| |
| Статья написана 27 апреля 2012 г. 12:00 |
[/p]
"...И видя, что движение к миру их идеала, «миру, в котором им хотелось бы жить» явно начинает тормозиться – писали и о том, что мешает к нему двигаться – и о том, в какой ловушке можно оказаться испугавшись движения к нему. Отсюда целый ряд их антиутопий – их «Проклятые миры»: Саракш, Гиганда, «Град обреченный».
[/p]
Последний они написали, находясь по их словам, в состоянии идеологического вакуума, опасаясь, что до создания коммунизма – далеко, но не считая возможным «принять буржуазную идеологию, осознавая ее ущербность». И написали его об ужасе существования в деиделогизированном мире. Кстати, уже в прошлогоднем интервью на вопрос о том, с каким из их Миров он соотнес бы сегодняшнюю Россию, Борис Стругацкий ответил: «С миром Фрица Гейгера». — Это «Град обреченный» в той стали, когда его безумие и распад прекращены твердой рукой совершившего переворот автократора, установившего порядок, накормившего жителей. Справившегося с влившимися на Град катастрофами – но как понимает сам Фриц – в котором явно что-то не в порядке. Потому что нет целей. Нет смыслов. Нет искусства и ценностей.
И тот, кто однажды испугается идти вперед и вверх, идти в Будущее – будет обречен идти по кругу – зажатый между скалой и обрывом – и никогда никуда не придет.
А Будущее – оно, по мысли Стругацких, может оказаться совсем не таким, каким мы были готовы себе его представить – и еще нужно уметь его узнать.
Борис Стругацкий не скрывает, что последние двадцать лет он сознательно голосовал за самые рыночные партии – считая, что рынок нужен, чтобы обеспечить материальное изобилие. Но он никогда не скрывал и того, что не считает материальное изобилие главным – потому что если не будет «высокой теории воспитания», способной воспитать Нового Человека – то человек Мира Потребления – так и останется либо «желудочно-неудовлетворенным кадавром», жадно, пока не лопнет, пожирающим селедочные головы – либо станет «гением-потребителем» — который хочет всего и сразу — и в этом стремлении, соединенном с всемогуществом – готов уничтожить мир.
И, как он сам писал в последние годы – «Идеалы остались прежними» — как и полвека назад: Мир Полдня, в котором живут свободные и добрые люди, ни от чего не способные получать больше радости и наслаждения, нежели от своей работы. От любимого труда. Сущностно – это куда ближе к исходным представлениям классиков коммунизма, чем многие трудно читаемые абзацы более поздних партийных документов. И как коммунистические мыслители – Стругацкие ни в чем не уступают ни Мору, ни Кампанелле. И, по большому счету, во временном отношении после Маркса, Энгельса, Ленина (Кто-то скажет, что Сталина, кто-то – не согласится) – Стругацкие самые крупные коммунистические мыслители в истории.
Но дело даже и не в том, коммунисты они или либералы. Дело в том, что это величайшие мыслители, причем родившиеся и творившие в нашей стране. И один из них – к счастью жив. Ему исполнилось 79 лет – и нужно сказать то, что есть на самом деле – и отрыто признать их великими политическими философами, а не только писателями-фантастами.
И найти способ публично хотя бы к его 80-летию публично и официально отпраздновать этот юбилей, как национально значимую дату нашей страны, возможно – объявив 2013 год годом Братьев Стругацких."
Полностью здесь: Сергей Черняховский. Несть пророка
|
| | |
| Статья написана 17 апреля 2012 г. 21:25 |
|
| | |
| Статья написана 30 марта 2012 г. 19:36 |
Из интервью Севера Гансовского (1987):
— Север Феликсович, не совсем обычный вопрос писателю-фантасту: когда и почему вы стали иллюстрировать фантастику?
— Знаете, я как-то совершенно случайно через Аркадия Натановича Стругацкого узнал, что умею рисовать. Мы сидели с ним тогда в Центральном Доме литераторов, к нам подошел человек и отрекомендовался: заведующий литературным отделом журнала "Байкал". Сказал, что журнал готовит повесть братьев Стругацких "Улитка на склоне" к печати. Повесть редакции очень понравилась, и они хотели бы видеть соответствующие иллюстрации. Кого Аркадий Натанович порекомендует в художники? Аркадий указал на меня. Вот, мол, Север Гансовский — он рисует. "Аркадий, ты что! — возмутился я. — Я никогда не рисовал!" На что Аркадий возразил: "У меня есть твои рисунки, которые ты рисуешь, когда слушаешь". "Ладно, — сказал я, — попробую". Засел и сделал восемь рисунков к повести для журнала.
После того, как повесть была опубликована — частью в журнале "Байкал", частью в книге "Эллинский секрет", тот же человек — зав. литотделом "Байкала", привез в Москву экземпляры журнала с повестью. Встреча состоялась опять же в ЦДЛ. Он подарил нам тогда большое количество журналов, и мы, уверенные, что получим еще, раздали их. Теперь же ни у меня, ни у Стругацких нет этих журналов. После этого мне стало интересно, и я начал рисовать. Проиллюстрировал свой сборник и даже разогнался иллюстрировать чужие произведения.
[/p]
*************
Борис Стругацкий. Из OFF-LINE интервью:
"Я до сих пор считаю иллюстрации к «Улитке» Севера Гансовского (в журнале «Байкал») образцовыми".[/i]
*************
Рисунки Севера Гансовского к повести А. и Б.Стругацких "Улитка на склоне" (ж-л «Байкал», 1968, №№ 1,2. Главы об Управлении: 1,3,5,6,9,10):
Рисунки сканировал Владимир Борисов.
Ну а чем закончилась публикация этой повести для журнала "Байкал", мы знаем...
|
| | |
| Статья написана 27 марта 2012 г. 01:39 |
Последние залпы по шестидесятникам
Многие думают, что мятежный дух будоражил лишь Москву и Ленинград. Однако он проник и на окраины страны. Поэтому Всемирная паутина до сих пор колышется от воспоминаний о шестидесятниках, о Пражской весне 1968 года; волнениях студентов Сорбонны и других университетов Европы и США.
В 1966 году, став заместителем главного редактора журнала «Байкал», я решил поднять интерес к нему произведениями не только сибиряков, но и видных писателей страны. Осенью 1967 года я приехал в Москву, познакомился с вдовой М. Булгакова Еленой Сергеевной.
Наученная горьким опытом, она никому не давала рукописи на дом. За десять дней я прочёл у Елены Сергеевны на Суворовском бульваре «Багровый остров», «Зойкину квартиру», «Собачье сердце»… И узнал гостеприимство булгаковского дома. Елена Сергеевна позвонила писателю К. Симонову и режиссеру Р. Симонову. Константин Михайлович как председатель фонда литературного наследия Булгакова дал добро на публикации в «Байкале», а Рубен Николаевич написал воспоминания об успехе «Зойкиной квартиры» в 1920-х годах в театре им. Вахтангова. А. Стругацкий вручил мне «Улитку на склоне». А. Белинков, литератор, сидевший в одном лагере с Солженицыным, дал главу из книги о Юрии Олеше.
........
Но привезённое из Москвы ещё нужно было довести до печати. Я опубликовал в Улан-Удэ, Иркутске статью о планах «Байкала» со снимками Чуковского, братьев Стругацких, Булгаковой. Бронепрожигающая боеголовка Корнея Ивановича помогла опубликовать Белинкова. Это подняло интерес читателей к журналу.
И вот вышел первый номер «Байкала» 1968 года. Успех феерический. Письма из Москвы, Владивостока, Риги, Киева, Польши, Чехословакии. Тогда «Байкал» расходился в 135 странах. Люди восторгались не только «Улиткой на склоне», но и иллюстрациями к ней С. Гансовского, сделавшего рисунки в стиле пуантилизма, и главой А. Белинкова, статьями Ф. Зигеля о летающих тарелках, А. Зайцева «Боги приходят из космоса».
13 марта 1968 г. я привёз в Москву сто экземпляров журнала «Байкал» №1. Отнёс их А. Стругацкому, С. Гансовскому, А. Белинкову, другим авторам. С Аркадием Викторовичем встретился в Доме творчества «Елино», где он тогда жил с женой Наташей. Он написал на титуле журнала: «Дорогому и милому Володе Бараеву. Это не я Вам, это Вы мне подарили первый кусочек книги об Олеше. С искренним уважением и глубокой благодарностью. 15 марта 1968 г. Ваш Аркадий». Узнав, что я остановился в гостинице, он отдал ключи от своей квартиры на Малой Грузинской, 31. Ко мне приехали Натан Эйдельман, Лариса Васильева. Мы отметили успех «Байкала».
Шум начался с «Улитки на склоне». В середине 60-х книги Стругацких с трудом проходили цензуру, в 1967-м на них наложили вето. Я хорошо знал, на что шёл. Первая часть «Улитки» — «Лес» вышла ранее в Ленинграде, а «Байкал» издал вторую часть — «Управление». Когда цепь замкнулась, соединение частей превысило критическую массу и произошёл взрыв небывалого интереса читателей. Стоимость первого номера «Байкала» на чёрном рынке выросла с 60 копеек до 100 рублей. Чувствуя, что это добром не кончится, я поместил на обложке №2 гравюру «Байкал перед штормом».
 
И гром грянул. Из Москвы чуть ли не залпом вылетели критические стрелы: «Советская Россия» — по Стругацким, «Литгазета» — по Белинкову, «Наука и религия» — по «Богам из космоса», «Огонек» — по «летающим тарелкам». Добрые строки в «Новом мире» только насторожили ЦК КПСС, ведь Твардовский был на грани отставки.
Первого секретаря Бурятского обкома партии А.У. Модогоева вызвали в Москву. Завотделом пропаганды ЦК КПСС В.И. Степаков отчитал его за то, что «Байкал» «публикует московских евреев». Десять лет журнал выходил тихо, и вдруг Андрею Урупхеевичу «пришлось, как мальчишке, целый час стоять перед Степаковым».
Вернувшись в Улан-Удэ, Модогоев вызвал главного редактора А.А. Бальбурова. Тот сказал, что всю крамолу привез Бараев и опубликовал в его отсутствие. Африкан Андреевич, испугавшись увольнения, слёг в больницу «с давлением», а мне сказал: «Ты, Володя, молодой, я уже был в опале, второй раз её не перенесу». Я согласился, так как действительно «крамолу» привёз я.
Далее шло по нарастающей. Выехав в Венгрию с лекциями по литературе, Белинков прочёл разгромную статью о нём в «Литгазете», понял, что теперь ему окончательно перекроют кислород, и улетел из Белграда в США. «Литгазета» выступила снова: «Васисуалий Белинков выбирает Воронью свободку».
Между прочим, я догадывался о побеге. Посылая открытки, Аркадий рассказывал о красотах Венгрии, Югославии. Умение излагать между строк проявилось и в последней открытке: «Дорогой Володя! Я очень благодарен Вам за всё. Дни полны ярких впечатлений. Всё как в детективе. Скоро Вы узнаете, о чём речь. Только, пожалуйста, не сердитесь на меня». Почему он писал на открытках? В целях конспирации! Там ведь описания памятников.
После побега Белинкова обком партии создал комиссию по изучению деятельности «Байкала» и поручил местному КГБ проследить наши связи. Следователи допросили около ста человек. Вызовы на допрос были демонстративными. За режиссером телестудии Е. Тепляковым прислали «Волгу» утром и доставили обратно вечером. Изнурительным допросам подверглись мои друзья врач Л. Кубаевский, завлит театра А. Политов и др. Следователи по очереди на протяжении многих часов выясняли «наши связи» и нет ли у нас книг Солженицына. Один из них кричал: «Дали бы мне хоть на десять минут тридцать седьмой год! Я бы выбил всё, что нужно!».
Другие сотрудники КГБ на встречах в учреждениях говорили о раскрытии общества «Голубая лампа», где журналисты, архитекторы пьют, танцуют голыми, ведут сомнительные разговоры. Доказать антисоветчину не удалось, и тогда были придуманы «тайное общество», танцы нагишом и пьянство. Но как я, «один из главных пьяниц», в десятый раз стал чемпионом Бурятии по метанию диска?
Однако обсуждение, точнее, осуждение, журнала продолжилось в творческих союзах, научных учреждениях. Дело дошло до бюро обкома партии. Достоинства журнала не интересовали членов бюро, началось выяснение моего идейного облика. Член комиссии профессор Белоусов доложил, что во время приватных бесед я восхищался Солженицыным, говорил, что «Новый мир» лучше журнала «Октябрь». Затем он зачитал телеграмму Р. Симонова, мол, не давал согласия на воспоминания.
— Как же так? – воскликнул я. — Он при мне звонил ей!
— Что за шашни были у вас с весёлой вдовой? – спросил Хахалов.
Меня возмутила грубая шутка члена бюро. Мою реакцию тут же заметили. «Смотрите, как он дерзко ведёт себя!». Меня несколько раз поднимали с места, но перебивали, не давая говорить. Позже это помогло мне описать перекрёстный допрос декабриста Михаила Бестужева в книге «Высоких мыслей достоянье». Меня обвинили в том, что я ничего не осознал, предложили исключить из партии. Но в итоге приняли иезуитское решение «укрепить редколлегию журнала», что обернулось моим увольнением. А редколлегию не разогнали, как пишут в Интернете. Все, кроме меня, остались на местах. Окончание главы Белинкова, пьесу Булгакова, обещанные читателям, сняли, а крамольные номера «Байкала» изъяли из всех библиотек СССР.
Мне запретили выступать на радио и телевидении, отвергли заявленную книгу в издательстве. Я был вынужден уехать из Улан-Удэ. После Пражской весны 1968 года в Европе поднялись студенческие волнения в Сорбонне и других ведущих университетах Европы и Америки. ЦК КПСС и КГБ не хотели, чтобы «ветер свободы» пересёк наши границы. Но железный занавес уже прохудился: песни «Биттлз» за рубежом, Окуджавы и Высоцкого в СССР взломали границы. И наши идеологи обрушились на «Байкал». И поэтому Пражская весна обернулись для таких, как я, суровой осенью. А в Иркутске был уволен редактор альманаха «Ангара» Юрий Самсонов. За публикацию «Сказки о тройке» тех же Стругацких.
Расправу над «Байкалом» и «Ангарой» наши коллеги в «Дальнем Востоке», «Енисее», «Урале» восприняли как наглядный урок – вот что ждёт тех, кто последует примеру безумцев. После залпов из Москвы стало ясно, что это был похоронный салют всем шестидесятникам страны. Всё логично, вспомните процессы 60-х годов над Бродским, Даниэлем и Синявским, разгон «бульдозерной выставки» в Москве, гонения на Шемякина и «митьков» в Ленинграде, арест архива Солженицына…
Почти год я не мог устроиться на работу. Мне прямо говорили, что меня не могут взять после истории с «Байкалом». Наконец, став собкором «Пионерской правды» по Северному Кавказу, я оказался в Краснодаре, а через три года перебрался в Москву. Работал в «Журналисте», перешёл в «Коммунист». За очерки о нефтяниках Тюмени, золотоискателях Колымы и Чукотки, строителях БАМа стал лауреатом премии Союза журналистов Москвы. Нашёл потомков Николая Бестужева, составил родословные Кандинских, Сабашниковых. Мой роман «Гонец Чингисхана» вошёл в лонг-лист премии «Большая книга» за 2008 год. Написал романы о МГУ и целине…
А как сложились судьбы моих друзей? Уехав в США, А. Белинков преподавал в Йельском и Индианском университетах. В 1970 г. он умер после инфаркта. Сердце не выдержало двенадцати лет Гулага и последующих бед и волнений. Его жена Наталья довела до издания задуманный им «Новый колокол» (Лондон, 1972), а многострадальная книга «Юрий Олеша» вышла в Мадриде в 1976 году.
Низкий поклон Вам, Наташа, за Ваш подвиг! Вы встали в один ряд с Еленой Сергеевной, которая покоится на Новодевичьем кладбище рядом с Михаилом Афанасьевичем Булгаковым.
Натан Эйдельман написал замечательные книги о Пушкине, Герцене, Лунине. Мне приятно, что в его «Дневнике» много тёплых строк обо мне. Заключая рассказ об очередной поездке по Сибири, он писал: «Итак, я видел Байкал и Яблоновый хребет, голубой Онон и Акатуй… До слез был растроган могилой Катерины Трубецкой… и очарован мягкой мощью Володи Бараева».
Большинства героев этих строк нет в живых. Свой последний подвиг – помощь Белинкову и журналу «Байкал», лауреат Ленинской премии Корней Чуковский совершил за год до смерти. А другой лауреат Ленинской премии Рубен Симонов своей телеграммой фактически отрёкся от Булгакова. Чуковский писал, что литератору в России нужно жить долго, и умер на 88-м году. Но многие герои этой истории не смогли последовать его примеру. Первым, в 49 лет, умер Аркадий Белинков. Аркадий Стругацкий – в 66 лет. Мой одногодок Владимир Лакшин — в 60 лет. Натан Эйдельман — в 59…
Но они, как и Корней Чуковский, ушли в бессмертие! Потому что их книги вошли в золотой фонд мировой литературы. И они, как живые, продолжают волновать тех, кому дорого наше прошлое и настоящее!
Владимир Бараев, лауреат премии Союза журналистов Москвы, «Новая Бурятия».
Полностью здесь:
http://www.newbur.ru/articles/6963
Дополнительно:
Интервью Владимира Бараева:
http://www.moscowuniversityclub.ru/home.a...
|
| | |
| Статья написана 28 декабря 2011 г. 14:35 |
А вот ещё и такое есть:
"Лишние вещи века"
Собственно с основным выводом Нестерова трудно не согласиться, я сам об этом недавно говорил: нужно читать Стругацких, они и сейчас актуальны и злободневны!
|
|
|
облако тэгов
