13. Пропущенный материал – это небольшая статья Леха Енчмыка/Lech Jęczmyk,
которая называется:
БОГ В НАУЧНОЙ ФАНТАСТИКЕ
(Bóg w science fiction)
Сейчас все чаще говорят о том, что мы живем в эпоху великого культурного и цивилизационного перелома, смены парадигмы, то есть смены системы ценностей и стиля мышления. Поскольку лучшего термина нет, давайте вслед за российским философом Николаем Бердяевым назовем эту новую эпоху, которая уже началась, «Новым средневековьем». Бердяев писал (в 1923 году!): «По всем признакам мы выступили из дневной исторической эпохи и вступили в эпоху ночную. Это чувствуют наиболее чуткие люди… Плохо ли это, мрачно ли это, пессимистично ли это? Самая постановка такого рода вопросов совершенно неверна, глубоко антиисторична, слишком рационалистична. Падают ложные покровы, и обнажается добро и зло. Ночь не менее хороша, чем день, не менее божественна, в ночи ярко светят звезды, в ночи бывают откровения, которых не знает день».
И в другом месте: «Новым средневековьем я называю ритмическую смену эпох, переход от рационализма новой истории к иррационализму или сверхнационализму средневекового типа. Пусть просветителям новой истории это представляется мракобесием. Меня это мало беспокоит. Я думаю, что сами эти просветители -- люди в высшей степени "отсталые", что образ мыслей их совершенно "реакционный" и целиком принадлежит отживающей эпохе».
Литература НФ, о которой говорят, что она особенным образом контактирует с коллективным подсознательным, должна отражать это изменение в мышлении. И она отражает его в изменении отношения к жанру фэнтези (от неприятия к акцептации), к мистической и религиозной тематике, к теме Бога.
Разумеется, романтико-позитивистская оппозиция проявилась в НФ с самого ее начала, но примерно до семидесятых годов нашего века можно говорить о доминировании научной точки зрения, то есть такой, в которой наука становится новым идолом, а вера в науку вытесняет веру в Бога. Крайнее выражение такой позиции можно найти в «Вечерней молитве/Evensong»Лестера дель Рея/Lester del Rey (1967, ант. «Dangerous Vision»; 1982, “Fantastyka”, № 1) c ее образом затравленного, прячущегося от человека Бога.
А вот ответ другого писателя, выражающий более современное, а стало быть, более «средневековое» отношение к Богу (Йен Уотсон/Ian Watson, рассказ “Insight” -- 1980, ”Destinies”, Febr.-March):
«-- В мои времена многие люди веровали в Бога. А что сейчас?
-- Вселенная не открывает нам себя полностью, поэтому всегда должна существовать вера в нечто за известным или познаваемым миром. На каждом этапе должно оставаться нечто вне всякого возможного познания, нечто такое, что можно назвать “Богом”.
-- То есть это будет все уменьшающийся Бог! Чем больше мы познаем, тем меньше останется для него.
-- Напротив. Это будет увеличивающийся Бог. Ибо каждый новый этап познания открывает новые тайны. (…) Будущее, как Бог… нечто иное, что нужно принимать на веру. Теперь твое знание это маленькая комната с окном, выходящим в другое, побольше, помещение, а дальше… кто знает?»
Такой взгляд разделяет и молодая американская писательница Нэнси Кресс/Nancy Kress (рассказ “Trynity” – 1984, ”Isaac Asimov’s SF Magazine, Okt.):
«-- Что такое с вами, с такими, как ты, людьми, что человеческого мира вам недостаточно?
-- А что с такими, как ты, которым его хватает?»
Можно счесть, что одним из результатов этого Нового средневековья является прочное включение теологии в число тех наук, из которых научная фантастика черпает свои идеи и помыслы. Иногда это происходит в завуалированной форме, как, например, в повести Аркадия и Бориса Стругацких«Волны гасят ветер» (1986), в которой выслеживание действий таинственных Странников подобно выслеживанию деяний Бога в мире. «Человечество будет разделено на две неравные части по неизвестному нам параметру, причем меньшая часть форсированно и навсегда обгонит большую, и свершится это волею и искусством сверхцивилизации, решительно человечеству чуждой».
Сравним это с Евангелием (Матфей, 24-40,41):
«Тогда будут двое на поле: один берется, а другой оставляется;
Две мелющие в жерновах: одна берется, а другая оставляется».
Или далее (Матфей, 25-32):
«…отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов».
Стругацкие отказываются от аллюзий и очертя голову бросаются в религиозную тематику, сочиняя роман о повторном пришествии Христа. Впрочем, это достаточно популярная тема, весьма даже своевременная в апокалиптической эпохе конца тысячелетия (у нас – Рафал Земкевич/Rafal A. Ziemkiewicz, Марек Орамус/Marek Oramus, Адам Висьневский-Снерг/Adam Wiśniewski-Snerg и другие).
Сочетание теологии с литературой может принести весьма разные результаты, тем более что творцы НФ блистают в этой области скорее отвагой, чем знаниями. И хорошо, если писатель не изобретает колеса, а черпает идеи из сокровищницы прошлого.
К.С. Льюис/C.S.Lewis в своей трилогии (1938 – 1954) реализует средневековую идею о том, что у каждого мира есть собственный Мессия.
В романе Виктора Комана/Victor Koman «The Jehovah Contract» (1987) калифорнийский гангстер принимает заказ на убийство Бога у колдуний-феминисток, которые считают источником всякого зла то, что Бог – не самка (хотят заменить Его Богиней).
В романе Дина Кунца/Dean R. Koontz «The Haunted Earth» (1973) печатается интервью, взятое у Господа Бога.
Приведение примеров можно продолжить, система Бог-человек-мир предоставляет возможность создания великого множества увлекательных моделей – умещающихся в рамках католической ортодоксии, явно еретических или опирающихся на другие религии. Выдумать новую модель вряд ли удастся, потому что люди ломают над этим головы с тех пор, как начали мыслить.
Остановимся для примера на одной лишь проблеме – поисках Бога. Наиболее плодотворно занимается такими поисками Филип Дик/Philip K. Dick в последних своих романах, которые называют иногда трилогией «Valis» (1981 – 1982).
Дик, неплохо начитанный в раннехристианской литературе, друживший с почти столь же безумным, как он, архиепископом Пиком (погиб от истощения в израильской пустыне, разыскивая ему лишь известные следы Бога), сотворил метафору Бога-зебры, маскирующегося в мире и дающего себя увидеть лишь избранным адептам в проблеске теофании – явления в облике чего-то совершенно нежданного (например, лежащей на улице банки из-под кока-колы).
Проблемы неуловимости Бога с помощью инструментов разума касается также американец Джон Апдайк в романе «Roger’s Version» (1986).
(Интересно, что когда писатели-нефантасты, такие как Пинчон, Апдайк или Тендряков, берутся за метафизические темы, их заносит в научную фантастику. Наверное она предоставляет им наилучшие возможности развернуться в этой области). Апдайк показывает молодого ученого, который хочет с помощью компьютеров доказать существование Бога. Вот что говорит ему старший коллега, преподаватель теологии:
«Должен сказать, что я весь этот замысел считаю эстетически и этически отталкивающим. Эстетически – потому что он подразумевает Бога, который позволяет поймать себя в ловушку, этически – потому что он вытесняет из религии веру, отбирает у нас свободу выбора между верой и сомнением».
Весьма похожий замысел реализовал русский писатель Владимир Тендряков в повести «Покушение на миражи». В ней молодой ученый пытается проследить с помощью компьютера такие версии истории, в которых Христос не рождался, а компьютер упорно вставляет в них Христа, не принимая во внимание ничего иного.
Интересным высказыванием на тему попытки поимки Бога в ловушку техники и логики является также опубликованный у нас в журнале рассказ Гарри Килуорта/Garry Kilworth «Белый шум/White Noise» (1989, ант. «Zenith: The Best in New British Science Fiction»; 1990, ”Nowa Fantastyka”, № 3).
Как это ни парадоксально, Божьим знамением оказывается Его вмешательство для защиты Cвоей неуловимости. Опять же знамением, а не доказательством существования. Это так, как если бы человек, бродя по лабиринту, наткнулся бы на табличку «Сюда хода нет». А ведь научная фантастика десятилетиями приучала нас к мысли о том, что нас ожидают совершенно новые проблемы, требующие совершенно новых решений. Только в фантастике разрешалось на вопрос: «Налево, направо или прямо?» дать ответ: «Вверх».
Метафизическая (а то и вовсе теологическая) тематика может стать таким ответом для современной научной фантастики, которая обнаруживает признаки истощения, все чаще бредет по своим же следам и ищет путь в XXI век.
5. В рубрике «Из польской фантастики» печатается рассказ Марека Понкциньского/Marek Pąkcińskogo «Melodia śmierci/Мелодия смерти». Иллюстрации КШИШТОФА ГАВРОНКЕВИЧА/Krzysztof Gawronkiewicz. Это фэнтези, часть действия которого происходит в средневековой России.
И это уже четвертая публикация М. Понкциньского в нашем журнале (предыдущие см. №№ 5/1986, 12/1987, 9/1989). Позже рассказ нигде не перепечатывался. Биобиблиографии Понкциньского на сайте ФАНТЛАБа нет, но среди материалов обсуждения первого из указанных номеров в этом блоге можно найти и биобиблиографический очерк о писателе. Рассказ «Melodia śmierci» на русский язык не переводился. Его карточки в базе ФАНТЛАБа нет.
6. В замечательном «Словаре польских авторов фантастики»Анджея Невядовского размещены персоналии Марцина Вольского/Wolski Marcin (род. 1947) – историка, журналиста, литератора, сатирика; Людвики Возницкой/Woźnicka Ludwika (1924 – 1983) – психолога, прозаика и Анджея Вуйцика/Wójcik Andrzej (род. 1952) – филолога, журналиста, писателя и критика НФ. Здесь же, в подрубрике «Пожелтевшие страницы» напечатан отрывок из романа Марцина Вольского «Агент Низа» (Marcin Wolski “Agent Dolu”. Wydawnictwo Literackie, Kraków, 1988).
7. В рубрике «Рецензии» Збигнев Дворак/T. Zbigniew Dworak знакомит читателей журнала с книгой русского писателя Евгения Замятина «Мы» (Eugeniusz Zamiatin “My”. Tłum. Adam Pomorski. Wydawnictwa “Alfa”, Warszawa, 1989), которую он считает первой современной антиутопией, вдохновившей на написание произведений подобной направленности как Джорджа Оруэлла с Олдосом Хаксли, так и Мечислава Смолярского;
некто Predator бросает хмурый взгляд на роман чешского писателя Иржи Марека «И настал век блаженный…» (Jiri Marek “I nastał wiek błogi…” Tłum. Andrzej Babuchowski. Seria “SF”, № 4. Wydawnictwo “Śląsk”, Katowice, 1989); “это праведный протест против дегуманизации и автоматизации, а также против тоталитаризма и фальсификации состояния общественных отношений. Вероятно, эта книга возникла как результат несогласия с чехословацким режимом 1967 года и, после короткой весны, с режимом последующих лет, но она такая растянутая, такая скучная, такая бесстрастная, что приходится крепко стискивать зубы, чтобы прочитать ее до конца. И per saldo усилие того не стоит...”;
и он же, Predator, с энтузиазмом приветствует издание в той же серии романа английского писателя Джеймса Хилтона “Затерянный горизонт” (James Hilton “Zagubiony horyzont”. Tłum. Witold Chwalewik. Seria “SF”, № 2. Wydawnictwo “Śląsk”, Katowice, 1989); помимо прочего это “роман о том, как при очень странных обстоятельствах можно найти свое предназначение. Можно с предназначением не соглашаться, можно оказывать ему сопротивление, но исход определен заранее: ты либо принимаешь его, либо погибаешь. И автор, похоже, убежден в том, что истинная мудрость заключается в распознании своего предназначения и отказе от попыток избежать его… Роман – мощная позиция новой издательской серии НФ. Хотя ему уже более полувека, он сохранил свежесть и актуальность – но в монастыре Шангри-Ла время течет намного медленнее… И лишь одно вызывает недоумение – почему этой книге назначили тираж 30 тысяч экземпляров, а не 50 тысяч, как книге Марека…”
8. В рубрике «Наука и НФ» размещена статья Марека Орамуса/Marek Oramus «Wszechświat jako computer/Вселенная как компьютер», посвященная рассмотрению идей американского компьютерщика-миллионера Франка Капры/Frank Capra, главная из которых вынесена в название публикации.
9. В рубрике «Читатели и “Fantastyka”» приводится подготовленная Кшиштофом Шольгиней/Krzysztof Szolginia подборка выдержек из писем читателей с оценкой опубликованных в журнале в 1989 году материалов по теме «Графика». Здесь же редакция предлагает читателям принять участие в новом опросе – относительно качества материалов, опубликованных на страницах журнала в 1990 году. И объявляет новый литературный конкурс на НФ-рассказ.
10. В этом номере публикуется также шестой фрагмент комикса «Amazonka Anyhia» -- итальянского сценариста и художника РОБЕРТО БОНАДИМАНИ/Roberto Bonadimani.
11. В кинорубрике напечатана рецензия Дороты Малиновской/Dorota Malinowska на фильм режиссера Пола Верховена «Total Recall» (США, 1990).
12. И, разумеется, указано содержание журналов за 1990 год: пяти тетрадей журнала «Fantastyka» (один из номеров был двойным) и шести тетрадей журнала «Nowa Fantastyka».
1. В рубрикe «Читатели и “Фантастыка”» -- 93-я «посадка» (Lądowanie XCIII). Читатели оценивают журнал, советуют, как его улучшить. Здесь же размещен некролог умершего 20 сентября 1990 года писателя Стефана Вейнфельда/Stefan Weinfeld (1920 – 1990).
2. Рассказ чешского писателя Ондржея Неффа/Ondřej Neff, который в оригинале называется «Bludišté» (1987, ”Sedmička pionýru”, 24; 1990, ант. «Loty zakázanou rychlosti»; 1997, 2015, авт. сб. «Buh S.R.O.»), перевела на польский язык под адекватным названием «Labirynt/Лабиринт» ИОАННА ЧАПЛИНЬСКАЯ/Ioanna Czaplińska. Иллюстрации МАРЦИНА ХОЛЯЩИНЬСКОГО/Marcin Cholaszczyński. Космические мусорщики натыкаются на некий артефакт, в который легко войти, но из которого очень трудно выйти. Особенно когда они обнаруживают, что бродят по этому лабиринту не в одиночку…
Постоянные читатели журнала уже встречались с другими рассказами этого замечательного писателя (см. № 5/1986, 12/1988, 10/1989). Среди материалов обзора первого из указанных номеров в настоящем блоге (ну или по тэгу "Ондржей Нефф") можно отыскать и достаточно обширную информацию об О. Неффе, поскольку в базе ФАНТЛАБА его биобиблиографии все еще нет. На русский язык указанный рассказ не переводился. Его карточки в базе ФАНТЛАБа нет.
3. Рассказ американского писателя Рея Олдриджа/Ray Aldridge, который называется в оригинале «The Flash Tinker And The Loneliest Man» (1987, “Amazing Stories”, July), перевела на польский язык под адекватным названием «Druciarz Ciał i najsamotniejszy człowiek na świecie/Телодел и самый одинокий на свете человек» АГНЕШКА СЫЛЬВАНОВИЧ/Agnieszka Sylwanowicz. Рисунки СЛАВОМИРА РОГОВСКОГО/Sławomir Rogowski.
Читатели «Фантастыки» уже встречали другой рассказ писателя на страницах журнала (см. № 7/1990). На русский язык ни тот, ни этот рассказ не переводился.
Карточка не переведенного рассказа находится тут Почитать о писателе можно здесь
4. Роман американского писателя Дэвида Брина/David Brin, который называется в оригинале «The Practice Effect» (1984), перевел на польский язык под названием «Stare jest piękne/Старое -- прекрасно» БАРТОЛОМЕЙ КОВАЛЬСКИЙ/Bartolomiej Kowalski. Иллюстрации ПЕТРА ПУЦЕКА/Piotr Pucek. В номере публикуется пятый (завершающий) фрагмент романа.
Роман переводился на немецкий и итальянский языки. На русский язык его перевели под названием «Дело практики» в 1998 году В. ГОЛЬДИЧ и И. ОГАНЕСОВА. Почитать о писателе можно здесь Карточка романа находится тут
Декабрьский номер 1990 года (6-й «Новой Фантастыки» и 99-й, если считать ab ovo) делает почти та же, что и в предыдущем номере, команда (почти – потому что в списке отсутствует Анджей Невядовский). Постоянными сотрудниками указаны Мацей Иловецкий, Аркадиуш Наконечник, Анджей Невядовский, а также Karburator, Negocjator и Predator. Тираж – 120 тысяч экземпляров. В оформлении передней обложки использована картина художника ДЖИМА БЕРНСА/Jim Burns, уже гостившего ранее в «Галерее». (Насколько я понял, в порядке эксперимента в этом номере «Галерея» была представлена вкладкой с репродукцией картины БЕРНСА большого размера (постером, плакатом) и, соответственно, на другой стороне -- четырьмя репродукциями его же картин размерами поменьше. До меня журнал добрался уже без вкладки – чего, впрочем, и следовало ожидать. W.) Задняя обложка представляет собой обложку романа Дэвида Брина, публикация которого завершается в этом номере. В оформлении обложки использована работа ПЕТРА ПУЦЕКА/Piotr Pucek.
Содержание номера следующее.
Czytelnicy i “Fantastyka”
Lądowanie XCIII 2
Opowiadania i nowele
Ondřej Neff Labirynt 3
Ray Aldridge Druciarz Ciał i naisamotniejszy człowiek na świecie 14
В журнале затеяли благое дело – обзор польских издательских серий. И первая из статей, которую написал Марек Орамус/Marek Oramus,
посвящена серии отечественной фантастики, выпускавшейся издательством "Wydawnictwo Literackie" и носившей название:
«FANTASTYKA POLSKA»
Появление в скудном для фантастики 1986 году новой издательской серии научной фантастики было довольно-таки удивительным событием. В стране длился застой почти во всех отраслях, слово «кризис» успело уже войти в народный словарь и надежно там закрепиться. Развитие политических событий и состояние экономики, казалось, лишало всякой надежды на лучшее будущее. На рынке фантастики этот маразм отражался в том, что издательства печатали в лучшем случае несколько книг в год, даже не пытаясь расширять свой репертуар ни тематически, ни количественно. В статье «Торможение» (“Almanach Literacki”, № 4, “Iskry”) я писал о несбывшихся надеждах на бум этой литературы в Польше, который, казалось бы, уже начинался в 1982-1983 годах. Последней важной инициативой этого рода было основание двух серий издательств «Alfa»: “Dawne Fantazje Naukowe” в 1983 году и “Biblioteka Fantastyki” двумя годами позже.
В этой ситуации первые книги новой серии, выпускаемой заслуженным как для фантастики, так и вообще литературы издательством были встречены с интересом, тем большим, что до конца 1986 года успели выйти их печати целых четыре книги: “Adam, jeden z nas/Адам, один из нас” и “Homo divisus”Конрада Фиалковского/Konrad Fialkowski, “Zlote Brighton/Золотой Брайтон”Яцека Натансона/Jacek Natanson и “Raport z planety Sol-3/Рапорт с планеты Сол-3”Ежи Есëновского/Jerzy Jesionowski. Репутация краковского издательства, уже многие годы радовавшего читателей изданиями и переизданиями произведений Станислава Лема, казалась достаточной гарантией высокого качества. Обозначенный в названии серии профиль также казался вполне отвечавшим потребностям, формулировавшимся тогда как авторами, так и читателями. Ибо ни одна из предыдущих серий не манифестировала столь открыто свой интерес к отечественной продукции НФ. Можно допустить, что “Wydawnictwo Literackie” рассчитывало не только на относительное обилие отечественных предложений, но прежде всего на стимулирующий характер предприятия. Замысел казался рискованным, но тем более интригующим.
К настоящему времени в серии «Fantastyka Polska» издано 9 книг. С окончанием 1986 года издательские темпы значительно снизились: следующие два года принесли лишь по две позиции, 1989 год – и вовсе одну. В 1990 году пока еще не издано в серии ни одной книги. Тиражи поначалу были довольно высокими – по 40 и 50 тысяч экземпляров. (За исключением вышеупомянутой книги Натансона – 30 тысяч экземпляров, и “Gar’Ingawi, wyspa szczęsliwa/Гарингави, счастливый остров”Анны Борковской/Anna Borkowska – 20 тысяч экземпляров). Книги издаются в одинаковом формате 12,5 х 19, 5 см и с одинаковым графическим оформлением – на передних обложках вверху на расположенных наискосок черных или цветных полосах печатаются имя и фамилия автора и название книги, оставшаяся часть поверхности обложки (обычно голубого цвета) занимает графика, чаще всего незамысловатая, но приемлемая. Лучшие обложки безусловно имели открывавшая серию книга Фиалковского (эта иллюстрация стала графическим знаком серии) и “Gar’Ingawi”Борковской.
На задней обложке каждого тома издательство размещало обширную информацию о книге и ее авторе, что не является у нас общепринятой практикой. Первым редактором серии был Марек Халява/Marek Halawa, в настоящее время эту функцию выполняет Лидия Тимофейчик/Lidia Timofejczyk.
Основу серии составили романы, лишь книга Адама Холлянека/Adam Hollanek «Skasowac drugie ja/Стереть второе “я”» -- сборник из повести и нескольких рассказов, да «Trzecia brama/Третьи врата» -- антология, составленная из рассказов 14 авторов. Кроме «Homo divisus» и частично тома Холлянека, все тексты новые.
Знаменательно то, что в серии не вышло ни одной книги Станислава Лема (хотя могло бы выйти, например, «Фиаско/Fiasko»), из чего следует, что Лем не желает видеть свои книги в каких бы то ни было сериях, подозреваемых в связях с научной фантастикой. Это требование, впрочем, отвечает давно уже установившемуся разделению отечественной фантастики на Лема и всю остальную Польшу, и если принять это во внимание, никаких претензий издательству выставлять не следует.
Разделавшись с описанием внешнего вида серии, можно перейти к самому важному: ее содержанию. К сожалению, в отношении уровня публикуемых произведений «Fantastyka Polska» весьма неоднородна. Кроме более или менее удачных книг (“Adam, jeden z nas/Адам, один из нас”Конрада Фиалковского/Konrad Fialkowski, “Zlote Brighton/Золотой Брайтон”Яцека Натансона/Jacek Natanson, “Agent Dolu/Агент Низа”Марцина Вольского/Marcin Wolski) в ней есть и такие безобразия, как “Raport z planety Sol-3/Рапорт с планеты Сол-3”Ежи Есëновского/Jerzy Jesionowski и еще более жуткая диковина «Marsjnie są wśród nas/Среди нас есть марсиане»Эдварда Векеры/Edward Wiekiera.
Интерес к издательской серии WL был тем большим, что серию открывал новый роман Конрада Фиалковского. У этого, пожалуй, самого известного за границей (после Лема, разумеется) писателя было не так уж и много публикаций научной фантастики: один роман и два десятка рассказов. «Адам…» должен был не только удвоить количество романов Фиалковского, но и подтвердить его репутацию в стране, где читатели о нем почти совсем забыли. Так оно и случилось, поскольку Фиалковский обратился к библейским мотивам, что заранее гарантировало высокую оценку произведению независимо от того, как писатель сумеет ими распорядиться.
Фиалковский использовал типичный для научной фантастики сюжет о вмешательстве в земную историю иных существ, разумеется, превосходящих людей во всех отношениях. Эти существа обычно пребывают в блаженном покое. И что же заставляет их выходить из такого блаженного состояния в безвременье, которое является наивысшей формой созерцания? Желание оказать помощь жалким калекам и совершенным кретинам, каковыми они видят людей? С этим предположением еще можно согласиться, хотя вопрос, конечно, спорный: будет ли действовать в космосе доктрина Брежнева, неважно чем продиктованная: милосердием или амоком? Фиалковский, однако, уточняет, что это снисхождение богов к сирым обитателям мира сего производится ради ускорения их (обитателей) развития. Вот тут появляются уже серьезные сомнения, поскольку ускорение развития можно понимать по-разному, и можно под предлогом стремления к прогрессу совершать жуткие преступления. Фиалковский не сообщает, как трактуют эту категорию его самаритяне, но позволяет им творить все, что вздумается, полагая, что их мудрость гарантирует, что они не наделают ошибок.
Эта книжка, преисполненная столь наивных мыслей, уже тогда была анахроничной для польского читателя, имевшего за плечами опыт хотя бы того же военного положения. Фиалковский, похоже, не обращает на это внимания: его размышления кажутся столь же абстрактными, сколь и самодостаточными. Несмотря на то, что в начинаниях интервентов намечается кризис, автор не отказывает им в праве грубого вмешательства в жизнь другой расы. В итоге этот роман о событиях двухтысячелетней давности вульгаризирует библейские сюжеты, он холоден и «кибернетичен», хотя, конечно, его литературный уровень превышает тот, который принято считать средним уровнем научной фантастики.
Литературой совершенно иного плана оказался дебютный роман Яцека Натансона«Золотой Брайтон». Такой фантастики у нас еще не было. В романе «офантастичивается» современность, обычный город ХХ века. Его интерпретировали по-разному. По моему мнению, Натансон предложил необычайно интересное применение конвенции фэнтези. Cуть такого применения в создании магического пейзажа, в котором герой вынужден заниматься своими делами, стремясь к достижению каких-то своих, чаще всего не магических целей. Магия – фактор, без которого о фэнтези и речи быть не может, это обязательное и достаточное условие этой конвенции, все другое – не более чем мишура.
Действие так понимаемой фэнтези не обязательно должно разворачиваться в стране булатного меча, железного молота или стальных клещей для дробления костей; немного авторской изобретательности – и фэнтези можно направить в ХХI век, на космодром, в ракету и так далее.
Герой романа Натансона поехал в указанный в названии книги английский город, чтобы там, в расположенном в нем учебном лагере, усовершенствовать свои языковые знания и навыки. Приехав туда, он обнаружил, что в Брайтоне слова, жесты, поступки имеют как бы двойной смысл. Для непосвященного они ничего особенного не значат, однако, пользуясь определенным кодом, можно расшифровать их истинное значение. В городе ведется некая особая игра, некоторые места и люди в нем – дружественны, некоторые – враждебны. Роман вкусно читается, в нем есть немного международного товарищества (и невольных шуток над отдельными нациями), щепотка юмора, а для любителей – легкая, как теплый воскресный вечер, эротика. Лишь к одному можно, правда, прицепиться: автор, убедив уже читателей в том, что в Брайтоне действуют магические законы и что-то такое там происходит, ни формулировать эти законы, ни указывать цели игры никоим образом не желает. Знаю, но не скажу, а когда не сказать уже вроде бы как и нельзя, роман заканчивается. Это как если бы вам рассказывали длинный анекдот, а вы зевнули бы его соль, задремав ненароком или и вовсе отключившись после выпитой водки. Этот недостаток, впрочем, не столь уж и велик, чтобы помешать записать роман в плюс краковской издательской серии.
Туда же, в плюс, стоит записать и роман Марцина Вольского, главного редактора знаменитой радиопередачи «60 минут в час».
Преуспевающий 35-летний американец получает в наследство от родственника должность резидента Низа (то есть Преисподней) на Земле. Он должен реализовать тайный план Низа (отсюда и название “Агент Низа”), о чем и повествуется в большей части романа. Читатель, привыкший к отечественной жвачке, оказывается ослепленным фейерверком острот, языковых и ситуационных шуток, внезапных сюжетных поворотов – словом, всем тем, что составляет specialité de la maison Вольского.
Пример «Агента Низа» показывает, как улучшает фантастику внесение в нее хотя бы щепотки культуры, почерпнутой из другой области. В конце книги Верх пресекает выполнение тайного плана Низа, целью которого было светопреставление – не слишком оригинальная развязка сюжета, но на притягательности книги для читателей это никоим образом не сказывается.
По своему интересна антология «Третьи врата» -- сборник из пятнадцати рассказов молодых авторов, результативный для литературного конкурса журнала «Fantastyka» 1982 – 1983 годов.
Теперь уже несколько излишне экзальтированным кажется мне послесловие Мацея Паровского, в котором эти самые молодые авторы именуются «четвертым поколением» польской фантастики, что и тогда мне казалось поспешным, и сейчас кажется таковым (меланхолически замечу, что ни один из четырнадцати авторов не показал ничего выдающегося за семь лет, прошедшие с момента составления антологии). Однако сборник этих текстов можно счесть полезным не только как документ, но и как обзор творческих приемов, манер, эстетик, волнующих авторов проблем; напрягая зрение, можно увидеть в этих рассказах некие общие тенденции, солидарное мышление – тут Паровский, возможно, прав.
В свою очередь, «Гарингави, счастливый остров/Gar’Ingawi, wyspa szczęsliwa»Анны Борковской – это попытка написания сказочной фантастики, подобной фэнтези Урсулы Ле Гуин (в особенности ее «Земноморью»).
Писательница, как и ее великая предшественница, строит собственную Империю Полумира, где существует указанный в названии остров. И лишь одно следует заметить: книга толстая и из-за этого скучная и нудная до тошноты, мне не приходилось еще встречать человека, который прочитал бы ее до конца.
К сожалению, в серии не обошлось без срывов. В ней оказались два курьеза: “Raport z planety Sol-3/Рапорт с планеты Сол-3”Ежи Есëновского и “Marsjnie są wsród nas/Среди нас есть марсиане”Эдварда Векеры.
Роман Есëновского, бывшего первого секретаря Польского союза писателей, написан в виде рапорта, составленного членами исследовательской экспедиции, отправленной на Землю с планеты Логи (от “логики”?). Экспедиция прилетает на Землю и наблюдает на ней множество явлений, событий и вещей, резко отличающихся от тех, что они имеют у себя на Логи.
А на Логи все таково, каковым быть должно: понятий «народ», «государство», «религия» не существует, о Боге никто и слухом не слыхивал, песен там не поют, вина (как, впрочем, и других алкогольных напитков) не пьют, моды там нет, потому что от одежды не требуют ничего другого кроме функциональности, мяса не едят, говорят на одном-единственном языке и т.п. На Логи нет частной собственности на землю, как нет ее и вообще на что бы то ни было, нет деления на классы. Те, кому заведенные на Логи порядки не нравятся, подвергаются лечению в изоляторах, но не насильно, об этом и речи нет – исключительно добровольно, поскольку они сами осознают свою ущербность.
Короче говоря, Логи – это рай в понимании Есëновского; мне же это кажется больше похожим на помесь концлагеря и общества борцов за трезвость с сектой атеистов. Есëновский дает волю своим мечтаниям на тему правильного мироустройства. Насмехаясь над земными нонсенсами (а их и вправду хватает), он становится в позу того, кто лучше знает и кто ссылается на последнюю инстанцию, то есть тупо заученный рационализм. Это выходит на явь также при описании стран, посещаемых членами логианской экспедиции. Есëновский пользуется при этом сомнительными стереотипами, более чем выразительно обозначая свои симпатии: Америке достается критика, России – признание. Китай – это нечто чудное и непонятное. Польский народ «даже самими солотами (т.е. землянами. Прим. М.О.) считается странным». У французов в чести извращенные отношения между мужчинами и женщинами и порнография. Здесь у читателя зарождается смутная мысль: а ведь если бы кто-нибудь попытался издать подобное нагромождение бредней как произведение «нормальной» литературы, его бы, вероятно, вышвырнули из издательства, да еще, пожалуй, и избили бы палками. А под маркой НФ этот жуткий бред выдается за «метафорический образ Земли», который, разумеется, «побуждает читателя к глубоким размышлениям».
О деталях творения Векеры я лучше милосердно промолчу: прав был Рафал Земкевич, когда назвал его «литературоподобным изделием». Трудно понять, каким образом эта графомания просочилась сквозь фильтр ведущего некогда польского издательства. Позже, однако, в WL сообразили, что с Векерой что-то не так, и спихнули его в отпочковавшееся «Wydawnictwo Dolnosląskie», откуда книжка в конце концов и была направлена в печать, но ее графическое оформление отчетливо указывает на ее несомненную принадлежность к серии.
В целом «Fantastyka Polska» переживает кризис. Отечественный рынок писателей НФ, похоже, не в силах обслуживать столько издательских предприятий, сколько их мы наблюдаем сегодня. Неплохо стартовав, серия в последующие годы утратила разбег. При нарастающей конкуренции издательство позволило отобрать у себя ведущих авторов или не сделало ничего для того, чтобы их к себе привлечь. В результате серия пришла в упадок, который в какой-то мере отражает соответствующие трудности, переживаемые всем издательством «Wydawnictwo Literackie». Не видно концепции восстановления серии, которая начинает плестись по своим следам. Об этом свидетельствует очередная планируемая к изданию в серии книга: «Biohazard/Биориск»Конрада Фиалковского, то есть еще один сборник все тех же самых рассказов автора «Волокна Клапериуса». ( Книга вышла в 1991 году, замкнув, похоже, серию. W.)
Пани Лидия говорит, что в состав серии должны были войти хорошие в литературном отношении произведения хороших писателей. Предполагалось также, что в ней окажутся разнородные произведения, образующие как бы поперечное сечение польской фантастики, показывающие ее возможности, тенденции ее развития. Эти прекрасные планы нашли воплощение, пожалуй, лишь наполовину. Конечно, «Fantastyka Polska» разнородна (иногда даже чересчур), но не все ее авторы – хорошие писатели, да и с литературным уровнем разное случалось. Вопреки ожиданиям, она так и не превратилась в престижную серию, публикация книги в которой стала бы наградой для автора, а сегодня она и вовсе дальше от этого, чем когда бы то ни было. Политика затыкания дыр переизданиями с сомнительной привлекательностью свидетельствует, что издатель понятия не имеет о том, что с серией делать. Вы скажете, что качество книжной серии не может быть выше качества жанра, наполняющего ее своим продуктом. И разминетесь с правдой. Мне кажется, что польская фантастика чувствует себя в последнее время гораздо лучше, чем «Польская фантастика».
облако тэгов
