«Пусть лучше у меня не будет сына, чем будет сын вор».

Помню, на шестилетие, когда моя мама позвала чуть ли не весь двор, а дело было в начале 90-х, в солнечный последний день июля, один из мальчуганов подарил мне кипу тонких книг, среди которых были и «Огурцы» с иллюстрациями Валька. В принципе, мотивация рассказа была вполне понятна — воровать нехорошо, и мальчик Котька, получивший урок за себя, и за своего более смекалистого друга Павлика, навсегда уяснил, что брать чужое плохо, пройдясь по ночной деревенской улице (где скорее всего не было освещения, а ставни и подавно закрыты (не знаю, может и не было вообще ставень, у нас в Сибири было бы именно так) и поговорив с дедушкой-сторожем.

А потом смотришь, и поражаешься — ведь сталинское послевоенное время, достаточно тяжелое. Многие, с одной стороны, зацепившись за это, говорят — «вот, было то как!!!», ну или другие про «пять колосков». Мне кажется, все несколько утрированно, в этом случае. По сути, мотивацией паренька было принести домой что-то добытое — ведь целый день он провел на рыбалке, не поймав ничего. А обычное детское озорство — а кто из ностальгирующих по деревенской прозе людей не вспомнит, как воровал груши или яблоки, или умиляется песне про «Поспели вишни в саду у дяди Вани». Хотя есть и более жуткие примеры — например повесть «Китайский смех», где наивные дети попались на такой вот краже яблок, их не ругали, но околоуголовная детская общественность расценила все сообразно своим представлениям, и поступила с ребятами вполне по своим законам.

Но, Носов писал не об этом, и Павлик, отдавший свои огурцы — тоже не иудушка, подставивший друга. Как минимум, в двух ранних изданиях я видел иллюстрации благополучного колхоза. Повсюду ходят куры, Котька и Павлик — по сути отдыхают и озоруют, а не пашут на поле, как туркменские дети Анны Пайтыка («Мальчишки военных лет»). Этот рассказ именно о том, что озорство озорством, а брать чужое, ради того же озорства — это именно то, что может в крайнем случае привести к сюжету фильма «Пацаны» (не Гулаг, все же). Ну, а старик-сторож, думается тоже, в конечном счете не приклеивал потом принесенные огурцы снова к стебелькам, однако именно его диалог с Котькой облегчил душу мальчику, уже и без того прошедшему сквозь ночные дебри. В любом случае, все закончилось хорошо.

Есть удивительное свойство военного времени. Когда люди слишком долго находятся в окопах, и между ними не происходит открытых столкновений, война превращается в быт и досуг. Отдыхают и куражатся солдаты, хвастают вымышленными любовными похождениями, мастерят что-то, поют негромко песни, и слушают, как в спокойствии приутихшей войны разговаривает с ними месяц май — разнотравьем, сонно поющим под шепот ветра, легкими птичьими трелями. Но где же настоящие песни. Ах, подождите, браточки, скоро начнется. Вывозятся на передовую агитмашины, и, словно дикторы на воображаемом концерте начинают склонять к переходу на ту и другую сторону пленные. Но солдатам скучно, они ждут главного. И вот, начинается концерт, льются песни всех мастей, уже слушанные по сто раз пластинки за эту весну. Внезапно, песни обрываются, и снова накрывает все вокруг тишина. Но продолжения хочется, и, внезапно, из русских окопов слышится мощная и красивая оперная ария, Ария Каварадосси, исполняемая невидимым певцом. Затихают окопы, но вдруг выстрел обрывает песню, и оглушительно стремительная атака приносит победу, а вдохновленные итальянцы, перестерелявшие своих мнимых союзников, апплодируют русскому исполнению.

По своей атмосфере рассказ напоминает фильм «Счастливого рождества!» о братании солдат на Западном фронте I Мировой.

Эх, Калино, Лямино, Лёвшино! Комариха и Тёплая гора!

В укромьях лесных перелесков скрывались необозримые заросли малины, таились, но не прятались настолько, чтобы не оставаться в десятках ведер, туесов, корзин. И вот, долгожданный поезд, все потоком ломятся в него, ведь другого и не будет. И, конечно же, бойкая старушка, пытавшаяся просочиться в вагон, рассыпает свою малину из туеса. И вот это мимолетное горе наваливается на нее тяготами другими — потерями близких, потерей здоровья, сноровки. И вот, именно то, о чем всегда пытался рассказать Астафьев — подспудно, потаенно растекается в небольшом пространстве вагона — взрослые, дети, бабушка, которой дали возможность поговорить, пусть и от такой кручины.

И каждый здесь родня всем, и каждому внуку эта старушка бабушка родная, а волшебство единства растекается с силой наполняющегося этим волшебством туеса.

Я уже и не застал таких малиновых зарослей, застал правда черничные, смородиновые, и голубичные (но это больше к творчеству Распутина), как и застал заколоченные окна в старых деревнях и тоскливые взгляды тех, кто еще там оставался. Как там, интересно, все эти Калино, Лямино, Лёвшино! Комариха и Тёплая гора?

Очень мне этот рассказ напомнил фильмы «Не могу сказать прощай» и «Девчата» одновременно, вот только грани у него совсем другие. Единственное, что объединило их, пожалуй только тема лесозаготовительных артелей. Вот только там, где у одного лесоруба гордыня вылилась во благо, а другой искупил ее тяжелой травмой, заслужив свою любовь у Астафьева скрылось за мелочностью и одновременно рвачеством, удалью молодого и избалованного человека, где гордыня вполне могла бы стать алчностью, злобой и эгоизмом, несмотря на то, что Иван в чем-то и был хорош, но подспудное, взлелеянное матерью, пренеприятной женщиной, властной и горделивой на корню убило то прекрасное, что зарождалось на глухой просеке, так талантливо описанной в начале рассказа. И девушка ушла, вовремя.

Отчего же не быть солдату веселым? К этому, еще со сказок запомненному образу — находчивому, смелому, лукавому солдату — тому самому, что варит кашу из топора, или же ловко вызывает чудо-псов из старого огнива, добавлен и удрученно чешущий затылок забавный Швейк, и ремарковские юноши, грустно принимающие смерть, так и не написав больше ни одного стихотворения. Солдат веселый, и вправду, выслушивая из уст последних солдат далекой уже Великой Отечественной, окопную правду, иной раз волосы дыбом встают у молодых еще срочников и курсантов, но слушают они и мотают на ус, припорошенную порохом и сентябрьской грязью неубранных полей, правду, для того, чтобы стать позже такими же веселыми солдатами.

Астафьев не пишет мемуаров, в этой практически автобиографической повести, так, как это делали многочисленные бывшие враги после войны, написав тонны воспоминаний. Для того, чтобы рассказать небольшую часть их, автору понадобилось полвека, став для него практически последней книгой. И, как ни странно, неспокойно, маятно начинается и заканчивается эта повесть — убитым немцем, что прошел через всю жизнь веселого солдата, за спиной, не дав ему умереть, не отомстив шальной пулей или гранатой, как могли бы подумать суеверные люди. Он дал возможность писателю под конец жизни просто поведать ту правду, что казалась ему своей. С немыслимо подробными полубыличками, с отголосками матерщины и фронтового фольклора, с до боли знакомым сибирским говором — такой предстает перед читателем эта книга. И там, за судьбами героев, воскрешенных памятью, за печалью прожитого, за вечной борьбой внутри себя — говорить смело и открыто, все еще виден лирический дух образованного литературно человека — цитирующего классиков, знающего и помнящего историю городов, что топтал в своем солдатском веселье. И отражается, ликует в этом простой человек, прошедший огонь войн, раскрывая в строках, написанных рьяно, залихватски и весело, когда смех утихомиривает боль. И ощущает себя настоящим победителем.

Коэльо является одним из тех авторов, которые неизменно кочуют из списка в список книг «для обязательного прочтения» томным девам (ну, тем, что читают книги с обязательными аксессуарами в виде кота, дождя, мягкого пледа и большой кружки кофе с кусочками суфле). Однако, на поверку (а также, судя по многочисленным буккроссингам и ассортименту букинистических лавок) очень скоро книги Коэльо становятся ненужными деталями интерьера и валяются в квартирах то тут, то там, со временем из них исчезая. Впрочем, с таким же успехом, они появляются там снова, стоит только заострить внимание на «маст хэв» списке книг.

Мне очень нравится «Книга воина света», в конечном счете в ней собраны те мысли, которые можно декларировать в споре, утешая или читая нотации. А что же с «Вероникой»? Зачин был очень и очень интересным. Девушка решает наглотаться таблеток в желании некоторого эскапизма, желания убежать от самой себя, будучи уставшей от рутины жизни. Причем, эта самая рутина, во многом была результатом ее собственного эгоистичного отношения к жизни. И вот, она уже в ожидании смерти, но внезапно читает статью, где иронично спрашивается «А где вообще эта Словения?» В принципе, среднестатистическому человеку на этот факт абсолютно наплевать — спросите у случайного прохожего. Вряд ли он ответит навскидку. Но вот Вероника начинает совершать какие-то действия, которые делают ее суицид каким-то актом гражданской сознательности, жертвенным поступком. Но вот только ей на все это плевать, на самом то деле. Попадая в психиатрический асилум, Вероника ведет, по сути, гедонистический образ жизни, памятуя о том, что все равно скоро умрет. С удивлением, она обнаруживает, что пациенты лечебницы точно такие же, как и персонажи Кизи. Им все равно, причем, возможно большая часть из них — абсолютно здоровы, но социальные факторы, одиночество, а может и безделье, отравляют их жизни и сводят с ума. Найти себя, свое предназначение — то чего хотелось бы Веронике, но ее эгоизм продолжает держать девушку в рамках, как в силках. В то же время нам показываются люди, которые действительно знают «как», и могут помочь ей в этом. Но, долгое время Вероника не может найти свое «Я», потому что оно скрыто за «Эго». Вообще, ощущение «бутафорского» не покидает при чтении книги ни на миг, чего стоит только доктор Игорь», по сути такой же эгоист, как и Вероника, но использующий для удовлетворения своих амбиций целую больницу.

В книге есть и глава о том, как Коэльо решил написать такую вот книгу. «Истина в вине», что ж, похоже Коэльо развивает тему очень хорошо, учитывая и финальные главы повести.

Книга достаточно нудная, но, помогает заснуть.

Когда я слышу сочетание «макабрический рассказ», часто вспоминаю именно эту увеселительную новеллу Э.А. По. Хотя, на сей раз, перечитать ее меня побудил сборник Чамберса, взятый с полки, где также очень горячо и непредвзято говорилось о макабрическом и гротескном. И, мне снова доставили удовольствие приключения двух ротозеев, не заплативших за выпивку, а потому убежавших от хозяев таверны для матросов в самые зараженные уголки Лондона, без приглашения ввалившись на пир Короля Чумы.

Считается, что этот рассказ, по сути сатира на некоторые произведения, в частности «Вивиан Грей» Бенджамина Дизраэли, однако, в отличие от этого забавного в чем-то и чрезмерно растянутого, аристократично-гедонистического произведения, «Король Чума» короток, весел и, одновременно страшен. Он воспринимается, как матросская байка, где герои бахвалятся не столько встречей с демонами Чумы, но своим азартом выпивки, ну а финал, безусловно, намекает и на то, что во-многом — это макабрический и гротескный пьяный бред двух забулдыг. Впрочем, никакого поучительного эффекта рассказ не несет, поэтому все, что произошло — вполне могло случиться и не в зачумленном Лондоне, а хоть на островах Юга, или в снегах Севера — везде, где алкоголь — хорошая потеха для джентльменов, особенно если они не перебирают.

«Печенье на миллион» мне понравилось, в первую очередь своей консервативностью. Посмотрите, как автор непринужденно описывает вечер «Был влажный душный вечер, обычный для сезона дождей...» Мисима настраивает нас на лирический лад, чтобы потом показать нам творение нового мира — неоновую пагоду, полную материальных соблазнов, буквально каждое слово вызывает у автора неприязнь, но он продолжает описывать торговый центр, памятуя о том, что он заменил собой настоящий символ этого района — засыпанный пруд Хётанъикэ. И вот, наконец, мы встречаем молодую пару — они неспешно и как-то пугливо бродят среди магазинов. Их молодость проглядывает и в том, насколько по-мальчишески играет с новинками игрушек муж, а жена хочет казаться степеннее и одергивает его. Они не просто экономят, они подчеркнуто бережливы. То есть, весь их жизненный путь — это череда планов и математических операций, где пункты а, б и ц — это сберкнижки, которые копят суммы на конкретное. И вот они дошли до пункта «ребенок» — но денег пока несколько не достает. Однако ребячество мужа одолевает и они тратят некоторые деньги на печенье — где опять же Мисима чуть ли не брезгливо отмечает изображение хозяина центра, а не принца Сётоку. Что ж, гулять так гулять — аттракционы, что-то еще. И вот они встречаются с тетушкой, которая без зазрения совести покупает себе дорогой десерт, а они все же «экономят» на себе. Тетка говорит о прошлом, о ценностях, присущих аристократии, и вечер укрывает от читателя то, что происходит на вечеринке дам в богатом районе, но это что-то мерзкое даже для героев рассказа, впрочем нам это и неинтересно, потому как на руках семьи 5000 иен, а старуха забрала еще 3000. И, похоже, слава об этой паре уже расползлась по незримому телеграфу и они востребованы, и довольно часто проделывают такое. Но 40 иен за какую-то безделицу — это все же расточительно. Молодая семья по сути идет по пути чего-то потребительского, здесь нет счастья — какой-то план, словно утрированное высмеивание жизни в «американской мечте», но рассказ при этом не сатирический, и не поучительный, а скорее грустный и даже пророческий.

Небольшая притча, показанная в сборнике, как пример того, что же пишет Кинг-младший (Хилл). Сюжет, на самом деле, здесь отсутствует. Одинокий и никчемный человек шатается без дела, и в конечном итоге набредает на лавку, где продавец предлагает ему купить «от боли» тщедушное и пустоглазое Горе. Так, Горе начинает обличать никчемного человека, а он остается счастлив лишь потому, что не одинок. Показалось, что Хилл, опять таки, обратился к Уайльду, настолько герой гротескный и слабый духом. Но читатель не отчаивается, перелистывает страницу и остается собой, понимая в душе, что на свете есть более несчастные люди, если он сам в печали, и успокаивается.

Собственно, рассказ о том, как начинается постапокалипсис. Причем, в достаточно редкой форме — будущие выжившие летят на самолете.

Хилл смоделировал уникальную ситуацию, когда мы видим срез практически всего социального универсума современной Америки. Есть бизнес-класс, есть и второй класс, с людьми попроще. Но зато каждый себе на уме. Самое интересное, что показаны все эти люди не стереотипно.

Бизнес-класс:

Успешный бизнесмен — вполне себе добродушный собеседник, участливо и доброжелательно общающийся и готовый помочь.

Киноактриса в годах — вовсе не снобка, и не заносчивая, с такой же легкостью она рассказывает о своей карьере, настолько же тепло показывает свою женственность и материнство.

Чернокожая девочка — вовсе не выходец из гетто, тем более, что находится она в бизнес-классе, она умная и летит для написания какого-то всеамериканского диктанта, задает логичные вопросы и с ней общаются, как со взрослой, чего она заслуживает.

Второй класс:

Гей-музыкант — типичный представитель либеральных взглядов, к тому же пытающийся в своей голове каждую реплику собеседника построить именно со стороны себя угнетенного — гея, еврея или либерала. Предполагаю, что Хилл ввел его в рассказ для полноты картины, чтобы его устами высказать недовольство президентствованием Трампа, обществом. В общем, единственный отрицательный персонаж в рассказе.

Студентка-кореянка — на фоне разрастающегося ядерного конфликта с ее страной (причем, она понимает, что, хотя она и из «нашей» Кореи, ее родственники не смогут пережить удар. Именно поэтому она является модератором агрессивной полемики между своими соседями, и гарантом спокойствия. В университет поступила своими силами.

Семейная пара консерваторов. Здесь стереотипы убраны полностью в сторону. Очень неприятный с виду, толстяк, пьющий пиво в салоне и его миниатюрная жена, покорно соглашающаяся с ним. Одним своим видом они злят гея-музыканта, который, к слову, сам провоцирует конфликты. В разговорах проходит почти тонкая нить между, собственно, консервативными взглядами и околосупрематизмом, но толстый муж всего лишь опекает свою жену, которая ему благодарна, что он заботится о ней, и вовсе не тиран-реднек, к тому же к азиатке-студентке он не испытывает неприязни.

Пилоты:

Командир экипажа — заботливый муж, будущий отец, с точки зрения социума Америки, в свои 40 лет еще молодой, с мужеством берет на себя обязанности говорить с людьми.

Второй пилот — женщина — бывшая военная летчица, однако ее персонаж показан вполне женственным, она не феминистка и не лесбиянка. В некоторых моментах за жесткостью проскальзывает женская слабость, что вызывает скорее положительные эмоции.

Стюард — пытается держать ситуации в салоне под контролем, испытывая симпатию к женщине-пилоту.

+около 200 ноунеймов-пассажиров.

В общем, этакая мини-Америка летит в воздухе, и на фоне нарастающей напряженности все еще живет своими убеждениями, но в самый апофеоз опасности — вспоминает, что они — одна нация. Мы не видим хэппи-енда, диспетчер отпускает нить управления самолетом, и «боинг» летит на север, к неизвестности, но сплоченным коллективом.

*Упоминается, что Россия ударила ядерным оружием по США, после атаки подводной лодки на российский авианосец. На момент написания рассказа, в 2018 году, флагман российского флота и единственный авианесущий крейсер ВМФ «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов», находился в ремонте. Номенклатура авианесущий крейсер предполагает наличие, помимо палубной авиации, и ракетного вооружения.

Ну, и конечно же, рассказ года по версии This Is Horror Awards. Как ни странно, чувствуется, что здесь писал больше Кинг-Отец, нежели Сын. Верный себе, он пронес нас по пыльным захолустным дорогам мимо достопримечательностей, которые мы вряд ли увидим, но поверим Кингам на слово, что они ужас до чего хороши. Легкий флер одноэтажной американской Провинции уносит нас шепчущим ветром в то самое жуткое царство, где искаженное христианское восприятие встречается с чем-то давно забытым и зловещим. Что ж, нам решили напомнить о «Детях кукурузы» именно так, как они должны были быть написаны, и, разумеется, авторам это удалось. В первую очередь, своей атмосферой рассказ вполне затягивает, когда описывается странный временной парадокс, а быть может зачарованное место само притягивает нас своей таинственной травяной мелодией. Однако, как только Зловещее и Непонятное отступает перед Первобытным, и голод все время встречается с мыслями о каком-нибудь «Макдональдсе» и биг-маках, которые вполне может заменить пес или надоевшая жена, все очарование неизвестности испаряется, и ты уже напряженно ждешь, чем же все закончится. Именно тогда ты понимаешь, что именно в таких местах, «где водит» люди живут веками, по своим табуированным законам, есть места, куда лучше не ходить, не будить лихо, не слушать навязчивый шепот трав и позабытые нечестивые песни. Иначе — смерть станет искуплением, но и ее нужно будет заслужить, не по своей воле запачкавшись в земле и траве. Ведь молоток продолжал стучать где-то по ту сторону дороги, значит люди просто не касались того, чего и касаться без надобности, ну а легким запахом конопли и еще какой-нибудь дряни повеет от совершенно уже никчемных неохиппи, чья беззаботная напускная беспечность снова рассыпается перед беззащитным детским криком, который все зовет и зовет из высокой травы, в тех местах, где никогда не слышали про Кена Кизи.

В этой истории Хилл рассказывает нам нечто довольно обыденное, но не лишенное злободневности. В последние годы те самые «стопроцентные американцы», параноидально скупающие оружие, и отказывающиеся от прививок, лекарств, живущие на неприкосновенных частных территорий могут быть чем угодно — сектой Судного дня, расстроенными ветеранами локальных конфликтов, или вообще чем-то немыслимым. Культурная среда, от фильмов типа «Civil War» или недавнего «Безмолвного братства», только усугубляет страх потомков «янки» перед необузданными и «недалекими» потомками конфедератов или техасцами, превращая персонажей этих произведений в маниакальных фанатиков, пугающих простого обывателя. Что ж, дело обычное (мы еще «2001 маньяк» можем вспомнить), однако Хилл пошел еще дальше, и приготовил двойную ловушку, написав довольно интересный психологический триллер.

Что будет, когда доведенные до, почти, паранойи сепаратисты, вдруг окажутся жертвами чего-то более неожиданного. Если их запреты и установки внезапно начнут работать против них, а читатель сначала окажется вовлечен почти в мистическую атмосферу, в пух и прах развеиваемую безумием, о котором, впрочем, нам декларировали с самого начала. Правда, и образ сепаратистов в повести довольно собирательный, а жертвами своих действий они избрали ATF (Бюро алкоголя, табака и огнестрельного оружия), в общем, посыл бунта у них какой-то размытый, но вполне применимый к Америке, с ее любовью к «разным» мнениям. По итогу, имея в доме жену — человека с явными психическими расстройствами, причем наследственными, и сына, который вполне мог бы эти расстройства также иметь, отец-лидер и «альфа» некой мини-общины таких вот «людей с мнением» не просто воспитывает всех вокруг себя в тоталитарно-мужском стиле (не считая тренировок по стрельбе и прочему — весьма характерному для «выживальщиков»), но и отрицает и медицину, как таковую. По крайней мере, тема с таблетками, которые перестает пить жена, а сын и вовсе никогда не обследовался у врачей, упоминается несколько раз — ровно столько, сколько нужно, чтобы понять. Сын изредка ходит во сне, а его мать рассказывает ему о своих родственниках, с весьма странными поступками. Причем, с материнской стороны все усугубляется еще и религиозным сектантством, прямой противоположностью милитаристским взглядам отца. Мальчику явно нелегко в свои 13 лет. В общем,

А еще, в повести есть легкие отсылки на полузабытые старые фильмы ужасов, что, безусловно, приятно.

На самом деле, на фоне других рассказов Хилла — этот показался более слабым, причем его идея неплоха — показать очередную дурочку, всю жизнь проводящую в своем телефоне, ночи и дни напролет, думая, что кто-то следит за ее однообразной жизнью. Родители решили сменить антураж и поехать отдыхать, взяв с собой детей — созревающего сексуально, и потому только о сексе и думающего Эрика и жительницу Твиттера Блэйк. Блэйк пишет в Твиттер обо всем, что с ней происходит. Короткие сообщения несколько глуповаты, но ведь и пишет их юная девушка, которой запретили вести блог, и она осваивает мессенджер коротких сообщений. Рассказ стремителен, и, как только ты начинаешь скучать, главная героиня описывает уже что-то поинтереснее. Волей случая, семья попадает на представление «Цирка Мертвых», куда нормальный человек вряд ли пошел бы, но в классических слэшерах именно туда и идут развлечься члены семьи, невзирая на вонь и неприятные лица приглашающих посетить представление. Блэйк до самого конца не просекает, что в цирке что-то не так, хотя читатели уже давно поняли, что там все не в порядке. Блэйк фиксирует каждый момент, где безумие вполне себе настоящих зомби захлестывает тех немногих, кто был затянут в шатер. Ну, и дальше, все по сценарию какого-нибудь фильма категории Б. Все заканчивается плохо, но читатель, вроде бы развлекся, и за девушку совершенно не переживает. Почему-то я подозреваю, что рассказ этот на самом деле — скрытая ненавязчивая реклама Твиттера.

Рассказ о маленьком дьяволе, разложившем свои волшебные дары на ступенях, и предлагающем их тем, кто невольно спускался по каменной лестнице где-то в самых потаенных уголках итальянского Позитано.

Когда читаешь этот удивительной атмосферы рассказ сразу вспоминаешь несколько вещей. Первое — это произведение «Рыбак и его душа» Уайльда, такая же зловещая и одновременно красивая сказка-притча, где витиеватый слог говорит нам о неведомых далях, и где душа менее важна, какие бы дары она ни приносила перед сокрушающим жарким огнем любви. Ну, а второе — это судьба могущественного в России, но менее удачливого в Италии, писателя и издателя Михаила Семенова, который ради жажды успеха стал сотрудничать с режимом Муссолини, но навсегда остался пленником прекрасной виллы, которую построил среди скальных террас Позитано, где весь его архив после смерти стал достоянием старьевщиков, а фестивали Бахуса в честь его кончины не проводились, но зато он обрел покой среди волн. Что удивительно, этот ласковый берег у моря привлекал и сомнительных танцоров из России, но не о них речь.

Унылый и необразованный сын каменщика, одного из тех, что мостили и ремонтировали ступеньки от самых вершин до прибрежных вилл у моря, мечтал только об одном — о сердце своей образованной кузины, и когда его отец отправился на тот свет, почти приблизился к своей цели, если бы не богатый и холеный араб, привороживший своей статью возлюбленную злонравного неудачника. И вот тогда, наученный винными парами дешевого кьянти и наветами собутыльников, он совершает первую роковую ошибку, а ко второй его уже подталкивает новая игрушка, полученная из рук маленького дьявола. Но ведет ли она к смерти, безусловно нет, как и всех тех, кто при жизни отдается ко злу, коварству, или лжи, как герой рассказа. Однако конец остается одним — все они отправляются далеко по ступенькам адской лестницы, получая сполна за свои удовольствия.

Метафорически, эта притча рассказывает нам о том, что именно с помощью лжи и коварства, маленьких велеречивых птичек и приходят к власти режимы, подобные режиму Муссолини. Главный герой не испытывает должного раскаяния, и не осуждает новых тиранов Италии, ведь он слышит тот же голос механической птички, и понимает всю суть, ведь и он сам убил араба Ахмеда, исходя не только из ревности, но и из неприязни к язычнику из далеких пустынь, а народ, населявший Позитано нисколько не усомнился в правдивости слов молодого каменщика, приведя его не только к успеху, но и потаенному страху, ведь он видел, чем для него закончится посмертие.

Для американцев есть две войны, которые часто упоминаются в художественной литературе. Первая — конечно Вьетнам, и ее троп — это благородный герой-американец, патриот, неважно с каким цветом кожи или вероисповеданием, герой, гражданин, с наградами и ранениями, но уж точно не грязный хиппи с прической как у Джона Леннона. Вторая — это Ирак. Патриот предан, медали не дошли до героя, он инвалид, причем очень часто его проблемы — это ПТСР.

Джо Хилл решил написать рассказ о женщине, которая была одним из военных полицейских в Абу-Грейб. Она просто выполняла свою работу, а потом работа была взята на дом. При все своем спокойствии, собранности, навыкам, полученным за несколько лет в армии, умении говорить с людьми (после того, что было в Ираке, она уж точно это умеет делать) Но, она до сих пор на войне — каждый день собирает и разбирает нелегально привезенное оружие, бегает по лесу в полной выкладке. При этом, она «загоняется», и, чтобы выплеснуть свои эмоции — работает в баре, обкрадывает местных алкашей, к тому же ее флирт с коллегой не доходит до адреналинового петтинга. Все это в корне говорит о психологических проблемах Мэлори. Она — больна. В своей голове она моделирует образ того, как она могла быть чьей-то женой, разглядывая обручальное кольцо, что было ей же похищено у незадачливого пьянчуги-одноклассника. В ее жизни нет таких знаковых вещей, она не испытывала таких эмоций.

Хилл оставляет нам открытый финал, и читатель должен сам понять, хватит ли у Мэлори ее навыков, давая кучу подсказок из ее собственного ПТСР, ее повседневности, и ты все же веришь, что она победит. Или оставит еще один отпечаток большого пальца.

Будущее, где ресурсы истощены, а иллюзия равноценна чему-то выдающемуся и волшебному. Сколько об этом писалось и снималось фильмов, сколько пластика и кабелей было порвано на мнимых сосудах роботов, и сколько же проливалось напитков на чуткие микросхемы устаревающего и не успевающего за прогрессом искусственного интеллекта.

Всё, что мне важно, — это ты, особенно если не важно ничего, кроме фальши. У маленькой девочки, внезапно вспомнившей, что ей уже шестнадцать — кризис, родители бедны. У матери нет денег, чтобы купить ей подарок, а отец — популярная жертва убийств, фактически живой манекен для битья стал жертвой постоянных перебоев с электричеством, поэтому грустно и незатейливо дарит девочке Айрис аквариум с русалкой, безнадежно отставший от моды подарок, который никого не впечатлит. Но девочка хотела вечеринку, карнавал, пить синтетические напитки, посмотреть на закат с высокого шпиля, а быть может получить первый поцелуй, скрываясь за купленной личиной. Всего этого у нее теперь точно не будет, к тому же за потраченное на отца время, она успеела прошляпить генератор от моноколеса.

Так, девочка Айрис внезапно покупает на последние жетоны «друга на час». старенького робота-мальчика, который, несмотря на заложенную в нем программу, оказался честнее и благороднее, нежели чем многие пустые и фальшивые псевдодрузья около и в контактах мессенджеров. Ну, что ж, пусть так — пусть хоть робот хвалит и будет кавалером. Но, за час, робот Чип сделал для нее многое, практически все ее мечты на день рождения были осуществлены. И вот, в последние минуты, она, почти очарованная и забывшая о том, что на самом деле — избалованная эгоистичная снобка, слышит уже не дружественный голос Чипа, а визгливое напоминание про «продлить», совершает не что-то ужасное, а, наверное вполне обыденно для этого мира, так уж получилось, что люди никаких законов робототехники не должны соблюдать. У девочки Айрис — профит, и она спешит докутить на своем пороге почти совершеннолетия, и только скорбная песня русалки провожает ее мнимый триумф из никому не сдавшегося мутного аквариума рядом с грудой синтетики и пластика...

Почему-то атмосфера прочитанного рассказа у меня зависла где-то между «Бегущим по лезвию» и стареньким фильмом «Черри 2000», но в целом, очень хороший, хотя и вовсе не добрый мини-опус о недалеком от нас будущем.

Рассказ простой и житейский. Задерживается иркутский самолет, на котором должен был прилететь отец мальчишки, и он, переживая, расспрашивает грузного летчика о том, что «... а если вдруг». Пилот отрицает все «вдруг», хотя и сам переживает, и вместо этого рассказывает историю с той войны, о которой память была еще не заживающей в 60-е годы.

Военный летчик забирал партизан, но их было слишком много для грузоподъемности, и тогда все присутствующие скинули с себя оружие и снаряжение. когда очередь дошла до мальчика-подростка, уже пилот скинул пистолет и кожаную куртку, которыми, безусловно дорожил. Скоро самолет был сбит, а мальчик, рискуя жизнью достал бидон с топливом. С того самого времени они были вместе. В качестве талисмана, он подарил летчику маленького самодельного ослика.

Тем временем, мальчик в аэропорту все ждет и ждет задерживающийся самолет, и когда он, наконец прилетает, забывает на время и о летчике, и об ослике.

Что удивительно, у рассказа чисто крапивинское название — маленький ослик, связывающий судьбы, и безбрежный пятый океан — синее небо, которое бороздят отважные пилоты.

Повесть о «книгтастическом автобусе» и о его водителе, в большей степени о нем.

Иногда, я ловлю себя на мысли, что в последние несколько лет, несколько раз задумывался, как же жалко, что некоторые из моих умерших друзей не посмотрят тех или иных фильмов (например. какие-нибудь новые «Звездные войны»), ведь они так их любили, не узнают, чем же закончилась та самая серия книг. И вот, Джо Хилл, в какой-то мере, озвучил и оживил эту тему.

Во многом, каждый человек сенитиментален, и, когда наступает время попрощаться навсегда с близкими, думаешь, а что, если бы... Герой повести, ни о чем таком не думал, пока, волей судеб (не иначе) попал в библиотеку (отягощенный долгами и скоропостижной смертью больных родителей). Библиотека, действительно — огромный мир, волшебный и открывающий новые миры. Есть водительские права — и вот он — водитель библиобуса, причем старенького. и. возможно действительно волшебного. Кстати, внешний вид автобуса — легкий намек на Кена Кизи, и его ранние времена, коогда он путешествовал на подобном вместе с компание таких же нигилистов-хиппи. Проезжая по улицам города, знакомым, и незнакомым одновременно, водитель-библиотекарь встречает людей, которые приходят вернуть просроченные книги. но возвращают они их через целые десятилетия, и незадолго до собственной смерти, когда-то. И вот, у них представляется чудесная возможность прочитать что-то новенькое, или узнать о том, что их дети стали успешнее. но на этом фоне становится более жутким, что девочка дочитала серию о Гарри Поттере только на пороге смерти, а мать. будучи смертельно больной, отправляет своему сыну-будущему писателю еще не написанные им книги, и что из всего этого выходит. Но, самое главное, что у самого главного героя появляется надежда — найти среди бесконечно «запоздалых» читателей своих родителей, ведь и они грешили забывчивостью при возврате книг в библиотеку.

Романтическая мини-повесть о начале нового дня. Не совсем, конечно, но обо всем по порядку.

Джо Хилл делает очередной реверанс в сторону Брэдбери, и на этот раз для начала немнорго процитировал «И грянул гром...», но этим он только немного вводит в заблуждение читателя, ровно настолько, чтобы потом внезапно удивить. После стольких удачных сафари, богатых людей вряд ли удивил бы и динозавр, и, после последних приключений в Африке, не забыв взять с собой и сына с другом, а также опытного охотника-ветерана войн, вся охотничья партия приезжает в поместье, где за таинственной дверью в чулане, два раза в год открывается дверь в иной мир, мир сказочных существ и легенд.Автор не пытается это скрыть — да, за огромные деньги мы пойдем стрелять по фавнам. Приведя убедительные доказательства, хозяин поместья приглашает всю компанию в сказку. За время, пока дверь закрыта, в волшебном мире проходят десятилетия, поэтому фавны и прочие существа всегда застаются врасплох. Если случайно замешкаться, то можно остаться на некоторое время до следующего равноденствия по ту сторону, но бремя белого человека и старое доброе огнестрельное оружие всегда помогут выжить.

А еще фавнов и прочих существ можно есть, и использовать части их тел для своего оздоровления, что выглядит жутко.

В какой-то момент, читатель начинает думать, ну как же так, все идет по задуманному плану, где же развязка? Но, внезапно, ружья стреляют, но нен в тех. грядет новый рассвет, кровь зловещих сыновей Каина льется на благословенные земли, а маленькая и древняя, одновременно, сновидица пробуждается, чтобы мир обновился. Приключение сменяется хоррором, и вот уже юный романтик, не сделавший ни одного выстрела вопрошает: Но, я же не сделал ничего плохого... И ответом ему становится: Но, ты поощрял и смотрел на все это. Смерть-трава шепчет в сумерках, горят волшебные факела, а самодовольный охотник, столь уверенный в себе многие годы, становится добычей в новом рассвете, который становится посленим, что он видит в этом и другом мирах.

Это рассказ о возмездии и мести, но одновременно пробуждающий интерес к тому миру, что показан нам лишь мельком.

У серебристых вод озера Шамплейн когда-то закончилось наше детство...

Дети играют в их играх иногда отражается видение тех, или иных событий, о которых они слышали, или которые у всех на слуху. По дому ходит, громыхая кастрюльными ногами робот, нарушая все каноничные законы роботехники, где-то на берегу выбросило сокровища с разбившейся много лет назад «Марии-Целесты», но взрослым нет до этого никакого дела, их больше всего заботит головная боль от излишков мартини, выпитого в компании таких же взрослых. Детей в доме очень много, и все они с важностью делают свои дела — рисуют, теряют игрушечных ковбоев, иди устраивают потасовку из-за разных пустяков. Взрослым гораздо проще выгнать их до завтрака на улицу, ведь его еще надо этой компании приготовить. И вот, гуляя по берегу, они взбираются на валун, так удачно оказавшийся на пути, и беседуют о разных важных вещах, например о грядущей женитьбе Гейл и самого умного мальчика на этой стороне озера — Джоела. Гейл кокетничает, и уже строит в своей умной и фантазирующей все время голове картины этого будущего. И вот уже случайно рука ее оказывается в руке мальчика. Они вместе смотрят на валун. который внезапно оказывается тушей умершего плезиозавра, знаменитого Шампа, о котором столько говорят вокруг, а мистер из того цирка готов заплатить 50 тысяч долларов за тушу, если таковая будет. Играя в будущую меркантильную супругу, Гейл уже строит планы, но ее сестры и маленький Бен, все никак не хотят помочь сторожащим свою находку ребятам. Они просто маленькие, и играют в свои игры, динозавр им вовсе не интересен. А где-то вдалеке слышен непонятный тоскливый вой, который все ближе и ближе подбирается к берегу. Наверное, это паром... В какой-то момент, он становится совсем близким, и туша с берега исчезает, как и мечты, которые могли бы воплотиться в явь — со всеми этими деньгами и славой до конца жизни, становясь осколками, подобными изумрудному стеклышку на песке.

Рассказ, безусловно инспирирован творчеством Бредбери — здесь есть и «Вино из одуванчиков», и некоторый приквел к «Ревуну», когда ты понимаешь, почему чудовище стало вдруг еще более одиноким и тоскливым. Но, разумеется, самое главное здесь — это тема взросления. Именно поэтому вокруг главных героев мельтешит столько маленьких детей, их беззаботность резко контрастирует с задумчивостью и фантазиями уже взрослеющих, по-своему, мальчика и девочки, задумывающихся о других вещах, и рассуждающих почти «по-взрослому». И здесь, у невольного дотошного читателя возникает вопрос: «А был ли монстр?» Здесь можно лишь развести руками и вздохнуть «Ох, уж эти дети». Но...

Мы вспомним про Мэри Эннинг, которая также, совершенно случайно обнаружила окаменелости с костями плезиозавра, чтобы стать легендой палеонтологии. Мы вспомним и о том, что в живописном озере Шамплейн действительно постоянно ищут и наблюдают за монстром, которого называют Шамп, который, разумеется, является аналогом Несси, шестиметровый, зубастый и длинношеий. И в 2008 году, после проведенных исследований, оказалось, что в озере, и вправду, отчего-то сокращается популяция рыб, словно их кто-то подъедает. Так что грустный и лирический рассказ о находке детьми на берегу чудовища остается не только и не столько о детстве и его завершении, но и о том, что именно дети часто подмечают такие вещи, а взрослые слишком заняты, чтобы видеть мир сквозь разноцветные стекла калейдоскопа.

You'll never Walk Alone...

Читая рассказ, не мог не вспомнить своего друга Сойера, самозабвенно болеющего за «Ливерпуль», и носящего их цвета не только на шее, но и на коже. Итак, перед нами великолепный образец этакого контрультурного хоррор-трипа, очень часто встречающегося в современной литературе и кинематографе. Взять, хотя бы, французский «Шайтан» с Винсентом Касселем. Обывателя из городских металлических колоссов, увитых паутинами стекловолокна и должна пугать вся эта неразвитая и неудобная провинция, особенно, если она вообще в другой части света.

Чрезвычайно неприятный сноб и деловой мистер Сондерс приезжает в Англию, чтобы уладить некоторые дела кофейной компании с дурацким названием «Jimi», возможно отсылающей нас к Джимми Хендриксу, и всей этой эпохе свободной любви, чье псевдобунтарство кануло в лету еще со времен Кена Кизи и Тимоти Лири. Он с презрением и этакой взрослой насмешкой взирает на вялые протесты модников-активистов, с удовольствием отмечая, что еще через некоторое время, все эти молодые люди снимут свои нелепые наряды, и побегут в этот же самый «Джими», чтобы назначать там встречи, или перекусить, перед тем, как пойти на работу менеджерами среднего звена. Качество кофе и то, что на плантациях работают дети. Он и сам проходил через все это, уже тогда зная, что поиск себя и самопознание — всего лишь временное увлечение, и хорошо приготовленный бургер больше мотивирует, нежели медитация в каких-то индийских захолустьях. Он вспоминает, но что-то его все же настораживает, заставляя снять свою улыбку с лощеного лица.

Повсюду его окружают волки. В первый класс поезда вместе с ним садится волк, зубастый. но зато в костюме за 500 фунтов, и явно болельщик «красных» из Ливерпуля, скаузер, которого выдает его акцент. Сондерс боится, но вежливость вагона первого класса обязывает к непринужденным веждивым беседам, и волк вполне дружелюбен, хотя и не любит американцев. В соседнем вагоне попроще поклонники «Манчестер-Юнайтед» уже разорвали девушку, а тут у нас беседы об акциях. Волк, со свойственной ему хваткой, подмечает тенденции, и с успехом интегрируется. Здесь очень похоже на всех этих Уэлшевских и Коуплендовских парней из низших классов, а то и вовсе с улицы, которые, благодаря своим навыкам, вполне интегрируются в современное общество, преуспевая. И вот тут, Сондерс понимает, что пока делал бизнес. что-то уже изменилось, а поезд все едет мимо милых станций с волчье-лисьими названиями, и назад пути уже нет. В чужой лес со своими законами не лезут, и Сондерс, конечно, уже проиграл, потому что местные волки более чувствительны и на дела, и на людей. Но — это все же хоррор, поэтому все заканчивается. как и нужно...

Зарисовка о контрасте вдохновения и страха. Командир экипажа, ведущего самолет через грозу, замечает у окна иллюминатора мальчика, с восхищением смотрящего на облака. Летчик интересуется у мальчика, кем тот хочет стать. как обычно, у железниковских мальчиков есть что-то, что не дает им стать летчиками, но мальчик и не хочет. Он мечтает стать художником, и рассказывает летчику о том, на что похожи облака. Летчик смущается, что не замечал никогда таких вещей. В это время ситуация усугубляется, и пара мужчик трусливо идут в хвостовой конец самолета. летчика это очень злит, тем более, что мальчик никуда не бежит, а продолжает смотреть в окно, и командир не уходит, пока трусы не возвращаются на свои места. Такой контраст еще более удивляет летчика, и он через какое-то время, преодолевая опасный грозовой фронт, уже смотрит на облака по-другому. У мальчика есть мечта, а значит и все, что делается, даже опасные вираж на уже старом самолете, нужно для того, чтобы эта мечта осуществилась, и будущее здесь рисуется очень оптимистично, несмотря на дождь и пережитый стресс от турбулентности и сверкающих в вышине молний, ведь тот, кто может видеть прекрасное в облаках, вполне может вдохновить и дургих, а это очень ценно.

Небольшая зарисовка Железникова, хотя и выдвинула главным героем щенка Сеньку, но, как и многие другие рассказы из сборника «Хорошим людям — доброе утро», повествует о неполной семье, где, по каким-то причинам нет матери, и отец с дочерью находятся, словно в вакууме, без женского пригляда. В этом вакууме отрадой становится щенок (между прочим — породистый) И вот, когда в доме, наконец, появляется женщина, щенок, словно бы откатывается на второй план, и сам выступает против нового члена семьи. В итоге, после ряда конфликтов, щенок убегает. Но убегает он исключительно после того, как женщина пытается устроить новый космос в квартире, перестроить неброский порядок. Впрочем, по итогу, это стало ее ошибкой, ведь она не учла, что в параллели дочь и ее увлечения, чувства vs новая жена, чаще побеждает именно дочь. Для щенка все заканчивается, более чем, благополучно, а о том, что случилось. девочка (зачем-то) пишет письмо мальчика, нашедшим, и потерявшим своего маленького друга. Радует, что в отличие от Дубова, железников, все же бережнее относится к своим героям-детям и маленьким животным, поэтому настрой у рассказа лирический.

Прекрасная зарисовка из середины 90-х. Юная кровь пылает легким алкоголем, а быть может чем-то покрепче, вроде любви или ЛСД. Может быть стоит вспомнить — каково это — кататься на каруселях, прыгать на батутах, и вдыхать запах сахарной ваты, чуть приправленный ароматом блевотины. Здесь есть морской бриз, старая карусель с многообещающим названием, словно из старых сканlинавских мифов — «Дикая Охота», здесь есть мрачно-зловещий лавкрафтианский старик и тот самый миг, когда опрометчивость станет судьбоносностью для тех, кто невыдержан. В итоге, исход становится очевидно еще более лавкрафтианским. Эскапизм и бесконечный страх главного героя после тех жутких событий, бывших явью, а быть может галлюцинациями. В любом случае, сказанного не воротишь, а сделанного — не вернешь, поэтому осколки памяти будут вновь и вновь струиться в голове тревожного и жалкого человека, словно извилистое гибкое тело морского змея, когда-то прокатившего его на своей спине.

Лучше смерть, чем бесчестье... В целом, повесть, давшая название одноименному сборнику Хилла — это одновременно и дань детским воспоминаниям, когда Сын и Отец — Кинги играли во время езды на автомобиле в «Дуэль» Спилберга, одним из самых ярких моментов, которыми делился и сам Кинг-сын, а со стороны Кинга старшего — это дань тем временам, когда он еще ездил на мотоцикле, о чем он тоже писал неоднократно.

В повести есть стиль, драйв, определенный патриотизм, ведь большая часть действующих лиц — ветераны тех или иных боевых действий от Вьетнама до Ирака. И каждый их них сохранил тот самый спусковой крючок, на который нужно было нажать, чтобы выпустить своих демонов. Водитель грузовика Лафлин — действуищий, как хладнокровный мститель. все же дает волю своим чувствам, сделав только одно движение пальцами, чем и сплоховал, а для Винса большой печалью было окончательно и бесповоротно потерять сына, не физически, но морально вычеркнуть что-то важное. Ведь эта повесть о байкерах, которые по сути команда, племя, стая, если угодно, и когда наступает критический момент, все они должны быть вместе, а иначе — зачем было все это начинать. Хорошая повесть об отцовстве, и о том, как нужно воспитывать своих детей, и ценить семейные ценности, даже если семья — это с десяток взрослых мужчин в кожаных шмотках.

А кто же у нас папа?

Чаще всего, довольно таки талантливые дети оказываются в тени своих более успешных и знаменитых родителей, а через некоторое время, крича на кухне о нелепо прожитых годах, залившись слезами, в которых четко улавливается аромат водки, ставят окончательную точку в своем существовании, как мечтателей и творцов.

С Джо Хиллом, как с писателем, я познакомился, прочитав «Черный телефон», довольно неплохо экранизированный в дальнейшем. И надо сказать, что тогда мне и в голову не пришло, чей же это сын. Затем, по роду своей тогдашней деятельности я просматривал каталоги издательств, этакие дайджесты-досье, и удивлялся все больше.

А вот сейчас, прочитав целых две книги о том «как писать книги» (на самом деле нет), я решил ознакомиться с другой точкой зрения, мнением сына о книгах, творчестве и отце, чтобы понять — не слукавил ли Кинг. постоянно говоря о своей семье столь трепетно когда-то давно, когда Хилл был еще мал.

И вот, передо мной очень интересный жизненный рассказ с восхитительными воспоминаниями из детства. Особенно тронули меня вполне себе дополнившие теплые слова о Брэдбери, увлекательные сцены со съемочных площадок «Калейдоскопа ужасов», где мальчик жил целую неделю с легендарным Томом Савини, который между прочим не только обаятельно играл и мастерил ужасы, но и служил во Вьетнаме.

Хилл очень хороший рассказчик, и не чурается, как и Кинг-старший, рассказывать и немного подноготной правды о себе, что очень важно, при разговоре с читателем. Он рассказывает о своем пути, более сложном, ведь если бы он подписался своей фамилией в рукописях, отправленных и затем отвергнутых, наверняка — это сыграло бы роль. а мерзкий голосок все продолжал бы нудно спрашивать в голове: «Кто же у нас папа?»

Очень важно, что Джо Хилл говорит о времени. Ни в коем случае нельзя его упустить, в тот же самый момент — никогда не поздно что-то сделать. И никогда не комплексовать, если вдруг старший родственник с какого-то перепугу вдруг стал главным «букой» Америки.

Вдруг дверь сама собой отворилась...

Именно эта фраза в прологе романа Алмы Катсу привлекла мое внимание. Замечательный, волнующий зачин. Что-то зловещее, поджидающее команду спасателей, перешедших через хребет Сьерра-Невада, к озеру Траки, где оставался обоз переселенцев партии Доннера. Случай известный, в некоторой степени, даже любителям посмотреть нудные ролики «тру-крайм» на Ютюбе. Большой караван переселенцев в Калифорнию, легкомысленно отнесшийся к норме провизии на большое количество людей и погодным условиям, ходовым дням и дням отдыха, здоровью, подбору коллектива и его лидеров — да, практически ко всему, что привело к трагедии, не лишенной и мистических теорий.

Алма Катсу, оказалась достаточно коварной в своих намерениях, отобразив историю так, как ей хотелось самой, возможно в угоду тому, что приянто сейчас (или до недавнего времени) читать на Западе. Для того, чтобы понять, на кого ориентировалась она в своем романе — достаточно вспомнить Майла Панке с его «Выжившим» — достаточно вольным изложением истории такого интересного персонажа, как Хью Гласс, пирата, траппера, проводника, сильного и волевого человека, рассказав нам его историю, как историю о Мести, непреодолимой и трагичной, тем не менее, подойдя к делу достаточно педантично, все же Панке — деловой человек. В большей степени же, роман походит на легендарное произведение Дэна Симмонса об арктической экспедиции Франклина — «Террор», произведение исключительное, при том замечательно экранизированное. Романы эти объединяет наличие сильных мужчин, способных противостоять трудностям, вдохновляющих своих спутников, именно поэтому и предательство таких людей приводит к чувству вины у тех, кто осмелится это сделать.

Катсу написала роман о женщинах. В книге очень много персонажей, он просто перенасыщен ими, поэтому с таким небрежным отношением исчезают они из него — ведь люди-то все равно погибли. Мужчины погибают, уходят, стреляют друг в друга, становятся жертвой интриг. Женщины всегда в томлении. Страсть и искушение, влечение и плотский голод — все это во второй части романа прописывается все подробнее, с обширными раскрытиями того, что было до событий у озера Траки и на пути к нему. Слабые духом мужья и притягательные мужчины по соседству, девушки на пороге своей зрелости, и лицемерие, скрываемое набожностью и манерами. Практически у всех в этом караване есть своя история, ради которой он отправился в дальний путь.

Однако начинается все очень и очень притягательно. Катсу завораживает великолепными пейзажными зарисовками, литертурными оборотами, романтическими эпитетами. Чего стоит заброшенная хижина, наполненная письмами, с примерно одинаковым зловещим содержанием, или же вот такой оборот: «Опустившись в траву, на колени, Мэри Грейвс придвинула жестяное корыто поближе к кромке воды. Река – тихий, спокойный отрезок Норт-Платт – текла мягко, неторопливо, но, может быть, лишь потому, что лето успело попробовать на ней остроту зубов». Чудесно.

В самом сюжете вырисовывается несколько практически идентичных линий, где нам может быть симпатична история мистера Брайанта, который, изучая этнографию индейцев, и имея ряд знаний о болезнях и исредневековых историях, связанных с ликантропией и ей подобным заболеваниям, выбрал путь одинокого изыскания в опасных территориях, не забыавя оставлять письма для своих уже бывших спутников, которые, впрочем их не получили. Симпатичен нам и мистер Стэнтон, который мог бы стать тем самым сильным и волевым человеком, если бы в его линию не ввели настолько много трагедий и вины из прошлого, что полностью его и уничтожило. Льюис Кезеберг — антагонист «во-благо», то есть его непримиримое противоборство с собственным «недугом» — вышло ли оно спасением для выживших. Доннер, слишком успешный и богатый, но недальновидный за пределами благополучных земель, могущий пустить пыль в глаза и успокоить, но как лидер — абсолютное ничто, или же практичный Джеймс Рид, рассчитавший все, но слишком слабый духом, чтобы быть настоящим лидером, а потому отдавшийся на милость и волю своему извращенному пониманию «покоя» (этому, кстати, Катсу уделяет даже слишком много внимания). Вокруг еще огромное количество семейных и одиноких людей, оказавшихся неспособными к противостоянию заразной болезни, холоду, голоду, а еще больше — своим грехам, прошлым и нынешним.

Что же в остатке — женщины. Загадочная, почти мистичная, зрелая Тамсен Доннер, молодая Мэри Грейвс, верящая в свое счастье, и совсем юная Элита Доннер, идущая на поводу саспенаса, но искренняя в своих поступках. В итоге все их тщательно прописанные пером автора судьбы были легко и просто нивелированны, а карикатурное завершение романа, с внезапно выжившим после всех скитаний никчемным Ридом, в итоге отыскавшим смыслы любви и бытия, как-то слишком уж притянуто к грехам и их искуплению.

Получается, что главной темой романа становится именно грех, а расплатой за грехи — ужасные смерти, причем даже детей, изначально невинных. Роман «Голод», такой емкий в своем названии (голод не только в желании есть, но и во всех его смыслах), получился в должной степени конспектом т.н. «исторического триллера», но лишенного своего собственного лица, а ведь в книге есть даже карта маршрута, все — честь по чести. «Своим» здесь остается лишь «женское лицо», но слишком далекое от Митчелл, Остин или многочисленных Бронте. Это несколько осовременненное его восприятие, возможно слишком далекое от консерватизма, но с успехом надевшее его карнавальный костюм, извиняясь в послесловии за «некоторую вольность». Все плюсы романа — в его первой половине.

Довольно удивительно было увидеть этот рассказ в сборнике «Секретные окна». Возможно он был вложен туда, чтобы увеличить объем, а может быть показался Кингу чем-то выходящим за рамки его обычного литературного творчества, экспериментальным. Рассказ вполне себе динамичный и шпионский, что на Кинга, и вправду, немного непохоже. Допрос в душной комнатке с чуть ли не карикатурными клишированными латиноамериканскими злодеями-политиками американского журналиста с лаконичными вкрадчивыми предложениями и одновременно пугающей машиной, переделанной из устаревшей утановки для лечения психически больных электрошоком. За первое пожно было не сомневаться — очень уж карикатурные вышли допрашивающие, а вот маниакальный ученый, который так хотел узнать об ощущениях от электрошока из первых уст провел свой эксперимент до конца, правда в обе стороны, латиноамериканская наука была бы довольна. Если честно, очень все это напомнило истории про агента Бласковица, однако политически настроенные читатели также могут быть спокойны — г-н Флетчер, действующий как Индиана Джонс, вовсе не поклонник повстанцев, с которыми сотрудничал. Им действует личная причина, и довольно весомая. Быть может, именно поэтому, в какой-то момент, кажется, что это сам журналист Флетчер 5 лет выслеживал «беззащитных» чиновников неназванной латиноамериканской страны, чтобы заманить их в комнатку, настолько он хладнокровен. Вторая часть рассказа в стиле легкого шпионского слэшера еще больше это сомнение подкрепляет. В целом, рассказ немного комиксный и сырой, но однозначно, интересный.

Очередная беседа-монолог со Стивеном Кингом, и некоторые фрагменты историй о том, как писались те, или иные произведения, в целом, в том же сборнике «Секретные окна» уже есть подобная этой статья, даже две, но зато для любителей определенных произведений есть расширенная история о том, как родился сюжет «Оно», включая не только цоканье ковбойских сапогов Стивена Кинга по шаткому мосточку, где (возможно) прячется тролль, но и о видении ливневой канализации где уж точно — кто-то, да обитает. В свойственной для себя манере, Кинг рассказывает о местах, где побывал за эти годы, о ьейсболе, а значит и о своей новой, на тот момент, книге, являющейся одной из любимых для меня — «Девочка, которая любила Тома Гордона», с бейсболом напрямую связанной, как и с лесом. Думаю, что поклонники Стивена Кинга были в восторге, прочитав это эссе в 1999 году. Да, и сейчас это читается с интересом.

А вот еще одно интервью, которое берет в 1998 году перед достаточно большой аудиторией, журналист и писательница из Шотландии с ослепительно белой короткой стрижкой — Мюриэл Грей. Кинг кокетничает и шутит, в то же время, раскрывая те или иные факты о себе, начиная от болезни глаз и заканчивая рассуждениями о сексе, которым посвящено чуть ли не половина конспекта беседы. Кроме того, Кинг рассказывает о своей довольно интересной беседе со Стэнли Кубриком. На тот момент большой новинкой были и вопросы, присланные по электронной почте.

Ну, а из избитого — пожалуй, «Каково это — не писать?» и все в таком духе.

«Хэй, я найду тебе немного шлюшек, сынок, если ты просишь!»

Это эссе начинается вполне завлекательно. Читатель, недоумевая, начинает искать очередную причуду Кинга, в связи с половым сохреванием его сына, и, сам того не замечая, попадает в ловушку автора. Это эссе о т.н. «шлюшках», тех фразах. которые зачинают произведение и цепляют читателя с первых же слов. Размышляя, Кинг понимает, что среди его романов, на самом деле, совсем немного удачных зачинов, тогда Кинг сам вовлекается в поиск, и вспоминает, а как это все у других авторов. Здесь читатель также начинает припоминать, освежая память, вслед за автором, и, надо сказать, нашлось несколько довольно неплохих «дамочек»

«Вот как это произошло...»

Еще одно предисловие, рассказывающее, чуть менее, чем полностью о повести «Девушка по соседству». Здесь Кинг снова, располагая временем читателя. всецело ему доверяющего, проводит уже не только литературоведческий, но и психологический анализ произведения. Действительно, же, он словно ограждает более впечатлительных читателей от прочтения, но — готовых поставить на полку книгу, отмеченную словом легендарного Стивена Кинга, зная суть произведения. Впрочем, самое жуткое в этом предисловии, которое могло быть послесловием, то, что Кинг поднимает вопрос о равнодушии, о жестокости и безнаказанности, об управляемыми лидером группами людей, особенно жестоких в своей необдуманности подростками, просто проявляющем больше эмпатии к ним, в отличие от собственных родителей, в итоге делая из них инструменты своих злобных фантазий. Но, прежде всего, конечно о равнодушии. Самым ужасным остается все то же молчание немногих, видящих ужасные вещи, но не просто проходящих мимо, а наблюдающих за процессом.

Здесь Кинг хотел поставить точку, пространно размышляя о том, что в жизни писателя должен настать именно тот самый момент «закрытия», в то же время — легко и непринужденно, внезапно вдохновившись чем-то обыденным для всех, но потаенным именно для себя, автор начинает творить. В качестве примера приводится именно потаенность наблюдения за чем-то, или же наоборот — соучастие в процессе, а еще тот миг, когда окно наблюдающего вполне может быть разбито. Но за три года до написания этого краткого предисловия, Кинг изумился выставленным в нишу цветам в горшках, открыв для себя свой «Таинственный сад», за которым мог наблюдать не таясь, но при этом — тайно. И родилась повесть...

Уже не слишком помню, но журнал Seventeen мне приходилось держать в руках. В принципе, ничем не отличающийся от какого-нибудь «Молотка» или нового «Ровесника», правда на поверку, наши аналоги оказались более глубинными и некоммерческими. Это журнал, рассчитанный на юных особ, которые следуют трендам. Именно благодаря таким вот журналам (а сейчас каким-нибудь блоггерам), в какой-то момент девочки начинают сметать с полок книжных магазинов Ремарка, Толкина, Гессе, с тем же успехом продавая эти покет-буки на сайтах объявлений. это еще одна форма привлечения покупателей для издательств.

Впрочем, в 1990 году, Кинг написал статью в некотором бунтарском стиле. То есть он просто рассказал о двух гранях объективности школьной литературной программы — книги обязательного порядка, и книги, которые нравятся юному читателю самому. Сейчас бы Кинг приплюсовал еще один пункт «Книги, которые мне посоветовали» (все эти топ30 списки и т.д.) Я с удовольствием прочитал этот небольшой очерк, просто для того, чтобы сравнитьсо своим, или услышать новых авторов. В «Секретных окнах» вообще много авторов и книг, мимо которых так, или иначе проходишь мимо, а потом удивляешься. А это, по сути — уже тяготы возраста, когда понимаешь, что всех книг не прочитать. Юность — самое лучшее время, чтобы создать тот самый список «Хочу читать», чтобы с возрастом перечитать и осмыслить. А сколько людей с гордостью скажут — я читал «Войну и мир», хотя на самом деле — это школьная программа, а после — могут и запнуться, а может и дополнить свой список. Предполагаю, что сейчас для молодого поколения наиболее актуален даже не прочитанный роман в сокращении, а краткий пересказ в видеоролике, да еще и с юморком, и с мемами. Но, все равно, очень многие читают, а кто-то — даже и пишет. И Кинг заклинает юных читателей — обязательно читать, особенно то, что им самим по душе.

Интересно, что Кинг в своем предисловии к Фаулзу практически провел литературоведческое исследование, чего до этого не просто не делал, а просто «болтал» о книгах. Здесь анализ сделан настолько скрупулезно, что у читателя просто не остается выбора — нужно прочитать «Коллекционера» и саому сделать выводы, либо осмелиться и — вступить с кингом в полемику. Квази-маньяк и его жертва, которая к концу произведения Кингом вовсе не считается жертвой, темное в душе человека, и попытка сохранить что-то, подобное «бабочке в рамке» только для себя, потому что на деле — абсолютное ничтожество, либо «непризнанный гений». Кинг раскрывает нам свой посыл в самом названии. Он практически пересказывает нам произведение, делает собственные выводы, а потом тактично убегает. Именно поэтому, адекватной дискуссии с автором предисловия, которое вполне могло быть послесловием, удобным для всех, не получится. Спойлеры к концу статьи уже вовсе не кажутся спойлерами. Кинг всенепременно осуждает подобных коллекционеров, и призывает неведомого ему читателя — не быть таким, как главный герой.

Мне очень понравилось это небольшое, задокументировавшее самые часто задаваемые вопросы Кингу. эссе. Что ж, рано или поздно, любой писатель, музыкант, лектор, поэт, в общем, любой медийный персонаж, сталкивается с рядом вопросов, на которые ему приходится отвечать постоянно. Стивен Кинг распределил эти вопросы на группы и выдал некоторое FAQ по этой теме, но вовсе не для того, чтобы никто этих вопросов больше не задавал. Некоторые люди, по сути одинокие, воспринимают Кинга, ввиду того. что он постоянно панибратствует с читателем, как своего знакомого, который еще, к тому же, и пишет. У части из этих людей, природное стеснение или же социофобия преодолеваются, и вот этот читатель пишет письмо, или стоит посреди зала с микрофоном, и понимает, что все те сокровенные вопросы, что таились в его сердце внезапно испарились, а на языке вертится какая-то глупость, которая в итоге идет в копилку «дурацких вопросов». Прочитав достаточно о жизни Кинга, в конечном счете все и так все знают, если конечно мистер Кинг не припрятал что-то на Складе Памяти, вплоть до самой интимной составляющей его жизни. На самом деле, по поводу вопросов, есть ряд таких, которые безобидны, и даже обязательны, но именно самый глупый вопрос вынесен в заглавие одной из книг Кинга — «Как писать книги». думаю, после такого легче спросить «Едите ли вы сырое мясо?»

Очередная заметка для книжного каталога, довольно небольшая, но вполне емкая. Что понравилось лично мне — это симпатичные сравнения. Например, свой новый, на тот момент, роман «Мизери» Кинг сравнивает с коктейлем «Маргарита» — кислым и сладким одновременно. Завлекательно, не правда ли? В целом, статья написана, явно, в хорошем расположении духа, о чем свидетельствуют и завершающие строки. Ведь, действительно, как приятно быть писателем по вдохновению, а не «потому что необходимы деньги». Именно тогда и получаются увлекательные истории, полные приключений.

В целом, очень драматичное произведение, которое по своему настроению так близко к «Путешественнику с багажом». Снова — неполная семья, но здесь отголоски эха войны, когда молодой летчик просто не вернулся из боя, и его такая же молодая жена все эти годы растила сына с воспоминаниями об отце. К ним часто захаживал его боевой товарищ, некоторый дядя Николай, который — по всем позициям видно — не прочь был поухаживать за женой погибшего друга, и даже встать на его место. Но она оставалась непреклонной. И вот тогда некрасивые сплетни о якобы попавшем в плен, по сути ставшем предателем — летчике, стали расползаться даже на малую родину матери, в Крым. Как и в яковлевском «Друге капитана Гастелло», всегда находятся люди, которые пытаются выстроить собственный героизм на фоне «никчемности героизма» других, особенно если они не могут ответить ввиду своей гибели. И вот, на защиту памяти отца встает и сын, и случайный новый друг — капитан теплохода, и запоздалое письм из Чехословакии, которое так вовремя и не вовремя, одновременно, расставило все по местам, и недоброжелатели и клеветники осыпались, подобно листве. Но осадок все рано остался в душах всех, причастных к этой истории. и только что-то светлое — память, чувства, честность и скромное благородство позволили сделать эту повесть не совсем уж «железниковской».

Все же это некая стенограмма лекции Кинга перед своими зрителями, где-то в тени притаились еще несколько писателей, ну а Кинг, зарядившись «витамином Б» (beer), снова отправился в пространную беседу-монолог «о том, о сем». Здесь нужно учитывать, что сама лекция относится к 1986 г. и, наверное, сейчас, Кинг говорил по-другому. Но, в своей обаятельной манере, за которой скрыта боязнь толпы, он рассказывает о некоторых запрещенных книгах с примерами из недавних, к тому времени, эпизодов. Занятно, что, в первую очередь, здесь фигурирует мат. В целом, аппарат цензуры в школьных библиотеках того времени показан еще и с точки зрения банального подросткового интереса, ну вроде как в сериале «Южный парк» ребята ждут когда по телевизору скажут «грязные слова», хотя в повседневности каждый из маленьких пятиклассников только этими словами и разговаривают. Стоит только чему-то такому стать медийным — сразу снимается этическое табу, и вот уже в классе кто-то кого-то посылает. И, тем не менее, если не придавать этому такого апломбного значения, то подростки будут просто хихикать по углам, или слушать песни матерщинного певца, прикрывая рты ладошками, ведь так они проникают в мир взрослых. И захмелевший Стивен Кинг призывает сразу же бежать и начинать искать то, что прячут коварные взрослые. А потом была «Ярость»...

Совершенно короткая заметка, одна из тех, которые предваряют полурекламные публикации в различных дайджестах, где потенциальному покупателю о книге рассказывает тот, кто ее написал. Это исключительно важная заметка, хотя и полна она самоиронично предваряющихглавную мысль слов-шаржей на автора. Мысль о тролле, что таится под мостом. «Как Это случилось» — перефразируем мы подзаголовок, и вспомним, где в романе появляется этот пасхальный момент. Симпатичный лично мне толстяк Бен, поэтичный и начитанный, слышит отголоски сказки о тролле под мостом, когда библиотекарь-воспитатель страшным голосом вопрошает «Кто же это идет по моему мосту???» Вот он — связующий архетипы, скрытые в сюжете романа, исходящие из идеи о тролле. Река связывает два мира мостом, через который без труда переходят личины неведомого существа. Но дети вовсе не хотят становиться взрослыми, по ту сторону реки, и строят запруду, чтобы остаться вместе. Возможность остаться ребенком только одна — стать жертвой чудовища, заманивающего детей ярмарочными игрушками и сластями.

Здесь сразу вспоминается случайное фото, где в Сиэтле установили под мостом, где еще в 90-х торговали разной дрянью и бродили мутные личности, тролля (т.н. Фримонтского тролля), ненавязчиво напомнившего Поцелуев мост, одновременно сулящий кары разного рода фрикам своими надписями, и, безусловно, таящий какую-то скрытую угрозу.

И снова Кинг кокетничает, но на сей раз уже перед живой аудиторией. И снова он для затравки болтает без умолку о различных аспектах литературы, а вторую часть своего выступления перед читателями автор посвятил ответам на вопросы, которые задавались не журналистами. а обычными читателями. Можно сказать, что посетители городских библиотек — наиболее благодарные слушатели, а сама профессия бибдиотекаря у Кинга, или Брэдбери становится практически рыцарской, могущей бороться со злом. Но не об этом говорит Кинг. Он рассказывает о своих страхах, предвещает некоторые тренды по поводу эпидемий и пандемий в связи с «Противостоянием», до того, как это стало мейнстримом, зато обмолвился о номинировании на роль в экранизации Роберта Дюваля. Кинг говорит о писательстве, снова и снова упирая на то, что отчаиваться никогда не стоит, даже если рукописи отклонили 400-500 раз. Не без кокетства рассказывает о том, как дал автограф за Ф.Ф. Копплолу, ну и конечно, рассказывает о лучших своих персонажах (впервые не прохаживаясь по Кэрри слишком уж откровенно).

Потрясающее по своей наполненности эссе, написанное в 1981 году. Как-то, Стивен Кинг обмолвился, что читал лекции о литературе для студентов. Предполагаю, что лекции о литературе, как раз, и должны проходить в виде такой вот пространной беседы. Информации действительно очень много, а автор продолжает увлекать и вбрасывать, делать тонкие намеки и снова увлекать. На четвертой или пятой странице ты понимаешь, что вот это вот точно не читал, а мистер Кинг, поблескивая очками тут же говорит — ну вот эти-то точно читал, то же самое, но другое. Интригует, заставляя втягиваться в эту квази-беседу, и ты сам начинаешь сравнивать свое восприятие Брэдбери или какого-нибудь Айры Левина с точки зрения архетипа, а Кинг предлагает не умничать и уже раскладывает совершенно незнакомых авторов с точки зрения ницшеанства. Во всяком случае, упоминая Говарда, Лавкрафта или Толкина, Кинг ерничает, но не позволяет себе лишнего, и вообще приводит их, как своего-рода аллюзии на совершенно несвойственные этим авторам произведения, тем самым, интригуя и тех, кто знаком с американскими романами и романистами, и тех, кто предпочитает упомянутую троицу. А еще в этом эссе-лекции есть удивительнейшая сноска, по своей величине сравнимая со спуском в пещеру на канате, но в ней всего лишь пара анекдотов из жизни Харлана Эллисона, которого я после этой статьи обящательно почитаю. И еще множество отсылок, сносок и неаналитических мнений от Кинга о книгах, которые он читал до 1981 года.

Удивительный по своей педагогической харизме рассказ, написанный за год до первого полета человека в космос. В классе появляется новенький, неслучайно попав туда, где классным руководителем был учитель физики. С первого же дня мальчик показал отличные результаты именно в этом предмете, не отставая и в других дисциплинах. Он записался практически во все кружки, кроме известного ненавистного советским кино\книжным школьникам — пения. Как вдруг внезапно перестал ходить туда, куда стремился, снизив показатели и в учебе. О причинах столь резкого поворота в повседневной жизни ребенка, очень тактичному и профессиональному подходу педагога к проблеме, которая вполне могла стать убийцей мечты, а также о том, насколько герои рассказа Железникова внезапно контрастируют не только с непримиримыми героями Крапивина, но и с безжалостностью иных собственных героев автора, можно прочитать в «Космонавте». Но самое главное — это рассказ о настоящей, тайной и жизненно важной мечте школьника, который думает не о себе, но о том, какую пользу он сможет принести завтра в рамках целого мира, причем написано это очень непафосно и житейски.

В этой повести прекрасно показано то, насколько самоотверженно и неотвратимо относились в советское время к своей работе люди-первооткрыватели, вчерашние молодые ветераны ВОВ, иногдла забывая о собственной молодости ради предназначения. Молодая семья геологов спохватилась уже практически на грани, и жена\мама подумала, что на пороге 30-летия пора бы хоть раз съездить к морю, муж себе такой роскоши позволить не мог, ведь он искал рудные выходы в бассейне Ангары, ну а их маленький сын просто переживал за своих родителей, ведь письма на море из далекой Сибири приходили почти через день именно ему. Родители были в какой-то детской ссоре, тайком переживая друг за друга. А, тем временем, в письмах рассказывалось о том, как продвигается работа, житейски простая, но производственно сложная.

В этом двоййном переживании даже море с белыми пароходами кажется не таким уж и удивительным. Зато вековая мудрость абхазского народа вполне смогла научить чему-то и маленького мальчика, и его маму. Ну, а папа, во многом думавший лишь о своих рабочих геологических победах, подумал, что и они будут не так радостны, если рядом не станет его семьи. А белый пароход у них появился, свой собственный, сибирский.

Одно из тех произведений, кторые все же лучше читать, нежели смотреть экранизацию. Железников снова строит некую конструкцию, очень живую и наполненную множеством персонажей, где во главе угла мальчик Севка Щеглов — мальчик с целины, с далекого Алтая, которому предоставилась уникальная возможность съездить в лагерь «Артек» (действительно — очень большое событие для ребенка даже сейчас, которое он вспоминает потом через года). Но мальчик этот оччень упрямый, и ставит своей целью — во что бы то ни стало найти в Москве своего отца, который ушел из семьи почти восемь лет назад. И вот большой перерыв между поездами Севка посвящает поездке по узнанному адресу, все же пренебрегая юной вожатой, которая так волнуется, получив такое поручение, новых друзей во главе со степенным Гелием, и отправляется в полное приключений путешествие к своей цели — долгожданному отцу, прикупив для него подарок — яркую вазу с веселыми петухами. Попутно, Севка попадает в житейские ситуации, узнает цену людям, и цену себе. Железников очень любит вскрывать параллельно какие-то небольшие нарывы на социалистическом идеале, однако приводя их в большинстве случаев к некому катарсису. В итоге, Севка, не раскрывая себя, видит своего отца, чтобы — словно в зеркале увидеть те черты, которые через года смогут испортить очень многое — хвастовство, надменность, гордыню, ложь — такие бесхитростные, ведь и сам Севка постоянно прибегает к ним в повседневности. Но именно кривое зеркало отца приводит мальчика в ужас. И, тем не менее, Севка не отчаивается, и верит в то, что жизнь еще сведет их вместе с отцом, чтобы снова посмотреть друг другу в глаза.

Интересно, что книги Дуги Бримсона подобны энциклопедиям «100 великих». Ты их, словно бы, не покупаешь, но они все равно непостижимым образом появляются на твоих полках, по крайней мере, так происходит со мной. В очередной книжке о футболе и около него (так, как это понималось в Англии, а в России где-то в промежутке между нулевыми-началом десятых), автор, прославивший себя фильмом о приключениях амеркианского хоббита в Англии и его становлении среди lads в Stone Island, рассказывает читателю о мужиках. О том, каково это — быть мужиком, для которого футбол — главная часть жизни — этим мужиком его и делающая. Это именно то, что все же отличает ворчливого англичанина от ворчливого русского, потому что для того чтобы ощущать себя мужчиной — русскому (или в широком смысле — россиянину) — футбол по сути и не нужен, если его нет, то найдется куча других интересных дел. Впрочем, книга написана с долей иронии и не является ни очередной компиляцией фактов о том, что же губит жизнь вокруг футбола, или какое-то еще нытье, приличиствующее Бримсону. Это просто шуточки про жизнь людей за 45, когда надо о чем-то долго и быстро говорить, активно используя жестикуляцию, слэнг и некоторые городские английские диалекты. Этим, кстати, книга и интересна. Здесь есть доля жаргонизмов, смыслов песен, исполняющихся, в том числе и в фильмах на стадионах, жестов, слов, прозвищ, поведенческих принципов и культуры повседневности англичан, разнящихся территориально по месту их проживания, а значит и по клубным цветам. Отлельное раздражение, почему-то вызывает «запикивание» и этакое кокетливое поношение клуба «Лутон таун», словно кому-то есть до этого дело. Ну, с другой стороны, Бримсона с его «Уотфордом» можно понять, хотя опять же who cares? С другой стороны, отрадно, когда какой-нибудь модник в глупом street wear наряде или паленом CP Company, не дочитав книжку скривит лицо — это все же книжка для взрослых мужчин)))

Здесь мы снова услышим историю о дебюте Стивена Кинга, уже не просто, как писателя ужасов, но, как бренда ужасов. Среди пространных воспоминаний о не раз упоминавшихся детских столиках, распитии алкогольных напитков до, во время, и после написания рассказов, постылой работе учителя, и всем том ,что Кинг говорил до и после — мы с удовольствием можем прочитать, как же сами издательства подготавливали почву для бренда «Стивен Кинг», наверняка прощупывая возможности, тогда еще молодого и подающего надежды автора, проникаясь его решительным желанием писать, несмотря на невзгоды. Здесь есть несколько моментов, которые до этого Кинг не упоминал, ряд забавностей, как обычно. Чего стоит история с одним из первых автографов в туалете. Но, самое удивительное, что статья 1980 года написана для adult журнала «Adekina», и опубликована в нем же, среди пышноволосых дам тех лет, причем написана она в более серьезном ключе, и достаточно публицистично, почти без иронии. В целом, Кинг довольно часто посылал рассказы в журналы «для взрослых», что служит некоторым подспольем, пока этот самый бренд раскручивается. А еще здесь есть несколько слов о тех условных рамках, которые все же удерживают писателя в границах «бренда», и которые теперь Стивен Кинг уже давно перешагнул, вызывая столько дискуссий на тему «а почему???».

Вот предисловие, а скорее — небольшое эссе Кинга о Страхе, и всем том, что же все-таки побуждает читателя обращатьсявновь и вновь к литературе ужаса.

В ненастный вечер ты словно бы становишься нежданным и не совсем приятным гостем в доме писателя, кторый в свою очередь, поглядывая на твой карман, не спрятан ли там острый предмет, готовый попробовать на вкус его плоть, сам следит за твоим взглядом, ерзающим по его просторному халату — не скрыт ли там тяжелый револьвер, отпугивающий таких вот гостей. Между тем, писатель начинает монолог, втягивая тебя в волшебство момента, и твое внимание рассеивается впространстве, и погружается в мир слов, исходящих из уст человека в очках.

А, тем не менее, вышло очень неплохо. Не без доли ерничания, Кинг тихо рекламирует те сюжеты, которые он приоткрывает в «Ночной смене», а они очень своевременны для конца 70-х, когда все это было написано. Здесь можно услышать преинтересные данные о малоизвестных теперь уже писателях, небольшой анализ их произведений, а также информацию о том, кто из них покончил с собой. Есть толика ретро-фильмов ужасов, пространный анализ «Властелина Колец» (как обычно — довольно неуместный в контексте эссе), а также небольшие постулаты того, как и чего следует бояться в реальности, и почему все же стоит сливать настоящие страхи, впечатлившись ужасами литературными. Очень интересно и остроумно вышло. Удивительно, но столько говоря о кино, нельзя не отметить, что автор предвидел, что большая толика его рассказов из сборника была экранизирована.

Долго я подбирался к этому сборнику рассказов одного из первых исследователей личности барона Унгерна — Леонида Юзефовича. Со времени первого издания «Самодержца пустыни» прошло уже много лет, и много написано и сказано об этом величественном и противоречивом персонаже времен Гражданской войны, величественном — благодаря своему аристократическому происхождению, но настолько же и простому, чтобы быть забайкальским казаком и уважать простого человека, вместе с тем жестоко и непримиримо относиться к врагам и тем, кто нарушает дисциплину. Со времени моего первого знакомства с творчеством Юзефовича прошло уже много времени, я и сам стал с тех пор исследователем мест сражений Азиатской конной дивизии, и находясь глубоко в тайге Хамар-Дабана, где когда-то проходили отряды Унгерна, или у давно стертой с карт деревни Новодмитриевка, среди капониров и окопов 5 Красной армии, невольно проникался теми же мыслями, что излагает автор в небольшом рассказе.

Не знаю, насколько написанное является правдой, или все же в рассказе присутствует некоторое художественное допущение, но все, о чем пишет автор — вполне имеет место быть. Общественная организация фамилии Унгерн фон Штернберг, собирается на прием, чтобы выслушать несколько докладов о родословии баронов, о некоторой их роди в Российской империи, а также неудобной темы участия Унгернов в Гражданской войне. Некий потомок монголов и итальянцев — Марио хочет сняять фильм о бароне Унгерне, и собственно все мероприятие было собрано ради выделения средств на этот фильм. Однако в контексте повествования начинаешь понимать, что здесь мы будем говорить не о Забайкалье и монгольских степях 1921 года, а о временах дальних, когда предок Унгернов — Отто слыл пиратом, зажигая ложный маяк на острове Хийумаа, носившем тогда, впрочем вполне немецкое название, чтобы корабли разбивались о скалы, а затем грабил их, за что и был сослан в Тобольск.

На самом деле все персонажи реассказа, знают об этой истории, но такие противоречивые родственники, разумеется, вызывают у них приличествующий стыд. И вот, через некоторое время, Юзефович едет на этот маяк, где среди балтийского ввзморья, среди былого ведиколепия увядающих дворянских построек, на фоне непримиримых настроений и унылых дум встречающихся ему людей, он пытается найти нить, которая бы пролила свет на ту давнюю пору, когда, возможно незаслуженно был оклеветан и осужден тот, ДРУГОЙ барон, чтобы разобраться и в том, как осмыслить нужность своего многолетнего пути среди монгольских степей по пути неотвратимой и роковой судьбы «легендарного» барона Унгерна, сплетая в этой извилистой дороге судьбы и других людей. А еще это рассказ о том, может ли зло быть совершено во благо, но выводы предлагается сделать читателю.

Когда какой-нибудь начинающий писатель-графоман с умным видом скачает (!!!) бесплатно эту книгу, задумываясь над тем, как получит первый миллион за роман о какой-то несуразности вроде похмельных баек, ведь в этом ему поможет знаменитый С.К., он и книгу же написал об этом — «Как писать книги», думаю сам Стивен Кинг посмеется негромко над всем этим приготовлением, ну и я тоже вместе с ним, потому что я сам эту ситуацию и выдумал. Потому что книга, которую автор иронично назвал «О писательстве» в русском переводе издали именно как некое пособие для юных и не очень писателей, и в течени лет десяти она обитает исключительно в разделах филологии книжных магазинов, хотя что бы ей там делать?

Стивен Кинг наверняка считает эту книжку чем-то незначительным, но очень личным, ведь дописывал этот том он, оправившись от тяжелой аварии, которая некоторой нитью пролегает сквозь весь текст. Именно поэтому и бодрый ироничный тон, которым Кинг начинает свой опус, неспешно спадает, а потом и вовсе сходит на нет, открывая что-то житейское, потаенное, в этом произведении автор неспешно беседует со своими читателями, которые решили написать что-то свое, и даже предполагает некоторый интерактив. Скрупулезно он рассказывает о том, как надо что-то делать, и как не надо что-то себе обещать, а еще — как правильно выгадать момент в рутине, чтобы написать свой будущий шедевр. Немаловажно, если у молодого автора будет свой собственный важный читатель, которому он доверит право первого прочтения и критики. Но — это безусловно не советы, просто опыт писателя, о котором столько судачат и считают его деньги. В остальном, не все из того, что рассказывает Кинг актуально для наших реалий, но читать о писательстве очень интересно, а потом скептически посмотреть на какого-нибудь коуча, или придурка, пишущего поздравительные стихи на заказ. Когда Кинг пишет о коттеджах, на разного рода писательских семинарах, тоже начинаешь невольно посмеиваться, если видел это воочию.

В качестве своих настольных книг для рекомендаций «как писать», Кинг не упомянул ни Лавкрафта, ни Толкина — потому что эти авторы писали именно так, как и говорит Кинг — для того чтобы писать, а не зарабатывать этим деньги, зато активно приводит пример Дж.Роулинг, как линейно-пишущего коммерческого автора.

Ну, и, как бонус, Стивен Кинг приводит пример нередактированного и редактированного (даже в виде фотокопии для наглядности) рассказа «1408», к концу самоисследования никак не желая расставаться с уютной беседой, и дописывая, дописывая новые нюансы, все так же, не наставляя и не обучая, а просто рассказывая «о писательстве».