Новый год, невесел и небрит,

Без подарков, в маске, с перегаром,

Приходить — особо не спешит;

Ждёт, пока откланяется старый.

Старый — так и вовсе не в себе:

Через месяц — в карантин заразу!

Изнемог в своей високосьбе,

Зыркает крысомышиным глазом.

Всё смешалось: ёлки, отпуска,

Увольнения, вакцины, вирус.

Гостья декабря, печаль-тоска.

Кажется что всё это приснилось...

День сползает каплей дождевой,

Жизнь на удалёнке проклиная.

Крутит стрелку время-часовой.

Далеко до ада и до рая.

1.12.2020г

9 лет уже, как не стало Анатолия Михайловича Гелескула.

Человека, поднявшего искусство поэтического перевода на невероятную, недосягаемую высоту.

Его вселенные, его миры, подаренные читателю — бесценны.

Но сегодня — о самом грустном...

У Анатолия Михайловича, с его прекрасным чувством юмора, было особое отношение к смерти.
Никогда не забуду его знаменитое: "..мысли о смерти — это не болезнь, а горькое лекарство".

И в его переводах, на эту тему, это ясно прослеживается.

Гармония рифмы, красота слова и высший смысл, даже в этой — даже в этой! — теме первична и бесспорна.

Впрочем, убедитесь в этом сами.
-----------

Поль Верлен

СМЕРТЬ!

Клинки не верят нам и ждут надежных рук,
Злодейских, может быть, но воинской закваски,
А мы, мечтатели, замкнув порочный круг,
Уходим горестно в несбыточные сказки.

Клинки не верят нам, а руки наши ждут
И опускаются, отвергнуты с позором,
Мы слишком медлили — и нам ли брать редут,
Затерянным в толпе лгунам и фантазерам!

Клинки, заискритесь! Нет рыцарской руки -
Пускай плебейские вас стиснут перед боем!
Отсалютуйте нам, засосанным в пески
Напрасных вымыслов, отринутым изгоям!

Избавьте от химер хоть наш последний час!
Бесславно жили мы и до смерти устали.
Клинки, откликнитесь! Быть может, и для нас
Жизнь ярче молнии блеснет на кромке стали.

Смерть, я любил тебя, я долго тебя звал
И все искал тебя по тягостным дорогам.
В награду тяготам, на краткий мой привал,
Победоносная, приди и стань залогом!


Юлиан Тувим


СМЕРТЬ НАД ГОЛОВАМИ

Расползается скука по крышам
И сердца цепенеют покорно,
Потому что мы смерть уже слышим,
Зашумела — так тихо и скорбно…

С темных улиц нас гонит денница,
Что-то мучит, не сладим с сердцами.
И никто никому не винится.
Ни полсловом. Почувствуют сами.

Все сидят при свечах онемело,
И с тобой мы сродни посторонним.
Вдруг — озноб и мурашки по телу…
Снова стихнем. И в памяти тонем.

На прощанье хотя бы словечко!
Разрыдаемся, хватит таиться!
В белом сне онемеем навечно —
И любовь, может, снова приснится.

И припомним, как в горьком похмелье,
Что такими счастливыми были,
Только жить по любви не сумели —
И тоска разбудила в могиле…

Но безрадостно хмурое утро
И тревога находит волнами.
Что-то слышится… тихо и смутно…
Это смерть зашумела над нами.


Хуан Рамон Хименес


***
Я не вернусь. И на землю
успокоенье ночное
спустится в теплую темень
под одинокой луною.

Ветер в покинутом доме,
где не оставлю и тени,
станет искать мою душу
и окликать в запустенье.

Будет ли кто меня помнить,
я никогда не узнаю,
да и найдется ли кто-то,
кто загрустит, вспоминая.

Но будут цветы и звезды,
и радости, и страданья,
и где-то в тени деревьев
нечаянные свиданья.

И старое пианино
в ночи зазвучит порою,
но я уже темных окон
задумчиво не открою.


Сесар Вальехо

ПАРИЖ, ОКТЯБРЬ 1936

Я здесь единственное, что не возвратится, –
к моей скамейке, к замыслам и бредням,
к поступкам и штанам моим последним
и ко всему, в чем есть моя частица.
Я здесь единственное, что не возвратится.

К Полям ли Елисейским или к Сене
за Лунный сквер уйдет мое рожденье,
простится смерть и больше не вернется,
и в сутолоке, словно в запустенье,
моя людская схожесть обернется
и по одной отпустит свои тени.

А все с моим уходом остается,
чтоб обеспечить алиби, – от пряжки
до шва на башмаке, все без остатка,
и грязь на каблуке, и даже складка
на рукаве застегнутой рубашки.


Мигель Эрнандес

***
Наваха, зарница смерти,
как птица, нежна и зла,
круги надо мною чертит
косой полосой крыла.

Ночной метеор безлюдья,
вершит она свой полет
и где-то под левой грудью
угрюмые гнезда вьет.

Зрачки мои – окна в поле,
где бродит забытый смех;
висок мой чернее смоли,
а сердце – как белый снег.

И я в ворота июня,
гонимый крыльями зла,
вхожу, как серп новолунья
во тьму глухого села.

Печалей цвет паутинный,
ресницы слез солоней
и край дороги пустынной –
и нож, как птица, над ней.

Куда от него забиться,
стучать у каких дверей?..
Судьба моя – морем биться
о берег судьбы твоей.

Любовью, бедой ли, шквалом
завещана эта связь?
Не знаю, но вал за валом
встает и встает, дробясь.

И только смерть не обманет,
царя над ложью земной.
Пусть яростней птица ранит –
последний удар за мной!

Лети же, над сердцем рея,
и падай! Придет черед –
и след мой желтое время
на старом снимке сотрет.


Фернандо Пессоа

***
Смерть — поворот дороги,
Кто завернул — незрим.
Снова твой шаг далекий
Слился в одно с моим.

Стерты земные грани.
Смертью не обмануть.
Призрачно расставанье.
Подлинен только путь.

----------------
Анатолий Михайлович Гелескул.

9 лет.

Любим и помним.

ВОСПОМИНАНИЯ

"..но для души ещё страшней

Следить, как вымирают в ней

Все лучшие воспоминанья."

                       Ф. И. Тютчев

Какими они бывают? И не перечислишь сразу...

То — радостными, цветными, то — полными тьмой бездонной.

То — пафосными, но пустыми, как тайная сущность страза.

То — чистыми и живыми, как майской природы лоно.

То — ветром, то — дальним громом, то — молнией пепелящей,

То — парусом над волнами, то — омута страшной тайной.

То — прошлым, что незаметно прикинулось настоящим.

То — будущим, что однажды приснилось тебе случайно.

То — старым портретом в раме, то — книгой, любимой с детства,

То — облаком над землёю, что гасит вдали зарницы...

Они каждый раз — иные. И ты не отыщешь средства,

Чтоб сердце не трепыхалось в силок попавшею птицей.

Откуда они приходят и образы множат, множат?..

Немыслимыми путями летят из мира иного.

То — счастья слеза живая, то — горя озноб по коже.

Я жду вас, души награда, собратья взгляда и слова.

21.11.2020г

"Только память спасёт от разлуки.

Только память — бессмертье любви"

                          Г. Еремеев

Время, остановись!

След октября под опавшими клёнами

Осень хоронит в надежде на неизбежность весны.

Вылинявшая высь

Сшита с зарёй журавлиными стонами.

Молча приходят под утро странные, быстрые сны.

Время, давай помолчим.

Как зимородок над замершим омутом,

Память вонзится в зенит, растворяясь в них — в лучших из прожитых — днях.

В чёрной ноябрьской ночи,

В грёзе, бедой и болезнью расколотой,

Чудится жизнь, где со счастьем мы — об руку; жизнь, что любила меня.

Время, спасибо! Прости.

Что мне зима с её вечностью белою,

Мне, кто познал красоту несказанную, выше наград и побед?

Струйка тумана в горсти,

Лета сгоревшего солнышко спелое, -

Память, погасшей звезды послесловие, ярок и вечен твой свет.

Может быть, это моя последняя запись здесь, на сайте.

Не знаю.

Не осталось сил — ни физических, ни душевных.

Господи, как же я устал...

Нет больше моего золотого, моего любимого и единственного...

18 лет любви

______________________________

Читаю свою запись двухлетней давности https://poembook.ru/poem/1898296-moj-lyub...

Странное ощущение.

Теперь, после душевной агонии первых суток, после отказа до конца поверить в случившееся, приходит бездна понимания необратимости, бездна одиночества.

Раскрываются лабиринты памяти, переоцениваются мелочи, казавшиеся таковыми.

Прав классик, говоря, что " слепо горе и любовь слепа".

Та самая, третья в этом ряду, придёт позже.

Много позже.

Печаль, которая "торжественна и зряча".

Сколько бы слов ни было сказано — их будет всё равно мало.

Печаль моя, я жду тебя как спасение, как соломинку последнюю...

А пока я — слеп.