Я бы сказал, что это не «очень страшная», а прежде всего очень скучная история. Зачем автору спустя 20 лет понадобилось перемещаться обратно в тот же осенний день в конце 1960-х годов, когда закончилась первая история, и рассказывать вторую почти такую же — решительно непонятно. Конечно, первая история тоже не была «страшной», это было лишь прикрытие, а на самом деле автор под видом штампованного детектива, якобы написанного шестиклассником, рассуждал о «духовных исканиях» советских подростков. Во второй повести мы сначала попадаем в тот же вечер, когда герои впервые посетили «старую дачу», однако мир вокруг чуть иной. Почему-то возвращение с дачи заняло на несколько часов больше и на вокзале родители встречали школьников в полночь. Также почему-то оказалось, что городом, где жили школьники и где чтили писателя Гл. Бородаева, была Москва. Затем примерно две трети повести рассказывается о том, как вся школа принялась восславлять подвиг Алика Деткина, а сам он начал уже привыкать «сидеть в президиумах». В последней же трети происходит второй визит на «старую дачу», который разворачивается примерно по тому же сценарию, что и первый: возникновение опасности — выбор «героя», который всех спасёт — «подвиг» героя на даче — «раскрытие» дела Аликом во время возвращения всей компании на электричке. При этом визит происходит снова в воскресенье, то есть ровно неделю спустя первого происшествия. Как образом

Любопытное для своего времени произведение с неожиданной композицией. Вся вступительная часть и начало основного действия написаны неторопливо и можно было бы настроиться на долгое чтение почти что романа: герой прозябает в бедности, получает выгодное предложение работы «по специальности», отправляется на место работы, знакомится с коллегами и своими новыми обязанностями... и собственно это уже три четверти произведения. Далее, словно вспомнив, что в начале рассказчик предупреждал о своей амнезии, он быстренько цитирует отрывки из сохранившихся дневников, непонятно зачем вставляет любовную линию (то есть понятно, что персонаж «де Мон», как бы «демон», должен был оказаться отрицательным, но можно было ожидать от него какой-то большей пакости), потом внезапно главный герой уезжает вместе с руководителем исследований (а не остаётся на месте продолжать работу)... ну и развязка совсем удивительна, всё произошло как бы «случайно». При этом нет никакого описания того, каковы именно были последствия произошедшего физического явления для той страны, где происходит действие, хотя это-то уже относится к «объективной» части сюжета и на амнезию рассказчика списано быть не могло (например, про это должны были наперебой писать газеты того времени). В общем, такое ощущение, что Куприн начал было писать, но потом ему сообщили, что объём ограничен, так что пришлось скомкать и сжать до предела (прямо как «жидкое солнце») вторую часть повести.

В качестве мелочи, служащей памятником русского языка начала 1910-х годов, бросилось в глаза использование слова «консервы» (дважды) как «тёмные очки», причём без пояснения, видимо в то время это было по умолчанию ясно читателю. Сейчас догадаться легко, но звучит забавно.

Очень странная, очень нудная, очень длинная книга. В которой сюжет вроде бы и есть, но скрыт за толстым слоем мелких абсурдных сцен, так что прочитав главу даже не сразу вспоминаешь, о чём же там было. Всё очень многословно и бессмысленно, и стихотворения в конце каждой главы кажутся не сильно связанными с основной линией. Хотя книга задумывалась, видимо, как своего рода оммаж Эдварду Лиру.

В послесловии зачем-то говорится о десяти авторах оригинального произведения, в котором каждый написал по главе. Насколько Таск сохранил то, что было в оригинале, однако, непонятно, — судя по его же предисловию, измениться могло очень многое. На языках тех писателей, которые приняли участие в исходном проекте (среди них только один советский, Сергей Баруздин), переводы книги вышли с 1968 по 1982 год. Жаль, что русская версия так задержалась, может быть более «прямой» перевод оказался бы более удобоваримым.

Повесть замечательная, тут спору нет. Жаль только, что, читая русский перевод этой повести, по крайней мере перевод Трауберг из «Науки и жизни» (вроде как именно он и переиздается, а другого не было), читатель не подозревает, что он читает нечто весьма далекое от оригинала. Повесть — впрочем, в оригинале это роман, — на самом деле раз в пять большего объема. Весь текст очень сильно ужат, две главы просто опущены — одна про беседу моряков в кабаке, которая заканчивается дракой, другая — одна из ключевых финальных сцен, а именно жестокая битва двух уличных котов (главного героя и Демпси). У произведения есть эпиграф — старинная шотландская детская песенка про кошек. В общем, много чего есть. Но русский читатель, увы, об этом не узнает.

Кстати, в переводе Питер с родителями живут на Кэвендиш-сквер. На самом деле в оригинале не так: They lived in a small flat in a Mews off Cavendish Square. То есть в тупике, примыкающем к Кэвендиш-сквер. Это слово Mews, несомненно, добавляет колорита в повествование о бродячих кошках ;)

Очень необычная сказка, относительно короткая, с иллюстрациями известного художника Квентина Блейка. Как и много чего из англоязычной детской классики, пока не переводившаяся на русский. Начинается как сказка Андерсена и кажется, что дальше так и пойдёт про похождения марципановой (то есть действительно сделанной из марципана) свинки. Однако её быстро съедают, и дальше действие идёт по цепочке, переходя от одного персонажа к другому. Причём ближе к концу появится ещё одна марципановая свинка... и так могло бы происходить до бесконечности, но всё-таки на относительном хэппи-энде автор заканчивает. Персонажи, независимо от их одушевлённости (мышка, сова, часы с маятником, цветущий гибискус...) размышляют, рассуждают, чувствуют. Имеется изрядная доля юмора — например, сова катается на такси и танцует под песню When the saints go marching in. Тема любви тоже присутствует. В целом — любопытная современная авторская сказка без особой морали, но приятная.

Итак, прошло почти тридцать лет после выхода книги ван Олсбурга с 14 иллюстрациями к ненаписанным рассказам, и вот 14 американских авторов решились восполнить пробел и предложить свои версии текстов, для которых уже были известны заглавия, а также имелось по одной иллюстрации с подписью. Авторы не то чтобы первого ряда, однако последний рассказ написал сам Стивен Кинг. Хотя это как раз исключение, «Дом на Кленовой улице» Кинга был написан ещё в 1993 году, а в данную антологию просто включён на общих правах. Он стал самым большим по объёму и, прямо скажем, одним из самых качественно написанных: историю о внезапно взлетающем доме автор превратил в рассказ о семейном насилии и мести.

Что сказать об остальных рассказах? Я читал их с большими перерывами, в оригинале — по всей видимости, на русский язык они не переводились. И в общем в этом нет ничего страшного — рассказы в целом средние, в лучшем случае — на четвёрку (или на 7-8 по 10-балльной системе). Когда я уже почти совсем разочаровался во всём этот проекте, оказалось, что предпоследний рассказ, о двух гусеницах с недюжинным интеллектом, написал сам ван Олсбург, и этот рассказ мне показался самым удачным в книге (он же и один из самых коротких).

Те фрагменты текстов, которым соответствуют оригинальные рисунки Харриса Бёрдока из книги 1984 года, могут соответствовать самым разным местам в книге — где-то ближе к началу, где-то в середине, где-то в конце; это также может быть и какое-то ключевое событие повествования, и вполне проходное. И, конечно же, сам текст подписей к картинкам вошёл в тексты написанных рассказов в неизменном виде. С соответствием текстов рассказов собственно картинкам сложнее. В некоторых случаях никаких претензий высказать невозможно, однако у целого ряда авторов несоответствие очевидно, так что возникает вопрос: при том, что исходных данных для будущего рассказа было так мало, неужели нельзя было сохранить в абсолютно первозданном виде всё, что было? Так, например, на рисунке «Another place, another time» хорошо видно, что спереди на дрезине сидят двое взрослых, мужчина и женщина, — очевидно, это родители мальчиков, которые разместились сзади; однако в рассказе Доктороу в путешествие на дрезине почему-то отправляются четверо детей, при этом двое из них близнецы. В рассказе Дин Майерса «Mr. Linden's library» никак не отражён тот факт, что из книги на иллюстрации появляются ростки какого-то растения. В рассказе Лоури «The Seven Chairs» оказывается, что иллюстрация относится не к тому месту, как это подразумевается в оригинале, а к другому, в самом финале книги, к тому же атмосфера сцены на картинке (два монаха стоят в одинаковых спокойных позах) не очень соответствует тому, как это описано в прозе (где монахи вне себя от ярости из-за того, что героиня села на стул, да ещё взлетела на нём). Даже Стивен Кинг, при всём уважении, неточен в обращении с картинкой: на ней дом взлетает явно среди ночи, в относительно ясную погоду (видны звёзды на небе), тогда как у Кинга — днём накануне сильнейшей грозы: всё небо заволокло тучами, гремит гром и сверкают молнии. Да и входная дверь на картинке не «бешено хлопает» при взлёте, как у Кинга, а плотно закрыта.

Эти придирки, вероятно, можно было бы счесть излишними, если бы сами по себе написанные рассказы оказались гениальными ;) Они не таковы — кроме, возможно, рассказа ван Олсбурга, — но вполне имеют право на существование. А главное, что если кому-то из читателей не понравится, как какой-то из авторов обошёлся с выданным ему сюжетом, ничто не мешает самому написать по-другому — кто знает, может быть получится гораздо лучше!

Одна из выдающихся книжек ван Олсбурга. В отличие от ряда других, это иллюстрации, но... без собственно текста. Рисунки к 14 ненаписанным рассказам — от рассказов есть только заглавия, а также по одной строке подписи к рисункам. Далее каждый может домысливать самостоятельно. А сюжеты картинок в совокупности с заглавием и подписью столь удивительны, что домысливать можно по-всякому. Например, огромный океанский лайнер пытается протиснуться в венецианский канал, и название — «Пропавший в Венеции». Или одинокая арфа, которая стоит в лесу на берегу ручья, в воде расходящиеся круги, а вдали виден человек с собакой; рассказ так и называется «Арфа».

Даже в предисловии книги вымышленный редактор показывает повествователю кипу рассказов, написанных его детьми по мотивам рисунков Харриса Бёрдика. Мы этих текстов не видим, но в общем-то каждый писатель по любому из сюжетов Бёрдика сможет написать свой собственный уникальный рассказ. В 2011 году, почти 30 лет спустя публикации книги ван Олсбурга, 14 американских фантастов наконец приняли вызов и составили сборник таких рассказов: каждый взял по одному сюжету из исходной книги, и даже сам ван Олсбург принял участие. Но об этом в другой раз. Главное, что ни трактовка этих 14 писателей, ни какая-либо другая не является окончательной. Ван Олсбург от лица Харриса Бёрдика лишь приоткрывает двери в неведомые миры.

При очень интересной и многообещающей завязке дальнейшее действие разворачивается на редкость тягомотно: выясняются новые подробности о находке и о событиях давно минувших дней, постепенно становится понятно, кто из главных героев кому и кем приходится и какие у них взаимоотношения, далее эти взаимоотношения всё больше и больше портятся и т.п. Но всё это буквально по капельке, в час по чайной ложке, как будто у автора была задача потянуть подольше (недаром по книге сразу сняли телесериал, там это в порядке вещей). Самое интересное, что некоторые аспекты поведения героев так до конца и не становятся понятными: например, почему Элисон почти не выходила из дома? или почему её мама так ни разу и не появилась «на сцене», хотя не раз упоминалась и явно находилась в том же доме? Ну и концовка просто феерическая, да: раз — и всё разрешилось, буквально благодаря одному «волшебному слову», к тому же от персонажа, от которого это и не ожидалось бы. Впрочем, я наверно не очень попал в целевую аудиторию книги.

Свою роль мог сыграть и перевод. К сожалению, мне попалась книга в новом переводе Сосновской, и я бы не стал его рекомендовать. Он местами кривоват, там с первой страницы бросается в глаза не очень удачная попытка сделать речь героев-подростков «поразговорней» (разнообразные «Круто!» и «как бы», опять же, уже на первой странице), а главное — ну надо же умудриться перевести название как «Служба сов»! Я почти до середины надеялся, что может быть и действительно появится какая-то совиная «служба», которая сделает такой перевод хоть как-то оправданным, но увы, это просто ошибочный перевод (или корявая попытка передать какую-то игру слов, которая не считывается). «Совы на тарелках» звучит гораздо более адекватно, а, что интересно, в «Послесловии автора» название наконец передано в соответствии с оригиналом («Сервиз с совами»). После беглого просмотра перевода Хазанова, найденного в сети, могу сказать, что он в целом выглядит предпочтительнее.

Удивительно, насколько мастерски Роман Михайлов воплотил этот небольшой рассказ в художественный фильм, который он сам и поставил в том же году. Фильм снят вроде бы «близко к тексту», тот же самый сюжет о знакомстве с девочкой-«ангелом» на дискотеке и смертью старого колдуна, которого не захотели отпевать священники. При этом действие фильма происходит зимой, а не летом, как в рассказе, и в фильме совсем другая атмосфера. Единственное, чего в фильме нет — совершенно феерического вступительного экскурса о передаче местного провинциального телеканала, в которой, смотри, бабушка, показывают наше село, вот наш магазин, они идут по нашей улице, вот наш дом! съёмочная группа заходит внутрь и прямо на второй этаж, где наша квартира, открывается дверь,

Дан Маркович — исходно биохимик, в более позднем возрасте стал художником, в ещё более позднем — писателем. «ЛЧК» (1991) — это его первое крупное произведение. В повести нетрудно увидеть, что называется, «автобиографические мотивы» — рассказчик тоже писатель («из тех, что не пишет»), а в прошлом художник, рассуждения о научном прогрессе в повести не редки.

Впервые эту повесть я прочитал в том самом «Цехе фантастов», ещё в школе. Ничего про автора я не знал, но повествование захватило меня полностью и впечатление осталось сильнейшим. Уж не знаю, почему мне так понравилось неспешный меланхоличный рассказ о нескольких пожилых людях в альтернативном постапокалипическом (или же, наоборот, близком к апокалиптическому) СССР. Наверное не в последнюю очередь привлекло то, что наряду с основными действующими лицами-людьми, которых не наберётся и десятка, в повести имелись не менее важные персонажи-коты. Сейчас, 20+ лет спустя, я перечитал эту повесть, как ни странно, с не меньшим интересом и никакого разочарования не испытал. Мрачноватая антиутопия с полуразрушенным (а потом и буквально разрушенным) городком, где когда-то работал перспективный научно-исследовательский институт, условными чекистами (в мире данной повести — кошкистами), проверками документов и облавами наряду с выдачей бесплатных вермишелевых супов и замороженных кальмаров, воспоминаниями о репрессиях и карательной психиатрии. В общем, СССР, в котором сталинизм как бы никогда и не кончался и благополучно дожил до 1980-х годов, а вокруг СССР по всему периметру построена вполне буквальная Стена. При этом — лирический настрой рассказчика, подробно прописанные судьбы и портреты немногочисленных соседей по подъезду, а также нескольких котов, которых они подкармливают и спасают. Произведение, которому трудно подобрать аналог в отечественной литературе.

Фильм я не видел, но думается, что упрекать автора в недостаточном развитии сюжета не стоит. Это типичная для западной литературы книжка с картинками 32-страничного формата, а не повесть, не роман и т.п. Половину объёма занимают иллюстрации, но по сути они и являются основной частью произведения. Как и у другого выдающегося художника Дэвида Виснера, задача Ван Олсбурга — показать придуманный им мир, наметив возможные связанные с ним сюжетные ходы. Дальше додумывать уже может сам читатель. Особенно показательны в этом смысле «Тайны Харриса Бёрдика» (The Mysteries of Harris Burdick, на русском вроде не выходили): там приводятся иллюстрации с подписями к ненаписанным рассказам, так что представить сюжет — уже полностью дело читателя.

В послесловии к первому после 1917 года и второму в истории изданию этой повести, в альманахе 1991 года «Завтра», Виталий Третьяков пишет о том, что «остается только пребывать в надежде, что отныне этот текст окончательно вернулся к нам из исторического и литературного небытия, что он войдет в собрания сочинений Николая Костомарова, что кому-то даже придет в голову мысль выпустить в одной книжке „Скотской бунт“ Николая Костомарова и „Скотный двор“ Джорджа Оруэлла». В плане возвращения из небытия всё так и оказалось, теперь этот текст известен, переиздавался ещё и ещё, доступен в сети и даже переведен на английский (в 2015 году, переводчица Tanya Paperny). Однако удивительным образом в одном издании вместе со «Скотным двором» он, по-видимому, так никогда и не выходил. А независимо от того, был ли Оруэлл знаком хотя бы в пересказе с произведением Костомарова, два этих повествования о бунте животных очень интересно сравнивать. Они об одном и том и вместе с тем о разном. У Костомарова большое место занимает рост «революционных настроений», агитация крупного рогатого скота бугаём и лошадей — жеребцом: каждый из них произносит по пламенной речи об угнетении человеком и необходимости вырваться из-под этого гнёта. Именно эти две группы, а не свиньи, как у Оруэлла, стали предводителями восстания. Остальные присоединились в меру своих способностей (хотя собаки остались верны хозяину). У Оруэлла основной упор сделан на дальнейшей судьбе победившей революции о том, во что превращаются её завоевания. У Костомарова же всё прозаичнее:

То есть Костомаров пишет о том, как удалось, главным образом хитростью, а не силой, не допустить переворота и вернуть всё, как было. Однако в конце рассказчик мудро указывает на то, что всё успокоилось с наступлением зимнего времени, «но что дальше будет — покажет весна. Нельзя поручиться, чтоб в следующее лето или когда-нибудь в последующие годы не повторились виденные нами чудеса». В 1917 году читатели «Нивы» прочли эти строки в сентябре — уже через месяц произошли такие «чудеса», что Костомарову и не снились, и про это уже написал Оруэлл.

Это пятая книга ДиКамилло, которую я прочитал, все они мне понравились, но на этой книге стало ясно, что она поймала определённую «фишку», которая с вариациями воспроизводится в некоторых из её наименее сказочных, более реалистичных произведениях. Как и в «Тигре» и «Слонихе», ДиКамилло пишет об одиноком обеспокоенном ребёнке из неполной семьи, который благодаря сказочному происшествию обретает друга, семью и покой. Конечно же, все произведения очень разные: хотя во всех ключевую роль играет животное, имеется целый ряд колоритных и оригинальных персонажей, часто как бы «фриков», многие из которых оказываются гораздо лучше, чем о них сначала можно подумать (критики уже отмечали, что по сути у ДиКамилло почти нет настоящих отрицательных героев). В общем, эта книга неплохая, и желание дальше читать ДиКамилло не пропадает.

Художественная особенность именно «Флоры и Одиссея» состоит в том, что тут некоторые главки содержат комиксы вместо текста (что понятно, учитывая, что главная героиня — фанат комиксов и в них находит спасение от суровой действительности). В этом смысле удивил русский перевод подзаголовка как «блистательные приключения»: вроде бы ничего «блистательного» в происходящем на протяжении пары дней нет. The Illuminated Adventures это же «Иллюминированные приключения», как бывают «иллюминированные рукописи»; то есть «приключения с картинками».

Если первый том Монохроник можно было назвать шедевром иллюстрированного «травелога», то второй – это шедевр (иллюстрированного же) «дневника писателя». Для отрезка менее чем полтора года тут на удивление много всего. Иронические дружеские отзывы о коллегах-скульпторах Силисе и Лемпорте, признания в любви к Арсению Тарковскому, эпизоды из зимнего отдыха в Ялте (в том числе работа над переводом со Спиридоном Вангели), всевозможные писательские заседания и вечера; конечно же, любимые северные места – Гора и река Модлона, Ладога и Кондопога, а также первый вариант будущего рассказа «Четвёртый венец». Немалую часть занимают голоса товарищей и их автографы: письмо Силиса из Греции, письмо матери из Ялты, японская сказка в переводе Веры Марковой, устные рассказы Арсения Тарковского. «В альбом» Ковалю свои стихи и поздравления пишут Олег Чухонцев и Татьяна Бек, Юлий Ким и Яков Аким и даже случайные попутчики в купе поезда в Ялту. И рисунки-рисунки-рисунки, опять же не только Коваля, но и, например, несколько – Арсения Тарковского. А также много вклеенных бумажных артефактов эпохи: телеграммы, пригласительные билеты на писательские мероприятия, этикетки бутылок и консервных банок. Мозаика, которую можно читать и перечитывать и подряд, и с любого места.

Издано, как и в случае первого тома, на высшем уровне: в целом формат тот же, хотя второй том толще и у него, как и у каждого из планируемых томов, своя обложка и своя цветовая гамма для «подложки» рукописных листов.

Издание очень приятное: увеличенного формата, страницы достаточно толстые, обложка не твёрдая, но толщина и твёрдость, а также цвета и вообще всё оформление мне показались идеальными. По-моему, Юлия Коваль совершила издательский подвиг, начав этот проект (а ведь всего планируется издать семь томов!). Тома издаются по подписке, тираж минимальный.

Первый том содержательно очень однородный и компактный, он охватывает события всего лишь трёх недель (первая датированная запись 16 сентября, последняя 6 октября), это только часть путешествия друзей на север от Москвы. Из мест действия – Загорск, Плутково, Углич, Рыбинск, Грязовец, Вологда, Кириллов, Ферапонтово, Чистый Дор, Крохино и многие другие, в том числе, конечно же, любимая Ковалём и компанией (Цыпина) Гора.

Фрагменты этого тома знакомы читателю по публикации в сборнике «АУА», но конечно же ни текст, ни рисунки раньше не были известны широкой публике в полном объёме. Заканчивается том первый, можно сказать, «внезапно, как внезапно кончится когда-то и наша жизнь». Однако уже можно открыть и второй том (он начинается с 18 октября 1980 года), который впрочем совсем другой и по описываемым событиям, и по местам действия, а во многом и по стилю.

Прекрасная книга для детей, на важную тему и с доступным, но не примитивным «детским» изложением. О том, как «маленький зелёный человечек», живущий в мире больших и не зелёных людей, осознал свои права и отстаивал их, а также просветил в этой области остальных горожан. Судя по каталогам, эта книга не переиздавалась лет десять, даже под несколько вводящим в заблуждение заголовком «Приключения маленького человечка» (первоначально она всё-таки была издана в 1992 году именно как «Всеобщая декларация прав человека для детей и взрослых»). Её, безусловно, стоит переиздавать постоянно и рекомендовать всем детям школьного (да, в общем и дошкольного, и послешкольного) возраста.

Произведение любопытное, однако очень незамысловатое. Любопытное прежде всего с исторической точки зрения: видимо, это одна из первых сказок в жанре «новогоднее/рождественское путешествие в страну игрушек» (написанное даже до «Голубой стрелы» Родари). В данном случае путешествуют двое детей, их цель – найти Дом с серебряными окнами и попасть обратно домой к маме и новогодней ёлке, главные антагонисты – Ледяной Ветер, Зелёный Крокодил и Оловянный Генерал, который живёт в Городе забытых игрушек. Впечатляет финальная битва, в которой армию игрушек представляют, в числе прочего, мирные грузовики, превращающиеся в грозные танки, а потом и в самолёты-бомбардировщики.

Художественными достоинствами повесть увы, не блещет. Мир страны игрушек и сами персонажи особо не развиты, их история, как правило, неизвестна. Что происходит в Городе забытых игрушек, как он возник? Почему Оловянный генерал стал отрицательным героем (просто потому, что он солдат, военный? а как же «стойкий оловянный солдатик»?). Являются ли двойники типа Ветра/Крокодила или, с другой стороны, Морозко/Дедушки Мяча/Фонарщика одним и тем же персонажем или всё-таки разными? И что такое в итоге «превращалка» – просто вот эта машинка-трансформер или нечто более общее?

Удивительная книжка. Именно как книжка совершенно неизвестна ни за границей (судя по отсутствию переизданий), ни у нас. При этом вскоре после её публикации вышел русский перевод в «Весёлых картинках» (правда, сокращённый), а также известный мультик (в обоих случаях — с ошибочной передачей фамилии автора).

Что ещё интересно, в те же годы вышла книжка другой писательницы, которая, наоборот, стала очень популярной, это конечно же ещё одна история про тигра и чай авторства Джудит Керр.

Сама история Юрдин — очень милая, она про то, что лаской и вежливостью можно добиться бОльшего, чем криками и угрозами.

См. также подробнее http://lingvarium.org/maisak/trans/Yurdin_Tiger.htm

Роман я решил почитать «по рекомендации» Дмитрия Быкова: в своих передачах он не раз упоминал его, называя отличным. Это действительно очень неплохая книга, в целом с довольно стремительным действием (хотя есть место и рассуждениям, например, о бедности) и полная диалогов (хотя, опять же, нашлось место и описаниям природы). Главные герои — вдова в годах Розье, её юная дочь Гритье и молодой врач Поль. То, что написано в аннотации («счастливая любовь молодой пары подвергается серьезному испытанию из-за злодейки-тещи») в принципе правда, однако всё несколько сложнее. Роман начинается с воскрешения и чуть было не заканчивается смертью. А так он — о любви в разных её проявлениях.

Необычное произведение. Учитывая объем, скорее роман, чем повесть. Сказочно-философский роман-путешествие. Перевод показался очень хорошим, вообще русское издание 2014 года с рисунками Олейникова — отличное. Странно, что перевод так долго не издавался, он мог вполне быть издан и в 1980-е годы. При этом книга почти сорокалетней давности сейчас читается в общем вполне хорошо, в ней нет ничего особо архаичного «советского». Никуда не делись проблемы экологии (Планета цветов), опасность гонки вооружений и «случайного» апокалипсиса (Выжженная планета), погружение в виртуальный мир и роботизация (Планета-телевизор), выбор между ненасильственным сопротивлением и борьбой с оружием в руках при столкновении с чужим (Планета жуков). Да и тема превращения одноухого и «половиноусого» героя

Несмотря на перевод на три языка, книга по-прежнему незаслуженно неизвестна, хотя в принципе это такое произведение, по которому вполне можно писать статьи и диссертации. И даже экранизировать.

«О чём же он спросил её? Вроде о птице фениксе… Да-да, он спросил: может ли птица феникс сгореть не ради себя, а ради другого… сгореть, чтобы тот, другой, словно возродившийся из её пепла, стал лучше, чем прежде…»

В принципе это простенькая история о мальчике Динасе (видимо, даже ещё дошкольнике), который частенько врал, в результате чего попал в волшебный замок совсем уже закоренелых «девчушек-врушек и мальчишек-лгунишек» во главе с королём-вруном. Там даже фразу «Сегодня к нам не пожалуют нежданные гости из недальних стран. Так что к их встрече готовиться не следует» стоило понимать ровно наоборот, а именно «Сегодня к нам приедут давно ожидаемые гости из далёких стран. Нужно подготовить им торжественную встречу». И казалось, что не выбраться оттуда Динасу, однако по прошествии времени он... раз — и выбрался! Потому что надо было всего лишь решиться больше не врать. Разве что этот внезапный хэппи-энд кажется в сказке слабым местом: антиутопия разворачивалась медленно и постепенно, а потом всё быстренько завершилось, словно уже не было времени или места или желания продолжать. Тем не менее, сказка, что называется, остаётся актуальной и в наши дни, и там есть отличные фрагменты наподобие таких:

«Вот это да! — обрадовался Динас и тут же полез на качели. Но не успел взобраться на них, как очутился на земле. Сломанные качели были подвязаны тоненькими гнилыми верёвочками… И карусели не крутились. Нечего делать — отправился новичок к пруду. Сунул ногу в лодку и тут же зачерпнул полный башмак воды. Дна-то у лодки не было! Даже деревья в парке оказались ненастоящими: воткнули в землю ручки от метёлок, напривязывали тряпочек вместо листьев…»

«Вышел повар и объявил: — Сегодня у нас бульон с лапшой, котлеты. А на сладкое — желе. Приятного аппетита! — Вот вкуснота! — облизнулся Динас. Но не успел проглотить ложку бульона, как чуть не подавился. В тарелке плавала не лапша, а обрезки верёвочек. Вместо котлеты подали деревянные брусочки, покрашенные коричневой краской. А желе? Какое там желе! Зачерпнули со дна пруда, вот тебе и желе!»

P.S. Иллюстрации Адасы Склютаускайте к сказке — просто замечательные!

Одна из лучших книг, что я читал. Прекрасно написанная (я читал по-английски), с необыкновенным миром (в основном антиутопическим, но нашлось место и райскому острову), огромным количеством оригинальных персонажей, и конечно же счастливым концом. Начинается всё достаточно тривиально-реалистически (две неполные семьи постепенно сходятся, и старшая девочка, переживающая трудный период, срывается на младшем мальчике), но очень скоро два героя, не очень-то симпатизирующие друг другу мальчик и его новая игрушка-поросёнок, отправляются в волшебное путешествие, к концу превращающееся в настоящее «погружение во тьму». В итоге побеждает любовь и надежда... да и Санта немного помог, всё-таки история рождественская.

Задумавшись, существуют ли «похожие произведения» (сейчас этот раздел не заполнен), я решил погуглить «книга о стране потерянных игрушек» и с удивлением обнаружил, что за три года до книги Роулинг была опубликована сказка неведомой мне писательницы Ольги Лукас «Новогодняя тайна игрушек», в аннотации которой говорится: «Когда ты долго не можешь найти свою любимую игрушку, знай, что она угодила в Дом потерянных игрушек. В нём есть всё, о чём может мечтать любая кукла или машинка. Нет только детей, которые любили бы её и придумывали для неё игры. Один раз в году, 31 декабря, в нашем мире появляется дверца, через которую пленники Дома могут выбраться на волю». Бывают же такие совпадения! (Справедливости ради надо отметить, что у Роулинг в страну потерь попадают не только игрушки, но и обычные предметы, и даже красота или надежда.)

Стоит отметить, что этот рассказ представляет собой не только историю о том, как автор получил рекомендацию в Союз писателей, и не только размышления автора о природе литературного творчества, но также и воспоминания о встрече с В. В. Конецким (который собственно и дал ту рекомендацию). В этом плане это такой очерк «молодой писатель о старшем (и почитаемом) писателе», чем-то напоминающий «Веселье сердечное» Юрия Коваля о Борисе Шергине.

Книжка неплохая, наверно в детстве, особенно во времена, когда не всё было доступно, она может быть полезна для заочного знакомства с далёким континентом. Приключения тоже есть, но ничего особенного, а диалоги часто устроены довольно искусственным образом, чтобы именно устами персонажей, а не автора, рассказать о природе или обычаях Австралии. Мне эта книга в детстве не попалась, тогда (1980-е гг.) она вроде бы не была особо популярна. Прочитав её сейчас с ребёнком, я прежде всего обратил внимание на то, какой же там некачественный перевод. Не в том плане, что он не соответствует оригиналу, может быть как раз полностью соответствует, но он очень скучно и местами коряво звучит по-русски. И вроде бы переиздаётся по-прежнему именно этот перевод. Его не мешало бы серьёзно отредактировать стилистически, иначе он останется текстом, который не очень хочется рекомендовать детям (тем более сейчас, когда про Австралию можно узнать не только из книги Шклярского, а подростковой приключенческой литературы и без того немало).

В общем-то незамысловатая история о дружбе и открытиях, всего лишь с одним отрицательным персонажем, да и тот в конце исправляется. Можно сказать, что все трудности и опасности при ближайшем рассмотрении оказываются не столь трудными и опасными. Любознательным и храбрым сопутствует удача, и в конце ждёт награда.

Пожалуй, половину прелести книги составляют авторские иллюстрации — красочные, смешные и со множеством мелких деталей, напоминающие по стилю Ричарда Скарри. Причём так у Стрида бывает не всегда — например, его истории о Мимбо-Джимбо более минималистичные.

Одно из необычных и незабываемых произведений русской литературы. Кажется, все, кому попадалась журнальная версия 1989 года с предисловием Битова, позже вспоминают её как нечто выдающееся даже на тот период (да и само предисловие там по-своему тоже выдающееся). Но всё-таки почти 400-страничный роман в «Новом мире» был представлен лишь в краткой версии, и хотя для её финала было выбрано удачное место («Для тюрьмы Глаз был свой. Даже начальство, когда он приходил с этапа, ему улыбалось»), сам роман заканчивается далеко не так. Кстати говоря, хотя роман назван по имени Одляна, то есть зоны для «малолеток», собственно об Одляне речь идет лишь в одной (а именно, второй) части. В первой части, перемежая флешфорварды и флешбэки, автор рассказывает о том, как его герой (Коля, он же Жиган, он же Ян, он же Камбала, но пока еще не Глаз) «дошел до жизни такой» – детство, школа, воровство, арест, «прописка» в тюрьме во время следствия, суд. Вторая часть про Одлян – это уже чистый «ад», описания жестоких мучений в колонии, где главенствует «кулак» (то есть принципом поддержания дисциплины являются постоянные избиения). Желая выйти из этого ада, Коля, теперь уже Глаз, заявляет о том, что знает об обстоятельствах одного нераскрытого дела, и отправляется на длительный этап, следствие, а потом и суд, привозя на свою голову новый срок. Эта часть, про похождения уже более уверенного в себе Глаза в бесчисленной веренице тюремных камер, самая большая по объему и может показаться занудной. Однако тут Глаз испытывает горькое разочарование в судебной системе (его ранили при попытке побега, несмотря на принцип «в малолеток не стреляют», и никто не ответил за этот выстрел) и начинает осознавать, что впереди его ждет еще несколько лет заключения, то есть столь чаемая им встреча с Верой (школьницей, которая ему понравилась, когда он еще жил в родном селе) отодвигается надолго. Интересно, что в этой части, после нескольких месяцев этапа и тюрем, Глаз уже рвётся в Одлян, но его туда не пускают: по новому приговору у него усиленный режим, поэтому направить должны в другую зону. Наконец, в последней части Глаз находится в грязовецкой колонии, где нет «кулака» и где он даже встречает человеческого отношение со стороны воспитателей. В конце концов ему по его прошению сокращают срок, и в последних строках романа Глаз оказывается на свободе (а как сложилась его судьба дальше – рассказывается в следующем романе «Из зоны в зону»). По сравнению с пребыванием в Одляне и даже по тюменским тюрьмам колония в Грязовце – это просто рай, хотя тут Глаза настигают самые мрачные мысли о своей будущей жизни (и пыткой становится невозможность побыть одному).

Роман заканчивается с надеждой: хэппи-энд ли это, покажет будущее (и второй роман), но по крайней мере одиссея героя по тюрьмам и зонам на этом заканчивается. Судьба многих, очень многих эпизодических персонажей повествования сложилась гораздо более печально.

Австралийский фильм «Walkabout» (1971) Николаса Роуга широко известен и признан шедевром мирового кино. Известно и то, что снят он был по мотивам одноимённого романа (1959). Но не так просто оказалось выяснить, что роман этот (уже в качестве повести) существует в русском переводе. Во-первых, опубликован он был только в журнале «Костёр» (причём аж в 1976 году) и более не переиздавался. Во-вторых, переводчики выбрали для повести отчасти созвучное, но не имеющее отношение к оригинальному название «Арколола» (в повести это слово произносит мальчик-абориген, подразумевая воду). Слово же walkabout, как известно, обозначает обряд инициации в виде многомесячного одиночного обхода территории, во время которого юноша должен показать, что он уже достаточно силён и готов к взрослой жизни.

Нет смысла сравнивать книгу и фильм: Роуг использовал только костяк сюжета о двух потерявшихся в австралийской пустыне белых детях, встретивших там молодого аборигена; в целом, как это часто бывает, фильм и его источник очень различны, так что книга заслуживает отдельного рассмотрения. Однако русский перевод с оригиналом не сравнивать нельзя, потому что он на сегодня единственный. Так вот, в «пионерской» версии текст очень сильно сокращён, хотя в публикации про это ничего не говорится; по ощущению, русского текста меньше, чем в оригинале, процентов на 35-40 (в числовом выражении, в оригинальном произведении 27 тыс. слов, в русском переводе 11 тыс. слов). Так, опущено очень много описаний австралийской природы — пейзажей, птиц и животных, — хотя всё это, конечно, составляет важную часть повествования. Есть очень странные изменения: например, Мэри в русском переводе стало 12 лет (в оригинале 13), их родной город назван Гринвудом (в оригинале Charleston, South Carolina), а их дядя Роджером (в оригинале Keith). Занятно ещё, что на иллюстрациях Мэри изображена в джинсах, хотя в повести много раз упоминается, что она была в платье.

Акцент в «Пионере» сделан на расовых предрассудках Мэри. Тут переводчики даже кое-чего добавили от себя: так, Мэри вспоминает слова своего отца «Сегодня утром линчевали одного ниггера с Восьмой улицы. Эта дрянь пыталась оскорбить Китти, дочь директора колледжа Эмерсона. Всех чёрных нужно перестрелять или отправить обратно в ихнюю Африку» (в оригинале такого высказывания просто нет!). Пересмотрев своё отношение после смерти аборигена, девочка думает, о том, что «все люди на земле должны жить между собой в дружбе, а если один из них попадёт в беду, другие обязательно должны прийти к нему на помощь!» (в оригинале эта формулировка опять же отсутствует). По русскому тексту кажется, что дети бродили по пустыне дней пять, тогда как в действительности их путешествие затянулось на две недели.

Какое-то представление о романе русский перевод, конечно, даёт. Тем не менее, совершенно очевидно, что роман заслуживает и нового, теперь уже полного перевода. Это не такой постой роман, и критики усматривают в нём немало символизма и библейских мотивов (ср. собственно имена Питера/Петра, Мэри/Марии, а также жертвенная фигура юноши, который спасает их ценой своей жизни). Моя оценка соответствует оригиналу, в русском переводе текст выглядит послабее.

Эта вещь мне представляется недооцененной. Понятно, что сама идея написать продолжение шедевра Оруэлла может вызвать отторжение, тем более это уже второй «1985-й» после попытки Бёрджесса. И понятно, что Далош — не такой великий писатель (и вообще по сути не писатель в первую очередь, а венгерский диссидент). Тем не менее, его роман имеет право на существование и заслуживает внимания, хотя бы просто как попытка взглянуть на то, что может последовать за сломом тоталитарного режима (не будем спойлерить!). Не надо забывать, что роман-то написан ДО 1985 года, ещё в 1982-м! Ещё Брежнев не умер (или только что умер), до Перестройки и Гласности было ещё далеко, а до полного краха СССР и прочих социалистических режимов Восточной Европы тем более. Однако у Далоша в вымышленных событиях одного года уже «спрессованы» и попытки партийной верхушки создать управляемые «демократические СМИ», и культурное возрожение «снизу», и потрясение при виде «настоящих» иностранцев (чего стоит один способ транспортировки евразийской делегации!), и опьянение свободой, и сплочение «пролов» во главе с лидером-мусульманином.

Написан роман совсем иначе, чем у Оруэлла, хотя основные герои и общий «сеттинг» тот же. Повествование представлено в виде 63 документов (отрывков из воспоминаний Уинстона, Джулии, О'Брайена, сообщений официальной хроники и пр.), собранных евразийским историком в 2035 году... в Иркутске. Но историк не только автор предисловия: к документам имеется аж 90 примечаний (подстраничных сносок), в которых со временем начинает раскрываться драма самого историка. Так что перспектива, которую даёт Далош, простирается далеко не только на 1985 год, а еще на полвека после него.

Стоит уточнить, что командировка в Вологодскую область — это в первую очередь поездка по северным озёрам. В этом смысле главы из повести входят в тот же условный цикл, что и «Плавание на “Одуванчике”» (и его расширенный сюрреалистический вариант «Самая лёгкая лодка в мире»), а также рассказ «Когда-то я скотину пас...»: слова этой песни, к слову, фигурируют уже в первом фрагменте, а третий фрагмент заканчивается поеданием нельмы на глазах у изумлённой уборщицы в рыбинспекции. В целом в данных трёх фрагментах упор сделан на рыбную ловлю (что определяется спецификой журнала): герои копают червей и ловят язя с дебаркадера на Кубенском озере, наблюдают за ловлей и чисткой сигов на Ладоге, снова на Кубенском любуются лещами, и наконец на Токшинском озере специально для них вылавливают нельму:

— Надо московским товарищам показать нельму, — убеждал его инспектор.

Когда меня называют «московским товарищем», мне становится прискорбно. Но с этим ничего не поделаешь.

Любопытно, что здесь не упоминается Белое озеро и затопленная церковь в Крохино («Храм на воде» в рассказе «Когда-то я скотину пас...»), но есть другой эпизод с заброшенным храмом на острове Спас Каменный: «От церкви осталась на острове колокольня-маяк и кусок выветренной розовой стены. (...) Мы вылезли на берег и рядом с колокольней увидели остатки храма. Он распался целыми архитектурными узлами — кусок арки, часть кокошника, обломанные паруса». Вряд ли автор мог предполагать тогда, что через полвека Спасо-Каменный монастырь на островке будет восстановлен.

Это произведение представляет немалый интерес — и само по себе, и как первая версия, из которой потом выросла «Самая лёгкая лодка в мире» — одно из главных «взрослых» произведений Коваля. Конечно, «Плавание на “Одуванчике”» из «Мурзилки» 1977 года — гораздо более краткое, более «детское» и менее сюрреалистическое повествование, чем повесть, полностью опубликованная несколько лет спустя. Оно, наоборот, приближено к реальности тем, что сопровождается фотографиями капитана-фотографа (или, как говорится в «мурзилковском» варианте, «фотокапитана») Ускова. Важная особенность этой ранней версии — в том, что тут названы по именам реальные действующие лица, которые впоследствии превратились уже в вымышленных персонажей: это художник Виктор Белов («художник Орлов»), фотограф Виктор Усков («капитан-фотограф» Глазков), писатель Юрий Коринец («писатель-путешественник»). Сам рассказчик назван Юрой, и упоминается, что он детский писатель. Никакого Петюшки Собаковского и Клары Курбе здесь нет, как и вообще нет линии любви и соперничества, зато оба милиционера появляются в какой-то момент «с жёнами и детьми». Есть, однако, и новые персонажи: так, к озеру (кстати, не Сиверскому, а Вазеринскому) героев привозит на машине писатель Эдуард Успенский, а по дороге они заезжают в деревню к художнику Николаю Устинову. А самое главное, что конечно же полностью определяется местом публикации, — с собой в плавание герои берут... собственно Мурзилку! Который, правда, появляется в повествовании не так часто и важной роли в сюжете не играет. Голова деда Авери не летает, а чудовище Илистого озера названо просто Чудовищем (а не «Папашкой»). В целом, «Плавание на “Одуванчике”» ближе к документальному репортажу типа «Избушки на Вишере» (тоже с фото Ускова). А вот «Самая лёгкая лодка в мире» стоит уже, наоборот, на полпути к «Суер-Выеру», еще одному сюрреалистическому плаванию, в котором рассказчик — тоже не капитан, и именование капитана тоже состоит из двух частей, разделённых дефисом.

Стало любопытно, что за рассказ Дмитрий Быков специально выделил, признавшись, что любит у Казакова только его (причём дважды, в программе «Один» от 2.04 и 19.11 2021 года). Ну да, действительно, такой рассказ о потустороннем рядом с нами. Вот ты молодой и перспективный заведующий сельским клубом, проводишь атеистическую пропаганду, мечтаешь о том, что будешь когда-то руководить хором человек в сто не тут, в деревне, а в самой Москве, и вот ты идёшь ночью мимо леса и слышишь (и вроде бы даже и видишь) что-то такое, чего и быть не должно. Интересно, случайно ли созвучны с этими «кабиасами» загадочные «хабиассы» из одноимённого («Ха-би-ассы») позднесоветского фильма?

Рассказ предваряется коротким вступлением автора:

«Осенью прошлого года мне в качестве корреспондента «Комсомольской правды» довелось побывать в Якутии. Там я услышал много интересных рассказов о героизме молодых советских геологов и первооткрывателей алмазных месторождений. Один из рассказов и послужил основой для этого повествования».

Именно как рассказ это произведение Осипова не особо известно, хотя оно стало основой сценария фильма Михаила Калатозова «Неотправленное письмо», одной из наиболее совершенных в визуальном отношении советских кинокартин. Причём фильм сняли очень скоро, уже через два года, после первой публикации рассказа, которая для начинающего писателя Валерия Осипова была и одной из первых публикаций вообще. На момент выхода фильма Осипов уже стал мужем Татьяны Самойловой, звезды предыдущего фильма Калатозова «Летят журавли», которая и в «Неотправленном письме» играет одну из главных ролей. В сценарии (который писал уже не один Осипов) некоторые детали сюжета были изменены: так, был убран обрамляющий сюжет, когда в ожидании самолёта геолог читает попутчикам то самое неотправленное письмо погибшего Сабинина. Основным виновником несчастий группы Сабинина в фильме стал впечатляюще снятый лесной пожар – в рассказе это долгие ливни, приведшие к разливу реки. Изменены обстоятельства смерти Тани; кроме того, в рассказе сам Сабинин однозначно погибает (более того, его тело и, соответственно, карту и письмо находят только через год), тогда как в фильме присутствует неоднозначный намёк на счастливый для него исход. Так или иначе, при различии всех этих деталей рассказ, как и фильм, – о мужестве учёных, которые ценой своей жизни спасли и донесли людям полученные ими знания (в данном случае – о месторождении алмазов в Сибири), которые, по их убеждению, будут направлены на процветание советских людей.

Очень милая поздне-«оттепельная» повесть о молодом герое, к сожалению совершенно забытая сейчас. Первая её оценка здесь была 10 баллов, что мне всё-таки кажется слишком высоко: это не шедевр, хотя написано прекрасно. И в характерной для раннего Ефимова манере: и стиль повествования (в т.ч. изложение от первого лица), и герой, и ряд мелочей заставляют вспомнить как минимум «Таврический сад» и «Я хочу в Сиверскую!». Например, и там, и там есть человек, который снимает на фотоаппарат людей на улице без их ведома (хотя мотивация для этого и разная). И там, и там герой наблюдает за спортивным состязанием, в котором спортсмену (баскетболисту или прыгуну с шестом, соответственно) надо преодолеть себя. Можно даже сказать, что «Смотрите, кто пришёл!» – это своеобразное продолжение «Таврического сада» (где герой – старший школьник), хотя по времени публикации «Сад» – это скорее «приквел». Жаль, что ранние повести Ефимова не переиздают (кроме «Сада» как раз). Было бы здорово увидеть их под одной обложкой.

Герой, он же рассказчик, повести «Смотрите, кто пришёл!» – вчерашний школьник Олег, при этом сейчас он ещё не студент, а работает в КБ на заводе, самостоятельно (под руководством отца) пройдя курс черчения. Олег торопится «жить и чувствовать» – ему хочется, чтобы его ценили на работе, чтобы вокруг него всегда было как можно больше людей, ему нравится и эта, и та, и ещё другая девушка, а название произведения объясняется непосредcтвенно в самом тексте: больше всего Олегу хочется сознавать, что есть много домов, где накрыт праздничный стол и сидят его друзья, а когда он приходит, они радуются и произносят ту самую фразу, а потом «вскакивают, пробираются ко мне, заставляют садиться и спрашивают о чём-то очень для них важном, на что только я один могу ответить». Это повесть не столько о самой любви, сколько о её желании, ожидании.

Милый рассказ на тему маленького — не в переносном, а в самом буквальном смысле, — человечка. Интересно, что опубликован он был в те же годы, что и более фундаментальные «Приключения Карика и Вали» Яна Ларри. В этом рассказе, как всегда у Чарушина, главное, конечно, — не фантастический сюжет сам по себе, а рассказы о животных, которых герой встречает и на земле, и под землёй, и в воде, и в воздухе. Рассказывается про это так увлекательно, просто и с юмором, что в детстве очень хотелось тоже стать таким маленьким человечком и попутешествовать.

Рассказ на полстранички, про который трудно что-то написать, не раскрыв финальный твист. В целом, очень остроумно. Текст мог бы стать основой для неплохой короткометражки :)

Стало интересно, что же это за рассказ, который почти сразу после публикации (1960) был дважды экранизирован в СССР, сначала вгиковским студенческим коллективом из аж четырех режиссеров (в их числе Андрей Смирнов) и двух операторов в 1961 году, а затем одним Юрием Лысенко, но под чуть измененным названием «Мы, двое мужчин» (1962). Сценарий для второго фильма написал сам Кузнецов, и был очень доволен результатом, но позже его негодование вызвали цензурные вмешательства и снятие фильма с показа на кинофестивале (см. заметку «Как умер фильм “Мы, двое мужчин”», уже времен эмиграции). Любопытно, что главную роль в обоих фильмах сыграл Василий Шукшин.

Так вот, рассказ оказался замечательным. Даже перечитав его, всё равно ставлю 10. Да, это такая почти что сказка времен «оттепели». Тридцатитрехлетний холостой шофер совхоза, грубиян и пьяница Горлов, который считает, что «копейка правит человеком», выезжает на грузовике в город за трансформатором под дождем, по сплошной грязи и дико злой, что не дали выпить на именинах, да еще учительница всучила в попутчики семилетнего сына, попросив купить ему в городе школьный костюм (это вместо того, чтобы наконец расслабиться в пивной!), — а через сутки обратно возвращается преобразившимся за время общения с ребенком, в нем если не полностью проснулось, то по крайней мере начало просыпаться что-то человеческое. И не то что школьный костюм купил на деньги матери мальчика, но еще и свои кровные потратил на новые ботинки Юрке.

А в финале — просто классика «диалектики души»: еще вчера родной совхоз «лепился грязными унылыми кубиками мазанок, с редкими общипанными деревцами между ними», а сегодня «на холме белыми крапинками привольно раскинулись домишки», а совхозный пруд, в начале пути казавшийся «обтоптанным и загаженным», «похожим на лужу», по возвращении «блеснул», и на поверхности его виднеются «едва различимые точки гусей».

«Этот мир был тревожен, красив и наполнен до краев, как бывает в детстве, как в дни любви.»

Маленький шедевр!

Удивительный рассказ грузинского писателя и кинорежиссёра, к сожалению не так хорошо известного в России. Рассказ вроде как про «единение» с природой, причём на этом пути герой проходит разные стадии. Мы застаём его уже на том этапе, когда он уверен в необходимости заботиться о существе, волею судеб появившемся у него, выросшем прямо из его тела. Постепенно Бери начинает чувствовать, что он и ель — это уже не два существа, а одно, причем и на физическом уровне (корни прорастают в грудь, потом и в ноги), и на ментальном. Ну и конец (последняя фраза рассказа) закономерен... Однако единение это сугубо индивидуальное: родственники и односельчане не понимают Бери и не разделяют его желания сохранить ель. В одноимённой экранизации рассказа, снятой самим Чохели (короткометражка 1986 года), линия общения с окружающими существенно расширена: там есть и споры с женой, и арест милиционером в парке, и приглашение на детский праздник в качестве... новогодней ёлки! Во сне Бери даже видит, как нанятый его женой человек отрубает деревце с его плеча.

Интересно, что тема такого своеобразного «единения с природой» представлена и в некоторых других рассказах писателя: например, в «Письмах от рыбы» (тут даже название похоже) герой объявляет себя рыбой и поселяется в реке. Ещё больше близок к «Посланию к елям» большой рассказ «Полёт с орлом», в котором герой оказывается «прикован» к орлице и мечтает освободиться от неё, однако в конце понимает, что никуда от неё он уже не денется.