***
В сильной тоске, в печали,
лучше всего укрыться
в маленьком кинозале,
с плюшевым креслом слиться..
Снаружи ветер колышет
листья, и тени кружат,
покрывая афиши
причудливой сетью кружев.
Как славно тут притулиться,
скрыться от непогоды,
с плюшевым креслом слиться...
Пусть пролетают годы.
О! Стемнело. Усталый
месяц вытянул руки.
Маленькие кинозалы
прекрасны в тоске, в разлуке.
(перевод — ??)
Месяц
Механизмом потаённым движим,
я вплываю в сон дворцов и хижин.
Движусь неприкаянным снобродом
по отвесным плитам и по сводам.
Свет мой чешуей монет блестящих
густо осыпает лица спящих.
Пущены пружиною зловещей,
оживают мЕртвенные вещи.
Получают новые значенья
образы, названья, измеренья.
И в часы, когда мой свет обилен,
утихает вихрь, смолкает филин.
Удлиняются мосты и реки,
парапЕты, и смычки, и деки.
Мир окутан лунным беспорядком,
диким виноградом город заткан.
На балконах и промеж балясин
луч, как ребус, сбивчив и неясен.
Меркнет луч, туманом поглощённый,
гаснет ребус, ночи возвращённый,
возвращённый сумеречным тучам,
зодчим позабытым и могучим.
И опять из каменной Вселенной
светом вырван контур переменный.
Полночь прихотливее художниц,
а лучи острей портняжных ножниц.
Камень стонет, жалуется, плачет,
свет его грозит переиначить,
превратить в светильники и лица,
а потом в иную форму влиться -
в яблоки, в бинокли, в балюстрады,
в темный ветер мокрой автострады.
Со стены на стену — ночью синей
свет несет изломы смутных линий,
площадь перейти вам запрещает,
лестницы и окна похищает.
У коней вдруг исчезают дуги,
бубенцы кричат-гремят в испуге.
Как твои звучанья вдохновенны,
полночь, филармония Селены!
Входит свет мой, зелен и всесилен,
в закоулки мозговых извилин,
в хрупкое стекло ночной печали,
в реки все, что отблеск мой качали,
в очи птиц, собак и женщин пьяных,
в серебро стариннейших чеканок,
в фонарей полночных изумруды,
в хрустали сверкающей посуды!
И всему, на чем мой луч хлопочет,
сдержанно желаю доброй ночи!
Кто же я? Зачем во мгле качаюсь?
Почему по-польски я прощаюсь?
Всем вещам я поклонюсь бесстрастно:
— Доброй ночи! Скоро я угасну.
Меркнет свет, как музыка над бездной:
— Доброй ночи! Скоро я исчезну.
Но сперва обрушусь в зал концертный,
чтоб не сгинуть в памяти бессмертной!
Прямо с неба рухну лунным ритмом,
скрипачом застыну над пюпитром.
И, четыре вальса под сурдину
разбросав, я в темный купол хлыну
временем расцвета и ухода, -
чтобы слушатели присмирели,
чтоб звучали дьявольские трели
пляской четырех сезонов года!
Снег и зной, пушок плодов румяных,
имена созвездий безымянных,
заросли и мертвые пустыни
исполинским колесом вращаю
и неровно спицы освещаю
бликами лимонно-золотыми!
Вот каков я, месяц яснолобый,
не блистаю новизной особой, -
но в окне мерцаю над тобою
среброглавой легкой сединою!
Там над крестовиною вишу я,
светом раздвигая тьму большую -
светом, сродным полуночным высям,
перечеркиваю строки писем;
лучик мой на прядях серебрится,
а тебе сентябрьский дождик снится,
и глаза твои — озёра света,
две любви, два счастья, два рассвета!
Я — хранитель ласковых сокровищ,
ты лучам объятия раскроешь.
Нотной вязью, лунной канителью
вышью полог над твоей постелью;
там намечу Млечные пути я,
и пичуг, и башни крепостные!
Лик твой стал серебряною маской,
сон твой стал немыслимою сказкой;
а когда умру, не слезной грустью -
месяцем к твоим глазам вернусь я,
загляну тебе я прямо в очи:
— Это я. Твой месяц. Сердце ночи.
(перевод — А.Големба)
***
Если разлюбишь однажды, не говори мне об этом.
Бог поступает иначе — из запредельности синей
мор насылая и голод, с нами прощается светом,
зная прекрасно, что станет оазис пустыней.
(перевод — А.М.Гелескул)
облако тэгов
