Эту книгу я читала 20 лет. Ну как читала… Совершала подходы, как спортсмен-неудачник, который никак не может взять выставленный норматив. Я читала первые две-три главы – и закрывала с вопросами «Что это, блин, такое?», «Зачем это?», «О чем это?», «Какая тут главная мысль?», «Она тут вообще есть?», «Что хотел сказать автор?»

Технически это, вероятно, постапокалиптическая фантастика. Момент наступления этого постапокалипсиса показан, но почему все случилось – вообще не ясно. То ли заокеанские партнеры что-то взорвали, то ли космические рептилоиды… Виноваты ли люди? Или это результат природных явлений? Или это боженька прогневался (а такая версия тоже активно продвигается)? Объяснений ноль. Зато описаний, во что превратилась планета и люди – в моменте истории уже мутировавшие(?) генномодифицированные(?) – описано в красках, до отвращения и тошноты.

Главных героев тут вроде двое. Один – крутой оперативник верхом на броневике, второй –ботаник-астроном, живущий высоко в горах. Рассказы о них чередуются, но как они связаны, станет понятно или в самом начале, или в самом конце (в зависимости от того, как сильно вы познали читательский дзен). Каждый эпизод рождает кучу вопросов. Больше всего мне было интересно, не наркотический ли это бред? Вся эта книга – не наркотический ли бред? Да, в фантастике возможны и собаки с человеческими руками, обыскивающие людей на пропускных пунктах (первый раз я перечитывала этот эпизод трижды: думала — показалось); и поддельные негры, которые не истекают кровью, когда их режут бритвой (зачем его резали? кто это такой? что с ним стало? как он попался этим оперативникам? — автор ничего вам не расскажет! Вообще ничего!); и живые цветы, истекающие кровью вместо поддельного (это как вообще?) негра; и конь бледный (да-да, тот самый), который трансформируется в механизм (?); и прочая гротескная лабуда, но именно в этой книге фантастические элементы казались мне продуктом авторского бреда.

Эпизоды начинались с середины, развивались и обрывались, будто автора наконец-то отпустило. А финал так вообще стал вишенкой на торте (в контексте книги — гнилой коробкой на куче почтового мусора). Эту книгу когда-то купил мой муж. Он прочел ее, потому что ему было надо узнать, чем все закончится. Все следующие 20 лет он подначивал прочитать (дочитать) и меня: хотел поделиться своими эмоциями. Я дочитала. Из принципа. Почти на спор. Я могла бы сказать, что это треш (а это треш, настоящая трешанина), но подозреваю, что так и было задумано. И рваный текст из на первый, второй и десятый взгляд не связанных друг с другом эпизодов; и данное книге название (мол, китайскую грамоту автора поймет только тот, кто в своем познании преисполнился); и авторское словоблудие (как в философском плане, так и в техническом), наверное, несут какую-то нагрузку. Возможно, у этого текста есть какие-то достоинства (справедливости ради, в книге проскакивают интересные мысли), но в общей массе мне не понравилось настолько, что я хочу эту книгу поскорее забыть. Я реально не знаю, о чем она. Складывается ощущение, что автор просто хотел писать – и писал, как высшего уровня графоман.

Какое послание несет этот текст, для чего он был написан, кроме того, чтобы быть написанным, я так и не поняла. Возможно, это просто авторская издевка, прикол, который издали дядьки, побоявшиеся признать текст чистой графоманией, а себя – не сведущими в китайской (иероглифической) грамоте. Возможно как раз наоборот: они разглядели что-то шедевральное, прорывное, с глубоким смыслом, на что моего ума и читательского опыта не хватило. Спорить не буду, но и рекомендовать книгу тоже. А вы, если прочтете, поделитесь мнением. Вдруг я сумею рассмотреть то, что мне так и не открылось

https://www.livelib.ru/review/4886857-ieroglif-mihail-savelichev

(с) Бергер Тори (ToriBerger)

Одному Богу известно, как текст Савеличева попал в этот список. Я, кстати, против манерного «это же не фантастика». Всё фантастика – в романе «Как закалялась сталь» больше фантастики, чем в книге про попаданца. И роман Островского – великая книга, а сюжет про программиста при дворе – дрянь и разрешённый воздух. Но тут мы имеем дело с особым случаем: перед нами история написания поэмы «Братская ГЭС» поэтом Евтушенко. Не будем жеманиться – главным героем там, конечно, поэт Евтушков, но это только потому, что наследники публичных персон иногда оказываются борцами за чистоту образа покойника. Всё повествование Савеличева структурировано по главам поэмы Евтушенко, украшено, как ёлка игрушка, эпиграфами из философа Ильенкова (по-моему, выдуманными), и представляет собой внутренний монолог героя. А герою несладко: он, конечно, как успешный советский поэт сладко ел и мягко спал, был «выездным», но неудачно дал интервью немецкому журналу. И зловещий КГБ требует от него, чтобы он во искупление написал поэму про трудовой подвиг советского народа. Он и пишет.

По мне, это довольно приличный текст, и появись он лет сорок назад, был бы востребован. Но на дворе 2019 год, и сейчас даже Аксёнов кажется архаичным. Кстати, об Аксёнове – текст Савеличева откатывает литературные приёмы как раз к Аксёнову, к пафосу прошлого, к тому, как распоряжались метафорой шестидесятники (метафор у них было много, но они как-то неловки). Нет, если бы Евтушков открывал нам мотивы настоящего Евтушенко, или хотя бы был стилизован под него, это было бы интересно. Но тут только фантазии на тему шестидесятничества, которые опираются на внешнюю, поверхностную сторону этого явления.

Евтушков-Евтушенко — сущий аксёновский герой с каким-то мачизмом (можно открыть какой-нибудь поздний роман Аксёнова – и вот там всё это: успешный творец, его тёлки, телёнок бодается с дубом, но не абы как, а под звуки джаза).

Из «фантастического» обнаруживаются тут только видения, которые его посещают. То мёртвые зеки встанут из болот и завоют, то станут заходить на огонёк мёртвые поэты. Маяковский даже подарил свой пистолет (из которого застрелился). «Каков подарочек», — как говорил старый кот в одной повести братьев Стругацких. Обнял и прослезился, как заканчивал рассказы персонаж другого автора.

«Я с трудом отрываю пистолет от стола и осматриваю его. Револьвер системы «маузер», калибр 7,65. Смотрю на номер. 312045.

— Он заряжен, — гость одобрительно кивает. — Особыми пулями.

Откидываю барабан и вижу — что-то белеет в каждом гнезде. Подцепляю, вытаскиваю. Туго свёрнутая бумага, вязь строчек. Стихи. Конечно же. Чем еще может быть вооружён поэт? Возвращаю бумажный патрон в гнездо, защелкиваю барабан, опускаю револьвер в карман». Потом герой из этого револьвера будет стрелять в неприятного кагебешника. Кому как, а мне сцена этой пальбы стихами в чекиста, что душит творчество Евтушкова, кажется ужасной. За спиной сгущается Никита Михалков в изящном платочке и театрально произносит: «Пошлость!.. Звенящая пошлость».

Да и то, многое из наследия шестидесятников, все их уберите-ленина-с-денег, кажутся пошлостью. Но я не думаю о себе много и не считаю себя Петронием Арбитром. И, чтобы хоть как-то искупить этот длинный отзыв, расскажу о том, есть ли у «маузера» Маяковского барабан.

Действительно, в протоколе осмотра тела поэта написано: «…Промежду ног трупа лежит револьвер системы Маuser калибра 7,65 № 312045 (этот револьвер взят сотрудником ОГПУ т. Гнединым). Ни одного патрона в револьвере не оказалось». Потом этот «Маузер» куда-то пропал, а к делу приложен «Браунинг» 1900 года, что послужило огромному витку конспирологических теорий.

Но мне тут интересно другое. Дело в том, что есть мальчишеский стереотип «правильных названий»: оговорившегося всегда поправляют, что «Наган» – это револьвер, потому что там вертится барабан, а вот «Браунинг» (к примеру) – пистолет. И сколько гордости обычно бывает в этом знании, прямо не описать, больше, чем в битве «одеть» против «надеть».

И вот воображение рисует какой-то «Маузер» с барабаном. Меж тем, «Маузер» Маяковского был плоский (на мой взгляд, очень некрасивый) пистолет Маузер М 1910/1914. Куда более красив другой, знаменитый «Маузер» К96, тот, который все помнят по фильмам про Гражданскую войну. У Маяковского был другой, маленький.

Впрочем, любовь Маяковского к оружию – тема отдельной психоаналитической статьи. У него были ещё Browning № 42508 и Bayard № 268579. «Баярд» — название крепко засевшее в головах соотечественников с момента выхода сериала «Место встречи изменить нельзя». Я сперва даже думал, что фраза Жеглова «Ему надо было просто вовремя со своими женщинами разбираться и пистолеты не разбрасывать, где попало» обращена к Маяковскому, а не к несчастному Груздеву.

Но я отвлёкся, потому что хотел сказать о тонкости словоупотребления. Слова с течением времени меняют свои значения. Люди говорят и пишут по-разному, не беспокоясь о потомках, и не только милиционеры. Тот самый маленький «Маузер» называют «револьвером» и в повести Гайдара «Школа». И тут беда, построишь поэтический образ на этом барабанном знании, а читатель об него только спотыкается. Что не отменяет того, что можно хорошо понимать поэзию, вовсе не разбираясь в этих мальчиковых штуках.

Оружейное дело упомянуто тут только потому, что некуда было пристроить эту мысль, а выбросить жалко.

Подытожим: одним словом – этот роман прекрасен. И возможно, он символизирует горизонты фантастической литературы, но это именно что старые горизонты. В этом сезоне вообще много текстов, которые удивляют своей архаикой. Это архаика приёмов или архаика представлений об обществе. Или просто трогательный поиск социализма с человеческим лицом. Впрочем, кто не был пафосным, то у того, верно, нет сердца.

(с) Владимир Березин

Прекрасный писатель Владимир Березин, коллега мой по жюри премии «Новые Горизонты», каждый отзыв на прочитанный текст из лонг-листа, начинает с фразы одинаковой, стереотипной: «Одному Богу известно, как текст N.N. попал в этот список».

Особенно точно это недоумение описывает книги «филологического» направления, куда попадают уже два прочитанные мной полуфиналиста: «Чиста английское убийство» Кирилла Еськова (напомню, что это анализ версий убийства драматурга Марло в XVI веке) и «Оковы разума» Дмитрия Казакова (где лингвистических теорий в разы больше, чем, собственно, вещества фантастической наррации).

Вот и «документально-фантастическая поэма» Михаила Савеличева – скорее, литературоцентричный памфлет, основанный на фактах биографии Евгения Евтушенко (в тексте – Евтушков) времен сочинения поэмы «Братская ГЭС» и на мотивах этой самой поэмы, а также особенностях её строения.

«Мне — тридцать. Я женат и известен. Мои книги выходят с завидной регулярностью. Читатели меня любят. У меня есть машина, квартира, вещи, еда. Я — выездной. Объехал всю страну, страны социализма, и вот меня стали выпускать в капстраны. ФРГ. Франция.

Когда пальцы на руке закончились, Галя повернулась и спросила:

— Что еще я упустила в перечислении наших достоинств?»

Если это фантастика (я, кстати, совершенно не против), то тогда фантастикой может называться любое художественное допущение и, тем более, реконструкция/стилизация – внутреннего мира или мотиваций, обстоятельств и контекстов существования персонажей как вымышленных, так и вполне документальных.

Описывая мир конъюнктурно-талантливой «Братской ГЭС» изнутри (кстати, это ведь именно из этой поэмы происходят знаменитые слова, ставшие заклинанием про то, что поэт в России – больше, чем поэт), Савеличев делает вид, что Евтушков сочиняет искренне и с открытым сердцем.

Для мяса своего повествования, автор памфлета «Я, Братская ГЭС» берёт нарративную фактуру стихов Евтушенко как единственно возможный поставщик образов и практически природную данность, стилизованную под обобщённую шестидесятническую эпистему.

Из-за чего, с одной стороны, мы получаем оммаж шестидесятнической эстетике, жаждущей «социализма с человеческим лицом», с другой – реконструкцию идеологических метафор и клише советской пропаганды в духе Алексея Юрчака из его книги «Это было навсегда, пока не кончилось».

С третьей, кажется, это ещё и намек на сорокинскую «Норму», «идеологический паёк» которой заменен здесь с дерьма на пародийные цитаты об социалистической субъектности, якобы написанные Э. Ильенковым в компании с интеллектуальными звездами Советского Союза – от Капицы до Лотмана, от Лихачёва до Бехтеревой.

Ими, отсылающими то ли к Пригову, то ли к Хармсу, открываются все подглавки летучей савеличевской поэмы.

Как человеческий эмбрион в своем развитии повторяет всю эволюцию живых существ, увенчанную появлением человека, так и развитие субъектности вмещает в себя культурные феномены предшествующих этапов развития субъектно-человеческого общества.

Э.Ильенков, Ю.Лотман «Некоторые вопросы становления субъектностей»

То есть, с помощью такого простого и, казалось бы, вспомогательного, средства, как эпиграфы, Савеличев вводит нас в культурный пантеон ушедшей империи и в проблематику, когда-то казавшуюся жгуче актуальной, но превратившуюся в окаменелое г., вместе со всем остальным «культурным слоем» СССР.

Тем более, что шаржированные и язвительные сцены с передовой «великой стройки» обрамляют мизансцены в КГБ, который и является реальным заказчиком поэмы.

В прологе Евтушков, давший антисоветское интервью журналу «Штерн» встречается с Юрием Владимировичем, а в эпилоге он попадает на сибирскую базу КГБ, где ему, под армянский коньячок, из недр конторы высокого бурения (Савеличев буквализирует метафоры, что твой Сорокин) ему выносят книгу с текстом ещё недописанного сочинения.

Понимайте как хочется, но, помимо сорокинской «нормы» здесь хочется вспомнить и пелевинский «турбореализм» начальной, ещё до чапаевской и до поколенческой поры, когда Пелевин ещё делал самодостаточно сильные вещи.

А потому что старался.

«Или возьмите Храм древних евреев, в котором, по их убеждениям, и пребывал Яхве. То есть, понимание, что некая материальная субстанция является вместилищем еще чего-то, трансцендентного, божественного, демонического, существует издавна. Но лишь с развитием науки и, особенно, передового учения о развитии общества — марксизма, удалось перевести все эти суеверия на язык строгих научных закономерностей. Древнегреческий храм являл собой весьма примитивную субъектность, равно как и древнеегипетская пирамида представляла специфическую субъектность. Это были первые цивилизационные попытки сконструировать социо-технические системы, заставить их работать на благо тогдашнего социума, а точнее — правящей верхушки социума. Но зачастую подобные субъектности брали верх над обществом, которое их же и порождало. Возьмите тот же Египет. Великие пирамиды подчинили себе социум древних египтян, вытягивали из общества все соки, чтобы с каждым разом возводимые пирамиды становились все выше, крупнее. Субъектность пирамид в конце концов уничтожила древний Египет, превратила богатейшую страну в пустыню, в прямом и переносном смысле…»

А Евтушков вообще не старается, но только блудит, позёрствует и беспробудно пьянствует, допиваясь до галлюцинаций.

Из легкомысленной, но вредной привычки халтурность Евтушкова превращается сначала в манеру, а, затем, и в судьбу, щедро пожинаемую авторам карикатурного портрета, злого, но, кажется, честного, так как Савеличев обобщает ведь не только условные шестидесятые, но и наш взгляд на проблему «отцов и детей».

Свою игру Савеличев смешно придумал и остроумно осуществил, спрятавшись за реалиями минувших времен (документально-фантастическая поэма в прозе сделана ровно, автор нигде-нигде не выдаёт напрямую своего отношения к персонажам шестидесятнического политбюро, хотя что, кроме презрения, может сподобить человека на такое обильное разлитие текстуальной желчи?), однако, теперь, когда все умерли, не оставляет вопрос – зачем автору нужно сведение счётов с конкретными, мёртвыми людьми?

Понятно, что прикрытием этой частнособственнической инициативы является идеологическая нелюбовь к совку как к таковому – лживому, пошлому, тоталитарному, расчеловеченному и противному людской природе, а Евтушенко избран как наиболее «типичный представитель», эмблема и аллегория культуры того несчастнейшего периода, однако, сам строй «Я, Братская ГЭС» с её плавными переходами от фантасмагории с экспресс-литературоведению, выдаёт настрой сколь личный, столь и непримиримый.

На уровне «Голубого сала», если вспомнить того же Владимира Сорокина или же презрительных инвектив Дмитрия Галковского, для которого Окуджава, неоднократно неупоминаемый Савеличевым, лишь «клоун из цековской бильярдной».

Реквиема по ушедшей культуре не выходит, ведь как не собирай самовар, всё равно получается автомат Калашникова, то есть, презрительная усмешка сына над промотавшимся отцом.

Я ничего не знаю о Михаиле Савеличеве, но, кажется, мы с ним примерно ровесники и злость свою он копил достаточно долго, если уже после смерти всех шестидесятников, донес и не расплескал в удивительной свежести этот, поистине археологический, материал.

В нем, правда, нет никакой особой нужды, так как артефакты социализма говорят сами за себя – о своей духовной и материальной нищете, а также о тщете материи преодолеть приговорённость людей и вещей к заранее заготовленной бедности, выдаваемой за равенство и братство.

Любой советский фильм для меня и людей моего ощущения – репортаж о насилии и травмах, вызванных этим перманентным насилием, которое настолько было укорено в быту (и продолжает быть таким же укорененным сегодня), что давным-давно перестало осознавать себя насилием, выдавая за норму жизни.

У меня об этом пару лет назад большое эссе было — «Шостакович между русской культурой и советским искусством«, так что нет особой нужды повторяться.

Можно, конечно, сказать, что лицемерное шестидесятническое обортничество лежит в основе нынешних социально-психологических мотиваций, и, оттого, по-прежнему актуально, да только если это так, речь следует вести не о клоунах из цековской бильярдной, но о всей природе человеческой.

Потому что бороться с таким совком означает принять его в себя, отчасти признать, что ты неизбывно из него состоишь, а чеховский призыв выдавливать по капле раба, принципиально неосуществим.

И тут можно вспомнить другого «теневого» шестидесятника, Венедикта Ерофеева, который где-то написал, что психически здоровым человеком является тот, кто может позволить себе выглядеть психически здоровым (не цитата, но почти дословно).

У Савеличева, судя по всему, иная стратегия, из-за чего огневые споры начала 90-х, внезапно воскресают внутри лонг-листа фантастической премии в конце 2019-го, и это, действительно, непонятно каким образом заблудившаяся в «Новых Горизонтах», филологическая фантастика.

(с) Дмитрий Бавильский

Повесть Михаила Савеличева посвящена поэме Евгения Евтушенко «Братская ГЭС» и сама является отчасти поэмой.

В определенном смысле она рассказывает об обстоятельствах создания поэмы Евтушенко, или вернее о том, какими могли бы быть эти обстоятельства, если бы поэма Евтушенко была бы не прекраснодушной, идеологизированной фальшью, а чистой правдой — или даже «не всей правдой». Тут Савеличев следует появившейся уже в конце 1980-х годов в отечественной литературе традиции изобретать мистическое измерение у реалий советской эпохи и особенно у создававшихся советской идеологией и пропагандой фантомов. В этом пункте Савеличев принимает эстафету у постмодернистской литературы 90-х. Мистика здесь возникает в частности от того, что метафора опьянения (идеей, мечтой, идеологемой) — понимается буквально и даже воплощается в образе особой водки, водки светящийся, наполненной вольтами вместо градусов.

Повесть Савеличева — игра воплотившихся, натуралистично прочитанных метафор.

В определенном смысле «Я, Братская ГЭС» – это соцарт.

А еще повесть Михаила Савеличева похожа на ожившие лекции Д.Л.Быкова, тем более что и у Быкова есть отдельная лекция, посвященная поэме «Братская ГЭС», и тем более, что Савеличев в своем тексте сводит поэму Евтушенко и с «Прощанием с Матерой» Валентина Распутина, и со сказанием о Китеже, и с (фиктивными) трудами Эвальда Ильенкова, и с ситуацией ХХ съезда.

Тема повести — дух шестидесятнической культуры, но дух, сепарированный и очищенный до чистоты мистицизма. В Интернете уж прошла небольшая дискуссия о том, является ли «Я, Братская ГЭС» политическим высказыванием, но, на мой взгляд, это нечто большее, чем политическое высказывание. Это высказывание о культуре, включающей политику как свою подсистему. Это приношение эпохе шестидесятничества, вернее долетевшим до нашего времени мифам о шестидесятых.

Ранее, в отзыве о романе Михаила Савеличева «Крик родившихся завтра» я писал, что этому тексту свойственны важнейшие приметы литературы экспрессионизма, среди которых — спутанное и галлюцинаторное сознание персонажей, мистическое измерение натуралистических подробностей, сочетание реализма с символизмом и главное — тема выходящих из-под человеческого контроля сил и энергий в основе сюжета. Все эти приметы в полной мере свойственны и повести «Я, Братская ГЭС», и особенно последняя, — тем электричества действительно пронизывает весь сюжет повести. Ее бы можно было бы назвать «Любовь к электричеству» — так называлась книга о Красине, написанная Василием Аксеновым — писателем-шестидесятником, также упомянутым в повести Савеличева.

Электричество – душа станции, электричество как божья благодать делает своим орудием и медиумом того, кто сидит за пультом станции, из электричества делают пьянящую в хорошем смысле слова водку, электричество преобразует всех, кто приближается к станции, в сошедших с советских плакатов ангелов во плоти, а ее нехватка превращает их немедленно в пьяниц и хулиганов — но тоже сошедших с советских карикатур. Электричество используется для оживления великих предков (ассоциация — учение Николая Федорова). К слову, Леонид Красин, герой «Любви к электричеству», хотел сохранить тело Ленина «электрическим способом», то есть с помощью холодильника, персонажи Савеличева приходят к задаче оживления (в том числе Ленина) более непосредственно.

Повесть Савеличева – прекрасная игра с символами. То есть, в точном смысле слова — игра в бисер.

(с) К.Фрумкин

Роман Михаила Савеличева «Крик родившихся завтра» — очень искусно сделанное повествование, повествование, способное захватить, хотя порою мучительное: слишком много оборванных логических и причинно-следственных связей, слишком много — в духе поздних Стругацких — чудес без объяснения («для настроения»), а еще много подавленной, пробивающейся через комплексы подростковой эротики, много физиологии, много патологий — от текущей изо рта слюны до гермафродитизма, много — насколько это возможно в тексте — обнаженной натуры, и очень часто используется слово «трусы».

Это вызывает в памяти еще одну недавнюю книгу, тоже изданную издательством «Снежный ком» — «Замену» Сергея Цикавого, тоже, как и большую часть «Крика», написанную от имени женщины, даже в женском «тоне», и тоже погруженную в мир патологических, физиологических ощущений главных героев, а кроме того — тоже рассказывающую о школе для детей со сверхспособностями, над которыми экспериментируют коварные спецслужбы. Есть и еще одна общая деталь в «Замене» и «Крике»: Япония. Действие «Крика» происходит на территории альтернативной Японии, события книги Сергея Цикавого разворачиваются в мире японского сериала «Евангелион», в первых вариантах романа все герои носили японские имена.

Не стоит забывать, что Япония — в некотором смысле страна Аркадия Стругацкого.

Впрочем, у Савеличева — альтернативная, баснословная Япония.

И это не единственная реминисценция, которая приходит в голову при чтении романа Михаила Савеличева. Автор вообще не балует читателя новыми идеями — он, кажется, специально решил воспользоваться давно проверенными мировой литературе качественными заготовками.

Например, неестественное зачатье — вспоминаем «Альрауне» Ганса Эверса и «Тавро Кассандры» Айтматова.

Повествование в основном ведется от имени вымышленного персонажа, существующего лишь в сознании ДРУГОГО героя, страдающего расщеплением личности — что немедленно заставляет вспомнить построенного на этом же приеме «Соглядатая» Набокова — а заодно и российского фантаста Мерси Шелли, много писавшего о людях с раздвоением личности.

Ну а о том, как банальна идея интерната для необычных детей, нечего и говорить (так же, как идея детей-индиго, начинающих новый эволюционный этап).

Бесполезен «историко-игровой» элемент в романе Савеличева. Действие книги происходит в альтернативном СССР, героям приходится общаться с Чкаловым, Сергеем Капицей и космонавтом Леоновым — но это все не очень нужно, все это могло бы происходить в любой другой, вымышленной или подлинной стране. Введение реалий прошлого хорошо для иллюстрации какой-то историко-политической идеи, но Савеличев использует чрезвычайно нагруженные смыслом символы как материал для декора — что несколько расточительно.

Впрочем, банальность кое-что позволяет увидеть лучше.

На примере романа Михаила Савеличева можно увидеть некоторые важнейшие тренды, определяющие сегодня развития фантастической литературы, особенно ее лучшей, интеллектуальной части.

Один из этих трендов — интерес к биологии, к возможным изменениям человеческой природы, угрозам отмирания человека перед лицом некоего биологического или кибернетического преемника — темы, точно вытекающие из нынешнего этапа научно-технического прогресса, разворачивающегося под флагами искусственного интеллекта и биотехнологий. На этом фоне даже натуралистичность и эротизм, вообще банальные для литературы начиная с эпохи «больших 60-х», начинают светиться особым смыслом — это не просто натуралистичность, а биотехнологическая, биомедицинская натуралистичность, это физиологизм, обнажившийся из-за грубого вмешательства науки и эволюции в человеческую телесность.

Впрочем, речь не только о науке — и тут мы подходим еще к одному тренду: стиранию граней между концептуальными рамками, объясняющими происхождение фантастического — такими, как «научные открытие», «наука будущего», «магия», «мистика», «сновидения» и т.д. Если в фантастике ХХ века читателю четко объясняли, откуда берется чудесное, то сейчас это не обязательно: описанные в романе Савеличева переселение душ, ручные кашалоты, бегство детей на Марс и их беседу с космонавтом Леоновым во сне можно объяснять чем угодно — эволюционным скачком, научным развитием, мистикой, а можно ничем не объяснять, просто констатируя, что в пространстве романа мы имеем больше степеней свободы, чем в нашей реальности.

И все это наводит на мысль о еще одном сближении. Важнейшей разновидностью фантастической литературы ХХ века был экспрессионизм — литературное направление, возникшее под влиянием потрясений Первой мировой войны. Среди значимых отличий экспрессионисткой фантастики следует отметить: «спутанность» сознания лирического героя, легко переходящего от реальности ко снам и галлюцинациям; столкновение героев со слишком могущественными силами — взрывчатыми веществами, концентратами энергии и другими «феноменами», которые герои, как «ученики чародея», выпускают на волю, но не могут контролировать; наконец — отсутствие четкой грани между разными модусами повествования — реалистическим и аллегорическим, легкий переход к символизму и обратно. «Снег святого Петра» Лео Перуца, «Газ» Георга Кайзера и «Кракатит» Карела Чапека служат прекрасными иллюстрациями всего этого.

«Крик» Михаила Савеличева несет на себе все признаки экспрессионистской фантастики, но что важно — не он один. Мы можем говорить о существующей в нашей фантастике экспрессионистской «струи», которую можно было бы обозначит как нео-экспрессионизм, и даже как «био-экспрессионизм» — поскольку биологичность, акцент на телесность является еще одним неизменным атрибутом этих произведений. К «биоэкспрессионистским» романам можно отнести и уже упомянутую выше «Замену» Сергея Цикавого, и ряд произведения Дяченко (особенно «Vita Nostra»), и, в предыдущем временном срезе — «Охоту на ясновидца» Анатолия Королева.

Резюмируя: «Крик родившихся завтра» — чрезвычайно искусная, высокопрофессионально сделанная занимательная игра с довольно банальными для фантастики идеями. Именно последнее обстоятельство затрудняет окончательную оценку романа, так что приходится отчасти (только отчасти) солидаризироваться с автором интернет-отзыва на другой роман Савеличева: «Удивляюсь автору — такая бездна таланта настолько бездарно израсходована!». Израсходована, конечно, не бездарно, но все же по прочтению книги так и хочется задать вопрос: «Ну и что?». Если сюжет сводится к тому, что неизвестно откуда взявшиеся дети-индиго, чье физическое существование не вполне достоверно, бегут с земли на Марс неизвестно зачем, неизвестно как и неизвестно почему, то у читателя неизбежно остается некоторое чувство неудовлетворенности.

И тем не менее роман относится к числу лучших российских фантастических романов последних лет.

(с) К.Фрумкин

«Хлеборобы Заполярья рапортуют о досрочном сборе и отгрузке в закрома родины первого миллиона тонн зерна нового урожая», – сказала симпатичная дикторша. Картинка сменилась со студийной на полевую, где под множеством висящих искусственных солнц, превративших вечную мерзлоту в новую житницу СССР, шла битва за урожай – сквозь плотные ряды колосьев двигались комбайны на атомном ходу, а кузова атомных грузовиков могучими водопадами….»

Такой вот сюжет идет по телевизору во время встречи на конспиративной квартире резидента западной разведки Тульева с агентом, проникшим в команду советского космического корабля, собирающегося на Марс. Глава называется «Ошибка резидента», а обстоятельства встречи напоминают и знаменитую сцену из начала «Тайны двух океанов». Может, перед нами пародия? Нет, пожалуй, хотя ее элементы – и не слабые – несомненно, есть. Да и было бы утомительно читать почти 500-страничную пародию. Хватило бы повести. При некоторой ироничности этот роман – трибьют (tribute) советской фантастике с ее чистой верой в светлое будущее. Не зря же все главные герои имеют фамилии или отчества, отсылающие к фантастам-шестидесятникам: Ефремову, Казанцеву, Росоховатскому, Биленкину, Мартынову, Гору. Первый из них даже практически целиком воплощен в книге – с обликом, характером, привычками. Два мира противостоят друг другу в книге: мир коммунизма и разлагающийся в буквальном смысле мир капитализма. Писатель и поэт Дмитрий БЫКОВ неизменно утверждает, что при всех недостатках СССР был великим проектом, и цитирует Марию Розанову: «Советская власть делала отвратительные вещи, но говорила удивительно правильные слова, которые воспитали удивительно правильных людей».

Две команды из двух миров отправились на Марс: капиталистические самые натуральные зомби на корабле «Шрам» и коммунары на «Красном космосе» и встретили там остатки (или останки?) цивилизации разрушившейся планеты Фаэтон. Читая, мы узнаем переиначенные реалии «Страны багровых туч» или ридлискоттовского «Чужого», но в целом при некотором сюжетном провисании в середине перед нами нестандартное произведение. Нечто вроде джазовой композиции на известные мотивы.

(с) mif1959

С любезного разрешения razrub размещаю его отзыв на роман.

Роман «Чёрный ферзь». Когда-то давно, хотел я его прочитать, да в сети тогда не нашёл, с бумагой что-то тогда не сложилось (тогда вроде только микротиражка была, уж не помню точно, давненько то было)... Читал впервые. Написано, конечно, мастерски... И все эти постмодернистские штучки-аллюзии-отсылочки... И эрудиция автора... И то, что автор творчество АБС вдоль и поперёк знает — всё это видно.

Но вот лично у меня — не произошло какой-то... синхронизации с текстом, что-ли... Почему — не знаю. Вроде «трудных» текстов не чураюсь, «мрачными» — меня тоже не испугаешь. А тут: объективно вижу что это сто́ящая / годная / хорошая литература — а субъективно — текст идёт мимо меня. Хотя сама история увлекла.

Вот такое противоречие. Может, через какое-то время, полгодика-годик, попробую я тот роман перечитать... Бывает у меня, что книжка не в то время и не под то настроение в руки попадает, и требует повторного чтения...

С любезного разрешения уважаемого razrub размещаю его отзыв на сборник.

Сборник «Театр братьев Стругацких», повесть «Возлюби дальнего». На мой вкус, это лучшая ваша вещь. Я читал её ещё в сборнике у Черткова — так вот — и там она была лучшей в антологии, и сейчас, в авторском сборнике — тоже лучшая. Отличная повесть! Ну, про то, как вы точно там передали стиль АБС — вам наверно уже многие говорили, я тут Америку не открою. Но не только стиль, но и идеи, тематику. Для меня чтение было «в кайф».

Впрочем, другие вещи сборника — тоже весьма годны. А сценарий — вот прям хочу тот пилот поглядеть, да и продолжение бы следом (кабы ещё и снял его хороший режиссёр :-) ).

Отдельный разговор — сам сборник. Ну чудесно он просто составился. Все вещи на своих местах, всё очень гармонично. Очень целостный такой...

С любезного разрешения Аллы Кузнецовой размещаю ее отзыв на сборник:

В целом о сборнике можно сказать, что автор хорошо знаком с творчеством Стругацких (включая «Комментарии к пройденному», интервью и не только их), а также с биографией Стругацких (явно читал книги Скаландиса и других, а также, возможно, переписку Стругацких) — и с немалой долей фантазии использует полученные знания, сплетая ткань повествования.

Теперь по порядку.

«Возлюби дальнего» — тот самый вышеупомянутый редкий приличный фанфик по Стругацким, продолжение «Беспокойства». Под «приличным» я понимаю такой, который не пытается «сорвать покровы», «разоблачить» или «деконструировать», а вместо этого пытается передать атмосферу исходника; хорошо бы стилизовать под исходник; в идеале — вложить туда новые мысли, которых не постыдились бы Стругацкие... (Вы только что прочитали список моих претензий/пожеланий к ролевым играм — и не только по Стругацким). (Я понимаю, что многие со мной не согласятся.) Аккуратно вплетает упоминания истории Атоса (позже превратившуюся в историю Кандида и в таком виде широко известную). Отдельное спасибо за «Это был не бунт. Это была самооборона. Мы с Полем покусились на свободу воли киберуборщиков. Теперь этого не выдерживают даже машины.». Правда, я не согласна с посылом «что будет, если замечательные герои цикла все-таки столкнутся с нечто, что на данный момент не объяснимо Его Величеством Наукой». Точнее, с тем, что это значимая для Мира Полудня проблема. То есть «рациональность и научность Мира Полудня» от этого не покачнутся — наука не сегодня, так завтра сможет объяснить это необъяснимое (но появится другое необъяснимое, которое объяснят послезавтра, и т.д.). Опять же, не вижу проблемы и в том, что несколько сотен (на самом деле меньше) землян теперь способны выжить после смертельных травм (но только один раз). В сущности, вся история медицины из этого и состоит — как люди стали выживать после (ранее) смертельных травм и болезней. Или проблема не в выживании, а в том, что это лишь немногие?.. Ну и с «литиевым зарядом» я не согласна... Не верю я, что в том мире могли так поступить. (И тем не менее — по моим меркам это очень приличный фанфик, повторю.)

Далее. «Грех первородных». Развитие темы «люденов» с использованием мотивов «Жука в муравейнике» (группа «Йормала») и «Волны гасят ветер» (собственно людены). Психологическая драма идей — один из участников группы «Йормала» (собирающейся погрузиться на специально оборудованном звездолете в черную дыру, напоминаю) разочаровывается в этой идее и пытается убедить свою жену. По форме стилизовано довольно точно (документы и записи, все такое), по сюжету — это скорее заполнение лакуны (ибо о группе «Йормала» мы почти ничего не знаем, кроме того, что там были Абалкины; кстати, интересно, а что с их настоящим посмертным ребенком сделалось?)

Далее. «Бродячая группа Гран-Гиньоль». Продолжение «Пикника на обочине» (без примеси S.T.A.L.K.E.R.а, что уже радует). Как Зона перестала быть Зоной, а стала тем, чем была до Посещения. И весь хабар/артефакты — тоже. Шухарту повезло (наверное; рада за него), а вот Барбриджам, скажем, — не очень... Забавно смотрятся отсылки к другим произведениям Стругацких (как ни странно, они тут есть, и даже вполне уместны). И сюжетообразующая идея оригинальная (во всяком случае, такого мне не встречалось). Пожалуй, это будет еще одно добавление к моей коллекции «приличных фанфиков» («Грех первородных» я не очень поняла, надо бы перечитать...).

Часть следующая. «Произведения, где действуют сами братья Стругацкие в обличии своих литературных альтер-эго». Стругацкие переименованы в Рубацких (и слегка изменены названия произведений — «В стране багровых туч», например, но это как бы не единственный пример, так что я озадачена), и я все думаю — а стоило ли?.. Хотя, конечно, автору все равно виднее.

«Две путевки в Гагры». История одной поездки (точнее говоря, пути) в Дом творчества в Гаграх, щедро сдобренная фантасмагорией (и отсылками к другим произведениям Стругацких, благодаря чему создается впечатление, что многое, описанное у Стругацких как фантасмагория, на самом деле — суровая реальность) и экскурсами в историю СССР и в биографию Стругацких. Ну, не знаю. Насчет алкоголя и женщин — может быть, можно было и поменьше (впрочем, та же реплика относится к работам о биографии Стругацких). Хотя, конечно, опять же, автору оно виднее. И не менее конечно — не в этом суть истории. А вот в чем?..

«Этот фантастический мир: Пилотная серия, 90 мин.». Продолжение «Двух путевок в Гагры». Стилизованное под сценарий. Герои нам уже представлены, и теперь речь идет о прибытии и устройстве в Дом творчества. Это, так сказать, рамка произведения. Внутри ее — опять же, отсылки к различным произведениям Стругацких, от «Сказки о Тройке» до «Повести о дружбе и недружбе» Хотя на самом деле, пожалуй, в стиле «Улитки на склоне» (отсылки к которой тут тоже есть). Но это тоже рамка. Основная часть — история Саула Репнина «первой версии» (беглеца из Гулага), попавшего в 1960-е годы (или в 22 век?).. . Или написания «Попытки к бегству»?.. Или... Впрочем, это все сюжет. И фантасмагории находят там свое место — без объяснений, как и решили где-то в описываемое время Стругацкие. Любопытно, кстати, что в начале — еще до «исторического решения про объяснения» — попытка научного объяснения дается. Может быть, стоит рассматривать «Две путевки в Гагры» и «Этот фантастический мир» как дилогию?.. И сюжет у них общий? И мысль — тоже, учитывая, что Алевтина — библиотекарша, ответственная за книги, в т.ч. и не написанные пока, а также мотив «Улитки на склоне» (про главенство женщин в Управлении), получается что-то типа «кто владеет книгами — тот владеет и будущим»?.. Впрочем, это только одна из возможных трактовок.

(с) Алла Кузнецова

Говорят, что наши авторы не в силах написать НФ, сопоставимую по уровню с лучшими западными образцами современности. В основном, это так. Однако есть исключения.

Рукопись романа (а ждал я его почти два года) мне пришлось не только прочитать, но и перечитать. После чего я попросил у Михаила синопсис. Для того, чтобы удостовериться, что всё в тексте я уловил правильно. Удостоверился – таки правильно. И ладушки, раз я понял, значит и читатели поймут. Не все, конечно, но этого и не требуется.

О чем роман? Фабула, если в нескольких словах, вроде бы проста. Некий учёный, натурально – в системе Юпитера, ставит сложные и небезопасные эксперименты по созданию и изучению физических сингулярностей. Происходит катастрофа – область пространства вместе со всеми исследователями схлопывается в сингулярность. Дабы разобраться в причинах, инспектор Корнелиус направляет туда свой информационный слепок – физически за горизонт сингулярности проникнуть невозможно. Это приводит к далеко идущим последствиям.

А о чём, собственно, роман? А роман, собственно, совсем не о науке. Об ответственности Творца за своё творение. О возможности творения преодолеть границы, очерченные Творцом, то есть, о свободе воли. О несовершенстве человека – жажде всевластия и невозможности это всевластие осуществить. Безумие бога – один из главных, по Борхесу, сюжетов, развёрнут в «Лабиринте…» во всей красе. А ещё о том, что такое разум и, главное, зачем.

Как и всякое серьёзное НФ-произведение, книга отсылает к широкому общекультурному мировому контексту. Это не только греческая мифология, но и философия эпохи Просвещения, и русский космизм и, разумеется, фантастика: многочисленные аллюзии к братьям Стругацким, Станиславу Лему и другим не случайны и сделаны вовсе не в рамках постмодернистской игры, а вполне сюжетно обоснованы.

То есть, неподготовленный читатель освоит книгу с некоторым трудом, но… что поделаешь.

(с) Глеб Гусаков

Отзыв Константина Фрумкина:

Прочитал книгу с удовольствием. Автор — мастер работы с архетипами коллективного бессознательного нашего поколения. Играет на них, как на клавиатуре. К сожалению, оценить могут только представители соответствующих поколений.

Отзыв Дмитрия Казакова:

Книжно-рыночная ситуация нынче такова, что авторские сборники практически вымерли.

Вот и Михаилу Савеличеву пришлось издавать свою короткую и среднюю прозу за свой счет.

И я очень рад, что он это сделал, и сборник оказался у меня в руках.

Тексты внутри разные, тут и теологический киберпанк, и отрывок детской приключенческой повести, которую могли издать в альтернативном СССР 60-х, и дневник очень необычной девочки, и будни ксеноархеологов на Марсе, и генетический постап, смешанный с социальной фантастикой…

Чего уж точно нельзя найти в этой книге – так это банальности, набивших оскомину шаблонов.

Понятно, что в силу разнородности текстов они не могут одинаково понравиться, но любой ценитель умной, качественной фантастики найдет тут что-то свое, интересное, близкое.

Очень жалко, что сборник не шибко толстый, хотелось бы больше, но коллега Савеличев к счастью, пишет, и останавливаться не собирается, чему я очень рад.

Источник: https://kazbooks.com/mihail-savelichev-anizotropnoe-shosse/

Самая конъюнктурная повесть Мастера. Увы. Слегка олитературенный «Огонек» эпохи Коротича. Чернуха, безысходность, шеф, все пропало! История про комсомолок, утопленных в баржах, это что-то уж совсем запредельное. Ну, да тогда и не то писали, выдумывали и врали — кто с наслаждением, кто с отчаянием, а кто готов был поверить в любую мерзость, выдуманную разрушителями страны с одной банальной целью — украсть все, что можно.

В общем, рудимент эпохи геополитической катастрофы. Виноват ли в этом Мастер? Не знаю.

Не читать.

По сути, это начало романа, так пока и не написанного, и опубликованного в виде повести. Сюжетно повесть повторяет начало роман Александра Богданова «Красная звезда», охватывая события вплоть до начала полета героя на Марс. В связи с незаконченностью произведения возникает проблема как бы вторичности данной повести по отношению к оригиналу, хотя уже намеками нам показано, что сюжетные линии с Красной звездой будут расходиться. Будем надеяться и ждать, что автор все же закончит роман.

Кстати сказать, возникает интересная перекличка с рассказом «Железная кровь» и «Республика Земшара» М.Савеличева, где главное действующее лицо — сам Богданов, а эпизод полета на Марс хоть и не центральный, но весьма важный. Фигура Богданова внезапно становится весьма актуальной...

Редкий на сегодня пример автора, совершившего на наших глазах мощный качественный рывок, сравнимый с тем, что совершили в своё время Стругацкие с Улиткой на склоне.

Роман достойный, но не производит впечатление какой-то особой новизны замысла и исполнения. Все же ощущается отсутствие пока богатой традиции научной фантастики в Китае. Но лиха беда начало. Тем более что начало положено весьма хорошее. Жаль что и здесь мы возможно будем уступать китайским товарищам, захлебнувшись в мутных потоках литРПГ и прочего ромфана.

Рассказ из разряда — автор пугает, а мне не страшно. Основная ошибка, как мне видится, автор описывает подробнейшим образом страхи и переживания героя, но вот читателю читать об этом скучно. Да и находка мобильного в ботинке — как-то мелковато для страхов героя. Рассказ безбожно затянут, перегружен бытовыми подробностями, особенно что и как ест герой. О продуктплэйсменте Макдональдса я уж и не говорю. Слабо. Очень слабо.

Альтернативная Первая мировая война, на полях которой сражается будущий диктатор. Но альтернативная история на то и альтернативная, что будущему диктатору уготована иная участь. Из недостатков рассказа: развязка выглядит слишком случайной, а не закономерным итогом духовной эволюции героя. Увы.

Хорошая идея об альтернативном мире, где художественная литература занимает место поп- и рок-музыки. Но автор не «дотянул» тему, увлекшись детективной линией. Получилось забавно, но не более того.

Весьма необычный рассказ на казалось бы банальную тему котов и мышей. Правда, дух ночных и прочих дозоров тоже весьма ощутим, но автор все же достаточно оригинален.

Рассказ в традиционном для фантастики 50-60-х годов стиле — описывается какое-то новое физическое явление, но от этого открытия герою рассказа ни жарко, ни холодно. С ним вообще ничего не происходит, он не меняется ни к лучшему, ни к худшему. Достоинство рассказа — знание матчасти. С удовольствием покопался в сети, выискивая описываемые фотоаппараты. И это авторам удалось.

Недостатком рассказа является то, что изобретение прибора, позволяющего аккумулировать свободные минуты и тратить их на полезное дело, никак не сказалось на описываемом обществе. А ведь даже появление мобильников радикально изменило нашу жизнь! А тут — словно очередной тариф ввели... Соответственно, дальнейшие сюжетные повороты по большому счету скучны. Ну, да, воруют со счета деньги, простите — минуты, и что?

Хороший рассказ на тему — что же там, за гранью смерти. Но, на мой взгляд, не хватает ударной концовки.

Сборник подтверждает уже не раз замеченный факт — авторы — паровозы, мэтры всего лишь отписываются, за редчайшим исключением. К литературному качеству их рассказов претензий нет, но вот идейная составляющая... увы. Идея заменяется, как правило, хохмой.

Рассказы не-мэтров зачастую и интереснее и лучше, что и подтверждает рассказ, идущий первым в данном сборнике.

Лучший рассказ сборника. Мощная идейная составляющая, вполне приличная литературная реализация. Редкий гость для подобных тематических антологий.

Рассказ до странности сюжетно напоминает рассказ Лукина Круговерть из Настоящей фантастики — 2015. Ну, да и рассказ Лукина — творческое переложение классики — Ван Вогта Чудовище. Хотелось бы оригинальности, но, видимо, все до нас уже придумано (почти).

Рассказ — безделица, на мой взгляд. Автор юморит, хохмит, имитирует блондинку. Развязка — ни о чем и никак, к сожалению. Проходной рассказ для автора такого уровня, как Громов.

Как заявил автор где-то в ЖЖ — только три человека сподобились понять им написанное. Увы, не могу себя причислить четвертым к этому кругу избранных.

Главное мое непонимание — зачем Откровение переделывать в заунывные политические баталии где-то на задворках Римской империи? Неужели автор даже при его несомненно богатой фантазии допускает, что религии могут произрастать из столь убогого источника, каким является банальная борьба за власть, да еще при этом просуществовать два тысячелетия?

Возникло у меня еще одно подозрение, что данный роман произрос из единственной фразы, кинутой где-то Стругацкими в Отягощенных злом, что Евангелие — это весьма подробное описание плана восстания, вплоть до того, что там прописано — куда и как направлять боевые отряды...

И еще — имеется у меня сомнение, господа, что данная история вообще имеет отношение к нашей ветви реальности. Есть там некие намеки на то, что это вполне себе альтернативный мир, где христианство вообще не возникло. Если так, то было бы интереснее взглянуть на более отдаленные последствия такой развилки, нежели вникать в скучные подробности давно забытых политических интриг.

Лично мне читать роман было скучно. :glasses:

Отличная книга! Читал в детстве и перечитывал неоднократно. До сих пор жалею, что не сохранилась у меня в библиотеке. Каждому ребенку — обязательное прочтение :glasses:

Роман очень легко читается, несмотря на невообразимую длину предложений, практическое отсутствие абзацев и диалогов. Самое главное впечатление, полученное от романа, — где-то я уже это читал. Нет, Маркес никого не плагиатил, но его роман — квинтэссенция представлений интеллигенции о власти вообще. Власть в их глазах отвратительна, груба, бескультурна, извращена, от нее воняет сортиром и коровами. Изображено все это талантливо, но увы — не глубоко. Ответ Маркеса на то, что такое власть и что она делает с человеком, лично меня совершенно не удовлетворил. Страх, увы, банален, кто бы не брался этот страх описывать. Переведенный в конце 70-х годов в СССР, роман дает понимание — откуда растут ноги у всех этих диссидентских мифах об отвратительном совке. Даже пресловутая затопленная баржа с детьми/комсомолками-проститутками/белогвардейцами в романе наличествует. Роман, как талантливое произведение, увы, растаскан на цитаты, которые без всякой меры тогда и теперь воспроизводят разного рода несогласные, выдавая их за истину, а не за продукт авторской фантазии.

Отличный роман великолепного писателя. Написан в стиле магического реализма и очень близок по духу к латиноамериканскому роману. Сплав утопии-антиутопии, а в целом — о поиске человеком места в этой жизни и что истинная цена свободы, увы, смерть. Из прочтения очень запомнилось растение каатинга. которое питается мясом, и сквозь заросли которой может пройти только хороший человек. Очень своеобразный авторский стиль изложения, который переводчику удалось сохранить. К сожалению, более поздние произведения Гурама Дочанашвили у нас так и не переведены.

Альтернативная история из разряда — что будет, если царизм просуществует в России и после 1917-го. Автор, что видно уже из названия, полагает — ничего хорошего не будет. С царем плохо, без царя плохо, и вообще Россия — тьма кромешная, видимо народишко и впрямь некудышный стране достался. К писательскому мастерству претензий никаких, идеологический посыл вызывает полное отторжение.

Мрачный роман. Да и каким может быть роман, суть которого — приговор бездумному стремлению человека (а двутелы Эдема несомненно люди!) усовершенствовать собственную природу? И вместо совершенства мы получаем ужасающее уродство, катастрофу целой цивилизации. А бороться с катастрофой жителям Эдема приходится еще более ужасающим средством — геноцидом. Как кто-то сказал об опасности клонирования, проблема не в том, что мы клонировали овцу, а в том, что ведем себя как бараны! Все-таки Лем — гений.

Абсолютный шедевр. Роман этот, конечно же, не о мыслящем океане на далекой планете, а о человеке — и это самое интересное. Что делает человека человеком? Где грань, которая отделяет человека от не-человека? Искусственно воссозданная Хари по воспоминаниям Криса — человек или нет? Пожалуй, это вершина среди того, что было написано паном Лемом, да и вообще в фантастике.

Так вышло, что в свое время читал «Туманность Андромеды» одновременно с «Полднем, 22 век» Стругацких. Ефремов мне тогда понравился, но Стругацкие показались и понятнее и интереснее, да и герои там — мы сами, только лучше :glasses: Но, странная вещь, с годами отношение поменялось на противоположное — Ефремова я перечитываю, Стругацких же забросил, кажется, окончательно. И вот почему. Идейная насыщенность произведений Ефремова гораздо выше по сравнению с теми же Стругацкими. Понятно, что интеллектуализм Ефремова нередко идет в ущерб литературной стороне дела, но тут уж ничего не поделать — Станислава Лема тоже читать нелегко. На фоне современного интеллектуального убожества что в фантастике, что в мэйнстриме книги Ефремова остаются пока вершиной литературы идей. Если угодно, Ефремов заставляет думать, а не тупо перелистывать страницы в погоне за сюжетными поворотами. Со многими его идеями — особенно в «Туманности Андромеды» — лично я не согласен, но если бы такой мир мог существовать, то он был бы далеко не худшим из миров :smile: Краткое резюме: классика фантастики, обязательная к прочтению.

Отличный роман. Глоток свежего воздуха на нашем застойном болоте.

Бывает. Но есть там и светлые, даже смешные моменты :wink:

Во избежание недоразумений — некоторый авторский комментарий к написанному :glasses:

Идея написать продолжение трилогии братьев Стругацких о Максиме Каммерере «Черный Ферзь» пришла мне в голову, когда я для некоторых творческих надобностей весьма внимательно читал двухтомник Ницше, изданный в серии «Философское наследие». Именно тогда на какой-то фразе или афоризме великого безумца мне вдруг пришло в голову, что Саракш – не то, чем он кажется. Конечно, это жестокий, кровавый мир, вывернутый наизнанку, но при этом обладающий каким-то мрачным очарованием. Не зря ведь Странник-Экселенц раз за разом нырял в кровавую баню Саракша, ища отдохновения от дел Комкона-2 и прочих Айзеков Бромбергов. Да и комсомолец 22 века Максим Каммерер после гибели своего корабля не впал в прострацию, а, засучив рукава, принялся разбираться с делами его новой родины.

Именно с такого ракурса мне и захотелось посмотреть и на Саракш, и на новых и старых героев. Я знал о так и не написанном мэтрами продолжении трилогии под названием «Белый Ферзь», знал, что кто-то с благословения Бориса Натановича его уже пишет. Но мне и самому категорически не хотелось перебегать кому-то дорогу. Кроме того, мне категорически не нравилась солипсистская идея, заложенная авторами в «Белый Ферзь», о том, что мир Полудня кем-то выдуман. Задуманный роман должен был быть продолжением, фанфиком, сиквелом-приквелом, чем угодно, но в нем должно было быть все по-другому. Меньше Стругацких! – под таким странным лозунгом и писалось продолжение Стругацких же.

Поэтому мне пришла в голову идея, что все приключения Биг-Бага на планете Саракш должны ему присниться, причем присниться в ночь после треволнений того трагического дня, когда погиб Лев Абалкин. Действительно, коли человек спит и видит сон, то мир в этом сне предстает каким-то странным, сдвинутым, искаженным. Если Саракш только выглядит замкнутым миром из-за чудовищной рефракции, то Флакш, где происходят события «Черного Ферзя», — действительно замкнутый на себя мир, а точнее – бутылка Клейна космического масштаба. Ну и так далее.

Однако когда работа началась, в роман стал настойчиво проникать некий персонаж, которому точно не было места во сне, а вернее – горячечном бреду воспаленной совести Максима Каммерера. Я имею в виду Тойво Глумова. Более того, возникла настоятельная необходимость ссылок на события, которым еще только предстояло произойти много лет спустя и которые описаны в повести «Волны гасят ветер».

Но меня до поры это не особенно беспокоило. Мало ли что человеку приснится? Случаются ведь и провидческие сны. Лишь когда рукопись была закончена, прошла пару правок, мне вдруг пришло в голову, что все написанное непротиворечиво ложится совсем в иную концепцию.

Конечно же, это никакой не сон Максима Каммерера! Это сон Тойво Глумова, метагома. Тойво Глумова, ставшего сверхчеловеком и в своем могуществе сотворившем мир Флакша, который населил теми, кого он когда-то знал и любил. Это вселенная сотворенная метагомом то ли для собственного развлечения, то ли для поиска рецепта производства Счастья в космических масштабах, а не на отдельно взятой Земле 22-23 веков.

Странные вещи порой случаются с писателями. Понимаешь, что написал, только тогда, когда вещь отлежится, остынет...

Спасибо, LENA56!:wink: Если нравятся Стругацкие и нет отторжения против фанфиков, могу посоветовать читать выходящие сейчас книги в серии Миры Стругацких: Время учеников-XXI век :glasses: Две книжки уже вышли, наклевывается еще пара — про приключения Каммерера в Островной империи и по Зоне и сталкерам. Должно быть интересно :shuffle:

Спасибо за отзыв. Автор пишет и даже написал, но вот когда опубликуют — вопрос :wink: