мешает всеобщей мобилизации. Герои ведут себя как золотые рыбки, напрочь забывая все, что видели три секунды назад, а пафосность и неестественность диалогов уступает только пафосности и неестественности монологов — как высказанных, так и внутренних (то, что при передаче мыслей автор прибегает к прямой речи, играет с ним злую шутку — возникает ощущение, что все это писал старшеклассник). Корявый стиль автора умиляет: перлы, выходящие из-под его пера могут поспорить за первые места в графоманских хит-парадах (а переводчик, кажется, в какой момент просто перестал справляться со всеми этими «птицами, издающими хриплые и звонкие крики» и «сочно зеленеющей травой, подстриженной почти под корень»). Аберкромби регулярно посмеивается над штампами жанра, но его роман при этом наполнен сюжетными и речевыми клише чуть менее, чем полностью. Не сказать, однако, что автор бездарен — он скорее смахивает на молодого талантливого автора, начитавшегося чужого фэнтези и решившего, что сможет не хуже. В общем, и получилось не хуже (временами это достаточно захватывающе, пока не осознаешь, что ты это уже где-то читал и даже вроде в этих же выражениях), но и не лучше: ни сюжет, ни герои (ну, за исключением дан Глокты, не к ночи будь помянут) не вызывают интереса и дочитываешь книгу скорее по инерции, нежели из большого желания.

Если бы меня попросили охарактеризовать стиль Вальтера Скотта одним словом, я бы, наверное, использовал слово «избыточность». Скотт подробно описывает героя, его одежду, материал, из которого сделана одежда, ее покрой и декорирующие элементы, чуть ли не историю возникновения такой одежды, оружие, материал оружия, историю оружия, внешность, выражение лица, выражение морды коня, деревья, камни и остальные элементы пейзажа, который герой лицезреет... С одной стороны это позволяет лучше прочувствовать эпоху и персонажей, ярче и четче представить себе картинку, с другой стороны время идет, а действия нет. Подобный стиль засасывает как лесная трясина, оторваться невозможно, хочется плюнуть на все, но нет — рука сама поворачивает следующую страницу, ты уже начинаешь думать на этом жутком английском начала XIX века, когда половина слов устарела еще до твоего рождения, а вторая половина используется в каком-то странном извращенном смысле, и вербальная избыточность оборачивается магией слова, переносящая читателя в нужное время и в нужное состояние ума.

Несмотря на то, что в «Айвенго» соблюдены определенные элементы рыцарского романа (заглавный герой идеал рыцарственности без страха и упрека, а Ричард Львиное Сердце — идеал без страха упрека в кубе, злодеи отвратительно злодеисты, а дамзельки прекрасны как Богоматерь), он достаточно реалистичен, жесток и кровав (жил бы Скотт в наше время, сериалы ставили бы по его романам, а не по Мартину), а от будничного описания костоломного рыцарского турнира кровь стынет в жилах, особенно когда автор как бы между делом перечисляет, сколько сквайров и баронов умерли, сколько покалечились, а сколько навсегда остались инвалидами. Злодей-храмовник в нужный момент демонстрирует вполне положительные если не качества, то чувства, гроссмейстер ордена — жестокий аскет — вызывает уважение своей принципиальностью, Айвенго в глаза упрекают в том, что он сначала делает, а потом думает, а король Ричард регулярно получает авторских пинков за то, что будучи отличным воином, был плохим монархом. Классический хэппи-энд, когда все герои награждены, а все злодеи повержены, сбалансирован эпизодом штурма замка бандой Джона Локсли (он же Робин Гуд) и великолепно выписанной сценой суда над «еврейской ведьмой», и все это на фоне разборок саксонской и норманской знати.

В целом роман, написанный почти двести лет назад, неожиданно для меня оказался весьма интересным как в смысле сюжета, оригинальности стиля, так и исторических декораций с колоритными персонажами.

У меня нет слов, чтоб описать возмутительную невменяемость и поразительную бессмысленность этой книги. Одолеть ее и остаться в здравом уме, твердой памяти и при собственном рассудке — это духовный подвиг почище хаджа в Мекку или многокилометровой очереди к мощам Николая Чудотворца. Такое ощущение, что Микушевич однажды прочитал «Маятник Фуко» и то ли не понял насмешливой иронии Умберто Эко, то ли наоборот, понял чересчур хорошо. На протяжении более пятисот страниц автор с упорством, достойным лучшего применения, готовит рагу из мелко порубленных эзотерических культов, христианских и не только ересей, теорий заговоров, криптоисторических вымыслов и откровенного нонсенса. Содержащийся в книге в лошадиных дозах бред даже не особо брезгливые последователи Фоменко с гневом отмели бы как шарлатанство. Микушевич несомненно талантлив (иначе я бы бросил после пары десятков страниц) и широко (кажется, поверхностно) эрудирован, однако использует свой талант и эрудицию крайне извращенно (как если бы забивал гвозди микроскопом или, к примеру, пил одеколон) и явно во зло читателю — то ли издеваясь над ним, то ли пытаясь завербовать в какую-то жуткую секту.

Сюжет книги представляет собой биографию некоего выдуманного философа Платона Чудотворцева на фоне исторических событий, происходящих в Европе и России (в основном, конечно, России — даром, что ли, Третий Рим?), и претендующую на некое откровение или поиск истины. В сердце автора бьется пепел «Ста лет одиночества», но если Маркесу удалось создать аллегорическую историю Южной Америки, то у Микушевича все закончилось беззубым и неоригинальным оправданием сталинских репрессий и болливудским балаганом. В романе туева хуча персонажей и каждого тоже есть своя биография, что страшно утомляет: если поначалу я старался следит за тем, кто есть кто, то в какой-то переломный момент поняв, что все мои усилия тщетны и только усиливают путаницу, плюнул на это и стал читать как есть. Когда автор не рассказывает ту или иную биографию (под которыми очень скоро погребается любой намек на развитие изначального действа — отношения рассказчика, он же биограф Чудотворцева, с некими могучими силами, паразитирующими на наследстве покойного суперфилософа), он заставляет героев (а иногда и без посредства героев, прямым текстом) нести псевдомистическую ахинею, от которой проблевались бы адепты всех эзотерических течений — от египетских герменевтиков до фанатов ТВ-3. Большинство доказательств, которые приводят герои (и автор) в подтверждение своих мозговзрывательных идей, не примут даже в психушке — они высосаны из пальца, взяты с потолка, получены путем перестановки букв в словах (да, Микушевич очень любит анаграммы и совпадения звучания слов — все в духе Михаила Задорнова и прочих деятелей фолк-хистори), вырваны даже не из контекста, а из предложения или строфы. Временами впрочем, встречаются весьма оригинальные и незаезженные трактовки тех ли иных исторических событий, но у меня есть подозрения что это случилось по недосмотру автора или просто случайно, да и перекапывать всю эту кучу навоза ради пары-тройки мелких и тусклых бисерин удовольствие весьма сомнительное.

В целом я горжусь тем, что дочитал книгу и не бросил ее (хотя желание было многократное и просто адское), тем самым подтвердив мои силу воли и библиомазохизм, но искренне советую не повторять мой эксперимент и сэкономить время, нервы и психическое здоровье.

Поначалу это просто изящная литературная игра, потрясающая стилизация (спасибо шикарному переводу Асланян), где больше внимания обращаешь на форму, а не на содержание (которое к тому же по большей части хорошо известно), однако в какой-то момент весь этот викторианский пафос с заламыванием рук, биением себя в грудь, мелодраматичными восклицаниями и потрясанием кулаками начинает неистово гипнотизировать. Благодаря мастерству автора монструозный Лондон, дело рук человеческих (довольно неожиданное сравнение с заглавным монстром), обретает плоть и кровь, оживает, ты чувствуешь его кожей и осязаешь носом. Научно-технологический прогресс еще не набрал ту скорость, что будет его неотъемлемой чертой в конце века, но уже сейчас его мощь впечатляет и будоражит — медики и анатомы почем зря режут друг друга скальпелями, трупы как самый ходовой товар, у каждого второго в подвале адский аппарат Гальвани... Рррреволюция! лезет изо всех щелей, благо Наполеон гниет в ледяном инферно Атлантики, и Свобода гигантской вольтовой дугой попирает Трафальгар-сквер, Братство лейденской банкой трясет вольнодумцев, а Равенство рассматривает тебя в микроскоп. Грязь и нищета на улицах, озон в воздухе и кровь на баррикадах Питерлоо... Хочется туда — к этим людям, в эту жизнь, и ночью пьянствовать в кабаках, декламируя дерзкие, атеистические стихи, а днем, дико хохоча от дозы кокаина с опиумом, с распущенными власами, подсоединять электроды к препарированному трупу умершего от чахотки студента...

Книга Акройда по всем показателям (за исключением, естественно, оригинальности) превосходит сочинение Шелли — и это понятно: для девятнадцатилетней Шелли это был дебют, за спиной Акройда больше десятка хорошо известных произведений. Журнал Виктора Франкенштейна подробней, реалистичней (насколько это вообще возможно, учитывая сюжет), живее; добавляя множество деталей, обстоятельств, событий, вписывая в историческое окружение (отсюда и появление реальных фигур — Перси Шелли, Джордж Байрон, доктор Полидори, лорд Ливерпуль), Акройд не просто пересказывает историю грехопадения зарвавшегося студиозуса. Он демонстрирует нам зеркало века. И отражение этом зеркале гораздо чудовищней, фантасмагоричней и более пугающе, чем готическая сказка о собранном из кусочков трупов и оживленного силой электричества монстре.

Забавно, но главный недостаток этого цикла заключается в его главном достоинстве. Обычное фентези про очередных попаданцев довольно интересно тем, что отправляются главные герои не в какой-то конкретный исторический период (велико пространство для фактических ошибок, слишком вольных интерпретаций и невменяемого еслибизма) и не в с нуля выдуманный мир (про который читатель ничего не знает, а стало быть — не может ориентироваться), а в литературное произведение, что дает возможность встретиться со знакомыми персонажами, получить удовольствие от литературной игры и сдержанно похихикать над шутками «для своих». Однако именно тут и возникает проблема: если Старшую Эдду большинство читателей более-менее знает благодаря поверхностному знакомству со скандинавскими мифами, то «Королеву фей» Спенсера вряд ли даже десятая часть англоязычного мира читала, я уж не говорю о «Неистовом Роланде» Ариосто. Как следствие мне трудно понять , есть ли какая-то корреляция между событиями изначального текста и действиями героев Дипломированного Чародея, придерживаются ли авторы стилистики и логики тех произведений, в которые они помещают своих героев (Можно, конечно, потыкать в меня палочкой и обвинить в малограмотности, но то же Ффорде поступил куда логичней, отправив свою героиню в хорошо известную «Джейн Эйр») или те действуют как левая нога прикажет. В итоге я вынужден читать как есть и книга деградирует до уровня стандартной фентезятины, мало чем выдающейся из средней массы.

Книга Флетчера Нибела и Чарлза Бейли о провалившейся попытке военного переворота в Штатах вышла в 62 году и произвела огромное впечатление не только на широкую публику, но и на Джона Кеннеди, бывшего тогда президентом. Он тут же заявил, что все описанное вполне реалистично и начал продавливать экранизацию, случившуюся правда, уже после его гибели. Реакция ДжейЭфКея вполне понятна: его либеральные реформы и борьба с сегрегацией натолкнулась на отчаянное сопротивление не только многих слоев населения, но и военной и политической элиты, подозревавшей президента в слабости и симпатии коммунистам. Однако мне идея возможности переворота со стороны фашиствующих генералов представляется натянутой — если даже в Советском Союзе с его слабыми либерально-демократическими ценностями подобный путч провалился по всем статьям, то в Штатах он вообще не реален, особенно учитывая количество оружия на руках у населения.

Однако слабость книги не в этом, а в жанре. Политические триллеры — как порнография: при всем разнообразии завязок они всегда скатываются к одному сюжету и похожи друг на друга как яйца от одной наседки. Даже если книга написана увлекательно (а про СДвМ это не всегда скажешь — начало довольно скучное), тебя все равно терзают смутные сомнения, что ты это уже где-то читал, и в общем-то достаточно хорошо представляешь себе, что будет дальше, как карты лягут и чем сердце успокоится. Большинство политтриллеров крайне кинематографичны (и данная книга здесь не исключение), представляют собой по сути готовые сценарии и часто экранизируются, что впрочем, не добавляет им особой ценности. При чтении же главное — не отложить книгу в сторону, потому как адреналин описываемых событий выветривается почти сразу. Но для понимания механизмов «холодной войны» — чтение небесполезное.

Как ни странно, но «Пир стервятников» выглядит во многом лучше, чем предыдущие книги из «Песни льда и пламени». Со стилем по-прежнему плоховато, зато Мартин почти перестал писать ересь в духе «ведра с горящим торфом освещали палатку». Да, действия почти нет, ибо всех главных героев, чьи поступки и планы двигали сюжет, уничтожила злодейка-судьба (то бишь Джордж Мартин), зато вперед вышли второплановые герои, те, кто стоял за спиной и не привлекал читательского внимания. Теперь события складываются не из глыб, а из кирпичиков, картинка стала более мозаичной, увеличилась роль случайностей и незначительных на первый взгляд событий. Мы закончили знакомиться с историей королей и десниц, началась история бродячих священников и безземельных рыцарей, что придает саге логичность, глубину и новый интерес.

Наконец-то проявились вера и религия, а то в предыдущих трех книгах Мартин развел настоящую религиозную толерастию: одни поклоняются Старым, другие — Семерым, третьи — вообще непонятно кому. Теперь на авансцену выходят фанатики и нетерпимость, а толпы крестьян диктуют свою волю королям и лордам.

Кроме того, заслуживает внимания тот факт, что Вестерос — слава богам — обрел плоть и кровь: если раньше он напоминал пустыню с десятком замком и Королевской гаванью, то сейчас мы видим города, поселки, деревни (а не только сожженые таверны) и множество живых крестьян и горожан (а не в виде трупов, как в предыдущих книгах). Вестерос больше не является слепком с европейского средневековья (хотя Браавос настолько похож на Венецию, что там даже Арсенал есть!), очевидно, что он развивается иначе — пусть ненамного, но изменения и отличия накапливаются и в итоге дают другую перспективу.

Однако существует один огромный недостаток, который в значительной степени перехеривает упомянутые положительные тенденции: абсолютная недостаточность книги, ее неполноценность. Сложно понять, зачем Мартину понадобилось идти на такой эксперимент и делить события одного временного периода на две книги. Незнание того, что происходит на Севере, на Стене и за ней за Узким морем оставляет читателя даже не с одним глазом, а скорее, с половинкой мозга. Полмира как будто отрезали: Сноу, Станнис, Дейенерис, Тирион словно бы и не существуют; из-за отсутствия информации о них сложно предположить, как будут развиваться события дальше, уменьшается вовлеченность читателя в происходящее — и в целом это не идет книге саге на пользу.

Данный роман Уильяма Джетера, автора термина steampunk, является вольным продолжением знаменитой «Машины времени» Герберта Уэллса: в основу его положено довольно оригинальное предположение, что во время второго путешествия создатель Машины времени был схвачен морлоками (и по-видимому съеден), а его аппаратус подвергся изучению. Разобравшись с механизмах, морлоки не нашли ничего лучшего, как вторгнуться в Лондон конца XIX столетия и устроить своим предкам Содом и Гоморру. Неплохо копируя стиль Уэллса, Джетер в нужных пропорциях использует сарказм и пафос, обильно посыпая текст архаизмами и малоупотребительными словами, что идет во благо общей атмосфере романа и убедительности викторианского антуража. Однако сами морлоки мало похожи на оригинальных: они, будучи подземными жителями, толпами шастают по городу, наплевав на агорафобию, и имеют (sic!) бомбардировочную авиацию. Весь пар затравки ушел в свисток. Книга считается классикой стимпанка, и я немало предвкушал, берясь за нее. И вот я прочитал четверть книги... треть... половину... Ничего. Ни орд шагающих паровых роботов, ни грандиозных схваток армад цеппелинов, ни паролетов, ни паромобилей, ни паровых космических кораблей (а хотелось бы), ни даже завалящихся пароходов. А, нет, вот же — подводная лодка! ...Чего? Подводная лодка?! В лондонской канализации?! Ах, древние атланты... Да вы издеваетесь!.. Впрочем, что происходит что-то не то, я заподозрил, когда в тексте появился Мерлин. Потом король Артур. По сравнению с этой парочкой древние атланты выглядят вполне пристойно. Правда, их подводная лодка тоже не паровая. А дальше — стада жирных роялей, из-за которых весь роман предстает как плод воспаленного мозга укуренного подростка. Поскольку подросток викторианский, фантазии его (само собой) выше лодыжек не поднимаются.

Печально, когда любимый и уважаемый тобой автор начинает писать о том, чего не знает и в чем не разбирается. Если Лондон в «Железной пяте» показал довольно точную и вполне возможную деградацию капитализма в олигархию, Уэллс же, кажется, вообще не понимает, в чем суть капитализма, иначе никогда бы не стал описывать мир, в котором одна компания сумела захватить власть над всем земным капиталом. Можно, конечно, предположить, что это метафора, но Уэллс — не Замятин, его романы всегда конкретны и точны. И дело даже не в том, что объективных предпосылок для такой мировой фирмы нет и быть не может, а в том, что это, по сути, главное предсказание в книге, и оно протухло еще при жизни автора. Конечно, в книге есть еще много более мелких, но, кроме точного описания аэропортов и подъема влияния психотерапии, все остальные представляют собой очаровательную отсебятину — вроде стеклянной крыши над Лондоном: Уэллсу не пришло в голову, сколько это будет стоить, сколько будет стоить содержание подобного сооружения, какой большой вред она нанесет и сколько мало пользы от нее будет.

При чтении книги создается ощущение, что спал не только главный герой, но и все остальные: общественные отношения остались неизменными с конца XIX века, при описании различных отраслей промышленности Уэллс просто копирует современное ему положение вещей, в результате мы видим кашляющих и больных рабочих под тусклыми лампами. Время от времени автор пытается что-то придумать, но дальше стыдливого кивка на изменившуюся мораль не идет (забавно читать, как герой, посмотрев один-единственный «фильм», тут же понимает насколько «развращены» правящие классы и какую «жестокую борьбу за выживание» ведут все остальные). Сюжета по сути нет, мир показан через набор бессвязных и аморфных революционных выступлений, в которых Грэм вертится как сами-знаете-что в проруби, концовка предсказуема, герои настолько безжизненны, что напоминают меловые силуэты на месте преступления, все это очень скучно и вызывает сомнение в авторстве. Ну правда же, неужели автор «Двери в стене», «Хрустального яйца» и «Новейшего ускорителя» мог написать такую примитивную халтуру?!

По-видимому, Джек Лондон прочитал «Капитал» Маркса и этот опус изрядно его перепахал. Иначе трудно объяснить, почему талантливый рассказчик и мастер по созданию атмосферы вдруг взял и наваял грубую и топорную антикапиталистическую агитку. Художественная ценность книги минимальна, это ведь даже не роман, а скорее пересказ учебника по экономике своими словами — сюжета как такого нет, персонажи страдают от изрядной фанерности, а используемый автором формат фальшивого дневника только все ухудшает: Лондон хочет показать всю картину ужасающего положения рабочих Америки (а оно сто лет назад было даже похуже чем в царской России) и их борьбы с олигархами (слово это автор понимает как-то странно, достаточно указать на использование неологизма «микроолигарх»), но в результате получается сбивчивый синопсис. Как антиутопия «Железная пята» весьма примечательна — вполне логична (угроза деградации капитализма в олигархию была весьма реальна, и похоронил ее тот самый кризис перепроизводства, что с таким смаком был описан в книге), все этапы становления описаны весьма подробно (иногда думалось — нет, вот такого точно быть не может, а потом вспоминал Советский Союз и понимал, что может быть все, что угодно; деньги любят кровь не меньше идеологии), и несмотря на то, что книга адски скучна, она достойна встать на одну полку с «1986» Оруэлла и «Дивным новым миром» Хаксли.

Довольно оригинальные идеи (так и представляю себе Грегора Менделя или Николя Фламеля, варганящих в пробирках бациллы боевой чумы), но выраженные заплетающимся языком дешевых детективов 40-х годов, с неразборчивыми диалогами, невнятными персонажами и странной мотивацией героев. Аллерген, делающий людей более грубыми и невоспитанными? Да вы что, смеетесь?! Миру не нужны тупые анархисты из «Украденной бациллы» Уэллса, чтобы организовать эпидемию. Хватит и обычной человеческой лени вкупе с обычной антисанитарией. Это что, какой-то альтернативный мир, в котором затупилась бритва Оккама?! И вдогонку крутые фермеры-генетики, забывшие, что светлячки — ночные насекомые. Вот это — настоящая фантастика. Хорошо, что амиши не читают.

Такое ощущение, что рассказ написан инопланетянином, которому в щупальцы попался учебник истории 5 класса и он подумал: «Так вот они какие, эти людишки!» Инопланетянину, не знающему, что помимо экстенсивного пути развития есть еще и интенсивный, и он гораздо выгоднее, этот рассказ можно простить. Инопланетянину можно простить утверждение о кредо, объединяющем человечество, и психологию людей, не изменившуюся за тысячелетия. Но выставлять человека как маньяка, стремящегося любой ценой захватить землю соседа и быстро ее ограбить, чтоб перейти к другому соседу — этого простить нельзя, тем более что писал все-таки не инопланетянин. Даже с учетом интересных рассуждений об опытах «призраков» над законами природы, рассказ производит мерзкое впечатление без малейшей симпатии к героям.

Закрыв эту книгу на последней странице, я ощутил тягостное недоумение. Зачем вообще я читал ее?! Пелевин поступил по рецепту столь охаивамого им Голливуда: в сиквеле того же, но побольше. Конечно, мир вокруг Рамы Второго раздвинулся, он познакомился с Великим Вампиром, продвинулся по карьерной лестнице и совершил подвиг, но по сути ничего не изменилось, кроме того, что количество поноса, коим Пелевин поливает все и вся вокруг себя, увеличилось на порядок. Он просто повторяет все то, что уже изложил в «Ампир V», причем теми же самыми словами. Несмотря на определенные удачные фразы и пару смачных шуток, все это очень быстро скатывается в скучное и убогое самоцитирование. Мне могут возразить — мол, я не способен увидеть истину в том, что мне было разжевано, мол, мой ум Б отказывается увидеть настоящее положение вещей. Однако отказываться не от чего. Я согласен с основными идеями Пелевина — о том, что мир вокруг нас иллюзия, крутится на словах, а сознания не существует. Дальше постулирования этого весьма несвежего материала Виктор Олегович не идет, и что с этим бастардом субъективного идеализма делать — непонятно. Надо либо убиться о стену либо забить ржавый болт на тщетность страдания и пустой адреналин видеоигр и жить дальше. Поскольку убиваться я не хочу, а другой альтернативы вампирская романтика не предлагает, возникает вопрос: к чему все это было? Автор, несомненно, получил за свои усилия пресловутый баблос, точнее, бабло. С ним все понятно, а что насчет меня? Зачем я читал эту книгу?

Крапивин очень любит детей. Нет, не так. Крапивин крайне сильно любит идеальных детей. Опять не то. Крапивин патологически любит идеальных, выдуманных им самим и несуществующих детей. Как Пигмалион, он влюбляется в собственное творение — совершенное... и безжизненное. В книге нет живых героев: при всем несомненном таланте автора и предпринятыми им усилиями в детализации биографий, персонажи выглядят ходячими конструктами, каждый из которых имеет свою, вполне конкретную цель и не может сделать ничего, противоречащего программе. Город Инск, похожий на массовую галлюцинацию — ни истории, ни географии, жители делают раз разом одни и те же движения — как и любой маленький провинциальный город любую муху превращает в слона, а любое действие топит в болоте. Явления, не существующие в реальности — Информаторий, гиперболоид, плитка бабы Клавы — работают только в Инске, а что там, за пределами этого эскапистского рая — бог весть, кого это волнует. Попытка срастить определенные политические тенденции и сказку оборачивается не постмодернизмом, как по идее должно, а каким-то монстром Франкенштейна: голова от одного, туловище от другого, ноги вообще не понятно откуда. Впрочем, очевидно, что основная целевая аудитория книги — подростки, для которых мои придирки — как старческое брюзжание, и возможно, я просто слишком опоздал прочитать ее.

Название романа «Друд» из серии «не верь глазам своим»: Друд не является главным героем, а всего лишь главной движущей силой книги. Загадочный и отвратительный Друд всего лишь триггер, который одним своим существованием (а точнее убеждением в своем существовании) вызывает поступки настоящего главного героя — Уилки Коллинза. Понятно, что это не совсем тот Коллинз, автор прославленных «Лунного камня» и «Женщины в белом», а несколько альтернативный, воплощающий в себе определенные архетипичные черты творца, создателя, креативной личности. С помощью Друда Симмонс ловко отвлекает внимание читателя, как опытный гипнотизер машет маятником перед глазами, заманивая мистикой, лавкрафтовским хоррором, викторианским смогом и экспедицией в преисподнюю. Борьба с таинственным египетским убийцей, придуманным, скорее всего, свихнувшемся отставным инспектором, всего лишь дымовая завеса, скрывающая истинный сюжет книги: душевный конфликт и перерождение Ремесленника, живущего в тени Гения — осознающего свой гений и облекающий его в шедевры и золото. Ревность и зависть стали отличной подкормкой буйной шизофрении, вызванной чрезмерным употреблением опиатов. Шаг за шагом, час за часом, слово за словом, нелепая история про загадочного жреца древнего культа, рассказанная Диккенсом между делом, порождает в мнительном уме несомненно талантливого, пусть и не гениального писателя дикую паранойю, искусно складывающую из реальных слов и поступков других людей и галлюцинаций возбужденного лошадиными дозами лауданума чудную, восхитительную, поразительную картину воскрешения Древних Богов. Картину, мешающую заметить главное — все действия Коллинза являются реакцией на существование друга=врага Диккенса, он буквально одержим им: всего его чувства, мысли, поступки суть отражения чувств, мыслей и поступков Мастера. Свои лучшие произведения Коллинз создает вместе с Диккенсом, и как только тот умирает, Уилки, провалившись в стремлении заменить Чарльза, сам умирает как автор, как творец. Нельзя не заметить, что Коллинз с его наркоманией, завистью, потребительским отношением к женщинам, презрением к низшим, эгоизмом и финансовой недееспособностью является изумительнейшим персонажем, сочным и выпуклым. Он гадок, жалок и отвратителен. Он живой, настоящий, многогранный, реальный. Думаю, сам Диккенс не смог бы написать лучше.

Цикл романов о чиновнике для особых поручений при министре внутренних дел имеет одну знаменательную особенность, можно сказать — «фишку». Она четко прослеживается в всем сериале, но ее квинтэссенция особенно хороша выражена в «Черном городе». Заключается эта«фишка» в том, что вся деятельность Фандорина очень похожа на Сизифов труд. Бедный Эраст Петрович катит свой камень на холм российской государственности, катит его, давя врагов и — бывает — друзей, обдирает руки до крови, но каждый раз камень скатывается, с грохотом валится обратно вниз, вызывая страшные обвалы и оползни. И вроде побеждает своих врагов Фандорин, но победы эти пирровы, плоды их обманчивы, главное не достигнуто, все усилия уходят сквозь пальцы в песок. Бьется Эраст Петрович как рыба о лед, и кажется — протяни руку — ухватишь птицу счастья за хвост, получишь желаемое, исправишь кривое, починишь сломаное; но встает на пути злодей-акунин (вот уж воистину говорящий псевдоним!), смеется страшным смехом и оборачивается все мороком, поражением, майтрейей. Великий человек прожил деятельную жизнь, многих спас, многим помог, стыдится нечего, но главная-то борьба была не с преступниками, не со злодеями, и даже не с самим собой — телом и духом — а с энтропией. Энтропия, как и следовало ожидать, победила.

Эта книга является торжеством роялей-в-кустах. Благодаря сложной композиции романа — рассказ об одном главном герое наслаивается на рассказ о втором, тот наслаивается на рассказ о третьем, и все вместе они образуют подобие пересекающихся плоскостей — мы часто проходим дважды, а то и трижды через одну и ту же локацию, через одно и то же событие, но видим их с разных ракурсов, с разных позиций, при разных обстоятельствах. В результате все неожиданные спасения главных героев в общем-то не являются неожиданными, ибо мы, фигурально выражаясь, наблюдаем, как герои, потея и ругаясь, затаскивают нужные рояли в нужные кусты. Конечно, даже при всем этом, заметно, что некоторые спасения очень уж опереточные, еще секунда — и все бы накрылось медным тазом, но ведь и в реальной истории было немало моментов, когда все решалось за считаные секунды, так что некоторое подыгривание автором героям вполне простительно. Да и герои весьма колоритны и начинают вызывать в какой-то момент немало сочуствия и симпатии: наемный убийца в кожаном плаще, красной шапке и черных очках, прикрывающих близорукие, все в шрамах от старой травмы глаза, военный хирург с боязнью высоты и зависимостью от табака, и молодая наследница карибских плантаций, привыкшая к самостоятельности и явно не вписывающаяся в лондонское высшее общество. Все они сначала по одиночке, а потом весьма дружно борются со зловещей организацией, в котрой даже и одного главного злодея трудно выделить — их много, и один злодеистей другого (в конце концов эта многочисленность сыграет злую — извините за каламбур — шутку со злодеями), к тому ж у нихнемало миньонов, сикофантов и аколитов; цели у нашей троицы поначалу весьма разные, однако в какой-то момент они отсупают на второй план и главным становится даже не желание выжить — зачем жить, если мир стремительно меняется у них на глазах и этот мир ужасен до такой степени, что лучше погибнуть в попытке помешать заговорщикам, чем жить новой, переделанной жизнью (Впрочем, стоит заметить, что суть происходящего героям не всегда удается уловить — с точки зрения злодеев они несут мир и процветание, создают homo novus, переделывают подлую и низкую душу человека, хотя и с определенной выгодой для себя самих, конечно). Трудно определить, в каком жанре написана книга — я бы сказал паропанк, если бы там был пар, но вместо него почти везде используется особое стекло, так что это скорее некий гласспанк, уникальный и вряд ли кем-нибудь когда-нибудь повторенный субжанр. Дирижабли, книги, содержащие память и эмоции людей, ментоскопирование, живые стеклянные роботы, поднятие мертвых, нейролингвистическое программирование — и все это на роскошном фоне викторианских декораций. Однако надо учитывать, что намеренно архаичный, стилизованный под викторианские романы стиль теряет при переводе большую часть своей атмосферности и красочности — читать Далквиста лучше в оригинале.

Не люблю я романы про интернет. Это конечно, модно, но вместе с тем обло, огромно, стозевно и лаяй. Из-за обильного цитирования форумов, чатов и блогов подобные произведения напоминают школьные сочинения, посвященные какому-нибудь классику: следует утверждение, или размышление,а потом обязательно цитата, а еще лучше — две, в качестве подтверждения, Да растянуть подлиннее, чтоб места больше занимало, и чтобы учительница прониклась, насколько хорошо ты в теме, а если и стихи есть — так это вообще зачет, стихами можно сочинение разбодяжить до состояния полного отсутствия какой-либо собственной мысли. К тому же данный роман сильно смахивает на произведения незабвенного Юрия Никитина (который и интернет-тематикой занялся гораздо раньше Олдей) — классический прием гиперболизации какой-то одной проблемы, которая ставится во главу угла и внезапно становится глобальной с кучей ужасных последствий. В данном случае раздуванию мухи в слона подверглась проблема ненаказуемого хамства и агрессии в интернете (тема мне неинтересная, поскольку я либо не присутствую на форумах без модерирования, либо просто игнорирую личностей с избыточной страстью и плохим языком), довольно скоро преобразившаяся в проблему хамства и агрессии вообще — и вот уже на улицах все только и думают, как бы подраться и поругаться, все разговоры обязательно идут на обострение темы, а оппоненты стремительно переходят на личности. Как и в романах Никитина, подобный прием быстро начинает раздражать своей искусственностью и неестественностью, раздражение переходит на героев и их поступки, единственное, что удерживает от захлопывания книги — это непонимание, куда авторы все-таки ведут и чем они собираются подобный сюжет заканчивать. При этом развитие сюжета предсказуемо до безобразия:

Существует множество избитых истин, которые стоит время от времени вспоминать, проговаривать и обдумывать — просто чтоб корректировать свое поведение и свою жизнь. Но максима «каждый получает по вере своей», являющаяся краеугольным камнем повести Акунина, простите, Борисовой «Там», к таковым не относится. Подробное расписывание того, какая загробная жизнь ждет православного, какая — шахида, а какая — среднестатистического интеллигента, не прибавляет ни уму ни сердцу, не имеет практических последствий, и является по сути переливанием из пустого в порожнее.

Нет, написано все очень здорово — талант у Акунина, простите, Борисовой, никуда не делся, герои изображены очень выпукло, жизненно и достоверно, их поступки вполне логичны, хотя и укладываются в пятиминутку перед главным событием. Но по сути, этим единственным событием вся повесть и ограничивается, и все эти последующие обильные цитирования догматов и воззрений мировых религий, а также профанских рассуждений о жизни после смерти выглядят бессмысленными и пресными — как будто пережевываешь уже пережеванное, потерявшее вкус и соль.

Хотя в какой-то момент начинаешь что-то такое чувствовать и даже задумываться над собственным списком грехов, но тут следует зарисовка про инопланетян и ты понимаешь, что и ко всем остальным «картинам» автор относится так же снисходительно — мол, понапридумывали людишки всяких теорий, ну да ладно: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. Ну, вот мы и не плачем.

Ахиллесовой пятой любой сатиры является ее коньюнктурная природа. Гоголь, конечно, велик, но современный читатель не понимает и половины того, над чем смеется и что обличает Николай Васильевич — изменились общественные порядки, социум, привычки. Многие рассказы Зощенко, Швейцера, Марка Твена устарели еще при жизни авторов. Конечно, есть Салтыков-Щедрин или, скажем, некоторые романы Пратчетта, ну так они и замахивались на вечное, древнее и корневое, стараясь не размениваться по мелочам. «День опричника» Сорокина к таким вещам не относится — это классический коньюнктурный фельетон, который отлично будет смотреться на страницах глянцевого журнала, но факт издания его отдельной книгой выглядит весьма спорно. Прошло немногим более пяти лет, а книга уже частично нечитаема — ну кто помнит сейчас человека-собаку Илью Кулика, которого Сорокин так зло высмеял, или кто, кроме филологов способен понять, кого автор пародирует в полудюжине стихотворений? Кроме того, книга не самостоятельна даже в жанре сатиры, ибо пародирует и высмеивает особую подгруппу фантастических книг, живописующих, как приход к власти спецслужб и наведение ими жесткого порядка в борьбе с «ляхами, жидами и студентами» восстановит Русь-Матушку и как мы все здорово опосля этого заживем под надзором доброго но справедливого государя — куда ж в русской утопии без монарха. Сорокин, конечно, большой мастер, способный левой ногой набросать хоть и лубочную, но вполне себе убедительную картину подобной милитократии, готовой оправдать любое преступление, любую кровь и грязь во имя добра, справедливости, Христовой веры и пинка по зад Америке (наших патриотов ведь хлебом не корми, дай только гадость какую-нить янкесам устроить). Повесть получилась забавная, временами смешная, временами страшная, временами противная (это же Сорокин, так что тема гомоебли раскрыта), что-то из футуристической проекции вполне возможно и сбудется, но определенная зацикленность на нынешнем политическом моментуме и отсутствие сюжета как такового смазывают впечатление.

Сидишь в аэропорту, ждешь своего рейса.Или в очереди к врачу, с номерком в руке. Сидишь, ни о чем не думаешь, скучаешь. И тут рядом подсаживается мужичок — небритый такой, в очочках. Поймав твой взгляд, заговаривает с тобой, искательно улыбаясь. Вроде историю какую-то рассказывает. Ты из вежливости начинаешь слушать, киваешь иногда — все равно особо делать нечего. Но в какой-то момент с ужасом осознаешь, что не понимаешь, о чем идет речь. Собеседник говорит как-то странно, словно набрав полный рот каши, как-то рвано, все время забывая закончить предложение. Перепрыгивает с истории на историю, на полуслове себя обрывая и, смеясь и хлопая себя по коленкам, начинает рассказывать что-то, что вообще не имеет никакого отношения к тому, с чего начал, добавляет какие-то свои сны, пересказы виденных фильмов и байки из грошовых казет. При этом, несмотря на явное воодушевление, размахивание руками и попытки подражать голосам других людей, он все время сбивается на бубнеж, и тогда уже совсем непонятно становится, о чем он рассказывает. Ты пытаешься думать о своем, отвлечься, а он все бубунит и бубнит, и конца-края этому нет и не предвится, и у тебя уже зубы сводит от этого бубнежа и плохого русского языка... А потом он берет тебя за пуговицу, начинает ее вертеть, и ты понимаешь, что он пьян, пахнет от него соответствующе, и тебя вот-вот спросят, уважаешь ли ты его... Объявляют твой рейс. Или твой номер в очереди подошел. Слава Господу! Ты встаешь, стряхиваешь с себя руку небритого очкарика и, стараясь не переходить на бег, стремительно удаляешься, с искренней надеждой, что никогда больше ты его не увидишь.

Читать Пелевина — что играть в «наперстки». Можно пытаться понять логику передвижений шарика под стаканчиками, пытаться угадать, смотреть на руки «наперсточника», но во всем этом нет смысла: ты выиграешь только если тебе это разрешат — для поддержания интереса. И ведь самое интересное, что ты понимаешь — тебя разводят, но упорно продолжаешь играть дальше. Автор только что в лицо не смеется, даже подробно показывает, где и как он смошенничал — но тебе это все равно не поможет, ибо главное вовсе не в ловкости рук и отвлекающих движениях. Просто не стоит искать смысл там, где его нет. Пелевин настолько перегрузил свою книгу различными идеями и толкованиями реальности, что смысл исчез напрочь — остались только смысловые маркеры, на которые читатель бурно (задействуя всю эмоциональную шкалу — от обожания до ненависти) реагирует. Самое глупое занятие в мире — искать черную кошку в темной комнате, точно зная, что ее там нет. В книге ведь даже сюжет несет вспомогательную нагрузку, а герои существуют ровно для того, чтобы как в древнегреческих философских трактатах, стоя в пафосных позах, задавать вопросы и выслушивать ответы: диалоги разной степени вменяемости занимают бОльшую часть книги. При этом, как и игра в «наперстки», «Ампир V» несомненно небесполезен, ибо помогает развить наблюдательность, гибкость ума и критичность мышления.

Перефразируя Достоевского, можно сказать «Широк Чайна Мьевиль, очень широк — я бы сузил». Бешеная фантазия автора служит для книги плохую службу — у читателя просто нет точек опоры в описываемом мире, невозможно понять логику событий, он не то что не может догадаться, что будет дальше, он не может даже догадываться — теряется элемент сотворения, сосозидания, соучастия в книге, а стало быть — симпатии к персонажам, способность и необходимость сочуствовать им. Нет системы координат, автор в любой момент может придумать очередную летающую обезьяну и легко вставить ее в текст, и будет не хуже и не лучше, потому как к сотой странице устаешь от этого праздника жизни и нежизни. Впрочем, нет, кое-какая опора есть, но она ложная, в виде приветов из нашей реальности, вроде Коллектива (прозрачный намек на Коммуну 1871) и Иуды Лева (еще более прозрачный намек на рабби Иегуду Бен-Бецалеля), и не только не помогает, но еще более усложняет восприятие, создавая бессмысленные параллели. Ведь если отбросить все фантасмагорические нагромождения, останется две истории: социальная революция в крупном промышленном городе и строительство трансконтинентальной железной дороги. И про то и про другое читать интереснее, когдане надо отвлекаться на жукоженщин, лунных элементалей и шептунов-кукловодов. Самые интересные персонажи почти не раскрыты — это Спиральный Джейкобс, использующий революционное подполье для масштабной провокации, и Яни Правли, могучий старик с великой мечтой, задвинутый на переферию нарратива. В результате читать книгу тяжело и муторно, в глазах рябит, взгляд остановить не на чем и не ком, и только авторская атмосфера — смесь нуара, декаданса и революционного угара — а также мощная концовка позволяют утешиться мыслью, что время, проведенное над «Железным советом» потрачено не зря.

Надо отдать должное автору, не побоявшемуся написать книгу с совершенно отвратительным героем, не вызывающим ни капельки симпатии — искренне надеялся, что Натаниэль все-таки сдохнет в конце, хотя и знал, что этого не произойдет, это трилогия в конце концов — и уникально воплощающем в себе все отрицательные черты не только подростков, но и взрослых. В течение всей книги я держал кулаки за Китти и ее соратников по Сопротивлению, хоть они и безмозглые идиоты, но все-таки отличаются от одноклеточного Мэндрейка. Вообще стоит заметить — складывается ощущение, что книга написана человеком, никогда в Британии не бывшим и судящим о ней по книжкам и фильмам — ну никакой убедительности в описании города. Лондон? Манчестер? Ньюкастл? Да все, что угодно. Когда Нил Стивенсон описывает Лондон, я ему верю, а Страуду — нет. Кроме этого, в книге полно лакун — например, странное несоответствие магии и уровня техники: в сцене с судом упомянуты компьютеры, но при этом они словно выдраны из другой реальности, кажется, даже их операторы не знают, что с ними делать. Политическая система описана в духе «здесь помню, здесь не помню»: есть премьер-министр, нет короля, есть парламент, нет выборов. Как вообще функционирует эта система? Типа «царь горы» — кто первый встал, того и тапки? Почему все волшебники такие архигады? Так ведь не бывает! А эти переборы в описаниях персонажей — у каждого есть какая-нибудь ярко выраженная деталь, превращающая его в какое-то подобие клоуна: кто-то жрет много, кто-то худой как скелет, у кого-то помада на все лицо... Нормальных типа не осталось? А эти чудесные сценки, когда группа крутых магов просит совета у 14-летнего пацана, у которого ни опыта, ни знаний! Это же бред! Даже с Гарри нашим Поттером так не носились, как с этим писаным яйцом Натаниэлем. И это я даже не буду особо про переводчиков говорить, хотя их перлы вроде «щербатого канделябра» и «полицейских в серых формах» немало меня повеселили... Бартимеус? Ну разве что Бартимеус. Все-таки это его трилогия.

Талант гендерными играми с псевдонимами не испортишь — повесть написана легко, изящно, ярко, образно, читается влет, за вечер; есть над чем подумать, есть с чем (почти со всем) поспорить, и все бы хорошо, но вот... Тотально отсутствует сюжет. Главгерой, демон-не демон, но явно не простой человек, шастает по городу, ведет «душеспасительные» беседы с избранными горожанами... Зачем? Для чего? О чем вообще новелла? Срез общества? Неубедительно. Сборник рассказов? Сами по себе они не имеют самостоятельной ценности. К тому же Креативщик, имея сверхординарные способности (тоже непонятен кайф впечатлять людишек тем, что знаешь их имена и биографии — как мальчишка, давящий муравьев и воображающий себя при этом Темным Властелином), постоянно делает какие-то срамные ошибки: то расскажет содержание не того фильма, то не угадает в малышке дочку собеседницы... Пытаясь понять все эту псевдобулгаковщину, приходишь к тягостному недоумению. Смахивает на заказную повесть для какого-нить дорогого глянцевого журнала с фанаберией — предложили хорошие деньги, автор быстро проглядел свои черновики, собрал несколько идей и связал их на живую нитку. Получились славные, красивые бусики. Вот только абсолютно нефункциональные. Наверное, бусики такими и должны быть.

Повесть Булгарина выполнена по принципу, ставшему образцом для сиквелов голливудских блокбастеров: того же самого, но в несколько раз больше. Почти все, описываемое в «Правдоподобных небылицах...» уже существовало во времена автора, просто он возвел их в самую большую степень, которую сумел представить: чугунные дома! самоездящие повозки! горы шоколада и мармелада! крестьяне в парче! О предсказаниях естественно, речи и не идет — это проекция, к тому же плохо выполненная; впрочем, несколько весьма дельных замечаний в повести все же есть, несмотря на скверное знание Булгариным законов физики. Фантастические элементы придумывались, как мне кажется, не по принципу «как это может быть в будущем», по принципу «хотелось, чтоб так было» — это видно на примере описания судебной канцелярии. Кроме того, сильно заметно, что это не столько фантастика, сколько сатира на окружавшие Булгарина реалии: желание автора пнуть соратников-литераторов или чиновников видно невооруженным глазом. На данный момент повесть интересна скорее как срез социальных представлений, нежели как литературное или прогностическое произведение.

Главная проблема этого фантастического романа заключается в том, что он не фантастический и не роман. Если заменить квадди на жестоко эксплуатируемых негров (скажем, Джорджии), которые, подстрекаемые немцем-инженером (кстати, стоит заметить, что логика поведения Лео Графа несколько... высосана из пальца), тырят корабль и сматываются на нем куда-нить в Либерию, то ничего абсолютно не изменится, более того, вполне возможно, получилось бы лучше и гораздо реалистичнее. Кроме того, формат романа выбран неудачно — как рассказ «В свободном падении» выглядел бы удачнее, избавившись от всей воды и бессмысленной суеты персонажей. Реальное впечатление производит только эпизод с созданием нового щита для поля Неклина — создается ощущение, что весь роман писался только ради него.

Отличный пример гештальта — произведение в целом представляет собой нечто большее, чем сумма составляющих его новелл. Автор сумел запихать в повесть семь рассказов, и если сами по себе они ничего особенного не представляют (ну разве что за исключением объединяющего, про восхождение на Килиманджаро с его неожиданной концовкой), то все вместе придают друг другу новый смысл. Резника трудно назвать очень талантливым писателем, он скорее ремесленник высокого класса и остается верным себе — используя старые, замусоленные идеи и образы, умудряется преподносить их как нечто свежее и оригинальное. Как говорится, всем бы так.

Любая книга про альтернативную историю должна быть достоверна. В «Исландской карте» этого нет. И дело не в том, что не объяснено отсутствие Америк — нет, и черт с ней. А в том, что не может мир начала XXI века быть похожим на себя же века XIX. Конечно, можно прикинуть цепочку «нет Америки — нет Аляски — нет Дворянского банка», но эта цепочка не объяснит эмансипацию крестьян в 1953 году. Почему все так заторможено? Эйнштейн не родился? Эрцгерцога не убили? Влияние Америки на развитие мира вплоть да Первой мировой было весьма скудным из-за изоляционной политики. В результате все окружающее выглядит как декорации к недорогому голливудскому пеплуму «а-ля русс» — мужички в меру грязны, баре в меру румяны, матросики танцуют «яблочко», революционеры скрипят зубами — но при этом грим явно нанесен Максом Фактором, а в кадр лезет микрофон. Громов постоянно лезет в сюжет со своими рассуждениями «писатели ошибаются там-то, а историки здесь-то», главного героя постоянно называют следователем и сыщиком, при этом дальше слов ничего не идет — ибо история с «дестроу экстрикшн» не просто высосана из пальца, она явно написана в конопляном бреду, ибо не выдерживает никакой критики. При всей своей неубедительности стоит однако заметить, что книга написана достаточно живо и увлекательно — так, чтоб вызвать интерес к продолжению.

Второй том написан, несомненно, лучше, чем первый — отсутствуют провисания в сюжете, динамика развивается плавно, сюжет более жесткий и мрачный (в одной из сцен явно идет отсылка к «Повелителю мух» Голдинга — произведению довольно тяжелому). Однако многие родовые пятна «Северного сияния» дают о себе знать — в первую очередь это искусственные диалоги, как будто Пулман никогда не слышал, как разговаривают живые люди; многие образы клишированы — автор не создает свою картину, он использует образы других, словно подсовывает не реальную картинку, а то, что ожидается увидеть. Пулман учел минус первой книги и определился со своей аудиторией: появилось упрощенное построение фразы, более понятной подростку, и странные провалы между действиями, как будто герои двигаются рывками, словно вырезаны «кадры» при «монтаже». При пропавшей стимпанковской эстетики, так радовавшей в «Северном сиянии» главным героем неожиданно оказывается не Лира Белаква, а Уилл Парри. Вообще линия семьи Парри прописана очень здорово — она выглядит живой, выпуклой, на фоне дергающейся марионетки Лиры. Создается даже ощущение, что первый и второй тома на самом деле книги, мало что имеющие по отношению друг к другу.

З.Ы. Забавно было, когда Пулман выразил свой страх перед атомной энергией (происхождение Призраков), однако сцена недожата и поэтому смазывается, словно автор побоялся скатиться в назидательность и публицистичность.

Довольно долго не мог понять, о чем книга вообще. Однако после двух частей картинка сложилась наконец в целое, и желание бросить читать отпало. Некоторое время я наслаждался этой остроумной изящной литературной игрой, щедро сдобренной матом и сексом, но ко второй половине новизна изсчезла, смысла не прибавилось, и я понял, что автор заигрался и не смог вовремя остановиться — события повторялись как в порочном круге, слова повторялись тоже, герои как были картонными, так и остались. Дочитывать книгу было тяжело, ибо скучно, да и понято было, что концовки внятной не будет — кому она здесь нужна? Штерн изобрел новый жанр — выражаясь его же языком, жанр huinya. Если вы вдруг захотите поругать какую-нить книгу, выбирайте другие выражения и слова, помните, что huinya — это не ругательство, это роман Бориса Штерна «Эфиоп», написанный ярко, красочно, талантливо, как руский бунт — бессмысленно и беспощадно.

Отдельная благодарность — за «эссе Моэма» о Чехове — великолепный образчик альтернативной истории, так нежно мною любомой.

Для многих писателей этот роман стал бы вершиной творчества, очевидным успехом, великолепной литературой, чуть ли не шедевром... Но для тандема Лазарчук-Успенский данный опус успехом не является. Сюжет откровенно прямолинеен: Николай Степанович с компанией попадает куда-то в адскую дыру, а Степан в свою очередь Николаевич, с другой компанией, пытается вытащить его оттуда. По сравнению с предыдущими книгами трилогии (особенно с Гиперборейской чумой, где сам черт ногу сломит), наблюдаем явный проляпс. Макамы про монаха Маркольфо и сасана Сулеймана выглядит совершенно самодостаточной вещью, которую можно смело выдрать и читать самостоятельно, без привязки к Маршу экклезиастов; новеллу Люди Севера также надо выдрать, ибо сложно понять, что она делает в теле романа, ибо никакой смысловой нагрузки, увы не имеет. И да! Концовка разочаровывает. Слабовато. Где могучее лавкрафтовское «И тут в дверь позвонили»? Спасибо и на этом, конечно, но роман абсолютно не удовлетворяет огромным ожиданиям, той заявке, что была сделана эпиком «Посмотри в глаза чудовищ». Впрочем, это возможна прооблема не писателей, а читателя.

Автор делает серьезную ошибку с самого начала, выбрав в главные герои неуправляемую девочку-мажора. Конечно. это более реально, чем когда тебе присылают письмо про то, что ты крутой знаменитый волшебник с кучей бабла, но симпатии Лире Белаква это не прибавляет. Мне органически не нравятся дети, постоянно пакостящие окружающим, прикрываясь своими родителями, не способные слушаться старших в принципе и не готовых научиться хоть чему-нибудь. Для девочки, не получившей систематического образования и пропускавшей все уроки мимо ушей, Лира слишком умная, действует слишком... по-взрослому. При том, что никакого опыта у нее нет и быть не может. Для настолько активной девочки Лира слишком быстро научилась успокаиваться для общения с алетиометром. Вроде бы она очередная Избранная, как все подчеркивают, но убедительности в образ это не добавляет. Кроме того, Пулман так и не решил — для кого же он пишет книгу: то ли для детей — тогда слишком много крови и философских диалогов, то ли для взрослых — тогда многовато объяснений про простые вещи. Середина книги — явный провал: путешествие из Лондона в Болвангар сплошная тоска. Однако есть и один большой плюс, который перевешивает многие (но не все) минусы — это мир. Альтернативный мир с Папой Иоанном Кальвином, Пылью, деймонами, угольным спиртом и множеством подобных придумок и мелочей сконструирован достаточно крепко, чтоб поверить в него, и достаточно интересно, чтобы дочитать книгу до конца.

Буджолд дважды ломает сюжет о колено: первый раз затянувшееся вступление взрывается путчем Фордариана, однако партизанские будни тоже скоро успокаиваются и тогда вступает в дело экспедиция за заложниками. Последняя треть книги написана ураганным темпом и оторваться от нее сложно, но в целом книга вышла слабее «Осколков чести»: у автора элементарно не получилось выстроить непротиворечивый, убедительный мир Барраяра. Условные крестьяне, условные горцы, условные солдаты — картинка расплывается, нечеткая, словно в фокусе только главная героиня, а все остальное на переферии зрения. Заметно, что Буджолд плохо даются подробности, нефункциональные описания обстановки, второстепенных персонажей и тому подобного. С одной стороны, если бы она писала обычные любовные романы, проблем с деталями у неё бы не возникли, с другой стороны — такие авторы, как Буджолд, делают фантастику более человечной.

Дары Смерти совершенно неожиданно — намеренно или случайно — раскрыли самую главную тайну сериала. А именно — кто является главным героем. Выясняется, что вовсе даже не Гарри Поттер. Гарри всего лишь пешка, хоть и королевская, в игре, которую в течение всех семи книг разыгрывал Альбус Дамблдор — истинный главный герой. Гарри должен был отвлекать главного противника Дамблдора и его сикофантов, а при удачном прорыве на восьмую горизонталь — еще и стать новым ферзем, супероружием против Волдеморта. Гарри знал лишь то, что хотел ему сказать могучий старик, и делал лишь то, что от него требовалось. По сути, Дамблдор почти всегда успешно манипулировал Потером, хоть это не уберегло его от ошибок. Но даже свою смерть он сумел использовать на все сто процентов. Действительно, страшно подумать, что же мог сделать директор Хогвартса, получи он неограниченую власть министра магии — при его-то талантах и способностях! Гарри никогда не сможет подняться до высот своего учителя — харизмы не хватает. Книга ведь заканчивается трагично: Поттер навсегда остался Мальчиком-Победившим-Волдеморта. Не меньше, но и не больше. Недаром в заключении Роулинг ни словом не обмолвилась, что же было с ним за эти немалые полтора десятка лет. Не о чем говорить — Гарри так никем и не стал. Учеба в Хогвартсе стала вершиной его карьеры — что может быть печальней?

На самом деле никакого противоречия между теорией Минакова-Верова и мнением Володихина нет. Антагонизм исключительно мнимый — как «борьба нанайских мальчиков». Идея несовместимости фантастики и религии абсолютно верна, но прав также и Володихин, утверждающий, что религиозная фантастика является фантастикой исключительно для агностиков и атеистов — верующие воспринимают ее как реализм. Однако дальше Володихин, как истинный православный, упускает важный момент. А именно — вопрос времени и традиции. Если бы Толкин написал свою книгу две тысячи лет назад, мы бы сейчас воспринимали эльфов и орков как вполне реальных, хоть и мало кем видимых существ, а на христиан смотрели бы как на жертв прогресса и глобализации. Как и в случае с Летающим Чайником Рассела, все сводится к количеству верующих и давности веры. Христиане в этом смысле мало чем отличаются от поклонников Звездных войн — так что и книги про ангелов и демонов также являются фантастикой, независимо от чьего-либо мнения. В конце концов, некоторые живут в Матрице.

Несмотря на все признаки космооперы — планетарные императоры, космические крейсера и линкоры, баталово in dep space — книга космооперой не является. Это роман о человеках — о Мужчине и Женщине. Железнобетоная линейность и отсуствие движения (слегка замаскированная вторжением в Эскобар и бегством Нейсмит a-la Джеймс Бонд) выдают женскую прозу с головой, но это совершенно не портит роман. Его большой плюс — это потрясающе достоверно выписанные персонажи: в первую очередь, конечно, Эйрел и Корделия, но также и второстепенные типа Ботари или Куделки. В них действительно веришь, к ним проникаешься симпатией и сочуствием. Это очень искренний роман. Это очень человечный роман. И последняя глава — «Результаты» не только подтверждает это, но и создает особую ноту, которая еще долго будет звучать после того, как вы закроете книгу.

Маразм крепчает. Книги Панова и так отличаются высокой степенью маразматичности, но «Все оттенки черного» достигает прям-таки рекордных высот в этом смысле. Воспринимать происходящее хоть как-то достоверным не получается. Кроме того, сюжет откровенно вторичен: на этой теме оттоптались десятки авторов, как удачно, так и не очень. Впрочем, на это можно было бы закрыть глаза — Панов пишет великолепно, времени задуматься не остается, события накатывают одни за другим, и оторваться от книги возможно только под угрозой расстрела, если бы не одно «но»... К сожалению, Панов во всех книгах Темного города использует один и тот же прием: несколько сюжетных линий постепенно сводятся в одну, а в финале — неизменный штурм крутыми поцами с берданками на перевес здания, где засели «редиски». Нехороших колдунов выносят вперед ногами, Сантьяга складывает пальцы «домиком» и зловеще улыбается, обдумывая очередную гадость. Прозит!

Начинаешь понимать, почему в свое время многие граждане просматривали фильм «Чапаев» по нескольку раз, надеясь, что легендарный командир все-таки выплывет. Когда читал «Шпионский роман» тоже до конца надеялся, что наши все-таки вывернуться, обманут немцев и война не начнется 22 июня. Эх, не вывернулись. Подобная манера роднит данную книгу с романами из цикла «Смерть на брудершафт», где при всех стараниях царской военной контрразведки нас все равно накрывает медным тазом. Несмотря на довольно изящный альтернативно-исторический конструкт, нельзя не заметить, что при всей логичности он весьма шаткий — очевидно немцам была выгодней смерть Сталина: автор заигрался. К тому же книге недостает романной солидности, все как-то бочком да вприпрыжку. Конечно, Акунин физически не способен писать плохо (чего стоит только описание стремительной психологической деградации Дорина — мало кто из авторов решится проделать со своим героем такое), но от шпионского детектива в исполнении Георгия Шалвовича ожидалось большего.

Эта новелла напоминает речь человека, пытающегося говорить с набитым едой ртом. Постоянно какая-то невнятица и несуразица. Начиная со странной и крайне неубедительной мотивировки героя для переселения в Хэллоуин, — при том, что способность Клайда видеть людей такими, как они есть, гораздо более интересная и многообещающая, нежели вся эта псевдостивенкинговская свистопляска, — продолжая мутными описаниями жизни в городке и заканчивая в духе deux ex machina. Крутая женщина Мисси, наведшая порядок в Хэллоуине, появляется непонятно откуда и непонятно что из себя представляет (за исключением того, что как и у всех женщин в городе, у неё большая грудь), характер главного героя остается статичным в течение всего опуса и совершенно не меняется, что такое Мутагеникс и лурулу (кажется, так) тоже осознаешь крайне смутно. Так мог бы писать Лавкрафт, если б жил в наше время: «В черном-черном городе черные-черные люди...» ну и так далее. Более-менее хорошо описаны мытарства Ормулу в Трубе да забавная фишка про кошек, живущих в симбиозе с монстрами. В целом же, как почти всегда у Шепарда, возникает ощущение того, что во время писания автору пришло на ум что-то более интересное, и он постарался побыстрее закончить.

Чтобы цикл не выдыхался, надо постоянно что-то менять, дабы у читателя глаз не замыливался. Можно поменять логику происходящего, локацию, героев. Фрай использовал все, и вот теперь поменял рассказчика. Конечно, и раньше давли слово сэру Джуффину и леди Меламори, но эти персонажи настолько откровенно являются «зеркалами» сэра Макса, что ничего в нарративе не изменилось. Сэр Шурф Лонли-Локли последний, кого можно подозревать в отражении главного героя сериала, и автор постарался сделать все, чтобы это было заметно. Несмотря на появляющуюся время от времени дурашливую рожу Макса, стиль Шурфа выдержан почти идеально: в нужной пропорции назидательство, рефлексии и занудства. В принципе, подобную смесь читать невозможно, но все спасается темами, раскрываемыми в книге: Смутные времена, становление Безумного Рыбника и появление Мастера Пресекающего жизни, а также поимка Лойсо Пондохвы. Макс Фрай в очередной раз удивил.

Это не сборник рассказов. Точнее — сборник не-рассказов. Синопсисы, черновики, недоделки, недописки, брошеные на полпути, полные аллюзий, понятных только автору... Большинство даже не имеет концовок, а тех, что есть, они глупы или предсказуемы. Желязны заигрывает с мифологемами, но делает это настолько грубо, что подходит не слово флирт, а скорее — харассмент. Идеи хороши, но почему они не разработаны до конца, зачем бросать все в корзину? Это как алмазы — их можно огранить до бриллиянтов, но сейчас они как мутное стекло. Абстрактные персонажи носят абстрактную одежду, едят абстрактную еду, говорят абстрактные слова — я не могу им сочуствовать, не могу сопереживать: они — фикции, и поступки их — фикции. Это не сборник рассказов, это — кунсткамера, полная неоформленных авторских идей, навсегда запечатанных в авторском формальдегиде.

Книга оставила меня в искреннем недоумении. Зачем Акунину понадобилось её писать??? Чтобы доказать, что он может написать фантастический роман? Кто бы спорил! Никто ведь и не сомневается, что Борис Шалвович, великолепный стилист, может написать все — от производствнного романа о буднях строителей БАМа до псевдокитайского трактата о любви, замаскированного под псевдокитайский трактат о войне. Несмотря на то, что книга написана отлично — жизненные персонажи, четкая мотивировка, экшн, в конце концов, — она является страшно вторичной. Как пятиэтажная хрущеба, «Фантастика» смонтирована из четко различиых блоков: это — из Шефнера, это — из Лукьяненко, и так далее. А сюжет? Это же стыдобища: инопланетяне развалили Совок! «Востоковеды шутят»? :confused: Единственное, что у этой книги ценного — это фамилия автора, ибо сама она ничем не отличается от той горы средненькой фантастики, что пишется сейчас в России. Увы, это кажется самая слабая книга очень уважаемого мною писателя.:frown:

Передохнув на «Крови эльфов», Сапковский активно взялся за проталкивание сюжета вперед, и сильно преуспел, несмотря на то, что основное событие книги — Сбор чародеев на острове Танедд, провалившийся путч и поледовавшая за этим кровавая баня во дворце Гарштанг. Автор расписал его крайне подробно, я бы даже сказал — обсосал до косточек, и это неудивительно: инцидент на Танедде явялется реперной точкой в истории второй войны с Нильфгаардом. Последующие события — оккупация Вердена, Лирии, Ривии и Аэдирна — прорисованы хотя и сочно, выпукло (чего стоит описание «освобождения» Верхнего Аэдирна, то есть конечно, Нижней Мархии), но пунктирно. Основные герои — Геральт, Цири, Йеннифер — едва успев встретиться, тут же оказываются разбросаными в разные стороны, что создает дополнительную интригу...

Также стоит заметить, что Сапковский не стал писать эпос, а поступил гораздо умнее: данная книга является РОМАНОМ в классическом понимании этого слова — с множеством дополнительных героев, несколькими сюжетными линиями и грандиозным бэкграундом. В этом смысле Сапковский выступает последователем скорее Толстого, нежели Толкина.

Несмотря на бодрый стиль повествования, тщательно прописанные «вкусные» диалоги, живых главных героев — Мышки, Айсберга, Пенелопы, — и интересный, быстро развивающийся сюжет, многие вещи в романе вызывают недоумение. Например, скудость фантастического антуража. Кроме изначальной предпосылки про девочку, способную манипулировать будущим, все остальное настолько халтурно прописано, что больше напоминает декорации: звездолеты, акустические пушки и иножителей можно лекго заменить на реалии Дикого Запада, и ничего при этом н изменится — точнее, изменится, в лучшую сторону. Все станет более логичным, и способности Пенелопы будут выглядеть острее, резче. У автора явно проблемы с воображением: все города состоят из борделей, пабов и гостиниц, все герои ходят с крутыми кличками (что смахивает на избыточную инфантильность), а мир детализирован из рук вон плохо. Даже концовка — логичная и неожиданная одновременно — не спасает этот отличный авантюрный, но плохой фантастический роман.

Камерный мир истребителя чудищ понемногу приобретает эпический размах. Автор почти ничего не говорит о первой войне с Нильфгаардом, о том, где же был ведьмак в это время, но стены окружающего мира потихоньку раздвигаются, количество персонажей увеличивается в геометрической прогресии, знание географии становится не факультативным, а насущным. При этом стоит заметить, что сюжета в книге нет — в сущности ничего не происходит: обучение Цири в Каэр Морхене плавно перетекает в обучение её же у Йеннифер в обители Мелителе. Несмотря на то, что автор с увлечением развешивает по стенам кучу ружей, несмотря на то, что он закрывает или объясняет некоторые моменты, упомянутые в предыдущих книгах, «Кровь эльфов» является не цельным романом, а некоторым мостиком, переброшенным от «Меча предназначения» к будущим событиям, кои несомненно потрясут мир. Книга написана великолепно, но несамодостаточна.

Творчество Горнова мне очень нравится с тех пор, как он начал печататься — страшно напоминает молодого Лазарчука по своей манере совмещать сложные политико-экономические интриги с мистикой и альтернативным взглядом на мир. Данный рассказ не исключение: автор сумел в сжатом виде продемонстировать все сильные стороны своего таланта, развернуть сюжет в вполне понятный нарратив (при том, что детали мы не знаем, но восприятию это не мешает), маленькими штрихами описал всю картину, связаную с Зародышами и группой людей, обнаружившей эти страные явления в социо-финансовой жизни мира, самих этих людей, их характеры и взаимотношения. Ну и концовка — вполне логичная и тем не менее неожиданная. Мне кажется, что рассказ вполне цельный, но лучше бы его развернуть в роман — как Лазарчук в свое время сделал с «Иным небом», превратившимся в «Все, способные держать оружие».