Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь...
Д. Самойлов

Я бегу за своей мечтой, а она улетела ввысь -
Выше солнца и дальше звезд. Свет её неземной угас.
Бесполезно кричать "постой!" Две галактики разошлись:
Мир отчаяния и слез с миром счастья не напоказ.

Лето тает, как леденец, осень кошкой скребется в дверь,
Ускоряется жизни ход, как состав на склоне холма;
Предрекающая конец, всемогущая мать потерь -
В белой пасти сверкает лед — равнодушно идет зима.

Память сердца — беззвучный крик. Только им дышу и живу -
Тем, что дарит надежду мне, в оглушительной тишине,
В невозвратной той стороне, где-то там, за гранью тоски.

Then once by man and angels to be seen,
In roaring he shall rise and on the surface die.
Alfred Tennyson


Я отрываюсь ото дна. Я слишком долго спал во тьме.
Спасительная глубина, я побороть тебя посмел.

Я слишком долго жил во мгле, забыв о птицах и волнах,
Не вспоминая о земле; мой дом — покой и тишина.

Меня пугают солнца свет и грозовые облака,
Мне безразличен ход планет — в ночи проспавшему века.

Над километрами воды, баюкающей тишиной,
Парят прекрасные сады, в мечтах придуманные мной.

И вот, в чудеснейшей из грёз, лечу куда-то высоко,
Забыв о том, что не сбылось, и жить — прекрасно и легко.

Виденьем лживым увлечён, безмерной тягой изнурён,
Не сожалея ни о чём, я обрываю долгий сон,

И покидаю глубину. Проклятье света ждёт вдали.
Вверх, в эту бездну соскользну, своё желанье утолив,

Что обещает вечный рай, что оборвёт мои года..
Я поднимаюсь из "вчера" в погибельное "навсегда".

Расскажу я тебе, мой дружок, эту старую сказку.
Хочешь — верь, хочешь — нет, а случилось всё именно так:
Как-то раз, поутру, захвативши топор и салазки,
В тёмный лес за дровами отправился Ванька-дурак.

Эх, ему б, дураку, погулять по берёзовой роще,
Помахать топором, и с дровами спокойно уйти...
Так ведь нет, остолоп — он нашёл себе дело "попроще":
Завалил старый дуб, что попался ему на пути.

...я в отлучке была — полетела к кикиморе в гости.
Мухоморов поесть, посидеть, почесать языки,
Вспомнить буйную молодость и перекинуться в кости,
Чтоб азарт разогнал пелену беспросветной тоски.

Вот уж тысячу лет охраняю я проклятый ящик, -
Тот, в котором таится кащеева острая смерть;
Высоко на ветвях, пригвождён заклинаньем разящим,-
Подобраться к нему — никому из людей не суметь!

Возвращаюсь и вижу: Иван, раскудрит тебя в дышло!
Я ж теперь пред Кащеем виновна во веки веков!
БЫТЬ НЕ МОЖЕТ ТАКОГО! Однако же, всё-таки вышло...
Ну зачем, ну зачем терпит Бог на земле дураков?!...

Он сидит на пеньке и в зубах ковыряет иголкой, -
Раскурочил ларец. Вот бы руки ему обломать!
Я шепчу дураку,понимая — всё это без толку:
"Руку... медленно...вниз...ОСТОРОЖНЕЕ!!!...бабушку-мать!..."

Тонким звоном струны оборвалось кащеево время -
Обломился конец "зубочистки" у Ваньки во рту.........
...и нога сорвалась, не попав в золочёное стремя...
...и рука помертвела, ногтями скребнув пустоту...

Так окончил свой век, что казался ему бесконечным,
Старый изверг и бабник, жестокий и хитрый Кащей.
От судьбы не уйдёшь. И ничто под луною не вечно.
Вон, Ивашка — дурак, а нарушил Порядок Вещей.

..и не верь никому, кто расскажет тебе про Героя,
Мол, в жестоком сраженьи прикончил Вселенское Зло!
Был он — круглый дурак. Я печальную правду не скрою:
Как и всем дуракам — как обычно — ему повезло.

Крутится дней перемолотых мельница,
Время водою смывает года.
Сколько их в жизни оставшейся сменится -
"Будет ещё" на "уже никогда"?

Вечность седая позёмкою стелется,
Пеплом забвенья засыпав виски...
Но засмеёшься — и всё переменится:
Нет ни привычной хандры, ни тоски,

***
Всё, что было, останется с нами:
Память глубже, чем бездны Вселенной.
Время катится солнечным диском
На подносе весеннего неба.

Всё, что будет, сокрыто надёжно
Под кольчугой туманного "завтра",
И рассыпаны карты гаданья
Бесполезною грудой бумаги.

Всё, что есть — это ты, моё сердце:
Бой часов, чей завод — на исходе,
Голос звёзд, что ещё не родились,
Тень миров, что уже отгорели.