Под пологом звезд коротали мы ночь у маленького костерка. Было удивительно тихо, и каменная река из обломков древних гор, в непостижимо давние времена искрошенная ледником, отражала лунный свет, казалась молочно-белой. Здесь, под огромными валунами, что неотвратимо двигаются, приближаясь к долине Уды уже тысячелетия, почти неслышно бежал горный ручеек, неся свои воды в Шулутай, где-то отражались мертвенно-голубым светом льдины, спрятавшиеся в расщелинах, не тая даже в этот первый летний месяц. Терпко пахло прелой хвоей и смородиной. Смородиновые листья были умело заварены и в нашем котелке. Мы разговаривали о звездах. Как глубоко заблуждаемся мы, считая себя умными и знающими, но как же и застает нас врасплох что-то неожиданное и необычное. Вот и сейчас, наблюдая, как в небе, пульсируя, рывками, передвигаются странные светящиеся точки, мы не можем объяснить, что это, и просто прихлебываем из жестяных кружек терпкий кенийский чай, приправленный ароматом смородиновых листьев, и смотрим на эти точки. Точки останавливаются высоко в усыпанном звездами небе прямо над нами, и тоже наблюдают за нашим костром, за оранжевой палаткой, за нами, уставшими от ведьминых плясок по курумнику. Мы не знаем, что это за огоньки, зато знаем, кто трещит и переваливается в кедровнике чуть выше нашего временного пристанища, по ту сторону курумных отвалов, любопытно, с интересом, поглядывая на нас маленькими злыми глазками. Мы вздыхаем, но продолжаем прихлебывать чай. Костерок становится менее ярким, и мы подбрасываем в него хвою, отпугивая белесые тени, что стоят у края каменной реки. А высоко-высоко над нами, утонув в бескрайности облаков, все мерцает и переливается смарагдовыми огнями звездное небо.
Над отрогами Улан-Бургасы бежали облака, переливались серебряными нитями дождей, сыпали крошевом льда на старые камни. Здесь и холод ночей затаился в щелях под древними камнями, здесь и неспешный бег талых ручьев мешался со смородиновым духом потаенных укромий. Выше к Бэльчиру поднимался немыслимо высокий вал курумных потоков, сбегая каменными водопадами в долину Шулутая, пустоглазые осыпи щерились беззубыми ртами, насмехались. Горевал в высоких кронах кедров ветер, кручинился о запоздалом лете. Гулкой тишиной отражались просторы, не было слышно ни пения птиц, ни шепота трав, даже бег потока остался где-то внизу, и только взгляды невидимых глаз внимательно следили из каменных мешков, переговаривались молча, гнали вперед, и все выше вздымались к серому небу обломанные зубы древних гор…
Серым пологом укрывался от глаз небесный окоем, но солнце все так же ярко светило сквозь облака, проливая золото на бескрайнее лесное море, беззвучно колышущееся где-то внизу. Курумник пленял древностью теплого камня, подставлял идущим свои покатые плечи, и тут же встречал их обломанными клыками каменных мешков. Пахло смородиной. Неосторожно потревоженные камни шатались от прикосновения, неслышно посмеивались. Взгляд тонул в бесконечности просторов, но ноги подкашивались от предательской усталости. Там, высоко-высоко, за краем каменных отвалов, сточенных алчными пастями ледовых великанов, ожидали увидеть мы плато, пересеченное непролазным кедровым стлаником, россыпями лишайника и безводными далями. Но, с трудом поднявшись на высоту, за горделивой головой останца мы увидели лишь драконий хребет в непролазных космах тундровой растительности, и усмешку Бэльчира, приглашающего непрошенных гостей пробираться по плитам древних камней. От Улан-Байса ветер гнал иссиня-черные тучи, поливал отроги отрывистым дождем. А впереди была только бесконечная курумная даль, поросшая лишайником и невидящие безжалостные взгляды, прорезающие спину холодом и тревогой…
В моей жизни очень часто встречались люди, которым нравилось ходить в дебрях в одиночку, встречать рассветы вдали от людей, и они некомфортно чувствовали себя в социуме. При этом они очень неохотно брали в свой таежный мир попутчиков, насмехались над ними, и, как следствие после бывали недовольны, и считали поход неудавшимся.
С творчеством Эдуарда Савельевича Бочкина я познакомился достаточно давно. Будучи еще молодым юношей, я видел его материалы в совершенно специализированном издании «Охота и рыбалка» за 2008 год, даже не подозревая, что эти суровые строки о поисках реликтового медведя написаны моим земляком. Всему виной оказалось то, что большую часть жизни автор связал с севером, проходя дорогами Арсеньева, штурмуя вены рек на резиновой лодке, или шагая по сугробам, обдуваемый ветрами, несущими свои песни от Охотского моря. Я читал осколки его записей, будучи юным, я читал их уже, будучи повзрослевшим, и вот, наконец, я читаю их седовласым мужем, в наиболее достойном виде, но, к сожалению, как дань памяти ушедшему безвременно человеку.
Аскетичный в повседневности, раздраженный человеком нового типа, он шагал по тайге и редколесью, оставаясь поэтом и аристократом духа на страницах своих полевых дневников, выдержки из которых стали основой для небольших рассказов. Настигая и преследуя неуловимого реликтового хищника, сражаясь с его более мелкими собратьями, и выискивая двуногих подлецов среди кедрового стланика и стелющихся берез, он писал о величественном единении человека примордиального с природой и ее обитателями, чувствуя, что названному им новому виду человека – оротуканусу нет места под сенью этих последних неизведанных далей, где полновластным хозяином пока что остается неведомый доисторический арктос-медведь.
В своих крупных повестях все меньше остается места научной терминологии. Здесь восхищение трепещущими лиственницами, и бегом горностая по снегу достигает своего апогея, оставляя высокий научный слог для изысканий, которым еще только предстоит быть опубликованными в научных изданиях. Здесь северные зори предстают перед глазами в дымке дотлевающего костра и в серебре ожерелий таежных рек. Здесь нелюдимый первобытный мир, наконец, встречает одинокого странника так, как и подобает местам, которые никого не ждут и не прощают.
Книга издана при финансовой поддержке Министерства культуры РБ по программе «Культура Бурятии». Презентация прошла на юбилейном XXV Книжном салоне. Сам формат книги задумывался, как походный, поэтому она была издана в формате покетбука в добротной твердой обложке. Книга полностью проиллюстрирована самим автором, отсылая невольного читателя к походным станам, где, возможно создавались эти наброски.
Что до собственно криптозоологической составляющей произведений, то, безусловно, — это художественно описанные воспоминания. Насколько мне известно, реальные материальные доказательства исследований и научные записи были переданы после смерти автора в соответствующие институты, что позволяет думать о грядущих научных сенсациях.