Вашему вниманию предлагается мой скромный перевод послесловия романа "Оно", специально написанного Стивеном Кингом для переиздания книги в честь ее 25-летия ("It: 25-th Anniversary Special Edition", 2011).
***
Хотя я никогда не искал работы Американского Страшилы, к 1982-му году я понял, что уже получил ее, хочу я того или нет. Некоторые ключевые вопросы начали постоянно всплывать в каждом новом интервью. Журналисты всё чаще спрашивали меня, где я беру идеи для своих произведений, с едва заметной невольной гримасой на своих лицах, предполагающей, что в реальности они хотели бы узнать, сколь много тараканов вмещает моя голова на самом деле. Или, «а каким было ваше детство?», что скорее следовало понимать как «какого дьявола с тобой случилось тогда?», «что привело тебя на темную сторону?».
Ответ на эти вопросы, конечно же, был «ничто». Я жил в мире воображения, где было больше солнечного света, чем теней. Однако я был достаточно честен с собой, чтобы признать, что тени привлекают меня гораздо больше. Я начал размышлять над тем, чтобы написать по-настоящему объемную книгу, в жанре хоррор естественно, с главным героем похожим на меня. Я думал, что это станет неким экзаменом для меня, в ходе которого я смогу ответить на те вопросы, что мне так часто задавали, сдать что-то вроде «Школьного Оценочного Теста» по курсу ужасов, где, к своему удовольствию, я мог бы дать все ответы, раз и навсегда. Эта идея стала основой «Оно», период вынашивания которого составил стандартные девять месяцев.
Центральный образ романа появился в моей голове, когда однажды я переходил по деревянному мосту через пересохший ручей. Гулкий стук каблуков моих ботинок по поверхности моста напомнил мне об одной истории из моего детства — «Три козленка Графф». В той сказке действовал тролль, прятавшийся под мостом, вроде того, по которому я шел.
«Кто же это идет по моему мосту?», — спрашивал тролль. Вопрос, приводивший меня в оцепенение, когда я был ребенком. Безобидный по-звучанию, но угрожающий по-сути. И пока я топал по мосту, я начал размышлять о различиях между нашими детскими страхами – монстрами, одиночеством, монстрами, плохим к себе обращением со стороны окружающих, монстрами, хулиганами, монстрами – и нашими более прозаичными взрослыми страхами, вроде того, покрывает или нет твой страховой полис расходы, связанные с посещением стоматолога. Размышления навели меня на мысль, что, становясь взрослыми, мы забываем всю живость тех детских страхов, что определенно делает нас уязвимыми перед ними, если бы когда-то они захотели вернуться… и я говорю, не о боязни теней на стене от ветвей деревьев за окном или о сошедшем с кино-постера монстре, затаившемся в стенном шкафу. Я говорю о вполне реальном зле.
Постепенно я начал видеть скелет романа, в котором я бы смог чередовать борьбу детей с настоящим монстром с рассказом о них же, но уже повзрослевших, 25 лет спустя. Сам монстр выступал бы в качестве физического проводника для всех тех чудовищ, что пугали меня в детстве, на субботних сеансах в кино: мумии, Ползучий Глаз, оборотни и даже вполне прекрасный японский монстр Радон. Идея собрать всю нежить вместе зачаровала меня. Собрать всех монстров! Всех гребаных чудовищ! Но какой же из них будет главным? Кто будет прятаться за всеми масками и зеркалами? В итоге им стал огромный паук («Тарантул!»), правда, я не помню, в какой момент я стал думать о нем как о пауке. Да это и не имело значения. Я просто понял, что вот он и является тем самым троллем, что поджидает нас под всеми мостами, которые мы пересекаем на своем полном риска, но таком прекрасном, пути от детства к зрелости. Тем самым, что, в конце концов, утягивает нас к себе в свое царство смерти.
Наша семья тогда жила в Бангоре, штат Мэн. Я начал совершать прогулки по городу, размышляя над будущей книгой, но на самом деле задумываясь: что могло бы случиться здесь? Или здесь? А вот тут?
Я знал, что раньше Бангор был тяжелым для жизни городом (со всеми своими лесопилками и фабриками начала 20-го века, со множеством мрачных баров полным шлюх и заядлых игроков в покер) и мне хотелось узнать, что помнят жители о своем общем прошлом. Какие ужасные вещи отложились в их памяти. Меня не интересовала правдивость их воспоминаний, потому как больше всего меня интересовала (и продолжает интересовать) страсть людей наделять любую легенду мрачными подробностями, пока не настанет время рассказать ее, сидя перед камином, приглушенным от благоговения голосом.
Со временем я узнал о пожаре в клубе для военнослужащих.
Узнал о перестрелке во времена Великой Депрессии с некими парнями, называвшими себя «Бандой Брэйди». Я даже прикоснулся пальцами к настоящим, как меня заверили, отверстиям от пуль, оставшимся на фасаде «Скобяных изделий Дейкина» и хотя я был уверен, что это просто отверстия от обычных гвоздей, я воспринял эту историю серьезно, поскольку хотел этого.
Также я узнал о милях канализационных труб под городом, часть из которых была проложена еще в 30-е годы 20-го века «Правительственным прогрессом работ» (Works Progress Administration) и с тех пор заброшена. Мне даже пришла в голову мысль, что во время весенних паводков по этим каналам можно было бы проплыть на каноэ из одного конца города в другой. Правда, я понятия не имел, насколько реально это сделать, но я опять-таки верил в реальность подобного путешествия, поскольку собирался создать миф и написать о силе воображения, которая делает этот миф реальностью.
Так постепенно, чувствуя, что предстоящая работа будет, несомненно, огромной для меня, я начал делать заметки в синих записных книжках. Я начал с убийства голубого, потому что в тот момент таковое случилось в Бангоре. Его затравили до смерти местные тинэйджеры, которым не понравилась его ориентация.
В то же время, я осознал, что история маленького мальчика по имени Джордж Денбро будет отправной точкой романа, его стержнем. Мало-помалу я поймал рабочий темп и, поскольку писать от руки получалось медленно, я перешел за печатную машинку. После этого страницы стали накапливаться одна за другой.
Томас Уильямс (1926-1990), один из величайших писателей США, так описывал «начало» романа в свой книге «The Hair of Harold Roux»: это огромное пространство, темное и холодное, в котором писатель, без особой надежды, но только потому, что это единственное, что он умеет делать, пытается разжечь огонь и защитить его от ветра, стремящегося его потушить. Это ветер, о котором знает каждый писатель, потому что вырывается он из урагана повседневной жизни. Каждая просьба, каждый имейл, каждый телефонный звонок имеет под собой скрытую цель задуть огонь, похоронить его в пепле обыденного существования.
Однако если писателю повезет (и да, удача играет здесь важную роль), пламя не погаснет, и будет только расти. Один за другим, персонажи произведения выйдут из тьмы, привлеченные его светом, и встанут вокруг него. Поначалу у них будут лица чужаков, но со временем в отблесках пламени они будут становиться всё более узнаваемыми и близкими тебе. С каждым днем, с каждой прошедшей неделей, ты будешь всё больше видеть среди них своих друзей. Так и случилось с героями «Оно», которые вышли на свет один за другим, робко и без предвещающих их появление фанфар: Билл Денбро, Эдди Каспбрек, Беверли Марш, Бен Хэнском, Ричи «Трепло» Тозиер, Стэн Урис. У каждого из них было два лица: первое — детское, второе – взрослое. И позади каждого из них, скрываясь то за одним, то за другим, но сохраняя свой собственный облик, на сцене появился клоун Пеннивайз. Почему клоун? Этот вопрос мне задавали примерно десять тысяч раз. И ответ на него заключается в том, что некоторые дети бояться Франкенштейна, некоторые – Дракулу, но большинство детей боится клоунов, с их странными прическами, размалеванными лицами, неестественно большими глазами, и что самое главное, их пронзительным смехом, похожим на крик.
Я работал над книгой и во сне. Правда я мало что помню из тех сновидений, кроме мысли, что я стараюсь удержать вместе фрагменты чего-то слишком огромного для меня и рассказать о чем-то большем, чем просто о монстрах. Лично для меня «Оно» навсегда останется романом о полном ужасов путешествии через мост соединяющий детство и взрослую жизнь (и поэтому не случайно ближе к финалу есть сцена, в которой Билл и его друзья вступают в интимную связь).
Но постойте, ведь повзрослеть – проще некуда! Любой ребенок, которому удастся избежать лейкемии или автомобильной аварии, сможет сделать это! Однако… Однако, послушайте: мы никогда до конца не становимся взрослыми, пока помним, какими детьми мы были когда-то и пока сознательно не примем решения оставить себя молодых в прошлом, убрать с глаз долой как любимые ранее игрушки в кладовку. Многие из нас поступают так с появлением собственных детей. Некоторые – путем написания книг. Но также многие – путем чтения книг.
Я благодарен вам за то, что вы только что прочли одну из таких книг. Мой итоговый экзамен, который я сдал Знаменитым Монстрам. Если персонажи «Оно» всё еще живут в ваших сердцах, говорят с вами (хотя бы чуть-чуть), значит я рад за нас обоих. Итак, вы пойдете со мной? Я хочу отвести вас в 1957-й год в городок Дерри, что в штате Мэн. Там уже несколько дней льет как из ведра, но маленькому парнишке Джорджу Денбро разрешили выйти на улицу поиграть с бумажным корабликом, который сделал для него его брат.
Нечто следит за ним из водостока.
Нечто с оранжевыми волосами и странными глазами цвета стали.
Уж не знаю как трактовать пристрастие Стивена Кинга к упоминанию подсолнухов в своих произведениях, поэтому просто приведу фрагменты из его романов, которые мне запомнились, видимо по столь же необъяснимой причине...
Ведь подсолнух — символ солнца, радости и оптимизма. Тех вещей, которые меньше всего ожидаешь встретить в стране Короля Ужасов...
***
"Оно" (It, 1986):
Дом 29 по Нейболт-стрит:
Окна глядели пустыми глазницами, забитыми досками. Большинство кровельных плиток слетело. Сорняки бурно разрослись по обеим сторонам дома, а на лужайке созрел первый в этом году щедрый урожай одуванчиков. Слева от дома высокий дощатый забор, некогда сверкавший белизной, а теперь мутно-серый, под цвет низкого неба, пьяно кренился над густым кустарником. Еще у этого забора росла чудовищная роща подсолнухов — самый высокий поднимался футов на пять, а то и выше. Раздутые и омерзительные, они не понравились Ричи. Ветер шебуршал в них, и они, казалось, хором кивали, говоря: "Мальчики пришли, как хорошо. Опять мальчики. Наши мальчики". Ричи передернуло.
***
"Тёмная половина" (The Dark Half, 1989):
Свалка выброшенных автомобилей "Гоулд":
Земля была настолько черной от пропитавшего ее масла, что невозможно было ожидать какой-либо зелени здесь, но все же кое-где встречались островки чахлой травы и молчаливо согнувшихся подсолнухов, словно единственных выживших свидетелей ядерной гибели Земли. Один большой подсолнух ухитрился прорасти через разбитое ветровое стекло грузовика-хлебовоза, лежавшего вверх колесами, словно дохлая собака. Зеленый ствол растения огибал колесную ось, а головка подсолнуха достигала уровня старого «кадиллака», водруженного поверх грузовика. Казалось, что подсолнух смотрит на Тада черно-желтым глазом мертвого монстра, выглядывающего из-за этих машин.
***
"Мешок с костями" (Bag of Bones, 1998):
Дом у озера "Сара-Хохотушка":
Кусты по обе стороны проселка стали куда гуще с тех пор, как мы с Джо последний раз приезжали в "Сару". Длинные ветви действительно тянулись через него друг к другу, как разлученные влюбленные.
Но мой взгляд вновь и вновь возвращался к крыльцу черного хода, обращенного к подъездной дорожке. Все прочие совпадения между фотографиями и моими снами о "Саре" могли быть случайностью (или могло сработать писательское воображение, а уж оно-то умеет нарисовать более чем реальный фон для вымышленных событий), но как объяснить подсолнухи, выросшие сквозь щели в досках крыльца? Никак, точно также, как и царапину на тыльной стороне ладони.
Я перевернул одну из фотографий. На обороте Билл написал мелким почерком: "Эти господа заявились очень уж рано и нарушили границы частного владения".
Я вновь посмотрел на фотографию. Три подсолнуха выросшие сквозь щели между досками крыльца.
Не два, не четыре, а три больших подсолнуха с головками-прожекторами.
Ну что могу сказать?... Книга удалась на славу, в очередной раз продемонстрировав те грани таланта Мастера, за которые большинство из нас его так любят.
Но, обо всем по-порядку...
А первой по-порядку следует повесть "1922" — мощная психологическая и порой весьма жуткая притча, в основу которой положена старая как мир истина — "не рой яму другому, а то сам в нее попадешь".
Произведение удивительно достоверное и в повествовательном (мелких деталей бытоописующих жизнь американских фермеров и маленьких городков начала XX века не просто много, их — великое множество) и в психологическом плане (с одной стороны переживания главного героя, которые хоть и поданы им же самим несколько отстраненно, но всё равно таящие в себе глубокую боль от совершенных им деяний, а с другой — упадок рассудка сына фермера, ставящий крест на его дальнейшей счастливой жизни вместе с отцом на родной земле).
И хотя вторая часть повести получилась "слабее", концовка — бескомпромиссная, как приговор судьи, и стремительная, как удар палача, — поставила эффектную точку в произведении.
Вслед за "1922" Кинг знакомит нас с не менее отталкивающей историей, полечившей в русском переводе название "Громила".
Как мне кажется, создавая данную повесть, Мастер руководствовался принципом писать "несерьезно в серьезном жанре", поскольку сама тема изнасилования хоть и придает мрачный оттенок повествованию (не может не придавать), общее повествование в массе своей полно некоего черного юмора (достаточно вспомнить как героиня вся в крови по-сути покидала место преступления на лимузине или как она просматривала фильмы о насилии над женщинами и последовавшим после этого возмездии преступникам и составляла план своей собственной мести пресловутому Громиле...).
Также замечу, что произведение несет на себе легкий отпечаток литературного стиля "двойника" Кинга — Ричарда Бахмана, который косвенно даже упоминается в тексте:
"Легковушка — это оказалась легковушка, а не пикап — проскочила мимо, не снижая скорости. Из нее донеслись громогласные аккорды группы "Бэкмэн-Тернер овердрайв": "…тебе еще не довелось видеть такое…" Она проводила глазами промелькнувшие задние габариты и, почувствовав, что может вновь отключиться, хлопнула обеими руками по щекам."
"Бэкмэн-Тернер овердрайв" — не что иное, как "Bachman-Turner Overdrive", канадская рок-группа, инициатором создания которой был бывший участник "The Guess Who" — Рэнди Бэкмен (Randy Bachman), чья фамилия была использована Кингом при создании псевдонима.
Еще одна любопытная деталь в повести связана с табаком "Принц Альберт":
"Тесс услышала шаги больших ног и встала в пол-оборота, так чтобы свет сквозь граненое стекло выхватывал лишь малую часть ее лица. Отняв от груди блокнот, она притворилась, будто что-то записывает. Опустив плечи и слегка ссутулившись, она вполне могла сойти за даму, проводившую опрос воскресным вечером; она устала, и ей всего лишь надо узнать у очередной женщины название ее любимой зубной пасты (ну, или там насчет табака "Принц Альберт" в банке) и — скорее домой."
Любопытной она становится, если вспомнить следующий эпизод из романа "Оно":
"Бен открыл рот, чтобы ответить, чтобы сказать, что Пеннивайз, наверное, рехнулся, если думает, что он, Бен, поднимется по лестнице, но тут же понял: произнеси он хоть слово, все повернутся к нему, все подумают, а не псих ли он?
— Ладно, я знаю, что ты не можешь ответить, — крикнул Пеннивайз вниз и захихикал. — Хотя я чуть не провел тебя, правда? Извините, сэр, принц Альберт* в вашем сортире?.. Это так?.. Лучше выпустите бедолагу. Извините, мэм, это ваш холодильник убегает?.. Ваш?.. Тогда не стоит ли вам его поймать?
Клоун на верхней лестничной площадке запрокинул голову и визгливо расхохотался. Смех отразился от купола ротонды, будто стая летучих мышей, и Бену лишь невероятным усилием воли удалось удержать руки внизу, не дать им подняться и заткнуть уши.
* — Шутка, в которой обыгрывается трубочный табак "Принц Альберт"..."
Простое совпадение?... Вряд ли... Ведь дальше следует такой эпизод:
"Они добрались до гостиной. На стенах висели трогательные картинки — клоуны, большеглазые зверушки, — а полочки со столиками захламляли многочисленные безделушки типа стеклянных шаров со снегом, разных статуэточек и фигурок в стиле Марии Хуммель, умилительных медвежаток и керамического домика, будто из сказки о Гансе и Гретель."
В общем и целом, повесть удалась: читается легко и с большим интересом, а ее финал (я имею ввиду заключительные строки, подводящие итог всему произведению) лично для меня займет достойное место среди моих любимых концовок у Кинга, вместе с уже упоминавшимися "1922" и "Оно", а также "Противостоянием", "Ловцом снов" и "Томминокерами".
Далее, по-очередности, следует небольшой рассказ "На выгодных условиях", показавшийся мне вариацией мастера на рассказ "Кнопка, кнопка...", одного из его любимых писателей — Ричарда Матесона.
Впринципе, история достаточно занятная, но уж слишком короткая, чтобы можно было сказать о ней что-то существенное.
Большим плюсом для меня стал тот факт, что Кинг решил не наделять своего героя какими-либо моральными принципами, создав по настоящему злого и алчного персонажа.
Теперь перейдем к "Счастливому браку", оказавшемуся, как и следовало ожидать, не таким уж и счастливым, словно спелое зеленое яблоко с червоточиной глубоко внутри.
И хотя по-началу сюжет повести кажется несколько фантастичным, то к концу вопросов о его "подлинности" уже не возникает... Настолько силен талант автора "оживлять" любую выдумку по-средством зелья, замешанного на мелких (реалистичных) деталях...
И, как и всегда, старина Кинг не обошелся без черного юмора (только он мог поселить маньяка, скрывающегося под маской добропорядочного семьянина по адресу Шугар-Милл-лейн, 24: "Sugar Mill Lane" — по-факту "Переулок "Сахарная тюрьма"...).
***
Подводя итог, скажу, что сборник, несмотря на свою предсказуемость, получился весьма разносторонним, на редкость мрачным и пугающе достоверным — еще одна прогулка читателя во тьме вместе с ее преданным поклонником.
***
В качестве бонуса, предлагаю вам послушать хит "Bachman-Turner Overdrive" — "You Ain't Seen Nothing Yet" ("Тебе еще не довелось видеть такое") 1974-го года...
Мое первое знакомство с романом "Тёмная половина" состоялось еще в 2003-м году, но тогда, возможно в силу возраста, а, скорее всего, в силу "корявого" перевода В. Сухорукова, я так и не осилил его до конца.
Причем, от самого произведения у меня остались не очень приятные ощущения и до сегодняшнего момента я всё никак не решался взяться за него вновь.
Но даже сейчас, когда я наконец-таки восполнил сей пробел, "Тёмная половина" не вызвала у меня большого восторга...
Да, здесь чувствуется фирменный стиль Кинга в создании "объемных" персонажей. Однако, только характеры Тэда Бюмонта и шерифа Пэнгборна получили должное раскрытие. Все остальные герои выглядели необычно "серо" на их фоне.
Да, в романе полно ярких кровавых подробностей. Но, стоит заметить, достаточно однообразных... Один взмах бритвой, другой взмах бритвой — и нет человека...
Да, в конце концов, произведение получилось весьма динамичным и не дающим заскучать читателю... Но за всей динамикой потерялась атмосфера гнетущего ожидания чего-то плохого, выстраиванием которой так славится Мастер... События романа развиваются слишком скоротечно, отчего не успеваешь проникнуться всей тяжестью ситуации в которую попали главные герои...
Как мне кажется, "Тёмная половина" была создана на стыке двух литературных стилей — Кинга и его альтер эго Ричарда Бахмана, признательность которому Стивен выразил в начале книги.
В результате этого слияния на свет появилось произведение в равной степени сочетающее в себе манеры повествования обоих писателей, но в тоже время, не принадлежащее ни одному из них...
Возможно, это был своего рода эксперимент-попытка Кинга "подавить" голос своего литературного двойника, время от времени звучащий в его голове, аналогично тому как Тэд Бюмонт хотел подавить (избавится от) Джорджа Старка.
А возможно, Мастер в тот момент просто хотел отдохнуть от "больших" и насыщенных произведений, ведь немногим ранее из под его пера вышли сразу два "тяжеловесных" романа — "Оно" и "Томминокеры"...
Как бы там ни было, "Тёмная половина" остается весьма качественным и не лишенным интриги произведением.
Пусть даже в моем случае все эти воробьи и пролетели мимо меня...
2-го июня в возрасте 79-ти лет от нас ушел актер Ричард Доусон, исполнивший роль циничного шоу-мена Дэймона Киллиана в фильме "Бегущий человек" (The Running Man, 1987).
Причина смерти — осложнения вызванные раком пищевода...
облако тэгов
