сабж

Это, собственно, не роман вовсе, а милая детская сказочка про любовь. С участием принцессы, принца и дракона. Шаблонный сюжет "Красавицы и Чудовища", небрежно переодетый: Чудовище стало милым воспитанным драконом, Красавица стала вовсе не красавицей, но все-таки принцессой. Красивый, но неприятный принц также присутствует. В конце happy ever after, совершенно очевидное, хоть и прямо не прописанное.

Из литературных приемов присутствуют: ложный конец (спасение не-красавицы злобным принцем), осознание чудовищем своих чувств к не-красавице в результате взаимодействия с третьей силой (у Диснея, помнится, третьей силой выступал говорящий чайник. У Дяченок уровень пафоса значительно выше, так что это Пра-дракон) и комические элементы в виде неудач некрасивой принцессы.

На самом деле, это все говорится не в укор книжке — она очень милая, очень легко читается и от нее не успеваешь заскучать. Несмотря на то, что концовка понятна буквально с момента появления очеловеченного дракона, от текста не устаешь, он написан очень живо, с милыми деталями быта и характера, придающими реалистичность, которой нет в сказках. Формат "неуклюжая пара влюбленных, которые кроме друг друга никому не нужны", тоже достаточно избит, и "Служебный роман" вряд ли переплюнет какое-то другое решение, но здесь его реализация тоже хороша. На самом деле, я очень болела за принцессу и дракона, и их медленное, но верное сближение прописано очень здорово — насколько это возможно для детской сказки, конечно, без особых драм, но с таким накалом и медлительностью, который бывает только в женских романах и фанфикшене обычно.

Хотя, должна сказать, героическая драконова жертва выглядит очень нелогично даже в контекте этого романа, с его прочими нелогичными допущениями и героями-функциями. Точнее даже, не драконова жертва, а прицессина слепота. Хочется сказать, ну да ладно, девочка, ты тут столько времени провела, практически человеком стала под крылом у дракона — и вдруг согласилась на спасение от первого попавшегося принца? Да еще в таком очевидно подставном формате. Не верю.

Но это, конечно, необходимо для создания пущего драматического накала к концу.

В целом по содержанию эту историю вполне можно читать детям младшего школьного возраста. Тем, кто старше — только если хочется полностью расслабить голову, я лично получила удовольствие от процесса и скрасила себе перелет.

Это очень странная книга: c одной стороны, наиболее близка она к научпопу, с другой, нельзя сказать, чтобы она касалась какой-то одной конкретной науки, а с третьей — не то чтобы она действительно была рассчитана на массовую аудиторию. Я гуманитарий по складу ума, несмотря на экономическое образование, мне было не то чтобы сложно даже, а скорее — неинтересно в тех местах, гда речь шла о конкретных расчетах. По-хорошему, конечно, "ГЭБ" нужно читать скорее как учебник, дома, не спеша, с ручкой и тетрадкой решая поставленные автором задачи, а не в метро, держась хвостом и прыгая глазами по строчкам. Поэтому однозначно не могу сказать, что я поняла все, что есть в этой книге — или хотя бы даже половину.

На вопрос о том, что в ней есть, ответить тоже не так-то просто. Математика, определенно и первым делом, причем самая занудная и бесполезная на мой лично взгляд область — теория чисел. Автор сам говорит, что ТЧ — единственная область математики, не имеющая никакого практического применения, и для людей практического склада вроде меня это очень затрудняет ее изучение. Просто не интересно. Все формулы в экономике имеют очень конкретную практическую направленность, поэтому с ними у меня в свое время проблем не было — в отличие от более абстрактных разделов математики. Но, тем не менее, сделав над собой некоторое усилие, за ходом мысли автора вполне можно уследить, и школьного образования, думаю, хватит — то, чему не учат в школе, он сам поясняет по ходу.

Но помимо математики, Хофштадтер говорит о многих других, на первый взгляд, совершенно не связанных вещах. О музыке, прежде всего. Вот тут я полный профан, признаюсь, и читала эти главы в ГЭБ точно так же, как я читала в "Докторе Фаустусе" рассуждения о контрапункте. Ок, какие-то слова на бумаге, что они означают — бог весть. Эта часть, определенно, рассчитана на людей с музыкальным образованием, которым что-то говорят слова "тональность", "4/4" и "фуга" (нет, я знаю, что это такая форма музыкального произвеедения, но если мне поставят послушать фугу и не фугу, никогда их не отличу). С другой стороны, и в области математики, и в области музыки неопытному читателю есть, чем поживиться: автор достаточно понятно разъясняет свои примеры, а также пишет отличные и интереснейшие отступления, например, из биографии Баха.

Об отступлениях нужно сказать особо: основной наукообразный текст периодически прерывается замечательными диалогами, которые ведут между собой Ахилл и Черепаха из знаменитого парадокса Зенона. Первым делом кажется, что автор решил дать читателю отдохнуть, но на самом деле, Ахилл, Черепаха и их друзья Краб и Ленивец говорят все о том же, что и основной текст — просто, скажем так, делают это "в развлекательной форме". Особая прелесть этих диалогов заключается в том, что их форма соответствует заявленной тематике, это такие замечательные джойсообразные игры с формой-содержанием.

К ним же, в частности, относится разбор странных картин Эшера — все помнят его игры с пространством, с иллюзиями, с объектами, переходящими один в другой, картины-обманки. Хофштадтер очень ловко совмещает всех трех великих людей в своей области — Гёделя, Эшера и Баха — и не только их, потому что, по сути, для него результаты их творчества служат лишь примерами того, как в совершенно разных областях проявляются одни и те же подходы, как удивительным образом сходны бывают совершенно далекие друг от друга системы. Суть книги именно в этом, и если уж определять научную область этой книги, то это работа по эпистемологии. Причем, в отличие от большинства работ в этой области, основанная на исключительно практическом материале, "живом" и очень разностороннем. Автор рассматривает, как происходит в различных системах передача знаний, как взаимодействую сами системы между собой, как простые элементы образуют сложные системы совсем другого качественного уровня, и на уровне систем обретает смысл то, что на уровне отдельных элементов его не имеет. Довольно значительная часть книги, помимо математике и музыки, посвящена также вопросам работы человеческого мозга (нейронной сети конкретно) и компьютерных программ, проблеме создания искуственного интеллекта (которая как в 79 году была проблемой, так и сейчас). В конце книги очень символично в гостях у Ахилла и Черепахи появляются сами Бэббидж и Тьюринг, один — настоящий, а другой — в виде компьютерной программы, а также Автор.

Вообще в этой книге стоит обращать внимание на все буквально, она сделана очень тщательно и очень хорошо сбалансирована. Не будучи развлекательной или (ни в коем случае!) легкой по сути, она, тем не менее, очень легко и быстро читатется — притом, что объем значительный. Несмотря на всю сложность выбранной темы, широту охвата и относительную сложность рассуждений, в ней нет никакого занудства и наукообразности, и поэтому нет ощущения, что ты читаешь научный текст и вынужден прилагать усилия к его пониманию.

В целом — я бы рекомендовала эту книгу в первую очередь тем, кто любит математику, в частности, математические задачи и логические игры разного рода. Дремучим гуманитариям вроде меня может быть не столько сложно, сколько скучно на "математических" главах — зато диалоги Ахилла и Черепахи и "отвлеченные" главы о музыке доставили много радости. Не говоря уж о концовке, где появляется и играет на рояле сам автор, а Бэббидж и Тьюринг устраивают соревнование, пока остальные угадывают, кто их них настоящий человек.

И да, я прочитала эту книгу потому, что она пару раз упоминалась во втором томе "Magicians".

Вдогонку к обсуждению в предыдущем посте:

"Кому хочется интеллектуальной прозы, пусть учебник физики читает. Или, там, научные статьи." (ссылка)

Второй том Magicians постоянно ссылается на "Гёдель, Эшер, Бах" — кто-нибудь это читал? Поделитесь впечатлениями? Я начала и не могу понять, что я обо всем этом думаю.

сабж

Наконец-то во второй книге появилась линия Джулии, которая так нравилась мне в сериале. Собственно, из всех героев только Джулия в то время, когда она мечется, не находя себе места в опостылевшем реальном мире и потом между убогими safe houses, кажется очень реальной, очень настоящей. Она — характер, живой и боевой персонаж. Удивительно, что случившееся с ней таки ее сломало под конец, и в линию "текущее время" она выходит не столько в получеловеческом состоянии, сколько в полуживом.

Роман состоит из двух параллельно развивающихся линий: в одной (настоящее время) скучающий Квентин — король Филлори отправляется в некий квест, который поначалу кажется совершенно надуманным. Во второй, ретроспективной, мы видим историю Джулии — все то, что произошло с ней после того, как Квентин уехал в Брейкбилс. Линия Квентина, как и все, связанное персонально с Квентином, очень скучная, и когда его не подталкивают очень жестко какие-то внешние обстоятельства, начинаешь невольно так же скучать, как персонаж скучает сам от себя. Зато линия Джулии очень захватывающая — так просто поставить себя на ее место, на место человека, которому показали волшебную дверь, а потом не пустили за порог, ничего не объясняя. И никакая реальность уже не устроит, когда ты знаешь, что существует магия и ты можешь овладеть ей сам. И человек, который привык умом и трудом добиваться всего на свете, конечно, не признает поражения и не опустит лапы, а будет упорно биться головой в эту стену — и наконец ее пробьет. Я очень восхищаюсь Джулией и очень легко представляю себя на ее месте — я бы пыталась сделать ровно то же самое. Ко всему, что делает Джулия, я просто не могу придраться — настолько ее поступки внутренне логичны и при этом выдают сильного решительного человека. В этом плане они с Квентином, что характерно, полные противоположности — до такой степени все его поступки являются следствием обстоятельств либо дурацких попыток сбежать от собственной унылой персоны.

Еще очень завлекательный аспект в линии Джулии — та же идея ценности знания и обучения, которая мне так нравилась в первой книги, где описывалась учеба в Брейкбилсе. Джулия проходит свое обучение как мага в подпольных притончиках, безопасных домах, но это не меняет сути. Знания в данном случае дают более чем ощутимую силу, и в моей картине мира это вообще идеальное состояние, когда знания реально равно силе.

Две линии постепенно сходятся, но так и не сойдутся до конца. В путешествии, в которое ненароком отправляются Квентин и Джулия сотоварищи, Джулия уже другая, уже травмированная и изменившаяся — и я не уверена, что это встреча с Reynard the Fox произвела на нее такое впечатление. Во всяком случае, никаких деталей реальной встречи с Our Lady Underground мы так и не узнаем.

Мне очень нравится компания Джулии в Провансе, это действительно идеальное место: группа умных и необыкновенных людей, собравшихся в уютном месте, не обремененных материальными проблемами, которые ведут увлекательный исследовательский проект. Более идеальное состояние в отдельный момент жизни трудно представить. Описание деталей их исследований поэтому куда веселее, чем квест на паруснике в поисках волшебных золотых ключей, в котором участвует Квентин. Хотя, возможно, дело в pov Квентина — но весь этот "Покоритель зари" нравился мне куда больше в формате Льюисовской истории для самых маленьких.

Даже забавно, на самом деле, как противоположны друг другу качество литературы и масштаб задачи, решаемой героями — я говорю очень в общем, конечно. Герои классики не спасают весь мир вообще обычно, а решают простые задачи как не поубивать друг друга и жить дальше. Спасение мира — удел литературы не столько жанровой, сколько плохой. Понятно, что можно найти противоположные примеры. Но все же мне кажется, что прекрасный в остальном текст Гроссмана украсило бы чуть большее смирение в плане размаха. За решение локальной задачи Джулии — научиться магии — болеешь очень сильно, потому что в этом есть и достоверность, и надрыв, а вот за решение задачи по спасению магии всего мира и Филлори в частности не болеешь вообще. Откровенно говоря, я до последнего надеялась, что они не справятся, и несколько разочарована концовкой — потому что если бы они не справились, вот тогда было бы интересно.

Что сказать — у Гроссмана прекрасный язык, читать его одно удовольствие. Огромный словарь, во-первых. Множество скрытых и не очень цитат и отсылок, во-вторых (интересно, передают ли это все в переводе)? Это язык махровейшего интеллектуала, который старательно и качественно подошел к своей работе, не пытаясь спрятать свое образование за шаблонным сюжетным ходом о квесте для спасения мира. И до уровня текста сюжет несколько не дотягивает, что забавно.

сабж

Это тоже серия очерков о поэтах и писателях, а также приближенных к ним представителей тусовки Серебряного века, но от "Некрополя" Ходасевича она отличается разительно. "Некрополь" хорош, прежде всего, своей едкостью, меткостью характеристик, взглядом взрослого рассудительного человека. У Иванова же нет этой взрослой льдинки в глазу, он смотрит на всех на них глазами не то чтобы восторженного юнца — но человека, открытого, не имеющего жесткой собственной позиции, готового многое понять, принять и восхищаться этим. Многое и разное, в том числе в равной степени восторженно и почтительно, например, отзываться о заклятых врагах — Блоке и Гумилеве. Иногда, читая "Зимы", думаешь, боже, ну и цирк, — но именно такое мнение, похоже, не приходит автору в голову. "Петербургские зимы" очень тепло написаны и, пожалуй, ни одному из героев нет повода обижаться на слова Иванова — а вот на заметки Ходасевича местами сложно не обидиться, если поставить себя на место виртуозно высмеиваемого Брюсова, к примеру. Иванов, конечно, на 10 лет младше, и Ходасевич закончил свой "Некрополь" на 10 лет позднее, это тоже следует принять в расчет, заметки 30 лет и 50 — наверное, большая разница.

В "Петербургских зимах" есть то, что первым делом находят все юные мальчики и девочки, открыв для себя Серебряный век — пафос гибели. Красивый пафос, с которым умирает старая эпоха, воплощенная в поэтах, вся эта ахматовская шаль и нервные сигареты, все эти бесконечные сборища и разговоры, которые ни к чему не приводят и почти никогда не заканчиваются делом. Еще — ощущение общности, именно круга общих знакомых, литературной богемы, связанных сложными отношениями любви-ненависти. И нет никого, кто бы просто днем ходил на работу, а вечером сидел дома и писал, и не крутился по вечерам, кабакам и "приемным дням". Я могу себе представить, что когда попадаешь в такую среду в подготовленном состоянии (а нет более подготовленного состояния для попадания куда-то, чем состояние подростка) — то она становится естественна, как воздух, и нужна в той же степени. Даже говоря об этом, сложно не впасть в тот же лиризм и пафос. Это удивительное свойство хороших авторов Серебряного века — так легко, начитавшись, начать невольно копировать их тон.

В отличие от Ходасевича, Иванов, собственно, не смешной. Во всяком случае, он не смешной специально и не ставит своей целью повеселить автора за счет своих незадачливых героев — хотя периодически у него это получается. Он больше трагикомичный, потому что за счет дружелюбного взгляда начинаешь как-то очень проникаться перипетиями жизни его героев. Ну то есть понятно, что Мандельштама очень жалко, и как только из любых источников что-то о нем узнаешь. сразу представляется такой выпавший из гнезда птенец, который прыгает и не понимает, что его сейчас сожрут или задавят, или понимает, но сделать ничего не может. Но вот, например, Есенин со своей разухабистой биографией никогда не вызывал у меня таких чувств — а у Иванова вызывает, и это невольно передается.

"Петербургские зимы" — очерки скорее эмоциональные, чем содержательные, и если перекладывать их на картины, то "Некрополь" — это шаржи, а "Зимы" — импрессионизм. Эмоциональные в данном случае не значит хуже, конечно, наоборот, это интересное разнообразие.