Сообщения и комментарии посетителя
Сообщения посетителя polakowa1 на форуме (всего: 1068 шт.)
Сортировка: по датепо форумампо темам
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Попытка исповеди Сергей БЕРЕЖНОЙ // ДВЕСТИ № В / Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти. Первое послание Иоанна В конце семидесятых или начале восьмидесятых, — теперь уж и не вспомнишь, — в его жизни случилось нечто, определившее его будущее: он выделил для себя фантастику, как особый вид чтения. Впрочем, тогда это событие вовсе не выглядело столь значительным. Ну, появилась тяга к НФ — с кем не бывало? Что в этом такого? Пройдет… а пока он заново перечитывал всю фантастику из домашней библиотеки и искал новых впечатлений, как говорится, "на стороне"… Как вскоре выяснилось, особенно далеко искать эти впечатления было не нужно. В кладовке обнаружились неразобранные неполные комплекты журналов "Вокруг света", "Химия и жизнь", "Техника молодежи" и "Знание — сила", которые он до того лишь листал от случая к случаю. Теперь же он сложил их, разобрав по номерам, в огромную стопку у дивана и, удобно улегшись, принялся читать всю фантастику, что в них была. Он не делил тогда фантастику на отечественную и зарубежную. Он вообще не обращал внимания на фамилии авторов. Впрочем, скоро это прошло. Стругацких он выделил для себя уже давно — после "Понедельника…" (в домашней библиотеке было первое издание — "детлитовское", шестьдесят пятого года); вскоре стал отличать Кларка (тот часто попадался), Хайнлайна (потрясли "Пасынки Вселенной" хотя не было номера "Вокруг света" с началом романа), Саймак… Печатавшиеся на тех же страницах отечественные авторы производили впечатление более скромное, но и здесь вскоре начали выделяться какие-то имена (что было не совсем легким делом — в его бедную голову валились одним потоком Щербаков и Булычев, Михановский и Лем, Де-Спиллер и Брэдбери). Запомнились, прежде всего, серийные рассказы: "гуслярский" цикл Булычева и детективно-фантастический цикл Максимовича из "ТМ". Несколько вещей запомнились сразу — тем, что произвели совершенно ошеломляющее впечатление: ни на что не похожий "Экзотический вариант" Бориса Руденко, "Сумасшедший король" Бориса Штерна, "Подсадная утка" Ларионовой, "Узник" Эрнста Маринина (кто он? где он?), "Великая сушь" Вячеслава Рыбакова… Последний рассказ был написан просто и страшно. Пятнадцатилетний пацан понял в нем самое главное: зло может произойти от того, что люди хотят добра. Для него это было чудовищным открытием. До тех пор добро и зло в его представлении существовали отдельно друг от друга, борясь и противоборствуя, причем добро, естественно, было просто-таки изначально обречено на победу… И понимание того, что великое Добро может порождать не менее великое Зло, выводило его мироосознание в совершенно новое для него измерение… Такое не просто забыть. Конечно, рано или поздно он так или иначе — не через эту дверь, так через другую, — вышел бы в это новое пространство этики. Но случилось так, на этой двери было написано имя. И имя было — Вячеслав Рыбаков. * * * Прошло шесть или семь лет. Безумно много времени. Годы перемен, которые он наблюдал в себе — или же сознательно их начинал и пытался довести до конца. Он научился ломать себя и, кажется, стал большим докой в этом спорте. Он перестал быть трусом (насколько можно перестать им быть), заслужил дружбу, которой будет гордиться, возможно, до конца жизни. Жизнь потихонечку (а иногда и не слишком церемонясь) лепила из него нечто человекообразное. И были книги. Были три толстых тетради, куда он переписывал все стихи Высоцкого, до которых сумел добраться. Были Феликс Кривин (тоже переписанный от руки в толстую тетрадь) и "Путешествие дилетантов" Окуджавы. После — "Мастер и Маргарита" (которую он выменял в букинистическом на толстый том Пикуля — "Из тупика", кажется), "До третьих петухов" и все остальное Шукшина. Маркес… Конечно, фантастика. Стругацкие — все, что сумел добыть. Житинский, покоривший сразу и навеки. Наново открытый в "Перевале" Булычев. "Сторож брату моему" и сборники Михайлова. Умный и тонкий "Здарг" Гуревича. "Чюрленисовский цикл" Ларионовой. Особняком — чистый интеллектуализм Лема. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Из книги https://fantlab.ru/edition225976 Павел Поляков Стругацкие Взгляд со стороны. Мое странное понимание романтизма polakow April 4th, 2017 Извините за очень грустные факты. Здесь я несколько отойду от своей основной темы – фантастики. Все дело в том, что однажды я попытался написать про Мэри Шелли и наткнулся на тот факт, что хотя сама Мэри прожила лишь 54 года (недолгий, по нашим меркам срок), ее муж Перси Шелли жил лишь 30 лет, а его лучший друг лорд Байрон – 36 лет. И сам собой возник вопрос: что это, страшное стечение обстоятельств или тяжкий рок над поэтами-романтиками. И тогда я поставил весьма странный эксперимент. Взял первый том (от Тредьяковского до Бунина) сборника любовной лирики русских поэтов «Я помню чудное мгновенье» (М.: Художественная литература, 1988 г.) и выписал сроки жизни поэтов, родившихся с 1793 по 1816 году, то так называемое поколение Пушкина-Лермонтова (основные, в моем понимании, русские романтики). А затем в качестве контрольной группы взял русских поэтов 1769-1792 и 1817-1840 годов рождения. Число поэтов в так называемой рабочей и контрольной группе оказалось почти одинаково (32 и 31 соответственно). И вот что у меня получилось. Контрольная группа: русские поэты 1769-1792 годов рождения: Федор Глинка (1786 – 1880) – 94 года; Петр Вяземский (1792 – 1878) – 86 лет; Василий Жуковский (1783 – 1852) – 69 лет; Константин Батюшков (1787 – 1855) – 68 лет; Иван Козлов (1779 – 1840) – 61 год; Павел Катенин (1792 – 1853) – 61 год; Денис Давыдов (1784 – 1839) – 55 лет; Алексей Мерзляков (1778 – 1830) – 52 года; Николай Гнедич (1784 – 1833) – 49 лет; Михаил Милонов (1792 – 1821) – 29 лет. Семь из десяти поэтов контрольной группы старшего поколения пережили Мэри Шелли и практически все из них (кроме Милонова) дожили до 49 лет. Контрольная группа: русские поэты 1717-1740 годов рождения: Алексей Жемчужников (1821 – 1908) – 87 лет; Яков Полонский (1819 – 1898) – 79 лет; Аполлон Майков (1821 – 1897) – 76 лет; Алексей Разоренов (1819 – 1891) – 72 года; Афанасий Фет (1820 – 1892) – 72 года; Алексей Плещеев (1825 – 1893) – 68 лет; Константин Случевский (1837 – 1904) – 67 лет; Леонид Трефолев (1839 – 1905) – 66 лет; Иван Тургенев (1818 – 1883) – 65 лет; Александр Пальм (1822 – 1885) – 63 года; Юлия Жадовская (1824 – 1883) – 59 лет; Алексей Толстой (1717 – 1775) – 58 лет; Николай Некрасов (1821 – 1877) – 56 лет; Николай Апухтин (1840 – 1893) – 53 года; Николай Щербина (1821 – 1869) – 48 лет; Василий Курочкин (1831 – 1875) – 44 года; Константин Аксаков (1817 – 1860) – 43 года; Аполлон Григорьев (1822 – 1864) – 42 года; Лев Мей (1822 – 1862) – 40 лет; Иван Никитин (1824 – 1861) – 37 лет; Михаил Михайлов (1829 – 1865) – 36 лет. В этой группе до 55 лет дожили 13 поэтов из 21 и все дожили до 35 лет. То есть в из 31 поэта контрольной группы до 55 лет дожило 20 человек и лишь один (Михаил Милонов) не дожил до 35 лет. А теперь поэты 1793-1816 годов рождения (поколение Пушкина-Лермонтова): Каролина Павлова (1807 – 1893) – 86 лет; Иван Клюшников (1811 – 1895) – 84 года; Андрей Подолинский (1806 – 1886) – 80 лет; Владимир Раевский (1795 – 1872) – 77 лет; Дмитрий Ознобишин (1804 – 1877) – 73 года; Федор Тютчев (1803 – 1873) – 70 лет; Владимир Бенедиктов (1807 – 1873) – 66 лет; Николай Огарев (1813 – 1877) – 64 года; Василий Туманский (1800 – 1860) – 60 лет; Нестор Кукольник (1809 – 1868) – 59 лет; Сергей Дуров (1816 – 1869) — 53 года; Вильгельм Кюхельбекер (1797 – 1846) – 49 лет; Иван Мятлев (1796 – 1844) – 48 лет; Евдокия Ростопчина (1812 – 1858) – 46 лет; Евгений Баратынский (1800 – 1844) – 44 года; Николай Языков (1803 – 1847) – 44 года; Василий Красов (1810 – 1854) – 44 года; Александр Бестужев (1797 – 1837) – 40 лет; Александр Пушкин (1799 – 1837) – 37 лет; Александр Одоевский (1802 – 1839) – 37 лет; Евгений Гребенка (1812 – 1848) – 36 лет; Александр Грибоедов (1795 – 1829) – 34 года; Николай Цыганов (1797 – 1831) – 34 года; Александр Полежаев (1804 – 1838) – 34 года; Надежда Теплова (1814 – 1848) – 34 года; Антон Дельвиг (1798 – 1831) – 33 года; Алексей Кольцов (1809 – 1842) – 33 года; Эдуард Губер (1814 – 1847) 33 года; Кондратий Рылеев (1895 – 1826) – 31 год; Николай Станкевич (1813 – 1840) – 27 лет; Михаил Лермонтов (1814 – 1841) – 27 лет; Дмитрий Веневитинов (1805 – 1827) – 22 года. Здесь из 32 поэтов лишь 10 (в два раза меньше, чем в контрольной группе) дожили до 55 лет и целых 11 (против одного) не дожили до 35. Когда я впервые увидел эти цифры мне стало страшно… Но если говорить о причинах такой страшной смерти среди поколений поэтов, коих я именую романтики, то, по-моему, их две: - они с юных лет стали известны; - они боялись старости гораздо больше, чем смерти. Или другими словами: - романтики четко осознали и отрефлектировали свое отличие от старших поколений; - романтики ни за что не хотели стать такими, как их отцы. Вот таково мое крайне субъективное определение романтизма. Tags: романтизм, российские поэты ( 13 comments — Leave a comment ) • • 1 • silent_gluk 2017-04-04 08:57 pm (UTC) Но все ли в этой группе — романтики?.. Или это просто поколение такое?.. polakow 2017-04-05 03:55 pm (UTC) Сначала надо разобраться с определением романтизма... Но имхо — они все романтики... silent_gluk 2017-04-05 06:34 pm (UTC) У меня сомнения насчет Пушкина... И Грибоедова... polakow 2017-04-07 05:14 pm (UTC) И еще того же Некрасова... Но проблема в определении романтизма... Пушкин, кстати, писал романтические стихи... silent_gluk 2017-04-07 07:28 pm (UTC) Но потом отошел от него... • polakow 2017-04-09 04:15 pm (UTC) Ну и что? От образа мысли имхо уйти почти невозможно... silent_gluk 2017-04-09 08:18 pm (UTC) Почему ж?.. polakow 2017-04-11 04:01 pm (UTC) Как тебе сказать? Я, к примеру, в бога почти не верю, в церковь не хожу, но решение братьев Стругацких о развеивании их пепла без трепета не воспринимаю... silent_gluk 2017-04-11 07:44 pm (UTC) А почему?.. polakow 2017-04-14 04:17 pm (UTC) Не могу объяснить, но подумаю, и делается страшно... silent_gluk 2017-04-14 08:46 pm (UTC) Бывает... marinta 2017-04-04 09:07 pm (UTC) интересное наблюдение polakow 2017-04-05 03:55 pm (UTC) А если рассматривать только всем известных поэтов, то имхо контраст еще страшнее... • • 1 |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Любовь Лукина, Евгений Лукин. Шерше ля бабушку: Сб. — Волгоград: Упринформпечать, 1994 Кто сказал, что сегодня не модно писать рассказы? Плюньте, пожалуйста, ему в глаза: рассказ, несомненно, представлял, представляет и будет представлять одно из сложнейших и интереснейших явлений мировой культуры. Именно этой формой виртуознее всех владеют супруги Лукины из Волгограда, и поэтому то, что кроме "солдатской сказки" "Разрешите доложить!" в их третью книгу вошли практически все ранние рассказы, может только порадовать. Впрочем, по-настоящему впервые тут увидели свет разве что некоторые из фантастических миниатюр под собирательным названием "Фантики", но это-то и здорово, потому что именно "Фантики" в этом сборнике особенно хороши. Оригинальность манеры Лукиных, разительно отличающая их прозу от рассказов других авторов заключается в удивительном сочетании простоты сюжетов и правильности языка, используемого авторами для их изложения. В отличие от многих других, для Лукиных никогда не являлся секретом тот факт, что кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая, и поэтому их мысли никогда не тонут в нагромождении лишних слов, а их образы неожиданно ярки и жизненны. Примечательно, что Лукиным каким-то чудом почти всегда удается удержаться от чисто эмоционального прессинга — ни тебе окровавленных младенцев, ни благородных до невозможности рыцарей без страха и упрека. Кроме того, Лукины почти никогда неоправданно не прибегают к использованию неологизмов или заимствованию иностранных слов, что тоже весьма радует слух. Трудно назвать лучшие даже из самых ранних сочинений Лукиных, ибо все их рассказы написаны просто замечательно. Впрочем, я бы выделил из "Фантиков" "Полдень, ХХ век", "Во избежание", "Шерше ля бабушку", "Спроси у Цезаря" и, конечно же, "Ностальгию". Правда, остальные рассказы сборника написаны не менее оригинально и живо, и мое частное мнение не имеет тут ровно никакого значения, ибо сделать четкий и однозначный выбор в пользу какого-нибудь одного из них практически невозможно. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Теперь обратимся к списку повестей. Победа "Знака Дракона" Сергея Казменко выглядит вполне закономерной — по количеству первых мест эта повесть безусловно лидирует. По очкам победа Казменко уже явно не так убедительна, а по количеству упоминаний в бюллетенях повесть Успенского даже вышла вперед ("Знак Дракона" указан в 40 бюллетенях, "Дорогой товарищ Король" — в 46, "Ночь навсегда" Щеголева — в 41). Меня поразило, как много голосов было отдано за повесть Щеголева — которая внешне даже не пытается выглядеть фантастической. Тем не менее, "Бронзовая Улитка" и третье место по результатам голосования… Просто фантастика. Водораздел между лидерами и аутсайдерами в этой категории голосования вполне отчетливо заметен — это две повести Г.Л.Олди, по результатам голосования прочно обосновавшиеся в середине списка. Добавьте к этому приблизительно сходную оценку, выставленную публикой их "Сумеркам мира". С одной стороны, это знак того, что автор (авторы) уже заработали себе имя, а с другой — что нынешняя публика ориентируется приблизительно на его (их) уровень прозы. В устойчивых плюсах также авторские дуэты Брайдера и Чадовича и Буркина и Лукьяненко. Прекрасная, на мой взгляд, повесть Фирсова набрала удивительно немного — 34 очка, и соседствует в нижней половине списка с интеллектуальной прозой Слаповского, Анатолия Кима и Павла Амнуэля. Рассказы — снова три явных лидера (Лукьяненко, Штерн и Казменко). Ступенькой ниже Николай Романецкий и Лев Вершинин. По-настоящему яркие рассказы есть и в нижней части списка например, рассказы Алферовой, Маевского, Трускиновской… А вот с критикой ситуация почти катастрофическая. Изданная минимальным тиражом книга Рыбакова казалась единственным более-менее явным претендентом на получение "Интерпресскона" но то ли показалась читателям слишком сложной, то ли просто не попала в руки большинству голосовавших — как, впрочем, и монография Б.Ланина. Появление в списке этой категории повести Штерна и рассказа Пелевина тоже вызвало ряд вопросов — несмотря на несомненные достоинства этих произведений, вовсе не очевидно, что это скорее критика/публицистика/литературоведение, нежели художественная проза… Пожалуй, получившая "Интерпресскон" статья Вадима Казакова порождает в этом смысле меньшие сомнения: по крайней мере, этот материал написан в форме рецензии — пусть даже рецензии на книгу несуществующую, но зато впрямую касающуюся текстов реальных повестей Стругацких… Выводы. Первое. С ростом числа изданий фантастики отечественных авторов результаты голосования становятся все более непредсказуемыми. Если в голосовании и далее будут принимать участие около сотни человек, то влияние случайных факторов на результат будет расти прямо пропорционально накалу конкуренции произведений. В общем-то, премия и сейчас чем-то напоминает лотерею; в будущем это станет еще более заметно. Не думаю, что с этим нужно что-то делать — игра есть игра, и не стоит воспринимать проигрыш в ней с трагизмом несчастного Лира ("…Люди — мухи. Нам боги любят крылья обрывать…"). Второе. А вот с активным влиянием тусовочных ветров на результаты голосования нужно что-то делать уже сейчас. Тусовка один из тех случайных факторов, которые поминались в предыдущем абзаце. 10 очков у романа Столярова — 127 очков у повести Щеголева… Да, сопоставление это некорректно (хотя бы потому, что вещи эти голосовались по разным категориям), но все-таки: по сложности, по настроению, по впечатлению — *как мне кажется* — это произведения более-менее равноценные. И не сыграла ли здесь злую шутку прошлогодняя ругань, начавшаяся на Интерпрессконе и подхваченная "Двестями"? Другой пример — на этот раз более умозрительный. Допустим, выйдет повесть у Вохи Васильева, которого, кажется, фэндом неосознанно готовит в сменщики Завгороднему на посту фэна # 1. Васильев — человек золотой, кто бы спорил, и симпатяга, и все такое прочее… Но вот представьте: выходит его повесть. Как вы думаете, на какую строчку ее, эту повесть, поставит голосование участников Интерпресскона — и что повлияет на это голосование больше: достоинства самой повести — или вохина настежь распахнутая душа? Третье. Надо, наконец, окончательно отказаться от слова "объективность" в отношении литературных премий. Объективными они не будут никогда. Пытаясь снять влияние субъективных факторов на результаты голосования, мы получим не приближение к некоей абстрактной объективности, но усреднение результатов. Усреднение по всем параметрам. Сгладим зависимость между литературным уровнем книги и ее шансами получить премию. И не более. Четвертое. Ужасно, что практически никто не отслеживает публикации фантастики в периодике. Если пять-шесть лет назад КАЖДЫЙ уважающий себя фэн долгом своим считал выписывать "Уральский следопыт", "Химию и жизнь", "Знание — сила", "Технику — молодежи" и "Книжное обозрение", то нынче… — И-эх! Где ж на все денег взять? — Да хоть бы на один комплект для номинационной комиссии! — Дык… и на один комплект денег нету… — А спонсоры? Где спонсоры?!! — Дык… Все нынче упирается в этот "дык". К сожалению. В общем, мое почтение — да на ваше прочтение. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Падал прошлогодний снег А. ПРИВАЛОВ // ДВЕСТИ № Д/ Литературные итоги закончившегося года подведены. Во всеобщей гонке на призы читательских и писательских симпатий, как и на финише любой гонки, обнаружились победители. И, соответственно, проигравшие. Увы. Впрочем, мы-то знаем: проигравшие — они тоже победители. Только по другим показателям. 1994 год выдался беспрецедентно богатым на сильные публикации. Это касается практически всех категорий номинационных списков "Улитки" и "Интерпресскона" (за исключением, пожалуй, категории "Критика, публицистика и литературоведение" — но об этом несколько позже). Начнем, как водится, с романов. Я вовсе не абсолютизирую свой литературный вкус — но и стесняться его мне пока, вроде бы, не приходилось. Так вот, *на мой вкус* реальных претендентов на премии за лучший роман было три. Сделать между ними выбор было просто невозможно — приходилось сравнивать несравнимое. "Многорукий бог далайна" Логинова — идеальное сочетание привлекательной формы, ясной мысли, яркого антуража и геометрической правильности. Идеал читабельного романа. "Солдаты Вавилона" Лазарчука блистательное эстетическое построение, бездна смыслов и толкований, квинтэссенция философской прозы. Идеал интеллектуального романа. "Там, где нас нет" Успенского искрометный юмор, бесчисленное множество аллюзий, отлично выдержанный стиль. Идеал постмодернистского романа. Ничего удивительного, что премию получил каждый роман этой тройки. Читатели вручили "Интерпресскон" демократичному Логинову, Стругацкий презентовал "Бронзовую Улитку" интеллектуальному Лазарчуку, писатели-постмодернисты вручили "Странник" предельно постмодернистскому Успенскому. Впрочем, при голосовании на премию "Интерпресскон" все было более чем предсказуемо: "Солдаты Вавилона" — роман трудный для чтения и восприятия, а "Там, где нас нет" обрывается на полуслове. При этом все три претендента находились в приблизительно равных условиях в смысле доставаемости — "Солдаты Вавилона" и "Там, где нас нет" вышли в журнале с очень небольшим тиражом, а книга Логинова хоть и выпущена тиражом в пять раз большим, сильно запоздала с выходом и прочитать ее до Интерпресскона сумели далеко не все. Зато те, кто успел прочитать "Многорукого…", в выборе фаворита практически не колебались. Сорок семь первых мест из ста двенадцати! В числе трех фаворитов роман Логинова упоминался в бюллетенях 70 раз. Для сравнения: этот показатель для "Солдат…" — 40, для романа Успенского — 34. Вообще же, суммирование поданных за номинацию голосов вне зависимости от позиции в бюллетене довольно наглядно показывает популярность книги. Смысл этой цифры вполне ясен: голосовавшие выбирали тройки лучших романов/повестей/рассказов — каждый свою тройку. Как правило, проблема была не в том, чтобы назвать конкретные книги, а в том, чтобы расставить их "по ранжиру" (по крайней мере, лично я мучился именно этим). Роман Логинова вспомнили практически все, кто его читал. Ну и, конечно, часть тех, кто о нем только слышал. Номинации по романам были в этом году хорошо эшелонированные на пятки фаворитам до самого голосования наступали сразу несколько необычных книг. Этот список открывают "Клинки максаров" Брайдера и Чадовича, продолжают "Галактический Консул" Филенко, "Заповедник для академиков" Булычева и "Сумерки мира" Олди. При всей внешней несхожести перечисленных книг, у них есть и общая черта: они сделаны профессионалами и определенно ориентированы на читателя, а не на вечную жизнь в книжных шкафах. Читатель это оценил — отсюда и относительно высокие баллы. Хвостовым вагоном в этом списке оказался роман Крапивина "Сказки о рыбаках и рыбках", написанный, безусловно, профессионально, но без принципиальных находок. При богатейших аранжировках "Клинков максаров" и "Сумерек мира" незатейливая и порядком заигранная мелодия Крапивина безнадежно проигрывает… Как и строгая традиционность "Повелителя марионеток" Казменко. Теперь аутсайдеры. Обратите внимание: я называю аутсайдерами позиции, указанные в пяти или менее бюллетенях. Это романы Слаповского (11 очков), Громова, Столярова (по 10 очков) и Дашкова (6 очков). Пестрая, однако, компания. Андрей Михайлович — и дебютанты… Похоже, "Мышиный Король" публикой просто не был прочитан — прежде крупные произведения Столярова устойчиво держались в верхних строчках популярности… Совершенно особая история с романом Куркова. "Бикфордов мир" получил малую Букеровскую премию — и оказался упомянут лишь в семи бюллетенях при голосовании на присуждение "Интерпресскона". Примем как данность, что вкусы фэндома не совпадают со вкусами жюри Букера — и успокоимся на этом… Многострадальный "Катализ" Скаландиса, "Я — не я" Слаповского и "Я — Мышиный король" Столярова. Собственно, именно за счет именно таких романов, литературно в высшей степени значительных, но очень немногими читаемых, номинационные списки и раздуваются до полутора-двух десятков позиций… И если бы было принято решение ограничить число позиций в номинационном списке, то, скорее всего, вылетели бы именно эти — "аутсайдеры"… |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 64 Кристоферу Толкиену 30 апреля 1944 (FS 20) Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Дражайший мой! Посылаю новое авиаписьмо, а не аэрографию, в надежде чуть тебя ободрить. .... Я очень скучаю и понимаю, как всем нам тяжко. Войны разрушают не только нашу планету, но и сознание и душу, — и тем особенно ужасны. Так было (вопреки поэтам) и будет (как бы ни старались пропагандисты), — и, конечно, надо смотреть злу в лицо в наши страшные дни. Но память коротка, а жизнь так быстротечна, и лет через тридцать не будет или почти не будет тех, кто испытал все на себе. А об огне никто не скажет лучше обожженной руки. Иногда мне делается плохо при мысли о страданиях и бедах: миллионы потерянных, пустых, озлобленных людей в наши безысходные дни — и муки, боль, смерть, лишения, произвол. Будь бедствия зримы, почти вся планета во мраке ночи обернулась бы в темный густой кокон и скрылась от изумленного взора небес! Ужасно с исторической точки зрения. Впрочем, это не вся правда. Ведь события и дела ценны сами, без «казусов» и «эффектов». Человеку не дано судить sub specie aeternitatis {«с точки зрения вечности» – лат}. Мы знаем лишь, обычно на своем горьком опыте, что зло ужасно могуче и безмерно везуче — но тщетно; ибо готовит почву для слабого и нежданного добра. Всегда, везде и всюду, даже в нашей жизни. …. И остается надежда, что, милостью Божией, станет лучше здесь и сейчас. Хотя мы со всей смелостью и мужеством (а доблесть и стойкость человеческая поражает любое воображение, не так ли?) и всей верой стоим на пути у торжествующего зла (как было Божьей волей и прежде), у нас есть молитва и надежда. Глубоко в это верю. Ты был дан мне в пору горести и душевных мук; а твоя любовь, явленная почти сразу, как ты увидел свет, стала предвестием, будто зримым пророчеством, грядущей моей вечной и истинной услады. Мы, дражайший мой, волею Господа, быть может, свидимся вновь, «в силе и единстве», а особые наши узы, очевидно, не прервутся и после жизни; если кто-нибудь таинственной свободной волей не отринет «спасения». Не дай Бог! …. В четверг читал две лекции, покончил с нелегким делом в городе и так устал, что к Льюису не пошел. Надеюсь, буду завтра и почитаю «Кольцо». Оно вновь растет, ветвится (вчера все отложил ради него) и открывает новые грани. В последних главах Фродо и Сэм переплыли Сарн Гебир, спустились со скалы, встретили и до поры укротили Горлума. С его помощью герои идут через Мертвые болота и отвалы Мордора к главным вратам, понимают, что здесь не пройти, и направляются к секретному ходу близ Минас Моргула (бывшего М. Итиля). Так хоббиты попадут в смертельный Кирит Унгол, и Горлум предаст их. А сейчас они в Итилиене (красивой, как оказалось, земле); сперва изрядно повозились с тушеным кроликом; а затем сдались гондорцам и увидели разгром из засады армии свертингов (смуглых южан), союзников Мордора. Невероятный доисторический гигант, боевой слон свертингов, промчался мимо них; так сбылась давнишняя мечта Сэма увидеть олифана; персонажа хоббитского детского стишка (а также сказок и легенд). В следующей главе герои дойдут до Кирит Унгола, и Фродо попадет в ловушку. А упоминает Сэм такое стихотворение: «Я – олифан, меня не трожь! Не мышка я, не кошка! На башню я слегка похож И на гору немножко. Передвигаю на ходу Свои колонны-ноги, И если я куда иду, Не стойте на дороге! И никому не ведом вес Моей огромной туши, И с головой накроют вас Мои большие уши. Два желтых бивня я несу – Они несут охрану: И потому никто в лесу Не страшен олифану! Я топаю средь бела дня И про меня не лгут, но Тому, кто не встречал меня, В меня поверить трудно! Зато, кто увидал хоть раз, До смерти не забудет, И шуток, уверяю вас, Шутить со мной не будет!» {Перевод С. Степанова} Надеюсь, в нем есть дух «детского стишка». Вообще Сэм хорош и оправдывает свое доброе имя. А с Горлумом ведет себя, словно Ариэль с Калибаном. …. {Ариэль и Калибан — персонажи драмы У. Шекспира «Буря».} Судя по траве и деревьям, у нас давно уже май. А в небе — сплошной вой и бой. В саду даже громко не поговоришь, разве что в одиннадцать утра и семь вечера или в полное ненастье. Хоть бы этих «адских» моторов вообще не изобретали! Или (что еще сложнее, ведь люди, особенно инженеры, как правило, глупы и злы) верно ими пользовались — если совсем никак. …. А пока нас связывает лишь тонкий лист бумаги! Да поспешит он и скорее тебя разыщет. Как хочется покрыть его рунами искуснее Келебримбора из Дубравы, — сияющими, как серебро, и раскрывающими все, что у меня на уме! Хотя без тебя мне не с кем об этом говорить. За «И. мастеров» /«История мастеров», т. е. эльфов-нольдор, первое название «Сильмариллиона»; см. письмо № 239/ я изначально взялся в казармах, забитых солдатами и ревом граммофонов, — а сейчас ты в этой тюрьме! И тоже можешь сбежать — стать тверже духом! Крепи же душу и тело всеми доступными и достойными путями, ради любви своей к отцу. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 61 Из письма Кристоферу Толкину 18 апреля 1944 (FS 17) Сегодня у нас великий праздник — пришли письма от тебя, и как же долго нам было не до завтрака….. Твои подцензурные слова тревожат, но не удивляют. Почти мои старые мысли! Лишь стало чуть хуже: тогда радио толком не было. Верю в его скрытое благо, но пока это скорее оружие, коим недоумки, варвары и негодяи попирают людей и угнетают мысль. Радио отучает слушать. Надеюсь только, Альтмарк» не повторится! /Кристофер Толкиен плыл в Южную Африку на «Камеронии». Условия на пароходе были ужасны, и его прозвали «Альтмарком» — «в честь» немецкой плавучей тюрьмы./ Всегда был против твоего выбора авиации (она уже не такова, как войну назад); но, по крайней мере, ты будешь далеко от земли, животного ужаса ее войны — и моей доли окопника. Рядом с ней даже ХП /Хилтон Парк, военный лагерь в Манчестере, где обучался Кристофер/ — просто рай, и тот же «Альтмарк» вряд ли ее намного хуже. Ты хоть при случае читаешь. Очень рад. Благослови тебя Господи. Ðys dógor þu geþyld hafa wéana gehwylces, swá ic þé wéne to. /«В день тот терпи и жди любой беды; ибо знаю, так и станет». «Беовульф», 1395–1396/ С цензора (и твоего) позволения цитирую старого английского поэта — только по-моему, так скорее отец напутствует сына, а не молодой Беовульф, твой ровесник, старого седого Хродгара! Úre æghwylc sceal ende gebidan worolde lífes: wyrce se þe móte dómes ǽr déaþe. /«Все мы не вечны в этом мире; так пусть достойного венчает слава при жизни». «Беовульф», 1386-1388./ {В комментарии — обе цитаты из толкиеновского перевода поэмы.} Совет холодный и чеканный; многое здесь зависит от «достойных» и той, что сочтут «славой». Удивлен, что ты, зная и не вынося противоположности, не любишь и старые «манеры», о коих (около) 150 лет назад писала Джейн /Остин/. Сегодня от них остались (и те забываются) лишь какие-то правила за столом. Но с ними жизнь была легче и спокойнее, проще решались споры и конфликты; скрывались и почти пропадали (не без помощи правил за столом) кот, волк и пес, что сидят в нас под тонким социальным лоском. …. Надеюсь завтра утром увидеться с К. С. Л. и Чарльзом В. и прочесть новую главу — о Мертвых болотах и пустоши у Врат Мордора; она почти готова. В воскресенье долго отвечал на письмо из Восьмой армии (!). Почты такой довольно много, но эта самая занятная. «Королевского профессора английского языка» {профессора кафедры, учрежденной королем} просили разрешить острый спор, ведущийся в столовой энской Королевской воинской части: как произносится имя поэта «Cowper». На кону Очень Большие Деньги. Пишет адъютант (который «в дни беспутной юности» как будто читал этого поэта и даже его «Урок»). {Уильям Купер (1731–1800). «Урок» — одна из его поэм.} Поневоле замечаешь в Армии проблески ума и знаний, — быть может (хотя верится с трудом), однажды и ты это увидишь. «Королевскому проф.», решил я, не к лицу делить Большие Деньги, и ответил, как мог, в духе дельфийского оракула, дабы адъют. узнал гораздо больше, чем, я надеюсь, думал. Ну конечно же, поэт просто Купер (только фамилия некогда писалась иначе): английские «oup» и «owp» произносятся как «уп», а не «ауп» (это не латынь): то есть — «ступ», «груп», «суп», а некогда – «друп», «ступ» (глагол), «труп», «куп(er)», «хупинг-кух», «луп» и т. д. (и тем более «рум» и «тумб»). Вчера меня навестил Ф./рэнк/ Пакенам /будущий лорд Лонгфорд, тогда — тьютор политологии в Крайст-Черч/: у нас, и еще в 50 городах, будет единый конфессиональный Христианский Совет. В Совет вошел, но от должности секретаря (сам понимаешь) отказался. Триместр близок, и я целый час наставлял мисс /Мери/ Салю /аспирантка Толкиена; ее перевод «Анкрин Ривл» выйдет с предисловием Толкиена/. Полдня потратил на водопровод (еле забил течь) и кур — куда охотнее, ведь они не остаются в долгу (вчера еще 9 яиц). Сегодня был чудесный рассвет. Туман, словно ранней осенью, яркий кружок солнца (в 8, то есть 6 утра) {законодательное время в Англии тех лет}, а затем – чистейшая голубизна и серебристый отблеск весны на цветах и листьях. Листики уже показались: на айве бело-серые, на молодой яблоне серо-зеленые, на боярышнике густо-зеленые, даже на лентяях-тополях кисточки. Нарциссы просто великолепны, но трава так стремительна, что чувствую себя парикмахером с нескончаемой клиентурой (и ведь ни одного китайца, так чтобы раз — и все!) Сказать не могу, дорогой, как я без тебя, скучаю. И очень хочу, чтобы ты был счастлив и горд за себя. Как все это глупо! — а война умножает дурость на 3 и возводит в квадрат: в наши прекрасные деньки миром правит закон (3x)2, где х – простое людское недомыслие (что явно не к добру). Надеюсь, однако, потом этот тяжкий для людей и вещей опыт будет кстати. Как сталось когда-то со мной. Да, я в курсе «местных» особенностей, о чем ты пишешь и намекаешь. Вряд ли они сильно переменились (даже к худшему). Я помню, что толковала о них моя матушка; и с тех пор прислушиваюсь к вестям с той части света. Обращение с цветными ужасает почти всех, и не только в Южной Африке. Увы, обычно ненадолго. Про нашу жизнь ничего не скажу. Самое важное ты (полагаю) слышишь по радио. А так у нас все хорошо. Ждем тебя. Только долго ли еще? Вроде, нет. Читал в газетах, что в Канаде резко сокращают учебные летные экипажи; и вообще они уменьшаются. Ты, кажется, не рассчитываешь приехать в В. Б. для завершения боевой подготовки. Надеюсь, ты не прав. Но кто знает? Все мы — в руках Божьих. Мы живем в дни торжествующего зла, и вряд ли эта участь выпала случайно. Береги себя любым должным средством (aequam serva mentem, comprime linguam). … /«Держи рассудок холодным, а уста замкни» (лат.)./ |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / 60 Кристоферу Толкину (микрофотография) /Кристофер прибыл в Южную Африку и находился в военном лагере в Трансваале./ 13 апреля 1944 (FS 15) Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Драгоценнейший: твое авиаписьмо от 25 марта (?), со штемпелем от 28-го, к счастью, прибыло сегодня утром. Мои вести, а пишу я раза два в неделю, тоже, кажется, тебя не минуют. Об этом же письме у меня нет слов, я прос. тебе сочувствую. И хорошо понимаю! Особенно жаль пропавшего отпуска. В пути оно было «deur Sensor oopgemak» /«досмотрено цензурой» (голл.)/. Больше полугода ты, наверное, сидишь почти без дела! Я тоже каждый час скучаю без тебя; мне очень одиноко. Конечно, у меня есть друзья, только вижу их редко. Теперь, правда, чуть чаще. Сегодня помогал принимать кадетов (их, как всегда, прорва), которых, к своей радости, больше в этом триместре не должен видеть! А вчера почти два часа провел с К.{лайвом} С. Л.{ьюисом} и Чарльзом Вильямсом (мог и больше, но спешил к 12.20 на ленч с М./амой/ и П./рисциллой/; впрочем, ничего не вышло, и мы лишь вернулись домой). Читал новую главу: кажется, понравилась. Взялся за следующую. Как только, и если, появятся новые копии, сразу вышлю тебе. Это, вроде, все мои новости….. Вечером схожу в Магдален; будут К. С. Л., Уорни /Уоррен Г. Льюис, брат К. С. Льюиса/ (он пишет книгу, и весьма недурно), Ч. В.{ильямс}, /лорд/ Дэвид Сесиль /преподаватель Нью-Колледжа/ и возм. Шарль Атан /Р. Э. Хавард, семейный врач Толкиена и Льюиса/ (как всегда в форме и с бородой): чем будет не новость. .... А пока выкроил толику времени для Фродо и Горлума. Завтра отпишу подробнее и отправлю. .... Суббота, 15. Увы, не отправил. В четв. вышло очень удачно. Не было только Сесиля; распрощались после полуночи. Особенно понравилась глава из будущей книги майора Льюиса; хотя быт и нравы двора Людовика XIV меня не занимают, написано весьма остроумно (и со знанием дела). Чего не скажешь о концовке новой истории К. С. Л.; это моральная аллегория или «видение», версия Рефригериума, средневековой фантазии о затерянных душах, которые на время попадают в Рай. Вчера утром за пару часов, кажется, довел Фродо до врат Мордора. Днем косил лужайку. В четв. миссис К./онахтон Сара/ вернулась из Кармартена с вкусными гостинцами. .... Я изрядно вымотался на «учениях» до десяти вечера, поужинал с семьей и потом пошел «спать» в штаб. Глаз не сомкнул. Рядом большая дорога, ночью шум. ... Сегодня я и М. пьем чай с /Дэвидом/ Николом Смитом /в то время профессором английской литературы в Оксфорде/, а ужинать буду с Элейн /Гриффитс, см. письмо № 15/ и другими на маленькой вечеринке донов. Хорошая неделя для меня. А на следующей — начало триместра, и /экзаменационные/ работы из Уэльса /Уэльского университета/ уже налицо. Но «Кольцо» намерен продолжать каждый свободный миг. …. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 3. В нашей реальной, обыденной, прозаической, скушноватой жизни Чудо – это просто сочетание маловероятных событий, дающее маловероятный результат. Например, то обстоятельство, что я пережил блокадную зиму 1941/1942 года, есть результат соединения множества обстоятельств, каждое из которых является маловероятным, следовательно – это Чудо. Согласитесь, это чудо значительно повлияло на всю мою дальнейшую судьбу – я бы сказал, самым решительным образом. Событий же вовсе не чудесных, но радикально влиявших на мою судьбу, было у меня (как и у всех людей на свете) великое множество. В 1950 году меня не приняли на физфак ЛГУ. А если бы приняли, то я стал бы (в соответствии со своей тогдашней мечтой) физиком-атомщиком и сгинул бы навеки в каком-нибудь «ящике», изготовлявшем водородную бомбу. В 1955 году я сделал (будучи студентом последнего курса) некий расчёт из области звёздной динамики и был принят в аспирантуру, как подающий надежды и вообще краснодипломник. Спустя три года, когда диссертация моя (воздвигнутая на фундаменте упомянутого расчёта) была уже практически готова, я обнаружил, что построенная мною изящная теория уже была один раз построена великим Чандрасекаром и опубликована (в малоизвестном журнальчике) в 1942 году. Таким образом, диссертация моя не состоялась, и я в значительной мере утратил интерес к карьере учёного, что и сыграло решающую роль, когда встал вопрос: кем всё-таки быть – писателем или звёздным астрономом? Если представить себе, что идея вышеназванного расчёта не пришла бы мне в голову в 1955 году, я, как все, получил бы тему диссертации от руководителя, как все, благополучно защитился бы в 1958 году, как все, стал бы молодым энергичным кандидатом на хорошем счету... и как бы тогда потекла моя жизнь? Я назвал только три ситуации, определившие, как мне кажется, мою судьбу. При желании, наверное, мог бы назвать и ещё тридцать три. Ибо здесь чрезвычайно трудно отделить существенное от несущественного, каковое обстоятельство и было многократно обыграно в литпроизведениях всех стран, времен и народов. 4. У меня была замечательная мать, Александра Ивановна Стругацкая (Литвинчева), заслуженный учитель РСФСР, человек поразительного мужества, великий оптимист и жизнелюб. Она не только дала мне мою жизнь, но ещё и отдала мне большую часть своей. Думаю, что такие понятия, как долг, верность, честность, наполнились для меня смыслом именно благодаря ей. Причём влияние её на меня с годами не ослабевало, а росло – видимо, я умнел! Мой брат, Аркадий Натанович Стругацкий, был для меня образцом поведения и носителем единственного верного мировоззрения на протяжении всего моего детства и отрочества. Увлечение математикой и астрономией (которые я сохранил на всю жизнь) я перенял у него. Любовь к фантастике – в конечном итоге тоже. Даже и самое желание «бумагу марать под треск свечки» тоже от него, только он начинал с прозы, а я со стихов... И наконец, друзья. У меня были чудесные, замечательные друзья, дружба наша началась с класса этак с шестого, окончательно сформировалась в девятом и длилась ещё долго, пока каждодневные работы взрослых семейных работающих людей не разнесли нас по разным дорогам... Вот эти три счастливых фактора – мать, брат и друзья – и сформировали к концу пятидесятых или началу шестидесятых того молодого человека, из которого и вырос нынешний БНС. (То, что было ДО, следует, видимо, называть ЛИЧИНКОЙ человека). Воспитание закончилось, три главные ценности определились (ДРУЗЬЯ, ЛЮБОВЬ, РАБОТА) и началась собственно жизнь. 5. Всю свою жизнь я стремился заниматься только тем, что мне интересно. Как правило, это мне удавалось, а когда обстоятельства принуждали, я стремился найти что-нибудь интересное в том неинтересном деле, коим мне приходилось заниматься, и всегда это интересное находил. Поэтому самообразование моё сводилось к получению тех знаний, которые нужны были для того, чтобы глубже влезть в интересное дело. Не знаю, хорошо это или плохо. Скорее плохо. Я никогда не искал знаний просто полезных ВООБЩЕ. Поэтому я так и не сумел как следует освоить ни одного языка, хотя английский знаю достаточно, чтобы читать спецлитературу по звёздной астрономии, а немецкий и французский – чтобы разбираться в филателистических статьях и каталогах. 6. Сейчас – нет. Если не считать Целью жизни сохранение чистой совести и остатков физического здоровья. 7. Это тема даже не романа, а всей Литературы. 8. Есть старый анекдот: человек на тёмной ночной улице потерял кошелек, старательно ищет его, но только под фонарём. Почему? Потому что под фонарём светло. Вся наука, между прочим, существует по этому принципу, и жизненные цели, мне кажется, надлежит определять в соответствии с ним же. Человек, прежде всего, должен разобраться в своих способностях, а уже после этого выбирать себе цель. Что может быть печальнее судьбы прирождённого слесаря, вообразившего себя поэтом, или талантливого математика, стремящегося с головой окунуться в профессиональный спорт, где ему мало что светит... Надо найти себя, а потом уже ставить цели. Иначе – поражение и крах, после которого не всякий способен оправиться. Здесь речь идёт не о том, чтобы ставить планку пониже. Планка может быть сколь угодно высока, цель может быть и вовсе недостижима, главное, чтобы это была ТВОЯ цель, пусть за пределами твоих возможностей, но обязательно в русле твоих способностей. В конце концов, в самом общем виде всякая цель сводится к тому, чтобы в каком-то деле стать профессионалом самого высокого класса, в идеале – первым среди лучших. Понедельник. – 1991. – 8 июля (№ 41). |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() В продолжение своей деятельности в КЛФ «Центавр» по исследованию становления Творческой Личности я провожу анкетирование писателей-фантастов. Недавно я получил ответы БНС на эту анкету. Полагая, что его ответы могут заинтересовать люден-публику, в порядке исключения включаю эти ответы в «Понедельник». (В.Борисов) Вопросы: 1. Можете ли Вы назвать человека, который стал для Вас Учителем, то есть каким-то образом повлиял на Вас в творческом развитии? В чем выразилось это влияние? 2. Можете ли Вы назвать Книгу, оказавшую подобное влияние? 3. Были ли в Вашей жизни какие-то чрезвычайные случаи, необычные явления, яркие впечатления, врезавшиеся в память или даже изменившие судьбу? Какими были результаты этого Чуда? 4. Что в конечном итоге определило Ваш выбор? Можете ли Вы назвать ещё какие-то особенности Вашего обучения и воспитания, сыгравшие в Вашей жизни важную роль? 5. Какую роль в Вашей жизни сыграло самообразование? Как Вы определяли, какие знания Вам необходимы? 6. Можете ли Вы назвать Цель жизни, достижение которой для Вас важнее всего? 7. Каковы основные препятствия в достижении этой Цели? Как Вы их преодолеваете? 8. Можете ли Вы назвать одну или несколько Достойных, по-Вашему, Целей, на достижение которых не жаль отдать жизнь? К чему, по-Вашему, следует стремиться молодым? Борис Стругацкий 1. Вначале был Уэллс. Сейчас я понимаю, что он научил нас МЕТОДОЛОГИИ фантастики. В триединой формуле ЧУДО-ТАЙНА-ДОСТОВЕРНОСТЬ от Уэллса у нас главное – ДОСТОВЕРНОСТЬ (то, что отличает реалистическую фантастику от всей фантастической литературы). Примерно тогда же был и Алексей Толстой – его божественный, прозрачный, доведенный до немыслимого совершенства русский язык. (Много позже мы обнаружили ещё одного носителя такого же языка – Михаила Афанасьевича Булгакова, – а больше ничего подобного в русской литературе XX века не нашлось). Всякое совершенство вызывает потребность изучить и понять. Научиться языку невозможно – он тебе дан (или не дан) от Бога. Но можно уловить и взять на вооружение некоторые приёмы: например, приём сочетания несочетаемого – в одной и той же фразе архаизм и совершенно современные слова, бытовая лексика и вдруг – совершенно неожиданно специальный термин... И т.д. Алексей Толстой был не только носителем совершенного языка, он был ещё и блистательным ПОЛЬЗОВАТЕЛЕМ. Значительно позже возник Хемингуэй, а правильнее сказать – его переводы, исполненные Иваном Кашкиным и другими славными мастерами. Мы научились у него ценить лаконизм и подтекст. Мы осознали вдруг, что существуют слова, содержащие больше, чем целая фраза, и фразы эквивалентные нескольким страницам текста. Мы обнаружили, что не произнесённое, не названное, не нарисованное тем не менее доступно читательскому восприятию, существует и зачастую воздействует на читателя сильнее, чем названное, прорисованное, разжёванное-и-в-рот-положенное. Я назвал только троих Учителей. На самом деле, разумеется, их было гораздо больше. Я уверен, что каждый писатель, которому удаётся потрясти вас хоть одной своей строчкой, уже совершает над вами таинство Влияния, – другое дело, что сплошь и рядом не удаётся проанализировать это таинство, перевести его на уровень сколько-нибудь ясных формулировок. И я без колебаний назвал бы среди Учителей и Льва Толстого, и Достоевского, и Тынянова, и Фейхтвангера, и Ивлина Во, и Грэма Грина, и даже Александра Дюма-пера, и, конечно же, Ильфа-Петрова, Джером К. Джерома и О.Генри – всех любимых, вызывавших зависть, радость, восторг и страстное желание «написать вот так – и умереть!» 2. Я не могу назвать одну такую книгу. Я помню, как прочитав «Остров доктора Мора», в отчаянии от того, что роман надо возвращать владельцу, я тут же сел переписывать его от руки (1949 год). Я помню, что прочитав сборник Хэма «Пьеса и 28 рассказов», я тут же побежал читать его вслух своему лучшему другу – я читал ему «Трехдневную непогоду», и был счастлив так, словно я сам это написал (1954). Я помню, как меня буквально потряс сокровенный смысл последних предсмертных слов Д'Артаньяна, которые я до сих пор уже десять раз читал, но пропускал мимо сознания, и в этот момент я понял, что Дюма-пер был всё-таки великий писатель, ибо грандиозная трилогия нуждалась в грандиозной концовке, и он эту концовку сумел-таки найти!.. Не было одной книги. Слава Богу, было множество Книг – спасибо им за это. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Анкета необъяснённого явления : А. и Б. Стругацкие в восприятии фэнов и писателей Сергей Лифанов (Гомель, Беларусь) 1. Точно не помню. Разве что: лет в 11-12 прочитал ОО и мне не понравилось. Бывает такое. Но то, что Стругацкие были, скорее всего, первыми авторами, которых я запомнил по фамилии, а не просто по названию книг, и стал искать целенаправленно – точно. 2. Скорее не лучшим, а произведшими наибольшее впечатление. Это: ТББ, ПНВС, ПНО, ГО, ХС. 3. Конечно, такие есть, и нет смысла их перечислять. 4. Постоянно, периодически и систематически. Вот уже почти тридцать лет. 5. Да. В формировании мировоззрения, от некоторых издержек которого порой трудно избавиться даже сейчас. В личной и частной жизни тоже. 6. Не все, но будут несомненно. 7. По этому поводу вспоминается случай, который мне рассказал наш Нижегородский фэн Дима Померанцев. Он не совсем имеет отношение к АБС, но смысл… Во время обсуждения на одном из семинаров «Аэлиты-2000» (кажется) некая молодая особа высказала мнение, что Вячеслав Рыбаков «Очагом на башне» плюнул ей, особе, в душу. На что Дима ответил: «Ну вот теперь у вас в душе хоть что-то будет». Бедные злые люди… 8. Про общепринятых ныне прогрессоров и сталкеров и иных благородных донов не упоминаю. Вольного и невольного цитирования тоже не привожу. «И животноводство», «Во избежание», «Вот так и рождаются нездоровые сенсации», «К психиатрру»… Да много их. (А вот массаракш так и не прижился, Влад.) 9. Вся серьёзная литература – о нас. А Стругацкие – литература серьёзная. 10. А при вертикальном прогрессе главное не разве остается на Земле? 11. А что, не видно к чему привело к началу ХХI века «бремя белого человека» во всех его проявлениях и по всему нашему миру? 12. Цитата из черновика письма Вадиму Казакову (точная дата отсутствует, примерно – первая треть 90-го года: «Ты говоришь – прогрессорство. В широком смысле – да. Но, по-моему, суть «Улитки» не в этом. Управление – бюрократия (тоже в широком смысле), Лес – непонятное, и суть конфликта: низведение этого непонятного до своего уровня, уничижение, затаивание, опошливание, но все под самым благородным соусом.» (В том же черновике есть пометка: «УЛИТКА – ПРОГРЕССОРСТВО АБСУРДА!!!») 13. Вот этот тринадцатый вопрос и стал роковым для моего первого ответа на анкету. Именно здесь, рассказывая о произведённом на меня первом впечатлении от просмотра «Сталкера», я употребил вышеозначенное не совсем литературное слово. А дело было так. Узнав, что в заштатном кинотеатре идёт фильм по Стругацким (про Тарковского мы тогда слыхом не слыхивали и «Пикник» ещё не читывали), мы сбежали с занятий, чтобы поглядеть. Поглядели, вышли из зала, переглянулись, произнесли это самое слово и после короткой паузы решили повторить просмотр. С тех пор я видел «Сталкера» десятки раз и даже имел на видео. Но он не стал моим любимым фильмом. Его нельзя смотреть часто и предпочтительнее – в одиночестве и под определённое настроение. «Сталкер» – гомеопатическое лекарство. И «Сталкер» имеет большее, на мой взгляд, отношение к «самым поздним АБС» (например, к ОЗ Стругацких, «Дьяволу» Ярославцева или обоим романам Витицкого), чем к «Пикнику». Не знаю, как повлияли АБС на Тарковского (подозреваю, что никак), но работа с Тарковским на АБС повлияла несомненно. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() "БРОНЗОВАЯ УЛИТКА-94" – новые строки летописи /ДВЕСТИ № Д/ КРУПHАЯ ФОРМА Андрей ЛАЗАРЧУК "СОЛДАТЫ ВАВИЛОНА" ("День и ночь", 1994, ## 1–3) СРЕДHЯЯ ФОРМА Александр ЩЕГОЛЕВ "HОЧЬ НАВСЕГДА" ("Hева", 1994, # 4) МАЛАЯ ФОРМА Борис ШТЕРН "КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ — ПОЭТ БЕСОВ" (В кн.: Б.Штерн. Сказки Змея Горыныча. Кировоград: "ОHУЛ", 1994) КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ Вячеслав РЫБАКОВ "КРУЖАСЬ В ПОИСКАХ СМЫСЛА" (Библиотека журнала "Двести", 1994) "ИHТЕРПРЕССКОH-95" КРУПHАЯ ФОРМА Святослав ЛОГИНОВ "МНОГОРУКИЙ БОГ ДАЛАЙНА" (Нижний Новгород: "Флокс", 1994) СРЕДHЯЯ ФОРМА Сергей КАЗМЕНКО "ЗНАК ДРАКОНА" (В кн.: Казменко С. Знак дракона. СПб: "ЛитерА", "Интерпресссервис", 1993) МАЛАЯ ФОРМА Сергей ЛУКЬЯНЕНКО "ФУГУ В МУНДИРЕ" ("Миры", 1993, # 2) КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ Вадим КАЗАКОВ "ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ ЛЯГУШКИ" ("Двести", 1994, Б) "СТРАННИК-95" (По публикациям 1993–1994 гг.) СПЕЦИАЛЬНАЯ ПРЕМИЯ за вклад в развитие фантастики Виталий Иванович БУГРОВ КРУПНАЯ ФОРМА Михаил УСПЕНСКИЙ "ТАМ, ГДЕ НАС НЕТ" [Книга 1] (В журн. "День и ночь" (Красноярск), 1994, ## 4–5) СРЕДНЯЯ ФОРМА Михаил УСПЕНСКИЙ "ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ КОРОЛЬ" (В журн. "Фантакрим-MEGA" (Минск), 1994, # 2) МАЛАЯ ФОРМА Борис ШТЕРН "КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ — ПОЭТ БЕСОВ" (В кн.: Штерн Б. Сказки Змея Горыныча. — Кировоград: "ОНУЛ", 1993) ПЕРЕВОДЫ Сергей ХРЕНОВ за перевод двухтомного сборника романов и повестей Джеймса Брэнча Кейбелла "СКАЗАНИЕ О МАНУЭЛЕ" (СПб.: "Северо-Запад", 1994) КРИТИКА / ПУБЛИЦИСТИКА Виктор ПЕЛЕВИН "ЗОМБИФИКАЦИЯ" (В журн. "День и ночь" (Красноярск), 1994, # 4) РЕДАКТОР / СОСТАВИТЕЛЬ Роман СОЛНЦЕВ (журнал "День и ночь", Красноярск) ИЗДАТЕЛЬСТВО Издательство "МИР" (Москва), зав. редакцией фантастики Анатолий Кирюшкин. ХУДОЖНИК / ОФОРМИТЕЛЬ Яна АШМАРИНА за иллюстрации к собранию сочинений Роберта Хайнлайна (СПб.: "Terra Fantastica", 1993–1994) Михаил УСПЕНСКИЙ стал лауреатом так называемого "Малого Золотого Остапа", вручаемого с прошлого года в рамках церемонии вручения премии "Странник" за лучшее юмористическое произведение предыдущего года. Премия присуждена ему за роман "ТАМ, ГДЕ НАС НЕТ". Первым лауреатом премии "ЗВЕЗДА ФЭНДОМА" стал Борис ЗАВГОРОДНИЙ |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() ГЕВОРКЯН, ШТЕРН, АШМАРИНА, ЛАЗАРЧУК и другие ответили одновременно — реплики разобрать было не возможно. Какое-то время шла бессодержательная полемика. Наконец Стругацкий властью председателя прекратил этот базар. НИКОЛАЕВ: При нелюбви к фантастике, можно ее профессионально оценивать. Вот что я выяснил. СТРУГАЦКИЙ: Не ПИША фантастику. НИКОЛАЕВ: При НЕЛЮБВИ к фантастике. СТРУГАЦКИЙ: Нет, нет, нет. НЕ ПИША фантастику. Фантастику можно любить, но не писать. А писать турбореализм. И любить фантастику. Андрюша, вы сегодня чего-то в терминологию впали. Вот так вот. Трудно во всем разобраться. Вопросы, которые волнуют меня, почему-то, оказывается, сводятся к терминологическим разборкам. На одном из заседаний жюри "Странника" (прошу прощения, что возвращаюсь к этой теме), я просил уточнить термин "фэнтези", и прочих жанров, чтобы знать кого вставлять в номинации по жанрам. Я был скручен в бараний рог, связан и оплеван: "Нельзя сформулировать! — было сказано мне, — вставим по наитию, по внутреннему ощущению: фэнтези то или иное произведение или нет". Я предлагал "Я — Мышиный Король" вставить в номинацию "Меча в камне": "Не ФЭНТЕЗИ!" — ответили мне. А потом Андрей Михайлович обвинил нас в интригах — из-за "терминологической" неразберихи. Таких примеров из своей практики могу привести множество… Но я доволен. В этом и есть жизнь. В этом и есть смысл Интерпресскона. Сказать — и быть услышанным. Услышать — и думать. Даже, если сперва тебя осмеяли, слова твои запомнились. Даже если сперва посмеялся — чужие слова не забылись. В конце статьи желательно было бы сделать выводы: прошедший Интерпресскон показал то-то и то-то, наводит на такие-то и такие-то размышления… Показал. Наводит. Главный итог: он зафиксировал… что? Не знаю, время покажет. Главный вывод: надо готовиться к Интерпресскону-96. Вчера как раз начали. P.S. И все-таки не могу удержаться, скажу о праздничном концерте. Здорово. Когда Бережной сказал, что посвящает первую песню памяти Виталия Ивановича Бугрова, зал встал. Юлий Буркин выступил с новой программой, и я каждый день сейчас по несколько раз смотрю видеозапись. Здорово он поет, а его песни не разумом, а чувством понимаешь — спасибо, Юлий. И Лукин… Скажу как Стругацкий: Лукин есть Лукин, что тут еще добавить?! Спасибо, всем троим за прекрасный концерт. Спасибо всем, кто благосклонно концерт слушал и аплодировал. Спасибо всем, кто приехал в гости на Интерпресскон. Ждем вас в следующем году. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() НИКОЛАЕВ: Как вы считаете, это критическая работа или художественная. Вы писали повесть? ШТЕРН: Не знаю. Повесть, рассказ, новелла, роман — это для меня неизвестно. Я не знаю как это называется. СТРУГАЦКИЙ: Андрей, я думаю, что вы зря терзаете Бориса Гедальевича, потому что ведь это не он вставил в номинацию по литературной критике свое произведение, а вставили мы, номинационная комиссия. НИКОЛАЕВ: Да, Вадим Казаков — председатель. До него я и хочу докричаться. ШТЕРН: Добавлю, что я еще переводил "Второе июля четвертого года" с английского, которого не знаю совершенно. Так что вопросы совершенно не ко мне. ЛАЗАРЧУК: Андрей, извини, что я вклиниваюсь, мы как-то уже касались этой темы и определи, что существуют не только критика и художественное произведение. У нас есть критика, публицистика, эссеистика, масса вещей, которые не являются художественными в полной мере, но говорят о литературе. И если человек таким способом пытается высказать свое мнение, то флаг ему в руки. НИКОЛАЕВ: Андрей Геннадьевич, а, например, вы считаете что "Сумма технологии" Лема — это не художественное произведение? ЛАЗАРЧУК: Нет, это не художественная проза. "Сумма технологии" — это чистая эссеистика. Это большое эссе. Есть такая форма — эссеистика, когда писатель пишет не художественное произведение и не о художественном произведении, а на какие-то несколько отвлеченные темы. КАЗАКОВ: Андрей Анатольевич, еще маленькое замечание насчет того, кто включал "Второе июля четвертого года", "Зомбификацию" и мое произведение в номинации по критике. Поскольку председатель включил в номинацию, а члены комиссии не возражали, тем самым моя личная ответственность превращается в коллективную ответственность. Или в коллективную безответственность, как угодно. Это первое. И второе по поводу создания прецедента. В доброй старой Англии вся юридическая система прекрасно держится на системе прецедентов и разваливаться пока не собирается. Ну и нам дай бог тех же успехов. НИКОЛАЕВ: Вот вы и создали прецедент, — не первый уже, учитывая труд доктора Каца, — который приведет к подмене критики художественной прозой. СТРУГАЦКИЙ: Андрей, ну не приведет, честное слово не приведет, я уверен в этом. НИКОЛАЕВ: Прекрасный рассказ Пелевина получает премию за критику! СТРУГАЦКИЙ: Ну и что? Вот если бы он премию не получил… НИКОЛАЕВ: Выходит, нам критика не нужна. Вообще не нужна. СТРУГАЦКИЙ: Очень нужна. НИКОЛАЕВ: Выходит, что вместо литературоведения нам нужна проза, причем в таких количествах, что мы готовы ею подменять и критику. СТРУГАЦКИЙ: Это все терминология. Какая разница как обозвать созданное прекрасное произведение. Ну какая разница? НИКОЛАЕВ: Для чего существуют премии? Изначально? Не для того, чтобы наградить, а для того чтобы стимулировать развитие направления. СТРУГАЦКИЙ: Нет! Нет! Нет! Премии существуют исключительно для того, чтобы сделать хорошему человеку приятно. Больше никакого назначения у премий нет, все остальное — выдумка. Побуждение, возбуждение… это все выдумка. Ну неужели человек будет писать хороший роман только потому, что где-то там ему светит премия? НИКОЛАЕВ: А для чего вы думаете написал свой труд доктор Кац? СТРУГАЦКИЙ: Ну не для премии… Андрей, поверьте, я профессиональный писатель, пишу сорок лет. Я ни разу в жизни не писал даже микроскопической заметки, имея в виду какую-то премию. Гонорар я в виду имел, премию — никогда. Еще есть вопросы к лауреатам? А то мы опять в терминологию въедем. Михаил ЯКУБОВСКИЙ (Ростов-над-Дону): Может кто-нибудь из лауреатов простыми и доступными максимально словами объяснить: что есть турбореализм? ЛАЗАРЧУК: Если вы мою книжку держали в руках, там на клапане коротко и по-моему вполне доступно написано, что это такое. Турбореализм — не есть фантастика. Это что-то похожее на утку, которая ходит как утка, которую можно съесть как утку, но которая в то же время не утка. Так вот, турбореализм — это похоже на фантастику, пишется примерно теми же людьми, но это не есть фантастика. Пример от обратного. Любой исторический роман явно выдуман. В то же время, к нему относятся как к реалистической прозе. Любой производственный роман, роман из современной жизни явно выдуман, потому что он описывает события, которые не происходили. Точно так же мы можем сказать, что мы живем в мире, состоящем из вымышленных образов, мы живем в вымышленном, описанном мире. Вот если мы так это себе представим, то мы не увидим разницы между тем, что пишут фантасты и авторы исторических романов. Мы очень долго пытались понять что мы пишем, почему нас так нервирует, когда к нам обращаются как к фантастам. Меня это дергает, бьет по нервам, не люблю я этого. Вот. Оказывается, турбореализм чем-то похож на фантастику, но это не есть фантастика в полном смысле этого слова. НИКОЛАЕВ: Андрей Геннадьевич, а премии по фантастике это не противоречит получать? ЛАЗАРЧУК: Дают — так беру. НИКОЛАЕВ: А учреждать самим профессиональные премии по фантастике, фантастику не создавая, работая в другом жанре? Это не противоречит вашим принципам? То есть не пиша фантастику и не собираясь ее писать, вы тем не менее берете на себя смелость присуждать профессиональную премию в области фантастики. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Рассказывая об Интерпрессконе, естественно, нельзя не сказать о "Страннике". В этом году все было проведено на высоком уровне нет сомнений. Нет претензий к организаторам, есть только теплые слова благодарности. И лауреаты, бесспорно, достойное. Но не бывает бочек с медом, без этого… самого… дегтя. Присуждения по двум позициям вызвали недоумение в зале. А у меня еще и резкое неприятие, правда, по другим причинам. Сначала о первом впечатлении. Номинация: "Редактор/составитель". Естественно было бы предположить, что главным претендентом является единственный регулярный журнал фантастики "Если". Большая аудитория (тираж пятьдесят тысяч), ежемесячная периодичность, прекрасное оформление, проза — на уровне. Тем не менее, присуждается премия главному редактору журнала "День и ночь" Роману Солнцеву. Редактору журнала, который фантастику периодически печатает — и только. Зато — Лазарчук, Успенский, Геворкян, Пелевин, Лукьяненко, анонсирован Столяров… По номинации "Критика, публицистика" — премия вручается… "Зомбификации" Пелевина, при наличии в списке действительно критических, литературоведческих работ Рыбакова и Ланина! Но, в конце концов, это дело жюри, оно профессиональное. У меня лично выбор именно этих лауреатов не вызывает претензий. Однако! Я член номинационной комиссии "Странника" и работал честно, как и все остальные. Мы обсуждали кандидатуру Романа Солнцева и не внесли в номинации при четырех голосах против. Рассказ Пелевина был отнесен к "малой форме" общим решением номинационной комиссии. Настораживает отношение членов жюри к номинационной комиссии. Андрей Михайлович Столяров, присутствовавший на одном из заседаний номинационной комиссии "Странника" в качестве наблюдателя от жюри, заявил, что его роман "Я — Мышиный Король" не вошел в жанровые списки фэнтези исключительно по той причине, что педагог Стругацкий решил вставить в семерку рассказ любимчика Логинова "Мед жизни". Я был возмущен и сказал: решение общее, если не нравится — увольняйте всю комиссию, вы нас сами приглашали, никто не напрашивался. Очень серьезный Борис Натанович, сказал, что это оскорбление его как члена комиссии, и как ее Председателя, обвинение как в интригах, так и в некомпетентности. И как же теперь рассматривать ситуацию, когда жюри на Сибконе вносит два изменения, и оба кандидата, вставленные волей жюри, становятся лауреатами? Ответ напрашивается один — комиссия некомпетентна. И, если честен, должен выходить из комиссии сам. О чем я очень корректно и тихо сказал Стругацкому сразу после вручения. Он ответил: после поговорим. После был банкет. Но еще до него я просмотрел врученные вместе с пригласительным билетом бумаги о премии "Странник". Цитирую: "Составленные номинационной комиссией списки рассылаются членам Литературного Жюри, которые имеют право выдвинуть в каждой категории еще по одной кандидатуре, которая — по той или иной причине — могла быть пропущена комиссией, однако достойна участвовать в конкурсе". Кандидатура Романа Солнцева не была пропущена, она обсуждалась, что может засвидетельствовать ответственный секретарь "Странника", обязанный хранить протоколы. И еще цитата: "Доработка номинационных списков может быть осуществлена не позднее двадцатого февраля года, следующего за номинационным". Сибкон, на котором и произошла доработка, проводился, как известно с девятнадцатого по двадцать шестое марта… Банкет был классным — всего вдоволь и звучали прекрасные речи благодарности учредителям. Я особо хочу подчеркнуть — какие бы лауреаты не были названы, к учредителям нет и не может быть никаких претензий. Скажу о себе: когда Сидорович и я придумали "Бронзовую Улитку" — мы сразу выбрали жюри — Б.Н.- и обеспечиваем только техническую сторону; когда мы придумали премию "Интерпресскон" — то сразу же было выбрано жюри, и мы обеспечиваем техническую сторону; кому бы ни достались премии, мы к этому не имеем отношения, то есть имеем, но на общих основаниях. Также и Николай Юрьевич Ютанов — прилагая массу средств и усилий, он не имеет отношения к процессу определения лауреатов, его можно упрекнуть лишь в том, что девочки на церемонии вручения слишком высоки — мне такие не очень нравятся… или там, что на фуршете сок был такой, а не мой любимый… Но не более. За лауреатов отвечает ЖЮРИ. Мне же еще раз хочется поблагодарить Николая Юрьевича за прекрасный праздник. После первых тостов на банкете, когда гости уже встали с мест и тихо переговаривались компактными группами, я подошел к Андрею Геннадьевичу Лазарчуку. И вдвоем тихонько, мы проговорили минут пятнадцать, в частности затронули тему присуждения по номинации "Редактор-составитель". Напрасно, ты, Андрюша, возмущаешься, сказал Лазарчук. — Если бы ты знал, сколько крови стоит Солнцеву протолкнуть журнал, какой ценой ему это достается, а произведения-то опубликованы отличные… (я не ручаюсь за достоверность слов, но за смысл ручаюсь). — Андрей Геннадьевич, спросил я, — могу ли я интерпретировать ваши слова, как то, что премия "Странник" по этому разделу вручается за администрирование, а творческая составляющая не имеет определяющего значения? Я не помню, что Лазарчук ответил, но посмотрел он на меня, как на распоследнего дурака. Я действительно ни черта не понимаю в критериях жюри премии "Странник"! С этим горьким чувством я и сел на свое место уткнувшись в тарелку с сочным бифштексом. Через несколько минут, заметив мое мрачное состояние, ко мне подошел Б.Н. Поговорили. Я изложил свои мысли и чувства. Борис Натанович сказал, что подошел разубедить меня, но выслушав, склонен со мной согласиться. Но просил подождать с решением о выходе месяц. Месяц прошел. И я действительно успокоился и изменил решение: я останусь в номинационной комиссии "Странника" пока не выгонят, и буду работать честно. (Правда я сразу решил, что всеми силами буду проталкивать в злополучную номинацию "Новый мир", "Звезду", "Неву" и "Аргументы и факты", поскольку те напечатали уже фантастику). Но, все встало на свои места само собой номинационную комиссию "Странника" распустили, чтобы осенью набрать новую. Хоть в чем-то мое суждение совпало с позицией жюри — комиссия по обоюдному мнению оказалась некомпетентна. По-честному, этот Интерпресскон лично мне многое дал — я спорил до хрипоты, пытаясь определиться в некоторых вопросах текущего литературного процесса и своего отношения к нему. Пищи для размышлений получил достаточно и очень доволен. Раз это смог сделать я, то вполне мог и каждый другой гость Сидоркона, кто хотел. Попробую проиллюстрировать мои слова на собственном примере, приведя фрагмент стенограммы пресс-конференции лауреатов всех трех премий: Андрей НИКОЛАЕВ (СПб): Вопрос к Казакову. Вадим Юрьевич, вы считаете "Полет над гнездом лягушки" критическим произведением? Или это все-таки художественная проза? КАЗАКОВ: Критическим произведением — не считаю, художественной прозой — не считаю, считаю своеобразной разновидностью литературоведения. НИКОЛАЕВ: А вы не считаете, что подобным образом создаете прецеденты, и мы рано или поздно вместо критики, которую призывает писать Алан Кубатиев, будем получать стилизованные под критику романы и рассказы? И сразу же вопрос к Штерну. Борис Гедальевич, а вы считаете "Второе июля четвертого года" критическим произведение? ШТЕРН: Это вопрос к Сомерсэту Моэму. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() СТРУГАЦКИЙ: Боренька, и вы стали прекрасным писателем. Я счастлив вручить вам этот приз. Ну вот. А теперь средняя форма. Примерно та же самая ситуация. Анатолий Ким, "Поселок кентавров" — это же классика, можно сказать, русской литературы! Моисеев, "Спасатель". Здесь ни разу не упоминалась эта вещь, а, между прочим, это превосходная повесть, превосходная, опубликована в "Уральском следопыте". Слаповский, "Война балбесов". Слаповский дал несколько вещей, в том числе и роман, о котором речь пойдет позже. "Волна балбесов" отличная вещь. Успенский, "Дорогой товарищ Король". Ну, Успенский, господи, Михаил Успенский, прекрасная повесть! Щеголев Саша, "Ночь навсегда". Одна из лучших вещей, которые я читал за последнее время. И вот я должен был делать выбор… Прошу мне посочувствовать. Я его сделал. Премия за лучшее произведение средней формы в области фантастики, опубликованное в 1994 году, присуждается… Александру Щеголеву за повесть "Ночь навсегда". Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку". Александр ЩЕГОЛЕВ (СПб): В прошлые годы, когда я как сейчас сидел и ждал: — я или не я, позовут или не позовут? я лихорадочно готовил речи. Сегодня я речи не готовил, хотя я человек и не суеверный. Вместо речи я, пожалуй, ограничусь одним словом, скромно и без затей скажу: наконец-то! СТРУГАЦКИЙ: Ну и, наконец, крупная форма. Тоже очень тяжелая ситуация. Прекрасные романы пишут наши люди. Курков, "Бикфордов мир" — отличная вещь. Лазарчук, "Солдаты Вавилона", уже, по-моему, награждались. Логинов, "Многорукий бог далайна" слава богу, удалось включить эту вещь в списки. Прекрасный роман, совершенно неожиданный. И смотрите какой диапазон огромный: от Куркова, "Бикфордов мир", произведения крайне, скажем так, правого типа, до "Многорукого бога…", произведения крайне левого типа, произведения уже настолько фантастического, что, казалось бы, переходит куда-то в раздел притч и фольклора. Роман Слаповского "Я — не я". Тот кто не читал, многое потерял, прекрасная вещь. Ну и Успенский, "Там, где нас нет". Опять же Успенский есть Успенский. Тяжело мне было делать выбор, еще, может быть тяжелее даже, чем в предыдущей номинации. Я его сделал. Премия за лучшее произведение крупной формы в области фантастики, опубликованное в 1994 году, присуждается… Андрею Лазарчуку за роман "Солдаты Вавилона". Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку". Андрей ЛАЗАРЧУК (Красноярск): Спасибо. Искренне совершенно говорю: не предполагал. Почему — не знаю. Спасибо. Я действительно растерян. СТРУГАЦКИЙ: Ну, я исчерпал свой запас "Улиток", и надо вам сказать, что я твердо решился: я буду просить Сашу Сидоровича и вообще всех людей, от которых это зависит, все-таки дать мне возможность хоть изредка давать не одну "Улитку" по каждой форме, а две. Я бы чувствовал себя гораздо более свободно: выбирать было очень трудно. Спасибо за внимание. Андрей Николаев объявляет лауреатов премии "Интерпресскон" и вручает статуэтки. Речи лауреатов: Святослав ЛОГИНОВ (СПб): Vox populi — vox dei. Я долго-долго полз по склону вот к этой улитке. Спасибо. При оглашении присуждения премии повести Сергея Казменко "Знак дракона" зал встает. Сергей ЛУКЬЯНЕНКО (Алма-Ата): Что я могу сказать? Как говорил Борис Натанович, что для него был крайне труден выбор, так же и для меня, когда я смотрел на список было понятно, что здесь очень много прекрасных рассказов. И даже для себя, при всем свойственном каждому писателю честолюбии, я не мог честно поставить свой рассказ на первое место. Но если вы так посчитали, это для меня очень большая награда. Спасибо. Вадим КАЗАКОВ (Саратов): Спасибо всем собравшимся за благосклонность к моему нахальству, спасибо миру книг братьев Стругацких, без которого не было бы этой вещи, всем спасибо, извините за внимание. Маленькое нововведение на этом коне — вручалась премия "Звезда фэндома". Подробно останавливаться на этом не вижу смысла, я, как и все, хлопал Завгороднему от всей души. Но одна деталька сильно тревожит меня. Естественно я говорю о премии "Интерпресскон". Я ее люблю, это понятно. И хочу, чтобы она была лучше. Собственно, я люблю и "Бронзовую Улитку" и "Странник", но в первом случае изменять и улучшать ничего не требуется — любое решение Б.Н. принимается, как данность, поскольку премия лично его, а во втором случае я сделать практически ничего не могу. Впрочем, к "Страннику" я еще вернусь. А теперь о премии "Интерпресскон" — нашей, общей премии. Неоднократно высказывались упреки, что не тем даем. Ну и что, я сам не всегда доволен результатами, но ведь и полного счастья в жизни не бывает. Неоднократно высказывались предположения, что результаты премии можно… Нет, фальсифицировать нельзя, здесь я прилагаю максимум усилий, чтобы даже подозрений не возникало. И не возникает. Но, так сказать, пролоббировать можно. Пока высказывались лишь предположения. Внимательное изучение списков голосовавших и итогов голосования этого года и прошлых лет показывает — пока это только предположения. Да, конечно, личность автора иногда влияет на результаты, влияет и еще ряд факторов, не всегда имеющих отношение к литературе, например, удачно проведенная агитационная кампания, как в случае с доктором Кацем. Но, прямого лоббирования не было. Казалось бы чего беспокоиться? Перед Интерпрессконом мне позвонил один хороший знакомый и сказал, что группа, так называемых "толкинутых" вышла на него и через него спрашивает: могут ли в день голосования приехать тридцать человек и получить бюллетени? Я заявил, что голосование открытое — пожалуйста, пусть приезжают. Что я при этом чувствовал, неважно. Я уважаю всех людей, искренне любящих фантастику. Но тридцать человек! И, самое главное, — вопрос провокационный. Хочешь голосовать — приезжай и не спрашивай. Но, слава гомеостатическому мирозданию, при изучении списков голосующих большого количества неизвестных мне фамилий я не обнаружил. Далее. Почему я вообще встрепенулся? Есть такой отличный парень — Антон Первушин. Его пока мало кто знает. Действительно мало. Его известность пока не выходит за пределы Питера, он посещает семинары Стругацкого и Балабухи и публикует неплохие рассказы в молодежной газете. Даже члены семинара Стругацкого не всегда могут вспомнить его. К чему я это? Он приехал в день открытия в окружении пяти друзей. И по результатам голосования премии "Звезда фэндома" занял пятое место (с тремя первыми и четырьмя вторыми в бюллетенях), обойдя таких известных людей, как Байкалов, Чертков, Лукин, Васильев, Вершинин — это из тех, что в десятку попали. Я ничего против Антона Первушина не имею, отнюдь. Но реально вижу угрозу, как какой-нибудь питерский фантаст, привозит с собой весь свой клуб на день открытия, то есть голосования. И даже ничего просить не надо — члены клуба твое произведение читали точно, а остальные позиции списков бабушка надвое сказала. При такой ситуации питерские фантасты оказываются в выгодном положении — из Урюпинска клуб не привезешь. Это для нас прозвучал звонок. Серьезный звонок. Даже, если Антон честно занял причитающееся ему место, случай приоткрыл проблему, к которой раньше относились… ну, не очень серьезно, как к чему-то гипотетическому, далекому и нереальному. Будем думать. Еще несколько слов по процедуре голосования. В этом году мы ввели новую систему. Вроде бы претензий нет. У меня в том числе — итоги оказались много интереснее, дают гораздо больше пищи для глубоких раздумий. Да и голосовать было приятнее. Единственное замечание и улучшение на следующий год — надо чтобы голосующий не вписывал от руки кандидатов, а чтобы у каждой позиции были клеточки с цифрами — зачеркни единицу у своего избранника, двойку и тройку у двух других. Для чего? Ну, во-первых, быстрее и проще, во-вторых, при нынешней системе хоть и для членов счетной комиссии, но все же анонимность голосующего нарушается по почерку опознать можно, в этом году уже в узком кругу кое-кого опознали. Таких претензий быть не должно. И еще выхожу на ваш суд, господа, с такой проблемой: в этом году можно было не вписывать второе и третье место. Мы руководствовались рядом вполне понятных соображений. Но практика моментально показала: искренне желаешь победы своему избраннику — не ставь никого на вторые и третьи места, не добавляй очков конкурентам. Сообразили это не все, но многие. Тем не менее, многие честно поставили достойных на вторые и третьи места, но не все. Проблемка… И как к ней подступиться — не имею ни малейшегопредставления. "Интерпресскон" — наша премия, помогайте советом, давайте вместе решать. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Я не испытываю цыплячьего восторга, как в прошлом году. Описывать детально Интерпресскон мне почему-то не интересно уже, старею что ли? Но как-то представить читателям происходившее, считаю необходимым. Поэтому осмелюсь предложить фрагменты стенограмм, наиболее ярко иллюстрирующие, на мой, естественно, взгляд, события кона. Итак, Торжественное открытие, действо отработанное и приятное: Александр СИДОРОВИЧ (СПб): В очередной раз хочу всех поздравить с открытием Интерпресскона-95. Я хочу в начале несколько слов сказать об истории Интерпресскона и упомянуть людей, которые имели отношение к его созданию и без которых вряд ли бы прошел нынешний Интерпресскон. Это Володя Ларионов, который помог в Сосновом Бору провести первый Интерпресскон. Это Николай Орехов, который был спонсором второго и третьего Интерпрессконов. Это Леонид Петров, который был спонсором второго Интерпресскона. И большое спасибо Шавшину Михаилу, без которого этот Интерпресскон вряд ли бы состоялся. Второй год мы проводим Интерпресскон вместе с Николаем Ютановым. Была определенная финансовая поддержка Интерпресскона со стороны издательства "Terra Fantastica" и большое спасибо им и Николаю Ютанову. Я заканчиваю, и передаю слову Борису Натановичу Стругацкому. Борис СТРУГАЦКИЙ (СПб): Дорогие друзья! Не знаю как вы, а я счастлив со всеми с вами встретиться вновь. Надо признаться, что за последние месяцы было несколько моментов, когда казалось, что вот-вот все сорвется. Это были очень неприятные моменты. Но благодаря перечисленным выше лицам, а также благодаря нашему дорогому Саше Сидоровичу, который о себе как всегда ничего не сказал и о котором мы должны помнить всегда, благодаря всем им мы все-таки встретились вновь, как бывало уже не раз. Сложилась уже определеннная традиция, что Б.Стругацкий не сразу раздает торопливо награды, после чего все бегут в буфет, а некоторое время морит слушателей, а главным образом вероятных кандидатов на звание лауреата, испытывая при этом сам с одной стороны некое садистическое удовольствие, а с другой стороны с ужасом думая: а вдруг все-таки какое-то решение принято было неверно? Ибо сомнения остаются всегда. Должен вам признаться, что, вообще говоря, сделать выбор из семи, десяти, а тем более восемнадцати кандидатов нелегко. Я очень завидую всем вам и самому себе, как члену Интерпресскона, когда я могу назвать три фамилии, когда я могу назвать три произведения, а не ограничиваться кем-то одним. Это очень трудно. И когда ко мне несколько месяцев назад соредакторы журнала "Двести" Бережной и Николаев обратились с рядом вопросов, касающихся техники выбора лауреата, я вынужден был отказаться от такого интервью. И не потому, что есть в этой моей работе что-то секретное, а тем более сакральное. Уверяю вас, ничего нет. Но мне кажется, что все мы, взрослые уже люди, играем в некую игру, и чем запутаннее правила этой игры, чем они непонятнее — тем интереснее. И если я раскрою какие-то свои маленькие секреты, свои технические приемы, которые используются, программку, с помощью которой я выбрасываю случайные числа, то это все, наверное, станет неинтересным. Мне порой приходилось слышать, что выбор Стругацкого очень легко предсказать. Возможно. Но если бы я дал еще вдобавок и такое интервью, то этот выбор стал бы совершенно предсказуем, и какой бы то ни было интерес пропал бы вовсе. Могу вам сказать, что нынешний Интерпресскон замечателен тем, что практически по всем номинациям отсутствует ярко выраженный лидер, то, что, как правило, бывало раньше. Я просто в восторге от того потока, буквально потока, не просто хороших, а отличных произведений, которые пришли, так сказать, на обсуждение. С одной стороны — я счастлив, а с другой стороны — очень трудно выбирать. Ну посудите сами: вот я для примера возьму что-нибудь… нет, брать для примера нельзя, потому что я нарушу таким образом драматургию происходящего. Вы просто поверьте мне на слово, что никогда еще не было так много кандидатов на первое место передо мною, и никогда еще я не испытывал таких трудностей. И даже если бы я дал интервью Бережному и Николаеву, то мне, наверное, пришлось бы нарушить свои собственные каноны и свои собственные эстетические приемы, потому что я столкнулся с ситуацией, которой доселе не было. Я, исходя из этого, могу предсказать заранее, что нам предстоит очень сильный разброс мнений. Как вы помните, в прошлом году совпадение было, если так можно выразиться, стопроцентным. Совпадение мнений Б.Стругацкого и участников Интерпресскона в целом. Боюсь, что в этом году совпадений может не быть вообще. Просто потому, что сам Стругацкий метался в поисках наиболее достойного кандидата. И я вовсе на сто процентов не уверен, что этот поиск мне удался. Так что можно предсказать сильный разброс мнений. Я отчитываюсь вам в том, что я мучился. Я докладываю вам, что мучение это было здоровое, это не было патологией. Это было здоровое мучение, полезное, которое идет на пользу делу и которое является следствием хорошо обстоящих дел в нашей фантастической литературе. И вообще, можно сформулировать такую маленькую теоремку: чем труднее выбор, тем лучше обстоят дела в нашей фантастике. К сожалению, и наоборот — тоже. Я без особого труда сделал выбор по номинации "Критика и публицистика". Хотя там было несколько прекрасных произведений, но только одно показалось мне подходящим во всех отношениях: и по качеству своему и по своей, если так можно выразиться, сути. Поэтому я с большим удовольствием вручаю премию за лучшее произведение критики, публицистики и литературоведения в области фантастики, опубликованное в 1994 году, каковая присуждается… Вячеславу Рыбакову за сборник "Кружась в поисках смысла". Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку". Вячеслав РЫБАКОВ (СПб): Какая тут может быть речь? Я счастлив и горд, что подборка статей, которую я постарался организовать в книгу, и которая получилась на мой взгляд книгой, потому что она представляет собой, на мой взгляд и на взгляд издателей ее, этапы моего понимания темы и смысла нашей деятельности, получила эту высокую награду. Я очень благодарен Борису Натановичу. Спасибо ему и всем. СТРУГАЦКИЙ: Так, продолжаем нашу игру. Вот сейчас я буду иметь возможность продемонстрировать вам то чудовищное положение, в котором я оказался, когда мне надо было сделать выбор по поводу малой формы. Вы посмотрите: Лукьяненко, "Фугу в мундире" — превосходный рассказ, о котором я со всех сторон слышу исключительно положительные отклики, да и сам испытал большое удовольствие его прочитав. Маевский, "Суббота надежд". Я боюсь, что многие не читали этого рассказа, опубликованного в альманахе "Миры". Это замечательный рассказ, на редкость неожиданный и странный, хотя, казалось бы, написан на тему давно привычную и многократно использованную. Панченко, "Псы и убийцы" — в рассказе, казалось бы, не так уж много нового, но написан он настолько энергично, страшно, и я бы даже сказал, зловеще, что я ломал голову: да или нет, да или нет? И до сих пор ломаю. Саломатов, "Мыс дохлой собаки". Я читал где-то интервью Саломатова, в котором он сказал, что он ни какой не фантаст, а просто пишет реалистическую прозу. Истинно так. Я всегда утверждал, что лучшие образцы реалистической прозы — это всегда фантастика. И Борис Штерн, "Кощей Бессмертный — поэт бесов". Ну Штерн — это Штерн! Что можно добавить к этому? Штерн — это Штерн! И вот я, из пяти великолепных рассказов… я не говорю о других, там есть прекрасные произведения тоже, но эти вещи произвели на меня наиболее сильное впечатление… Ну я мучился, мучился… Страдал… Премия, господа, за лучшее произведение малой формы в области фантастики, опубликованное в 1994 году, присуждается… Борису Штерну за рассказ "Кощей Бессмертный — поэт бесов". Аплодисменты. Лауреат поднимается на сцену и получает "Бронзовую Улитку". Борис ШТЕРН (Киев): Ребята, в семьдесят первом году я написал свою первую повесть, она была такая школярская, легкомысленная, но веселая. Ну кому послать? Братьям Стругацким! Я узнал адрес Бориса Натановича, отправил ему повесть, а сам ушел в армию. Борис Натанович ответил мне, в Одессу, что, мол, ничего, попробуем опубликовать… Ничего из этого не вышло… Письмо переслали мне в часть, под Ленинградом, я тут же позвонил и Борис Натанович говорит: сегодня суббота, вечер, в понедельник я уезжаю в Польшу, значит — завтра, в воскресенье. Надо явиться, поговорить… Потому что очень хочется с Борисом Стругацким поговорить. Начальства уже нет, все ушли по домам. Я иду к старшине и говорю: Василий Васильевич, мне нужно в Питер. Он отвечает, глядя на меня: Я не могу выдать тебе увольнительную за шестьдесят три километра (Питер от Лебяжьего находится в шестидесяти трех километрах), это будет дезертирство, я могу выдать тебе увольнительную поближе, через забор. Но, если ты считаешь, что ты должен повидаться с Борисом Стругацким, то бери на себя эту ответственность. Но он ничего не знает, ни за что не отвечает — утром уедешь, вечером приедешь. Хорошо. Я утром, часов в пять, дурак еще был, через забор, на электричку, приезжаю в Питер. Встречаюсь с Борисом Натанычем… В военной форме, весь такой… Я испытываю… ну как вам объяснить? Кормим кота… И потом, я впервые был в Питере. И я весь день ходил по Питеру. Мне Василий Васильевич, старшина, сказал: не пить! Ни пива, ни водки, ничего! Но на каждом углу продается! И я хожу… и пью. Хожу по Питеру и пью. Почему я не попался патрулю, и почему меня не сделали дезертиром — неизвестно. Но я все-таки вернулся, я все-таки перелез через забор и я… |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() ИНТЕРПРЕССКОН-95 Кольцо на древе русской фантастики / Двести № Д Месяц прошел после Интерпресскона-95. Отгремели аплодисменты, убран мусор и пустые бутылки, высохли слезы прощаний, в пансионате "Восток-6" отдыхают другие люди, ничто не напоминает о шумном толковище по имени Сидоркон… Наносное схлынулось, забылись мелкие неурядицы, нестыковки, непонимания. Осталось в памяти важное, для чего, собственно, кон и проводился. Уточню: в этом году у оргкомитета ситуация была очень неблагоприятная для проведения конференции. Но было решено провести — любой ценой, пусть даже с меньшим творческим содержанием, чем кон предыдущий. Вроде того, как проводится нынешний чемпионат России по футболу — жалкое зрелище, лучших игроков забрали давно, но проводить надо, ибо если прервешься, то начинать снова будет крайне сложно. Да и вряд ли удастся сохранить добрые традиции. Но Интерпресскон-95 удался. При минимуме (по сложившимся обстоятельствам) работы оргкомитета (я не имею в виду собственно работу Сидоровича, она проводилась в экстремальной ситуации, и все, что необходимо, было сделано, пусть и с нарушением разумных сроков; я говорю о рутинной творческой подготовке — мероприятия, семинары, сопроводительные материалы и так далее). Наработки прошлых лет оказались столь мощны, что вытянули и этот кон. Ни у кого из участников (кроме Богуша, но о нем позже) не возникло особых претензий, либо эти претензии не дошли до меня. Но у меня тревоги и опасения есть и должны быть — надо что-то придумывать на будущее, дабы избежать вырождения Интерпресскона в обычную пьянку, как на Фанконе. Нужна новая мощная творческая наполняющая, при сохранении, естественно, всех удачных наработок прошлых лет, в том числе и кона нынешнего. Теперь попробую задать себе сакраментальный вопрос Михаила Успенского: для чего коны конаются? Возможны варианты ответов, но я четко выделяю три составляющие: 1. Отдохнуть после трудов праведных. 2. Людей посмотреть и себя показать. 3. Зафиксировать некую точку в текущем процессе. Расшифрую: 1. Тут, пожалуй, и объяснять ничего не надо. Лучший отдых общение, и каждый общается, как может — кто хором поет песни под гитару, кто бьет посуду в баре. От всего этого остается приятное воспоминание, без конкретных, как правило, эпизодов, но этого не требуется. Отдыхают все, но часть участников приезжает лишь для этого — а где, скажите, еще можно встретить сразу столько хороших людей? С этой задачей Интерпресскон справлялся всегда, и тревожится здесь не о чем — отдых дело индивидуальное, от оргкомитета требуется только, чтобы бар работал. 2. Здесь я подразумеваю многое. И полемику, и новые знания-впечатления, и долгие разговоры тет-а-тет в кулуарах, столь необходимые для творческой личности, и заключение деловых договоров-соглашений. Значительная часть участников кона ставит это для себя выше всего. Я, между прочим, тоже. Для этого работают семинары. Здесь есть масса вещей, которые нужно улучшать и улучшать, оргкомитет на эту тему думал и будем работать. На прошедшем коне это еще не вылилось в общее недовольство, создавалось впечатление, что и проходивших семинаров много. Но в последний день Богуш сказал, что ему лично, докладов маловато: "Вот помнишь, на Ефремовских Чтениях в Николаеве? Восемь часов работы, без передыха!" Тогда, помнится, я сказал Диме, что, мол, и того что есть — для некоторых с избытком, но задумался. Да, сделаем больше интересных докладов, обеспечим, как в прошлом году, жесткое расписание и публикацию тезисов заранее — люди придут. Придут, значит будут работать. Это важно. Для всех. 3. Здесь, пожалуй, тоже все ясно. Премии. Для меня они важны и нужны, не только, чтобы украсить конференцию, чтобы был благовидный предлог собраться, но и… Р Р Р |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() П О Н Е Д Е Л Ь Н И К 5 (139) Абакан 26 февраля 1995 По мотивам... Сергей Бережной: Андрей ЧЕРТКОВ составляет по заказу одного из московских издательств антологию "ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ: Миры братьев Стругацких глазами ведущих современных российских фантастов". Базовую идею этого проекта Андрей изложил так: "произведения, действие которых будет разворачиваться в мирах, описанных Стругацкими, или же существенно опирающихся на идеи и события произведений Стругацких". Произведения для этой антологии пишут авторы "четвертой волны". Повести Анта СКАЛАНДИСА (Москва), Леонида КУДРЯВЦЕВА (Красноярск), а также выигравшая "Интерпресскон" статья Вадима КАЗАКОВА "Полет над гнездом лягушки" уже приняты в антологию. Для этого проекта работают также Андрей ЛАЗАРЧУК, Михаил УСПЕНСКИЙ (Красноярск), Эдуард ГЕВОРКЯН, Владимир ПОКРОВСКИЙ (Москва), Вячеслав РЫБАКОВ, Андрей ИЗМАЙЛОВ (Санкт-Петербург), Сергей ЛУКЬЯНЕНКО (Алма-Ата), Алан Кубатиев (Бишкек) и многие другие. Послесловие к антологии согласился написать Борис СТРУГАЦКИЙ. Андрей Чертков: Информирую из первых рук. "Проект Черткова" – мемориальная антология, в которой писатели "четвертой" и более поздних волн отдают дань уважения писателю "братья Стругацкие". Называется она (рабочее название) "Время учеников: Миры братьев Стругацких глазами ведущих российских фантастов". Будет состоять из повестей и рассказов, написанных на основе разных произведений Стругацких. В настоящее время сданы и приняты к публикации три текста: эссе Вадима Казакова "Полет над гнездом лягушки", рассказ Леонида Кудрявцева "И охотник..." (о капитане Квотербладе из "Пикника"), повесть Анта Скаландиса "Гадкие лебеди 2" (здесь все ясно из названия – вещь, кстати, полнейший улет, великолепная стилизация). В настоящее время жду тексты от Лукьяненко ("Понедельник"), Лазарчука ("Малыш"), Успенского ("Парень"), Рыбакова ("За миллиард лет"), Геворкяна ("Страна Багровых туч"), Измайлова ("Хищные вещи"), Кубатиева ("Трудно быть богом"), Покровского ("Жук в муравейнике") и еще кое от кого. Короче, тексты, сданные мне до марта, имеют шанс войти в 1-й том антологии, который мы попытаемся издать к маю, чтобы устроить презентацию на "Интерпрессконе". Все это не исключает издания (скажем, осенью) 2-го тома, а может и еще нескольких – дабы все желающие (и достойные этого) могли высказаться. Антология делается с полного согласия Бориса Натановича, он же пообещал написать послесловие. Хотя 4 года назад, когда я впервые на Семинаре высказал эту идею, сильно сопротивлялся. Издавать книгу будут "Terra Fantastica" (подготовка, макет) и "АСТ" (тираж, сбыт). Вроде пока все. С приветом, Андрей Чертков, составитель и ответственный редактор |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() ---оооОООооо--- ТАНКИ ИДУТ "РУМБОМ" В Приднестровье стреляют. Войнуха. Штаб-квартира ВТО в Тирасполе скорее напоминает замок ужаса, нежели штаб и квартиру. Сюда на защиту собственности ВТО МПФ съехалась почти вся старая и молодая гвардия: господин альбатрос Бушков, черный человек Головачев, мухобой Пидоренко. Даже Василий Звягинцев покинул Итаку. Сам же известный приднестровско-сибирский фантаст В. Пищенко в раздумье: остаться в Тирасполе или возвращаться в снежный Новосибирск. В общем, миров двух между. Одно радует, благодарные читатели из МолодоГвардейской Таманской дивизии готовы предоставить ему именной танк "Великий Гепард", на котором Пищенко сможет совершать вояжи по магазинам и ездить на уикэнды в Одессу. ---оооОООооо--- КУРИЦ — ГЕРОЙ ГАЛАКТИКИ! Недавно стало известно, что Леонид Куриц наконец-то принял решение о проведении в июне 1993 года Первой Международной научно-практической конференции "Курицевские чтения". Все расходы за питание и проживание фэнов взяли на себя спонсоры — торговый дом "Куриц, ЛТД" и Николаевский бройлерный комбинат им. Луначарского. Оргвзнос — 1500 рублей и 1000 купонов. Уже дали согласие на участие: Дрозд, Сыч, Орлов, Щеглов, Синицын, писатель Ю.Петухов и важная птица из ВС КЛФ М. Якубовский. Гостей ожидает разнообразная программа. Вот темы только некоторых докладов: — Сергей Лифанов. "Об упоминании слова "курица" в произведениях АБС". — Роман Арбитман. "Куриная слепота советских фэнов, или Ренессанс молодогвардейской фантастики". — Владимир Васильев. "Курица — не птица, женщина — не человек" (взгляд изнутри на творчество семьи Козинец). - Гарри Гаррисон. "Сижу с Курицем — ем курицу..." (мемуар). — Ивайло Рунев. "Об опыте перевода фамилий некоторых советских фэнов на болгарский язык" (монография). Кроме того, КЛФ "Арго" учредил премию "Бронзовый Говорун", первым лауреатом которой, по всей видимости, станет С. Гансовский (повесть "ИНСТИНКТ?") за увековечивание обра за Курица в мировой фантастике. Поощрительную премию за статью "Куриц — герой Галактики" получит фэнзин "Страж-птица", если успеет выйти к тому времени. Культурная программа ожидается насыщенной и интересной. Компания СиБиэС уже закупила все права на показ "Шоу Лени Курица". (СиБиэС — "Синицын, Байкалов энд Семецкий"). Так же в программе: выступление известного московского укротителя А. Безуглого со смертельным номером "Укрощение Тигра"; танец маленьких лебедей в исполнении балетного трио МММ (Минич, Можаев, Мартыненко); ария Мистера Икса (исполнитель преподаватель Р. А. из Саратова, у рояля — сионист Пердюк); а также любимые развлечения одесских фэнов — игра "фуфа" и бег в мешках по пересеченной местности. Хор мальчиков Совета КЛФ Украины исполнит полюбившуюся песню: "Чому я нэ Курыц, чому нэ литаю на Евроконы, та на Волдконы..." Будет работать гриль-бар "Курочка Ряба". Все желающие участвовать в конференции должны прислать свои заявки не позднее мая месяца 1992 года по адресу: Николаев, Изнакурнож, читальный зал, Лене. А. Стражптицын ------------------------------------------------------ --------- АНОНС ! АНОНС ! АНОНС ! АНОНС ! АНОНС ! АНОНС ! АНОНС ! АНОНС ! ------------------------------------------------------ --------- Читайте и выписывайте пятый номер журнала альтернативной истории фэндома и фантастики "НИКОГДА". В пятом номере: С. Бережной. "Чертков и Шелухин в застенках Николаевского КГБ". "Пришлите мне куклу Барби" (почта "НИКОГДА"). Б. Сидюк. "Мой скромный вклад в международный фэндом" (мемуары). А. Лубенский. "Поддержал ли Фонд Фантастики ГКЧП?" (журналистское расследование). |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() ------------------------------------------------------ --------- НОВОСТИ КИНО-ФАНТАСТИКИ ! НОВОСТИ КИНО-ФАНТАСТИКИ ! ------------------------------------------------------ --------- ЧЕРТКОВ — СОБАКА ! ! ! Группа товарищей. ------------------------------------------------------ ---------- "КОН-ВЕРСИЯ"!"КОН-ВЕРСИЯ"!"КОН-ВЕРСИЯ"!"КОН-ВЕРСИЯ"!"К ОН-ВЕРСИЯ" ------------------------------------------------------ ---------- ХРОНИКА НЕПРАВИЛЬНОГО ЗАВТРА. Все не так плохо, как вы думаете. Все гораздо хуже! Сенека, сын крестьянина Конвенты ныне удовольствие достаточно дорогое, как для участников, так и для устроителей. По этой причине в 92-м году ожидается некоторое их сокращение. Останутся два-три мелких, да несколько традиционных, но и их проведение до последнего дня будет оставаться под вопросом. Оргвзносы станут повышаться по нескольку раз за неделю, хотя к тому времени за рубли вообще ничего нельзя будет купить; и всем будет казаться, что рубли придуманы для уплаты оргвзноса на каком-нибудь конвенте. Возможно, состоится "АЭЛИТА". "Нам нечего терять, - сказал Сергей Казанцев. — Завтра все равно долговая яма!" Собранных по подписке денег хватит только на три с половиной месяца. Так почему бы не покутить напоследок? Кому будут вручать "АЭЛИТУ", пока не известно. Из старшего поколения необаэличенным остался Булычев, но он каждый год сам отказывается. Неужели подошло время "четвертой волны"? В общем, приезжайте в Све...катеринбург. Не пожалеете. "Комариная плешь", кажется, задохнулась окончательно. На остров Тузла сейчас претендуют сразу три государства — Россия, Украина и Республика Крым. Пока не ясна позиция Турции. Но все равно пограничный конфликт может оказаться нешуточным, и зона отдыха превратиться в зону военных действий. Кто рискнет приехать, пусть захватит и свое оружие, приготовленное заранее для Хоббитских Игрищ, которых в этом году все равно не будет, поскольку Саурон оккупировал квартиру Боровикова и полностью поглощен борьбой с хозяином. Осень. В Киеве состоится "Чумацкий шлях". И откуда киевляне только деньги берут? Не иначе, Шкляревский связан либо с партийной мафией, либо с международным наркобизнесом. Программа обычная — никакой. Состав участников — тот же. Кому-нибудь вручат приз. Ну и будет много водки, хотя затрудняюсь сказать, сколько тысяч она к тому времени будет стоить. А еще пройдут "московские катания". Опять на теплоходе, и опять во время путча. Всем участникам понравилось. Все свои, все рядом: и каюты, и буфет, и туалет. А наивные фэны пусть думают, что они там делом занимаются. Как видите, конвентов не так уж много. И будут ли они? И будем ли мы на них. Это, увы, прогнозам не поддается! А. Троттельрайнер, футуролог. ------------------------------------------------------ --------- несуСВЕТСКИЕ ХРОНИКИ!несуСВЕТСКИЕ ХРОНИКИ!несуСВЕТСКИЕ ХРОНИКИ! ------------------------------------------------------ --------- ПОМНИ, БОРЯ, ТЫ НЕ ДАРОМ ПОЗНАКОМИЛСЯ С ГАЙДАРОМ ! Тот факт, что Завгороднего знают все, уже давно ни у кого не вызывает удивления. Он на короткой ноге с помощником пресс-атташе президента Румынии Александру Мироновым, неоднократно пил с депутатом болгарского парламента Николаем Близнаковым, а недавно познакомился с вице-премьером России Егором Тимуровичем Гайдаром. И даже подарил ему пачку волгаконовских денег с собственным портретом. На долгую память, естественно. На удивленный возглас Гайдара: что это? — Боря гордо ответил: "Мои деньги. Павлову можно печатать, а я чем хуже?" И ведь действительно, ничем! Как стало известно из конфиденциальных источников, в скором времени кандидатура Бориса Завгороднего будет рассматриваться при назначении на пост министра финансов. Вот тогда заживем. ---оооОООооо--- РАЗВЛЕЧЕНИЕ — НЕ ОБЯЗАННОСТЬ ! Оригинальный вид спортивных состязаний — метание из окна на дальность — приобретает все большую популярность в фэндоме Содружества. Атлетов и зрителей привлекает доступность и универсальность этого вида спорта, поскольку в качестве снаряда можно использовать любые подручные средства, в том числе: табуретки, стулья, столы, шкафы, телевизоры и другие предметы домашнего обихода. К тому же, не требуется специально оборудованных площадок. Проводившийся недавно в Москве чемпионат собрал многих поклонников этого поистине захватывающего зрелища. Фаворит прошлогоднего сезона, чемпион Союза в полутяжелом весе Андрей Синицын (г. Москва) вновь потряс своих болельщиков. Ловкой подножкой Андрей вывел из строя хозяина квартиры и метнул кресло-кровать на расстояние 17 метров 23 сантиметра, что на сегодняшний день является абсолютным мировым рекордом в метании с третьего этажа по классу тяжелых кресел. В командном зачете неплохо выступили ленинградцы, но лидером оказалась молодая команда из подмосковного города Люберцы, которую тренирует известный в прошлом атлет Тигр. За контрольное время они выбросили в общей сложности 43 предмета вместе с популярным переводчиком А. Корженевским. На вопрос нашего корреспондента: как он оценивает прошедший турнир? — Андрей Синицын смущенно ответил: "А что, здорово повеселились..." |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Страж-Птица #18 " К Л Е Й П У Ч К А П Ь Е Т В С Е ! " ЛАУРЕАТ ПРЕМИИ Ф О Н Д А Ф А Н Т А С Т И К И (посмертно) " С Т Р А Ж — П Т И Ц А " N 18 "Это надо же, жив! Опять жив!" А. и Б. Стругацкие. "Хромая судьба". С Е Г О Д Н Я Н А С Т Р А Ж Е : Н. Горнов — гл. редактор А. Диденко — генеральный отв. секретарь Г. Горнова — директор Издательства С. Павлов-мл. — мэтр М. Исангазин — мэтр шестьдесят два IBM PC AT/XT-486 — "розовая" мечта "белой" сборки ============================================================== НИКОЛАЕВ — ОМСК — МОСКВА — КИЕВ — САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - ЛОС-АНЖЕЛЕС — НЬЮ-ВАСЮКИ — ЖМЕРИНКА. ============================================================== Вся валютная часть выручки от продажи номера в странах Африки и Ближнего Востока будет направлена на ликвидацию последствий "ИНТЕРПРЕССКОНА-92" ============================================================== (c) — "СТРАЖ-ПТИЦА", 1992 г. (c) — А ПОШЛИ ВЫ ВСЕ К ЧЕРТЯМ! — 1992 г. Дамы и господа! Слухи о нашей смерти несколько преувеличены, но не на много. "СТРАЖ-ПТИЦА" находится в состоянии комы и жизнь ее в серьезной опасности. Тем не менее, редакционные телетайпы не смолкают, по инерции выбрасывая пачки материалов и новостей, которые с каждым днем все страшнее и страшнее. Предчувствие гражданской войны... Однако, вселяет уверенность опыт отцов. Помните у Твардовского — "кто сказал, что надо бросить песни на войне?" Мы надеемся найти свое место и на партизанских тропах, и на редких привалах. А пока — последние глотки свободы. Итак... Редакция ...похоже на то, что Сидоркон хочет жить. И с каждым разом он становится все степенней и представительней. Поневоле сбиваешься на патетический лад, что не совсем характерно для "СП". Впрочем, все по порядку... ------------------------------------------------------ -------- КООРДИНАТЫ ЧУДЕС! КООРДИНАТЫ ЧУДЕС! КООРДИНАТЫ ЧУДЕС! ------------------------------------------------------ -------- А Л Ь Б О М И Д И О Т А Трудности в стране, естественно, наложили свой отпечаток практически на всем. Начиная с орг. взноса, который вылился в кругленькую сумму 1000 руб. (совершенно фантастическую еще год назад) и кончая отсутствием керосина для самолетов. В результате, десанта из двух первых лиц "СП" высадился на станцию Репино в 20-00 второго дня конвента, опоздав не только на раздачу слонов, но и — самое главное! — на ужин. Еще час прошел в бесполезных поисках "стрелок", якобы нарисованных Ларионовым, когда мы отчаянно напрягали слух, стараясь запеленговать направление, откуда должны доноситься крики и звон разбиваемых бутылок — звуковое сопровождение любого конвента, — но тишина ночного бора наводила на тягостные раздумья: а может никто не приехал? И, наконец, он — Дом Творчества "У погибшего Кинематографиста". Первое ощущение: "А неплохо, черт побери!" Уютный корпус, прелестные номера со всеми удобствами, щедрая трехразовая кормежка. Поневоле хочется творить. Вот просто взять — и Творить. А какие люди! И главное, нет банды из "Бесконечности", тыртышных, коломийцев, стульников и прочих рыцарей "плаща и языка". Всего было человек 120. Половина писатели и переводчики. Внушительный корпус творческих работников настолько положительно повлиял на общий ментальный фон, что многие фэны стали стучаться в чужие номера. Что характерно, и это заметно все больше, писатели старшего поколения потерялись в массе молодых творцов "четвертой волны". Все, кроме Б. Н. Проявляя чудеса героизма, он варился в этом котле от звонка до звонка. Честно ходил на все секции и семинары, не просыпая на завтрак, как некоторые малосознательные граждане, не уклонялся от бесед на вольные темы и терпел присутствие фэнов в своем номере. Еще одна достопримечательность — Витя Пелевин собственной персоной, доселе как-то сторонившийся подобных мероприятий. С точки зрения нормального фэна человек он с т р а н н ы й, хотя и несколько переигрывает в своем стремлении показаться этаким угрюмым парнем "от станка" с вечным вопросом: "а выпить чего-нибудь есть?" и шокирующими заявлениями типа: я вообще ничего не читаю! "Чукча не читатель..." Это мы уже проходили. Чего у Вити не отнять, это гибкого аналитического ума, трех персоналок, спутникового карманного телефона и умения писать хорошо доже по английски. А пишет он все-таки здорово! Почитайте "Принц Госплана" и "Омон Ра". Но все это лирика! Не для бесед с писателями собирались. Писатели ан масс интересуют фэндом в качестве субъекта, с которым можно выпить водки, поскольку в Репино собирались только те, для кого книги товар, а товар, как известно, диктует товарные отношения. О делах сугубо серьезных разговор, конечно же, шел. Но все как-то не в отведенных для этого местах. На официальных мероприятиях народ все больше слушал бесконечную байку Бережного, который с успехом заменял отсутствующего Коломийца и готов был трепаться о чем угодно, лишь бы на публике. Проблемного разговора не получилось. Обмена опытом тоже. Либо опыта не густо, либо делиться никто не хочет. Блекло провели раунд и переводчики. Хотя последнее время вокруг них не стихают жаркие споры о качестве. Как обычно, порадовал новой обличительной речью Роман Арбитман, изощренно порубавший хвосты многоголовой гидре "сделано в МГ". Правда, в запале борьбы Роман перестал замечать, что его яростные атаки напоминают, скорее, бой с тенью. Впрочем, кто-то ищет масонский заговор, кто-то сионистский. Роман твердо направил свой карающий меч на МГ. У каждого свое хобби... Теперь, вкратце, о делах журнально-издательских. По традиции, те, кто уже выпускают журналы, проигнорировали конвент, за исключением гл.редактора "МЕГИ" и Бугрова с Казанцевым. На их фоне книгоиздатели смотрелись гораздо серьезнее. Их было много и на любой вкус. Крупных ("Эридан", "Северо-Запад"), средней руки (ТПО "ИЗМЕРЕНИЕ", "Борис Завгородний", "Хайтех", "Грифон"), игрушечных ("Глаголь", "Русское кино") и совсем анекдотичных, типа "Академии" из Николаева. Конечно же, приехал целинный богатырь (и наш давний друг) Стас Дорошин ("РЕНЕССАНС") — казахстанский партизан книгоиздания, который то работает, то снова скрывается в снежных вершинах. Он очень хотел, чтоб мы о нем написали. Стас, эти строки для тебя! А еще была финская банька. И бар с водкой "Распутин". И людены, бродившие друг за другом и за Б. Н. Во главе с Верховным Координатором Флейшманом, бдительно оберегавшим свою монополию на классика. В общем, хватило времени на все — и выпить, и поговорить. ПОСТСКРИПТУМ: Чуть не забыл, еще вручались премии "БРОНЗОВАЯ УЛИТКА". Лично Борисом Натановичем. Н. Горнов ------------------------------------------------------ --------- "ОРДЕР НА УБИЙСТВО"!"ОРДЕР НА УБИЙСТВО"!"ОРДЕР НА УБИЙСТВО"! ------------------------------------------------------ --------- ВСАДНИКИ НИОТКУДА, или Мне в Париж по делу срочно! -------------------------------------------------- (Особое мнение критика Л.) С каждым годом все больше нф-премий появляется в странах нашего Содружества. Однако, премия премии рознь; и ту же "АЭЛИТУ" не поставишь в один ряд с каким-нибудь призом КЛФ из Простоквашино за лучшую публикацию в их простоквашинском фэнзине, пускай даже оба приза вручают на одном и том же конвенте. Премии бывают большие и малые, литературные и "за вклад", престижные и не очень. К большим престижным премиям в скором времени несомненно будет относиться и "БРОНЗОВАЯ УЛИТКА", в которую всего за год эволюционировала премия Бориса Стругацкого, сменив за одно с названием как форму, так и содержание. Все течет. И теперь не за публикации в фэнзинах награждает, а за лучшее произведение года в жанре фантастики. Фэнзинов уже нет, а премию жалко. Не пропадать же ей! Лауреатами "Бронзовой улитки-91" стали Михаил Успенский (повесть "Чугунный всадник"), Михаил Веллер (рассказ "Хочу в Париж") и Сергей Переслегин (статья "...Иллюзии и дорога"). Конечно, Борису Натановичу виднее, кто достоин долее всего, и не нам, простым фэнам, указывать ему. Однако, почему бы не высказать свое мнение относительно лауреатов и их произведений. Хотя бы вкратце и лишь изредка переходя на личности. "Чугунный всадник". Масштабное полотно постсоциалистического постреализма. В общем-то интересно и местами даже смешно. Но есть у Успенского один недостаток: его произведения устаревают быстрее, чем выходят в свет. Это беда каждого, кто пытается писать на злобу дня, но у Миши, похоже, еще одна беда — последнее время он уже стал отставать и от этой самой "злобы", несколько зациклившись на проблемах первого в мире социалистического государства, каковым мы уже по сути не являемся. Сатира, направленная в прошлое, вот и "Чугунный всадник" тому пример. И боюсь, уже через год многое в повести не покажется забавным, а будет вызывать в лучшем случае недоумение. Слишком быстро мы забываем прошлое. Когда-то Веллер написал рассказ "Хочу быть дворником". Меняются общественно-экономические формации, меняются и желания. Теперь вот появился рассказ "Хочу в Париж". Рассказ-то замечательный, слов нет, но есть один нюансик - его лишь с очень большой натяжкой можно назвать фантастическим, впрочем, как и "Чугунный всадник". Но, что интересно, и сами авторы не претендуют на звание "писатель-фантаст". Они творят Литературу и тусуются неподалеку. В общем, ребята из своего круга - "бармалеевского". А это, по-моему, маловато, что бы вручать премию за л у ч ш е е произведение года в жанре ф а н т а с т и к и. Впрочем, Борис Натанович выбирал лучшее из номинационного списка, составленного фэнами (Казаков, Миловидов, Николаев, Сидорович, Чертков, Флейшман). Вадику нравится Успенский, Николаеву — Веллер, Черткову — Пелевин. Значит, они фантасты. Так же, как Гомер, Шекспир, Кастанеда и Маркес. И, в заключение, пару слов о Переслегине. Он, как жена Цезаря, вне подозрений. Рыцарь "Улитки". Он обречен быть прикованным к ней навечно, как каторжник к ядру. Луарвик Л. Луарвик ------------------------------------------------------ -------- "НАГРАДЫ,ПРЕМИИ,ПРИЗЫ"!"НАГРАДЫ,ПРЕМИИ,ПРИЗЫ"!"НАГРАДЫ ,ПРЕМИИ" ------------------------------------------------------ -------- ПРОЛОГ ------ — Шура, сколько вам нужно для счастья? — Сто рублей! — Нет, не теперь, а вообще, посчитайте все. Балаганов долго молчал, шевелил губами, глядя на Остапа, и наконец произнес: — Шесть тысяч четыреста! И. Ильф, Е. Петров. "Золотой теленок" ---оооОООооо--- Свершилось! Наконец-то "СТРАЖ-ПТИЦА" стала лауреатом премии, которую не сама для себя учредила. Да, достали мы Михаила Альбертовича. Достали... Если немного углубиться в историю вопроса, то можно вспомнить, что впервые новый приз Фонда Фантастики вручался в прошлом году "СИЗИФУ" и "Оверсан-информу". Нам, естественно, не досталось. Рылом не вышли! Нет, "СП" всегда презрительно относилась к внешним проявлениям успеха, однако задается, знаете ли, иногда, и лучшие силы были брошены на штурм Донского Бастиона под знаменами уязвленного самолюбия. Десятки людей в разных регионах страны, сами того порой не ведая, принимали участие в широкомасштабных акциях под кодовыми названиями "Бомба для председателя" и "ШиП" ("Шантаж и Подкуп"). И вот долгожданная минута торжества. Триумфа человеческого разума над Силами Тьмы. Михаил Якубовский после драматической паузы оглашает имя лауреата — "СТРАЖ-ПТИЦА"! И конец его речи тонет в овациях и восторженном реве зала. Да, народ любит свою "Страж-птицу"! Правда, радость победы омрачали два немаловажных факта. В результате наших контрударов вымерли все конкуренты, и "СП" в 1991 осталась не только единственным достойным, но и вообще Е Д И Н С Т В Е Н Н Ы М претендентом на приз. Слегка перестарались, однако! К тому же, если в прошлом году на 200 дармовых рублей можно было сделать тираж трех номеров и еще оставалось на шампанское, то в этом году призового фонда не хватит даже на один номер. Вот такая алгебра триумфа! Миша, а может добавишь? ЭПИЛОГ ------ — Скажите, а двести рублей не спасут отца русской демократии? — Я полагаю, торг здесь не уместен! И. Ильф, Е. Петров. "12 стульев" |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Сокращения АБС – Аркадий и Борис Стругацкие БНС – Борис Натанович Стругацкий ВГВ – Волны гасят ветер ВНМ – Второе нашествие марсиан ГЛ – Гадкие лебеди ГО – Град обреченный ДР – Далёкая Радуга ЖВМ – Жук в муравейнике ЗМЛДКС – За миллиард лет до конца света М – Малыш ОО – Обитаемый остров ОУПА – Отель «У погибшего альпиниста» ОЗ – Отягощённые злом ПИП – Парень из преисподней ПНО – Пикник на обочине ПОДИН – Повесть о дружбе и недружбе ПХХIIВ, П22В – Полдень, ХХII век ПНВС – Понедельник начинается в субботу ПНА – Путь на Амальтею СОТ – Сказка о Тройке С – Стажёры СБТ – Страна багровых туч ТББ – Трудно быть богом УНС – Улитка на склоне ХВВ – Хищные вещи века ХС – Хромая судьба ШС – Шесть спичек |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Отходя от факта, от реальности (грубо говоря, КГБ), авторы рисуют более общую, более абстрактную картину – и ловят при этом более общие, более абстрактные закономерности, которым удовлетворяет и то (факт, реальность), от чего авторы отталкивались (грубо говоря, КГБ), и то, чего они в виду не имели (и чего, может быть, еще не существует, но, м.б., когда-нибудь появится). Они как бы переходят от конкретных значений в формуле (грубо говоря, КГБ) к ПЕРЕМЕННЫМ – к ИКСУ, который может принимать значение (грубо говоря, КГБ), а может принимать и другое значение. Переход от факта (грубо говоря, КГБ) к фантастическому элементу (грубо говоря, к Гомеостатическому Мирозданию) – это и есть переход от конкретного значения к переменной. Т.е. это – решение задачи В ОБЩЕМ ВИДЕ. Я это очень чувствую в творчестве АБС – нахождение ими очень общих, а не частных, закономерностей, и связь этого с фантастикой, с тем "антуражем" и "колоритом", которые саим авторы так искренне презирают. – И пива тоже! 10. По-моему, этот вопрос смыкается с предыдущим. Во-первых, я считаю, что мнение Стругацких – только Б), а А) ими уже неоднократно дезавуировано и отвергнуто. С чем и не соглашаюсь. Пускай главное остается на Земле. Я не спорю и не отказываюсь от этого главного. Но! Я лично желаю вертикального прогресса в галактических масштабах, что бы эти слова ни означали! Я прекрасно знаю, что эта задача не решается. Меня интересует, как ее решать! К.Хунта 11. Да не побьют меня еще раз. Я не отношусь однозначно плохо к Прогрессорам и -ству, как стало модно в последнее время. Признано, что для АБС типично ставить героев в ситуацию выбора. Мне хочется уточнить – в ситуацию БЕЗНАДЕЖНОГО ВЫБОРА, в безвыигрышную (морально) ситуацию. Налево пойдешь – сволочью станешь, и направо пойдешь – сволочью станешь. Выбор Переца. Выбор Сикорски. Выбор Руматы. Выбор Склярова. Выбор Малянова. Есть ли у любого из них ДОСТОЙНЫЙ выход? По-моему, нет. Поэтому я не могу относиться однозначно плохо к Сикорски в ситуации с Абалкиным. Он хорошо и правильно делал свою нужную работу. Если Сикорски – параноик, то это неинтересно. У него своя правда. Он выбрал – и стал сволочью, убийцей. А Малянов – медузой. Что же они, неправильно выбрали оба? А если бы оба выбрали наоборот? Тогда Малянов стал бы убийцей (сына), а Сикорски – медузой. (А если "хорек в курятнике", то все равно убийцей). Я не ястреб, и позиция Максима мне ближе. Но это мое личное дело, а не решение проблемы. А проблема решения не имеет. В частности, говоря о Прогрессорстве, невмешательство не есть достойный выход. В конце концов, о том, что не вмешиваться нельзя ("Сердце мое полно жалости..."), сказал Румата, а вовсе не дон Рэба. И, разумеется, Прогрессорство – это дело, где, уже решаясь на вмешательство, НЕВОЗМОЖНО выбрать оптимальную стратегию. То есть – оптимальную можно, беспроигрышную, бескровную нельзя. Нельзя, чтоб овцы целы. Можно, чтобы целых овец осталось побольше, но в любом случае их останется мало. Нельзя в этом винить прогрессоров. Я совершенно не понимаю ненависти Тойво к Странникам. Вот это, видимо, и есть в чистом виде ксенофобия. Наверное, его чувство номрально и естественно, но "естественное мало подобает человеку", разве нет, господа Баневы? 12. Мнение АБС меня убило. Конечно, интересно и все сходится, но прийти к этому самостоятельно, без разъяснения авторов, невозможно. Наверное, и не надо? Как раз, по-моему, иллюстрация того, что я говорил, отвечая на 9 вопрос: Лес и Управление отвечают на большее количество вопросов, чем поставили авторы. Читая, я себе это представлял попроще. Ну, и как-то у меня так отложилось: Управление – это Порядок (хотя какой там порядок! А вот ассоциируется). А Лес – это как у Лема Солярис: Черный Ящик, Искаженный Мир. То, что тебе понять, привести к известному, к порядку не дано. Иррациональное изначально и навсегда. 13. Отношусь неплохо. Меня спасло то, что, идя на "Сталкера", я твердо знал, что Стругацких не увижу, и не ждал ничего "стругацкого". Поэтому не было разочарования. Фильм этот понимаю только маленькими кусочками. Но отношусь к этому спокойно: не дано – так не дано. Подумаешь. Было несколько приятных моментов. Мне показалось, что это не только ПнО, а и еще 2-3 романа, уж ГЛ-то точно. Я верю, что сценарий писали АБС, а не Тарковский лично. Кстати, хотя смотрел фильм давно и всего один раз, многое врезалось в память сильнее, чем в фильмах, чем в фильмах, которые смотрю много раз и понимаю. Конечно, жалко ПнО. Впрочем, посмотрев фильмы по ОУПА и еще много-много кинофантастики... Лучше уж так. 1992, 1993, 1994, 1995. А.Цеменко, ответственный за переписку КЛФ "Послезавтра" |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() (Продолжение) Что ж вы разговоры разговариваете? Помогать надо, а не разговоры разговаривать. Длинный тонет, а они разговоры разговаривают! Тирьям-пам-пация. Завтра мы пойдем в Город. Не на Выселки пойдем. Не в Муравейники. В Город мы пойдем завтра. Золотой Козел или Золотой Осел? Проклятое демократическое воспитание. Смотрел на счетчик Юнга. Словно в зеркало гляделся. Итальянский вы тоже знаете? В этих пределах – да. Поль понял, что корриды не будет. Без Копылова жизнь не та. Погода, господа, нынче снег. Изнасилован мокрецом. Согласитесь, самое естественное менее всего подобает человеку. И спросил меня: "Откуда?" Так, кажется, у Верблибена? Гони его в шею. – С удовольствием. – Ну там с удовольствием или без, это меня не касается. В таком вот аксепте. Я по натуре не Пушкин. Я по натуре Белинский. – Ты по натуре кадавр. Немузыкально заорал. А я-то думал, что ты у нас дурак! Оппозиционерский животик. Не импотент какой-нибудь занюханный. Ты меня не любишь. И никто. Я терпеть не могу жидов. Но я ничего не имею против евреев. Взять, к примеру, Кацмана... Не матерись при женщине, ты, ...! Хватит с меня собачьего мяса. Зачем же вы, голова садовая, повели ее в бильярдную? – Ну не в буфетную же мне ее было вести. Осязательная галлюцинация. Гастрономический нонсенс. Сопляк ты сопливый. И животноводство! Я к вам равнодушен! Доктор гонорис кауза. Не бывает. Некое благородное безумие. Кодируем помаленьку. Отнюдь. И более того – отнюдь нет. Интересно и другое. По-моему, через книги АБС в словарь широких масс входят даже не их личные цитаты и неологизмы, а просто обычные слова и выражения, бывшие неупотребляемыми ранее и чем-то полюбившиеся АБС. До АБС не говорили, а после них стали говорить повсеместно: подсмыкнул поедал лакуна (не было такого слова в русском языке! А теперь послушайте телевизор) и в заводе этого нет и другим закажет споспешествовать покивал благодушно седалища комариная плешь хватить шилом патоки и так далее. По-моему, и "капуста" в смысле деньги широко пошла после ПнО, хотя придумали это не АБС. Писатель и не должен ни в чем разбираться, а должен улавливать тенденции повышенным чутьем художника. ГЛ 9. Сейчас, похоже, следует спрашивать наоборот: следует ли понимать АБС ТОЛЬКО метафорически, как повествующие только о настоящем, или же позволительно понимать их и немножечко буквально, как повествующие немножечко и о будущем тоже? По-моему, если воспринимать ЗМЛДКС или ЖВМ как повести только о, грубо говоря, КГБ – это сильно их обедняет. Гадом буду, сильно. Все-таки не зря, не случайно АБС пишут фантастику, а не хронику. Даже если Гомеостатическое Мироздание для самих авторов – это ничего не значащий антураж, даже если они его сами не ценят и не "имеют в виду", все равно оно накладывает отпечаток на повесть. В том числе на смысл повести, а не только на ее легкоусвояемость. Я это представляю себе так: |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Я, читавший АБС, и я, вдруг бы их не прочевший – это две большие разницы. Перефразируя Жилина, АБС научили меня тому, что: Жить надо весело. Благими намерениями... Невмешательство – не позор, нетерпение сердца – не доблесть. Безвыходные ситуации БЫВАЮТ. Идеальных решений НЕ БЫВАЕТ. Пораженье – не позор. Человечность выше целесообразности. Жизнь стоит изменять. Людям стоит выжить. Ввязываться в безнадежные дела стоит. (Как ни странно): Думать, хотя и обязанность, но все-таки – и развлечение тоже. Те, против кого делают революции, быстрее всего приспосабливаются к новым условиям. И ГЛАВНОМУ (для меня): ПОЛУАВТОМАТИЧЕСКИЙ ИСТРЕБИТЕЛЬ ВСЕ РАВНО ЛЕТИТ, ЧТО БЫ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ НИ ГОВОРИЛИ ТОЛПЫ ПОЭТОВ. (УНС) – А этот ваш Луи Седловой не пробовал путешествовать в описываемое НАСТОЯЩЕЕ? 6. Скажите, а кого читают СЕЙЧАС? Из писавших сто лет назад? Ну, Дюма – бесспорно. Остальное – Библия, Тарзан, Жюль Верн, Пушкин, Достоевский – уже спорно. Говорят же, всерьез, что сейчас НЕ читают Пушкина. А другие, тоже с некоторым основанием, говорят, что сейчас ДА, читают, скажем, Курочкина и Минаева. Верно, кто-то их читает, я таких людей знаю. Будут ли читать АБС через сто лет? Как Дюма – не будут. Наверное, будут читать так, как сейчас читают Жюль Верна и Уэллса. Читают ли сейчас Жюль Верна? Не знаю, не знаю... Уэллса так, по-моему, точно не читают. Но ведь бесспорно – и Уэллс, и Жюль Верн ОСТАЛИСЬ. Несомненно, останутся и АБС. А насчет кого читают – это такой больной вопрос!!! Мой хороший знакомый в начале перестройки держал платную библиотеку. Он, естественно, закупал для нее в первую очередь самые дорогие и престижные на рынке книги. Читатели его сильно удивили: многие книги, за которыми на рынке давились, в библиотеке пользовались нулевым спросом. Мы-то, конечно, молчаливо предполагаем, что сейчас читают Пушкина, Цветаеву, Стругацких, Жюль Верна. А спросите любого десятиклассника: ЧТО ты читал у Жюль Верна. Боюсь, нас даже здесь ждет сюрприз. Общеизвестно и неоднократно (не только Стегалиным) проверено экспериментом: случайный человек на улице сегодня (Полдень, Двадцатый век) называет только двух современных советских фантастов: первый всегда – Беляев, а второй – на выбор: Ефремов, Казанцев, Головачев. Если же он называет Стругацких, то перечисляет еще 50 фамилий и вообще оказывается или люденом, или организатором известного конвента. А теперь серьезно. Будут ли АБС читать через 100 лет? Фантастика, увы, стареет даже быстрее нормальных жанров. Уже сейчас сходят СБТ, ПнА, С, ДР, ПкБ. Пиявок на Марсе нет. Спутники Марса – естественные. Это мешает читать. Не нам, естественно, а тем, кто читает в первый раз. Сюда же – вечная статуя Ленина, концепции геройства/мещанства, вопрос о том, кого спасать с Радуги – всерьез... С другой стороны, есть книги другого жанра. В ГЛ, ГО, ЗМЛдКС, УНС того, что может не сбыться, нет вообще. Может быть, вопрос "будут/не будут читать" зависит именно от этого, а не от достоинства конкретного романа. А теперь совсем серьезно. По-моему, АБС читать через 100 лет будут. Я очень надеюсь, что будут. Я очень хочу, чтоб читали! Пусть будут читать АБС через 100 лет!! Давайте хором скажем: пусть читают АБС через 100 лет! (а полуавтоматический истребитель все летит и летит...) ЕСЛИ Я ПРОЖИВУ ЕЩЕ 100 ЛЕТ, Я БУДУ ЧИТАТЬ СТРУГАЦКИХ! – Все это порождение невежественного воображения, – возразил Алек с достоинством. ОУПА – А капитана у нас звали Баттокс. ГЛ 7. Все эти мнения – неискренни, нелогичны, написаны с единственной целью – уязвить АБС все равно чем. Типичное "ты зачем слоника обидел?" или "молчать, я вас спрашиваю!". Интересно другое. Сказали бы мне пять лет назад – ни за что бы не поверил, но сейчас я отношусь к этим мнениям чуть ли не равнодушно. Даже два года назад бы не поверил. Помню, когда я первый раз прочел все это, ходил больной дня три. Ходил, как будто лично мне кто-то наплевал в душу. С утра до вечера вел мысленный бой с тенью и был близок к тому, чтобы закричать в пространство "Самы вы идиоты!" при большом скоплении постороннего народа. Я хотел что-то кому-то доказать. А сейчас мне даже писать не хочется об этих высказываниях. Думаю, что я, и не только я, потеряли интерес к нуль-критике по двум причинам. Во-первых, потеряв реальную власть и монополию на слово, они мгновенно стали никем. Три строки ругни АБС в единственном в стране сборнике фантастики – это событие. Мнение редактора единственной в стране редакции фантастики – это мнение. А мнение лично писателя В.Щербакова – это тьфу. Во-вторых, тогда они в какой-то степени держали монополию и на идиотизм. С тех пор, после появления у нас политической борьбы, мы наслушались такого... Грубо говоря, после Жириновского В.Бондаренко уже не воспринимается как уникальное явление. Кстати, да не побьют меня действительные члены группы, я резко различаю статьи и реплики вышеупомянутых господ и, скажем, статью Василенко. Ее непонимание АБС по-прежнему кажется мне искренним и незлонамеренным. К попыткам выпендриться за счет АБС типа "Башни из моржовой кости" я тоже отношусь с пониманием. 8. Распространившаяся в последнее время как пожар не только среди фэнов приятная игра – вести разговор цитатами из АБС (добавляя к каждой с легкой руки Керзина "Откуда?") – сделала сам этот вопрос чуть-чуть то ли слишком легким, то ли наоборот. Такое впечатление, что в некоторых книгах АБС может цитироваться любая фраза. Длинные и редкие цитаты из АБС я слышал от самых неожиданных людей. Один мой знакомый лейтенант ПВО (правда, не настоящий, а двухгодичник), при мне в 84-м до ужаса пугал солдат и майоров воплем "Вирулли!" при каждом успехе в изучении матчасти. Вот то, что я вспомнил буквально за час (в другой час вспомнил бы другие). Массаракш! Вирулли! Мнэ... Народ любит... Народу не нужны... Пиво – это от слова "пить". Расстрелять крупной дробью. Рядовой Зойза! Почему не открываете огонь?! И баронесса была бы недовольна. Шерсть на носу. Выбегалло забегалло? Перестаньте бренчать! Выдернули ему ногу, теперь не лазит и другим лазить закажет. Салака. Личинка. Именовать пробабилитиком. Господа! Деньги – это прах! (Продолжение следует) |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() П О Н Е Д Е Л Ь Н И К 4 (138) Абакан 12 февраля 1996 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К 5 (139) Абакан 26 февраля 1995 Так вот, господин Паприкаки, наша подборка основана на тщательном анализе поступивших в редакцию писем. Господин Убуката совершенно прав: мы располагаем корреспонденцией, гораздо более резкой и невыдержанной. Но в подборку мы включили как раз самые спокойные и сдержанные письма. А.Воронин Анкета необъясненного явления Андрей Цеменко: 1. Фамилию прочел впервые еще до школы – в книге М.Сергеева "Волшебная галоша". Как реально существующих писателей тогда не воспринял, а фамилия запомнилась – броская, забавная. Первую мою книгу братьев – СБТ – я прочел классе видимо, в четвертом. Достаточно случайно – в том смысле, что не искал именно Стругацких, наоборот, начал с Днепрова (это был красный том Днепров/Стругацкие), после "Глиняного бога" долго отходил и СБТ начал с опаской, с готовностью немедленно бросить, если впечатление от него будет хуже – чтобы не портить удовольствие от Днепрова. С другой стороны, достаточно закономерно – потому что я методично прорабатывал дедову полку фантастики и мимо Стругацких было никак не пройти. После СБТ, которая мне очень понравилась (загадка Тахмасиба! Хиус верзус Венус!) я стал искать уже прицельно – именно Стругацких. Попал на ТББ и чуть было не бросил читать братьев навсегда. Увы, благородные доны! В первый раз взяв ТББ в руки, я бросил книгу на десятой странице. Мне страшно не понравилось, что вот только что рассказывалось об Антоне, и вдруг авторы его бросили на произвол судьбы и стали писать о каком-то никому не нужном доне Румате. Тут-то я книгу и бросил. Молод был и, сами понимаете, глуп... Месяц-другой еще я рассказывал о том, какие АБС зануды. Потом обошлось – прочел ПНВС, стал умнее. Проскочил десятую страницу. К слову. А как я добывал Стругацких! В детской библиотеке мне два часа искали в запасниках "Стажеры" и гордо принесли "Стожары" Мусатова. В десятом классе я вдруг обнаружил, что не прочел "Шесть спичек", и приперся в детскую библиотеку, к первоклассникам – было очень неудобно, у нас в провинции это не принято). ГЛ сначала прочел полглавы (с фотографий 4х6 через лупу) – все, что было у друзей. Остальное – года через три. Долго не верил, что в СОТ есть герой Панург. Что вы мне сказки рассказываете! Я же ее сам читал! 2. Как человек, часто претендующий на объективность, я в таких случаях различаю "лучшие" и "самые любимые". Как у Дорона в "Пяти президентах": "срочно" отдельно, "важно" отдельно, "секретно" отдельно. Если говорить о самых любимых, я в свое время переболел практически каждой вещью АБС. Очень ярко и отчетливо помню, как моим самым любимым произведением был ПнА, ОУПА (очень долго), М, С, П22В, ПНвС, ГЛ, ПНО, ЗМЛДКС, ХВВ, ДР, трилогия "Каммерер", УНС... Абсолютно все это остается любимым и сейчас. Когда перечитываю сейчас каких-нибудь "Стажеров", то, кроме обычного, удовольствие получаю еще и от того, что вспоминаю свое когдатошнее впечатление и вообще как бы возвращаюсь в молодые годы. Самые мои любимые на сегодня, наверное – ПНВС, ПНО, ЗМЛДКС, ГЛ и ОО. Да! И ОУПА (только что перечитал). А самые лучшие, важные, ценные... крутые... По-моему, это ПНО, ЗМЛДКС, ГЛ, УНС, ГО... Героическим усилием останавливаюсь. 3. Я вообще люблю составлять хит-парады. И этот вопрос для себя решил довольно давно. И независимо от. "Во все времена" все-таки не получается. Или даже так: по-моему, фантасты более поздних поколений сильнее, чем предыдущих. Не исключая Свифта и Уэллса. Так что все-таки, скажем так: Полдень, 20 век. Сильнее АБС – Лем. Явно на одном уровне с АБС – Брэдбери, Шекли. Может быть, сильнее – Булгаков. А может быть, и нет. В Булгакове все-таки слишком сильна легенда, слишком его делает свита. А если так, без свиты, король против короля – тут еще посмотреть надо. Может быть, на одном уровне с АБС – Толкин, Воннегут, Кобо Абэ, Бестер. А может быть, и нет. Явно ниже – Азимов, Саймак, Дик, Фармер, Уиндем, Ефремов. Это из китов. Желязны?.. Не знаю. (Воннегут все же – писатель одного приема, Толкин – одного жанра, Бестер написал мало, Кобо Абэ – Запад есть Запад, Восток есть Восток... Азимов и Саймак неглубоки (только в сравнении с АБС, естественно). Дик и Фармер – как-то они зациклены, словно зашорены. Что-то в них такое... неуниверсальное... Уиндему не хватает самой малости. Как-то у него по-английски, что ли: одна повесть – одна мысль. Ефремова убивает пренебрежение (возможно, и демонстративное) беллетризмом, литературным мастерством). – Спасибо, книга у меня уже есть. 4. Постоянно. От плохого настроения, от тоски, от скуки. Когда устану от какого-нибудь жанра (например, временно объемся детективами, или зарубежной Ф, или 4-й волной). Когда вспомню, что давненько что-то не перечитывал... Вспомню впечатление от конкретной повести – перечитать! Вспомню (или напомнят) эпизод – перечитать! Придет кто-нибудь взять у меня Стругацких почитать – возьми это... А это я сам сейчас возьму – перечитаю. Просто попадется на глаза книга – открою, прочту абзац – и до конца книги, а потом, естественно, с начала (кто-то из уже отвечавших на анкету, помню, собрат мой по несчастью). Любое вытирание пыли с книжных полок заканчивается у меня перечитыванием какого-нибудь тома, и чаще всего именно тома АБС. А когда-то (в школе, в институте) я перечитывал АБС еще и потому, что читать было нечего. ОУПА я читал, как поколения, по рассказам, смотрели "Чапаева". За год, наверное, раз 15. Две повести АБС когда-то в своей жизни я знал практически наизусть – ОУПА из "Юности" (потому что перечитал раз 30) и ГЛ (потому что перепечатывал дважды, медленно, еще толком не умея печатать). Правда, наизусть – не значит, что мог цитировать, как стихи, а гораздо скромнее – мог, скажем, читая другое издание, без текста для сравнения найти редакторские изменения. Наверное, в смысле траты времени все это плохо. Но в смысле полученного кайфа – хорошо. Многие книги (не АБС), которые я очень любил раньше, теперь мне нравиться перестали. Я очень боюсь того момента, когда мне перестанут нравиться АБС. Боюсь потерять постоянный источник радости. Пока, тьфу-тьфу... 5. "Повлияло ли" – сразу, не думая, ответ – да, разумеется! Повлияло! "В чем это выразилось" – некоторый шок: А действительно, в чем?! Конкретно? Так сразу и не скажешь. Наверное, ни в чем ЯВНОМ это не выразилось: в выборе профессии или там еще чего, названного словом... То, что я, хм, стал, хм-хм, люденом... Так оно больше и раньше на меня повлияло, чем мое позднее и ленивое люденство. Дело вот в чем: я очень сильно изменился, читая АБС. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Анкета необъяснённого явления : А. и Б. Стругацкие в восприятии фэнов и писателей / Центральная городская библиотека им. Н. В. Гоголя, Межрегиональная фэн-группа «Людены», Новокузнецкий городской клуб любителей фантастики «КОНТАКТ» ; [предисловие : В.Борисов] – Новокузнецк : Ник без Compani, 2019. – 96 с Новые меха старой идеи В середине 1980-х годов, будучи молодым, полным сил идиотом (записные книжки И. Ильфа), я много времени тратил на переписку. Причём письма я писал не только в клубы любителей фантастики, но и многим писателям (прежде всего, фантастам, конечно). И в один прекрасный день наткнулся в какой-то книге на вопросы Корнея Чуковского, который в начале двадцатого века анкетировал современников на предмет отношения к Некрасову, творчеством которого очень активно занимался несколько десятилетий. Подумав немножко, я тут же набросал несколько вопросов, кои казались мне тогда наиболее актуальными, о книгах и творчестве братьев Стругацких. На всякий случай обсудил эти формулировки с Александром Лукашиным и начал рассылать анкету по адресам писателей из справочника Союза писателей СССР. И некоторые мне даже отвечали. Позже я сделал ещё одну анкету, теперь уже о Станиславе Леме. И тоже рассылал кому ни попадя, хотя уже и не так активно. А ещё позже, познакомившись с работой Генриха Альтшуллера о развитии творческой личности, сделал анкету, основанную на идеях ТРТЛ. Часть анкет я публиковал – например, в «Понедельнике», ньюслеттере группы «Людены», или в «Тарантоге», ньюслеттере для лемоидов (лемологов, лемофилов и т.п.). Часть так и осталась в архивах. Николай Николаевич Калашников, приехав в гости в Абакан в июне 2019 года, заставил меня «раскопать своих подвалов и шкафов перетрясти», и мы даже кое-что нашли редкое, но совершенно точно – не всё. Хорошо помню, что сам я тоже отвечал на эти анкеты, и Сашу Лукашина заставлял, но где эти ответы хранятся теперь – загадка. Была у меня задумка собрать всё вместе, добавить вопросы последних лет, и опубликовать под общим названием «Мониторинг», но Николай Николаевич успел раньше. Что ж, пусть будет. Может, кому-нибудь это будет интересно… Владимир Борисов |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 58 Кристоферу Толкиену /Толкиена пригласил на ленч новый глава его бывшей школы короля Эдуарда в Бирмингеме; которая переехала в другой район./ 3 апреля 1944 (FS 13) Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Дражайший мой! В четверг ночью написал тебе аэрографию /письмо для военных за границей; на почте делали микрофотографию, и ее читали с помощью лупы/, но, увы, в пятницу не отправил, а в субботу сразу умчался в Брам {т. е. Браммаджем, местное название Бирмингема}. И ушла она только сегодня. Последнее твое письмо было от 13 марта (получено 28-го). Пятницу уже почти не помню; с утра сплошная очередь, добыл кусок пирога со свининой, потом, кажется, до жути гадкий и скучный до безысходности обед в колледже и счастливое возвращение домой еще до 9 вечера. Открыл «Хоббита», коего пописываю. Взялся было за (до сих пор мучительную) сцену новой встречи Фродо и Сэм, но быстро выдохся и опять переписывал и правил последнюю готовую главу (про Камень Ортханка). А вот суббота незабвенна. Серая, унылая, смурная. Но к 9 утра я был уже на ногах. Доехал на велосипеде до Пембрука, сдал байк и фонари. Сел на поезд, отходящий в 9.30, и он впервые (кажется, потому, что наконец меня дождался) вышел из Оксфорда вовремя (!!!), а в Брам опоздал лишь на несколько минут. Со мной ехали офицер ВВС («крылья войны», был, кстати, и в Южной Африке, хотя с виду староват) и молодой славный офицер из Новой Англии {янки из янки}. Они палили языком, а я стойко держался, и лишь когда янки заладил о роли «феодализма» в английской классовой солидарности и социальном менталитете, расчехлил орудие. Этот несчастный простак был инженер-химик и, естественно, понятия не имел о «феодализме» и истории вообще. Но из американской головы не выбьешь ни «феодализма», ни тем более «оксфордского акцента». Хотя, кажется, он задумался над словами, что английское отношение к швейцарам, дворецким и торговцам так же произрастает из «феодализма», как небоскребы — из индейских вигвамов, а обычай снимать перед дамой шляпу породил нынешние подоходные налоги; но явно до конца не поверил. Все же он, кажется, пусть поверхностно, усвоил, что «оксфордский» (то есть, грубо говоря, мой собственный) акцент не «притворство» или «принудиловка», а как все учится в детстве, причем не феодалами с аристократами, а простыми бюргерами. А когда я признался, что по его «английскому», кажется, прошлись грязной губкой, и вообще американцы, учитывая также их привычку сутулиться, вызывают (неверное) впечатление грубой деревенщины, мы почти сдружились. Выпили плохой кофе в комнате отдыха Сноу-Хилла {бирмингемского вокзала} и расстались. Потом я немного погулял по «малой родине». Кроме единственной ужасной груды обломков (напротив старого места школы), город, кажется, не слишком страдает от происков врага. Чего, увы, не скажешь, про обилие больших серых однообразных современных домов. Особенно про уродливейщую высотку на старом месте. Да еще призраки повырастали на улицах, так что я быстро пошел и сел в трамвай, там же где всегда, когда ездил на спортплощадки. И по запушенной (и изрытой воронками) Бристоль-Роуд добрался до Эджбастон-Парк-Роуд в 12.15 (на полчаса раньше срока). Не буду мучить тебя подробным рассказом о мерзких, совершенно третьесортных новых школьных корпусах. Представь себе, вместо здания, коим гордились бы почти все оксфордские колледжи, стоит подобие общественной школы для девочек, — и сам все поймешь. И посочувствуешь мне и, кажется, новому директору. После ленча он (весьма прозрачно) нам намекнул, что ситуация весьма плачевная, и, если оставить все как есть, то школа никогда не оправится. Всего пришло около 120 «старых мальчиков» (из 220 званых); многих из них я знал. Но видел в последний раз, когда был в твоем возрасте; и часто помню инициалы, а не имена. Все старые эдвардианцы держат в голове инициалы. К моему удивлению, как выяснилось, большинство запомнило лишь мои успехи в регби (!!) да тягу к цветным носкам….. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 55 Из письма Кристоферу Толкиену /Кристофера направили в Южную Африку учиться на пилота. Это первое из многих «пронумерованных» писем отца сыну; подробнее смотри ниже./ 18 января 1944 Нортмур-Роуд, 20. Оксфорд Fæder his þriddan suna (1). /«Отец — своему третьему сыну» (англо-сасонский)./ Дражайший мой! Как долго (боюсь, целых восемь дней) я тебе не писал; ничего не мог поделать до твоего вчерашнего письма. …. Какое счастье, что последняя большая весточка застала тебя на прежнем месте! Мы, конечно, не знаем, когда и где. …. Вчера читал 2 лекции и беседовал с Габриэлем Тервилл-Петром /ридером {преподавателем} древнеисландского в Оксфорде/ о Кардиффе. …. Еле успел к последней почте с моим кардиффским докладом. Ночевал в штабе /гражданской противовоздушной обороны северного Оксфорда/. Не спал, почти не спал. Уж очень студеной и сырой была моя комнатка СЗЗ. Но кое-что оставило и добрую память. Моим товарищем по несчастью оказался Сесил Роут (специалист по истории иудеев) /ридер иудаистики в Оксфорде/. Он истый джентльмен (во всех отношениях) и само обаяние; мы засиделись за полночь. Он дал свои часы, другого способа узнать время у меня не было: однако без десяти семь зашел и намекнул, что пора к причастию! Словно люди не пали. А я лежал и (как водится) искал повода (не считая усталости и желания побриться-помыться) сразу пойти домой, — вот вернусь пораньше, открою окно, сниму затемнение… Но визит благородного иудея и его усталый взгляд на четки у моей постели все переиначил. У Св. Алоизия я был 7.15, даже исповедался перед мессой; а домой пришел перед самым ее окончанием. …. Затем в 11 утра прочитал лекцию (после выбора рыбы /у торговца/) и провел коллоквиум с братьями Льюисами и Ч. Вильямсом (в «Белой Лошади» /пивной на Броад-стрит/). Кажется, все. Впрочем, нет, хотя наши «курящиеся» /куры/ не несутся, я обречен чистить место их обитания. …. Начиная с сегодняшнего, я буду ставить номер на каждом письме и каждой странице, дабы, если что потеряется, ты мог переспросить. Вот письмо (№ 1) of Pater ad Filium Natu (sed haud alioquin) minimum be made up /«от отца последнему (лишь по годам) сыну» (латынь)/: Fæder suna his ágnum, þám gingstan nalles unléofestan /«от отца младшему, но очень любимому сыну» (англо-саксонский)/. (Надеюсь, профессору староанглийского и его бывшему ученику разрешат переписку на этом почти иностранном языке? В общем, на усмотрение цензора.) По-русски я писать не умею, а польский мне, кажется, не по душе. Надеюсь, бедный старина Поптавский /польский офицер, знакомый Толкиена/ нескоро спросит, как мои успехи. Я еще долго не смогу помочь ему с новым техническим словарем!!! Впрочем, это как-нибудь уладится (если в мире будут поляки и Польша)…. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 47 Стэнли Анвину /В письме от 4 декабря Анвин сообщил, что лондонскому магазину «Фойлз» требуется «Хоббит» для серии «Клуб детской книги»; и «Аллен энд Анвин» могут переиздать сказку. Тем более что прошлый ее тираж сгорел при бомбежке./ 7 декабря 1942 Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Дорогой м-р Анвин! Большое спасибо вам за письмо и целых две славных новости. Ведь я давно задумывался, кому, кроме моих родных и близких, нужно продолжение «Хоббита». Я работаю над ним с 1938 года, урывками после тройной служебной повинности, четверных домашних дел и «гражданской обороны». /В 1942 году Толкиен был уполномоченным по гражданской обороне./ Книга почти готова. Надеюсь, на каникулах выкроить время и закончить к следующему году. Но сердце все же щемит. Моя история, увы, очень длинная, местами страшная и совсем не «детская». Уже написана 31 глава /т. е. «Хлам и крошево», девятая глава книги третьей; в первом варианте «Властелина Колец» главы шли подряд/; осталось, по меньшей мере, шесть (намеченных) глав, обычно длиннее, чем в «Хоббите». Кому-то нужен этот «эпос»? Подождете готовой рукописи или посмотрите так? Она (руками энтузиастов) распечатана до 23-й гл. Полагаю, история вам понравится. Первые ценители «Хоббита» (сыновья плюс м-р. К. С. Льюис) не раз с интересом ее читали и слушали. Но бумаги, но размеры, но рынок! И целых две карты. Сожженный тираж — это не дай бог. Простите, что не выразил (как хотел) соболезнования из-за убытков, очевидно серьезнейших, не сравнимых с моими. Будет ли хоть какая-то «компенсация»?…. А как насчет сказок и стихов? «Фермер Джайлс», которого я уже предлагал, радует детей и взрослых. Если этого мало, добавлю пару историй и стихи в духе «Тома Бомбадила»…. Искренне Ваш, Д. Р. Р. Толкиен. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / 42. Майклу Толкиену /Майкл, зенитчик, после несчастного случая на ночных учениях лежал в вустерском госпитале./ 12 января 1941 Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Дражайший мой Мик! Словно вечность прошла с моего последнего письма, тяжкая и унылая пора, воет вечный мерзкий восточный ветер, и промозглую слякоть сменяет ледяная стужа.… Лишь раз перевел дух: ночью в прошлый вторник, в снег и гололед, д-р /врач-терапевт Р. Э./Хавард сводил меня и братьев Льюисов в пивную в Эпплтоне. А у меня был нюхательный табак, подарок Д. Б. на день рожденья. Достаю табакерку и читаю: «ПОСТАВЩИК ИХ ВЕЛИЧЕСТВА КОРОЛЕЙ ГАННОВЕРСКОГО И БЕЛЬГИЙСКОГО … ГЕРЦОГА КАМБЕРЛЕНДСКОГО И ГЕРЦОГИНИ КЕНТСКОЙ» Говорю: «Кто хочет?» И потянулись грубые рабочие руки. Страшный чих — и шапки летят с голов! Только не говори Д. Б., как я распорядился (малой толикой) продукции самой «Фрайбург энд Трейер». Майор /В. Х./ Льюис /брат К. С. Льюиса/ рассказал с улыбкой о своем с Хьюго Дайсоном /тогда лектором Ридингского университета/ походе в магазин /издателя и торговца книгами сэра Бэзила/ Блэквелла — местного жителя и знаменитости (чего майор не знал). Так что слова вернувшегося продавца: «Извините, сэр, комиссионного экземпляра нет, только новые» (а Xьюго в ответ: «А вы ее поваляйте и уцените; мне-то что») — потонули в овациях. А так жизнь совсем блеклая, ночами не спишь от всяческих комитетов и законов…. Часто объявляют воздушную тревогу, но (пока) лишь объявляют…. Полагаю, сейчас «разгорится» раньше, чем год назад, — благо погода не мешает, — и все на острове придет в лихорадочное возбуждение! А у старого доброго друга СССР, разумеется, только гадости на уме. /10 января 1941 г. был подписан новый договор между Германией и Россией./ Что ж, посмотрим….. Впрочем, простые «обыватели» вряд ли узнают правду. Однако Гитлер, кажется, возьмется за нас серьезно и скоро, еще до лета. Между тем «Дейли уоркер» /газета Коммунистической партии Великобритании/ свободно продается на улицах. Так что после войны, если, конечно, осилим Германию, нас ждут горячие денечки. Благослови тебя Бог, мой дорогой сын. Я молюсь за тебя. Помни обо мне. Тебе точно ничего не нужно? Очень любящий тебя отец. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() П О Н Е Д Е Л Ь Н И К 4 (133) Абакан 19 июня 1995 Так вот, господин Паприкаки, наша подборка основана на тщательном анализе поступивших в редакцию писем. Господин Убуката совершенно прав: мы располагаем корреспонденцией, гораздо более резкой и невыдержанной. Но в подборку мы включили как раз самые спокойные и сдержанные письма. А.Воронин Слияния и Одержания Очередной "Интерпресскон-95" проходил 4-8 мая 1995 года в пансионате "Восток-6" где-то под Зеленогорском, каковой в свою очередь расположен неподалеку от Санкт-Петербурга. Своим вниманием "Интерпресскон" удостоили: Роман Арбитман, Дмитрий Байкалов, Сергей Бережной, Светлана Бондаренко, Владимир Борисов, Игорь Евсеев, Виктор Ефремов, Вадим Казаков, Николай Калашников, Алексей Керзин, Андрей Коломиец, Инна Кублицкая, Виктор Курильский, Сергей Лифанов, Александр Лукашин, Андрей Николаев, Александр Николаенко, Сергей Переслегин (виртуально), Геннадий Прашкевич, Борис Стругацкий, Юрий Флейшман, Андрей Цеменко, Андрей Чертков, Михаил Шавшин, Михаил Якубовский. Действо проходило по испытанной схеме: братания, одержания и возлияния сменяли друг друга. Нынешний кон побил все рекорды по выдаче самых различных премий. Лауреатами "Бронзовой улитки" за 1994 год стали: Крупная форма: Андрей Лазарчук. СОЛДАТЫ ВАВИЛОНА//День и ночь. – 1994. – ## 1-3. Средняя форма: Александр Щеголев. НОЧЬ НАВСЕГДА//Нева. – 1994. – # 4. Малая форма: Борис Штерн. КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ – ПОЭТ БЕСОВ//Штерн Б. Сказки Змея Горыныча. – Киев, 1994. Критика, публицистика: Вячеслав Рыбаков. КРУЖАСЬ В ПОИСКАХ СМЫСЛА. – Библиотека журнала "Двести", 1994. Лауреатами "Интерпресскона" за 1994 год стали: Крупная форма: Святослав Логинов. МНОГОРУКИЙ БОГ ДАЛАЙНА. – Нижний Новгород, 1994. Средняя форма: Сергей Казменко. ЗНАК ДРАКОНА//Казменко С. Знак дракона. – СПб., 1993. Малая форма: Сергей Лукьяненко. ФУГУ В МУНДИРЕ//Миры. – 1993. – # 2. Критика, публицистика: Вадим Казаков. ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ ЛЯГУШКИ//Двести. – 1994. – # Б. И в дополнение к уже устоявшимся премиям впервые было проведено голосование по премии "Интерпресскона" и журнала "Двести" – "Звезда Фэндома". Как и ожидалось, из 200 кандидатов с огромным перевесом этой премии удостоен Борис Завгородний. И вечером людены с чувством отметили заслуженное присуждение премии "Интерпресскона" Вадиму Казакову. Профессиональная литературная премия по фантастике "СТРАННИК", учрежденная издательством "Terra Fantastica" компании "Корвус" и корпорацией "РОССКО", вручалась в Санкт-Петербурге в Доме композиторов. Премии получили: Специальная премия "Мастер"за вклад в развитие фантастики присуждена Виталию Бугрову (посмертно). Крупная форма: Михаил Успенский. ТАМ, ГДЕ НАС НЕТ Средняя форма: Михаил Успенский. ДОРОГОЙ ТОВАРИЩ КОРОЛЬ Малая форма: Борис Штерн. КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ – ПОЭТ БЕСОВ Переводы: Сергей Хренов – перевод двухтомного сборника романов и повестей Джеймса Брэнча Кейбелла "Сказание о Мануэле" Критика, публицистика: Виктор Пелевин. ЗОМБИФИКАЦИЯ Редактор / составитель: Роман Солнцев – главный редактор журнала "День и ночь" (Красноярск) Издательство: "Мир" (зав. редакцией фантастики Анатолий Кирюшкин) Художник / оформитель: Яна Ашмарина – иллюстрации к собранию сочинений Роберта Хайнлайна. – СПб.: Terra Fantastica, 1993-94 Михаил УСПЕHСКИЙ стал лауреатом так называемого "Малого Золотого Остапа", вручаемого с прошлого года в рамках церемонии вручения премии "Странник" за лучшее юмористическое произведение предыдущего года. Премия присуждена ему за роман "ТАМ, ГДЕ HАС HЕТ". Уфф! С премиями, кажется, всё! А 7 мая, уже после закрытия "Интерпресскона", людены уединились с Борисом Натановичем и хорошенько поговорили. Очень плотно прошлись по роману С.Витицкого "Поиск предназначения, или Двадцать шестая теорема этики". И хотя вопросы остались, было весьма любопытно. Как водится, не обошлись без политических тем нашей быстротекущей жизни. Не обошлось без некоторых неприятных моментов: уже 8 мая, посещая с Вадимом Казаковым Андрея Николаева, присутствовали при сгорании монитора его компьютера. Чем были огорчены не менее хозяина. А теперь вот я сижу в богом забытом Абакане и готовлю этот "Понедельник". И надеюсь, что мне удастся выдержать хоть какую-то сносную периодичность. Владимир Борисов |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Итоги голосования по премии "ИНТЕРПРЕССКОН-95" Всего на руки выдано 130 комплектов бюллетеней. Голосование проводилось по новой формуле. Голосующим предлагалось выписать три лучшие произведения на их взгляд, расставив их с первого по третье места. За первое место соискатель получал пять очков, за второе — три, за третье одно. КРУПНАЯ ФОРМА: По протоколу 111 действительных бюллетеней, 4 недействительных; по факту (сумма первых мест) 109 действительных. 1. Логинов С. Многорукий бог далайна — 286 очков (по голосам: 47 первых мест, 14 вторых, 9 третьих, итого — 70 голосов) 2. Лазарчук А. Солдаты Вавилона — 116 очков (по голосам: 10 первых мест, 18 вторых, 12 третьих, итого — 40 голосов) 3. Брайдер Ю., Чадович Н. Клинки максаров — 109 очков (по голосам: 13 первых мест, 11 вторых, 11 третьих, итого — 35 голосов) 4. Успенский М. Там, где нас нет — 86 очков (по голосам: 6 первых мест, 14 вторых, 14 третьих, итого — 34 голоса) 5. Филенко Е. Галактический Консул — 72 очка (по голосам: 5 первых мест, 11 вторых, 14 третьих, итого — 30 голосов) 6. Булычев К. Заповедник для академиков — 61 очко (по голосам: 6 первых мест, 8 вторых, 7 третьих, итого — 21 голос) 7. Олди Г.Л. Сумерки мира — 51 очко (по голосам: 8 первых мест, 2 вторых, 5 третьих, итого — 15 голосов) 8. Крапивин В. Сказки о рыбаках и рыбках — 36 очков (по голосам: 5 первых мест, 3 вторых, 2 третьих, итого — 10 голосов) 9. Скаландис А. Катализ — 31 очко (по голосам: 4 первых места, 3 вторых, 2 третьих, итого — 9 голосов) 10. Казменко С. Повелитель марионеток — 25 очков (по голосам: 2 первых места, 5 вторых, 0 третьих, итого — 7 голосов) 11. Курков А. Бикфордов мир — 21 очко (по голосам: 3 первых места, 1 второе, 3 третьих, итого — 7 голосов) 12. Крапивин В. Помоги мне в пути… — 13 очков (по голосам: 0 первых мест, 3 вторых, 4 третьих, итого — 7 голосов) 13. Слаповский А. Я — не я — 11 очков (по голосам: 1 первое место, 1 второе, 3 третьих, итого — 5 голосов) 14-15. Громов А. Наработка на отказ — 10 очков (по голосам: 1 первое место, 1 второе, 2 третьих, итого — 4 голоса) 14-15. Столяров А. Я — Мышиный Король — 10 очков (по голосам: 1 первое место, 1 второе, 2 третьих, итого — 4 голоса) 16. Дашков А. Отступник — 6 очков (по голосам: 0 первых мест, 2 вторых, 0 третьих, итого — 2 голоса) СРЕДНЯЯ ФОРМА: По протоколу 109 действительных бюллетеней, 5 недействительных; по факту (сумма первых мест) 107 действительных. 1. Казменко С. Знак Дракона — 158 очков (по голосам: 26 первых мест, 7 вторых, 7 третьих, итого — 40 голосов) 2. Успенский М. Дорогой товарищ Король — 132 очка (по голосам: 13 первых мест, 17 вторых, 16 третьих, итого — 46 голосов) 3. Щеголев А. Ночь навсегда — 127 очков (по голосам: 16 первых мест, 11 вторых, 14 третьих, итого — 41 голос) 4. Лукьяненко С., Буркин Ю. Сегодня, мама! — 113 очков (по голосам: 14 первых мест, 10 вторых, 13 третьих, итого — 37 голосов) 5. Брайдер Ю., Чадович Н. Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками — 85 очков (по голосам: 11 первых мест, 8 вторых, 6 третьих, итого — 25 голосов) 6. Олди Г.Л. Войти в образ — 58 очков (по голосам: 8 первых мест, 5 вторых, 3 третьих, итого — 16 голосов) 7. Олди Г.Л. Страх — 42 очка (по голосам: 7 первых мест, 2 вторых, 1 третье, итого — 10 голосов) 8. Фирсов В. Сказание о Четвертой Луне — 34 очка (по голосам: 1 первое место, 9 вторых, 2 третьих, итого — 12 голосов) 9. Коваль Ю. Сэр Суер-Выер — 28 очков (по голосам: 4 первых места, 2 вторых, 2 третьих, итого — 8 голосов) 10. Ким А. Поселок кентавров — 25 очков (по голосам: 3 первых места, 2 вторых, 4 третьих, итого — 9 голосов) 11. Рубан А. Сон войны — 17 очков (по голосам: 1 первое место, 1 второе, 3 третьих, итого — 5 голосов) 12-13. Борянский А. Еще раз потерянный рай — 13 очков (по голосам: 0 первых мест, 4 вторых, 1 третье, итого — 5 голосов) 12-13. Громов А. Такой же, как вы — 13 очков (по голосам: 1 первое место, 2 вторых, 2 третьих, итого — 5 голосов) 14. Амнуэль П. День последний — день первый — 12 очков (по голосам: 1 первое место, 2 вторых, 1 третьих, итого — 4 голоса) 15. Моисеев В. Спасатель — 11 очков (по голосам: 1 первое место, 2 вторых, 0 третьих, итого — 3 голоса) 16. Чуманов А. Улет в теплую сторону — 9 очков (по голосам: 1 первое место, 1 второе, 1 третье, итого — 3 голоса) 17. Слаповский А. Война балбесов — 5 очков (по голосам: 0 первых мест, 1 второе, 2 третьих, итого — 3 голоса) 18. Буйда Ю. Калигари — 1 очко (по голосам: 0 первых мест, 0 вторых, 1 третье, итого — 1 голос) МАЛАЯ ФОРМА: По протоколу 106 действительных бюллетеней, 6 недействительных; по факту (сумма первых мест) 104 действительных. 1. Лукьяненко С. Фугу в мундире — 173 очков (по голосам: 22 первых места, 18 вторых, 9 третьих, итого — 49 голосов) 2. Штерн Б. Кощей Бессмертный — поэт бесов — 132 очка (по голосам: 18 первых мест, 10 вторых, 12 третьих, итого — 40 голосов) 3. Казменко С. До четырнадцатого колена — 122 очка (по голосам: 15 первых мест, 11 вторых, 14 третьих, итого — 40 голосов) 4. Вершинин Л. Войти в реку — 82 очка (по голосам: 10 первых мест, 9 вторых, 5 третьих, итого — 24 голоса) 5. Романецкий Н. Ковчег на Второй Линии — 81 очко (по голосам: 11 первых мест, 7 вторых, 5 третьих, итого — 23 голоса) 6. Пелевин В. Иван Кублаханов — 62 очка (по голосам: 5 первых мест, 10 вторых, 7 третьих, итого — 22 голоса) 7. Етоев А. Человек человеку Лазарь — 51 очко (по голосам: 6 первых мест, 6 вторых, 3 третьих, итого — 15 голосов) 8-9. Панченко Г. Псы и убийцы — 30 очков (по голосам: 5 первых мест, 1 второе, 2 третьих, итого — 8 голосов) 8-9. Трускиновская Д. Как вы мне все надоели… — 30 очков (по голосам: 3 первых места, 3 вторых, 6 третьих, итого — 12 голосов) 10. Алферова М. Женщина с диванчиком — 27 очков (по голосам: 4 первых места, 2 вторых, 1 третье, итого — 7 голосов) 11. Маевский Е. Суббота надежд — 18 очков (по голосам: 1 первое место, 4 вторых, 1 третье, итого — 6 голосов) 12. Другаль С. Чужие обычаи — 16 очков (по голосам: 1 первое место, 2 вторых, 5 третьих, итого — 8 голосов) 13. Вольф В. Плодовик — 15 очков (по голосам: 1 первое место, 3 вторых, 1 третье, итого — 5 голосов) 14. Лежнев А. Пусть увядает сто цветов… — 14 очков (по голосам: 2 первых места, 1 второе, 1 третье, итого — 4 голоса) 15. Силецкий А. День игры — 6 очков (по голосам: 1 первое место, 0 вторых, 1 третье, итого — 2 голоса) 16. Руденко Б. Дул медленный ветер — 5 очков (по голосам: 1 первое место, 0 вторых, 0 третьих, итого — 1 голос) 17. Саломатов А. Мыс дохлой собаки — 3 очка (по голосам: 0 первых мест, 0 вторых, 3 третьих, итого — 3 голоса) КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА: По протоколу 99 действительных бюллетеней, 6 недействительных. Сумма первых мест соответствует данным протокола. 1. Казаков В. Полет над гнездом лягушки — 204 очка (по голосам: 31 первое место, 13 вторых, 10 третьих, итого — 54 голоса) 2. Рыбаков В. Кружась в поисках смысла — 165 очков (по голосам: 23 первых места, 13 вторых, 11 третьих, итого — 47 голосов) 3. Штерн Б. Второе июля четвертого года — 121 очко (по голосам: 17 первых мест, 7 вторых, 15 третьих, итого — 39 голосов) 4. Пелевин В. Зомбификация — 79 очков (по голосам: 5 первых мест, 16 вторых, 6 третьих, итого — 27 голосов) 5. Рыбаков В. Идея межзвездных коммуникаций в современной фантастике — 73 очка (по голосам: 10 первых мест, 7 вторых, 2 третьих, итого — 19 голосов) 6. Бережной С. Миры Великой Тоски — 56 очков (по голосам: 3 первых места, 11 вторых, 8 третьих, итого — 22 голоса) 7. Тюрин А. Фантастика — это вам не балет, тут думать надо — 32 очка (по голосам: 5 первых мест, 2 вторых, 1 третьих, итого — 8 голосов) 8. Ланин Б. Русская литературная антиутопия — 22 очка (по голосам: 2 первых места, 4 вторых, 0 третьих, итого — 6 голосов) 9. Ревич В. Легенда о Беляеве, или Научно-фантастические зомби — 17 очков (по голосам: 3 первых места, 0 вторых, 2 третьих, итого — 5 голосов) Вадим КАЗАКОВ, председатель счетной комиссии премии "Интерпресскон-95" |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Не боги, но люди… Юрий ФЛЕЙШМАН // ДВЕСТИ № Г / Хочется чего-нибудь такого, земного… Песня из кинофильма "Эта веселая планета" Пятнадцать лет назад, когда для меня в фэндоме ВСЕ только начиналось, в самых страшных снах было невозможно себе представить, что наступит день, когда я скажу сам себе: "Надоело! НАДОЕЛО!" Надоело читать гладкие западные боевики: прочтешь двадцать страниц, и можно остановиться, сэкономить уйму времени — все равно ничего нового из текста извлечь не удастся. А их герои настолько однообразны, что закрадывается мысль о некой пресс-форме, с которой они изготовлены. Да и переводы оставляют желать… Как-то незаметно надоела и фэнтези. И она оказалась однообразной, а кочующие из книги в книгу гномы, эльфы, благородные рыцари, прекрасные принцессы, ну и конечно же — Белые и Черные маги, поначалу вызывавшие интерес, быстро утомили. Я не говорю о лучших образцах этого жанра, но нельзя же все время читать одно и то же. С нашей фантастикой не лучше. "Страшилки" Петухова, порнотика Вилли Кона, "славянский цикл" Никитина, головачевские эпопеи — наши русские Тарзаны и Линзмены… Уж увольте-с, осетрина бывает только одной свежести. Другой полюс — те кого относят к "Четвертой волне". Когда-то их произведения нравились мне, авторы были среди самых читаемых и почитаемых. Каждое их новое произведение обязательно доставалось, читалось и немедленно обсуждалось. Увы, те времена канули в Лету. Кто-то из них умер, кто-то перестал писать фантастику, кто-то стал мне просто неинтересен. А кто-то — не без влияния рынка — "переквалифицировался в управдомы". Как-то незаметно растерялось то светлое, что в произведениях Стругацких согревало души в серости буден. "Широко же известный в узких кругах" турбореализм холоден и колюч, в его заумных ледяных лабиринтах очень легко заблудиться и ненароком себе что-то повредить. Я сильно подозреваю (почему-то мне так кажется), что сокровищ там не отыскать, а сражаться с Минотавром — так я вам не Тесей! Читатель ни с чем не должен сражаться, и уж менее всего — с текстом. Раньше считалось, что автор должен сражаться за читателя. Видимо, писатели-турбореалисты настолько обогнали свое время, что интересы и чаяния простых, "неквалифицированных" читателей их уже не интересуют — они работают в ВЕЧНОСТЬ! Я не понимаю такой литературы! "Ну — объясните Флейшману — что он не понимает!" * * * Господа! В тот момент, когда вы останетесь наедине с бюллетенем, подумайте вот о чем. Премия "Интерпресскон" — НАША премия. Присуждая ее, мы говорим о том, что НАМ нравится, какие произведения МЫ хотели бы читать. Если кому-то нравится турбореализм, в списке эти вещи есть. Я же предлагаю Вам голосовать за "Галактического Консула" Евгения Филенко. Немного истории: я практически не был знаком с творчеством Евгения Филенко до того момента, когда в "Поиске-87" наткнулся на его "Эпицентр". Прочитал несколько страниц и вижу — вот ОНО! Я словно сам там побывал! Прочитанный и перечитанный на одном дыхании, он вызвал во мне такое количество мыслей, чувств и переживаний, что немногие авторы до этого могли сравниться с Филенко. Созданный им мир абсолютно не походил на миры моих любимых писателей, полностью разрушал господствовавшие в фантастике тех лет стереотипы, и в тоже время был гармоничен, непротиворечив и привлекателен. Это было НЕЧТО!.. С тех пор я достал и прочитал почти все его опубликованные произведения. Последние годы я практически не покупаю фантастики, кроме новых изданий Стругацких. Исключение было сделано только для "Властелина Колец". Но надо ли объяснять мои чувства, когда я увидел "Галактического Консула" — о котором давно слышал и ждал с нетерпением? Книга была тут же куплена и немедленно прочитана! Если кто-то этого еще не сделал — сделайте! Стоит книга как плитка не самого лучшего шоколада, но уверяю Вас — удовольствия больше и, самое главное, оно гораздо продолжительнее. Почему я призываю голосовать за "Галактического Консула"? Первое и, самое главное, — это герой. Константин Кратов, сорока одного года от роду. Курсант, звездоход, ксенолог, плоддер, снова ксенолог. Но прежде всего ЧЕЛОВЕК! Из плоти и крови. Со всеми достоинствами и недостатками. Не безжизненный персонаж музея мадам Тюссо, а абсолютно для меня реальный и живой. Читая роман, я видел Кратова, сопереживал и сопутствовал вместе с ним, желал ему удачи. Такое "единение" читателя и героя встречается в нашей фантастике не часто. От безусого юнца до опытного разведчика проходит он перед нами на страницах книги; каждый эпизод романа раскрывает перед читателем какую-то из черт его характера. Характера в движении. Кратов — не супермен, хотя многие его поступки дают право на такую оценку. Но это только на первый взгляд. Супермен не сомневается в своих решениях и не думает об ответственности за них. Кратову же решения зачастую даются дорогой ценой. Полностью осознавая последствия своих решений, он платит эту цену. И ему, кстати, полностью в соответствии с библейской мудростью, еще "воздастся за дела его!" Реальный человек в достоверной обстановке… А описанная Филенко Галактика… Казалось бы, что можно сказать нового? Мы уже столько читали… Сказал же ведь! И как сказал! "Ай да Филенко! Ай да…!" И наконец — язык произведения. Во многом необычный: Филенко удалось органично совместить живой литературный язык ХХ-го века, японскую и китайскую поэзию с искусственно сконструированными понятиями, социальными и техническими терминами иных времен и цивилизаций. Но читать роман до чрезвычайности легко и приятно. А многочисленные связующие нити, отсылки и ассоциации с нашим реалиями — создают неповторимый колорит. Я с нетерпением жду второй книги! Все это стало для меня решающим! Предлагаю другим последовать моему примеру! По крупной форме "Интерпресскона-95" — голосуйте за роман Евгения Филенко "Галактический консул!" |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Малая форма "Человек человеку — Лазарь" А.Етоева. Право же, от этого автора стоило ожидать большего. Обычная насыщенность его произведений философскими и морально-этическими проблемами в данном конкретном случае была заменена бойким сюжетом со множеством трупов. Что ж, для своего жанра очень неплохо, но… "До четырнадцатого колена" С.Казменко. Вновь и вновь С.Казменко пытается понять: что заставляет хороших людей резко изменять свои взгляды, получив власть? Почему вся их философия начинает сводиться к изречению одного из Людовиков — "после нас — хоть потоп"? Главный герой выбирает свой, страшный путь разрешения проблемы, но, как известно: "Свет — левая рука тьмы"… "Пусть увядают сто цветов" А.Лежнева. Рассказ опубликован в рубрике "Дебют" — и это объясняет все: некоторую вторичность стиля, главные герои производят впечатление старых знакомых и т. д. Впрочем, рассказ читается легко, а для дебюта это уже хорошо. Будем ждать следующих публикаций. "Фугу в мундире" С.Лукьяненко. Сюжет рассказа таков: какой-то юморист вставил в бюллетень референдума вопрос: "Хотели бы Вы присоединения России к Японии?" Разумеется народ ответил "да". И свалились на голову бедным японцам полтораста миллионов Homo Soveticus. Можно читать наизусть танки, а не петь похабные частушки. Можно носить кимоно, а не джинсы. Можно есть фугу, а не картошку в мундире. Но — увы-увы — здесь русским духом пахнет. И делает себе харакири ничего не понимающий японец, привыкший держать слово, а русские… что русские? Халява жива… "Суббота надежд" Е.Маевского. Всегда приятно открыть для себя нового автора — тем более, таким рассказом как "Суббота надежд". Несомненно, главный претендент на получение премии. Пересказывать содержание, право, не стоит: это надо читать, причем чем раньше — тем лучше. "Псы и убийцы" Г.Панченко. Боевик с философским подтекстом. Вечное перемывание косточек теме "дружба собаки сильнее, чем любовь человека". Возможно, спорить не буду. Рассказ прочитывается на одном дыхании, но, к сожалению, потом как-то трудно вспомнить — о чем же там шла речь. "Иван Кублаханов" В.Пелевина. Автор, как метеор взлетевший на Олимп отечественной фантастики, в последнее время несколько сбавил обороты. Меня не оставляет впечатление, что В.Пелевин несколько тяготится ролью "сверхновой". К тому же, тема большинства его прошлых произведений — советская или постсоветская действительность — утратила свежесть. Теперь В.Пелевин пишет просто сюр. Сюр как сюр, что о нем еще скажешь? Мне не нравится. "Зомбификация" В.Пелевина. Рассуждения о культе вуду, из коего выводятся основы советской власти. Очень смешно, но уже очень надоело постоянное издевательство над павшим львом. Действительно, наша жизнь настолько бредова, что идея всеобщей зомбификации вполне проходит, а в остальном увы, увы, увы… "Мыс дохлой собаки" А.Саломатов. Сюр на темы советской действительности. Более сказать нечего. "День игры" А.Силецкого. Коротенький рассказ с ясно выраженной главной мыслью: "в войну играть нехорошо!!!" Где-то это уже звучало, не правда ли? "Войти в реку" Л.Вершинина. Изящный перепев всемирно известной истории о Вечном Жиде. Только главный герой осужден на скитания не за какие-то грехи, а по собственной воле. "Плодовик" В.Вольфа. Знаете, в шестидесятые годы очень были популярны рассказы с ударной концовкой (например, большинство произведений Р.Шекли). В большинстве случаев они развивались по схеме: "а вот еще был случай" — и т. д. Сейчас попытки написать подобный рассказ выглядят смешными — тем более, если автор просто повторяет сюжет с длинной бородой. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Средняя форма "Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками" Н.Брайдера и Ю.Чадовича и "Спасатель" В.Моисеева. В обоих повестях вновь затрагивается тема конфликта маленького человека и государственной машины. В обоих конфликт завершается в пользу последней. К сожалению, уже написаны такие романы как "Мы" Замятина или "1984" Оруэлла — чем тема практически исчерпана. Возможно, кому-то будут интересны явные параллели "Стрел…" с "Одним днем Ивана Денисовича" Солженицына, а кому-то — красивые описания природы Севера в "Спасателе". В остальном же — увы… "Калигари" Ю.Буйды. Еще одна история о приключениях великого сыщика Шерлок Холмса. Теперь это "Шерлок Холмс и волки-мутанты". Здесь же оказывается и патер Браун и т. д. Все хорошо, но один вопрос: "Зачем?". "Знак Дракона" С.Казменко. Несомненно, лучшее из опубликованного автором. Над условно-средневековым городом нависает Знак Дракона, предрекающий скорую гибель городу, — если не найдется храбрец, который выйдет на бой; отказавшийся же от этого права потеряет душу. Перед нами проходит череда горожан — богатых и бедных, умных и дураков, храбрых и трусливых. Они делают выбор. Что ж, каждому будет дано по вере его… "Поселок кентавров" А.Кима. Основной тезис повести: все насилие, войны и т. д. — происходят от подавленной сексуальности. Мысль хорошая — правда не новая, но зачем было писать большую повесть с подробным перечислением кто, кого, куда и чем… Непонятно. "Сегодня, мама!" С.Лукьяненко и Ю.Буркина. Оба автора хорошо знакомы любителям фантастики самостоятельными публикациями, эта повесть — их первая совместная работа. Повесть получилась в меру веселой, в меру умной, — в общем, хорошей. Но есть одно "но"… Повесть будет понятна только тем, кто хоть немного разбирается в реалиях фэндома. Такое ощущение, что повесть написана "для своих", а в свет выпущена на авось. "Страх" и "Войти в образ" Г.Л.Олди. Повести входят в тот же цикл, что и роман "Сумерки мира". К сожалению, на мой взгляд, роман — их лучшая вещь: обе повести страдают повторами, а ощущение необычности мира уже притупилось. Хотя, из того, что пишут в жанре серьезной фэнтези у нас, это — лучшее. "Сон войны" А.Рубана. Одно из самых неудачных произведений в номинациях. Помнится, роман этого автора "Феакийские корабли" (пусть в урезанном виде опубликованный в "Фантакрим-МЕГЕ") произвел прекрасное впечатление нетрадиционной разработкой темы, ритмом повествования. О "Сне войны" можно сказать, что от достоинств "Кораблей" здесь остался лишь ритм. Трудно понять, для чего все писалось. Попали пассажиры поезда в параллельный мир мир войны. Все воюют, пассажирам неудобно. Но герои открывают секрет — можно, оказывается преодолеть границы между мирами, находясь в состоянии тяжелого опьянения. Героически выдержав трудности похмельного синдрома, они возвращаются домой. Здорово… "Дорогой товарищ король" М.Успенского. Если роман "Там, где нас нет" это новое слово в творчестве М.Успенского, да и в сатирической фантастике вообще, то "Дорогой товарищ король", увы, слово старое. Юмор вымученный, а ситуация, по-моему, гораздо лучше описана в "Евангелии от Тимофея" Ю.Брайдера и Н.Чадовича. "Ночь навсегда" А.Щеголева. Симпатичный триллер — но не более. Действие развивается — интересно; закончилось — увы. Абсолютно ничего не запоминается. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Номинации: Кое-что по поводу Алексей ЗАХАРОВ // ДВЕСТИ № Г / Крупная форма В этой категории обнаруживается наибольшее количество удачных произведений. Возможно, это связано с тем, что в условиях рынка более рентабельно издавать романы, а далее, по теории вероятности, если чего-либо много, то и хорошего там больше. "Клинки максаров" Ю.Брайдера и Н.Чадовича — вторая часть их многороманного проекта "Дорога". Первый роман — "Евангелие от Тимофея" — был напечатан в 1993 году в журнале "Фантакрим-МЕГА" и годом позже в нижегородском издательстве "Флокс". Главный герой попадает, пройдя по "дороге" (переходу между параллельными мирами) в мир господ-максаров. Мир, где избранным дозволено все, где все живое подвергается жутким трансформациям во имя прихотей своих хозяев, где любой умертвляется лишь за мысль о причинении вреда своим господам. Очевидно, что если в "Евангелии…" мы наблюдали гротескно искаженную картину монархии, то в "Клинках…" перед нами олигархия. Описания этих форм государственного устройства намеренно искажены ради большего эффекта. К сожалению, наряду с развитием идей первого романа, развитие получили и его недостатки. Некоторая торжественность стиля переходит в высокопарную тягомотину, склонность к подробностям… В общем, читать сложно. Дорога уходит вдаль, куда еще она нас приведет? "Заповедник для академиков" Кира Булычева входит в цикл "Река Хронос". Хронологически, по мысли автора, он должен идти под третьим номером (первый роман — "Река Хронос", второй еще не написан). Роман состоит из двух частей: "Как это было" и "Как это могло быть". Действие первой происходит в пансионате под Москвой в 1939 году, где, на фоне дождливых осенних декораций, разыгрывается вечная драма Моцарта и Сальери — Матвея Шавло и профессора Александрийского. Шавло близок к созданию атомной бомбы, он собирается этим купить себе процветание при сталинском режиме. Профессор близок к закату своей карьеры и успехи Шавло порождают у него зависть. К тому же, у него есть повод для самооправданий: угроза создания бомбы — несомненная опасность для всего человечества. Александрийский, будучи проповедником принципа "не убий", совершает-таки убийство. Вторая часть: Шавло остается жив — создает атомную бомбу, что влечет за собой цепь событий в чем-то напоминающих фарс. Объяснений происходящему может быть несколько: во-первых, логично предположить, что на ответвлениях реки Хронос нарушаются привычные нам причинно-следственные связи — например, Гитлер погибает вместе со своей русской любовницей (добавлю, бежавшей из ГУЛАГа) во время бомбардировки Варшавы; во-вторых, и мне кажется это более верным, для лучшего коммерческого успеха произведения. Но, к сожалению, то, что хорошо для коммерции, не слишком хорошо для литературы. Первая часть в отдельности (кстати, она даже и выходила перед выпуском полного текста как самостоятельное произведение) гораздо приятнее. "Отступник" Н.Дашкова — героическая фэнтези. Мир, созданный Дашковым, очень близок к миру Майкла Муркока, чьи произведения о похождениях Вечного Героя так широко распространены по просторам СНГ. Читается все это с удовольствием, но, к сожалению, не дальше, чем до десятой страницы. Уж лучше Муркока читать, чем его эпигонов. "Повелитель марионеток" С.Казменко. Основной темой для творчества Казменко является вопрос о влиянии информации на поведение групп и сообществ людей. Роман описывает межзвездную империю, которая, манипулируя информацией, охраняет свои устои. Разумеется, в таком государстве самые важные люди — Офицеры Связи. От лица одного из них и ведется повествование. В детстве он столкнулся с жестокостью государственной машины, а когда вырос, решил ее уничтожить ее же собственным оружием. Для эксперимента им была избрана маленькая планета с населением всего в несколько тысяч человек. Но как же тяжело осознавать, что за красивыми и точными расчетами следует гибель людей, не неких неодушевленных единиц, а тех, с кем ты встречался каждый вечер… Но бороться со злом можно только используя зло. "Сказки о рыбаках и рыбках" и "Помоги мне в пути" — романы из цикла В.Крапивина "В глубине Великого Кристалла". Пересказывать содержание не имеет смысла в силу его однозначной известности для любого, прочитавшего ранее хотя бы один роман Владислава Петровича. Синеокие мальчики, сумрачные взрослые и добрые герои-Командоры переходят из книги в книгу без каких бы то ни было изменений. Возможно, в этой изначальной заданности сюжетов и таится секрет популярности повестей Крапивина. "Солдаты Вавилона" А.Лазурчука. Роман соединяет в себе основные ветви творчества автора. После прочтения книги серии "Новая фантастика" и романа "Иное небо" оставалось ощущение недосказанности, ощущение того, что нечто важное ускользнуло. "Солдаты…" вобрали в себя все. Сама структура романа, включающая несколько разных сюжетов, лишь в конце сведенных в единое целое, сливающихся в дорогу, по которой маршируют солдаты Вавилона, очень необычна, но это кажется оправданным. Финал романа великолепен. На настоящее время "Солдаты…" — лучшее, что написал Лазарчук. "Сумерки мира" Г.Л.Олди. Это первая действительно удачная героическая фэнтези написанная на просторах СНГ, и уже поэтому заслуживает пристального внимания. Авторы не стали искать источник вдохновения в чьих-то известных зарубежных романах (как это сделал, например, Н.Дашков), а создали свой собственный мир. Мир, где Бездне Голодных Глаз могут противостоять только настоящие люди — люди не по биологической сущности, но по деяниям, достойным человека. "Я — не Я" А.Слаповского. Еще одна версия на тему "кому на Руси жить хорошо". Герой получает возможность перемещаться из одного тела в другое, чем с радостью и занимается на протяжении всего романа, становясь то подпольным миллионером, то поп-звездой, то опустившимся алкоголиком. Прочитавший роман может сделать гениальный вывод — "у всех свои проблемы". А в остальном — скучно. "Я — мышиный король" А.Столярова. Взгляды А.Столярова на литературу общеизвестны и ругать оные считается делом обыкновенным. Отрицание взглядов автора переносится, к сожалению, и на его книги. Ругают то за холодность стиля, то за крайние заумствования. Но недаром древние говорили, что каждый найдет то, что ищет. История любви, задыхающейся в стылом и мрачном городе лжецов, где герой погибает, а предатель торжествует. Город — кривое зеркало нашего мира. Роман написан прекрасным языком, что сейчас встречается редко. "Галактический консул" Е.Филенко. К роману есть одна претензия — то, что это роман. Автор с непонятной целью объединил ряд хороших повестей в один роман, — но, как известно, в литературе плюс на плюс не всегда дает плюс. Один из отрицательных моментов, например, — практически полное отсутствие второго плана. А по сюжету герой активно рефлексирует, что-то ищет… Разгадка обещана во второй книге. Будем ждать. "Там, где нас нет" М.Успенского. Этот роман (вернее первую его часть) я прочитал позднее всех других вещей списка — возможно, поэтому впечатление и ярче. Такого у нас еще не писали. М.Успенский давно работает в жанре сатиры. Его произведения "Чугунный всадник" или "Дорогой товарищ король", конечно, хорошие вещи, но… Знаете, Аркадий Райкин как-то сказал, что существует смех двух видов: один — злобно-издевательский "хе-хе-хе", а второй открытый и веселый "ха-ха-ха". Так вот если в предыдущих вещах М.Успенский обличал, укорял и т. д., то теперь автор просто смеется, и получается у него ой как здорово. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Основное достоинство же "Чужих обычаев" Сергея Другаля заключается в легком, приподнятом стиле, характерном доя большинства произведений этого автора. Читать рассказ весело и приятно, перечитывать же хочется не очень. Но поскольку совсем немногие умеют сегодня писать так легко и весело, как Другаль, он, несмотря на всю наивность своих сюжетов, практически не имеет конкурентов как автор классической оптимистической НФ. "Человек человеку Лазарь" Александра Етоева — удивительно для него демократичный по форме психологический боевик с ожидаемо-неожиданной развязкой. "Ковчег на Второй Линии" Николая Романецкого — философская притча, описывающая очередной вариант конца света, после которого спасутся — при помощи ангелов-пришельцев — только лишь невинные младенцы, не тронутые печатью разложения. Сильно попахивает "Днем Триффидов", но сочетание библейской и научно-фантастической символики создает причудливую атмосферу тихого локального апокалипсиса на одной отдельно взятой планете, атмосферу романа-катастрофы, ужатого до размеров рассказа. Что, впрочем, его отнюдь не портит. "Как вы мне все надоели" Далии Трускиновской — забавная, чрезвычайно милая и типично женская фэнтези, блестяще удающаяся автору. Простенько, но со вкусом. Рекомендуется всем нелюбителям дамской прозы, хотя это едва ли их переубедит. "Кощей Бессмертный — поэт бесов" Бориса Штерна — рассказ со своей странной и загадочной историей. Очень пессимистичный — по сравнению с другими творениями Штерна. История о талантах, которые порой оказываются совершенно иного рода, чем предполагалось, и одновременно сказочка о "лишнем" человеке — это отнюдь не так весело, как может показаться, а даже напротив, весьма серьезно. "Псы и убийцы" Г.Панченко — рассказ, весьма сильный для дебютанта. Самый главный судья для каждого из нас — собственная совесть, и если даже самому бесчеловечному режиму удается воспитать людей так, что она у них не молчит, то значит хотя бы в какой-то малой степени жертвы оказались ненапрасными. И, наконец, два рассказа, которые, как мне кажется, являются наиболее вероятными кандидатами на премию в этом году: "Фугу в мундире" Сергея Лукьяненко и "Суббота надежд" Евгения Маевского. Напечатаны они были, между прочим, в одном и том же номере алмаатинского журнала "Миры". Короткая, но чрезвычайно емкая по содержанию "альтернативка" Лукьяненко и фрагмент объемистого философско-футуристического полотна Маевского чрезвычайно похожи, на мой взгляд в одном: и там и там внимание прежде всего обращаешь на удивительно удачное сочетание формы, в которой все это написано, и содержания, которое в это вложено. В самом деле: стилизация под японскую классическую новеллу у Лукьяненко — и переход России под юрисдикцию Японии; повесть в новеллах у умницы Маевского (вспомните, хотя бы "Возвращение") — и новейший, с учетом всех коллизий последнего времени вариант утопии. Кто же из авторов в конце-концов получит премию судить не берусь. Мне лично больше нравится Лукьяненко, но читать Маевского было приятнее… Одним словом, будем посмотреть. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() А вот Александру Борянскому в его повести "Еще раз потерянный Рай" напротив, на мой взгляд, чувства юмора слегка не хватило, хотя его книга и стала одним из ярчайших дебютов последних двух-трех лет наравне с авторами вроде Громова и Ладыженского. Но эта сумрачность, эта убийственная "сурьёзность"!.. Герой, выросший в полном одиночестве в подземном бункере, вылезши впервые на поверхность даже не очень интересуется тем, что же за глобальная катастрофа произошла на планете и как развивались события после нее — вместо этого он самоуглубленно размышляет о смысле жизни. Когда герой подобного произведения вместо того, чтобы решать чисто конкретные вопросы рефлексирует напропалую, это выглядит по меньшей мере несколько надуманно. Другое дело, если бы это происходило в чистых светлых коридорах какого-нибудь НИИЧАВО, в компании друзей-энтузиастов, таких же любителей порассуждать о проблемах бытия, как и главный герой. Но когда подобное происходит на фоне разоренной, обезлюдевшей Земли — это страшно. От этого уже попахивает паранойей — особенно, когда рассуждающий столь сосредоточен на своих проблемах и умопомрачительно серьезен. Право слово, начинаешь даже за него волноваться. Повесть Алексея Слаповского "Война балбесов" к фантастике отношения не имеет никакого, даже косвенного, хотя лично у меня совокупный объем публикаций Слаповского вызывает всяческое уважение. Это самая обычная современная проза с единственным незначительным допущением: все события, описывающиеся в повести, так или иначе предшествуют и приближают заранее намеченную местными полководцами войну между заштатным городком и его еще более заштатным пригородом. Честно говоря, мне гораздо больше понравилась не вошедшая в списки номинантов повесть того же автора "Вещий сон", опубликованная некоторое время назад в "Знамени", хотя она относится к фантастике не больше, чем и "Война балбесов". По крайней мере, финал там не такой мрачный — ну что это такое в самом деле: главный герой вдруг, ни с того ни с сего остается на пепелище, с малыми детьми на руках, обманутый, брошенный… Нет уж, если хочешь устроить герою и читателю эмоциональную встряску, то обоснуй все психологически, продумай логику событий, приготовь вразумительное объяснение своим действиям — тогда пожалуйста. Повести Сергея Лукьяненко и Юлия Буркина "Сегодня, мама!", к сожалению, едва ли предстоит обрести популярность в широких кругах читающей публики, хотя ее уже и опубликовали два таких разных и непохожих во всем журнала, как днепропетровский "МиФ" и красноярский "День и ночь"($FУважаемый рецензент ошибся: на момент написания обзора журнал "День и ночь" только анонсировал повесть на следующий номер. — Ред.): слишком уж она специфична, слишком уж узкому кругу лиц доступны все прелести ее. Ну кто, спрашивается, из "нормальных" читателей поймет, что (а точнее — кто) подразумевается под осетином Кубатаем, кулинаром Витманцом, слугой фараона Гопой? Увы, без этого знания значительная часть очарования повести теряется — например, полностью выпадает великолепный, но совершенно лишний с точки зрения композиции "кулинарный" эпизод. А жаль, повесть действительно замечательная. В отечественной фантастике уже давно не появлялось произведений подобного рода. Она не только мастерски написана, но и оставляет у читателя давно уже, казалось бы, забытое ощущение легкости и беззаботности, ощущение, что, в конечном счете, все будет хорошо. Не смотря на то, что Лукьяненко и Буркин не боятся описывать и вещи достаточно ужасные и отвратительные, вроде сваривания фараона в кипящем масле, делают они все это так легко, словно играючи, что страшно или противно читателю не становится. Что-то похожее присутствовало в ранних вещах Стругацких и в первых повестях Булычева про Алису — что-то ужасно наивное и в то же время согревающее и раскрепощающее читателя. Удивительно даже, что авторам удалось что-то подобное с банальным сюжетом о петле времени, благодаря которой двое ребятишек попали сперва в будущее, а оттуда — в Древний Египет, где им удалось спасти девочку, ставшую впоследствии их матерью. Впрочем, написано все это настолько динамично, что задуматься об этом просто нет времени — вещь читается на вылет. Из многочисленных произведений самого плодовитого и талантливого дебютанта года минувшего "Г.Л.Олди" в данную номинацию вошли повести "Страх" и "Войти в образ". Если вас интересует, как на данном этапе исторического развития следует писать фэнтези, то очень рекомендую эти повести — потому что, на мой взгляд, именно так писать и стоит. Удивительно, как сознание человека индустриальной эпохи умудряется пропустить через себя сюжеты классической фэнтези, трансформируя при этом их в нечто вполне оригинальное и соответствующее эпохе. Повесть Павла Амнуэля "День последний — день первый" — первая за несколько лет весточка, дошедшая до нас от автора из земли обетованной. Повесть построена в форме философской притчи с библейской начинкой: Мессия вновь является на Землю, чтобы предоставить ничего не подозревающему воплощению всемогущего Господа очередную возможность выбора: существовать ли этому миру дальше или же он этого не заслуживает? Сперва события разворачиваются в постперестроечной Москве, судя по реалиям — года два-три назад. Господь воплощенный в простом смертном, принимает решение что так жить нельзя. Вселенная начинает в спешном порядке сворачиваться, грешники — один за другим исчезать "по грехам своим", впадая напоследок в панику и безумие, герой же, запустивший процесс, жутко мучается от раздвоенности, ибо вместе с недостатками мира исчезают из реальности и все его достоинства, и, значит, ему придется вновь начинать с первозданного хаоса, с отделения Света от Тьмы… И все было бы хорошо, если бы не поразительная антропоцентричность господнего восприятия Вселенной — и внимание его сосредоточено почему-то лишь на одном виде животных, и представления о красоте и уродстве у него чисто обывательские, и единственным, хотя и неудачным царем и венцом природы он мыслит исключительно человека… Особенно хорош момент, когда этот глубоко переживающий крах Десяти Заповедей тонкий гуманист взрывает Сверхновую, дабы, уничтожив под корень динозавров, очистить плацдарм для прогрессивных и многообещающих теплокровных. Как-то это не по божески, что бы там не утверждал Павел Амнуэль. И, наконец, последняя и самая значительная, по-моему, в этой номинации повесть — "Знак дракона" Сергея Казменко. Высказывают мнение, что эта повесть неоригинальна, так как, дескать, идею "дракона внутри каждого из нас" первым высказал Евгений Шварц. Поскольку на самом деле возраст этой идеи приближается к возрасту человечества, о праве первородства говорить, на мой взгляд, не совсем корректно. То, что удалось сделать Казменко — великолепно без всяких скидок. Эта повесть не только безупречна в своей строго канонической форме и глубока по общечеловеческому содержанию, но и сочетает в себе лучшие черты жанра фэнтези, социальной фантастики и классической дистопии. Если в прошлом году в номинацию "Малая форма" входило достаточно большое количество практически равных по своему качеству рассказов и коротких повестей, то в этом году, по-моему, ситуация сложилась более однозначная, и на сей раз отделить явных лидеров от аутсайдеров будет значительно проще. Например, при всех своих достоинствах (которые, смею надеяться, у них имею место быть), ни "День игры" А.Силецкого, ни "Мыс Дохлой Собаки" А.Саломатова, ни "Пусть увядают сто цветов" А.Лежнева, ни даже "Войти в реку" Льва Вершинина не станут лауреатами премии ни при каком раскладе. Так уж мне кажется. Остальные рассказы… Что ж, может быть. Все зависит от вкусов тех, от кого на сей раз будет зависеть судьба претендентов. Итак, рассказы. "Иван Кублаханов" Виктора Пелевина — странно, что такие вещи не только включают в номинации, но и печатают до сих пор в журналах типа "Меги". Это — своеобразный поток сознания кого-то или чего-то, то ли еще не рожденного, то ли рожденного, но так и не начавшего себя осознавать в полной мере. Естественно, не фантастика, но по-своему — весьма и весьма… "Женщина с диванчиком" Марианны Алферовой. В очередной раз описывается апофеоз того, что еще так недавно именовали "мещанским мировоззрением", на сей раз выраженного в том, что роженицы предпочитают вместо банального младенца произвести на свет диванчик или там телевизор. "Плодовик" Владимира Вольфа — достаточно банальная по сюжету, но остроумно и смешно написанная история на вечную тему "любопытному в дверях оторвали нос на днях". Интереснее всего выглядит описываемое походя общество, представляющее собой нечто среднее между раннеамериканским фронтиром и свободной конфедерацией. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() При этом идущая от эпизодического патера Брауна как-бы-честертоновская философичность придает глубину и объем вполне банальному сюжету. Единственное, чего автору на мой взгляд недостает — это чуть большей эмоциональности. Слишком уж сильно поморожены его герои, слишком ненатурален их страх, их отвращение даже для детектива. А ведь, казалось бы, какой прекрасный повод для рефлексии! Люди, управляемые по радио при помощи вживленных в мозг радиоприемников, преступники и жертвы одновременно — проблемка для Достоевского, а? Еще одно близкое по духу к "хоррору" произведение — повесть Александра Щеголева "Ночь навсегда". То есть, это, конечно, никакой не хоррор, не детектив и уж тем более — не фантастика. Это и хоррор, и фантастика, и детектив — но смешанные в разных пропорциях, измельченные и тщательно пропущенные через фильтр авторского восприятия — то есть, своеобразный пример синтеза жанров. Оговорюсь сразу: эта повесть Александра Щеголева, как и большинство его повестей и рассказов, мне не нравится. То есть я с ней категорически не согласен. Но умные люди мне доказали на пальцах, что если некое литературное произведение вызывает активное неприятие, то следует прежде всего внимательно это произведение изучить — и я вынужден был согласиться. Так вот, внимательно читая эту повесть, нельзя не убедиться в таланте Александра Щеголева. Потому что гадости тоже надо уметь талантливо, а он это умеет. Фантастичны мотивации героев "Ночи…", фантастичны их поступки — но Щеголев и не скрывает этого. У него несколько иная цель: изучить и смоделировать поведение единственного "живого" героя повести, мечущегося и разрывающегося между страхом и любовью отца мальчика-наемного убийцы. Для этого вовсе не обязательно соблюдать правдоподобие отдельных эпизодов, важно не исказить главное — и это Александру Щеголеву блестяще удалось. И не все ли равно, какой ценой?.. В отличие от почти не фантастической повести Щеголева, "Сказание о Четвертой Луне" покойного Владимира Фирсова это классическая и очень качественная социальная фантастика. Написанная много лет назад, эта книга достойна войти в золотой фонд советской фантастики на ряду с произведениями Стругацких, Булычева, Мирера, Савченко, Ларионовой и других фантастов этого поколения. Размышления Фирсова о путях и природе власти отличаются глубиной и оригинальностью — особенно, если вспомнить в какие годы это писалось. Остается только сожалеть, что это интереснейшее произведение увидело свет с таким чудовищным опозданием. Другая повесть, так же впервые увидевшая свет в этом году на страницах "Уральского следопыта", антиутопия Валентина Моисеева "Спасатель" довольно традиционна для нашей фантастики. Все обстоит как обычно: страна окончательно распалась, русское население центральных областей России ведет жестокую и безнадежную войну за выживание против бывших нацменьшинств, в стране перманентное военное положение, жизнь гражданина ни в грош не ставится государством — словом, до слез знакомая картина. Единственный выход вновь пригласить варягов: "Придите и правьте нами!" Интересно другое угол, под которым рассматривает сложившуюся ситуацию автор. Дело в том, что в условиях войны на многих фронтах использование современных судов русскими, за исключением атомоходов, стало практически невозможно, и флоту пришлось вернуться ко временам парусов и снастей. Моисеев описывает один из рейсов лесовозного барка Северного морского пароходства "Волгалес", ставший для него последним. Стоит добавить наверное, что эта повесть написана в 1990 году, когда никакой гражданской войной на истребление еще и не пахло. И написана, надо сказать, здорово. В повести Юрия Брайдера и Николая Чадовича "Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками" есть всего помаленьку. Немного фарса, немного высокой трагедии, немного от философской притчи и от шпионского боевика. Такое смешение жанров становится, видимо, все более популярным в кругах отечественных фантастов, в том числе тех, кого уже не устраивает старый добрый фантастический реализм. Впрочем, Брайдера с Чадовичем он, напротив, устраивает вполне. Не даром сюжет их повести восходит к классическому "1984" Оруэлла: любовь делает нас свободными, но за эту свободу в конце-концов приходится платить. Кое-где повесть перекликается с ранними произведениями Солженицина — чего стоит например первая фраза повести: "В то утро Пряжкин проснулся необычайно рано — дозорный на Троицкой башне едва успел восемь раз пробить в рельс". Впрочем, авторы используют возникшие ассоциации совершенно сознательно, создавая вполне соответствующую содержанию повести атмосферу полуказармы-полубардака. Нельзя не упомянуть и своеобычную авторскую иронию, то и дело появляющуюся на страницах повести, подчас совершенно неожиданно. Не будь этой удивительной иронии, повесть, при всех ее достоинствах, читалась бы совершенно иначе. Впрочем, разве это возможно — на полном серьезе обсуждать принятые очередной "Тпруней" решения, хотя бы эта "Тпруня" и была полувоенного образца?.. Коли уж речь зашла об иронии, то с этим делом в первую очередь надо обращаться к Михаилу Успенскому, представленному в данной номинации сильно порезанным романом "Дорогой товарищ король". Хотя по сравнению с его удивительным романом повесть выглядит куда как скромно, автор виртуозно владеет словом, и, кажется, умеет шутить на любую тему и по любому поводу. Увы, если в романе этот головокружительный юмор играет подчиненную роль, то тут он выходит на первый план, подчиняя себе логику повествования и превращаясь местами в тяжеловесное самодостаточное ёрничество, почти сатиру — политическую или вовсе бессмысленную. Возможно, в этом виноваты редакторы "Меги", где опубликован этот роман, но с увеличением плотности стёба на единицу текста в полном соответствии с законом перехода количества в качество, смеяться мне хотелось все меньше и меньше. Правда, как я уже сказал, сам Михаил Успенский, судя по всему, виноват в этой аберрации восприятия менее всего. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Незабвенный профессор Амвросий Амбруазович Выбегалло сказал как-то по поводу созданной им модели человека полностью удовлетворенного: "Счастье данной модели будет неописуемым. Она не будет знать ни голода, ни жажды, ни зубной боли, ни личных неприятностей. Все ее потребности будут мгновенно удовлетворены по мере их возникновения". Эту самую выбегаллову утопию, судя по всему, и надумал воплотить в своем романе "Катализ" Ант Скаландис, проделав примерно то же самое, что значительно раньше сотворил в своем "Одиссее…" Василий Звягинцев, то есть наделив своих героев полным всемогуществом в материальной сфере. Только если Звягинцев наивно восхищается процессом производства и (особенно) потребления, то Скаландис поступил умнее и изобретательнее, — во-первых, посвятив весь роман анализу последствий открытия героев, а, во-вторых, наделив их и еще кое-какими суперменскими качествами — например, бессмертием. Впрочем, наступившее изобилие почему-то не приводит к мгновенному превращению человечества в сообщество исполинов духа и корифеев. Даже напротив, проблемы, по поводу которых рефлексируют в романе рядовые представители рода людского в основном относятся не к духовной сфере. В общем, по поводу каждого слова в этом романе мне хочется спорить — а это, согласитесь, уже немало. "Бикфордов мир" Андрея Куркова, как и "Солдаты Вавилона" — роман весьма сложный и весьма философский, несмотря на гораздо более демократическую форму. Это умная и по-своему довольно красивая книга с яркими, сочными, хотя и лишенными развития образами и простым до схематизма сюжетом. Персонажи романа настолько погружены в свои собственные переживания, что задевают друг друга только случайно, по касательной. Похоже, что именно такое ощущение и было запланировано автором — в любом случае, получилось это у него здорово. Статичность, замороженность открывающихся картин, отсутствие развития сюжетных линий сами по себе уже завораживают взгляд. По-моему, подобная статичность присуща скорее произведению изобразительного искусства, ибо она более всего предрасполагает к размышлениям. Ну да и роману Куркова, хоть его и не повесишь на стенку рядом с "Медведями на отдыхе" она очень к лицу. Если "Бикфордов мир" со значительной долей уверенности можно отнести к вещам постмодернистским и не совсем приходящимся по ведомству фантастики, то произведения Владислава Крапивина "Сказки о рыбаках и рыбках" и особенно "Помоги мне в пути…" относятся к тому обширному слою литературы, который на протяжении многих лет служил питательной средой для подобных вещей. По-моему, в двух этих произведениях своеобразный "крапивинский стиль" проявился настолько ярко, как никогда раньше. Во всяком случае, прежде в произведениях В.П.К. "окровавленные младенцы" не появлялись в таких количествах и уж во всяком случае не описывались с такой тщательностью и никогда еще все богатство и разнообразие детского и взрослого мира не было до такой степени сведено к нескольким повторяющимся из эпизода в эпизод стереотипным реакциям. И у взрослых, и у детей помыслы только друг о друге и больше ни о чем, как будто они без этого жить не могут. Сплошь какие-то ненормальные и с той, и с другой стороны. Ну очень трогательная картина… Роман Алексея Слаповского "Я — не я" с первых же страниц чем-то сильно напомнил мне произведения Александра Житинского. Лиричностью своей, что ли, спокойной усмешкой?.. Не знаю. Сюжет романа удивительно прост — некий обычный и ничем не примечательный человек вдруг приобретает удивительную способность меняться телами с другими людьми. С этого-то и начинаются его мытарства… Главное внимание автор, как и следовало ожидать, обратил на психологию своих героев, на психологию их окружения — окружения тех, чьи места на время занимает его главный герой. Впрочем, никакой вразумительной морали из всего этого, слава богу, не следует — этим Слаповский тоже напоминает Житинского. И не смотря на то, что полет авторской фантазии не ограничен рамками общепринятых представлений о жизни престарелого генсека или рок-музыканта недавнего прошлого, легкая необязательность выводов автора не дает создастся атмосфере нон-конформизма. Просто хорошо написанная книга размышлений о жизни, размышлений, хотя и не слишком глубоких, но и не претендующих на априорную правоту. Роман Михаила Успенского "Там, где нас нет" — это не просто лучшее, что я читал у Михаила Успенского, не только лучший роман номинационного списка, но и вообще одно из лучших произведений фэнтези, какое я когда-либо читал — за исключением, может быть, Толкина и некоторых вещей "заживо похороненного" Желязны, которого так любит Успенский. Дело в том, что в этом романе юмор Успенского впервые играет подчиненную, служебную роль. Предыдущие его повести и рассказы гораздо больше походят на политическую сатиру, нежели на самодостаточные художественные произведения, но это совершенно непохоже на все, что он делал раньше. Написать такое блестящее, такое ироничное и в то же время глубоко проблемное произведение удалось Успенскому не сразу — я имею в виду начало романа, где довольно занудливо описывается процесс эволюции грязи в князи. Однако как только автор переключается на описание злоключений конкретного и вполне положительного, не смотря на все свои недостатки, героя, скука испаряется и начинается сплошной кайф. Увы, в один далеко не прекрасный момент Успенский круто обламывает читателя и тот внезапно, ни с того ни сего, видит красивую надпись внизу страницы: "Конец первой книги". Представляете: третий час ночи, вы только-только разогнались как следует, и тут вдруг такая подлянка! Если бы не это ничем неспровоцированное прерывание романа на середине эпизода, Успенский, несомненно, был бы достоин всех самых престижных литературных премий нашего — и не только нашего — жанра. Впрочем, вероятно в этом году он и так получит по крайней мере "Бронзовую Улитку" и "Интерпресскон", хотя лично я предпочел бы подождать и посмотреть, чем таким закончится его роман. Хотелось бы надеяться, что этого окончания мы дождемся до конца тысячелетия. А пока я призываю голосовать за роман Генри Лайона Олди "Сумерки мира", вещи в высшей степени небанальной и заслуживающей всестороннего внимания почтенного фэнства. Не смотря на обманчивое первое впечатление, скрывшиеся под а ля дальнезарубежным псевдонимом Дмитрий Громов и Олег Ладыженский далеко не так просты, как кажется. Возможно, этот роман не столь красив и закончен, как "Бикфордов мир", и его философичность не столь очевидна, как в "Солдатах Вавилона", — но для того, чтобы заметить, насколько он непрост, мало однократного прочтения. Стремление к нон-конформизму у авторов "Сумерек мира" не столь очевидно, но это вовсе не значит, что такого стремления у них нет — просто они ловчее других сумели замаскировать экспериментальность своей прозы, благодаря чему их произведения оказались одновременно демократичны по форме и вполне элитарны по содержанию. По крайней мере, "Сумерки мира" именно таковы. В этом романе, пожалуй, сильнее, чем во всех остальных романе списка — за исключением ополовиненного шедевра Успенского — чувствуется элемент литературной игры, скрытой авторской иронии — в том числе и самоиронии, — а как же без этого? Авторы прекрасно понимают, что пишут произведение, которое вполне может быть и наверняка будет названо "масскультурным", но это их не смущает. Понимание этого чувствуется в каждой строчке — так же как и то, что авторы все же подходят к своей задаче с должной долей иронии и изобретательности. Авторы неплохо чувствуют язык и, будучи прекрасно знакомы с литературной традицией, не задумываясь пользуются этим свои преимуществом. Конечно, "Сумерки мира" не являются всеобщей панацеей от сенсорного голодания (хотя я убежден, что и профессор филологии, и простой ролевик сумеют найти тут что-то для себя), но в качестве первого приближения к идеалу испытание на прочность выдерживают вполне. С чем я Громова с Ладыженским и поздравляю. Кстати, интересно знать, почему в номинации на "Интерпресскон" ни в этом, ни в прошлом году так и не появился роман Андрея Дворника "Отруби по локоть"? Ведь роман-то этого заслуживает вполне — может быть, даже больше, чем некоторые другие, в номинацию вошедшие. Даже на тираж в 999 экземпляров здесь не погрешишь — с тех пор, как почетное место среди лауреатов заняло бессмертное творение Р.С.Каца, изданное тиражом на один экземпляр больше, о таких мелочах говорить как-то неудобно. Странная, загадочная история… Что же касается повестей, то тут дела обстоят еще интереснее. Во-первых, значительная часть произведений включены в эту номинацию, на мой взгляд, то ли из-за недобора, то ли в качестве компенсации за прежние заслуги. Например, "Поселок кентавров" Анатолия Кима. Нет, спору нет, "Отец-Лес" — штука, наверное, чем-то интересная, коли столько незаинтересованного народа ее хвалит. Но ведь "Поселок кентавров" с этой притчей и рядом не лежал. Или премированный "Сон войны" Александра Рубана, "штатская утопия", смысл которой, насколько я сумел разобрать, сводится к тому, что советский — да и не только советский — человек может лишь запойным пьянством преодолеть собственную агрессивность и стремление к насилию. Ей-богу, рядом с его же "Феакийскими кораблями" этот с позволения сказать изыск, несмотря на правильность формы, как-то не смотрится. Вот и повесть Александра Громова "Такой же, как вы" построена в точном соответствии с классическим клише социальной фантастики: постановка проблемы, иллюстрация либо исторический экскурс, разрешение загадки, финал. Автор уверяет нас, что ежели заселить целую планету клонами одного человека, то со временем эти клоны от тоски и однообразия возьмут, да и установят на планете тоталитарную диктатуру. Причем делает он это так, что с первых же строчек становится ясно — других альтернатив у бедных клонов нет и не будет, хоть из кожи лезь. Мораль: заселять целую планету клонами одного-двух человек непорядочно. Вот и вся сказочка. Увы, отсутствие альтернатив превращает социальную фантастику в черно-белый геометрический план. Взаимодействия между персонажами получаются исключительно линейными, схематизм прет из каждого эпизода, и в конце-концов оказывается, что благородная антиутопия деградировала до уровня банального нравоучения. Пару слов об "Улете в теплую сторону" Александра Чуманова — это эдакая сильно метафоризированная притча. Ну очень сильно. Правда, метафоры по большей части настолько прозрачные, что не совсем понятно, зачем они вовсе понадобились. Раз понадобились, значит — так надо автору. Но больно уж суетно, единовременно это все, слабовато тут по части вечных вопросов. Бегают какие-то психи по городу, за власть борются, генофонд портют… А жаль, именно философские категории и вечные вопросы даются Чуманову лучше всего. Значительно приятнее выглядит повесть Юрия Буйды "Калигари". Судя по количеству публикаций Буйды в журналах типа "Октября", "Волги", "Знамени" и тому подобных, автор достаточно талантливый и разносторонний, чтобы позволить себе эксперимент на грани фантастики, детектива и философской притчи. Ведь очередное воскрешение доктора Калигари, Шерлока Холмса да еще и патера Брауна на страницах одной повести иначе, как рискованным экспериментом не назовешь. Тем приятнее сообщить, что эксперимент, несмотря на некоторую излишнюю для повествований подобного рода сухость и отстраненность автора вполне можно признать успешным. Благодаря странному смешению стереотипов, атмосфера в повести создается вполне оригинальная. Атмосфера исподволь наползающего ужаса, медленно сгущающихся теней, холодного дыхания на затылке — короче, хоррорная атмосфера. Смотри "Молодой Шерлок Холмс |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Я это прочитал В. ВЛАДИМИРСКИЙ // ДВЕСТИ № Г / "И все-таки можно ли было представить себе роман и нон-конформистский, и достаточно проблемный, и, не смотря ни на что, — занимательный?" — спросил в свое время умный человек, и тут же сам себе ответил: "Да, можно". По крайней мере, теперь — можно. В самом деле, смешно кичиться тем, что твои произведения лишены занимательности — равно как и любого другого из упомянутых качеств. По этому поводу тот же человек сказал: "…раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить: иронично, без наивности". Между прочим, это идеальная формула художественного произведения: нон-конформизм плюс развлекательность плюс проблемность плюс ирония минус наивность. То, что ироничность является неотъемлемым компонентом развлекательности еще не факт, как могло бы показаться. Естественно, соответствовать этой формуле полностью может лишь некое идеальное произведение, а в природе, как известно, с идеалами туго — и идеальный газ и идеальный вакуум встречаются тут одинаково редко. Впрочем, отрадно уже то, что определенное эволюционное движение в направлении к этому недостижимому идеалу в отечественной фантастике уже началось. Пожалуй, из романов, вошедших в список претендентов на премию "Интерпресскон" к нему, к идеалу, ближе всего роскошный, постмодернистский роман Андрея Лазарчука "Солдаты Вавилона". Странно даже — нечто нон-конформистское, проблемное и тем не менее сюжетное складывается из осколков сюжетов значительно более наивных и простых. И получается произведение, которое можно перечитывать раз за разом, каждый раз открывая для себя что-то новое. Только чрезмерная гнетущая серьезность автора слегка портит впечатление от романа. С чувством юмора у Андрея Геннадьевича давно, мягко выражаясь, не все в порядке — а, выражаясь грубо, оно, чувство это, отсутствует у уважаемого классика-современника начисто. Но роман все равно конфетка, что бы там о нем не говорили недоброжелатели. Позвольте мне привести еще одну цитату: "…Грустно за автора, который не нашел в себе сил преодолеть инфантилизм и увидеть мир таким, каков он есть, — во всем многообразии красок, света и тени. Я не случайно употребил здесь слово "инфантилизм": наиболее мрачные мысли о мире, как известно, возникают в подростковом возрасте. Именно здесь рушатся идеалы, сталкиваясь с жестокой действительностью. Однако переход к зрелости, если он происходит, знаменуется восстановлением идеалов, правда, не в их романтическо-книжном виде, а в реальном диалектическом противоборстве с силами зла". (А.Житинский, "Путешествие рок-дилетанта"). Увы, у многих из тех, чьи произведения заняли почетные места в списке номинантов за 1994 год переход этот до сих пор так и не состоялся, судя по всему. Прекрасный тому пример роман Андрея Столярова "Я — Мышиный король". Очень уж мрачный он и беспросветный (не Столяров, естественно, а роман). Настолько, что возникает вопрос — да неужели Вы это серьезно, Андрей Михайлович? Такое ощущение, что автор, виртуозно владеющий технической стороной процесса, в очередной раз загорелся идеей кому-то чего-то доказать — то ли друзьям-писателям, то ли господам читателям, то ли Большой Литературе (которой, как утверждает Дмитрий Богуш, в природе не существует) — что он, А.М., вполне в состоянии написать роман-фэнтези, не только отвечающий классическим канонам, но при этом еще и высокохудожественный. И, надо сказать, кое-что ему удалось например, следование законам жанра. Однако… "В них жизни нет, все куклы восковые…" А.М. с его обескровленными персонажами и нудноватым сюжетом более всего напоминает Реаниматора из одноименного рассказа Лавкрафта, с упорством и изобретательностью, достойными лучшего применения, вдыхающего жизнь в искалеченные, мертвые тела, ни на что, кроме преступлений не способные. Это, конечно, по-своему очень, бла-ародно, но… Всем, наверное, памятно, чем закончил тот Реаниматор. Увы, даже так получается не у всех, ибо чего-чего, а знания литературного инструментария у Столярова не отнять. А вот, скажем, у Н.Дашкова в романе "Отступник" и с этим туговато. Маловразумительное житиё-бытиё главного героя романа с "говорящим" прозвищем "Холодный Затылок" что-то не сильно интригует. Подобно поведению героев не лучших произведений западной "героической фэнтези", из которых автор, кстати сказать, позаимствовал и большую часть реалий описываемого мира, деятельность Сенора Холодный Затылок носит чисто рефлекторный характер. То есть как у всяких гидр, актиний и прочих кишечнополостных: стимул-реакция, стимул — реакция, стимул — … Тоскливое это однообразие поведенческих реакций и полное отсутствие у героя второй сигнальной системы быстро утомляют — слишком быстро. В чем-то сродни "Отступнику", хотя и на другом качественном уровне и роман Александра Громова "Наработка на отказ". Если Дашков написал совершенно кондовый роман-фэнтези, не слишком заботясь о качестве текста, то Громов умудрился создать в свою очередь самую что ни на есть банальную социальную НФ в стиле "МГ" конца семидесятых, только чуть более грамотную и чуть более мрачную. Основательно "ломает кайф" тот факт, что для любого, кто прочитал более десятка фантастических произведений развязка романа очевидна с первой же страницы. Естественно, если не брать в расчет совершенно ненужную, на мой взгляд, линию с наблюдателем сверхцивилизации щитоносцев. В которую ухитрилась каким-то чудом эволюционировать эмигрировавшая с Земли старая добрая евгеническая секта. Впрочем, сверхцивилизация эта получилась тоже вполне фашистского толка: на простых смертных с их радостями и страданиями эти гиганты духа, ясное дело, смотрят как на расползшихся муравьев; собственных детей, не соответствующих госстандартам, запросто подвергают изгнанию (внедряя в среду этих самых "муравьев"); к собственным достижениям относятся с преувеличенным пиететом — словом, веселая такая история. Аж выть от нее хочется. Так что если уж писать классическую НФ, то уж лучше делать это как Евгений Филенко в "Галактическом Консуле" или, паче чаяния, Сергей Казменко в "Повелителе марионеток". И хотя Филенко, с его запутавшимся в женщинах героем так и не удалось, на мой взгляд, придумать достаточно вразумительную философско-космогоническую теорию, дабы связать воедино столько разноплановых, неровно написанных повестей, а Казменко так и не смог доказать мне, что в обозримом будущем наука достигнет таких высот, что все флюктуации в социуме — пусть даже замкнутом и небольшом — будут предсказываться заранее, а сам этот социум — управляем при помощи одного лишь информационного воздействия, и при этом довольно грубого, — но и ту, и другую вещи я буду, без сомнения, с неослабевающим удовольствием перечитывать еще много-много раз. Не смотря на заметно меньшую проблемность, чем у предшествующего романа тетралогии "Евангелие от Тимофея" новый роман Юрия Брайдера и Николая Чадовича, отличается похвальным динамизмом и увлекательностью сюжета. Похвальна уже сама попытка создать, говоря словами Сергея Бережного, эдакое "масштабное полотно", которым должна стать тетралогия "Тропа", первыми двумя романами которой являются "Евангелие…" и "Клинки…" Оба эти романа заслуживают всяческого внимания. Ну, а вот грустный роман веселого Кира Булычева, вдосталь потоптавшего грязными сапогами распространенные исторические стереотипы новейшего времени. Вот вам в "Заповеднике для академиков" и Сталин с Ежовым, и Пастернак с Вавиловым, и сталинизм с человеческим лицом, и Гитлер с Гаусгоффером, и секретные физики в обниму с энкэвэдэшниками, и политзаключенные со шпионами и хрен в ступе. Только один вопрос и вызывает роман: ну как, скажите пожалуйста, этим Хранителям Времени удается на глазок определить, какое из русел Реки Хронос основное, а какое — побочное? Судя по этой книге, тупиковые ветви отличаются от остальных тем, что здесь нарушается принцип причинно-следственной связи. Иначе трудно объяснить тот чудесный факт, что женщина, стоявшая у истоков разветвления умудрилась не только выжить в лагере, не только пережить первый в истории ядерный взрыв, не только попасть в фашистскую Германию, но и стать любовницей самого Гитлера и погибнуть вместе с ним при ядерной бомбардировке Варшавы после взятия ее немецкими войсками. Совпадения подобного рода слишком заметны и неправдоподобны, чтобы быть случайностью, а их в этом романе масса. Учитывая то, что большинство совпадений относится ко второй части романа ("Как это могло быть"), нельзя не признать, что с причинно-следственной связью не все в порядке именно в "сухом русле" Реки Хронос, не смотря на всю внешнюю привлекательность сложившегося там порядка вещей. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() СТОЯЩИЕ НА СТЕНАХ ВАВИЛОНА. (Андрей ЛАЗАРЧУК. Солдаты Вавилона: Роман / "День и ночь".1994.- ##1–3.) Сергей Б ЕРЕЖНОЙ /ДВЕСТИ № В/ ПОДСТУПЫ: СОНЕТ Поначалу кажется просто невозможным выбрать слово, на которое должно опереться в разговоре об этом романе. Второе прочтение подарило мне понимание того, о чем следует писать в связи с "Солдатами Вавилона". Определилось пространство. Оставалось найти точку опоры — слово. И только прочитав роман в третий раз, я нашел слово, с которого следовало начать. Смешно, но с этим словом я не был оригинален. "В начале было Слово, и Слово было — Бог…" Итак… Лазарчук написал концентрированно философский роман. С треском рвутся, не выдерживая темпа повествования, или появляются ниоткуда сюжетные линии, умирают и оживают герои, возводятся и рушатся концепции, страшно и кроваво пересекаются пространства и миры… Читатель стремительно погружается в пучины даже не извращенной — какой-то иной логики. Логики плывущих аксиом. Логики хаоса. И вдруг читатель замечает, что все эти обрезки литературы начинают сплетаться в какую-то картину — размытую, мозаичную, полуразрушенную, искалеченную, уродливую, — но определенно цельную. Следующий шаг, которого требует от читателя этот роман — найти его, романа, "точку сборки". Сложность заключается в том, что точку эту следует сознательно искать, более того — я совсем не уверен, что ее найдет каждый, кто за этот труд возьмется. Можно считать, что мне повезло: философская концепция, удобно расположившаяся в "точке сборки" романа, давно привлекала мое внимание, и, встретив знакомые понятия, я сопоставил их с тем, что знал — в том числе, и о работах Лазарчука. И все вдруг встало на свое место. И оказалось, что форма романа идеально соответствует его содержанию, и форма эта не уступает изяществом классическому сонету. Теза. Антитеза. Синтез. ТЕЗА: КОДОНЫ Никуда не деться от введения нетрадиционной для классического литературоведения терминологии — терминов теории информации. Человеческий мозг — достаточно мощный (самый мощный из известных нам) инструмент обработки информации. Отвлечемся от материальной сущности мозга, представим его в виде абстрактной модели: пассивная информация (память) — активная информация (способы обработки пассивной информации). Назовем эту замкнутую информационную модель сознанием. Для того, чтобы "разомкнуть" эту модель, добавим еще две составляющие: входной информационный пакет, поступающий в сознание извне и предназначенный для обработки сознанием, и выходной информационный пакет — результат работы сознания, обращенный вовне этого сознания. В рамках этой абстрактной схемы разница между мозгом человека и процессором компьютера чисто количественная. Поэтому вполне логично предположить, что с накоплением ресурса памяти и возможностей обработки информации, техногенное сознание способно создать собственные способы воздействия на внешний мир — куда включаются, с точки зрения этого техногенного сознания, и сознания человеческие. Так появляются кодоны — техногенные информпакеты, которые внедряются в сознание человека и перехватывают у него предварительную обработку входной информации. И человек начинает видеть, слышать, ощущать то, чего нет… "…Где прямой свет ложился на пол, ковер был чист, но по сторонам от светлой полосы копошилось что-то темное, по колено и выше, похожее на плотную пену, и вдруг там, под пеной, что-то дернулось, пена прорвалась, на миг показалась костяная рука, судорожна сжалась и исчезла; и снова звук, будто рывком проволокли плотную тяжесть. Левее, у стены, стояла кроватка Сида, и в кроватке копошилась эта же пена, а за кроваткой Ника увидела будто бы наклонившегося вперед человека, нет, не человека — что-то округлое, плотное, сжатое, похожее на боксерскую перчатку в человеческий рост, и в следующий миг то, что было там, распрямилось, и Ника поняла, что оно на нее смотрит… То, что там стояло, с тошнотворным чмоканьем выдвинулось из из-за кроватки и вдруг раскрылось, именно как перчатка, и из него выпал, тут же исчезнув в пене, крошечный скелетик…" Видения, неотличимые от реальности, опрокидывающие и насилующие сознание… Как легко парализовать сознание человека — достаточно вывести то, что он видит и слышит за пределы понимания (то есть, за пределы возможностей корректной обработки внешней информации)… Это первая посылка. Взаимоотношения человека с миром жестко завязаны на информационный обмен между ними — человеком и миром. Стоит блокировать этот обмен, и человек исчезнет для мира, а мир — для человека. Нет, не совсем верно… Для человека исчезнет мир, в котором он жил раньше. Но на место исчезнувшего мира придет новый, который будет существовать только в сознании этого человека — но будет по-прежнему дан ему во всех мыслимых ощущениях, и, следовательно, — будет для него безупречно реален… Но если вброшенным в новую реальность оказывается не одно сознание, но несколько? Но если — все люди видят тот же кошмар, что и ты? Что тогда можно назвать реальностью? А если правы те, кто видит ближайшую перспективу в формировании Надсознания — результата объединения отдельных человеческих сознаний, — и отсечение информканалов пошло именно на уровне Надсознания?.. Но само Надсознание есть ни что иное, как результат объединения накопленных человечеством ресурсов памяти и способностей обработки информации. И, по аналогии, само Надсознание способно на формирование тех же кодонов — но уже антропогенных. И что есть антропогенный кодон, как не попытка сотворения нового мира? И не Богом ли этого нового мира будет сотворившее его Надсознание? АНТИТЕЗА: ЭРМЕРЫ Человеческая этика противится насилию над сознанием. Порабощенное сознание должно быть освобождено, кодон должен быть убит, изгнан, человека необходимо вернуть в реальный мир — то есть, в тот мир, который считает реальным эрмер — экзорцист, изгоняющий из сознания кодона-демона… Эрмер не осознает, что он просто перебрасывает сознание человека из одной иллюзии в другую, меняет на входном информканале один фильтр на другой — и, возможно, не менее грязный… Да и есть ли вообще "чистый" фильтр? А уж если представить, что может пойти по входному информканалу, если фильтра не будет совсем… Впрочем, принципиальной разницы нет: хоть фильтрованная информация, хоть не фильтрованная, нулевой фильтр — тоже фильтр, отрицательный результат — тоже результат… Для того, чтобы изгнать дьявола, человек должен изучить его. Но, изучая врага, неизбежно начинаешь его понимать. Перед эрмером выстраивается вся цепочка: Сознание — Надсознание — Бог, творящий Новый мир… Бог, а не дьявол. Но кто бы это ни был, он сотворил мир, горящий в огне катастроф. Собственно, само существование мира — это и есть растянутая на миллионы лет катастрофа. Что такое Вселенная? Взрыв — коллапс, взрыв — коллапс… Что такое жизнь человеческая? Взрыв коллапс… Один апокалипсис наслаивается на другой, как масло на ломоть хлеба, и иного человеку — и миру — просто не дано. В каком бы мире ты не существовал, и какими бы ты не тешился иллюзиями… Так кто же ты, эрмер-спасатель, возвращающий души из ада иллюзий в не менее иллюзорный рай? Может, ты убийца миров, которые лучше того, что привычен тебе? Может, ты ученый, больше других знающий о том, как рождаются иллюзорные миры? Может, ты странник, блуждающий по этим мирам в поисках того самого, единственного… А может, ты противоборствуешь юному Богу, который творит новый мир?.. А может, ты — слуга и творец Апокалипсиса, как бы этот Апокалипсис не назывался: Столкновение Миров, Второе Пришествие, Великая Революция, Афганистан… Как бы то ни было, какие бы катастрофы не обрушивались на человека, главным для него остается "нравственный закон", социальная этика, собственный Бог каждого из нас. Каждый выбирает ее для себя сам, и, единожды избрав, да не впадет в ересь. Один из героев романа сочиняет гениальный апокриф о солдатах Вавилона. После того, как Господь "смешал языки" строителей Вавилонской Башни, к стенам города подступили враги. И, несмотря на то, что солдаты не понимали командиров, город выстоял, ибо каждый его защитник знал свое место на стене и свою "боевую задачу"… Не понимая друг друга, они остались верны каждый своему Богу и спасены были. Они равновелики в этом романе: боги и люди, миры и мифы. Они одинаково значимы. Потому что все они составляют единую цепочку. Ту самую: Сознание — Надсознание — Бог — и Мир, в котором неизбежно появляется свое Сознание, — и все начинается с начала. От Отца к Сыну, от Сына — к Духу, — ничто не ново под этим небом. И не только под этим… ЗАКЛЮЧЕНИЕ: БОГИ ПРОТИВ ЭТИКИ Теперь несколько слов о том, почему, собственно, я назвал этот роман концентрированно философским. По моему глубочайшему убеждению, Лазарчук построил роман на единственной, но всеобъемлющей идее — проблеме невзаимодействия человеческой этики с законами, управляющими мирозданием. Законы эти Лазарчук сводит к глобальному философскому принципу равнозначности материи и сознания, заменяя этим постулатом ортодоксальные попытки решения основного вопроса классической философии. Такой ход дает ему возможность совершенно по-новому взглянуть на роль информации в структуре мироздания: даже бог, с точки зрения автора, суть информационный пакет, порожденный обобщенным сознанием человечества. Такой бог практически несоотносим с современным пониманием этики, что и порождает конфликт между ним и человеком, для которого этика является одной из основ социального существования. Роман, видимо, намеренно усложнен автором. Далеко не каждый читатель прорвется через безумную смесь сюжетных, метафорических, мировоззренческих, апокрифических фрагментов, через кровавые срезы множества реальностей, через пересекающиеся параллели судеб героев… Роман далеко не демократичен. Но Лазарчук, как мне кажется, заслужил, чтобы у него был свой собственный читатель, достаточно терпеливый, чтобы не раз и не два возвращаться к "Солдатам Вавилона"… |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Номинационные списки премий "БРОНЗОВАЯ УЛИТКА" И "ИНТЕРПРЕССКОН" 1995 ГОДА КРУПHАЯ ФОРМА 1. Брайдер Ю., Чадович H. Клинки Максаров. — В кн.: Брайдер Ю., Чадович H. Избранные произведения. Т.1.- Hижний Hовгород: "Флокс", 1994. 2. Булычев К. Заповедник для академиков. — М.: "Текст", 1994. 3. Дашков H. Отступник. — В сб.: Сумерки мира. — Харьков: "Основа", 1993. 4. Громов А. Hаработка на отказ. — "Уральский Следопыт", 1994, ##2–4. 5. Казменко С. Повелитель марионеток. — В кн.: Казменко С. Знак дракона. — СПб: "ЛитерА"; "Интерпресссервис", 1993. 6. Крапивин В. Сказки о рыбаках и рыбках. — В кн.: Крапивин В. Сказки о рыбаках и рыбках.- Hижний Hовгород: "Hижкнига", 1994. 7. Крапивин В. Помоги мне в пути. — В кн.: Крапивин В. Сказки о рыбаках и рыбках.- Hижний Hовгород: "Hижкнига", 1994. 8. Курков П. Бикфордов мир. — Киев: "Комтеко", 1993. 9. Лазарчук А. Солдаты Вавилона. — "День и ночь", 1994, ##1–3. 10. Олди Г.Л. Сумерки мира. — В сб.: Сумерки мира. — Харьков: "Основа", 1993. 11. Скаландис А. Катализ. — "МиФ" (Днепропетровск), 1991–1993, ##1–5. 12. Слаповский А. Я — не я. — В сб.: Слаповский А. Я — не я. — Саратов: Ред. журн. "Волга", 1994. 13. Столяров А. Я — Мышиный Король. — "Hева", 1994, #5/6. 14. Филенко Е. Галактический консул. — Пермь, "Бегемот", 1994. 15. Успенский М. Там, где нас нет. — "День и ночь", 1994, ##4–5. СРЕДHЯЯ ФОРМА 1. Амнуэль П. День последний — день первый. — М.: "Руслит", 1994. 2. Борянский А. Еще раз потерянный рай. — В сб.: Борянский А. Змея, кусающая свой хвост. — Белгород: "ОHУЛ", 1994. 3. Брайдер Ю., Чадович H. Стрелы Перуна с разделяющимися боеголовками. — В кн. Брайдер Ю., Чадович H. Избранные произведения. Т.1.- Hижний Hовгород: "Флокс", 1994. 4. Буйда, Ю. Калигари. — "Октябрь", 1994, #11. 5. Громов А. Такой же, как вы. — "Фантакрим-МЕГА", 1993, #6. 6. Казменко С. Знак Дракона. — В кн.: Казменко С. Знак дракона. СПб: "ЛитерА", "Интерпресссервис", 1993. 7. Ким А. Поселок кентавров. — В кн.: Ким А. Поселок кентавров. М.: "Ковчег", 1994. 8. Коваль Ю. Сэр Суер-Выер. — В кн.: Коваль Ю. Опасайтесь лысых и усатых. — М.: "Книжная палата", 1994. 9. Лукьяненко С. Буркин Ю. Сегодня, мама! — "МиФ", 1994, #6. 10. Моисеев В. Спасатель. — "Уральский Следопыт", 1994, #7. 11. Олди Г.Л. Страх. — В кн.: Олди Г.Л. Войти в образ. — Харьков: "Второй блин", 1994. 12. Олди Г.Л. Войти в образ. — В кн.: Олди Г.Л. Войти в образ. Харьков: "Второй блин", 1994. 13. Рубан А. Сон войны. — "Фантакрим-МЕГА", 1993, #6. 14. Слаповский А. Война балбесов. — В сб.: Слаповский А. Я — не я. — Саратов: Ред. журн. "Волга", 1994. 15. Успенский М. Дорогой товарищ король. — "Фантакрим-МЕГА", 1994, #2 16. Фирсов В. Сказание о Четвертой Луне. — "Уральский Следопыт", 1993, ##8–9. 17. Чуманов, А. Улет в теплую сторону. — "Урал", 1994, #5. 18. Щеголев А. Hочь навсегда. — "Hева", 1994, #4. МАЛАЯ ФОРМА 1. Алферова М. Женщина с диванчиком. — "Пульс", 1994, #4. 2. Вершинин Л. Войти в реку. — "Фантакрим-МЕГА", 1994, #1. 3. Вольф В. Плодовик. — "Фантакрим-МЕГА", 1994, #1. 4. Другаль С. Чужие обычаи. — "Уральский Следопыт", 1994, #3. 5. Етоев А. Человек человеку Лазарь. — "Пульс", 1994, #4. 6. Казменко С. До четырнадцатого колена. — В кн.: Казменко С. Знак дракона. — СПб: "ЛитерА", "Интерпресссервис", 1993 7. Лежнев А. Пусть увядают сто цветов… — "Фантакрим-МЕГА", 1993, #5. 8. Лукьяненко С. Фугу в мундире. — "Миры", 1993, #2. 9. Маевский Е. Суббота надежд. — "Миры", 1993, #2. 10. Панченко Г. Псы и убийцы. — В сб.: Сумерки мира. — Харьков: "Основа", 1993. 11. Пелевин В. Иван Кублахнов. — "Фантакрим-МЕГА", 1994, #1. 12. Пелевин В. Зомбификация. — "День и ночь", 1994, #4. 13. Романецкий H. Ковчег на Второй Линии. — "Фантакрим-МЕГА", 1994, #2. 14. Руденко Б. Дул медленный ветер. — "Фантакрим-МЕГА", 1994, #2. 15. Саломатов А. Мыс дохлой собаки. — "Фантакрим-МЕГА", 1994, #1. 16. Силецкий А. День игры. — "Если", 1994, #8. 17. Трускиновская Д. Как вы мне все надоели. — "Техника — молодежи", 1993, #7. 18. Штерн Б. Кащей Бессмертный — поэт бесов. — В кн.: Б.Штерн. Сказки Змея Горыныча. — Кировоград: "ОНУЛ", 1994. КРИТИКА, ПУБЛИЦИСТИКА 1. Бережной С. Миры великой тоски. — "Двести", 1994, А. 2. Казаков В. Полет над гнездом лягушки. — "Двести", 1994, Б. 3. Ланин Б. Русская литературная антиутопия. — М.: 1994. 4. Ревич В. Легенда о Беляеве, или Hаучно-фантастические зомби."Фантакрим-МЕГА", 1993, #6. 5. Рыбаков В. Кружась в поисках смысла. — СПб: Библиотека журнала "Двести", 1994. 6. Рыбаков В. Идея межзвездных коммуникаций в фантастике. — "Двести", 1994, Б. 7. Тюрин А. Фантастика — это вам не балет, тут думать надо."Двести", 1994, А. 8. Штерн Б. Второе июля четвертого года. — Одесса: "Виан", 1994. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Колонка редакторов //ДВЕСТИ № Г, май 1995 / Допустимо ли использование псевдонимов в нашем журнале? Уважаемый нами Вячеслав Рыбаков считает, что опубликованная в номере "В" статья "Элеоноры Белянчиковой" о повести Александра Щеголева "Ночь навсегда" — чистейшей воды политический донос, да еще и подписанный псевдонимом. Он считает, что фактом публикации мы создали прецедент, и теперь все будут знать, что в журнале "ДВЕСТИ" отныне можно необоснованно поливать грязью конкурентов и идейных противников. Уважаемый нами Эдуард Геворкян полагает, что до публикации статьи "Элеоноры Белянчиковой" наш "ДВЕСТИ" был единственным местом, где авторы могли честно и открыто поливать друг друга грязью. А теперь (когда в ход пошли псевдонимы) ни один уважающий себя автор для нас писать не будет. Высказывались в том же духе и другие не менее уважаемые наши читатели. Удивительное дело: и для Вячеслава Михайловича, и для Эдуарда Вачагановича, и для других, значение имел прежде всего сам факт публикации под псевдонимом, раскрыть который сходу аудитория не смогла. В то же время ни у кого не вызывали возражений публикации острополемических статей под псевдонимами Логинов, Легостаев, Данилов и Привалов. Почему же такая дискриминация? Чтобы больше не возвращаться к этому вопросу, объясним на примере публикации этой статьи нашу позицию. Не оправдываться будем (ибо не в чем), а объяснять. В статье речь шла не о конкретном человеке, но о конкретном тексте. Или критика текста нынче все еще равнозначна политическому доносу? Какая бы аргументация в статье ни приводилась, заслуживает внимания прежде всего именно она; во-вторых, как это написано (тон, фразеология, стилистика); и только в третьих — то, каким именем это подписано. Почему никто из читателей не попытался оспорить мнение автора статьи, почему все уперлось в псевдоним? Ей-богу, все это здорово напоминает давнюю историю с "Р.А., преподавателем из Саратова" — и странно, что та давняя история так быстро забыта. Может, мы все-таки позволим людям подписываться так, как они считают нужным? И С.Витицкому, и Киру Булычеву, и Ольге Ларионовой, и А.Зеркалову… В конце концов, доктору Кацу, Аркадию Данилову, Э.Бабкину, Э.Машкину, Роману Арбитману и Льву Гурскому! Теперь о мнениях. При социализме принято было считать, что наркомании у нас нет. И проституции, и химического оружия, и даже секса. Это "принято считать" мы уже прошли, пора бы и забыть. Если мнение замалчивать, мнение это не исчезает. Оно уходит в тень — но потом неизбежно дает метастазы. Не следует воспринимать вышесказанное так, что мы малодушно пытаемся дистанцироваться от принятого читателями в штыки материала. Мы сознательно пошли на его публикацию, хотя с самого начала были от него не в восторге уже то, что встык к нему пошла контрстатья (тоже, кстати, под псевдонимом), инициированная редакцией, вполне наглядно это демонстрирует. Имеющий уши да увидит, в какой рубрике статья была опубликована. Мораль, свежая и оригинальная. Мы и в дальнейшем будем печатать спорные материалы — даже те, с которыми мы категорически не согласны (хоть нас критикуйте, хоть Гаррисона, хоть Бориса Натановича — лишь бы не Бориса Николаевича: надоело!) Одной только комплиментарной критики от нашего журнала не ждите. И еще: как бы нам ни были ненавистны ваши взгляды, мы готовы отдать жизни за то, чтобы вы имели возможность их высказать. Вольтер, Бережной, Николаев |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 38 Стэнли Анвину /27 марта, не дождавшись предисловия Толкиена к «Беовульфу» в переводе Кларка Холла, «Аллен энд Анвин» отправили отчаянное письмо, где беспокоились, что случилось, и просили написать «хоть два слова». Большое эссе, приложенное к данному письму, целиком вошло в книгу./ 30 марта 1940 Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Дорогой м-р Анвин! Нет прощенья моей глупости и волоките. Я же отлично сознавал, что после вашего повторного письма от 5 марта должен быстро прислать рукопись. Но заработался — всем бедам на зло. (Быть может, вы смените гнев на милость, узнав, что с момента декабрьского письма моя жена тяжело больна. В этом триместре из-за аварии я живу в мансарде отеля. /В доме Толкиена лопнули водопроводные трубы./ При том сам нездоров и еле тяну тройную университетскую нагрузку.) Я ошибся и попусту растратил силы и время, не посмотрел номера страниц в корректуре. Я знал, что хватит «хоть двух слов» (хотя вряд ли кому-то ценен мой «автограф», настоящей же статье нужно место). Но на меня как будто полагались. У меня нет под рукой того письма; но, теперь я понимаю, так было раньше, до верстки. Увы, тогда я отложил работу. А по чести, здесь нужно очень серьезное «предисловие». Ведь так называемое «Введение» практически сводится к краткому содержанию: ни слова о проблемах перевода и критики. Конечно, прежде я не советовал расширять старые ссылки: студенты сами разберутся. Однако не ожидал, что они займут лишь десять строк, а пересказ (что от него толку) изрядно прибавит в объеме. Вот почему я работал долго и тяжко, дабы мои краткие (но занимательные) заметки о переводе стали бы полезны студентам и интересны читателям, не знающим первоисточника. Всего вышло 17 рукописных страниц (слов по 300 в каждой) и весьма оригинальное приложение о метрике /глава «О метре» в предисловии Толкиена/, примерно такое же! В этом месяце я заново продумывал, что бы еще сократить, когда (вчера) получил ваше письмо от 27 марта. Чушь ужаснейшая. Ведь по нумерации очевидно, что мне тут почти нечего делать. Значит, высылаю что есть. Возможно (с благословения Ренна) это вам пригодится, напр., для нового издания. (Еще может выйти подходящая методичка. Соображения по метрике, поиски, без отрыва от анализа текста, связи стиля и метра, очень любопытны, ибо студенты как правило в них «плавают».) В крайнем случае (пишу в муке, стыде и печали), быть может, красные (около 1400 слов) или синие (750–800) абзацы подойдут. Если и это не слишком много. Искренне Ваш, Д. Р. Р. Толкиен. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 35 Ч. А. Фэрту, «Аллен энд Анвин» 2 февраля 1939 Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Дорогой м-р Фэрт! За последний триместр моя новая история — «Властелин Колец» — дошла (не раз переделываясь) до 12-й главы, в рукописи больше 300 таких, как эта, страниц с тем же убористым почерком. Осталось, по меньшей мере, 200. Когда именно, по-вашему мнению, я обязан все закончить? Ведь я работал в тяжелых условиях и был нездоров. С начала декабря не написал ни строчки. Помимо прочего, после безвременной кончины моего друга, профессора Эрика Гордона, почти все каникулы разбирался с новозеландскими работами. Потом грипповал и только выздоровел. И легче не будет. Назревает семейный «финансовый кризис»: мой средний сын пойдет в университет, а младший — в школу (после года общения с кардиологами), так что впереди новые экзамены, лекции и т. д. Может, еще подумаете о «Мистере Блиссе»? Или о «Фермере Джайлсе»? Дополненный его вариант я отдал в сентябре или октябре. По мне, «Властелин Колец» гораздо лучше «Хоббита», но не совсем его продолжение. Он словно бы взрослеет вместе с ценителями первой книги. Ведь читатели, юные и зрелые, желают «еще о Некроманте»; а Н. — не для маленьких. [При том новая история ужасно хоббитская: в ней еще больше хоббитов и о них. Есть Горлум, много Гэндальфа, «дварвы» {гномы}, драконов (пока) нет, зато, кажется, будет великан и появятся неведомые (и ужасные) Кольцепризраки. В общем, поклонники духа «старой книги» не будут обижены.] Мой старший сын очень доволен, но мне крайне важно мнение издателя. Если готовый текст вас устроит, то нечего бояться за свое детище. Быть может, все перепечатать и показать вам? Я все равно допишу; однако если история, как продолжение «Хоббита», вам не нужна, то и мне спешить некуда. «Властелин Колец» движется тяжело, ведь я стараюсь изо всех сил и думаю над каждым словом. И он (как мне иногда кажется) даже самоценен. Когда работаешь урывками, легче и быстрее возникают и пишутся простые истории о Малом Королевстве, компаньонки «Фермера Джайлса». Но, пока не остыл, я должен закончить большую рукопись. А вы как думаете? Может, в пасхальные каникулы будет полегче. Впрочем, и тогда меня ждут письменные работы и подготовка к «чрезвычайному положению» (как минимум неделю). /В январе 1939 г. Толкиену предложили при чрезвычайных обстоятельствах (т. е. войне) перейти в криптографический отдел министерства иностранных дел. Профессор согласился и, очевидно, с 27 марта, прошел четырехдневный курс в министерстве. Но в октябре 1939 г. Толкиену сказали, что надобность отпала, и он никогда не работал криптографом./ Еще в марте-апреле нужно съездить в Шотландию. Надеюсь, однако, все закончу к июню. Честно закончу (без всяких дополнений в верстке). Только на рисунки не будет ни времени, ни сил. Никогда не умел рисовать, тем более на скорую руку. Карту же (очень важную) обязательно начерчу. Искренне Ваш, Д. Р. Р. Толкиен. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() 31. Ч. А. Фэрту, «Аллен энд Анвин» /Среди рукописей, предложенных Толкиеном издательству в 1937 г., на фоне успеха «Хоббита», был короткий вариант «Фермера Джайлса из Хэма». «Аллен энд Анвин» история понравилась, но показалась слишком маленькой. Также издатели, естественно, всячески способствовали работе над продолжением «Хоббита»./ 24 июля 1938 Нортмур-Роуд, 20, Оксфорд Дорогой м-р Фэрт! Выйти бы «Хоббиту» сейчас, а не в прошлом году. Через год у меня, быть может, будут досуг и настрой на истории. А пока «исследовательская работа», коя, по идее, должна закончиться в сентябре, отнимает все мое время и истощает мозг. Продолжение «Хоббита» застыло недвижимо. Оно пусто и веет скукой. Ведь поначалу ничто после «Хоббита» не предвиделось: фраза «Бильбо жил счастливо до конца своих дней и необычайно долго» ставит как будто крест на любом развитии сюжета. Кроме того, все что мог, я сказал в первой книге, и продолжение может оказаться «бессмыслицей» либо самоповтором. К тому же, если я безмерно рад самим хоббитам и готов беспрерывно созерцать их трапезы или откровенно простоватые шутки; то даже самые «ярые мои сторонники» (м-р Льюис и Райнер Анвин) иного, оказывается, мнения. М-р Льюис полагает, что хоббиты радуют взор только в нехоббитских положениях. И наконец, из историй у меня выходят либо «чистые» сказки, либо мифологии «Сильмариллиона», куда даже мистер Торбинс попал почти против моей воли, и вряд ли получится что-то еще — разве что в творческом порыве, когда завершу (и, может быть, выпущу) этот свод. В стороне от мифов лежит лишь сюжетная линия «Фермера Джайлса» и Малого Королевства (и его столицы Тайм). В прошедшем январе я увеличил его процентов на 50 и прочитал /в Уочестер-Колледже, Оксфорд/ в обществе Лавлейса{(1618 – 1658), поэта, закончившего этот колледж} под видом доклада о сказках. Реакция публики сильно меня удивила. «Доклад» еле влез в два регламента; однако слушатели не только не скучали, но содрогались от хохота. Боюсь, история оказалась слишком едкой и злободневной. Так или иначе, ничего о Королевстве, кроме «Джайлса», я не написал! А он во многом похож на «Мистера Блисса». В том числе достоинствами для публикации. При желании я снова принесу вам рукопись. Вот только лучше она вряд ли станет. Мне самому горько, что, увы, ничего толком не получается. Но об этом сентябре, кажется, не может быть и речи. Надеюсь, вдохновение и настрой ушли не навсегда. Да, я старался, как мог. Однако в этом году мог лишь изредка и недолго. А музы ценят постоянство. Искренне Ваш, Д. Р. Р. Толкиен. |
Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению |
![]() Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / 25 Редактору газеты «Обсервер» /16 января 1938 г. в письме в газету «Обсервер» некто «Хабит» спрашивал, что общего у толкиеновских хоббитов с «маленькими мохнатыми людьми» из отчета Джулиана Хаксли, «которых видели африканские аборигены и…. кто-то из ученых». Его хорошая знакомая, продолжал автор письма, как будто «году в 1904 в старой книжке читала сказку «Хоббит» об «ужасном чудовище». Хабит интересовался, не мог бы Толкиен «рассказать, откуда взялся чудесный герой его истории…. В помощь будущим исследователям. И еще, не основан ли эпизод, где хоббит крадет драконью чашу, на аналогичной сцене из «Беовульфа»? Ведь, по-моему, вся прелесть этой книги именно в чисто спенсеровском слиянии мифов, легенд и викторианских волшебных сказок». Ответное личное письмо Толкиена (см. окончание письма № 26) было тем не менее напечатано в «Обсервере» 20 февраля 1938 г./ Сэр, ни слова больше: я обожаю лесть пуще дракона, с радостью покрасуюсь алмазным жилетом и поболтаю о том, о сем, ибо хабит (более пытливый, чем хоббит) не просто мной восхищен, но и весьма любознателен. Однако как же будущие исследователи? Ведь помочь им – значит, по сути, оставить без работы. Впрочем, главный хабитский вопрос им не страшен: понятия не имею, откуда взялся мой герой. Можно, конечно, кое-что предположить, однако не более, чем любые книговеды, так что не буду им мешать. Я родился в Африке и кое-что о ней, естественно, знаю. Африканских же сказок, начиная с 1896 г., начитался вволю. Так что хабит в этом вполне мог быть прав. Но увы. Я в жизни не видел мохнатых пигмеев (ни в книге, ни при Луне) и сказок про хоббитов-вампиров тоже не знаю. Верю и надеюсь, что они и мои герои (хоть и тезки) – даже не синонимы, а омофоры. [А вот о сказке 1904 г. хотелось бы поподробнее.] Ибо, к сведению, мой хоббит – не африканец, и мохнатые у него только ступни. И на кролика тоже не похож. Он – молодой, упитанный, состоятельный и преуспевающий холостяк. «Сскверным крольчишкой» его называют только грубые тролли, а «крысиным отродьем» — гномы по злобе; оба ругательства намекают на невысокий рост и ступни хоббита и тем весьма обидны. Ведь ноги его в «естественной обувке», красивой и удобной, радуют глаз не хуже длинных ловких пальцев. В целом же моя история, как правильно полагает хабит, основана на эпосе, мифологии (в очень кратком пересказе) и волшебных сказках, только, кроме Джорджа Макдональда, отнюдь не викторианских. «Беовульфа» я очень люблю и ценю; однако вряд ли сознательно отталкивался от его сюжета; помянутая чаша была украдена (и попала в книжку) почти сама собою. При чем раз и навсегда. И сцена из «Беовульфа», кажется, возникла точно так же. Конкретно моя сказка связана лишь с «Сильмариллионом», неопубликованной историей эльфов, эпизоды которой не раз в ней упоминаются. К несчастью грядущих исследователей, это лишь рукопись, добраться до которой будет не так-то просто. Теперь перехожу к самому важному. Если забавные приключения мистера Торбинса и впрямь когда-то послужат серьезной науке, это накладывает на меня немалые обязательства. Во-первых, о системе имен. Имена гномов и мага взяты из «Старшей Эдды». Имена хоббитов, кажется, и так понятны. Самые влиятельные их семейства — это Бобберы, Брендизайки, Дороднинги, Ейлы, Лякошели, Пойлы, Ройлы, Толстобрюхлы, Торбинсы, Туки (Кролы), Шерстопалы и Шерстолапы. Имя (или прозвание) дракона – древнегерманский глагол смаган, «лезть сквозь лаз», в прошедшем времени: не бог весть какая филологическая шутка. Все остальные (точь-в-точь) – родом из мира древних эльфов. Почему «дварвз» {гномы}? Грамматически верно будет «дварфс»; по исторической филологии правильно «дварровз». А я написал по-своему. Ведь дварвз так хорошо подходит с «эльвз» {эльфам}, при том слова «эльфы», «гномы», «гоблины», «дварвы» – нечетки и неточны для этих древних существ. Мои гномы не такие, как все. И скандинавские их имена, честно говоря, ненастоящие. Иначе они уж слишком резали бы слух. И родное гномье наречие тоже сложно и языколомно. Эльфов оно издревле шокировало, так что, кроме гномов, его никто не знает. Хоббитский язык заведомо схож с английским; хоббиты жили почти на краю света и «варились в собственном соку». Основные их роды известны и почитаемы у нас так же, как когда-то в Хоббитоне и Приречье. О рунах. Тех, коими обмениваются Торин и К, всего (придумано мной) тридцать две, и они схожи, но не идентичны с рунами англосаксонскими. Очевидно, это родственные письмена. Руны Феанора, общеупотребимые в те времена, эльфийские. Ими начертана надпись на горшке с золотом на иллюстрации логова Смога, иные подобные тексты переведены (могу показать факсимиле записки на каминной полке). * * * А как же загадки? Это будет предмет особого исследования. Скорее всего, ни хоббит, ни Горлум ничего здесь сами не выдумали. И еще маленькая проблемка. Сочиняя эту сказку, я дважды прерывался примерно на год: на каких именно сценах? Впрочем, в этом, видимо, так и так разберутся. А я вдруг вспомнил, что, когда дракон купился на лесть, хоббит подумал: «Старый дурак!» Боюсь, вы с хабитом давно говорите себе то же самое. Простите, но искушение было так неодолимо. Ваш и т. д. Д. Р. Р. Толкиен |