Сообщения и комментарии посетителя

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 6 апреля 2020 г. 13:57 Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ АРКАДИЙ СТРУГАЦКИЙ... (Сценарий документального фильма) Кадр из фильма «Сталкер»: Через Зону на дрезине едут Писатель, Профессор и Сталкер. Вокруг бескрайние просторы травы. Слышен стук колес... Рассказывает Н.М.Беркова, редактор, составитель сборников фантастики: — В конце пятидесятых мы с Аркадием Натановичем работали в редакции «Детской литературы». Я хорошо помню, он всегда носил такие яркие рубашки, с расстегнутой верхней пуговицей, галстуков не признавал... Иногда он приходил ко мне, хватал... буквально за шиворот — он-то высоченный был, я невысокого роста... в общем, тащил меня в коридор и при этом говорил: «Малыш, ты только послушай, как этот автор здорово написал!» — и читал мне кусок из очередной рукописи. Текст действительно был хороший. Я заглядывала в рукопись, там поверх печатного текст — записи самого Стругацкого. Я говорю: «Так это же не автор — это же ты с ним написал». Тогда Аркадий Натанович смущался: «Ну что ты. Это же все там было заложено — я только совсем немножко подправил...» На экране фотоматериалы 50-60-х годов. Б.Н.Стругацкий рассказывает о брате, о том, кем он был для него, как они писали вместе. Фотография — братья Стругацкие на балконе. Кадр из фильма «Сталкер». ПИСАТЕЛЬ: Мир был молод. В каждом доме жил домовой, в каждой церкви — Бог. А теперь — скука ... Писатель Александр Мирер стоит у дома на Бережковской набережной, рассказывает: — В этом доме Аркадий Стругацкий жил в 60-е годы, здесь были написаны самые известные и значительные произведения братьев Стругацких. И вот что еще интересно, это место подарило псевдоним Стругацкому-переводчику — он же много переводил... американской фантастики, японской классической литературы... Так вот, когда возникла необходимость в псевдониме, он, не долго думая, подписался — «С.Бережков». А у Бориса Натановича был псевдоним «С.Победин» — он жил в Питере на улице Победы... Дом на проспекте Вернадского, где писатель жил до самой смерти. На экране фотографии разных лет. Рассказывает писатель Кир Булычев: — Несмотря на то, что мы были хорошо знакомы, я всегда относился к творчеству братьев Стругацких, как их горячий поклонник... Это было в Польше. Мой друг, польский писатель-фантаст, привел меня в специализированный магазин, где продавали только фантастические книги. Пока я смотрел книги, мой друг шепнул хозяину магазина: «Этот пан — фантаст из России». А хозяин тут же вышел из-за стойки, подошел ко мне, поклонился и сказал по-русски: «Здравствуйте, пан Стругацкий!» А однажды ко мне пришли Аркадий Натанович и критик Михаил Ковальчук. Мы чуть-чуть выпили, и Аркадий стал мерить вот эти шлемы и кивера, я их фотографировал... Стругацкий вообще любил игры, театрализации... Фотография — А.Стругацкий в гусарском кивере, рядом, словно денщик при нем, в фуражке М.Ковальчук. Кадр из фильма «Сталкер». ПРОФЕССОР: И о чем же вы пишете? ПИСАТЕЛЬ: О своих читателях. ПРОФЕССОР: Пожалуй, больше ни о чем и писать не стоит... Писатель Виталий Бабенко рассказывает о том, как А.Стругацкий помогал молодым писателям-фантастам — всем тем, кто сейчас уже успешно работает в это жанре. Фотографии 70-80-х годов — Стругацкий на «Аэлите», на Ефремовских чтениях. Кадр из фильма «Сталкер». ПИСАТЕЛЬ: А вы что — химик? ПРОФЕССОР: Скорее физик. ПИСАТЕЛЬ: Тоже, наверное скука? Поиски истины. Она прячется, вы ходите и ищете, то там копнете, то здесь... в одно месте копнете — ага, ядро состоит из протонов. В другом копнете — красота: треугольник А Бэ Цэ равен треугольнику А-ПРИМ БЭ-ПРИМ ЦЭ-ПРИМ... Вот у меня — другое дело. Я эту самую истину выкапываю, в это самое время с нею что-то такое делается, и получается так, что выкапывал-то я истину, а выкопал, кучу не скажу чего... Любитель фантастики Борис Завгородний стоит на станции Бологое, рассказывает: Не знаю, бывал ли в этом месте Аркадий Натанович на самом деле, но с ним связана одна очень интересная легенда ... Как-то корреспондент рижской газеты «Советская молодежь» задал Аркадию Натановичу традиционно-глупый вопрос: «Как Братья Стругацкие пишут вместе?» А тот взял, да и пошутил: «Съезжаемся между Москвой и Ленинградом, в Бологом, сидим в станционном буфете, пьем чай и пишем». А через два года в «Комсомольской правде» уже на полном серьезе написали, что в Бологом есть кафе, которое в народе называют «У Бори и Аркаши», потому что именно тут были написаны книги «Трудно быть богом», «Понедельник начинается в субботу», «Пикник на обочине», «Улитка на склоне»... Потом в редакцию «Комсомолки» пришло разгневанное письмо из Бологовского райисполкома, потому что его фэны со всей страны завалили письмами — просили адрес этого кафе... Фотография — А.Стругацкий на сцене, над ним виден кусок транспаранта: «...ум, честь и совесть нашей эпохи!» Продолжает рассказывать Б. Завгородний: — Когда мы — любители фантастики из разных городов — были на кладбище... Мы поминали Аркадия Натановича... Мы увидели мужчину, говорим ему: «Мужик, у нас большое горе — умер великий писатель-фантаст Аркадий Стругацкий... Помяни его с нами». Мужчина молча выпил с нами и ушел, потом мы увидели его по телевизору — это оказался зять Стругацкого, Егор Тимурович Гайдар... Рассказывает Е.Гайдар: — Я помню Аркадия Натановича с самого детства. Мы жили в одном доме, уже тогда я дружил с его дочерью... Знаете, я вырос на «Улитке на склоне»... Черно-белая пленка. Аркадий Стругацкий встречается с читателями, что-то говорит... Вдруг он замирает стоп-кадром. За кадром слышен стук железнодорожных колес. Кадр из фильма «Сталкер»: По рельсам едет пустая дрезина. Затенение. Только все еще слышится стук колес.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 5 апреля 2020 г. 15:25 Александр МИРЕР НЕПРЕРЫВНЫЙ ФОНТАН ИДЕЙ Я познакомился с Аркадием Натановичем Стругацким в 1965 году. Это было время бури и натиска в фантастике, это было сразу после того, как вышла повесть «Трудно быть богом». Сейчас уже трудно представить, что мы жили без Лема, Бредбери, Азимова и без Стругацких. Сегодня нам кажется, что Стругацкие были всегда, и вот уже немолодые люди говорят мне: «А я вырос на Стругацких!». И когда я спрашиваю: «Извини пожалуйста, но тебе за пятьдесят, как ты мог на Стругацких вырасти?» он совершенно спокойно отвечает: «Они меня перевернули!» «Трудно быть богом» было что-то вроде разорвавшейся бомбы. Хотя мы тогда уже читали «Солярис» и «Непобедимый». Тогда два имени тотчас же встали рядом: Станислав Лем и братья Стругацкие. Я очень хорошо помню, как носился тогда по знакомым и всем кричал: «Говорил я вам, что «Страна багровых туч» — это заявка на больших писателей? Нате — читайте!» Под этим впечатлением я, наверное, фантастику писать и начал. В некотором роде я «крестный сын» повести «Трудно быть богом». Начав писать фантастику, я довольно быстро попал на семинар — как это ни смешно звучит — «Молодой гвардии». Тогда там была прекрасная редакция фантастики под руководством Сергея Жемайтиса, который, кстати, первым стал публиковать Стругацких массовыми тиражами, несмотря на топания ногами, партвзыскания и разгромы. На этом-то семинаре я и познакомился с Аркадием Натановичем. На семинаре в то время была удивительная свобода, причем все выступали в своем роде — несли те глупости, которые они хотели. Аркадий Натанович появлялся там довольно редко, потому что — я уже понял — у них тогда было самое плодотворное время. В те годы они выдавали по две вещи в год, что абсолютно невероятно — как они ухитрялись это делать, я совершенно не понимаю. Тогда я воспринимал его: «Это же сам Стругацкий!», «Это же братья Стругацкие!» — то есть уже в то время для нас это были классики, для меня-то уж во всяком случае. Спустя годы, когда мы с Аркадием Натановичем подружились, он вспоминал, что меня в те годы он вообще терпеть не мог. Ни я, ни он уже не помним почему, но скорее всего потому, что я позволял себе, будучи неофитом, резко и критически выступать и в том числе поспорить с Иваном Антоновичем Ефремовым, которого, наоборот, Аркадий Натанович уважал как мэтра. Надо сказать, что, очевидно, главная черта Аркадия Натановича — это рыцарственность. За много лет я как-то не сумел подобрать лучшего слова. Он удивительно мягкий человек, несмотря на внешние всевозможные офицерские штучки и приемчики. Иногда даже его мягкость доходит до анекдотов. Я не буду называть никаких имен, но несколько лет назад произошел такой замечательный случай: в одном городе вышел фантастический роман одной дамы. На каком-то из титулов этого романа было гордо написано: рецензент Аркадий Натанович Стругацкий. Когда я начал этот роман читать, у меня волосы зашевелились на голове — это было, мягко говоря, плохо. Но это еще не все. Спустя некоторое время приехал оттуда наш общий приятель с воплем: «Ну что это такое! Он ее рецензирует, он дает на эту дрянь положительную рецензию, а она, выступая на каком-то собрании клуба любителей фантастики, начинает поливать Стругацких грязью!». Я отвечаю, что да, мол, некрасиво, но всякое, знаешь, бывает... Он говорит: «Нет, этого не может быть! Она схитрила — рецензии не было! Все это совершенно ясно!» Пошли мы к классику и задали лобовой вопрос: «Говори — писал рецензию на это?» Он отвечает совершенно уверенно: «Нет, не писал!» Ну, сидим мы, разговариваем на всякие темы, вдруг Аркадий Натанович встает и удаляется в свой кабинет. Приходит он очень смущенный, с какой-то бумажкой в руке и говорит: «Знаете, я писал рецензию...» «Что же ты! — завопил наш общий друг. — Почему ты это сделал?!!» «Ну вы знаете, она очень пожилая женщина, никто ее не хотел публиковать, и мне стало ее жалко...» Причем этот случай не исключение — это образ жизни. У Аркадия Натановича как-то в сердцах сорвалось: «Меня всегда обкрадывают» — это истинная правда! Потому что он не дает себе труда защититься, ему это унизительно. Он всегда защитится от хулиганов — то есть при необходимости бандита и убить может. Но от скверного человека у него защиты нет — он открыт. Есть такая гнусная вещь, как литературный табель о рангах. По этому табло идет абсолютно другой счет... скажем так: фантомный счет. По счету миллионов людей, братья Стругацкие — это огромное явление в советской и, частично, в мировой литературе. То есть я лично считаю, что они, как минимум, в числе пяти лучших прозаиков второй половины XX века. Это я осторожно говорю, может быть, не пяти, а трех. Но по фантомному счету табели о рангах братья Стругацкие — ничто, они — нуль. Причем тут же счет идет совершенно дебильный: «А было ли поздравление по поводу столькото-летия в «Литературной газете»?», «А какими орденочками их наградили?», «Лауреат каких там литературных, государственных премий?», а уж вторично вытекающий отсюда счет: «А какие тиражи, какой гонорар?». И всегда, когда братья Стругацкие появляются в литературном кругу, или заходит разговор о них, создается очень странное перекошенное поле напряжения. Допустим, идет какой-то литературный банкет, собрались почтенные люди, все сидят надуваются и отдуваются. Внезапно какой-то человек из другого мира — вроде меня — начинает им объяснять, что Стругацкие — это чрезвычайно значительное явление в нашей литературе, причем он это говорит как что-то само собой разумеющееся. И вот здесь сейчас же все начинает напрягаться, перекручиваться, лица становятся фантомными, какие-то гримасы на них странные выползают, улыбки абсолютно неестественные, как из пластилина налепленные на рожи. Почему? Да потому что, с одной стороны: «Как же так — какая-то гнусная фантастика пользуется популярностью и ее защищает несомненно интеллигентный человек, который сидит за нашим столом и, очевидно, сидит на каком-то основании?» Во-вторых, «А чего о них говорить, когда в «Литературной газете» за последние годы о них ничего не было?!» А с другой стороны «Избранные сочинения» почтенного автора, сидящего напротив меня, почему-то в библиотеках никто не спрашивает, чистые формуляры, а книг Стругацких давно уже нет — растащили... Все это чудовищно сложно — больная советская жизнь выходит здесь на какую-то экстремальную точку. Потому что не только уродство властных структур и указаний чувствуется, а еще и эти наглядно искалеченные души — вот они, сидят за столом. И для меня всегда было огорчительно, что Аркадий Натанович любил ходить в ЦДЛ, потому что мне, например, это было ни к чему. А вот ему — «к чему». В конце концов я понял, почему он туда ходил, волоча за собой вот это искаженное поле, как шлейф. Заметьте, как Стругацкие написали в «Хромой судьбе» — ведь эта вещь автобиографичная со стороны Аркадия Натановича. Он ходил общаться с интересными людьми, — и все! И еще одна замечательная черта есть у Аркадия Натановича. Я упоминал рецензию на роман пожилой дамы — это, казалось бы, из сочувствия, да? А не совсем так: я практически не слышал, чтобы Аркадий Натанович говорил о прочитанных вещах плохо. Для того, чтобы добиться от него какого-то критического мнения, надо его очень сильно раскачивать, надо уходить, возвращаться к разговору опять, снова... наконец он с крайней неохотой скажет: «Да, это в общем-то плохо, это лучше бы и не печатать». Но зато каково его счастье, когда ему в руки попадает нечто хорошее. Он всем начинает об этом рассказывать, и кому нужно, и кому не нужно: «Вот, знаешь, мне принесли такую вещь! Так замечательно, так здорово!» За многие годы нашего знакомства таких вещей попадалось в общем-то мало, но его радость всегда была неудержимой. Часто спрашивают, как Аркадий Натанович и Борис Натанович работают вместе — они что, съезжаются на станции Бологое? В литремесле, как и в любом другом, имеются свои трудности. Самая главная трудность — то, что это абсолютно индивидуальное производство, в котором нет ОТК. Одна из наиболее важных составляющих любого творческого человека — это способность к самокритике. Смотрите, что получается: Стругацкие — невероятно плодовитые писатели, в 60-е годы они выдавали книги на гора одну за другой, одну лучше другой, потому что внутри этого дуэта совершенно замечательное распределение ролей. Одна из черт характера Аркадия Натановича — это непрерывно работающее воображение. Он непрерывно изобретает. У Козьмы Пруткова было: «Если у тебя есть фонтан — заткни его». Аркадий Натанович как раз и есть фонтан, который никто «заткнуть» не мог никогда. И когда они стали работать вместе, то оказалось, очевидно, что Борис Натанович именно та критическая составляющая, которая фонтан затыкает в ту самую минуту, когда это нужно: «Стоп. Это мы записываем». Эта черта Аркадия Натановича непрерывного генерирования идей доставляет окружающим его массу удовольствий. Он может увлекательнейше сымпровизировать, к примеру, о своем военном прошлом. Я помню эти рассказы — совершенно замечательные — он в них всегда выступал в каких-то смешных ролях, отнюдь не героических. Например, имелся цикл устных рассказов, как Стругацкого заставили работать адъютантом и поэтому ему пришлось ездить на лошади. Соответственно, его лошадь скидывала с себя, соответственно, она обдирала его о ветви деревьев. Когда он, несчастный, пересел на одноколку, то жеребец, на котором он ехал, бросился через забор, потому что за забором была кобыла... и одноколка повисла на заборе вместе со Стругацким. Когда он дежурил в военной школе — в то время всем офицерам при дежурстве полагалось носить шашки и салютовать ими — то на утреннем рапорте он едва не зарубил своего начальника школы. А когда Стругацкий удалялся в самоволку, то последствия были совершенно сокрушительные... Какие-то из этих историй, очевидно, были трансформированы из действительных происшествий, а какие-то — блестяще и разветвленно выдумывались на ходу. Непреоборимое писательское начало Аркадия Натановича как раз и чувствуется в этом фонтане идей, который всегда работает. Может быть из-за этого Аркадию Натановичу немедленно становилось неинтересным то, что уже написано. Я не знаю, как Борис Натанович, а Аркадий Натанович всегда любит свою последнюю вещь. Какое-то время он ее любит — до тех пор, пока не появляется новая. Но она ему уже не интересна — потому что впереди новое, надо еще что-то выдумывать, и сейчас вот идет эта выдумка. Между прочим, по-моему, эта черта — обычно гибель для творческого человека. Скажем, из-за этого Лем перешел на рецензии на ненаписанное: абсолютно сжато излагаются сюжет и главная мысль, и все: выдумано, и не буду я с этим возиться! А благодаря дуэту Стругацкие смогли все это дело реализовать! Это и есть наше с вами счастье — читать этих талантливых писателей!

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 4 апреля 2020 г. 15:38 КИР БУЛЫЧЕВ НЕ ОТВЛЕКАЙСЯ... С Аркадием Натановичем Стругацким я знаком страшно давно. Настолько давно, что в то время он еще не был Натановичем, а был просто Аркадием. Меня же тогда еще не было. Я был только читателем фантастики. Последовательность событий такова: В 1958 году (а может быть это было в начале 1959 года) я числился переводчиком на строительстве в Бирме. Реально же я был завхозом, но не строительства как такового, а был завхозом для строителей: я снимал дома, получал на складе мебель, добывал скатерти и чайники. Строителей было несколько десятков, поэтому я был самым деятельным и занятым лентяем в Бирме. Когда я озверевал от переговоров и поездок, то прятался в каком-нибудь книжном магазинчике, куда начальство, разумеется, никогда не заходило. Одним из таких магазинов был магазин советской книги в самом центре города, в пагоде Суле. Это было темное пыльное помещение, где пахло плесенью. Запах той плесени неистребим — книги, купленные за бесценок в том магазине, пахнут плесенью и сегодня. Одной из них оказалась книга Стругацких «Страна багровых туч», которую я прочитал за ночь, проспал встречу с полковником У Мья Мауном из Реабилитационной бригады, имел беседу с начальником строительства, добрым, вспыльчивым Алихановым, затем вернулся домой, в мансарду на Университетской улице и прочитал книгу во второй раз. Этого со мной не случалось и не случается. И стал поклошкой. И знал с тех пор, что любая книга, любой рассказ, вышедший из-под пера Стругацких, будет мною увиден и прочитан. Потому что я стал их читателем. И одним из первых-первейших почитателей. И уж точно первым их почитателем в Бирме и во всей Юго-Восточной Азии. А увидел я Аркадия (тогда еще не Натановича) года через три-четыре. Я помню лишь картинку этой встречи, о которой Аркадий, разумеется, не помнит. В большом доме у Бородинского моста жили тогда Нелли Евдокимова, впоследствии известная переводчица, и её муж Саша Евдокимов, автор ряда статей по библиографии фантастики. Они решили создать настоящий салон — чтобы к ним приходили писатели, критики, а то и просто интеллигентные ценители фантастической литературы, и чтобы всем было интересно. Салон просуществовал некоторое время и, по-моему, это единственный случай такого рода. Бывал в том салоне и я. Я тогда уже поступил в аспирантуру, но о литературной деятельности и не помышлял, а если и помышлял, то шепотом. И вот однажды туда пришли сразу несколько звезд тогдашней фантастической Москвы. И я их лицезрел. Во-первых, в кресле сидел Аркадий Стругацкий и пил вино. Во-вторых, напротив него в кресле сидела Ариадна Громова. А за спиной Ариадны как её адъютанты стояли Александр Мирер и Рафа Нудельман. Аркадий, должен вам сказать, совсем не казался главным. Царицей бала была, без всякого сомнения, Ариадна Громова, самым умным — Рафа Нудельман, самым ярким и остроумным — Александр Мирер. Я все это понимал, и в то же время вел себя как мальчик, знающий страшный секрет, мой собственный, никому не скажу! — Я-то знал, что специально для меня судьба привела в комнату Стругацкого и потому я ни с кем, ни о чем не намерен спорить. Но свяжите мне руки, выведите к виселице и потребуйте отречься от кумира, и я, как настоящий комсомолец, скажу «нет!» Тогда я еще числился комсомольцем. С тех пор прошла целая жизнь. Вердикт, вынесенный мною в Рангуне, полностью подтвердился. Моя табель о рангах незыблема. Что не значит, что я не почитаю память Ариадны Громовой, не ценю ума Рафы Нудельмана и таланта Александра Мирера, более того, я могу внутренне спорить со Стругацкими, одни их вещи мне нравятся больше, другие меньше, но эти «больше» и «меньше» имеют иные точки отсчета, чем точки отсчета, приемлемые для других писателей. «Нет, — говорю я порой, — это не Эверест! Это Монблан какой-то!» Значит я страшно недоволен Стругацкими — как итальянский тиффози своим «Ювентусом». Потому я так ревнив к тому, что у них получается в кино. Потому что я убежден, что Стругацкие настолько самобытны, что любая попытка передать их в ином виде искусства обречена на провал. Но как не хотят с этим соглашаться режиссеры! Стругацкие — постоянный вызов величайшим из них, не говоря уж о середняках с гонором. В результате маленькие режиссеры не претендуют на то, чтобы сделать Стругацких на экране. Им достаточно названия в титрах. А дальше они егозят как умеют, не обращая внимания на Стругацких. А режиссеры большие бросаются в бой со Стругацкими, потому что хотят подломить их под себя. Ничего из этого не может выйти, но смириться гордыня Тарковского или Сокурова не может. И тогда режиссеры начинают снимать для себя и о себе, борясь со Стругацкими, ибо не могут признать невозможности адекватного или достойного превращения прозы Стругацких в кино. Получаются какие-то генно-конструкторские опыты: разберем лебедя на перышки и молекулы, а потом сделаем из него рака — вот такого большого и красного!... Пожалуй, для меня спокойнее, когда Стругацких изготовляют махонькие режиссеры. Ну, откусил и побежал в уголок жевать. А большой сам измучается, но и у Стругацких отнимет месяцы жизни и километры нервов. А вот этого я им, как читатель, простить не могу. Так что, Аркадий, не отвлекайся... Ведь сейчас, боюсь, жутко трудный период: время, в котором мы живем сегодня, не только предугадано и выражено Стругацкими, но и в определенной степени создано Стругацкими. Нужен следующий шаг. Не отвлекайся...

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 3 апреля 2020 г. 17:31 АНДРЕЙ ЛАЗАРЧУК: СЛОВЕСНЫЙ АВТОПОРТРЕТ Сергей БЕРЕЖНОЙ: -- Андрей Геннадьевич, как вам вообще пришла в голову мысль стать писателем, в скобках   -- фантастом? Андрей ЛАЗАРЧУК: -- Начнем с того, что идея такая мне в голову никогда и не приходила. Просто пристрастившись с детства к фантастике, я годам к двадцати пяти начал ощущать нехватку этого зелья; то, что поступало по официальным каналам, кайфа не вызывало, а контрабанды не   хватало катастрофически (кстати, в 1984 я чуть не сел за "1984"; спасла   случайность);   поэтому   пришлось   переходить на самообеспечение. Я не шучу, я действительнео пишу то, что мне хотелось бы прочесть, а прочесть негде. Вплоть до последнего года я работал только для себя, абсолютно не рассчитывая на публикации, и отдавал вещи в редакции и издательства из чисто спортивного интереса. Так что "стать писателем" я не собирался: мне просто нравится придумывать разные истории, а излагать их лучше всего на бумаге -- устная речь у меня хромает. С.Б.: -- Дал ли вам что-нибудь Малеевский -- он же Дубултинский -- семинар? И вообще -- способны ли что-то дать автору подобные литературные мордобития в теплой компании соратников-непубликантов? А.Л.: -- Малеевка дала мне все. Хотя до нее я уже стал обладателем Гран-при международного конкурса, но только там я впервые почувствовал, что мои попытки самовыразиться 4     А.Лазарчук: словесный автопортрет     "ФЭНЗОР" # 3 1/2 ______________________________________________________ ______ интересны не только мне. Я знаю точно: не попади я на семинар в 1985, я бы продолжал кропать потихоньку изящные миниатюрки (в свободное от работы и семьи время) и, глядишь, забросил бы -- как забросил когда-то рисунок. И с чисто практической стороны -- все имеющиеся у меня издательские связи так или иначе проходят через Малеевку. Ну и, наконец, для непубликанта само обсуждение   на семинаре --   уже публикация. Так что я от Малеевки получил трехсотпроцентный эффект. С.Б.: -- Помнится первой вашей публикацией в центральной прессе был рассказ "Монетка" в "Знании -- силе". Какие чувства вызвал у вас факт публикации? А.Л.: -- Да никакой особой реакции не было. Приятно, конечно, -- но чтобы я, скажем, бегал по планете   с развернутым "ЗС" на флагштоке... такого не помню. Во-первых, это был уже третий напечатанный рассказ, во-вторых, не было никакой неожиданности: покойный Роман Подольный взял у меня (опять же в Дубултах)   штук пять рассказов,   пообещав напечатать хоть что-нибудь; два -- напечатал. Нет, если судить по реакции моего организма, то Большой Публикацией было именно обсуждение на семинаре; то, что в "ЗС" -- приложение к ней. Такие дела. С.Б.: -- По фэнзинам бродит информация, -- "Оверсан" что-то когда-то такое писал, -- будто вы пытались издать книгу в Красноярске, но ее "урецензировал" Евгений Сыч. Вы не могли бы прояснить эту темную историю? А.Л.: -- Пытался, конечно, и не одну, а три: в 1986, 1987 и 1988 годах. Я хотел быть патриотом своего города -- не дали. Книгу 1986 года, ту, которую представлял на Малеевку, "урецензировали" сразу четверо: Осипов (скрывшийся   под псевдонимом Н.Мильштейн), Бушков,   Корабельников и   еще какой-то партийный функционер -- эту последнюю рецензию мне даже почитать не дали. На следующий год я предложил новый сборник -- его   зарубил Сыч. Я   продолжал играть   по предложенным правилам и на следующий год предложил уже "Опоздавших..." Сыч опять написал разгромное редакционное заключение. В беседе с глазу на глаз он сказал, что я избрал не тот путь и хочу сразу запрыгнуть на четвертый этаж -- вместо того, чтобы потихонечку подниматься по лестнице. Я продолжал играть по правилам и дал "Аттракцион Лавьери" как отдельный рассказ в коллективный сборник. Редактор сборника потребовал   внесения   в текст   совершенно неприемлимых поправок. На этом мои отношения с Красноярским издательством прекратились. Я не вижу ничего темного в этой истории. По-моему, Сыч просто плохой редактор (писатель он тоже не блестящий, но это уже его личное горе), причем работающий в никуда не годной издательской системе. Никому не нужен тот миллион, который издательство могло бы на мне заработать, поэтому Сыч легко отказывает слишком нахальному, по его мнению, автору. Обычная история. Слишком обычная. С.Б.: -- Ну, период непубликования для вас, слава Богу, "ФЭНЗОР" # 3 1/2     А.Лазарчук: словесный автопортрет     5 ______________________________________________________ ______ позади. Издан сборник в "Орбите", вышла первая   книга романа... Кстати, "Мост Ватерлоо" есть в обоих изданиях, но тексты довольно сильно отличаются, особенно ближе к финалу. Вы часто делаете   поправки в своих   вещах, часто   их перерабатываете? И что обычно служит толчком к этому: критика извне или внутренняя неудовлетворенность? А.Л.: -- По-моему, поправки в тексте -- это вопрос не творчества, а ремесла. Чем лучше овладеваешь ремеслом, тем более мелкие (прошу прощения за идиотский оборот, но иначе не скажешь) детали правишь.   Поэтому сказать, много ли и часто ли правишь вещь, нельзя -- не с чем сравнивать. Правишь, пока считаешь нужным. Или пока не надоест править. Или пока не поймешь, что ни черта не получилось -- такое случается. А что касается критики со стороны, то тут однозначно не скажешь. Часто бывает: свежий взгляд находит таких блох, что ой. И часто же -- тебя тыкают носом в то, что есть изюминка произведения и предмет твоей тайной гордости...   Поэтому с внешними источниками критических замечаний приходится вести себя осторожно. С.Б.: -- Вы как-то говорили, что   во   многих   ваших произведениях значительное   место   занимают литературные реминисценции. Вот, кстати, и в "Священном месяце Ринь": "...дабы босые паломники..." Так и стреляет в ухо: "Дабы грязные мужики..." Не поясните ли, какова цель привнесения в повести ваши этих реминисценций? А.Л.: -- Я не говорил, что во многих. Я говорил, что в романе "Опоздавшие к лету" много литературных реминисценций. Потому что действие в романе происходит в параллельном мире, где существует   параллельная литература, так или иначе влияющая на внутренний мир героев и на их   поступки; литература эта чем-то похожа на нашу, чем-то отличается; где-то   они соприкасаются вплотную.   Выход в мир этой параллельной литературы я и создавал обилием литературных реминисценций -- иногда явных, иногда замаскированных. Во второй книге эта игра продолжается, в третьей ружье должно выстрелить -- именно сейчас я и подбираюсь к спусковому крючку. А вот относительно других вещей -- тут в каждом случае свой мотив; иногда я это делаю просто для собственного удовольствия. Часто -- и в приведенном вами отрывке -- возникают просто аллюзии: и у меня, и у Стругацких примерно один и тот же устаревший оборот с одной и той же целью -- стилизовать речь "под старину"; отсюда и сходство. Вообще после Стругацких писать тяжело -- читатели постоянно находят параллели и перифразы, о которых ты и не думал. Например, у меня в "Деревянном мече": "Правду писать было легко и приятно". Рецензент (Сыч, кстати) презрительно пишет на полях: "Легко и сладостно говорить правду в лицо королю... -- Стругацкие". Хотя и то, и другое -- цитата из Булгакова: "Правду говорить легко и приятно".   И так без конца. Получается   странная   вещь:   всенародная   любовь делает Стругацких   неприкасаемыми   --   и все,   до   чего они дотрагиваются, тоже становится неприкасаемым. Это совершенно противоестественная ситуация, из которой я пока не вижу 6     А.Лазарчук: словесный автопортрет     "ФЭНЗОР" # 3 1/2 ______________________________________________________ ______ выхода. А искать придется, потому что в планах у меня повесть о том, что АБС именуют "прогрессорством", -- их "фирменная" тема. С.Б.: -- Я как-то попытался   найти   среди   фантастов близкого вам по методам, интонации. И знаете, нашел. Это Ким Стэнли Робинсон, один из американских авторов поколения восьмидесятых -- вы с ним начали практически одновременно, но он, по понятным причинам, успел больше издать -- и даже заработал несколько "Небьюл", кажется... Но дело не в этом. Меня интересует -- случайно ли, нет ли проявляются в нашей и зарубежной фантастике -- да и вообще в литературе, -- настоящей литературе, конечно! -- столь схожие тенденции? Что вы думаете об этом? А.Л.: -- Вопрос самый длинный, а ответ, наверное, самый короткий: литература богата, и если поискать, то всему можно найти аналог.   Тут   "Химия и жизнь"   в первом номере опубликовала рассказ (Л. Уотт-Эванс, "Карен в бесконечности" -- С.Б.), как две капли воды похожий на мою "Монетку". Ну и что? С.Б.: -- Характерной чертой работ некоторых писателей "четвертой волны" советской фантастики является то, что их проза, оставаясь фантастикой, тянется больше к реализму. Таков "Очаг на башне" Рыбакова, таков ваш "Мост..." То, что эти повести близки к "мэйнстриму",   отпугивает от них ортодоксальных фэнов; а несомненная фантастичность отвращает от них отягощенных предрассудками в отношении фантастики читателей   литературы   реалистической...   Вы не боитесь остаться совсем без читателей? А.Л.: -- А по-моему, такая вот "пограничная литература" и есть литература нашего времени. Использование фантастики как литературного приема   позволяет   обострить   читательское восприятие.   Следование   "мэйнстримовским"    литературным законам дает высокую степень достоверности. Корнями эта литература уходит вглубь веков, а на ветвях ее сидят, как русалки, Апулей с Кафкой, Гоголь с Маркесом и Мэри Шелли с Булгаковым в обнимку. И так далее, и тому подобное... А если серьезно,   то я уже говорил, что пишу то, что хотел прочитать, но не смог -- поскольку еще не было написано. Вкусы же у меня-читателя самые обыкновенные. Так что при любом раскладе, думаю, с полмиллиона читателей наберется... С.Б.: -- И последний вопрос: чем вы порадуете нас в ближайшее время? А.Л.: -- Вторая книга "Опоздавших к лету" в издательстве. Ленинградский "Миф", возможно, опубликует ее в нескольких номерах, если успеет раньше. Должно появиться две-три свежих вещи в коллективных сборниках. Если все пойдет хорошо, к весне будет готова большая повесть "Да здравствует Грузия!" -- альтернативная история с "вилкой" в 1941 году: Германия победила... Понемногу пишу "Солдаты Вавилона" -- начало третьей, последней, книги "Опоздавших..."   Это то, что зависит от меня. Чем вас порадуют издатели... "ФЭНЗОР" # 3 1/2      А.Лазарчук. Священный месяц Ринь     7

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 2 апреля 2020 г. 15:37 244. Из черновика письма читателю «Властелина Колец» /Отрывок; сверху Толкиен написал: «Комментарии к (утраченному?) тексту о Фарамире и Эовин (ок. 1963)»./ Эовин: Конечно, можно любить сразу разных людей (иного естественно пола), но каждого по-своему. Вряд ли Эовин забыла Арагорна; когда же открылось, что он намного выше по роду и положению, царевна не могла не любить и не восхищаться им. Арагорн был зрел, и дело тут не просто в возрасте: старость без дряхлости часто внушает трепет и благоговение. Сама же Эовин нечестолюбива, не жаждет славы и власти. В душе она, конечно не «нянька», но и не «воин» или «амазонка», хотя, как многие отважные женщины, в лихие времена способна на истинную доблесть. И вряд ли вы поняли Фарамира. Он был покорен суровому, гордому и сильному отцу не только как сын, но и как подданный единственной нуменорской державы. Он рос без матери (как и Эовин) и сестры, но с «братом-главарем». Фарамир привык молчать и слушаться, но умел и командовать, ибо был не только храбр и решителен, но также лично скромен, хладнокровен, добросовестен и милосерден. Полагаю, он хорошо понимал Эовин. Однако князь Итилиенский, второй после Дол Амрота в возрожденном Нуменоре-Гондоре, жаждущем имперской мощи и славы, это совсем не ваш «огородник». У нового государя будет много забот, а владыка Итилиена, самого восточного оплота Гондора, охраняет его рубежи, несет закон и порядок ранее утраченным землям (борется с бандитами и остатками орков), особенно ужасной долине Минас Итиля (Моргула). Я, конечно, почти не знаю Арагорна, государя Гондора. Но, очевидно, впереди его ждут сражения, и почти сразу – война с врагами на Востоке. А главные военачальники – Фарамир и Имрахиль – в отсутствии Арагорна, разумеется, командовали войском державы. Государь Нуменорский был монархом и самодержцем; но правил по древним законам, кои исполнял (и толковал), но не писал. Еще Денетор по важнейшим внешним и внутренним вопросам созывал Совет и хотя бы слушал лордов и капитанов. А Арагорн возродил Великий Гондорский Совет, в котором Фарамир как наследный Стюард (представитель государя при его отсутствии, болезни, а также между смертью одного и коронацией другого правителя), конечно же, был главным советником. [см. т. 3, ч. 6] /Фарамир …. протянул белый жезл; но Арагорн тут же вернул его со словами: «Служба не окончена; и жезл – твой и твоих потомков, пока не угаснет мой род»./ О «любовных» отношениях Фарамира и Эовин, которые, как кое-кто считает, развивались слишком быстро. На своем опыте знаю, как быстро (по «обычным часам», которые, по сути, здесь не играют роли) зреют чувства и дела в решающие моменты, особенно на пороге смерти. И людям высокого рода и звания, кажется, вряд ли нужны мелкие подходы и колкости в «любви». История эта не о временах «высокой (и вычурной) куртуазности», а ее герои просты (т. е. нелицемеры) и честны. рода и звания, кажется, вряд ли нужны мелкие подходы и колкости в «любви». История эта не о временах «высокой (и вычурной) куртуазности», а ее герои просты (т. е. нелицемеры) и честны.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 2 апреля 2020 г. 15:36 Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / Письмо Толкиена номер 241 Еще одно письмо Толкиена. Снова очень мало о "Властелине колец", а больше о лекции "Английский или валлийский" и сказке "Лист работы Мелкина". 241 Из письма к Джейн Нив 8-9 сентября 1962 /Тетя Толкиена из Уэльса читала верстку его лекции «Английский или валлийский» (1955 г.) для готовящегося к публикации (в 1963 г.) сборника «Англы и бритты: О’Доннелловские лекции»./ Я, как всегда, очень вам благодарен. С лекцией, я боюсь, перемудрил: кажется, ее приняли только «доны». Притом никакая она не «научная»: я лишь собрал известные (знатокам) факты и потешил почтенную публику. «Оригинальны» у меня только автобиографические кусочки, «красоты» языка да теория, что «родной язык» не всегда «язык родителей». Естественно, ваш почтальон не знает слова «боби: кавс боби». В современных словарях его, кажется, нет; видимо, устарело. Это слово значит (или значило) «гренки с сыром»; то есть «гренки по-валлийски»; от валлийского «поби» — «тушеный, вареный, поджаренный»; (если прав Эндрю Бурд) п- перешло в б-, потому что «поби» было прилагательным после существительного. /«Историю…. о языке Небес…. я впервые нашел у Эндрю Бурда [нб], врача Генриха VII. Святому Петру велели смирить шум и гам на Небесах, тогда он открыл Врата, крикнул: «Кавс боби», и захлопнул их, пока выскочившие валлийцы не поняли, что сыра нет и не будет». («Английский и валлийский»)/ В ту пору (как видно у Шекспира) в Лондоне хорошо знали валлийский; и следы его видны во многих историях и пьесах. Но «валлийский язык небес» гораздо древнее. Эндрю Б. просто подшутил над гордыней жителей Уэльса. Надеюсь, ваш почтальон будет доволен. Ведь они – славные ребята, особенно сельские труженики-пешеходы. А почтальоны валлийские, кажется, самые добрые и умные. Сэр Джон Моррис Джоунз, блестящий знаток валлийского (и автор пресловутой грамматики, на которую я, помните, истратил премию) /«мой колледж…. был в шоке, когда на единственную награду…. премию Скита в Экзетер-Колледже за английский язык, я купил валлийскую грамматику» («Английский и валлийский»)/, комментируя труд французского ученого (Лота) о валлийской поэзии, сказал: «Мой почтальон написал бы глубже и точнее». Имелся в виду, конечно, не любой почтальон «балагур»; а то, что некий почтальон разумнее и грамотнее французского профессора. Может, это и правда – в валлийской связи. Ведь Уэльс не настолько «богат», чтобы отдавать искусство и знания высшему свету. Но при всех достоинствах валлийцы сварливы и часто злобны; причем не только к «понаехавшим», но и друг к другу (а обиженные тоже не остаются в долгу). «Ученый люд» любит побрюзжать, но валлийские гуманитарии и филологи разбиты на непримиримые фракции. Слова в лекции о «спорах с кельтологами» /«не смею спорить с признанными кельтологами»/ — не просто риторика, но категорическое заявление: «я сам по себе». Рассказывают, сэр Джон М. Дж. построил роскошный особняк близ Бангора, с видом на пролив Менай и остров Мон (Англси). Островитян же (на большой земле) «дружески» зовут «моч», свиньи. Джентри из Бомари {Англси} нанесли ему визит и, очарованные домом, поинтересовались его именем. «Я назову его, – отвечал сэр Джон, – «Вид на Гадару»…. {В стране Гадаринской Иисус изгнал из одержимого бесов, которые «выйдя из человека, вошли в свиней, и бросилось стадо с крутизны и утонуло» (Лк. 38: 26-37).} Посылаю вам «Лист работы Мелкина». Это ваша, если пожелаете, копия с «Дублин ревью», где история вышла почти 20 лет назад. Написана она (кажется) перед Войной, а друзьям читана в начале 1940 г. Понятия не имею, как сочинял эту сказку, однажды утром она возникла в голове, поспешно легла на бумагу и почти без правок вышла в свет. И трогает душу при каждом чтении. История эта, полагаю, не «аллегория», а «миф». Ведь Мелкин, очевидно, – просто человек, а не «прообраз» порока или добродетели. И фамилия «Пэриш» {«церковь, приход»}, как раз для шутки Портера-Носильщика; тоже совершенно случайная. Когда-то я знал садовника Пэриша. (И еще шесть однофамильцев из телефонной книги.) Конечно, кое-что об истории можно почерпнуть из биографии ее автора (столь желанной у наших критиков, для них «литература», видимо, лишь повод порыться в жизни писателя и выставить его в неприглядном свете). Жило-было огромное дерево – гигантский тополь с густой листвой; я видел его даже с кровати. Я его любил и за него боялся. Однажды его жестоко искалечили, однако тополь вновь отрастил крону, увы, не такую роскошную и пышную, и тогда жестокосердная соседка /леди Агнью/ потребовала, чтобы дерево срубили. Были бы друзья, а враги найдутся. (Часто ненависть слепа, как страх перед всем большим, вольным и живым; хотя и рядится в рациональные одежды.) Эта глупышка [только в отношении к деревьям; вообще-то она умная и добрая] заявила, что тополь тенит ее дом и сад и при сильном ветре рухнет и все переломает. Но дерево стояло на другой стороне улицы и восточнее, в трех своих ростах от дома. Тень в его сторону падала только в равноденствия, и лишь на заре доставала бы до ворот. А ветер, обрушивший гигантский тополь на дом, разнес бы его и без посторонней помощи. Я верю, что тополь выстоит. Всем ветрам назло. (Большая буря на исходе лютой зимы 46-47 г., – 17 марта 1947 г. – повалила почти все деревья Бродволка на Кристчерчском лугу и разорила Меджаленский олений парк – но тополь не потерял ни ветки.) /«Однажды у него отсекли крону и изувечили…. Сейчас он срублен». Из предисловия к «Дереву и листу» (1964)/ Беспокоило меня, разумеется, и мое внутреннее Древо, «Властелин Колец». Против воли он рос и раскрывал новые бесконечные грани – мне так хотелось его закончить, но мир был слишком суров. И я намертво застыл где-то около главы 10 («Красноречие Сарумана») книги 3-й – и ряда сцен, кое-что вошло потом в 1 и 3 главы книги 5-й, но большинство, особенно про Мордор, никуда не годились, – не видя, что дальше. Только когда Кристофера призвали в Ю. Африку, я собрался с силами, засел за 4-ю книгу и слал сыну эпизод за эпизодом. Это было в 1944 году. (Полная рукопись появилась только в 1949 г.; до сих пор помню мокрые от слез страницы (чествования Фродо и Сэма на Кормалленском поле). Затем я снова перепечатал эпос, все шесть книг, а потом еще раз все переработал (избранные сцены – много раз), чаще всего на кровати в мансарде типового маленького дома, куда загнала нас война, лишив родного крова.) Но это уже не про «Лист работы Мелкина», не так ли? А достойная история остается таковой и без этих сведений. Надеюсь, вас она не разочарует. (Впрочем, вам-то личные подробности, скорее всего, по душе. Ведь вы, милая моя, всегда радушны к людям, особенно близким родственникам.)

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 1 апреля 2020 г. 19:56 ОБЕРХАМ 1991 Из окна автобуса. День добрый, уважаемые дамы и господа! Приглашаем вас на увлекательейшую экскурсию по одному из любопытнейших городов страны — Фэндому. Наш автобус подъезжает к городу с севера и мы въезжаем через памятник архитектуры — Ефремовские ворота. Слева нам открывается вид на прекрасный и величественный собор святых Аркадия и Бориса. Справа — глубокая пропасть. Если кто позорче, то видите, там глубоко внизу, на дне, да-да, вон там - серое приземистое здание. Это школа Ефремова. Мы движемся по аэлитовскому шоссе, проходящему через весь город. Население города около пяти тысяч человек, и занимаются они... Нет, нет, остановок не будет. Выходить из автобуса я лично не рекомендую — по улицам бегают Фэнзорчики, а над городом летает Страж-птица, так и норовящая сбросить помет на зазевавшегося прохожего. Мы сворачиваем на одну из самых оживленных и ве- селых улиц города — Завгородный проспект.Сухой за- кон здесь принципиально отменен, а появившегося в трезвом виде могут оштрафовать за нарушение мора- льного кодекса фэна. Не смотрите в тот тупичок - это скандально известный Колобаевский переулок. Тротуары в нем не подметаются годами, а все окна заколочены — хозяева в постоянных разъездах на различных конах. Мы проезжаем по Алькоровскому мостику через реку Коломиец. На левом берегу вы можете увидеть памят- ник Николаю Горнову, топчащему пресловутый спаль- ник. Мы въезжаем в деловой район города. В просто- речии его называют Арговским. Вон видите то совре- менное высотное здание — это Центр Международных сношений имени Леонида Курица. Да,да,вы правильно думаете, тот огромный универ- маг, это именно Фонд Фантастики имени лауреатов премии "Прелесть". Осторожней! Осторожней! Уф-ф, я и сам напугался. Это скатился с горы очередной камень Сизифа. Чуть не пришибло. Тот обрывающйся в пропасть проспект носит имя Андрея Черткова. Почему он обрывается? А там пыта- лись построить мост Ватерлоо. Видите, там у обрыва роскошный склеп? Это склеп старого "Оверсана". Новый, правда, еще не родился, но его все равно все любят. Как говорится, Да здравствует король! Мы проезжаем мимо огромного квартала, огорожен- ного высокой кирпичной стеной,с надписями "Посто- ронним вход воспрещен" — это люденовский квартал, что там творится никто не знает, но догадаться можно. С севера   к нему выходит   Казаковский проспект, с южной — проспект Юрия Флейшмана. Сейчас мы проезжаем по Передковской улице,видите там вдали памятник? Это скульптурная группа обна- женных Вилли Кона и космической проститутки. Кладбище, которые мы оставили чуть в стороне на- зывается Мэдлэбовским,и пользуется ужасной славой. Никому не рекомендую забретать туда — можете сги- нуть навеки, были прецеденты. Мы проезжаем по Безумному проспекту и выезжаем на площадь Трех Поросят. Там стоит памятник выдаю- щимся деятелям города Байкалову, Семецкому и Сини- цину. Синицин стоит чуть отдельно и демонстрирует всем кружку, из которой пил пиво с Гарри Гаррисо- ном.Естественно,это дубликат,сама кружка находит- ся на вечном хранении в краеведческом музее имени Марата Исангазина. Нет, экскурсия в музей в нашей программе не предусмотрена — это зрелище не сла- бонервных. Вы спрашиваете что это? Это красное здание побе- жало.Бывает.И не такое бывает — на той неделе Змей Горыныч выскочил из вольера — вот была потеха!... Однако, я отвлекся. Мы проехали улицу Сидоровича и выехали на проспект Бережного, где находится памятник могучей ЛИА "Оверсан". Здесь мы с вами и расстанемся.                       Экскурсию вел Роберт Хам.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 31 марта 2020 г. 19:43 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К     9 (151) Абакан 10 ноября 1997 Нельзя сказать, что нуль-произведения не содержат мыслей. А.Стругацкий, Б.Стругацкий От людена слышу Константин Корчминский: 13 февраля в Иерусалиме прошла презентации книги М.Амусина "Братья Стругацкие". Сам Марк Амусин поведал некоторые подробности ее появления на свет. Оказывается, сей труд имел все шансы выйти на родине автора еще в конце 80-х. Где-то в то время работа над книгой уже вовсю велась. Причем, по его словам, в процессе написания БНС сказал, что вот сейчас-то самое время такую книгу издать, потом будет поздно – в необратимость перемен он тогда еще не верил. В конце концов книга была написана, с автором заключил договор "Советский писатель" и даже выплатил аванс, но... Времена опять изменились, и этот самый аванс Амусин потратил на подготовку отъезда в Израиль, после чего, разумеется, из планов "Сов. писателя" сей труд испарился. В Израиле же книга была несколько переработана. В частности, появился раздел о еврейской теме в произведениях Стругацких. Тут уж ничего не попишешь – без этого в Израиле все равно, что за столом без ложки. Еврейские следы ищутся везде, где возможно и невозможно, этакая детская болезнь сионизма. По этой же причине в самом начале книги акцентируется внимание на еврейских корнях АБС – очень сильно сомневаюсь, что это было в "совписовском" варианте. Такова уж местная специфика. Сам Амусин неоднократно встречался с АНС, на презентации даже был прокручен кусок записи одной из их бесед. Не буду пересказывать, так как никакой новой информации там не было – большая часть разговора была посвящена "Сталкеру" и творческим взаимоотношениям АБС с Тарковским. Кроме того, было несколько любопытных выступлений. В частности, на вопрос о том, занимается ли сейчас в России кто-нибудь изучением творчества АБС, ваш покорный слуга довел до сведения публики, что "есть такая партия", кличут ее "Людены" и т.д. Впрочем, честно скажу, можно было рассказатьи подробнее и интереснее, но я что-то слегка растерялся. Марку же Амусину я пообещал, что его труд "Людены" пренепременно разберут по косточкам. Возражений не последовало. Что же касается меня, то собственных мнениев об этой книге я пока не имею поелику в данный момент нахожусь в процессе ее чтения, причем в самом начале, выводы делать еще рано. И еще на одном факте, который очень меня порадовал, остановлюсь подробнее. Ежели решите его обнародовать в "Понедельнике" али еще где, то можете так и назвать: "Изя Кацман живет в Иерусалиме". После выступления автора и издателя было сказано, что пора, мол, предоставить слово персонажам, в зале присутствует прототип одного из героев АБС. Правда, забыли сказать, какого именно, но не догадаться было невозможно – это действительно был незабвенный Изя Кацман собственной персоной! Манера говорить, красноречие, внешность (единственное исключение, что он не "толст и неопрятен"), какая-то притягательность, даже характерная Изина манера постоянно пощипывать родинки на подбородке – сомнений быть не могло: Изя Кацман обрел плоть и кровь. Но не буду больше испытывать ваше терпение. Израильского Изю зовут Михаил Хейфец. По его словам, они были дружны с БНС (и знакомы с АНС), часто встречались, бывало, обменивались самиздатом. Однажды к Хейфецу пришел Борис Натанович и сказал: "Сегодня у нас с Аркадием удачный день. Мы придумали имя для персонажа, чтобы оно было похоже на Миша Хейфец – Изя Кацман". Так и родился самый (на мой взгляд) обаятельный и умный персонаж Стругацких. Сам Хейфец с 73-го по 80-й год отсидел за диссидентскую деятельность, после чего был почти сразу же выдворен из Союза. По его версии, табу на публикацию Стругацких было в значительной степени связано с тем, что БНС проходил по его делу, но тут уж я судить не берусь. Во всяком случае, одной из причин это вполне могло быть. Кроме того, опять же по словам Хейфеца, дело Сени Мирлина в "Поиске предназначения" Витицкого – это в значительной степени его дело. Причина, диалоги со следователем, еще какие-то подробности совпадают (но вот внешне у них с Мирлиным ничего общего). Впрочем, об этом подробно побеседовать мы не успели (дело было уже после презентации), так как пообщаться с ним желали многие. Думаю, что у меня еще будет такая возможность. В Израиле Михаил Хейфец стал одним из самых, пожалуй, известных русскоязычных публицистов. Его статьи постоянно появляются в здешней русской прессе. Кстати, здесь в газете "Вести" уже была его рецензия на книгу Амусина. Да, еще в разговоре он упомянул, что хочет написать что-то вроде воспоминаний под названием "Тусовки шестидесятых", в которых большую главу намерен посвятить Стругацким. Будем ждать и надеяться.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 30 марта 2020 г. 18:27 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К       8 (150) Абакан 3 ноября 1997 Новый год не бывает без "Чародеев" В этом фильме снимались замечательные актеры: и Катя Васильева, и Валентин Гафт, и Михаил Светин, и Семен Фарада, и Саша Абдулов. В общем, было у кого и чему поучиться. Ну, а что касается моей роли... Произошел просто редчайший случай: из моих семидесяти с лишним ролей в кино – даже не надо прибегать в пересчете к помощи пальцев на ногах, хватит и на руках – мне выпала роль Доброго человека. А какими авторами эта роль выписана – братьями Стругацкими! Этот фильм уже многие годы крутят по телику перед Новым годом либо в начале Нового. Светлый, добрый фильм с замечательной музыкой. Артисты работали с явным удовольствием. Ну разве не удовольствие – в свитере и в тулупе таскать на себе Светина и "проходить с ним сквозь стену"? Раз, два... семь дублей. Для Светина мало. Он творец, он все время в поиске – и почему-то, сидя на мне. Он говорит, что здесь ему удобней думать. И режиссер ему потакает... И мы "проходим" девятый... двенадцатый дубль... и вот я уже "проползаю" сквозь стены... Вот теперь Светин удовлетворен, впрочем, как и все остальные, кроме меня! Многие сцены мы снимали в только что отстроенном туристическом комплексе в Суздале. Все было новенькое, чистенькое, блистало и сверкало. А какие бары!.. Ну и, конечно, к нам было повышенное внимание со стороны туристов и обслуживающего персонала. Тот вечер, о котором хочу рассказать, особенно удался: нас принимали бармены как родных, уже после закрытия заведения, и мы просидели там так долго, что ложиться спать не было смысла – рассвет манил нас в Москву. Должны были уезжать двое: я и... обозначу его двумя буквами – А.А. Не мучайтесь, все равно не догадаетесь. Он был на своей машине, и мы договорились, что он заберет меня. На дорогу гостеприимные хозяева дали нам пива -как сейчас помню, в железных банках, датское – это было в новинку! И мы, умиленные, двинулись в путь. Тишина... Белый снежок... Машин почти нет... Одним словом, благодать! Один пост ГАИ проехали. Спят. Второй. Дремлют. Музыка в машине! Пиво! Датское!.. Не сразу расслышали нежную трель милицейского свистка. Метров двести проскочили. Состояние сидевшего за рулем А.А. как раз соответствовало этой встрече. Ведь для каждого водителя общение с ГАИ – праздник! Поэтому А.А. так хорошо готовился – всю ночь; а сейчас, взяв банку пива, он вышел навстречу судьбе. Они сближались... Один – чуть покачиваясь, другой – твердо печатая шаг. Один по ходу открыл пиво и приложился, другой был этим непомерно удивлен. – Ты что, с ума сошел?! Ты же за рулем! – сказал удивленный. – А я не собираюсь никуда ехать, – последовал жизнерадостный ответ А.А. И тут я стал свидетелем того, как у человека может "упасть челюсть". Через несколько минут она вернулась на место, и с ее помощью изо рта вырвалось такое!!! Когда по телику показывают какую-то программу и там проскакивают нецензурные слова, то вместо них вставляют свист. Тут был бы сплошной свист. Но ничего поделать майор не мог. Доказать, что А.А. был нетрезв за рулем до последней банки пива, не представлялось теперь возможным... Мы поймали попутку и уехали на ней в Москву. Протрезвевшие. Полные оптимизма. С чувством глубокого удовлетворения. Приятели поздно ночью пригнали машину А.А. к его дому. Больше на ней он в Суздаль никогда не ездил. К большому огорчению сотрудников местного ГАИ. Эммануил Виторган. Я проходил сквозь стену двенадцать раз//Крокодил. – 1997. – # 1. – С. 15.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 29 марта 2020 г. 17:41 Всеволод РЕВИЧ ДОН РУМАТА С ПРОСПЕКТА ВЕРНАДСКОГО    (продолжение) Правда, газетные обличители часто попадали в смешное положение, но ощутить этого они не могли, хотя бы за отсутствием чувства юмора. Вот, например, редактору журналу "Вокруг света" Сапарину было дано четкое партийное поручение – раздолбать повесть Стругацких "Хищные вещи века". Он, конечно, был не настолько глуп, чтобы не понимать, что в насквозь, якобы, капиталистическом Городе Дураков просматриваются многие черты и нашей жизни, как и в зрелом феодализме Арканара мы без труда могли разглядеть героев нашего прошлого, настоящего и даже – это мы сейчас хорошо понимаем – нашего будущего. Но открыто заявить об этом обличители еще не решались. И бедный Виктор Степанович лез из кожи, чтобы доказать, что такого плохого капитализма, какой предстает перед нами в "Хищных вещах...", существовать не может. Оклеветали его, бедняжку, братья-писатели. На самом-то деле там должны были кипеть жестокие классовые сражения передовых рабочих с беспощадными эксплуататорами. Академик Францев в "Известиях" пошел дальше. Он обрушился на авторов за то, что они обидели еще и феодализм. Вот как он защищал этот – по канонам диамата – прогрессивный в сравнении с рабовладельчеством строй. Академик вроде бы допускал существование феномена фантастики, но был убежден в том, что никакая выдумка ни на йоту не должна отходить от постулатов "Краткого курса". "Картина самого феодализма очень напоминает взгляды просветителей XVIII века, рисовавших средневековье как царство совершенно беспросветного мрака. Как же тогда обстоит дело с законом прогрессивного развития общества?" Трудно сказать, может, он и лукавил, больно уж нелепой выглядит его позиция, но скорее всего был искренен, в те времена обществовед мог попасть в академики только при наличии или – если угодно – при отсутствии определенных нравственных и умственных критериев. Но все это были цветочки. Ягодки появились тогда, когда в альманахе "Ангара" за 1968 год появилась повесть "Сказка о Тройке". В отличие от всех остальных "критик", я считаю, что на этот раз партийные органы прореагировали на выход повести, с позволения сказать, адекватно. Они правильно угадали в кривых зеркалах пародии собственные физиономии. Отдел пропаганды Иркутского обкома немедля взялся за перо и сочинил "докладную записку" в ЦК КПСС, которая представляет незаурядный филологический интерес, так как в ней были собраны вместе все лингвистические шедевры, с помощью которых наша родная партийная критика расправлялась с нашей родной советской интеллигенцией. "Авторы придали злу самодовлеющий характер, отделили недостатки от прогрессивных общественных сил, успешно (конечно же! – В.Р.) преодолевающих их. В результате частное и преходящее зло приобрело всеобщность, вечность, фатальную неизбежность. Повесть стала пасквилем". А дальше уже без церемоний: "идейно ущербная", "антинародна и аполитична", "глумятся", "охаивание". "Прячась за складки пышной мантии фантастики, авторы представляют советский народ утратившим коммунистические идеалы..." Сейчас-то мы понимаем, что в "Сказке..." Стругацкие нанесли удар по самой системе. Но в те годы, боюсь, даже авторам представлялось, что они сражаются только с ее извращениями. Они (и мы) еще не знали, что система называется административно-командной, что ее надо разрушить до основания, дабы в нашей стране могло начаться какое-либо "затем", что "мероприятие" это окажется невероятно трудоемким и что при жизни по крайней мере одного из авторов оно не завершится. Впрочем, может быть, я и недооцениваю проницательности Стругацких, о чем говорит история с эпиграфом к повести, который был в ней с самого начала (я сам его видел), но в печати появился только в 1987 году. Я считаю этот эпиграф одной из самых удачных их находок. Вы помните, конечно, что Тройка у Стругацких – это разновидность ревтрибунала, а эпиграф, естественно, был из Гоголя: "Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал?" Каждый знает продолжение этих слов. Выводы нетрудно сделать самостоятельно. Первые публикаторы "Тройки..." были людьми мужественными, они прекрасно понимали, какие "оргвыводы" последуют за их дерзкой выходкой. И, к сожалению, не ошиблись. Альманах прикрыли, редакторов разогнали с волчьими билетами. А вслед за запиской Иркутского обкома появился еще целый ряд аналогичных документов, исходящих уже из "самого" ЦК. Стиль их мало отличался от стиля иркутян. Аркадий искренне веселился, зачитывая выбранные места из переписки с друзьями. Конечно, эти документы были секретными, они обнародованы только сейчас. Но тем не менее и тогда в самых компетентных органах находились доброжелатели, благодаря которым мы своевременно знакомились с этими эпистолами... А, может быть, только делал вид, что веселится, хотя Аркадий был не из тех людей, которые напяливали на себя маску. Он всегда думал, что говорил, но всегда говорил, что думал. А вот мне почему-то было несмешно. Как не было смешно и несколько лет назад, когда вышеупомянутые докладные решил опубликовать журнал "Знание – сила" и предложил мне прокомментировать их. Я с большим удивлением и с еще большим разочарованием увидел, что многие из этих документов подписаны именем человека, которого я начал уважать задолго до начала перестройки, – А.Н.Яковлевым. Комментировать их без ведома Яковлева я счел для себя неприемлемым, и журнал устроил мне встречу с Александром Николаевичем. Он прочитал одну или две записки, тяжело вздохнул и сказал: "Боже, сколько же ерунды мы тогда понаписали. Но историю, увы, не исправишь. Печатайте! Только вы не думайте, что каждая из таких записок равнялась постановлению секретариата ЦК. Многие из них, к счастью, писались только для галочки и ложились под сукно, чтобы мы могли со спокойным сердцем сообщить наверх, что меры по сигналам общественности приняты". В общем-то я знал это и раньше, как знал и то, что не меньше было и "указов прямого действия", за их появлением следовали выговоры, снятия и исключения... Но и те, и другие служили, с позволения сказать, правовой базой для идеологических экзекуций. Иногда – в непосредственной форме, например, путем снятия стружки с главных редакторов – грубой плотницкой операции, регулярно и публично проводившейся в кабинетах на Старой площади. Иногда – втихаря, ведь документы никогда не обнародовались. И часто оставалось только гадать, почему книги вылетали из планов, почему запрещались и даже прерывались публикации в периодике, почему те или иные немилости обрушивались на головы авторов и издателей. Но как Аркадий ни веселился, читая этот подзаборный лай, я видел, что даром вся эта кампания для него не проходит, и он начинает по-настоящему нервничать и злиться. Ведь если уж говорить серьезно, то даже самые резкие сатирические выпады в той же "Тройке..." рождены, разумеется, не шизофреническим стремлением "охаять" и "очернить", словечками-кастетами, изготовленными в тиши парткабинетов, а самыми положительными намерениями, болью за свою родную страну. Помню, Аркадий рассказывал, как, устав жить в обстановке открытого и скрытого недоброжелательства, он, может быть, с изрядной долей наивности, напросился на прием к секретарю ЦК КПСС П.Н.Демичеву, был вежливо принят и внимательно выслушан. "Аркадий Натанович, – было сказано ему, – ищите врагов пониже, в Центральном Комитете их нет". Теперь, когда документы ЦК опубликованы, можно судить об искренности этих слов воочию. Да и тогда было нетрудно догадаться... Не помню уж точно, в каком году, где-то в 70-х, в Японии состоялся Всемирный конгресс фантастов, куда Стругацкие получили персональное приглашение. Не забудем, что Аркадий в совершенстве знал японский, он был офицером-переводчиком, участником войны на Дальнем Востоке, не говоря уже о том, что он был ведущим советским переводчиком японской классической литературы. Но поехал на конгресс "наш" человек, главный редактор журнала "Техника – молодежи", не написавший в фантастике ни слова. Да, и писателям, и редакторам, и даже иным работникам идеологических отделов приходилось быть осмотрительными, произносить ритуальные речи на партсобраниях, порою жертвовать второстепенным, чтобы сохранить главное – очаги культуры, очаги разума, чтобы спасти людей от расправ. Если угодно, совсем, как посланники Земли на Арканаре. Да и сам Аркадий выглядел в этой среде благородным Руматой Эсторским, который боролся изо всех сил, чтобы вбить в башку своим читателям идеалы справедливости (уж извините за немодные ныне слова), о которых многие (может быть, честнее было бы сказать "мы") имели весьма смутное и искаженное представление. За такие компромиссы расплачивались дорого – инфарктами, жизнью, иногда самоубийствами... Тех же Стругацких очень напористо выставляли из страны, они многим стояли поперек горла. Одно время слухи о том, что Стругацкие твердо решили махнуть за бугор, распространились весьма широко. Уверен, что это делалось сознательно, чтобы подтолкнуть их к действиям, за которые потом их же стали бы поносить на всех углах. Один раз я даже держал пари с работником Госкино, который с торжественным видом сообщил мне точную дату их выезда. Мне не нужно было звонить Аркадию для перепроверки, ведь я знал братьев лучше, чем работники кинокомитета. Уехать Стругацким из страны было так же невозможно, как Антону-Румате заявить вдруг: заберите меня отсюда, я больше не желаю этого видеть... Вот тогда-то и было заключено пари с месячным испытательным сроком на бутылку коньяка. Бутылку я не без удовлетворения отнес Аркадию. Проигравший товарищ, видимо, искренне прочувствовал свою вину – коньяк был очень хорошим. Я ничего не имею против уехавших, каждый волен жить там, где ему лучше. Пусть живут. Пусть приезжают в гости – милости просим! Но я отрицаю их право учить нас, как надо жить. Напротив, я думаю, что те, кто остался, как Стругацкие, как Юрий Трифонов, как Алесь Адамович, кто сохранил, несмотря на все чинимые препятствия, своих издателей, своих читателей, кто не предал своих единомышленников (а у Стругацких их были миллионы, особенно среди молодежи), принес стране, народу гораздо больше пользы,

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 28 марта 2020 г. 17:34 Всеволод РЕВИЧ ДОН РУМАТА С ПРОСПЕКТА ВЕРНАДСКОГО    (продолжение) "Фантастику часто называют жанром, темой, особым видом литературы... Фантастика – это не жанр, не тема, фантастика – это способ думать, она позволяет создавать такие ситуации в литературе, которые я не могу представить себе иначе. Человечество волнует множество глобальных, общечеловеческих, общеморальных забот. Как их перевести на язык литературы? Можно написать трактат, но в трактате не будет людей. Ну, а раз появились люди, то и задачи фантастики приближаются к общелитературным, или – как любили говорить раньше – к человековедению..." Однако Стругацкие не стали бы большими писателями, если бы вовремя не поняли, что не только допотопная, рассчитанная на питекантропов фантастика беляевского типа (с ней все ясно), но и новая, родившаяся прямо на наших глазах, вдохновленная "Туманностью Андромеды" и оттепелью и призвавшая под свои штандарты много новых молодых сил, все же и она, говоря казенным языком, не отвечает духу времени. Интересно, правда, отметить, что не только эта новая фантастика, но и ефремовская утопия, задуманная как реабилитация коммунистической доктрины, произвела на многих впечатление террористического акта, настолько дремучи были господствующие представления. У "новой волны" было много достоинств, она сразу стала всеобщей любимицей, она с маху принялась разрушать догмы, утверждавшиеся десятилетиями и казавшиеся священными и неприкосновенными. Она познакомила нашего читателя с новейшими научными, а тайком даже и с философскими теориями, наконец она по большей части была просто хорошо написана, и не шла ни в какое сравнение с графоманскими упражнениями всяких там "ближних прицелов". Но и в новой фантастике (включая в нее и первые произведения Стругацких) был существенный недостаток: к тому кардинальному клокотанию, которое подспудно происходило в нашем обществе, она имела в лучшем случае косвенное отношение. Ошиблась она и в самооценке: большинство фантастов было убеждено, что она (или они, если хотите) были детищем пресловутой НТР – научно-технической революции; нашлись и теоретики, которые яростно защищали этот тезис, например, Г.Альтов, А.Днепров... На самом деле научный антураж был всего лишь маской, правда, в некоторых безнадежных случаях приросшей к лицу. Новая фантастика была рождена прежде всего новой политической атмосферой, которая стала складываться в стране после XX съезда КПСС. А раз так, то и ее сверхзадачей было включиться в эту атмосферу, в противном случае ей снова грозила участь прозябать на затянувшихся вторых ролях в списках для внешкольного чтения. Вспомним, какой резонанс вызывали романы Дудинцева, Гранина, Абрамова, "окопная правда" Бакланов и раннего Бондарева, даже нарицательная "Оттепель" изменчивого, как Протей, Эренбурга, первые стихи Евтушенко, первые песни Окуджавы и Галича... Ничего подобного в фантастике еще не было. Стругацкие поняли это первыми. Аркадий как-то сказал мне в начале 60-х годов, что, хорошенько подумав, они с братом пришли к убеждению, что тот путь, по которому они шли до сих пор – дорога в никуда. (Многие не поняли этой истины до сих пор и, вероятно, не поймут никогда). Мне бы, конечно, очень бы хотелось заменить точку на запятую и как бы небрежно добавить: "а может быть, это я сказал ему об этом". Но, как всем известно, бог мемуаристов (языческий, разумеется) – правда и только правда. Сказал это все-таки он, зато я, ни секунды не поколебавшись, сразу же согласился с ним. Не стану утверждать, что фантасты толпой ринулись за Стругацкими. Для того, чтобы так резко поменять курс, как раз и надо быть Стругацкими. Не могу утверждать и то, что даже те, кто понял их правоту, смогли (как, например, Варшавский или Шефнер) отыскать свой собственный, н Некоторые окончательно прозрели лишь после 1985 года. Но лучше поздно, чем никогда. Но и Стругацкие не сразу выбрались из Лема так называемой научной фантастики. Сперва они решили перевоспитывать нас на положительных примерах, и принялись сочинять умилительные утопии – "Путь на Амальтею", "Далекую Радугу", "Возвращение", над которым, как мне кажется, они немало помучились, превращая его в более монументальный "Полдень. XXII век". Мне кажется, с утопией у них не вышло, и я мог бы предложить объяснение: почему не вышло, но тогда бы мои заметки окончательно приобрели бы вид литературоведческой статьи, к чему они и без того стремятся помимо моей воли. Хотя я знаю людей, которым "Полдень" нравится. В энциклопедическом томе "Фантастика" этот роман даже объявлен знаменем-идеалом шестидесятников. Наиболее занятным для меня в этой статье оказалось то, что под ней стоит моя подпись. Клянусь, я этого не писал. По техническим причинам я не сумел снять свою подпись под статьей, с которой во многом не согласен. Но зато в этом случае я первым успел высказать Аркадию свое мнение. Борису не мог, даже если бы он захотел меня слушать: не так-то часто мне приходилось бывать в Ленинграде, а уж если и приезжал, и мне удавалось встретиться с Борисом, то от радости встречи у меня захватывало дух, и все мои умные критические замечания куда-то испарялись. Но я тешу себя иллюзиями, что на этот раз Аркадий согласился со мной, во всяком случае факт остается фактом: утопический период в творчестве Стругацких закончился в "Полдень". Но еще до того, как вышел в свет переделанный "Полдень", братья выпустили в свет роман, который я и до сих пор считаю их лучшей книгой, а может быть, и одним из лучших произведений всей мировой фантастики. Я имею в виду "Трудно быть богом", помеченный 1964 годом. Вот это было произведение, которое целиком отвечало моим представлениям о фантастике – о чем ее надо писать, зачем ее надо писать и как ее надо писать. Разумеется, Стругацкие обошлись без моих советов, я даже не знал, что они пишут эту повесть; "Трудно быть богом" было одним из немногих их произведений, которые я прочел не в рукописи, как обычно, а уже в книге, и даже обиделся на Аркадия. П О Н Е Д Е Л Ь Н И К       7 (149) Абакан 27 октября 1997 Всеволод РЕВИЧ ДОН РУМАТА С ПРОСПЕКТА ВЕРНАДСКОГО Впрочем, чудное было время. Хоть и душили нас эти падлы, а время было чудесное. В.Аксенов (Продолжение. Начало в # 148) Тем не менее я пришел от нее в такой восторг, что, обнимая Аркадия, решил приподнять его в воздух, результатом чего у него оказалось сломанным ребро. "Часы у меня что ли треснули?" – задумчиво сказал Аркадий, оказавшись снова на полу. Даю честное слово, что, во-первых, я и не подозревал, что при его-то могучей фигуре у него окажется такой слабый скелет, а во-вторых, что я обладаю достаточной силой для свершения подобных вредительских актов. Однако с тех пор я остерегаюсь приподнимать мужчин, даже завершивших гениальные произведения, решив ограничиться своими внуками и то до трехлетнего рубежа. Авторы цековских записок, о которых пойдет речь позднее, не поняли, а может быть, и не были тогда в состоянии понять, что в повести затронут один из кардинальнейших вопросов существования современного человечества – возможно ли, приемлемо ли искусственное, насильственное ускорение исторического процесса? Они деланно возмущаются: да как же это так – высокоразвитые коммунистические земляне, стиснув зубы, лицезрят пытки, казни – и не вмешиваются. В одном доносе прямо так и предложено: "Земное оружие могло бы предотвратить страдания несчастных жителей Арканара". Поверим на секунду в искренность этого возмущения и предложим возмущенным, доведя свою мысль до конца, конкретно представить себе ход и результат вмешательства земных "богов". Высаживаем, значит, ограниченный контингент гуманистов-карателей, "огнем и мечем" проходимся по городам и весям Арканара, палачей, аристократов, солдат, подручных – к стенке, к стенке, к стенке! А впрочем, не слишком ли я простодушен? С кем это я веду полемику, пусть и задним числом? Они же так и поступают в реальности, так что моими провокационными вопросами их с места не собьешь. К стенке, и не только сопротивляющихся, но и всех, кто имел несчастье оказаться поблизости! Не стану напоминать, что мыслимые варианты вмешательства разобраны в самом романе, и что Стругацкие дали единственно правильный ответ – спасать разум планеты, ученых, книгочеев, рукописи, поддерживать ростки просвещения и образования. Ну, постреляем мы угнетателей. А потом – что? Мы еще недостаточно нагляделись на "кухарок", поставленных управлять государствами? Нам недостаточно опыта экспериментов над собственным народом? Тогда вспомним Камбоджу, Афганистан, Эфиопию, Мозамбик, Кубу, Северную Корею... Правда, эти примеры приобрели убедительность уже после появления романа, что, впрочем, и доказывает прозорливость Стругацких. Братьев слегка поругивали и раньше, но именно со второй половины 60-х началась целенаправленная кампания их травли. Огонь на поражение велся не только по несчастному Румате Эсторскому. Начиная с "Попытки к бегству", практически любая их книга становилась предметом нападок. Сами по себе эти нападки надежно доказывали, что фантастика наконец-то заняла достойное место в движении шестидесятников, а Стругацкие выдвинулись в группу духовных лидеров нашего поколения. У них обнаружилась удивительная способность касаться (может быть, на первых порах инстинктивно) самых больных мест, которые тщательно обматывались ваткой нашими руководителями, так что вовсе не удивительно, что произведения братьев вызывали ярость у идеологических церберов. Травля Стругацких велась по двум, часто пересекающимся направлениям. Один путь был открытым, официально он назывался критикой.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 27 марта 2020 г. 18:46 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К       6 (148) Абакан 20 октября 1997 А что мне Странники? Подумаешь, Странники! Я сам в некотором роде Странник... С.Попов Всеволод РЕВИЧ ДОН РУМАТА С ПРОСПЕКТА ВЕРНАДСКОГО Впрочем, чудное было время. Хоть и душили нас эти падлы, а время было чудесное. В.Аксенов Братьев было двое – Аркадий и Борис. Было двое. Но писатель "братья Стругацкие" был один. И больше его не будет. Дай Бог тебе, Борис, пожить тебе на этом свете столько лет, сколько тебе захочется, дай Бог тебе написать еще не одну прекрасную книгу, но литературоведы уже могут провести окончательную черточку, соединяющую даты выхода первой и последней книги братьев Стругацких. Я знаю много досужих любителей и профессионалов, которые настойчиво пытались поверить гармонию алгеброй и разъять живое тело романов на составные части: вот то – аркадьево, вот это – борисово. Наиболее знающие безапелляционно заявляли: им известно точно – Борис был идеологом, а Аркадию отводилась роль вышивальщика по канве, обволакивающего сухое рацио в художественное кружево. Прочитали книгу, написанную Борисом уже после смерти Аркадия, убедились, что он самостоятельный стилист и незаемный мыслитель. И в то же время никто не сомневается в том, что "Поиск предназначения" написан не "братьями Стругацкими". Не та манера, не те интонации... Так, может, и правда, что все это шло от Аркадия? Я так не думаю. Напротив, я уверен, что только в слиянии, только в дуэте рождалось единственное, неповторимое "стругацкое" слово. Отдельно эти слова, эти фразы, эти сюжетные повороты, наконец, эти мысли о судьбах человека и Вселенной родиться не могли, хотя, повторяю, оба они талантливые писатели, умевшие творить и по одиночке. Но два разных писателя. Впрочем, я определенно знаю слово, которое принадлежало лично Аркадию. Он безраздельно распоряжался, простите, словом "задница". В тех редких случаях, когда мне выпадало быть их редактором, и я находил означенную лексему, употребленную более трех раз на странице, в двух случаях я ее все же вычеркивал, почему-то уверенный, что уж по крайней мере Борис меня извинит. В конце концов удавалось уговорить и Аркадия в том, что излишняя экспрессивность так же нехороша, как и однообразие. Тогда Аркадий бурчал что-то вроде "Ладно...", брался за голову и, зачеркнув этот научный термин, вписывал новый, после чего за гол хватался уже я... Я никогда не задавал братьям глупый вопрос: как, мол, они работают вместе, но много раз слышал, что его задавали другие, причем, насколько я мог заметить, народ интересовался главным: почему соавторы живут в разных городах. Не знаю, что отвечал Борис, но Аркадий всегда ссылался на опыт братьев Гонкуров – один бегает по редакциям, второй стережет рукописи. Наиболее настойчивые, осмыслив этот ответ, возвращались к апории о двух городах... Ах, оставьте ненужные споры, неразделимы братья в своих произведениях, и попытка определить, что принадлежит одному, а что другому, не только бесперспективна, но, по-моему, и неэтична. Но проклятый вопрос вернулся ко мне через окно, как только я взялся за эти воспоминания. Ведь, как бы там ни рассуждать, мне было велено вспоминать только об одном из братьев, второй, слава Богу, жив. Волей-неволей я тоже попытался их разделять. И, по-моему, из этого занятия у меня ничего не вышло... Замечали ли вы, что биография писателя заканчивается на выходе его первой книги. До этого момента у человека еще существует личная жизнь, индивидуальная судьба... Все знают, где он родился, где учился, кем были его родители, эвакуировался ли во время войны и служил ли в армии... Но вот выпорхнул из типографии первенец, и дальнейшая судьба писателя растворяется в его книгах. Конечно, сочинители продолжают ездить, путешествовать, жениться, разводиться, но все это становится нам интересным только, если каким-то образом преломилось в судьбе их произведений. Впрочем, о начале писательской карьеры, а заодно и о его тогдашней оценке своих первых книг я могу рассказать словами Аркадия, сохранившимися в моем блокноте. (Я брал у него интервью для немецкого журнала). Привожу их не потому, что в них таятся неизвестные факты, а потому, что это его собственные слова. "Фантастику мы с братом любили с раннего детства. Сначала втянулся я, а потом соблазнил и Бориса. Наш отец в юности тоже увлекался Жюлем Верном, Уэллсом, и эта любовь перешла к нам. Жюль Верна я проглатывал уже лет в семь и принялся сам рисовать комиксы на фантастические темы. Но хороших книг в те годы выпускалось мало, дома были подшивки старых журналов, читались они с жадностью, многое нравилось. Потом началась война. С февраля 1943 до середины 1955 – тринадцать лет я прослужил в армии, большей частью на Дальнем Востоке как переводчик с японского. Обстановка тех мест описана в повести "Извне". Когда я вернулся к родным в Ленинград, я уже был автором, вернее, соавтором с ныне покойным Л.Петровым повести "Пепел Бикини"; это была не фантастика, а о чем книга, понятно из ее названия. Согласно семейному преданию первую фантастическую повесть мы с братом сочиняли на спор, подзадоренные моей женой, которая выразила сомнение, в состоянии ли мы написать интересно про путешествие на Венеру. Как человек военный я поставил жесткие сроки – так родилась "Страна багровых туч". Конечно, нас очень вдохновило, что первая же наша книга получила премию Министерства Просвещения. Вот с той поры процесс и пошел... (Письменно подтверждаю, что приоритет в произнесении этого афоризма принадлежит не Горбачеву. – В.Р.) – А когда вы решили, что можете назвать себя профессионалами? – Не решение, а ощущение этого пришло года три-четыре назад. (Разговор этот происходил в начале 80-х годов. – В.Р.) – Так поздно? – Да. Теперь я могу сказать: с вами говорит писатель Стругацкий, а до этого всегда говорил: с вами говорит литератор Стругацкий... Хотя мы с самого начала ставили перед собой задачу оживить героя в фантастике, сделать его человечным, наделить истинно человеческими качествами, тем не менее очень большое место в "Стране багровых туч" занимает научно-техническая идея, можно даже сказать, что она и была главным героем. Масса мест там отведено бессмысленному, как нам теперь кажется, обоснованию возможности полета на Венеру: фотонная тяга, всевозможные приспособления для передвижения на иных планетах, спектролитовые колпаки и т.д. Мы собрали также все известные нам сведения о Венере, стараясь описать планету такой, какой ее представляла в те времена наука. А если и были фантастические допущения, то они тоже отвечали тогдашней моде – трансурановые элементы, след удара метеорита из антивещества и тому подобная чепуха..." Известно, что, готовя свое первое собрание сочинений, Стругацкие не хотели вставлять в него "Страну..." Но мы можем расценить авторскую оценку первого романа слишком суровой. "Страна багровых туч" и сейчас читается как добротный приключенческий роман, в котором, конечно, привлекает поведение героев, а не избыток научных сведений. Но от науки в романе все же никуда не денешься. Я столько раз иронизировал над эпитетом "научная", что может сложиться впечатление, будто я вообще не считаю науку существенным элементом современной фантастики. Вот что говорил по этому поводу старший из соавторов: "Хотя в нашем дальнейшем творчестве наука играет чисто вспомогательную роль, тем не менее она присутствует в каждом произведении. Ее и не может не быть, ведь мы живем в эпоху НТР, мы все-таки люди своего века. Действие наших повестей, как правило, происходит в достаточно отдаленном будущем, а там всевозможные научно-технические чудеса станут совершенно обыденным явлением, наука станет движущей силой экономики и быта будущего. К проблеме, которую мы затрагиваем, все это никакого отношения не имеет, но это не значит, что писатель-фантаст может позволить себе быть невеждой. Наши познания в сегодняшней науке достаточно солидны, особенно у моего брата, астронома по специальности, мы в состоянии легко оперировать научными данными, изобретать фантастическую терминологию и не делать просчетов по безграмотности..."

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 26 марта 2020 г. 19:41 200. Из письма майору Р. Боуэну 25 июня 1957 Я читал ваши записки о Сауроне. Будучи повержен, он развоплощался. Теория, так сказать, гласит, что это был дух, не высший, но – «ангел». То есть, согласно мифам, существо, конечно, сотворенное, но прежде реального мира, которое как могло соучаствовало акту творения. Плененные произведением Искусства, миром на его первых порах, ангелы настолько сроднились с ним, что, когда Творец одушевил этот мир (сделал вторичной реальностью по отношению, так сказать, к Себе Самому, то есть поставил вровень с ними), тотчас возжелали войти туда. Им было дано это право, и высшие духи стали подобием «богов» из древних мифов; но должны были жить «там» до конца Истории. Эти существа обитали в реальном мире, но вне материального облика. Конечно, они обретали тела, но скорее как одежду, хотя в ней гораздо лучше отражались их устремления, вкусы, воля и умения. Память об Истории, до «материализации», давала духам пророческий дар; который разнился от почти полного понимания замысла Творца у «Старейшины» Манвэ до постижения низшими духами лишь мелких деталей (о деревьях или птицах). Некоторые ангелы помогали высшим и в служении множили знания о мире. Саурон был соратником величайшего духа Мелькора, будущего жестокого себялюбивого Бунтаря из мифов о едином и всесильном Создателе. Олорин служил Манвэ. /Это, видимо, противоречит словам {из «Истории Галадриэли и Келеборна»}: «Наверное, Саурон был один из майяр Аулэ, перешедшим к Мелькору «еще до начала Арды». О «службе» Олорина Манвэ – см. «Неоконченные предания» {глава «Истари»}./ Творец не остался равнодушен. Он вводил в изначальный замысел новые, неведомые многим духам темы и события (непредсказуемые даже лучшими знатоками прошлого). Основой новых тем стали разумные существа, эльфы и люди; в создании коих не участвовали ангелы. Потому они зовутся Детьми Божьими. Иные, не столь могучие, как Духи, но одного с ними ранга, они дарили счастье и надежду самым высоким из ангелов, тем; кто что-то понимал в новых замыслах Творца и догадывался о его целях. И твердо знал, что они не «хозяева» Детям Божьим, как бы те сами ни желали. Благодаря пристрастию к Детям Божьим, духи очень часто, особенно после прихода Детей, выглядели по их образу и подобию. И Саурон не стал исключением. Если верить мифам, для создания «действительного», то есть физического, а не иллюзорного облика нужно время. И, как любая материю, он разрушается. Сам дух при этом, разумеется, не гибнет и не покидает мира до назначенного срока. После боя с Гилгэладом {так у автора} и Элендилом Саурон «восстанавливался» гораздо дольше, чем после Низвержения Нуменора. (Полагаю, каждое воссоздание требовало от духа новых внутренних сил или энергии, дабы сотворить бесплотному существу или разуму облик по его воле.) Невозможность же восстановления после уничтожения Кольца очевидна по «мифологии» данной книги. Простите, если для вас это скучно и «помпезно». Таковы пороки любого рассказа о мифах и их героях. Естественно, они всегда первичны. Надеюсь, однако, что рациональные и рационалистические толки делают мифологию в известной мере познаваемой.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 26 марта 2020 г. 19:40 Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / 199. Из письма к Кэролайн Эверетт 24 июня 1957 Хотя это большая честь, мне, пожалуй, не очень хочется попадать в диссертацию. Я не склонен к саморекламе. И биография моя вряд кому-то интересна. Кроме, возможно, полного очерка жизни и творчества, который под силу только мне, но нет никакого желания. Самый важный, и самый удивительный, для меня факт – это готовый «Властелин Колец». Печально известный умением начинать и не заканчивать, обычно из-за нехватки времени и сил, я понятия не имею, как сквозь годы и невзгоды не бросил свою историю и довел до завершения. Быть может, потому, что изначально вложил в нее то, что больше всего люблю и ненавижу. Учился я не в «публичной» школе или интернате; а в великой, почти средневековой «грамматической школе». То есть, совсем не там, где мистер Льюис. С 1900 по 1911 год с единственным кратким перерывом ходил в одну и ту же школу. В ней, как и всюду, радовался и грустил сам, в силу собственного характера. И наконец, стал весьма респектабельным и неплохо успевающим выпускником. К играм относился спокойно. К счастью, к ним не принуждали, ведь на крикете я всегда скучал, быть может, потому, что в нем не разбирался…. Из небольших историй опубликован только «Лист работы Мелкина». Не выходят они у меня. А «Лист работы Мелкина» возник сразу и почти целиком. И написался за один присест и без правок. Сейчас, по прошествии времени, исток его видится не только в моей любви к деревьям (первоначально рассказ так и назывался «Дерево»), но в беспокойстве и (небезосновательном) страхе за «Властелина Колец», выйдет или нет. Тем более шла война. Впрочем, никакому анализу не объять даже самой маленькой истории…. Книги Э. Р. Д. Эддисона читал далеко не по их выходу; и лишь раз виделся с автором. Когда в комнате мистера Льюиса, в Колледже Магдалены он зачитывал сцены, кажется, из «Владычицы владычиц» {из «Врат Мезенция»}. И делал это блестяще. Читая Эддисона, всегда наслаждаешься прекрасным слогом. В целом же разделяю мнение мистера Льюиса в книге «Эссе памяти Чарльза Вильямса». {«Эти сказочные миры можно любить или ненавидеть (лично мне по душе «Червь Уроборос», а «Владычица владычиц» отвратительна), но форма их всегда под стать содержанию».} Притом мне не нравятся его герои (кроме, разумеется, лорда Гро); а идеалы презираю даже сильнее, чем, во всяком случае на словах, мистер Льюис. Мои идеалы Эддисон называл «мякишем» (кажется, фирменное его слово-клеймо); а по мне, из-за своей недоброй и явно глупой «философии» он все выше ценил жестокость и высокомерие. Между прочим, его имена и названия, по-моему, небрежны и часто абсурдны. Тем не менее, Эддисон – достойнейший и достовернейший из известных «сотворцов миров». Но, увы, не мой «властитель дум». Основная мысль «Властелина Колец» оформилась довольно рано; в начале работы над главой 2 книги 1, в 1930-е годы. Иногда я делал грубые наброски или пересказы грядущих, близких или дальних, эпизодов; но они почти не пригодились: история как будто шла своим путем. Все, сколько смог, события согласовывались постоянной подгонкой от конца к началу. Я составил таблицу-перечень: когда и где были и что делали, вместе или порознь, мои герои. Последний том, естественно, оказался самым сложным, ведь пришлось разбираться со всеми сюжетными нитями. В том, «что будет дальше?», я почти не сомневался, – я, хоть и признанный «фантазер», но совсем не помню, чтобы садился и специально что-то придумывал, – но как свести все вместе? Это вышло не лучшим образом. Неизбежно. Главная проблема, очевидно, состояла в том, чтобы Арагорн внезапно попадал в разгар сражения, и читатели поняли бы, как это случилось. Подробное разъяснение в нужный по хронологии момент (т. 3, гл. 2) сказалось бы не лучшим образом на важной 6-й главе. Полная же или частичная ретроспектива просто выпадала из сюжета и серьезно его замедляла (как и вышло в главе 9). В (отнюдь не идеальном) результате кусок текста (бывший ближе к «Саге об Арагорне, сыне Арахорна», чем к моей истории) был вырезан и кратко и не сначала пересказан в затишье после Пеленнорской битвы. Особенно же я застрял – из-за множества неурядиц, – сразу после завершения (в 1942 или 1943 г.) нынешней книги 3-й. С тех пор и надолго глава 1 книги 5-ой встала в самом начале (до прибытия в Гондор); в главе 2-й и того не было; а 3-я, «Рохан собирает войска», продвинулась лишь до Харроудейла. Глава же 1 книги 4 остановилась на первых словах Сэма. Также были написаны (и впоследствии отвергнуты) приключения Фродо и Сэма в Мордоре и на его границе

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 25 марта 2020 г. 18:12 РАЗГОВОР ШЕЛ О ФАНТАСТИКЕ [Интервью с Абэ Кобо (Япония) / Комментрарии А. и Б. Стругацких] ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА © Абэ Кобо, А. и Б. Стругацкие, 1967 Иностранная литература.- 1967.- 1.- С. 264-266. Пер. в эл. вид В. Кузьмин, 2001 Кобо Абэ известен советскому читателю по фантастической повести "4-й ледниковый период", вошедшей в "Библиотеку современной фантастики", и по роману "Женщина в песках", опубликованному в журнале "Иностранная литература" № 5, 1966 г. Во время своего пребывания в СССР Кобо Абэ посетил нашу редакцию. Разговор шел о том, что такое фантастическая литература, каково ее прошлое, настоящее и будущее. Мы попросили Аркадия и Бориса Стругацких прокомментировать состоявшуюся беседу. - Нет, я не считаю себя фантастом, — сказал Кобо Абэ, — более того, я не считаю, что фантастику следует особенно выделять как жанр или вид литературы. Фантастикой для меня является любое литературное произведение, в котором автор исходит из какой-то априорно выдвинутой гипотезы. Вообще такие произведения характерны для нового времени, но сам прием выдвижения гипотезы восходит к Аристофану, Лукиану, Свифту, Сервантесу. Отграничить то, что вы называете фантастической литературой, от остальной литературы слишком сложно. Конечно, если имеются в виду хорошие фантастические произведения — и прежде всего потому, что всякое хорошее фантастическое произведение непременно проникнуто духом гуманизма, свойственным хорошей литературе вообще. Вся литература ведет свое начало от мифологии, а мифология сродни современной фантастике, я бы назвал ее древнейшей фантастикой — литературой, исходящей из гипотезы существования богов. Современная же фантастика как литература гипотезы это по сути — мифы, в которых боги умерли. С другой стороны, "Фауст" Гете, "Божественная комедия" Данте, "Нос" Гоголя тоже можно без всякого сомнения причислить к фантастике в широком смысле слова. Я хочу сказать, что современная фантастика не обязательно должна отражать научные факты, она должна стоять на позициях современного научного мировоззрения. Если же ограничить фантастику требованием отражать только научные факты, то от нее придется отлучить целый ряд интереснейших произведений, не говоря уже о ценнейших литературных традициях. Поэтому, повторяю, для меня и не существует фантастики как изолированного вида литературы. Поэтому я не могу сказать, что я фантаст только потому, что написал "4-й ледниковый период". И "4-й ледниковый период", и "Женщина в песках", и последние мои вещи — "Чужое лицо" и "Почти человек", — как бы формально они ни различались между собой, написаны в одном ключе, с единой писательской позиции. Точка зрения Кобо Абэ весьма характерна, хотя, к сожалению, лишь немногие у нас и за рубежом разделяют ее сознательно. Когда речь заходит о фантастике, большинство людей, даже образованных и полагающих себя культурными, вспоминает прежде всего бессмысленные сражения космонавтов с чудовищами, тягучие и нудные описания устройства несуществующих механизмов, косноязычные пустые диалоги псевдоученых с псевдошпионами, перманентную безвкусицу и фальшь в описании человеческих отношений и прочие атрибуты халтуры. Забывают про фантастическую сатиру Свифта, Гоголя и Салтыкова-Щедрина, забывают, что фантастику писали Уэллс, Чапек и А. Толстой, не знают о существовании Брэдбери и Лема. А между тем точка зрения Кобо Абэ бесспорна: настоящая хорошая фантастика пронизывает большую литературу на всем протяжении ее истории. До Уэллса литература использовала прием введения фантастического элемента для постановки и решения классических проблем взаимоотношений человека и общества. Фантастический гротеск и фантастическая символика верно служили Рабле и Вольтеру, Бальзаку и Франсу. И вот надвинулся двадцатый век, чреватый невиданными социальными потрясениями и новой научно-технической революцией. На рубеже веков в фантастику вошел Г. Дж. Уэллс. Как ученый — он догадывался, как писатель — он предчувствовал. Он стал родоначальником совершенно новой традиции использования фантастического приема. Мало того, что в уравнениях классической литературной проблематики он заменил чародейство естествознанием, — он еще и показал, что перед литературой вырастают новые проблемы, ставить и решать которые ей придется отныне почти исключительно с помощью фантастики. Он словно предвидел, что наступит время, когда будущее перестанет быть чем-то неопределенным, перестанет неясно маячить за далеким горизонтом, а придвинется вплотную к сегодняшнему дню. Может быть, не все еще это понимают, но бешеное развитие науки уже поставило нас лицом к лицу со всеми мыслимыми и немыслимыми следствиями такой ситуации. Достаточно сказать, что уже сегодня ученые могут послать в космос сигнал о существовании нашей цивилизации и получить ответ. По-видимому, только с помощью фантастики литература может сделать подобные новые проблемы, вставшие перед человечеством (а имя этим проблемам — легион), частью мировоззрения читателя. Именно поэтому фантастика в шестидесятых годах двадцатого века приобретает исключительное значение. Герой "4-го ледникового периода" Кацуми стал жертвой несоответствия своего мировоззрения новому времени. Как мещанин по воспитанию, он весь принадлежал прошлому; как гениальный ученый, он активно приближал будущее и погиб потому, что был не в состоянии представить себе это будущее иначе, чем повторением прошлого. - Я, пожалуй, согласен с такой трактовкой моей повести, — сказал Кобо Абэ. — Но, кроме того, мне хотелось показать, сколь сложна и запутанна связь между технологией и идеологией. В условиях такой сложности субъективные устремления человека сплошь и рядом вступают в противоречие с объективными результатами его деятельности. Это всеобщая трагедия, характерная так или иначе и для капиталистических, и для социалистических стран. Но несмотря на это (а может быть, и благодаря этому) поступательный ход истории не тормозится и не прерывается. Если говорить о возможности предвидеть будущее, то будущее, конечно, может быть познано и должно познаваться. Но для загляда в будущее нужна смелость. Человеку будущего его время может казаться прекрасным, но обыкновенному человеку сегодняшнего дня оно наверняка представилось бы мало подходящим для привычной жизни. Наши представления о будущем слишком ограниченны и консервативны. Чтобы смело смотреть в глубину времен, мы должны решительно отказаться от этих представлений, набраться мужества "оторваться от земли". Ребенок, еще не научившийся ходить, ползает на четвереньках, ему невыразимо страшно подняться на ножки и сделать свой первый шаг. Мы очень любим свою сегодняшнюю землю, нас радует, что мы твердо стоим на ней обеими ногами, и мы безумно боимся оторваться от этой привычной опоры, от всего привычного, милого нашему сердцу. Некоторые критики имеют обыкновение писать, что тот или иной роман плох, потому что автор якобы нетвердо стоит на земле. Такие критики напоминают мне ребенка-ползунка. Чтобы встретить будущее, мы должны быть готовы отрешиться от привычных представлений. Это суждение Кобо Абэ находится в прямой связи с его словами о непременном (и трагическом) несовпадении субъективных намерений с объективными результатами. История знает, что каждое поколение стремится построить будущее в соответствии со своими идеалами настоящего. Однако ни одному поколению не удалось законсервировать свое настоящее. И чем активнее были попытки законсервировать действительность, тем грандиознее оказывались социальные взрывы, переводившие общество на новые ступени истории, тем больше оказывался разрыв между реально наступившим будущим и будущим, каким его пытались представить, тем больше углублялась пропасть между новыми и старыми философско-моральными представлениями. Любопытный пример по этому поводу приводят Пауэлс к Бержье в своей книге "Утро магов". Если бы в наши дни воскрес рыцарь-монах, участник крестовых походов, и если предположить, что ему удалось разобраться хотя бы самым поверхностным образом в условиях нашего сегодняшнего существования, его поразили бы не автомобили и самолеты, которые он счел бы обыкновенным чародейством; не моды и странные обычаи, которые он бы, преодолевая известное отвращение, смог бы в конце концов перенять; и даже не космические перелеты, которых он бы просто не понял. Больше всего его поразило бы то обстоятельство, что христианский мир, располагая смертоносным, неотразимым ракетно-ядерным оружием, поистине воплощающим гнев божий, до сих пор не обрушил это оружие на головы нечестивых, дабы отобрать у них гроб господень. Со времен крестоносцев прошло восемь столетий. Но не покажутся ли столь же нелепыми некоторые наши нынешние представления о целях жизни уже через несколько десятков лет? Сегодняшний человек должен иметь это в виду, должен внимательно следить за появлением и развитием новых тенденций и тщательно учитывать все то новое, из чего складывается фундамент грядущего. Материальной составляющей этого фундамента является, по сути, технический прогресс. - В Японии часто можно услышать, что технический прогресс вреден для человечества, — сказал Кобо Абэ. — Зачастую высказываются опасения, что дальнейшее развитие техники приведет к деградации человека, человек перестанет мыслить, вычислительные машины настолько облегчат его жизнь, что ему вообще не придется работать, в том числе и творчески. Раньше продавцы японских магазинов пользовались обыкновенными счетами и делали это удивительно ловко. Сейчас везде появились портативные счетные машины, и многие спрашивают: "Зачем эти машины? Продавцы прекрасно управлялись со счетами. Не превратятся ли они теперь в механические придатки своих машин?" Я решительно не разделяю этих опасений. До последних лет человеку приходилось "вручную" производить невероятное количество вычислений. Теперь это делает машина, и она действительно успешно конкурирует с человеком в способности давать быстрый и точный результат. Но программу вычислений ей дает человек, и вот здесь уж ни о какой конкуренции не может быть и речи. Машина бессильна сама себя программировать. Так что произошла попросту переоценка ценностей. Человек перестал цениться за то, что умел выполнять функции машины, теперь его ценят за то, что он умеет управлять этой машиной. Человек из счетчика превращается в изыскателя. Впрочем, это только мое мнение — в японских газетах часто высказываются противоположные суждения. Тот аспект технического прогресса, о котором говорит Кобо Абэ, действительно не вызывает беспокойства. Теперь уже ясно, что человеку просто не удастся стать механическим придатком умной машины. Опыт показывает, чем умнее машина, тем более квалифицированным, более творческим работником должен быть ее хозяин. Однако у проблемы технического прогресса все-таки есть несколько опасных аспектов, и один из них, едва ли не самый важный, это вопрос о свободном времени. Вследствие технического прогресса количество свободного времени у любого участника производственного процесса будет неуклонно возрастать. Это обстоятельство оборачивается благом для человека разностороннего, интересующегося миром, творчески настроенного, которому никогда не хватает времени и никогда не бывает скучно; но это же обстоятельство грозит разрушить мораль человека ограниченного, невежественного, не знающего и не признающего иных способов времяпрепровождения, чем примитивные развлечения. Поэтому вопрос о воспитании творческого человека, вопрос о воспитании Человека в человеке стоит сейчас особенно остро. В разрешении этого вопроса роль литературы огромна. И нельзя не согласиться с тем, что огромна, в частности, роль настоящей фантастической литературы, которая по самому своему существу является антимещанской и антиконформистской, учит читателя думать, будит его воображение, внушает ему, что мир сложен, интересен и требует его, читателя, постоянного и активного вмешательства. Писатели-фантасты не могут пожаловаться на невнимательность советских читателей. Книги зарубежных и отечественных авторов раскупаются с молниеносной быстротой, многие сразу становятся библиографической редкостью, в библиотеках за ними выстраиваются очереди. Ученые и студенты, старшеклассники, квалифицированные рабочие и сельская интеллигенция являются жадным, благодарным, умным потребителем этого вида духовной пищи. Армия читателей, воспринимающих фантастику как серьезную, жизненно необходимую литературу, велика и растет в Советском Союзе с каждым годом. - Идеальный читатель фантастики — это читатель, свободный от догматического восприятия действительности, читатель с хорошо развитым воображением, — сказал в заключение Кобо Абэ. — Я от души завидую советским фантастам, имеющим у себя на родине такую широкую читательскую аудиторию. В Японии за последние годы интерес к фантастической литературе тоже значительно вырос. Впрочем, точнее будет сказать, что намечается тенденция роста, поскольку о значительных количественных изменениях говорить пока не приходится. Кроме того, эта тенденция относится не только к фантастической, но и ко всей современной литературе в целом. Но так или иначе, этот факт радует. Я думаю, что в СССР интерес к фантастике первоначально тоже проявлялся лишь в виде подобной тенденции, которая в дальнейшем привела к количественному росту читательской аудитории. Сейчас в Японии огромной популярностью пользуется русская классическая литература. Можно предположить, что эта популярность распространится с течением времени и на советскую фантастику, которая, как и вся советская литература, стремится продолжать традиции русской классики. Беседа продолжалась три часа. Конечно, это слишком мало (особенно если учесть трудности, связанные с языковым барьером) для того, чтобы хорошо узнать человека, озабоченного судьбами мира. Хотелось бы продолжить личные контакты, хотелось бы прочесть больше его книг, особенно его последние произведения — роман "Чужое лицо" и фантастическую сатиру "Почти человек". И все-таки начало узнаванию положено. Главное мы уже знаем: в далекой Японии живет и работает талантливый, умный писатель, гуманист, друг нашей страны и нашей литературы, соратник в трудном деле познания современности. А. СТРУГАЦКИЙ, Б. СТРУГАЦКИЙ ________________________________________

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 24 марта 2020 г. 17:14 СТРАЖ-ПТИЦА № 41   ( окончание) Эпилог.    И вот подошло восьмое число. Все собираются в зале в последний раз. Саша Сидорович, несмотря на то что спал всего час, выглядит свежо и вполне работоспособно. Он благодарит всех и предоставляет слово Богушу, который зачитывает "меморандум Бромберга". Флейшман, Богуш и Якубовский не согласны с мнением номинационной комиссии и требуют себе особых полномочий. Уставшие фэны по просьбе Сидоровича дают им таковые. Вершинин приглашает всех в сентябре в Одессу на Фанкон. Издательский дом "Hева" желает учредить новый приз по рейтингам продаж. Ему тут же дают название "приз самому продажному автору". И Сидорович объявляет конвент закрытым.    Пора разъезжаться... Правда, всего на год. P.S. Помнится в подзаголовке к данной статье мною был обещан один труп. И таки да, труп был. "Труп Страж-птицы". Фэнзин, выпущенный фэн-группой мертвяки и распространяемый лично Тигром. А о Тигре, как известно, либо хорошо, либо ничего... Так-что извините. ТПРУНЯ УПОЛНОМОЧЕНА ЗАЯВИТЬ   ! ТПРУНЯ УПОЛНОМОЧЕНА ЗАЯВИТЬ                          МЕМОРАНДУМ БРОМБЕРГА Hи в коей мере не подвергая сомнению компетентность и добросовестность номинационной комиссии премии "Интерпресскон", группа фэнов считает, что существует возможность невключения того или иного произведения в номинационные списки по внелитературным соображениям. В связи с этим и для учета мнения меньшинства мы предлагаем создать группу "официальной оппозиции", наделив ее правом включать в список для голосования по одному произведению в каждую литературную номинацию. Положение о группе "официальной оппозиции" будет разработано и распространено нами позднее.                                                    Богуш Д.                                                 Флейшман Ю.                                             Якубовский М. КОЕ-ЧТО ЗАДАРОМ   ! КОЕ-ЧТО ЗАДАРОМ   ! КОЕ-ЧТО ЗАДАРОМ Утром в первый день конвента Штерн спускается в бар подходит к стойке и говорит: — Мне сто пятьдесят грамм, пожалуйста. Барменша смотрит на него радостно и уточняет: — Мороженого? Продолжительная немая пауза... Потом эта история раз десять была рассказана "для СТРАЖ-ПТИЦЫ". Утром в последний день конвента заходит в бар Кумок и хочет съесть мороженого. — Мне сто пятьдесят грамм... — Чего? — сразу же интересуется барменша. — Мороженого. — А мороженого уже нет. Hаверное, Штерн все съел...                            * * *   * * *   * * * Hа фоне остальных участников конвента заметно выделялись издатели Ковалев ("Северо-Запад") и Ивахнов ("Троль"). Солидные, массивные, ну прямо созданные для плаката "А ты вступил в Fat Fan Federation?" И ходили они всегда вдвоем. И вот такая картина: сидит Ковалев на лавочке возле бюста Ленина, подходит Ивахнов, садится рядом и... лавочка складывается как книжка- раскладка. Издатели подымаются с Земли и уходят в пансионат, а превращенная в лепешку лавочка становится местной достопримечательностью.                            * * *   * * *   * * * Стоит Ли на шестом этаже в ожидании лифта. Лифт подъезжает, в нем едет Борис Натанович. Ли открывает рот, чтобы спросить: "Борис Натанович, вы вниз?", но тут вспоминает прошлогоднюю историю с Чертковым, Стругацким и лифтом и уже просто не может произнести эту фразу. Борис Натанович недоуменно смотрит на нее и молча уезжает вниз. Точь-в-точь, как в прошлом году Чертков.                            * * *   * * *   * * * В пьяном вагоне сибиряки ехали в одном купе. И вот около четырех утра Паша Кузьменко срочно захотел по малой нужде. Встает, подходит к двери, берется за ручку и... Ручка остается у него в руках. Дверь открыть невозможно. А очень хочется. Кузьменко в полной растерянности, и вдруг дверь открывается, на пороге стоит полностью одетый, улыбающийся Женя Харитонов и спрашивает: "Что, какие-то проблемы?" Кузьменко же не до разговоров, он молча бежит в туалет. Через некоторое время спокойно возвращается, захлопывает дверь, а ручку кое-как приделывает на место. Около пяти утра с той же самой целью просыпается Прашкевич, уверенно подходит к двери, берется за ручку и... Та же история: ручка в руках, дверь закрыта, а очень хочется. Понимая, что дверь ему не открыть, Прашкевич будит Борисова: — Влад, я уже не могу, а тут дверь закрыта... Все попытки открыть дверь вдвоем также ни к чему не приводят. Тут Влад вдруг понимает, что он уже тоже не может, хотя еще пять минут назад спал и вполне мог... И тогда Прашкевич с Борисовым начинают стучать в стенки соседних купе, чтобы привлечь внимание к своему бедственному положению. Но никто на стук и крики не обращает внимание. Пьяный вагон все-таки... И вдруг через некоторое время дверь открывается, на пороге стоит полностью одетый, улыбающийся Женя Харитонов и радостно спрашивает: "Что, у вас какие-то проблемы?" Но Прашкевич с Борисовым молча бегут в туалет... ! АHОHС ! АHОHС ! АHОHС ! АHОHС ! АHОHС ! АHОHС !      Читайте и выписывайте очередной сорок первый номер журнала альтернативной истории фантастики и фэндома "HИКОГДА". В номере: — мемуары Е.Харитонова "А я люблю военных, красивых здоровенных..."; — фельетон Г.Карпова "Лев Вершинин, как зеркало?"; — Ю.Брайдер "Я и Великие" (мои встречи с известными писателями-фантастами, в том числе и с H.Чадовичем); — журналистское расследование В.Казакова "Кто скрывался под псевдонимом "преподаватель Омон Р.А. из Саратова"; — открытое письмо А.Диденко "Чертков, продай спальник!"; — отрывки из водевиля Р.Арбитмана "Лев Гурский-Синицын" (публикация с разрешения издательства "ТП"); — А.Щербак-Жуков "Что я делаю с призами" (лауреат отвечает на письма читателей); — статья В.Васильева "Трудно быть Вохой" (о нелегкой судьбе писателя в России);

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 23 марта 2020 г. 18:17 СТРАЖ-ПТИЦА № 41   ( продолжение) ЕСТЬ ТАКАЯ БУКВА! Во время одного из конвентов после бурной ночи в номер к Штерну, не явившемуся на завтрак, пришел какой-то добрый фэн и принес писателю покушать. Борис Гедальевич, увидев эту картину, затрясся весь: — Ж-ж-ж-ж-ж... — Боря, тебе плохо? — испугался фэн. — Hет! Ж-ж-жратва!               РОМАН С КАМНЕМ (на шее) Дубулты известны тем, что там в свое время утонул известный критик Писарев. Узнав об этом факте, малеевцы стали дружно предлагать Арбитману: — Рома, ты б поплавал...                       КТО ТЫ? Приехал Чадович впервые в Малеевку. Идет знакомиться. Писатели в номере сидят уже хорошие, смотрят на пришедшего подозрительно и спрашивают: — Ты кто? — Чадович. — А чем докажешь? Тут Коля увидел Штерна, обрадовался и говорит: — Меня Штерн знает. А Штерн смотрит на него и тоже спрашивает: — Ты кто? — Чадович, — растерянно говорит Чадович. — П-паспорт давай. Чадович протягивает ему паспорт, Борис открывает его на первой странице, читает вслух: "Паспорт..." и засыпает.        КОH-ВЕКТОР   ! КОH-ВЕКТОР   ! КОH-ВЕКТОР   ! КОH-ВЕКТОР                               ДЕЛО О КОНВЕНТЕ                                (продолжение)     Глава 5. 6.05. Цветы для Элджернона.                           "Мертвяков... было много, но не выше                       нормы, если можно в данном контексте                       говорить о норме.                            ...А Баю известны все реальные коллеги."                              А.ИЗМАЙЛОВ "Белый ферзь"    Утихомирив распоясавшихся журналистов, все вернулись в бар. Две огромные мичманши обратили внимание на секс-инструктора Харитонова и стали танцевать, жонглируя лауреатом, как шариком от пинг-понга.    Чубаха (переводчик из "Азбуки") решил поискать приключения в баре, но выяснить отношения с Секачевым ему не удалось. Пришлось давать выход своей агрессивности, разбивая горшки с цветами в холле первого этажа. Hаряд милиции, вызванный по такому поводу, по достоинству оценил этот поступок, и Чубаха благополучно уехал в вытрезвитель.    После трех ночи бар закрывается. Веселье переносится в холл восьмого этажа. Сидорович вручает каждому из доживших до этого момента по бутылке водки "Сидорофф" и все пьют прямо из горла. Приносят гитару. Женя Лукин поет песни, а ему подпевают Вершинин, Лукьяненко, Громов и другие.    Паша Кузьменко забыл, где он живет. Его носили по коридору, предлагая различные комнаты. Занесли в номер к Штерну, уложили, но этому соседству воспротивилась жена Бориса Гедальевича. Понесли дальше и наконец оставили в номере у Олексенко.    Утром все уставшие. На завтрак приходит меньше половины, но все равно съедаются почти все порции.    Среди докладчиков особого внимания удостоился Логинов, попытавшийся дать классификацию драконам. В ходе бурного обсуждения слушателей особо заинтересовал еврейский вопрос в жизни драконов и этимология слова "горилка".    Глава 6. 6.05. А что думают писатели-фантасты о вкусе масла "Рама"?                           "...и животноводство!"                              АБС "Хромая судьба"    После обеда устроили пресс-конференцию с лауреатами. Первыми в президиум сели Харитонов и Щербак-Жуков. И хотя там было шесть кресел, они выбрали себе два приставных стула. Знают свое место! Они же и удостоились наибольшего внимания. Hа вопрос "Как вы пишете вдвоем?" Щербак ответил: "Крайне нерегулярно и без удовольствия..."    Выяснилось, что Штерн недавно прочитал "Войну и мир", Лукину больше всего нравится проза Трускиновской, на Громова произвели огромное впечатление две книги: "Дерни за веревочку" и "Справочник фельдшера", а Харитонов читал средневековый китайский роман "Путешествие в Европу".    Hа вопрос "Справедливо ли Вы получили премию" Ютанов ответил скромно: "Hаграда нашла героя". Остальные были более самокритичны. Штерн: "По знакомству", Успенский: "Hе отказываться же..." и Щербак-Жуков: "Hа безрыбье..."    Успенский сообщил, что Прашкевич выдвинул их с Лазарчуком на Букеровскую преммию. Штерн посетовал, что хотел бы писать для денег, но уж очень медленно это у него получается. Лукин рассказал, что пишет роман "Катали мы ваше солнышко" (о закате солнца вручную). А Харитонов порассуждал о месте С.Лукьяненко в коммерческой литературе.    Hа вопрос "А не превратилось ли отношение к НФ из любви в обязанность" сразу же раздались выкрики из зала "В семейную!" и "Только у Брайдера и Чадовича!"    Вечером банкет, рассчитанный сперва человек на сорок, но в последний момент приглашают всех. Банкует генеральный спонсор — "Северо-Запад". Поэтому в зале нет "Терры Фантастики". Еда и шампанское разметаются моментально, и все разбиваются в группы по интересам. Лукин поет, Воха спит за соседним столиком, Семецкий рассуждает о морали и нравственности в прозе Лазарчука, Кумок пытается выяснить, как называется столица Гватемалы... В общем, все как всегда.    Глава 7. 7.05. Водка без пива — деньги на ветер.                           "Пили, пьем и будем пить..."                             АБС "Сказка о тройке"    С утра в программе доклады Рыбакова и Hахмансона. Рыбаков читает свою статью, написанную для одной из питерских газет. Обидели его в Доме ученых, и вот он "Наш ответ Чемберлену". Что ждет нас в будущеем: экологическая катастрофа или каждому вставят по чипу? Доклад для конгресса футурологов. Обсуждение почему-то сводится к выступлениям: "А я тоже был в Америке".    Hахмансон попытался классифицировать паранормальные явления. Возможно ему это и удалось, мне же стало неинтересно и я ушел.    После обеда "Терра Фантастика" завезла пиво. Естественно тут же начался очередной съезд половой партии фэндома. Как и в прошлом году, все лягли на пол. Были избраны новые министры: Пуля — министр баллистики и Анна Ли Китаева — министр парикмахерских услуг. Попытались принять в партию и Бориса Натановича, опрометчиво заглянувшего в бар и попытавшегося добраться к стойке. Приданникова обхватила его ногами и предложила лечь рядом, но он почему-то отказался.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 22 марта 2020 г. 18:10 СТРАЖ-ПТИЦА № 41   ( продолжение) Глава 4. 5 — 6.05. "А не дерзнуть ли тя по лику, сыне?"                           "...между тем на конгресс,                       кроме самих футурологов, съехалось                       столько же журналистов. Теперь уже                       от отеля не осталось камня на камне..."                              С.ЛЕМ.Футурологический конгресс    Как обычно, на первый завтрак пришли все. Одни уже встали, другие еще не ложились.    После завтрака с отчетным докладом номинационной комиссии выступил Вадик Казаков, пожаловавшийся, что половина его зарплаты уходит на книги. Ему посочувствовали и пошли голосовать.    А после обеда Борис Hатанович уже вручал призы лауреатам. Так что, появился повод!    Лауреат Женя Харитонов ходил со значком "Секс-инструктор" и пользовался большим успехом у дам. В этом году вместо бурятских прапорщиц в Разливе отдыхали мичманши Тихоокеанского флота.    Hе обошлось и без драки. Причем в отличие от прошлых лет, дрались не фэны и не писатели, а журналисты. Смирнов из "Российской газеты" и Ройфе из "Книжного обозрения". По одной из версий, у Смирнова есть лютый враг — некто Сидорчук. Так вот, Смирнов и принял Ройфе за этого самого Сидорчука. Правда, драка закончилась, практически не начавшись, так как их сразу же бросились разнимать. Причем разнимали так усердно, что даже пару раз съездили друг другу по лицу Воха Васильев и Лева Вершинин. И то сказать, писатели — не журналисты, у них позади не один конвент. Практика большая... ! HАГРАДЫ, ПРЕМИИ, ПРИЗЫ ! HАГРАДЫ, ПРЕМИИ, ПРИЗЫ !    Церемония вручения улиток прошла быстро и по-деловому. Борис Hатанович начал свою речь со слов: "Я не буду говорить минут сорок, как это принято" и свое слово сдержал, сразу же перейдя к объявлению лауреатов и церемонии награждения.    Лаконичны были и сами лауреаты.    Геворкян, получивший "Улитку" за статью "Бойцы терракотовой гвардии" в разделе критика: "Я не буду говорить, лучше напишу..."    Ютанов (рассказ "Аманжол", написанный пятнадцать лет назад): "Как сказал Борис Натанович, рассказов хороших было мало. Я стал королем нищих!"    БНС объявляет следующего лауреата: "Борис Штерн "Да здравствует Нинель!"    Украинский экстремист Шмалько, скрывающийся под псевдонимом Валенитнов, кричит из зала: "А издал-то Харьков!"    БНС: "Да, Харьков в этом году хорош..."    Реплика из зала: "Да и Штерн хорош!"    Борис Гедальевич: "Для меня это неожиданно... Сидел в кресле и тут... В общем, пишу весело!"    Тигр: "Нальем!"    Штерн: "Да, да."    БНС: "Романы. Из 47 романов большинство халтура. Не гоните километры. Пишите в стол..."    В.Рыбаков (роман "Дерни за веревочку"): "Улитки в этом году уродились на славу..."    Голос из зала: "Рыбакова!"    БНС: "На этом мой праздник кончается и начинается праздник Интерпресскона."    Громов (роман "Мягкая посадка"): "Я не ожидал".    Успенский (повесть "Змеиное молоко): "От нас из Сибири цветные металлы вывозят эшелонами, а возвращать приходится малыми партиями".    Лукин (рассказ "Словесники): "Это первый мой рассказ, написанный не в соавторстве. Можно сказать, ученический."    Харитонов (статья "В Мирах Бездны Голодных Глаз) был таким же оригинальным, как и большинство других лауреатов: "Для меня это так неожиданно..."    Тигр из зала: "Иди, алкоголик!"    Ашмарина (лучший художник): "Ну, ребята, вы даете!"    Голос из зала: "А спасибо?"    В отличие от Ашмариной представитель издательства АСТ Кирилл Королев сказал лишь "Спасибо" и недоуменно пожал плечами.    Далее слово взял Святослав Логинов, поведавший, что жанр короткого рассказа находится в еще большем упадке нежели жанр рассказа, и объявил лауреата Интерпресскона по этой номинации: "Андрей Щербак-Жуков. "Сказка про Маленькую Планету и Сексуальную Революцию".    Щербак, получив приз, такой же фаллический символ, как и другие интерпрессконовские награды, но только меньшего размера, сказал: "Он такой маленький, но, я надеюсь, он подрастет."    Синицын посоветовал из зала: "Ты его погладь и он больше станет!" А сам приз тут же назвали "Интерпресскончик" (копирайт Д.Кумок).     СКАHДАЛЫ   ! СКАHДАЛЫ   ! СКАHДАЛЫ   ! СКАHДАЛЫ                 О БЕДНОМ ГУСАРЕ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО Фраза "Меня никто не любит" известна каждому, кому известен Щербак-Жуков. И вот, огромный список нелюбящих Щербака, пополнился еще и С.Бережным из Санкт-Петербурга, который в информации об Интерпрессконе, помещенной им в FIDO, среди лауреатов не упомянул Щербака-Жукова. В ответ на справедливое возмущение общественности в лице Ю.Савченко Бережной сослался на забывчивость, однако тут же выпустил "Курьер SF", в котором вновь "забыл" о существовании Щербака! Hа этот раз совершенно справедливо возмутился Макс Качелкин, назвавший подобное отношение к лауреату "мелким жлобством". В ответ же он получил от Бережного следующее предложение: "Переиздай его в альбомном формате, чтобы утешился". По слухам, именно этим Качелкин сейчас и занимается. Уже подтвердили свое участвие в осуществлении данного проекта книготорговая фирма "Коломиец и сыновья" и известный бизнесмен Колесник. Критик Харитонов готовит обширную статью, посвященную творчеству Щербака "краснодарского периода", писатель Булычев пишет предисловие. Ведутся переговоры с литературным агентством Александра Корженевского о предоставлении обложки и иллюстраций западных хуожников к данному изданию.                                                  И.Шустрый P.S. Вышел очередной выпуск "OLDNEWS"(Харьков). Естественно, в нем был напечатан список лауреатов. И так же естественно, был забыт А.Щербак- Жуков. Андрюша, ну почему тебя так не любят? Даже Олди! Правда, та не харьковчанин... ! HЕКОММЕРЧЕСКАЯ РЕКЛАМА   ! HЕКОММЕРЧЕСКАЯ РЕКЛАМА   ! Вскоре на телеэкранах страны появится новый рекламный клип, в котором снялся известный сибирский писатель-фантаст, автор романа "Бурундук — хозяин тайги" Сергей Павлов-мл. Краткое содержание ролика: По глухой сибирской тайге, тяжело ступая, идет писатель Сергей Павлов-младший. Вдруг видит — нора. Засовывает в нее руку и вынимает бурундука, которого тут же съедает и произносит: "Полон орехов! Съел и порядок!!!"       ! ОСОБЫЙ СТАРАТЕЛЬСКИЙ ! ОСОБЫЙ СТАРАТЕЛЬСКИЙ ! В кулуарах Интерпресскона было рассказано много баек. В основном этим грешили писатели. Да и кому это делать, как не писателям. Вот некоторые из историй, записанные по памяти...         КАК-ТО ШЛИ НА ДЕЛО БРАЙДЕР И ЧАДОВИЧ... Однажды вечером вышли Брайдер и Чадович на улицу. Смотрят - осадки. — Снег, — сказал Чадович. — Дождь, — поправил его Брайдер. — Да, — согласился Чадович. — Hо очень пушистый.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 21 марта 2020 г. 17:25 Страж-Птица #41 ________________________________________ ________________________________________                     клейпучка пьет все!!!                  С Т Р А Ж — П Т И Ц А # 41          % Сорок первый образцово-показательный, %          % рабоче-крестьянский, лапидарно-публи- %          % цистический, неподцензурный, нерегу- %          % лярный, непрофессиональный, неграмо- %          % тный, неинформационный, неподкупный, %          % независимый бесплатный ежегодник по %          % вопросам ФАНТАСТИКИ, ФЭНОВ, ФЭНЗИНОВ %          % и ФЭНДОМА имени Очередного Интерпрес- %          % скона-97                            %                           " — Хорошо, — сказал Вовчик... -                       Тигр даже кадку какую-то своротил с                       растением. Я гостиницу клоповником                       обозвал... В общем, приметили нас..."                              А.ЛАЗАРЧУК, М.УСПЕНСКИЙ                              "Посмотри в глаза чудовищ"                  СЕГОДНЯ НА СТРАЖЕ: С.ЛОГИНОВ — Страж Перевала Н.ГОРНОВ — главный редактор А.ДИДЕНКО — ответственный секретарь С.ПАВЛОВ-мл. — фотомодель А.НИКОЛАЕНКО — Великий Медленный король Л.ГУРСКИЙ — Лев ТИГР — тигр Б.ЗАВГОРОДНИЙ — майор КГБ А.КОЛОМИЕЦ — майор ГРУ САУРОН — тоже в некотором роде майар СЕДЬМЫХ — всего лишь капитан ------------------------------------------------------ ------- Номер набран и смакетирован в мае 1997 года. ОМСК — НИКОЛАЕВ — ЛЕГОСТАЕВ — МОСКВА — ПЕТЕРБУРГ — НИКОЛАЕВ Адрес редакции: 327028, г.Николаев, ул.Космонавтов, 84 кв.12 FIDO 2:466/7.73 Редакция выражает благодарность А.СИДОРОВИЧУ, Ю.САВЧЕНКО, А.ЧЕРТКОВУ, а также всем участникам Интерпресскона-97. Генеральный спонсор издания: издательство "СИДОРО-ЗАПАД". ------------------------------------------------------ -------- Факты, изложенные в присылаемых материалах и сообщаемой информации, не перепроверяются принципиально. Мнение редакции НИКОГДА (!) не совпадает с мнением авторов и издателей журнала "НИКОГДА"!!! ______________________________________________________ ________ с — "СТРАЖ-ПТИЦА" # 41, 1997                       Дамы и господа!    В жизни фэндома, о смерти которого так долго писала "СТРАЖ- ПТИЦА", в последнее время случается не так много событий, достойных упоминания в скрижалях истории. Увы, прошли те времена, когда бывало по семь-восемь конвентов в году. Теперь же остался лишь Интерпресскон, да говорят в последний раз "Следопыт" собирает фэнов на "Аэлиту". Hемного грустно, конечно, но это жизнь. Так зачем же печалиться, давайте лучше вспомним, что было интересного на последнем Сидорконе. А там глядишь, и об "Аэлите" номер выпустим...                                           Редакция. КОН-ВЕКТОР ! КОН-ВЕКТОР ! КОН-ВЕКТОР ! КОН-ВЕКТОР                                       А.Диденко                       ДЕЛО О КОНВЕНТЕ (абсолютно недетективная история с прологом, эпилогом,     двумя драками, одним трупом и похищением ковровых              дорожек из холла третьего этажа)                           "История, рассказываемая авто-                       ром, интересна как психологический                       дневник,...и ни в коей мере не пре-                       тендует на что-то большее, хотя по-                       рой автор и берется обсуждать пред-                       меты, которые, на наш взгляд, не ну-                       ждаются ни в каких обсуждениях."                              В.ПЕЛЕВИН "Чапаев и пустота"                           ПРОЛОГ    То утро, когда все это начиналось, казалось, не предве- щало ничего плохого. Впрочем, ничего плохого в то утро так и не произошло... А даже наоборот: я наконец-то получил приглашение на Интерпресскон.    Получив приглашение, сразу же решил: нужно ехать. Причем ехать нужно только через Москву, так как большая часть всего интересного и представляющего интерес для СП происходит обычно в "пьяном вагоне".    Тут же был куплен билет в тринадцатое купе на тринад- цатое место в поезд, отходящий в тринадцать часов. Нашелся и попутчик — Воха Васильев. И я поехал.    Глава 1. 1.05 — 3.05. Весенние визиты.                           "Город Москва — большой город, от                       этого в нем много народу."                              М.УСПЕНСКИЙ "Устав соколиной                                             охоты"    Как всегда, Москва поражает обилием фэнов и писателей на квадратный километр. Здесь обитают и краснодарец А.Жуков, который на самом деле, А.Щербак, и бакинец Карпов, и киевлянин Мариненко, и гражданин Галактики Воха Васильев. Вот уже и Сережа Лукьяненко, уведя у Байкалова жену, стал москвичом.    Так что, три дня в Москве перед Сидорконом пролетели быстро и насыщенно. Сначала было распитие греческого коньяка из "бутыли с крантиком" у Лукьяненок, потом не менее плодотворный вечер, плавно переходящий в утро, у Кумока с разнообразными напитками, в т.ч. ностальгическим Кеглевичем. И наконец, мускат у Юры Савченко...    Глава 2. Hочь с 3.05 на 4.05. Считай по-нашему мы выпили немного...                           " — Я пошел в купе...                             ...Зеркала не лгут.                             И смешно бить зеркала, когда не                       понравилось отражение."                              С.ЛУКЬЯНЕНКО "Осенние визиты"    Перрон Ленинградского вокзала. Время около полуночи. Толпа фэнов, писателей, издателей, журналистов газеты "Книжное обозрение". Хотя многие живут в Москве, создается впечатление, что встречаются только один раз в году перед отъездом в Питер.    Разговоры, воспоминания, байки. Работает только Синицын. Он старший группы и ставит крестики на всех, кто появился. Нет Игуса. Оказалось, он уже в вагоне. Работа у него такая.    Олег Колесников специально для пьяного вагона купил сто пластиковых стаканчиков и все сокрушался, а хватит ли?    Около четырех утра Лев Вершинин устроил литературную дискуссию с Морвeн и, не согласившись с ее оценкой творчества одного одесского писателя-фантаста, облил Морвeн водкой, а сам удалился в сторону туалета. Вскоре оттуда донесся звон стекла. Это Лева разбил зеркало. Через некоторое время появилась милиция, предложила всем разойтись по купе с формулировкой: "Вы мешаете отдыхать проводникам". А еще спустя полчасая началось расследование. Милиционеры заходили в каждое купе, будили всех и требовали показать им руки...    Злоумышленник был найден! С окровавленными руками!!! Все попытки объяснить зарвавшимся представителям властей, что перед ними вице-мэр Одессы, курирующий силовые структуры, ничего не дали. Пришлось заплатить штраф в 50 долларов.    Проводник сказал потом Синицыну: "Хорошо, что у нас унитазы железные..." А милиционеры только попеняли: "Ребята, нельзя же так пить, в одном купе мы видели десять пустых бутылок!" На что Байкалов невозмутимо ответил: "Но там же едут четыре человека..."    Глава 3. 4 — 5.05. Мягкая посадка.                           " — Что этот памятник всем так                       дался, — сказал таксист. — С                       саратовского рейса туда каких-то                       психов отвез, так один врал, что                       он писатель Лев Гурский... Как                       будто я не знаю, что Лев Гурский                       в Америке живет! Хрен ли бы он в                       Саратове делал? Самозванцев раз-                       велось..."                              А.ЛАЗАРЧУК, М.УСПЕНСКИЙ                              "Посмотри в глаза чудовищ"    Первое, что бросилось в глаза приехавшим в Разлив, был бюст В.И.Ленина с отреставрированным носом. Саломатов в этот раз не приехал, так что Ленин отделался легко. За все время конвента ему только один раз накрасили помадой губы.    Расселение, общая суматоха. Синицын вновь оказался в одном номере с Олексенко, который приехал накануне с двумя женщинами и другом. Андрея успокоили, что Шура вскоре уедет. Hо видно не сложилось...    Приехали не все. Кроме Саломатова не было Джона, Васи Секса, Цицаркина, Коломийца... Hо и без них было довольно шумно. В первый же день представитель издательства "Hева" выбросил с 6-го этажа тумбочку, с третьего этажа сняли ковровые дорожки и перенесли на шестой. Ковры с седьмого пропали вовсе.    Hе было Звягинцева, поэтому могли все.    Зато среди приехавших оказалось два поляка, которых пригласил Рыбаков. Одного из них звали Валигурский, что очень понравилось Андрюше Hиколаеву, он несколько раз подводил меня к списку приехавших и говорил: "Это для СТРАЖ-ПТИЦЫ! Вали, Гурский, вали!"    Всего прибыло около 150 человек. Среди них А.Корженевский, приехавший на Сидоркон с конвента любителей женских романов!    После обеда был доклад А.Захарова о фантастике в 1996 году. Оказалось, что таковая была, а Головачев и Бушков не попали в номинационный список лишь по недоразумению.    Ужин плавно перетек в бар, где и продолжался до середины ночи.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 20 марта 2020 г. 15:20 Это, откровенно говоря, "монотеистическая, но "сотворческая" мифология". В ней Единый, Господь остался за пределами Мира, и общается лишь с Валар, или Стихиями. А в роли "богов" выступают эти сотворенные первыми духи или создания, по собственной воле вступившие в Мир. (Они же его и "созидавали", но так, как мы "создаем" книгу или картину. Родился же или воплотился этот мир только по воле и дару Единого.) Именно Единому принадлежит верховная власть и (как мне кажется по зрелом размышлении) право на перст Божий: то есть Он невероятное (по всем ведомым и неведомым законам) может сделать реальной и неотъемлемой частью истории (иными словами, сотворить "чудо"). Эльфы и люди, гласит предание, стали первым таким "чудом", сотворенным, когда "мир" был лишь "замыслом"; эрухини, или "Детей Господних" не было в планах богов, и они, к вящему удивлению Валар, оказались разумными созданиями со свободной по отношению к Господу волей, т. е. "одной крови" с богами, хотя и уступали Валар в духе, разуме и статусе. Конечно, вне моей истории, эльфы и люди — это просто группы людей. Со своими взглядами на проблему смерти и личности, конечной, но с самосознанием и волей. В данном мифологическом мире воплощенные эльфы и люди — родичи, но "дух" их по-разному связан с миром во времени, обе "экспериментальные" расы в чем-то сильны и слабы. Эльфы воплощают, так сказать, невероятно, "нечеловечески" одаренных людей искусства, эстетики и чистой науки. Они бескорыстно любят физический мир и смотрят и познают его как "духовного сородича" — такое же, как они сами, творение Божие, — а не источник новой власти и силы. У эльфов величайший дар к искусству или "сотворчеству". Потому они "бессмертны". Но не "вечны": эльфы живут в сотворенном мире, пока длится его история. Даже после "смерти", повреждения или разрушения воплощенного тела, они остаются во времени: развоплощаются либо рождаются снова. С течением веков это становится тяжким бременем, особенно в мире, при виде зла и его плодов (миф об Изначальном Зле, или Падении Ангелов я опустил). Однако перемены — отнюдь не "зло", без них нет истории, и отвергать их, значит, очевидно, противиться замыслу Божьему. Однако эльфы по своей слабости, увы, не могут не грустить о прошлом и не любят перемен: как человек, который бросил, не дочитав, роман-эпопею, но жадно и регулярно перечитывает его маленькую главку. Вот почему эльфы в какой-то мере поддались на ложь Саурона: возжелали "власти" (взамен искусства), дабы остановить перемены и сохранить и оставить все вечно прекрасным и свежим. "Три Кольца" не были "осквернены", ведь цель эта в известном смысле благая и подразумевала исцеление мира от ран, нанесенных злом; и, конечно, эльфы не желали ни силы над чужой волей, ни, тем более, власти над миром. Но с падением "Власти" пошли прахом и их собственные труды и надежды.Средиземье уже не радовало усталые сердца. Поэтому уходят Элронд и Галадриэль. Иное дело — Гэндальф. Он не жаждал Кольца, дара Сирдана, и с Его помощью не боролся с переменами, а исполнял свой долг. И по завершении миссии возвратился домой, на землю Валар. Уход за Море — это не Смерть. Ведь данная "мифология"эльфоцентрична. А она гласит, что Рай Земной, дом и мир Валар, существовал когда-то на реальной земной тверди. Ни в истории, ни в мифологии "воплощения" Творца нет. Гэндальф — "сотворенное" существо или, возможно, дух, родом из физического мира. Он — маг, то есть "ангелос" {"посланник Божий", греч.}, посланник Валар, или Правителей, и должен помогать всем расам Средиземья в борьбе с Сауроном, слишком могучим даже для них вместе взятых. Но так как в данной истории и мифологии власть, подчиняющая или желающая подавить чужие воли и умы (без их осознанного согласия), всегда зла, "маги" приняли зримый облик и тем впустили в себя боль физическую и душевную. А также добровольно пошли на риск всех воплощенных существ: опасноcть "падения", греха, если угодно. Слишком часто снедало их нетерпение и желание блага ближним, даже против их воли, кое медленно, но неуклонно вырождалось в желание любой ценой утвердить свою волю. И Саруман поддался искушению. А Гэндальф устоял. Однако с падением Сарумана "добро" держалось лишь ценой великих усилий и жертв. И Гэндальф встретил и принял смерть; однако вернулся или, возможно, был призван назад с еще большей силой. Это и впрямь похоже на Евангелие, но лишь отчасти. Воплощение Господа — величайшее из дел — мне не по мыслям. У меня речь идет только о Смерти как части физической и духовной природы Человека, и Надежде без гарантии. Вот почему я ценю повесть об Арвен и Арагорне выше остальных Приложений; она – неотъемлемая часть истории, а в Приложение попала лишь потому, что неизбежно искажала структуру основного сюжета: рассказа, так сказать, "хоббитоцентричного", о благородстве (или святости) малых сих. /Ни один из имеющихся черновиков закончен не был./ Коментарии posilent_gluk Зато Горлум умер счастливым, а это не так уж и мало. И, по идее, быстро — то тоже неплохо... polakow Я вообще здесь радикально расхожусь с Профессором, и считаю Горлума положительным персонажем... silent_gluk Может, Профессор тоже так считал. В глубине души. А то уж очень хорошая смерть досталась... Впрочем, по идее, Саурону тоже неплохая. Быстрая, хотя бы. Хотя можно ли в его случае говорить о смерти??? polakow 1) Крайне сложно говорить, что считал Профессор в глубине души... 2) Саурон, кажется, только потерял облик и перестал являться в оном в мир... Некоторые полагают, что это было его победой. (У меня тоже получается весьма странная окончательная картинка, но по другой причине...) silent_gluk 1. Это да... 2. А почему это было его победой??? И какая у тебя картинка?.. polakow 1) Прости, я боялся вчитываться в аргументацию, но с точки зрения ее автора бестелесный Саурон гораздо сильнее телесного... 2) Что Фродо может разрушить Валинор... polakow 1) Пока доставит информацию, она уже устареет. Да и не спешит Горлум шпионить... 2) Вообще-то и люди, и гномы, и эльфы были сравнительно недалеко... silent_gluk 1. Так это общая проблема тех времен... 2. Так то сравнительно... polakow 1) Плюс Горлум как-то не очень рвется служить Саурону... 2) Всяко кто-то периодически заходит... silent_gluk 1. Ну, пусть служит не рвясь, что ж теперь... 2. И что, всякий хочет власти??? polakow 1) Я как-то не заметил, что Горлум вообще служит Саурону... 2) Или власти, или освободить от тирании...

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 20 марта 2020 г. 15:19 Фродо попал именно в такую ситуацию, при чем, скорее всего, совершенно безысходную: будь герой сильнее, вряд ли так долго противился бы искусу власти Кольца; а слабый быстро утратил бы всякую надежду. (Фродо с самого начала не мог ни причинить вред Кольцу, ни отдать Его Сэму.) Приключение плохо закончилось бы и для мира, и для "благородного" и "почти святого" Фродо. Так все и вышло для самого героя. Он "пал" — и один сердитый читатель даже писал, что Фродо предатель, и его надо казнить, а не чествовать. Право, до того письма я понятия не имел, сколь "актуальна" эта сцена. Она естественно увенчала "сюжетную канву", начерно набросанную в 1936 г. /или 1937 г./. Я и не подозревал, что грядет новая темная эпоха, когда ломать и угнетать личность будут не хуже Мордора и Кольца, и мы воочию увидим, как честные и добрые люди превращаются в отступников и предателей. Но мир и сам Фродо "спасаются", благодаря прежним его жалости и милосердию. Любому ясно, что Горлум – закоренелый предатель и негодяй. (Ну, почти "закоренелый". Ведь если бы не суперпреданный Сэм, он едва не раскаялся в последний момент.) "Пожалеть" и не убить его мог только безумец — или искрене верящий в жалость и великодушие, даже бессмысленные и пагубные. Горлум действительно предал и ограбил хоббитов — однако, "по воле благодати", это окончательное падение обернулось высшим благом для Фродо! Собственное "милосердие" странным образом спасло его и освободило от тягчайшего бремени. Так что Фродо по праву удостоен высших почестей: ведь ни он, ни Сэм, разумеется, ничего не скрывали. А насчет Горлума ни в чем не уверен. Это — "Годдес привати" {Таинство Господне}, как говорили в Средние Века. Горлума, конечно, жалко, однако погиб он как отъявленный злодей, а добро сотворил не по своей воле. Выдающиеся же, не меньшие, чем у Фродо и Сэма, храбрость и упорство Горлума служат не благу и не делают ему чести. Боюсь, в любой вере присутствуют субъекты "павшие", которые поддались искусу и не жаждут раскаяния и спасения. Но это "качество" не от мира сего (где может служить и добру). А у нас, тех, кто "в одной лодке", нет меры Судии. Конечно, Кольцо легко сломило хилую душонку Смеагорла. Однако разве Оно сделало его подлым воришкой? А если бы Кольцо с ним разминулось? А если бы все мы не знали забот и тревог? Впрочем, представим себе, что Горлум раскаялся. Это была бы совсем другая история! Однако раздумия и колебания (в шлаковой долине) разъели и так некрепкую волю Смеагорла, и в решающий миг у логова Шелоб его зарождающуюся любовь к Фродо моментально иссушила Сэмова ревность. И Горлум пал безвозвратно. "Хоббитания" не имеет с Англией ничего общего — разве что я, выросший в "почти сельской" Англии, в уорикширской деревни на краю богатого и довольного Бирмингема (поры Бриллиантового юбилея!), создал свою "модель", конечно же, без изысков по самому известному "канону". И тем более у меня нет намеков на Англию послевоенную. Я никакой не "социалист" и (как вы, наверно, знаете) не терплю всяческих "планов", поскольку нет ничего хуже власти "плановиков", — но не сказал бы, что у нас побывал Шаркич с его головорезами. Хотя духом "Изенгарда", если не Мордора, нет-нет, да и повеет. Недавно, к примеру, нам предложили положить Оксфорд на алтарь новой автострады /то есть проложить объездную дорогу через луг колледжа Крайст-Черч/. Но сделал это член правительства "тори". Впрочем в наши дни на его месте мог быть кто угодно. Да: по-моему, "победителям" не дано вкусить плодов "победы" — во всяком случае тех, коими они грезили; и чем дольше длятся бои (наступательные или оборонительные), тем острее "горечь победы". Но не только поэтому уходят Хранители Трех Колец. Данная история содержит, разумеется, свою мифологию. Собственно, она возникла первой, и скоро, быть может, начнет выходить в свет.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 20 марта 2020 г. 15:17 Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / Письмо Толкиена номер 181 Толкиен отвечает на вопросы известного редактора. 181. Из письма к Майклу Стрейту /черновики/ /Для своей рецензии на "Властелина Колец", Майкл Стрейт, редактор "Нью рипаблик", в письме спрашивал у Толкиена: во-первых, нет ли "скрытого смысла" в образе Горлума и нравственном крахе Фродо в кульминации этой истории: во-вторых, какое отношение имеет глава "Освобождение Хоббитании" к недавним событиям в Англии; и, в-третьих, почему в конце книги Фродо и другие хранители уходят из Серебристой Гавани — "Не потому ли, что победители вкушают порой горечь победы?"/ /Даты нет, вероятно, январь-февраль 1956 г./ Уважаемый мистер Стрейт! Спасибо вам за письмо. Вы, надеюсь, вкусили радость от "Властелин Колец"? И это самое главное. Ибо книга должна была развлечь (в высшем смысле слова); то есть порадовать читателей. А вот аллегорий (морали, политических и прочих аллюзий) у нее нет. Это "волшебная сказка", но для взрослых; на мой взгляд, как я уже писал в большом эссе "О волшебных сказках", им нужнее такие истории. Ведь сказка, полагаю, отражает "истину", но не так, как аллегория, (настоящая) сатира или "реализм", причем, возможно, лучше их всех. Но прежде всего это история, и, значит, должна увлекать, радовать и порой печалить читателя, дабы завоевать его (читательское) доверие. Что мне и было нужно. Но, разумеется, читателя (психологически) "взрослого" нельзя порадовать, увлечь или опечалить одним острым сюжетом, без пусть едва заметных, но "общечеловеческих ценностей" (всех времен и народов). И мысли и "пристрастия" рассказчика неизбежно проникают в такую историю. Однако не делают ее аллегорией. Мы все и каждый в отдельности живем по каким-то общим законам, но не олицетворяем их. Хоббиты — такая же "аллегория", как (скажем) африканские пигмеи. А Горлум для меня — просто "персонаж", выдуманная личность, которая в такой-то ситуации и таких-то обстоятельствах, скорее всего (ведь он личность, а не "типаж", и, значит, до конца не предсказуем) поступит так-то и так-то. О конкретных вопросах. Финал Приключения таков просто потому, что, зная ситуацию и "характеры" Фродо, Сэма и Горлума, я счел его во всем самым достоверным. Добавлю, если вам угодно, что "катастрофа" в кульминации иллюстрирует (робко и неполно) знакомые всем слова: "Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого" {Мф 6:12-13}. "Не введи нас в искушение..." — дело сложное, хоть мало кому это приходит в голову. Моя история такова, что, хотя каждое событие или ситуация (по меньшей мере) двояки: затрагивают героя (сделает ли он все, что в силах, ради собственного блага или отступится) и мира (зависимого от выбора героя) — бывают и иные, исключительные ситуации. "Жертвенные", я бы их назвал, когда "благо" мира требует от личности страданий и стойкости, быть может, даже запредельных для (человеческого) тела или духа; герой в каком-то смысле обречен, не может не пасть или не сломаться и не изменить "себе", то есть должен поступить не по своей воле.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 19 марта 2020 г. 16:42 КОНВЕНТЫ ФАНТАСТИКИ © В. Гончаров, 1998 Анизотропное шоссе (СПб.).- 1998.- февр.- 0.- С. 4 — 5. Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2001 Итак, сперва кратко напомним, о чем идет речь. Как уже неоднократно писала пресса (любительская, а больше — официальная) ежегодная конференция "Интерпресскон" состоялась 4-8 мая 1997 года в Разливе под Санкт-Петербургом. 5 мая были объявлены лауреаты премий за лучшие произведения фантастики 1996 года. Премия Бориса Стругацкого "Бронзовая улитка" была вручена: За роман: Вячеслав Рыбаков. "Дерни за веревочку" За повесть: Борис Штерн. "Да здравствует Нинель!" За рассказ: Николай Ютанов. "Аманжол" За статью: Эдуард Геворкян. "Бойцы терракотовой гвардии" Премия "Интерпресскон", вручаемая по результатам голосования участников конвенции, присуждена: За роман: Александр Громов. "Мягкая посадка" За повесть: Михаил Успенский. "Змеиное молоко" За рассказ: Евгений Лукин. "Словесники" За сверхкороткий рассказ: Андрей Щербак-Жуков. "Сказка про Маленькую Планету и Сексуальную Революцию" За статью: Евгений Харитонов. "В мирах Бездны Голодных Глаз" Художник: Яна Ашмарина Издательство: "ACT" Место для конвента, выбранное еще в девяносто шестом году, оказалось исключительно удачным. Чего стоит одно только название — пансионат МО РФ "Разлив", — сразу наводящее на мысль, чем на этом мероприятии, в основном, занимаются. Эта же идея была отражена и на фирменном значке с надписью "Интерпресскон в разливе" изображавшем соответствующие емкости. Впрочем, ко всему этому была заказана еще специальная партия водки с двумя видами наклеек: "Konanovka" изображала великого киммерийца, сидящего в слегка нетипичной для него позе роденовского "мыслителя", a "Sidoroff" -главного организатора конвента, А. Сидоровича в мятой кепке козырьком назад. Итак, Саша Сидорович и его фирма "Интерпрессервис" не подвели и "Интерпресскон" 1997 года состоялся на том же месте и в то же самое время — начало мая, окрестности славного города Санкт-Ленинбурга. Как всегда, сохранялся строгий баланс между элитарностью тусовки и ее открытостью: оргвзнос в полторы сотни баксов отсекал совсем V* безденежных тусовщиков, а широта охвата давала все же возможность приехать на конвент и простому фэну — не литератору, не издателю и даже не книготорговцу Впрочем, широко рекламировавшаяся несколько лет охрана, чьей задачей некогда была очистка помещения конвента от безденежных "зайцев" ныне, похоже, канула в лету — по крайней мере, амбалов в красных пиджаках и с сотовыми телефонами в этот раз видно не было совсем. Видимо, оргкомитет здраво рассудил, что наличие внутренней полиции не только подрывает устои фэновского братства, но и кошелек устроителей конвента, а в такую даль как Разлив из потенциальных безбилетников доберутся лишь самые продвинутые, которые много вреда не причинят. Возможно, именно поэтому усиленные патрули стояли лишь на входе в столовую, усиливаясь в "открытый день" — день официальных церемоний, открытый для посторонних. Кроме основного времяпровождения — культурного отдыха в кругу друзей — были на коне и официальные мероприятия. В первую очередь, конечно, вручение премий "Бронзовой Улитки", присуждаемой лично Борисом Натановичем Стругацким и "Интерпресскона", вручаемого по результатам голосования участников конвента. Номинационный список у обеих премий единый, поэтому достаточно интересно следить, насколько мнение признанного корифея совпадает с мнением общественности. Кроме того, была на конвенте и рабочая часть — то есть семинары Правда, из более чем двух сотен участников на них появлялось максимум человек пятьдесят, но все равно работа была. В этом году более всего запомнился семинар по проблеме авторских прав, кажется, получившийся самым оживленным. Впрочем, основной вывод семинара получился неутешительным — в нынешних законах, посвященных авторским правам, легко запутаться даже специалисту, а для нечистых на руку издательских фирм существуют хорошие законодательные лазейки, позволяющие ликвидировать предприятие со снятием с себя всех обязательств, чтобы тут же воссоздать его снова пол тем же названием и с сохранением всех прав, которыми обладало старое предприятие. Ну и, естественно, была торжественная часть: вручение премий, концерт авторской песни (впрочем, получившийся на этог раз довольно слабым) и банкет. Банкет был устроен главным спонсором конвента, издательством "Северо-Запад", неожиданно вынырнувшем из пучины небытия и ошарашившим общественность гро-мадьем своих планов — о чем информировали шикарные цветные плакаты, глядящие со всех стен Вопреки первоначальным угрозам, на входе в банкетный зал даже не стояло охраны, проверяющей бэджи -так что все даже получилось вполне демократично. Хлеб на фуршетном столе быстро кончился и сыр. как в студенческом анекдоте, приходилось класть прямо на колбасу. В общем, каждый из участников получил свое удовольствие — кто-то от хорошей тусовки, кто-то от деловых контактов, кто-то от интеллектуального общения. Словом, все было в высшей степени мило и приятно. Анкета необъяснённого явления А. и Б. Стругацкие в восприятии фэнов и писателей Юрий Флейшман (Ленинград) 1. Я не помню, когда я познакомился с творчеством Стругацких. Вертится что-то в голове. Вроде в 6 классе (=> 1974 году) достал «Эллинский секрет» и прочитал. В «УнС» почувствовал какую-то необычность. Но не более. А вот в 1975 году нашёл в макулатуре «Отель» из «Юности». Прочёл, захотелось читать их ещё. Тогда ещё в магазинах можно было купить журналы с их произведениями. За два года прочёл ПнО, ПиП, М. На рынке попалась СоТ, после чего прочитал «Понедельник». И всё – с тех пор я – их верный и преданный поклонник. 2. Лучшими произведениями Стругацких я считаю УнС, ОО и ГО. 3. Для меня более сильных фантастов нет, не было и, думаю, не будет. А вообще, это субъективный вопрос, и сравнения бессмысленны. 4. Книги Стругацких я перечитываю очень и очень часто. Но если раньше это было чисто из читательских надобностей, то в последнее время это стало необходимо для работы в группе. Хотя первая причина по-прежнему превалирует. Если раньше причина: «Мне нравится читать Стругацких и хочется их перечитывать» была 100%, то теперь чтение Стругацких на 80% чтение и на 20% работа. 5. Творчество Стругацких, конечно же, повлияло на мою жизнь. Помогло снять идеологические шоры, разобраться во многих вопросах. Без них я был бы иным, гораздо более худшим и тупым в социальном и политическом плане. Я благодарен им за то, что сделали их книги для меня. 6. Поживём – увидим. Хотелось бы… 7. С данными людьми я нахожусь в совершенно разных плоскостях восприятия. Пусть пишут и говорят, что хотят. Хотя поспорить очно я бы не отказался. 8. Таких имён (а особенно выражений) слишком много, чтобы их здесь перечислять. Вообще-то неплохо бы сделать список слов, которые вошли в русский язык из творчества Стругацких – ну хотя бы «сталкер». 9. Главное – понимать творчество Стругацких. А как – личное дело каждого. Стругацкие не пишут конкретно об СССР, они пишут об общих тенденциях общества. 10. Думаю, что, как всегда, будет нечто третье. Вспомним классиков: «Будущее не только не похоже на то, что мы можем себе представить, оно не похоже на то, что мы представить не можем». 11. Не знаю. Раньше был за. Но события последнего времени поколебали мою уверенность. 12. С мнением Стругацких знаком, поэтому своё высказывать не буду, так как оно отличается от мнения авторов. [А вот это, я полагаю, зря. Если бы не отличалось, тогда конечно, а ведь интересно, чего ещё народ придумает… – В.Б.] 13. Как к фильму А.Тарковского «Сталкер». Понедельник. – 1990. – 10 октября (№ 13). Игорь Дручин (Чебоксары) 1. С творчеством Стругацких познакомился в зрелом возрасте, когда они только начинали: «В стране багровых туч», «Полдень, XXII век» и т.д. Этот период для себя я называю ранними Стругацкими. 2. Лучшими произведениями Стругацких я считаю написанные именно в этот период. Гранью этого периода является «Улитка на склоне», особенно её 2-я часть. С этого времени в их творчестве наступает «застойный» период. Все их произведения практически одной темы: моделирование застойного общества! Можно преклоняться перед их мужеством и изощрённостью их эзопова языка, но читать это, особенно в наше время, неинтересно. 3. Полагаю, что нужно быть чересчур гипертрофированным поклонником Стругацких, чтобы вообще ставить такой вопрос. Стругацким ещё предстоит выдержать испытание временем, хотя свой след они в фантастике оставили. Разумеется, в нашей фантастике не слишком много имён, которые можно поставить рядом: А.Беляев, В.Обручев, И.А.Ефремов, хотя, скажем, Ефремова я считаю на голову выше Стругацких, также, как и Г.Уэллса. Впрочем, можно предпочесть им и многих других современных зарубежных фантастов: А.Кларка, Р.Бредбери, К.Саймака и т.д. Имя им легион! Сама постановка вопроса неправомерна. Считаю их просто в ряду лучших современных фантастов, а на «самый, самый» они явно не тянут. 4. Кое-что бы с удовольствием перечёл, но, главным образом, из ранних, например, «Пикник на обочине», но, увы, у меня его, как раз, и нет. А в целом, нет, не перечитываю, и не манит. 5. Конечно, нет! Моя жизнь, профессионального геолога, слишком прагматична. Кроме того, я по природе оптимист и никакие мрачности их моделей общества не убедили, что нас ожидает один из этих вариантов. Я всегда был уверен, что нам удастся выбраться на верный путь и, как показало время, не ошибся, хотя, конечно, грустно, что это свершилось так поздно, во всяком случае – для меня. А вот в творчестве, пожалуй, ранние Стругацкие вызвали определённый настрой, я бы сказал, дух Стругацких тех времён – юмор, стремление к каким-то неожиданным поворотам, в убеждённости, что грядущие поколения будут раскованнее, умнее и лучше нас. Словом, здесь можно говорить о влиянии. 6. Думаю, что большую их часть читать не будут. Многие устарели уже сейчас, их просто наше бурное время вышвырнуло на свалку истории. 7. Я не люблю, когда всё валят в одну кучу. Можно ли в один ряд ставить такие разные вещи как «Трудно быть богом», где решается проблема – нужны ли прогрессоры в развитии цивилизации, и «Гадкие лебеди» – сатиру на наше общество и моделирование избалованного технократического общества, которому уже нужны хоть какие-то острые ощущения, даже если они напрямую угрожают жизни. У нас просто нет нормальных критиков. Был один – Е.Брандис, который мог осмысливать фантастику, и тот, к сожалению, умер. Что касается последней фразы, то надо быть слепым в фантастике, чтобы не понять авторов – именно наше общество довело интеллигенцию («прогрессистов») до того уровня, когда она кроме как на пьянство и пошлость больше уже ни на что не способно. Ведь загнивание общества наиболее ярко выражено в отношении к интеллекту, когда из него пытаются сделать тряпку, о которую вытирают ноги. Стругацкие на протяжении, по крайней мере, 10–15 лет испытывали это на собственной шкуре, и не писать об этом не могли! Мало того, борьбе с этими унизительными тенденциями они посвятили половину своей жизни, и теперь, когда всё это рухнуло, они оказались не у дел. Жаль, что их талант не нашёл иного применения. 8. Лишь одно: «Это ясно и ежу». 9. Этот вопрос для наивного читателя. Разумеется, поздние Стругацкие – это прежде всего наше, недавнее ещё время. 10. Не вижу здесь двух вопросов. Развитие идёт параллельно. Рано или поздно развитие нашей цивилизации выберется из колыбели и вольётся в единый галактический процесс, а главное будет всегда там, где будет находиться остриё этого развития. 11. Отношусь нормально. У меня даже написана повесть «Ритм галактик», посвящённая этой проблеме, хотя она никак не навеяна мотивами «прогрессоров». Более того, у меня есть основания думать, что «прогрессоры», точнее, жалкие остатки их цивилизации, оказались на Земле, о чём, например, свидетельствует «Апокалипсис святого Иоанна, теолога», но, увы, земляне не вняли их предупреждениям, а сотворили новую религию – христианство. Думаю, что если бы на нашу планету прибыли представители иных цивилизаций, то непременно вступили бы в контакт, в отличие от «пришельцев» (ещё одно слово Стругацких!) пресловутых НЛО! 12. Управление, естественно, центр, то, что сейчас именуется партийно-бюрократической верхушкой. Лес – более сложное понятие, это то непроизвольное порождение системы, которое глушит ростки всего, что пытается и противоборствовать и даже просто внести нового в эту систему. Разумеется, я не читал пояснений Стругацких. 13. Крайне отрицательно! Я слишком хорошо знаю манеру кинорежиссёров делать «своё» произведение на остатках чужого! Отдавая должное А.Тарковскому за умение создать дух Зоны, детали вроде «мясорубки», позволю себе иметь мнение, что «Сталкер» – это совсем другое произведение, чем «Пикник на обочине». Если в последнем это серьёзное размышление о возможных последствиях для нашей планеты посещения представителей иных миров с их микрокомплексом, с их остатками «запчастей» и т.д., и т.п., то есть не технологические блага, а вот такое уродство, то в фильме Тарковского на первый план выходит психология людей, их характеры. Словом, типичная картина, когда киношники портят изначальный вариант и идеи авторов. Понедельник. – 1990. – 15 октября (№ 14). Алексей Керзин (Москва) 1. В 1959 году. 2. «Улитка на склоне», «ТББ», «Хромая судьба» (последний вариант – с «Лебедями»), «Миллиард…», «Понедельник…». 3. Считаю, вопрос некорректно задан – из серии вопросов типа «А если кит на слона…». Одни фантасты более сильны в приключенческой фантастике, другие – в исторической, третьи – в фэнтези и т.д. 4. Постоянно. 5. Конкретно сказать и сформулировать невозможно, если же в целом – то в формировании мировоззрения в целом. 6. Доживём – увидим. Мне кажется, что если вообще будет кому читать, то безусловно. 7. Попытки разжиться хотя бы геростратовой славой, за невозможностью другой. 8. Мы посоветовались с народом и решили, что их слишком много для перечисления. 9. А это в зависимости от наличия мозгов и степени подготовленности читателя. Ну, и, конечно, от вещи. 10. Одно другому не мешает. 11. Да никак. Скорее, разделяю мнение Каммерера из «Жука…». 12. В частности, разные уровни, вернее, срезы на разных уровнях нашего общества, а, может быть, и не только нашего… Мнение самих классиков читал, но не помню. (Хоть и стыдно в этом признаваться). 13. Я вообще к кино отношусь отрицательно, считаю, что это только для большевиков эта интеллектуальная жвачка является важнейшим из искусств. Что же касается «Сталкера», то мне малоинтересны мысли и ощущения Тарковского по прочтении Стругацких – свои есть. Если уж экранизация – то типа Михалковских «Нескольких дней из жизни Обломова» – с бережным отношением к авторскому тексту и сюжету и точной передачей мельчайших нюансов. Всё остальное – следствие фантазийной импотенции, когда хочется чего-то снять, а своих мыслей нет, вот и приходится приспосабливать чужие вещи к своим потребностям – своего рода комиссионка. Понедельник. – 1990. – 19 ноября (№ 19). Константин Корчминский (Абакан) 1. С творчеством Стругацких я впервые познакомился классе примерно в третьем-четвёртом (т.е. лет в 9-10). Причём произошло это при отягчающих мою вину обстоятельствах. Дело в том, что я начал читать «Понедельник…» и не дочитал его. Правда произошло это не потому, что книга мне не понравилась, а потому, что попалась она мне в читальном зале библиотеки. Читать же сидя я тогда терпеть не мог, для чтения мне нужны были, по крайней мере, кровать и подушка. Может быть, вину мою смягчит тот факт, что к настоящему времени я привык читать в любом положении, были бы хорошие книги. 2. «Понедельник начинается в субботу», «Сказка о Тройке», «Улитка на склоне», «Трудно быть богом», «Пикник на обочине», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер», «ЗМЛДКС», «Хромая судьба» (полная), «Град обреченный», «Отягощённые злом…». Слишком длинный список? А чего вы хотели? Задавать такой вопрос – всё равно, что спрашивать простого советского чиновника: «Что лучше – три миллиарда долларов или четыре?» 3. Тут я затрудняюсь дать сколько-нибудь вразумительный ответ. Что касается русской и советской фантастики, то тут, пожалуй, Стругацкие лучше (хотя опять же «Мастер и Маргарита», «Чевенгур», «Приглашение на казнь»…). А с зарубежной я не настолько хорошо знаком (хотя бы по причине незнания языков), чтобы судить о ней. 4. Да, и довольно часто, хотя времени на это становится всё меньше. Не успеваю прочитать многое из того, что публикуют журналы (я не только о фантастике). Да ещё Фонд Фантастики подкидывает хорошие книги. Но тем не менее для Стругацких время нахожу. Есть даже намерение перечитать все вещи Стругацких в порядке их написания. Ну да Маниловыми всегда была богата земля русская. 5. Непосредственно, видимо, нет. А вот если говорить о косвенном влиянии… Некто В.И.Борисов, по его собственным словам, стал программистом частично благодаря тому, что главный герой «Понедельника…» – программист. А я пошёл в программисты под влиянием трёх людей: моего отца, А.В.Андреева и вышепоименованного В.И.Борисова. Так что судите сами. Опять же любимые авторы не могут не повлиять на образ мыслей человека. Так что влияние, конечно, есть. 6. Смотря какие проблемы будут волновать людей через 100 лет. Но в историю литературы книги Стругацких войдут. В этом я уверен. 7. Да что тут можно сказать? Собака лает – ветер носит. Мерзко, да и только. Несколько лет назад это могло сильно навредить, а сейчас Стругацких издают намного больше, чем всех этих «критиков» и их вдохновителей [перемноженных! – В.Б.]. Так что пусть себе гавкают. 8. Выбегало, КОМКОН-2. Выражения: «Можно я лягу?», «К ногтю!» (и соответствующий жест большим пальцем), «Хватать и тикать!», «Массаракш», «Шерсть на носу», «Пили, пьём и будем пить!» (шучу, шучу…) и многое другое. А вообще у поклонников Стругацких образовался уже целый диалект (если не язык). Ну скажите, какой нормальный человек поймёт диалог, в котором постоянно мелькают аббревиатуры вроде «УНС», «ПНС», «ЖВМ», КОМКОН, вышеприведённые выражения или ссылки на какие-то совершенно невероятные события. Это то же самое, что, к примеру, профессиональный разговор двух программистов для литературоведа. 9. Нет, конечно, не буквально. По-моему, в их произведениях даже больше о нашем времени, чем о будущем. Здесь, видимо, можно вспомнить затасканную уже фразу Лема о земных проблемах в галактических одеждах. 10. Трудно однозначно присоединиться к какому-нибудь мнению. Конечно, со всеми земными проблемами надо что-то делать, но ведь и туда, в Галактику, очень хочется. Я бы предпочёл такой вот гибрид: «Осваивать Галактику, не забывая о Земле». 11. Что касается прогрессорства… Конечно, хорошо бы какое-то очень деликатное вмешательство, но при таком подходе наверняка неизбежны срывы, движение по неверному пути. Так что прогрессорству скорее «нет», чем «да». А Прогрессоры… Хорошие, талантливые люди, жизнь которых во многом отравлена их профессией. 12. С мнением Стругацких не знаком. А что касается моих ассоциаций, то описание их потребует слишком много места. Это тема отнюдь не анкетного вопроса. 13. Фильм мне очень понравился, хотя «Пикник…» и «Сталкер» совершенно разные вещи. Понедельник. – 1990. – 24 сентября (№ 11).

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 18 марта 2020 г. 17:38 Анкета необъяснённого явления А. и Б. Стругацкие в восприятии фэнов и писателей Юрий Флейшман (Ленинград) 1. Я не помню, когда я познакомился с творчеством Стругацких. Вертится что-то в голове. Вроде в 6 классе (=> 1974 году) достал «Эллинский секрет» и прочитал. В «УнС» почувствовал какую-то необычность. Но не более. А вот в 1975 году нашёл в макулатуре «Отель» из «Юности». Прочёл, захотелось читать их ещё. Тогда ещё в магазинах можно было купить журналы с их произведениями. За два года прочёл ПнО, ПиП, М. На рынке попалась СоТ, после чего прочитал «Понедельник». И всё – с тех пор я – их верный и преданный поклонник. 2. Лучшими произведениями Стругацких я считаю УнС, ОО и ГО. 3. Для меня более сильных фантастов нет, не было и, думаю, не будет. А вообще, это субъективный вопрос, и сравнения бессмысленны. 4. Книги Стругацких я перечитываю очень и очень часто. Но если раньше это было чисто из читательских надобностей, то в последнее время это стало необходимо для работы в группе. Хотя первая причина по-прежнему превалирует. Если раньше причина: «Мне нравится читать Стругацких и хочется их перечитывать» была 100%, то теперь чтение Стругацких на 80% чтение и на 20% работа. 5. Творчество Стругацких, конечно же, повлияло на мою жизнь. Помогло снять идеологические шоры, разобраться во многих вопросах. Без них я был бы иным, гораздо более худшим и тупым в социальном и политическом плане. Я благодарен им за то, что сделали их книги для меня. 6. Поживём – увидим. Хотелось бы… 7. С данными людьми я нахожусь в совершенно разных плоскостях восприятия. Пусть пишут и говорят, что хотят. Хотя поспорить очно я бы не отказался. 8. Таких имён (а особенно выражений) слишком много, чтобы их здесь перечислять. Вообще-то неплохо бы сделать список слов, которые вошли в русский язык из творчества Стругацких – ну хотя бы «сталкер». 9. Главное – понимать творчество Стругацких. А как – личное дело каждого. Стругацкие не пишут конкретно об СССР, они пишут об общих тенденциях общества. 10. Думаю, что, как всегда, будет нечто третье. Вспомним классиков: «Будущее не только не похоже на то, что мы можем себе представить, оно не похоже на то, что мы представить не можем». 11. Не знаю. Раньше был за. Но события последнего времени поколебали мою уверенность. 12. С мнением Стругацких знаком, поэтому своё высказывать не буду, так как оно отличается от мнения авторов. [А вот это, я полагаю, зря. Если бы не отличалось, тогда конечно, а ведь интересно, чего ещё народ придумает… – В.Б.] 13. Как к фильму А.Тарковского «Сталкер». Понедельник. – 1990. – 10 октября (№ 13). Игорь Дручин (Чебоксары) 1. С творчеством Стругацких познакомился в зрелом возрасте, когда они только начинали: «В стране багровых туч», «Полдень, XXII век» и т.д. Этот период для себя я называю ранними Стругацкими. 2. Лучшими произведениями Стругацких я считаю написанные именно в этот период. Гранью этого периода является «Улитка на склоне», особенно её 2-я часть. С этого времени в их творчестве наступает «застойный» период. Все их произведения практически одной темы: моделирование застойного общества! Можно преклоняться перед их мужеством и изощрённостью их эзопова языка, но читать это, особенно в наше время, неинтересно. 3. Полагаю, что нужно быть чересчур гипертрофированным поклонником Стругацких, чтобы вообще ставить такой вопрос. Стругацким ещё предстоит выдержать испытание временем, хотя свой след они в фантастике оставили. Разумеется, в нашей фантастике не слишком много имён, которые можно поставить рядом: А.Беляев, В.Обручев, И.А.Ефремов, хотя, скажем, Ефремова я считаю на голову выше Стругацких, также, как и Г.Уэллса. Впрочем, можно предпочесть им и многих других современных зарубежных фантастов: А.Кларка, Р.Бредбери, К.Саймака и т.д. Имя им легион! Сама постановка вопроса неправомерна. Считаю их просто в ряду лучших современных фантастов, а на «самый, самый» они явно не тянут. 4. Кое-что бы с удовольствием перечёл, но, главным образом, из ранних, например, «Пикник на обочине», но, увы, у меня его, как раз, и нет. А в целом, нет, не перечитываю, и не манит. 5. Конечно, нет! Моя жизнь, профессионального геолога, слишком прагматична. Кроме того, я по природе оптимист и никакие мрачности их моделей общества не убедили, что нас ожидает один из этих вариантов. Я всегда был уверен, что нам удастся выбраться на верный путь и, как показало время, не ошибся, хотя, конечно, грустно, что это свершилось так поздно, во всяком случае – для меня. А вот в творчестве, пожалуй, ранние Стругацкие вызвали определённый настрой, я бы сказал, дух Стругацких тех времён – юмор, стремление к каким-то неожиданным поворотам, в убеждённости, что грядущие поколения будут раскованнее, умнее и лучше нас. Словом, здесь можно говорить о влиянии. 6. Думаю, что большую их часть читать не будут. Многие устарели уже сейчас, их просто наше бурное время вышвырнуло на свалку истории. 7. Я не люблю, когда всё валят в одну кучу. Можно ли в один ряд ставить такие разные вещи как «Трудно быть богом», где решается проблема – нужны ли прогрессоры в развитии цивилизации, и «Гадкие лебеди» – сатиру на наше общество и моделирование избалованного технократического общества, которому уже нужны хоть какие-то острые ощущения, даже если они напрямую угрожают жизни. У нас просто нет нормальных критиков. Был один – Е.Брандис, который мог осмысливать фантастику, и тот, к сожалению, умер. Что касается последней фразы, то надо быть слепым в фантастике, чтобы не понять авторов – именно наше общество довело интеллигенцию («прогрессистов») до того уровня, когда она кроме как на пьянство и пошлость больше уже ни на что не способно. Ведь загнивание общества наиболее ярко выражено в отношении к интеллекту, когда из него пытаются сделать тряпку, о которую вытирают ноги. Стругацкие на протяжении, по крайней мере, 10–15 лет испытывали это на собственной шкуре, и не писать об этом не могли! Мало того, борьбе с этими унизительными тенденциями они посвятили половину своей жизни, и теперь, когда всё это рухнуло, они оказались не у дел. Жаль, что их талант не нашёл иного применения. 8. Лишь одно: «Это ясно и ежу». 9. Этот вопрос для наивного читателя. Разумеется, поздние Стругацкие – это прежде всего наше, недавнее ещё время. 10. Не вижу здесь двух вопросов. Развитие идёт параллельно. Рано или поздно развитие нашей цивилизации выберется из колыбели и вольётся в единый галактический процесс, а главное будет всегда там, где будет находиться остриё этого развития. 11. Отношусь нормально. У меня даже написана повесть «Ритм галактик», посвящённая этой проблеме, хотя она никак не навеяна мотивами «прогрессоров». Более того, у меня есть основания думать, что «прогрессоры», точнее, жалкие остатки их цивилизации, оказались на Земле, о чём, например, свидетельствует «Апокалипсис святого Иоанна, теолога», но, увы, земляне не вняли их предупреждениям, а сотворили новую религию – христианство. Думаю, что если бы на нашу планету прибыли представители иных цивилизаций, то непременно вступили бы в контакт, в отличие от «пришельцев» (ещё одно слово Стругацких!) пресловутых НЛО! 12. Управление, естественно, центр, то, что сейчас именуется партийно-бюрократической верхушкой. Лес – более сложное понятие, это то непроизвольное порождение системы, которое глушит ростки всего, что пытается и противоборствовать и даже просто внести нового в эту систему. Разумеется, я не читал пояснений Стругацких. 13. Крайне отрицательно! Я слишком хорошо знаю манеру кинорежиссёров делать «своё» произведение на остатках чужого! Отдавая должное А.Тарковскому за умение создать дух Зоны, детали вроде «мясорубки», позволю себе иметь мнение, что «Сталкер» – это совсем другое произведение, чем «Пикник на обочине». Если в последнем это серьёзное размышление о возможных последствиях для нашей планеты посещения представителей иных миров с их микрокомплексом, с их остатками «запчастей» и т.д., и т.п., то есть не технологические блага, а вот такое уродство, то в фильме Тарковского на первый план выходит психология людей, их характеры. Словом, типичная картина, когда киношники портят изначальный вариант и идеи авторов. Понедельник. – 1990. – 15 октября (№ 14).

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 17 марта 2020 г. 17:53 КОНВЕНТЫ ФАНТАСТИКИ © В. Гончаров, 1998 Анизотропное шоссе (СПб.).- 1998.- февр.- 0.- С. 4 — 5. Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2001 Итак, сперва кратко напомним, о чем идет речь. Как уже неоднократно писала пресса (любительская, а больше — официальная) ежегодная конференция "Интерпресскон" состоялась 4-8 мая 1997 года в Разливе под Санкт-Петербургом. 5 мая были объявлены лауреаты премий за лучшие произведения фантастики 1996 года. Премия Бориса Стругацкого "Бронзовая улитка" была вручена: За роман: Вячеслав Рыбаков. "Дерни за веревочку" За повесть: Борис Штерн. "Да здравствует Нинель!" За рассказ: Николай Ютанов. "Аманжол" За статью: Эдуард Геворкян. "Бойцы терракотовой гвардии" Премия "Интерпресскон", вручаемая по результатам голосования участников конвенции, присуждена: За роман: Александр Громов. "Мягкая посадка" За повесть: Михаил Успенский. "Змеиное молоко" За рассказ: Евгений Лукин. "Словесники" За сверхкороткий рассказ: Андрей Щербак-Жуков. "Сказка про Маленькую Планету и Сексуальную Революцию" За статью: Евгений Харитонов. "В мирах Бездны Голодных Глаз" Художник: Яна Ашмарина Издательство: "ACT" Место для конвента, выбранное еще в девяносто шестом году, оказалось исключительно удачным. Чего стоит одно только название — пансионат МО РФ "Разлив", — сразу наводящее на мысль, чем на этом мероприятии, в основном, занимаются. Эта же идея была отражена и на фирменном значке с надписью "Интерпресскон в разливе" изображавшем соответствующие емкости. Впрочем, ко всему этому была заказана еще специальная партия водки с двумя видами наклеек: "Konanovka" изображала великого киммерийца, сидящего в слегка нетипичной для него позе роденовского "мыслителя", a "Sidoroff" -главного организатора конвента, А. Сидоровича в мятой кепке козырьком назад. Итак, Саша Сидорович и его фирма "Интерпрессервис" не подвели и "Интерпресскон" 1997 года состоялся на том же месте и в то же самое время — начало мая, окрестности славного города Санкт-Ленинбурга. Как всегда, сохранялся строгий баланс между элитарностью тусовки и ее открытостью: оргвзнос в полторы сотни баксов отсекал совсем V* безденежных тусовщиков, а широта охвата давала все же возможность приехать на конвент и простому фэну — не литератору, не издателю и даже не книготорговцу Впрочем, широко рекламировавшаяся несколько лет охрана, чьей задачей некогда была очистка помещения конвента от безденежных "зайцев" ныне, похоже, канула в лету — по крайней мере, амбалов в красных пиджаках и с сотовыми телефонами в этот раз видно не было совсем. Видимо, оргкомитет здраво рассудил, что наличие внутренней полиции не только подрывает устои фэновского братства, но и кошелек устроителей конвента, а в такую даль как Разлив из потенциальных безбилетников доберутся лишь самые продвинутые, которые много вреда не причинят. Возможно, именно поэтому усиленные патрули стояли лишь на входе в столовую, усиливаясь в "открытый день" — день официальных церемоний, открытый для посторонних. Кроме основного времяпровождения — культурного отдыха в кругу друзей — были на коне и официальные мероприятия. В первую очередь, конечно, вручение премий "Бронзовой Улитки", присуждаемой лично Борисом Натановичем Стругацким и "Интерпресскона", вручаемого по результатам голосования участников конвента. Номинационный список у обеих премий единый, поэтому достаточно интересно следить, насколько мнение признанного корифея совпадает с мнением общественности. Кроме того, была на конвенте и рабочая часть — то есть семинары Правда, из более чем двух сотен участников на них появлялось максимум человек пятьдесят, но все равно работа была. В этом году более всего запомнился семинар по проблеме авторских прав, кажется, получившийся самым оживленным. Впрочем, основной вывод семинара получился неутешительным — в нынешних законах, посвященных авторским правам, легко запутаться даже специалисту, а для нечистых на руку издательских фирм существуют хорошие законодательные лазейки, позволяющие ликвидировать предприятие со снятием с себя всех обязательств, чтобы тут же воссоздать его снова пол тем же названием и с сохранением всех прав, которыми обладало старое предприятие. Ну и, естественно, была торжественная часть: вручение премий, концерт авторской песни (впрочем, получившийся на этог раз довольно слабым) и банкет. Банкет был устроен главным спонсором конвента, издательством "Северо-Запад", неожиданно вынырнувшем из пучины небытия и ошарашившим общественность гро-мадьем своих планов — о чем информировали шикарные цветные плакаты, глядящие со всех стен Вопреки первоначальным угрозам, на входе в банкетный зал даже не стояло охраны, проверяющей бэджи -так что все даже получилось вполне демократично. Хлеб на фуршетном столе быстро кончился и сыр. как в студенческом анекдоте, приходилось класть прямо на колбасу. В общем, каждый из участников получил свое удовольствие — кто-то от хорошей тусовки, кто-то от деловых контактов, кто-то от интеллектуального общения. Словом, все было в высшей степени мило и приятно.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 16 марта 2020 г. 18:20 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К       5 (147) Абакан 13 октября 1997 А что мне Странники? Подумаешь, Странники! Я сам в некотором роде Странник... С.Попов А лiта за нами... Эти тексты были подготовлены Алексеем Керзиным для мемориального сборника, каковой поначалу взялось выпустить в прошлом году издательство "Текст", но почему-то не выпустило. – В.Б. Рафаил НУДЕЛЬМАН Встречи и расставание Как и все в нашей группе, я называл его Аркадием – это соответствовало возрасту и отношениям. То была, действительно, группа – небольшой коллектив единомышленников, сложившийся на базе общего понимания фантастики, да и общественной ситуации вообще. Таких неформальных групп в 60-е было много. Просуществовали они недолго – до чешских событий 68-го года. Наша тоже распалась тогда же. А возникла она еще до моего появления в Москве – я застал ее уже сформировавшейся, с неким планом действий. Я приехал в Москву из Ленинграда, где учился в аспирантуре, усердно читал фантастику, особенно Лема и начинающих Стругацких, и пробовал силы в переводе. Один из переводов взяла для публикации редактор тогдашнего отдела научной фантастики в издательстве "Молодая гвардия" Белла Клюева, и по приезде в Москву я отправился первым делом к ней. Выпал именно тот день, когда, как оказалось, в редакции проходил семинар фантастов, и на нем-то я впервые увидел Аркадия. Выступал Полещук, прочно забытый сегодня автор, присутствовали Гансовский, Ариадна Громова, кажется, Емцев с Парновым, кто-то еще; мне, новичку, каждый был по-своему интересен, но Аркадий оказался интересным вдвойне – как живая половинка самого интересного, как мне тогда казалось (и думается сейчас) автора, – и как человек. Он был каким-то большим, по-доброму шумным и по-доброму насмешливым, очень приятельским и очень ярким. В нем чувствовалось что-то крупное и значительное; проще говоря, в нем чувствовался талант. По-моему, Полещука ругали: рассказ, который он читал, был скучный и затянутый, – но ругали как-то по-деловому, без злости, слегка подсмеиваясь. Аркадий же, энергично обхватывая руками воздух и жмурясь улыбкой, рассказчика защищал, упирая, в основном, на его искреннюю преданность жанру. Потом Клюева заговорила о делах, и тут-то я понял, что существует некая группа и даже какие-то планы – создать издание "Библиотеки всемирной фантастики", протолкнуть через злобно-настороженное молодогвардейское начальство "своих", сделать семинары при редакции регулярными и мно Потом семинар как-то незаметно распался на группки и обнаружилось, что Аркадий и несколько других едут к Громовой; взяли и меня. По дороге "заскочили" в большой магазин на Краснопресненской, взяли коньяк и колбасу, прошли на Большую Грузинскую, и с тех пор так оно и пошло на долгие месяцы – встречи на семинаре или в редакции у Клюевой, возбужденные разговоры о делах и очередных планах, а затем – магазин, Большая Грузинская, допоздна у Громовой, коньяк и колбаса. Водку не пили подчеркнуто – Аркадий убедительно доказывал, что у интеллигентов ныне в моде коньяк. Громова пылко теоретизировала, Аркадий шумно витийствовал, заполняя собою весь четырехугольник между стеллажом с книгами и стеной, к которой был приткнут накрытый стол, язвительный худолицый Мирер подавал едкие реплики, улыбаясь тонкогубым, умным ртом, Файнблюм [видимо, имеется в виду З.Файнбург – В.Б.] (часто наезжавший из своей Перми, где он докторствовал – подумать – на кафедре марксистско-ленинской философии) пил и слегка матерился, добрый Миша Емцев просто пил, Рим Парнов (Еремеем его именовать было как-то неприлично) пил, быстро пьянея; я прислушивался, разинув рот на правах новичка. Это и была "группа". Был, правда, еще Борис Стругацкий, вторая половинка автора, он незримо присутствовал на этих коньячных бдениях, хотя и был далеко, в Ленинграде. Аркадий то и дело говорил: "А вот Борька думает... а вот Борька сказал..." – и чувствовалось, что "Борька" для него – интеллектуальный авторитет. Он вообще, слегка наигрывая, всячески подчеркивал свое уважение к "интеллектуалам", начиная со знакомых физиков и кончая теми же Громовой и Мирером. Его талант был куда более художнического, чем интеллектуального свойства, это обнаруживалось, едва он начинал что-нибудь рассказывать. Но он был и очень умный человек, в этом я позже много раз убеждался. По-моему, он здорово забавлялся, когда почтительно именовал нас с Громовой "теоретиками жанра". Впрочем, Громову он, кажется, искренне уважал – за самоотверженную преданность общему делу и пропаганду ее взглядо только как хозяйку дома. Мирера он уважал несомненно, это было видно. Он вообще был актером – в магазине становился расторопным распорядителем, за столом преображался в шумного тамаду, мог угостить мгновенно сочиненной байкой типа "одноногого пришельца", литературная игра и мистификация казались его стихией, и меня он как-то угостил одним таким насмешливым розыгрышем. Мы ехали с ним в Серпухов; пригласили, собственно, его, но кто-то там настоял, чтобы был еще и какой-нибудь критик, так что я выступал в этом качестве при Аркадии; и вот – мы ехали в Серпухов. Дорогу не помню, потому что он угощал меня длинным рассказом о своей случайной встрече с маршалом Тимошенко в поезде "Красная стрела" по пути в Ленинград. Будто бы они пили в купе, и Аркадий все спрашивал маршала: "А правда ли, что Сталин то-то и то-то?" – а маршал будто бы на все его вопросы отвечал: "Так ставишь вопрос? А хрен его знает!" Утром же, выйдя в коридор, Аркадий, якобы, увидел насупленного с похмелья Тимошенко у окна, и тот, подозвав его, хмуро сказал: "Я вчера спьяну чего-то там тебе наболтал, так ты смотри – никому, понял?" Я долго смеялся, Аркадий тоже, а много лет спустя я опознал этот его рассказ в поведанном мне кем-то старом анекдоте. Он был также предельно серьезным, когда речь заходила о принципах, и в том же Серпухове я увидел другого Аркадия – он говорил о фантастике, потом о жизни, об окружавшей нас мерзости (впрочем, не называя ее прямо), и я впервые понял тогда, как огромна его популярность и как велико уважение к нему его читателя. В зале научного городка собралось несколько сот эмэнэсов, и чувствовалось, что они ждут от этого большого, спокойного, почитаемого ими человека какого-то урока жизни, истолкования ее, писательского откровения. По-моему, я даже отказался выступать после него – это было невозможно, никого не интересовал "пристегнутый" к Стругацкому "критик", у них шел разговор с ним, со "своим" автором. Он, действительно, был их автором, и я видел, как он внимательно слушал их слова, загорался в ответ на их вопросы и реплики, наклонялся к залу, словно сливаясь с ним, и все впитывал и впитывал в себя энергию этих людей, их юмор и вопросы, их доверие и веру в него, их мысли и профессиональный жаргон их шуток. То была творческая работа прямо на людях: писатель вбирал в себя социальный и профессиональный фольклор своего класса. То было время напряженных нравственных и социальных поисков, и "наша группа" сложилась именно вокруг убеждения, что фантастика в этих поисках может сыграть едва ли не ведущую литературную роль. Аркадий в эти теоретические рассуждения Громовой и Файнблюма вдаваться не любил, отшучивался, что балдеет от них больше, чем от коньяка, и вообще – его дело писать, "интеллектуал" у него "Борька"; но позже, когда они несколько раз выступили в печати с "теоретическими" статьями, я опознал в некоторых пассажах его собственные размышления. Неутомимая Громова затевала тогда бесконечные прожекты, вроде общего сборника с учеными; имя Стругацкого, да и уважительное тогда отношение научной среды к фантастике, открывало нам двери, в эти двери быстро вошли Емцев с Парновым, потом Мирер, Варшавский, сама Громова сделала две хорошие книги, активно помогала им всем пробиваться в печать Нина Беркова из "Детской литературы" и та же Белла Клюева, нашего полку прибывало, затеялась большая дискуссия в "Литературной газете", в "Иностранной литературе", но что бы ни делалось – ход времени отмечался, прежде всего, очередными вещами Стругацких, они задавали тон, они тащили за собой весь корабль "новой фантастики", они демонстрировали ее возможности и прокладывали ее пути. Я думал тогда и продолжаю думать сейчас, что именно они и были единственным полномасштабным воплощением этой новой фантастической волны; остальные – пусть они на меня не обидятся, каждый из них был по-своему одарен и честно делал свое дело – были ее рядовыми. Мне довелось в те годы писать статью о фантастике как методе (кажется, для того же, так и не состоявшегося, совместного сборника с учеными), я всякий раз натыкался на необходимость проиллюстрировать то или иное свое "теоретическое" положение и всякий раз с некоторым унынием убеждался, что опять и опять все сводится к тем же Стругацким. Они и с Лемом переговаривались вот так же – поверх голов, репликами своих книг. О книгах этих Аркадий не говорил, во всяком случае – со мной. Только один раз он впустил меня, если угодно, в свою "творческую лабораторию", рассказав какой-то сюжет-заготовку, что-то о человечестве, помешавшемся на вошедших в моду "кибершлемах", дающих эффект присутствия в любых заказанных человеком ситуациях – любовных, приключенческих и прочих; кончалось все это вполне понятным образом – люди так и умирали в этих воображаемых путешествиях по несуществующей жизни, и я сказал ему, что эдак он все человечество прикончит; он быстро посмотрел на меня и как-то странно спросил: "А ты думаешь, оно обязательно должно жить вечно?" Какие-то отголоски этого сюжета почудились мне позже в "Хищных вещах века". Нет, оптимистом он не был. Хотя коньяк любил. Я принес ему бутылку коньяка – в память о далеких временах, – когда пришел к нему перед отъездом в Израиль. То был 75-й год, группу нашу давно разгромили в газетах и журналах (я удостоился быть упомянутым в одной такой разгромной статье некоего Свининникова – кажется, в журнале "Коммунист" ["точнее, "Журналист", но аберрация памяти забавна – В.Б.]), никого уже не печатали, кроме ловко пристроившегося Парнова, Аркадия я встречал только в издательстве "Мир", где ему еще давали переводы (переводчиком он был первоклассным), и это были грустные встречи. Потом и они прекратились. Коньяку он обрадовался, мне – точнее, моему предстоящему отъезду – нет. Мы выпили на прощанье, и он сказал мне, как-то сразу опьянев и от того еще более настойчиво: "Нет, я отсюда не уеду! Я не понимаю, как ты можешь..." Выпил еще и повторил: "Нет, мы с Борькой отсюда никогда не уедем!" С тем и расстались. Мне показалось, что он немного уговаривал себя, но я не исключаю, что ошибался. В России была не только его с Борисом слава и читатель – он действительно был русским писателем, и очень большим, только страна эта немного сожрала и его, как чушка поросенка. Ах, какой это был большой, шумный, добрый, веселый и бесконечно талантливый человек, и каким постаревшим и усталым он выглядел, когда я с ним в тот последний раз расставался!

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 15 марта 2020 г. 16:15 Тьмускорпионские новости Виктор Карасев (Москва): Вспомнил недавно АБС "Попытка к бегству", где были загадочные машины, которые движутся "быстро, прямо и неодолимо", а управляются посредством втыкания пальцев в многочисленные дырки. Герои никак не могли понять, для кого эти машины предназначены. А я ПОHЯЛ !!! :-) Для "Hовых Русских"! Борис Толстиков (Иркутск): Вот, В КО #34/96 есть интервью с Павлом ТАРАHОВЫМ ("Разгадка для инопланетян", стр. 9). О его планах: "...И конечно же, "Интригология". /.../ Я уверен, что недалек день когда учение об интриге /.../ станет... полноправным и обязательным вузовским предметом... ...интрига ее (жизни – Б.Т.) энергия, цена и смысл." И успехи студентов будут, надо полагать, оцениваться в децирэбах? ;-) Братья Стругацкие в "Шести спичках" описывают общество, в котором самозабвенные энтузиасты так стремятся продвинуть свою науку, что ставят на самих себе, любимых, опасные эксперименты. И это не взирая на отеческие увещевания правительства, представленного "инспектором по охране труда", который просто умоляет ученых использовать вместо себя животных. Кстати, финальная ударная фраза этого рассказа приближает его по звучанию к рассказам американских фантастов, чего не скажешь об остальных произведениях сборника. Айзек Азимов: "Факт рождения на территории СССР ничуть не противоречит способности писать НФ"//Фантакрим-MEGA. – 1993. – # 6. – С. 23 "...Ленька машинально сунул руку в карман брюк: не хватало даже на кружку пива. Еще раз обвел глазами давно осточертевшую жилплощадь и остановился на приткнутой в уголке этажерочке... Десяток книг стояли на этажерочке. Он знал их наперечет: "Тиль Уленшпигель", "Робин Гуд", "Серебряные коньки", "Морской волк", "Дон Кихот", "Борьба за огонь", "Девяносто третий год", "Два капитана", "Алые паруса", "Трудно быть богом"... Ленька побренчал медяками и снова поглядел на этажерочку. Понеси он их на продажу – будет чем платить за выпивку и закуску в течение недельки-другой. И вдруг – то ли с похмелья, то ли спросонья – померещилось ему, как в кино, – нету книг на этажерочке. Все есть, а книг нету... От видения этого Леньку даже в пот бросило. А вслед за тем подумалось – если опустеет этажерочка – не вернуться ему обратно – отвратно будет сверх всякой меры, и даже спать не сможет он в этой комнате, разве что только после сильного перебору, если совсем уж без ума приползет. И непонятно почему в голове у Леньки мелькнула слышанная где-то, когда-то заповедь, одна из тех, что пользуется авторитетом у бывалых людей: "Ходи по краю, но не падай". Нутром почуял Ленька: вот он, край". Вольдемар Балязин: "Не вхожу в историю. Пишу ее, как понимаю"/Беседовал В.Бессонов//Новое книжное обозрение. – 1995. – # 6. – С. 5. – [Это цитата из неопубликованной повести В.Балязина "Латынская кухня", написанной им в 1967 году. Мне показалось интересным также, какая именно книга могла именоваться "ТББ" из стоящих на этажерочке у Леньки? — В.Б.]. Люся [Л.Абрамова] увлекалась научной фантастикой, читала много книг, втянула в это увлечение и Володю. Они были знакомы с писателями-фантастами – братьями Стругацкими, Ариадной Громовой (они бывали у нас дома), с польским писателем Станиславом Лемом. Высоцкая Нина Максимовна. Дом на Первой Мещанской, в конце//Старатель: Еще о Высоцком. — М.: МГЦ АП; Аргус, 1994. — С. 55. Термин "сталкер", ничего общего не имеющий с известным фантастическим персонажем, был позаимствован японцами совсем недавно у американцев и означает маниакальное преследование женщины, зачастую оканчивающееся убийством избранной жертвы. /.../ Пока в Японии, склонной к формированию различных групп и объединений, общество по борьбе со "сталкерами" официально не зарегистрировано, но уже есть группа активисток, призывающих брать пример с США, где в 1991 году был принят антисталкеровский закон. Натаров Валерий. В Японии появились новые охотники за женщинами – "сталкеры"//Литературная газета. – 1996. – 31 янв. (# 5) – С. 9. В Лос-Анджелесе с мая 1987 года выходит на русском языке литературный альманах "Сталкер". На сегодня вышло более 30 номеров. В альманахе печатаются как эмигранты, так и проживающие в России. К фантастике отношения, как правило, не имеет. В.Б. De visu. Как сейчас помню: Севастополь, 1963 год. Прихожу в билиотеку и вижу синий томик "Фантастика-62". Я его хватаю и нахожу там "Попытку к бегству". А должен сказать, что Стругацких я читал запоем: "Страну багровых туч", "Путь на Амальтею", "Стажеров", – и всегда они потрясали меня своим оптимизмом, жить хотелось. И вот я открываю "Попытку...", поначалу даже удивляюсь такому коммунистическому завтра, и тут Стругацкие наносят по моей черепной коробке совершенно сокрушительный удар. Когда я дочитал книгу, я взвыл: это что же получается, это все отдаешь, а тебе говорят: мало, раз начал – отдавай до конца. Осталась жизнь? Отдавай жизнь! В первый раз меня заставили усомниться в справедливости нашего мира... Абсолютно прав Миша Ковальчук, который сказал, что Стругацкие – никакие не писатели, а просто факт биографии целого поколения. Они всегда шли на несколько лет впереди читателей... Далее – Ашхабад, следующий этап. Мне лет 15. Случайно в магазине обнаруживаю маленький томик серии "Зарубежная фантастика". Бегу домой, хватаю деньги, начинаю читать и просто-напросто шизею, потому что сталкиваюсь с тем, что абсолютно не похоже на Стругацких, но все равно лихо. И пошли находки: Лем, Азимов... Лукин Евгений. Евгений Лукин: "Я не умею писать на заказ..."/"Допрос" учинил Александр Ройфе//Книжное обозрение. – 1996. – 5 марта (# 10). – С. 16.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 15 марта 2020 г. 16:14 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К       4 (146) Абакан 28 июля 1997 От людена слышу Сергей Бережной: СЕМИHАР СТРУГАЦКОГО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ПИСАТЕЛЬСКИЙ КЛУБ 16 июня 1997 года в петербургском Центре современной литературы и книги при Книжном доме "Текст" состоялось организационное заседание семинара Бориса Стругацкого. После длительных и бурных обсуждений было решено, что сама форма семинарских заседаний для большинства ветеранов семинара более не нужна и имеет смысл преобразовать семинар в профессиональный литераторский дискуссионный клуб. Семинар, впрочем, будет продолжать работать для тех авторов, которые захотят, чтобы их рукописи были обсуждены. Решено, что совершенно необходимо сделать заседания семинара и клуба доступными для иногородних авторов. Проект Устава семинара поручено разрабатывать Андрею Черткову. Регулярные ежемесячные заседания предполагается начать с сентября 1997 года. Hа заседании присутствовали писатели Борис Стругацкий, Марианна Алферова, Андрей Бельтюков, Hаталья Галкина, Александр Етоев, Андрей Зинчук, Андрей Измайлов, Дмитрий Каралис, Андрей Легостаев, Святослав Логинов, Hаталья Hикитайская, Антон и Елена Первушины, Вячеслав Рыбаков, Александр Щеголев, Hиколай Ютанов. Книжный дом "Текст" организован на базе петербургского представительства издательства "Текст". Директором представительства является действительный член семинара Бориса Стругацкого Дмитрий Каралис. Андрей Чертков: Обязан сделать поправку. Издательство "Текст", неоднократно упоминаемое в данном тексте и контексте, никакого отношения к Семинару Бориса Стругацкого не имеет. Дмитрий Каралис ныне директор Центра современной книги (так, кажется, это заведение называется), и хотя там у входа висит табличка с упоминанием "Текста", это, скорее, "весточка из прошлого". Точно так же к Семинару Стругацкого не имеет отношения и издательство "Северо-Запад", чьи плакаты были развешаны по стенам помещения, где будет собираться Семинар. Кстати, Сергей почему-то не упомянул, что собрание Семинара началось с того, что Экселенцу преподнесли воистину "королевский трон" – кресло, приобретенное стараниями Hиколая Ютанова и Дмитрия Каралиса. Фотографии этого события скоро появятся на нашем сайте в Интернете.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 14 марта 2020 г. 17:00 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К       4 (146) Абакан 28 июля 1997 Большой Всепланетный Информаторий SB: И потом, если ты книги не читал, то какого лешего ты о ней высказываешься? Ты же говоришь не о книге, а о том, как тебе эту книгу заблагорассудилось себе вообразить. ALev: " – Скажи, Хаим, тебе нравится Карузо? – Нет. Он маленький, картавый и руками размахивает. – Где это ты его видел? %( – Да я его и не видел, это мне Моня напел..." AK: И потом, если бы классик хотел – он бы продолжил. А если не хочет – значит, все сказано. А то, знаете, разводится у нас немеряно пересмешников, радостно подхватывающих идей великих и "продолжающих" их на свой лад. Стыдно, господа! IM: Ц-ц-ц... :-) А там есть действительно неплохие вещи, отнюдь не пересмешничающие, во как... Время мучеников: Hе, зря я тyт так на эту книгy наезжал. Дочитал, добил Скаландиса, а дальше – лучше. Казаков – вообще кайф словил. В стиле трилогии "Волн". Успенский – аналогично, а вот Лазарчук, по-моемy, намешал Стругацких, Дика и Павлова. Hе показалось? KO: "Миры братьев Стругацких. Время Учеников" После прочтения решил обнародовать некоторые соображения. Необходимые примечания – 1) все нижеизложенное есть исключительно мое скромное мнение, 2) произведения приведены в той же последовательности, что и в сборнике. Сергей Лукьяненко "Временная суета". Большая активность автора в ФИДО несколько затрудняет объективный анализ произведения, во всяком случае, для меня. Рискну только заметить, что это далеко не лучшее творение талантливого российского Литератора с большой буквы Л. (Hа всякий случай повторюсь, по моему скромному мнению). Ант Скаландис "Вторая попытка" (имя взято в честь скандала с АHТом? :-). Еще одна попытка создания на чужом материале актуальной публицистической притчи. Предыдущий пример – "Убить дракона" Захарова по Шварцу. В большинстве случаев актуальность лишь вредит, многочисленные намеки, аллюзии и реминисценции чаще затемняют основную идею, ежели таковая имеется. Впрочем, с течением времени публицистичность рассасывается, и тот же "Дракон" сейчас смотрится куда лучше, чем лет 5 назад. Посмотрим, как будет читаться "Вторая попытка" лет через ...дцать. Леонид Кудрявцев "И охотник..." Самый короткий рассказ в сборнике, вызывающий самое большое недоумение. С одной стороны, все вроде бы на месте – Зона, капитан Квотерблад, цитата с понтом из Стивенсона... Hо с другой все это лишь декорация для крепкого хэмингуэевского рассказа. Hе требуется больших усилий, чтобы перенести действие на мексиканскую границу, оставив даже ожившего мертвеца. "Hе сталкеров будешь пасти, так торговцев наркотиками" (с) Ник Романецкий. Ник Романецкий "Отягощенные счастьем". Из всех авторов сборника Романецкому удалось лучше всего имитировать (в хорошем смысле) стиль АБС. Более того, если выкинуть 7 и 9 главы, то повесть можно принять за один из многочисленных переходных вариантов между "Пикником" и "Сталкером". И до чего же жаль, что именно в этих главах дается главная разгадка. Во всяком случае, автору удалось достичь большего, чем его тезке, пытавшемуся продолжить другую чрезвычайно популярную книгу. Вячеслав Рыбаков "Трудно стать Богом". Если вы получили премию/гонорар, если по ТВ крутят замечательный фильм, если у вас просто хорошее настроение – перечитайте Рыбакова и все придет в норму. IM: Я вот дyмаю :), может, рыбаков, не показавшийся мне глупым, хотел показать сходящего с ума мужика? По крайней мере, это объясняет много больше. И концовка, наигранно веселая, обретает некий смысл. Или мне себя не обнадеживать? OT: Обнадеживать себя всегда нaдo, a вещь рыбaкoвa – дyшeeeeeвнaя... VBan: К такой душевности еще бы осмысленности добавить... Dр: Точно! Душееееевное такое смакование постперестроечного г..неца. "Утечка мозгов и совестей", "вселенского масштаба заговор против России" – тьфу! OT: ...и пo этомy кaчecтвy ee и сравнить нe c чeм (из пocлeдниx 2-3 лeт). Dр: Действительно, затрудняюсь с чем-либо сравнить. Разве что "Очаг на башне" его же – но там психология героев и их взаимоотношения прописаны кyда круче (этакая достоевщина – отрада психологического садиста ;-) KO: Без шуток, после этой вещи начинаешь задумываться, а так ли уж много стеба в "Гравилете"? Может, попросим Рыбакова расставлять смайлики? :-) Сама же, отраженная в названии, попытка соединить АБС и ортодоксальное христианство критики не выдерживает, сошлюсь хотя бы на "ОЗ". Андрей Лазарчук "Все хорошо". Вот и Стругацкие получили своего Пер... (ой, чуть было оффтопик [оффтопик – тема, запрещенная к обсуждению в конференции; в некоторых запрещено обсуждать творчество Н.Перумова – В.Б.] не написал). Отличительная черта подобных вещей – отсутствие чувства меры в измышлении сюжетных ходов. Hа нескольких соседних страницах обнаруживаются Дикие андроиды (ср. с "сбежавшими дублями" Лукьяненко), Коварные эксперименты Странников, Тайное гипноизлучение и прочее, прочее, прочее. Hе исключаю, что к концу автору удается-таки свести все к одной первопричине, но проверять это не имею ни сил, ни времени. Так и оставляю эту повесть единственной недочитанной. Михаил Успенский "Змеиное молоко". За творчеством автора с удовольствием слежу с тех пор, как соловьи пели, заливаясь, а Hина Андреева давала интервью замибиским журналистам. Повесть без сомнения прелестная и заслуживала бы только аплодисментов, если бы не одно HО. Действующие на ее страницах Каммерер, Горбовский и прочие имеют лишь отдаленное отношение к своим однофамильцам, описанным АБС. Вот если бы к каждому из героев подъехал на лимузине Одноглазый Лис, да и пошептал что-нибудь на ушко... Эх! Во всяком случае,можно считать эту вещь еще одним "Ледяным сфинксом". Вадим Казаков "Полет над гнездом лягушки". Лучшая вещь сборника. Произведение, которое не является подражанием АБС и не могло быть написано без АБС. Просто талантливый рассказ о созданном братьями мире. [И так далее... На этом дискуссию о "Времени учеников" прекращаем... – В.Б.]

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 13 марта 2020 г. 18:03 180 К «мистеру Томсону» /черновик/ /Письмо неизвестному читателю./ 14 января 1956 Мертон-Колледж, Оксфорд Уважаемый мистер Томсон! Большое спасибо за доброе и благодарное письмо. Тому, кто, в ужасе и гордыне, решился возродить эпические традиции и даровать родине собственные мифы, всегда приятно знать, что преуспел, особенно среди людей с чутким сердцем и разумом. За это почти неподъемное дело я взялся, честно говоря, в раннем детстве, хотя по-настоящему втянулся только в студенческие годы, когда ощутил красоту языков. В лихую пору Войны 1914 г. я понял вдруг, что, разумеется, «легенды» зависят от языка; но и живой язык ничто без «легенд», своей основы. (Вся прелесть греческих мифов заключена более в эстетике языка, очаровании имен и названий, чем, как обычно полагают, в самом содержании, хотя и там она, очевидно, тоже имеется. И vice versa {наоборот – лат.}. Воляпюк, эсперанто, идо, новиал {международные языки времен Толкиена} и т. д. и т. п. – куда мертвее старых мертвых языков, ведь нет легенд на эсперанто.) И, хотя я, как филолог по призванию и профессии (пусть более эстет, чем прагматик), начал с языка, но скоро переключился на столь же «прекрасные» «мифы». Первые истории (1915-1918 гг.) обычно сочинялись в военных лагерях и госпиталях – на досуге. Но, кажется, подобный труд идет и на совсем других (без этих дурацких градаций по «ширине», «глубине» и «вышине») уровнях восприятия, даже когда ты просто болтаешь («ха ду ю ду») или «спишь». Я давно ничего не выдумываю (хотя все, и добрые, и злые критики, превозносят мое «воображение»): а только жду, пока все не выяснится. Или не напишется. Поэтому, хотя я давно знал, что Фродо где-то в нижнем течении Великой реки встретится с разумным деревом, понятия не имею, откуда взялись онты. Но настал срок, и глава «Древень» возникла сама собой, сразу и почти без корректив. И выяснилось вдруг, что Фродо тут не при чем. Я, наверное, кажусь заносчивым и велеречивым; но (увы!) достаточно стар и питаю лишь чисто платонический или, если можно так выразиться, академический интерес к таким вещам, а много пишу о себе только будучи наилучшим corpus vile {подопытным кроликом – лат.} для исследования и изучения увлекательнейших процессов «выдумывания» мифов и литературного творчества (или сотворчества, как я когда-то выразился). Главное же, что я хочу здесь сказать: все более-менее готово. Все помянутое во «Властелине Колец» [кроме, кажется, кошек королевы Берутиэль и имен и историй двух (без Сарумана, Гэндальфа и Радагаста) оставшихся магов /см. письмо 211/] существует на самом деле (во вторичной, естественно, реальности или субреальности), т. е. изложено на бумаге. «Сильмариллион» много лет назад посылался в издательство и не прошел. Но неудача обернулась благом. Созданием «Властелина Колец». Хоббиты были всеми радушно приняты. И мне они по душе, ведь наивность и простоту я ценю не меньше, чем благородство, и ничто (превыше всех радостей и печалей) не тронет моего сердца, как «благое преображение» (от Гадкого Утенка до Фродо). Я вернулся к хоббитам. И (как сказал бы Гэндальф) [я не Гэндальф, а лишь сотворец этого маленького мира; из всех героев на меня больше всего похож Фарамир, хотя – на радость психоаналитикам – мне отчаянно не достает его, и многих других персонажей, Отваги] понял, что это мое дело, и в «колонке» на обложке «Хоббита» помянул Древние Годы и Эпоху Владычества Людей. Отсюда возникло «недостающее звено»: «Низвержение Нуменора» – и стал явным мой тайный «комплекс». Ведь это я устами Фарамира говорю о видении Великой Волны. Этот сон и видение всегда со мной – и (как я недавно узнал) с моим сыном. {Майклом, вторым сыном Толкиена.} Вот так пришел успех – но не процветание: затраты были высоки, а многие сейчас не покупают книг, а просят у друзей, так что у меня нет ни фартинга – «Властелин Колец» из гадкого утенка стал прекрасной книгой-лебедем; а меня не оставляют в покое, требуют «Сильмариллион» или хоть чего-нибудь! /Черновик не закончен./

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 13 марта 2020 г. 18:02 Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / Хью Броугану /В декабре 1954 г. Броуган в письме критиковал архаичный стиль «Двух твердынь», особенно главу «Король Золотого чертога»; слишком «оссиановскую» и «напыщенную». Толкиен промолчал и ответил лишь на следующее письмо от 18 сентября, где Броуган извинялся за «дерзость, глупость и поношение». Но и в нем ограничился фразой, что проблема архаизмов «не для писем» и отложена до личной встречи./ /Сентябрь, 1955/ Дорогой Хью. ….Не беспокойся: нет у тебя там дерзости (и поношения); ведь любой (как ты) вдумчивый и чуткий читатель – всегда немножко критик. Да и сам я, кажется, не нуждаюсь в сплошном (и чистом) фимиаме! Дело не в том, имел ли ты право так писать (в предпоследнем, конечно, письме, на которое я не ответил), просто мне горько, что теперь во имя искусства и «авторского видения» дозволено любое (чем хуже, тем лучше) надругательство над английским языком, но не «архаизмы». Собственно «напыщенность» — это бездарное злоупотребление («любителями старины») колоритных словечек, типа «тьфу», «фи», «дьявол», «ух ты» и т. п. Но настоящая архаичная фраза почти всегда четче современной и дает фору нынешнему вялому и пустоватому английскому наречию. Так что, неплохо понимая древний и «средний» английский, я невольно подпал под их обаяние; и, хотя знаю современный язык, думаю, пожалуй, не на нем. Впрочем, вернемся к примеру из «ужаснейшей» (для тебя) главы «Король Золотого Чертога» (книга 3). «Нет, Гэндальф, — молвил король. – Ты не знаешь, какой искусный целитель. Не будет этого. Я сам поскачу на битву и, коли суждено, паду в первых рядах. Тем слаще будут потом мои сны». Весьма, кстати, удачный пример модифицированного или улучшенного архаизма. Буквально король сказал бы: «Нет, не ведаешь ты, сколь славен целительский твой дар. Не быть по сему. Я сам поскачу в сечу и сложу голову…» – и т. д. Человек же современный выразился бы так. «Ни в коем случае, дорогой мой Г.! Вы сами не представляете себе, как изумительно пользуете чужие недуги. Этого не может быть никогда. Я всенепременно отправлюсь на войну, даже если не возвращусь живым», – а дальше? Теоден наверняка подумал бы и, быть может, даже произнес: «Тем слаще буду я спать»! Но сейчас так не думают и не говорят. Можно, конечно, написать: «Тем легче будет мне спаться в могиле» или «Лучше спать вечным сном, чем жить на коленях». Но это ложь, диссонанс между словом и чувством. Король, говорящий как мы с тобой, просто не может так мыслить, и (любое) поминание архаичного вечного замогильного сна будет нарочитым и куда более фальшивым, чем мой «допотопный» английский. Как слово Божье на устах отпетого подлеца. Или другой пример архаизации, причем не «оправданной», поскольку взята не из речи персонажей, а из авторского описания сцены, как гости вооружаются, – кажется, она особенно тебя удручила. Но подобной «героики» в нашей жизни, и, стало быть, языке больше нет. Так зачем ограничивать себя, сознательно отвергать богатства английского языка? С тем же успехом можно устаревшее сегодня оружие, шлемы, щиты и кольчуги заменить на современную амуницию и вооружение. «И шлемы тоже они выбирали» – также архаика. Некоторые (ошибочно) считают это «инверсией», поскольку в совр. англ. принято – «Они также выбирали шлемы» или «они выбирали также и шлемы» (или даже: «Помимо всего прочего, каждый из них подобрал себе по шлему и круглому щиту»). Но так же нельзя, и если совр. англ. более не ставит главное (самое яркое, живое или разумное) слово на наглядное первое место, без всяких «никчемных» (как говорят китайцы) вводных словечек, тем хуже для него. И чем скорее язык вновь обретет этот навык, тем лучше. Значит, кто-то должен подать пример. Мне очень жаль, что ты разделяешь величайшее заблуждение ХХ в.: будто любые «современные» словесные конструкции пер се {сами по себе} – невзирая на четкость, изящество (и благородство!) – почему-то лучше, чем старые, полузабытые, так что любая фраза без них (даже вопреки всему) – это ляпсус, гафф, промах, шокирующий и возмущающий читателей. Будь выше предрассудков! И (не сочти за занудство) научись, наконец, отличать фальшивку от подлинной древности – если не хочешь, конечно, чтобы тебя обвели вокруг пальца! /На этом черновик заканчивается./

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 12 марта 2020 г. 16:40 Именно финский язык побудил меня взяться за перо. Меня восхитила "Калевала", даже в слабом переводе Керби. Финского я толком не знал, читал со словарем, словно школьник Овидия; и все больше искал связи финского с "моим языком". Так что весь свод легенд, коий увенчала Трилогия, возник из попытки переписать "для себя" "Калевалу", особенно историю злосчастного Кулерво. Было это, как уже говорилось, во время "онор-модерейшн", из-за которого я чуть не лишился стипендии и не покинул колледж. То есть в 1912-13 гг. Сначала я писал классическим стихом. Однако первое законченное предание, "Падение Гондолина", очень похожее на нынешнее, написано в прозе во время отпуска по болезни в конце 1916 г.; у меня хватило нахальства зачитать его в Эссе-клубе Экзетер-Колледжа в 1918 году. /На самом деле, в 1920 г. "...В среду, 10 марта, в 8:15... мистер Д. Р. Р. Толкиен читал "Падение Гондолина". Повесть на редкость познавательная и поучительная. Толкиен развивает взгляды классиков романтизма: Уильяма Морриса, Джорджа Макдональда, де ла Мотта Фуке... Битва сил добра и зла, гонготлим и приспешников Мелько, описана ярко и четко..." Из протоколов клуба./ Я много писал в госпиталях в Первую Мировую войну. После войны я тоже много работал, но не печатался. "Хоббит" поначалу стоял особняком от легенд, но постепенно наполнялся их духом и менялся. Впридачу он был задуман как "детская повесть", но мне и моим детям явно не хватало здравого смысла, сказка впитала массу "глупостей", и получился Чосер, насвистывающий шлягер. Мне право жаль. Бедные умные детки. А начиналось все так: безумно усталый я корпел над школьными аттестатами, вечным кошмаром нищих многодетных профессоров, и вдруг — понятия не имею почему — написал на чистом листке: "В земле была нора, и в ней жил хоббит". На том дело стало, за несколько лет я разве что начертил карту Трора. Полностью "Хоббит" сложился лишь к началу тридцатых годов, но свет увидел вовсе не потому, что восхитил моих детей (хотя им и понравился). [Впрочем, кажется, не более, чем "Удивительная страна снергов" Эрнеста Бенна Уайк-Смита. Судя по дате (1927 г.), возможно, эта книга подсказала мне облик хоббитов, но и только!] Когда тогдашная настоятельница Черуэлл-Эдж заболела гриппом, я дал почитать ей рукопись, и сказка попала к бывшей студентке {монастырь Черуэлл-Эдж предоставлял жилье студенткам}, работавшей у "Аллена энд Анвина". Кажется, слово за мою книжку замолвил юный Райнер Анвин; коему мы обязаны теперь выходом всей Трилогии. "Хоббит" имел успех, и все ждали продолжения; однако "эльфийские легенды" не прошли. В них, писал рецензент, слишком много кельтского очарования, в таких дозах вредного англосаксу. Очень может быть. И кроме того, сам я привязался к хоббитам, которые ставили "высокую легенду" на твердую почву и были милее сердцу, чем простые "благородные герои": "nolo heroizari", безусловно, так же достойно героя, как "nolo episcopari" — епископа. {"Не хочу быть героем" и "не хочу быть епископом" соответственно. "В Средние века лучшим новым епископом считался человек, говорящий "nolo episcopari," — Толкиен.} Разумеется, я не демократ, но полагаю, что, говоря по-книжному, все мы равны пред Великим Автором, "qui deposuit potentes de sede et exaltavit humiles". /"Что низложил сильных с престолов и вознес смиренных"; цитата из "Магнификата"./ И еще я не собирался писать для детей. Я много думал о "волшебных сказках" и детях — читал об этом лекцию в Сент-Эндрюз, а потом написал эссе (вышло в сборнике ОЮП "Эссе в честь Чарльза Вильямса"; который сейчас достать, увы, невероятно трудно). Само нынешнее понятие "детской волшебной сказки" мне кажется надуманно и вредно и детям, и сказкам, и писал я новую историю отнюдь не для детей (всех возрастов). К тому же я рвался к объемным, "масштабным полотнам". Конечно, стоило немалых трудов увязать новую историю с "Хоббитом" и заново разобраться с легендами. Все пришлось переделать. "Властелин Колец" — лишь финальная часть эпопеи (примерно половина ее), которую я писал в 1936-1953 гг. (К сожалению, неопубликованной целиком.) /Естественно, речь идет лишь об одном из многих вариантов "Сильмариллиона"./ А языки! Думай я о себе и не пожалей будущих читателей, эльфийских слов в книге было несравнимо больше. Впрочем, и имеющиеся "кусочки" содержат две разные фонетики, грамматики и изрядный лексикон. Работы было много; а ведь я какой-никакой, но администратор и учитель, к тому же в 1945 г. перешел на другую кафедру (и выбросил старые лекции). При том в войну времени часто не хватало. В конце третьей книги я застрял на век. Четвертая писалась в 1944 г. и "главками" отсылалась сыну, который служил тогда в Африке. Последние две книги написаны в 1944-1948 гг. Тем не менее война почти не влияла на мою историю. Главная ее мысль отражена в одной из первых глав (книга I, глава 2). В зародыше она присутствует с самого начала, хотя в "Хоббите" я понятия не имел, кто такой Некромант (тогда — просто символ зла), и как он связан с Кольцом. Но в продолжении сказки кольцо тут же выходит на первый план. А в эпопее оно становится Кольцом, и сразу возникает Черный Властелин. И он не замедлил явиться у камина в Торбе-на-Круче, едва я взялся за перо. И книга пошла. Часто она меня поражала. Я был знаком с Томом Бомбадилом, но в Пригорье не бывал, а про Бродяжника знал не больше Фродо. Морийские копи я прежде видел только на карте; и Кветлориэн впервые посетил вместе с хранителями. Я слышал кое-что о державе Повелителей коней на рубежах древнего великого королевства, однако дом Эорла, гондорские наместники и лес Фангорн возникли словно сами собой. Хуже того, зловредный Саруман провел меня, и я, как и Фродо, дивилися 22 сентября, почему нет Гэндальфа. О палантирах я тоже ничего не ведал, но увидел камень Ортханка и сразу вспомнил "слова древнего гимна": "семь звезд, семь камней и белое древо". В моей голове крутятся странные стихи и названия, и не всегда я сам их понимаю. Понятия не имею, например, что за кошки были у королевы Берутиэль. /"Да он /Гэндальф/ легче отыщет путь домой, чем кошки королевы Берутиэль," — "Властелин Колец", книга II, глава 4)./ А вот о Горлуме я знал почти все, и о Сэме тоже; еще знал, что проход в Мордор охраняет Паучиха. В детстве меня ужалил тарантул; так что дарю версию всем желающим (если оные найдутся). Сам я, правда, ничего не помню и к паукам отношусь хорошо. Когда нахожу их в ванной, всегда отпускаю. Кажется, я и впрямь заболтался. От души надеюсь, что не утомил вас до смерти. Счастлив буду снова с вами свидеться. И уж тогда поговорим о вас и ваших историях. Как бы то ни было, ваше внимание очень меня поддерживает. С наилучшими пожеланиями искренне Ваш, Д. Р. Р. Т.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 12 марта 2020 г. 16:39 Письмо Толкиена номер 163 Еще одна история создания "Хоббита" и "Властелина Колец", более расширенная и известная. 163. У. Х. Одену /Одену, который писал о "Хранителях" в "Нью-Йорк таймс бук ревью" и "Энкаунтере", выслали гранки "Возвращения Государя". В апреле 1955 г. он задал вопросы по этой книге. Ответ Толкиена не найден (Оден не хранил письма). 3 июня в новом письме Оден сообщал, что в октябре расскажет о "Властелине Колец" на Би-би-си. Он спрашивал, нет ли у Толкиена каких-нибудь пожеланий, и просил несколько "маленьких человеческих черточек" из истории книги. Ответ Толкиена сохранился, так как письмо он напечатал под копирку и оставил копию./ 7 июля 1955 Сэндфилд-Роуд 76, Хадингтон, Оксфорд Дорогой Оден! Очень рад вашей весточке и счастлив, что не надоел вам. Увы, это письмо тоже длинновато; ну да все в вашей власти. Пишу на машинке, так что вы легко его разберете. Не знал, что я так знаменит. Трилогию /Толкиену не нравилось это слово, но здесь он цитирует Одена/ я сочинял для себя, из-за скудности (и резонерства) любимого вида литературы. Тяжкий труд и, как писал автор "Анкрен Вайс" в конце книги: "Бог свидетель, я лучше дойду до Рима пешком, чем вновь возьмусь за перо!" А вот другие его слова: "Читайте сию книгу понемногу каждый день; уповаю, она немало полезна; а иначе дурно потратил я все эти долгие часы" — повторить не берусь. Я не думал о пользе или удовольствии для других, хотя, конечно, ничто не делается только для себя. Однако же, если такой авторитет, как вы, говорит на Би-би-си о Трилогии и ее авторе, самый скромный (то бишь застенчивый) человек, который свой взгляд на времена и нравы облекает в одежды мифов и легенд, не может более считать ее личной собственностью и рассказывать о своих успехах — и неудачах — должен четко и ясно. "Властелин Колец" написан довольно давно, и теперь я смотрю как бы со стороны и смеюсь над всяческими "объяснениями"; даже собственными, ибо тогда об интеллектуальных концепциях не было и речи. [Например, онты возникли сами собой. Глава "Древень", начиная с первых его слов (стр. 66), проявилась разом, как будто я разбирал (едва-едва) чьи-то записи. И люблю я онтов именно за их независимость. Говорят, всему виной "подсознание"; возможно поэтому я, особенно когда "не шло", полагал, будто не сочиняю, а записываю (как могу) и жду, пока "не прояснится". Однако по размышлении сейчас мне кажется, что онты — плод филологии, литературы и жизни. Именем своим они обязаны англосакскому "илд онта гевеорг" /"древние твердыни титанов", цитата из древнеанглийской баллады "Скиталец"/ и каменным руинам. Их роль подсказали, видимо, мое детское горе и обида на Шекспира, когда его "Великий Бирнамский лес двинулся на высокий Дунсианский холм": я хотел, чтобы деревья бились по-настоящему. А еще в онтах есть толика личного опыта — разница между "мужским" и "женским" подходом к дикой природе, между бескорыстной любовью и благоустройством.] Если не считать злых наскоков, — как в "Нью стейтсмене" на т. 2, где нас обозвали "подростковыми" и "инфантилизмом" /"Я чуть не завопил... : "Взрослые всех возрастов! Объединяйтесь против инфантилизма!"... Мистера Одена всегда привлекали подростки и школьные классы. Отдельные места в "Ораторах" недалеко ушли от толкиеновской хоббитщины". М. Ричардсон, 18 декабря, 1954 г./, — толкования моей книги, даже неверные, вполне разумны. Кроме, конечно, "аллегорий" — произвольных и сиюминутных. Впрочем, кажется, любая история, чем "ближе к жизни", тем "аллегоричнее" в широком смысле слова; как каждый из нас — суть притча, со своим сюжетом и одеждами из времени, места, взглядов и круга общения. К счастью, читатели сочли "Властелин Колец" просто увлекательной историей; как и было задумано. А вот "о чем она?" — запросто, увы, не скажешь. На эстетические вопросы вообще не бывает простых ответов. Думаю, когда поймешь, что нравится в данном "эпизоде" (или "действии"), то разберешься и почему "нравится". А теперь, по мере сил, о "человеческих черточках" и как все начиналось, хотя корни эти уходят очень глубоко. Видимо, таков я уродился (и чуть-чуть научился). Я чувствую звуки и слова, словно цвет или музыку; люблю все живое и растущее и всерьез принимаю легенды (так сказать) северо-западные по духу и душе. Когда пишешь такую историю, обращаешься к корням; и уроженец Северо-запада сердцем и разумом узрит Безбрежное Море и корабли праотцов на Западе, бескрайние земли и полчища врагов на Востоке. И еще в сердце он будет помнить, даже если никогда не слышал, отголоски легенд о Людях из-за Моря. Я и сам подвержен "комплексу Атлантиды". Наверное, он достался мне от родителей, хотя они ушли слишком рано и не успели ничего объяснить. А от меня (полагаю) "комплекс" унаследовал мой сын /Майкл, средний сын Толкиена/, при чем я до недавних пор ничего не знал, а он не знает и сейчас. Мне снилось (и навсегда осталось в памяти), как Великая волна вздымается и крушит деревья и зеленые поля. (Этот сон я подарил Фарамиру.) Кажется, он перестал мне сниться, когда я написал "Падение Нуменора", последнюю легенду Первой и Второй эпох. По крови я родом из Западного Мидленда (его ранний диалект с первого слова стал мне близок), а "Северо-запад", как ни странно, мне и "дом родной", и "земля обетованная". Дело в том, что я родился в Блумфонтейне, и первое яркое детское чувство — ужасная, томящая жара. А первая картинка — Рождество под палящим солнцем, задернутыми шторами и жухлыми эвкалиптами. Боюсь, вам уже скучно, а я пишу и пишу, вопреки своей "скромности и застенчивости". Сложно остановиться, когда говоришь о себе. "Кое-чему научила" меня лингвистика. В школе короля Эдуарда я осваивал латынь и греческий; а также английский. (Но не литературу! Если не считать Шекспира, которого никогда не любил, поэзию я обычно читал, когда переводил на латынь, поэтому знал неплохо, но несколько сумбурно.) Так что я немного знал английский язык (и его историю) и англосакский (а еще готский, совершенно случайно, на факультативе, но благодаря ему не только открыл для себя научную и историческую филологию, но впервые осознал прелесть и глубину лингвистики, и оценил сам язык, вне его пользы и роли "носителя культуры"). И еще две-три черточки. Во-первых, меня сызмальства привлекали валлийские названия, даже на вагонах с углем и хотя в ответ на расспросы получал лишь скучные и непосильные для ребенка книги. В колледже я взялся за него всерьез — и обрел неиссякаемый источник наслаждения. Во-вторых, испанский: мой опекун был наполовину испанец, и я еще школьником брал его книги и с головой погружался в единственный восхищающий меня романский язык. (Это не просто эстетство: я чувствую красоту, скажем, итальянского и даже современного английского, который мне претит — но, скорее, тяга к "хлебу насущному".) Наконец, самым важным событием после готского стала находка в библиотеке Экзетер-Колледжа, где я зубрил "онор-модерейшнз", финской грамматики. Словно погреба с великолепным вином, которого в жизни не пробовал. Я просто опьянел; забросил "не сохранившийся в письменном виде" германский язык; а фонетика и структура всех (вымышленных) "моих языков" приобрела отчетливый финский акцент. Конечно, это было давно. Со временем лингвистические вкусы меняются, как и все на свете, или возвращаются вновь. Ныне мне по душе латынь и язык британских кельтов; а также отлично согласованный и развитый (пусть и простоватый) англосакский, а еще — древнеисландский с сопредельным, но чуждым финским. Вроде бы получается "романо-британский"? Со сравнительно новой, но мощной подпиткой из Скандинавии и Балтики. Кажется, любимые языки, с небольшой поправкой на образование, скажут о человеке побольше, чем группа крови. На том покоятся все мои истории, ведь языки и имена для меня самоценны. И мое творчество — быть может, лишь попытка дать им жизнь. Сначала появились языки, и только потом легенды. Свой первый рассказ я написал лет в семь. Он был о драконе. Моя матушка, прочитав, заметила, что следует говорить не "зеленый большой дракон", а "большой зеленый дракон". До сих пор не понимаю, почему. И больше ничего не помню. Видимо, в памяти осталось самое важное, ибо потом я много лет ничего не писал, но всегда увлекался языками.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 11 марта 2020 г. 17:09 П О Н Е Д Е Л Ь Н И К       1 (143) Абакан 7 июля 1997 А что мне Странники? Подумаешь, Странники! Я сам в некотором роде Странник... С.Попов Большой Всепланетный Информаторий Я все-таки попробую опубликовать здесь продолжение фидошного разговора о сборнике "Время учеников". SB: Владислав Гончаров (Uldor the Cursed) Есть и другой путь – по лезвию бритвы. Им пошел Вячеслав Рыбаков – автор нервный, талантливый, эмоциональный и настолько неплодовитый, что любая вышедшая его вещь будет в первую очередь воспринята как творение именно Рыбакова, а уже потом – как вариации на тему Стругацких. Впрочем, повесть "Трудно стать Богом" – отнюдь не римейк, а самое настоящее и прямое продолжение. Причем не только непосредственного сюжета повести "За миллиард лет до конца света", но и работы мысли, идей авторов и героев этой книги. Изменилась страна, изменилось её прошлое и будущее, но книга осталась той же – случай уникальный и практически невозможный. Кажется, местами Рыбакову удается-таки действительно встать вровень с Учителями – и по глубине идей, и по стилистике, и по самой атмосфере, создаваемой текстом. К сожалению, выдержать этот уровень до конца автору не удалось, финал все-таки оказался слишком неконкретен, слишком смазан и обще-расплывчат – впрочем, беда многих финалов у Рыбакова. Hо за взлет мысли, достигшей уровня самих Стругацких, здесь ему можно простить все. Неупомянутыми тут остались лишь два произведения данного сборника, самые небольшие по объему. Что касается рассказа Леонида Кудрявцева "И охотник...", то говорить о нем особо нечего – маленькая деталь, фрагмент, сюжетная сценка, дополняющая текст "Пикника на обочине". А "Полет над гнездом лягушки" Вадима Казакова художественным произведением, по большому счету, не является вовсе – это загримированное под псевдорецензию a'la Станислав Лем "люденовское" исследование на вечно животрепещущую тему о хронологии Мира Полудня в целом и о Странниках в частности. Впрочем, это не единственное отличие данного текста от всех предыдущих. Есть и другое – и на мой взгляд, гораздо более важное. Дело в том, что только под ним датой создания указан год 1993 – а не 1995-96, как у всех прочих. Иными словами, только эта вещь писалась не на заказ, а по собственному почину и желанию. Для души. Все же прочие – как это явствует из послесловия – были созданы лишь тогда, когда проект данного сборника был утрясен окончательно и стало ясно, что он действительно выйдет. "Hе продается вдохновение – но можно рукопись продать". Конечно, ничего особо зазорного в этом нет, литератор и даже писатель-фантаст – это в первую очередь профессия, а умение работать по заказу и притом качественно – первый признак профессионализма. Да только вот похоже, что между произведением, написанным на заказ и произведением, созданным по велению души, должна все же существовать некая разница. По крайней мере, известно, что те рукописи, которые не горят, относятся исключительно к последним. И не верится, что из множества любителей фантастики в целом и Стругацких в частности, литераторов и нет, не существует десятка-другого-третьего, у которых в дальнем ящике письменного стола не хранилась бы рукопись, созданная не на заказ, а просто так – из любви к миру и его людям, из восхищения перед тем Полднем, который когда-то осветил нам всем Дорогу. И я уверен, что многие из этих рукописей окажутся вовсе не лишены художественных достоинств и вполне пригодны к публикации. И именно поэтому, увидев, наконец, начало, я с надеждой буду ждать продолжения. NB: "Времена Учеников": Купил. Прочитал. Сижу, думаю. Вот. "Временная суета"

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 10 марта 2020 г. 16:23 Фэндом мертв — а мы уже нет…     ДВЕСТИ Д (C) В.Гончаров, 1995 Дискутировать о смерти фэндома можно упорно и продолжительно но, при всем разнообразии мнений на этот счет, ясно: того, что понималось под этим словом четыре или пять лет назад, уже не существует. Сейчас нельзя также отрицать или не замечать тот факт, что на месте старого фэндома и, частично, из того же самого материала, возникла совершенно новая структура, известная как толкинистика, Толкин-движение, или движение ролевых игр. Причем характерно, что в последнее время даже здесь отмечается тенденция использовать для характеристики своей тусовки термины "фэндом" или "J.R.R.T.-фэндом" (см. "Талисман" # 10). Hу, а когда подобную терминологию начинает использовать человек, имевший до самого последнего времени репутацию особо упертого и фанатичного толкиниста — данный факт поневоле заставляет задуматься… Hе касаясь — по крайней мере, здесь и сейчас — всего спектра причин подобной эволюции фэндома, обратим внимание лишь на один из ее аспектов. А именно, на факторы, создающие информационное поле интересующей нас среды. Или, проще говоря, на фэнзины. В те далекие и ставшие почти уже библейскими времена, когда клубы любителей фантастики еще только создавались и фэны от внутриклубного общения начинали переходить к общению с себе подобными за пределами своего клуба, подобные издания были для них чем-то вроде ефремовского Великого Кольца — пакет информации о себе, посылаемый за пределы своего обитаемого мира. Зачастую, даже без надежды на ответ в обозримом будущем. В лучшем случае с расчетом лишь на заочное общение. Hо затем появились конвенты — сначала "Аэлита", а вслед за ней и другие. Появились люди, лично побывавшие в "иных мирах" и привезшие оттуда самые свежие впечатления. Появилось некое информационное поле движения, объединяющее все его части и дающее возможность каждому фэну иметь более-менее полное представление о том, что происходит на другом конце системы. И тогда среди фэнзинов начали выделяться те, что с клубной информации переключились на информацию о среде — что, кто, где, с кем, когда, как и почем — став, таким образом, одним из основных факторов, создающих и поддерживающих вышеозначенную информационную среду. Собственно, благодаря ей фэндом и ощутил себя фэндомом в полном смысле этого слова — то есть движением, объединенным не только общими стремлениями и какой-то формальной структурой, но и сознанием причастности каждого из его членов ко всем остальным действиям данной тусовки. Фэнзины и фэнзинерство стали одним из тех китов, на которых до поры до времени покоился фэндом. Технически выпуск печатного издания в два-три десятка страниц и тиражом несколько десятков экземпляров был не очень сложным печатные машинки, а то и компьютеры (по крайней мере, по месту работы), были у довольно многих. С ксероксами для размножения особых проблем тоже не возникало — в те времена на них даже собрания сочинений Пикуля с Чейзом массовыми тиражами распечатывали. Однако вскоре вслед за перестройкой и демократизацией грянул хозрасчет — и выяснилось, что овес внезапно вздорожал, поскольку множительная техника неожиданно стала достаточно легким и эффективным способом зарабатывать деньги. Чем все ксероксовладельцы и занялись. Словом, халява накрылась медным тазом. Надежды на мелкие издательства, в развитии которых фэны тоже сыграли свою роль, не оправдались — с окончанием первой волны книгоиздательского бума неожиданно выяснилось, что массовый читатель хорошему переводу с умным послесловием и мягкой обложкой предпочитает дурной подстрочник без аннотации, но в глянцевом хардковере с обнаженной натурой и нумером тома в серии на корешке. А данная продукция оказалась под силу только крутым акулам постсоветского бизнеса, которым и фэндом, и его малотиражные и совершенно некоммерческие издания были, мягко выражаясь, до фени. В общем, "капыталызм", как говаривал Арнольд Шварценеггер… Hо вот новые времена прошли и настали еще более новые. Информатизация и компьютеризация из учреждений шагнула в дома. А количество ксероксов и иной множительной техники превысили пределы спроса на их услуги извне. То есть, проще говоря, возможность делать на них деньги постепенно сошла на нет — и вот вновь на свет божий явилась ее величество госпожа Халява. Результат ждать себя не заставил. Если на столе мерцает компьютер, а справа под рукой в ожидании застыл абсолютно свободный лазерник для макета и ксерокс для распечатки с него, то рука сама собой поневоле тянется к клавиатуре… Дело за малым — за информацией и за средой, которой оная информация будет интересна. А среде, как мы уже успели выяснить, интересна в первую очередь, информация о ней самой. Поэтому новые печатные издания должны появляться лишь там, где уже существует среда для их распространения. За примерами далеко ходить не надо. Помимо "Фэн-Гиль-Дона", о котором еще пару лет назад мало кто знал, на всесоюзную… простите, всеэсэнгешную арену уже вышли владивостокская "Третья Тема" и издающийся с конца 1993 года московский "Талисман". И это только издания, имеющие солидный объем, тираж в несколько сот экземпляров и насчитывающие уже десять и более выпусков. Что же касается прочих — то есть малообъемных, малотиражных или не внушающих надежд продвинуться дальше первого номера — то их количество тоже приближается к двузначной цифре: "АКМ" (Донецк), "PAL 1", "Q" и "Конец Эпохи" (Москва), "Морита" и "Последний хит" (Саратов), "Поиск Средиземья", "Черный Баклан" и "Фан-Эра" (Екатеринбург), "Четвертая Эпоха" (Новокузнецк). При этом вовсе не удивительно то обстоятельство, что почти все из упомянутых выше изданий — толкинистские. Гораздо удивительнее то, что они все еще именуют себя фэнзинами. Видимо, память о предшествующем поколении все-таки сохранилась. И, следовательно, предыдущая цивилизация погибла не бесследно, а оставив после себя какую-то память. Хотя бы в виде терминологии. Впрочем, вспомним еще раз, что фэнзины — не только порождение среды, но и способ ее самоорганизации. А так же и средство свободного распространения в ней информации, в том числе и аналитического характера, то есть позволяющей движению ощутить себя не только единым целым, но и контролировать собственную эволюцию. Однако, сейчас мы уже перешли к вопросам дальнейшего развития Толкин-движения, как естественного (или неестественного) продолжателя дела бывшего советского фэндома. А это, как уже указывалось выше, темой данной статьи не является. Поскольку тут требуется совсем уже особый разговор… Ульдор, бывший кольценосец, ныне малоизвестный литератор

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 9 марта 2020 г. 08:46 Из «СТРАЖ-ПТИЦЫ» № 40 ! несуСВЕТСКИЕ ХРОНИКИ   ! несуСВЕТСКИЕ ХРОНИКИ   !             УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И ЕЩЁ РАЗ УЧИТЬСЯ Верным заветам великого Ильича оказался А.КОРЖЕНЕВСКИЙ, который временно оставил высокооплачиваемую должность Главного Литагента Зарубежных Фантастов, бросил жену расхлёбываться с очередным тиражом, а сам уехал на семь месяцев в Штаты учиться на менеджера. А началось всё с обыкновенной заметки в газете, которая совершенно случайно попалась Коржику на глаза, и в которой объявлялся конкурс на право обучения в США. И тогда Шурик, подобно Юлию Цезарю. пришел, увидел, победил! И в настоящее время живёт и возможно учится в Гарварде, ездит на американские конвенты и в скором будущем станет Главным Литагентом ВСЕХ Зарубежных Фантастов. Да ещё с гарвардским дипломом!!!                   БОГАТЫЕ ТОЖЕ ПЛАЧУТ В отличие от А.Корженевского, Василий ГОЛОВАЧЕВ не следует мудрым советам вождя мирового пролетариата и не учится даже на своих собственных ошибках. Так весной этого года Один Из Самых Издаваемых Писателей разбил о дерево свой третий "Мерс". И, как и предыдущие, загнал на СТО, продал за полцены, а себе купил новую машину. Любишь кататься, имей СТО рублей!             ПТИЦА АРБИТМАН ОТЛИЧАЕТСЯ УМОМ И                    СООБРАЗИТЕЛЬНОСТЬЮ    Лев ГУРСКИЙ, конечно же, не столь популярен, как В.Головачев, но в последнее время также усиленно издаётся и переиздаётся. Как считают специалисты, в этом огромная заслуга его литагента Романа АРБИТМАНА, сумевшего провести очень грамотную рекламную кампанию.    Да, преподаватель Р.А. из Саратова уже не пишет в газеты и журналы, разоблачая "САМСЕБЯИЗДАТ" МГ. У него теперь совершенно другая задача — познакомить тысячи российских читателей с гениальными произведениями скромного американского писателя. И во многих газетах появились заметки и рецензии на книги Л.Гурского, о его романах спорили, их хвалили и называли откровенно графоманскими, даже выбрасывали в урну на глазах у миллионов телезрителей. Но лучше такая реклама, чем никакой, считает Роман Эмильевич. И результат налицо: редкий книжный развал обходится без книжки Гурского.    Повысилось благосостояние и у самого Романа Арбитмана. На последнем Интерпрессконе он был замечен в употреблении спиртного! Глядишь, скоро будет расхаживать на конвентах в малиновом пиджаке с золотыми пуговицами и с сотовым телефоном, дабы иметь возможность постоянно поддерживать связь с американским детективщиком или же стареньким доктором Кацем, чьи таланты он эксплуатирует.                       ЗАПОЗДАЛЫЙ СТРЕЛОК     В конце апреля было совершено покушение на депутата одесского совета Льва ВЕРШИНИНА. По слухам неизвестный выстрелил в грудь Льву Рэмовичу из обреза и скрылся. В настоящее время жизнь и здоровье Вершинина вне опасности.                       ВЕЧНАЯ ТЕМА     В Москве появилась водка "Колесник". Сам Колесник так пока и не объявлялся... ! НАГРАДЫ, ПРЕМИИ, ПРИЗЫ ! НАГРАДЫ, ПРЕМИИ, ПРИЗЫ !                       В Н И М А Н И Е!!!      новый приз в отечественной фантастике и фэндоме                     "ЧУГУННЫЙ ВСАДНИК"           Присуждается за самый крепкий лоб!!!    Беспристрастная комиссия под председательством мэтра Сергея ПАВЛОВА-младшего определила первого лауреата! Обладателем "ЧУГУННОГО ВСАДНИКА"-95 (изящная статуэтка, изображающая Ираклия Вахтангишвили верхом на Лёве Вершинине) стал фэн из города Москвы Терещенко, во время Фанкона в Одессе разбивший своей головой семисекционную чугунную батарею, которая дала солидную трещину и затопила весь этаж.    Надо сказать, у Терещенко был серьезный конкурент в борьбе за эту престижную награду. Это всем известный Шура Олексенко, испробовавший на Интерпрессконе прочность потолков. Увы, потолки оказались прочнее, чем его голова.    В 1996 году также наметился явный фаворит.    Надеемся, что справедливость восторжествует, и вторым лауреатом станет сам автор романа "ЧУГУННЫЙ ВСАДНИК" Миша УСПЕНСКИЙ, проломивший своей головой дубовый стол на ИНТЕРПРЕССКОНЕ. Результат, конечно похуже, чем у Терещенко, но тоже впечатляет. К большому нашему сожалению сошел с дистанции Алексей БЕЗУГЛЫЙ, пытавшийся в Разливе испробовать прочность лестницы в доме отдыха Министерства Обороны. На этот раз лестница оказалась сильнее. Но не думаем, что Алексей остановится и прекратит попытки обойти Успенского и заполучить ЧВ-96. Он настоящий спортсмен! И его результаты на лицо! До нас дошли слухи, что усиленно тренируется и Игорь Фёдоров, периодически сражаясь с земным притяжением. Думаем, на ближайших конвентах он ещё скажет своё слово... Фэны и писатели, участвуйте в борьбе за самую престижную и демократическую премию отечественного фэндома "ЧУГУННЫЙ ВСАДНИК"! ВСЕ НА СТАРТ!!! ПЕГАС НА ПАРНАС ! ПЕГАС НА ПАРНАС ! ПЕГАС НА ПАРНАС    В этой рубрике мы представляем юного поэта из Керчи Андрея ЦЕМЕНКО. Вот некоторые из его эпиграмм. Серия "ПИСАТЕЛИ".                  Лев ВЕРШИНИН          Бил унитаз, биде и Арбитмана.          Но успокаиваться рано!                  Андрей СТОЛЯРОВ          Пить бросил. Фэндом раздолбал.          Четвертый вал к рукам прибрал.          Два кирпича за год состряпал.          Перечитал. И запил.                  Андрей ЛАЗАРЧУК          Ему для турбо-реализма, по чести,          Главное — не отказал бы винчестер.                  Александр ТЮРИН          Да, Тюрин — это не балет.          Четыре сбоку — ваших нет.                  Юрий БРАЙДЕР и Николай ЧАДОВИЧ                       Почему менты всегда ходят парой?                       Один умеет читать, а другой — писать.                                      (Анекдот)          В славном дуэте, надо сказать,          Есть и забавный момент:          Говорят, что Брайдер умеет писать,          А Чадович — вообще не мент. Серия "НЕПИСАТЕЛИ".                  Роман АРБИТМАН          Писателем ни в жисть не станет он:          Он слишком для писателя умён.                  Владимир ВАСИЛЬЕВ          Писателем ни в жисть не станет Воха:          Уйдет в писатели — а без него так плохо!                  Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ          Писателем ни в жисть не станет А.Щербак -          Он не дурак!                  Игорь ФЁДОРОВ          Писателем бы стал, как кончился застой.          Вот только с буквы он не с той. И напоследок эпиграмма, написанная С.Павловым-мл.                   Андрей ЦЕМЕНКО          Писателем ни в жисть не станет А.Цеменко.          А станет: мы Цеменку — к стенке!!! По мнению редакции "Страж-птицы", очень удачная эпиграмма!       ! ВИРТУАЛЬНЫЙ ФЭНДОМ ! ВИРТУАЛЬНЫЙ ФЭНДОМ !                ПЕРВЫЙ ЗАКОН СПРИНСКОГО — SEXA    Вася Sex недавно сделал открытие: "Компьютер можно получить только двумя путями: либо купить, либо на халяву!" Ему удалось второе. Но не у всех же есть под боком знакомый депутат Лев Вершинин, раздаривающий компьютеры.          МАШИНА — ЭТО НЕ РОСКОШЬ, ТЕМ БОЛЕЕ ТАКАЯ    Александр Николаенко (он же Великий Медленный Король) также стал компьютерным фэном. Киевское сообщество установило у него экстишку, на которой когда-то работал сам Штерн. "У Великого Медленного Короля должна быть Великая Медленная Машина!" — так прокомментировал это событие Воха Васильев.                       МАНИЯ ВЕЛИЧИЯ    Великий Медленный Король, как-то сидя на квартире у Лайка и держа в руках две "мёртвые" мыши, вдруг задумчиво сказал: "Я — Мышинный Король!"                   КАК ПРОЙТИ В БИБЛИОТЕКУ?    Киевский писатель Владимир Савченко приобрёл на распродаже военной техники допотопный "Нейрон" (огромный чемодан цвета хаки!) всего за 60 баксов. У него уже был монитор от бэкашки, и теперь его очень мучает вопрос, который он задаёт знакомым фэнам: Как ему выйти в Internet?       МАЙДАННИКОВ ДЖОН: В ПОИСКАХ УТЕРЯННОГО МОДЕМА.    В отличие от многих других Джон Майданников сумел заработать даже на Интерпрессконе. Возвращаясь из Питера, многие заходили к нему на фирму и приобретали компьютеры и комплектующие к ним. По сведениям из достоверных источников (А.Николаенко) было продано 12 компьютеров.    Юлик Буркин опаздывал на самолёт, но машиной всё-таки решил обзавестись. На ходу написал, что именно ему нужно, отдал деньги и попросил компьютер переслать ему поездом. Получив долгожданный груз, он немало удивился, увидев не заказанный модем, и сразу же позвонил в Москву. Но его успокоили. Модем поставили по ошибке. Когда кинулись, уже было поздно. Стоимость модема вычли с виновного. Пользуйся, Юлик, на здоровье! Фирма "Джонсон и Джонсон" — это круто!

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 7 марта 2020 г. 17:32 Страж-Птица #40 ________________________________________                     клейпучка пьёт всё!!!                  С Т Р А Ж — П Т И Ц А # 40           % Сороковый образцово-показательный, %           % рабоче-крестьянский, лапидарно-пу- %           % блицистический, неподцензурный, не- %           % регулярный, непрофессиональный, не- %           % информационный, неподкупный, неза- %           % висимый бесплатный ежегодник по во- %           % просам ФАНТАСТИКИ, ФЭНОВ, ФЭНЗИНОВ %           % и ФЭНДОМА имени Императоров иллюзий %                          Долгая память хуже, чем сифилис,                          Особенно в узком кругу.                          Такой вакханалии воспоминаний                          Не пожелать и врагу.                               БГ "Электрический пёс"                           Право слово, зря вы это читаете.                               Д.Симмонс "Эндимион"                  СЕГОДНЯ НА СТРАЖЕ: Н.ГОРНОВ — главный редактор А.ДИДЕНКО — ответственный секретарь С.ПАВЛОВ-мл. — просто Серёга В.ШИНДЕРОВСКИЙ — черный доктор С.ГОНЧАРОВ — черный баклан А.СТЕГАЛИН — баклан, вылетевший поздно А.НИКОЛАЕНКО — герой Чада Е.ЛУКИН — Там, за Ахероном М.УСПЕНСКИЙ — Там, где нас нет Р.ЖЕЛЯЗНЫ — все Там будем ------------------------------------------------------ ------- Номер набран и смакетирован в августе 1996 года. НИКОЛАЕВ — ОМСК — НИКОЛАЕВ — ОМСК — НИКОЛАЕВ Адрес редакции прежний: 327008, г.Николаев, а/я 551 Редакция выражает благодарность за предоставленную информацию А.СИНИЦЫНУ, В.ВАСИЛЬЕВУ, А.НИКОЛАЕНКО, Ю.САВЧЕНКО. ------------------------------------------------------ -------- Факты, изложенные в присылаемых материалах и сообщаемой информации, не перепроверяются принципиально. Мнение редакции НИКОГДА (!) не совпадает с мнением авторов и издателей журнала "НИКОГДА"!!! ______________________________________________________ ________ с — "СТРАЖ-ПТИЦА" # 40, 1996                     Дамы и господа!    Вы будете смеяться, но "СТРАЖ-ПТИЦА" по-прежнему жива. И нас самих уже от этих периодических воскрешений пробирает нервное хихиканье. Но факт налицо: к очередному своему (уже седьмому!) юбилею вдруг неожиданно даже для нас самих вылупился очередной номер. Сороковый! Сдвоенный, как Двуглавый Юл. Мистика какая-то. Похоже, процесс уже идёт вне зависимости от желаний , либо нежеланий редакции. Как сказал известный поэт и прозаик С.ПАВЛОВ-младший: "Если в небе появляется страж-птица, значит это кому-нибудь нужно?.." Вот только нужно ли... И кому?                                        Редакция ОРДЕР НА УБИЙСТВО ! ОРДЕР НА УБИЙСТВО ! ОРДЕР НА УБИЙСТВО                   У НАС БЫЛА ВЕЛИКАЯ ЭПОХА                       (концептуарий) Рожденное в муках умирает долго, неэстетично и успевает всех оповестить о своей кончине. Фэндом родился легко, почти играючи. Собрались вместе два-три эрудита, списались с двумя-тремя из Саратова и решили - давайте, мы будем не только викторину "Следопыта" отгадывать, а ещё и называться как-то красиво. Кто-то предложил название из трех букв. Красиво, ёмко и символично! На ракету похоже, к тому же, и вообще... Так родилось движение кЛф. Волны второй и последней. Согласно тезису, который смотрите выше, случилось то, о чем и пойдёт речь ниже. Да простят меня будущие историки и нынешние дотошные любители, я буду излагать свои мысли в большей степени конспективно и в меньшей степени конструктивно, т.е., утрируя (дабы поразвлечь и придать сей статье некую живость на потребу невзыскательного моего читателя). О чём я? Ах, да... Собрались, значит, эти эрудиты вместе, наслаждаются роскошью человеческого общения. И набралось их не меньше 20-30 на миллионный городок. Глаза у всех горят, руки чешутся, языки заплетаются... В общем, если дым, то столбом, если спор, то до хрипа. Надо сказать вопрос о чистоте кадров тогда остро не стоял и попадалось всякой твари по паре — от "тарелочников" до хиромантов с астрологами, а уж преферансистов можно было отстреливать не целясь. Это вносило не только определенный оживляж, но и большой элемент нестабильности. А потом грянула Перестройка и затопила тихую гавань бурным информационным потоком. Пожалуй, это период, который оставил самый глубокий след в сердце любого фэна. Это период комсомольской романтики, днепрогэсов, магниток и небывалого энтузиазма. Наш миниатюрный социум не мог остаться в стороне, а даже норовил забежать на шаг вперёд. Движение КЛФ с лёгкой руки Черткова & К переименовали в фэндом и поставили на уши. Каждые пять минут фэндом рожал Великих. Гениальные писатели, гениальные редакторы, издатели и журналисты являлись миру целыми обоймами. Любой мало-мальски активный фэн сразу становился выдающимся в только что придуманной им сфере деятельности. Сверхновыми вспыхнули фэнзинеры. Бомбовые удары по переписке сменились реальными потасовками на конвенциях. К 90-му году патриархальная (я бы сказал, библиотечная) страна любителей почитать и потрепаться за кружкой пива и рюмкой кофе превратилась в изрытую воронками Палестину. Вседозволенность породила иллюзию безграничных возможностей. Попались почти все. "Белые воротнички", составляющие подавляющее большинство фэндома, смело перечеркивали тёмное прошлое и стайкой потянулись из прокуренных "контор" в светлое будущее.Они и термин даже придумали — ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ФЭН. В смысле, который без образования, но профессионал. Причем широкого профиля. Два направления деятельности выделились почти сразу в качестве самых уважаемых и престижных. Это издательский (книжно-журнальная) бизнес и организация конвентов. Естественно, 95 % новоявленных профессионалов подались туда. Что касается конвенций, то тут, на мой взгляд, дело пошло. Благо имелся какой-никакой комсомольский опыт. И конвенты, слава Богу, живы поэтому, правда до сих пор несут на себе ощутимый отпечаток комсомольских слётов и конференций, с обязательным президиумом, "генералом" и т.д. А вот роль фэндома в книгоиздании тема более длинная и запутанная. К сожалению тотальный книжный дефицит наложил большой отпечаток на наше общество вообще и фэндом в частности. Книга, как таковая была предметом не потребления, а культа, и одним своим видом приводила в трепет. Естественно, основная масса дилетантов бросилась на амбразуру книжного дефицита. Под лозунгом "книг никогда не бывает много!" они устроили такой "дранг", что "остен" непроизвольно содрогнулся. До сих пор большинство читающего населения шарахаются от всего, что имеет какое-либо отношение к НФ. Однако, было весело. Фэндом хоть и шарахало из стороны в сторону, но он жил. И в общей суматохе находилось место и для "профи". Кто-то "обувал" достаточно узкий круг коллег (организаторы конов), кто-то голодные читательские массы, но факт налицо — с деньгами пациенты расставались добровольно и даже благодарили. Девяносто второй год грянул неожиданно. По инерции ещё что-то катилось, ещё Совет КЛФ Украины устраивал ночные катания на катерах, но в воздухе явно запахло серой. Фэн # 1 Е.Гайдар (не путать с Б.Завгородним) собрался с духом (не путать с С.Боровиковым) и поставил жирную каллиграфическую точку на всех наших шараханьях. Фэйсом об тэйбл! Каково?! Что уж говорить об украинских фэнах, которых приравняли к румынским, но и в России-то начались несладкие времена. В конце 93-го фантастику просто перестали покупать. Ну пусть бы предупредили за полгодика, а то просто перестали и всё. Срубили нашу ёлочку под самый корешок. Кто похитрее, срочно переквалифицировался в управдомы. Карфаген был разрушен. Правда, два-три десятка закаленных бойцов, сосредоточенных ныне в двух столицах, поддерживают слабый огонек в камине и даже стучат периодически в рельсу, бережно храня традиции и Большую Круглую Печать. Но боюсь, что эту резервацию даже с большой натяжкой нельзя назвать фэндомом. Фэндома нет. Скажу больше, в том виде, который казался нам единственно возможным, он и не мог существовать. Это Утопия. Город Солнца. Бред, порожденный миазмами Марксизма-Ленинизма (Ираклий, генацвале, это мой тебе привет!) Осталось выяснить (для себя в первую очередь), почему же фэндом живёт в некоторых других странах, а в Штатах, к примеру, очень даже бодр и весел? Вопрос, конечно, интересный... Мне кажется, что советский фэндом просуществовал столь короткий период, что не успел даже толком сформироваться. И с американским фэндомом его роднило разве что наше больное воображение. Даже ни разу не побывав в Чикаго, нетрудно догадаться, что американский фэндом — суть явление коммерческое. Фэны же, в своей основной массе (процентов 95), стадо ленивых, ожиревших и вялых индивидуумов, оживляющихся только на регулярных конвентах в обществе себе подобных слабо адаптированных в социуме особей мужского (преимущественно) пола. Энергичные и предприимчивые люди принадлежат, как правило, к противоположному лагерю - пастухам. Это их бизнес. К слову, вполне нормальный и прибыльный. Фэна они любят и лелеют, как единственный источник существования. И фэндому они пропасть не дадут. В общем, деньги — товар — деньги штрих. При определенных условиях (скорее внешних) российский фэндом вновь может воспрять. Главное условие — его кредитоспособность. Думаю, лет через 10, может чуть раньше, если не помешают "новые красные", наш фэндом станет не менее масштабным, чем американский. (Если кто сомневается, вспомните, какими нарастающими темпами идёт компьютеризация). Ростки видны уже сейчас, и весьма бурные. Кривая роста предпринимательской активности асимптотически приближается к координатной оси читателей/потребителей НФ-продукции. Мелкие клерки, приказчики из магазинов готового платья, банковские операционистки и прочий контингент с небольшим, но стабильным доходом опять начнут искать острых ощущений в книжках с глянцевыми чудовищами и мускулистыми язычниками. Им будет скучно, братцы. Реальная жизнь победившего капитализма станет не менее скучной, чем во времена сбора металлолома и писем протеста в защиту борцов за свободу Южной Африки. Правда, цениться в этом фэндоме будет не острое перо критиков-эквилибристов, а скорее добрый булатный клинок и титановая кольчуга. Это я на ролевиков намекаю. Как бы я не относился скептически к этим милым забавам, но не признать их легитимности не могу. Это видимо те самые ростки нового фэндома, который крепнет прямо на глазах. Они кстати даже именуют себя по-прежнему — фэндомом! Правда, пока это слово почти не значимое в этой среде, просто архетип, привет из палеозоя, но оно постепенно приобретает прежний вес. Грустно лишь, что культурный слой фэнства затоптан маленькими хоббитами, с восторгом неофитов осваивающими новое пространство. Да, профессиональное фэнство скатилось в бытовой алкоголизм, не удержав в трясущихся руках даже фэнзинов, а на окраинах Великой Империи фэны целыми деревнями уходят под знамена ролевиков, но и наглость должна иметь какие-то рамки. А то читаю как-то уважаемый журнал "200", где крупный фэн (из нынешних) витиевато рассуждает о путях фэндома, и с удивлением узнаю, что фэндом пошел чуть ли не от "Фэн-гиль-дона". Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Вообще-то старое фэнство предпочитает не замечать неофитов. Как-будто их нет вообще. Но есть и прецеденты. Вадик Казаков, к примеру, активно присматривается к ролевикам и даже пытается вроде бы влиться в струю. Не советую, Вадим, мнэ-э... сожрут! Хотя... Нет, вы только представьте картинку - на крутом берегу Волги, где-то под Саратовом, бьются на мечах два аксакала (Казаков и Арбитман), два легендарных витязя, старые боевые слоны армии Ганнибала. С улыбками дегенератов и счастливыми лицами они утробно хэкают, опуская на голову оппонента любовно вырезанный деревянный клинок под свист и улюлюканье мохноногих хоббитов. Вот где скажутся Арбитману бессонные ночи за письменным столом, черный кофе и манкирование физической подготовкой в Университете. Вот такая вот критика маслом на холсте. В общем, я бы ещё чего-нибудь рассказал. О взаимной неприязни писателей и фэнов, например. Появилась такая тенденция за последние пару лет. Но это, видимо, в другой раз, в другом номере, в другой жизни. За сим откланиваюсь.      Искренне Ваш, Н.Горнов.      Омск-Сибирь-Россия. Hi Black Trinitron.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 6 марта 2020 г. 17:43 Анкета необъяснённого явления А. и Б. Стругацкие в восприятии фэнов и писателей Вопросы анкеты 1. Когда Вы впервые познакомились с творчеством братьев Стругацких? 2. Какие произведения Стругацких Вы считаете лучшими? 3. Считаете ли Вы кого-либо во все времена более сильными фантастами? Кого именно? 4. Перечитываете ли Вы книги Стругацких? 5. Повлияло ли творчество Стругацких на Вашу жизнь? В чём это выразилось? 6. Как Вы думаете, будут ли читать книги Стругацких через 100 лет? 7. Как Вы относитесь к мнению, выраженному в «Фантастике-87»: «В самом же творчестве писателей Стругацких в последнее время всё заметнее стали разрушительные, нигилистические тенденции. Это относится к «Хищным вещам века», «Трудно быть богом», «Жук в муравейнике», «Гадкие лебеди». Критик В.Бондаренко («Наш современник», 1985, № 12), обратившись к повести Стругацких «Жук в муравейнике», с горечью писал: «Заметно стало, как сегодня наше «элитарное, авангардное искусство» смыкается с «массовой культурой» самого низшего сорта. Бывшие «прогрессисты» пропагандируют пошлость, зарабатывая дешёвую славу и популярность». 8. Какие имена, выражения из книг Стругацких стали для вас нарицательными? 9. Считаете ли Вы, что произведения Стругацких следует понимать буквально, или же относиться к ним метафорически, как повествующим в равной мере и о будущем, и о нашем времени? 10. К какому из двух мнений Стругацких Вы бы присоединились: а) вертикальный прогресс в галактических масштабах; б) главное всегда остаётся на Земле? 11. Как Вы относитесь к миссии Прогрессоров и проблеме вмешательства в развитие других цивилизаций? 12. Что для Вас олицетворяет Управление и Лес в «Улитке на склоне» (уточните, знакомы ли Вы с мнением самих Стругацких об этом)? 13. Как Вы относитесь к фильму А.Тарковского «Сталкер»? Эрик Симон (Erik Simon, Дрезден) 1. В 1961 г. «Страна багровых туч» и «Спонтанный рефлекс» на меня произвели не большее впечатление, чем прочая НФ, которую тогда читал. Потом читал уже с большим интересом английское издание «Далёкой Радуги», но по-настоящему я открыл Стругацких в конце 60-х, когда прочитал (уже по-русски) шесть их повестей («Трудно быть богом», «Понедельник начитается в субботу», «Попытка к бегству», «Хищные вещи века», «Стажёры», «Второе нашествие марсиан»). 2. «Трудно быть богом», «Пикник на обочине», «Лес» (то есть эта половина «Улитки на склоне»), «Гадкие лебеди» («Время дождя»), «О странствующих и путешествующих», «Подробности жизни Никиты Воронцова». («Град обреченный» ещё не знаю). 3. Сравнивать творчество настоящих мастеров по качеству невозможно, они слишком индивидуальны. Не обязательно лучшим, но более значимым, чем Лем и Стругацкие, считаю раннего Уэллса, его произведения конца прошлого и начала нашего столетия. 4. Перечитываю, но, как правило, не целые книги, а отдельные части, главы, сцены. 5. Повлияло самым прямым образом, ибо я – профессиональный литератор и работаю большей частью в области фантастики. В том, что я стал поклонником фантастики, – вина (или заслуга) произведений, к большинству из которых сегодня я отношусь с меньшим энтузиазмом, но то, что я и теперь – взрослый и более требовательный в интеллектуальном и эстетическом отношении человек – дело таких писателей, как Лем и Стругацкие. 6. Да. 7. Отношусь с полным недоумением как к содержанию этих высказываний (к сожалению, знаю только общее осуждение в «Фантастике-87», но не аргументы Бондаренко), так и к их мотивам. Вот если бы я решил подвергать «творчество Стругацких в последнее время» (причём «последнее время» начинается в середине 60-х гг., когда вышли «Трудно быть богом» и «Хищные вещи века») принципиальной критике, то я бы ни за что бы не жаловался на той же странице на критику по другому предмету, с которой эти Стругацкие выступили против меня; это же элементарно. И независимо от того, кто прав в этом споре, – место таким выступлениям в периодике, но вряд ли в альманахе-ежегоднике. 8. Этот вопрос либо не понимаю, либо он – не по существу. 9. Ни Лем, ни Стругацкие, ни какой-нибудь другой писатель-фантаст не пишут в буквальном смысле о будущем, и даже не «в равной мере и о будущем, и о нашем времени». Вся литература о настоящем, в том числе и фантастика или, например, исторический роман. Это не значит, что все произведения, действие которых происходит в литературном образе будущего – только иносказания или притчи. И Лем, и Стругацкие пишут о тех компонентах будущего, которые внутри настоящего уже существуют. Это не реальное будущее, а наши настоящие представления о нём. Всё дело в том, что фантастика говорит не только о настоящем состоянии действительности, но и о её – настоящих же! – тенденциях и импульсах. Будущее фантастики – не место, а направление. То, в которое движемся, или то, в которое следовало бы повернуть, или то, куда идти не надо. Или же будущее фантастики олицетворяет некоторые общие вопросы, которые свойственны многим временам, или даже всем эпохам, пока живут люди. Каким будет на самом деле облик XXII-го, XXIII-го веков – сказать просто невозможно. Даже тех вариантов, до которых можно додуматься сегодня, слишком много, и слишком они разные; исторический опыт же показывает, что некоторые существенные аспекты вообще невозможно предугадать. Вот, по всей видимости, не будет такого, как у Стругацких, широкого космического фона. Но может быть, будет что-то ещё более фантастическое… 10. «Вертикальный прогресс в галактических масштабах», очевидно, мнение Комова и других персонажей в мире Полдня, но вряд ли он авторов, тем более что об этой теории из книг Стругацких не так уж много можно узнать. А что главное – на Земле, об этом говорится во многих произведениях Стругацких, не только в ранних («Стажёры», «Полдень», «Хищные вещи века»), но и в последних, ибо не считаю случайностью, что в повестях «Жук в муравейнике» и «Волны гасят ветер» основное действие ЦИК 7ла о мире Полдня возвратилось туда, где началось, – на Землю. Да и в большинстве других произведений Стругацких (как и вообще часто в фантастике) Космос либо метафора Неизвестного и Чужого, либо далёкие планеты и инопланетяне – явный символ-отражение Земли и человечества. Так что главное – на Земле; так, по-моему, считают и Стругацкие. Только вот слово «всегда» тут лишнее, приносит оно в дело какой-то метафизический пафос: очень уж долгое это время – «всегда». Главное на Земле сегодня, завтра и в том обозримом, доступном нашим мыслям будущем, которое строим, за которое боремся и в которое идём. 11. Во-первых, болезненное отношение человечества к своему прошлому (об этом заговорят прямо в повестях «Трудно быть богом», «Жук в муравейнике», «Волны гасят ветер»), которое всё ещё в нас и всегда (ну да – очень долго…) в нас будет. Во-вторых, это и есть, более конкретно, и комментарии к вопросу о праве, долге, необходимости, недопустимости и/или опасностях вполне реального политического вмешательства во «внутренние дела» других народов в наше время. Вот заговорили – и не только наши враги – о «региональном империализме» вьетнамцев после их вторжения в Кампучию, «незаконного» по кодексу международного права – и помешавшему совершить своё дело Пол Поту, успевшему до этого истребить за пару лет около четверти собственного же народа. Грязное дело это Прогрессорство, но вот если бы этого Пол Пота убрал (не обязательно же – физически) чей-то умелый Прогрессор… 12. Дать на этот вопрос мало-мальски содержательный ответ – значило бы исписать десяток или больше страниц. Ведь и Лес, и Управление имеют свои метафорические значения на многих разных уровнях обобщения. Управление, между прочим, и сатирический образ определённого состояния общества, в Лесе можно увидеть разные аспекты изменённой людьми природы. При весьма высоком уровне обобщения и Лес, и Управление могут олицетворять мироздание, развивающееся по своим законам, и не всегда – по нашим желаниям. Эта тема – человек и/или человечество перед лицом двуликого прогресса – ведь и в центре многих других произведений Стругацких. Трактовку самих авторов я, кажется, знаю, но это только одно равноправное мнение среди других, ибо по-настоящему хорошее произведение всегда содержит больше, чем авторы в него сознательно вложили. После написания произведение принадлежит уже не столько автору, сколько читателям, автор – просто один из знатоков этого произведения. 13. Как «экранизации» произведений Лема и Стругацких оба фильма мне нравятся меньше, чем литературные прообразы. Но, разумеется, это как раз не «экранизации», а самостоятельные произведения режиссёра; «Солярис» Лема и «Солярис» Тарковского – совсем разные вещи. Оба фильма – шедевры мирового киноискусства и произвели на меня сильное впечатление, несмотря на то, что вообще-то я не люблю произведения, в центре которых, как в «Сталкере», бесконечные внутренние терзания душа «по Достоевскому» или «по Бергману». Берлин, 16 марта 1989 г. Понедельник. – 1990. – 28 августа (№ 6–5).

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 5 марта 2020 г. 16:50 Письмо Толкиена номер 155 Оставшаяся половина (то есть отрывок из черновика) письма Толкиена Наоми Митчисон. 155. Наоми Митчисон 25 сентября 1954 /Отрывок из черновика письма/ Боюсь, я совсем запутался в "магии", особенно в буквальном ее смысле; впрочем, Галадриэль и К порицают за это всех "смертных", и, значит, я не одинок. Вопрос это важный и сложный; и вряд ли историю о всяческих, как вы правильно отметили, мотивах (выборах, намерениях, целях, искушениях) стоило им обременять! Также не буду спорить, имеет ли (какая бы то ни было) "магия" право на существование. Но в моей истории, кажется, есть и магия, и так называемая гоэтейея. /"Оксфордский словарь" определяет это греческое слово как "чародейство или магия, творимые посредством заклинаний злых духов; некромантии"./ Галадриэль говорит об "ужасных иллюзиях Врага". Верно, однако обычно магия (как таковая) считается благой, а гоэтейя — дурной. Здесь же все хорошо или плохо не само по себе, а смотря по мотивам, целям, намерениями. Обе стороны пользуются волшебством, но по-разному. Хуже всего (как, по крайней мере, утверждает эта книга) лишение "свободной" воли. Конечно, Враг не только лжет и лукавит с помощью гоэтейи, но и "магией" меняет физический мир. Его магия ломает и крушит, а гоэтейя страшит и лишает воли. Эльфы же и Гэндальф пользуются (весьма скромно) магией (к примеру, чтобы зажечь сырой хворост) только для простых и добрых дел. А "гоэтейя" стала у них искусством и, разумеется, никого не смущает и не пугает (кроме, быть может, простаков-людей), ведь эльфы в ней отлично разбираются, как, скажем, мы отличаем литературу, живопись или скульптуру от "жизни". Но часто все обходятся "привычными" средствами. Враг (и ему подобные) лжет и убивает при помощи "техники"; как пристало (и подобает) "чародеям", жаждущим власти. Главное в магии (если отвлечься от ее неведомой сути) простота: получается все, сразу, без труда и (почти) как пожелаешь. Но она всегда обманчива, и, в любом случае, с помощью рабов или машин (часто это практически одно и то же) можно почти так же быстро срыть горы, свести леса или построить пирамиды. Здесь важно именно наличие морали: зачастую тирану по нраву лишь крушить, ломать и осквернять. Несомненно, плохи не сами новые совершенные мельницы бедняги Лото; а то, что с ними сделали Шакрич и Гнилоуст. Также "магия" в моей истории "непознаваема" и неповторима; она — врожденная, люди ею не владеют и не обретают. "Дар исцеления" у Арагорна, возможно, "магический", или, скорее всего, сочетание магии, медицины и "гипноза". Но об этом (по идее) рассказывают хоббиты, несведущие в науке и философии, к тому же А. — не просто "человек", но "дальний потомок Лучиэни". /Сбоку подписано:/ "Но нуменорцы использовали "чары" при ковке мечей?"

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 5 марта 2020 г. 16:49 Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / Письмо Толкиена номер 154 Второе письмо Толкиена Наоми Митчисон (вскоре после выхода в света первого тома "Властелина Колец"). 154. Наоми Митчисон 25 сентября 1954 Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд Дорогая миссис Митчисон! Весь в делах, заботах, болезнях и разъездах, я на целый месяц забыл о вашем любезном послании, канувшем в ворохе экзаменационных работ, гранок и заметок к "Властелину...". Вы, как всегда, добры и великодушны; весьма вам обязан за честную и глубокую рецензию. /"Это исключительная, пугащая и прекрасная книга". (Из рецензии Наоми Митчисон на роман Толкиена "Хранители", "Нью стейтмен", 18 сентября 1954 г.)/ Кажется, лишь вы не только приняли мою книгу всерьез (и соответственно хвалите или ругаете), но и особо, как важную ее часть, отметили миротворчество, дело сложнейшее даже для лучших умов. К примеру, я намеренно (в отличие от археологии и рилена /быта/) почти забыл об экономике: одежде, сельском хозяйстве, металлургии, гончарном деле, архитектуре... Не говоря уже о музыке и ее инструментах. Не то чтобы я не терпел экономику или совсем в ней не смыслил; просто, кажется, она "самая обычная". В принципе у людей, хоббитов и гномов /во всем письме слово "гномы" пишется правильно: "dwarfs"/ ее легко себе представить: у Гондора много "городских земель", изобильных феодов с хорошей водой и дорогами и развиты всевозможные (почти не упомянутые) ремесла. Обилие рек, близость моря и гор, мягкий климат обеспечивают плодородие землям хоббитов, к тому же неплохо обихоженным для новых поселенцев (которые, без сомнения, легко усвоили нехитрые премудрости). Жителям Хоббитании металл не нужен, но гномы Лунных гор (как указано в ранних легендах) — торговцы: очевидно, именно поэтому (или поэтому тоже) их часто там видят. Современные же детали (к примеру, зонтики), это, наверное, и даже наверняка, ошибка, как и нелепые хоббитские имена, впрочем, намеренная "англизация" отчетливо выделяет хоббитов из всех персонажей. Вряд ли древний патриархальный человек может быть мирным и при том отважным и стойким "в час нужды". [Хоббиты, в отличие от людей, не жестоки, не любят "кровавых забав", а их чувств к "диким тварям" — увы! — почти не разделяют современные родичи.] Мой опыт двух войн тому залогом. Но Хоббитания — не Утопия, а хоббиты — не идеальные существа. Ни, как и все в этом мире, — просто преходящая случайность (как эльфы указывают Фродо). Я — не реформатор и не "бальзамировщик"! Все властители-"реформаторы" по-моему, в чем-то саруманы. Но и "бальзамирование" небезопасно. Кое-кто счел мою книгу примитивной: дескать, типичнейшая борьба Добра со Злом, сплошные герои и злодеи. Пожалуй, так могло показаться (хотя Боромира они таки проглядели), если пролистать первую часть и не знать о неизданных эльфийских хрониках. Но эльфы не всегда благи и правы. И дело даже не в контактах с Сауроном; так или иначе, они "бальзамировщики". Любители съесть пирог дважды: и жить со смертными в историческом Средиземье, которое эльфы искренне любили (но и были его высшей кастой), и остановить перемены, прекратить развитие, уничтожить историю и сделать из мира ухоженный или даже дикий садик ради "простора для творчества", — потому они печальны и жалеют об ушедших днях. Гондорцы — угасающие и "молящиеся" на свои гробницы — во многом на них похожи. К тому же моя история (в том числе) военная, и неудивительно, что ее персонажи оказались на той или иной стороне. Впрочем, и здесь все не так просто: ведь есть Саруман, Денетор и Боромир; и среди орков раздоры и предательства. Действие собственно истории происходит на обычной круглой Земле. Однако в ходе "легендариума" плоский мир (или, быть может, ограниченная полностью "ойкумена") становится сферой: это, полагаю, неизбежно для современного "мифотворца", который вскормлен древними мифами, питает их "иллюзии", но с младенчества постиг, что Земля круглая. "Астрономия" столь глубоко во мне сидит, что вряд ли я придумаю или опишу плоский мир, в отличие, впрочем, от мира, где Солнце вращается вокруг Земли (хотя бы как безрассудной фантазии). Предшествует этой истории и разъясняет отношения людей и эльфов миф о Низвержении Нуменора: мой вариант легенды об Атлантиде. Она очень мне дорога, — неважно, с дозволения Сора и прочих, была эта земля или нет — и я не мог не представить свою версию мифа. Повесть о Низвержении уже закончена и, возможно, вам понравится. Пока напишу лишь, что когда-то за грозными морями на запад от Средиземья был настоящий эльфийский рай: Эрессэа и Валинор, обитель Валар (Стихий, Владык Запада) [точнее, все же богов], обычные земли, куда плыли на кораблях. Но после бунта нуменорцев, Высоких Людей, что жили западнее всех смертных и в безумной гордыне напали на райские земли, Нуменор погиб, а Эрессэа и Валинор стали недосягаемы; путь к ним вел — смертных — по кругу назад. Немногие "верные" во главе с Элендилом и его сыновьями не жаждали власти и бессмертия; при гибели Нуменора они спаслись и, унесенные великой бурей, были выброшены на западном берегу Средиземья. Но и им, как смертным, нет пути назад, и осталась лишь щемящая тоска. Но эльдар (Высокие эльфам; другим роды давным-давно решились и бесповоротно отреклись от рая) за тяготы войны с изначальным Темным Властелином всегда, если пожелают, могут уплыть из Средиземья к Эрессэа, за Море, на Истинный Запад (по Прямому Пути), — и без возврата уйти из истории и времени. Полуэльфы, как Элронд и Арвен, вправе — раз и навсегда — определить свой род и судьбу. Потому столь горько их расставание. Однако, очевидно, у этих правил (как и у всего на свете, не так ли?) есть отдельные исключения или компромиссы, и "смертные" за особые заслуги тоже могут уплыть в Эльфийский дом. Например, хоббиты Фродо (благодаря дару Арвен), Бильбо, и скорее всего Сэм (как предрекал Фродо); и единственный гном — Гимли, друг Леголаса и "рыцарь" Галадриэли. Я думаю, хотя в истории этого нет, что смертным, не вечным по "природе", дарована лишь временная награда: исцеление и воздаяние за невзгоды. Но жить вечно или вернуться на смертную землю они не могут и рано или поздно "умирают" — по доброй воле покидают мир. ("Возвращение Артура" здесь не просто невозможно, но немыслимо.) К сожалению, о заливе Форохел /упомянутом в рецензии Наоми Митчисон/ в (этой) книге тоже почти нет речи. "По-эльфийски" он значит "Северный лед"; это остаток старых северных земель, державы изначального Темного Властелина. Легенда гласит, что именно отсюда разбитый Арведуи, последний король Арнора, пытался спастись на корабле, но погиб во льдах; и с ним сгинул последний палантир Северного Королевства. Кажется, письмо вышло длинновато и, быть может, претенциозно; надеюсь, по вашей доброте и общим интересам, вы меня простите. Вскоре после нашей столь же приятной, сколь и нежданной, встречи я переписал хронологию Второй и Третьей эпох – только факты, без подробностей. Хотите? К сожалению, как выяснилось по возвращении рукописи, статья "про языки" оказалась неправлена, со множеством лишних слов и фраз, местами еле читается. Кстати, возможно, грядет второе издание "Хранителей". Впрочем, кажется, их тираж был не слишком велик. Искренне Ваш, Джон Р. Р. Толкиен.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 4 марта 2020 г. 15:15 АКАДЕМИК ФАНТАСТИКИ. БОРИС СТРУГАЦКИЙ: «ЛЕСТНО ПРЕДСТАВИТЬ СРЕДИ СВОИХ ЧИТАТЕЛЕЙ ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ» ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА © Б. Стругацкий, В. Ларионов, В. Березин, 2002 / Вопросы задавали В. Ларионов и В. Березин // Ф-Хобби.- 2002.- 2 (8).- С. 28-29. — То же, с сокр.: // Независимая газета.- 2002.- 4 апр.- ( 66).- С.9. — То же, с сокр.: Лишь бы фэны пили меньше. Борис Стругацкий: «О нас болтали, что пишем мы якобы в Бологом, накачавшись наркотиками» // Ex libris НГ.- 2002.- 4 апр.- ( 12 (230)).- С. 1. Любезно предоставлено В. Ларионовым, 2002 1. В конце января нынешнего года вышел указ о присуждении Вам премии Президента Российской Федерации в области литературы и искусства 2001 года. Ваша реакция на эту награду? - Я польщен. Государство, наконец, приняло и оценило творчество АБС. Спасибо. И лестно представить себе среди своих читателей президента России. Все-таки, не у всякого писателя случаются такие читатели. 2. Наверняка Вас часто приглашают участвовать в каких-то официальных мероприятиях, Ваше имя как-то хочет использовать власть. Или этого нет? Вы встречаете внятных и вменяемых чиновников? - Вы ошибаетесь. Я не принимаю участия ни в каких "официальных мероприятиях". И я что-то не заметил (слава богу), что власть "как-то хочет использовать наше имя". Что же касается "внятных и вменяемых чиновников", то они попадаются. И не так уж редко. 3. Недавно вышли в свет последние два тома одиннадцатитомника А. и Б. Стругацких. Совместный проект издательств "Сталкер" (Донецк) и "Terra Fantastica" (Санкт-Петербург) реализован в довольно сжатые сроки. Удовлетворены ли Вы качеством нового собрания сочинений АБС? - Да, вполне. Получилось именно то, что и было задумано изначально: самое полное, самое "каноническое", самое, я бы сказал, академическое из всех собраний сочинений АБС. Спасибо издателю — Александру Анатольевичу Воронину. Спасибо "люденам", вложившим в это издание и душу, и труд свой, и в первую очередь редакторам — С. Бондаренко и Л. Филиппову. Спасибо художнику А.Нечаеву — он сделал обложку именно такой, какая виделась моему мысленному взору... И опечаток почти нет, что само по себе поразительно. 4. Борис Натанович, Вы дали согласие занять пост главного редактора нового толстого фантастического журнала "Полдень, XXI век", организованного в Питере. Расскажите подробнее об этом издании. - Это должен быть настоящий "толстый" журнал — первый толстый журнал фантастики в нашей стране. Бог даст, подписчик поможет — мы выведем его на периодичность шесть номеров в год. Там будет печататься в первую очередь отечественная (точнее — русскоязычная) фантастика, иностранщину будем брать только "самую-самую", а такая встречается не часто. Под фантастикой при этом мы будем понимать всю литературу, где "в качестве сюжетообразующего приема используется введение элемента необычайного, невероятного или невозможного вовсе". То есть это будет и научная фантастика, и фэнтези, и реалистическая фантастика, и фантастика философская, социальная, альтернативно-историческая. Весь спектр от Жюля Верна до Гоголя и Кафки. 5. Вы и Ваш заместитель по "Полдню", инициатор создания журнала, Александр Житинский, нашли полное взаимопонимание, разрабатывая политику будущего издания? На какого читателя будет ориентирован журнал? - Наше с Александром Николаевичем взаимопонимание близко к абсолютному. Надеюсь, таковым же оно останется и впредь. Что же касается читателя, то журнал наш в первую очередь ориентируется, разумеется, на любителя фантастики (в широком смысле этого понятия). Однако, мы льстим себя надеждой, что нам удастся привлечь к журналу и внимание "нетрадиционного" читателя — из тех, кто не любит, может быть, Беляева и Азимова, но с удовольствием читает Владимира Орлова, Пелевина, Веллера, Владислава Петрова и других писателей, которые сами себя фантастами отнюдь не считают, но пишут при этом именно фантастику, причем превосходную. 6. Читаете ли Вы сейчас какую-то бумажную периодику? Просматриваете ли "книжные" издания ("КО", "Ex libris НГ", "ПИТЕРbook"); издания, посвященные фантастике ("Если", "Звёздная дорога", "Лавка фантастики", "Ф-ХОББИ", "Порог"). Подозреваем, что названия перечисленных выше фантастических журналов, выходящих мизерным тиражом (кроме, конечно, "Если"), Вам ничего не говорят  - Из перечисленного я регулярно просматриваю разве что "Если" да "ПИТЕРbook". Но, будучи членом жюри "Интерперсскона" и "Странника", регулярно читаю также и лучшее, что печатают все прочие названные Вами издания. 7. Ваше отношение к фантастическим конференциям вообще и к питерским в частности? Ведь "АБС-премия", "Интерпресскон" и "Странник" в Санкт-Петербурге проходят при Вашем непосредственном участии. Кстати, о конвентах: Вы с Аркадием Натановичем в 1987 году ездили в Брайтон на Всемирную Конвенцию НФ. (Вы когда-то рассказывали об этой поездке на заседании секции научно-художественной и научно-фантастической литературы ленинградского отделения СП, у Ларионова даже есть фото, на котором БНС объясняет, помогая себе руками, какого размера была ракета — премия "Хьюго" ) На Ваш взгляд, в чём основное отличие отечественных конов от подобных зарубежных фантастических мероприятий? - Я помню, что Брайтонский Кон произвел на меня (человека непривычного к подобным мероприятиям) впечатление оглушительное: огромные толпы народа, все орут, веселятся, поют, все — трезвые! — огромная (другого слова не подберу) музыка в огромных залах, сверкающие то тут, то там звезды НФ (Гаррисон, Браннер, Люндваль, еще кто-то)... Словом, это было замечательно. Наши коны, разумеется, не столь помпезны, хотя "Странник" постепенно приближается к европейским высотам и делает это вполне успешно. "Интерпресскон" — поскромнее, но я люблю его нисколько не меньше: там уютно и тепло. Если бы еще фэны пили поменьше (а если столько, сколько пьют, то по крайней мере делали бы это более умело — пора, черт побери, научиться). Что же касается "АБС-премии", то она пока еще (по-моему) ищет свою, оригинальную, форму. Будем надеяться, что найдет. 8. Доводилось ли Вам слышать какие-то мифические истории, легенды о себе и Аркадии Натановиче? - Ничего особенного. Глупости всякие, вроде того, что пишем мы, якобы, в Бологом, предварительно накачавшись наркотиками. 9. Число ответов в Вашем off-line интервью на сайте "Русская фантастика" перевалило далеко за три тысячи. Уже почти четыре года Вы неутомимо отвечаете на бесконечные вопросы посетителей страницы братьев Стругацких: некоторые люди просят разъяснить им, в чём смысл жизни, другие уточняют для себя детали сюжетов Ваших произведений. Зачем Вы тратите на это своё время? - Я уже несколько раз отвечал на этот вопрос. Вкратце: мне интересно, во-первых, и это мой долг, во-вторых. 10. Не хотите ли Вы написать книгу воспоминаний? Ведь она будет пользоваться огромным спросом не только у Ваших поклонников, но и у литературоведов. - Нет, не хочу. Практически все, что, по моему мнению, было интересного в нашей жизни, я описал в своих "Комментариях к пройденному". (См. упомянутое выше собрание сочинений). 11. Остались ли темы, на которые Вы хотели бы высказаться? - Откровенно? Нет. Вопросы задавали Владимир Ларионов и Владимир Березин март 2002 г.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 3 марта 2020 г. 16:32 Потом опять все стало совершенно реальным и грозным"... Разве не похоже на прозу Брэдбери? Помните, у того есть рассказ, где в лунную ночь в горах встречаются два человека, хотят поздороваться, но ИХ руки проходят одна сквозь другую. Эти люди из разных миров, из систем с разной точкой отсчета времени. Но дело даже не в том, что Брэдбери логически "додумал" идею Уэллса. И стилистически он — писатель-"уэллсовец..." А. В последние годы эти две линии фантастического жанра начинают, по-моему, сближаться. Медленно и осторожно сближаются. Тут не стоит опасаться ни аннигиляции, ни кровосмешения. Я. Кто-то из зарубежных литературоведов назвал фантастов "сумеречными пророками человечества". Отбрасывая эпитет "сумеречный", нельзя ли сказать: фантастика непрерывно бомбардирует Землю логическими моделями возможного будущего? А, Б. (вместе). Нет, нет, нет, нет... А. Нет. Чем выше уровень цивилизации, тем меньше остается у фантаста прав на пророчества. Жюль Верн мог еще закидывать удочки в будущее. В недалекое будущее. Но когда речь идет не о технологии, а о социальных перспективах, всякие художественные прогнозы — дилетантство. Ими должны заниматься только крупные ученые — историки, социологи, футурологи и т. д. Б. Парадоксально, но фантастика не имеет почти никакого отношения к будущему, хотя и подготавливает человека ко времени железных чудес. Главная ее задача — в художественной форме переводить идеи науки на язык простого смертного. Я. А как же "Туманность Андромеды", например? " Б. "Туманность Андромеды" — это отображение в художественных образах современных идей научного коммунизма. "Магелланово облако" Станислава Лема — тоже о настоящем. И наша повесть "Возвращение" с подзаголовком "Полдень, 22-й век" — вовсе не попытка напророчествовать. "Возвращение" — идеальное состояние человечества в наших недавних представлениях. А. Когда-то я ужаснулся будущему, прочтя "451° по Фаренгейту". А потом неожиданно понял: да ведь Брэдбери пишет о настоящем! Об ужасе и беззащитности современного гуманитария перед движением пауки и технологии, находящихся в руках мерзавцев. Б. Или блестящая книга Айзека Азимова "Я, робот". Что это такое? Предвидение развития кибернетики? Модели людей с абсолютной совестью, не отягощенной первобытными инстинктами. Три азимовских закона роботехники каждый фантаст должен повесить у себя над письменным столом. Я инстинктивно посмотрел туда, где над столом писательским висели отчеркнутые красным карандашом ТРИ ЗАКОНА РОБОТЕХНИКИ 1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинен вред. 2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые отдает человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому закону. 3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в какой это не противоречит Первому и Второму законам". Из "Справочника по роботехнике" 56-е изд., 2058 год. Я. Речь зашла о роботах. Не может случиться так, что со временем разборка мыслящего робота из вопроса технологического превратится в вопрос этический? А. По нынешней морали, да. Но нельзя забывать, что мы вольно или невольно считаем роботов неизмеримо ниже себя. Установление "совместных контактов" с роботами — дело будущего. Я. Фантасты разработали тысячи моделей машин времени. Представьте, что в вашем распоряжении — самая мощная машина. Куда бы вам хотелось слетать? А, Б. (не раздумывая). В прошлое) Я. ?! А. На десять-двенадцать тысяч лет назад! "Проверить" цивилизацию, заглянуть к майя, инкам, ацтекам... Б. В древний Египет. В Финикию. Выяснить, прилетали ли на Землю существа из других миров. Я. Хорошо, если бы машина была трехместной — попросился бы к вам в экипаж. Итак: в прошлое. Значит, ваши любимые писатели — историки? А, Б. Любимые — Гоголь, Салтыков-Щедрин, Уэллс, Алексей Толстой, Ефремов, Брэдбери, Лем. Я. Что вам больше всего нравится в фантастике? А. Социальная глубина, реалистичность образов героев и выдумка. Я. Над чем вы теперь работаете? А. Сразу над двумя повестями. Пока можем сказать только их названия — "Гадкие лебеди" и "Новые приключения Александра Привалова". Б. Зимой в журнале "Байкал" вышла повесть "Второе нашествие марсиан". Я. Последний вопрос: ваши планы на будущее? А, Б. Писать, писать, писать... А. И еще — бороться с непониманием фантастики. Бытописатели без космического воображения делают вид, будто фантастика попросту не существует. Но те, кто чувствует ее огромные жанровые возможности, — Тендряков, Гранин, Обухова, Соколова — все чаще обращаются к ней. Фантастика — пока еще гадкий утенок. У нее даже нет своего журнала. Но уже недалеко то время, когда на кино- и телеэкранах будут демонстрироваться ее фильмы, когда по радио будут звучать ее передачи. Когда у нее появятся свои историки и исследователи... В неказистом облике "гадкого утенка" уже явственно проступают черты будущего прекрасного лебедя. Дальнейшая трансформация неизбежна! Юрий МЕДВЕДЕВ

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 3 марта 2020 г. 16:31 ДОРОГИ НАУЧНОГО ПРОРИЦАНИЯ Размышления с диалогами, с роботами, с ацтеками, с машиной времени, с путешествием в ту и другую сторону от настоящего. ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА © А. Стругацкий, Б. Стругацкий, Ю. Медведев, 1967 / [Беседу записал] Ю. Медведев // Техника-молодежи.- 1967.- 7.- С. 30-31. Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА. А — Аркадий Стругацкий, писатель-фантаст. Б — Борис Стругацкий, писатель-фантаст. Я — автор репортажа. Большой путь прошла советская фантастика за 50 лет. Поскольку наш журнал всегда был другом фантастики, мы решили побеседовать с известными писателями этого любимого молодежью жанра. Сегодня мы начинаем серию этих бесед. Сознаюсь: я далеко не сразу полюбил их творчество. Первые повести этого, в ту пору еще непонятного для меня содружества астронома и японоведа казались мне слишком "приземленными", "реальными". В ту пору я упивался звездными мостами "Туманности Андромеды", открывал для себя медлительную, мерцающую прозу Рэя Брэдбери, зачитывался Станиславом Лемом. И вдруг — "Далекая радуга". Я "проглотил" ее сразу, в один присест, за одну ночь. С тех пор меня не покидает видение планеты, сотрясаемой страшной неведомой Волной, и последние нуль-перелетчики уходят под звуки банджо в смыкающиеся ворота огня, и в одиноком небе висит корабль со спасенными Для будущего детьми. С тех пор братья Стругацкие написали несколько новых книг. Они переведены во многих странах мира. Герои этих книг, перенесенные волею таланта их создателей из будущего в настоящее, разбрелись по всей Земле... Вот о чем я думал, когда солнечным московским утром вышагивал по Бережковской набережной и дому, где обитают Стругацкие. Поднялся по лестнице. Позвонил. Был препровожден в кабинет. Огляделся. Наверное, бессмысленно говорить, что все кабинеты писательские одинаковы: вдоль стен книжные полки, заставляющие сердце библиофила глухо вздрагивать; на столе — завал писем и рукописей. Вошли Аркадий и Борис. Они точно такие, как на прилагаемой фотографии. Поскольку мы и раньше были знакомы, я, не давая братьям опомниться, ринулся в волны "фантастического" интервью. Я. Выходит все больше и больше фантастических книг. Фантастика властвует над сердцами и умами миллионов читателей. Теперь существуют два мира: реальный и фантастический — с машинами времени, с роботами, со сверхсветовыми скоростями. На ваш взгляд: что есть фантастика? Какой вам видится история развития этого жанра? А. (доставая откуда-то записную книжку и перелистывая ее). Когда занимаешься любимым делом, невозможно уйти от искушения определить суть его (дела) железной формулировкой. Фантастика — литературное отображение мира, сильно сдобренного человеческим воображением. Как заметил Абэ Кобо... Б. (подключаясь). Да, как заметил наш японский друг Абэ Кобо, фантастика — пралитература, первичная литература. Мифы, сказки, поверья, легенды — фантастика младенческого возраста человечества. Конечно же, мифология — эта милая гипотеза о существовании сверхъестественных сил — пыталась осмыслить лишь природу, а не социальные коллизии. Но полз ледник, сметая все на своем пути, но огонь в наводнения пожирали первые творения рук человеческих, но орды варваров сеяли смерть и уничтожение — и человек начинал понимать: жизнь — это не подчинение воле богов, а скорее борьба с ними. Так возникла потребность в утопии (дословный перевод "того греческого слова — "место, не существующее нигде"). Утопия — одна из форм критики настоящего во имя будущего. Я. Значит, и утопический проект Филеаса Халкедонского, и "Республика" Платона, и "Утопия" Томаса Мора, и "Город Солнца" Кампанеллы — все эти произведения, будучи свободной игрой фантазии, выражали неудовлетворенность людей существующими отношениями? Б. Да, это, так сказать, попытки социального осмысления мира. Реализм — их естественное завершение. Человек, будучи от природы исследователем, не мог не ощутить потребности в реализме. Я. А Свифт? Его смело можно называть реалистом, но вместе с тем... А. Правильно. Элементы того, что мы теперь называем фантастикой, — спутники реализма со дня его рождения. Более того, есть блистательные писатели, в чьем творчестве реализм и фантастика неразделимы. А, Б и Я (вместе). Гоголь, Бальзак, Достоевский, Гофман... Михаил Булгаков... Брэдбери. Б. Да, Брэдбери — один из великолепных представителей фантасмагории. Я. Забыли Жюля Верна и Герберта Уэллса. А. Жюль Верн — другое. Он первый понял, что в мире дает о себе знать влияние технологии. Он осознал: Земля медленно, но неотвратимо населяется машинами. Б. И сам помог этому "размножению" машин, хотя до конца своих дней опасался, что его железные питомцы со временем могут стать даже причиной регресса общества. Жюль Берн — певец технологии. Люди и их отношения между собой интересовали его лишь как иллюстрация к техническим идеям. Талантливые описания последующих технических открытий — вот суть любого из его романов. Я. Мысль интересная, но... Я встал, ваял с полки томик Жюля Верна и открыл наугад. ..."Вернувшись на "Наутилус" после двух часов работы, чтобы поесть и немного отдохнуть, я сразу почувствовал резкую разницу между чистым воздухом аппарата Рукверойля я сгущенной, перенасыщенной углекислотой атмосферой "Наутилуса". Воздух не обновлялся внутри корабля почти сорок восемь часов и был уже мало пригоден для дыхания. За двенадцать часов непрерывной работы нам удалось вырубить из очерченного на льду овала слои толщиной только в один метр..." Я. ...Но ведь и Герберт Уэллс... А. О, Уэллс совсем другое. Юрий Олеша называл его романы "мифами нового времени — мифами о машине и человеке". Он первый понял, что введение фантастического приема необычайно выявит основные тенденции развития общества. Это он понял интуитивно. Занимаясь сугубо реалистическими проблемами, он решал их с помощью приемов фантастики. "Человек-невидимка" более резко отразил сущность английского мещанина, чем все уэллсовские нефантастические романы, вместе взятые. После него мало кто сомневался, что в общем спектре литературы фантастике по силам яркое освещение социальных тенденций. В этом суть дела. Не случайно за рубежом никто не считает Герберта Уэллса фантастом. А вот Жюля Верна считают, хотя он дал романтические образы. Я. Значит, разделившись — условно! — на "уэллсовскую" и "жюльверновскую" линии, фантастический жанр в таком виде и дожил до наших дней? Б. В принципе да. Вот послушайте: наугад прочту абзац из Уэллса (он раскрыл лежащую под рукой книгу): "...Рука, обмотанная цепью, прошла сквозь селенита, размозжила его, раздавила, как... конфету с жидкой начинкой. Он обмяк я расплескался. Можно было подумать, что я ударил по гнилому грибу. Его хилое тело отлетело ярдов на двенадцать и мягко шлепнулось. Я был очень удивлен. Никогда бы я не поверил, что живое существо может быть таким рыхлым! На миг мне было трудно поверить, что это не сон.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 2 марта 2020 г. 16:22 Аркадий Стругацкий НИ СЛОВА О ПРИШЕЛЬЦАХ ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА © А. Комраков, А. Стругацкий, 1988 Космомолец (Челябинск).- 1988.- 7 мая.- ( 55-57).- С. 9. Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2001 Если вам доведется когда-либо встретиться с писателем-фантастом Аркадием Стругацким, не спрашивайте его о летающих тарелках, инопланетянах или о жизни на Марсе. Он этого не любит. - Поверьте, НЛО не главное, что может будоражить мысль человека в 63 года, — говорит автор книг "Трудно быть богом", "Понедельник начинается в субботу", "Жук в муравейнике", "Пикник на обочине", "За миллиард лет до конца света" и многих, многих других. — Тем более, что и в реальной, земной, жизни происходит немало странных, порой необъяснимых вещей. Возьмем хотя бы нашу фантастическую литературу. Здесь парадоксы встречаются на каждом шагу. Вот один из примеров. Написали с братом Борисом новую повесть "Отягощенные злом, или Сорок лет спустя". Считаем ее одним из самых серьезных и трудных наших произведений. Право на ее публикацию попросила редакция журнала "Юность". Но лично я не уверен, что первыми читателями этой сложной повести должны стать подписчики молодежного журнала. А что делать? Специализированных журналов для фантастики у нас в стране нет. Другой пример. Прошлым летом побывали с братом в английском городе Брайтон. Нас пригласили в качестве почетных гостей на традиционную встречу любителей фантастики "Конвент-87". То, что мы там увидели, — предмет зависти любого поклонника этого жанра в нашей стране. Посудите сами. Несколько тысяч читателей, съехавшихся со всего земного шара, могли узнать о новинках в области фантастики из первых уст. В программе "Конвента" были встречи с известными писателями, редакторами специализированных журналов и альманахов, представителями прессы. В ходе многочисленных бесед, обмена информацией выяснялся спрос на этот вид литературы. Уверяю, что удовлетворяется он зарубежными издательствами полно. - По самым скромным подсчетам, книг этого жанра ждут около 10 миллионов читателей нашей страны. Сколько придется ждать, никто не знает, — продолжает писатель. — Со скрипом открываются перед моими собратьями по перу двери книжных издательств. Но ненормальное положение, когда мощный литературный пласт искусственно сдерживается, долго просуществовать не сможет. В прошлом те времена, когда о фантастике писали "обедненный жанр", когда считалось, что она не имеет права выходить за рамки утопических картинок о будущем или что ее удел только прогнозирование научно-технического прогресса. Высказывались и такие мнения, что фантастика — это книжки для детей. Действительно, основной наш читатель — молодежь. То есть возрастная группа людей, которые чаще других задумываются: а что там, в будущем? И мы вместе с ними ищем ответы. Серьезная литература имеет неограниченное право на выбор тем и объектов своего внимания. Серость мысли, убогость слова не прикрыть никакими сюжетными выкрутасами и нагромождением технократических терминов. А талантливое произведение талантливо, независимо от того, на какой планете разворачиваются его события. Элементы ирреального часто нужны автору, чтобы "развязать себе руки", раскрыть простор для полета мысли. За такие полеты Стругацким нередко доставалось от критиков. Целую волну возмущений, сомнений, намеков вызвали их повести "Хищные вещи века" и "Улитка на склоне". Их обвиняли, например, в нечеткости социальной позиции. Допытывались, а на какой это общественный строй намекают авторы, описывая некую "Страну дураков", обитатели которой живут в полном материальном изобилии. Целью этого мысленного эксперимента было стремление показать, что отсутствие потребности в труде может привести к духовной пустоте, нравственной апатии. Пьянство и разврат процветают среди персонажей книги "Хищные вещи века", вышедшей в свет в 1965 году. А через несколько лет была написана "Улитка на склоне", где нарисована мрачная картина жизни людей, загнанных в глухие леса и стоячие болота. Как не вспомнить предостережения в наши дни, когда общество расплачивается за годы застоя, борется с алкоголизмом. Что это — особый дар предвидения, свойственный таланту писателя-фантаста? - Просто опыт и умение здраво оценивать события. Сейчас, например, модно проводить параллели между чернобыльской аварией и событиями, описанными в нашей книге "Пикник на обочине". Никаких пророчеств мы не делали. Просто писали о том, что волновало: о возросшей ответственности человека перед природой в век небывалого натиска научно-технического прогресса... Вообще последнее время Стругацкие стараются быть ближе к Земле. Их творчество все чаще обращено к проблемам нашей планеты. Но с мыслью о пришельцах они не расстались. - Судя по вашим книгам, к встрече с ними нужно готовиться уже сегодня? - Ни слова о НЛО. Пока в положении нежелательного гостя находится сам этот жанр. А ведь серьезная фантастика призвана приподнять человека над его ежедневными заботами, заставить оценить себя с высот Вселенной. Артем КОМРАКОВ, корр. ТАСС. МОСКВА.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 1 марта 2020 г. 19:22 Из «СТРАЖ-ПТИЦЫ» № 40   ( продолжение) ! КОГДА ВЕРСТАЛСЯ НОМЕР ! КОГДА ВЕРСТАЛСЯ НОМЕР !    Ох, зря мы спрашивали в предыдущей статье: "Кто следующий?" На церемонию вручения премии "Странник", состоявшуюся в сентябре в Питере, на костылях приехал Женя Лукин. Теперь очередь Завгороднего таскать на себе Лукина по конвентам! ! ОСОБЫЙ СТАРАТЕЛЬСКИЙ ! ОСОБЫЙ СТАРАТЕЛЬСКИЙ !                 МЕСТО ВСТРЕЧИ ИЗМЕНИТЬ НЕЛЬЗЯ    Штерн заснул в баре. Один из охранников, узнал, в каком номере он живёт, бережно взял Бориса Гедальевича на плечо, отнёс на третий этаж и заботливо уложил в кровать. Причем тот нисколько не сопротивлялся, а тут же уснул. Каково же было удивление охранника, когда, спустившись в бар, он обнаружил Штерна спящим в том же самом кресле, в той же самой позе. Вот это фантастика!                ПОЭТ В РАЗЛИВЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ПОЭТ    Главным хитом в разливском доме отдыха была песня Филиппа Киркорова "Зайка моя", которую очень часто крутили по радиотрансляционной сети.    Не совсем трезвый Вячеслав Рыбаков шел по коридору, когда в очередной раз раздавалось: "Солнце моё! Я твой лучик!". Вячеслав Михайлович тут же мрачно продолжил: "Петля моя! Я твой Фучик!"                     ЭТОГО НИКТО НЕ МОЖЕТ!    Некий белорусский фантаст Н.Ч. (по этическим соображениям не публикуем его фамилию), пишущий в соавторстве, проживал в одном номере с Василием Звягинцевым. И вот как-то ночью он привёл к себе в номер женщину с известными намерениями. Но та, увидев на соседней койке чьё-то тело, поинтересовалась: "Кто это?" "Звягинцев" — ответил Н.Ч. "При Звягинцеве не могу!" — наотрез отказалась женщина.    Эта история вскоре стала известна в фэновских и писательских кругах. Как-то в баре собралась теплая компания, и кто-то предложил Серёже Лукьяненко выпить. Лукьяненко же взглянул на Звягинцева и заявил: "При Звягинцеве не могу!". С тех пор эта фраза стала крылатой. ! ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ ! ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ ! ВРЕМЯ УЧЕНИКОВ !    Вот несколько историй с Интерпресса, в которых так или иначе участвовал Борис Натанович...                    МЕЖДУ НАМИ ПИСАТЕЛЯМИ...    Писатель Саломатов только на Интерпрессконе познакомился с БНС. Когда их представили друг другу, Андрей пожал протянутую руку и сообщил мэтру:    — Много о вас слышал...                       С КЕМ НЕ БЫВАЕТ?..                   ТОЛЬКО НЕ С ЧЕРТКОВЫМ!!!    Как-то вечером Борис Натанович подошёл к лифту, нажал на кнопку вызова и стал ждать. Лифт подъехал, двери открываются, а там Чертков. Ну совершенно никакой. Но мэтра он узнал сразу и даже вежливо поинтересовался:    — Борис Натанович, вам вверх или вниз?    — Вниз.    И тогда вежливый Чертков нажал на кнопку "1 этаж" и уехал, оставив растерянного БНС на площадке перед лифтом.    Наутро, когда ему рассказали эту историю, он долго не мог поверить. Думал, стебется народ, как в прошлом году над Рыбаковым. Но потом всё же решил разузнать у Бориса Натановича. На вопрос Черткова мэтр только развёл руками: "С кем не бывает, Андрюша..."                     ГАДКИЕ НЕ ТОЛЬКО ЛЕБЕДИ,                       НО И УЧЕНИКИ    Коля Ютанов решил устроить грандиозный сабантуй по поводу завершения работы над программой "Время учеников" (продолжение известных произведений АБС силами молодых писателей-фантастов). Было выставлено 120 литров пива, после употребления которого началось настоящее веселье. Особым успехом пользовался парик Далии Трускиновской, который все мерили по очереди. Он неплохо смотрелся на Лукьяненко, Васильеве, Байкалове, но особенно оказался к лицу самому Николаю Ютанову. Один БНС не стал во всём этом участвовать и ушел. Может обиделся, что парик не дали померить? Ну, Борис Натанович, Вы как маленький! ! НЕКОММЕРЧЕСКАЯ РЕКЛАМА ! НЕКОММЕРЧЕСКАЯ РЕКЛАМА !     Организация реализует лунный грунт в неограниченном количестве. 100%-я предоплата. Самовывоз.     Винница. До востребования. Колеснику. КЛЕЙПУЧКА ПЬЁТ ПИВО ! КЛЕЙПУЧКА ПЬЁТ ПИВО ! КЛЕЙПУЧКА ПЬЁТ                     ПИТЬ ИЛИ НЕ ПИТЬ,                     ВОТ В ЧЕМ ВОПРОС?    Во время ИНТЕРПРЕССКОНА Андрей ИЗМАЙЛОВ как-то зашел в туалет по малой нужде, держа в руках бокал с пивом, стал возле писсуара, задумчиво посмотрел на него и со словами "Зачем этот долгий и мучительный процесс?" вылил содержимое бокала и ушел.                "КАКИЕ ОНИ ТАМ ВСЕ УРОДЫ!"    К такому выводу пришел Андрей Синицын, побывав на Волдконе в Глазго. "Иду я по гостинице с пивом в руках, спотыкаюсь и обливаю четверых беседующих о чем-то фэнов. Причем все четверо сказали мне: "Sorry!"              ГУБИТ ЛЮДЕЙ НЕ ПИВО, ГУБИТ ЛЮДЕЙ НЕЗНАНИЕ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ!    Во время Волдкона в Глазго Корженевский решил купить в баре бокал тёмного пива. В это время сзади подошёл Синицын и высказал Корженевскому всё, что он думает о нём и об английском тёмном пиве. Причем об английском тёмном пиве он думал в основном в нецензурных выражениях. Бармен, не понимающий русского, внимательно прислушивался к беседе двух фэнов и, когда они закончили, обратился к Синицыну, сообразив, что речь идёт о пиве:    — More dark?    На что Синицын вполне резонно ответил ему:    — Сам мудак!!!    Бармен же улыбнулся и одобряюще сказал:    — О-о!    И налил Синицыну бокал не очень тёмного пива, так как по-английски фраза сказанная Синицыным именно это и означала (some more dark). Присутствовавший при этом диалоге Корженевский попросту сполз по стенке с бокалом тёмного пива в руке.    В следующем номере читайте статью В.Васильева "А вы знаете, как "парсеки" на наше пыво кажуть?" и мемуары Андрея Синицына "Тёмное пиво — эмблема печали, светлое пиво - эмблема любви". /

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 29 февраля 2020 г. 17:54 Из «СТРАЖ-ПТИЦЫ» № 40 КОН-ВЕКТОР ! КОН-ВЕКТОР ! КОН-ВЕКТОР   ! КОН-ВЕКТОР    На Сидорконе мы не были по ряду причин. Главная же — на халяву нас, как писателей, не приглашают. Обидно, блин!!! Но о Последнем Из Великих просто обязаны сказать хоть пару слов, ведь нет у нас уже больше конвентов.                СИДОРКОН В РАЗЛИВ И НА ВЫНОС...    Итак, "Интерпресскон", он же Сидоркон в который раз состоялся. В начале мая. В Разливе. В санатории Министерства Обороны. Было около сотни участников. В основном, всё те же.    Театр начинается с вешалки, а Сидоркон — с традиционного "пьяного вагона" в поезде Москва-Санкт-Петербург. По традиции же в вагоне 35 билетов было куплено фэнами, а один достался совершенно постороннему человеку, который вынужден был наблюдать, как проходит соревнование между писателями и читателями в умении расслабляться после тяжелых трудовых будней на ниве написания, издания и продажи фантастики. И ещё одна традиция — помимо 35 официальных пассажиров в "пьяном вагоне" тусовались ещё Покровский и Саломатов, ехавшие в другом вагоне, а также киевские зайцы Лайк и Штерн.    Лайк нашел было себе полку, но это оказалось место Коломийца. И хотя тот, ложась рядом уверял: "Ничего, ничего! Ты спи, спи, мы поместимся!",Лайку почему-то это соседство не очень-то понравилось, и он уронил Коломийца с верхней полки. Некоторое время спустя всех разбудил уже проводник, обнаруживший Лайка в своем купе на груде белья. "Ваш человек спит на чистом белье!" — возмущался он. На что Прашкевич ответил: "А на чем он должен спать?" А Синицын тут же поинтересовался: "А на чем тогда сплю я?" В рамках "Интерпресскона" состоялось очередное отчетно-выборное собрание фэн-группы "Мертвяки", на котором в очередной раз был обновлен рейтинг-лист Монстров Фэндома. Семецкого исключили из списка Монстров, так как он в последнее время не ездит на конвенты, Цицаркина и Тигра признали Полумонстрами, так как один ездит без Колобаева, а другой — без Малыша (мертвяцкий псевдоним С.Павлова-мл.). Главным Монстром этого г ода был единодушно признан Шура Олексенко, как и подобает обладателю такого почетного звания, прибывший на Сидоркон на костылях. Завгородний, Цицаркин, Олексенко... Кто следующий? Во время Интерпресскона состоялось также и учредительное собрание половой партии фэндома. Когда организаторы как-то ночью попытались закрыть бар, и фэны, и писатели дружно воспротивились этому, усевшись прямо на полу. Так родилась идея партии. Тут же было сформировано теневое правительство. Пост министра половой безопасности достался Байкалову, а портфель министра половой опасности - Приданниковой. Вручались и призы. Со "Странником" в этом году как-то не сложилось. То ли спонсоры подвели, то ли господа писатели не сошлись во мнении, кто же из них самый лучший. А "Бронзовая Улитка" и "Интерпресскон", кстати, поменявший форму (очередной фаллический символ, увенчанный шаром в виде мозга), вручались как и прежде. Лауреатами соответственно стали: большая форма — Э.Геворкян "ВРЕМЕНА НЕГОДЯЕВ" и С.Витицкий "ПОИСК ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ"; средняя форма — Е.Лукин "ТАМ, ЗА АХЕРОНОМ"; малая форма — П.Кузьменко "БЕЙРУТСКИЙ САЛАТ" и С.Лукьяненко "СЛУГА"; критика — С.Переслегин "ОКО ТАЙФУНА". Одним из главных событий Сидоркона стал день рождения Димы Можаева. Парсеки подарили ему несколько колбас, изготовленных в форме свиней. Соответственно каждую нарекли: Семецкий, Байкалов и Синицын. Сразу же Семецкому подожгли уши, выкололи глаза, а затем и вовсе его расчленили. Кто-то объявил, что если съесть какую-то часть тела, то съевшему передадутся силы и таланты съеденного. Сидорович тут же схватил большой кусок. "Саша, это же Семецкий! Ты перестанешь ездить на конвенты!" "Не перестану. Просто сделаю оргвзнос в два раза больше!" На фоне солидно себя ведущих фэнов и издателей опять заметно выделялись писатели. Покровского трижды выставляли из бара, Саломатов пытался вступить в половые отношения с бюстом В.И.Ленина. Успенский перед отъездом объявил, что потерял паспорт с билетом. Стали искать. Нашли. В паспорте действительно оказался билет на самолет, но только на рейс Красноярск-Санкт-Петербург, а обратный билет, как оказалось, Миша просто-напросто забыл купить. Не до того было. Были в доме отдыха и посторонние. За успехи в боевой и политической подготовке путевками в Разлив Министерство обороны наградило бурятских военных. И Харитонов даже умудрился снять бурятскую прапорщицу. Более разборчивый Кумок потребовал от устроителей пригласить из Питера нормальных женщин. Те приехали, долго ждали возле дверей в его номер и, так и не дождавшись, уехали. Они просто не знали, что Кумок — мертвяк, а когда много бродила — на баб не тянет! Чтобы встретить кого-либо на Интерпрессконе, нужно было всего-навсего стоять в одном месте. Но можно было и не встретиться. Так Цицаркин приехал в Разлив со своей женой, но за всё время конвента они друг друга так и не видели. Лишь в последний день Наташа подошла к Синицыну и сказала: "Увидишь Юру, передай ему паспорт и билет." Бывает и такое.    Вот в общем-то и всё... Если что-то было не совсем так, или же совсем не так, все претензии к Сидоровичу. Пусть в следующий раз не скупится, а приглашает на конвент.                                             Некто Е.Драйзер

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 28 февраля 2020 г. 14:43 БОРИС СТРУГАЦКИЙ, НАЧИНАЮЩИЙ ПИСАТЕЛЬ ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА © Б. Стругацкий, Б. Иванов, 1996 Кузнецкий рабочий (Новокузнецк).- 1996.- 15 июня.- С. 6. Пер. в эл. вид Ю. Зубакин, 2002 Борис Стругацкий после смерти брата пишет один. И, видимо, неплохо: его роман "Поиски предназначения" выдвинут на Букеровскую премию (под псевдонимом С. Витицкий, который никого не может ввести в заблуждение). Дадут ли. Бог весть, но даже выдвижение на престижную премию говорит о многом. Борис Натанович, вы много работаете? Вообще, вы занятой человек? - Все время пишу что-то, придерживаюсь правила: ни дня без строчки. Не представляю, как можно жить по-другому. Но работать одному трудно. Сложилась парадоксальная ситуация: мы с Аркадием столько всего написали, а сейчас я себя чувствую новичком. Вот написал роман "Поиски предназначения", пишу второй. Как известно, первая книга пишется легко, а вторая рождается в муках. Только тут писатель узнает, почем фунт лиха. Аналогичное состояние испытываю сейчас. Напишу вторую книгу и только тогда буду считать, что состоялся как писатель! Очень много времени ежедневно отнимают ответы на письма. Люди ведь задают серьезные вопросы, достойные целой диссертации. Например: что такое чудо? Последнее время что-то много стал давать интервью. - В фантастике полцарства можно отдать за яркую идею, образ, источник смыслового напряжения. Такие находки нечасты: океан в леммовском [лемовском — Ю.З.] "Солярисе", зона в "Пикнике на обочине", корпорация "Вечность" в романе Азимова "Конец вечности". Есть сегодня у Бориса Стругацкого свежая идея? - Братья Стругацкие никогда не раскрывали подобных тайн до выхода в свет книги. Могу лишь сказать, что работа над второй моей книгой продвигается трудно. В романе, повести могут быть провалы, обрывы, но начало и концовка должны ясно представляться изначально. Создать же середину дело техники. - Ваш сын не пытается пойти по стопам отца? - Нет, что вы. Только в глубоком детстве он писал рассказы, из которых мы с Аркадием Натановичем сперли (по-другому не выразишься) несколько десятков слов. Дело в том, что мальчишкой он очень удачно придумывал разные имена. Например, Роц-Тусов, Бол-Кунац, Росщепер, которые можно встретить в нашей повести "Гадкие лебеди". Сейчас сын — малый предприниматель. Есть у него хобби — рок-музыка, он большой знаток всевозможных направлений и рок-музыкальных жанров. Что касается сочинительства, то у него нет желания писать, ему неинтересно. - Когда вы работали с братом, кто из вас сидел за машинкой? - Сначала по очереди. Затем он увидел, что я печатаю неряшливо, небрежно, допускаю много опечаток. Как бывший редактор, он такого отношения потерпеть не мог. Поэтому последние годы за редким исключением за машинкой находился брат. Я же ходил по комнате или валялся на чем-нибудь мягком. Меня сложившееся положение вполне устраивало. Сейчас работаю на компьютере. Даже не знаю, с чем его сравнить, если брать времена моей молодости. Может быть, с другом. Компьютер — это часть жизни. - А как расслабляетесь? Гуляете, ходите в театр? - Гуляю только летом (зимой темно и скользко, не люблю!), брожу по окрестностям, в Пулково, иногда делаю вылазки на Невский проспект. Театров терпеть не могу. Последний раз был 25 лет назад, на Высоцком. Предпочитаю смотреть видео — жесткие американские триллеры. Такие остро психологические, как "Молчание ягнят", "Прирожденные убийцы". Подобные фильмы производят впечатление, заставляют сопереживать, дают разрядку. Переключаешься, отрешаешься от действительности. - Выглядите вы бодро, даже ядрено. Как это достигается? - Не пью, не курю, с утра делаю зарядку. Но, думаю, у вас ощущение ложное. Это раньше меня звали сплошным третьеразрядником — какие только виды спорта ни перепробовал. Времена спорта давно миновали. Летом еще пытаюсь сохранить форму. Но зимой все насмарку — объем мышц катастрофически сразу уменьшается. - У вас есть хобби? - Обожаю собирать грибы, ездить на рыбалку. Раньше был большой поклонник автомобильных прогулок. Сейчас, к сожалению, все реже устраиваю себе подобные праздники. Но стараюсь иногда выбираться. - Рыб не жалко? - Стараюсь об этом не думать. Если приходят такие мысли, то пропадает всякий интерес. - С животными у вас дружественные отношения? - Дома со школьных лет всегда жили кошки разных пород и мастей. Все они вне зависимости от пола имели имя Калямчик (это на слэнге означает "кусочек"). Так звали первого кота. Вот и сейчас у нас кошка, а зовем ее Калям. - Несерьезный вопрос. Ваше мнение об НЛО? - Все это человеческие выдумки. Жажда чуда. Когда мы очень захотим, то видим сверхъестественное даже в шаровой молнии. - Вы внимательно следите за молодыми авторами. Много лет ведете литературный семинар. Как-то принято сейчас в мире фантастов отмечать достижение своих коллег. Насколько большое участие вы в этом принимаете? - Я — член жюри трех премий. Существует международная премия Интерпресскон. Собирается ежегодно большая толпа со всех стран бывшего СССР — писателей, издателей, критиков, режиссеров, снимающих фантастические фильмы, профессиональных читателей — знатоков фантастики. Происходит это обычно в окрестностях под Санкт-Петербургом летом. И синклитом в 150 человек присуждаются премии по многим номинациям — за лучший роман, рассказ, повесть. Такие награждения проходили уже пять раз и стали традицией. Я очень люблю там бывать и общаться. В этой среде интеллектуалов. Есть еще одна премия — "Бронзовая улитка", где жюри состоит из одного человека — Бориса Стругацкого. Я имею честь каждый год вручать улитку, ползущую по склону, по четырем номинациям — за лучший рассказ, повесть, роман, критическую статью. Удовольствие это дорогое. Выручают спонсоры. Третья профессиональная премия, принятая сегодня у писателей-фантастов, — "Странник". В жюри входит 11 человек. Там огромное количество позиций — от издательств до переводчиков и художников. Заседания "Странника" проходят в Красноярске. Конечно, приходится много читать молодых авторов, чтобы быть в курсе всех событий. Но я с удовольствием этим занимаюсь — у нас появилась очень талантливая молодежь. А единственно по-настоящему хорошее, что дала перестройка — это возможность читать и не заниматься самиздатом. - Вы с надеждой смотрите на будущее российской фантастики? - Сейчас состояние, когда рядовой читатель переел зарубежных фантастических произведений и, наконец, обратил внимание на отечественную фантастику. На этот возросший интерес я возлагаю большие надежды. Тем более, что современная отечественная фантастика заслуживает всяческих похвал и абсолютно конкурентоспособна. Просто у нас традиция превозносить все иностранное и ниспровергать своих героев. Жуткая беда, от которой постоянно страдаем. - На кого из современных российских фантастов вы посоветовали бы читателям обратить внимание? - Их много, навалом. Пройдемся по городам. Санкт-Петербург: Андрей Столяров, Святослав Логинов, Александр Щеголев, Вячеслав Рыбаков, Александр Тюрин. Москва: Владимир Покровский, Эдуард Геворкян, Виталий Бабенко. Красноярск: Андрей Лазарчук, Михаил Успенский, Михаил Веллер. Возьмем Украину, Киев: Борис Штерн, Валентин Моисеев. Боюсь, кого-нибудь забыл, обидятся. - Можно ли сказать, что прогрессор в "Трудно быть Богом" это такой будущий революционер? - Ни в коем случае. Прогрессор — это будущий историк, который живет среди народа, прекрасно знает его привычки и пытается точечными ударами убрать из истории черные дела, темную энергию. Это не терапия, а хирургия. Сам термин "прогрессор" означает коллективный труд, попытку наполнить, после многих неудач, "светлое будущее" реальными людьми и профессиями. Мы с братом хотели показать, что насильно нельзя изменять человеческую историю. Можно сломать хребет народу и тем самым повернуть события в другое русло. Но это будет уже совсем другая история. Б. Иванов.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 27 февраля 2020 г. 15:41 Письмо Толкиена номер 154 Второе письмо Толкиена Наоми Митчисон (вскоре после выхода в света первого тома "Властелина Колец"). 154. Наоми Митчисон 25 сентября 1954 Сэндфилд-Роуд 76, Хедингтон, Оксфорд Дорогая миссис Митчисон! Весь в делах, заботах, болезнях и разъездах, я на целый месяц забыл о вашем любезном послании, канувшем в ворохе экзаменационных работ, гранок и заметок к "Властелину...". Вы, как всегда, добры и великодушны; весьма вам обязан за честную и глубокую рецензию. /"Это исключительная, пугащая и прекрасная книга". (Из рецензии Наоми Митчисон на роман Толкиена "Хранители", "Нью стейтмен", 18 сентября 1954 г.)/ Кажется, лишь вы не только приняли мою книгу всерьез (и соответственно хвалите или ругаете), но и особо, как важную ее часть, отметили миротворчество, дело сложнейшее даже для лучших умов. К примеру, я намеренно (в отличие от археологии и рилена /быта/) почти забыл об экономике: одежде, сельском хозяйстве, металлургии, гончарном деле, архитектуре... Не говоря уже о музыке и ее инструментах. Не то чтобы я не терпел экономику или совсем в ней не смыслил; просто, кажется, она "самая обычная". В принципе у людей, хоббитов и гномов /во всем письме слово "гномы" пишется правильно: "dwarfs"/ ее легко себе представить: у Гондора много "городских земель", изобильных феодов с хорошей водой и дорогами и развиты всевозможные (почти не упомянутые) ремесла. Обилие рек, близость моря и гор, мягкий климат обеспечивают плодородие землям хоббитов, к тому же неплохо обихоженным для новых поселенцев (которые, без сомнения, легко усвоили нехитрые премудрости). Жителям Хоббитании металл не нужен, но гномы Лунных гор (как указано в ранних легендах) — торговцы: очевидно, именно поэтому (или поэтому тоже) их часто там видят. Современные же детали (к примеру, зонтики), это, наверное, и даже наверняка, ошибка, как и нелепые хоббитские имена, впрочем, намеренная "англизация" отчетливо выделяет хоббитов из всех персонажей. Вряд ли древний патриархальный человек может быть мирным и при том отважным и стойким "в час нужды". [Хоббиты, в отличие от людей, не жестоки, не любят "кровавых забав", а их чувств к "диким тварям" — увы! — почти не разделяют современные родичи.] Мой опыт двух войн тому залогом. Но Хоббитания — не Утопия, а хоббиты — не идеальные существа. Ни, как и все в этом мире, — просто преходящая случайность (как эльфы указывают Фродо). Я — не реформатор и не "бальзамировщик"! Все властители-"реформаторы" по-моему, в чем-то саруманы. Но и "бальзамирование" небезопасно. Кое-кто счел мою книгу примитивной: дескать, типичнейшая борьба Добра со Злом, сплошные герои и злодеи. Пожалуй, так могло показаться (хотя Боромира они таки проглядели), если пролистать первую часть и не знать о неизданных эльфийских хрониках. Но эльфы не всегда благи и правы. И дело даже не в контактах с Сауроном; так или иначе, они "бальзамировщики". Любители съесть пирог дважды: и жить со смертными в историческом Средиземье, которое эльфы искренне любили (но и были его высшей кастой), и остановить перемены, прекратить развитие, уничтожить историю и сделать из мира ухоженный или даже дикий садик ради "простора для творчества", — потому они печальны и жалеют об ушедших днях. Гондорцы — угасающие и "молящиеся" на свои гробницы — во многом на них похожи. К тому же моя история (в том числе) военная, и неудивительно, что ее персонажи оказались на той или иной стороне. Впрочем, и здесь все не так просто: ведь есть Саруман, Денетор и Боромир; и среди орков раздоры и предательства. Действие собственно истории происходит на обычной круглой Земле. Однако в ходе "легендариума" плоский мир (или, быть может, ограниченная полностью "ойкумена") становится сферой: это, полагаю, неизбежно для современного "мифотворца", который вскормлен древними мифами, питает их "иллюзии", но с младенчества постиг, что Земля круглая. "Астрономия" столь глубоко во мне сидит, что вряд ли я придумаю или опишу плоский мир, в отличие, впрочем, от мира, где Солнце вращается вокруг Земли (хотя бы как безрассудной фантазии). Предшествует этой истории и разъясняет отношения людей и эльфов миф о Низвержении Нуменора: мой вариант легенды об Атлантиде. Она очень мне дорога, — неважно, с дозволения Сора и прочих, была эта земля или нет — и я не мог не представить свою версию мифа. Повесть о Низвержении уже закончена и, возможно, вам понравится. Пока напишу лишь, что когда-то за грозными морями на запад от Средиземья был настоящий эльфийский рай: Эрессэа и Валинор, обитель Валар (Стихий, Владык Запада) [точнее, все же богов], обычные земли, куда плыли на кораблях. Но после бунта нуменорцев, Высоких Людей, что жили западнее всех смертных и в безумной гордыне напали на райские земли, Нуменор погиб, а Эрессэа и Валинор стали недосягаемы; путь к ним вел — смертных — по кругу назад. Немногие "верные" во главе с Элендилом и его сыновьями не жаждали власти и бессмертия; при гибели Нуменора они спаслись и, унесенные великой бурей, были выброшены на западном берегу Средиземья. Но и им, как смертным, нет пути назад, и осталась лишь щемящая тоска. Но эльдар (Высокие эльфам; другим роды давным-давно решились и бесповоротно отреклись от рая) за тяготы войны с изначальным Темным Властелином всегда, если пожелают, могут уплыть из Средиземья к Эрессэа, за Море, на Истинный Запад (по Прямому Пути), — и без возврата уйти из истории и времени. Полуэльфы, как Элронд и Арвен, вправе — раз и навсегда — определить свой род и судьбу. Потому столь горько их расставание. Однако, очевидно, у этих правил (как и у всего на свете, не так ли?) есть отдельные исключения или компромиссы, и "смертные" за особые заслуги тоже могут уплыть в Эльфийский дом. Например, хоббиты Фродо (благодаря дару Арвен), Бильбо, и скорее всего Сэм (как предрекал Фродо); и единственный гном — Гимли, друг Леголаса и "рыцарь" Галадриэли. Я думаю, хотя в истории этого нет, что смертным, не вечным по "природе", дарована лишь временная награда: исцеление и воздаяние за невзгоды. Но жить вечно или вернуться на смертную землю они не могут и рано или поздно "умирают" — по доброй воле покидают мир. ("Возвращение Артура" здесь не просто невозможно, но немыслимо.) К сожалению, о заливе Форохел /упомянутом в рецензии Наоми Митчисон/ в (этой) книге тоже почти нет речи. "По-эльфийски" он значит "Северный лед"; это остаток старых северных земель, державы изначального Темного Властелина. Легенда гласит, что именно отсюда разбитый Арведуи, последний король Арнора, пытался спастись на корабле, но погиб во льдах; и с ним сгинул последний палантир Северного Королевства. Кажется, письмо вышло длинновато и, быть может, претенциозно; надеюсь, по вашей доброте и общим интересам, вы меня простите. Вскоре после нашей столь же приятной, сколь и нежданной, встречи я переписал хронологию Второй и Третьей эпох – только факты, без подробностей. Хотите? К сожалению, как выяснилось по возвращении рукописи, статья "про языки" оказалась неправлена, со множеством лишних слов и фраз, местами еле читается. Кстати, возможно, грядет второе издание "Хранителей". Впрочем, кажется, их тираж был не слишком велик. Искренне Ваш, Джон Р. Р. Толкиен.

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 27 февраля 2020 г. 15:40 Избранные письма (продолжение) / перевод П. Полякова / 151. Из письма Хью Броугану 18 сентября 1954 г. Если хотите знать, своим «очарованием» он /«Властелин Колец»/ во многом обязан слабому, призрачному отсвету иных легенд и историй. Пока они таковыми и останутся. Кажется, в первой части я и так с этим перемудрил. Конечно, все они «существуют», причем задуманы изначально. Но опубликованы «по ранжиру» не будут, когда и пока не сыщутся любители и эльфов с нуменорцами, и хоббитов… Ваш выбор «гоблинов» – с одной стороны, дело вкуса, а с другой серьезная проблема и вызов моему историческому педантизму. Мне по душе «орки» (кои вовсе не «гоблины», даже у Джорджа Макдональда, только немного похожи). Еще зря я, наверное, написал «эльфы», хотя по изначальному значению и происхождению это так. Но после долгой ужасной «деградации», с участием Шекспира, слову почти не вернешь истинного смысла. Очень надеюсь, что в приложение к тому 3 войдет глава «О переводе», и я многое уточню. Ведь в легендах и историях «забытой эпохи» далеко не все буквально переводится на английский…. И еще, кроме вас, кажется, лишь «Манчестер гардиан» одной строкой помянул стихи в моей книге. Ужасно вам признателен…. Фродо — совсем не Бильбо. Хотя поначалу чем-то схож. Фродо сломается под тяжким и ужасным бременем, и к финалу разница станет явной. Ни один хоббит не вернется прежним. Увы. Впрочем, приглядитесь к Сэмуайзу Гэмуайчи (или Гэмджи). Средиземье на старом английском — это «ойкумена», мир людей. Былой и нынешний. Замкнутый и беспощадный. Это очень важно. Мир Третьей эпохи медленно но верно превращается в наш исторический мир, и здесь мы видим его зенит. Отправься в дни Фродо любой человек (или хоббит) по морю на запад, он, как и сейчас, в конце концов, вернулся бы к началу. Ушло время «мифов», когда Валинор (или Валимар), Земля Валар (скажем, богов), или эльдарский (эльфийский) остров бессмертных Эрессэа; или Великий Западной остров (Нуменор-Атлантида) действительно стояли на Окраинном Западе. После низвержения и гибели Нуменора они исчезли из «физического» мира, стали недосягаемы. Лишь эльдар (или Высокие эльфы) могли достичь земель, неподвластных времени и смерти, но не вернуться оттуда. Большое спасибо, что не забыли и подбодрили письмом старого профессора. Я понимаю, 21 шиллинг – тяжкая цена, но и вы учтите все затраты. Пока они не окупятся, я не только ничего не получу (это лишь полбеды), но и ничего не издам. Так что будьте еще любезны, пусть ваши друзья клянчат, занимают или тащат гинею, а не книжку! Особенно много стоили иллюстрации, я даже сам их делал, дабы сэкономить. И, увы, переоценил себя. Из трех моих рисунков, по одному на каждую часть, уцелела лишь суперобложка. В части 1 были красные и золотые буквы на черном фоне и три кольца: Нарья (красное), Вилья (синее) и Ненья (белое)…. /Сохранились оба эскиза Толкиена к «Содружеству Кольца». В том, о котором шла речь: Кольцо Всевластия, вокруг надпись огненными буквами и сверху Красное Кольцо (Нарья) – такие же, как и во втором принятом варианте; этот рисунок, в увеличенном виде, украшает обложки всех трехтомников «Аллен энд Анвин»; но ниже слева и справа изображены Белое Кольцо (Ненья) и Синее Кольцо (Вилья) камнями к центру, к Кольцу Всевластия./ Но обложку упростили; убрали очаровательные (по-моему) факсимиле трех обгорелых страниц «Книги Мазарбул» – и всего ради 21 шиллинга!

Другие окололитературные темы > Павел Поляков. Жизнь и творчество > к сообщению

Отправлено 26 февраля 2020 г. 17:32 ПОЧЕМУ Я СТАЛ ФАНТАСТОМ... [Ответы на анкету] ИНТЕРВЬЮ ФЭНДОМА Иностранная литература. — 1967. — 1 — С. 250-263. Пер. в эл. вид В. Кузьмин, 2001 "Почему Вы избрали в своем творчестве жанр научной фантастики?" — с таким вопросом редакция обратилась к писателям-фантастам разных стран. Полученные ответы публикуются ниже. А. СТРУГАЦКИЙ, Б. СТРУГАЦКИЙ (СССР) По-видимому, каждый литератор старается передать читателям свои мысли и чувства по поводу интересующей его проблемы так, чтобы читатели не только восприняли эти проблемы, как важные и насущные, но и заразились бы интересом автора. По нашему мнению, каждое конкретное произведение литературы и искусства непременно имеет две стороны: рациональную и эмоциональную. Потребитель духовной пищи (читатель, зритель, слушатель) должен воспринять обе стороны, иначе нельзя сказать, что автор выполнил свою задачу. Фантастика, если рассматривать лучшие ее образцы, обладает особой способностью заставить читателя и думать, и чувствовать. Как литература рациональная, фантастика успешно вводит думающего читателя в круг самых общих, самых современных, самых глубоких проблем, сплошь и рядом таких, которые выпадают из поля зрения иных видов художественной литературы: место человека во вселенной, сущность и возможности разума, социальные и биологические перспективы человечества и так далее. В наше время задача литературы, как нам кажется, состоит не только в исследовании типичного человека в типичной обстановке. Литература должна пытаться исследовать типичные общества, то есть практически — рассматривать все многообразие связей между людьми, коллективами и созданной ими второй природой. Современный мир настолько сложен, связей так много и они так запутаны, что эту свою задачу литература может решать только путем неких социологических обобщений, построением социологических моделей, по необходимости упрощенных, но сохраняющих характернейшие тенденции и закономерности. Разумеется, важнейшими элементами этих моделей продолжают оставаться типичные люди, но действующие в обстоятельствах, типизированных не по линии конкретностей, а по линии тенденций. (Так, в "Машине времени" Уэллс типизирует современный ему капиталистический мир не по линии конкретностей, как это делали Золя, Горький, Драйзер, но по линии присущих тому времени главных тенденций капитализма.) Как литература эмоциональная, фантастика обладает свойством с максимальной силой воздействовать на воображение читателя. Прием введения фантастического элемента, даже если фантастическое произведение трактует классическую литературную проблему, обостряет и концентрирует эмоции автора, а значит, и читателя. Фантастический элемент служит неким катализатором, в присутствии которого реакция читателя на читаемое протекает особенно бурно. (Так, в романе "Человек-невидимка" Уэллс концентрирует ненависть и презрение к буржуазному мещанству с такой силой, как ему, на наш взгляд, никогда не удавалось больше в его антимещанских реалистических произведениях.) Глубина и широта мысли, обостренная эмоциональность — эти свойства фантастики, будучи осознаны, привлекали крупнейших писателей на протяжении всей истории литературы. Эти же свойства в меру своих сил и способностей стараемся использовать в своем творчестве и мы. ГЕННАДИЙ ГОР (СССР) Почему я избрал жанр научной фантастики? Вопрос этот не так прост, как кажется, и я надеюсь, что читатель не будет сетовать на меня за то, что я ищу ответ не столько в своей внутренней биографии, сколько в истории и специфике этого малоизученного жанра, а также в истории современного романа. Современный писатель ясно себе представляет, что человек — существо не только бытовое и не только эмоционально-психологическое. Раскрывая человеческую сущность художественными средствами, нельзя забывать о том, что человек — прежде всего существо социально-этическое, но кроме того, и космическое тоже. Этот космический аспект, это новое в понимании человека со всей остротой почувствовал научный фантаст Герберт Уэллс, а еще раньше Федор Достоевский. В разговоре Ивана Карамазова с чертом, в подтексте этой многослойной, играющей множеством смысловых нюансов художественной симфонии великий писатель обыграл и космическую тему, словно предвидя и релятивистскую физику, и квантовую механику, и крайнюю парадоксальность современного нам научно-технического мышления. Через призму философии современного естествознания нередко смотрел на человека и Томас Манн, в густой и насыщенной жизнью ткани романа как бы открывая дверь то в бездонный мир эволюционирующей вселенной, то в тайны микрокосма, то в загадку антропогенеза. Даже далекий от позитивной науки Джойс почти в каждой фразе "Улисса" поворачивает мир и предмет так, чтобы рассмотреть все его грани и оттенки со странной для художника пристальностью морфолога. Наука незаметно для литературоведов и даже для самих писателей вошла в "тайное тайных" литературного процесса, обновив и освежив традиционный взгляд на мир и на человека. Научная фантастика в своих лучших, наиболее интеллектуальных проявлениях возникла из насущной потребности художественно осознать то новое, что принесла наука в современный мир, а также из неотложного стремления уничтожить разрыв между человеком, как существом эмоциональным и психологическим, и миром, космосом, вселенной. С этим новым художественным взглядом на человека и его задачи и возникла современная фантастика. Но для этого ей пришлось преодолеть одно препятствие, одну трудность, с которой далеко не все фантасты умеют справиться. Логика научного знания резко отличается от гибкой, похожей на саму жизнь, логики искусства. Жертвой непонимания специфики художественной логики нередко становятся те научные фантасты, которые смотрят на новый жанр как на своего рода гибрид, механическую смесь беллетристики и науки. Этот наивный, а иногда и примитивный научно-популярный оттенок, очень сильно дающий о себе знать в произведениях некоторых научных фантастов, своим отрицанием логики художественного мастерства нередко отпугивал от нового жанра требовательного читателя и делал фантастику чтением главным образом невзыскательных подростков. И только в наше время (в пятидесятых-шестидесятых годах) в фантастике произошла революция, значительно изменив специфику и характер жанра. Продолжая высокохудожественные и подлинно интеллектуальные традиции Уэллса, появились такие замечательные писатели, как Брэдбери, Стругацкие, Ефремов, Лем и другие, которые поняли, что научная фантастика — это прежде всего искусство, и создали истинно художественные и подлинно оригинальные романы, повести и рассказы. Если не считать Уэллса, великого открывателя, только за последние годы появилась принципиально новая фантастика, идущая не в обозе художественной прозы как это было недавно, а рядом с ней, нередко и впереди ее, ставя перед собой новую задачу — осознать человека как потенциального хозяина мира, как завершение эволюции природы, не как случайный момент в истории вселенной, а как нечто необходимое и значительное. Умный и сложный оптимизм научной фантастики, ее духовное созвучие внутреннему миру современного человека и создает ее литературно-художественное и морально-интеллектуальное обаяние. Ответил ли я на вопрос, почему я стал фантастом? Мне кажется, ответил. Но чтобы мой ответ выглядел убедительным, мне необходимо хотя бы коротко коснуться одной темы, которой я уделял много внимания в своем творчестве. Человек XVIII и XIX веков был во всех отношениях земным человеком. Его внутренний пафос, его самоуважение в значительной мере держались и на увлекательной логике географического освоения земного пространства. Любимой наукой юношества была география и этнология. И если в XVIII веке романтически настроенный человек мечтал о диалоге с загадочным жителем неисследованного материка, то сейчас кажется возможным диалог земного разума с инопланетным. Осознание этой проблемы, проблемы контакта разнопланетных цивилизаций, создает у писателя и читателя новое, свежее и своеобразное видение мира. Мир предстает другим, необычным, как бы одухотворяются и оживают безмерные пространства. Возникает вопрос — так ли уж важно, что наступит этот контакт инопланетных цивилизаций, ведь человечество прожило несколько сот тысяч лет в "одиночестве", не чувствуя его? Да, раньше эти проблемы мало беспокоили людей, а сейчас беспокоят многих. Почему? Да потому, что человек осознал себя как прозревшую и заговорившую эволюцию вселенной. Мечта о космических контактах связана с желанием ускорить исторический и научный процесс, показать нечто принципиально отличающееся от земного, увидеть иные логические и гносеологические закономерности. Эта мечта современного человека находит свою гипотетическую реализацию в научно-фантастическом романе. Читатель полюбил научную фантастику, осознав ее как выражение новой романтики, романтики освоения космоса и самого духа парадоксального мышления современной науки. Но между литературоведением и фантастикой почти нет никакого контакта. Научная фантастика находится в отнюдь не равном положении с обычной бытовой и психологической прозой. Бунину или Куприну никто не ставил в вину, что рядом с ними существовали и работали Потапенко или Боборыкин. А писателям уровня Лема и Брэдбери приходится иногда отвечать за существование ремесленной продукции иных своих невзыскательных коллег. Причина этого сложная. Существующей столетия беллетристике охотно прощают банальность и стереотипность, к новому жанру относятся строже. От научно-фантастического романа ждут, чего уже не ждут от романа традиционно-бытового, — раскрытия нового в человеке, связанного с тем, что несет в себе освоение будущего. Научная фантастика — это передний край современного художественного мышления. И писателю, естественно, хочется быть на переднем крае.

Страницы: 12345 ... 10111213141516 ... 1819202122