ВНИМАНИЕ! Эта рецензия предназначена к прочтению только для людей!
Если Вы – инопланетянин, нажмите на крестик в углу экрана
---
Жанр: гуманитарный sci-fi
Режиссер: Нил Бломкамп
В ролях:
Шарлто Копли (Викус ван де Мерве)
Ванесса Хэйвуд (Таня ван де Мерве)
Сценарий: Нил Бломкамп, Терри Татчелл
Продюсер: Питер Джексон
Оператор: Трент Опалок
Композитор: Клинтон Шотер
Рейтинги:
Кинопоиск — 8.432 (№57 в Топ250)
IMDB: 8.70 (№41 в Топ250)
Бюджет: 30 млн $
Сборы в США/мире: 80 млн / 15 млн
---
О чем фильм: 20 лет назад над Йоханнесбургом завис инопланетный корабль, в котором обнаружились ничего не понимающие пришельцы (экипаж судна исчез, остались одни лишь бессловесные "рабочие"). Их было решено поместить в специальную резервацию...
---
Когда требуется принципиально новое решение какой-нибудь застарелой дизайнерской проблемы, особо прошаренные креативщики, чтобы преодолеть инерцию мышления, во время очередного мозгового штурма начинают яростно фантазировать, в поисках свежей идеи проводя нелепые аналогии и перенося свойства одного объекта на другой. К примеру, сравнивают реактивный самолет с кальмаром (у них сходные принципы движения), или проектируют жилой дом по типу муравейника. И когда смотришь «Район №9», кажется, что его придумывали подобным же образом:
-
Джексон: Как бы нам пооригинальнее обыграть тему пришельцев? Давай, Нил, гони волну. Куда бы ты поместил инопланетян, только что прилетевших на Землю?
Бломкамп: Поместил? Эээ… сумасшедший дом, вытрезвитель, гетто, горнолыжный курорт…
Джексон: Чего ты там ляпнул про гетто? Давай-ка еще поковыряем эту тему, накидай мне ассоциаций.
Да-да, конечно, я знаю, что на самом деле связка Джексон/Бломкамп сперва взялась за экранизацию игрушки Halo, а после свертывания этого проекта Пи-Джей дал южноафриканцу 30-миллионный карт-бланш на съемку чего угодно, и тот решил взрастить блокбастер на идеях своей старенькой короткометражки с анекдотическим названием «Выжить в Йобурге» (Йобург – это, к сожалению, не Екатеринбург, а родной Бломкампу Йоханнесбург).
Но дело в том, что «Район №9» с первых секунд оказывается сшитым намеренно не по-колпаковски: креветкоподобных космических гостей забросила на Землю не жажда вселенского господства, а некая случайность (экипаж зависшей над Йобургом («а не над Нью-Йорком или Чикаго», — подчеркивает закадровый диктор в самом начале) «тарелки» необъяснимо исчез, а на борту в массе своей остались рабочие-безмозглыши, бессильные объяснить, что они здесь делают). Тут фильм неожиданно оборачивается серией дорогого комедийного шоу: люди помещают пришельцев в резервацию, где те быстро осваивают жизненный уклад типичного обитателя трущоб: бесправно ютятся в собранных из подручного хлама лачугах, торгуют с местными ниггерами-бандитами, мочатся прямо на улице… а еще убить готовы за банку любимого лакомства – кошачьего корма (автор этого абсурдного штриха – один из продюсеров, самолично ловивший креветок именно на вискас).
Апофеоз безумства – длительная сцена чиновничьего обхода трущоб, в течение которого мямлистый госслужащий при галстучке и джемпере Викус ван де Мерве (в приличном исполнении дебютанта Шарлто Копли) в сопровождении пары упитанных негров выпытывает у вроде бы чуждых всему человеческому креветоидов подписи (!), подтверждающие согласие переселиться на еще более убогие задворки. Это выглядит особенно причудливо в силу эффекта мокументарности, унаследованного от короткометражки: в углу картинки торчит логотип ответственной за пришельцев корпорации MNU; ван де Мерве время от времени тычет пальцами в камеру, приказывая не снимать; а основная съемка перемежается хроникой и комментариями экспертов и очевидцев (со всеми положенными титрами и плашками внизу). В общем, фильм прилежно строит из себя суровую документалку производства BBC; и этот стиль ему, надо сказать, идет, выигрышно усиливая неординарность впечатлений.
В совокупности вся эта несуразно-скетчевая кутерьма оставляет легкое благодушное удивление, если, конечно, не вспоминать о происхождении Бломкампа. Если же вспомнить, то «Район №9» сразу оборачивается социальной сатирой, остроумной sci-fi аранжировкой режима апартеида, каждый странный выверт которой – это эксцентрический обыгрыш детских воспоминаний 30-летнего режиссера, злая насмешка с высоты прошедших лет над долгим южноафриканским кошмаром, безмолвный манифест против жуткого абсурда расизма (в этом году Голливуд словно бы решил отметить 15-летие падения апартеида – в декабре выходит иствудовский «Непокоренный» про Манделу). Тогда логика происходящего абсолютно прозрачна.
Впрочем, непосредственно сатире отведены примерно первые полчаса ленты (а иначе фильм проходил бы по статье «артхаус»), дальше «Район №9», забывая об утонченном глумлении и мокументарности, впадает в серьезный, нажористый экшн, поддерживаемый сносным, вполне обыденным сценарием (в котором, тем не менее, мелькают то ли кафкианские, то ли кроненберговские нотки). Проблема в том, что довольно сложно принять близко к сердцу ту историю, что десять минут назад была гротескным шоу с писающими пришельцами и кошачьим кормом; несмотря даже на несложный, но чистый гуманный подтекст и с умом расставленные трогательные детали («пап, а когда мы полетим домой?», — спрашивает отца инопланетёнок посреди жалких трущоб чужого мира. Это просто удар ниже пояса. Хотя надо заметить, местами «моллюски», как их нейтрально обозвали в русском дубляже, уж слишком явно очеловечены, что вносит в ситуацию ненужный юмор и размывает пафос).
И не то чтобы переход на поле грохочущей фантастической драмы слишком резок; просто ее задачам, ее нормальным жанровым выкройкам немножко не соответствует сама ткань фильма, рабочий материал Бломкампа с его личными переживаниями и стремлением поедче отматерить апартеид. Это как пытаться сделать из серии карикатур эпический взрослый комикс: что-то занятное, может, и получится, но конкурировать со строго породистыми вещами, заточенными под конкретную задачу, оно вряд ли способно.
Так что во втором своем отделении «Район №9» заметно сдает в плане осмысленности и особости, перевоплощаясь в «просто» добротный фантбоевик в более-менее нетривиальной окантовке, со слегка отдающими идиотичностью конфликтами и вполне ожидаемым и почти ненапрягающим обилием пробоин и вмятин в логике. Но при этом — еще и со всегда уместными и нарочито неброскими спецэффектами, досуха выжимающими тридцать миллионов бюджета. Аккуратно поставленным баталиям слегка недостает разнообразия, но это компенсируется высоким темпом развития событий. А более всего удался дизайн шипасто-хитиновых пришельцев (с по-собачьи разумными глазами – почему в кино про алиенов так часто акцентируют их глаза? Видимо, это единственный способ подчеркнуть межпланетную братскую связь) и их мощного оружия и транспорта, словно подсмотренный в чьей-то школьной тетрадке (кто ж не рисовал втихаря на уроке биологии обвешанных пушками экзоскелетов?...). Именно визуальные подробности, особенности формы изложения в первую очередь оседают в голове после просмотра «Района…».
***
Итог: Выразительный и неглупый, особенно на фоне прочих громких премьер лета, гуманитарный sci-fi экшен. Редкий для большого экрана сатирический уклон – одновременно и сила, и слабость фильма: множество колких деталей не дают всерьез принять его драматургию, и «Район №9» гораздо ближе к забавному эксперименту с подтекстом, чем к громозвучному шедевру. И тем не менее, он заслуживает места в реестре удачных жанровых работ уже за одну лишь изобретательную PR-кампанию.
Общая оценка: 7.5 из 10
Надо ли смотреть? если чувствуете, что слишком давно не видели нормальной кинофантастики на тему контакта, или хотите узнать, как можно осмеять апартеид, взяв за основу инопланетное вторжение, или хотите увидеть, что такое жанр мокьюментари at its best, то да
Сценарий: Джон Гамбург ("Знакомство с родителями", "Знакомство с Факерами"), Ларри Левин ("Доктор Дулиттл 1-2")
Оператор: Ларри Шер
Композитор: Теодор Шапиро
---
О чем фильм: Риэлтор Питер Клейвен не замечал, что у него нет настоящих друзей, пока ему не понадобился таковой на роль шафера на свадьбу. И теперь ему предстоит пройти почти тот же путь, что и герою советского мультика "Умка ищет друга".
---
Комедиограф средней руки Джон Гамбург славен прежде всего соавторством над отвязной дилогией о столкновении прожженного агента спецслужб с семейством беспечных раздолбаев («Знакомство с родителями», «Знакомство с Факерами»). В 2004-м году однофамилец немецкого города вывел на экраны уже собственный крупный проект (выступив в качестве и сценариста, и режиссера) — эксцентрический звездный ромком «А вот и Полли».
В основу новой сольной работы Гамбурга лег всерьез перелопаченный сценарий Ларри Левина (приложившего руку к «Дулиттлам») десятилетней давности. «Люблю тебя, чувак» разыгрывает старую карту перевоспитания застегнутого на все пуговицы подкаблучника, без особой выдумки сталкивая лоб в лоб представителей двух стихий: просчитывающего на три хода вперед рацио и безбашенного эмоцио (и тем идеально вписываясь в фильмографию Гамбурга). Завязка в меру идиотична (впрочем, как и всё в этой комедии): домашний как тапочки риэлтор Питер женится; и все чисто киношные атрибуты гладкого семейного благополучия вроде бы на месте: дорогое кольцо, пылкие обещания, совместный ночной просмотр «Шоколада» с Джонни Деппом. Не хватает только шафера на свадьбу, что, по прихоти хозяйственных сценаристов, в разгар идейного кризиса пускающих в дело любую некондицию, немедленно превращается в катастрофу. Словно у начинающего ЖЖиста, у Питера нет даже самого захудаленького френда-приятеля, кроме мамы, что ужасно беспокоит подружек невесты. Интересно, до каких пределов Голливуд еще сможет выхолостить мужской образ для очередной летней комедии? Как насчет, скажем, высокооплачиваемого брэндбилдера без семьи, друзей, увлечений и мыслей в голове?
В поисках товарища по играм Питер рыщет по сайтам знакомств, пользуется сводническим талантом кудрявого младшего брата (по совместительству, гея), с интеллигентской неуклюжестью пробует вклиниться в мужицкие посиделки за пивом и картами: всё в одинаково сальных обстоятельствах и неизменно с унизительным исходом. Настоящий друг, разумеется, находится случайно и с первого взгляда; он тоже фанатеет от рок-группы Rush и рыбных такос, склонен к забавным выкрутасам и — главное — готов дать пару ненавязчивых уроков крутизны.
Из «…Чувака», как из любого простецкого анекдота, можно при должном старании высечь искру смысла: поспекулировать о пустотелости дружбы и любых других людских взаимосвязей в современном мегаполисе, вскрыть еще пару актуальных социотрендов, будто бы юмористически обыгранных Гамбургом. И, конечно же, неважно, что эти высоколобые подсмыслы обрамлены просроченными гэгами на вечные темы (ну, вы знаете, классическое ассорти — пердеж, собачье дерьмишко, мастурбация, оральный секас), причем иные шутки здесь едва ли не старше человеческой цивилизации, а сюжетный скелет фильма (с большой хэппи-эндовой костью) тупо позаимствован из ближайшего кабинета кинобиологии, где служил наглядным пособием.
А сейчас внимание: аналогия. Сравнительно недавно этологи заметили, что животные в массе своей крайне консервативны: ходят по одним и тем же дорогам, питаются и отдыхают в давно проверенных местах; это происходит потому, что анализировать причинно-следственные связи им довольно сложно, проще запомнить комбинацию безопасных действий и пытаться все время ее повторять. Смешно, что точно такое же поведение почти инстинктивно демонстрируют и большие кинопродюсеры. Вот и в «Чуваке…» чувствуется боязнь (смешанная с творческой ленью) даже на шаг отступить от знакомых тропинок к опостылевшему водопою; небезнадежный концепт раскручен без малейшего приложения фантазии и в настолько стандартном русле, что его бы резко оживила буквально щепотка энергии и дерзости или хотя бы один сюжетный вираж. К тому же, несколько неплохих шуток заметно увяли в дубляже, в отрыве от родных интонаций Радда и Сигела, отчего юмористическая потенция фильма совсем уж ослабла. В частности, на русском просто беспомощно звучит коронная фразочка главного героя, сопровождающая игру на воображаемой гитаре: «фигачу по басам».
Глухую безыдейность и постность зрелища нарушает немногое: неожиданный Джон Фавро в роли мордастого самца, бодибилдер старой закалки Лу Ферриньо в роли самого себя, отвергнутый главным героем гей-обиженка с забавными истериками в эпизодах, а также музыка привлеченной к проекту культовой рок-группы Rush. Ну и Джейсон Сигел в меховых сапогах на босу ногу, чьи придурочные кривлянья все же навевают если и не улыбку, то уж точно благодушное спокойствие.
Но, пожалуй, единственное, что реально смешно в связи с этим фильмом — так это гневная реакция официального Египта на невинную шутку про внешнюю схожесть сигеловского пса-шибздика с президентом Анваром Садатом.
О чем фильм: Уэйд Портер, добропорядочный семьянин, плывет в размеренном течении жизни: делает карьеру, вместе с женой воспитывает сына, налаживает быт. В один день его уютный мир рушится до основания: он случайно убивает забравшегося в дом грабителя и получает срок. В тюрьме, в самом центре водоворота чужих разборок, Уэйду придется заново познавать правила жизни.
---
Уэйд Портер (Стивен Дорфф) — из тех, кто с умом устраивает свою жизнь, кто в глазах общества гарантированно добропорядочен. К предгорьям среднего возраста он подобрался с достойным багажом за плечами, включающим все необходимое для покорения вершин. С женой – бесконечный медовый месяц; маленький сын обожает; банк дает кредит на здоровенный дом в пригороде… вокруг – тягучая бытовая рутина, приятная, как послеобеденный сон. Все схвачено, план-график бытия утвержден и нотариально заверен. И тут появляется Он. Зритель, прочитавший аннотацию и плотоядно предвкушающий, как вскоре в уютную идиллию заявится какой-нибудь Волк и сдует к чертям жилище героя.
И на четвертой минуте экранного времени «Преступника» Волк появляется, и пастораль окропляется кровью – кровью грабителя, забравшегося к Портерам и получившего от главы семейства битой по затылку. Непреднамеренное убийство. Картинка меняется с ошеломляющей быстротой, словно трезвея после одурманивающего мещанского покоя, напоминая о его хрупкости: спустя еще четыре минуты Уэйд, весь домашний как тапочки, сидит в местном СИЗО в компании дерзких мускулистых ниггеров. Вместо утренней газеты и сюсюканья с сыном – косые взгляды и резкий запах мускуса своры утробно рычащих самцов, сгрупленных на пространстве в носовой платок размером.
Садануть зрителя тюремными ужасами – беспроигрышный, на самом деле, сценарный прием. Во-первых, можно безнаказанно сгущать краски и гнать ядреный хоррор, ведь заключенные, бывшие и нынешние, и массовая киноаудитория – слабо пересекающиеся множества. В массовом сознании тюрьма настолько мифологизирована, что не надо даже ничего придумывать: бери любую легенду про беспредел (копов, зэков, тех и других), да наполняй сюжетной конкретикой, словно форму для выпечки – тестом. А зритель все равно глотает валидол. И вот это уже «во-вторых»: сложно остаться безучастным, когда невиновного цивила – и тебя вместе с ним! – помещают в условия первобытной борьбы за сохранность собственной задницы.
«Преступник» — это, по сути, первый серьезный шаг Рика Романа Во как на режиссерском поприще, так и в сценарном ремесле (после пристрелки в виде пары безвестных малобюджеток). Однако ткань фильма не дергается и не мнется в дрожащих пальцах дебютанта, напротив, Во разворачивает свою историю уверенной хваткой стреляного воробья, зная, где ускорить или замедлить темп повествования, где и как сыграть соло на зрительских нервах. Время от времени включается «грязный», полудокументальный режим съемки от первого лица, резко бьющий по мозгам, работающий на вживление в картинку: вот камера, плотно набитая сумрачными, беспокойными ниггерами в желтых робах, и в глазах их видна зарождающаяся жажда крови; вот тюремный автобус, и перед тобой – ряды тревожно покачивающихся лысых бошек с жирными складками на потных шеях; вот дверь в тюремный двор, куда нужно впервые выйти на прогулку; за дверью, которую все медлишь открывать, — коридор 7х7 метров, зарешеченный сверху, и – вот они – в едином порыве обращенные на тебя снисходительно-злые, щетинистые взгляды, до жути одинаковые. Симптомы: слабость в теле и нехорошее предчувствие.
Каждый такой нервно-звенящий эпизод ненавязчиво подсвечен, сознательно помещен именно в тот хронометражный паз, где ему полагается быть. Ни одной длинноты или недосказанности – «Преступник» скроен как по учебнику; он умудряется задействовать все основные символы поджанра тюремной драмы и не быть ни карикатурой, ни дежурной тривиальщиной. Примененные в фильме технологии вовлечения даже стыдно причислять к манипуляциям, настолько крепко они сцеплены с историей, экологически чисты.
С поправкой на художественные условности, фильм работает не на энергии стереотипов, в отличие от всяческого ширпотреба с лейблом «приключения на зоне», и по многим параметрам соприкасается с реальностью (помните эпизод из «Эффекта бабочки»? сахарный сироп по сравнению с «Преступником». При том, что Felon почти игнорирует гомосексуальные мотивы). Во-первых, сюжет прострочен реалиями борьбы тюремных банд, сформированных по этническому признаку. Основных группировок три: белые (Арийское братство, или Бренд, известный по «Американской истории X»), черные и латиносы.
В действительности внутри каждого «этноса» полно ответвлений, кровно враждующих между собой, но «Преступник» не лезет в эту степь, не вдаваясь в подробности внутренних иерархий банд, их идеологий и символики, ограничиваясь кратким введением для начинающих, сосредотачиваясь на барахтанье случайного человека в водовороте чужих разборок. Уэйд благоразумно хочет отсидеть весь срок где-нибудь в тихом уголке, да вот только это еще сложнее, чем в повседневной жизни, и его затягивает, затягивает против воли.
И вот здесь начинается самое интересное. Ровно с середины фильм преображается, как оборотень: стремительно, во всех чертах, одной за другой. Трансформация начинается с момента появления у героя сокамерника: плотного бородача в татуировках, местного авторитета со зловещей репутацией (в мастерском исполнении Вэла Килмера). «Хочешь драться или трахаться?», — буднично осведомляется бородач, впервые заходя в камеру. «Ни то, ни другое», — выдыхает Уэйд, сжимая кулаки (что почти бессознательно делает и зритель). «Я тоже», — ответствует новый знакомый, грузно заваливаясь на свою койку, словно сосед по купе. И сразу чувствуешь, как постепенно разрежается атмосфера продвинутой страшилки про тюрьму; рефлекторное напряжение мышц (главное, что вызывает аттракцион, каким на первых порах кажется «Преступник») уступает напряжению другого рода – нравственному усилию, которое требуется при просмотре осмысленного кино.
Мало-помалу Уэйд ассимилируется со средой, как внутренне, так и внешне, превращаясь в небольшого матерого и смурного кабана. Стадии и подоплека этого процесса не просто психологически убедительны; пойман сам ритм «возмужания», живой, настоящий, без неестественных акцентировок в духе задания в видеоигре («побриться», «покачаться» — и mission complete). В этот момент фильм ставит базовые вопросы самоидентификации: как вписаться в среду, при этом сопротивляясь давлению на ценности.
Примерно в то же время на первый план «Преступника» выходит другая сюжетная линия, якобы основанная на реальных событиях, происходивших в 90-е в одной из калифорнийских тюрем и позже шумно срезонировавших в СМИ. Впрочем, это скорее источник вдохновения, чем предмет расследования. История про другое, персонажи вымышлены, да и сам случай-то не уникальный, хоть и не совсем типичный. Суть вот в чем: во время ежедневных прогулок во дворе члены тюремных банд привыкли схлещиваться по поводу, так сказать, принципиальных идеологических противоречий, а охрана, вместо того, чтобы бороться с неуставом, пристрастилась делать ставки на исход поединков. Со временем копы вошли во вкус и ради выигрыша, да и просто для собственного садистического удовольствия, принялись стрелять по дерущимся из смотрового окна. Особенно этим неспортивным хобби увлекся чернокожий лейтенант Джексон, второй основной герой «Преступника» (в исполнении Гарольда Перрино; довольно долго вспоминаешь, где ты видел его лицо, и вдруг обнаруживаешь – это же Майкл из LOST! Образ, кстати, похожий по восприятию семейных ценностей).
При этом лейтенант Джексон неожиданно показан с разных граней: не одноклеточным садюгой, дорвавшимся до власти, а добропорядочным, как и Уэйд, семьянином, любящим отцом, внимательным напарником («Сразу видно, хороший человек!» — комично восторгается Джексоном жена его сослуживца, не подозревая о тюремном тотализаторе). И – несчастным человеком со все больше затуманивающимся сознанием. Причем, что страшно, по если и не уважительным, то понятным причинам.
С линией Джексона прочно сопряжена генеральная тема фильма, тема древняя: природа насилия. «Преступник» отлично иллюстрирует афоризм «насилие порождает насилие». Есть в философии толстовства понятие «цепочка зла»: зло распространяется как ответ злом на зло, поэтому поступать подобным образом – значит позволять распространяться злу через тебя. Все герои «Преступника» (а главным образом — Уэйд, его сокамерник Джон Смит и надсмотрщик Джексон) погрязли в этих запутанных цепочках зла, в которые, они, в сущности, попали случайно, по недоразумению… но вырваться из круга бесконечно множащегося насилия, неизвестно кем и когда начатого, они уже не могут. Но не могут и применить толстовский же принцип непротивления злу насилием, их просто не поймут, сомнут, сожрут, ведь слово и воззвание к совести в их мире (как и в нашем, получается) не работают, не имеют силы кулака. Получается замкнутый круг.
Но фильм все же предоставляет карту единственно возможного выхода из этого круга, карту, конечно, старинную и порядком истрепанную, но с верно обозначенным фарватером: держаться своих принципов, не прогибаться под изменчивый мир, защищать семью и продолжать цепочку только для самосохранения. Тогда, может быть, есть шанс избежать жизненных водоворотов и рифов, да еще и потом смотреть в зеркало без отвращения. Именно такие несложные и кристально ясные максимы без стеснения формулирует «Преступник» ближе к финалу, воздавая по заслугам и принципиальным героям, и беспредельщикам, внятно давая ответы на все поставленные ранее вопросы и закольцовывая все смыслы. Это, конечно, азбучные истины (и в данном случае тюрьма действительно школа жизни), но и они нуждаются в художественном подкреплении, особенно таком чистом, цельном и убедительном, как Felon.
---
Итог: «Преступник» небогат на откровения, но сложен образцово, без единого гвоздя. Поначалу фильм, покадрово источая адреналин, повествует о выживании по закону джунглей (превосходя при этом в искренности большую часть аналогичных жанровых вещей), но затем обозначает и базовые принципы сохранения человеческого облика в той бесконечной борьбе, что ведется по обе стороны колючей проволоки. В качестве приложения для вдумчивого зрителя – просвечивающие сквозь историю размышления о природе насилия.
Общая оценка: 8,5
---
Дополнительно: интересные факты (на основе данных IMDB)
«Преступник» вышел сразу на DVD, минуя кинотеатральный прокат.
Фильм снят на средства, полученные по программе поддержки кинематографа штата Нью-Мексико. Вэл Килмер, живущий в Нью-Мексико и участвующий в данной программе, оказался в фильме именно благодаря этому.
Каждый раз перед съемками Килмеру по многу часов заново наносили на грудь, спину и руки все татуировки его героя.
Рик Роман Во и Килмер потратили немало времени на изучение реальных тюремных татуировок, чтобы «разрисовать» Килмера максимально реалистично. За основу были взяты татуировки, наносящиеся в тюрьмах строгого режима, преимущественно черно-белой гаммы.
Килмер, приверженец системы Станиславского, серьезно подошел к работе над ролью Джона Смита; он отмел идеи подачи данного образа как мечтателя-утописта, или как ловкого проходимца. Вместо этого Килмер оттолкнулся от выработавшейся в герое за годы заключения привычке отстраняться от внешних проблем, и последствиях такого нигилистического подхода для его психики.
Никто специально не режиссировал драк для «Преступника», все они снимались стихийно, как получится. Многие актеры из массовки – бывшие заключенные, так что они в сценах боев применяли реальные приемы уличных потасовок и те элементы боевых искусств, что популярны у бандитов.
Стивен Дорфф снимался в сценах драк сам, без дублера, и заработал за время съемок два серьезных повреждения.
После джексоновского «Властелина колец» уже почти бессмысленно лезть в Средиземье с кинокамерой; а вот что касается Хогвартса… Хогвартс пока заснят только с фасада, и то в довольно произаических ракурсах. Ни одному из шести фильмов о Гарри Поттере (кроме, возможно, куароновского «Узника…») не удалось даже приблизиться к эталонным для большого кинофэнтэзи лентам про Фродо Бэггинса, в первую очередь в плане внутренней согласованности, баланса между эпичностью, точностью, искренностью и коммерческой просчитанностью. Не говоря уже о количестве «Оскаров».
----
ZIP-архивация
А ведь Дэвиду Йетсу достался первоклассный материал; даже с поправкой на гипотетических цензоров-продюсеров из «Уорнера», готовых уничтожить любой намек на творческую мысль и неочевидные трактовки. Пятый и шестой тома по драматургии заметно сильнее остальных частей поттерианы (включая седьмую). Именно здесь война против темных сил теряет совсем уж игрушечный статус, на повестку дня вместо неприготовленных уроков приходит большая политика с разладом в верхах, акценты окончательно смещаются от волшебной атрибутики в сторону борьбы разнозаряженных характеров; а у таланта Роулинг к плетению сюжета обнаруживается приятный реверс: очевидное психографическое мастерство.
Йетс уже триумфально надорвался, пытаясь осилить многостраничную глыбу «Ордена Феникса», и сотворил фрагментированную нелепицу; в лучшем случае – что-то вроде альбома движущихся фотографий, но никак не кино. К шестому фильму пациент, однако, перешел из критического состояния в стабильное. «Принц-Полукровка» спрессован в сценарий грамотнее и, как любят говорить пролетарии-креативщики, концептуальнее: плюшкинский принцип «обо всем по кадру» сменили осмысленные купюры, повергшие, впрочем, в смятение всех, кто неравнодушен к книге. Йетс и его команда хорошенько прошлись наждаком по всем линиям романа: коллекция воспоминаний Дамблдора сокращена до двух экземпляров; и, соответственно, история Тома Реддла, одна из основных артерий «Полукровки», скуксилась до зевотной зарисовочки про злобного мальчика.
Сходным образом ужаты и заархивированы в ZIP и заглавная линия собственно принца-зельевара; и слизнортовские терзания; и квиддич с длинной success story Рона (хотя те обрывки, что есть, за шкиряк прихватывают: давно на большом экране не было полетов на метлах). Министр магии Скримджер с его происками и вовсе вынесен за скобки; равно как и Дурсли, к слову: отсутствует даже почти монтипайтоновская сцена их столкновения с Дамблдором.
Гормоны Гарри
И только один мотив взлелеян и перенесен на пленку в полной сохранности, даже с расширениями: романтический. Он кажется особенно значительным на фоне прочих веток, усохших и урезанных. «Принц-Полукровка» пронизан сразу несколькими лав-стори, розовыми и невинными, как валентинки с котятами, морковно-анекдотическими по тональности. В книге это своеобразные бухты спокойствия, где читатель отдыхает после штормов основного сюжета. Зритель картины Йетса стоит там на якоре почти безвылазно; в бухгалтериях «Уорнера» фильм мог бы с полным правом проходить как подростковый ромком про волшебников. И не то чтобы это было совсем неуместно (пубертат заклинанием не снимешь), да и выделан этот ромком толково; дело в дисбалансе, в откровенно диетических дозах прочих жанровых компонентов. Другими словами, на голый каркас фабульной фактики намотано трендовое шмотье и пришпилен ранец со значками «чмаффки» и «токио хотель». Магические черты знакомого повествования воспринимаются обыденно, портретистские способности и эмоциональная чуткость Ролинг заметно тускнеют в обработке Йетса. В ленте по самой серьезной книге о Гарри Поттере нет ни одной калории, лишь ароматизаторы («клубника со сливками»; идентично натуральному, есличо) да усилители вкуса. Чупачупс.
Ничто не выцепляет зрителя из расслабленного полусна, картинка выхолощена, и в этом главная проблема фильма; ведь даже при избранном для него амурном коленкоре упущено сразу несколько точек роста, где легко можно было добавить действию контрастности и драйва. Даже без разбухания бюджета или хронометража. На перипетиях романа можно было сыграть величественную симфонию с оркестром; Йетс оттарабанил их гладко и тихо, словно в концерте в доме для престарелых. Драматизм сильнейших сцен «Полукровки» разменян по мелочам и кое-где пробит штампами. Картину могла бы вывести на другую орбиту уже одна только масштабная кульминация с Дамблдором в центре, но и она снята только лишь с ремесленным усердием, поспешностью и без должной мощи (и вдобавок в ней продинамлены важнейшие нюансы, как раз те, что вдыхали жизнь в книгу Ролинг).
Удивительно, но при двухстах миллионах баксов в загашнике на финальном побоище вдруг сэкономили (решив, видимо, вложиться лишь в самую последнюю битву за Хогвартс), вместо него сочинив идиотический поджог избушки семейства Уизли. Вау-эффектного в «Полукровке» вообще немного: размашисто поставлены начальная сцена крушения моста, захватывающе – считанные кадры квиддича. Ну да, и еще, разумеется, оборотень Сивый с джигурдинскими лукавинкой в глазах и густым мехом из-под расстегнутой рубахи.
***
Если не присматриваться и слегка смежить веки, «Принц-полукровка» воспринимается вполне безболезненно: общая событийная канва книги на месте; цветовая гамма таинственно приглушена; все актеры в образах (более других на сей раз хороши рефлексирующий Малфой и, особенно, очаровательная Луна Лавгуд); мантии развеваются, волшебные палочки мельтешат огнями, а волшебники пьют сливочное пиво и целуются. В целом получается такая ненавязчивая милая открытка из Хогвартса. На этот раз Йетса можно поздравить – он все-таки снял хоть какое-то кино, кино гладкое и цельное. Идеальное, чтобы в 16 лет безнаказанно приобнять за плечо едва знакомую девчонку в соседнем кресле. С надеждой на победу добра.
Tonight, a comedian died in New York. Somebody knows why. Somebody knows.
РОРШАХА ТЕСТ — один из тестов, применяемых для исследования личности и ее личностных нарушений. Испытуемому предлагается дать интерпретацию десяти симметричных относительно вертикальной оси чернильных клякс. Каждая такая фигура служит стимулом для свободных ассоциаций — испытуемый должен назвать любые возникающие у него слово, образ или идею. Тест основан на предположении, согласно которому то, что индивид "видит" в кляксе, определяется особенностями его собственной личности.
Если лет через 20-30 Вам вдруг придется проходить тест по истории искусства, то в вопросе «Охарактеризуйте «Хранителей» одним словом» просто отвечайте – бескомпромиссность. Это, во-первых, жизненная философия альфа-героя ленты Роршаха, презирающего половинчатые решения и гнилое общество под коркой политкорректности. Во-вторых, фильм подчеркнуто дистанцируется от прочих жанровых экзерсисов, не пытаясь быть дружелюбным со зрителем и покорно укладываться в прокрустово ложе жанра «кинокомикс вульгарис». Примерно та же история с первоисточником – ни на что не похожим творением Алана Мура и Дэйва Гиббонса, быстро получившим скипетр и державу первого среди графических романов (и единственного комикс-лауреата Hugo), а также почетный ярлык «для тех, кто не читает комиксов». И еще штрих: журнал Time включил Watchmen в список ста лучших романов на английском языке.
То есть у Снайдера и его команды изначально стояла только задача интерпретации: поймать нужный ракурс подачи готового сюжета и верно расставить акценты, грамотно переосмыслить чисто комиксные трюки и вживить их в экранное действо. В результате «Хранители» достаточно аккуратно и талантливо воспроизводят оригинал, с неизбежными редакциями, но, главное, без превращения полифоничного альтернативно-исторического полотна в цветастый балаган с переодеваниями. Стилистически фильм выдержан резко, начиная с хлестких, гениально сконструированных вступительных титров, с которыми удивительно гармонируют создающие настроение балладные переборы Дилана. Водораздел пролегает сразу: либо ты седлаешь эту настроенческую волну, либо остаешься трезво недоумевать у экрана.
Одно из узловых отличий «Хранителей» от поточного superhero-movie – это новое ударение в слове «сверхлюди». В голливудской практике давно привыкли делать его на первый слог, но Снайдер вслед за Муром преобразил жанровую фонетику. Прежде всего люди, а потом уже «сверх». Неслучайно в насыщенной галерее образов лишь один герой действительно вышел за пределы человеческих возможностей – доктор Манхэттэн. Зато вышел уж так капитально, что фактически переродился в другую форму жизни, почти безучастную к мельтешению сапиенсов, и тем более к их смущению при виде его особенно выдающейся синей сверхспособности. Образ доктора Джона – это интеграл понятия «супергерой»: получил свою силу в результате лабораторной аварии, умеет летать, телепортироваться, читать мысли, преобразовывать материю… короче, всё, чем по отдельности владеют рядовые легиона «менов» с разными приставками. При этом любопытно, что в ницшеанских категориях Манхэттэн застрял на середине пути к сверхчеловеку, так как не еще не до конца отринул прежние моральные нормы и сомневается в собственном статусе. Метафизические искания – лейтмотив линии Манхэттэна; и очевидно, что через синего доктора Мур пытается углубить концепт классического «убера».
Остальных хранителей из толпы выделяют лишь профессиональная спецодежда и разряд КМС по единоборствам; и внутри у них не пламенный ура-энтузиазм борьбы с мировым злом, а личные мотивы, комплексы и фобии, вполне реальные и осмысленные. Особенно это касается Дэниэла Nite Owl Драйберга. С Драйбергом удобно отождествляться: спокойный, добрый, без вредных привычек, силу использует лишь во благо, в свободное время тихо изучает птиц. Типичный диагноз «ночного геройства», когда надеть маску – значит стать другим человеком. Противоречие обличий – и есть внутренний конфликт Драйберга; правда, эта тема давно активно разрабатывается в литературе и даже комиксах, и вполне подробно формулировалась еще в «Повелителе мух».
Интересное сценарное сальто: если Драйберг использует маску, чтобы приспособиться к окружающему миру, то Роршах, наоборот, — чтобы закрыться от него, обезличиться. И в отличие от Совы, непримиримый радикал-одиночка Роршах строго следует афоризму «обстоятельства переменчивы, принципы – никогда». Это предельно мужской образ-паттерн, которому почти инстинктивно хочется подражать. Хотя есть в «Хранителях» и другой подчеркнуто маскулинный образец – тестостероновый Комедиант. Яйца, табак, перегар, шотган… ну, вы знаете. Одним словом – мужик, из тех, что составляют трудовой хребет любой нации; и предпочитает он нормальные мужские развлечения: женщин, пушки, сигары. Логично, что именно Комедиант служит штатным траблшутером в правительстве: вопросов не задает, работой увлечен, иногда даже слишком.
Наконец, самый умный человек в мире и египтолог-любитель Озимандиас очерчен в фильме, к сожалению, довольно бегло и схематично (хотя ясно, что заметным упрощениям подвергнуты все портреты и биографии комикса), притом, что в нем невооруженным взглядом видны черты типичного героя Достоевского с его дилеммами по поводу цены слезы ребенка (неожиданной важный мотив «Хранителей», прекрасно знакомый русскому читателю). А еще Мур ловко закодировал судьбу героя в самом его имени жирной гиперссылкой на стихотворение английского классика Шелли:
-------------------------------------------
Я встретил путника, он шел из стран далеких
И мне сказал: вдали, где вечность сторожит
Пустыни тишину, среди песков глубоких
Обломок статуи распавшейся лежит.
Из полустертых черт сквозит надменный пламень -
Желанье заставлять весь мир себе служить;
Ваятель опытный вложил в бездушный камень
Те страсти, что смогли столетья пережить.
И сохранил слова обломок изваянья:
«Я — Озимандия, я — мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей!»
Кругом нет ничего... Глубокое молчанье...
Пустыня мертвая... И небеса над ней...
-------------------------------------------
Но ключ к самостийности «Хранителей» в значительной мере даже не в рельефно-человечных супергероях, а в свободном духе, небоязни экспериментировать, изобильности творческих приемов и тонкой самоиронии; словом, во всем, что в целом формирует безупречно выверенный стиль. Это когда Комедиант стреляет в Кеннеди и предотвращает Уотергейтский скандал, позволив Никсону подольше задержаться на посту; а Хрущев и Фидель Кастро в это время принимают парад боеголовок на Красной площади; когда авторы не страшатся отдаления от земной реальности и взаправду, широкими мазками, творят параллельную историческую плоскость. Это когда изящно обыгрываются жанровые штампы, и на смену опереточному антагонизму «герой-злодей» приходят глобальные проблемы и выбор меньшего зла из ряда неоднозначных альтернатив. Когда без оглядки на политкорректность зрителя закаливают холодным душем провокативных сцен. Когда саундтрек не звучит тупым фоновым эмбиэнтом, а остроумными штрихами придает картинке дополнительное измерение. Когда, наконец, каждый третий кадр постмодернистски подмигивает контекстуально-историческими, кинематографическими и еще черт знает какими ссылками, инвентаризация которых требует отдельной объемной статьи. Вот это — откровение для кинокомиксного жанра.
Как роман Мура был своеобразной ревизией жанра, так и «Хранители», эволюционировав, все же сохранили некоторые родовые признаки кинокомикса, вроде мелких сценарных условностей, гиперболизации конфликтов, архетипных ступеней аттестации супергероя: спасение детей из пожара, расправа над хулиганами в переулке, непременные костюмы из цирковой гримуборной. Но важно, что фильм и не строит из себя глубоко трагическую драму, смотреть которую следует с постным выражением лица (что недопонимают многие возмущенные граждане). Наоборот, нужно просто расслабиться и прочувствовать сардоническую интонацию Снайдера, черный юмор и легкую самоиронию львиной доли эпизодов.
***
«Хранители», в конечном счете, – это такой глобальный тест Роршаха с кляксами: многое можно разглядеть в медленно расплывающихся по лицу чернилах – и акт агрессивного давления на умы молодежи, и антироссийскую агитку, и гнилой западный трэш с насилием и сексом. При желании можно заподозрить ленту и комикс в изощренном product placement технологии электронных чернил. Но иногда клякса – это просто клякса.
Just like the good old days
Саундтрек "Хранителей"
-----
1. Desolation Row (My Chemical Romance)
2. Unforgettable (Nat King Cole)
3. The Times They Are A-Changin' (Bob Dylan)
4. The Sound Of Silence (Simon & Garfunkel)
5. Me & Bobby McGee (Janis Joplin)
6. I'm Your Boogie Man (KC & The Sunshine Band)
7. You're My Thrill (Billie Holiday)
8. Pruit Igoe & Prophecies (Philip Glass)
9. Hallelujah (Leonard Cohen)
10. All Along The Watchtower (Jimi Hendrix)
11. Ride of the Valkyries (Budapest Symphony Orchestra)
12. Pirate Jenny (Nina Simone)
-----
примечание: здесь не учтен 21 трек, написанный композитором Тайлером Бейтсом специально для фильма.
облако тэгов
